Ему приснилось, что его похоронили без головы. Было очень больно. Безумно больно. Но вместе с болью появилось осознанное счастье, как у человека, который давно о чем-то мечтал, потерял надежду, а тут тебе преподносят такой щедрый подарок за терпение. И речь не идет о долгожданной смерти, к которой приложил руку посторонний человек. Пока он размышлял, думал, как на ЭТО решиться, чтобы закончить ненужное прозябание на земле, кто-то ему помог - переместил на тот свет. Закончилось никчемное существование на грешной земле. Спасибо доброму человеку за подарок, который уже не надеялся получить. Теперь он, как прежде, способен самостоятельно перемещаться, даже танцевать, причем весьма профессионально, может мучиться от мозоли, натертой новой обувью, ощущать покалывание под коленкой, когда долго сидел в неудобной позе, выть от боли, врезавшись пальцами в камень, незамеченный на дороге. Может играть в футбол, в прямом смысле "лежать, задравши ноги", как когда-то давно, в период счастливого безмятежного детства, выговаривала ему бабушка, заметив, что внук привычно мечтает и не выполняет ее требований. Может ходить босиком по траве и млеть от приятного щекотания.
Может ни от кого не зависеть. И это главное.
И черт с ней, с головой. Походит на том свете и без головы.
Без ног он уже существовал некоторое время, попробует посуществовать без головы. На том свете ни о чем думать не надо.
Так решил он, пребывая в сетях странного сна. Хотелось проснуться, чтобы проверить действие ног, а заодно избавиться от боли в районе шеи. Наверное, палач применил плохо оточенный топор, отсюда и мучения.
Причем здесь палач?!
Притом! Еще скажи, что при жизни ты вел себя образцово! Тоже мне, беспорочный человек!
Безнравственность тебе имя!
Все двадцать лет супружеской жизни морочил жене голову. Юлил, обманывал, изображал любовь. Или не изображал? Не важно. Чего уж теперь. Никогда мысленно не каялся за содеянное, когда случались неудачи в бизнесе или внезапно наваливалось непонятное заболевание. А ведь это наказание за прошлые грехи. Прошлые... Разве грехи бывают прошлыми? Они "висят" на тебе до тех пор, пока не ответишь по всем пунктам, пока не вымолишь прощение.
Он не отвечал, не вымаливал. Даже мысленно. Жил себе и жил, грешил себе и грешил. Влюблялся, бросал, подставлял соперников и избавлялся от конкурентов, пусть и мягкими способами, но соломки не подстилал, приземлялись они болезненно. Естественно, проклинали его, желали оказаться в их шкуре. Ему было всё равно, что о нем думают, быстро забывал о людях, ставших ненужными в один момент.
Казалось, что не прожил день, неделю, месяц, год рядом с этими людьми, а читал неинтересный роман с банальным сюжетом. Когда выбирал книгу, надеялся, что зацепит, тронет, удивит. Уже на десятой странице стало скучно, но снова надеялся, что противник окажется достойным, и поставит в затруднительную ситуацию главного героя. И так до самого конца продолжал ждать и надеяться. Не дождался - вновь главный герой уложил на лопатки соперника без особых проблем.
А он перевернул последнюю страницу и забыл обо всём...
Не подумал, что рано или поздно придет время расплаты. Не сразу, через намеки-предупреждения. И крайне важно их заметить, не отмахнуться, не проскочить мимо, остановиться, задуматься и отреагировать.
Однажды он случайно услышал окончание осудительной речи очередной жертвы:
-... Ничего человек не боится!
Да, не боится! Он привык так жить. Он везунчик.
И не глупец, чтобы после очередной своей победы просить прощения у побежденного. Ну, извинишься, что дальше? Тебя погладят по голове, дадут леденец на палочке и скажут, молодец, что всё понял, что раскаялся, но больше так не делай? Смешно!
Ему очень нравилась фраза из гоголевского "Ревизора": "Городничий глуп, как сивый мерин". Эта фраза относится не только к городничему Антону Антоновичу Сквозник-Дмухановскому, но к великим каяльщикам, которые хотят себя обмануть. Заблуждаются. Глупцы.
Да, все это было бы смешно, если бы не было так грустно.
Как говорила любимая бабушка: "Бог всё видит".
Видит, видит. Наблюдает до поры-до времени, терпеливо ждет, намекает, а потом... шарах!
Намеком ему было странное заболевание. Пока врачи пытались установить диагноз, ему неожиданно стало лучше, он поблагодарил свой крепкий организм и вернулся к прежней жизни. Были аварии, неудачные коммерческие приобретения, разборки в суде, нападения, но он всегда выходил сухим из воды, при этом набирался сил для новых атак.
И никогда не делал должных выводов. А надо было. Тогда бы не случилось то, что случилось...
И снова существует в сослагательном наклонении. Существует, не живет.
Если бы, да во рту росли грибы... Это тоже из бабушкиных мудростей. И еще из нее же: поздно кулаками махать после драки. Но хочется возвращаться в стартовую точку, когда впервые сильно тряхнуло. Надо было задуматься, остепениться, отказаться, хотя бы, от кое-каких вредных привычек, резко затормозить, задать себе короткий вопрос: "Почему так произошло?" Выбрать правильное направление, и двинуться по выбранному маршруту с нужным пассажиром пешим ходом, чтобы наслаждаться окружающими красотами, которых раньше не замечал. Мчался на бешеной скорости, сбрасывал в кювет возникшие преграды, не дорожил жизнью, не ценил каждую минуту, способную стать последней.
Он сменил пассажира за девять месяцев до страшной автомобильной аварии. Девять месяцев... Странное совпадение. Срок для формирования рокового возмездия на все прошлые грехи. Если уж ударить, то ударить со всей силы!
Ударил, но в последнюю минуту сжалился.
Он выжил. Долго восстанавливался. Врачи сделали все, что могли.
Нормально работала голова, работали руки. Отказывались работать ноги. Причина - серьезная травма позвоночника. Скажи спасибо, что не превратился в живой труп, который только и может, что есть и испражняться, но все равно прибегает в чужой помощи. Спа-си-бо! Но лучше бы он погиб.
