Катерина Филимовна Двигубская настороженно вышагивала по тротуару и осмысливала первый трудовой день в школе. Со стороны казалось, что девушка высматривает чьи-то следы. На самом деле, она прятала лицо от проходящих мимо людей, чтобы те не заметили грустных глаз, из которых вот-вот польются слезы, едва она заметит сочувствие или, не дай Бог, особо участливый гражданин спросит, все ли у нее в порядке, не требуется ли его помощь. Тогда Катька уж точно не сдержится и зарыдает навзрыд.
Плакать Двигубской хотелось и не хотелось одновременно. Естественно, было очень себя жаль. Прямо, жаль до коликов в животе и хотелось всплакнуть, но на мало-мальски знакомом плече. На чужом рыдать нескромно, а на родном - опасно: получишь по полной воспитательной программе. Дескать, ничегошеньки она не умеет! За что не возьмется, сразу пасует. Да, пасует перед трудностями, которые ей подкидывает судьба в лице родной сестры. Катерина привыкла жить по собственной программе, создавая сама себе трудности в процессе проживания этой программы. В этом случае она полна сил, желаний, положительных эмоций, презирает неудачи, не пасует перед опасностями, находит выход...
Нет, самостоятельно Катька не всегда находит выход, это надо честно признать. Но она разнообразит жизнь себе и близким родственникам. Все знают: однообразие утомляет, окрашивает жизнь в серые скучные тона. Как ее ужасное пальто! И где только Витка его раскопала?! С утра заявила, что учительнице нельзя ходить на работу в вызывающем розовом норковом полушубке. И что самое ужасное - родители приняли сторону старшей дочери. Конечно, она для них авторитет, а Катерина - домашний питомец! Миленький пуделечик, которого надо чухать за ушком. Почухали, покормили, вывели на прогулку и забыли. Лежи себе пуделечик на подстилке и не мешай...
В носу у Кати засвербело, слезы застили глаза, к горлу подкатил ком. От обиды. От жалости к себе. От непонимания.
Да, ее никто не понимает и не желает понять, чего она хочет!
Можно подумать, у нас в стране все люди работают по специальности!
Если Катерина окончила исторический факультет университета, это не значит, что она обязана стать педагогом-историком. Двигубская мечтала об археологических раскопках, о необыкновенных находках, после которых она приступит к написанию научного труда. О ней узнает весь мир!
Но после короткого периода работы в детективном агентстве "Савелий", Катерина запоздало поняла, чему она должна посвятить свою жизнь - помощи отчаявшимся людям! А почему, собственно, запоздало? Никогда не поздно что-то менять, тем более, в ее возрасте. Как заметил один умный человек: уже взрослая, но еще молодая.
Но как признаться Виталине, что новое место работы ее совершенно не устраивает?
Вопрос без ответа заставил слезы оживиться. Они снова потекли по щекам, А Катьке пришлось свернуть к витрине, чтобы спрятать свое заплаканное лицо от прохожих. Хорошо, что это была витрина магазина одежды, а не какой-то кафешки. Иначе посетителей весьма бы заинтересовала девица со слезами на глазах, взирающая с непониманием на жизнь. Непонимание они могли принять за просьбу - девица плачет от нищеты и безысходности, намекает, что неплохо бы оказать ей посильную помощь. Кто-то бы вышел из кафе с тарелкой супа и всунул вместе с тарелкой несколько купюр незначительного достоинства.
В розовом полушубке ей бы "не подали". Девушка в розовом полушубке не вызовет снисходительную жалость. А в сером стеганом пуховике с капюшоном - не только снисходительную жалость, но и боязнь подойти на близкое расстояние. Расстояние должно быть равно длине протянутой руки, в которой зажато пожертвование.
И где только Витка откопала это пальто?! - уже в который раз за сегодняшнюю половину дня подумала Катя. - Кажется, в нем Вита ходила в школу. Нет, скорее всего, сто лет назад купила, чтобы поехать с друзьями на пикник в позднюю осеннюю пору. Одела всего пару раз, спрятала подальше, а сегодня вспомнила на мое "счастье". Вот же память у бережливого человека! Сегодня же выпрошу у отца небольшую сумму денег и куплю себе другое пальто. Нормального цвета, нормальной длины - не за колено, как у дам бальзаковского возраста. Хотя, дамы бальзаковского возраста щеголяют в сдержанном мини. А некоторые - не в сдержанном. Вот взять учительницу физкультуры. Как же ее зовут?.. Имя-отчество не помню, но фамилия Шелестова. Я запомнила, потому что в моей группе училась Милка Шелестова. Так эта тетя Шелестова пришла на работу в коротюсенькой курточке, из которой выпирала габаритная попа, обтянутая резиновыми джинсами. Ужас, да и только.
Катерину сразу взяла под свое крыло Том Санна Воробьева. Она и познакомила новую историчку с коллегами. Но историчка не запомнила, как кого зовут, каким предметам каждый из них обучает учеников. Кроме физручки Шелестовой, поразившей своей фигурой. А фамилия запала в память, потому что она была однофамилицей Милки.
Директор школы Катьке показался нормальным мужиком, если не обращать внимания на его взгляд, не способный сфокусироваться на собеседнике. Но о его супруге-мигере Катерина была наслышана, поэтому отнесла "бегающие" глаза к элементарной боязни.
Не боится тот, у кого совесть чиста, - подумала Двигубская, решив покопаться в личной жизни Пал Игнатьича Меньшова. Но напомнила себе, зачем сюда пришла: вталкивать в головы учеников знания по истории.
Ученики не собирались вникать в смысл сказанного молоденькой учительницей. Они не шли на открытый конфликт, не устраивали байкот в немым завыванием, не грубили, не "ходили на ушах", но каждый занимался своим делом. В основном увлеченно водили пальцами по смартфонам. Некоторые тихо переговаривались, хихикали, но таких было меньшинство.
Катерина Филимоновна пыталась привлечь внимание учеников седьмого класса интересным, по ее мнению, рассказом об экономическом развитии России в первой половине восемнадцатого века.
Кого хотела увлечь, если самой было скучно? Остановилась на полуслове и предложила письменно ответить на ее вопросы всего несколькими предложениями, решила проверить знания учащихся седьмого класса за первое полугодие.
Несколько раз в класс заглядывала Том Санна, ободряюще ей кивала и уходила, осторожно прикрыв дверь. Катьке хотелось одного - сорваться с места и бежать из школы без оглядки...
После двух проведенных уроков к ней подошла Воробьева, обняла за плечи и сказала:
- Катюша, я понимаю, тебе нелегко, но не нужно сразу паниковать. Ребята в нашей школе хорошие, никто не будет над тобой издеваться.
- Заметно, что я паникую? - спросила Двигубская и попыталась улыбнуться. Улыбка вышла жалкой и кривой.
- У тебя глаза испуганные, и лицо очень бледное. Не нужно выказывать детям свою беспомощность. Будь уверенной в себе, но не перегибай палку...
