Козлов-Горный Иван Иванович : другие произведения.

Спецназ его императорского величества + Личный враг князя Данилова (дилогия)

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Думаю, что никто из моих читателей не сомневается, что Иван Иванович Козлов-Горный - это псевдоним. Но я привык к нему. По крайней мере здесь, на Самиздате. О романе, вышедшем в виде дилогии, могу сказать следующее: несмотря на то, что книги еще стоят на полках магазинов, литературный журнал "Подъем" (Воронеж) начал с февраля 2011 публиковать журнальный вариант. Согласно договора с издательством я не имею права выкладывать текст полностью. Потому получается вот такая нарезка... P.S. В феврале 2012 вышел в "Роман-газете"
  ВЛАДИМИР КУНИЦЫН
  
  ТОМ ПЕРВЫЙ
  
  СПЕЦНАЗ ЕГО ИМПЕРАТОРСКОГО ВЕЛИЧЕСТВА
  
  Изд-во "Вече"
  Тираж 3000 экз. ISBN:978-5-9533-5008-2; 336с.;
  http://www.veche.ru/books/show/2889/
   []
  
  Глава первая
  
  КРЕМС
  
  I
  
  Осень выдалась теплой и сухой. Уже невысоко поднимающееся над горизонтом ноябрьское солнце ласково освещало желтые клены, еще по-летнему сочную траву, темную воду Дуная, степенно текущую к морю. Тридцатипятитысячная армия Кутузова переправилась через реку, отделив себя от неприятеля водной преградой, и, наконец, получила небольшую передышку. Почти две недели русские отступали, стремясь оторваться от наполеоновских, втрое превосходящих войск.
  Кутузов спешил соединиться с войсками, идущими из России. Попавшаяся на пути дивизия Мортье была раздавлена корпусом изнуренных солдат, боевой дух которых не сломило ни многодневное отступление, ни снег, столь неожиданно выпавший накануне сражения. Мало того, захваченное знамя французской дивизии подняло этот дух еще выше. Везде царило приподнятое настроение, громкий смех раздавался повсюду, заставляя забыть о голоде, мокром снеге и дрянной одежде, плохо спасающей от холода.
  Главнокомандующий тоже радовался - поле боя осталось за его армией. Конечно, перевес русских был велик, но стойкий миф о том, что банная рота наполеоновской армии может справиться с дивизией любого противника, остался в прошлом. Первая победа за всю кампанию. Но два обстоятельства несколько омрачали радостное событие. Не только Мортье, но и многим французам удалось ускользнуть, избежать пленения, а главное - погиб Шмит, австрийский генерал при русской армии, к которому Михаил Илларионович относился с большой симпатией. Как-то глупо, от шальной пули. И на рожон не лез. Впрочем, пуля дура.
  Но, несмотря на победу, положение армии Кутузова оставалось практически безнадежным. То ли по недомыслию нижних чинов, то ли по удачному стечению обстоятельств, венский мост был взят французами без боя. Теперь две армии, французская из Вены и русская из Кремса спешили в Цнайм. Русские чтобы уйти на Ольмюц, на соединение с подходящими подкреплениями, французы - чтобы не дать им ускользнуть. В этой гонке Кутузов практически не имел никаких шансов - дорога наполеоновской армии короче и лучше. Тогда он предпринял отчаянный маневр.
  Сорок верст через горы по мокрым травянистым склонам за одну ночь преодолел отряд Багратиона, чтобы перерезать дорогу, по которой шли французы. Четыре тысячи человек и две батареи заняли маленький австрийский городок Голлабрун на несколько часов раньше противника. Мюрат, командующий авангардом, принял отряд Багратиона за всю армию и стал дожидаться подхода основных сил, чтобы наверняка сокрушить русских.
  Наполеон стоял в двадцати верстах в Шенбрюнне. Он ждал. Ему нужно было идти вперед, но он ждал. Гонец доставил послание от Мюрата. Принц писал, что перехитрил противника, договорившись о перемирии, и теперь ничто не мешает подтянуть резервы и уничтожить армию Кутузова. Император понимал, что никакой армии в Голлабруне быть не может, а только случайный отряд. Он отправил ответное письмо, где попенял на нерадивость Мюрата, дающего себя легко обмануть, приказал немедленно атаковать позицию противника, а сам продолжил ждать. Как ни трудно в это поверить, но император ждал в заранее оговоренном месте капитана от кавалерии Луи Каранелли. Капитан опаздывал.
  Пожертвовать пешку в шахматной партии для того, чтобы добраться до короля противника, мог любой хороший шахматист. Использовать дивизию вместо пешки мог только сильный император. Но жертва оказалась напрасной: дивизия погибла, а король соперника не пострадал.
  Когда Каранелли привез Мортье приказ императора идти на Кремс, чтобы перерезать дорогу, по которой отступал Кутузов, тот поспешил по узенькой полоске земли между Дунаем и Богемскими горами навстречу русским. Он и не подозревал, что главная задача в этом маневре возложена на адъютанта императора капитана Луи Каранелли.
  
  II
  
  - Расскажи все по порядку! Не спеша и подробно.
  Император удобно расположился в кресле возле камина - ночи уже были холодными. Каранелли, сероглазый шатен немного выше среднего роста, с густыми бровями, не только сидел в присутствии императора, что мог себе позволить далеко не каждый генерал. Он пил с ним коньяк, прихлебывая темно-янтарную жидкость маленькими глотками.
  - Сначала все шло по плану. Маршал Мортье предпринял стремительный бросок и смог перехватить Кутузова около Кремса. Дюпон шел следом и должен был поддержать Мортье. Дивизия пошла в атаку прямо с марша и довольно успешно. Перевес русских не сказывался, узкий фронт не давал им атаковать всеми силами. Нам удалось выбрать подходящую позицию - маленький овражек, замаскированный кустами, хороший обзор на холм, куда, несомненно, должен перебраться командный пункт русских после того, как они начнут теснить Мортье.
  Каранелли сделал небольшую паузу, отхлебнул коньяк из пузатого фужера.
  - Потом все неожиданно переменилось. С гор прямо в тыл дивизии ударили русские. По счастью они не вели артиллерийского огня, а то все было бы кончено в полчаса. Наверное, они не смогли протащить через горы пушки. Но удар оказался сокрушительным. Нам пришлось покинуть выбранную позицию. Русские все спускались и спускались с гор. В бой шли новые полки. Наши порядки смяли, оттеснили к реке.
  - А Дюпон? - голос Наполеона никак не выдавал, что ему неприятно признавать гениальность русского маневра.
  - Дюпон бросился в атаку на войска, отрезавшие Мортье. Но русские перешли к обороне. И очень успешной, ваше величество. С одной стороны они сдерживали Дюпона, а с другой не давали уйти из-под удара Мортье.
  - Кто командовал отрядом русских?
  - Не знаю. Думаю, что Багратион. Хотя я его не видел.
  - Пожалуй... Хорошо, дальше.
  - Наступили сумерки, русские усилили натиск со стороны Кремса, подтянув артиллерию. Мортье послал драгун в атаку, стремясь вырваться из кольца и уйти на соединение к дивизии Дюпона. Их отбили ружейными залпами. В третьей попытке драгуны, наконец, смогли добраться до русских, но практически все были уничтожены, схлестнувшись с сомкнутым строем пехоты.
  Капитан снова замолчал. Император не торопил, казалось, задумался о чем-то совсем постороннем.
  - После того, как пришлось уйти из оврага, мы маневрировали, не вступая бой, но никак не могли занять удобную позицию. Стало понятно, что добраться до Кутузова не получится, мы оказались намного ближе к отряду, который спустился с гор, чем к полкам, идущим из Кремса. Я принял решение стрелять по командиру ближайшего отряда.
  - Это правильное решение. Я поступил бы также или отказался от выстрела совсем.
  - Нужную точку нашли в стороне, почти в расположении русских. Но уже наступила темнота. Заметить нас было трудно, но и стрелять становилось почти невозможно.
  - Какова дистанция выстрела?
  - Не знаю. Я поставил прицел на восемьсот шагов. Сделал три выстрела по офицеру в белой форме, потому что другие мундиры рассмотреть не мог.
  - Австрийский генерал?
  - Да, ваше высочество.
  - Ты попал?
  - Да, но случайно. Просто повезло.
  - Мне не докладывали о гибели австрийского генерала. В армии отвратительно работают лазутчики. Хорошо, рассказывай дальше.
  Наполеон сделал глоток, повернул голову в сторону капитана.
  - Мы разобрали ружье, сняли прицел и пошли в сторону Дуная. В темноте ничего нельзя было разглядеть, хотя бой не утихал. Один раз нас окликнули солдаты неприятеля. Я ответил им по-русски, и нас оставили в покое.
  - Да, я помню, твой русский безупречен. Это очень важно, Луи. В России любой поручик понимает по-французски, а у нас пленных иногда допросить некому.
  - Мы добрались до реки, забросили детали ствола и прицел в воду. Потом на берегу нашли лодку. В это время Мортье, собрав все силы в кулак, пошел на прорыв. А я с двумя лейтенантами потихонечку переплыл Дунай. Еще двое моих солдат пошли с Мортье. Про них ничего пока не знаю.
  - Где твои офицеры?
  - Отдыхают. Есть какое-нибудь задание?
  - Будет утром. Сегодня сообщил Мюрат, что вся русская армия стоит в Голлабруне. Конечно, он ошибся, но там кто-то есть. Я дал ему приказ срочно атаковать русских. Но до сих пор нет доклада о победе. Видно что-то не заладилось у него. Подозреваю, что отряд, с которым он не может справиться, тоже возглавляет Багратион.
  - Он не успел бы. Слишком длинный путь от Кремса до Цнайма, а потом еще и до Голлабруна. Это какие-то передовые дивизии армии, идущей из России.
  - Нет. Из Ольмюца русские не выходили. Кутузов сейчас туда торопится. А отряд он отправил прикрыть отход. Напрямую через горы.
  Наполеон не ошибся, отряд действительно пришел через горы, и командовал им Багратион. Может потому, что он редко ошибался, Европа, создавая коалицию за коалицией, терпела нескончаемую череду поражений? Но, видимо, императору было бы очень неприятно узнать, что удар в тыл Мортье нанес не Багратион, а неизвестный ему генерал-лейтенант Дмитрий Сергеевич Дохтуров, который впервые участвовал в деле против французов.
  ?- Завтра ты отправишься к Мюрату, передашь письменный приказ создать тебе необходимые условия. Требуй все, что понадобится. Помни, ты окажешь Франции величайшую услугу, если Багратион больше не станет участвовать в кампании.
  - Я понял, ваше величество.
  - У тебя еще есть дальнобойный штуцер?
  - Да, последний.
  - Этого достаточно пока. А с завтрашнего дня ты уже не будешь моим адъютантом. Да, я помню, что сам тебя назначил, когда перевел сюда. Но в адъютантах ты слишком уж на виду. Мне этого не хотелось бы. Получишь назначение командовать гвардейской императорской ротой снабжения. Специального секретного снабжения! - Бонапарт с нажимом произнес последние слова. - После этого у тебя не будет проблем с доставкой и хранением оружия и приспособлений. Как вернешься, сразу займешься формированием роты и пополнением запасов оружия. Хотя... я еще подумаю. Может тебя следует спрятать еще дальше. Ладно! Иди спать, завтра у тебя нелегкий день.
  
  Глава четвертая
  
  АУСТЕРЛИЦ
  
  I
  
  Наполеон без излишнего рвения преследовал Кутузова после того, как ему удалось ускользнуть из Цнайма. Русские же стремительно уходили, стремясь побыстрее соединиться с идущей навстречу колонной из России, что и успешно удалось им. Под Ольмюцом, наконец, корпус Кутузова встретился с пришедшими войсками под командованием Буксгевдена. Присутствующие здесь же австрийские полки позволяли собрать без малого стотысячную союзническую армию. Бонапарт, приблизившись к противнику, повел себя нерешительно, словно опасаясь какого-то подвоха. Три императора: француз Наполеон Бонапарт, австриец Франц II и русский Александр I собрались в одной точке Европы, ведомые каждый своими целями.
  Император Франции хотел нанести решительное поражение европейской коалиции, вскормленной на деньги заклятых врагов - англичан. Больше всего он опасался, что русские и австрийцы уклонятся от сражения и продолжат отступление к границам России. В войну в любой момент могла вступить Пруссия, а ее армия в тылу у наполеоновских войск существенно меняла расстановку сил на карте Европы. Победа же, в которой Бонапарт не сомневался, закрепляла превосходство Франции и его личное господство в Старом Свете.
  Император Австрии стремился к скорейшему освобождению Вены и намеревался добиться этого штыками русских войск. На свою армию после бездарного поражения Макка под Ульмом, сжавшуюся, как береста в костре перед тем, как вспыхнуть, он рассчитывать не мог. А потому всячески потворствовал честолюбивым планам Александра I.
  Молодой русский император, проделавший длинный путь из России, мечтал только о славе. Он и слушать не желал о дальнейшем отступлении, которое предлагал Кутузов,. Славы хотелось немедленно. Жизнь нескольких десятков тысяч русских солдат не имела значения. И император отдал приказ Кутузову вести войска вперед, навстречу приостановившему наступление Наполеону.
  Первое же столкновение с авангардом французов принесло союзникам уверенную победу. Противник был разбит в пух и прах, захвачен городок Вишау. Это событие, привело русского императора в полный восторг. Вместе с ним радовалась и свита. Никто не хотел обращать внимания на то, что авангард французов составлял всего восемь эскадронов, а русских в десять раз больше. Наполеон умело подыгрывал честолюбивым планам союзников, заманивая их в решительную битву.
  Дальнейшее наступление русско-австрийской армии заставило французов поспешно отступить, отдав даже Праценские высоты, господствующие над долиной. Стало ясно, что русские, играющие первую скрипку в войсках коалиции, готовы решительно атаковать ослабленного и неуверенного противника, расположившегося западнее моравской деревни Аустерлиц.
  Вечером накануне сражения, в роскошном замке с великолепным парком, главной квартире Кутузова, определенной как штаб союзнических войск, собрались командиры колонн, которым предстояло завтра вести войска в атаку. Багратион, командующий правым флангом, прислал ординарца, который сообщил, что князь не прибудет. Кутузов никак не отреагировал на это сообщение, видимо ожидал чего-либо подобного. Сам вел себя довольно апатично, а если говорить прямо - просто дремал, сидя в вольтеровском кресле во время всего военного совета. Он знал, что для победы над Наполеоном нужно отступать. А его заставляли атаковать.
  
  На совете главным действующим лицом был генерал Вейротер, командующий австрийскими войсками. Мужчина среднего роста, подвижный до суетливости, но в то же время личность весьма занудная. Сегодня он успел побывать у обоих государей, выезжал на аванпосты для личного осмотра неприятельских цепей, а также много времени провел в канцелярии, составляя диспозицию. Все эти события заставили Вейротера поверить в собственную значимость, представить себя единственным вершителем судьбы сражения, которое должно было закончиться триумфом русско-австрийской армии благодаря гениальной расстановке войск, составленной им самим.
  Около разложенной на столе большой карты с окрестностями Брюнна австрийский генерал читал диспозицию, из которой выходило, что основной удар союзные войска должны нанести на южном левом фланге, где французы были оттянуты вглубь обороны. Их требовалось совсем немного оттеснить к болотам и озерам, захватить деревеньки Тельниц и Сокольниц, растрепать южный фланг, затем ударить в тыл войскам, расположенным в центре. Тем самым нанести решающее поражение, так называемой, Великой армии. Для этого командующему левым флангом генералу Буксгевдену выделялось тридцать пехотных батальонов и более двадцати эскадронов гусар и драгун, почти двести орудий. Главные силы предполагалось построить в три колонны, чтобы...
  Вейротер бубнил весьма монотонно, однако, в глубине души пела песня, подогревая собственное мнение о значении австрийского генерала для судьбы всей Европы. Он небрежно отмахнулся от Ланжерона, пытавшегося сделать несколько дельных замечаний, однако, видя внимательность и сосредоточенность, с которой изучал диспозицию генерал Дохтуров, снисходительно отвечал на его вопросы, повторял название населенных пунктов. Высокий стройный генерал Буксгевден молча смотрел в карту. Его светлая кучерявая голова иногда вскидывалась, когда он устремлял взор на Вейротера, но через несколько секунд, не найдя ничего примечательного, взгляд опускался вниз. Милорадович, румяный, с закрученными вверх усами, наоборот смотрел только на Вейротера, ни разу не опустив голову. Остальные генералы вели себя по-разному, но в большинстве своем считали, что наступит завтра, и все станет ясно на поле битвы. А на бумаге всегда все гладко. Кутузов откровенно спал, как может спать только человек, смирившийся, что все происходящее никак не зависит от его воли. Он давно понял, что ему придется на этот раз отвечать за чужие грехи.
  
  В штабе французских войск Наполеон проводил военный совет, как всегда четко и кратко. Маршалу Даву он поручил удерживать южный фланг, чтобы не допустить прорыва русских. Маршал Удино оставался в резерве, готовый в любой момент прийти на помощь Даву, если напор станет нестерпимым. В центре маршал Сульт, которому придавались главные силы, должен дождаться, когда русские увязнут на юге и бросят туда все резервы с Праценских высот. После этого атаковать центр, и, прорвав цепи союзников, подняться на высоты, рассекая вражескую армию на две части. На северном фланге маршал Ланн должен был навязать жесткий бой Багратиону, и, угрожая перейти в контратаку, при помощи кавалерии Мюрата и пехоты Бернадота связать по рукам и ногам самого опасного генерала в стане союзнических войск.
  Около полуночи, уже объехав войска, Наполеон встретился с Каранелли и Перментье, ожидавших разговора с вечера.
  - Майор! Вы должны силами гренадеров вашей роты прикрывать группу Луи. В случае опасности, дать возможность ей уйти в тыл, даже ценой гибели ваших солдат. А у тебя, любезный друг, на завтрашний день будет очень важная задача. Прошу!
  На столе была разложена большая карта местности, не уступающая по точности той, что лежала сейчас на столе в гостиной роскошного замка, занимаемого Кутузовым.
  - Я думаю, что из-за занавески, за которой вы просидели весь совет, удалось понять план завтрашнего сражения. Что от тебя требуется, Луи: после того, как Буксгевден завязнет в болотах, пытаясь выбить Даву из маленьких австрийских деревушек, Сульт нанесет удар в центре. Над главными силами союзников возникнет опасность окружения, но если они отступят, то весь успех прорыва в центре будет потерян. Потому нельзя допустить, чтобы ординарец, которого направит Кутузов, передал приказ об отступлении.
  Наполеон сделал шаг к столу, указка в руке монарха уперлась в точку на карте.
  - На пути у курьера, везущего приказ, - кончик указки заскользил по бумаге, - лежит болото. Круглое, примерно восемьсот шагов. Курьер, конечно, будет скакать по дальнему от нас берегу. Сначала вы пойдете вслед за атакующими полками Сульта, но когда подойдете к болоту, сверните вправо. Здесь легко найти удобную позицию. Еще одно болото будет отделять вас от того сражения, что развернется на южном фланге. Кого ты намерен взять с собой?
  - Анри Фико и Доминика Левуазье.
  Хотя лучшим стрелком после Луи считался Люка Сен-Триор, командир решил не брать его. Сержант только вернулся из госпиталя и еще не освоил новый штуцер.
  - Уверен, что троих будет достаточно?
  - Я не уверен в двух штуцерах из тех пяти, что привез Бусто. Ему нужно еще неделю, чтобы довести их до полного порядка.
  - Что ж! Будем играть тем, что есть.
  Наполеон повернулся к адъютант-майору. Перментье догадался, что император ждет вопросов и от него.
  - Простите, ваше величество, а разве Буксгевден, заметив, что его окружают, не отступит назад ближе к центру?
  - Нет! Это не Багратион. И наша удача, что главные силы ведет Буксгевден. Он не примет решения об отступлении без приказа Кутузова. Больше всего в жизни он боится прослыть трусом.
  
  
  II
  
  Плотный утренний туман заволакивал низины. На высоком холме около деревни Прац командующий союзнической армией Михаил Илларионович Кутузов, сидя на гнедом трехлетке, смотрел на белую вату, в которую уходили войска навстречу французской армии. Многочисленная свита, окружающая главнокомандующего, располагалась рядом. На левом южном фланге войска уже вступили в дело, частая ружейная перестрелка, подкрепляемая глухим мощным звуком орудий, раздавалась из белесой пелены. С холма ничего не было видно, и Кутузов подумал о том, что знают ли артиллеристы, как наши, так и французские, в кого они стреляют?
  На другом холме, носящем название Журань, значительно ближе, чем предполагала диспозиция Вейротера, у деревни Шлапанице, на серой арабской лошади сидел император Франции Наполеон Бонапарт. Как само собой разумеющееся он воспринял начавшуюся почти с рассветом перестрелку справа от себя, там, где войска Даву должны были встретить колонны Буксгевдена. Глядя то на большое медлительное солнце, лениво заползающее на светло-голубой небосвод, то на спускающиеся с Праценских высот русские полки, он выжидал. Туман, который сейчас скрывал выдвинувшиеся вперед батальоны, не только помогал ему, но и мешал. Исход сражения становился непредсказуемым, если главные силы противника на южном фланге смогли бы вовремя отступить. Тогда бы все решала быстрота маневра и удача. Перевес в численности и лишняя сотня орудий, могли склонить чашу весов в пользу коалиции. Но в тумане Каранелли бессилен.
  Прибывшие в Прац государи Александр I и Франц II выразили недоумение по поводу того, что часть войск, расположенных в центре, еще не начала спуск с высот, выдвигаясь навстречу противнику, стоящему, как они полагали, верстах в десяти. Кутузов, чья интуиция опытного командующего говорила, что Наполеон не может следовать на поле боя той диспозиции, которую представил Вейротер, что он многократно умнее и хитрее этого самодовольного выскочки, выжидал. Командующий не спешил посылать все силы в туман и оставлять господствующие высоты, дожидаясь, пока на аустерлицком поле солнце разгонит плотное белое молоко. Однако приказ императора о немедленном выступлении он отменить не мог. К счастью, солнце именно в это время всерьез взялось за туман, который прямо на глазах начал таять, открывая взору долину.
  Император Бонапарт, выждав только ему одному известный момент, молча, не отрывая взгляда от Праценских высот, поднял руку в белой перчатке и подал знак к началу наступления. Маршалы в сопровождении адъютантов и ординарцев рассыпались веером по склону холма, направляясь к дивизиям для исполнения плана императора.
  
  На северном фланге у Багратиона ни союзники, ни французы не начинали боевых действий, ожидая ухода тумана. Но после того, как пришел приказ Наполеона к началу атаки, пехотинцы Ланна и кавалеристы Мюрата нанесли удар, норовя пробить брешь в стыке отряда Багратиона и войск, расположенных в центре. Сначала показалось, что им это удалось, но залпы картечью почти в упор умело расположенных батарей, сорвали замысел. Завязался яростный бой с взаимными атаками, с переходом инициативы из рук в руки.
  
  На юге Буксгевден с третьей колонной наступал на Сокольниц. Дважды атака захлебнулась, пехотинцы Даву переходили в штыковую и отбрасывали союзников. Первая колонна под командованием Дохтурова, состоящая из трех сотен казаков, двух рот артиллерии и семи полков, включая и Московский драгунский, шла на Тельниц. Корнет Данилов, привыкший к тому, что судьба в этом походе не дает ему ни малейшей возможности проявить себя настоящим офицером, не поверил ушам, когда командир, майор Чардынцев, во весь голос прокричал:
  - В атаку!
  Николай скакал вместе с эскадроном, и мысли его лихорадочно неслись, обгоняя галоп лошади. Вот он тот счастливый случай, когда все переменится в жизни! О том, что жизнь может закончиться раньше, чем перемениться, корнет не думал. Но в этой первой настоящей драгунской атаке, когда стремительно приближалась цепь французских пехотинцев, он не забывал о пистолетах в ольстрахах, о палаше в ножнах, о той линии, по которой нужно направить лошадь. То есть, от природы обладал редчайшим качеством - чем опасней складывалась ситуация, тем хладнокровнее он становился, тем четче работала голова, прятались в глубине души и страх, и ярость, чувства нужные только в отчаянном положении.
  Разгоняясь, Данилов вывернул из-за мешающего юнкера и, обгоняя его, помчался, низко пригнувшись к шее лошади, на французского фузилера, поднимающего ружье с примкнутым штыком. Понимая, что фузилер выстрелит раньше, чем удастся доскакать до него, корнет мгновенно выхватил левой рукой пистолет и, не целясь, выстрелил. Уроки гувернера не пропали даром, пуля угодила точно в лоб французу, который начал медленно заваливаться на спину, по-прежнему сжимая ружье слабеющими руками.
  То, что произошло дальше, удивило даже видавшего вида Чардынцева, который скакал в пятнадцати шагах позади Данилова. Корнет, пролетая мимо падающего фузилера, выронил разряженный пистолет и одним движением, будто смахивая крошки хлеба со стола, подхватил торчащее штыком вверх ружье. Мгновенно ловко перехватил его, слегка подкинув в воздухе, и, как копье, метнул в офицера. Штык пробил грудь француза, а спустившийся от сотрясения курок высек искры, поджигая порох на полке. Выстрел в упор, в уже обреченного офицера произвел на фузилеров, тех, кто видел это, ужасающее впечатление. Французы, напуганные дьявольским приемом боя, расступились перед Даниловым, а трое даже, бросив ружья, побежали, не разбирая дороги. Отряд человек в шестьдесят, среди которых был и Чардынцев, следом за Даниловым прорвался сквозь цепь. Здесь командир эскадрона, опираясь на опыт, проявил себя с самой лучшей стороны. Крикнув только одно слово: "Батарея!", он махнул палашом в сторону французских орудий на пригорке у околицы Тельница. Вслед за ним отряд поскакал по крутой дуге, чтобы ударить по батарее с тыла, а заодно и не попасть под картечный залп в упор.
  Шагов с сорока Данилов, который теперь скакал сразу за Чардынцевым, уложил из пистолета капитана, пытавшегося организовать оборону. Стремительно влетевший на позицию отряд в минуту разогнал прислугу, порубив пытавшихся оказать сопротивление. У дальней пушки Чардынцев схлестнулся с артиллеристом, не растерявшимся в жестокой схватке. В руках у француза был банник, с помощью которого он только что заряжал орудие. Но отчаянный солдат взмахнул им, целя в морду лошади, которая резко поднялась на дыбы. От неожиданности майор не удержался и выпал из седла. Хотя в последнюю секунду он успел свернуться калачиком, как это делали цирковые артисты. Удар о землю оказался сильным. Поднялся Чардынцев слегка оглушенный, недоуменно глядя на пустые руки, поскольку при падении палаш улетел куда-то к зарядным ящикам. Француз уже бросил банник и, вытаскивая тесак, подступал к драгуну.
  Данилов летел к орудию с другой стороны, где два канонира с ужасом таращились на его палаш. Один не выдержал и с истошным криком бросился от позиции к деревне по ровному полю, другой замер и, раскрыв рот, стоял с поднятой рукой, в которой ярким селитровым пламенем горела палительная свеча. В доли секунды корнет оценил все: безоружного майора, не пришедшего в себя от сильного удара о землю; лафет орудия и зарядные ящики, мешающие прийти на помощь; решительного артиллериста, вознамерившегося любой ценой убить русского драгуна; остолбеневшего канонира; направление жерла пушки. Еще не отдавая отчета в своих действиях, Данилов слетел с лошади. Инерция несла вперед, и, пробегая мимо канонира, корнет выдернул из его руки свечу, на ходу ткнул ею в запальное отверстие орудия и, споткнувшись о лафетную подушку, врезался в стоящий рядом передок. Ни сейчас, ни в будущем Николай не смог бы объяснить, почему он решил, что пушка заряжена. Ядро, пущенное с расстояния трех шагов, снесло голову храброго француза так, что могло показаться, что она просто исчезла. Канонир повернулся на грохот выстрела и увидел уверенно стоящее на ногах тело без головы и шеи с тесаком в руках. Кровь толчками выплескивалась из-за воротника и текла по зеленой ткани мундира. Не издав не единого звука, прямой, как будто внутри у него был кол во весь рост, потерявший сознание канонир грохнулся на покрытую инеем землю.
  
  В центре, следуя приказу императора, Кутузов начал движение вниз, спускаясь с высот в туман, на глазах тающий под набирающими мощь лучами солнца. Главнокомандующий ехал следом за четвертой колонной Милорадовича к развилке, у которой дорога раздваивалась. Внизу у ручья часто защелкали ружейные выстрелы, и по этой перестрелке стало ясно, что французы находились значительно ближе, чем предполагали русский царь и Вейротер. Буквально через четверть часа стрельба практически прекратилась и из тумана показалась густая цепь французов, стремительно надвигающаяся на отступающие в полном беспорядке русские батальоны. Выставив штыки, на которых прорывающееся сквозь дымку солнце играло кровавым зловещим отблеском, молча, без выстрелов, французские полки шли в атаку.
  
  На севере Багратиону с трудом удавалось отбивать наскоки конницы Мюрата, следующие один за другим, и, сталкиваясь во встречных штыковых атаках, сдерживать пехоту Ланна. У артиллеристов не хватало запасов картечи, столь необходимой для стрельбы по кавалеристам с небольшого расстояния. Первоначально предполагалось, что батареи будут вести огонь на дальнюю дистанцию, поддерживая атакующие полки. Потому зарядные ящики в основном были заполнены ядрами, гранатами и брандскугелями - зажигательными снарядами.
  
  У Тельница, где майор Чардынцев с первой ротой своего эскадрона захватил батарею, создалось тяжелое положение для пехотинцев Даву. И хотя в целом атака драгунского полка оказалась отбитой, было понятно, что следующая, скорее всего, опрокинет пехотную цепь. Из Тельница выдвинулся резервный батальон егерей и направился в сторону только что захваченной русскими батареи. Но командир эскадрона, уже пришедший в себя после падения с лошади, действовал четко.
  - Разворачивай орудия! Живо!
  Майор готовился оборонять захваченную позицию, понимая, что здесь он для французов, как чирей на заду.
  - С орудиями справишься, корнет? Стрелять из пушек приходилось?
  - Приходилось, в Пажеском корпусе всему учат.
  - Ах, в Пажеском корпусе, - протянул Чардынцев, усмехаясь, но, вдруг резко сменив тон, проговорил, глядя Данилову прямо в глаза, - ты не сердись, корнет, если где обидел. Не прав был. Офицер ты стоящий. А что с рапортом под горячую руку попал, так с кем не бывает. Ладно! Потом разберемся!
  Майор повернулся к Данилову спиной, продолжая отдавать команды.
  - Тимохин, - крикнул он штаб-ротмистру, командиру роты, - пятнадцать человек потолковей дай корнету! Троим наблюдать за тылом. Остальные со мной. Всем заряжать пистолеты.
  Чардынцев вновь повернулся к Николаю.
  - Смотри, корнет! Сейчас дашь залп-другой гранатами и они, - майор кивнул в сторону французов, - рассыплются в цепь. Когда останется шагов сто, у тебя все орудия должны быть заряжены картечью. Мы ударим с фланга. Хоть нас и мало, но им придется сомкнуться, потому что пехотинец супротив драгуна, что курица супротив пса. Но мы рубиться не станем. Стрельнем для острастки и уйдем в сторону. Вот тут-то ты и бей картечью со всех орудий в упор. Дашь залп, садитесь на коней и уходите. Батарею все равно не удержать, даже если от батальона только рота останется.
  Майор огляделся по сторонам и продолжил.
  - Встретимся там!
  Сабля указывала на три дуба, стоящие в поле приблизительно в версте от батареи.
  - Ну с богом! Нас не подстрели, корнет!
  
  В центре, следом за передовыми пехотными цепями, шагах в пятистах, медленно ехали два взвода под командованием Перментье, одетых в гусарскую форму. Маршал Сульт получил приказ оказывать любое содействие адъютант-майору и не задавать никаких вопросов. Всадники уже почти добрались до дна долины, как неожиданным порывом ветра разнесло клочья тумана, и стал виден противоположный склон. У развилки, чуть в стороне от спускающейся по обеим дорогам пехотной колонны, стояла группа всадников, которая не могла быть ничем, кроме свиты крупного военачальника. Предчувствие большой удачи охватило Каранелли. Он вскинул руку, подавая знак Перментье, и соскочил с лошади.
  - Фико, штуцер! - крикнул он лейтенанту, который уже все понял и поспешно вытаскивал оружие из чехла.
  Сам Каранелли тем временем вглядывался через оптику подзорной трубы в группу у развилки. Кутузов! Конечно Кутузов! Луи прикидывал дистанцию - тысяча двести шагов, никак не меньше. Но лучшей возможности не будет, вряд ли главнокомандующий русской армией сам поведет войска в атаку.
  Тем временем передовые цепи ударили по русским, заставляя их ретироваться. Кутузов, глядя на беспорядочное бегство полков, отдавал одно за другим указания адъютантам, порученцам и ординарцам, чтобы остановить бегущих, дать отпор неистовому натиску наполеоновской пехоты. Бесполезно! Наступление французов замедлилось, но они по-прежнему поднимались вверх по склону, тесня паникующие батальоны.
  Противно взвизгнув, пуля скользнула по щеке Кутузова и довольно чувствительно обожгла кожу под глазом. Тот провел рукой по ране и с удивлением посмотрел на измазанные кровью пальцы. До того места, где апшеронский полк пытался остановить французов, было не менее семисот шагов. Откуда же взялась пуля? Но в это время апшеронцы не выдержали давления превосходящих сил французов и побежали. Кутузову стало не до раны. Машинально прижимая к щеке платок, он поднялся вместе со свитой на высоты. Подъехавший генерал-майор взглянул на окровавленную ткань и воскликнул:
  - Ваше высокопревосходительство, вы ранены? Давайте я помогу вам!
  - Ранен не только я, ранена вся русская армия,- показывая на поле боя, проговорил Кутузов, - помогите ей, ваше превосходительство. Останавливайте бегущих, стройте их в колонны и направляйте в бой.
  Но, понимая, что задача, поставленная генералу, вряд ли выполнима, Кутузов послал порученца с приказом к Депрерадовичу.
  
  Данилов успел сделать три залпа гранатами, когда до идущего в атаку батальона егерей оставалось около трехсот шагов. Корнет приказал своим не очень умелым "артиллеристам" зарядить орудия картечью и прекратить огонь. Драгуны свезли все зарядные ящики в одно место, высыпали их содержимое на землю. Николай сам протыкал холщевые мешки, рассыпая порох. Загодя сделал длинную пороховую дорожку: отбитая батарея будет бесполезна французам.
  Егеря подошли на полторы сотни шагов, когда из небольшой балки стремительно вылетели драгуны. Хотя отряд был более чем малочисленный, выучка французов сыграла плохую шутку. Как и положено при кавалерийской атаке, егеря стремительно сомкнулись в каре, ощетинившись штыками. Данилов лично прицелил одно из орудий, и, дождавшись пока Чардынцев закончит маневр, отскакав от егерей на сотню шагов, дал залп. Вся картечь из четырех орудий попала в плотно сомкнутое каре. Еще через минуту мощный взрыв на батарее опрокинул ближайшее орудие, но к тому времени драгуны были уже далеко. А четверть часа спустя рота Тимохина ударила в тыл французской пехотной цепи, пытающейся сдержать новую атаку Московского драгунского полка. Удар имел решающее значение, поскольку посеял панику в рядах обороняющихся. Полк ворвался в Тельниц, поспешно оставленный французами. Во время этого прорыва отряд, ударивший французам в спину, потерял двоих человек - подпрапорщика Долгова, заколотого штыком в спину, и командира эскадрона майора Чардынцева, получившего пулю из пистолета в левый глаз.
  
  В центре маршал Сульт наращивал давление и, казалось, что сейчас прорвет оборону и захватит Праценские высоты, разрезая союзническую армию. Кутузов уже понял, что Наполеон будет наносить основной удар здесь, пока главные силы союзников безнадежно завязли на южном фланге, и, если ему удастся прорваться, то Буксгевден окажется в клещах, из которых у него мало шансов выбраться. Нужно было срочно затыкать центр и отводить главные силы на высоты.
  
  Луи Каранелли, раздосадованный промахом по Кутузову, оборудовал позицию на совесть. С выбранной точки открывался отличный вид на большой участок дороги, сама же позиция скрывалась от посторонних глаз густым, хоть и лишенным листьев, кустарником. Три штуцера были установлены на опорных треногах, и началось ожидание.
  Перментье отодвинул гусар на три сотни шагов и замаскировал их в небольшой низине у ручья. Туман рассеялся, и стало видно, что происходит на поле боя. На южном фланге, отделенном от роты большим болотом, приблизительно в полутора верстах, шло отчаянное сражение между Даву и Буксгевденом. В центре, также в полутора верстах от позиции Каранелли, Сульт атаковал Праценские высоты, а участок дороги между этими основными очагами битвы был абсолютно пуст.
  
  Князь Багратион, выбрав момент, провел удачную штыковую атаку против пехотинцев Ланна около селения Крух, но подоспевшая конница Мюрата заставила опять отступить под защиту артиллерии.
  
  Кавалергардский гвардейский кирасирский полк Депрерадовича, брошенный в атаку в центре по приказу Кутузова, шел на верную гибель. Главнокомандующий жертвовал лучшим полком, пытаясь спасти армию. Лейб-гвардии поручик Андрей Азаров не мог этого знать, потому что обер-офицерам не известны планы командования. По команде "марш, марш!" он полетел на вороном скакуне впереди вверенных ему людей. Высокий широкоплечий светловолосый красавец в белом мундире, черной кожаной каске с медной пластиной на лбу, черной кирасе с вызолоченной чешуей застежек, с тяжелым палашом, кажущимся игрушкой в его руке, первым ворвался в строй французской кавалерии, которая, казалось, поднялась на Праценские высоты на плечах бегущих русских батальонов. За две минуты боя поручик успел проломить череп французскому драгуну, перефехтовать офицера, который, схватившись за отрубленную кисть, свалился под копыта лошадей, и отразить выпад прыткого кавалериста, саблю которого Азаров отвел палашом и оглушил ударом кулака в висок.
  Правый бок сильно обожгло, земля вдруг качнулась, поднимаясь вверх, потом, словно раздумав, полетела вниз, открывая просторное голубое небо с желтым полуденным солнцем. Пуля, пробившая кирасу, сломала ребро и неглубоко ушла в тело поручика, не повредив жизненно важных органов. Но небо начало стремительно чернеть, и падающий с лошади поручик ударился о землю, уже потеряв сознание от болевого шока.
  Кутузов, восхищаясь блестящей атакой кавалергардов на превосходящие силы противника, этот образец бесстрашия и доблести, понимал, что опрокинуть французов одним полком невозможно. Можно только выиграть время, которого так не хватало. Пять минут назад он послал к Буксгевдену порученца с приказом самым срочным образом направить всю кавалерию в центр, а пехоте начать отступление на высоты, отбиваясь от Даву арьергардным боем.
  
  На южном фланге Буксгевден бездарно возился около Сокольница уже несколько часов. Никак не удавалось взять деревеньку. План, согласно которому, захватив деревни, союзные войска должны были оттеснить Даву на версту и затем ударить в тыл французским войскам, расположенным в центре, трещал по швам. Сокольниц взять не удалось, а нанести удар в центр, не выдавив французов к Богемским горам, мешало болото. Главные силы союзников завязли в сражении за второстепенные пункты, развязав руки Наполеону.
  Не выдержав, Дохтуров без приказа отправил казаков на помощь Буксгевдену. С третьей атаки союзные войска смогли, наконец, выбить французов из Сокольница и закрепиться, чтобы перестроить колонну для дальнейшего наступления.
  
  Ординарец Кутузова, сознавая всю важность поручения, во весь опор слетел с крутого склона и помчался по петляющей между болот дороге. Через полторы версты конь, поднявшись на небольшой холм, на секунду потерял ход. Две пули ударили в грудь офицера, третья попала в голову коня. Оба умерли мгновенно. Дорога снова стала пустынна. На обочине ничком лежал ординарец. Кровь из ран медленно вытекала на землю, впитывалась в ткань мундира, в бумаги простреленного пакета, который офицер, взяв из рук Кутузова, засунул за борт доломана.
  
  Кавалергарды остановили стремительную атаку французов. Пехотные полки удалось перестроить и занять оборонительную позицию. У союзных войск появился шанс удержаться в центре. Наполеон бросил на помощь Сульту, штурмующему высоты, корпус Бернадота с северного фланга. Он держал его там, ожидая прорыва Багратиона, генерала, которого больше всего опасался в армии коалиции. Но к полудню понял, что у того слишком мало сил, чтобы решить исход сражения.
  Кутузов ждал драгун с юга, раз за разом устремляя взор через оптику подзорной трубы на дорогу. Через полчаса, понимая, что Буксгевден не торопится выполнить распоряжение, послал к нему еще одного адъютанта с категорическим приказом немедленно начать отступление и рысью перебросить кавалерию в центр.
  
  Даву отдал деревни, но закрепился на новом рубеже, грамотно расставив полки, пользуясь тем, что союзники не могут обойти его с флангов из-за сильной заболоченности местности. Отбивая лобовые удары, Даву сам переходил в ответные атаки, угрожая отобрать назад захваченные деревни. К полудню главные силы союзнических войск, несмотря на значительный перевес, так и не смогли опрокинуть южный фланг французов.
  В Тельнице командир драгунского полка приказал Тимохину командовать эскадроном вместо убитого Чардынцева. Тот передал Данилову свою роту. За пять часов корнет превратился в командира роты, и этот "рост по службе" мог продолжиться. В эскадроне осталось только семь офицеров.
  