Над ним не сжалились: смерть - слишком легкое наказание для такого человека, как он.
Выжил. И едва опомнился, стал задаваться глупыми вопросами: почему ЭТО случилось со мной? За что мне ЭТО?.. Будто не за что... Есть, есть, есть за что! Получите, распишитесь!..
Когда был в коме, все время виделась Дина. Жена. Бывшая. От которой ушел девять месяцев назад к молодой девице. Девица клялась в вечной любви, а он счастливо скалился и тупел на глазах.
Казалось, сбросил лет пятнадцать, не меньше. С удивлением поглядывал на Дину, будто не мог понять, кто перед ним. Неужели эта женщина с сеткой морщин под глазами и тусклым взглядом когда-то была его женой? Это невозможно! Она выглядит старухой. И глаза у нее старые.
Дина не стала увольняться из ЕГО строительной фирмы, но старалась не попадаться ему на глаза. Он не возражал - пусть работает. У Динки только и осталась работа. За двадцать лет совместной жизни детей они не нажили.
Новая супруга требовала уволить Дину. Но он сразу дал понять, кто в доме хозяин.
Он был счастлив, молод, успешен, полон желаний. И глуп, как городничий.
А девять месяцев спустя поздней ночью на трассе сошлись в лобовой атаке его "Ауди" и пассажирский автобус, водитель которого, как позже выяснилось, уснул за рулем.
Он очень спешил в ту ночь домой к своей молодой жене, которая безумно его любила. До тех пор, пока не услышала приговор врачей.
Захотелось умереть. Но суровая маменька наговорила три короба "нежных" слов, одарила презрительным взглядом, на ходу бросила "жду звонка" и удалилась, осуждающе вздохнув.
Он догадался, что отношения с маменькой восстановятся только после того, как он одумается, поймет, что жизнь без ног это лучше, чем смерть, тем более, всегда есть надежда на чудо. Он ей позвонит и скажет твердым голосом, что будет бороться.
Пока он одумывался, понимал, в палате появилась Дина - смена караула. Мать говорила, что бывшая невестка, к которой она относилась благосклонно, чего не скажешь о девице с безумной любовью "до гроба", часто его навещала, когда он был в коме. О чем-то рассказывала, вспоминала прошлое... Потому Дина и привиделась ему в ту безмятежную пору неосознанного горького будущего.
Когда "в крышку его гроба был забит последний гвоздь", навсегда ушла красивая молодая жена с безумным взором, посчитав свою миссию выполненной. Вернулась тихая Дина с печальными газами. Она пыталась быть веселой, о чем-то болтала безумолку, даже улыбалась, но глаза оставались печальными, а уголки рта постоянно съезжали вниз. Он боялся увидеть слезы. Он ненавидел жалость. Поэтому отвернулся и процедил сквозь зубы:
- Уходи. И никогда больше не приходи. Я не хочу тебя видеть.
Дина перестала дышать. Он подумал, что она потеряет сознание. Или того хуже - умрет прямо в его палате. Затаился, напрягся и не заметил, как она выпорхнула.
Он не мог смотреть ей в глаза, потому и выгнал. И каяться не хотел. Не хотел, чтобы его любили из жалости.
Еще до всех событий, он считал, что Дина его ненавидит. И это не удивительно: где вы видели, чтобы брошенная жена благодарила мужа-предателя?! И пусть он оставил ей все имущество, нажитое в браке. Это равносильно материальной помощи государства за погибшего самого-пресамого любимого человека. Какими деньгами можно себя успокоить?! За какую сумму продать свою боль? Потеря не измеряется ничем.
Динка так его ненавидела, что готова была задушить собственными руками. Он это чувствовал... И теперь чувствовал ее притянутую заботу. Хочет быть хорошей. Не выйдет! Он был искренне к ней равнодушен до аварии, останется равнодушным после нее...
Любил ли он ее? Не помнит.
Поженились, когда обоим было по двадцать. Три года встречались-миловались. Однажды Динка сказала, что беременна. Он, не раздумывая, повел ее в загс. Уже видел себя отцом семейства... Не случилось.
Она клялась, что потеряла ребенка. Рыдала, говорила, что не переживет. Он её жалел, сам с трудом сдерживал слезы. Перед глазами стояла маленькая девочка. Она не была на него похожа. Не была похожа на Дину. Но он точно знал, что это его дочь.
Спустя еще три года, случайно узнал, что Динка не была беременна. И что у нее не может быть детей. Никогда.
Первым порывом было уйти без объяснений. Жена обо всем догадалась, ушла сама. Обосновалась у подруги. Почти каждый день забегала к нему, якобы за какой-то забытой вещью. Однажды осталась. И снова забурлила страсть, забылись обиды, поверилось в будущее, в котором сбываются все мечты.
Маменька, постоянно поднимающаяся по карьерной лестнице и к тому времени пребывающая в свите губернатора области, отправила невестку на лечение от бесплодия в Израиль. Потом еще куда-то, еще, еще...
Всё бесполезно.
Мечты сбываются, когда все для этого делаешь, и очень этого хочешь. Они всё делали, но при этом делали вид, что очень хотят ребенка. Обманывали себя и других.
Своими мыслями Дина с ним не делилась, но он замечал, что очередная поездка дается ей с трудом - не хотелось оставлять мужа одного. Женское чутье подсказывало, что супруг не страдает от одиночества в то время, когда она истязает себя процедурами. Но отказаться от очередной поездки - это поставить жирный крест на браке. А пока их связывает невидимой нитью неродившийся младенец, для рождения которого они прилагают все силы.
Больше всего Динка боялась, что младенец появится "на стороне". В этом случае терпеливый супруг махнет на нее рукой и уйдет к плодовитой сопернице. Об этих переживаниях супруги ему доложила маменька. Он ее успокоил: один раз женился "по необходимости", больше подобного не повторится. Причина для свадьбы может быть одна - любовь.
Спустя двадцать лет он влюбился.