Катерина вытерла слезы, но отходить от витрины не спешила. За стеклом стояли два манекена. Гипсовая дама демонстрировала юбку длинной до колена с принтом в виде геометрического рисунка. По форме юбка напоминала свободные шорты. К юбке прилагалась водолазка, ассиметричная куртка из натуральной кожи, полуботинки на шнурках на низком каблуке и толстой подошве. Видимо, намекала, что весна не за горами, пора бы обновить гардеробчик. Гипсовый мужчина "призывал" представителей сильного пола в будущем сезоне сконцентрироваться на спортивном стиле: брюки кэжуал, футболка, клубный пиджак. Всё это странным образом должно сочетаться с классическими элегантными туфлями.
- Хочу весну! - не сдержала порыва высказаться Катерина.
- Что, простите? - поинтересовался представительный мужчина в модных очках с синими дужками, отлично гармонирующими с шарфом, небрежно замотанным вокруг его шеи.
Мужчина только что вышел из магазина одежды, у витрины которого возвращала себя к жизни девушка с поломанной судьбой. К мужчине льнула длинноногая девица выше его ростом в стильном пальто с пушистым воротником. Длинные смоляные волосы собрались на одной стороне и стекали четко по стыку двух частей воротника. На бледно-томном лице выделялись ярко-красные губы, которые в данный момент презрительно изогнулись: девушка в стареньком сером пуховике, предназначенном для загородных прогулок во время таяния снега - чтобы слиться с пейзажем, вызвала у нее стойкую мгновенную неприязнь. Даже заплаканные глаза не призвали к жалости. Чего не скажешь о ее спутнике.
Катька еще раз мысленно порадовалась, что стоит у магазина одежды, а не у харчевни, дабы получить благотворительный обед.
Почему-то вспомнился Челентано в фильме "Блеф", где его "развела" белокурая красотка, замершая у окна закусочной, где герой Челентано изволил ужинать.
А хорошо бы весной поехать в Италию, - размечталась Двигубская, так и не отреагировав на вопрос стильного мужчины. Он не прошел мимо, даже пресек уговоры спутницы "не обращать внимания на разных попрошаек".
- Сама ты попрошайка! - взвилась Катька. Угрожающе свела на переносице татуажные брови с кокетливым изломом, отчего брови превратились в волнение моря, и, не подумав, ляпнула, - миллионеры любят быть незаметными, когда им это очень нужно.
- Ха! Миллионерша! - по-базарному выступила девица с мехом, зачем-то вырвав из рук мужчины пакеты с покупками, будто боялась, что он немедленно вручит её обновы этому существу в сером пуховике, чтобы оно, существо, успокоилось. - Это ж надо себя так преподать! Сама рыдает перед витриной, потому что не может купить элементарной тряпки, а строит...
- Этот магазин принадлежит мне, - деловито сообщила Двигубская. - И не только этот. У меня сеть магазинов... - Она задрала голову и скользнула взглядом по вывеске. - У меня сеть магазинов "Мэдвист".
- Ага, так я сразу и поняла, - криво ухмыльнулась наложница богатого джентльмена. Он хоть и выглядел прекрасно, но возраст легко прочитывался - не менее сорока пяти. А наложнице не более двадцати. - Милый, ты слышал?
- Девушка, я могу вам чем-то помочь? - приятным баритоном "обнял" Двигубскую мужчина, облаченный в легкое драповое пальто и туфли на тонкой подошве. Черные тона разбавлял синий шарф, который сразу бросился в глаза "миллионерше".
- Можешь! - сдержанно рявкнула девица, опередив ту, к которой его вопрос был обращен. - Купи ей новую одежду и обувь, чтобы сменила место работы: сейчас быть пугалом на огороде не прибыльно - не сезон.
Мужчина повернул голову к своей говорливой спутнице. Неизвестно, что она прочла в его глазах, но сразу стушевалась, стала заглядывать в пакеты, решив проверить, что в них лежит.
- Спасибо, мне ничего не нужно, - промямлила Катька, с трудом сдерживая слезы. Жалость постороннего мужчины вызвала повторное желание в очередной раз взгрустнуть на мало-мальски знакомой плече и посетовать на свою неустроенность.
- Милый, нам надо спешить, - проворковала девица в мехах. - Ты не забыл, что нас ждут...
- Не унывайте, в вашем возрасте все проблемы быстро забываются. Уже завтра вы будет смотреть на мир другими глазами, - улыбнулся мужчина и повел свою махитру, как ее мысленно окрестила Катя, к автомобилю.
Махитра чуть отстала, повернула голову и язвительно сказала:
- Гнида маринованная. - При этом она так широко улыбалась, будто выразила свою радость по поводу неожиданной встречи с мировой знаменитостью.
- Э-э-э, - протянула Катька, от неожиданности растеряв сообразительность и красноречие. И от этого ей стало еще обиднее за себя. Но обида за неустроенность отошла на второй план.
Чтобы не остаться в "долгу" и как-то себя успокоить, пришлось покривляться:
- Милый, нам надо спешить... Милый, нас ждут.
Катерина наблюдала за парой в стеклянную витрину, и размышляла, кого этот мужчина ей напоминает...
В туристическое агентство "Прелести жизни" Катерина вошла бодрой походкой и ненатурально счастливой. На кого был рассчитан ее обман, тот на него не купился.
- Что случилось? - забеспокоилась Виталина, запихивая сестру на общественную кухню, где никого не было.
- Куда все подевались? - вопросом на вопрос ответила Катя.
- Ксения Владимировна куда-то умотала, и все сотрудники воспользовались моментом и решили пройтись по магазинам.
- Правильно! Скоро весна, надо что-то себе купить новенькое. - Предложение, начатое бойко, почти радостно, к концу приблизилось к слезливым интонациям.
- Кать, ну, ты чего? Неужели все так плохо? - обняла ее за плечи сестра.
- Все нормально. Первый рабочий день прошел без эксцессов. Никто надо мной не измывался, никто не пытался сорвать урок. Я расстроилась из-за пальто. - Катька со злостью стянула с себя упомянутое пальтецо подходящего для снайперов цвета в переходный зимне-весенний период, и отбросила его в сторону. Пальто приземлилось вместо стула на пол. Вита подняла его и придирчиво осмотрела.
- Хорошее пальто. Фирма "Finn flare". Мне повезло - я его со скидкой купила, а так оно знаешь, сколько стоило?!
- Мне без разницы, сколько оно стоило, - взвизгнула Катя, - сама его носи! А я надену твою шубку. Она не вызывающе розового цвета, а темно-коричневого, так что вполне подойдет для работы.
- Скромнее надо быть! - нахмурившись, призвала Виталина.
- Не выделяться из толпы, - вторила ей сестра. - Я хочу ловить на себе заинтересованные мужские взгляды, а не жалостливые. Того и гляди, примут меня за побирушку.