  По второму посыльному стреляли по очереди. Первым Фико, который промахнулся, чем и вызвал ехидное замечание Доминика.
  - Может, чтобы попасть, тебе нужно было просто кинуть штуцер через болото? - произнес он, прицеливаясь.
  Луи стрелять уже не пришлось. Глядя через прицел своего штуцера, он увидел, как слетел зеленый кивер с белым султаном с резко дернувшейся головы русского офицера.
  
  Дивизия Бернадота сразу изменила положение дел в центре. Русская оборона хоть и с огромным трудом, но все-таки сдерживающая французов, снова начала разваливаться, а у Кутузова больше не было Кавалергардского полка. Тогда он бросил последний резерв. Три тысячи гвардейцев заткнули щель в обороне, но это все, что имели русские в центре. Спасти положение могла только кавалерия, срочно переброшенная с южного фланга. С интервалом в десять минут к Буксгевдену отправились три ординарца.
  Гвардейцы стояли насмерть, и оборона снова стала консолидироваться. Ружейные залпы и штыковые контратаки продолжали сдерживать французов, несмотря на то, что силы таяли. Судьба сражения уже который раз за этот день повисла на волоске. Кутузов, заподозрив, что его приказ об отступлении просто не доставляется Буксгевдену, отправил отряд из семи офицеров. Поздно. Пять эскадронов мамлюков, всего только пять эскадронов, брошенные Наполеоном в решающий момент, за четверть часа склонили чашу весов сражения. Ворвавшись на позиции русских с диким визгом, они прорвали оборону на узком участке, куда немедленно вклинились пехотинцы Бернадота. Гвардейцы оказались в окружении. Центр был разбит, высоты заняли французы, которые спешно начали подтягивать артиллерию. Гвардейцы, чтобы не оказаться полностью уничтоженными, пошли на прорыв, и, разорвав кольцо окружения, со значительными потерями отступили. И сразу стало понятно, что мышеловка захлопнулась. Главные силы армии коалиции оказались зажатыми между молотом - ударными частями Бернадота и Сульта, и наковальней - батальонами Даву, которому на помощь Наполеон отправил корпус Удино с приказом немедленно переходить в наступление.
  
  На севере Багратион более-менее успешно справлялся с атаками французов, но нанести серьезный удар по противнику не мог, явно не хватало сил. Кончилась картечь в зарядных ящиках и Мюрату, пользуясь тем, что теперь артиллерия не так эффективна против кавалерии, удалось захватить две батареи. Но в целом, Багратион успешно удерживал позиции, отбиваясь от атак ружейными залпами.
  Когда после полудня французы разгромили центр союзнической армии, командующий правым флангом знал, что для него ничего не изменится. Слишком незначительной мишенью для Наполеона являлась его маленькая армия, чтобы отвлекать силы Сульта. А потому был уверен, что дотемна ему придется иметь дело только с Мюратом и Ланном.
  
  Семь офицеров везли на южный фланг приказ об отступлении, хотя это уже не имело значения. Даже если бы Буксгевден идеально выполнил маневр, прорыв французов в центре нельзя остановить. Но офицеры не рассуждали. Они выполняли приказ.
  Майор Вяземский первым заметил лежащего на обочине человека. Это был ординарец главнокомандующего, майор узнал его по золотому полуэполету и аксельбанту. Забрызганный кровью мундир и неестественная поза говорили, что ординарец в помощи не нуждается, но Вяземский все-таки остановился, ожидая отставших на полсотни шагов офицеров.
  - Вперед, вперед! - прокричал подъезжающий подполковник, и вдруг неожиданно покачнувшись в седле, стал грузно оседать, теряя осанку бывалого кавалериста, будто засыпая на ходу. Руки еще пытались цепляться за шею лошади, но тело уже выпадало из седла.
  Вяземский смотрел на падающего подполковника, но в это время полковник, старший из офицеров закричал страшным голосом:
  - Засада! Всем прорываться на Тельниц! Быстро, быстро!
  "Какая может быть засада в поле, где нет ни одного куста!" - хотелось крикнуть Вяземскому, но в это время еще один всадник, громко вскрикнув, схватился за грудь. Свистнувшая пуля задела мочку уха, и майор, проглотив вопрос, вонзил шпоры в круп лошади, помчавшись догонять так и не остановившихся офицеров. Он видел, как вылетел из седла еще один порученец. Потом лошадь Вяземского, несущаяся во весь карьер, обогнала троих всадников, и майор мог только догадываться, что происходило за спиной. В Тельниц он въехал один.
  
  Дохтуров сразу понял, что выполнить приказ невозможно. На высотах уже хозяйничали французы.
  
  Сульт и Бернадот строили в колонны пехоту и кавалерию, готовя к новой атаке. После того, как разбитые в центре войска союзников откатились далеко на восток от Праценских высот, основной целью стал южный фланг. Артиллерия, быстро и организованно поднятая на высоты, вместе с пушками, отбитыми у союзников, начала пристреливать основные точки, куда должны были отступать войска коалиции, после того, как Даву и Удино с запада, а Сульт и Берандот с северо-востока нанесут удары. Наполеона не волновало то, что войска Багратиона оказывались в этом случае за спиной у Сульта. Ланн и Мюрат связали их намертво.
  
  Подошедший свежий корпус Удино двинулся в направлении Сокольница. Буксгевден, уже получивший приказ Кутузова об отступлении через порученца Дохтурова, сдал деревню после первой же атаки.
  В Тельнице майор Вяземский, привезший приказ Кутузова, испросил разрешения остаться. Дохтуров махнул рукой, дескать, ладно, только заниматься вами, майор, некогда. Тогда он подъехал к первому же эскадрону драгун. Данилов, который строил роту, видел, как чужой офицер поговорил с Тимохиным, а затем поехал к нему.
  - Майор Вяземский, порученец главнокомандующего, - представился офицер в забрызганном кровью белом мундире, - не возражаете, если побуду при вашей роте?
  - Корнет Данилов! Примете командование?
  - Нет, нет, корнет! Командуйте! Располагайте мною по своему усмотрению, я ведь не драгун.
  - Вы ранены, - глядя на ухо Вяземского, проговорил Данилов.
  - Ерунда, царапина. Пуля зацепила.
  - Жаркое дело у вас там?
  - Везде жаркое, только французы основной удар в центре нанесли, по высотам. Кутузов еще три часа назад посылал приказ всю кавалерию перебросить в центр и начинать отступление.
  - Не знаю, мы здесь уже эти три часа торчим, ждем, когда Сокольниц возьмут.
  - Я думаю, не смогли доехать посыльные. Одного из них точно видел убитым, еще кто-то в канаве лежал. Да и нас Кутузов семерых отправил, только один я доскакал.
  Нехорошее предчувствие вдруг зашевелилось в груди Данилова.
  - Как один? Что же случилось?
  - Примерно в версте отсюда в нас начали стрелять. Пули летели очень редко, это можно было понять по свисту, но попадали точно в цель. Там мне и задели ухо.
  - Откуда? Откуда летели пули? - спросил корнет с жаром, удивительным для ситуации. В сражении гибли тысячи людей, а он так живо интересовался судьбой одного десятка.
  - А черт их знает, корнет! В том-то и дело, что неоткуда! Пустынная дорога, с одной стороны ровное поле на версту, с другой болото, наверное, тоже на версту тянется.
  Эта фраза привела Данилова в необычайное волнение. Пуля, убившая Шмита, пуля, свистнувшая рядом с Багратионом, пули, убившие адъютантов и ординарцев Кутузова. Пули, возможно, решившие исход сегодняшнего сражения. Откуда они?
  Раздалась зычная команда, эскадроны пришли в движение.
  - Майор, нам надо будет поговорить сегодня вечером, обязательно! Боюсь, сейчас не получится.
  - Конечно, всегда к вашим услугам, корнет!
  
  Дохтуров, получив приказ Кутузова, сразу понял, что отправлять кавалерию на помощь войскам центра уже поздно, однако начинать отступление придется в любом случае. Но куда? На северо-востоке, уже почти в тылу, Сульт и Бернадот, захватившие Праценские высоты, с севера непроходимое болото, с запада Даву, после того, как усилился корпусом маршала Удино, перешел в наступление и теснил колонну Буксгевдена. На юге озеро Сачан с небольшой деревенькой Аугеста у плотины, отделяющей озеро от реки. Выбор невелик.
  Оставив прикрытие у Тельница с приказом продержаться час, Дохтуров начал отступление, сначала на юго-восток, потом все больше поворачивая на юг к плотине. Туда же и должно было отойти и прикрытие. Остатки колонны Буксгевдена, изрядно потрепанные корпусом Удино, тоже шли к плотине. Стоило задержаться с маневром, как в тыл русским войскам южного фланга ударили бы Сульт и Бернадот из центра, уже начавшие спуск с высот. Генерал занимал единственную позицию, когда его войска стояли лицом ко всем противникам. За спиной озеро и река. И узенькая дорожка, идущая по разделяющей их плотине.
  На берегу озера Дохтуров начал строить боевые порядки своих войск, но подошедшие два полка Буксгевдена сразу устремились к плотине и внесли полную неразбериху в организованный отход за озеро. Положение войск коалиции усугубила кавалерийская атака, с огромным трудом отбитая только тогда, когда на помощь пехоте пришли драгуны.
  Солнце клонилось к закату, а бой у озера разгорался с новой силой. Французы подвозили все новые и новые орудия, устанавливая их на спуске с высот. Ядра и гранаты роем летели к плотине, где без промаха поражали плотно сбитую людскую массу вперемешку с лошадями, фурами, орудиями. Дохтуров метался по оборонительным порядкам, поднимая в штыковые атаки полки, отбрасывая наседающих французов. Московский драгунский полк затыкал самые опасные направления и через час потерял треть численности.
  Отход через плотину под плотным артиллерийским обстрелом был практически парализован. Каждую минуту приходилось сбрасывать то орудия, то фуры, оставшиеся без лошадей. Это отнимало много сил, а тем временем новые ядра с глухим чваканьем, разрывающим плоть, ударяли в густую человеческую массу, гусеницей переползающей за озеро.
  
  На севере, едва солнце коснулось верхушек деревьев, Багратион отступил. Держать позицию не имело смысла. Перебросить полки Ланна и эскадроны Мюрата на юг было невозможно до темноты. Французы не преследовали, удовлетворившись тем, что поле боя осталось за ними.
  
  Синие сумерки опустились на Аугесту и французы прекратили атаки, но почти всю артиллерию, включая отбитую у коалиции сотню орудий, выкатили на склоны высот. Теперь огонь велся не только по плотине, но и по берегу озера, где осталось еще много союзнических войск. Не выдержав плотного огня, на который нечем ответить, батальоны пошли на противоположный берег по тонкому льду озера, но не успели дойти до середины, как французские батареи перенесли огонь на них. Ядра пробивали тонкий лед, образуя полыньи, в которые подали обезумевшие от страха люди, лихорадочно бьющие ногами потерявшие опору кони, медленно тонущие повозки, камнем уходящие на дно орудия.
  Драгуны Московского полка покидали позиции одними из последних, когда французские батареи нельзя было различить глазом, и только по вспышкам, озаряющим склоны Праценских высот, становилось ясно, что они здесь, что никуда не исчезли, что продолжают выплевывать несущий смерть металл. Но по этим же вспышкам, по их частоте, становилось понятно, что сражение, начисто проигранное коалицией, подходит к концу. Все реже и реже становился орудийный огонь со склона, то ли кончались заряды у французов, то ли артиллеристам надоело стрелять по неразличимым в темноте целям.
  Рота, которой с полудня командовал Данилов, потеряла больше двух третей драгун, еще более того лошадей, и сейчас составляла маленький отряд, не больше взвода, в котором четверо шли пешком. Легкие раны и царапины получили почти все, в том числе и Данилов, которому пуля порвала мундир, сорвав кожу на бедре. Но могло быть значительно хуже. Даже лучший выпускник Пажеского корпуса не смог бы так успешно командовать ротой в первом настоящем бою, если бы ему не помог майор Вяземский, уже поводивший в атаки и роту, и эскадрон кавалергардов. Три-четыре его дельных совета сберегли жизнь десятку человек.
  Данилов и Вяземский ехали по плотине вместе, с трудом выбирая в темноте дорогу. Изредка бухали французские пушки за спиной, иногда, свистя на низкой ноте, пролетали неприцельные ядра, чаще всего шлепавшиеся на лед озера. Нервное возбуждение, владевшее Николаем почти весь день, уступало место опустошенности. Словно монотонная ночь не только опускалась на землю, но и забиралась в саму душу.
  - Устал, корнет? - голос Вяземского заботлив, но по-мужски тверд. - Ты не расслабляйся, нас не бивуак с кашей ждет, всю ночь точно идти будем, да и днем еще неизвестно к кому придем. Может к своим, а может Мюрат с кавалерией нас раньше отыщет.
  - Да, понимаю, - Николаю не хотелось, ни есть, ни спать, ни думать о том, что будет дальше.
  - Ты в ночных переходах раньше участвовал?
  - Да, на Голлабрун, с Багратионом.
  - Ого! Да ты молодец, корнет! Это был славный маневр. Да и дело у вас там получилось отменное.
  - Не знаю, по-моему, сегодня намного жарче было.
  - Тут понимаешь, какое дело, под Голлабруном вы позиции удержали, и ушли сами, когда на день Наполеона задержали. Герои. Здесь нас разбили, как хрустальную вазу о паркет. А значит, опозорили и царя, и отечество, и оружие русское.
  Майор ехал впереди на полкорпуса, и, чтобы Данилову было лучше слышно, поворачивал голову назад вместе с туловищем, опирая одну руку в бок.
  - А что мы еще могли сделать? Приказывали атаковать - атаковали, приказывали отходить - отходили. Головы не сложили, так приказа такого не было! Нашей ротой французов в три раза больше положили, чем своих потеряли!
  - Твоей ротой, твоей, корнет!
  - Да, брось ты! Без тебя мне не дожить бы до вечера.
  Данилов, не задумываясь, обращался на "ты" к штаб-офицеру, личному порученцу главнокомандующего, который по возрасту был ближе к его отцу, чем к самому корнету. Но по-другому он не представлял сейчас, как можно еще обратиться. Может потом, когда Вяземский вернется в штаб Кутузова, и они встретятся вновь через некоторое время, Николай снова будет обращаться к майору, как и положено корнету. Но сейчас, когда не прошло еще и полутора часов после последней атаки французов, в которой они по очереди прикрывали друг другу спину, наверное, и не могло быть иначе.
  - А ты молодец, корнет Данилов! Понимаешь, что значит стойко перенести поражение. Отличным штаб-офицером станешь, а может и генералом. Глядишь, еще и в адъютантах у тебя послужить чести удостоюсь. Тебя как по имени-то зовут?
  - Николаем. А тебя?
  Данилов так и не узнал имя человека, ставшего в этот вечер самым близким другом. Глухой нарастающий посвист вновь раздался в ночи, и ядро, буквально скользнув над плечом корнета, ударило в бок майору, переламывая ребра и разрывая на части плоть, сбрасывая с седла в начинающую подмерзать, размятую множеством человеческих и лошадиных ног грязь.
  Мир пошатнулся. Нет, это не дорога качнулась, это не лошадь встала на дыбы. Это просто пошатнулся мир, сжатый сейчас до узенькой насыпи, падающей обрывом в сторону реки. Накрытый темным небом с точечками первых звезд. Перед глазами начали появляться и сразу исчезать один за другим французский офицер, проткнутый штыком брошенного ружья, артиллерист, стоящий без головы, каре наполеоновских егерей, получивших залп картечью из четырех орудий со ста шагов. Уже мертвый, но по-прежнему крепко держащий узду Андрей Чардынцев, влетающий в строй французской пехоты. А потом сомкнутый строй, колено в колено, остатков драгунского полка, сдерживающий гренадеров Удино. Штык, летящий в левый бок, от которого невозможно защититься, потому палаш далеко в стороне, где-то там, справа, отражает выпад французского лейтенанта. И сабля Вяземского, ударившая по рукам, держащим ружье с этим смертоносным штыком. Поспешный, но точный выстрел во француза, поднимающего пистолет за спиной майора. Черное от запекшейся крови лицо Тимохина с порванной до самого уха щекой, диким невообразимым оскалом, приводящим в ужас целые взводы вражеских кавалеристов. И снова Вяземский, вместе с которым они успешно отбиваются от четверых гусаров, пытающихся их окружить. И, наконец, опять Вяземский, едва различимый в темноте на полотне дороге, вылетающий из седла, получив ядро в бок около самого сердца.
  Мир пошатнулся, потому что ему уже не на чем стало держаться, и сейчас он должен был рухнуть. Французское ядро, так безжалостно нашедшее жертву, выбило последнюю опору, в душе девятнадцатилетнего юноши, прожившего за сегодняшний день намного больше, чем за всю предыдущую жизнь. Прожившего мужественно и стойко. Но всему бывает предел.
  Тонкий высокий звук, похожий на волчий вой, сам по себе вырвался из горла и, переходя в громкое безутешное рыдание, полетел над плотиной, заставляя вздрагивать даже ко всему привыкших лошадей. Пожилой жилистый вахмистр, один из тех четверых, что остались без лошадей, подошел к Данилову и, похлопывая его по колену, заговорил:
  - Ты, ваше благородие, давай, поплачь, поплачь! Слезы они камень-то с души смывают. Поплачь и легше станет. Мы ж тебя как, за барчука держали, а ты вон какой ... Ты поплачь нонешний вечор, раз уж душа просит, а завтра опять нас в бой поведешь. А мы за тобой, ваше благородие, как один пойдем. Даже ежели кто раненый, то все равно пойдем. Да...
  Еще один драгун подошел к корнету, аккуратно, но решительно вынул повод из его рук и, не проронив ни слова, медленно повел лошадь с всадником. Так они и уходили с плотины: молчаливый рядовой, ведущий в узде лошадь, всхлипывающий, зарывшийся в гриву корнет и негромко бормочущий слова утешения вахмистр.
  
  III
  
  Сразу после того, как маршал Сульт захватил центр, Каранелли был отозван к Наполеону, куда и прибыл в сопровождении Шарля Перментье. Император встретил их с улыбкой, однако довольно быстро попросил майора отъехать, показывая, что он хотел бы поговорить с Каранелли tet-a-tet.
  - Смотрю сегодня, Луи, ты стрелял успешно.
  - Не совсем, ваше величество. Были промахи. А последний раз даже один посыльный ушел на Тельниц.
  - Вот как?
  - Их было сразу семеро.
  - Когда это случилось?
  - Совсем недавно. Мы как раз захватили высоты.
  - А раньше никто не смог проехать по дороге?
  - Уверен, что нет.
  - А сколько всего посыльных ты насчитал?
  - Сначала пятеро, потом целый отряд из семи человек.
  Наполеон задумчиво смотрел с холма в сторону дороги, туда, где Каранелли, Фико и Левуазье положили одиннадцать русских офицеров.
  - Я даже и не рассчитывал на такой успех! Кутузов, он же не Буксгевден. Понимал, что на юге надо срочно отходить, а вот приказ отдать не смог. Порадовал ты меня, Луи! Я ведь думал, что ты час, ну, может, два выиграешь. А вон как дело обернулось! Ладно, отправляйтесь сейчас в Цнайм, и можешь устроить там попойку. Всем твоим по тысяче франков. Тебе пять. Только из особняка не высовываться.
  - Ваше величество, разрешите мне остаться!
  - В чем дело? - Наполеон внимательно поглядел на Каранелли, зная, что тот не станет просить просто так.
  - Хочу переодеться в русскую форму и посидеть вместе с пленными.
  - Зачем?
  - Русский язык надо учить постоянно. Да может и узнаю что-нибудь интересное.
  Наполеон помолчал секунду и произнес:
  - Сделаем по-другому. Я скоро поеду на высоты. Нескольких русских раненых из офицеров или генералов прикажу отнести на бивуак, чтобы их осмотрел мой врач. Тебя тоже отнесут туда. Перментье все подготовит.
  Император жестом приказал майору, сидящему на лошади поодаль, подъехать. Отдал распоряжение, потом вновь обратился к Каранелли:
  - Кто поведет отряд в Цнайм?
  - Доминик Левуазье.
  - А? Этот славный мальчишка?! Не жалеешь, что не убил его? - Наполеон весело засмеялся.
  - Нет! Радуюсь, что он тогда был без шпаги.
  
  Андрюша выныривал из омута. Когда он успел уйти так глубоко? Тверца, перед тем, как слиться с Волгой, и широка, и глубока, но Андрюшу она не пугает. Мальчик отлично плавал, а нырял даже лучше брата, который на три года старше. Сейчас он погрузился глубоко-глубоко, до самого дна. Но там темно, уже вечер и ничего нельзя разобрать. Андрюша поплыл к поверхности, светлой широкой лентой простирающейся над ним. Как же она далека! Дыхания уже не хватало, а еще плыть и плыть. Но мальчишка спокоен, он опытный ныряльщик и не первый раз в такой ситуации. Руки и ноги сильными толчками несли тело наверх. В боку начало покалывать, но это пока не страшно. Постепенно боль усилилась, Андрюша понял, что пора вдохнуть. Он поднял голову, чтобы понять, сколько же осталось плыть, но к ужасу своему увидел только черноту. Серебристая граница, за которой начинался воздух, исчезла! Паника охватила мальчишку, боль в боку стала нестерпимой, и, не выдержав, он вдохнул, открывая легкие теплой речной воде.
  Поручик Азаров лежал на холодной земле, лихорадочно хватая воздух широко раскрытым ртом. Только что раскрывшиеся глаза удивленно смотрели в темнеющее небо. Боль в боку на каждый частый вдох отзывалась острым уколом. Кавалергард не мог понять, что с ним случилось. Куда подевалась река? Но так продолжалось недолго, и память вскоре вернулась вслед за пробудившимся сознанием. "Значит, он попал мне в бок и пробил кирасу, - подумал поручик, вспомнив направленный в него с четырех шагов пистолет, и вспышку пороха на полке. - Только был полдень, а сейчас уже поздний вечер. Неужели я провалялся здесь несколько часов?"
  С огромным усилием, чуть вновь не теряя сознание, Азаров повернулся на левый бок, а затем и на живот. Медленно начал подниматься, упираясь непослушными дрожащими руками. Отталкивая землю, он, наконец, смог встать на четвереньки. В голове шумело, слабость от потери крови давала знать, но Андрей упорно пытался подняться, не совсем понимая, зачем это делает.
  Услышав лошадиный всхрап и дробный стук копыт по мерзлой земле, поручик догадался, что приближается конный отряд. Он хотел посмотреть кто едет, но повернуться не смог - резкая боль пронзила бок, разноцветные круги побежали перед глазами, и пришлось снова устойчиво стать на четвереньки, уперевшись взглядом в грязные пальцы. Из горла непроизвольно вырвался громкий стон.
  Подъехавшие всадники остановились за спиной, и, даже повернув голову, Азаров не мог их видеть.
  - Вот живой кавалергард, ваше величество! - громко прозвучала фраза на французском.
  - Я вижу, маршал! Русские кавалергарды совершили сегодня подвиг и чуть не сорвали мои планы. Это настоящий противник! Нужно учиться у них мужеству, господа! Свезите этого офицера на мой бивуак, пусть доктор Ларрей посмотрит, что можно сделать для этого героя.
  Отряд поскакал дальше, а поручик почувствовал, как его подхватывают под руки. Боль, притаившаяся в боку, резко ударила во все тело, и Андрей провалился в беспамятство, как в темную воду Тверцы.
  
  Вновь Азаров очнулся лежа на носилках. Боль по-прежнему составляла главное в его ощущениях, но она стала другой - тупой, занимающей большую часть туловища. Андрей осторожно провел рукой по груди и понял, что с него сняли кирасу. Он лежал в одной рубахе, но не чувствовал холода. Бок перевязан. Оглядевшись, на сколько это возможно слегка поворачивая из стороны в сторону голову, поручик увидел сидящего рядом ротмистра в форме драгуна Московского полка с перевязанным окровавленными бинтами плечом.
  - Живы, поручик? - ротмистр слегка поморщился.
  - Не знаю, - честно признался Азаров, - а кирасу мою не видели, ротмистр?
  - Кирасу? - удивленно протянул драгун. - Нет. Китель вот лежит, а кирасу не видел. Откуда ей взяться? Вам же, кавалергардам, кирасы не положены.
  - Это сейчас. У меня отцовская. Командир эскадрона полковник Репнин никогда не возражал, если в бой надеваю. Она отцу жизнь спасла, мне тоже. Если выживу.
  - Выживете! Ларрей сказал жить будет.
  - Кто это?
  - Личный доктор Наполеона. Посмотрел вас, в госпиталь определил. Сказал: ничего страшного, только пулю вытащить надо.
  - А где мы?
  - На бивуаке Бонапарта.
  Андрей замолчал. Он почувствовал, что к ране телесной начинает прибавляться душевная. Раз он здесь, то его подобрали на поле боя, почти на самых высотах, французы. Это не может означать ничего, кроме того, что высоты остались за противником. Значит, армия коалиции разбита и отступила. Или случилось чудо?
  - Я Андрей Азаров, поручик Кавалергардского полка. Могу я узнать ваше имя, ротмистр?
  - Конечно, граф Лев Каранеев, Московский драгунский.
  - Очень приятно, граф. Вы не знаете, чем закончилось сражение? Меня подстрелили перед полуднем. Что дальше произошло?
  - Мы наголову разбиты и отступили. Наполеон празднует победу.
  - Не может быть!
  Поручик замолчал. Сражение проиграно! Генеральное сражение проиграно! Полк разбит, он в плену у французов. Десятки тысяч людей погибли, русское оружие посрамлено. Как же это могло случиться!? Ведь еще вчера в победе никто не сомневался, разгром Наполеона было делом решенным. Чувство горечи, во много крат большее, чем боль в боку, заполнило Андрея.
  Ларрей в сопровождении трех помощников подошел к лежащему напротив и чуть сбоку офицеру с красивыми чертами лица, но бледному и осунувшемуся настолько, что Азаров не сразу его узнал.
  - Он не выздоровеет, - услышал поручик хрипловатый, будто простуженный, голос Ларрея, внимательно рассматривающего рану, - слишком нервный и желчный этот офицер.
  - Кто это? - спросил Каранеев, имея в виду раненого.
  - Личный адъютант главнокомандующего, князь Волковский.
  Последующие дни поручик Азаров провел с ротмистром Каранеевым в госпитале на соседних койках, потом графа вместе с другими выздоравливающими определили в другое место, о котором Андрею не было ничего известно.
  
  IV
  
  Серый рассвет не отличался от вчерашнего - сырого и туманного. Медленно светлеющая пелена немного добавляла видимости, но в целом все ограничивалось небольшим пространством бледно-серого шатра, в котором видны лишь три-четыре десятка изнуренных людей медленно брели, не разбирая дороги. Люди шли молча, говорить было не о чем, а ругаться, поливая все на свете пустыми проклятиями, уже никто не мог, потому что для любой брани нужны эмоциональные силы, которые тоже не беспредельны.
  Мало кто понимал, куда идет колонна, состоящая из тех, кому удалось пройти по плотине или успеть перебраться через лед Сачана. Но кто-то там, впереди, всю ночь вел колонну, пусть медленно, но почти не останавливаясь, спасая остатки русского войска так нещадно растрепанного французами.
  Данилов шел вместе со своим полком, точнее с тем, что от него осталось, ведя в узде измотанную не меньше, чем он сам, лошадь, спотыкающуюся каждую минуту. Он шагал, как заводная кукла, не думая, зачем идет, куда, и долго ли еще будет продолжаться это движение, являющееся смыслом жизни. В голове не было никаких мыслей, и все, что сейчас заполняло душу Николая, выражалось одним словом - пустота. Похожее состояние, кажется, владело и остальными участниками этого марша: пехотинцами, артиллеристами и кавалеристами; рядовыми и штаб-офицерами; ранеными, едущими на немногочисленных подводах, и теми, кого пощадило оружие врага. И только те, кто вел колонну, измученные не меньше остальных, шли вперед, имея определенную цель, не давая пустоте поглотить себя.
  До полудня генерал Дохтуров вывел в Чейч, где находился Кутузов, остатки батальонов и эскадронов южного фланга, которые вчера поздно вечером считались полностью уничтоженными или взятыми в плен.
  
  Главнокомандующий армии коалиции Михаил Илларионович не смог уснуть до утра, и это вполне естественно после вчерашнего сражения. Бегущие пехотинцы, оставляющие без прикрытия орудия, и отчаянно атакующие кавалергарды, вгрызшиеся в позицию гвардейцы и французские колонны, рвущиеся на Праценские высоты, нескончаемой вереницей шли перед мысленным взором, заставляя мозг искать те решения, которые могли бы привести к другому исходу сражения. Конечно, лучший вариант заключался в том, что не следовало атаковать Бонапарта. Через месяц в дело вступила бы Пруссия, и французскому императору пришлось несладко. Но Александру I слава нужна немедленно, и все доводы отвергались, практически не рассматриваясь. Далее диспозиция. Ее поручили составлять Вейротеру на том основании, что в прошлом году австрийские войска здесь, на Аустерлицком поле, проводили маневры. Можно подумать, что маневры заменяют опыт реальных сражений с Наполеоном! В результате Багратион, один из лучших генералов коалиции, оказался на малозначительном участке сражения с малочисленными войсками. А Буксгевден с основными силами бездарно возился около двух деревушек, давая время французам нанести сокрушительный удар в центре. Вот так! Карты были сданы, и пусть Кутузову на руки совсем не дали козырей, играть дальше пришлось ему.
  Нельзя сказать, что в шестьдесят лет Михаил Илларионович начисто лишился амбиций, но объективно проанализировать прошедшее сражение он мог, не щадя самолюбия, скрупулезно выискивая собственные ошибки.
  Так можно ли было удержать позицию, не сдать поле боя французам? Кутузов в этом не сомневался. После мощного удара Наполеона в центре он смог залатать брешь, занять оборону. Почти четыре часа шел бой за высоты. Этого достаточно, чтобы вытащить войска из южных болот. Потом передислоцировать ударные колонны, создать численный перевес и контратаковать измотанного безуспешным штурмом противника, разрезая его фронт на две части. Все же получилось наоборот - Наполеон разрезал армию коалиции. Только из-за того, что Буксгевден не выполнил приказ.
  На секунду мелькнула мысль - приказ просто не был передан! Но Кутузов сразу отогнал ее. Пять посыльных! Теперь из-за Буксгевдена на него возложат ответственность за поражение. Ну право, не считать же виноватым императора России!
  Утром, когда солнце уже взошло, Кутузов задремал в кресле. Скоро его разбудили известием, что прибыла колонна под командованием Дохтурова, и, как бы ни тяжелы были сегодняшние думы Михаила Илларионовича, он возрадовался от всей души. Значит, не все погибли! Значит, не все захвачены в плен!
  Главнокомандующий сам выехал встречать колонну, и, глядя на вереницу людей, тянущуюся длинной змеей по мерзлой дороге, чувствовал, как на глазах наворачиваются слезы. Молодцы! Не сдались в плен! Не дали врагу уничтожить себя! А ведь вчера, даже когда уже стемнело, слышно было, как била и била артиллерия Наполеона.
  
  Вечером Кутузов принимал командиров полков, батальонов и эскадронов вышедших из окружения войск. Он уже говорил с императором, и теперь главнокомандующий, в сущности, прощался с офицерами. Данилов присутствовал на собрании только потому, что Тимохин, который весь вчерашний вечер и ночь ходил с головой замотанной в бинты, был отправлен в госпиталь. Николай остался единственным офицером в эскадроне. И хотя в зале можно было увидеть двух-трех лейтенантов, корнет присутствовал в единственном числе. Да и к тому же, несомненно, самым молодым. Чем и обратил на себя внимание Кутузова.
  Когда адъютант подвел Николая к главнокомандующему, тот вытянулся во фрунт и громким голосом представился:
  - Корнет Данилов!
  - Тише-тише, сам вижу, что корнет. А скажи-ка мне, молодец, в каких еще кампаниях ты участвовал, что до командира эскадрона дослужился? - в голосе Кутузова слышится добрая ирония.
  - Ни в каких, прямо из Пажеского корпуса сюда.
  - Вот как!? А здесь, в Австрии, значит, вместе с полком в Кремсе у Дохтурова состоял?
  - Да, ваше высокопревосходительство, только...
  - И на Голлабрун с Багратионом ходил, - будто не замечая бестактной попытки корнета вставить слово, продолжил главнокомандующий, - и здесь при взятии Тельница отличился. Командир полка рассказывал. Орден тебе полагается, молодец, только думаю, в этот раз ордена император раздавать не станет. Ну да это дело наживное.
  И в этот момент Николай решил, что он должен прямо здесь и сейчас рассказать главнокомандующему то, что вчера днем собирался рассказать его порученцу. Все, что знает о гибели Шмита. Все, что сообщил вчера Вяземский об убитых посыльных. В конце концов, о пуле едва не попавшей в Багратиона.
  - Ваше высокопревосходительство, я знаю, почему вчера мы проиграли сражение!
  Менее удачную фразу придумать трудно.
  - В твоем возрасте я тоже знал, почему проигрываются сражения, - голос Кутузова поскучнел.
  - Дело не в возрасте, ваше высокопревосходительство, дело в том, что у Наполеона есть какое-то тайное оружие, - скороговоркой проговорил Данилов, понимая, что у него уплывает последний шанс высказаться.
  - Я тебе, корнет, вот что скажу, - понижая голос и делая знак, чтобы Николай подвинулся ближе, сказал Михаил Илларионович, - ты, дружок, все это другому главнокомандующему лучше расскажешь. А мне все равно с Наполеоном больше воевать не придется.
  И после небольшой паузы добавил:
  - Только пока не говори об этом никому, корнет Данилов. Договорились?
  
  Глава пятая
  
  ФРИДЛАНД
  
  I
  
  - Срочное донесение... От генерал-лейтенанта Лестока.
  Вид у капитана утомленный, хотя это трудно сказать наверняка, - все-таки ночь на дворе.
  - Откуда?
  Адъютант Беннингсена с удивлением смотрел на прусского офицера, прибывшего с донесением.
  - Вы что, плохо слышите, господин адъютант? От коменданта Кенигсбергского гарнизона! - офицер раздражен: не мудрено, столько проскакать ночью, рискуя нарваться на французов. - Потрудитесь немедленно доложить Леонтию Леонтьевичу!
  
  "По данным, полученным лазутчиками из штаба Наполеона, передовой корпус Ланна, расположенный западнее Фридланда, имеет приказ завлечь русскую армию в ловушку.
  Его малочисленность является привлекательной для начала Вашего наступления на позиции французского корпуса. Однако Наполеон желает, чтобы наступающие русские дивизии и корпуса попали под огонь большого числа скрытых в темноте батарей, диспозиция которых доподлинно неизвестна.
  Хочу предостеречь Вас до рассвета не начинать наступления на позиции отряда Ланна, дабы не понести значительные потери от артиллерийского огня противника.
  
  Комендант Кенигсбергского гарнизона
  Генерал-лейтенант Лесток"
  
  Барон Беннингсен второй раз в свете лампы перечитал донесение. Он был в смятении. Противник вот он, рядом. И как никогда слаб, потому что передовой отряд Ланна оторвался от основных войск. И хотя силы его значительны, численный перевес на стороне русских. Кажется, все просто. Необходимо нанести удар с двух сторон озера, охватить клещами кавалерийских и пехотных колонн и раздавить, как гнилой орех. И деваться французам некуда - с одной стороны болото, с другой озеро, вдоль которого атакующие русские колонны. Но оказывается это очередная хитрость коварного Наполеона! Русских просто заманивают под губительный огонь батарей! И он, генерал от кавалерии Беннингсен, решивший, что этой ночью сможет нанести тяжелое поражение французам, чуть не попал в смертельную ловушку.
  Издалека, с позиций противника, раздался орудийный залп. Гранаты разорвались в стороне. Откуда все-таки у Ланна большое число батарей? Ведь лазутчики утверждали, что только один корпус - и ничего больше! Хотя на то батареи и прятали, чтобы их нельзя было найти. Вот сейчас, когда уже темно, когда русские на исходной позиции для атаки, когда определены пути их наступления, орудия тихо выкатывают на дистанцию губительного картечного огня. Чтобы класть русских целыми полками! А Лесток действительно мог узнать об этом, даром, что сидит за столько верст в Кенигсберге. Здесь Пруссия, и у прусского генерала свои источники, из которых можно почерпнуть сведения.
  Уже приняв решение с учетом поступившего донесения, Беннингсен, в силу природной осторожности, спросил адъютанта:
  - А ты уверен, милый друг, что прискакал наш гонец из Кенигсберга?
  - Очень похож, господин генерал! Типичный пруссак, я их за версту чую!
  - За версту не надо, в трех саженях не перепутай! Давай-ка так! Пулей слетай к драгунам, здесь рядом Московский полк, возьми кого-нибудь, кто получше по-немецки шпарит, и сюда. Пусть с ним, с порученцем, поговорит, как бы невзначай. А потом расскажет - пруссак к нам приехал, а ли кто.
  Командующий русской армией достал из кармана брегет. Три часа ночи. До начала объявленной атаки на корпус Ланна оставался один час.
  
  II
  
  - Штаб-ротмистр Данилов, к командиру полка!
  Громкая команда летела по ночной улице Фридланда, отражаясь от стен гулким эхом.
  - Что там случилось у них? Командир напрямую вызывает. Обычно он так не делает. Может забирают тебя вместе с ротой?
  Командир эскадрона майор Тимохин спокоен. Он всегда спокоен перед атакой. Даже можно сказать, меланхоличен, практически засыпает до того момента, пока не прозвучит команда: "К бою!" И тогда просто преображается. Исходящую от него ярость можно ощутить саженей за десять!
  Данилов тоже спокоен, хотя небольшой повод для волнения есть. У него еще не заряжены пистолеты, и этот вызов весьма некстати. Не любит штаб-ротмистр делать это в спешке.
  У командира полка Николай застал адъютанта командующего, что немало его озадачило.
  - Данилов, вы у нас, говорят, с детства немецкий знаете? - вопрос командира полка удивил.
  - Один из гувернеров был немец.
  - Пруссак?
  - Нет, саксонец.
  - Это плохо. Ну, а поговорить если, то сможете отличить настоящий пруссак перед вами или просто хорошо язык выучил?
  - Это вряд ли! Не мог меня саксонец выучить прусскому произношению.
  - Чему же он вас учил, Данилов?
  - Стрелять учил.
  - Да, не пустой человек гувернер, знатно стрелять умеете! Но здесь задача другая. Боюсь, кроме вас больше некого послать с произношением разбираться.
  - А корнет Лансберг из третьего эскадрона? - Данилов живо представил юношу, чем-то неуловимо похожего на него самого двухлетней давности.
  - Так он же голландец!
  - Нет, из Восточной Пруссии.
  Молчавший до этого адъютант сразу обрел дар речи.
  - Так что же мы понапрасну столько времени потеряли? Штаб-ротмистр, разыщите корнета и отправьте его сюда!
  Получивший инструкцию от командира полка, корнет Ландсберг пришел в штаб командующего по незначительному делу. Адъютант велел ждать. От нечего делать скучающий корнет завел пустой разговор с прусским офицером, который тоже ждал в штабе решения каких-то дел. Еще минут через пять он уверенно докладывал адъютанту в отдельной комнате:
  - Этот офицер наверняка родился и вырос в Пруссии, как и я. В этом не может быть никаких сомнений.
  - Хорошо! Отправляйтесь в полк. И помните - никому ни слова!
  Корнет Ландсберг, всего полгода назад решивший делать военную карьеру в русской армии, ошибся. Луи Каранелли, который привез ложное донесение в штаб Беннингсена, родился и вырос на Корсике.
  