В ту ночь мчался к жене, выжимал всю мощность из двигателя "Ауди". И если бы не автобус, то... так бы и прожил в очередной лжи до тех пор, пока жизнь не встряхнула, не поставила мозги на место, но забрала что-то очень нужное, ценное.
Он никогда не винил Дину за обман. Винил себя за нерешительность. Так и жил рядом с ней и вдали от нее.
Наверное, она его тоже не любила. Но мечтала выйти за него замуж. Ждала предложения, долго и упорно, он инициативу не проявлял, пришлось найти вескую причину и подтолкнуть. И причина ее необъятного желания сочетаться с ним браком была не в нем, а в успешной маменьке. В сложные девяностые они жили безбедно. Он привык так жить, но после женитьбы решил надеяться только на себя. Но в исключительные моменты от помощи маменьки не отказывался. В остальных, рядовых случаях, всегда отказывался. Установил себе минимальный уровень проживания, приучал себя к нему, не баловал ни себя, ни жену. Жена не роптала. Может быть, потому и не роптала, что тайно принимала пожертвования свекрови. Но тогда он об этом не думал, кичился самостоятельностью, радовался успехам. Когда заработал хорошие деньги, создал свой строительный бизнес.
Динка всегда была рядом. Но их единение не было похоже на союз двух близких людей. Он считал, что она за ним следит, поэтому не желает сидеть дома, как жены удачливых бизнесменов. Ее невидимая слежка вдохновляла супруга на новые романы, разжигала азарт приключений. Или это была элементарная злость: раз так ты меня подозреваешь, то я оправдаю твои подозрения, при этом усложню тебе задачу - доказательств измены ты не добудешь.
Для него это была игра, для нее - страдания. Жалел ли он жену? Никогда не задумывался. Раздражала она его? Скорее, не вызывала никаких эмоций: злость давно утекла, измены стали привычкой. Появлялось ли желание расстаться? За двадцать лет появилось лишь однажды, когда узнал о ее обмане. Его устраивала их параллельная жизнь до тех пор, пока в голове не разорвалась шаровая молния при встрече с сексапильной незнакомкой.
Или все дело в жене? Она устала от слежки, азарт исчез, он схватил первое, что попалось под руку. Что-то себе придумал, и перевернул устоявшуюся жизнь с ног на голову.
Простоять на голове можно достаточно долго - девять месяцев, но всю жизнь не простоишь...
А может, зря он прогнал Дину?
Не зря. Не любила прежнего, тем более не полюбит теперешнего.
Он калека. И ему не нужна жалость, не нужны сочувствующие взгляды, под которыми прячется удовлетворение и торжество победы над беспомощным врагом...
При встречах на нейтральной территории, уже после его развода, мать постоянно рассказывала сыну, как страдает несчастная Дина, но она ее успокаивает и убеждает, что все будет по-прежнему, неверный муж одумается, вернется, надо только подождать. И настороженно поглядывала на сына, чтобы уловить робкое согласие. Но он был счастлив и глуп, о прошлом не вспоминал, наслаждался настоящим.
По неизвестной причине после аварии маменька изменила свое отношение к невестке. Не было прежней материнской заботы, исчезло привычное желание высказывать умные мысли и ловить восторженные взгляды, что-то советовать и получать благодарность. С Диной она общалась сухо, но ее визиты в больницу приветствовала. Каждый раз напоминала о том, какую заботу о нем проявила Дина в самый сложный период. Можно подумать, настал легкий период! Не настал и не настанет.
Но матери об этом он не скажет. Пусть говорит о своих грандиозных планах касательно любимого единственного сына: она поставит его на ноги, в этом нет сомнений, и так далее и тому подобное. Сын будет внимательно слушать, и кивать в ответ.
Но он никуда не поедет! Зачем гоняться за призрачной мечтой, которой не суждено сбыться? Очередное разочарование будет шагом к преисподней...
Но обижать мать не станет. Она этого не заслужила. Вырастила его без мужа. Своего отца он не помнит, родители развелись, когда ему и двух лет не было. О причине, подтолкнувшей к расставанию, речь не заходила и когда он вырос. Но у бабушки как-то вырвалось, что благодаря таким людям, как ее бывший зять, рождаемость в стране идет резко вверх. Видимо, причина крылась в постоянных изменах, которые унаследовал сын от отца, чей облик давно стерся из его памяти. Да, и отец о нем давно забыл. Не мудрено, раз отпрыски разбросаны по всем уголкам нашей необъятной Родины. Разве всех упомнишь, окажешь поддержку, одаришь вниманием, подставишь плечо. А надо бы и вспомнить, и поддержать в трудную минуту, и вниманием одарить, и плечо подставить. Бог с ними, с алиментами.
Хорошо пристроился порхающий генетический отец, ничего не скажешь.
После развода мать, еще молодая и привлекательная женщина, не стремилась к следующему замужеству, занималась ребенком, карьерой, но сын всегда был на первом месте.
Трагедия с сыном стала ощутимо-болезненным ударом для матери. Но она не позволила себе "разнюниться", по-прежнему бойко раздавала команды, возмущалась, занималась нравоучениями, уходила, возвращалась только после его извинений - "не забегала вперед", как говорила бабушка, принимавшая непосредственной участие в воспитании внука, но, слава Богу, не дожившая до трагедии.
Если с Диной мать стала сдержанной, то с сыном более резкой и бескомпромиссной. Раньше советы адресовала невестке, но не сыну, желая избежать конфликтных ситуаций: советы он приветствовал так же, как приветствуют ярые коммунисты разговоры о преимуществах капитализма. Поэтому ограничивалась привычными материнскими вопросами о делах, хвалила, почти никогда не ругала, делилась собственными проблемами, но сдержанно, чтобы сына не озадачивать. Иногда спрашивала:
- Эдик, ничего не хочешь мне рассказать?
Сын догадывался "откуда ветер дует", но делал вид, что у него всё отлично - и в бизнесе, и в семейной жизни.
- Ну, и ладно, - улыбалась мать. И не от того, что ее, деловую женщину, не загружает проблемами взрослый сын, а потому что взрослый сын сам способен во всем разобраться. Если сочтет нужным, то обратиться к ней за помощью. Она всегда ему поможет. Костьми ляжет, а поможет. Потому что безумно любит. И всегда об этом напоминает при прощании.