- Ты уж в крайности не впадай.
- Не я одна впадаю. Сегодня меня назвали огородным чучелом, - пожаловалась Катя со слезой в голосе. - А потом... потом назвали гнидой маринованной.
- Не от большого ума, - нашлась Вита. - Умный никогда не судит человека по одежде. И обозвала тебя чучелом из зависти. Или из ревности. И "гнида маринованная" тому доказательство. - Чтобы повеселить сестру, добавила, вспомнив "Маугли", - хорошо, что не земляным червяком.
- Откуда ты узнала, что это была девушка?
- Догадалась.
- Почему из зависти? С ней был тако-о-ой мужик!
- И этот мужик обратил на тебя внимание, а ее это разозлило. Даже в этом... нормальном с виду пальто, пусть оно и не изысканное, но вполне ничего, она разглядела твою индивидуальность. Ты красива, умна... Надеюсь, ты не сморозила глупость типа я дочь миллионера, презираю вычурность, обожаю простоту, удобство и комфорт.
- Увы, сморозила, - призналась Катерина. - Сказала, что я сама миллионерша, мне принадлежит сеть магазинов одежды "Мэдвист".
- И то ладно - не заболела. Если бы повела себя иначе, я бы забеспокоилась.
- Для беспокойства есть повод, - выдохнула младшая сестра. - Кажется, у Том Санны серьезные проблемы. Я случайно услышала, как она договаривалась с Бирюковым о встрече. Просто так, от нечего делать, с частным сыщиком не встречаются. Надо бы порасспросить Борщову.
- Я не буду никого расспрашивать. И тебе не советую лезть не в свое дело.
- Вита! Нельзя быть такой бессердечной! Вдруг человеку нужна наша помощь. Он мне помог, я обязана ответить добром на добро.
- Что-то тебе ее добро встало поперек горла, - хмыкнула Виталина. - Колись, что у тебя на душе?
Колоться сестре не хотелось - не было никакого смысла. Пришлось пофилософствовать, но начать философствование с реального случая.
- Представляешь, иду я по улице, вижу, стоит группа мужчин, один из них в полицейской форме. Проходя мимо, не услышала ни одного цензурного слова. До меня не доходит, как они друг друга понимают?!
- Они разговаривают на одном языке. Что было дальше?
- Я не могла промолчать. Сказала, что использование ненормативной лексики в разговорной речи это невежество. Невежество это недоразвитие. Недоразвитие это нехватка слов в лексиконе. Стыдно взрослым дядям, тем более, дядям в погонах, быть людьми, обладающими скудным словарным запасом. Наш русский язык так богат, что можно легко обойтись без ненормативной лексики. Для этого требуется всего лишь читать художественную литературу и своим примером прививать к ней интерес подрастающего поколения.
- Сто раз от тебя это слышала. Могла придумать что-то новенькое. Но сейчас меня беспокоит другое - как ты унесла ноги?
- С чего вдруг мне уносить ноги, если я права. И вокруг полно людей, - с милой улыбкой добавила Катюша. - И прежде чем удалиться, возмутилась, как такие полицейские проходят переаттестацию!
- Прямо так и сказала?
- Естественно. И обращено мое возмущение было ко всей компании, потому что все они были из полиции, я сразу догадалась. Но только на одном была форма, в другие были в гражданской одежде.
- Не буду спрашивать о смекалке, хотелось бы узнать, что они тебе ответили?
- Наверное, воспоминания о переаттестации были не самыми радостными, и пока они грустили, а может, переваривали мои заумные нравоучения, я тем временем гордо удалилась... Витка, вдруг я ошибаюсь - им, действительно, стало стыдно. И не собирались они мне грубить, и переаттестацию успешно прошли. А разговаривают на своем, матерном, автоматически. Не замечают, считают это вполне нормальным. Ни разу не нашелся человек, который сделал бы им замечание, пояснил, что употреблять в разговорной речи нецензурные слова - плохо. Что в этом удивительного, если в телевизоре иной раз проскакивает эта гадость, вылетает из уст известных уважаемых людей, её "запикивают", но всем понятно, что это не высокоинтеллектуальная характеристика отношения к чему-либо, выраженная в короткой форме.
- Признаюсь, меня тоже выводят из себя подобные словеса. Но я редко вступаю в дискуссии. В основном осаживаю малолеток.
- У меня что-то щелкает в мозгу, я теряю контроль от хамства. А нецензурщина это самое настоящее хамство. Как и безграмотная писанина. Неужели людям не стыдно в простом слове делать по три ошибки?!
- Предлагаю закончить дискуссию о невежестве в обществе и перейти к главному - как прошел день?
- Я тебе уже говорила - всё нормально. Если не считать...
- Договаривай.
- На дне океана, в районе Бермудского треугольника, нашли пирамиду, которая в три раза больше пирамиды Хеопса. Она изготовлена из полированной керамики. Возникает вопрос - не в ней ли кроется причина исчезновения кораблей?
- Надо покупать снаряжение и отправлять тебя в экспедицию по изучению подводной пирамиды, похожей на пирамиду Хеопса, - задумчиво протянула Виталина. - Только надо заранее изучить гороскоп. Вдруг в ближайшее время тебе не стоит отправляться в научные экспедиции.
- Я, вообще, в гороскопы, не верю. Считаю, что они наносят вред - человек, ознакомившийся с гороскопом, дает себе установку согласно этому гороскопу. Потому всё и сбывается, - глубокомысленно изрекла Катерина, с недовольством поглядывая на пальто в руках сестры. Вита до сих пор с ним не рассталась, словно боялась, что кто-то отберет такую ценность. Катька быстро опомнилась и возмутилась, - я с тобой серьезно разговариваю, а ты ерничаешь!
- А ты мне зубы заговариваешь, - парировала Витка.
- Не заговариваю. Но мне совершенно не хочется учить детей истории! Говорю, как на духу! Не мое это, не мое! Сразу бежать из школы не собираюсь, осмотрюсь, подумаю. Всякое в жизни бывает - вдруг меня увлечет преподавательская деятельность.
- Правильно, Кать. Не надо рубить с плеча.
- Но я могу параллельно заниматься чем-то еще, - промямлила она. - Например, включиться в расследование.
- Какое расследование?!
- Вита! Ты блондинка? Я тебе битый час долдоню, что у Том Санны что-то произошло. И мы обязаны помочь Бирюкову.
- А он тебя об этом просил? - задала резонный вопрос Виталина.
- Что-то мне подсказывает, что он не станет этого делать, даже если ему будет нужна помощь сообразительных девушек. Но для начала мы можем попытать Борщову. Или Федора.
- Гадаю, гадаю и никак не могу понять, когда наступит победа здравого смысла?
Катерина уставилась на сестру, как баран на новые ворота, словно та изъяснялась на непонятном ей языке. Долго не могла подобрать ответ, сразивший сестру с ног, похрустела баранкой, отряхнула с себя крошки и нравоучительным тоном произнесла:
- Альберт Эйнштейн сказал: "Здравый смысл это тот набор предрассудков, которые человек приобретает за первые восемнадцать лет жизни". Выводы можешь оставить при себе, мне и так всё ясно...