  III
  
  - Нам пора заканчивать эту войну! Мы и так уже затянули, - Наполеон расхаживал по комнате, заложив руки за спину.
  Каранелли догадался, что сейчас последует задание. Ну не просто же так вызвал Бонапарт! Однако тот не спешил.
  - Коммуникации растянуты, снабжение передовых отрядов осуществляется из рук вон плохо! Нам необходим мир!
  - Вы собираетесь предложить его русскому царю, ваше величество?
  - Я собираюсь принять мир, который предложит Александр.
  - А если он не захочет?
  - А чем мы с тобой занимаемся здесь, Луи? Мы стараемся убедить Александра, что ему необходим мир. Это очень трудная работа. К счастью, нам помогли эти прусские дуболомы! История ничему не научила надутых индюков! Полтора года назад австрийский генерал Макк напал на нас под Ульмом, не дождавшись подхода Кутузова. В результате мы наголову разгромили австрияков, а затем и Кутузова под Аустерлицем. Теперь Пруссия напала первой, не дождавшись подхода русской армии, и мы нанесли ей поражение при Йене. Нам осталось только устроить здесь "прусский Аустерлиц", и русский царь сам пришлет послов с предложением о мире.
  - Что я должен сделать, ваше величество?
  - Не спеши, я сейчас объясню. С приходом русских войск сюда, в Пруссию, мы получили более серьезного противника. Нашу победу под Прейсиш-Эйлау трудно считать настоящей. Русские ушли сами, не мы принудили их к этому. К тому же нанесли Великой армии такие потери, что у меня не хватило сил на преследование. Весенняя распутица заставила сделать передышку, и это стало скорее на руку нам, чем русским. И три дня назад, под Гейльсбергом я не смог нанести решающего поражения противнику. За Беннингсеном начинает закрепляться слава победителя Наполеона.
  - Пожалуй, я не вижу для этого оснований. Как можно считать себя победителем только из-за того, что тебя не разгромили наголову?
  - О, это просто, Луи! - засмеялся император. - Достаточно только намекнуть, а лизоблюды подхватят и разнесут по свету. А уж коль скоро все вокруг начнут говорить об этом, то и самому поверить нетрудно. Впрочем, я намерен использовать это сейчас. Смотри!
  Наполеон наклонился над разложенной на столе картой, указка уперлась в Кенигсберг.
  - Здесь расположился корпус Лестока и русский отряд Каминского. Прикрытие для города слабое. Основные силы коалиции сейчас под командованием Беннингсена отходят к Фридланду по реке Алле. Завтра я поверну наши войска на Кенигсберг. Что станет делать Беннингсен?
  - Попытается сам отойти к Кенигсбергу, чтобы прикрыть город. Если не ошибаюсь, там сосредоточены основные запасы фуража и продовольствия.
  - Эх, Луи, Луи! Как мне жаль, что ты не захотел стать маршалом! Какой бы маршал получился!
  - А что, из меня ничего не получилось?
  - Ну зачем же сразу обижаться? Я просто пошутил. Впрочем, я присвою звание маршала, хотя не думаю, что тебе придется покомандовать даже полком. Но после победы над Англией.
  - Мы собираемся, наконец, объявить войну Англии?
  - Не спеши, мой друг! Сначала мы приберем к рукам Пруссию. Это хороший, нужный плацдарм. Потом мы заключим мир с Россией. Нам нужно укрепить нашу армию, навести порядок на новых территориях, наладить коммуникации, пополнить запасы.
  - На это уйдет года два. Значит, через два года мы высадимся на британских островах? Жду - не дождусь...
  - Нет, Луи. Я не намерен оставлять в тылу русскую армию, когда мы займемся англичанами. Сначала Россия! Впрочем, мы отвлеклись. Итак, ты прав, после того, как русские узнают, что мы пошли на Кенигсберг, они попытаются попасть туда раньше нас, чтобы объединиться с Лестоком. Им нужно спуститься вниз по Алле до Фридланда и по мосту перейти реку. После этого они окажутся в крайне невыгодной позиции. Местность открытая, все маневры видны, как на ладони. Связь между флангами отсутствует. Ни кавалерию, ни артиллерию нельзя перекинуть - глубокий овраг и озеро будут разрезать позицию противника. Мы же сможем сосредотачивать войска для атаки в Сортлакском лесу незаметно для русских.
  - Да, это хороший план, ваше величество, только как заставить русских принять бой на этой невыгодной позиции? Ведь, если я хоть что-нибудь понимаю, только корпус Ланна успеет перехватить их после переправы во Фридланде?
  - Верно, Луи. Вот Ланн и задержит русских до подхода основных сил.
  - Да они просто сметут его! Он сможет их задержать только на час-два.
  - Опять верно, мой друг! И чтобы этого не произошло, тебе придется выполнить одно небольшое поручение.
  
  IV
  
  Каранелли поехал с Левуазье и Арменьяком. Конечно, риск определенный был. Полтора года они усиленно учили языки, хорошо понимали, но выдать их за русских или немцев было нельзя. А с другой стороны, не первый раз им в расположение вражеских войск.
  Французы ехали кружным путем - необходимо было появиться во Фридланде со стороны Кенигсберга. Солнце еще не свалилось за горизонт. Темно-желтый шар висел над кромкой поля, напоминая Луи о другом шаре, более светлом, но не менее ярком. Что висел напротив его лица под деревом посреди корсиканского поля. А ведь родители так и не узнали о его успехах в языках! Никому не говорил, откуда у него это. Да если бы только умение понимать и говорить! А как легко он приспосабливался к произношению. Любой гасконец считал Луи своим, русские пленные часто спрашивали, как его угораздило попасть во французскую армию. То же самое и с англичанами, которые обнаруживали у него йоркширский диалект.
  Боевая мощь малочисленной группы Каранелли весьма высока. Во всяком случае, командир не сомневался, что при необходимости она справится с взводом русских пехотинцев. Лично он сам, благодаря постоянным тренировкам с Домиником, фехтовал на уровне лучших французских задир и дуэлянтов. Соревнования по стрельбе из пистолета он иногда приближался к результатам Бусто. В стрельбе из штуцера ему не удалось встретить равного себе. Но нельзя сказать, что он сильно искал. Доминик Левуазье последнее время увлекся метанием специальных ножей, и на расстоянии в десять шагов практически не промахивался. В фехтовании для него, по-прежнему, три-четыре противника не представляли опасности. Арменьяк, конечно, и стрелял, и фехтовал похуже, но последнее время постоянно пропадал в лаборатории. Вместе с Бусто они создали несколько новых образцов гранат.
  Вооружению этой троицы могла позавидовать любая армия мира. У Каранелли за поясом находились два "капсульных" пистолета, которые он научился перезаряжать даже на скаку. Два метательных ножа за голенищами сапог Доминика представляли собой грозное оружие. Штуцер, который со снятым прицелом напоминал обычное ружье, вез Арменьяк, одетый в форму рядового. Кроме того, у него в сумке, притороченной к седлу, находилось несколько гранат.
   Перед отъездом Луи еще раз просчитал время прибытия во Фридланд. Получалось как раз около двух часов пополуночи. Русские окажутся раньше, но им нужно разведать противника на другом берегу реки - в планы Ланна не входило скрывать свое присутствие. Все и случилось, как нельзя лучше. В очередной раз гениальный план Наполеона, загоняющий противника на гибельную позицию, осуществлялся силами нескольких человек. "Забавно, - подумал Каранелли, подъезжая к тихой улочке на окраине Фридланда, - а ведь через много лет историки, разбирая наши битвы, будут говорить о бездарных действиях Макка, Буксгевдена, Веройтера, Беннингсена. Будут говорить о грубых ошибках Кутузова на аустерлицком поле. Забавно!"
  
  Вернувшись из русского штаба через час, командир нашел товарищей там, где оставил - немного в стороне от основных улиц города. Уже подъезжая, Луи вдруг негромко рассмеялся.
  - Все удачно? - Левуазье задал дежурный вопрос, в общем-то, понимая, что вряд ли командир стал бы смеяться, если что-то не получилось.
  - Да, Доминик! - ответил Каранелли, - а ты знаешь, он меня проверил! Понимаешь, подсунул немца поговорить со мной. Чтобы понять, какой я пруссак на самом деле! Только сейчас сообразил. Ай, да Леонтий Леонтьевич! Молодец какой! Ай, да Беннингсен!
  - Ну что? Домой? - задал вопрос Арменьяк, когда оживление немного спало.
  - Нет, дождемся здесь, пока наши возьмут город. Сколько у нас патронов к штуцеру?
  - Шестьдесят.
  - Ну вот и отлично! Всем хватит. Внесем скромный вклад в победу Великой армии.
  - Тогда Беннингсен мой!
  - Даже и не мечтай, Доминик. Командующий русской армией персона неприкосновенная. Он должен еще наделать сегодня много глупостей, которые приведут его к поражению!
  
  V
  
  Московский драгунский полк стоял за линией пехоты в боевом строю, ожидая начала атаки, уже несколько часов. Ночь уступила серо-голубому рассвету, который сменился на бледно-желтый. Наконец, над кромкой Сортлакского леса появились первые лучи солнца, ударившие в лицо драгунам. Команды не было.
  Ожесточенная артиллерийская перестрелка в центре, безуспешно для обеих сторон, продолжалась с середины ночи. Фланги русской армии под командованием Горчакова и Багратиона застыли, готовые мгновенно выбить малочисленных французов с удобной укрепленной позиции, чтобы занять ее самим и встретить прибывающие войска Наполеона не в ровном поле с рекой за спиной. Но Беннингсен медлил, в очередной раз уточняя диспозицию противника.
  Командир первой роты Николай Данилов стоял рядом с майором Тимохиным, который, кажется, за время длительного ожидания успел выспаться, и теперь проявлял столь не свойственные ему признаки нетерпения.
  - Сколько можно французские пушки слушать? Атаковали бы сразу - они сейчас нашими уже были.
  - Да, - протянул в ответ Данилов, - иногда совсем не понять генералов. Этот корпус можно смять за час. Одним только нашим флангом, не дожидаясь переправы Горчакова.
  Тимохин не ответил. Вдруг неожиданно ткнувшись лицом в гриву, он начал медленно выпадать из седла. Как завороженный, расширенными глазами смотрел Николай на маленькое отверстие в мундире майора ниже правого плеча. И словно молнией мелькнули в голове события давних дней - убитый австрийский генерал Шмит, пуля, просвистевшая рядом с Багратионом, мертвые порученцы на аустерлицком поле, о которых рассказывал Вяземский. И сейчас! Пуля ударила Тимохину в спину, а значит, прилетела из тыла - то есть оттуда, откуда выпущена никак не могла быть!
  Данилов обернулся, внимательно вглядываясь в местность позади эскадрона, механически отдавая команды.
  - Майора Тимохина в лазарет! Живо! Умрет по дороге - под суд отдам! Ротмистра Васильева ко мне!
  Хотя командир второй роты старше по званию, эскадрон теперь, когда выбыл Тимохин, в подчинении Данилова.
  Позади на пятьсот шагов совершенно ровное поле, далее крутой склон падает к реке. Только там мог спрятаться таинственный стрелок, с которым уже столько лет мечтал познакомиться Данилов.
  - Ротмистр, - скомандовал Николай подлетевшему Васильеву, - временно примите командование эскадроном! Доложите полковнику, что Тимохин тяжело ранен, а я преследую вражеских лазутчиков. Первый взвод, за мной!
  Штаб-ротмистр понимал, что за такое своевольничание ему грозят серьезные неприятности, но это не останавливало. Нужно захватить лазутчика, и, когда он уже будет пойман, наконец, попытаться еще раз рассказать все начальству. И чтобы не выглядеть при этом полным идиотом.
  Взвод вылетел на крутой берег, падающий к воде. Данилов, готовящийся к схватке с неведомым врагом, был просто ошарашен. Весь склон на полверсты в каждую сторону оказался абсолютно пуст! Этого не могло быть! Ехать на лошади здесь нельзя, а убежать за это время не смог бы никто!
  Данилов еще изредка бросал взгляд на медленно текущую Алле, словно ожидая, что таинственный стрелок вынырнет из-под воды. Но интуиция подсказывала, что этого не случится. На другом, пустынном берегу среди ровного поля, простирающегося до едва виднеющегося на горизонте леса, за дорогой, идущей вдоль реки шагах в четырехстах, стоял зеленый островок высоких кустов.
  Каранелли, глядевший сквозь прицел на русского офицера, замершего на берегу, промедлил всего секунду. То ли побоялся, что звук выстрела услышат драгуны, то ли почудилось что-то. А может хотел штуцер поудобнее перехватить. Но упустил француз нужный момент, а потом закрыл офицера подъехавший драгун.
  Взвод помчался вдоль берега в сторону Фридланда. Скачущий во главе штаб-ротмистр Данилов решил обязательно проверить кусты на противоположном берегу. За то, что он самовольно покинул эскадрон на боевой позиции, грозило разжалование и позор, который не удастся смыть кровью. Но менять решение не собирался, потому что не мог отделаться от ощущения, что из кустов смотрел на него холодный пустой глаз. Такой пустой, какой бывает только у смерти.
  
  VI
  
  - А это они!
  - Кто, Доминик?
  - Те драгуны!
  - Какие? - Каранелли оторвался от прицела. Левуазье, отодвинув ветку, смотрел в сторону Фридланда.
  - Те, что выезжали на берег!
  - Что?
  Луи забыл про штуцер. Сквозь раздвинутые кусты он увидел, как из города вырвались два десятка всадников и во весь опор понеслись по дороге. Возможно, отряд мчался по своим делам, получив приказ командира, но инстинкт опытного бойца тайного отряда кричал Каранелли - тревога!
  - Уходим! - закидывая штуцер за спину, скомандовал Каранелли. - Рассыпаемся, каждый сражается со своими преследователями сам! Собираемся в лесу, место всем известно! По коням!
  Драгуны еще не успели подъехать, как мощное облако черного дыма на несколько секунд сделало невидимыми даже кусты. Арменьяк отлично знал свое дело. Граната, которую они с Бусто создавали как "специальную для дыма", обладала достаточным зарядом.
  Взрыв отвлек внимание драгун. Три всадника, пустившиеся в карьер, были замечены, только когда проскакали шагов семьдесят. Они неслись по направлению к лесу, однако расстояние между ними постепенно увеличивалось, что заставляло разворачиваться взвод широким веером.
  - Живыми брать, - во всю мощь голоса кричал Данилов, - живыми! Не стрелять!
  Взвод уже разбился на три группы. Данилов вместе с тремя драгунами гнался за невысоким всадником, расстояние до которого не увеличивалось, но и не сокращалось. Через версту станет ясно, чьи лошади лучше. Справа и слева более многочисленные отряды преследовали неизвестных.
  Данилов осмотрелся. Преследуемые разошлись уже шагов на двести, но становилось ясно, что все они стремятся к лесу на дальнем конце огромного поля. Всадник справа явно отрывался от преследователей. Слева же, наоборот, драгуны подтянулись, и дистанция не превосходила пятидесяти. "Одного точно возьмем! - радостно подумал Николай. - Пусть только попробует не рассказать мне про таинственные пули!"
  Выстрел, грохнувший слева, заставил вскинуть голову. Вылетев из седла падающей лошади, несколько раз кувыркнулся по земле неудачливый драгун. В тот момент штаб-ротмистру еще не приходило в голову, что это не случайность.
  Капсульный пистолет с нарезным винтовальным стволом, заряжаемый патронами с нитропорохом, - оружие не в пример более грозное и точное, чем обычный, но главное, его можно, хотя и с некоторыми неудобствами, перезаряжать на скаку.
  Каранелли промахнулся только три раза - результат удивительный для стрельбы на полсотни шагов с несущейся во весь опор лошади. Подъезжая к лесу, он перешел на легкую рысь, чтобы понапрасну не мучить коня, - его уже никто не преследовал. Но большинство драгун уцелело, Луи чаще всего выбирал более легкую цель - лошадь.
  Намного меньше повезло тем, кто преследовал Арменьяка. Оторвавшись от преследователей, он влетел в лес в том месте, где его разрезала широкая просека. Мгновенно спрыгнув с коня, растянул поперек тропы тонкий шелковый шнур, закрепив на его концах капсульные гранаты. Ворвавшуюся в лес плотную группу драгун накрыли одновременные взрывы, оставив в живых лишь четверых раненых кавалеристов.
  Но у Данилова были свои проблемы. Преследуемый противник начал потихоньку отрываться. Вот что значит малый вес для наездника! Лошади драгун больше устали и начали отставать. До леса оставалось уже немного. Николай подумал, что надо подстрелить лошадь, но для пистолета дистанция велика. На счастье подпрапорщик Казаков, лучший стрелок роты, вооруженный карабином, без команды догадался, что дать уйти неприятелю. Удачный выстрел ранил коня под вражеским лазутчиком, готовым въехать в лес.
  Он стоял с опущенными руками, держа шпагу за лезвие в левой руке гардой вперед. Словно собирался отдать ее. На долю секунды Николаю показалась, что где-то он уже видел этого невысокого худенького, словно мальчишка, человека, но скоро ему стало не до воспоминаний.
  Малыш смотрел прямо перед собой, но когда драгуны окружили его, огляделся, будто запоминая, где кто стоит. Затем снова превратился в статую.
  - Сдавайтесь! - крикнул Данилов. - Отдайте вашу шпагу!
  За спиной лазутчика раздался щелчок взводимого курка, но он не шелохнулся. Казаков спрыгнул с коня и шагнул к малышу, протягивая руку к шпаге. Тот, мгновенно преобразившись, прыгнул вперед так, что оказался вплотную к подпрапорщику. Правая рука резко взметнулась вверх, словно указывая в сторону драгуна, того, что стоял за спиной с взведенным пистолетом. В тот момент, когда кинжал пробил грудь, он успел подумать, что надо бы переместиться, чтобы лазутчик и Казаков не стояли на одной линии. И это была его последняя мысль.
  Малыш, едва закончив взмах, другой рукой неожиданно ударил Казакова гардой в подбородок, чем опрокинул того навзничь. Казалось, что лезвие шпаги должно распороть руку, но никто не знал, что он сжимал клинок двумя медными пластинами.
  Данилов мгновенно выхватил пистолет из ольстраха, но оказалось, что недостаточно быстро. Лазутчик, словно бесплотная тень, скользнул за лошадь Казакова.
  Оставаться верхом просто глупо - лучшей мишени не придумаешь. Николай спешился. Оббегая лошадь, он держал пистолет так, чтобы выстрелить без малейшего промедления в ногу противника. Он и выстрелил. Так, что и не понял - радоваться промаху или огорчаться. Счастливый случай не выбрал фаворита и разделился поровну между неприятелями. Нажимая курок одновременно с броском кинжала вражеским лазутчиком, штаб-ротмистр почувствовал, как дернул ствол угодивший в пистолет метательный нож, который свистнул затем рядом со щекой. Выстрел, разумеется, тоже получился неточный.
  Удар выхваченного из ножен палаша малыш отвел шпагой, которую по-прежнему держал гардой вперед, но через секунду взял ее за рукоять, и по неуловимым на первый взгляд признакам Данилов понял, что перед ним очень опытный боец.
  Появившийся за спиной лазутчика рядовой, не раздумывая, попытался нанести удар, но могло показаться, что у малыша глаза на спине. Элегантно исполнив вращение, которое видимо, позаимствовал из вальса, он пропустил мимо летящую саблю вместе с ее хозяином. Выпад драгуна был настолько стремительным, что парировать его пришлось уже Данилову. Верткий же противник успел нанести издевательский укол в зад драгуну. К счастью, едва дотянувшись.
  Схватка, где русские имели численное преимущество, складывалась не очень удачно. Один убит, двое, хоть и не смертельно, ранены, а меланхоличный противник, не понесший ни малейшего ущерба, спокойно ожидал дальнейших атак.
  Поднявшийся Казаков взялся за ноющую челюсть. Раздавшийся вопль сразу оборвался, кричать невыносимо больно, наверное, кость сломана. Но боль добавила подпрапорщику ярости. Однако со свистом рассекающий воздух палаш не произвел на противника должного впечатления. Тот просто уклонился от атаки, причем, таким образом, что теперь Казаков закрывал его от Данилова. Новый удар - малыш опять ушел в сторону, не поднимая клинок. И вдруг Николай отчетливо почувствовал, что противник отступает не потому, что его страшат удары, и что следующий выпад точно станет для Казакова последним, может быть даже в жизни. По почерку движений штаб-ротмистр понял, что теперь от удара малыш ускользнет не назад, а вбок. Отчаянным рывком, метнувшись вперед, Данилов успел из-за спины подпрапорщика высунуть руку, отводя острие шпаги своим палашом от беззащитного живота драгуна. И тут же почувствовал острый взгляд - то ли злой, то ли уважительный. А скорее всего и то, и другое вместе.
  Тем временем слегка раненный в зад драгун поднялся и так же, пылая жаждой мести, начал подступать к месту основных событий. Малыш вяло отреагировал на увеличение неприятельских единиц, хотя его шпага выглядела довольно несерьезно против двух палашей и сабли.
  - С разных сторон, окружай его! Атаковать одновременно! Любое ранение, лишь бы он не умер сразу!
  Данилов отдавал команды, осторожно заходя за спину лазутчику. Казаков и рядовой нанесли по удару, которые легко, и даже небрежно, были отражены. Новые выпады также не принесли успеха, но Николай, наконец, занял удобную позицию практически за спиной у соперника, с которой он был уверен, что не промахнется.
  Увидев начало следующей атаки своих товарищей, Данилов рванулся вперед, целясь нанести сильный удар по незащищенному бедру противника. Описав короткую петлю, клинок со свистом полетел к ноге, но в следующую долю секунды все изменилось. Палаш Казакова и сабля рядового на этот раз не встретили сталь шпаги. Движение малыша оказалось настолько стремительным, что показалось, будто он исчез. В последнее мгновение Николай увидел, что драгуны атакуют пустоту, а верткий противник стоит совсем в другом месте. И острие шпаги, летящее в его незащищенную грудь.
  Ноги подгибались не в состоянии держать разом отяжелевшее тело, многопудовый палаш выворачивался из руки. Штаб-ротмистр Данилов понял, что сейчас умрет, и последняя мысль, пролетевшая в голове, была о том, как трудно без него придется товарищам в схватке с этим маленьким врагом, владеющим такими сказочными приемами фехтования.
  
  
  VII
  
  - Так значит, ты утверждаешь, что русские обнаружили тебя?
  Наполеон расхаживал по гостиной в своей временной резиденции во Фридланде.
  - Это немного странно, Луи! Надеюсь, ты был осторожен?
  - Более чем, ваше величество! Но русские удивили меня. После того, как я подстрелил офицера, отряд сразу бросился искать того, кто это сделал. Причем их даже не остановила невероятная дистанция выстрела. В прицел я видел командира отряда - он явно искал место, откуда прилетела пуля. И это его взвод, перебравшись по мосту во Фридланде, атаковал нас.
  - Вот как? И что стало с этим офицером?
  - Доминик убил его.
  - Это хорошо. Ладно, Луи! Оставим пока это. Больше ничего не случилось незапланированного?
  - Нет. Все остальное прошло, как и предполагалось и...
  - Что?
  - И я восхищен, ваше величество, вашим гениальным планом. Одним письмом лишить противника всех преимуществ, оставить его на гибельной позиции...
  - Понимаешь, Луи, это, наверное, самое главное - знать не только численность армии противника, ее состав, но и кто стоит во главе. Стадо баранов, возглавляемое львом, всегда победит стадо львов, возглавляемое бараном. Важно понимать, как поведет себя командующий в той или иной ситуации.
  - Вам, ваше величество, это удается просто гениально.
  Бонапарт разгуливал по комнате, заложив руки за спину. Наконец, проговорил.
  - Конечно, Луи, любой подданный Франции должен боготворить императора. И у меня полно генералов, маршалов, придворных, епископов, и даже родственников, готовых это делать денно и нощно. Но тебя, по крайней мере, когда мы одни, хочу попросить избавить меня от этой трескотни. Ты понимаешь?
  Темные глаза Бонапарта внимательно смотрели на Каранелли.
  - Постарайся хотя бы иногда вспоминать, что ты был моим соседом в лучшем в мире городе Аяччо. Мне больше некого попросить об этой услуге, Луи.
  - Хорошо...
  - Вот и славно. А теперь поговорим о дальнейших делах. Я отправляюсь в Тильзит. Там, за Неманом, начинается Россия. Думаю, отступающая армия Беннингсена остановится только за рекой.
  - Мы будем преследовать его в России?
  - В этом нет необходимости. Царь Александр умеет правильно оценить положение дел. Надеюсь, его послы с предложением мира будут ждать меня в Тильзите.
  - А Кенигсберг? Честно говоря, я думал, что будет какое-нибудь новое задание.
  - С этим великолепно справится Мюрат. Тем более, что, узнав о поражении русских здесь, Лесток уже покинул Кенигсберг и тоже спешит в Тильзит. А ты, мой друг, поедешь в Испанию. Точнее почти в Испанию. Я решил подарить тебе еще один небольшой замок в Пиренеях, на самой границе.
  - Благодарю, ваше величество!
  - Ты заслужил это последней вылазкой в русский тыл. Вообще, я хотел бы разобраться с твоим отрядом. Итак, все офицеры носят мундиры лейтенантов, но на самом деле им давно присвоено звание капитанов. Разумеется, им платят как капитанам, с учетом специальной надбавки.
  - Да, а те, кто ходит в унтер-офицерах имеют звание лейтенанта.
  - Сколько их?
  - Шестеро.
  - Тебе хватает?
  - Хорошо бы еще пару.
  - Найди четверых. Теперь лаборатория. Что там?
  - Десять человек под руководством Бусто занимаются наукой. Еще двадцать помогают ему скорее как мастеровые. У него есть еще один офицер, который следит за порядком.
  - Давай подведем итог! - император подошел к бюро, макнул перо в чернильницу и начал чиркать по бумаге. - У тебя в подчинении шесть капитанов, которые носят лейтенантские мундиры. Четверо из них воюют, двое занимаются обеспечением их необходимым оружием и снаряжением.
  - Это так, - ответил Каранелли.
  - Присвоим всем майорские звания, кроме помощника Бусто. Он сейчас в Фонтенбло, если я не ошибаюсь?
  - Да.
  - Дальше. У тебя шесть лейтенантов, которых все считают унтер-офицерами. Скоро их станет десять. Так?
  - Так.
  - И, наконец, тридцать ученых и мастеровых под руководством Бусто, - Наполеон говорил и одновременно делал пометки на бумаге.
  - Да.
  - Отлично. А теперь, Луи, слушай, что тебе предстоит сделать. Завтра все твои офицеры, ученые, мастеровые отправляются в Фонтенбло. Работа здесь закончена, но дел еще немало. Она будут продолжена в твоем замке. Перментье поможет организовать передислокацию так, чтобы ни у кого не возникло лишних вопросов. Кстати, можешь его поздравить - он получил чин полковника и направлен мною в Париж. У него там будет немного работы, а затем он прибудет в твой замок.
  Бонапарт замолчал, глядя на Каранелли, словно пытаясь понять, все ли тот успевает запомнить. Видимо то внимание, с каким его слушал бывший сосед, императора вполне удовлетворило.
  - В замке, наконец, соберется вся твоя команда, полтора года вы были расквартированы в разных концах Европы. Тебе нужно определить, чем станете заниматься в ближайшие два года. И начать эту работу, чтобы затем передать ее Перментье.
  Каранелли удивленно вскинул голову, но промолчал. Не зря же император ведет этот разговор - значит, сам и расскажет, что задумал.
  - А ты отправишься в свой второй замок, что поближе к Испании. На год. Только у тебя там снова будут гости.
  - Опять? - Луи улыбнулся, он, кажется, уже понял, что задумал Бонапарт.
  - Да, это накладывает определенные неудобства, но согласись, мой друг, пока в твоем замке находятся гости, все расходы несет казна.
  - Это так. Но мое солидное генеральское жалование за столько лет превратилось в весьма приличный капитал. Только некогда его тратить. Да и где? В лавках маркитантов?
  - Ах, вот ты о чем? - Бонапарт слегка задумался. - Ну что ж, пожалуй, ты прав. Хорошо! Когда прибудете в Фонтенбло, всем, кто был здесь, двухмесячный отпуск. Мне так даже удобнее. А потом ты отправишься на юг. Там, в замке, тебя будут ждать двое весьма своеобразных мсье с Японских островов.
  - Откуда? - Каранелли был удивлен по-настоящему. - Как вам удалось их привезти во Францию?
  - Деньги, мой друг! За деньги можно многое, а за большие деньги все! Так вот, эти мсье, намерены обучить тебя некоторым приемам боевого искусства, совсем неизвестного в Европе. Ты можешь взять с собой одного из офицеров.
  - Доминик Левуазье, если не возражаете...
  - Я так и думал. Возражаю. Доминик и так отличный боец, лучший во всей Великой армии. Может тебе стоит вырастить еще одного такого же сильного?
  - Тогда Люка, - Каранелли не спорил, сознавая, что это не имеет смысла - Наполеон уже решил.
  - Ну вот и хорошо! А теперь мне пора в Тильзит. На этот раз я отправляюсь туда один, но в следующий мы поедем вместе. Думаю, это случится через два года.
  Император Франции Наполеон Бонапарт ошибся. Вместе с шестисоттысячной армией они с Каранелли действительно прибудут в Тильзит, но случится это только через пять лет!
  
  Глава шестая
  
  ВИЛЬНО
  
  I
  
  Дивизионный генерал Луи Каранелли, одетый в форму кавалерийского майора, молча наблюдал за переправой. Лошадь, будто каменное изваяние, замерла под всадником и даже не пыталась поводить головой или всхрапывать. Близость водной глади и легкий ветерок смягчали жару, которая хозяйничала в приграничных районах восточной Пруссии. Двадцать четвертого июня тысяча восемьсот двенадцатого года Великая армия форсировала Неман.
  Маленький отряд, насчитывал шестнадцать человек. Четыре полковника, одетых в капитанскую форму. Еще десять в лейтенантских мундирах. Шестеро из них уже второй год как стали майорами, остальные капитанами. Пятнадцатым был Каранелли. Последний, бригадный генерал Шарль Перментье, который всегда носил именно генеральскую форму, в настоящий момент отсутствовал, поскольку находился при императоре.
  Отряд числился специальной инспекцией кавалерийских частей Великой армии при штабе Наполеона, и командиром считался Перментье. Его официальное звание, реальная власть большая, чем у любого из адъютантов императора, помогали легко и незамедлительно решать любые проблемы. Кроме того, у каждого из членов отряда при себе имелись такие бумаги, подписанные лично Наполеоном, что вряд ли нашелся бы полковник, рискнувший перечить лейтенанту-инспектору. Но офицеры специальной инспекции не конфликтовали с полковниками. С момента ее создания никто и никогда не проводил ни одной проверки.
  Каранелли, глядя на идущую без конца и края ленту пехотных и кавалерийских дивизий, переходящих мост, отчетливо понимал, что растянувшийся на пять лет период подготовки и реформации отряда закончился. Началась настоящая война, где выполнять задания придется каждый день. Это не разовые операции против испанцев и шведов, в которых больше отрабатывали новые приемы, испытывали новое оружие и снаряжение. Проведя почти два года в замке в Пиренеях с японцами, Луи и Люка освоили такие фантастические приемы боя, что Каранелли, к величайшему собственному удивлению, смог почти на равных бороться с Домиником. Хотя было видно, что тот старается изо всех сил. Наблюдавший за поединками Наполеон сказал тогда:
  - А теперь займись обучением отряда. До начала настоящего дела у нас есть небольшой срок.
  Каранелли выполнил приказ императора. За его спиной стояли четырнадцать человек, каждый из которых, в определенных условиях, стоил не меньше роты.
  
  II
  
  Любая война начинается с изучения противника. Силы и средства армии, численность и расположение пехоты и кавалерии, количество орудий и распределения их между соединениями, запасы пороха и фуража, коммуникации и укрепления. Изучается территория, на которой будут вестись военные действия, рельеф и населенные пункты, водные преграды и возможные места переправ, изучаются климатические условия. Император Франции Наполеон Бонапарт начинал изучение противника с полководцев. Тактика ведения сражения, особенности характера, любимые приемы построения войск.
  В армии Александра I опасным соперником для своих маршалов он считал только Багратиона. Беннингсен после Фридланда всерьез не воспринимался не только французским, но и русским императором. Главнокомандующий армией Барклай-де-Толли не производил серьезного впечатления. Посмотрев его послужной список, Бонапарт не обнаружил ничего примечательного. Тем более, прибытие императора Александра в Вильно говорило, что царь вряд ли отдаст все войска под единоначалие Барклая. Кутузов же вызывал некоторые опасения, хотя Наполеону и удалось нанести ему тяжелое поражение под Аустерлицем. Но Кутузов не у дел. Он воюет на юге с турками, и сведений, что война закончилась, пока не поступало. Впрочем, это ничего не значило.
  Пять лет назад, с момента заключения Тильзитского мира с Россией, Наполеон начал готовиться к новой войне с ней. И начал с разведки, но порой ему казалось, что годы прошли напрасно. Хотя император, не считаясь со временем и силами, организовал два центра сбора информации, нужной эффективности добиться так и не удалось. Один из центров возглавлял суровый маршал Даву, поскольку информация стекалась в штаб его корпуса, расположенного в Гамбурге. Сотни лазутчиков под видом артистов, монахов, торговцев проникали на территорию России. Помогали собрать информацию и французы - гувернеры, врачи, прислуга русской аристократии. Но если у Даву, требующего от своих подчиненных безукоснительного исполнения приказов, был относительный порядок, то в парижском центре, возглавляемом министром иностранных дел Маре, дела шли отвратительно.
  Работая в первую очередь с дипломатами и их агентами, министр зачастую оставался на голодном пайке - настолько скудная информация поступала из Санкт-Петербурга. И, к сожалению, Наполеон должен был винить себя сам, за то, что назначил послом в России Коленкура. Видный французский аристократ, несомненно, презирал в глубине души шпионаж, который считал постыдным ремеслом, а соответственно, дела вел из рук вон плохо. Дошло до того, что в восемьсот десятом году Каранелли пришлось ехать в столицу России под видом отставного русского офицера со своим слугою, обязанности которого выполнял Доминик Левуазье. Только после этого удалось переправить "обозрение" русской армии, добытое через агента в Военном министерстве России.
  Доклад Каранелли стоил Коленкуру места посла. Сменивший его Лористон не в пример резвее взялся за дело, однако изменить ситуацию в корне не смог - сильно уж запустил все его предшественник, не желавший поддерживать личные контакты с агентами. А потому императору оставалось только надеяться, что Кутузов на юге продолжает упорно сражаться с турками. Наверняка этого не знал никто в Великой армии.
  Увы, надеждам не суждено было сбыться. Через четыре дня, триумфально вступив в Вильно под восторженные крики высыпавших на улицы поляков, Наполеон узнал от Балашова, присланного Александром I на переговоры, что русские заключили мир с турками, а Кутузов уже отдыхает в родовом поместье.
  Французский император пробыл в Вильно больше двух недель. Здесь для него общая картина кампании неожиданно предстала совсем в другом свете. Надежды на то, что турки и шведы станут союзниками, не осталось. Русские войска усиленным маршем возвращались с юга. Весть о массовом падеже лошадей неприятно задела, заставляя задуматься обо всех проблемах, которые возникнут в глубине вражеской территории. Конечно, еще можно было все повернуть вспять - принять предложения, переданные русским царем через Балашова, потребовать выполнения континентальной блокады Англии (а Александр бы согласился, куда деваться!) и отвести войска за Неман. И снова оставаться лучшим другом России, дожидаясь следующего удобного случая опрокинуть ее на лопатки. Но сделать этого Бонапарт не мог. Его знаменитая фраза - "Надо ввязаться в драку, а там посмотрим" - была не больше, чем слова. Ввязавшись, он никуда не смотрел, всегда шел до конца, так ни разу и не остановившись.
  
  III
  
  - Эскадрон, марш!
  Команда всколыхнула строй драгун, сдвигая их с места. Спокойный уверенный майор пустил лошадь шагом, направляя третий эскадрон вслед за вторым. Московский драгунский полк получил приказ срочно передислоцироваться. Никто ничего не объяснял, начальство не имело ни малейшего представления, чем вызвана такая спешка, а потому хранило молчание. Послеполуденный зной владел полем, по которому медленно, чтобы не поднимать понапрасну дорожную пыль, шла кавалерия. То обгоняя полк, то стремительно мчась навстречу, непрерывно носились отдельные всадники - вестовые и ординарцы высокого начальства.
  Через два часа на первом привале подполковник Залесский собрал командиров эскадронов. Похоже, у него за это время появились новые сведения.
  - Скажу для тех, кто не догадался. Наполеон Бонапарт сегодня перешел Неман в районе Ковно.
  И замолчал. Красноречием командир полка не отличался.
  - Так это же война! - воскликнул кто-то из офицеров.
  - Война.
  Залесский по-прежнему оставался немногословным.
  - И куда мы теперь? На Вильно? Будем оборонять город? Там же император!
  - Пока на Вильно, - подполковник говорил с неохотой, - но не думаю, что будем оборонять. Армия растянута почти на двести верст. Багратион еще дальше. Нечем оборонять.
  - А что делать будем?
  Офицер докучал командиру полка вопросами не из праздного любопытства. Об умении Залесского предугадать замыслы начальства ходили легенды. Даром, что подполковник, ему бы в фельдмаршалы да армиями командовать.
  - Думаю, Вильно сдадим без боя и будем отходить дальше на Лиду, где Барклай попытается собрать всю армию. Туда же должен стремиться и князь Багратион.
  Стратегический план командования русской армией был озвучен, и ни у кого не осталось сомнений, что именно так все и произойдет. Никого не смущало, что подполковник Залесский просто изложил собственное понимание ситуации. В его полководческий гений офицеры верили больше, чем в способности командующих.
  - Теперь о нас, господа офицеры! Наполеон стремительно наступает, и возможно, уже сегодня вечером догонит нас. Подполковник Тимохин! Возьмите один эскадрон и займите позицию в арьергарде. Французы не должны атаковать нас неожиданно, будьте внимательны!
  - Майор Данилов! - выбор Тимохина неожиданным назвать нельзя. - Третьему эскадрону перейти в арьергард.
  Николай чуть заметно улыбнулся. Тимохин, его первый ротный командир с тех самых времен, когда он, зеленый корнет, мечтающий о подвигах и славе, сразу по окончании Пажеского корпуса прибыл в армию Кутузова, направляющуюся в Австрию. И вот теперь, семь лет спустя, Тимохин по-прежнему командует им, и никого другого Данилов не хотел бы видеть на его месте.
  Как же все-таки Николай рад, что сумел вернуться в родной полк! А ведь тогда, найденный у Фридланда местными жителями среди трупов драгун, он не претендовал на место среди живущих на земле. Но молодой организм не хотел умирать, а местная юная знахарка, к счастью, посчитала делом чести выходить русского офицера, которого признал бы безнадежным любой врач. Почти год пролежал он в беспамятстве, где редкие минуты яви перемежались с сутками бреда. Потом стало легче, и еще через три месяца Данилов начал заново учиться ходить. Но окончание этой истории трудно считать удачным.
  Она сказала - помни, и Данилов помнил. Но она сказала - прощай, и он понял, что никогда и ничем не сможет отблагодарить свою спасительницу. Восемнадцатилетняя литовская девушка, родители которой вынуждены были искать место на чужбине, потому что ее мать обвинили в колдовстве, оказалась достойной продолжательницей рода. Он готов был на все - любые подарки, деньги, но это оказалось не нужным. Не задумываясь, Николай рискнул бы жизнью ради нее, но единственное, чего он не мог подарить ей - это свою любовь. Но он попытался, очень честно попытался влюбиться в красавицу-знахарку. И она благосклонно приняла эту попытку. Но как-то утром, глядя бездонными зеленоватыми глазами в лицо Данилова, неожиданно проговорила:
  - Пора тебе домой, князь! Сегодня и поедешь.
  - Но...
  - Не спорь! Ты такой же несчастный человек, как и я. Четыре года она занозой сидит в твоем сердце. И тут ничего нельзя поделать. Мои снадобья могут вылечить рану, что нанесла сталь шпаги. Но они бессильны против того, что у тебя на душе.
  - Тогда примени свои колдовские чары, Ирэна. Клянусь, я постараюсь тебе помочь...
  - Ты же образованный человек, князь Данилов! У тебя два гувернера было, Пажеский корпус окончил, а темный, как деревенский пастух! Я знахарь, целитель, а не колдунья! Доктор, только меня учили по-другому. А колдовских чар у меня не больше, чем у других женщин. Даже меньше... С твоей зазнобой справиться не могу, хотя я здесь, а она за тысячу верст. Вот кто настоящая рагана, что тебя приворожила.
  - Кто?
  - Рагана! Ведьма злая!
  - Графини ведьмами не бывают, - улыбнулся Данилов, пытаясь смягчить разговор.
  - Зато Анны бывают! Они, вообще, сплошь ведьмы! Ее ведь Анной зовут?
  - Да, но я, кажется, ни разу не говорил тебе о ней.
  - Мне не говорил, а в бреду каждый день имя ее повторял!
  - Она не любит меня, она вышла замуж за другого.
  - Послушай, князь Данилов, разве это что-нибудь меняет?
  И он уехал в этот же день, она настояла. Сказала перед расставанием - прощай и помни!
  Без малого через два года после фридланского сражения Николай приехал домой, в родное имение под Дорогобужем, к неописуемой радости отца и матери. Еще полтора года спустя он вернулся на службу в Московский драгунский полк. Обстоятельств его ранения никто не помнил, тогда под Фридландом счет потерь шел на десятки тысяч. Самому говорить об этом Данилову не хотелось - непременно пришлось бы рассказывать, что во время сражения покинул поле битвы без приказа, - история с уничтожением взвода драгун тремя французскими лазутчиками канула в лету. Хотя, конечно, нельзя было сказать так категорично. Разве можно забыть укол шпагой под сердце? Или забыть девушку, которая вытащила с того света? Но вспоминать об этом Николай не любил, ибо в обоих случаях у него был повод не уважать себя.
  
