Подъезжая к станции Толпино, Людмила Яварчук позвонила Василисе и сообщила, что скоро будет.
- Я тебя жду, - отозвалась Василиса. Ее голос совсем не понравился Люсе, в голосе чувствовался подтекст: давай, давай, все уже готово, осталось дождаться жертву. Тебя!
- Как я тебя узнаю? - прохрипела от волнения "жертва", изменив привычке удивлять окружающих своим звонким голоском.
- Узнаешь, не переживай.
- И все же.
- У меня розовые волосы, ничего подобного я вокруг себя не наблюдаю, - хвастливо заявила Василиса.
- Девочка с розовыми волосами? - попыталась развеселиться Люська, но ей это не удалось - страх прокрался внутрь ее щуплого организма, справиться со страхом ей было так же сложно, как одолеть медведя - разные весовые категории.
- Но не Мальвина, - весело вторила ей Василиса.
Куда денется твое веселье вместе с жизнерадостностью, когда я сообщу тебе о гибели Вадика, - со злостью подумала Яварчук, преследуя свою корыстную цель - взять себя в руки, успокоиться, вернуть себе озабоченную беззаботность - в прошлом присутствовала беззаботность, в нынешнем состоянии, в несвойственном ей, она была озабочена расследованием преступления, и заодно себя убедить, что новость о гибели Вадима, действительно, будет для Василисы самой настоящей новостью со всеми вытекающими отсюда последствиями.
Увы, одним щелчком не справишься с поставленной задачей. У Люськи даже мелькнула трусливая мысль не покидать вагона электропоезда, проехать мимо, выйти на следующей станции, а потом вернуться домой. А что она скажет Ангелине Михайловне? Признается в своей несостоятельности? Еще недавно была самоуверенна, отказывалась от помощи. А что теперь? Выдохлась? Хватило только одного голоса Василисы, и тотчас решила сбежать как трусливый заяц от шелохнувшейся ветки ели?
Люська без труда уговорила себя выйти на станции Толпино. Оказавшись на платформе, принялась вертеть головой в поисках девушки с розовыми волосами, не Мальвины.
Действительно, среди немногочисленного люда, потенциальных пассажиров и встречающих, была всего одна девочка с розовыми волосами до плеч, легкими как пух. Низкорослая, с тяжелым задом и короткими ножками, круглолицая, с широко поставленными смешливыми глазами.
Василиса подлетела к Люсе и звонко чмокнула ее в щеку как старую знакомую, с которой давно не виделась. Люська слегка опешила, но промолчала и изобразила некое подобие улыбки - дескать, тоже рада, пусть ни безмерно.
Люська невольно сравнила себя с Василисой. Сравнение вышло ни в пользу последней: Люся была гораздо привлекательнее. Интересно, что нашел в этой мордастой приземистой девице Вадик Пушкин?! Не поймешь этих парней!
- Привет! - после поцелуя радостно приветствовала Людмилу Василиса. Та взирала на нее с опаской, как будто ждала очередной выходки, необязательно располагающей к дальнейшему общению.
- Я Василиса, - пояснила девушка и взлохматила свой розовый пух на голове. Люся невольно сравнила ее с розовым фламинго, из-за цвета. На этом сравнения закончились.
- Людмила Фредушинская, - назвала себя Люся с легким высокомерием в голосе. Еще в электропоезде она решила, что назовется фамилией своей прабабки.
- Василиса Чернавка, - заулыбалась новая знакомая и пояснила для особо бестолковых, - Чернавка - это моя фамилия, а не прозвище.
- Необычная фамилия, - выдавила из себя Люся.
- Я не комплексую, - с легкостью призналась новая знакомая и с восхищением добавила, - как же хорошо, что ты приехала!
Люська вконец запуталась - не могла примерить на себя ее восхищение: она не приходится Василисе близкой родственницей, которую удалось отыскать благодаря одной известной телепередаче. Но на всякий случай согласилась - хорошо!
- Представляешь, я тут со скуки погибаю, - призналась Василиса.
- Представляю, - выказала свою "эрудиция и простоту общения" Яварчук. Не сказать, что страх отступил, но скованность движений исчезла, и внутренний холод растопился благодаря радостному приветствию с поцелуем.
- Люда...
- Лучше Люся, мне так привычнее.
- Люся! Как же хорошо, что ты здесь! - повторилась Чернавка.
Ловушка-замануха, - подумала Людмила и поозиралась по сторонам. В основном на платформе стояли пожилые люди с котомками, сосредоточенные на своих делах. Защитники из стариков никакие, самим бы защиты от нее дождаться.
- Ну, что? Двинем ко мне? - спросила Василиса и, не дожидаясь ответа, потянула Люсю по платформе.
Яварчук не знала, как выглядит человеческая жертва, ни овца, когда ее ведут на заклание, но как-то так, как она - безропотный тупизм с бешеными глазами.
Пока мысли Люси блуждали в районе места жертвоприношения, Василиса верещала о своем, о девичьем - о поселковой скуке в межсезонье, о видах на урожай - в этом есть ее живой интерес, об отмененных электричках в самое нужное для нее время, о необычном цвете волос - пришлось выбрать по необходимости...
Девушки спустились по металлической лестнице - поцокали копытами, повернули направо и потрусили по широкому тротуару с колдобинами. Вдоль колдобистого тротуара, с левой стороны, тянулись садовые участки с разноразмерными домами-домишками, тоскливо стоящими посреди невзрачной, необработанной земли. Жителей поселка видно не было, только в одном дворе у бочки, выкрашенной в грязно-коричневый цвет, стояла старушка с теплом клетчатом платке, теплой куртке, длинной юбке и валенках с галошами и с интересом наблюдала за ними. В руках старушка держала ведро.