Тамару Воробьеву с детства дразнили бабой Ягой или цыганкой. Цыганкой - за смуглую кожу, смоляные волосы и черные глаза, бабой Ягой - за крючковатый нос. Родители холили и лелеяли единственную и долгожданную дочь, родившуюся после четырех сыновей, двое из которых были точной копией отца, а двое - копией матери. Оба родителя были белокожими и русоволосыми. Когда родилась Томочка, они сразу догадались, в кого уродилась смуглянка - в прабабушку матери, в Таисию, дожившую в полном уме и памяти до ста одного года, в крови которой текла и осетинская, и грузинская, и индусская, и французская кровь. Каким образом произошло многочисленное смешение кровей, уже никто не помнил, позабылись осетинские, грузинские и индусские корни, упоминались лишь французские. Поэтому с младых лет Томочке внушали, что ее предком был известный француз, имя француза не произносилось. Родители дошли до того, что стали уверять, будто дочь удивительно на него похожа. Можно подумать, лицезрели его воочию или его пожелтевшая фотография хранилась в старом семейном альбоме.
Когда девочка училась в школе, и все заметили ее интерес к точным наукам, а именно, к физике, родители вдруг вспомнили имя известного француза, на которого так похожа их дочь. Якобы он был известным физиком, изобрел электромагнитный осциллограф с бифилярным подвесом. Весьма неожиданно сплелись судьбы прабабушки Таисии и одаренного французского физика, позабылись прошлые умозаключения о невероятной схожести дочери с Таисией. Теперь девочка превратилась в копию загадочного физика. Оставалось загадкой, где могли встретиться смуглянка-осетинка и француз, но глубоко в прошлое родители не углублялись. Важен был факт безумной любви двух молодых людей, и вероятно эта любовь принесла некий запретный плод, раз через несколько поколений родилась Тамара.
Немногословные родители думали, что малолетняя дочь быстро забудет обо всем, потому что она особо не вникала в смысл сказанного, с азартным увлечением не изучала свою родословную, никому не собиралась доказывать, что она не цыганка, а горбатый нос "дошел" до нее из Франции. Но увлечения физикой подвигли Тамару на поход в библиотеку, где она узнала, что электромагнитный осциллограф с бифилярным подвесом изобрел Андре Блондель. С фотографии на нее смотрел мужчина, на которого она так же была похожа, как ее бледнолицые родные братья на Луи Армстронга. Единственно, что "роднило" французского физика и прапрабабушку Томы Таисию это год рождения - 1863. Скончался физик в 1936 году, его "возлюбленная" - в 1964 году, через шесть лет после ее смерти на свет появилась Тамара.
О походе в библиотеку Тома ничего не сказала родным. Но спросила у старшего брата Тимофея, который был на шестнадцать лет старше нее, помнит ли он Таисию. Он рассказал, что помнит ее смутно, так как видел ее последний и единственный раз в трехлетнем возрасте. В воспоминании остался страх - он прятался от старушки, старался не смотреть в ее сторону, хотя, старушка была ласкова и приветлива. Почему боялся? Потому что она очень напоминала бабу Ягу из сказок. За неделю, проведенную в гостях у бабушки Таисии в столице Северной Осетии, куда ее перевез из горной деревушки старший сын, трехлетний мальчуган привык к ней, внимательно слушал ее интересные рассказы, и с удовольствием уплетал осетинские пироги. О чем рассказывала бабушка Таисия, он забыл, о пирогах помнил всегда и жалел, что не удалось еще раз побывать во Владикавказе.
С братьями Тамара общалась мало. У них были свои интересы. Даже самый младший брат Тарас, с которым у нее была разница в четыре года, дружбу с ней не водил. И не просто дружбу не водил, но не стоял за нее горой, когда замечал, что девочку обижают одноклассники. Будто был не родным братом, а однофамильцем. Мало ли Воробьевых на свете.
Скорее всего, в неприязни братьев к сестре виноваты родители, фанатично любившие долгожданную дочь в ущерб сыновьям: Тимофея, Тихона, Трофима, Тараса. Но безумная любовь старших Воробьевых не сделала из дочери избалованной капризули. Тамара росла тихой и незаметной. С ранних лет что-то мастерила своими руками. И пыталась завоевать любовь братьев, каждый из которых не просто отвергал её любовь, но старался унизить язвительным словом, тычком. А Тарас в отсутствие родителей таскал ее за волосы. У Томы были короткие кудрявые волосы, но он ухитрялся цепко схватиться за кудри двумя руками, больно тянуть и приговаривать при этом "сейчас я сниму с тебя скальп". Тома беззвучно плакала, но не вырывалась, не пыталась сделать больно вредному брату. После "снятия скальпа" долго умывалась холодной водой, чтобы родители не заметили опухших глаз, и заверяла Тараса, что ничего не скажет родителям. Брат взрывался и со злостью бросал, что она может жаловаться, он никого не боится. Но когда родители возвращались домой, заискивающе поглядывал на Тому и старался не оставлять ее с ними наедине.
Однажды он сказал, что Тамара им не родная сестра. Что ее нашли на помойке. Долго отмывали, но так и не отмыли до конца.
- Как не родная? - искренне удивилась девочка, упустив из вида место, где ее обнаружили сердобольные Воробьевы.
Брат больно дернул ее за руку, подтащил к зеркалу и воскликнул:
- Ну, и кто скажет, что мы брат и сестра?! Ты - чумазое чучело!
- Я не чумазое чучело, я смуглая, как... прапрабабушка Таисия, - неуверенно пробормотала она.
- Какая Таисия! Это всё россказни!
- Но Тима говорил, что видел ее. Только он плохо ее помнит, - заверила брата десятилетняя Тамара.
- Он ее плохо помнит, потому что никогда ее не видел! Не было ее, понимаешь?! Не бы-ло! И ты нам чу-жа-я!
- Я не чужая, - пригорюнилась девочка. - Родители долго мечтали о дочери, и, наконец, родилась я. - Смахнула со щек ползущие слезинки и более уверенно заявила, - не всегда дети одних родителей похожи друг на друга.
Тарас не нашел ничего лучше, как заявить:
- Все равно ты - чучело чумазое! И не приближайся ко мне в школе, а то еще подумают, что я тебя знаю...
Томочка не решилась спросить у родителей, родная она им дочь или нет. И не потому, что не верила в их искренность - не хотела подставлять Тараса. В итоге пришла к выводу, что только старший брат Тимофей не будет отмахиваться, а поддержит разговор, как это сделал, когда речь зашла о Таисии. Тимофей иначе, чем другие братья, относился к сестре: не питал к ней любви, но и не награждал пинками и не изощрялся в красноречии.