Эдуард миллион раз слышал ее признания, но каждый раз в груди возникает приятный трепет - тебя искренне любят. Чтобы не показать щенячью нежность, с долей иронии называл ее маменькой. Она чувствовала иронию, принимала игру мать-взрослый сын. Но всегда оставалась с ним доброй, заботливой, мягкой. И сорок лет назад, когда он только появился на свет, и двадцать лет, когда он женился. И так будет всегда, пока она жива.
Свою деловитую собранность и резкость мать оставляла за порогом дома.
Раньше, но не теперь. Теперь всё стало иначе.
После аварии "брала работу на дом". И все из-за того, чтобы не раскиснуть самой и вселить сыну уверенность. Только наедине могла позволить поплакать всласть, чтобы снять напряжение. И это было заметно по ее опухшим глазам, хотя, она пыталась скрыть следы своей слабости, по-прежнему была ухожена, модно одета. По-прежнему выглядела молодо: Жанне Германовне никто не давал ее шестидесяти двух лет. По-прежнему ей вслед оборачивались мужчины. Пусть не бравые молодцы, но не пни трухлявые. Ею почти все восхищались, некоторые боялись, все уважали.
Медсестра Мила называла ее за глаза генералом, а главный врач Федор Осипович услужливо величал - Жанночкой Германовной. Доуслужничал до нового оборудования для своей клиники...
Эдуард открыл глаза и сразу увидел синее безоблачное небо. Солнце пока "не дотянулось" до лица, но заботливо поглаживало бесчувственные ноги.
Мужчина понял, почему во сне у него так болело место, куда приложился топором палач - под шеей лежало полотенце, скрученное жгутом. Он вспомнил, что вчера вечером вымыл голову, но сушить феном не стал, сразу лег в кровать, чтобы пораньше отпустить помощника по дому Евгения. Женя постелил полотенце на подушку, пожелал спокойной ночи и отправился к себе домой. Жил он на соседней улице.
Жгут из полотенца сильно передавил затылок, который нещадно болел.
Эдик сел на кровати, и стал растирать занемевший затылок ребром ладони. Женя услышал звук и заглянул в спальню.
- Доброе утро, Эдуард Маркович, как спали?
Эдик много раз его просил, чтобы обращался по имени - они почти одногодки, тот соглашался, но потом забывал.
Евгения отыскала маменька, когда сын наотрез отказался от крупногабаритных сиделок с кулаками размером с футбольный мяч. Женя был сыном уборщицы, которая много лет проработала в администрации области. Жанна Германовна ценила людей по отношению к работе, а не по занимаемой должности. Поэтому к ответственной уборщице со стажем относилась уважительно. Была в курсе ее проблем. Чем могла, всегда помогала. Однажды та посетовала, что жизнь у сына не складывается: на работе сократили, жена ушла. Прежде чем предложить ее сыну работу по уходу за Эдуардом, сначала встретилась с ним, поговорила. Не ограничилась собственным мнением и похвалой матери, навела справки.
Евгений Тимофеев сменил несколько полярных специальностей. Был и фельдшером на скорой помощи - что явилось весомым аргументом для заботливой матери больного сына, подрабатывал грузчиком в магазине - это тоже плюс - хотя, и выглядит худощавым, но жилистый, с крепкими мышцами, способен переносить здоровенного мужика. Потом его повысили - перевели в продавцы в том же захудалом магазинчике. Но долго не выдержал. Ловкие продавцы остаются в прибыли, ему пришлось покрывать недостачу из собственного кармана. Был и дворником, и официантом, и слесарем, потом мастером на комбайновом заводе. С должности мастера его и сократили. Тут еще и жена ушла. Взрослый сын остался с отцом, через месяц ему исполняется восемнадцать, "косить" от армии не собирается, напротив, надеется отслужить положенный срок и остаться служить на контрактной основе. Пусть послужит, а там будет видно. Евгений гордится сыном. И постоянно рассказывает о нем своему подопечному.
Странно, но Эдуарду интересно слушать о незнакомом мальчишке. Или он просто рад, что рядом есть человек, который не суетится вокруг него, отрабатывая деньги, а делает свое дело уверенно, и постоянно что-то говорит, не вызывая у него раздражения. Тембр голоса у Жени приятный, обволакивающий. Эдик называет его релаксирующим. Почти как спокойная музыка.
Маменька радовалась установившемуся взаимопониманию между ее сыном и помощником, которого всегда величала Евгений Борисович. Тот смущался, в присутствии подопечного докладывал о его успехах, по-отечески сетовал на непослушание, не желая заручиться поддержкой. Мать это понимала, не осуждала сына. Все вместе они отправлялись на прогулку.
Поначалу Эдуард отказывался выезжать на улицу в своей инвалидной коляске. Но маменьку не переспоришь. Со временем привык к любопытным взглядам, в основном женским. Многие дамы поглядывали на него с интересом - видимо, калека с приятным лицом и завидной мускулатурой не оставлял их безучастными. Но это был нормальный женский интерес к видному мужчине, не жалость. И это внимание Эдика подбадривало.
Женя овладел техникой лечебного массажа. Заставлял подопечного делать необходимые упражнения. Ухаживал, но не подчеркивал немощность Эдуарда Тузикевича.
Иногда, это бывало крайне редко, Эдик забывал о своей травме. Прозрение заставляло заново переживать трагедию. Но он справлялся. Представлял перемещение по квартире на коляске с автоматическим управлением забавой взрослого мужчины. Приучал себя к самостоятельности, старался лишний раз не обращаться с просьбами к помощнику.
Один раз за истекшие полгода приходила Дина. Но Эдик не захотел с ней разговаривать.
Мать ничего о ней не рассказывала, словно ее никогда не было в жизни сына. Они, вообще, не говорили о прошлом. Как и о будущем. Маменька немного остудила свои порывы, о новых методах лечения помалкивала. Они просто жили, обсуждали все, о чем слышали, что видели.