- Видела бабулю? - шепотом спросила Василиса. Люська кивнула - конечно, видела: деревья "голые", забор щелевой и низкий, не забор, а одно название. - Как ты думаешь, кто она такая?
- Старушка, - ляпнула Яварчук.
- Понятно, что старушка, - кивнула Чернавка, - как ты думаешь, кем она была в прошлой жизни?
- Кто это может знать, - с недоумением заметила Людмила.
Василиса залилась смехом:
- Я не про то, я говорю о жизни до выхода на заслуженный отдых.
- Ааааа, - с пониманием протянула Люся и оглянулась на бабулю. Теперь та забросила ведро в бочку, чтобы набрать воды. - У меня нет версий, - в итоге призналась она.
- Эта бабуля была генеральным директором большого завода. А лет ей знаешь, сколько? Девяносто два! Прикинь!
- Молодец бабуля, хорошо сохранилась. А родственники у нее есть?
- Как не быть - и дети, и внуки, и правнуки. Кажется, и праправнуки. И каждый о ней заботится, зовет жить к себе, а старуха ни в какую, говорит, хочу быть сама себе хозяйкой. Говорит, пока управляюсь самостоятельно, буду жить здесь, в поселке. Независимая бабка.
- Дышится здесь легко, не то что в городе с выхлопными газами.
- Однако в городе уже во всю весна, а здесь еще кое-где снег лежит. Представляешь?
- Представляю, - обмолвилась Люся, - всматриваясь в грязный островок подтаявшего снега у забора из прутьев. За забором виднелись спрятанные в толстую пленку розы, в глубине двора пристроился миленький домик из белого кирпича с трубой. Из тубы валил дым. Люське захотелось в этот домик, на теплую печь. Захотелось ароматного чаю из настоящего самовара, и чтобы с бубликами, обязательно с маком.
Вася что-то лепетала по лето - как здесь хорошо летом, про соседа, который тоже носит фамилию Фредушинский, как у Люси, что сосед - ботаник, не в том смысле, что ботан, а настоящий ботаник, даже кажется профессор. Такой благообразный старикан, похож на деда Мороза. Постоянно, кроме зимы, конечно, бродит по полям с сачком - бабочек разных ловит, что-то в них изучает, научные трактаты пишет. Здесь, в поселке, раньше жили одни ученые и руководящие работники, но больше ученые. Им здесь землю давали от Академии наук, но многих ученых уже нет в живых - дело-то было еще в середине прошлого века. Сейчас в поселке живут наследники ученых, кто-то продолжил династию, тоже имеет ученую степень, но с сачком никто, кроме деда Мороза, Фредушинского, не бродит по окрестностям. Кто-то занимается бизнесом, но все люди очень порядочные. Те, кто бизнесом занимается, у них дома побогаче.
Василиса все тарахтела и тарахтела без умолку, Людмила слушала ее вполуха, готовилась сообщить убийственную новость.
... А моя родственница, та, что сейчас лечится в санатории, всю жизнь проработала секретарем ректора госуниверситета. Ректоры менялись, а моя двоюродная бабушка, в таких мы находимся с ней родственных отношениях, оставалась на боевом посту. Всё работа, да работа, никакой личной жизни, замуж не вышла, детей не родила, из родных у нее остались я, да моя мама, ее племянница, дочь ее двоюродной сестры. Но наша старушка еще ого-го, сама содержит дом, сад - хорошо сохранилась для своих преклонных лет. Но по сравнению с бывшим директором завода, она молодая - семьдесят с хвостиком всего-то.
- Василиса, я должна тебе кое в чем признаться, - промямлила Люся, притормаживая перед калиткой, которую успела открыть новая подруга. Не будет она входить в дом, признается, проследит за реакцией, задаст пару вопросов и двинет назад, на станцию. Дорогу найдет, не заблудится.
Василиса остановилась, недобро посмотрела на гостью и завила:
- Как только я тебя увидела, то сразу догадалась, кто ты есть. Ты не соседка Вадима, ты его новая девушка. Зачем пожаловала? Захотелось увидеть мои слезы? Не выйдет - я не плакса. Или хочешь навести справки о Вадике. Так знай...
- Василиса, я не девушка Вадика, я его соседка, а приехала я к тебе, чтобы сказать, что... какой у тебя необычный цвет волосы, - "съехала" с темы нерешительная Яварчук, она же Фредушинская.
- Тебе нравится? - без интереса спросила Василиса, в очередной раз взлохматив пушок на голове.
- Нравится, но я бы не решилась покрасить волосы в такой цвет... А зачем ты бросилась ко мне обниматься, если подумала, что Вадик теперь мой парень?
- Изображала радость... Хотя мне совсем невесело. Что-то мне по себе. Будто бы повода нет для волнений...
- Есть повод. Василиса, Вадика убили, - наконец, сообщила Людмила и так напряглась, что у нее руки-ноги онемели.
- Убили? - недоверчиво протянула Василиса. - Быть такого не может... Ну, и шутки у тебя.
Небольшой кирпичный домик под зеленой крышей из металлочерепицы приветливо распахнул двери перед гостьей, принесшую плохую весть.
Люся робко переступила порог дома, сняла обувь, куртку и двинулась вслед за Василисой, которая после своего странного заявления и приглашения в дом не проронила ни слова. Молча указала гостье на стул возле круглого стола, молча включила электрический чайник, выставила на стол две чашки, вазочку с вишневым вареньем, хлеб, сливочное масло. Присела на краешек стула и только тогда заговорила:
- Мы ведь с ним поссорились. Я ему не звонила, и он не звонил и не появлялся, как будто это я виновата в нашей ссоре.
- Он был виноват?