- Почему ты спрашиваешь? - удивился старший брат, когда сестра задала прямой вопрос.
- Я на вас четверых не похожа, - печально вздохнула она. - И на родителей не похожа.
- И что с того?! - нахмурился Тимофей, поспешно обуваясь - торопился вернуться в свой новый дом: к тому времени он успел окончить институт, жениться и переехать в квартиру родителей своей жены. Тамара ухватила ее за руку:
- Тима, пожалуйста, скажи правду. Для меня это очень важно.
- Тебе Тарас что-то наболтал?
- Причем здесь Тарас, я каждый день в зеркало смотрюсь.
- Конечно, ты нам родная сестра. Мы относимся к тебе... настороженно, - подобрал он не самое подходящее определение своего отношения к сестре, будто она постоянно преподносила неприятные сюрпризы, если к ней приближались на близкое расстояние, - но это не значит, что тебя взяли из детского дома.
- Но почему вы тогда относитесь ко мне... настороженно?
- С твоим появлением всё в нашем доме изменилось. Мы с братьями стали... В общем, десять лет назад я почувствовал свою ненужность, теперь я всё осознал. А Тараска еще мал, вот подрастет и тоже все поймет.
- И не будет таскать меня за волосы и обзывать чучелом чумазым? - не сдержалась Тамара.
Тимофей подозвал обидчика, отвесил ему ощутимый подзатыльник и приказал оставить сестру в покое.
- Я не жаловалась, - проблеяла девочка.
- Она не жаловалась, - подтвердил старший брат. - Но благодаря тебе ее кудрявую голову начали посещать глупые мысли. Так вот...
- Я всё понял! - брякнул Тарас, не желая выслушивать угрозы в свой адрес. Дабы окончательно убедить брата в благосклонности к сестре, обратился к ней, - прости меня, чу... Тамарка, я тебя обманул - ты нам родная сестра. Хоть, совсем на нас не похожа...
Через неделю после этого разговора Тимофей погиб. В часы "пик" на остановку общественного транспорта, где он стоял, въехала "Нива", за рулем которой сидел пьяный водитель. Пять человек получили травмы разной степени сложности, один скончался на месте, остальные десять отделались легким испугом.
Родители восприняли смерть старшего сына спокойно. Больше беспокоились о дочери, которая тяжело переживала потерю брата.
Через несколько лет в Чечне был тяжело ранен Трофим, третий брат, кадровый военный. Вскоре он скончался в госпитале.
Потом не стало еще одного брата - Тихона. В далеком восемьдесят шестом он принимал участие в ликвидации последствий аварии на Чернобыльской АЭС. Получил высокую дозу облучения. Долгие годы лечился. Ушел из жизни в возрасте сорока двух лет.
Тамаре в ту пору было тридцать два года. Тарасу - тридцать шесть. Он был женат, воспитывал дочь. С родителями и сестрой виделся редко. Давно перебрался в небольшой городок под Новосибирском, откуда была родом его супруга.
Старенькие родители, потерявшие троих детей, пытались не загружать своими болезнями любимую дочь. Но она не устранялась, делала всё возможное и невозможное, чтобы продлить им жизнь. Помощи у брата никогда не просила. Позвонила ему, чтобы сообщить о смерти отца, потом о смерти матери. На похороны отца Тарас не приехал. Тома думала, что не увидит его и на похоронах матери. Но он примчался. Оказалось, рассчитывал на наследство - хотел поделить поровну квартиру родителей, в которой когда-то жила вся семья Воробьевых, а теперь осталась одна Тамара. Но родители оформили дарственную на дочь. Узнав об этом, Тарас укатил домой, сквозь зубы пожелав сестре остаться на веки вечные старой девой.
В ту пору Тамаре шел сорок первый год. С мечтой о семейном счастье она рассталась давно. Но никак не могла понять, почему к ней так отнесся единственный брат. Но соседи пояснили. Тогда Тома обменяла родительскую четырехкомнатную квартиру в "хрущевке" на однокомнатную в подобном доме, чтобы получить хорошую доплату. Все деньги выслала Тарасу. Тот никак не отреагировал. Тогда Тамара позвонила ему сама. Когда речь зашла о деньгах, Тарас возмутился:
- Чего ты хочешь?! Чтобы я тебе в ножки поклонился? Не дождешься! Я получил то, что мне полагается.
- Ничего я не хочу, - устало ответила Тома и бросила трубку.
Теперь она осталась одна. Успокаивало то, что она поступила правильно...
За все годы Тамара Воробьева удостоилась мужского внимания всего несколько раз. На первом курсе института за ней начал ухаживать сокурсник - плюгавый "ботаник", которого сторонились другие девушки. Тома с трудом выносила его общество, а когда он стал слюнявить ее в подъезде, она въехала ему сумкой по затылку и убежала. Больше он не приглашал ее в кино и не лез с поцелуями в подъезде.
Однажды летом она отправилась по туристической путевке в Болгарию, в то время в негласную шестнадцатую республику Советского Союза. Дорогостоящую путевку купили для нее родители. Тома отнекивалась, не хотела ехать, но родители ее уговорили.
В первый день пребывания в курортном городе Варна на нее обратил внимание седовласый мужчина приятной наружности, который годился ей в отцы. Мужчина не набивался в кавалеры, вел заумные разговоры о живописи и литературе, восхищался ее благородным профилем, выражал жгучее желание написать ее портрет, но не спешил претворить желаемое в жизнь. Не делал набросков на салфетке в ресторане, нечто подобное Тома видела в одном кинофильме, не рассказывал о своих работах, о выставках. В ресторане он придирчиво изучал традиционное блюдо болгарской кухни - гювеч, будто ему принесли в глиняном горшке что-то другое.
Во время еды с увлечением рассказывал о русской кухне, о тонкостях приготовления тех или иных блюд, из чего девушка заключила, что "художник" на самом деле профессиональный повар. Но придержала при себе догадки, и больше не выслушивала громких восклицаний о его необыкновенных творческих планах касательно нее, пресекала в самом начале. Мило, незатейливо переводила разговор на нейтральные темы, чтобы не краснеть от чужой лжи. Ее визави, напротив, не стыдился говорить неправду. Несмотря на этот недостаток, Томе было приятно проводить с ним время. Ей нравился его голос, нравилось, как он поглаживает ее руку, лежащую на его локте, как по-отечески целует в лоб при расставании.
Однажды вечером он пригласил ее в свой номер. Нашел какую-то причину, и Тома пошла за ним, не задумываясь о его истинных желаниях.
Желания были самые низменные. Так их позже мысленно охарактеризовала для себя двадцатилетняя девица, успевшая к тому времени один раз поцеловаться в подъезде с плюгавым "ботаником".