Бывали дни, когда Эдуарду было невыносимо находиться в кресле, но он не истерил, не бил кулаками по бесчувственным ногам, просил Женю дать ему чай с ромашкой и мятой и устраивался перед окном. За окном бурлила жизнь. Дом стоял на оживленной улице, по которой круглосуточно мотались автомобили. Бегали, шли, слонялись, тянулись, стояли, сидели на скамейках жители и гости города.
Тузикевич никогда не наблюдал за незнакомыми людьми. Не было до них дела, не было желания, не было времени. Теперь свободного времени было с избытком. Эдик сидел в кресле у окна и угадывал, чем занимается очередной прохожий. Это вошло у него в привычку.
Однажды к нему присоединился Евгений. Эдуард не заметил, как вслух изложил выдуманную историю молодой девушки с озабоченным лицом. Это был короткий рассказ о студентке, которая завалила экзамен по сопромату. Было придумано на ходу ее имя, имя придирчивого преподавателя, и имя более успешной подружки, которая ее окликнула и стала говорить успокоительные слова.
- Почему по сопромату? - спросил Женя. Эдик не удивился такому вопросу, поразило быстрое вступление в игру.
- А ты посмотри на нее. Лицо без тени косметики, одежда рядовая, без всяких модных прибамбасов. Но нет подчеркнутого пренебрежения к шмоткам. Значит, к творческим профессиям отношения не имеет. Как не имеет отношения к педагогике. Она приучала бы себя к платьям и юбкам. А на ней джинсы и белая рубашка в едва заметную полоску. Рубашку надела для парадности, но не могла предать джинсы. В обычной жизни с ними не расстается, в качестве верха использует футболки.
- Вдруг девушка хочет всего лишь получить диплом о высшем образовании, работа в школе в ее планы не входит. Незачем приучать себя к "учительской" одежде.
- Думаешь?
- Нынешняя молодежь в повседневной жизни выглядит как братья-близнецы. Другое дело - работа. И то, если не существует дресс-код. Вот взять мою жену. Она работает в банке. Приходит на работу и переодевается в черную юбку, белую блузу, на шею повязывает косынку... Но если вам хочется, чтобы эта девушка была студенткой технического вуза, то пожалуйста. Мне нравится, что вы нашли себе занятие по душе. Можно изложить мысли на бумаге, по-старинке. Или принести вам ноутбук?
- Предлагаешь заняться сочинительством? - усмехнулся Эдик. Впервые в его глазах вспыхнул интерес.
- Раз вы продали свой бизнес, отказались встречаться с людьми, с которыми давно знакомы, то почему бы не найти своеобразный способ общения с незнакомыми людьми, которые проходят мимо.
- Почему бы нет. Взглянул в окно, выбрал любого человека и сочиняй о нем историю, при этом делай вид, что это он с тобой разоткровенничался. Верно?
- Верно, да не совсем. В этом случае у вас есть право выбора. Так нечестно: вы ищете легких путей.
- Женя, что ты предлагаешь? - подобрался Тузикевич.
- Вы всегда встаете рано. Сразу при... приближайтесь к окну, и цепляйтесь взглядом за пешехода.
- Ты думаешь, он будет идти в гордом одиночестве? Ночью проснись, выгляни в окно, и увидишь десяток прохожих.
- Тогда надо сосредоточиться на конкретном месте. Например... Например, на булочной, которая расположена через дорогу, на углу. Первый человек, который вывернет из-за угла, будет удостоен вашего внимания.
- Здорово! Спасибо тебе за подсказку, теперь у меня есть чем занять свою голову. И то в последнее время мозги начали закисать.
- Заметьте, занятие по душе. Просто занятие и занятие по душе это две разные вещи. К занятию по душе надо приступать в определенном настроении. Если на душе грусть-тоска, то ничего не выйдет. Уныние не соответствует творческому подъему.
- А ты откуда знаешь?
- Статьи писал для одного журнала. Но это было много лет тому назад. Иногда сидишь целый день, и ни строчки не можешь из себя выдавить, а иногда из тебя идеи так и прут, так и прут.
- Женька, ты в этой жизни чего-то делать не умеешь?
- Чего-то не умею, - подумав, ответил он. - Детей рожать не умею, знаком только с теорией, - признался мужчина и улыбнулся своей доброй застенчивой улыбкой.
- Еще!
- Еще... Даже не знаю...
- А стихи писать?
- И стихи могу. Но не просите прочесть. Они сугубо личные. Я их будущей жене посвящал. На стихи ее и поймал, - без грусти заметил он. Почесал затылок и задумчиво протянул, - не умею увеличивать рост. Мечтал быть высоким, но не вышло.
- У тебя нормальный рост.
- Нормальный. Метр семьдесят шесть. Мы с женой почти одного роста. А когда нацепит обувь на каблуках, то я чувствую себя малышом.
- Комплексуешь?
- Не знаю, - подумав, ответил Евгений.
- Я почти уверен, что ваше расставание никак не связано с твоим ростом, дело в чем-то другом, - не сдержался Эдуард.
- Дело в снисхождении. Жена относилась ко мне со снисхождением. Будто я неуч какой-то. Я не неуч. Я постоянно совершенствовался, старался приблизиться к ее уровню... И грешил на свой рост, чего скрывать, - добавил он. - Сам понимаю, что это глупо. Можно подумать, если бы я был двухметровым гигантом, она бы во мне души не чаяла.
- Ты меня извини, но она тоже не Маргарет Тэтчер, а обычный клерк в банке.
- Но я у нее два высших образования, а у меня всего лишь медучилище за плечами. Всегда мечтал стать врачом, окончить медицинский институт, но не срослось, - признался Евгений.
- Когда она за тебя замуж выходила, то знала, за кого идет. Наверное, любила. Бесспорно, любила, - поправился Тузикевич, - раз столько лет вместе прожили.
- Любила, любила, разлюбила и полюбила другого. С образованием, с должностью, с "Лексусом", и всеми остальными прибабмасами успешного бизнесмена.
- Жень, может оно и к лучшему. Если жена уходит к другому, еще неизвестно, кому повезло. Ты устал соответствовать... Устал, признайся?