  Глава восьмая
  
  БОРОДИНО
  
  I
  
  Немного дальше, чем за сотню верст на запад от Москвы, небольшая речка Колоча, попетляв по полям, впадает в Москву-реку. Высокий берег, в сочетании с водой, надежное укрепление. И если уж необходимо выбирать позицию для серьезного сражения, то ни один человек, мало-мальски знакомый с военным искусством, не скажет, что место здесь плохое.
  Выше по течению Колочи, там, где Новая смоленская дорога пересекает реку, на дальнем от Москвы берегу стояла неприметная деревня, вдруг в одночасье ставшая известной всей Европе. Занявшая важное место в истории, ибо память о событиях, произошедших здесь в начале сентября тысяча восемьсот двенадцатого года, сохранилась на века. Обычная деревня с обычным русским названием - Бородино.
  Несколькими верстами южнее Новой, через Утицу, шла Старая смоленская дорога. Русские войска, заняв позицию в этом месте, оседлали оба тракта, намертво закрыв путь на Москву. Это означало, что генеральное сражение, о котором с первого дня кампании мечтал Наполеон, состоится здесь.
  Левый южный фланг позиции русских не имел мощных естественных укреплений - курган за Утицей, да Семеновский овраг, за которым расположилось одноименное село. В центре, между дорогами, высокий холм, единственное удобное место для расположения батарей. Вот, пожалуй, и все.
  Для усиления фланга силами ополченцев построили три флеши - укрепления, тупыми углами повернутые в сторону противника. А впереди, у деревни Шевардино, возвели мощный редут.
  Михаил Илларионович Кутузов, занявший несколько дней назад вакантный пост главнокомандующего армией, получил титул князя со светлостью. Он понимал, что требуется от него. Как полководцу, ему был очень симпатичен Барклай-де-Толли, который хоть и шотландец, но России служит на славу, многим русским в пример. И то, что от шестисоттысячной армии Наполеона сюда, под Москву добралось от силы сто сорок-сто шестьдесят тысяч солдат - это его заслуга. И армию сохранил, сто двадцать тысяч - вот они! Да еще и ополченцев тридцать тысяч. Ну этих, конечно, в бой бросать только если самому в атаку идти! Ни умения, ни оружия - одни пики. Зато шестьсот сорок орудий, не меньше, чем у французов! Умница он, Барклай! Только когда у нас умных любили? Горлопанов, что орут на всех углах - разгромим Бонапарта, за патриотов держат, а вот тех, кто на самом деле Россию спасает, норовят предателями объявить. А все от того, что умного только умный может понять, а балаболка, он любому дураку понятен.
  Но как бы ни умен был Барклай, как бы не одобрял его стратегию генерал от инфантерии Кутузов, сражение придется принимать. Именно для того и назначил его император главнокомандующим. И в какой-то момент вновь почувствовал себя Михаил Илларионович как перед Аустерлицем, словно и не было этих семи лет. Умом понимал, надо отступать, может через неделю сдать Москву, но отступать, собирая силы для решительного разгрома Наполеона, столь неосмотрительно забредшего вглубь России. Но тем же умом и понимал, что ни царь, ни кто другой не простят, если он без боя сдаст Москву. Как не простили Барклаю отступления.
  Сходство с Аустерлицем придавала и позиция, выбранная для битвы. Возвышение в центре, смутно напоминало Праценские высоты. Тот же противник, та же могущественная, обученная, отлично вооруженная армия. Семь лет назад Наполеон одержал победу. Убедительную, безоговорочную. Есть ли смысл отказываться от тактики, принесшей такую оглушительную викторию над этим же противником? Единственным аргументом, говорящим против такого выбора, будет лишь то, что однажды он уже применял эту тактику, с решительным ударом в центре, рассекающим русские армии. Странно, но именно этот же аргумент, говорил, что Наполеон может повторить маневр. Потому, что все помнят Аустерлиц и ждут других ходов.
  Главнокомандующий, сидящий в горнице у стола с разложенной картой, выглядел пожилым человеком, дремлющим в кресле в ожидании ужина. Но работа мысли не поддавалась описанию. Сто двадцать тысяч пехотинцев, кавалеристов, артиллеристов расставлял на поле Кутузов, одновременно пытаясь понять, как поставит свою армию Наполеон. Направления ударов, пути перемещения резервов, оборонительные укрепления, запасные позиции для отхода, наиболее удобный рельеф для нанесения встречных атак, - все это утрясалось в голове, готовясь выплеснуться приказами и распоряжениями. Командами, превращающими многотысячную толпу вооруженных людей, в грозную силу, в Армию!
  "Конечно, он должен ударить в центре! - размышлял Михаил Илларионович. - Покочевряжется, начнет атаку или слева, или справа, дождется, когда мы все резервы к флангам подтянем, да и ударит. Никуда не денется, болезный! Наполеон, он и в России Наполеон".
  Как войска поставишь, так сражение и пойдет. Этой истине Кутузов учился всю жизнь, делая выводы из каждого преподнесенного противником урока, включая и тот, что получил от Бонапарта на Аустерлицком поле. И в основу плана русский главнокомандующий положил тот факт, что рано или поздно Наполеон ударит в центре. Всей мощью, бросив в решительный момент боя резервы. Что ж, надо ему помочь. На правый фланг - Барклая, шотландец не только позицию удержит, но и силы сбережет, а после прорыва французов ударит им в тыл. Слева - армия Багратиона. Там можно быть спокойным. Хотя князь всегда и везде выступал как сторонник наступательной тактики, равному ему в оборонительных боях просто не существовало.
  В центре, конечно, нужно поставить кого-нибудь от Барклая-де-Толли. Армия у него в два раза больше. И нет других претендентов на это место - корпус Дохтурова. Однако с Наполеоном нужно еще в поддавки сыграть. И позиция в центре была отдана взятому у Багратиона корпусу Раевского.
  Из артиллерии главнокомандующий выделил Раевскому только восемнадцать орудий, чтобы установить их на Курганной высоте. А триста пушек определил в артиллерийский резерв. Каково?! Раевскому восемнадцатью пушками Даву встречать, хотя нет, скорее Нея, - Даву по флешам ударит, а три сотни стволов будут простаивать в тылу у Псарево! В этом-то и был весь план. Когда французы опрокинут корпус Раевского и начнут вклиниваться в брешь между первой и второй армиями, то скоро упрутся в овраг, за которым их будет ждать половина русской артиллерии. И тогда наполеоновские солдаты поймут, чем триста орудийных стволов отличаются от восемнадцати, но будет уже поздно. Дохтуров запрет мышеловку и станет вместе с гвардией выжимать их на юг, на Багратиона. Тому, конечно, тяжеловато придется - и фронт держать, и окруженных французов не выпускать. Ну, да ему не привыкать. К тому же, кавалерийский корпус Сиверса поможет, и вторая кирасирская дивизия. А понадобится, то и казаков Платова можно прислать. В общем, решено - Дохтурова в резерв.
  Но самым главным звеном плана, конечно, был бы удар по корпусу Раевского. Французы должны смять и опрокинуть шестой пехотный корпус. "Прости меня, старика, - почти беззвучно проговаривал Кутузов, - не скажу я тебе, Николай Николаевич, что за задача у тебя. Не могу! И резервов не дам, когда адъютанты твои у меня в штабе хоровод водить станут".
  
  II
  
  - Жак! Как же я по тебе соскучился!
  Вот кому был рад Каранелли, так это майору Бусто.
  - Мы не виделись с самого начала кампании, друг мой любезный! Как там Париж?
  - А я откуда знаю, Луи? Сплю шесть часов в сутки, остальное время или в лаборатории, или на полигоне.
  - То есть, работаешь по десять часов в день?
  - Как это десять часов? Если работаю десять, сплю шесть, то...
  - ...то остальные восемь сидишь за столом, - со смехом закончил Луи, ласково проведя по солидно выпирающему животу Жака.
  - Кстати, как там у нас с обедом? Эти конные прогулки так подогревают аппетит.
  - Часа через три.
  - Что? Так долго?
  - А как ты хотел? У нас здесь трудновато с провиантом, обед не каждый день. Ты захватил что-нибудь из Парижа?
  - О! Много чего! Но дорога так длинна. Мои запасы кончились еще в Польше.
  - Это понятно! Но я имею в виду не продукты. Что новенького ты нам привез из вооружения? Или тоже все съел в Польше?
  - Ты напрасно смеешься, Луи! Несколько новых образцов у меня с собой! А к вечеру придет обоз с солидным запасом!
  - Ты немедленно их продемонстрируешь! Что тебе нужно для этого?
  - Пообедать!
  - Понял, что еще?
  - Уединенное место.
  - Отлично! У нас все есть, кроме обеда. Можно начинать.
  Бусто вздохнул, поняв, наконец, что кормить не будут.
  - Хорошо, мой генерал! Только ради тебя я переношу эти муки. А как тут дела обстоят? Рассказал бы.
  - Не только расскажу, но и покажу. Жаль ты вчера не приехал. Жаркая была схватка за редут под Шевардино. Русские, словно звери, вцепились в него, не желая отдавать. Стоило бы посмотреть. Хотя, думаю, завтра тебе будет на что взглянуть. Можешь даже сходить в атаку. Я попрошу маршала Даву дать тебе батальон. Он ко мне хорошо относится, в просьбе не откажет.
  - Луи! Я тебе больше не нужен? Меня же сразу убьют! В такую мишень даже слепой не промажет.
  - Ну-ну! Не прибедняйся! Ты сам кого хочешь убьешь!
  Для демонстрации последних достижений было выбрано поле вдали от деревень, огороженное с трех сторон перелесками. Отряд Каранелли в полном составе сгрудился у подвод, ожидая объяснений Бусто.
   - Начнем с метателя гранат. Здесь все проще, чем бокал анжуйского. Обычный патрон от штуцера, который есть у каждого из вас, только вместо пули бумажный пыж.
  Жак сделал небольшую паузу, убеждаясь, что он в центре внимания.
  - Понятно, что если мы выстрелим таким патроном, то получим лишь небольшой столбик огня из дула. Теперь главное - граната.
  Помощник Бусто достал из ящика увесистые оранжевые цилиндры в ладонь длиной. С одной стороны они были заостренными, а с другой торчал тонкий длинный стрежень.
  - А почему они оранжевые? - Арменьяку интересно все про предметы, которые могут взрываться.
  - Они без заряда, это чтобы легче их найти.
  Бусто зарядил штуцер, взял гранату, и выяснилось, что диаметр стержня в точности совпадает с диаметром ствола. Приподняв оружие, Жак выстрелил. Описав дугу, граната пролетела больше сотни шагов и зарылась в траве.
  - Ловко! - восхищенно воскликнул кто-то.
  - Граната для настоящего боя летит точно так же. В стержне у нее пороховая дорожка. Она поджигается в момент выстрела и горит ровно четыре секунды. На поверхности гранаты имеется насечка, которая помогает ей разорваться на семьдесят шесть осколков.
  - Впечатляет, - проговорил Каранелли, - хотя, если подумать, все уже известно. Так всегда бывает - всем все известно, а чтобы применить - нужно быть гением.
  - Луи, - с тоской в голосе отозвался Бусто, - меня лучше кормить, чем хвалить. Вы сейчас с гранатами упражняться начнете или все сразу показывать?
   - Давай все! И сразу! Потом разберемся, кто чем заниматься станет!
  - Как прикажешь, командир!
  Жак достал деревянный куб, каждая сторона которого немного превышала длину ладони. Глядя с каким трудом Бусто поднимал ящичек, можно было сделать вывод о его изрядной тяжести.
  - Здесь тоже ничего принципиально нового, - снимая широкую дощечку, немного возвышающуюся над ящиком, сказал Жак.
  Выяснялось, что она может подниматься только вверх, поскольку из четырех отверстий по углам торчали небольшие шпильки. В центре дощечка опиралась на стержень, уходящий вглубь ящика.
  - Здесь, - похлопывая ладонью по деревянному кубу, продолжил Бусто, - внизу много пороха, а в верхней части около тысячи маленьких кусочков железа. Для того, чтобы взорвать эту бомбу используется специальный запал.
  Жак вынул стрежень из отверстия.
  - Хотя он и мал, но это тот же пистолет.
  Бусто взял запал в руки и с видимым усилием начал растягивать его перед грудью. Раздался щелчок.
  - Сейчас я взвел его как курок у пистолета. Чтобы спустить, нужно нажать здесь.
  Палец Бусто уперся в торцевую поверхность стержня.
  - Усилие должно быть большим. Если вы уже привыкли к русским мерам, то не менее двух пудов.
  Жак вернул запал в отверстие, установил на место дощечку, поднял тяжелый молоток и с размаху ударил. Эффект получился впечатляющим. Самые отважные офицеры французской армии отшатнулись от бомбы, как новобранцы, услышавшие выстрел. Однако ничего не случилось, если не считать слегка треснувшей дощечки. Бусто, наслаждаясь общим замешательством, не спеша вынул запал.
  - Бомба не взорвалась, потому что в гнезде пусто! - Жак медленно вел рукой, показывая отверстие на противоположном, не в том, по которому бил, торце стержня. - Но если бы здесь стоял патрон без пули, точно такой же, который используется в метателе гранат, то удар бойка пришелся бы не в пустоту, а по капсюлю. Сомневаюсь, что кто-нибудь из нас выжил бы.
  - Да, Жак, - сказал пришедший в себя Каранелли, - умеешь ты привлечь внимание.
  - А ящики на дороге закапывать? - куда-то в пространство, словно размышляя вслух, произнес Арменьяк.
  - Не сомневался, мой друг, что ты первый это скажешь! Закапывать! Не только на дороге, а в любом месте, где это нужно! И присыпать землей, листьями, ветками. Скажи, Луи, ты сможешь закопать эту бомбу перед избой Барклая-де-Толли, чтобы русская армия осталась без главнокомандующего?
  - Русской армией уже командует Кутузов.
  - Вот как? В этой России все так плохо организовано. Мне не приходят свежие новости. Совсем не удается следить за ходом войны.
  - Ничего, - улыбнулся в ответ Луи, - завтра ты ее увидишь. У тебя еще что-нибудь?
  - Да, но принципиально новую игрушку я покажу вечером, нужна темнота. А сейчас еще одна бомба.
  Огромный, окованный по углам ящик, Бусто с помощью трех офицеров стащил с подводы. Откинул крышку. Странный круг со стрелкой и деления по краю окружности навевали мысли о часах. Так и оказалось.
  - Это часы, только с более мощной пружиной. Стрелка одна, совершает полный круг за сутки. Устанавливаем время по делениям, заводим, закрепляем нить, которая удерживает боек. Стрелка острая, как бритва - в заданное время перережет нить. Дальше все, как и в первой бомбе.
  - То есть, если мы ее где-нибудь оставим, то будем точно знать, когда она взорвется? - задал вопрос Арменьяк.
  - Верно.
  - А если там в это время никого не будет? - Фико бомба не очень понравилась.
  - Это будет означать, мой друг, - отозвался Арменьяк, - что ставили ее полные болваны.
  - Да ты не волнуйся, Анри, тебе их только носить придется, - съехидничал Левуазье, - а куда ставить и в какое время взрывать - не твоя забота.
  Смех полетел над полем. Но Арменьяк остался серьезным.
  - Меня больше волнует другое. Что будет, если противник найдет мину до назначенного времени?
  - Почти уверен, что попытается открыть крышку, - ответил Бусто. - Тогда взрыва не избежать.
   Каранелли подошел к Перментье.
  - Отправляйтесь к императору, Шарль. Понимаю - это будет трудно, но обязательно найдите десять минут в его расписании, чтобы доложить обо всем, что рассказал Жак.
  
  III
  
  Едва небо на востоке стало светлым, как дивизия Дельзона из корпуса Евгения Богарне атаковала деревню, давшую свое имя этому историческому сражению. Лейб-гвардейский егерьский полк первым принял удар. Тем временем, на противоположном южном фланге после непродолжительной артиллерийской перестрелки пехотный корпус Даву начал атаку флешей. Но дивизии Дессе и Компана, пробившись через Утицкий лес, попали под картечный огонь, и атака захлебнулась, так и не успев толком начаться.
  Через час егеря в Бородино под натиском превосходящего в несколько раз противника вынуждены были отступить за Колочу. Один из полков Дельзона, на плечах уходящих егерей, прорвался за реку. Направленные на помощь войска, создали четырехкратный перевес на правом берегу Колочи. Французов истребили быстро, сбросив остатки полка в реку. Мост сожгли, оставив противнику в качестве трофея Бородино, но начисто лишив возможности развивать успех.
  Первая невнятная атака французов на южном фланге только укрепила уверенность Кутузова, что решающий удар Наполеон нанесет в центре. Только вот когда? Вряд ли сразу после начала сражения. Значит, следует ждать атаки на левом фланге русских. Или на правом? Решительно ударить через реку, в самом укрепленном месте - маневр достойный Бонапарта. Но нет! Разведка успела донести, что на северном фланге у французов Богарне. А вот Даву, Ней и Мюрат - лучшие французские маршалы - расположились на юге и в центре. Кутузову это многое сказало, и он отправил посыльного с приказом к Багговуту, находящемуся в резерве - готовиться к передислокации к Багратиону.
  Атаки флешей, стоящих перед деревней Семеновской, следовали одна за другой. По нарастанию их мощи, а так же паузам между атаками, Кутузов видел, как искусно вытягивает Наполеон резервы русской армии, как заставляет смещаться на юг, постепенно ослабляя центр. На Курганной высоте Раевский отбивал атаки только первой линией своего корпуса, не имея никого за спиной. По приказу князя Багратиона все остальные войска передвинулись на оборону флешей. Корпус Тучкова, брата захваченного в плен под Смоленском генерала, связал Понятовского - после сдачи Утицы пехота закрепилась на кургане позади деревни и полностью овладела ситуацией на Старой смоленской дороге. Жюно, брошенный Бонапартом вклиниться между флешами, атакуемыми Даву и Неем, и дорогой, по которой шел Понятовский, неожиданно напоролся на корпус Багговута, и об окружении Багратиона уже не могло быть и речи.
  Солнце поднялось уже высоко, когда на Курганных высотах Кутузов заменил ослабленный корпус Раевского на двадцать четвертую дивизию в Лихачева. Вспомнив рассказы о том, как стоял Раевский в Смоленске, в какой-то момент показалось, что даже если у генерала отобрать всех солдат, то он все равно не пропустит французов. Официально седьмой корпус перебрасывался на укрепление южного фланга, и во многом это действительно было так. Солдаты покидали люнеты на Курганной высоте с чистой совестью - все атаки отбиты, французский генерал Монбрен убит, а Бонами взят в плен.
  Кутузов, постоянно слушая доклады посыльных и адъютантов, делал пометки на карте, напряженно перебирая варианты. Даву, Ней, Мюрат атакуют флеши. Или уже без Даву? Видели, как он замертво рухнул вместе с лошадью. Наполеон собирается перебрасывать их в центр? Нет, глупо! Снять давление с Багратиона, у которого сейчас столько войск - это обречь на быстрый разгром Понятовского и Жюно на юге. Кому после этого нужен прорыв в центре?
  Одно из главных качеств по-настоящему великих полководцев - умение признавать свои ошибки. Да, ни Мюрат, ни Даву, ни Ней не будут возглавлять прорыв в центре, как вначале думал Кутузов. Но кто тогда? Богарнэ? Он может перебросить часть своих сил через Колочу с севера в центр. Но поверить, что лучшие маршалы выполняют лишь вспомогательную роль, для того, чтобы решающий удар нанес вице-король - полководец хороший, но далеко не блестящий - Михаил Илларионович не мог. Так для кого же тогда стараются маршалы?
  От догадки вспотели ладони. Ну конечно! Главным ударом будет командовать лично Наполеон! А при таком раскладе и маршалам не зазорно ядра подносить. Что же тогда получается? Брать Курганный холм станет Богарнэ. Что у него будет, кроме собственной пехоты? Кавалерия Груши. Артиллерия из резерва. Но этого мало, точнее достаточно, чтобы только расчистить дорогу. Но нужны еще силы - нанести рассекающий удар, а затем, смещаясь на юг, охватить с тыла армию Багратиона и все остальные войска, которые Наполеон так искусно заставил русских перебросить на южный фланг. Ну и какими силами будет наноситься этот удар? Бонапарт считается командиром гвардии. Старой и Молодой. Неужели он решится бросить в бой главный и последний резерв, которым так дорожит? А почему бы и нет? Французский император стремился к генеральному сражению! Так вот оно, другого такого может и не быть.
  Чего же ждать дальше? На северном фланге атак не будет. Сил для серьезного прорыва там нет ни у французов, ни у русских. На юге атаки будут продолжаться, пока Бонапарт не добьется успеха. Он постарается выбить Багратиона из флешей, возможно, пройти Семеновский овраг и захватить деревню за ним. И только когда русским придется бросить все резервы, чтобы залатать эту дыру, французы стремительно ударят в центре. Кавалерия, Богарнэ, а затем и гвардия.
  Кутузов, поколдовав немного над картой, приказал сто орудий из резерва перебросить к Багратиону и расположить их за деревней Семеновское. Если противник проломит южный фланг, удар в центре уже не понадобится. А двухсот орудий у Псарево вполне достаточно, что встретить наполеоновскую гвардию.
  
  IV
  
  Изучая Бородинское сражение, большинство историков пришли к выводу, что одним из блистательных маневров, проведенных Кутузовым, была атака Уварова и Платова на северном фланге. Переправившись через Колочу, отряды предприняли рейд по тылам противника.
  Историки утверждают, что маневр во многом повлиял на ход сражения и это не вызывает ни малейшего сомнения. Атака французами Курганной высоты задержалась почти на два часа. Встревоженный неожиданным появлением русских, стремящихся обойти неприятеля с севера, Наполеон лично поскакал к Колоче, чтобы выяснить ситуацию на месте.
  Оказалось выяснять нечего. Наткнувшись на корпус Орнано у Беззубово, казаки Платова и кавалеристы Уварова отступили, не в силах противостоять итальянской гвардии. Да и вряд ли отряд, насчитывающий четыре с половиной тысячи сабель, мог создать для французов какие-нибудь серьезные проблемы. Кроме ощутимого переполоха, который и удался в полной мере. Но Кутузов остался недоволен, очень недоволен. Чем? Тем, что Уваров и Платов не опрокинули северный фланг наполеоновской армии? А заодно и не разгромили центр, зайдя в тыл врагу? На что он мог рассчитывать Кутузов, посылая казаков и уланов в рейд? Не более, чем на изрядную панику противника. В чем генералы вполне преуспели. Так что же так огорчило Кутузова? Может этот рейд, который историки хором называют гениальнейшим маневром русского полководца, был исполнен без его приказа? А задержанная на два часа французская атака в центре, в конце концов, привела к тому, что наполеоновская гвардия не попала в уготовленную ей ловушку. Как знать! Но факт остается фактом: из всех генералов, участвовавших в сражении на Бородинском поле, только Платов и Уваров не были представлены Кутузовым к наградам.
  
  V
  
  Ближе к полудню оборона центра русской позиции легла на Барклая-де-Толли, поскольку Багратион сдерживал на левом фланге основные силы французов. Московский драгунский полк, наконец-то, из глубокого резерва передвинулся во вторую линию, заняв позицию в одной версте, позади батареи на Курганной высоте.
  На южном фланге двадцать седьмая пехотная дивизия Неверовского вместе с гренадерами Воронцова отбила семь атак французов. Дивизия Неверовского! Безусые юнцы, которых месяц назад отправили в Красный прикрывать дорогу Орша-Смоленск. На всякий случай, считая, что никаких серьезных наполеоновских войск там ждать не придется. И что же стало за один только месяц с новобранцами?! Сорок отраженных атак Мюрата, отчаянное сражение на дороге, задержавшее на сутки всю наполеоновскую армию. Оборона Смоленска от первого штурма его стен, до последнего выстрела наполеоновских солдат по охваченным сплошным огнем кварталам. Позавчера дивизия сутки удерживала Шевардинский редут, давая возможность закончить строительство флешей. А здесь, на бородинском поле, солдаты насмерть стояли в таком аду, из которого, задрав хвосты, разбежались бы все черти. Сколько времени нужно, чтобы из юного новобранца превратиться в опытного бесстрашного солдата? Оказывается, с таким командиром, как Неверовский, достаточно месяца. Да жаль, что нет его сейчас с солдатами. Унесли Дмитрия Петровича тяжело раненого. Но наука его осталась! И до чего тошно сейчас французам от этой науки.
  Для восьмой атаки на флеши Наполеон сосредоточил почти четыре сотни орудий и около сорока тысяч штыков. Перед решающим ударом ему необходимо было выбить русских из флешей, смять фронт, лишить опорных пунктов.
  Луи Каранелли вместе с тремя офицерами по заданию Наполеона отправился в тыл противника. Из утицкого леса на юг выехали четверо всадников в форме русских старших офицеров. Перебравшись через Старую смоленскую дорогу, по длинной дуге вокруг корпусов Понятовского и Тучкова, южнее кургана, лазутчики пробрались в тыл противника. В общей суете, которая всегда присутствует в ближнем тылу во время больших сражений, офицеры Каранелли походили на адъютантов высокого начальства, а потому не испытывали никаких проблем с перемещением по русским позициям.
  Императора интересовал, что немного удивило Луи, не столько южный фланг обороны Кутузова, сколько центр. Какие силы расположены за Курганной высотой, во второй линии? Как быстро можно будет захватить Псарево? Есть ли какие-нибудь фортификационные сооружения перед этой деревней? Где лучше развернуть батареи, чтобы они могли вести огонь по южному флангу русских? Нет ли естественных препятствий для кавалерийских атак?
  Каранелли ничего не отмечал на карте. Мало того, у него ее и не было. Перелески, кустарники, холмы и овраги легко держались в памяти, и без проблем узнавались французом. Луи ни на секунду не сомневался, что когда понадобится, он точно нанесет на карту все, что увидит: позиции русских батарей, расположение полков, оборонительные сооружения.
  В тылу противника, как и ожидалось, царило слегка суматошное движение. С первых линий в тыл тек поток раненых. Некоторые, морщась от боли, шли сами, других вели под руки. Часто попадались носилки, которые несли вчетвером. Солдаты приводили или приносили раненых на Старую смоленскую дорогу за Утицким курганом, где передавали на руки ополченцам, а сами быстро уходили назад, к товарищам, продолжавшим держать оборону в первой линии.
  Ополченцы рассаживали и укладывали раненых на подводы, которые отправлялись в сторону Можайска. Глядя на русских, выбывших из строя, Луи не переставал удивляться. Несмотря на раны, порой довольно тяжелые, основное настроение солдат выражалось досадой на преждевременный выход из боя и сожалением, что им приходится покидать позиции.
  Убедившись, что позади пехоты, обороняющей Утицкий курган, только ополченцы, Каранелли направил лошадь в центр, забирая на восток, чтобы объехать многотысячную армию, собранную на южном фланге. В его план входило проехать через Псарево, заглянуть в Татариново, и двигаться в сторону Курганной высоты, внимательно осматривая русские тылы.
  Группа офицеров, во главе с полковником никого не интересовала. Лишь однажды усталый ротмистр на взмыленном коне, подскакав вплотную, спросил, не знают ли господа офицеры, где сейчас дислоцируется Измайловский полк? И получив отрицательный ответ, поскакал дальше, лишь пыль летела вслед.
  
  Восьмой атакой французам удалось выбить упрямых защитников из флешей, слишком велик был численный перевес наполеоновской пехоты, поддержанной сотнями артиллерийских стволов. Но, отступив к Семеновскому оврагу, обороняющиеся сомкнули ряды, а после подхода свежих полков бросились в атаку, которую возглавил сам Багратион.
  Фико вместе с тем офицером, который исполнял обязанности гримера при мадемуазель Катрин, двигались чуть позади передней линии атакующих. Они испытывали метатель гранат в условиях боя. Несколько десятков снарядов составляли приличный вес. Однако этого нельзя было подумать, настолько легко нес ранец Фико. Выстрелив около дюжины раз, Анри и его товарищ нашли оптимальную траекторию полета, когда гранату удавалось запустить приблизительно на полторы сотни шагов. Что особенно понравилось французам - в этом случае взрыв часто происходил в воздухе, осыпая цель дождем металла.
  После взятия флешей, русские неожиданно начали ответную атаку и очень быстро потеснили первую линию наполеоновской пехоты. Фико и его товарищ оказались в первых рядах, что никак не входило в их планы.
  Прикрыв маневр парой дымовых гранат, создавших на и без того задымленном поле непроницаемую для глаз черную стену, офицеры ушли в сторону и скрылись в кустах.
  Атака развивалась стремительно, но и французы не собирались отдавать флеши, бросив навстречу лучшие пехотные полки. Линия столкновения двух колонн образовалась так, что Фико с товарищем оказались на русской стороне в полусотне шагов от нее.
  Раздвинув кусты, бывший гример, вдруг наклонившись к уху Фико, забормотал:
  - Анри! Там Багратион, честное слово Багратион!
  Фико молча начал заряжать штуцер. Товарищ последовал его примеру. Выстрелы из кустов производились наспех, но как оказалось, весьма успешно.
  Осколки гранаты ударили по ноге командующего второй армией. Петр Иванович вскрикнул, однако изо всех сил постарался усидеть в седле. Но тщетно, сознание ускользало, звуки боя становились тише, словно уходили куда-то вдаль, а непослушное тело сползало на землю.
  Весть о ранении Багратиона в считанную минуту облетела колонну русских войск и ударила страшнее, чем сотни наполеоновских пушек. Атака захлебнулась, французы отбились и сами пошли вперед, тесня русских к Семеновскому оврагу. Генерал Коновицын, который временно взял на себя командование армией, ничего не мог поделать. Слишком велик авторитет Багратиона, слишком тяжела весть о его ранении, которая, облетая войска, обрастала слухами.
  Убит, убит, убит...
  Но примчавшийся в штаб адъютант знал, что не убит, а лишь тяжело ранен.
  - Кто командует армией? - глухо спросил Кутузов.
  - Генерал Коновицын!
  Отличный генерал, и дивизия у него образцовая. Но это даже не корпус. Удержал бы Семеновское. Кого же назначить? Тучков, Раевский, Багговут все при деле, нельзя их из своих корпусов сейчас убирать. Значит, придется от Барклая кого-нибудь послать! Кого? Эх, да что там гадать! Все ясно, а что очень не хочется - так что поделаешь!
  - Возвращайся к Коновицыну, голубчик, да передай, что велел Кутузов зверем вцепиться в Семеновское! Пусть выигрывает время, командующего я сейчас пришлю.
  Кутузов взял лист бумаги и быстро написал: "Приказываю вам взять на себя командование второй русской армией, поскольку князь Багратион тяжело ранен".
  - Запечатать и немедленно доставить командиру шестого корпуса Дохтурову! - отдал распоряжение Кутузов одному из адъютантов. Потом взял со стола отдельно лежащий пакет, тот, что приготовил еще утром. Он помнил каждое слово, написанное на листе бумаги, лежащей внутри. "Войска противника совершили прорыв в центре наших позиций. Гвардия и артиллерийский резерв остановили противника возле деревни Псарево. Приказываю вам немедленно захватить Курганную высоту, дабы отрезать французам путь к отступлению, и всеми имеющимися силами наносить удары во фланг и тыл противника".
  Кутузов помедлил немного, глядя на пакет. Ну ничего, Барклаюшка не хуже справится. Михаил Илларионович зачеркнул фамилию Дохтурова и решительно написал: "Командующему первой армией". Затем снова положил его на место дожидаться своего часа.
  
  VI
  
  Рейд Платова и Уварова заставил французского императора еще раз продумать план ведения боя. Что это было? Разведка, чтобы определить возможность атаки на северном фланге? Чем? После того, как Наполеон выделил из молодой гвардии дивизию Фриана и бросил ее на Семеновское, русским не удалось удержать деревню. На южный фланг Кутузову пришлось срочно перебросить корпус Остермана-Толстого. Так что? Жест отчаяния? Скорее всего. Попытка любым способом отвлечь французов, чтобы снять давление с армии Багратиона, которой на помощь уже пришла большая часть войск Барклая-де-Толли. Русские сейчас сжаты на юге, отбиваясь от атак. Остался решающий удар.
  Наполеону было жаль потерянных часов, но ничего принципиально не изменилось. Даже наоборот, дивизия Фриана, захватив Семеновское, подчеркнула его стратегическую инициативу.
  - Генерал, я надеюсь на вас!
  Огюст Коленкур, заменивший убитого Монбрена, стоял навытяжку перед императором.
  - Ваше величество! Я буду на холме живым или мертвым!
  Генерал не соврал. Не прошло и часа, как он был убит на Курганной возвышенности, позже получившей название "могила французской кавалерии".
  Дивизия Коленкура прорвалась севернее холма, и, разворачиваясь по спирали, атаковала позиции Лихачева почти с тыла. Следом за Коленкуром во фронт и во фланг, от флешей, ударил Богарнэ. Почти час отбивалась дивизия от превосходящих сил французов. Израненный Лихачев попал в плен.
  Захватив орудия батареи, французы намеревались обратить их против русских, но не успели. Барклай-де-Толли, собрав в кулак имеющуюся у него конную артиллерию, пехоту и кавалерию, умело нанес ответный удар, сбросив противника с высоты.
  Московский драгунский атаковал правее кургана, в том месте, где совсем недавно прорывались кирасиры Коленкура. Смятые французы отступали бегом, в их рядах царила паника. Со склона Данилов видел, как у подножья холма четыре зарядных ящика, перегородили путь отступающим кирасирам, заставляя их терять скорость и объезжать по длинной дуге. Ездовые безуспешно пытались развернуть лошадей. Николай решил воспользоваться заминкой и бросил драгун прямо на столпившихся у зарядных ящиков кавалеристов противника.
   Холодный азарт наполнял душу, измученную долгим ожиданием. Копыта несущейся галопом лошади отстукивали ритм, который окончится пистолетными выстрелами, звоном железа и выплеснувшейся наружу яростью.
  Но не один Данилов заметил заминку неприятеля. Первый эскадрон начал маневр раньше и теперь его драгуны скакали в сотне шагов впереди. "Ничего, дела всем хватит, - подумал Данилов, - не здесь, так дальше догоним французов".
  Тем временем, кирасиры, подгоняемые командами офицеров, смогли обогнуть препятствие. Ездовые зарядных ящиков, наконец, справились с лошадьми, и повозки двинулись, разъезжаясь веером. Но что-то опять не заладилось, и возницы посыпались с козел.
  Данилов вдруг заметил, что рядом с повозками находится еще несколько лошадей и, кажется, пара всадников. Спустя несколько секунд шестеро наездников поскакали догонять кирасиров. Следом за ними мчался первый эскадрон.
  Повозки теперь стояли с разных сторон дороги, и русские кавалеристы неслись напрямую, не снижая скорости. Примерно треть из них погибла сразу. И еще половина драгун эскадрона оказалась ранена или сильно ушиблена - многие падали с убитых лошадей. Залп вражеской артиллерии накрыл гранатами первый эскадрон.
  - Стой! - истошно закричал Данилов, пытаясь поднять коня на дыбы. Он вдруг отчетливо увидел, как по телам раненых и побитых от ударов о землю товарищей проходит его эскадрон, и ужас возникшей картины заслонил остальные чувства. Но только на секунду, пока князь не понял, что лошади успевают остановиться. И сразу же, словно отделившись от эмоций, мозг начал разбираться в ситуации. Как?! Как такое могло произойти? Откуда стреляла вражеская батарея? Уж точно не с Курганного холма! Пехота успела вновь захватить орудия. Так откуда? И почему так точно? Ведь Николай не увидел ни одного взрыва в стороне. Сколько же пушек должно быть, чтобы одним залпом положить целый эскадрон? Или не было никакой батареи? Тогда что это?
  Новый взрыв грохнул, прямо под лошадью одного из немногих остававшихся пока в живых драгуна первого эскадрона. Упали еще с десяток всадников. Схватившись за грудь, медленно свалился с коня командир второй роты, стоящий рядом с Николаем. Левое плечо Данилова словно обожгло огнем. Да что же такое творится?
  В этот момент Николай заметил, что шестерка французов, только что во весь опор улепетывающая от драгун, стоит в нескольких сотнях шагов, любуясь кровавым зрелищем, развернувшимся около брошенных повозок. С такого расстояния, конечно же, трудно увидеть, что один из всадников на две головы ниже остальных, но Данилов в этом случае смотрел не глазами. В доли секунды он понял, что не было никакого орудийного залпа - первый эскадрон каким-то дьявольским способом уничтожили эти французы! И ни на мгновение не возникло сомнения, что принадлежат они к давним знакомцам князя.
  Волна безумного бешенства поднялась в груди Данилова. Объезжая убитых и раненых драгун позади повозок, он пустил лошадь в карьер. Без всяких команд эскадрон пошел вслед, точно выполняя маневр командира.
  Яростная злоба, а не точно выверенное решение, руководила сейчас Николаем. Мозг отчаянно протестовал. Шансов догнать противника нет никаких, хотя расстояние за то время, пока они разворачивали и разгоняли коней, существенно сократилось. Только овраг вот он, рядом! А что дальше? Там, за оврагом французы. Атаковать эскадроном дивизию кирасир? Или сказать: "Так нечестно! Отдайте нам ваших лазутчиков". Но ярость не давала Данилову прислушаться к голосу разума.
  "Случай - вот кто истинный царь вселенной!" - сказал Наполеон во время Бородинского сражения. Историки, правда, не могут прийти к единому мнению, по какому поводу он это произнес. Во всяком случае, высказывание в полной мере подходит к тому, что произошло дальше.
  В нижней части оврага, там, где невзрачный ручеек пытался найти дорогу к реке, лошадь одного из французов сломала ногу, поскользнувшись на мокром камне. У остальных было достаточно времени, чтобы подобрать товарища и выбраться наверх по длинному пологому склону, где они находились бы в полной безопасности. Но, к несчастью, он ехал последним, и его отсутствие заметили не сразу.
  Словно коршуны на добычу бросились драгуны на одинокого француза, с трудом поднимающегося с земли. Маленький отряд заметил потерю товарища слишком поздно, теперь уже русские находились близко. По команде все пятеро выдернули ружья из-за спины. Трое как-то странно задрали стволы вверх и выстрелили. Двое других выжидали.
  До француза оставались не больше четырех дюжин шагов, когда взрывы ударили прямо перед драгунами, свалив наземь с десяток самых быстрых. Осколок металла скользнул по щеке Данилова, кивер сорвало. Конь так резко остановился, что Николай чуть не перелетел через голову. Несколько всадников обогнали командира, и теперь мчались на француза, вскинув палаши.
  Со склона выстрели. Двое драгун, ближайших к потерявшему лошадь противнику, рухнули на землю.
  - Первая рота, атаковать! - крикнул Данилов, взмахнув рукой в сторону стоящего на склоне неприятеля. Французы развернули лошадей и поскакали к своим. Оставшийся, однако, не терял присутствия духа. Легко отбив удар палаша, он увернулся от другого и выстрелил в грудь ближнему драгуну из неожиданно появившегося в руке пистолета. При этом успел сместиться вниз по ручью, туда, где на лошадях достать его стало невозможно. Пока драгуны спешивались, он успел, воткнув саблю рядом с собой, что-то сделать с пистолетом. Данилов не понял, зачем ему это - не перезаряжать же он его собрался!
   В другой руке у француза появился непонятный пакет, который он слегка подбросил вверх так, чтобы тот упал между ним и драгунами. Негромкий хлопок, и черный плотный дым широкой стеной загородил противника.
  "Он пойдет к кустам!" - подумал Николай, бросаясь напрямую через ручей.
  Еще один хлопок, и стена дыма расширилась, вставая на пути Данилова. Двое бегущих рядом драгун нырнули в черное облако, а Николай скользнул в сторону, вдоль ручья, чтобы раньше увидеть, что происходит там, за дымовой завесой. "А ведь, точно они! Понятно, почему Тимохин не поймал их!" - мелькнуло в голове у Данилова.
  Француз действительно уже был недалеко от кустов. Выбравшиеся из дыма драгуны пошли в атаку. Оказавшийся сбоку Николай находился хоть и значительно дальше, но вне поля зрения француза.
  Выстрел свалил еще одного русского, но даже в этот момент Данилов ничего не понял, решив, что неприятель достал второй пистолет.
  "Теперь никуда не денется", - решил Николай, выцеливая ногу противника.
  Но то, что сделал француз, потрясло его. Еще стреляя, он вновь воткнул саблю в землю, запуская освободившуюся руку в карман. Потом эта рука, выпорхнув наружу, коснулась пистолета. Через секунду раздался щелчок, что-то полетело в траву, а оружие француза уже поворачивалось в сторону второго драгуна.
  Хоть этого не могло быть, но интуитивно Данилов почувствовал, что сейчас раздастся выстрел, что пистолет противника заряжен, и сейчас погибнет еще один его товарищ.
  Николай выстрелил, на долю секунды опережая неприятеля, как всегда в таких случаях мгновенно сосредоточившись, не целясь, а только глядя в точку, куда должна попасть пуля. Француз вскрикнул, пистолет выпал из перебитой руки, но он и не думал прекращать бой, хотя драгун уже заносил палаш для удара.
  Мгновенно повернувшись спиной, он немного наклонился вбок, подставив под клинок висящее за спиной ружье. Здоровая рука ухватила рукоять торчащей из земли сабли, и, продолжая вращение, француз вогнал стальное лезвие в живот драгуна.
  Рванувшийся сразу после выстрела к противнику Данилов споткнулся о валяющуюся ветку. Чтобы устоять, ему пришлось сделать пару быстрых шагов вперед. Влетев в ручей, князь окончательно потерял равновесие, и, несмотря на отчаянную попытку удержаться на ногах, нелепо рухнул, пребольно ударив локоть и выронив палаш.
  Когда Николай поднялся на ноги, француз уже исчез.
  - Вы не ранены, ваше сиятельство?
  Корнет Белов. Белокурый красавец ростом не вышел, а то служить бы ему в кавалергардах.
  - Уходить надо, здесь мы уже впереди наших позиций. Кирасиры атакуют.
  Да, конечно, он прав. Эскадрон оторвался от русских войск, и может стать легкой добычей.
  - Посмотрите, корнет, что с ними, - Данилов кивнул в сторону лежащих драгун, а сам поднял пистолет француза. Пошарив немного в траве, он нащупал небольшой, пустой внутри цилиндр.
  