- Сейчас я тебе обо всем расскажу, а ты решай - правильно я поступила или нет. Интересно знать, как бы другой человек поступил на моем месте. - Василиса разлила чай по чашкам, намазала маслом два ломтя хлеба, навалила сверху вишневое варенье, один кусок положила на тарелку Люси, другой - на свою. - Странный он был парень до подозрительности, - продолжила девушка. - Как-то приболел, звонит мне и говорит - я простудился, горло болит, в груди заложило, нос не дышит, что делать, не знаю, а мать на дежурстве. - Температура есть? - спрашиваю я, - температура нормальная, - отвечает он. Я ему посоветовала лечиться народными средствами. Говорю, подыши над картошкой. Вот Скажи, Люсь, если бы тебе посоветовали при простуде подышать над картошкой, что бы ты сделала?
- Подышала бы над картошкой.
- Расскажи поэтапно.
- Сварила бы картошку, потолкла ее слегка, накрылась с головой одеялом и принялась бы дышать.
- И любой человек так бы поступил. А что сделал Вадик? Никогда не догадаешься. Он дышал над картошкой, только над сырой. Выставил ведро с сырой картошкой, уселся и... дышал. Не смешно ли?
- Так смешно, что становится грустно.
- Я же говорю - не от мира сего. Еще и возмущается - ты же не сказала, что картошку надо сварить! Представляешь?
- Я хочу понять, почему у тебя была такая реакция на смерть Вадима - допрыгался мальчик?
- Вадик - человек без чувства юмора, но пытался подшучивать над другими людьми, причем возмущался, когда люди высказывали недовольство. Я о себе говорю, про других не знаю. Но уверена, что с другими людьми он тоже обходился не всегда порядочно. Вот тебе пример - тот самый случай, после которого мы вдрызг разругались. Он назначил мне свидание. Встречаемся мы в условленном месте, он мне протягивает коробочку. Такую немаленькую коробочку. Я спрашиваю, что там, что в коробочке? Он мне - посмотри. И вид такой загадочный, и улыбка до ушей хоть завязочки пришей. Пока я возилась, он отошел подальше. Я-то не замечаю подвоха, вожусь себе с коробкой, пытаюсь открыть. Открыла. И получила... "привет из Африки".
- Какой еще привет?
- В коробке той была другая картонная коробочка со спецсредством "Одуванчик". Такие спецсредства применяют инкассаторы. Когда происходит несанкционированное вскрытие сумки, средство "Одуванчик" срабатывает - внутри нажимается рычаг, раздается негромкий хлопок и окружающее пространство в радиусе метра окрашивается в ярко-оранжевый цвет. Потому и называется "Одуванчиком". Заметь - краска несмываемая, просто так от нее не избавишься. Поэтому я не могла ходить на работу, в итоге мне указали на дверь. Теперь я безработная благодаря Вадику-весельчаку. Ты бы видела его физиономию, когда я стала ярко-оранжевого цвета. Скажи, он идиот?
- Василиса, Вадика больше нет, - напомнила Люся.
- Пусть земля ему будет пухом... Но я до конца своих дней буду помнить его... шутку.
- В общем, вы поссорились и с тех пор не общались. Но ты мне сказала по телефону, что Вадик обещал к тебе приехать.
- Видите ли он на меня обиделся - я его шутку не оценила. И не только не оценила, а еще по хребту рюкзаком огрела, а в рюкзаке лежал килограмм яблок. Подумаешь - килограмм! Его тонной яблок не прошибешь. Ну, конечно, припечатала его словечком. В общем, он на меня надулся - незаслуженно, я на него - заслуженно. Каюсь, не надо было его обзывать, но я в сердцах. Другой бы на моем месте еще и морду набил...
- Или выстрелил из травматического оружия, - вставила Люся.
- Его из травмата убили?
- Прямо в глаз выстрелили.
- Кошмар!
- Вы не общались, а потом...
- А потом он позвонил, сказал, что осознал, хочет встретиться.
- Когда это было?
- Первого апреля, в день смеха. Благо, что не пошутил в своем репертуаре, между делом сообщил, что у меня спина белая, я ему в тон: а у тебя - серо-буро-малиновая. Он обещал приехать в поселок на следующий день, но у него не получилось. Перенес свой визит на завтра, то есть на сегодня... А сегодня ты позвонила. Я подумала, что Вадик опять мне приготовил какую-то шутку юмора.
- Да уж, шутка удалась, - с печалью в голосе произнесла Людмила.
- И не говорили, - тяжело вздохнула Чернавка.
- Василиса, у тебя был парень до Вадима?
- Был один. Но мы недолго встречались, расстались по обоюдному согласию. Так что если ты думаешь, что мой бывший парень решил устранить соперника, то ты глубоко ошибаешься.
- Получается, зря я к тебе приехала... Да еще с такой новостью.
- Да, новость ужасная. Правильно сделала, что приехала, а не сказала по телефону. Лучше так... Когда кто-то рядом, всегда легче.
- Тебе его жаль?
- Намекаешь на то, что я безразличная, бессердечная, что мне наплевать? Я умею держать свои чувства в себе. И не думай, что я могла расправиться с Вадиком. Конечно, я была на него сильно обижена, но убить... Это чересчур. Тем более, я никуда не отлучалась из поселка.
- Кто-то может подтвердить, что ты была в поселке весь вчерашний день? Особенно меня интересует вечер вчерашнего дня?
- Даже так? Я подозреваемая?
- Я просто спросила. Не хочешь - не отвечай.