- Не устал. Я ее люблю. Наша совместная жизнь не была каторгой. Надеюсь, для нее тоже. И если бы я не потерял работу, то все могло сложиться по-другому.
- Ты в это веришь?
- Нет, конечно.
- Пытаешься себя очернить, ее обелить. А как же слова о единстве в горе, и в радости?
- Когда есть любовь. Если любовь ушла, то зачем мучиться. Пройдет время, я... я...
- Забудешь ее, начнешь жизнь заново?
- Смирюсь. Но надежды не потеряю.
- А ты, как у Вознесенского: "Вы прошлой любви не гоните, вы с ней поступите гуманно - как лошадь ее пристрелите"...
- Что ж вы не закончили?! Суть в последней строке: "Не выжить. Не надо тумана".
- Выживешь! Ты не первый, и не последний, от кого ушла жена... От меня тоже ушла, но туда ей и дорога. Но в отличие от меня, у тебя со здоровьем все в порядке. Ходишь на своих двоих, ни от кого не зависишь.
- Хожу, - согласился помощник. - Но у меня тоже есть недуг - безответная любовь. Засела в сердце, как заноза.
- Бери пример с меня - я пытаюсь бороться со своим недугом.
- Так я вам и поверил, - хмыкнул Евгений. - Иногда у вас такое лицо, что мне кажется еще минута, и вы решитесь... на отчаянный поступок.
- Не решусь. Опасный период миновал. Теперь уже хочу жить, но жить полноценной жизнью.
- Почему бы вам не обратиться...
- Женя! - осадил помощника Эдуард. - Мне еще шарлатанов не хватало! У меня пока голова работает, перекачивать деньги из своего кармана в карман магов-целителей не собираюсь.
- Можно поехать в Китай, там знаете...
- Не знаю и знать не хочу!
- Странно, - осудительно покачал головой Евгений, - научиться заново ходить хотите, но ничего для этого делать не желаете. Ладно бы не было достаточных средств... Простите, я никогда не считаю чужие деньги.
- Для начала я хочу собраться с мыслями. Не собираюсь приучать себя к теперешнему состоянию, думать, что всё бесполезно, я инвалид, им и останусь. Но прежде чем что-то предпринять, надо хорошо подумать. Нельзя стучаться во все двери сразу. И постепенно, но без передышки, тоже нельзя. Не хочу, как в старом анекдоте: столько планов, столько планов, жаль, что все куры сдохли.
- Наверное, это правильно. А то станет хуже, и не поймешь, в чем причина.
- Месть должна подаваться холодной, а важное решение о выборе лечения должно быть принято на светлую голову. А в моей голове пока темно. Надо как-то потренировать мозги.
- А почему вы не хотите общаться с бывшей женой? - вдруг набрался смелости Женя, отступив о темы разговора.
- Просто не хочу и всё.
- Никто не заставляет вас жить с ней, но общаться цивилизованно...
- Я не хочу с ней общаться, - сдержанно перебил Тузикевич. - Не потому что чувствую за собой вину, не верю ей, или не хочу ловить на себе жалостливо-торжествующие взгляды, я пока не готов пускать в свою жизнь людей из прошлого. И новые знакомства не приветствую - придется пересказывать события, которые привели меня в инвалидное кресло. Но пересказывать придется, рано или поздно. С тобой мне общаться легко. И с маменькой. Вот два человека, ради которых я готов освободиться от приобретенного аутизма.
- Не всегда готовы, - обронил Трофимов. - Извините за откровенность, Эдуард Маркович.
- Эдуард! - рявкнул Тузикевич. - Для тебя я Эдуард! Сколько раз говорить.
- Хорошо, Эдуард. Я согласен со всем, что вы только что сказали. И мне кажется, что в просветлении головы большую роль сыграет сочинительство. Нельзя целый день размышлять о своем будущем, надо переключаться на что-то другое. Придумали историю о незнакомом человеке, отвлеклись просмотром спортивных соревнований...
- Спортсменов с ограниченными способностями, - подсказал Тузикевич, - чтобы вдохновиться их успехами и тоже увлечься спортом.
- Не обязательно. Но брать с них пример - нелишне. Не каждый здоровый человек способен на подобные достижения.
- Согласен, сила духа и сила воли у них дай Бог каждому.
- Эдуард, я не призываю вас заняться спортом, каждый может найти применение своим способностям, которые до этого не проявлялись.
- А не приведет ли мое одностороннее общение с незнакомыми людьми к более глубокому погружению в аутизм? Выберу себе объект для сочинительства и буду целый день сидеть с обнимку с ноутбуком. Даже откажусь от общения с тобой.
- Строго установленный вашей маменькой распорядок дня никто не отменял. Я за этим буду строго следить. Вы же не хотите, чтобы меня уволили за недобросовестное выполнение своих обязанностей?
- Я этого не допущу!
- Спасибо, - раскланялся Женя. - Но я имею право вставить в план несколько новых пунктов. Мы вставим в распорядок дня пару часов для творчества. Прямо с утра будете заниматься сочинительством, чтобы поднять себе настроение. Я заметил, что с утра вы всегда ворчите, как старый дед. Всем недовольны, всё вас раздражает. Вот и побудьте наедине с мыслями, которые вас лично не касаются.
- Всего пару часов на творческий процесс это очень мало.
- Эдуард Маркович... Эдуард, вы не писатель-романист, вы человек, который пытается угадать, как зовут незнакомца, чем он занимается, что у него в жизни произошло. Всего лишь развернутое изложение на бумаге озарения, появившегося при появлении незнакомца возле булочной. Завтра будет другой незнакомец и его история. Послезавтра третий... Надеюсь, это занятие вас отвлечет от ненужных мыслей.
- Но нельзя творческих людей ограничивать временными промежутками, - театрально возмутился Тузикевич.
- Не уложились, получаете "неуд" и лишаетесь сладкого, - улыбнулся сообразительный нянь.
Эдуарда разбудил непонятный громкий звук. Он взглянул на часы. Было начало седьмого.