  - Может объяснишь, зачем ты положил дюжину драгун? - встретил майора Тимохин, когда эскадрон вернулся.
  Атаку французских кирасир остановила недавно отбитая батарея. Эскадрон Данилова отошел, не вступая в перестрелку. Но князь не мог отделаться от чувства, что дело не в батарее, - просто они убедились, что русским не удалось взять пленного, и прекратили атаку.
  - Держи, только осторожно, он заряжен! - Николай протянул командиру пистолет француза. - Я пока не знаю, как его разрядить.
  - Это они? - вопрос не подразумевал уточнения, о ком идет речь.
  - Да! И первый эскадрон - их рук дело!
  - Понятно! А чем?
  - Не знаю. Я вот спросить хотел, да не случилось. Кирасир французских не вовремя принесло.
  Тимохин, который об огнестрельном оружии знал немало, вертел в руках пистолет. Изогнутая больше обычного ручка, деревянная, с металлическими рифлеными пластинами по бокам. В ладони сидит, как продолжение руки. Довольно длинный ствол. Курок в центре, а сбоку какой-то рычажок. Подполковник подергал его в разные стороны, но тот не поддался.
  - Может потому, что взведен? - высказал предположение Данилов.
  Тимохин направил ствол в землю, нажал на спуск, жестко обхватив пальцами курок. Медленно, затаив дыхание, опустил его.
  - Наверное, ты прав! - Тимохин дернул за рычажок. Кончик ствола резко ушел вниз, обнажая обратную сторону. Подумав секунду, подполковник ухватил чуть торчащий цилиндрик, и выдернул его. На конце находилась заостренная пуля. Тимохин заглянул в ствол.
  - Винтовальный нарез, - произнес он удовлетворенно. И, взвесив цилиндрик на ладони, добавил:
  - А здесь пороховой заряд.
  - Я догадался, - отозвался Данилов, вытаскивая из кармана такой же, но без пули.
  Тимохин повертел его в руках, осмотрел вмятинку на донышке. Потом понюхал.
  - Я, конечно, могу ошибиться, но, кажется, это нитропорох.
  - Что?
  - Долго объяснять, да и не очень я в этом разбираюсь. Но если это так, то из этого пистоля можно шагов на сто стрелять.
  Помедлив, Тимохин вернул находки Данилову.
  - Вот что мы сейчас сделаем, князь! Отправляйся-ка в тыл, в лазарет. Ты ведь раненый...
  - Да ты что!? Какой раненый? Две царапины. Да у меня в детстве каждый день больше было.
  - А я и не сомневаюсь в твоем героическом детстве. Только сейчас ты отправишься в тыл...
  - Нет!
  - Что значит "нет"!
  - Нет, нет и нет! Ты что, опозорить меня хочешь? Майор Данилов покинул поле боя, оставил эскадрон, потому что получил царапину. Да у меня вахмистр Шагин из атаки не вышел, когда ему кисть оторвало. Нет!
  - Ну за эскадрон ты не волнуйся, я еще не забыл, как им командовать! А про остальное вот что тебе скажу. Стоять насмерть, защищая Родину, дело не простое. Но так уж получилось, что именно ты должен бросить...
  Тимохин так и сказал "бросить", не подбирая более мягкие слова, чтобы ситуация выглядела предельно ясной.
  - ...своих товарищей и уйти в тыл, чтобы обязательно остаться в живых. Потому, что у тебя нет права погибнуть!
  Подполковник замолчал ненадолго. Молчал и Николай, понимая, куда клонит Тимохин.
  - И, если честно, ваше сиятельство, не хотел бы я с тобой местами меняться. Тяжело тебе придется - и совесть не на месте будет, и в спину могут не лучшие слова сказать. Только выбора нет. Сейчас они в одночасье эскадрон истребили, завтра полк положат. А послезавтра что? Так что в лазарет ты, конечно, можешь не ходить, но к Кутузову прорваться обязан. Думаю, это будет не легче, чем сейчас Шевардинский редут отбить!
  Николай по-прежнему молчал, поскольку возразить было нечего. И подполковник продолжил уже другим голосом.
  - Николай Тимофеевич! Ты Аустерлиц помнишь? Когда к Тельницу прорывались?
  - А что, можно забыть?
  - Да нет! Я к тому, как бы дело не повернулось, тебя в полку всегда будут знать как того корнета, что дорогу эскадрону во французский тыл проломил. А на все рты платок не накинешь.
  Над полем понеслась, повторяясь и множась, команда на построение. Полк вновь передислоцировался во вторую линию.
  - Ну все! Выполняйте приказ, майор Данилов! - произнес командным голосом Тимохин. - И удачи, Николай! Думаю, она тебе больше, чем нам понадобится.
  
  VII
  
  Четверка разведчиков двигалась к деревне Псарево, поднимаясь на небольшие пригорки и спускаясь лощинки. Все складывалось удачно. Взбираясь на высокий холм, Каранелли, еще не доехав до вершины, увидел крыши домов, обычной русской деревни. Ничего особенного не наблюдалось и на улицах - отдельные небольшие группы военных сновали, подчиняясь какому-то внутреннему порядку. Но, проехав буквально полсотни шагов, всадники замерли, как статуи. С верхней точки холма открылась совершенно неожиданная картина, потрясшая Каранелли.
  Неширокий, но глубокий овраг перед Псарево, покрытый кустарником, представлял собой серьезное препятствие не только для кавалерии, но и пехоты. Между оврагом и деревней, за небольшой рощей, стояло не менее полутора сотен орудий, готовых отправиться в любую точку поля битвы. Обычный артиллерийский резерв, но какой многочисленный! У русских еще столько незадействованных орудий! Дальше четкой колонной стояли еще какие-то войска.
  - Гвардия! - произнес один из разведчиков, внимательно глядя в подзорную трубу.
  Конечно, кто же еще!
  Наполеон не ошибался, когда говорил, что в лице Каранелли Франция потеряла одного из лучших маршалов. Глядя с холма на развернувшуюся перед ним местность, Луи разобрался с замыслом императора, хотя тот ему ничего не говорил. Теперь, когда большая часть сил Барклая-де-Толли переброшена на южный фланг к Багратиону, чтобы сдерживать натиск основных сил противника, будет наноситься главный удар. После захвата Курганной высоты в бой будет брошена наполеоновская гвардия - других сил уже нет. Но и не нужно. Старая и Молодая, даже без дивизии Фриана, направленной брать Семеновское, составляют без малого четверть всех французских войск. Прорыв прямо с холма по лощине, обход оврага, захват Псарево и разворот атакующей колонны на юг остановить невозможно. Понадобится только полчаса, за это время нельзя подтянуть войска. А потом удар по южному флангу, в тыл сдерживающим Нея и Мюрата дивизиям, и оборона русских рассыпается, как песчаный замок!
  Буквально в несколько секунд общая картина сражения стала ясна Каранелли, и в очередной раз он восхитился гением императора. Но тут же понял, что кроме них она не является секретом и для еще одного человека. Главнокомандующего русской армией Кутузова. И холодный пот выступил на лбу Луи.
  Пушки - это не готовый быть переброшенным на любой участок битвы резерв. Они уже на боевой позиции! Нужно лишь пять минут, чтобы развернуться во фронт. Русская гвардия и овраг прикроют их от прямой атаки. И здесь состоится поистине гвардейское сражение! Только русских поддержат полторы сотни орудий. И прежде, чем французы доберутся до рукопашной, артиллерия положит две трети атакующей колонны. Это мышеловка. Наверняка еще и дверцу захлопнут, хотя это уже неважно.
  Каранелли развернул лошадь. Время разведки закончилось. Осталось только время на спасение французской армии. Совсем немного.
  Луи торопился, а потому выбрал кратчайший путь - сначала вниз с холма в объезд оврага, потом к Курганной высоте. Прорыв на французскую сторону в центре занятие очень опасное. И те, и другие могли угостить изрядной порцией свинца. Каранелли уже решил, что пройдя первую линию русских, нужно будет сорвать мундиры и скакать дальше в одних рубахах. Но и это не гарантировало, что какой-нибудь батальон не пустит по непонятным всадникам ружейный залп.
  За оврагом разведчикам попался едущий навстречу офицер в форме драгуна. Мундир порван на плече, лицо в крови.
  - Как там французы? - кивнув в сторону высоты, спросил Каранелли. - Не одолевают?
  - Нет, господин полковник! - рассеяно ответил драгун, думая явно о своем. - Отбили батарею обратно.
  Разведчики поехали дальше, однако вскоре остановились. Оглянувшийся Каранелли убедился, что офицер скрылся в складках местности. Отряд повернул на юг. Раз русские отбили батарею, то час точно продержатся. Время, пусть и немного, но все-таки есть. Нет смысла в излишнем риске - очень уж ценные сведения везли разведчики.
  
  VIII
  
  Вот и все! Основные русские силы - армия Багратиона, больше половины армии Барклая-де-Толли - сжаты на южном фланге. Они потеряли главные опорные пункты - флеши, Семеновское, Утицкий курган. Стоящий напротив Бонапарта адъютант Богарнэ докладывал, что войска вице-короля теперь уже окончательно овладели Курганной высотой, захватив злосчастную русскую батарею. Ней, Мюрат, Понятовский, Жюно, продолжая давить на юге, теперь исполнят роль наковальни. А молот уже давно ждет своего часа.
  Император наслаждался. Минута триумфа, - триумфа, который затмит даже Аустерлиц, - уже близка. Сейчас он отдаст приказ, и гвардия, сметая все на своем пути, рассеет русские войска. Величайшая победа в истории человечества в его руках!
  Полковник специальной кавалерийской инспекции, в расстегнутом мундире, взлетел на холм, непочтительно близко подъехав сидящему императору. Спрыгивая, он почти оттолкнул закончившего доклад адъютанта. По свите пролетел возмущенный ропот, однако, Наполеон не проявил ни малейшего недовольства. Жестом он отправил адъютанта и перевел внимательный взгляд на полковника. Тот, убедившись, что свита находится на достаточном расстоянии, начал что-то негромко, но быстро говорить Бонапарту.
  Император изменился в лице. Вскочив, он буквально впился глазами в лицо полковника.
  - Карту!
  Порученец, споткнувшись, распластался на земле. Каранелли поднял выпавшую из его рук карту и подал Наполеону. Секунду спустя тот держал ее перед собой, а Луи, тыкая пальцем, продолжал рассказ.
  - Коня! - сминая бумагу и отбрасывая в сторону, скомандовал император.
  Через минуту вместе со свитой Наполеон мчался к захваченной русской батарее. Подниматься на холм было очень трудно. Кругом лежали, часто в несколько слоев, убитые и умирающие солдаты.
  На вершине Бонапарт остановился и, достав подзорную трубу, стал внимательно обозревать местность. Стоящий рядом Каранелли негромко произнес:
  - Отсюда ничего не удастся увидеть. Это ловушка, подготовлена настоящим мастером военного дела.
  Император убрал трубу. Молча и задумчиво он смотрел на восток. Это продолжалось долго. Настолько долго, что один из генералов рискнул. Подъехав вплотную, он громко, так, чтобы услышала вся свита, проговорил:
  - Ваше величество! Гвардия готова выполнить приказ!
  Наполеон посмотрел на генерала, потом перевел взгляд на Каранелли. Тот почти незаметно покачал головой. Император еще немного подержал паузу, потом ответил. Тоже достаточно громко.
  - Нет! Здесь, в восьмистах лье от Парижа, я не могу рисковать последним резервом.
  После этого, жестом приказав всем сопровождающим оставаться на месте, Бонапарт отъехал вместе с Каранелли.
  - Признаться, я был зол на тебя за Смоленск, Луи! Ты ошибся, корпус Раевского оказался в крепости на сутки раньше. И я злился, почти как на Мюрата. Но сегодня ты спас французскую армию от разгрома! А меня от позора! И мое не императорское, а соседское тебе спасибо, Луи!
  - Пожалуйста, Набулио! - тихо произнес Каранелли. - Соседи должны помогать друг другу.
  Наполеон улыбнулся, однако глаза не смеялись. Слишком тяжелый день выдался.
  - А скажи мне, Луи, как ты считаешь, если мы сейчас отступим на исходную позицию, что сделают русские?
  - Как отступим?
  - А что делать? Солдаты должны отдохнуть, их нужно покормить. Кому-то надо отойти. Что-то мне подсказывает, что русские не собираются этого делать. Так что? Спать будем под артиллерийским огнем?
  - Нет, но можно отступить только на четверть лье, чтобы не отдавать завоеванные укрепления.
  - А если все-таки назад отойдем, к Шевардино, что они сделают?
  - Ну атаковать нас, конечно, не станут, но флеши займут. Сюда тоже новую батарею затащат.
  - Вот и я так думаю. А значит завтра нам их снова брать придется.
  - Так зачем же отдавать?
  - Сейчас объясню. Перментье вчера докладывал мне о новых игрушках, которые привез Бусто. Недавно где-то здесь Доминик испытал их. Очень успешно.
  Наполеон замолчал, думая о своем. Каранелли терпеливо ждал продолжения.
  - У тебя будет не больше трех часов, - наконец промолвил император. - Запомни, в восемь я отдам приказ на отвод войск. Мне нужно, чтобы здесь и на флешах, утром, ровно в шесть тридцать, взорвалось так, чтобы в живых не осталось ни одного русского.
  - Я понял.
  - У тебя есть вопросы?
  - Да, только один.
  - Слушаю.
  - Вы когда, ваше величество, все это придумали?
  - Минут пять назад. А что?
  Луи лишь покачал головой.
  
  IX
  
  - Оставьте меня! - Данилов пытался оторвать руку полковника - адъютанта Кутузова, вцепившегося в левое предплечье. Боль острой иглой отдавала в раненное плечо, что бесило еще больше. - И будьте любезны обращаться ко мне "ваше сиятельство"! Ведь я говорил, что я князь Данилов!
  Эта безобразная сцена происходила на пороге большой комнаты, в которой главнокомандующий находился во время сражения. Просидев почти полтора часа перед дверью, ведущей к Кутузову, услышав десять раз: "Ждите, майор!", Николай догадался, что никто и не собирается пропускать его к главнокомандующему. Тогда улучив момент, когда в комнате не было никого кроме Кутузова, он встал и, несмотря на протесты адъютанта, открыл дверь.
  - Что за шум?
  Михаил Илларионович с недовольным видом оторвался от карты. В голосе звучало раздражение, вызванное досадой и разочарованием. Теперь уже становилось очевидным, что Наполеон отказался от удара в центре. Ловушка не сработала.
  Ото всех командиров корпусов поступали донесения: французы прекратили атаки, все дело теперь сводилось только к артиллерийской перестрелке. Лишь на самом юге Понятовский начал наступление на Багговута, который после гибели Тучкова взял командование и его корпусом.
  - Так что здесь происходит?
  - Ваша светлость! - опережая адъютанта, громко произнес Данилов. - Вы можете приказать меня расстрелять, но пока станут ходить за конвоем, я буду говорить. Это очень важно!
  Теперь трудно было сказать чего больше во взгляде Кутузова - недоумения или досады.
  - Вы отдаете себе отчет, что сейчас идет генеральное сражение?
  - Да! Я даже принимаю в нем участие!
  Ответ дерзкий, лицо решительное, запекшаяся кровь на щеке. Кутузов внимательно смотрел на драгунского офицера, словно и вправду решал, а не стоит ли его расстрелять? Тот не отвел взгляда.
  - И вы уверены, что у вас есть сведения, которые нужно сообщить мне прямо сейчас?
  - Да, ваша светлость!
  Данилов понимал, что от решительности его ответа зависит все.
  - Тогда постарайтесь коротко.
  Николай подошел к столу и прямо на карту положил переломленный пистолет француза.
  - Что это?
  Данилов не ответил, лишь повернул голову в сторону адъютанта, который по-прежнему стоял в дверях.
  - Закрой, голубчик, - попросил Кутузов, - и не пускай никого две минуты.
  - Такими пистолетами вооружен отряд французов.
  Николай взял со стола оружие, быстро вставил пустую гильзу, поднял ствол и щелкнул курком.
  - Вот так быстро заряжается этот пистолет. Из него можно убить на сто шагов.
  Главнокомандующий заинтересованно посмотрел на оружие, взял в руки, а Данилов продолжал говорить, понимая, что времени у него мало, что диковинкой можно лишь ненадолго завладеть вниманием.
  - У этого отряда еще много всякого необычного снаряжения, которым французы владеют просто сказочно. Возле Фридланда они втроем победили взвод. Сегодня шесть человек уничтожили эскадрон Московского драгунского полка. Но даже не это главное. Наполеон использует их, чтобы решить исход сражения. Я это точно знаю, ваша светлость!
  - Прямо уж сражения! Знаете, майор, после каждой битвы, если она не выиграна вчистую, обязательно найдется умник, который точно знает, почему неприятеля не разгромили так, что от него пух и перья летели. Дело до смешного доходит! После Аустерлица мне корнет, представьте себе корнет, сказал, что он знает, почему мы проиграли сражение! Каково?!
  - На аустерлицком поле левый фланг остался без управления. Буксгевден не смог сам принять решение об отступлении. Боялся трусом прослыть. И это предвидел Наполеон. Ему нужно было только перехватывать посыльных, причем незаметно. И его отряд блестяще справился с этой задачей.
  Кутузов удивлено посмотрел на майора. Не все генералы порой на таком уровне способны анализировать сражение.
  - Да, здесь вы правы! Удивительным образом мои приказы не доходили до Буксгевдена.
  - За вашими адъютантами специально охотились. Скорее всего, стреляли через болото с французской стороны.
  - Это невозможно! Там без малого верста.
  - У Фридланда я видел, как они стреляли с неменьшего расстояния.
  - И тогда решили, что на посыльных велась охота?
  - Не тогда! Сразу на аустерлицком поле догадался. Тот корнет, о котором вы говорили, - это я.
  Теперь Кутузов казался смущенным по-настоящему.
  - Ну прости, голубчик! Не узнал, сильно ты изменился. И не гневайся на старика, что не стал слушать тебя тогда. Давай-ка мы, вот как сделаем.
  Главнокомандующий кивнул в сторону двери.
  - Там сейчас ото всех корпусов с докладами. Ты сходи пока в лазарет, пусть плечо перевяжут, а то, неровен час, кровь заразишь. Потом возвращайся, и сразу ко мне! Вот тогда расскажешь мне все по порядку и с самого начала.
  Вызванный адъютант явился через мгновение.
  - Покажи... - Кутузов сделал маленькую паузу, - подполковнику лазарет. А как он вернется - сразу ко мне! Да! И бумаги не забудь на его новое звание оформить прямо сегодня!
  
  X
  
  Стемнело за окнами, когда Данилов, закончил свой рассказ. Приходилось прерываться, когда прибывали командиры корпусов, но Кутузов не терял общую нить разговора, что лучше всего свидетельствовало о его интересе.
  Ближе к девяти часам начали поступать доклады о том, что французы покидают позиции, отходя к Шевардино. Вторая армия под командованием Дохтурова без боя заняла Семеновское и флеши. Барклай-де-Толли направил разведчиков на Курганную высоту, и они прибыли с донесением, что французов нет.
  - Знаешь, князь, я ведь постарше твоего отца буду. Это ничего, что с тобою на ты?
  - Конечно, ваша светлость!
  - Ну кто же тебя, Данилов, знает! Еще дашь мне укорот, как полковнику! Извольте говорить мне ваше сиятельство! - с хитринкой в голосе сказал Кутузов. Верный признак того, что Николай ему понравился.
  Кровь бросилась в лицо. Стало стыдно. Полковник, он всего-то делал свою работу. А Данилов с таким великосветским хамством. Хорошо, что отец не видел!
  - Простите, ваша светлость! Сильно плечо дернуло, когда адъютант за локоть взял.
  - Мог бы и потерпеть. Ладно! Ты мне вот сейчас что расскажешь! В стратегии понимаешь, а глаз у тебя свежий. Может и подскажешь что-нибудь дельное.
  Кутузов рассказал Данилову о своей ловушке, в которую не пошел Бонапарт.
  - Ты как думаешь, подполковник, почему? Он ведь все делал, как и задумал - заставил наши войска на юг перекинуть, центр расчистил. А от решающего удара отказался! Дело-то было на полчаса! Ударь гвардией в наш тыл, и виктория в руках! Почему не ударил? Чего испугался вражина?
  - Может лазутчик у него в вашем штабе есть?
  - Думал! Не получается. Я тебе первому рассказываю про задумку эту. У меня даже на карте артиллерийский резерв обозначен не там, где он стоит. Да и Наполеона как понять? Он весь день только и делал, что к решающему удару готовился. А потом, словно остановился, замахнувшись. С чего так?
  - А если увидел? Например, с Курганного холма.
  - Нет, я сам еще вчера поднимался к Раевскому. Ничего нельзя увидеть.
  - Тогда кто-то другой увидел. Может из самого Псарево. Для отряда наполеоновских лазутчиков задача в самый раз.
  - Так ты же, князь, говорил, что в центре они были, у батареи.
  - Но я не говорил, что у французов одна такая группа.
  Сказал и осекся. Ведь до этой самой секунды и Данилову в голову не приходило, что у Наполеона может быть много таких отрядов. Нет, не может быть! Ведь везде он встречал маленького, похожего на ребенка француза. Или не везде?
  Кутузов внимательно смотрел на Данилова, словно читал его мысли.
  - Ну хорошо! Пусть он узнал. Или догадался. Но что делает потом? Целый день укладывает солдат полками, с огромным трудом захватывает флеши, батарею в центре, семеновский овраг. Да, он почуял ловушку! Но зачем же уходить с поля боя, оставляя его нам? То есть признавать нашу победу?
  Главнокомандующий сделал небольшую паузу, но чувствовалось, что он сейчас продолжит.
   - Разве это в характере Наполеона, признать поражение в генеральной битве, когда все сложилось так удачно?
  - Нет!
  - Тогда в чем же дело?
  - Не знаю, ваша светлость!
  - Вот и я не знаю! Но сдается мне, это неспроста! Ой, неспроста! Понять не могу, какую же пакость затеял французишко! Вот ты бы что, подполковник, делал, если бы узнал, что чуть-чуть не угодил в западню?
  - Не знаю. Стал бы осторожнее. И, наверное, постарался отплатить той же монетой.
  - Вот! Вот и мне так кажется!
  Кутузов снова задумчиво смотрел на карту, освещаемую двумя канделябрами.
  - Он же понимает, мы не сможем завтра принять сражение в той диспозиции, что остались сегодня. У нас нет укреплений, мы вынуждены отойти. Победа за ним. Но ему не нужна победа, когда у нас остается неразбитая армия. Хоть она и сократилась на треть, но и французы потеряли не меньше. Хочет продолжить битву, чтобы истребить нашу армию? И для этого отдает укрепления? Чтобы завтра вновь штурмовать их? Чтобы потерять своих солдат не меньше, чем потеряем мы? Чего он добьется? Останется один посреди России?
  Кутузов словно рассуждал вслух, однако понимал, что Данилов молчит лишь потому, что согласен. А вот если у него будет другое мнение, то обязательно выскажет. Поскольку не из той он породы, что штабные подхалимы.
  - Нет! Что-то задумал похитрее! Он отдает укрепления, чтобы разгромить нашу армию! И я не знаю как. А ты, подполковник, не знаешь?
  - Только могу предположить, что это что-нибудь похожее на то, как был уничтожен первый эскадрон моего полка.
  - Вполне возможно. После всего, что ты здесь рассказал, я просто опасаюсь оставлять войска в укреплениях, где наполеоновские солдаты провели несколько часов.
  - Вас могут не понять, ваша светлость.
  - Ничего. Мне полезно немного побыть в шкуре Барклая. Сделаем так. Сейчас я отдам приказ на отступление. Сам иди, отдохни. Адъютант, с которым ты здесь дрался, определит на ночлег. Назови ему двоих из твоего эскадрона, он распорядится, их пришлют к тебе. Что?
  Кутузов увидел, что Данилов хочет что-то сказать, но не решается перебить.
  - А можно не из моего эскадрона?
  - Можно, только таких, что болтать не станут. Я и из штабных никого не хочу привлекать - потом разговоров не оберешься. В общем, останешься здесь, посмотришь, что необычного случилось на укреплениях. Потом сразу ко мне. Все понял?
  - Все!
  - Тогда иди. Мне здесь надобно еще совет провести, порядок отхода объяснить.
  
  ХI
  
  Слезы душили. Уже полтора часа с того момента, как корнет Белов разбудил Данилова и рассказал о последних событиях, произошедших в полку, тот не мог успокоиться. С огромным трудом Николай заставлял держать себя в руках.
  Поздним вечером адъютант, уже в виде приказа главнокомандующего, передал пожелание, чтобы к утру из Московского драгунского полка явились в штаб Кутузова подполковник Тимохин и корнет Белов. На рассвете Данилова разбудил корнет, который прибыл один. Вчера, около четырех часов, спасая полк от окружения, третий эскадрон принял на себя атаку французов. В этой отчаянной схватке русские кавалеристы не пропустили в тыл полка впятеро превосходящих мюратовских кирасир. Эскадрон потерял треть драгун убитыми, в том числе и своего временного командира - подполковника Тимохина.
  Данилов и Белов выбрались на небольшой холм, с которого в сероватых сумерках просматривались как флеши, так и Курганная высота. Поле одной из самых кровопролитных битв в истории человечества выглядело очень странно - затихшим и безлюдным, если иметь в виду живых.
  За несколько минут до шести артиллерия Наполеона одновременно открыла огонь в центре и на южном фланге. Но русские пушки молчали, и очень скоро стало ясно, что в укреплениях никого нет. Однако построенные в атакующие колонны французы оставались на месте. Орудия смолкли, наступила тишина. И стало слышно первое робкое карканье ворон, хотя казалось, что после вчерашнего ада, они не вернутся сюда никогда.
   Картина, воцарившаяся на поле, теперь выглядела еще более странно. Словно на место битвы двух самых сильных армий Европы один из противников забыл прийти. А второй не знает, что делать: то ли подождать еще, вдруг запаздывает, то ли объявить себя победителем.
  Так продолжалось более получаса. Данилова нисколько не удивило странное поведение французов. Он ждал какой-нибудь хитрости. И дождался.
  Первый взрыв ударил на средней флеши. Такой мощный, будто на воздух взлетел зарядный ящик. Потом еще и еще. Новые взрывы - на южной флеши, на северной, снова на средней. Минутой позже на Курганной высоте. Когда рвануло за лесом на Старой смоленской дороге, Данилов не сомневался, что это на Утицком кургане.
  Николай развернул коня, попутно сделав знак Белову. Здесь делать больше нечего. Кони пошли рысью, унося седоков в сторону Можайска. И хотя Данилову не все было понятно с загадочными взрывами, он знал, что станет докладывать Кутузову. Дело, несомненно, приобретало скверный оборот. У французов действительно имелось оружие, которым они могли уничтожать целые полки, ничего не подозревающие о засаде.
  На другом холме, сидя на лошади, Наполеон смотрел в подзорную трубу на пустые укрепления русских. Рядом с ним по обе стороны стояли Каранелли и Перментье. Свита располагалась поодаль.
  - Кутузов не пошел в ловушку, - опуская трубу, проговорил император.
  - Да. Причем сначала они заняли укрепления, но ночью все ушли.
  - Может нашли один из ящиков Бусто?
  - Нет, ваше величество! Если нашли, то попытались бы открыть. Тогда мы обязательно должны были услышать взрыв! Хоть один.
  - Верно мыслишь, Луи! Но не до конца. Никак не могу поверить, что Кутузов сам, ни с того, ни с сего, догадался о нашем подарке.
  Наполеон перевел вопросительный взгляд на Каранелли, ожидая, что тот скажет.
  - Вы считаете, что ему кто-то подсказал?
  - Скорее всего. Помнишь, Луи, после Смоленска был ночной бой на Валутиной горе.
  - Да, помню.
  - А помнишь, как я приказал допросить пленного русского? У тебя сохранилось описание его командира?
  - Конечно.
  - А тот из твоих офицеров, которого ранили, рассказал, кто прострелил ему руку?
  - Я не успел поговорить с ним.
  - Так езжай прямо сейчас! У меня предчувствие, что тебя ждет неприятный сюрприз.
  - Почему?
  - Потому, что если это один и тот же человек, то можешь считать, что русские уже начали охоту на тебя. И тогда вполне возможно, что он следит за тобой. А я тебя предупреждал! Этот русский князь, из драгун, до сих пор жив еще?
  - Я не могу утверждать наверняка, но вполне возможно.
  - Я ведь приказывал убить его!
  - Русские так быстро отступали от Смоленска... Но я займусь этим немедленно, ваше величество!
  
  Глава десятая
  
  РОДНОЕ ИМЕНИЕ
  
  I
  
  "Нечестно! - подумал Данилов, поднимая пистолет. - Они не знают, что я делал это уже тысячу раз. Но не стреляться же мне с этим бесшабашным гусаром".
  После разговора с главнокомандующим Данилов вернулся в полк, и уже через час ускакал на Юхнов, чтобы подъехать к Вязьме с юга. По пути ночевали в деревнях, французов не встречали, что и неудивительно, - на все дороги никаких сил не хватит. Подъезжая к Вязьме, у Митюшкино, драгуны натолкнулись на небольшой отряд, который, едва завидев всадников, сразу же развернулся и умчался восвояси. Причины такого странного поведения противника открылись, когда Данилов поговорил с селянами. Оказывается, неделю назад, французские фуражиры, которые до этого беспрепятственно шныряли по деревням, натолкнулись на многочисленный отряд русских. Не всем удалось унести ноги, а награбленное, и не только в Митюшкино, осталось в деревне. В ответ французы прислали целый полк, но поздно - все добро, фураж и провиант попрятали жители деревни в лесных тайниках. Жизнь быстро научила - что не спрячешь, то отберут.
  - Порыскали, оне, значит, тут да там, меня расспрашивать стали, - степенно объяснял кузнец.
  - Как они тебя расспрашивать стали? По-французски?
  - Нет, был у них один в плаще! По-русски лучше меня говорит, как вы, ваше благородие.
  - Ну и что же ты ему сказал?
  - А что сказал? Что надо, то и сказал. Дескать, угнали гусары повозки на Калугу...
  - Гусары? - интерес к рассказу кузнеца сразу повысился в несколько раз.
  - Я, барин, не очень-то разбираюсь, мое дело кузнецкое, а дед Семен, он в кавалерии служил. Так сказал - точно гусары!
  - Понятно! А куда они подевались потом?
  - На тракт Смоленский пошли.
  - Как? На Вязьму, что ли? Так там французы!
  - По што на Вязьму-то? Напрямки, на тракт за Семлево, - кузнец махнул рукой на запад.
  - Так здесь же одни болота!
  - Верно, ваше благородие, на двадцать верст одни болота. Сгинуть в два счета! Но пастух наш тропинки знает, он и провел.
  - А сейчас где пастух? В деревне?
  - В деревне, где ж ему еще быть? Скотины-то теперь не осталось.
  - Корнет! - обратился Данилов к стоящему рядом Белову. - Найдите пастуха! Так что там дальше французы делать стали?
  Внимание Николая снова переключилось на кузнеца.
  - Поехали на Калугу, думали, видать, догнать гусар, - усмехнулся тот, - но не все. Этот, что по-русски шпарит, остался, и с ним еще дюжина. Пошарили вокруг, повынюхивали, даже в лес сунулись. Один с дедом Семеном поговорил. А потом уехали.
  Данилов задумался. Надо же, как повезло! Только приехал и, кажется, сразу же напал на след Давыдова. Или нет? В любом случае нужно проверить.
  - Скажи мне, а не видел ли ты среди них никого маленького роста?
  - Видел, - кивнул кузнец, - двоих.
  - Двоих? - растерялся Николай.
  - Двоих. Один это командир русский. Шустрый, голосистый. Как крикнет, что в колокол бухнет! Маленький, но это нешто! Другой - француз, все рядом стоял, с тотешним, что по-русски понимает. Да он и сам понимает! Это ж он с дедом Семеном говорил!
  - Тоже шустрый?
  - Нет, этот тихий. Будто спит на ходу. И еще меньше русского. Аршина два, не боле.
  Теперь Данилов был уверен, что повезло по-настоящему. Он сразу нашел следы всех, за кем отправил его Кутузов.
  
  Пастух вывел драгун на тракт за Семлево уже затемно. Распрощавшись, отправился ночевать к родственникам в деревню, расположенную в стороне, а Данилов повел взвод, стремясь как можно дальше уйти до рассвета. Николай был уверен, что Давыдов пойдет к Дорогобужу. В другую сторону по тракту можно прийти только в Вязьму. Но, чтобы добраться до нее, не имело смысла совершать бросок на двадцать верст по топким болотам.
  К ночи похолодало, ветер разогнал облака. Видимая половина диска луны давала достаточно света, чтобы уверенно двигаться по пустынной дороге. Данилов приказал выставить вперед дозор, понимая, что предосторожность не лишняя.
  Тракт, по которому князю и верхом, и в коляске приходилось не раз ездить в Вязьму или в Москву, теперь разительно отличался даже от той дороги, по которой меньше двух месяцев назад он отступал вместе с полком. О приближении к деревням первым сообщал ветер, принося легкий запах гари. Сами же деревни встречали обугленными остовами домов и хозяйственных построек. Кладбищенская тишина - ни мычания коров, ни лая собак.
  Далеко за полночь, немного не доезжая до Дорогобужа, отряд свернул с дороги. Ночевали на еловом лапнике, разводить костры Данилов запретил - лес, зажатый между Днепром и трактом, невелик. Но именно здесь находился брод, позволяющий подойти к Дорогобужу не со стороны Смоленской дороги, где, несомненно, город прикрывают французские посты. Кроме того, Николай надеялся, что если позволят обстоятельства, если имение не сгорело, то разместить там свой отряд. Удобное место - дальше всего расположено от тракта, рядом огромный лес, в котором легко затеряться.
  В трех верстах от места ночлега, западнее по тракту, находилось имение Истоминых. То, что там находится французский форпост, Данилов не сомневался.
  Выпив свою долю водки, тщательно отмеренной вахмистром, Николай улегся на лапник, укрывшись с головой плащом. Тепло из желудка разошлось по телу, и дремота потихоньку охватила подполковника. Однако медленно ползущие мысли не давали полностью погрузиться в сон. Его уже не удивляло, что об усадьбе Истоминых он думает в первую очередь, как о фортификационном сооружении, в котором могут разместиться французы. Расколдован, так расколдован. А вот о своем доме он вдруг подумал совсем с неожиданной стороны. Не будь он дураком, так уже четыре года жила бы в его имении красавица Ирэна, о которой он вспоминал все чаще. Нет, конечно, сейчас она бы не ждала его дома. А вот тогда, два месяца назад...
  
  Соловьеву переправу Московский драгунский преодолевал уже под вечер. На ночь остановились в Усвятье. Спросив разрешения отлучиться до утра, Данилов появился в усадьбе почти в полночь. Он опоздал совсем немного: родители уехали утром к родственникам матери во Владимирскую губернию, забрав с собой библиотеку - главную ценность семьи. За домом оставлен был присматривать Порфирич, превратившийся за последние годы в седого старика, однако, по-прежнему жилистого и крепкого. Дворовые, кроме тех, что уехали с господами, были отправлены в ближайшие деревни. Четверо из них каждое утро приходили в усадьбу помочь по хозяйству.
  Все получилось неудачно, увидеть родителей очень хотелось. Именно тогда ему и пришла эта странная мысль - Ирэна бы ждала его до того момента, пока французская артиллерия не начала бить по городу. Хотя это было бы безумно глупо.
  Дворецкий тоже очень расстроился. Целый час они проболтали в гостиной, куда был принесен ужин. Николай узнал, что все живы и здоровы. Но отец последнее время ходил очень мрачный. Он в очередной раз пытался записаться в ополчение, и вновь ему отказали. Нога хоть и не болела, но пройти полверсты без трости не удавалось.
  Утром, выйдя из дома, по пути к конюшне Николай остановился у беседки. В шестидесяти шагах стояла широкая и высокая стена, сложенная из толстых бревен. Между беседкой и стеной на разной дистанции из земли торчали жерди. Здесь они с отцом, частенько стреляли по горшкам. Вот и сейчас на самых дальних висели вверх дном два из них. Николай вдруг вспомнил, как весной, в последний день отпуска, они не успели добить последние мишени.
  - Давно висят? - Данилов кивнул в сторону горшков.
  - А вы разве не помните, Николай Тимофеевич? Ваш отец не велел их снимать. Сказали - вернется сын и собьет! Так и висят полгода.
  - Хорошо, пусть висят дальше. Раз отец сказал, то обязательно вернусь и расстреляю эти горшки.
  
  С этими мыслями Данилов заснул. Его разбудили до рассвета, едва только небо стало светлым на востоке. Замерзший, не выспавшийся Николай с трудом продрал глаза. Ясное небо предвещало хороший день, но сейчас, до восхода, холод добирался до костей. Взвод поднимался тихо, хотя настроение у всех было отвратительным, никто не издавал лишних слов - сказывалась выучка. Сложив вещи, подполковник взял пистолеты, закутался в плащ и вместе с двумя драгунами пошел к реке. Они вышли на берег Днепра, и Николай понял, что утро сулит не только одни неприятности. Брод находился прямо перед ним. Результаты столь уверенного ориентирования в темном лесу очень порадовали Данилова, поменяв настроение к лучшему.
  Переправившись через реку, Данилов уверенно повел взвод в лес, который, несмотря на значительные размеры, был отлично знаком Николаю. На переправе весь взвод вымок, и подполковник приказал спешиться и вести лошадей в узде по узким лесным тропинкам. Шли быстро, порой сбивая дыхание, не давая себе замерзнуть. Через час, взвод выбрался на поляну, где Данилов велел разводить костер, готовить кашу и сушиться. Сам же, переодевшись в сухое и оставив мокрую одежду на попечение вахмистра, вместе с Беловым и еще одним драгуном отправился в родную усадьбу, до которой оставалось не больше двух верст. Проехав половину пути, Данилов свернул с тропинки, уже превратившуюся в узкую дорогу, и вскоре наездники оказались на небольшой полянке, в центре которой возвышалась могучая высокая сосна. Она явно не относилась к корабельным, мощные ветки разлаписто простирались над поляной, но ближайшая из них - толстая и короткая, располагалась на высоте четырех саженей. Сам же ствол - в два охвата толщиной - выглядел неприступно. Но это не смутило Данилова. Достав веревку, свернутую клубком, он легко перекинул ее через ветку. Во всех движениях скользила уверенность и выверенная точность. Через минуту Николай сидел верхом на ветке.
  - Славно у вас получается, господин подполковник, - восхищенно произнес Белов.
  - У вас с пятидесятого раза получится не хуже, - отозвался князь.
  С вершины сосны, что возвышалась над окружающим лесом, просматривалась половина усадьбы. Понаблюдав в подзорную трубу, Данилов пришел к выводу, что обычно капризная дама удача, на этот раз удивительно благосклонна к нему. Кто же еще, кроме офицеров Дениса Давыдова, мог разгуливать во французском тылу в мундирах гусарского Ахтырского полка?
  Полчаса спустя драгуны въехали в усадьбу со стороны леса, неожиданно появившись из-за конюшни, чем произвели изрядный переполох среди гусар. Те полагали, и видимо вполне справедливо, что необходимо присматривать только за дорогой, ведущей к имению от Дорогобужа.
  - Стой, кто такие? - закричал поручик, на всякий случай, нащупывая пистолет.
  - Подполковник Данилов с поручением от генерал-фельдмаршала Кутузова к подполковнику Давыдову.
  Закончив представление, Николай спрыгнул с лошади, и, не обращая больше внимания на поручика, направился к беседке, где среди офицеров сидел командир отряда.
  - Штабной! - чуть скривив губы, произнес небрежно Давыдов. Хоть и негромко, но достаточно, чтобы Николай мог услышать.
  - Ага! Сейчас начнет порядок наводить! - усмехнулся майор Ружецкий.
  Но его слова не мог слышать Данилов, поскольку тот сидел спиной. А вот причину небрежно брошенного Давыдовым он понял сразу. Здесь командир гусар и царь, и бог, и воинский начальник. И вдруг появляется человек, который разом объясняет, что у главнокомандующего русской армией таких начальников не одна сотня. Ну что ж! Николай и не ждал царского приема, но ему нужно, чтобы этот, избалованный вольницей человек, при необходимости точно выполнял его приказы. И он прекрасно понимал, что одного письма Кутузова будет мало.
  - Штабной, теперь я штабной! - улыбаясь, радостно проговорил Николай, сразу бросаясь в атаку. - Я знаю, Денис Васильевич, вы очень любите штабных. Еще бы! Столько лет при штабе.
  А что делать? Любой ценой необходимо убедить в его в беспрекословности подчинения.
  - Вам пакет от Кутузова!
  - Благодарю, - Давыдов взял конверт, небрежно положил его на стол, - но я не только при штабе служил! Ахтырский полк мне родной!
  - Да, конечно, величайшие сражения истории - Аустерлиц, Бородино!
  Николай отлично знал, что в аустерлицком сражении Давыдов не участвовал, а под Бородино только в первый день - в бою за шевардинский редут.
  Неловкая тишина повисла над беседкой.
  - Сдается мне, здесь кто-то ищет ссоры, - глядя в сторону леса, проговорил Ружецкий. Давыдов молчал, хотя его слово с оттенком презрения и неуважительное отношение к письму главнокомандующего, при желании можно было принять за вызов.
  - Вы говорите о дуэли? Что вы! Ни в коем случае! Во-первых, император запретил.
  - Император далеко!
  - Во-вторых, майор, согласитесь, стреляться можно только в том случае, когда у обоих противников есть хоть какие-нибудь шансы. Иначе это убийство.
  - Что вы имеете в виду?
  Николай молча снял плащ, небрежно кинул на перила. Из-за борта темно-зеленой куртки выглядывала ручка пистолета. Взводя курок, Данилов задумчиво смотрел в лицо Ружецкому, будто размышляя о чем-то. Потом, словно приняв решение, переложил оружие в левую руку. Отворачиваясь в сторону бревенчатой стены, он успел заметить ироничный взгляд Давыдова и необычное положение усов, видимо, говорящее о том, что под ними спрятана усмешка.
  Горшки висели на месте, Николай заметил это еще когда въезжал в усадьбу.
  "Нечестно! - подумал Данилов, поднимая пистолет. - Они не знают, что я делал это уже тысячу раз. Но не стреляться же мне с этим бесшабашным гусаром".
  