- Вчера после обеда я была у нашего соседа, твоего однофамильца, Якова Семеновича Фредушинского. У него резко подскочило давление, мне пришлось "Скорую" вызывать. "Скорая" у него была долго, час два, наверное, или больше, старику совсем худо было, едва откачали. Доктор ему сделал электрокардиограмму, потом инъекции разные, только когда старику стало легче, "Скорая" уехала, а я осталась с ним. Как я могла бросить его одного? - передернула плечами Вася.
- У него совсем никого нет?
- Была когда-то жена, давно и недолго, моей мамы в ту пору еще в помине не было.
- Они развелись?
- Развелись. Супруга ревновала его к его букашкам-таракашкам, называла сумасшедшим фанатиком. У них был ребенок, дочь. После развода супруга запретила бывшему мужу встречаться с дочерью. А он, честно говоря, особо не наставал - был весь в своей науке.
- Вася, ты сказала, его зовут Яков Семенович. Мою бабушку, которая умерла задолго до моего появления на свет, звали Маргаритой Яковлевной, ее мать, мою прабабку, тоже зовут Маргаритой. Маргарита Леопольдовна Фредушинская. О своем прадеде я ничего не слышала, прабабушка предпочитает не вспоминать далекое прошлое. Хочу тебе признаться, что на самом деле моя фамилия Яварчук, Людмила Яварчук, по отцу, которого я в глаза не видела. Мне хотелось носить фамилию Фредушинская, как у моей Марго, мне нравится эта фамилия. Но Марго обронила странную фразу - нашла, чем гордиться. Получается, нельзя гордится этой фамилией? Почему?
- А ты спрашивала?
- Конечно, но мой вопрос остался без ответа. Я думаю, дело в ее бывшем супруге, чем-то он ее сильно обидел. Однако Марго не стала менять фамилию после развода.
- Наверное, ее уже многие знали как Фредушинскую. Зачем создавать себе лишние проблемы.
- Наверное... Раз не изменила фамилию, живет с ней по сей день, то обида была сомнительной, тем более столько лет прошло, пора бы уже забыть и поделиться со мной своей тайной.
- Женщины вообще очень обидчивы, за редким исключением. Причем на первом месте у них стоит обида не за измену, а за равнодушие. Вот и твой прадед больше интересовался наукой, чем своей молодой женой.
- У моей Марго характер нетерпимый, кто-то, а она уж точно не вынесла бы безразличия со стороны супруга, забрала маленькую дочь Маргариту и ушла. Уверена, муж приходил, пытался вымолить прощение, но Марго принятых решений не меняет.
- Не сомневаюсь, что бывший супруг "обивал порог ее дома" - ему хотелось видеться со своим ребенком, но или твоя прабабушка - кремень, или твой прадед уговаривал неубедительно, - высказалась Василиса, тонкий психолог женских душ.
- Кто хочет услышать, тот услышит, - философски рассудила Люся, проникаясь сочувствием к незнакомому ей прадеду.
Василиса будто и не услышала ее слов, продолжила как ни в чем ни бывало:
- Да-да, неубедительно. Твоя прабабушка с легкостью уловила средний настрой супруга, еще пуще разгневалась и сказала, чтобы он забыл к ней дорогу и не смел общаться с дочерью. Мужчина нашел успокоение в своем привычном времяпровождении.
- Небось, себя не винил, обвинял супругу, - набычилась Люся, позабыв про внезапно накатившую жалость.
- Не знаю, каким он был в молодости, но не думаю, что он перекладывал вину, как говорится, с больной головы на здоровую - не тот он человек. Я отношусь к Якову Семеновичу с большим уважением, даже с любовью. Знаю его всю свою сознательную жизнь.
- Вась, ты так говоришь, как будто уверена на все сто, что твой сосед, Яков Фредушинский, это и есть мой прадед, бывший супруг прабабушки Маргариты Леопольдовны. А если это всего лишь однофамилец?
- Если твою прабабку зовут Марго, а бабку звали тоже Марго, то это твой прадед. Он мне вчера весь вечер рассказывал о своей семье. Признался, что всегда очень тосковал. Но с бывшей супругой судебную тяжбу касательно дочери не затевал - не любил он враждовать и чего-то добиваться. А с дочерью видеться хотел. Но раз бывшая супруга его выгнала и приказала больше их не беспокоиться, он согласился... не беспокоить. Что поделаешь, характер такой у нашего профессора, совсем не боевой.
- Если бы хотел видеться с дочерью, то заставил себя измениться.
- Всё зависит от человека: один устраивает бурю без причины, а другой, молча, уходит и, молча, страдает. Ну, не борец, говорю же, что с этим поделаешь! Что ж его за это надо казнить. Да, плохо, что не стал добиваться разрешения на встречи с дочерью, пусть редкие встречи, а лучше, чтобы ребенок страдал от родительских дрязг?
- Я не знаю, смотря с чьей колокольни смотреть. Я знаю одно - я такая же, не люблю ссор, ухожу в сторону, вообще предпочитаю одиночество...
- Родственная душа с моим соседом! А еще сомневаешься!
- Вась, я хочу увидеть Якова Семеновича.
- Сегодня он чувствует себя гораздо лучше. Но я не хочу рисковать его здоровьем.
- Нельзя... мне... его увидеть? - разделяя слова, спросила Люся, глядя на Василису исподлобья.
- Можно, конечно, но я должна его подготовить. А то гляди, скончается наш дедуля от радости...
Пока Василиса Чернавка бегала к соседу, вела с ним подготовительную беседу, Люська взялась за телефон. Но телефон "взглянул" на нее потухшим экраном. Зарядного устройства у нее с собой не было, а зарядное устройство Васиного телефона не подошло. Люся не помнила наизусть телефонные номера - вообще никакие! Зачем помнить, если все нужные номера занесены в контакты. А ведь Ангелина Михайловна всегда говорила, что номера телефонов близких людей надо помнить наизусть...