Непроизвольно прислушался к звукам улицы. Редкие пока автомобили везли на работу своих владельцев, дворник усердно подметал тротуары, возмущалась сорока. Эдуард перебрался в свое кресло и подъехал к окну.
Небо медленно заволакивало тучами, дождь пока осторожничал, не хотел расточать свои водяные запасы почем зря. Вот появятся на улице люди, тогда он покуражится. Особенно над теми, кто забыл дома зонт.
На асфальт вяло упали капли дождя. Серый однотонный цвет разбавился темным горохом. Вдали предупреждающе грянул гром. Тузикевич сразу решил, что сегодня будет сочинять страшилку - соответствующая погода располагает к этому. Он напряженно смотрел на угловое здание, в котором располагалась булочная, с помощью имеющегося в наличии оптического средства - бинокля, подаренного ему маменькой на день рождения. Сколько же ему тогда исполнилось? Двенадцать. Или тринадцать.
Глаза заслезились. Мужчина поморгал, предоставив глазам короткую передышку, не выпуская из рук бинокль.
Небо потемнело, громыхнуло ближе. Асфальт оставался гороховым, пока не стал влажно-темным.
- Ту-ду-ду-дум, - замогильным голосом протянул мужчина и пробубнил под нос, - подходящий музончик.
Нервы натянулись, как скрипичные струны.
- Ну же, ну же, - подбадривал он невидимого человека, притаившегося за углом.
Тот его услышал и показался у булочной. Это был парень лет двадцати. Вокруг правого глаза был хорошо заметен кровоподтек, который в скором времени превратится в живописный синяк.
- О! Гаврюшка! Здорово! Как поживаешь?..
В голове рождалась история о парне, получившем минуту назад имя Гаврила.
Гаврила Шкляев. Конечно, Шкляев. Потому что худосочный. Длинные руки болтались при ходьбе, как у тряпичной куклы. Парень явно куда-то торопился. Но вдруг неожиданно остановился, повертел головой. Кроме дворника на улице никого не было, да и тот не обращал на него никакого внимания. Прохожий, мгновенно нареченный Гаврилой тайным наблюдателем, о чем-то напряженно задумался, не сводя взгляда с работника метлы. Затем снова нервно поозирался по сторонам и быстрым шагом двинулся по улице.
- Видимо, Гаврюшка поживает не очень хорошо, раз с утра пораньше разбирался на кулаках с левшой, - напряженно проговорил Эдик, вслух высказав свои догадки. - А почему я мыслю тривиально?..
Он положил ненужный на сегодня бинокль на подоконник, и принялся развивать нетривиальную мысль, пришедшую в голову...
Однажды утром Гаврюшка проснулся самостоятельно, без привычных ласковых уговоров матери. Взглянул на часы и обомлел - уже двадцать минут он должен быть в офисе издательского дома "Хряпиков и сыновья", где выполняет ответственные обязанности курьера. Парня ветром сдуло с кровати. С грозным возмущением "мам, почему ты меня не разбудила!" он влетел в кухню, где на столе его всегда ждал завтрак. Завтрака не было, как не было заботливой матери, совершившей оплошность по отношению к сыну. Ведь, знает, что он не выносит по утрам громких звуков, тем более не выносит требовательных призывов будильника, поэтому согласилась стать для него мурлыкающим терпеливым уговорщиком. Ответственным уговорщиком, на которого можно положиться!
И что теперь делать? С работы точно турнут. Мать расстроится, скажет, что в его возрасте пора самому искать работу, не ждать ее помощи и помощи ее знакомых, которым стыдно смотреть в глаза. Стыдно - не смотри, не проси за сына. Он обязательно найдет ту работу, которая ему нравится... Только пока не решил, чем бы хотел заняться. Он находится в поиске.
И хорошо, что мать не разбудила. Теперь ему предложат в издательстве уволиться по собственному желанию, он спорить не станет, сегодня же напишет заявление об уходе...
Но почему мать не разбудила? И куда она делась?
- Ма-а-ам, - напряженно протянул Гаврик и двинулся в сторону ее спальни.
Дверь была закрыта не плотно, оставалась малюсенькая щель. Сердце в груди парня взбесилось, почувствовав беду.
- Мама, - прошептал под дверью взрослый сын, забыв о своих проблемах.
В спальню не проникал свет с улицы - портьеры были задвинуты. Следовательно, мать тоже крепко спала: после пробуждения она первым делом отодвигает портьеры, чтобы "изучить обстановку".
Гаврила осторожно поскребся в дверь, не решаясь зайти. В спальне не раздалось ни звука. Тогда он приложился лбом к щели и начал сдвигать дверь, словно у него не действовали руки. На самом деле он постепенно готовил себя к тому, что должно открыться его глазам. Давал себе шанс резко остановиться, если в поле зрения попадет то, что подтвердит его опасение. Но подтвердит не на сто процентов, оставит надежду, что всё не так плохо. Потому и медлил с визуальным осмотром помещения.
Сначала он увидел кресло, на котором сиротливо лежал мамин халат. От напряжения парень сильно сжал кулаки, будто готовился отразить неожиданное нападение. Элементарное сжатие отняло много сил. Физическое состояние было схожим с выполнением загрузочно-разгрузочных работ, занявших не менее положенных восьми часов. На лбу выступила испарина. Гаврик отпрянул и зачем-то изучил ту часть двери, к которой только что прилипал его лоб. Ему показалось, что это не пот, а капли крови. Прилившая к голове вся имеющаяся в организме кровь должна была найти выход. Почему-то через лоб, не имеющий отверстий. На двери не было пятен крови, и Гаврила слегка успокоился. Выпрямился, отдышался и продолжил таран двери лбом.
Он сдвигал дверь так медленно, словно перед ним поставили задачу - преодолеть препятствие за три часа без помощи рук. И за это обещали дать вознаграждение.
Чем сильнее сдвигалась дверь, тем сильнее, набатно-волнующе, колотилось сердце, тем обильнее он потел. Струйки пота из подмышек стекали по туловищу и застревали на трусах. Влажное лицо так горело, словно его решили просушить горячим утюгом. Успеха не достигли, но лицо основательно обожгли.