  II
  
  - Может, лучше я или Арменьяк?
  - Нет, Доминик! Я сам.
  - Как прикажете, мой генерал, - Левуазье растянул губы в улыбке, хотя было видно, что ему не по себе.
  Задумка Каранелли, конечно, хороша. Но риск велик. Сидеть в телеге, неподвижно, связанным, когда вокруг перестрелка, занятие не самое приятное.
  - А может, сделаем по-другому? - неожиданно промолвил Фико.
  - О, я не сомневаюсь, мой друг, - не упустил возможности позубоскалить Левуазье, - что ты легко сможешь забросить командира из леса прямо во двор усадьбы. Только боюсь, что Луи может сильно удариться.
  Доминик опрометчиво отвернулся. Анри сгреб в кулак мундир французского пехотинца на его спине и поднял над землей в вытянутой руке. Такой захват лишал малыша всех преимуществ в ловкости.
  - Ты дашь мне сказать?!
  - Говори, Анри! И отпусти, его! Он будет молчать!
  Шутки шутками, но это приказ, который ослушаться нельзя.
  - Мы ведь знаем, где на обоз нападут русские.
  - Да, они уже в засаде, я видел, - отпущенный Доминик стал серьезным.
  - Так зачем нам везти связанного командира туда?
  - Анри! Это же главная часть плана. Русские должны отбить пленного капитана. Чтобы он мог попасть в усадьбу.
  - Что они станут делать, если обоз развернется и помчится назад в деревню?
  - Если останутся без добычи, то наверняка, будут преследовать, - вмешался Каранелли.
  - Вот здесь за домом и будет стоять подвода, в которой они найдут связанного русского офицера. И остальные подводы, за которыми охотятся. А мы уйдем в лес.
  - А если будут преследовать и дальше? - спросил Луи, который уже все понял. Но было интересно, как представляет ситуацию Фико.
  - Нет. Им по полю скакать, а мы в лесу за толстыми стволами. Подстрелим с десяток, и вся охота пропадет.
  - Ну что ж, отлично! Риск, и правда, снижается. Спасибо, Анри! Так и сделаем.
  - Нет, я не понял, - заявил Доминик, - если Луи сядет на подводу только здесь, то у русских появится вопрос - откуда он взялся?
  - Как жаль, мой дорогой, - рука полковника Фико на этот раз очень нежно легла на плечо бригадного генерала Левуазье, - что соображаешь ты значительно хуже, чем фехтуешь. Мы повезем на подводе огородное пугало в плаще русского офицера.
  
  III
  
  Раздался выстрел, и горшок, висящий на жерди на немыслимом расстоянии, разлетелся в разные стороны мелкими осколками. Ни у кого не осталось сомнения, что пуля попала в центр цели, а не только зацепила ее.
  - Господа гусары могут тоже попробовать, там еще висит один кувшин.
  Однако никто не схватился за пистолет.
  - Впечатлительно! - произнес Ружецкий.
  - Но есть еще и третье обстоятельство, мешающее проведению дуэли...
  - Опять! - грозный крик летел со стороны дома. К беседке по дорожке приближался Порфирич, сердито шевеля усами. - Это сколько же можно бедокурить! Управы на вас нет!
  - А, это снова ты! - голос Давыдова не предвещал ничего хорошего. - Я тебе говорил сидеть тихо?! Последний раз предупреждаю - еще раз явишься без приглашения, велю выпороть!
  - Не ваше это дело, ваше благородие, чужих слуг пороть! У нас свой барин есть! А вы, уж если приспичило, своих гусаров и порите!
  "Однако! - подумал Николай, которого Порфирич до сих пор не заметил среди офицеров. - Представить невозможно, чтобы он так мог разговаривать с господами. В званиях-то разбирается, а Давыдова благородием, вместо высокоблагородия назвал. Считай, на две ступени понизил! Как быстро война меняет характеры людей".
  - Что случилось?
  Старик словно натолкнулся на невидимую стену.
  - Ой... Батюшки! Князь! Князь вернулся! Николай Тимофеевич...
  Из грозного старика словно выпустили пар. Он сделал два шага вперед, и вдруг Николай отчетливо понял, что тот собирается грохнуться на колени и целовать его руку. "Ужас какой! - мелькнуло в голове. - Кажется, довели старика". Стремительно шагнув навстречу, он обнял Порфирича, не давая ему упасть.
  - Что же это творится, ваше сиятельство, - чуть всхлипывая, изо всех сил стараясь держаться, негромко бормотал тот.
  - Ну, ну, Порфирич! Господа офицеры гости в нашем доме.
  - Гости?! Какие ж это гости? Курят в спальне! Погреб винный растащили! Стреляют где попало! Стрелять совсем не умеют, а стреляют! С пятнадцати шагов попасть в бутылку шампанского не могут!
  Да, сильно расстроили старика!
  - Что делать, нужно же им как-то учиться.
  Гусары народ вспыльчивый, но Данилов понимал, что его выстрел выписал ему индульгенцию на подобное ерничанье.
  - Вот как? - волнение Порфирича разом сменилось на озадаченность. Видно подобная мысль не приходила в голову. - Ну... тогда, наверное.
  Майор Ружецкий и другие офицеры были растеряны. Что в полной мере удалось князю, так это ошарашить гусар. И вопросительные взгляды устремились на Дениса Давыдова.
  Тот размышлял. С одной стороны он, если честно, никогда не сталкивался со столь, мягко говоря, непочтительным отношением. Слава забияки летела далеко впереди него. Он просто не мог представить, что кто-нибудь решится на такое. С другой стороны, как не крути, виновником ссоры является он сам. Пренебрежительно брошенное слово и недостаточное внимание к письму главнокомандующего еще не повод считать его зачинщиком скандала. Но оказалось, что слово он бросил хозяину, в дом которого явился без приглашения! А это совсем уже другой оборот.
  - Простите нас, ваше сиятельство, - твердо, но все-таки обозначив почтение в голосе, произнес Давыдов, - если что сделали не так. Я плохо расслышал вашу фамилию. А майор Ружецкий у нас бывает иногда излишне горяч.
  - Пустое, Денис Васильевич! Чувствуйте себя как дома, господа, - на лице князя уже заиграла радушная улыбка, - мне самому неловко, что не могу оказать достойную встречу. Война сильно уменьшает мои возможности. Но, тем не менее, мы можем рассчитывать на ужин. Не так ли?
  Последний вопрос был адресован Порфиричу, который буквально на глазах обрел обычное спокойствие и невозмутимость. Так всегда случается, когда с человека снимают непомерную ответственность. Вот и сейчас, присутствие князя сразу освободило его от принятия важных решений.
  - Будет исполнено! - с достоинством ответил дворецкий. - Как обычно, на семь часов?
  - Пожалуй.
  Данилов вновь повернулся к гусарам.
  - Кстати, о дуэлях, господа!
  В воздухе вновь запахло грозой. Все замерли, подарив внимание князю.
  - Я слышал, что вы, Денис Васильевич, неплохо сочиняете стихи. Почему бы за ужином нам не скрестить наши рифмы. Против такой дуэли не будет возражать и сам император.
  Отчетливый вздох облегчения пролетел над беседкой.
  - Ну знаете, князь! - произнес Ружецкий. - Вы сами говорили, что дуэль имеет смысл, если шансы есть у обоих противников.
   - А я от своих слов не отказываюсь. Смею вас уверить, ваше высокоблагородие, мои стихи всегда очень нравились постояльцам нашей конюшни.
  Одобрительный смех гусар говорил, что князь им начал нравиться. А Николай уже подошел к своим - корнету и драгуну, которые так и не слезли с лошадей, флегматично наблюдая за происходящим.
  - Дорогу назад найдете?
  - Разумеется, - уверенно ответил Белов, - мы же драгуны, а не какие-нибудь...
  Заметив, что встретивший их поручик напряженно ждет, что будет сказано дальше, продолжил после короткой заминки.
  - ... артиллеристы!
  - Тогда ведите сюда взвод!
  Князь снова вернулся к беседке.
  - Господин майор, - сказал он Ружецкому, - не будите ли так любезны, ужать ваших гусар? Не могли бы вы освободить одну из изб, сейчас сюда прибудет взвод.
  - Конечно, ваше сиятельство, - беспрекословно отозвался Ружецкий. Уже хорошо.
  Николай подошел к Давыдову и негромко, чтобы никто не слышал, произнес:
  - Вы письмо все-таки прочитайте, Денис Васильевич! А через полчаса я жду вас в кабинете моего отца. Профирич покажет, если не знаете.
  И не дожидаясь ответа, пошел к дому. Не оборачиваясь. У гусар не должно оставаться сомнений, кто хозяин. И не только в доме.
  
  IV
  
  - Знакомьтесь, князь, майор Азаров Андрей Сергеевич. Кстати, за Аустерлиц награжден!
  В голосе Давыдова сквозил легкий налет сарказма, подчеркивающий, что утренний разговор он не забыл. Ну ничего, пусть попереживает немного. Главное, чтобы глупостей не наделал.
  - Очень приятно! А где вы были во время сражения?
  Высокий светловолосый Азаров, одетый в форму французского кирасира, не очень-то похож на француза.
  - На Праценских высотах. Я служу в Кавалергардском полку. И тогда тоже служил.
  - Атака Депрерадовича?
  - Да. Эскадрон полковника Репнина.
  Николай немного помолчал, подбирая слова, чтобы не получилось фальшиво.
  - Я хоть и был далеко, у Буксгевдена, но про сражение знаю почти все. Уверен, что если бы не ваш полк, битва могла закончиться к полудню.
  - Это приятно слышать, ваше сиятельство, но вы меня в конфуз вгоняете.
  - Хорошо не буду. А как сюда попали?
  - Самым глупейшим образом. Под Гжатском угодил под ливень, плаща с собой не оказалось. Простудился, горячка. Меня отвезли на хутор. А когда выздоровел, туда зашел Денис Васильевич со своими гусарами. С тех пор я при нем и состою.
  - А сейчас почему в таком виде, - произнес князь, имея в виду мундир Азарова, который, если приглядеться, был ему маловат.
  - Ездил в город, посмотреть, что там у французов.
  - Есть у нас идея, захватить Дорогобуж на день-два, чтобы дорогу заткнуть. А Андрей Сергеевич французский знает, словно в Париже родился, - сказал Давыдов.
  - Откуда? Гувернеры хорошие?
  - Скорее два плена помогли.
  - Хорошо. Теперь у вас все на месте, Денис Васильевич?
  - Еще нет. Отряд поручика Граневского. Затемно ушел на северную дорогу, что к деревням ведет. Там частенько фуражиры шастают. Но к вечеру, в любом случае, должен вернуться.
  - Вот и славно, давайте подождем. Благодарю, что с пониманием отнеслись к моей просьбе.
  Давыдов чуть улыбнулся, однако, подумал совсем другое. В письме Кутузова написано: "прошу любую просьбу подполковника Данилова исполнять как мою". Глупости все это, а не просьбы. Удвоить посты на дороге, - еще куда не шло! Но зарядить все оружие: ружья, штуцеры, пистолеты! Зачем? На нас что, французский полк наступает? Или выставить усиленные посты со стороны леса? Да французы нашего леса боятся больше, чем черт ладана!
  Все это Давыдов довольно эмоционально высказал в кабинете, но князь остался спокоен.
  - Поверьте, фельдмаршал предвидел вашу реакцию и, тем не менее, просил беспрекословно выполнять мои распоряжения.
  - Так что же такое происходит? Вы можете объяснить?
  - Я тоже выполняю приказ. Кутузов велел ничего не объяснять. Никому! Вы настаиваете, чтобы я нарушил приказ главнокомандующего?
  Давыдов замолчал, но воздух буквально запах обидой, излучаемой гусаром.
  - Это продлится не очень долго, я надеюсь, Денис Васильевич. Поверьте, меня самого тяготит ситуация.
  После разговора с Азаровым, Николай вернулся в кабинет, где уселся в любимое кресло отца. Это кресло-качалка помнится ему с детства. Еще маленьким он любил забираться на колени к отцу и, положив голову на грудь, раскачиваться вместе с ним. Сейчас же подполковник размышлял.
  Что ему известно о французских лазутчиках? Во-первых, конечно, это удивительные бойцы. Во-вторых, они знают о миссии Давыдова и, несомненно, охотятся за ним. В-третьих, они умеют добывать информацию - переодеваются в мундиры русских офицеров, хорошо говорят по-русски. А значит, вполне возможно, что они где-то рядом.
   А что есть у Данилова? Одного он точно узнает. И все? Нет, не все. Он знает какое у них оружие. И он знает, что надо быть очень осторожным. А это не мало. И еще. А знают ли они, сколько знает о французах Николай? Конечно, это козырь мелкий. Но все-таки, козырь!
  Мысли князя постепенно успокаивались, укладывались в голове. Почти бессонная ночь и напряжение дня брали свое. Дрема тихо накатывала. История Азарова, провалявшегося пару недель на хуторе, навеяла воспоминание о своей. Николай спал, и ему снилась Ирэна. Черные волосы заплетены в косу, на голове венок из ромашек. Девушка смеялась, раскинув руки и подняв лицо к солнцу.
  - Ирэна...
  - Что, Коля?
  Она опустила голову, и посмотрела в глаза.
  - Я люблю тебя!
  - Я знаю. Теперь ты расколдован.
  - Да, расколдован! Я буду любить тебя и только тебя! Целый век!
  - Нет... Нет, князь! Ты будешь любить меня дольше, чем век. Намного дольше!
  Смех Ирэны отдается серебристым звоном. Все громче и громче.
  - Николай Тимофеевич! Просыпайтесь! Уже пора! - Порфирич, покачивая колокольчиком, стоял возле кресла. - Ужин через четверть часа. У нас гости, ваше сиятельство!
  За окном стемнело. На столе горела свеча. Крепко спал Николай, не слышал ничего.
  - Спасибо!
  - Я воду принес, умыться не желаете, Николай Тимофеевич?
  Да, это Порфирич.
  - Конечно! Спасибо. Чтобы я делал без тебя!
  Вытирая лицо, на всякий случай Николай спросил:
  - Ничего особенного не случилось?
  - Нет, ваше сиятельство! Поручик гусарский только что вернулся, отбили небольшой обоз. Да, чуть не забыл, они капитана привезли.
  - Какого капитана? - сразу встрепенулся князь.
  - Русского. Тоже отбили.
  Эта новость не понравилось Данилову. Ему вообще не могли сейчас нравиться новости, поскольку хороших ждать неоткуда.
  
  V
  
  Стол выглядел просто восхитительно. Капуста квашеная, грузди соленые, огурчики малосольные, яблоки моченые, клюква, брусника, слива, груши. На горячее у дворецкого предполагалось подать рассыпчатую вареную картошку, жареные подосиновики и окуньков, запеченных на углях. На десерт, если бы дело дошло до него, кисель из сушеной вишни и пироги с черничным вареньем.
  Для приготовления всего этого дворецкий отправил двоих мужиков на рыбалку, а двое других ходили в деревню с наказом принести припрятанный провиант и привести черную кухарку - ту, что готовила для дворовых крестьян. Белая, к величайшей досаде Порфирича, уехала вместе с господами. А шампанское и вино поставили на стол из княжеского погреба, точнее из тайников, в которые еще до прихода отряда Давыдова дворецкий успел перетащить две трети бутылок.
  Капитан, отбитый поручиком Граневским, приводил себя в порядок. Николай отправил к нему Белова передать приглашение на ужин, и вскоре офицеры вошли в зал, освещенный множеством свечей, которые Порфирич достал неизвестно откуда.
  - Разрешите представиться, капитан...
  Удача просто поселилась в усадьбе князя Данилова, и теперь помогала всем подряд, без разбора. Вмешайся она хоть на секунду позже, все бы наверняка закончилось для Луи Каранелли, одетого в форму русского капитана, совсем по-другому.
  - Граф! Не может быть! Это вы?! Какая неожиданная встреча!!
  Широко раскинув руки, Азаров шел к капитану. Луи мгновенно узнал майора, но изобразил легкое недоумение на лице, понимая, что ему необходимы секунды, чтобы оценить ситуацию.
  Удивительно, но свое имя, точнее то, которым собирался представиться здесь, он еще не назвал никому. Во время скачки к усадьбе было не до этого, а здесь, не успел он умыться, как явился корнет с приглашением.
  - Граф, вы меня не узнаете? Я Азаров! Помните ночь после Аустерлица? Лазарет Наполеона?
  - Азаров? Андрей?!
  - Он самый!
  - Андрей!! - радостно воскликнул капитан, обнимая майора. - Вот это встреча!
  - Извините, князь! Позвольте представить графа Каранеева, моего товарища по несчастью, вместе с которым мы угодили в плен к Наполеону на аустерлицком поле. А это хозяин дома, князь Данилов, Николай Тимофеевич.
  - Для меня большая честь быть представленным вам, ваше сиятельство!
  Внимательный взгляд капитана, произносящего обычную любезность, не совсем вязался с голосом, который дрогнул. Даже столь хладнокровный человек, как Каранелли, может оказаться не готовым к ударам удачи. Он нашел Давыдова и разработал план уничтожения его отряда. А тут оказалось, что гусары квартируют в усадьбе Данилова, того самого, на уничтожение которого Луи получил приказ Наполеона. И самое удивительное, хозяин находится здесь!
  Продолжая знакомиться с офицерами, безошибочно запоминая имена, Каранелли лихорадочно размышлял. Что здесь делает Данилов? Несмотря на напряженность ситуации, Луи не мог не отметить идиотизм вопроса - что делает хозяин в своем доме? Но Бонапарт подозревает, что князь охотится за отрядом Каранелли. И что тогда делает князь в своем доме? Это ловушка? Капкан, поставленный на него? Денис Давыдов приманка? А не слишком ли? Русские отправляют гусар в тыл, заставляя бросить против них лучшее, что есть у французского императора. Уничтожив несколько мелких, стихийно возникших партизанских отрядов, Каранелли добирается, наконец, до гусар, и выясняется, что это засада. Да это просто бред! Полный бред! Но если это бред, то остается идиотский вопрос - что делает в своем доме князь Данилов, когда его Московский драгунский полк где-то под Калугой?
  В то же самое время в голове Николая складывалась совсем другая картина. Он успокаивался. Вновь прибывший капитан оказался давним знакомым Азарова, а значит, Денису Давыдову ничего не угрожало. В том, что в гусарском отряде нет вражеских лазутчиков, князь вполне уверен. Последний раз к нему присоединялись больше недели назад. Давыдов не прожил бы столько, "поселись" в его отряде давние знакомые Николая. Только немного смущала уверенность, что лицо капитана ему знакомо. Он где-то видел его, причем не в те давние времена Аустерлица. Хотя, мало ли лиц приходится видеть на войне.
  - Прошу к столу, господа! - голосом радушного хозяина произнес Данилов. - Не обессудьте, чем богаты! Но я надеюсь увидеть всех вас в этом доме снова после победы над французами. Прошу считать мои слова приглашением на следующий званый ужин!
  Усаживаясь за стол, Каранелли продолжал напряженно размышлять. Что-то не так! Луи чувствовал, что растерян, чего не мог вспомнить за собой уже много лет. Он начал оглядываться, стараясь не привлекать внимания, но ничего подозрительного не заметил. Про него практически забыли, лишь Азаров, радующийся такой встрече, продолжал разговор, к которому остальные потеряли интерес, направив внимание на бутылки вина и шампанского.
  - А я смотрю, граф, служба не задалась. Раньше в драгунских ротмистрах ходили, а теперь в капитанах пехотных.
  Каранелли мгновенно напрягся, прикидывая, как он будет перемещаться. Жаль, что оружия нет! Или так скажем - почти нет. Сейчас будут пытаться взять живым. Азаров сказал главное - он помнит, что раньше Луи считался ротмистром того самого полка, в котором Данилов служил командиром эскадрона. И, понятное дело, не о каком графе Каранееве никогда не слышал.
  Но ничего не случилось. Никого за спиной, Луи по-прежнему сидит ближе всех к двери. Что же происходит? Что происходит?
  - Увы! Так случилось. Я ведь ушел тогда со службы, после ранения. Если бы не Наполеон, то так бы и жил дальше в своем имении. Но вот вернулся в армию три месяца назад. Только в кавалерию мне теперь нельзя - спина болит, если час в седле провести.
  Отвечая спокойным голосом, Каранелли изо всех сил пытался обрести внутреннее равновесие. Может Данилов недавно в Московском драгунском? Тогда откуда ему знать, кто служил там семь лет назад? И вообще, если это ловушка, то зачем здесь Азаров, тем более, зачем ему вспоминать дела давно минувших лет? Специально, чтобы насторожить Луи? Глупость! Или это не западня? А что тогда? Просто стечение обстоятельств?
  Итак, что же получается. Пусть Данилов охотится за моим отрядом. Но меня он не знает в лицо. А что он знает? Точно знает Доминика, атака на Валутинской горе показала это. Что еще? Неизвестно.
  - Скажи, а хозяин дома тоже из драгун? - негромко спросил у Азарова Каранелли.
  - Я не знаю. Давыдов сказал, что прибыл к нам из штаба Кутузова с приказом.
  А может, и правда, Азаров не знает, что князь служил в Московском драгунском полку?
  - Я даже и не знал, что мы четыре дня живем в его усадьбе, - продолжал Андрей.
  - Штабной? - совсем тихо спросил Луи.
  - Штабной, но стреляет, как дьявол! Сам не видел, но лучший наш стрелок, майор Ружецкий, сказал, что счел бы за честь ему пистолеты заряжать. Если позволит.
  Разговор прервался, после первых тостов изголодавшиеся за день офицеры усиленно налегали на закуску.
  - А скажите-ка, граф, - Каранелли поднял голову и увидел, что Давыдов обращается к нему, - как так случилось, что вы угодили в плен к французам.
  - Ужасная история, Денис Васильевич! Я ведь здесь отряд сколотил из мужиков, человек в десять. Крепкие есть, а трое, так в солдатах служили. Вот решили мы на фуражиров напасть. Смотрю, проехали три подводы через Смолково, и дальше, на хутора. Пошел в деревню порасспросить, сколько французов, да что за оружие у них. А потом уж за своими в лес, засаду устроить. Только не доехали фуражиры до хуторов, быстро назад повернули. В общем, выхожу я из избы, а меня тут же и повязали. Если бы не ваш поручик с товарищами, то сидел бы я сейчас у французов в подвале.
  - Вот как? У вас есть отряд.
  - Да, я их уже даже обучать начал штыковому бою.
  - Прекрасно. А может, стоит его присоединить к нашему?
  - Почему бы и нет? Сочту за честь, Денис Васильевич.
  - Договорились. Тогда поутру отправляйтесь вместе с вашим избавителем, поручиком Граневским, за своими мужиками. Если нет возражений.
  Произнося последние слова, Давыдов повернул голову в сторону Николая. Тот молча кивнул, занятый своими мыслями.
  
  VI
  
  Ужин удался. Развеселившиеся офицеры оказались довольными.
  - Господа, минуточку, - поднимая очередной бокал с шампанским, попросил поручик Граневский, - господа! Я предлагаю выпить за хозяина дома! За его радушие, за великолепный ужин. Нет, я не шучу, господа! Всем нам приходилось сидеть и за другими столами, накрытыми обильней и пышней. Но здесь, глубоко в тылу у французов, это поистине царское угощение, о котором мы могли бы только мечтать!
  - За князя! Гусары! Стоя! - Давыдову и впрямь начал нравиться хозяин дома.
  - Право, князь, - проговорил Ружецкий, когда бокалы опустели, - вы открыли для меня новую сторону жизни, которую невозможно постичь ни на одном из светских приемов. Я никогда не пробовал ничего более изысканного, чем закусить бокал, темного густого русильонского "Фронтиньяка", порцией сочной квашеной капусты. Благодарю вас, князь! Долог будет мой век или короток, до самой смерти я не забуду этот прекрасный ужин!
  Веселый смех пронесся по залу. Даже Каранелли, весь вечер просидевший в напряжении, ожидая подвоха, засмеялся. Действительно, надо будет при случае угостить Бонапарта. Хоть он и не до конца понял все происходящее, но стало ясно, что присутствующие в зале не знают, кто он. Даже князь Данилов, который, кажется, и вправду, охотится за его отрядом.
  А вот что нужно будет сделать обязательно, так это предупредить Доминика, чтобы он не появлялся, когда завтра Луи приедет за крестьянским отрядом. Ну, что ж, ему дело и за усадьбой найдется. План Каранелли основывался на том, что его офицеры проникают в усадьбу под видом мужиков. С собой привозят две подводы, которые набиты взрывчаткой. За десять минут французы должны расставить ящики так, чтобы при взрывах они поразили как можно больше гусар. Понятно, что те могли заинтересоваться, содержимым ящиков. На этот случай "мужики" должны отвечать: "Не знаем, вчера вечером у французов отбили! Покажем нашему капитану, он решит, что делать!" Бесхитростно, конечно, но нужно-то всего десять минут. А потом пистолеты и сабли закончат дело. Жаль, конечно, что в усадьбе не будет Доминика, он в таких делах просто великолепен.
  Левуазье должен появиться на окраине леса примерно через час. Каранелли сообщит ему, что завтра в условленном месте, спешившись по малой нужде, он оставит записку с подробными указаниями. Лазутчик, подобравший ее, по лесной тропинке приедет на хутор, где будут все остальные, на четверть часа раньше, чем Луи с гусарами, поскольку поедет по дороге. Если все пройдет удачно, то завтра до полудня он выполнит оба приказа императора: гусар Давыдов с отрядом и "охотник" Данилов перестанут существовать.
  - Но господа, - Ружецкий сделал паузу, привлекая общее внимание, - у нас осталось одно незаконченное дело... дуэль!
  - Дуэль!? Какая дуэль? - Азаров поднялся во весь немалый рост. - Какие могут быть дуэли на войне!?
  - Стихотворная. Пока вы отсутствовали, господин майор, князь вызвал Дениса Васильевича померяться рифмами. Не так ли, Николай Тимофеевич?
  - Так. От слов своих отказываться не привык.
  - Отлично! А вы Денис Васильевич?
  - Ну что ж, я готов. Надеюсь, что вы стреляете лучше, чем пишите стихи.
  Давыдов улыбался. Все-таки, надо немного укоротить прыть это князя. Хотя бы в мелочи.
  - А вам, Андрей Сергеевич, хочу предложить роль судьи, - продолжал Ружецкий.
  - Почему? - опешил Азаров.
  - Видите ли... Рифмы это не пули. Кто-то должен оценивать, чья точнее. А мне хорошо известно, что вы любите стихи, и отлично разбираетесь в них.
  - А почему не вы? Вы тоже разбираетесь.
  - Мне нельзя. Я давний поклонник Дениса Васильевича. Надеюсь, ваше сиятельство, вы не обидитесь, если я буду желать удачи вашему противнику?
  - Отчего ж, ваше высокоблагородие? Я сам буду желать ему удачи, - улыбнулся князь.
  - Но это как-то неожиданно, может быть граф? - Азаров по-прежнему смущен предложением Ружецкого. - Граф, вы любите стихи?
  - Только хорошие.
  - А можете продекламировать что-нибудь из хороших стихов?
  Каранелли задумался на несколько секунд. Какие задачи ставит иногда жизнь!
  
  На всех ярится смерть - царя, любимца славы,
  Всех ищет грозная... и некогда найдет;
  Всемощные судьбы незыблемы уставы;
  И путь величия ко гробу нас ведет.
  
  - Однако! У вас отменный вкус, граф!
  - Жуковский мой кумир! - ответил Луи. А про себя подумал: "Что удивительно, я не сильно покривил душой".
  - Ну, вот и славно! Оба будете судьями! - Ружецкий делал все, чтобы поединок состоялся.
  - Если вместе с графом, то я согласен.
  Посовещавшись с капитаном, Азаров объявил:
  - Вначале, господа дуэлянты, вы должны представиться. В стихотворной форме, разумеется. Ваше представление мы будем считать за выпад, который противник должен отразить. Если условия понятны, то прошу вас, Денис Васильевич!
  - А вы затейник, Андрей Сергеевич! А еще пытались отказаться, - довольный таким предложением произнес Ружецкий.
  Давыдов встал из-за стола и прошел по комнате, чуть покусывая ус.
  - Хорошо. Пусть будет это.
  
  Я люблю кровавый бой,
  Я рожден для службы царской.
  Сабля, водка, конь гусарский
  С вами век мой золотой.
  
  - Браво! - крикнул поручик Граневский, захлопав. Гусары поддержали товарища, также ударив в ладоши.
  - Отлично, Денис Васильевич! - князь искренне рад. - Я думал, вы прочитаете нам что-нибудь известное. Давно написали?
  - Еще не написал, но как-нибудь закончу на досуге.
  - Обязательно, обязательно надо закончить! Уверен, это будет великолепное стихотворение.
  - Ваш ответ, Николай Тимофеевич! - Азаров старался быть невозмутимым.
  - Теперь я должен представиться?
  - Нет, вы должны отразить выпад.
  - Как?
  - Как сумеете. А мы оценим.
  - Хорошо, - через полминуты проговорил князь, - попробую так.
  
  Но к утру затихнет бой,
  В голове чугун баварский...
  Водку выпил конь гусарский
  И храпит друг дорогой.
  
  Аплодисменты и смех превзошли все ожидания. Даже Азаров потерял свое подчеркнутое спокойствие. Лишь Николай и капитан с удивлением смотрели на гусар.
  - Вы знаете эту историю? - сквозь смех проговорил Ружецкий.
  - Какую?
  - Когда конь подполковника вместе с овсом употребил литр водки?
  - Нет.
  - О! Слышали бы вы, как он храпел! Ваше сиятельство, это длинная история. Позвольте, я расскажу ее в следующий раз, если не возражаете.
  Гусары с трудом справились со смехом. Азаров обрел прежнюю невозмутимость.
  - Теперь представьтесь вы, князь!
  Выдержав паузу, которая украсила бы выступление любого актера, Николай продекламировал:
  
  Я драгун. Это значит дракон.
  И мундир мой неяркой расцветки.
  Нет усов. А гитарные отзвуки струн
  Из моих не несутся окон.
  Не люблю мишуры разноцветные метки.
  Я дракон. Это значит драгун.
  
  Тишина такая, что казалось можно услышать уханье совы в лесу, воцарилась в зале. Раздался отчетливый хлопок в ладоши. Потом второй, третий, и все присутствующие принялись аплодировать.
  - Однако! - качнул головой Ружецкий. - После вашего первого стишка, князь, создалось впечатление, что вы способны лишь на незатейливые шутки. Но вам легко удалось развеять это мнение.
  Давыдов явно не ожидал такого.
  - Сколько у меня есть времени на ответ?
  - Вас не торопят, ваше высокоблагородие, - спокойно сказал Азаров, - но вас ждут.
  Пара минут прошла в тишине. Никто не хотел мешать складывать рифмы. Наконец, Давыдов промолвил:
  
  Пусть загремят войны перуны,
  Я в этой песне виртуоз!
  Но виртуозны и драгуны...
  
  На сей раз, аплодисменты гусар были не столь оглушительны. Хотя и прозвучало ценимое уважение к противнику, но строфа показалась незаконченной. К тому же командир, в чьей легкой победе не сомневался никто, наткнулся на серьезного противника, и стихотворная дуэль превратилась в интересный поединок, а не избиение младенца.
  - Ничья! - провозгласил Азаров. - Но, Денис Васильевич, прошу учесть, что ваш мундир порван драгунским палашом.
  - Господа, - проговорил князь, - а не испить ли нам вина? Так ведь может горло пересохнуть. Прошу наполнить бокалы, пока судьи готовят нам следующее испытание.
  Призыв был поддержан с воодушевлением, однако скоро все потребовали продолжения схватки, понимая, что подобный поединок может быть увиден в жизни только раз.
  - Мы решили, что ответ противнику только затягивает дуэль, - сообщил Азаров, - просто читайте ваши стихи по очереди.
  - Тема первая - любовь, - добавил капитан, внимательно глядя на князя. - Прошу вас, ваше сиятельство.
  
  Своей любви давно не жду ответа,
  Жар сердца моего тебя не обожжет,
  Не тронет струн души, не запоет
  Мелодия, что топит жесткий лед.
  Ты не моя, ты достоянье света.
  Уходит вдаль за поворот карета,
  Удел моей любви - зима средь лета,
  Обочина дорог и прерванный полет.
  
  - Браво, князь! У вас такой необычный ритм! Даже и не знаю, что мне делать, - Давыдов откровенен.
  - Спасибо, похвала такого мастера - дорогая награда! Только с моим ритмом не надо ничего делать, - засмеялся Николай.
  - Ладно, не буду. Что ж, попытаюсь ответить.
  
  Я - ваш! И кто не воспылает!
  Кому не пишется любовью приговор,
  Как длинные она ресницы подымает,
  И пышет страстью взор!
  Когда харитой улыбнется,
  Или в ночной тиши
  Воздушным призраком несется,
  Иль, непреклонная, над чувствами смеется
  Обуреваемой души!
  
  - Увы, поэты не поведали нам о легких победах в любви, о чем мечтает каждый из нас! Огласим приговор, господин капитан?
  - Да. Вы ранены, Денис Васильевич!
  - Не смею возражать, я почувствовал это, едва уважаемый хозяин дома прочитал свой стих.
  - Тогда последняя тема господа, - Азаров выдержал паузу, - друзья-товарищи!
  - Отличная тема! Держитесь, Николай Тимофеевич! Кажется, у меня появился хороший шанс!
  
  Ради Бога, трубку дай!
  Ставь бутылки перед нами,
  Всех наездников сзывай
  С закрученными усами!
  Чтобы хором здесь гремел
  Эскадрон гусар летучих,
  Чтоб до неба возлетел
  Я на их руках могучих!
  
  В громких криках "Ура!", звуке аплодисментов и радостном смехе потонули последние слова Давыдова. Но почти сразу все взоры обратились к Николаю. Сегодня он столько раз изумлял гусар, что во многих глазах читалось любопытство - неужели и сейчас он сможет взять верх?
  
  Твое имя узнать - не судьба.
  Холод. Поле моравской земли.
  Ты привез к отступленью приказ,
  Но назад для тебя нет пути.
  
  Твое имя узнать - не судьба.
  За спиною замерзший Сачан.
  Орудийные залпы, стрельба,
  Глухо оземь копыта стучат.
  
  Твое имя узнать - не судьба.
  В этот день ты роднее, чем брат.
  А багровый закат, как беда.
  В пистолете последний заряд.
  
  Твое имя узнать - не судьба.
  В том бою ты не раз меня спас,
  Но шальной режет воздух снаряд...
  Твое имя узнать - не судьба.
  
  Князь закончил чтение в полной тишине, только на этот раз вызванной не изумлением от неожиданного мастерства автора. Просто каждый задумался о своем, а им, офицерам, не раз побывавшим в тяжелых боях, есть что вспомнить.
  Прошло не меньше, чем полминуты, когда Азаров, наконец, произнес:
  - Я полагаю, что мы должны назвать победителя.
  - Это лишнее, господин майор! - Давыдов плеснул вина в бокал. - Все ясно без слов. За князя Данилова!
  