Яков Семенович Фредушинский, действительно, оказался прадедом Люси Яварчук, бывшим супругом Маргариты Леопольдовны. Яков не ушел в свою науку с головой, а следил на расстоянии за жизнью родных ему людей. Он присутствовал на похоронах своей единственной дочери, был в курсе всех жизненных перипетий внучки и правнучки.
Однажды не выдержал, пришел к бывшей супруге, чтобы повидаться с правнучкой. Случилось это событие несколько лет назад. Надеялся, что все обиды канули в вечность, между ним и его бывшей супругой установятся дружеские отношения. На его беду и на счастье Маргариты Леопольдовны правнучки не оказалось дома, поэтому Маргарита Леопольдовна с удовольствием отчитала Якова Семеновича и выставила вон, пригрозив ужасной местью, если тот посмеет еще раз... и все в таком духе. Зная крутой нрав Марго и ее выдающиеся способности устраивать каверзные каверзы, Яков предпочел за лучшее удалиться.
Тогда на тихий скандальчик среагировала Ангелина Михайловна, заинтересовалась, на кого шипит ее соседка. Ей показалось, что прабабка выговаривает правнучке, и решила вмешаться, чтобы оградить и защитить Люську, которую старуха постоянно "строила" по поводу и без повода. Привычка у Марго такая - "строить". Кто ближе всех? Правнучка! Вот ей и достается. Ангелина подумала, что Люська перед уходом в школу что-то забыла дома, пришлось вернуться, и Марго, засучив рукава, приступила к процессу воспитания.
Ангелина Михайловна выдумала причину на ходу - она поинтересуется у ответственной дамы готовностью дома к отопительному сезону - чтобы сбить ее с воспитательного процесса. Дама забудет о правнучке, примется объяснять, а Люська успеет улизнуть. В общем, распахнула Белова свою дверь, не взглянув в дверной глазок, и увидела на лестничной площадке благообразного старичка, похожего на деда Мороза. Наверное, дед Мороз был профессором каких-то там своих морозных наук, потому как на его переносице сидели очки-пенсне. На дедушке было одето черное драповое пальто - Ангелина непроизвольно тут же сравнила его с Чеховым Антоном Павловичем, опять же из-за пенсне, несмотря на то, что данный субъект, а отличие от известного писателя, имел седую окладистую бороду и седые же усы, прикрывающие верхнюю губу. Сменил бы пальто на шубку - вылитый дед Мороз.
Как уже было сказано, на старичке было пальто, в настоящий момент распахнутое. Белова заметила костюм темного цвета, сорочку светлых тонов и галстук, давно вышедший из моды, впрочем, как и мужской костюм. Беловой сразу стало жаль старика, деда Мороза: его жалкий, выпрашивающий вид тому способствовал, и старенький, но еще приличный, костюмчик, и стоптанные башмаки, и испуганный взгляд, который он бросил в ее сторону, когда она появилась на пороге своей квартиры. На морщинистом лице светились мягким добрым светом глаза с легким прищуром. Но постепенно, но мере шипящего монолога Маргариты Леопольдовны, глаза дедули начали постепенно "гаснут", как это обычно бывают у фонариков с выходящими из строя батарейками. Яркий свет, менее яркий, тусклый, очень тусклый, темнота. Ангелине очень не хотелось, что в глазах старикана наступила ночь с полной темнотой, она в один миг прониклась к нему не только жалостью, но и материнской заботой, несмотря на его значительно-превышающую разницу в возрасте.
Ангелина Михайловна открыла рот, чтобы прервать шипящий монолог, убийственный для незнакомого старичка, так похожего на деда Мороза, но не успела ничего сказать. Ее опередил теперь уже зычный голос Маргариты, на этот раз без всякой придушенности:
- Я ничем не могу вам помочь. Ваша проблема нерешаема. Ступайте, не стоит занимать мое время - бесполезное занятие. Ступайте же! - Вела она себя как заурядная актриса заурядного же театра комедии без драмы - смотреть на нее было смешно.
Если бы она разыграла пьесу с другим партнером, до которого Беловой не было никакого дела, то Белова бы выразительно отреагировала взглядом, жестом, словом или короткой фразой. Но в данном случае ей было искренне жаль старика, деда Мороза, который после резких, как показалось бы человеку несведущему - общих слов, согнулся и зашаркал по подъезду в сторону лифта. Ангелина не знала, каких размеров может быть человеческая душа, но ее душа могла поместиться в детский кулак, от жалости к старичку.
Она не выдержала и обратилась к его сгорбленной спине с вопросом:
- Я могу вам чем-нибудь помочь? Могу пригласить вас к себе на чашку чаю?
Прежде чем войти в кабину лифта, двери которого слишком быстро разъехались, как бы уговаривая уехать, не слушать, не соглашаться, дед Мороз в темном пальто и в пенсне бросил на Ангелину полный душевной боли взгляд и отрицательно покачал головой. После чего благодарно кивнул. И опираясь на палку, исчез в кабине лифта.
Белова не ждала от Марго объяснений - знала ее характер, подумала, что та захлопнет свою дверь, припечатает, вложив все свое возмущение. Не влезай, убьет! Но Марго не хлопнула и не припечатала, вдруг заговорила усталым голосом:
- Это новый жилец из соседнего подъезда, у него проблемы... с... унитазом. - Запоздало сообразила, что сморозила глупость и поспешила ретироваться, и дверь прикрыла с осторожностью, чтобы показать свое выдающее спокойствие и безразличие к чужим проблемам с унитазом.