На этот раз мужчина перескочил через поцелуи, посчитав за прелюдию отеческое чмокание в лобик. Для своих преклонных лет он был прыток и напорист. В итоге Томка не заметила, как оказалась без ничего на его кровати. Опомнилась, когда на нее навалилось тяжелое мужское тело, издающее отвратительные звуки, похожие на кабаньи. Кабан вмиг был отброшен на несколько метров и виртуозно слетел с кровати на пол. Пока он охал и стонал, девушка набросила на себя платье-халат, засунула нижнее белье в сумочку и выскочила из номера.
Первым ее желанием было тотчас вернуться домой, под надежное родительское крыло. Но потом она решила остаться назло врагу. Неизвестно, куда делся враг, но больше Тома его ни разу не встретила на всю неделю отдыха на болгарском курорте...
Было еще несколько недолгих романов, запомнился один.
Они случайно столкнулись на улице. Именно, столкнулись. Замечтавшаяся Томка налетела на размечтавшегося молодого человека с футляром для чертежей в руках. Футляр выпал из его рук, он склонился, чтобы его поднять, но выронил портфельчик с бумагами. Хлипкий замок клацнул, бумаги разлетелись по тротуару. Тамара робко извинилась, словно она была виновницей всех падений - и тубуса, и бумаг, исписанных мелким почерком. Парень, находясь среди живописно раскинувшихся стандартных листов бумаги, вздернул голову, неожиданно улыбнулся и сказал:
- Привет! Я Витя.
- Я Тамара.
- Будем знакомы, - еще шире улыбнулся Виктор, несколько минут изучал ее, потом стал собирать бумаги. Тома принялась ему помогать.
Стоял конец сентября, но на улице было очень тепло, ярко светило солнце. Витя купил два пломбира, и пара уселась на скамейке в парке. Парень рассказал, что учится в архитектурном на последнем курсе, живет в студенческом общежитии, увлекается игрой в шахматы. Тамара привычно помалкивала, но когда речь зашла о шахматах, призналась, что тоже увлекается игрой в шахматы.
Виктор тут же достал из портфеля маленькую коробку с крохотными шахматными фигурками и предложил сыграть. Тома почувствовала себя в своей стихии, исчезла скованность, забылись детские комплексы.
Первую партия выиграла она. И вторую тоже. Виктор выглядел таким удрученным, что она решила ему подыграть. В итоге он вышел победителем в третьей партии, в четвертой. Счет стал два на два. Решили закруглиться.
Виктор проводил Тамару до дома и предложил на следующий день сходить куда-нибудь. Девушке захотелось пойти с ним в кинотеатр, взять билеты на последний ряд и весь фильм самозабвенно целоваться. Впервые ей в голову пришли такие пугающие мысли. Она согласилась на "поход куда-нибудь", и дала номер своего домашнего телефона. На всякий пожарный случай - вдруг у него появятся неотложные дела, у нее - никогда не появятся. Томка точно знала, что все дела отложит ради встречи с этим смешным парнем, чем-то похожим на Шурика из комедий гениального Гайдая.
Девушка молила Бога, чтобы на следующий день погода испортилась, они не бродили по улицам, а отправились в кино. И когда среди ночи услышала, как в окно барабанит дождь, улыбнулась, свернулась под одеялом клубочком и уснула безмятежным сном человека, который ждет от нового дня исполнения главного желания.
На этот раз руки молодого человека были свободны от тубусов и бумаг. Виктор ждал девушку на ближайшей к ее дому остановке, спрятавшись от дождя под навес. Тамара шла по улице под зонтом. Сначала неуверенно, потом заметила Виктора и ускорила шаг.
Они обнял ее и скользнул влажными губами по ее губам, которые она еще минуту назад нервно надкусывала.
- Куда пойдем? - спросил он, не выпуская ее из объятий.
Томка, именно, так и представляла себе настоящее свидание с мужчиной. Он счастлив и ему все равно, куда с ней идти. Лишь она была рядом.
Она была рядом, он светился от счастья, свидетели их встречи завистливо косились в их сторону. По крайней мере, так Томке казалось.
- Пойдем в кино, - робко предложила она, смахивая каплю дождя с кончика его носа.
- Пойдем. - Он взял зонт, она подхватила его под руку. Две фигуры слились и пошлепали по лужам.
Этот момент Тамара запомнила на всю жизнь.
Не первый сексуальный опыт на скрипучей кровати в студенческом общежитии, не боязнь узнать о нежелательной беременности, не жаркие поцелуи на последнем ряду в кинотеатре, не знакомство Виктора с родителями, когда он старомодно "попросил ее руки", а именно, эта прогулка под зонтом. Капли дождя падали ей за воротник плаща, а она смеялась. Витя что-то говорил, а она смеялась. Он убирал с ее лба мокрые пряди волос, а она была безмерно счастлива и прижималась к его влажному плечу.
Тамара не строила планов на будущее. Ей было хорошо с человеком, который ласково называл ее Чертенком, признавался в любви, дарил охапками мохнатые астры, перезревшие, легко расстающиеся со своей мохнатостью.
В шахматы они больше не играли. Им было чем заняться наедине друг с другом.
Родителям Тамара ничего не рассказывала. Но они заметили перемену в дочери. Начались расспросы. Скрывать она не стала, обещала познакомить их с Виктором - лучшим мужчиной на всем земном шаре.
Зачем-то был вызван Тарас. Будто он был последней инстанцией, дающей разрешение на свидания взрослой сестры с молодым человеком.
То, что Витя будет просить у родителей ее руки, для Томы стало неожиданностью. Видимо, кавалер принял решение за двоих. Девушка не возражала: она привыкла, что за нее принимают решения.
Виктор вручил потенциальной теще цветы, на этот раз - белые хризантемы с тяжелыми "головами", и скромно выставил на стол бутылку шампанского.
Все сели за стол. Тамара боялась, что сейчас начнется допрос с пристрастием: что, да где, да как, но говорили на отвлеченные темы, просьбу гостя не обсуждали, будто ничего не слышали. Виктор чувствовал себя "не в своей тарелке". Посидел не более получаса и ушел. Тома вызвалась его проводить.
Они спустились на первый этаж.
- Наверное, я поторопился, - с трудом признал свою вину парень, но все-таки с неодобрением взглянул на девушку - виновницу неприятного разговора. Казалось, что говорил не о себе, а о ком-то другом, который пришел к ним в дом и заявил, что хочет жениться на его дочери. А он, как заботливый отец, мечтающий о другом спутнике жизни для своей девочки, не стал слушать и отказал в резкой форме, чем весьма ее огорчил.
- Всё так неожиданно, - пробормотала Тамара, прижимаясь к Виктору.
Потянулась к нему губами, он начал ее целовать. Сначала сдержанно, потом страстно. Томка промерзла в сыром холодном подъезде до хрящиков, как мамонт, пролежавший в вечной мерзлоте миллионы лет. Почему-то внутри не пылал привычный огонь. Может, потому огонь и не загорелся, что стал привычным. Или Тома знала, какой неприятный разговор ждет ее дома. Не могла расслабиться, оторваться от цементного пола вместе с Виктором, улететь, пусть на короткое время, на необитаемый жаркий остров, где они всегда были и будут единственными аборигенами.