  VII
  
  Окно малой гостиной, что на втором этаже, выходило на лес. Лучше место найти трудно, это окно практически не видно со двора. Каранелли медленно, словно гуляя по дому, обходил комнаты, отсутствие прислуги существенно упрощало задачу. Темные коридоры и комнаты были пусты, как и гостиная, только разожженный камин немного подсвечивал стены и кресла.
  Отметив, что на каминной полке стоит одинокий подсвечник с огарком, Луи вернулся в коридор, где замер, прислушиваясь. Смех и громкие голоса доносились с первого этажа, гусары устали сидеть за столом, некоторые вышли во двор, вдохнуть свежего воздуха. Каранелли вернулся в гостиную. Зажженную свечу поставил на подоконник. Выждав минуту, начал медленно поднимать ее до самого верха окна. Повторив, поставил свечу на каминную полку и сел в кресло, дожидаясь ответа. "Завтра я убью двух русских поэтов. Возможно, великих", - подумал Луи. Мысль огорчила. Почему в этой стране воюют все, даже поэты?
  Данилов вышел во двор вместе с Беловым.
  - Давайте проверим посты, корнет!
  - Как прикажете, ваше высокоблагородие. Разрешите спросить?
  - Спрашивайте.
  Вышедшая из-за туч луна освещала лицо Белова с одной стороны, превращая в забавную полумаску - одна сторона серебристая, а другой не видно вовсе.
  - Зачем мы поставили посты со стороны реки? Здесь даже нет брода.
  - По единственной причине - никто не ждет, что отсюда может быть совершено нападение.
  - На нас собираются нападать?
  - Не знаю. На нас - вряд ли, но за гусарами охотятся.
  - Кто?
  - Если бы я знал, все было бы намного проще.
  - Вы хотите сказать, что мы прошли двести верст, чтобы защитить отряд Давыдова от нападения?
  - Вы удивительно точно ухватываете самую суть, корнет! - иронично проговорил князь. И вдруг ему стало неловко. "А чем я лучше Чардынцева? Тогда, семь лет назад, когда пришел к нему с рапортом? А ведь Белов не в пример мне, тогдашнему, толков и грамотен. Стыдно, князь! Он ведь тебя за учителя держит".
  - Ты не обижайся, Михаил! Не в духе я, сам терзаюсь от неизвестности, - меняя тон, проговорил Николай, - да и говорить много не могу - приказ Кутузова.
  - Но что мы против гусар Давыдова? Нас две дюжины, а у него двести сабель.
  - Только их командир никогда не поверит, что за его партией охотится дюжина французов, которые намного страшнее полка кирасиров. И полезет на рожон. А тогда жить и ему, и его гусарам, считанные часы.
  Не прерывая разговора, подполковник и корнет спустились к Днепру.
  - Кто идет? - раздался окрик из темноты.
  Офицеры стояли, освещенные луной, как и большая часть берега, а часовых не было видно. Николай признал, что не может даже сказать, откуда раздался голос.
  - Подполковник Данилов и корнет Белов.
  Уже поднимаясь от реки, Николай произнес:
  - Толковые у тебя, Михаил, драгуны во взводе. А это, как не крути, заслуга командира. И не возражай! Так вот! Все, что я сейчас скажу, должно умереть вместе с тобой.
  Знай Николай, что случится через несколько минут, наверное, сказал бы по-другому. И хотя никакой вины за ним не было, много дней не мог отделаться князь от ощущения, что именно эта фраза оказалась роковой.
  - Помнишь Бородино? Атаку на Курганном холме?
  - Конечно!
  - А что с первым эскадроном стало, помнишь?
  - Попал под батарейный залп...
  - О чем ты, корнет? Какой залп? Где могла стоять эта батарея? И сколько должно быть орудий, чтобы одним залпом положить эскадрон?
  - Мне тоже тогда показалось странным это, но все говорили - артиллерия!
  - Шесть французов, за которыми мы гнались, расправились с эскадроном!
  - Я отстал тогда! - с досадой произнес Белов.
  - Но ты же знаешь, что один упал с лошади, и мы хотели его взять. А чем закончилось? Потеряли девять человек, а француз ушел.
  - Да, повезло ему!
  - Ему?! Это нам повезло, корнет! Что не потеряли роту!
  - Ну... прямо уж и роту! - в голосе Белова откровенное недоверие.
  Но князь не ответил, лишь повернув голову, приложил палец к губам. От крыльца к ним шел Азаров.
  - Ваше сиятельство!
  - Слушаю вас.
  - Я хотел спросить. О последнем стихотворении. Оно просто замечательное.
  - Спасибо.
  - Но мне показалось, что связано с событиями на Аустерлицком поле.
  - Так и есть. Майор Вяземский привез Дохтурову приказ на отступление к Праценским высотам. Только было уже поздно, пришлось отходить к Сачану. Вот он и остался при моей роте.
  - Вы командовали ротой при Аустерлице? - Белов не знал этого.
  - С обеда. Только к вечеру он стала не больше взвода.
  - Простите, как вы сказали фамилия майора?
  - Вяземский.
  - Его звали Иван Алексеевич.
  - Что?
  - Майор Вяземский, Иван Алексеевич, служил со мной в одном эскадроне. За три дня до сражения его перевели в штаб Кутузова.
  Данилов остановился. Перед глазами, как живой, стоял высокий стройный Вяземский. Аксельбант и грудь белого мундира забрызганы каплями крови. Ясные глаза цвета осеннего неба.
  - Иван Алексеевич... Иван. О, это удивительно, до чего же тесен мир!
  Николай снова двинулся вперед. Теперь они все втроем обходили барский дом, направляясь к самому дальнему посту.
  - Да, ваше сиятельство! А наша встреча с графом чего стоит! А вы знаете, раньше он тоже, как и мы, служил в кавалерии?
  - Вот как? - рассеяно, думая о своем, спросил Николай. - И где?
  - В драгунах! В Московском полку.
  На этот раз Данилов остановился, будто налетел на стену.
  - Тогда, в восемьсот пятом, он был ротмистром.
  - Корнет! - Николай изо всех сил старается сохранить хладнокровие. - Продолжим проверку часовых позже. А сейчас пять человек с оружием сюда. Быстро!
  Белов помчался во взвод, поняв, что задавать лишние вопросы не нужно.
  - Что-нибудь случилось?
  - Да, Андрей Сергеевич! Кажется, случилось. Сейчас мы это узнаем.
  Спокойный голос - это главное! Нельзя вспугнуть Азарова. Сейчас его нужно схватить, а уже потом заняться графом. Или кто он там на самом деле? Стоп! Что-то не так. Да, Азаров, представив Каранеева, снял подозрения на его счет. Только умышленно ли он это сделал? Ведь, если они заодно, то сейчас он фактически выдал лазутчика. В том, что здесь никакой путаницы, что граф и есть человек из того отряда, который охотится за гусарами, Николай не сомневался. Несколько секунд назад он вспомнил, где не очень давно видел его. На бородинском поле, около Псарево. Когда по приказу Тимохина ехал к Кутузову. Только тогда на "графе Каранееве" был мундир полковника.
  - Скажите, Андрей Сергеевич, а почему вы решили, что граф раньше служил в Московском полку? Вы видели его в драгунском мундире?
  - Видел. Да он и сам мне сказал, когда я в лазарете очнулся.
  - То есть, вы впервые увидели его в лазарете?
  - Да.
  - Понятно. А вы не знаете, где сейчас граф?
  - Нет.
  Едва заметный отблеск шевельнулся на траве за спиной Азарова. Николай поднял голову. В окне второго этажа вдоль стекла медленно всплывал огонек свечи. Добравшись почти до самого верха окна, он стал опускаться.
  - А я, кажется, знаю.
  Прибежал Белов с драгунами. "Если я ошибся, то до утра не доживу! - подумал Николай. - Да что там до утра, и четверти часа у меня не будет".
  - Так, братцы! Без шума, вдоль стенки идите под то окно. Курки взведите. Если из окна кто-нибудь выпрыгнет - стреляйте сразу, не раздумывая. А вы, господа офицеры, за мной!
  - Да что вдруг случилось?! - недоуменно спросил Азаров.
  - Не вдруг! А семь лет назад. Я командир эскадрона Московского драгунского полка. Во время кампании восемьсот пятого года служил там же. Так вот, у нас никогда не было графа Каранеева!
  Подходя к крыльцу, Николай сообразил - раз лазутчик подавал знаки, то в лесу их кто-то принимал.
  - Денис Васильевич, - Давыдов стоял в вестибюле вместе с несколькими офицерами, - быстро поднимайте ваших гусар! Всех! Приготовиться к отражению атаки из леса!
  - Что случилось? Что за спешка?
  Громкий голос Давыдова зазвучал в вестибюле. Николай встревожено кинул взгляд на лестницу.
  - Тише, пожалуйста! И быстрее! Остальные, кто при оружии, за мной.
  "Хорошо, что пистолеты заряжены", - думал Николай, шагая по коридору и взводя курки. Рядом шел Азаров, кипя гневом, следом три гусара. Замыкал шествие корнет.
  Граф стоял у окна, свеча снова перекочевала на каминную полку. Николай держал пистолеты, направленные в грудь Каранеева.
  - Вы мерзавец, граф! - делая шаг вперед, сказал Азаров.
  - Спокойнее, Андрей Сергеевич! Господин капитан, у нас есть доказательства, что вы не тот человек, за которого себя выдаете.
  - Вы правы, князь! У вас есть доказательства. Но главное - вот оно!
  Спокойный голос завораживал, а плавное движение руки приковывало внимание.
  Маленький, не больше вершка, брусочек шлепнулся поверх горящих в камине дров. И невольно все взгляды устремились на него. Никто не заметил, что Каранелли отвернул лицо.
  Яркая, словно солнце, только не желтого, а белого цвета вспышка ударила из камина. Луи увидел ее даже через плотно сжатые веки.
  Когда Каранелли открыл глаза, офицеры выглядели более чем беспомощно. Кто одной, кто двумя руками держался за глаза. Некоторые с трудом сдерживали стон от невероятной рези. Только Данилов, закусив губу, слепо шарил пистолетами далеко в стороне от сменившего место француза.
  "А я ведь не смогу вот так убить его, хоть и вооруженного, но абсолютно слепого, - подумал Каранелли, доставая стилет. - Да и некогда".
  Резко толкнув Азарова на князя, Луи проскользнул между гусар, и тут заметил, что Белов поднимает пистолет. По щекам текли слезы, но он явно видел! Может потому, что от вспышки его прикрыли спины гусар.
  Каранелли опередил корнета на доли секунды. Правая рука вогнала стилет точно в сердце, а левая вырвала пистолет из слабеющей руки.
  Николай услышал негромкий горловой всхлип, а затем быстро удаляющиеся шаги по коридору. Бросив один пистолет, он нащупал стену и пошел вдоль нее к выходу. На пороге споткнулся обо что-то мягкое и выпал в коридор.
  Лежа на полу, Николай перевернулся на спину и выстрелил в потолок.
  - Держите Каранеева! - крикнул во всю мощь легких. В ответ из вестибюля раздался грохот, проклятия, звон металла и еще один выстрел.
  Данилов поднялся и, чуть придерживаясь за стену, пошел по коридору. Подойдя к лестнице, он понял, что вестибюль опустел, и крики несутся со двора. Запах вонючего дыма расползался по комнатам, хотя большая часть его уходила через раскрытые настежь двери.
  По-прежнему вслепую, благо, что дом родной, Николай вышел на крыльцо.
  - Кто здесь есть?
  Сапоги протопали по мрамору ступеней, и рядом раздался голос:
  - Поручик Граневский!
  - Где Давыдов?
  - Разыскать?
  От торца дома раздался крик бегущего человека.
  - Ваше высокоблагородие!
  Вахмистр, который вместе с товарищами стерег окно, торопился к крыльцу.
  - Что случилось?
  - Кто-то в лес ушел. Сам видел. Он там, по темному... Тихо бежал, будто лист на траву. А как у леса... Там луна светит. Быстро так шастнул - и в кусты.
  - Ясно. Вахмистр, срочно всех в ружье! По левой стороне леса восемь залпов! Поручик Граневский! Срочно найдите Давыдова, пусть приходит сюда. Сами возьмите всех гусар с ружьями и по правой части леса!
  - Будет исполнено, только ружей у нас...
  - Поручик, я знаю, что по расписанию на эскадрон гусар положено только шестнадцать штуцеров! У вас есть еще что-нибудь?
  - Десяток ружей французских.
  - Отлично. Тоже восемь залпов. И быстрее, быстрее!
  Данилов вернулся в вестибюль. Резь в глазах поутихла, хотя черные пятна, через которые с трудом удавалось различать окружающие предметы, никуда не исчезли.
  Со второго этажа медленно, держась за перила, спускались офицеры.
  - Ну, что там? - спросил Николай.
  - Убит.
  - Что? Кто убит?! Кто?! - Николай кричал, пытаясь задавить нехорошее предчувствие.
  - Ваш корнет, - в голосе Азарова звучало искреннее сожаление.
  - Черт! - сквозь зубы выругался Николай. Это все, что он мог себе позволить, хотя хотелось броситься на пол и молотить кулаками по дубовому паркету.
  В дом, громко стуча сапогами, вбежал Денис Давыдов.
  - Что происходит? - гусар был явно сердит. - Почему вы отдали приказ стрелять по лесу?
  - Одну минуту, господин подполковник! Майор Ружецкий начинайте собирать ваших людей, мы покидаем усадьбу через четверть часа, после восьмого залпа драгун.
  - Это невозможно.
  - Придется совершить невозможное! Иначе может случиться, что позже никто из нас уже не уйдет.
  Конечно, князь не имел ни малейшего представления о планах противника, но ему некогда было заниматься убеждением.
  - Азаров, могу я попросить вас передать моему вахмистру приказ собираться сразу после стрельбы.
  - Конечно, ваше сиятельство!
  - И пусть пришлет двоих сюда. Нужно забрать тело.
  - Да что происходит? - в сердцах крикнул Давыдов, терпение которого кончилось. - Какое тело?
  - Корнета Белова. Его убил французский лазутчик.
  - Какой лазутчик, откуда мог взяться лазутчик?
  - Граневский привез. Граф Каранеев - французский лазутчик. Да и не граф он!
  - Вот как? Князь, вы этого опасались, когда приказали подготовить все оружие?
  - Простите, Денис Васильевич! Нам нужно срочно уходить. Здесь побывал лазутчик отряда, который специально охотится за вами. Мы не смогли его задержать, и что теперь будет, предугадать невозможно. Остальное расскажу по дороге. Да! Уходим не лесом - вдоль реки. Надеюсь, ночь нам поможет! А вот лес - смертельно опасен.
  Глаза уже пришли в нормальное состояние, и князь разглядел дворецкого скромно стоящего в стороне.
  - Что, Порфирич?
  - Я так понимаю, ваше сиятельство, десерт не нужно подавать.
  - Это уж точно! - усмехнулся Николай. - Кстати, собирайся, поедешь с нами!
  - Николай Тимофеевич! Прибрать здесь надо. Да и стар я уже для лошади.
  - Не прибедняйся, Порфирич! Кутузов старше будет, а на коне молодцом сидит. Убить здесь могут, собирайся!
  
  VIII
  
  Всадники спустились к Днепру и осторожно, стараясь создавать поменьше шума, двинулись вверх по течению. Николай облегченно вздохнул, когда они проехали овраг, где лес всего на расстояние пистолетного выстрела приближался к реке. Хотя расслабляться было рано, но не без оснований князь считал это место самым опасным. Дальше лес уходил в сторону, отступая почти на полверсты, чтобы опять вернуться к реке уже около брода. Природа тоже решила повоевать за русских - три-четыре облачка, гуляющие в небе, напрочь закрыли луну, скрывая отряд от посторонних глаз.
  Давыдов и Данилов ехали, сразу за передовым дозором. Николай попросил Азарова занять арьергард вместе с его драгунами, на что кавалергард согласился с видимым удовольствием. Сомнения по поводу майора у князя рассеялись - именно он помог изобличить лазутчика. Да и в партии у партизан больше трех недель - был бы врагом, проявил себя.
  - Денис Васильевич! Вы же сами перехватили письмо Наполеону. Помните: "Продолжаю поиск Гусара". Это про ваш отряд. А тот, кто писал письмо, докладывал Бонапарту, что уничтожил четыре отряда. Один из них - поручика, которого вы нашли на хуторе.
  - Я полагал, что это бред контуженого. Слова его передал потому, что Кутузов просил сообщать обо всех удивительных случаях, даже если это может оказаться досужими вымыслами. Признаться, я не очень верю в эту историю с отрядом поручика Яловского.
  - А зря. Уверен, что все так и было. А теперь он нашел вас.
  - Не боюсь я французов!
  - Именно это и смущает меня больше всего.
  - Не понимаю, князь! Вас смущает, что русские гусары не боятся французов?
  - Нет. Просто вы не можете оценить опасности. Потому прошу поверить мне на слово. Мне и Кутузову. Одного из них, "графа Каранеева" вы знаете в лицо. Я хорошо знаю еще одного - маленький, скорее похож на ребенка. Всегда очень спокойный.
  - Откуда вы его знаете?
  - Он убил меня под Фридландом.
  - Убил?
  - Да, убил. Я здесь только потому, что одна девушка не захотела, чтобы я отправился на тот свет. А вместе со мной он легко убил еще троих драгун. Все, что рассказал поручик Яловский, не вызывает никакого сомнения. За ними числятся дела почище.
  - Так вас прислал Кутузов, чтобы предупредить меня?
  - Да, и не только.
  - А что еще?
  - Я должен уничтожить этот отряд французов.
  - Вот как? Вы говорите, что с ними эскадрон не справится, а сами пришли с одним взводом?
  - Увы, числом бороться бесполезно. Попробую хитростью.
  К переправе приехали довольно быстро. Растянутый отряд собрался на берегу. Азаров подъехал и молча встал рядом, ожидая, не будет ли каких-нибудь распоряжений.
  - Ну вот, Денис Васильевич, дальше сами. От этого места на тот одинокий дуб на поляне. Брод глубокий, но другого нет.
  - А вы?
  - А на мне еще много долгов. Последний - корнет Белов.
  - Ваше сиятельство, а разрешите мне с вами? - неожиданно спросил Андрей.
  - Куда с нами? - опешил Николай.
  - У меня ведь тоже долги есть.
  - А что Денис Васильевич скажет?
  - А что скажу? Пусть идет. Вам ведь, Николай Тимофеевич, без офицеров совсем плохо.
  - Это верно. Спасибо, господа! Только вам, Андрей Сергеевич, я не могу предложить больше взвода.
  - Должен справиться, - чуть усмехнувшись, отозвался майор.
  Давыдов направился к своим офицерам и начал давать распоряжения относительно переправы. Данилов с Азаровым подъехали к драгунам.
  - Вахмистр, сообщите всем, ваш новый командир майор Азаров. А сейчас выставьте посты на время переправы гусар. И Белова похороните, вон там, на холмике. Порфирич!
  Князь подъехал к дворецкому, который спешился и стоял в сторонке, держа кобылу в поводу. Николай тоже спрыгнул с лошади, подошел вплотную и обнял старика.
  - Дорогой мой, Порфирич! Не знаю, что будет дальше, но думаю, обязательно свидимся. А сейчас не теряй времени, отправляйся в деревню. В усадьбе раньше послезавтрашнего вечера не появляйся. И еще. На могиле крест поставь. Запомни: Белов Михаил Николаевич! Корнет! Все, прощай! Мне надо еще Давыдова успеть на этом берегу увидеть.
  - Храни вас, князь, палаш и пистолет! - любимой присказкой отца Николая проводил дворецкий князя.
  Гусары начали переправляться, соблюдая порядок; Николай подъехал к Давыдову. Некоторое время они стояли рядом, глядя на уходящих в реку всадников. Первые уже достигли противоположного берега.
  - А еще я вот о чем попрошу вас, Денис Васильевич! Вы останьтесь живым, пожалуйста. России очень нужны ваши стихи.
  - А ваши?
  - Мои... Не знаю. Не умею я писать залихватские. Совсем не умею. Значит, ваши нужнее.
  
  IX
  
  Данилов вел отряд назад к усадьбе самыми незаметными тропинками. Часто он слезал с лошади и, держа пистолеты наизготовку, шел пешком, пытаясь определить, нет ли засады. Но ничто не нарушало тишину.
  Николаю казалось, что раз лазутчики в ближнем лесу, то после ухода гусар они должны занять усадьбу. Потому подполковник вел драгун, пытаясь решить непростую задачу, - где лучше организовать засаду?
  Но Данилов ошибался, французов не было - ни в имении, ни рядом.
  "Сдав на руки" русским связанного Каранелли, Доминик с одним из офицеров, едва стемнело, поехали к усадьбе, где собирались провести время до полуночи, наблюдая, не сообщит ли командир что-нибудь.
  После десяти часов напарник сообщил Левуазье, что заметил сигнал вызова, идущий из окна второго этажа. Ответный огонек свечи Доминика шел через длинную тонкую трубку, а потому не попал в поле зрения чужих глаз. Все складывалось удачно, но когда передача прервалась, а следом яркая белая вспышка колыхнулась в окне, французы поняли, что у командира неприятности. Зарядив штуцеры гранатами, они стали ждать дальнейшего развития событий. Выстрел на крыльце, крики и шум увеличили их беспокойство, но, к счастью, через пару минут Луи точно вышел на то место, откуда Левуазье подавал ответ.
  - Они меня раскрыли, Доминик!
  - Я догадался.
  - Но ты никогда не догадаешься, кого еще, кроме Гусара, я встретил в усадьбе.
  - Императора Александра.
  - Нет.
  - Кутузова.
  - Нет.
  - Неужели, Папу римского?
  - Майора Данилова из Московского драгунского полка!
  - Вот это да! - Левуазье действительно был потрясен.
  - Только теперь он подполковник, служит при штабе Кутузова. К тому же выяснилось, эта усадьба - его родовое имение.
  - Не может быть!
  - Я тоже думал, что не может. Только еще встретил кавалергарда Азарова. Это помнишь, когда я после Аустерлица два дня у Ларрея в лазарете лежал, будто раненый?
  - Помню. И его тоже?
  - Да. И понял, что удивляться нечему. Мы уже столько лет воюем с русскими, что пора перед началом каждой схватки здороваться, называя друг друга по имени.
  - А после окончания победитель должен устраивать бал, куда приглашать всех участников битвы. Как победителей, так и побежденных. Кто в живых остался.
  - Это верно. Без одних нет других.
  - Что теперь делаем?
  - На рассвете придем сюда все. Ламбер, куда легче всего отступать из усадьбы?
  - В лес. С дальнего двора ближе всего. К тому же там широкая дорога. Телега проехать может.
  - Верно. Доминик, а откуда надо атаковать, чтобы русские без труда могли уйти в лес.
  - Прямо отсюда.
  - Ну вот, а вы спрашиваете, что делать. Будем атаковать отсюда, русские побегут в лес. А там...
  Каранелли сделал паузу, положив руку на плечо Ламбера.
  - ... подарки Бусто, - продолжил тот.
  - А если не побегут? - ехидно спросил Доминик. - Будем выбивать их штыками?
  - Ламбер, ответь генералу!
  - Гранатами из штуцеров! Особенно хороши последние, которыми мы подожжем избы.
  - Достаточно! Пошли!
  Луи не успел снять руку с плеча. Шальная пуля первого залпа драгун попала в висок Ламбера. Он умер раньше, чем упал на землю.
  Через несколько часов, разозленный глупой потерей, Каранелли привел отряд к усадьбе в полном составе. Шестеро человек под руководством Арменьяка устанавливали мины на дороге, стараясь несильно шуметь; остальные готовили позиции, намереваясь прямо из леса запалить избы с гусарами "поджигательными" гранатами. А потом обстреливать обычными разрывными, до тех пор, пока русские не побегут. Атаки русских Луи не опасался. Гусары не знают сил противника, но понимают, что через полчаса после начала перестрелки сюда подойдет из Дорогобужа пара французских батальонов. И выхода нет - только в лес, в западню, на усыпанную минами дорогу, которую обступает непролазный ельник. Мастер ловушек Луи Каранелли не мог представить, что на этот раз в сети угодит он сам.
  
  Далеко за полночь Данилов привел драгун на маленькую поляну в стороне от основной дороги, разрезающей лес на две части. Отсюда оставалось около полуверсты до усадьбы. Густой лес и овраг не позволяли дальше проехать лошадям, да и никакой необходимости в этом не было. Осторожно пробравшись сквозь кустарник, взвод выбрался к кромке леса. Въезд в усадьбу, тот самый, через который поутру Николай неожиданно появился во дворе, располагался шагах в трехстах. Левее берег Днепра, по которому он уходил вместе с гусарами. Намного правее, от все того же въезда, шла широкая дорога в лес. Еще дальше, можно сказать на другой стороне усадьбы, деревья вплотную подходили к господскому дому. Именно там, если верить вахмистру, скрылся "граф Каранеев". И, наконец, парадный въезд, от которого вдоль Днепра уходила дорога на Дорогобуж.
  Возвращаясь к имению, Николай не сомневался, что после ухода русских французы займут дом. Никакого определенного плана он не имел, но рассчитывал, что на рассвете, с того места, где сейчас располагается взвод, возможно удастся произвести несколько залпов и поразить хотя бы одного-двух столь опасных лазутчитков. Но, потратив почти полчаса на наблюдение за усадьбой, Данилов начал сомневаться, что французы заняли ее. Ни звука, ни малейшего отблеска света.
  - Надо идти в разведку, - сказал он на ухо Азарову.
  - Я схожу.
  - Нет. Я здесь могу с завязанными глазами ходить.
  - Тогда пойдем вместе. Есть у меня одна мысль, если в усадьбе никого нет.
  Конечно, это глупость, когда два офицера уходят, оставляя солдат, но Николаю не хотелось с самого начала командовать.
  В усадьбе действительно никого не оказалось. Азаров, Данилов и еще два драгуна пробрались кружным путем и вышли во двор со стороны Днепра.
  - Мне кажется, что здесь никого не было, - поднявшись на крыльцо, сказал Азаров.
  - Почему вы так решили?
  - Канделябр. Ваш дворецкий вышел последним из дома. Задул свечи, а потом поставил его перед дверью. Он так и стоит. А дверь нельзя открыть, чтобы не сдвинуть его.
  - И что? Кто-то входил - отодвинул, а потом вышел, вернул на место.
  - Зачем?
  - Что зачем?
  - Зачем ставить на место? Поймите, ваше сиятельство, это нужно только в том случае, если они уверены, что мы вернемся! Поставьте себя на их место. Вы бы поверили, что сбежавшая партия собирается снова прийти в усадьбу? И где тогда засада? Мы облазили весь двор, и до сих пор еще живы!
  - Да, Андрей Сергеевич, просто гениально. Получается, что нашими залпами мы заставили французов ретироваться. А потом сами в спешке сбежали?
  - Именно так!
  - Интересно, - задумчиво проговорил Данилов. - А что они теперь будут делать?
  - Это несложно. Так называемый "граф Каранеев" пробрался в отряд. Не случайно, это не вызывает сомнений.
  - Да.
  - С какой целью? Полагаю не для того, чтобы попробовать шампанское с моченой брусникой.
  - Разумеется, - Данилов изумлялся способности Азарова разбирать ситуацию.
  - Значит, он воюет против отряда Давыдова.
  - Он охотится за этим отрядом.
  - Тем более. А если охотится, то обязательно придет в то место, где последний раз видел дичь. А куда ему еще идти, чтобы взять след?
  - То есть, он придет сюда?
  - Обязательно. И думаю скоро. Пока след не простыл.
  Данилов задумчиво смотрел в сторону черного леса.
  - Тогда, Андрей Сергеевич, получается, что мы знаем, что "граф Каранеев" придет сюда, а он не знает... что мы об этом знаем!
  - Да.
  - Жаль только, что он придет, а в усадьбе никого нет. Может и дальше уйти.
  - А почему никого нет?
  - Если мы здесь его ждать будем, то живыми точно не уйдем. Он же придет против отряда гусар воевать, а нас вдесятеро меньше.
  - Это не беда. Вот послушайте, ваше сиятельство, что я предлагаю.
  План Азарова очень не понравился Данилову. Не потому, что был плох, а потому, что очень рискован для майора. Но в одном он оказался прав - французские лазутчики точно бы пошли в усадьбу.
  
  X
  
  Николай вернулся в сопровождении одного драгуна. Второй остался с Азаровым. Расставался Данилов с тяжелым сердцем.
  - Слушайте, Андрей Сергеевич! Может все-таки не надо? Боюсь я за вас.
  - Ничего со мной не случится, я кирасу надену.
  - Какую кирасу?
  - Старую, отцовскую еще. Латаную-перелатаную. Она мне два раза жизнь спасала. Я ее здесь чуть не забыл.
  - Да какая кираса, майор!? Они с такого расстояния в любой глаз на выбор попадут.
  - На это и надеюсь. Я кирасу под китель одену, чтобы видно не было. Тогда стрелять станут в грудь. Зачем в голову, грудь-то больше? Вот тут и важно, чтобы не промахнулись, да в лоб не влепили.
  Данилов покачал головой.
  - Интересно вы мыслите, Андрей Сергеевич! Удивляюсь, почему не генерал еще?
  - Не сложилось. То ранение, то плен. Мало на службе времени провожу. Но теперь все в порядке. Надеюсь, Николай Тимофеевич, вы теперь словечко замолвите перед Кутузовым - даст мне дивизию.
  "Он еще и шутит, - подумал Данилов. - Везет же мне на кавалергардов!" Вспомнился Вяземский. Как почти сразу после начала боя забыли обращение на "вы". Чуть приподнявшись на носках, Николай обнял Азарова за плечи и негромко в ухо сказал:
  - Два выстрела! Только два выстрела! Удачи тебе, Андрюша!
  - Не волнуйся, Коля. Все будет хорошо. Иди!
  "Все будет хорошо! Все будет хорошо! - стучало в голове Данилова. - Все будет хорошо, я знаю его имя!"
  Взвод оказался на опушке леса, где ему и положено быть.
  - Значит так, братцы! Сейчас берем ружья, и начинаем готовиться. Заряжать пока не надо, чтобы порох не отсырел, но каждый должен найти позицию для стрельбы, чтобы ничего не мешало. Команду "целься!" буду подавать тихо, ее надо передавать по цепочке. Кто не понял, можно спрашивать, только тихо.
  Но вопросов не последовало.
  - Теперь самое главное! После залпа других команд не будет. Сразу быстро уходим к лошадям. Все идут следом за мной, вахмистр замыкающий. И не отставать! Что бы ни случилось - из леса не высовываться. Все, упражняйтесь! У кого позиция готова, может отдыхать.
  Когда даже не рассвет, а только его предчувствие появилось на востоке, Азаров и подпрапорщик, который остался вместе с ним, начали разжигать костры. В огонь клали сырые поленья, чтобы они давали побольше дыма.
  Через полчаса восход захватил четверть неба, и в утренних сумерках неплохо стал просматриваться лес. Майор заметил в подзорную трубу, как качнулась ветка елки, стоящей на самой кромке леса. Потом еще. Конечно, это могло быть и крупное животное, лось например. Только что ему делать так близко от человеческого жилья?
  Убрав трубу, майор подошел к подпрапорщику.
  - Все! Начинаем! Как только первый выстрел услышишь - сразу бегом за конюшню и через крапиву на берег! Под обрыв спрячься и жди меня.
  Подпрапорщик молча кивнул. Ему не хотелось оставлять командира одного, но все уже было говорено-переговорено, Азаров оставался непреклонным. "Будешь только мешать, - сказал он, - в таких делах одному сподручнее".
  Подойдя к углу избы, Андрей глубоко вздохнул, словно перед нырком в воду и ленивой походкой, потягиваясь, вышел на открытое пространство. Шаг, другой, третий... Напряжение достигло такого предела, что казалось, внутри вырос стальной стержень.
  - Ваше высокоблагородие, - закричал подпрапорщик, спрятанный за избами, - так кашу ставить!?
  В утренней тишине голос разносился далеко по округе.
  Азаров обернулся, поворачиваясь к лесу спиной, при этом поднятые руки невольно прикрыли затылок. "Убери!" - скомандовал себе Андрей.
  - Да! Ставь! Два больших котла, - с трудом преодолевая ком в горле и опуская ладони, ответил майор. Сдерживая себя, чтобы не побежать, он вернулся за угол. Схватив трубу, выставил ее на высоте колена, между углом избы и бочкой для дождевой воды. Прошла минута, вторая. "Неужели я ошибся", - подумал Азаров.
  Маленькая огненная искра мелькнула в центре поля зрения трубы и пропала, уйдя вверх. Следом долетел звук выстрела. Негромкий шлепок по крыше соседней избы, еще секунду спустя что-то хлопнуло, и в тишине раздался характерный звук разгорающейся соломы.
  Обернувшись, Андрей увидел, как юркнул в крапиву подпрапорщик. Вовремя, как выяснилось. Еще несколько выстрелов грохнуло в лесу. Что-то ударило в стену конюшни и отскочило в траву. Раздался взрыв, и свистящий металл разлетелся по двору. Новые взрывы ударили в разных местах, и свист осколков превратился в непрерывный.
  Азаров лежал под стеной крайней избы, прижимаясь к крыльцу.
  "Они что, пушки через лес притащили? Как? - мелькнуло в голове. - Но почему тогда стреляют гранатами? Эта дистанция для картечи".
  Выждав момент, Андрей встал в рост, и, высунув пистолет за угол, выстрелил. Новый взрыв ударил за спиной, осколок впилась в стену, рядом с головой майора, заставив снова присесть. Но через пару секунд он уже бежал за соседнюю избу, крыша которой разгоралась.
  Новый выстрел Азаров произвел точно также - не высовываясь из-за угла. Ну вот и все! Теперь нужно выбираться из этого кошмара.
  Согнувшись, чтобы уменьшить свой немалый рост, Андрей стремительно помчался к конюшне. Он понимал, что дважды придется пробегать просветы между избами, но это тоже часть плана. Уже влетая в крапиву, Азаров почувствовал сильный удар в спину, и понял, что отцовская кираса спасла ему жизнь в третий раз.
  С первым же выстрелом Данилов подскочил с поваленного дерева, на котором просидел до рассвета, понимая, что ему все равно не уснуть. Он настолько тщательно вслушивался в лесные звуки, что под утро начал мерещиться стук лопаты, словно кто-то закапывал клад.
  - Заряжай! - негромко, но отчетливо скомандовал Николай. - На позицию!
  Теперь оставалось только ждать. И очень может случиться, безуспешно.
  После нескольких залпов Каранелли, уверенный, что на этот раз накрыл русских, почувствовал, что не все развивается по задуманному сценарию. Крыши изб разгорелись не на шутку, но русские вели себя странно. Не было слышно криков во дворе, никто не пытался огрызнуться дружным огнем, лишь несколько неприцельных выстрелов прозвучало в ответ. В чем дело?
  Позже, разбирая собственные ошибки, Каранелли понял, почему он насовершал их столько, таких обидных и глупых. Никто и никогда не ставил ловушки на него! И услышав, что драгуны собираются варить большие котлы каши, он даже не предполагал о подвохе. В голову не могло прийти, что слова русского офицера адресованы не драгуну, задавшему вопрос, а ему, Луи Каранелли, уверенному, что он незаметно подкрался к усадьбе.
  Когда стихли разрывы гранат, и наступила тишина, француз оставался завороженным магией слов русского майора. Избы горели, но русские уже покинули усадьбу. Они ушли. Но куда? В эту роковую секунду он все еще думал, что несколько минут назад гусары Давыдова спали, а теперь исчезли. У них был план мгновенного отступления в случае атаки! Да, именно так! Но куда можно уйти? Конечно, только к Днепру!
  Опережая ход мыслей, Каранелли отдал приказ двум парам офицеров обогнуть усадьбу с разных сторон и выйти на берег, чтобы посмотреть, что русские станут делать дальше. Распоряжение командира выполнили мгновенно. Между тем, Каранелли продолжал размышлять.
  Сейчас нужно определить, куда пойдут гусары. Конечно, вдоль берега. Но в какую сторону? Ведь можно двинуться и к Дорогобужу, а потом пересечь дорогу и уйти в лес.
  Через минуту офицеры, что обходили усадьбу со стороны главного въезда, скрылись из виду. Другая пара огибала задний двор. Луи продолжал думать, и новые несуразицы одна за другой громоздились в голове. Где русские посты? Хорошо спрятаны? Ладно, можно договориться, что если раздадутся выстрелы, то надо сразу уходить. Но разве можно так быстро увести лошадей? В это мгновение Каранелли вдруг остро почувствовал опасность, сгущающуюся в воздухе. Но поздно! Ружейный залп из леса поставил точку в череде ошибок французского командира, потерявшего еще двоих бойцов лучшего отряда Наполеона. У корнета Белова был действительно отличный взвод. На дистанции в двести пятьдесят шагов девять пуль поразили цели.
  
  
  
  Том второй
  
  ЛИЧНЫЙ ВРАГ КНЯЗЯ ДАНИЛОВА
  
  Изд-во "Вече"
  Тираж 3000 ISBN:978-5-9533-5009-9; 304с.;
  http://www.veche.ru/books/show/2918/
   []
  Глава первая
  
  СЕМЛЕВО
  
  I
  
  - То, что ты сделал сегодня утром, выше всяких похвал. Скажу больше. Не раз мне приходилось слышать от Мюрата придирки в твой адрес.
  - Да, это так, ваше величество! Он недолюбливает меня с первой встречи!
  - Думаю, теперь уже нет. Весь день только и говорил об удивительном мастерстве твоих офицеров.
  Действительно, удачно получилось. Не случись этого утреннего боя, Луи не знал бы, как и смотреть в глаза Бонапарту.
  Приказ о срочном прибытии к императору пришел вечером того дня, когда ловля князя Данилова закончилась гибелью половины роты кирасиров. Не дав времени на отдых, Каранелли приказал выезжать задолго до рассвета.
  - А Этьен? Мы собирались с утра заняться его поисками.
  Доминик немного морщился, выговаривая слова. При падении с лошади он попал на валяющийся сук, и ветка сильно ударила по горлу.
  - Боюсь, это напрасные хлопоты. Он ушел почти сутки назад. Впрочем, если я ошибаюсь, он найдет нас позже.
  В дороге Каранелли узнал, что Наполеон вышел из Москвы, но двинулся на Калугу. Нужно было искать короткую дорогу. От Можайска отряд повернул на юг, намереваясь через Верею выехать на Боровск. Этот план таил опасность, вместо ставки Наполеона можно было попасть в тыл к русским, но все обошлось.
  Ранним утром отряд въехал в Городню. Первый, кого увидел Луи, оказался Перментье. Вместе с несколькими офицерами, которых Каранелли не раз видел в свите Бонапарта, он стоял возле просторной избы.
  - Где император? - спешиваясь, спросил Луи вместо приветствия.
  - Здесь! Но мы сейчас выезжаем. Он хочет осмотреть позиции русских.
  В это время на крыльце показался Наполеон в сопровождении маршалов и генералов.
  - О! Луи! Ты вовремя! Хотя лучше, если бы ты приехал вчера. Мы здесь устроили русским небольшой Фридланд, отобрав у них Малоярославец. Поедешь с нами, расскажешь по дороге о своих успехах.
  Каранелли не мог не заметить, как по лицу Мюрата скользнула гримаса недовольства. Перментье, увидев за спинами нескольких офицеров тяжелые ружья в узких длинных чехлах, предложил:
  - Лишнее можно оставить здесь. Я позабочусь.
  Но разговор, который не мог доставить радости ни Каранелли, ни Наполеону, состоялся только после обеда. Едва выехали из деревни, как Мюрат, пристроившийся рядом с императором, продолжил уже начатый разговор. Король Неаполитанский что-то горячо доказывал Наполеону.
  - Русские! Русские казаки! - громко закричал один из офицеров свиты.
  Луи оглянулся. С фланга, появившись из-за бугра, отсекая французов от деревни, во весь опор неслись полсотни всадников.
  Завидев русских, Мюрат, маршал Берсье, генерал Репп и офицеры свиты растерялись. Наполеон же только улыбнулся. Серьезной опасности он не чувствовал.
  - Луи! - громко крикнул он.
  - Вперед! Рассыпным строем! Тридцать шагов! - скомандовал Каранелли своим офицерам. Он отодвинул бы линию обороны еще дальше, но ему не хватало времени.
  - Всем остальным прикрывать императора! - Луи даже не заметил, как изменилось лицо маршала Мюрата, фактически получившего приказ от полковника. Во всяком случае, о другом звании король Неаполитанский не подозревал. Но лишь на долю секунды он потерял контроль, а потом солдат взял верх. Все правильно! У этого полковника сейчас десять человек, а у Мюрата ни одного. Только шпага.
  Маршал чуть тронул лошадь, поставив ее между императором и атакующими казаками. Его долговязая фигура заслонила Наполеона так, что из-за плеча торчала только надвинутая по самые брови треуголка.
  - Бить на предельной дистанции! Кто не уверен, стреляет в лошадь! - подъезжая к растянутой цепи офицеров, крикнул Каранелли. Честно говоря, полсотни казаков совсем не напугали. У каждого офицера по три пистолета, метательные ножи. У казаков, вообще, не много шансов добраться до рукопашной.
  После первого залпа, скосившего с десяток русских, положение французов неожиданно осложнилось. Следом за первым отрядом, из-за того же бугра, вылетел второй, раза в три больший. "Двадцать на одного - это уже многовато, - подумал Каранелли, - жаль, гранаты оставили".
  Луи заметил, что первый отряд казаков, потерял наступательный порыв. Но следующий накатывал второй волной, и его нельзя было остановить пистолетами.
  - Отходим! Быстрее! - обернувшись к свите императора, крикнул Каранелли, показывая направление.
  - Засеять поле! - подал он новую команду.
  "Чеснок" известен веками, но это не сделало его менее полезным. Четыре острых шипа, из которых состоят отдельные "чесночинки", могут упасть на землю только так, что один из них всегда торчит вверх, опираясь на три остальных.
  Строй казаков заметно поредел, преследуя отступающих французов. Над полем неслось громкое ржание лошадей, шипы, соскальзывая с подков, легко пробивали копыта.
  Но несколько десятков казаков все-таки сумели прорваться. Перезаряженные пистолеты заговорили вновь, а когда дело дошло до сечи, то в сравнении с французами казалось, что казаков изображают крепостные актеры, сроду оружие в руках не державшие.
   Подоспевшей польской коннице сражаться было уже не с кем, однако именно она вошла в историю, как спасительница императора, чуть не угодившего в коварную засаду. Мюрат, наблюдавший весь скоротечный бой, но так и не принявший в нем участия, с восхищением произнес:
  - Это просто чудо! Признаю, ваше величество, что я был несправедлив к вашему соседу! Это великий боец!
  - Я рад, мой друг, что вы, наконец, поняли!
  Возвращался император в Городню в плотном окружении кавалеристов, которыми руководил Мюрат.
  
  II
  
  - Не знаю, что и сказать тебе.
  Наполеон расхаживал по комнате.
  - Я разочарован, очень разочарован! Мне трудно поверить, что отряд, разгромивший утром две сотни казаков, не смог справиться с одним взводом! Я правильно тебя понял, у князя Данилова был только взвод?
  - Судя по всему, не больше, - в очередной раз за время разговора опуская голову, ответил Луи.
  - Прекрасно! Взвод русских драгун убивает половину роты кавалеристов и исчезает из леса, где ты перекрыл все пути.
  - Не только, ваше высочество!
  Можно, конечно, было не говорить, но Каранелли понимал, что в том огромном количестве ошибок виноват не случай, а он сам. А, значит, и получить должен за все. Может это и глупо, но по-другому Луи не мог.
  - Что еще случилось?
  - Девять егерей.
  - Что девять егерей?
  - Они возвращались от брода. По рассказам, кто-то зацепился за веревку, натянутую в траве. Что-то взорвалось наверху, на ветке дерева. Шестеро на месте, еще трое умерли уже в усадьбе. Семеро ранены.
  Наполеон смотрел на Луи, ожидая продолжения.
  - Нашли только обрывок веревки, да искореженный пистолет...
  - Который выстрелил шестнадцать раз подряд точно в цель! Ты когда-нибудь сталкивался с таким оружием?
  - У русских - нет! Арменьяк ставил подобное в Риме, когда мы ездили к Папе.
  - Я помню.
  Император замолчал. Казалось, что это, весьма незначительное событие, сильно взволновало его. Движения стали более порывисты. Продолжая вышагивать, Наполеон заговорил:
   - Ты потерял четырех офицеров! Четырех! И если не ошибаюсь, еще одного князь Данилов убил при Бородино!
  - Ранил, только ранил!
  - Это не важно! Главное, он не может воевать дальше. А сколько человек его отряда убил ты? Только одного корнета?
  - Да.
  Бонапарт остановился у окна. Механически заложил руку за борт сюртука. Глядя на мокрую, в пятнах луж дорогу, задумчиво проговорил:
  - Мне кажется, что у Кутузова тоже есть специальный отряд, такой же, как и твой. И обучен не хуже. Командует им князь Данилов. И ты должен понять Луи, что он побеждает тебя. Не поймешь - погибнешь.
  Если бы Николаю довелось услышать эти слова, то он бы так и не понял, чем удостоился столь высокой оценки из уст французского императора.
  - Мне все ясно, ваше величество. Уверен...
  - Уверен!? - перебил император. - А я? Я уверен, что ты сможешь защитить меня не только от казаков, но и от князя Данилова? А ведь у меня никого нет лучше тебя, Луи!
  И в эту секунду в голове дивизионного генерала Луи Каранелли, который готов был погибнуть за своего императора, мелькнула неожиданная мысль. А готов ли храбрый император погибнуть? За Францию, за империю? Или ему проще будет отправить на гибель других, чтобы спастись самому?
  