Ангелина всё поняла "про унитаз", не поняла, что за благообразный старик приходил к Марго, что ему от нее понадобилось на самом деле. Пока она всовывала ноги в туфли, пока набрасывала плащик, чтобы спрятать под ним домашнее платье из трикотажа, старикан куда-то подевался. И спросить было не у кого, двор был пуст в этот утренний час, только старый автомобильчик покидал их двор, перекатываясь на неровностях асфальтового покрытия. Ангелина решила тогда, что именно в этом автомобильчике укатил печальный дед Мороз. Словам Марго про нового жильца из соседнего подъезда она не поверила. Но на всякий случай порасспросила всезнающих жильцов дома: никто не видел старика в пенсне и с седой окладистой бородой, и никто о нем ничего не слышал...
Ангелина не чаяла с ним встретится, и никак не ожидала, что встреча произойдет в поселке Толпино, куда их доставил на своем автомобиле отзывчивый и всепонимающий Виктор Рябченко, вызванный матерью поздним вечером. Витюшка всегда их выручал, выручил и на этот раз. Ради матери и ее близкой подруги он готов был ехать не только в поселок, но и за "тридевять земель", как сам выразился, когда Ангелина принялась извиняться...
По дороге в поселок Толпино Маргарита Леопольдовна поведала двум подругам историю своей короткой семейной жизни, закончив словами:
- Я всегда мечтала, чтобы муж носил меня на руках, чтобы он меня боготворил, чтобы для него существовала только я, я одна... А ни его летающие насекомые. Увы, мечтам не суждено было сбыться. Я предпочла расставание ссорам по любому поводу. Лучше жить одной с ребенком, чем жить с мужем и чувствовать себя одинокой. Личную жизнь я не устроила, ни один из кандидатов не прошел мою проверку, никто не оправдал моих ожиданий.
Подруги не имели права ее осуждать, никто не имеет права кого-то осуждать, и лезть в чужую жизнь, в том числе: в своей бы жизни разобраться, как любила говорить Ангелина Белова...
Встреча с правнучкой, за жизнью которой Яков Семенович наблюдал на расстоянии, закончилась для старика очередным сердечным приступом. Василиса опять вызвала неотложку. Пока неотложка ехала, Люся сидела рядом с дедом, держала его за руку и приговаривала:
- Ты, пожалуйста, не умирай, я очень тебя прошу, поживи еще...
Что идет после союза "и" Люся даже озвучивать боялась, и так всем было ясно.
- Всё образуется, - успокаивал Яков, - и не такое переживали. И сейчас переживем.
- Он не уйдет, - подобрала подходящее слово Василиса. Она стояла позади новой подруги, поглаживала ее по спине и поддерживала взглядом старика...
Когда к дому Якова Фредушинского подъехал автомобиль Виктора, машина Скорой медицинской помощи как раз отъезжала от ворот.
- Что-то случилось, - испуганно пробормотала Жанна Петровна.
- Не причитай, - тихо осадила ее Ангелина. Фредушинская безмолвствовала.
Она первой вошла в дом, уверенно, нисколько не сомневаясь в выборе направления. За ней семенили Ангелина и Жанна, робко осматриваясь.
Яков лежал на старинном кожаном диване с круглыми подлокотниками, заботливо укрытый клетчатым пледом. Край пледа упал на пол, на этом краешке толстого клетчатого пледа сидела Люська - главная пропажа уходящего весеннего дня, наполненного разными событиями. Люська пристроила голову на грудь своего прадеда, на ее устах застыла блаженная улыбка. Она медленно вела ладошкой по седой окладистой бороде старика, вдруг замерла, потом спрятала лицо на его груди и беззвучно заплакала. Из уголка стариковского глаза выкатилась одинокая слеза, нашла себе борозду - самую глубокую морщину - и покатилась прямо в ухо. Старик ничего не замечал, он держал свою ладонь на голове правнучки и что-то ей нашептывал. Неподалеку на стуле сидела Василиса и тоже тихо плакала, наблюдая за трогательной картиной общения родных людей, разлученных на долгие годы без их желания.
При появлении Марго и компании, картина изменилась: Люся по-прежнему сидела на краю пледа, на полу, но теперь ее взгляд был нацелен на Марго, взгляд говорил о готовности к отражению атаки. Марго к атаке не перешла, молча подошла к дивану и так же молча передала правнучке зарядное устройства от ее мобильного телефона, как будто именно за этим и приехала в поселок Толпино.
- Спасибо, - сдержанно поблагодарила Людмила, и кивнула Ангелине и Жанне - поздоровалась якобы.
- Девочка, у нас гости, - слабо улыбнулся Яков Семенович. - Девочка, пригашай гостей к столу. У меня есть замечательное айвовое варенье. Сейчас мы будем пить чай.
- Обожаю айвовое варенье, - высказалась Белова, опомнилась и сказала, - добрый вечер, извините за позднее вторжение.
- Что вы, я очень рад... Я вас помню.
- Ангелина Михайловна, - назвалась Белова, - а это моя подруга Жанна Петровна.
- Можно просто Жанна и Ангелина, - произнесла гнусавым голосом Рябченко, она успела всплакнуть и смахнуть слезы с лица.
- Яков Семенович. - Он попытался подняться с дивана, но Люся ему не позволила, навалилась на него с нежной заботой. Он поцеловал ее в висок.
Люська зычно шмыгнула носом и обратилась к Беловой с вопросом:
- Тетя Лина, вы уже встречались с моим прадедушкой?
- Было дело, но я тогда не была в курсе ваших родственных отношений, - призналась та и покосилась на Маргариту Фредушинскую, которая показательно отводила взгляд от старика, лежащего на диване под теплым пледом. Старик опять предпринял попытку подняться и опять Люся вернула его на место:
- Тебе нельзя вставать, врач прописал тебе постельный режим.