Гаврик постоянно облизывал соленые губы и двигал лбом дверь, которая легко отъезжала в сторону, не создавая особых проблем. Он хотел остановиться, дать отдых согнутой в неестественной позе спине, но боялся - вдруг ему не хватит смелости. Пытался себя урезонить: с чего вдруг решил, что случилась беда?! Все нормально. Все хорошо... Тогда почему так волнуется сердце? Почему обливается потом, словно его толкнули в водоем, он выбрался без проблем, а вытереться нечем?
Когда его взору открылись неприкрытые одеялом аккуратные стопы ног, сердце приготовилось зарыдать, но он его успокоил легким поглаживанием по левой части груди и тихо-возмущенным приговариванием "что я себе напридумал?!"
Повысил голос в надежде, что его, наконец, услышат и успокоят:
- Человек просто устал и крепко уснул. Сейчас я войду и выскажу свое недовольство... Сейчас, сейчас... И ничего страшного не случилось.
У сердца было свое мнение. Оно начало подпрыгивать, как на батуте. У Гаврюшки заныло левое плечо.
- Мам, пора вставать, - заискивающим тоном напомнил он. Так он с ней не разговаривал давно, в классе в пятом, когда просил купить велосипед. Их скромный бюджет не предусматривал подобные траты, но мать пошла бы на уступки сыну, окончившему третью четверть всего лишь с двумя тройками - по русскому и математике, но не сделала этого в целях безопасности. Как сын ее не уговаривал, как не канючил, как не обещал закончить учебный год без троек, мать сказала резкое "нет". И купила... ноутбук. Ноутбук в миллион раз лучше велосипеда... Но все равно Гаврюшке очень хотелось гонять на велике на зависть всем бесколесным приятелям, и ловить заинтересованные взгляды девчонок-хохотушек.
Мать была горда собой и способным сыном, позабывшим поблагодарить ее за такой неожиданный подарок. Потом мать долго выплачивала кредит на дорогое приобретение, а сын ничего не просил, потому что знал - бесполезно.
Сейчас он ее просил, умолял, требовал откликнуться. С ужасом смотрел на голые ступни, недвижимые, кажущиеся ненастоящими. И больше не толкал лбом дверь.
Он понимал, что страшное уже свершилось, что прежней жизни больше не будет. Но наделся до последнего. Поэтому боялся продолжать таран.
В подъезде хлопнула соседская дверь. Звук так напугал Гаврилу, что он пошатнулся и ввалился в спальню матери. Женщина никак не отреагировала на появление сына, застывшего в собачьей позе. Он вытянул шею и всмотрелся в ее спокойное лицо. Опять позвал ее почему-то по имени и отчеству: Лидия Ивановна. Решился подобраться ближе к кровати, не поднимаясь на ноги. Ее руки лежали на одеяле. Одна - на животе, другая - вдоль туловища. Гаврила приложился лбом к тыльной стороне ладони той руки, которая была ближе - вытянутой вдоль туловища. Отпрянул, снова потыкался лбом в руку, не соображая, холодная рука или теплая. Хотел, чтобы рука ожила, погладила его по голове... Не выдержал и схватил изящную кисть маминой руки двумя своими грубыми руками. Рука была холодной, но не ледяной. И мягкой.
Сердце парня мешало сосредоточиться на последующих действиях. Оно сместилось в голову и теперь бухало там. Но подсказало, какие попытки надо предпринять. Надо услышать стук маминого сердца, во что бы то ни стало.
Гаврила осторожно сдвинул одеяло с ее груди и приложил ухо к тому месту, где положено быть сердцу, перепутав от напряжения правую сторону с левой. В связи с чем испытал шок, сдвинулся левее и, наконец, уловил слабые сердечные ритмы.
- Чего я сижу?! - взвыл он, - надо звонить в "скорую".
Он плохо помнил, что говорил, плохо помнил, что делал до приезда врачей. Но он отчетливо помнил, как уговаривал материнское сердце биться...
Оказалось, что у Лидии Ивановны Шкляевой случилась уремическая кома, как следствие почечной недостаточности. Был нарушен отток мочи из-за наличия камней в мочевом пузыре. Это лучше, чем опухоль, о которой поначалу говорил лечащий врач. Надо всего лишь удалить камни.
Гаврик воспрянул духом, пытался подбодрить мать. Но любая хирургическая операция - дело серьезное, последствия могут быть непредсказуемыми. Тем более, если накануне хирург отмечал семидесятилетний юбилей любимой тещи, а во время операции думал о любовнице, которая с нетерпением ждала его у себя дома. В итоге пациентка умерла на операционном столе, о чем без сожаления сообщил доктор ее сыну.
О юбилее тещи и о любовнице Гавриле рассказал позже "доброжелатель".
Поначалу парень не мог подумать, что смерть матери произошла по врачебной ошибке. И ошибке кого? Врача-уролога высшей категории, заведующего отделением урологии.
После похорон матери, Шкляев думал только об одном - как отомстить убийце? Тот же "доброжелатель" подсказал, как это сделать, и вручил орудие мщения...
Ранним утром по пустынной улице шел молодой человек. Совершенно обычный, немного испуганный и чем-то явно озабоченный. Как человек, который заблудился в незнакомом городе. Вокруг никого, спросить дорогу не у кого. Остается надеяться только на свою сообразительность. Только сообразительность хромает: постоял, повертел головой в разные стороны и двинулся в том же направлении, но без прежней уверенности.
И кто бы мог подумать, что горе, поселившееся в нем недавно и успевшее пустить корни, временно прикрылось ликованием: он смог, он отомстил, его никто не заметил, поэтому никто не найдет... Не беда, что через час под правым глазом будет красоваться заметный на дальнем расстоянии синяк. Кто догадается о причине его возникновения?..
Неопытный стрелок получает болезненный удар оптикой в глаз, похожий на удар левши...
- Я не виноват, что первым на углу у булочной оказался молодой человек с кровоподтеком под глазом, - парировал начинающий писатель. - Ненастье увело от написания позитивного рассказа.
- Обошлись без крови, и то ладно. Пора завтракать...