Едва она проскользнула в квартиру, в которой было так тихо, как будто в ней поселилось горе, в прихожей тут же возник Тарас и шепотом спросил:
- Ты с ним спишь?
Тамара не ожидала вопроса, резко отпрянула от брата и въехала затылком в дверь, которую только что осторожно прикрыла, дабы не побеспокоить затаившихся в недрах дома родных.
Собравшись с мыслями и потерев шишку на затылке, тоже шепотом спросила:
- Ты имеешь право задавать мне подобные вопросы?
- Я твой старший брат, - напомнил Тарас.
- А мне не пятнадцать лет, - отчеканила Тома. Она ожидала, что он схватит ее за кудри и начнет "снимать скальп". Но брат решил унизить ее не рукоприкладством, а следующим заявлением:
- Понятно - ты ждешь от него ребенка, и он согласился на тебе жениться.
- Тараска, ты идиот! - впервые возмутилась она, не во весь голос, придушенно, чтобы родители не услышали.
Брат опешил, но сдаваться не пожелал, напротив, загорелся добить сестру, вышедшую из-под контроля.
- Конечно, в нашей квартире жить лучше, чем в общаге. Сядет твой ненаглядный на родительскую шею и ножки свесит. Понежится в заботе и внимании, потом найдет себе более достойную партию, соберет вещички и отчалит. Кто будет жить с таким чучелом чумазым, как ты?!
- Это для тебя я чучело чумазое, а для него я лучше всех на свете! - парировала Томка и двинула кулачком брата в плечо. - Уйди с дороги, а то не так врежу!
- Ух, ты, разошлась, - скривился он, - сразу видно - правда глаза колет!
Дошедшая до кухни сестра, развернулась на сто восемьдесят градусов, вернулась и спросила:
- Откуда ты знаешь, что Виктор живет в общаге?
- Сорока на хвосте принесла, - криво ухмыляясь, ответил он.
- Та-а-ак, - с угрозой протянула девушка, - родители справки навели. То-то я думаю, почему они ничего у меня не выпытывают.
- А ты думала, они спокойно будут наблюдать, как их драгоценную доченьку водят за нос.
- А они не подумали, что их драгоценную доченьку, заметь - неожиданно повзрослевшую, может полюбить молодой человек?.. Я знаю, что ты сейчас скажешь! Да, я в зеркало смотрелась! Но таких чучел чумазых, как я, полно! И многие из этих чучел давно замужем, причем мужья в них души не чаят.
- Томочка, что случилось? - В прихожую вплыла пунцовая мать. Пунцовость - показатель высокого давления, высокое давление - следствие новости, озвученной гостем, который пришелся не ко двору. Рядом с внезапно захворавшей супругой шествовал отец возмутительницы спокойствия. Он заботливо поддерживал жену под руку и с глубоким осуждением поглядывал на дочь. Та решила высказать свое возмущение. Начала с обращения к ближайшим родственникам, оставив без внимания вредного брата, но обращением дело и ограничилось. Мать упала в обморок, все стали бегать, суетиться, вызывать "скорую". Дама преклонных лет усилиями безответственной дочери заработала гипертонический криз, о Викторе пришлось забыть. На время. Когда он ей позвонил, она сказала, что тяжело заболела мать. Когда она поправится, они встретятся.
И они встретились. Опять взяли билеты в кино на последний ряд. Опять самозабвенно целовались и потом отправились в общагу на скрипучую кровать. Но девушке казалось, что рядом постоянно присутствует Тарас, криво ухмыляется и осуждающе трясет головой.
- Витя, ты меня любишь? - спросила Тамара, когда они подходили к ее подъезду.
- Конечно, - безразлично ответил парень и зевнул. Потянулся к ней губами, но они увильнула, попрощалась и ушла навсегда.
То, что это было их последнее свидание, Виктор понял не сразу. Он несколько раз звонил и пытался разобраться, что между ними происходит. Пришлось Томке признаться:
- Я выхожу замуж.
Если бы он стал уверять, что любит ее, что никому не отдаст, что будет бороться, что увезет, украдет, спрячет, она бы собрала вещи и перебралась к нему в общагу или вместе поселились бы на съемной квартире. Ее учительская зарплата плюс его стипендия - этого вполне достаточно для двух любящих людей, для которых условности быта не имеют никакого значения. И Томка навсегда забыла бы о том, что она чучело чумазое, превратилась бы в сказочную принцессу. И никак бы не отреагировала на неожиданные болезни, в одночасье навалившиеся разом на пожилых родителей, души в ней не чаявших, но почему-то решивших, что их драгоценная дочь должна всегда быть "при них". Только в этом случае она будет счастлива и оценена по достоинству.
Но любимый мужчина, первый мужчина в ее жизни, удивленно протянул в ответ:
- Ты-ы-ы? Замуж-ж-ж?
У Томы в ушах зажужжало, зазвенело. В глазах потемнело, паркетный пол ушел из-под ног, она потеряла сознание.
Через неделю оклемалась, занялась любимым делом, мысленно внушив себе, что чучела чумазые на всю жизнь остаются одинокими...
Спустя много лет после расставания с Виктором контрольным выстрелом прозвучало пожелание Тараса.
И Тамара Александровна смирилась. Пока однажды не встретила мужчину в непривычном для знакомства месте - в обычном супермаркете...
Дело было на осенних каникулах. Несколько дней Тамара с наслаждением ленилась. Ничегошеньки не делала, просыпалась поздно, медленно завтракала, после читала глупые женские романы, которые закупила недавно в огромном количестве, чего ранее никогда себе не позволяла. Предпочитала в основном фантастику, а когда пребывала в отвратительном настроении - Булгакова, для поднятия духа. Если наваливалась усталость - тупо пялилась в телевизор, не зацикливаясь на сюжете кинофильма, и старалась ни о чем не думать.
После чтения романов обедала на скорую руку, не заморачиваясь с готовкой - варила кашу или замороженные пельмени, жарила картошку. Затем снова укладывалась на диван с книгой и незаметно погружалась в сон. Просыпалась, пила кофе, вышивала "долгоиграющую" картину, поглядывая в телевизор.
Томка жила в гармонии с собой, ей никто был не нужен. Устроенный быт, устроенная жизнь, уважение в школе среди коллег и учеников. Нет друзей, ну и ладно. Она самодостаточная личность, одиночество ее не тяготит.