Белова присоединилась к Василисе, накрывающей стол к чаю. Жанна последовала ее примеру. Но краем глаза женщины следили за Марго. Та некоторое время постояла рядом с правнучкой, затем отошла к двери, дав понять, что не намерена здесь оставаться. Но задержалась. Стояла и смотрела себе под ноги, словно увидела под ногами диво-дивное.
Если бы Белова умела читать мысли, она бы поняла, что творится в головах обоих стариков, но она не умела читать мысли, оставалось надеяться на благоприятный исход.
Исподтишка изучая дерзкое лицо Маргариты Леопольдовны, еще моложавое, с горящими то ли гнева, то ли от нахлынувшего волнения глазами, Беловой пришли на ум строки из стихотворения Юлии Друниной: "...Ты разлюбишь меня? Не надейся, мой милый, на это!"
Маргарита неожиданно дернулась, как от удара, удержалась за дверной косяк, к ней подоспела Ангелина, которая находилась к ней ближе всех. Старик не выдержал, с трудом поднялся с дивана, на этот раз Люся не стала запрещать, проковылял через комнату, приблизился к бывшей супруге и нежно взял ее за руку. Некоторое время подержал, глядя ей в глаза, потом поднес женскую руку к губам. Перевернул тыльной стороной вверх и опять поцеловал. Это было так трогательно, так интимно и не по-стариковски, что все присутствующие испытали неловкость, и отвернулись как по команде. Жанна по обычаю пустила слезу. Ангелина пнула ее в бок.
Люська, уставшая от нового вида деятельности, поездок, встреч и радостных приобретений, пристроилась на диване, прикрылась пледом и тотчас уснула.
Она не слышала, как все люди, включая Виктора Рябченко, сели за стол пить чай, как переговаривались шепотом, чтобы ее не разбудить, не увидела заботливых взглядов своего прадеда и прабабки, обращенных в ее сторону. И еще она кое-что не могла видеть: как Яков сжимает под столом тонкую ладошку своей любимой Маргоши, а Маргоша краснеет, как помидор под теплыми солнечными лучами, и оба понимают, что жизнь на закате имеет право передумать... клониться к закату...
На следующий день две подруги, Ангелина и Жанна, отправились к Анне Никифоровне Гавриловой, чтобы получить от нее информацию о человеке, который приходил к Вадиму Пушкину в тот злополучный вечер. Жанна подумала, что визитер мог быть не один, но о своих соображениях не сказала подруге, потому что та начнет ерничать - у Пушкиных не квартира, а проходной двор.
Анна Никифоровна долго сопела под дверью, долго изучала гостей в дверной глазок, гости уходить не собирались, звонили с интервалами - отличались настойчивостью, старуха считала их поведением беспредельной наглостью. Когда терпение хозяйки сошло на нет, она "приветливо" спросила:
- Чего надо? - не удосужившись открыть дверь.
- Анна Никифоровна, мы пришли пожелать вам доброго утра! - сообщила счастливым голосом Белова, незаметно подмигнув подруге, которая смотрела на нее с таким видом, как будто та пригрозила старухе убийством в фамильярном тоне. И все же поддержала:
- Доброе утро, Анна Никифоровна!
- Кому как - кому-то доброе, а кому - не очень, - повредничала Никифоровна.
- А мы принесли вам гостинец! - доложила Ангелина, продолжая светиться от счастья.
- Слышь, Тимуровка, с чего вдруг такая невиданная щедрость? - более сдержанно спросила старуха.
- Надо было топорик с собой прихватить, в качестве гостинца, и стукнуть старуху-процентщицу по головочке, чтобы она другим людям голову не морочила, - прошептала "миролюбивая" особа по имени Жанна. В ответ Лина прошептала:
- Хорошая девочка Жанна, а чем же она хороша? Спросите об этом у Анны, что в домике этом живет...
- Чего вы там шепчетесь? - напряглась за дверью Никифоровна, добрейшая из добрейших, гостеприимная из гостеприимных.
- Вот не знаем, вам отдать гостинец или себе оставить, раз так негостеприимно нас встречаете, - сообщила обиженно Белова.
Старуха зашурудила замками, приоткрыла дверь и высунула нос. Под ее подбородком болталась дверная цепочка, которая не позволяла просунуть голову. Но старуха ничего просовывать не собиралась, а ждала обещанного гостинца, способного протиснуться в образовавшуюся щель.
- Ну, что вы принесли? Давайте уже!
- Только взамен за информацию, - деловито произнесла Ангелина Михайловна, помахивая пакетом, в котором лежали фрукты, конфеты, печенье и сушки. Сушки предложила купить "добрая" Жанна: пусть зловредная старуха сломает последние зубы, перестанет народ кусать.
- Ох, и хитрая ты девка, Линка!
- За девку, конечно, спасибо - девкой меня давно никто не называл.
- Все больше старухой, выжившей из ума, - напомнила Рябченко.
- Кто старое помянет, тому... сама знаешь, что, - напряженно проговорила Гаврилова, сверля взглядом пакет в руке Беловой, совершавший движение маятника Фуко.
- Пойдем отсюда, Ангелина, только время зря теряем, - обратилась Жанна к подруге и якобы собралась уходить.
- Чего сразу - пошли, - взвилась бабка, - я еще ничего не сказала, а они сразу - пошли... Слышь, хоть покажи, что принесла?
- Яблоки, бананы, апельсины, - принялась перечислять Белова, заглядывая в пакет внушительных размеров. - Кое-что к чаю - всё, что вы любите.
- Про ананас забыла, - подсказала Рябченко.
- О, точно - еще и ананас... Ну, до свидания, Анна Гавриловна, мы уходим.
- Лучше бы хлеба мне купила, - насупилась Никифоровна.
- Не хотите, как хотите, пойдем, Жанна, - безразличным голосом проговорила Лина и потащила подругу к лифту.
- Погоди ты! - Снятая цепочка брякнула о старенькую деревянную дверь. Но дверь не раскрылась гостеприимно. В узком проеме показалась старуха во всей своей красе - войлочных тапках-галошах, шерстяном спортивном костюме "времен Очакова и покоренья Крыма", в котором она еще сдавала нормы ГТО в глубокой молодости, и с торчащим на голове гребешком для волос наподобие королевской короны.
Жанна не удержалась и прыснула.
- Ты чего лыбишься? Чего лыбишься, я тебя спрашиваю? - накинулась на нее "юная спортсменка"
- Очень рада вас видеть, - доложилась Жанна с пунцовым лицом.
- Рада она! Фрукты давайте и все остальное и... идите себе куда шли.
- Так мы к вам шли, хотели поговорить, - сморщив лоб от удивления, сказала Ангелина.
- И я даже знаю, о чем вы хотели поговорить! А нет бы просто так принести мне гостинец, без всяких, ты - мне, я - тебе. Нехороший пошел народ, ох, нехороший. Не добрый. Корыстный. Совсем стариков не жалеют. Вот раньше...
- Анна Никифоровна, ближе к делу! - не дала ей пуститься в воспоминания Белова. - Вы видели убийцу Вадика. Зная вашу привычку подсматривать за всеми, я в этом уверена.
- Сначала презент! - поставила условие старуха Гаврилова.
Белова безропотно протянула ей пакет. Та приняла пакет, заглянула внутрь, удовлетворенно кивнула, бережно поставила пакет на пол в прихожей, и тихим голосом обратилась к женщинам:
- Вот что я вам скажу, девоньки... - После этих слов резко захлопнула дверь и закрылась на все замки. Справившись, продолжила, повысив голос, чтобы ее было слышно, - а ничего я вам и не скажу! Жу-жу-жу!
- Эта сволочь еще и издевается, - процедила сквозь зубы Рябченко и шарахнула ногой по двери. Дверь содрогнулась, но устояла.
Ангелина успокоила воинственную особу легким прикосновением и беспечным тоном обратилась к зловредной старухе за дверью:
- Конечно, вы ничего не скажите, потому что вам сказать нечего!
- Конечно, она ничего не знает! - на повышенных тонах поддержала подругу Жанна. - Ангел, сама посуди, если бы она что-то знала, она, как прилежный гражданин Союза Советских Социалистических Республик, не стала скрывать правды перед сотрудниками следственных органов, рассказала бы всё как на духу...
- Тем более, она сама из этих... - играя глазами, похихикала Белова.
- Из каких это, из этих? - уточнила за дверью старуха Никифоровна.
- Анна Никифоровна, как вы относится к Феликсу Эдмундовичу? - напряженным голосом поинтересовалась Ангелина, как будто от правильного ответа зависела судьба всех присутствующих.
- Из сто второй, что ли?
- Нет, в сто второй живет Феликс Эдуардович, а я спрашиваю про Феликса Эдмундовича? Неужели подзабыли, кто это?
- Дык, я не всех жильцов по имени знаю, - обреченно покаялась Гаврилова.
- Вам по должности положено знать, кто такой Феликс Эдмундович.
- Вот прицепилась! Если знаешь его, то скажи, чего ты воду мутишь!
- Я говорю о Феликсе Эдмундовиче Дзержинском, - удивленно протянула Ангелина.
- Вот зараза! На святое замахнулась, - прошипела старуха за дверью, даже от возмущения саданула по собственной двери сухим кулачком, звук вышел так себе.
- Небось и потрет его у вас на стене висит, - поерничала Жанна.
- Ты еще!.. Вот хотела вам рассказать, а тебе не дождетесь!
- Что хотели рассказать, Анна Гавриловна?
- Об убийце этом треклятом! Видела я его... Как вас сейчас вижу через глазок.
- Он сначала к вам пришел, стучал-звонил, а вы ему не открыли, и он направился к соседям?
- Не умничай, Линка. Ко мне он не заходил! Зачем я ему?!
- А зачем Люську пугали маньяками?
- Что б по ночам не шастала!
- Ладно, вернемся к преступнику, - миролюбиво произнесла Ангелина, - значит, вы его видели, как нас сейчас. Можете его описать?
- Ничего я тебе не скажу, хоть на куски режь!
- Придется резать, делать нечего, - пробормотала Жанна, - говорила тебе, Ангел, надо было топор с собой брать.
- А я сейчас в милицию позвоню! - пригрозила Гаврилова, вмиг обретшая слух.
- У нас милиции нет! - сообщила со злорадством Жанна.
- Куда ж она подевалась? - растерялась старуха и обескураженно пробормотала, - вчерась еще была, а сегодня... уже ее нет?
- Теперь у нас полиция!
- Пошли вон отседова, а то щас в полицию позвоню и скажу, что меня пришли убивать!.. Убивают! - заверещала Никифоровна.
Жанна собралась еще сказать что-то едкое в адрес старухи, но подруга прошептала:
- Пойдем отсюда от греха подальше...
Когда они оказались на улице, Белова удивленно произнесла:
- Жанка, я тебя сегодня не узнаю.
- Я сама себя не узнаю. Куда дальше двинем?
- Надо вернуться.
- Куда? К Никифоровне? Бесполезное занятие.
- Нет, ни к ней, надо заглянуть к Валентине Пушкиной, поддержать ее, узнать, когда похороны Вадика.
- Ты что-то темнишь, Ангел.
- Хочу покопаться на книжных полках - поискать исчезнувшие у Кораблева книги.