В один ненастный день самодосточная личность с удивлением поняла, что все запасы продуктов закончились. Нет ни круп, ни картошки, ни замороженных пельменей. Нашлись две скукоженные моркови и одно куриное яйцо. Было еще подсолнечное масло, правда, на донышке пластиковой бутылки. Предприимчивая хозяйка нарезала морковь соломкой, поджарила ее на подсолнечном масле, добавила в кипящую воду - благо проблем с проточной водой не было, посолила, сильно поперчила, придирчиво изучила жидкое варево и решила добавить туда сырое яйцо, которое предварительно взбила в чашке. Так делала ее мать, когда готовила борщ из щавеля. Томке ужасно не нравились желтые нити в зеленом борще, не нравился и сам борщ. Но она хвалила и доедала до конца, чтобы не обидеть мать. Когда мать-старушка переложила приготовление пищи на дочь, та просто клала половинку вареного яйца в тарелку с борщом из щавеля, добавляла ложку сметаны. Смотрелся натюрморт изумительно, и вкус борща был восхитительным. Мать ела и хвалила, Тома надеялась, что похвала была искренней. Только одна она в их семье боялась выказывать истинные чувства и высказывать собственное мнение. Когда матери не стало, она перестала занимать свое время приготовлением кулинарных изысков. Соорудит что-то на скорую руку, съест "под чтение" и этим довольствуется. Для кого ей стараться?
Содержимое маленькой кастрюльки Тамара вылила в глубокую тарелку. Полюбовалась желтыми "нитями", разбавленными оранжевыми "спичками", принюхалась, отважно взяла ложку, зачерпнула, опять понюхала, зачем-то закрыла глаза и отправила суп в рот. С трудом проглотила, взяла тарелку с супом и вылила содержимое в унитаз.
- Гадость несусветная! - констатировала она. После "сытного" обеда, решила выпить кофе. Повертела в руках пустую банку, переключилась на чай. Пришло очередное разочарование - чай тоже закончился. Полюбовалась ненастьем за окном, мысленно осудила себя за бесхозяйственность и пересчитала имеющуюся наличность. В лени и в самовольном заточении была своя польза - последняя зарплата, которую Тома получила перед каникулами, сохранилась в полном объеме. Поэтому имела право сегодня шикануть. Купит все, что нужно, вернется домой, приготовит себе роскошный ужин, нальет бокал вина и будет праздновать.
Тамара составила список покупок и отправилась в супермаркет, где можно с чувством, с толком, с расстановкой выбрать всё необходимое.
До супермаркета можно было добраться пешком, но настоящая осень, заявившая о себе, именно, сегодня - все прошлые дни были тоже холодными и ветряными, но хотя бы солнечными, заставила воспользоваться общественным транспортом.
День был будний, время обеденное, поэтому в магазине было немноголюдно. Тома неспешно прохаживалась с тележкой вдоль полок, сверяясь со списком. Тележка постепенно заполнялась. Встретила своего ученика, при этом испуганно покосилась на бутылку вина, горлышко которой торчало из кучи продуктов. Ученик поздоровался и прошел мимо, не изучив содержимое ее тележки.
Воробьева выбрала самую незагруженную кассу. Перед ней стоял всего один мужчина и тот покупал только булку хлеба. Девушка-кассир назвала ему сумму покупки, он засунул руку в один карман, потом в другой, затем озабоченно взглянул на терпеливую девицу.
- Кажется, я деньги дома забыл.
Кассирша собралась переложить хлеб с замершего пока конвейера к себе на тумбу, но ее остановил голос Тамары.
- Давайте я оплачу покупку.
- Не нужно, - покачал головой мужчина. - Я сейчас сбегаю домой, возьму деньги и вернусь, - озабоченно протянул он. Томка не сообразила: то ли он сам не понял, нужен ли ему хлеб, то ли с деньгами проблема, то ли забыл, где живет.
- Что ж вы будет ходить туда-сюда. Погода не предполагает пеших прогулок, - приветливо улыбнулась она, удивляясь расставанию с привычной отрешенностью от действительности: ее не заботили чужие проблемы, она не говорила о своих проблемах, никогда не прислушивалась к чужим разговорам, а если к ней лезли "поделиться новостью", якобы внимательно выслушивала, но думала о своем. Но лезли к ней редко, видимо, отрешенность и погружение в себя, охлаждали говорливых и невоздержанных. Даже прохожие у нее никогда не спрашивали, как пройти на такую-то улицу, где находится такой-то дом, или который сейчас час. У других людей спрашивали, у нее - никогда. И ее это не обижало. Сегодня сказалось молчание последних дней - захотелось громко что-то сказать. Она не просто сказала, а вступила в чужой диалог, чего ранее не делала.
- Мне неловко брать деньги у женщины... Но если только взаймы, - извиняющимся тоном проговорил мужчина.
Давать взаймы Воробьева не хотела - иначе придется с этим мужчиной встретиться вновь. Он и симпатичный, и вежливый, и выглядит честным человеком, но ей встречи-расставания-привязывания ни к чему. Ко всему, он может воспринять ее участие, как желание познакомиться поближе.
- Эта сумма денег не нанесет урона моему материальному благосостоянию, - бойко отрапортовала она, выложив необходимую сумму за хлеб.
Мужчина забрал свою покупку, поблагодарил и ушел. Тома облегченно вздохнула, обманув себя - ей не хотелось, чтобы он так поспешно удалился. А чего она хотела? Чтобы донес тяжелые сумки до ее дома - таким образом отблагодарил за участие? А потом бы напросился в гости. А потом... тили-тили, трали-вали - своеобразная плата за выход из неприятной ситуации. Они были бы квиты, расстались навсегда, он - без сожаления, возможно, с облегчением, она - с надеждой на продолжение. Будет, как привязанная, ходить в супермаркет и ждать случайной встречи. Мучиться, переживать, вспоминать слова Тараса, пытаться избавится от клейма "чучела чумазого". С этим клеймом она привыкла жить, почти забыла о нем, потому что никто не напоминает, никто на нее не обращает внимания. Она незаметная, прозрачная. Так лучше. Так спокойнее.
Лучше ползти по гладкой поверхности, чем взлетать и падать...
Воробьева собрала в два больших пакета свои покупки, сообразила, что на зонт у нее не осталось рук, и засунула мокрый зонт в один из пакетов. Застегнула молнию на болоньевом пальто, накинула на голову капюшон, прихватила увесистые сумки и вышла из супермаркета.
Неподалеку от выхода, под широким навесом стоял недавний мужчина. Теребил в руках булку хлеба, и настороженно озирался.
Сейчас скажет, что ему далеко ехать, а денег на проезд в общественном транспорте нет, - безразлично подумала Тома, проходя мимо него.
- Погодите, - окликнул он.
- Что еще? - буркнула женщина, не замедляя хода.
- Я не знаю, куда мне идти, - обреченно признался мужчина, следуя за ней по пятам.
- Час от часу не легче, - простонала Тамара. - У вас не будет воды попить, а так кушать хочется, даже переночевать негде, - скороговоркой добавила она.
Он не сразу переварил ее фразу, не обращенную к кому-то конкретно. Прихватил ее за локоть, чтобы она остановилась и помогла ему в очередной раз.
- Я, правда, не знаю, куда мне идти?
- Домой, - посоветовала разумная женщина и уточнила, - к себе домой.