  III
  
  "Я стал партизаном! - думал Данилов, подъезжая к маленькой деревне, затерянной верстах в пятнадцати от смоленского тракта. - Обычный князь-партизан. Может первый из князей в государстве Российском. А что делать? В конце концов, не я позвал сюда Наполеона".
  Спрыгнув с лошади около просторной избы, Данилов распорядился:
  - Француза ко мне!
  Связанного, завернутого в плащ полковника, которого везли поперек лошади, опустили на землю.
  - Развяжите - и в горницу!
  Отсидевшись неделю в далеком селе, что располагалось в стороне от Дорогобужа, драгуны вернулись назад, в усадьбу Даниловых. Запах гари, вымытый дождями, ушел, но ямы во дворе, оставленные гранатами, и черные бревна, создавали безрадостную картину.
  Ветра не было, и тишина, абсолютно нереальная, просто сказочная заполняла все вокруг. "Странно, что Порфирича нет, пора бы ему вернуться", - подумал тогда Николай.
  Взвод переправился поздним вечером, на этой стороне делать нечего. Тракт идет по другому берегу Днепра, искать французских лазутчиков нужно там. На этот раз Николай решил остановиться в лесу на несколько дней. Шалаши на поляне, которую подпирал глубокий, покрытый кустарником овраг, приютили взвод. Но переночевали здесь только одну ночь. С утра ударили морозы, которые крепчали час от часу. Нужна была другая, более теплая одежда. Поскольку драгуны не имели представления, где находится основной противник, Данилов пошел на юг, поворачивая постепенно на восток в сторону Вязьмы. Пройдя несколько деревень, взвод потерял привычный вид. Одетые в разномастные, не всегда по размеру тулупы и ватники, драгуны походили на вооруженных крестьян, которые уже изрядно успели надоесть французам. Но если найти провизию или одежду, оказалось возможным, то пороха, оставалось на один короткий бой: пять-шесть выстрелов на каждого. Пополнить их князь собирался за счет противника. Но для этого нужны французы, желательно в небольшом количестве, с солидными запасами. Отыскать их Николай собирался на тракте, выбрав место, где лес поближе подбирался к полотну дороги.
  На тракт взвод вышел перед рассветом. Данилов рассчитывал, что с утра движение не будет оживленным, и, выбранному для атаки неприятелю никто не придет на помощь. Но день прошел в пустом ожидании. Напуганные партизанами французы передвигались большими группами. Николай не смог найти удобного момента для нападения, не рискуя нарваться на серьезные неприятности.
   Отправляясь на следующий день в засаду, Данилов дал себе слово, что если и в этот раз они останутся без добычи, то придется искать лазутчиков с тем порохом, что есть. Но повезло. Почти сразу, после того, как батальон егерей прошел на запад, из-за дальнего холма показался десяток конных, спешащих в Дорогобуж. Добыть у них много пороха князь не рассчитывал, хорошо бы его оказалось больше, чем придется потратить на схватку. Но драгуны засиделись, вынужденные целыми днями прятаться в кустах, и Николай понимал, что недовольство - нет, не командиром, обстоятельствами - уже поселилось в душах.
  По мере приближения всадников, Данилов чувствовал, что на сей раз удача, казалось бы, совсем позабывшая о драгунах, вернулась, озаряя все вокруг широкой улыбкой. Больше половины французов были одеты в офицерские мундиры.
  - Хорошо бы, хоть одного живым взять! - размечтался Азаров. - Спросить бы надо, как погода в Москве.
  - Андрей, - негромко отозвался Данилов, - ты главное к Дорогобужу никого не пропусти. Те, кто назад к Вязьме побегут - это мои.
  План атаки прост, как лапти. Дюжина драгун встречает французов ружейным залпом. По этому сигналу Данилов вместе с вахмистром и еще четырьмя всадниками, вылетают из леса и отрезают путь к отступлению. Свободные ружья тех, кто пойдет в атаку, переданы лучшим стрелкам для второго выстрела.
  - Успокойся, ваше сиятельство, думаю тебе останется только трофеи собрать. Можешь палаш из ножен не вынимать.
  Николай чуть усмехнулся. Если драгуны будут хорошо стрелять, такая возможность есть. Но что-то не заладилось. Может долгое ожидание схватки, а может сегодня не день кавалерии.
  Когда Данилов вылетел на дорогу, то половина французов готова была дать отпор. Еще один во весь опор пытался умчаться в сторону Дорогобужа. По нему-то и стреляли во второй раз. К счастью, удачно.
  Исправляя собственную оплошность, драгуны во главе с майором выскочили из леса и понеслись, что есть мочи, с ружьями наперевес, закрывать дорогу на Дорогобуж. Оценив положение, в котором они оказались, французы решили, что лучше уйти на Вязьму, но их попытку на корню пресек Николай. Двумя выстрелами с дистанции в полсотни шагов он уложил самых резвых. Поняв, что по тракту не прорваться ни в ту, ни в другую сторону, французы рванули в лес, стоящий на противоположной стороне. Разумное решение. Преследовать их никто не собирался.
  - Вахмистр, только порох и пули! - крикнул Данилов, пуская коня рысью. Он заметил, что офицер, пытавшийся ускакать в Дорогобуж, жив и пытается вылезти из-под убитой лошади.
  Азаров молча подкинул вверх пистолет, да так ловко, что тот буквально замер на высоте плеча, сидящего на коне князя. Легко, словно со стола, Николай ухватил оружие. Взводя курок, он в очередной раз с благодарной теплотой подумал о кавалергарде. "Надо же, выстрелы мои сосчитал! Знает, что заряженных пистолетов у меня больше нет".
  Французский офицер оказался полковником. Сопротивляться не мог, поскольку сильно ударился о камень на обочине. С ним особенно не церемонились, быстро связали, бросили поперек лошади. Пороха и пуль, к удивлению Данилова, оказалось довольно много, каждый из французов вез по несколько фунтов, но на серьезный бой этого бы все равно не хватило.
  
  IV
  
  Вечером следующего дня Каранелли прибыл на место короткой схватки русских с отрядом полковника Матье, одного из многочисленных адъютантов Наполеона. Весть о том, что на него, посланного организовать резиденцию императора в Дорогобуже, напали русские, долетела еще вчера. Со слов уцелевших офицеров, русские крестьяне продемонстрировали редкую выучку. И что еще успел заметить один из оставшихся в живых, партизаны были отлично вооружены. В результате полковник исчез, и это, несомненно, говорило, о том, что он еще жив. Зачем русским забирать труп?
  Обеспокоенный Бонапарт, проявив в очередной раз интуицию, отправил Каранелли разобраться c исчезновением полковника. Это первый случай, когда исчез адъютант императора. И формальный повод выяснить, что же произошло, имелся. Но причина, по которой Луи ретиво бросился выполнять пожелание Наполеона, крылась в ссоре, произошедшей между ними два дня назад. Первой настоящей ссоре с того момента, когда лейтенант Бонапарт покинул Корсику.
  Днем ранее Каранелли проводил разведку. Нужно было определить, насколько удалось оторваться от русских. Французская армия из-под Малоярославца уходила стремительно, но достаточно ли? Пропустив арьергард, лазутчики переоделись в русские мундиры и поехали навстречу армии Кутузова. Дорога представляла ужасное зрелище. Трупы лошадей валялись иногда посреди дороги, так и не отброшенные на обочину. Нередко попадались и орудия, поскольку не хватало сил их тащить. Но самое страшное - это трупы солдат и офицеров. Тяжелораненых или больных оставляли умирать на обочинах, а иногда просто сбрасывали в овраги. Повозки встречались повсюду. В основном, в них тоже лежали трупы. Изредка доносились стоны раненых, чьи души отчаянно цеплялись за жизнь, не давая умереть два-три дня без пищи, воды и лекарств. Сопротивляясь ночному холоду и влаге дождей.
  Выехав на пригорок, французы заметили в низине, у мелкого ручейка, с полдюжины мужиков, толкущихся возле повозок.
  - Партизаны? - полувопросительно, полуутвердительно произнес Доминик.
  - Вряд ли! Мародеры. Но не расслабляться. Вдруг решат, что мы хотим отобрать у них добычу.
  Но это оказались не мародеры. На телеге, запряженной мерином, лежали, издавая глухие стоны, двое французских солдат и офицер-артиллерист.
   - Что делаете? - грозно спросил Каранелли, подъезжая к пожилому приземистому бородатому мужику.
  Ответить тот не успел.
  - Дед Федор! - раздался от дальней повозки звонкий мальчишеский голос. - Дед! Здесь еще один живой!
  - Грузите его, да езжай! И возвращайся побыстрее. До обеда надо еще раз поспеть.
  Наконец, мужик повернулся к Луи.
  - Не взыщи, ваше благородие, тока Мишке, если не ответить, то заорется, что корова недоенная. Раненых мы здесь собираем.
  Но Луи уже и сам догадался, чем заняты мужики, и это так поразило, что он не смог удержаться от следующего вопроса.
  - А кто приказал!?
  - Никто. Мы сами.
  - Но это же французские солдаты!? - удивлению Каранелли не было предела.
  - Это не солдаты ужо, ваше благородие.
  И, чуть помолчав, добавил:
  - Но люди.
  Каранелли тронул лошадь. "Люди, - стучало в голове, - люди! Это вы с Мишкой люди. А эти... Не будь сами ранены, так товарищей своих, кто идти не может, на обочинах побросали бы. Чтобы награбленного побольше утащить".
  Лазутчики догнали Наполеона уже под Гжатском, чтобы сообщить приятную новость - французская армия движется быстрее русской. Но у императора имелись основания не успокаиваться. Кутузов мог сократить путь, например, через Медынь выйти с юга на Вязьму. Нужно торопиться, и Бонапарт делал все возможное, чтобы ускорить движение армии.
  Их убивали прямо на Смоленском тракте. В присутствии императора и его свиты. Две тысячи русских пленных солдат и нижних офицерских чинов. Заряды не тратили. Убивали штыками и прикладами, разбивая головы беспомощных безоружных связанных людей. Бить приходилось помногу раз - скользкие липкие ружья с трудом удавалось удерживать в руках. Конвоиры из гренадеров, рослые, как на подбор, трудились в поте лица.
  - Что же вы делаете!? Что делаете? - шептали беззвучно губы совсем юного корнета. Но знающие русский все поняли, не слыша слов. Каранелли заметил, как напрягся стоящий рядом Доминик. Перегнувшись через шею лошади, он твердо положил руку на плечо малыша.
  - Я сам!
  Но Луи не успел. Герцог Коленкур, тот самый, который имел немало оснований ненавидеть русских, поскольку младший брат Огюст погиб на Бородинском поле, вдруг заорал в лицо Бонапарту:
  - Это бесчеловечная жестокость! И это пресловутая цивилизация, которую вы несли в Россию? Разве мы не оставляем у русских своих раненых и множество пленных?
  - Это война, герцог! Наши раненые уже ничем не помогут армии.
  - Это не война! - никогда раньше, если не считать детства в Аяччо, Каранелли не позволял себе разговаривать таким тоном с Бонапартом. - Это мерзость, Набулио!
  Император резко повернулся. На долю секунды в глазах мелькнул нехороший огонь, но встречный взгляд, жесткий и презрительный, остановил его. Поза Каранелли также не выражала почтения, причем настолько, что даже герцог замолчал.
  - Вчера я видел, как русские мужики, - голос Луи был не менее жесткий, чем взгляд, - выискивали среди брошенных нами раненых солдат тех, кто еще дышал. И развозили по домам. А сегодня мне стыдно, что на мне такой же мундир, как на этих мясниках!
  Луи тронул лошадь и медленно поехал в сторону Гжатска. Его отряд молча потянулся следом.
  - Никогда не думал, что император может отдать приказ, - проговорил Доминик, когда они отъехали, - который я откажусь выполнять.
  Вечером Наполеон передал через Перментье приказ разыскать пропавшего полковника Матье.
  
  Первым делом Каранелли велел прибыть к месту событий трем оставшимся в живых офицерам. Их рассказ не очень удивил Луи, нападения на дорогах становились все чаще. Одна подробность насторожила. Когда из леса выскочили на лошадях крестьяне, одетые, как и положено, во что попало, офицеры решили дать бой. Все трое в один голос утверждали, что в беспорядочное бегство их обратил мужик, который с невообразимой дистанции дважды на скаку попал из пистолета в цель. И хотя, как говорят русские, у страха глаза велики, здесь не тот случай. Все они повторяли, что стрелок находился около одиноко стоящей рябинки. Каранелли не поленился померить расстояние. Получалось никак не меньше полусотни шагов. И еще. Один из офицеров говорил, что все, кого он видел, как скачущие, так и бегущие из леса наперерез, были обуты в сапоги со шпорами.
  - А ружья? - неожиданно спросил Доминик.
  - Нет, у тех, что на лошадях, ружей не было.
  - Это понятно. Я спрашиваю, о тех, что выбежали из леса.
  - Пожалуй, - задумчиво ответил офицер, понявший, наконец, суть вопроса. - Кажется, у всех были... да, точно! Кавалерийские укороченные ружья! Со штыками!
  - Русского образца? - допытывался Левуазье.
  - Да!
  - И, если бы не одежда, то нападавших можно было принять за кавалеристов русской армии?
  - Да! Несомненно!
  - Кирасир? Гусар?
  - Нет... скорее драгун.
  "А он ничего, этот капитан. И сообразил, куда уходить, чтобы не погибнуть, и заметил немало, - подумал Каранелли. - И с толку сбить не удалось. Жаль поздно, а то можно и к себе было взять".
  - Ваше имя?
  - Капитан Жермен!
  - Со мной рота конных егерей, но командир занемог желудком! Принимайте, капитан! И быстрее, времени нет!
   Теперь Каранелли не сомневался, что нападение на Матье, дело рук князя Данилова. И если он доложит императору, который прибудет через день-другой, все как есть, то новых упреков не миновать. Надо что-то делать прямо сейчас!
  Немного поразмыслив, Луи приказал сопровождавшей его роте конных егерей становиться лагерем прямо у тракта, выставив усиленные посты. Для своего отряда он поставил палатки здесь же.
  Почти всю ночь Луи просидел над картами. Где Данилов? У него должно быть место бивуака. Переночевать ночь-другую в лесу он может, но не больше. Холод выматывает, забирает силы. Морозы ударили нешуточные.
   С рассветом четверка под командованием Доминика отправилась на север вдоль единственной дороги между болотами, мимо сгоревшего Асташково, до Изборово. Другая четверка под командованием Фико пошла на юг. Укладываясь в промерзшей палатке, чтобы вздремнуть пару часов до возвращения товарищей, Каранелли готов был поспорить сам с собой, что поиск у Фико будет более удачным, чем у Левуазье.
  
  V
  
  - Назовите ваше имя, звание и полк в котором вы служите.
  - Я не считаю нужным сообщать это главарю бандитов.
  "Однако, - подумал Данилов, - не просто с ним будет".
  В избе натопили. Он и Азаров давно сняли тулупы, а француз нагло заявляет такое, словно не видит мундиров штаб-офицеров. Но Андрея этим вывести из себя невозможно.
  - Ну! Не стоит так огорчаться! Могу вас успокоить: вы попали в плен не к дремучим крепостным крестьянам, а к драгунам армии Кутузова.
  - Вы не армия! Вы лесные бандиты, нападающие из-за угла! - чуть взвизгивая, прокричал полковник.
  Азаров не стал вступать в дискуссию. Он взял невысокого худощавого полковника за шиворот и, оторвав от пола одной рукой, резко встряхнул. Это произвело такое впечатление на разом потерявшего всякую спесь француза, что он затих, испуганно глядя на кавалергарда. Мгновенная смена настроения распетушившегося пленного так позабавила Данилова, что он, с трудом сдерживая смех, проговорил:
  - Вам лучше отвечать на мои вопросы. А то майор даст вам щелчок по лбу. Итак? Имя, звание, полк?
  - Полковник Матье!
  - Командуете полком? Каким?
  Француз молчал. Азаров подвинулся ближе, с интересом рассматривая лоб пленного. Матье запаниковал. Отнюдь не трус, отлично владеющий шпагой и кинжалом, блестяще стреляющий из пистолета, полковник не знал, что делать. Его никогда еще не трясли, подняв за шиворот. И растерянный, глядя на подступающего русского богатыря, он почувствовал, как дикий страх зарождается в груди.
  - Я адъютант императора! - облизывая пересохшие губы, ответил француз.
  - Ого! - невольно сорвалось с уст майора, переглянувшегося с Даниловым.
  - И что здесь делает адъютант, когда сам император в Москве?
  - Где? - Матье запнулся, сообразив, что сболтнул лишнего. Эти русские даже не знают, что французская армия почти две недели назад ушла из Москвы! Получается, что он, адъютант, выдал императора?
  - Так! Тогда рассказывайте подробно и с начала.
  - Ничего я вам больше не скажу...
  - Что-о? - скорее удивленно, чем грозно произнес Азаров.
  - Не скажу! Ничего не скажу! Можете расстрелять меня! - собрав остатки мужества, снова перешел на крик Матье.
  - А-а! - вдруг как-то поскучнев, почти зевая, отозвался Азаров. - Нет, полковник, расстреливать мы вас не станем. Вы же нас за бандитов считаете, вот мы порох и побережем. Мы вас крестьянам отдадим. Только не этим, а в соседнюю деревню.
  Андрей лениво прислонился плечом к бревенчатой стене, однако скользнул взглядом по адъютанту. Убедился, что полностью приковал его внимание.
  - Деревни там, правда нет - сгорела, а крестьяне есть. Нарыли землянок и живут непонятно как. И жутко они не любят французов. Потому, что именно они им деревню и спалили.
  Андрей сделал паузу; на Матье уже не смотрел, но более внимательного слушателя трудно придумать.
  - Злые они, как черти. Но если испанцы или итальянцы попадутся, то с ними попроще. Вилы в бок, да и закопают. А вот, если французы...
  Майор снова немного поиграл в молчанку. Наконец, поднял глаза.
  - Берут елочку - молодую, высокую, гибкую - и наклоняют до самой земли. Привязывают вот здесь, - Азаров показал на сапог Матье у самого сгиба, - и к верхушке. А на другую ногу колоду пудов на пять. Вы знаете, сколько весит русский пуд?
  В глазах полковника проступило беспокойство, - он знал.
  - Так вот, отпускают елку...
  - Да что ты ему рассказываешь! - перебил Данилов, поняв, что сейчас самое время внести свою лепту. - Мы же проезжали, елка у дороги. Он все сам видел.
  - Нет, - чуть поморщился майор, - он в плащ завернут был.
  - Ах, да! Как же я мог забыть!
  Николай повернулся к Матье и с жаром продолжил:
  - Вы себе не представляете, до чего же языкасты русские мужики! Они это называют "приготовить лягушку по-французски". Каково?
  "Сейчас он упадет в обморок, - подумал Азаров, на всякий случай наливая в кружку воду из стоящего на столе кувшина".
  Но полковник проявил самообладание. Правда, уже не пытался отказываться отвечать на вопросы. За четверть часа русские офицеры узнали, сколько удивительных событий произошло после того, как князь Данилов с взводом драгун покинул расположение армии.
  - Это совсем другое дело, полковник! - удовлетворенно произнес Николай. - Еще один вопрос. Меня интересует... Как бы это получше сказать? Знаете ли вы всех, кто часто бывает у императора? Кроме постоянной свиты.
  - Разумеется. Маршалы, командиры корпусов. Генералы, командиры дивизий, но эти реже.
  - Тогда скажите, кого из лазутчиков лично принимает Бонапарт?
  - Что? Лазутчиков? Я не уверен, что с ними разговаривают даже бригадные генералы. К императору попадают только обобщенные сведения, составленные из многих донесений. А разве у вас не так?
  Матье искренне не понимал, почему русский задал такой странный вопрос.
  - Хорошо. Тогда скажем по-другому. С кем чаще других уединяется Бонапарт?
  - Со многими.
  - Я спросил - с кем, чаще других? Мюрат? Даву? Ней?
  Данилов действовал интуитивно. После взрывов на бородинском поле, утром следующего дня, он уже не сомневался, что лазутчики действуют по личному указанию Наполеона. Если охоту на партизан Давыдова вполне мог организовать любой из французских маршалов, то масштабная операция с оставлением завоеванных накануне флешей и высот могла быть проведена только по прямому приказу императора. И сейчас, задавая наводящие вопросы, Николай пытался сбить с толку адъютанта. Может он скажет что-нибудь интересное?
  - Герцог Коленкур.
  - Еще.
  - Я не знаю, что отвечать! - Матье поежился, вспомнив крестьян из соседней деревни. - Император может уединиться с кем угодно. Даже с начальником специальной инспекции кавалерийских частей! Кстати, с ним он тоже проводит, подчас, немало времени наедине.
  - Кто такой?
  - Бригадный генерал Шарль Перментье. Бывший адъютант. Так он тоже бывает у императора. Иногда один, но часто вместе с помощниками. Маршалы ждут по два часа!
  Матье не заметил, как начал горячиться. Видимо, маршалы частенько срывали досаду долгого ожидания на адъютантах.
  - А что за помощники? - чисто механически спросил Данилов.
  - Да так, одно недоразумение! - продолжал распаляться полковник. - Я так понимаю - лошадей считают. А важности-то... Непонятно, за что такие звания носят. Один - несколько раз видел - просто смех какой-то. Маленький, хлипкий - по сравнению с ним сын полка гренадером покажется. А по чину - полковник!
  Данилов увидел, как напрягся за спиной адъютанта Азаров. Стараясь сохранить равнодушный тон, проговорил:
  - Может вы и правы. Невозможно перечислить всех, кто удостаивается аудиенции вашего императора.
  Когда Матье увели, Андрей задумчиво произнес:
  - Если я не ошибаюсь, нашего "графа Каранеева" при штабе Наполеона называют генерал Перментье.
  В одном майор был абсолютно прав - он ошибался.
  
  - Сдается мне, что знакомец наш сейчас при императоре французском. Который сегодня уже в Вязьму прибудет, - утром следующего дня сказал Азаров. - Или впереди немного. У Бонапарта адъютант пропал, как ему теперь здесь ехать? Глядишь, и самого в плен возьмут. Вот и послал лазутчиков узнать, что случилось.
  - Догадки это, Андрей! Но шанс есть.
  - В любом случае, нам надо искать их. Приказ Кутузова никто не отменял. И искать нужно около Наполеона.
  - Что верно, то верно, сейчас вся французская армия около Наполеона. А сам он на Смоленском тракте - деваться ему некуда! Отправь кого-нибудь понаблюдать за дорогой. Только осторожно! Не высовываться и ни во что не ввязываться!
  К вечеру Николай узнал, что на дороге стал лагерем отряд, однако не сильно многочисленный.
  "Какие храбрые, - подумал он, - сейчас бы сюда гусара Давыдова, изрядная вышла бы потеха". Но эти французы партизан не боялись.
  - Ну вот и знакомцы наши пожаловали, - произнес Азаров, когда доложивший эстандарт-юнкер вышел из избы.
  - Почему так решил?
  - А кто еще отважится ночевать в ровном поле, не боясь партизан?
  "Я уже почти дотянулся до его уровня! - мелькнула мысль. - То же самое подумал".
  - Тогда будем действовать, исходя из того, что "граф Каранеев" сейчас на дороге.
  - Что делаем? - деловито спросил Андрей.
  - Ложимся спать, нам очень рано вставать.
  
  - Мусье! Мусье! - здоровенный бородатый мужик, раскидав сено, в которое зарылся с вечера Матье, тряс его за плечо. - Вставай, мусье!
  Плохо соображающий спросонья, адъютант увидел, что дверь сарая открыта, и мужик указывает на нее, словно приглашает выйти. Ежась от холода, Матье выбрался наружу. Утреннее солнце, отражаясь от тонюсенького слоя снега, выпавшего ночью, рассыпалось снопами золотистых искр, мешая, как следует раскрыть глаза. Щурясь, полковник шел за мужиком. Может русские желают продолжить допрос, хотя вчера весь день никто не тревожил адъютанта, кроме этого мужика, который приносил кашу и воду.
  К удивлению француза, сопровождающий вывел его на дорогу, но пошли они в сторону от домов.
  "Куда он ведет меня? Решили расстрелять? А где тогда драгуны? - мысли понеслись в уже проснувшейся голове, пока вдруг одна не заставила похолодеть. - Они хотят сделать из меня "лягушку по-французски"!
  Страх парализовал, с трудом удалось устоять на ногах, ставших деревянными. Но через несколько секунд, кровь ударила в лицо - Матье решил, что легко не дастся. Будет драться голыми руками, зубами! Пусть его убьет этот русский дикарь, но он попытается вырваться и убежать. Но мужик не заметил никаких метаморфоз в поведении француза. Неожиданно он остановился и взмахнул рукой.
  - Туда! Туда иди!
  Мужик показывал в сторону леса, куда уходила дорога. Адъютант не понимал.
  - Уходи! Там Смоленский тракт! Се ре... тир, - вспомнив, наконец, то, чему учил его подполковник, проговорил мужик. - Тракт! Два лье!
  И показал два грязных пальца. В глазах Матье появилось понимание. Мужик отпускал его и показывал путь к Смоленскому тракту. Невероятно!
  - Где... офисьер? - с трудом выговорил полковник.
  - Драгуны?
  Француз поспешно закивал.
  - Драгуны се ретир, - мужик махнул рукой в противоположную сторону, - до рассвета ушли.
  Адъютант посмотрел вслед сопровождающему, который, повернувшись, зашагал в деревню. Хотя последние слова остались для Матье загадкой, он понял, что русские драгуны ушли, а этот мужик просто отпустил его и еще указал дорогу к Смоленскому тракту. Не веря своему счастью, адъютант припустил так, словно его вызывал император.
  
  Он выскочил из-за поворота прямо на передовой дозор конных егерей.
  - Это полковник Матье, - узнавший адъютанта капитан Жермен, ехал вместе с Домиником.
  - Не нравится мне это. Где он был?
  - Думаю, сам расскажет, - Жермен обрадовался, увидев полковника.
  - Капитан, приготовьте роту к бою! Считайте, что на нас уже напали.
  - Откуда?
  - Пока не знаю! Забирайте полковника и отходите! - распорядился Доминик.
  Левуазье направился к Каранелли, расположившемуся в арьергарде отряда.
  - Что случилось?
  - Нашелся полковник Матье!
  - Вот как? - Луи не ожидал такого оборота. - Где?
  - Просто вышел нам навстречу.
  - Это подозрительно, Доминик! - Каранелли забеспокоился.
  - Я уже дал команду к отступлению.
  - Разумно.
  Отряд отошел к границе леса. Здесь Каранелли начал расспрашивать Матье. Тот отвечал четко и без запинки, не забывая, однако, подчеркнуть каким молодцом он держался. Рассказывая, как он презрительно молчал в лицо русским, адъютант до того вошел в роль героя, что в голову закралась мысль: "А почему ему, адъютанту Наполеона, нужно отвечать на вопросы какого-то полковника из инспекции кавалерийских частей?" И только он собрался оформить это словами, как к Каранелли подъехал Анри Фико, который отходил вместе с последним взводом егерей.
  - Все тихо, мой командир! - проговорил он.
  Взглянув на его мощную фигуру, Матье сразу передумал, вспомнив, как беспомощно болтался в руке Азарова.
  В конце разговора, чтобы еще раз подчеркнуть собственную беспримерную храбрость, адъютант рассказал про "лягушку по-французски", которой русским не удалось его запугать.
  - Врет, наверное, - сказал Фико, отъезжая от командира.
  - Кто его знает! - ответил Доминик. - Русские - дикари! Только что-то последнее время цивилизованная Европа кажется мне не менее дикой.
  Каранелли отправил полковника в сопровождении десятка егерей в Вязьму, навстречу Наполеону. Через три часа рота, осторожно, с предварительной разведкой дороги, на которой ничьих следов, кроме Матье, обнаружить не удалось, вышла к деревне. У околицы, на одной из молодых елочек, верхушка которой наклонилась к дороге, висело тело французского офицера. Он был привязан за ногу. К другой ноге, свисая почти до самой земли, была привязана толстенная дубовая чурка.
  
  VI
  
  - Надеешься, что получится? - задумчиво проговорил Азаров. - Хотя ты так удачно дополнил мою страшную сказку "лягушкой по-французски", что грех не использовать! Думаешь, расскажет?
  - Уверен! Знаю я эту адъютантскую породу, в нашем штабе насмотрелся. Что бы ни случилось - главное цену себе набить! Не удивлюсь, если он будет рассказывать, что сам видел целые роты "лягушек". Ладно, давай спать! Чего загадывать - получится, не получится? У тебя же нет другого плана?
  - Нет.
  - Спокойной ночи, кавалергард!
  - Спокойной ночи, драгун!
  Еще до восхода взвод вышел из деревни, направившись в противоположную от тракта сторону. Пройдя две версты, драгуны остановились, дожидаясь офицеров. Те же в свою очередь ждали Прохора, который выводил из деревни Матье.
  - Ну, как он? - спросил Азаров, когда Прохор вошел в избу.
  - Припустил, только пятки засверкали!
  - Вот и отлично! Андрей, ты справишься один?
  - Вот Прохор с мужиками помогут наклонить елку, а дальше сам. И лучше, чтобы никого рядом не было.
  - "Француз" готов? Чурка?
  - Как велели, ваше высокоблагородие! К полуночи все сделали.
  - Где?
  - К елочкам отнесли.
  - А вторая колода?
  - На месте! Куда сказали, там и стоит. И досочки свежеобструганые прибили.
  - Молодец! Тогда все. Помогите майору, да собирайтесь быстро и уходите! Завтра пришлите кого-нибудь узнать - не сгорела ли деревня? Все понятно?
  Через четверть часа Данилов ускакал к драгунам. Одним из главных козырей его плана были овраги. Хорошо разветвленная система глинисто-песчаных оврагов, с крутыми стенками, разлеглась на востоке от деревни. Причем с дороги их нельзя разглядеть.
  Конечно, Данилов не сомневался, что перед тем, как войти в деревню, лазутчики попытаются осмотреться, и вполне могут обнаружить и овраги, и засаду. Но надеялся, что им будет не до этого - у околицы ждала отличная приманка.
  Драгуны спешились за оврагами. Путь по дну длиной почти в версту. Посередине он круто поворачивал и выходил к околице - шагов триста до дороги. Хотелось бы ближе, но не стоять же посреди поля!
  - Объясняю! Задача у нас прежняя: по команде высунуть ружья, прицелиться. Стреляем залпом, и бежать! Ружья бросить!
  Заметив вопросительный взгляд, Данилов прервался.
  - Что случилось, вахмистр?
  - Ваше высокоблагородие, как же без ружей? Драгуну без ружья никак нельзя!
  - Увы, братцы, все понимаю! Но и вы поймите! У каждого два пистолета заряженных и по одному заряду в ружьях. Это все!
  Так и было. Весь порох и пули, включая то, что добыли позавчера на Смоленском тракте, взял Азаров.
  - Потому даже не приказываю - прошу вас - бросьте ружья! Не можем мы себе позволить бесполезное железо таскать. Здесь бежать нужно быстро: до поворота надо промчаться раньше, чем французы очухаются.
  Данилов переводил взгляд с одного на другого, но не во всех глазах встречал понимание.
  - Трудно это, но мне надо, не столько врагов убить, сколько вас не потерять! Где я еще таких драгун найду в тылу у французов? Так что давайте побудем немного... гусарами. Но с палашами!
  Кажется, дошло. Некоторые лица засверкали улыбками.
  - Хорошо, ваше высокоблагородие, - проговорил вахмистр, - приказ выполним, как один!
  - Спасибо! - Данилов говорил вполне серьезно. Кому не известно, что для драгуна оставить свое оружие врагу хуже, чем для гусара сбрить усы?
  Дальше дело было за вахмистром, который тщательно проверял, как готовят позиции для единственного выстрела подчиненные. На крутом склоне из перемешанного с глиной замерзшего песка это было не просто.
  Напротив, у елочек, возился Азаров.
  - Майор! Что так долго? - крикнул во весь голос Данилов.
  Азаров не ответил, хотя Николай был уверен, что тот услышал его. Значит, не до разговоров. Наконец, Андрей выпрямился.
  - Сейчас, ваше сиятельство! Уже иду к вам!
  - До нас три версты в обход!
  - Помню!
  Согнутая елочка начала разгибаться, поднимая тяжелый груз, который даже с расстояния в несколько метров трудно отличить от подвешенного французского офицера.
  
   Ждать пришлось долго. Азаров объехал овраги, оставил лошадь и пришел на позицию, а французы все не появлялись. Пара часов прошла в напряженном ожидании. Наконец на дороге показались конные егеря.
  - Все! - негромко, хотя до неприятеля было больше чем полверсты, скомандовал Азаров драгунам. - Ружья убрать, никому не высовываться!
   Осторожно оглядевшись, егеря двинулись по дороге. Несколько раз небольшие группы отъезжали в сторону, осматривая места, которые казались им подозрительными.
  - Толково идут, - оценил Азаров, который выглядывал из оврага вместе с Даниловым из-под чахлого кустика. - Как бы не нашли нас раньше срока.
  - Это вряд ли. Зря мы с тобой, что ли сказки полковнику Мытье в уши заливали?
  Четкие действия французов вдруг разом прекратились. Волнение пробежало по их рядам. Дозоры сбились в кучу, затем рысью помчались к елкам. Забыв обо всем на свете, егеря скакали туда, где на дереве висел "офицер". В числе следующих за ними Данилов разглядел сквозь окуляр трубы "малыша" и "графа Каранеева".
  - Ружье мне! - негромко скомандовал он.
  Вахмистр отдал свое. Вглядываясь в противников, собирающихся около подвешенного "француза", Николай жалел только о том, что у него один заряд.
  Капитан Жермен прискакал к елочкам, когда около них собралось почти вся рота егерей, которые расступились, пропуская командира. Он остановился, подняв лошадь на дыбы.
  - Варвары! Какие варвары! - гневно выдавил потрясенный офицер.
  Жермен выхватил саблю. Люка Сен-Триор, несущийся во весь опор впереди бойцов отряда Каранелли, за долю секунды до смерти почувствовал острейшую неотвратимую опасность, но ничего сделать не успел.
  Клинок сабли перерубил веревку, освобождая "тело" от чурки. "Француз" подпрыгнул, и мощный взрыв разбросал сотню пуль и все гвозди, что удалось найти в деревне. Один из них попал точно между глаз Люка.
  Позже Николай не мог объяснить, почему он выбрал "малыша". Может потому, что "Каранеев" не убил его, ослепшего после вспышки в камине? Хотя, конечно, мог бы. Или потому, что получил от "малыша" смертельный удар шпагой под сердце?
  Так или иначе, но холодный гнев, наполняющий грудь, сослужил хорошую службу. Данилов увидел, как вздрогнул после выстрела "малыш" и свалился под ноги коня.
  Князь, не оглядываясь, бежал впереди драгун, чтобы у них не было ни малейшего сомнения, что сейчас надо исполнять маневр "бег на скорость до лошадей". Позади слышалось хриплое дыхание, топот двух десятков пар сапог и громкий голос вахмистра:
  - А ну, быстрей! Еще быстрей давай! Вашу мать... "гусары"!
  
  Взрыв, а потом залп за спиной, сразу показали Каранелли, что и в этом поединке он играет не свою мелодию, а лишь исполняет волю дирижера, который все расписал, как по нотам. Потери оказались немыслимыми, но, тем не менее, численный перевес оставался на стороне французов.
  Каранелли потратил несколько минут, пока привел в порядок свое войско. Подобравшись к оврагам, офицеры сделали несколько залпов гранатами из штуцеров, потом остатки роты егерей были брошены в атаку. Французам не отвечали.
  Добравшись до обрыва, Луи увидел лишь темную дорожку следов на белесом фоне, уходящую за поворот.
  - Будем преследовать? - спросил подъехавший Арменьяк.
  - Я уже не совсем понимаю, кто кого преследует. Как там Доминик?
  - Живой. Вовремя шкуру надел, хотя не хотел.
  "Шкурой" офицеры Каранелли называли новое достижение Бусто - кирасу сложной конструкции из стальных ячеек в форме пчелиных сот, обтянутой свиной кожей вместе со щетиной.
  - А остальные наши все в шкурах?
  - Да, даже Люка был.
  Луи замолчал, вглядываясь в следы на снегу. Арменьяк ждал указаний.
  - Нет, преследовать не будем. Возьми с десяток егерей. Пойди, посмотри, что еще приготовил русский князь. Остальные пусть займутся ранеными. Домиником в первую очередь.
  Вскоре Каранелли вернулся в деревню. С облегчением узнал, что больше ничего необычного не случилось, если не считать одной странной находки. У дальней околицы, с противоположной стороны деревни, прямо на дороге стояла колода. Поверх нее лежала веревка. На прибитой доске углем было написано по-русски: "Каранеев! Сделай это себе сам!"
  
  Доминик лежал в жарко натопленной избе в одних подштанниках. Когда становилось невмоготу валяться на животе, отворачивался лицом к стене. Другое плечо, ушибленное при падении, сильно болело. По левой лопатке, расплылось фиолетовое пятно размером с чайное блюдце.
  - Как себя чувствуешь? - спросил Каранелли.
  - Уже лучше, завтра буду вполне здоров.
  - Это хорошо. Я смотрю, у тебя падение с лошади уже входит в распорядок дня.
  Они замолчали, думая об одном том же. Наконец, Доминик проговорил:
  - Жалко Люка! Он ведь к тебе еще раньше меня попал.
  - Да. Я случайно увидел, как он стреляет. Взял к себе, а он мне говорит: "У меня старший брат есть. Так он еще лучше стреляет".
  - Обидно. Сначала Николя. Тогда "графиня Возьмитинская" должна была уехать из Смоленска. Да и много чего у нас в карете было... Он поехал и пропал. А сегодня и брат так глупо...
  - Поймал нас Данилов! Третий раз поймал! Знаешь, Доминик, Наполеон считает, что князь - командир русского специального отряда. Такого же, как и наш.
  - Нет, Луи, нет! Я думал над этим. Палашом он, конечно, хорошо владеет, но это только по меркам драгун. Мы дрались пять лет назад. Любой из наших справится с ним одной сковородкой.
  - А стреляет?
  - Стреляет изумительно, но это самое простое. Ты посмотри, чем вооружены его люди? Обычные драгунские ружья. Ты не знаешь, почему он их сегодня бросил?
  - Не знаю, но думаю не потому, что они сильно мешали бежать. Есть одна догадка.
  - Не томи, командир.
  - У него нет пороха.
  - Кстати, о порохе. Разве ты не видишь, что у него нет нитропороха? А что есть? Да ничего, кроме того, что имеется в любом драгунском эскадроне! Нет, Луи! Наполеон, конечно, великий полководец, но здесь он ошибается. Князь Данилов обычный драгун.
  - Он в очередной раз устроил засаду, в которую мы угодили всем отрядом.
  - Да, это так. А знаешь почему? Дикари мы, Луи! Дикари! Поверили, что русский офицер станет пленного разрывать живьем на части. Как увидели чучело на дереве, так сразу про все на свете забыли! Понимаешь, никто не засомневался даже, что быть такого не может!
  Левуазье поднял глаза, в которых отчетливо отражалась горечь.
  - Потому, что все мерим по себе. Мы поверили, что русские сделали это, потому что готовы сделать сами. Вот такие мы дикари!
  С легкой гримасой на лице Доминик отжался, согнул колено, затем сел.
  - А князь Данилов дикость нашу первобытную учел и сыграл на ней, как на флейте.
  Малыш умолк. Теперь взгляд его упирался в деревянный пол. Каранелли тоже не нарушал тишину. И опять они думали об одном и том же.
  - Нам ведь говорили, что мы несем цивилизацию в глухую Россию, - в голосе Доминика по-прежнему звучала горечь разочарования. - А разве можно принести цивилизацию на штыках? Разве культуру можно привить огнем? Духовность мечом крестоносца? Мы несем варварство. И князь Данилов отлично понял, кто мы. Он не командир специального отряда. Он русский офицер, защищающий родину от набега дикарей. Который хорошо знает, с кем имеет дело.
  - Доминик, ты меня пугаешь!
  - Да полно, Луи! Ты сам себя пугаешься после того убийства русских пленных под Гжатском. Я же вижу.
  
  
  
  Глава третья
  
  СХВАТКА
  
  III
  
  Император ехал в середине колонны, окруженный тысячами гвардейцев. Постоянно ему докладывали обо всем происходящем вокруг. К полудню он понял, что маневр удался - никто не пытался преградить дорогу. Только небольшой отряд русской кавалерии прицепился к арьергарду. В остальном все складывалось благополучно.
  Настроение Бонапарта значительно улучшилось. Он подозвал Каранелли, который после того, как заминировал дорогу, по которой Наполеон вышел из Красного, ехал вместе со свитой.
  - Луи, мы опять провели русских!
  "Мы бросили корпус Нея, - подумал Каранелли. - Еще одна жертва ради спасения императора". Вслух, однако, не сказал ничего, дожидаясь приказаний.
  - За нами идет небольшой отряд, который постоянно пытается атаковать наш арьергард. Луи! Надо остановить его. Он производит слишком много шума. Возьми полк. Останови русских и догоняй меня. Как только вернешься, я поверну колонну на тракт. Мы уже обошли заслоны русских.
  Каранелли быстро собрался. К надетой еще с утра защите добавился полный комплект вооружения, что везли в одних из немногих саней. Полчаса спустя все четверо, оставшихся при Наполеоне лазутчиков, переместились в арьергард.
  Командир принял распоряжения Каранелли, не задавая лишних вопросов. Полк начал едва заметно отставать от колонны.
  Атака русских не замедлила последовать. Вылетев из-за леса на краю большого поля, отряд Васильева помчался на противника. Но это оказалась очень неудачная вылазка. Гвардейцы встретили драгун плотным огнем. И в тот момент, когда кавалеристам оставалось совсем немного, чтобы врезаться в строй французов, над ними громыхнули гранаты, осыпая дождем металла. Следом еще и еще. Эскадроны смешались.
  - Это они! - закричал Азаров, который вместе с Даниловым наблюдал за атакой.
  - Я вижу!
  Николай велел вестовому пулей лететь к начавшему отступать Васильеву. Он должен уводить полк не в лес, а по полю. Пусть лазутчики видят, что драгуны, получившие сокрушительный удар, уходят совсем. Сам же Данилов по широкой обходной дуге направил эскадрон, чтобы вновь незаметно выйти на путь французов.
  Арьергардный наполеоновский полк, удачно отбившись, двинулся дальше. Русские уходили в противоположную сторону. Однако Каранелли решил не рисковать. Через несколько минут он поднялся на вершину холма, мимо которого проходили гвардейцы, и осмотрел окрестности.
  Далеко на востоке, у самого горизонта, кавалеристы шли на Красный. На западе, французские колонны обходили очередную рощу, поворачивая в сторону тракта. Луи заметил, что арьергард отстал на приличное расстояние. Но задание Наполеона выполнено - русские сброшены с хвоста.
  Спустившись вниз, Луи подъехал к командиру полка.
  - Мы возвращаемся к императору. Думаю, вам уже ничего не угрожает, но лучше прибавить шагу. Не стоит ходить отдельно.
  Каранелли пустил лошадь, и четверо наездников галопом поскакали докладывать императору.
  
  Сначала Данилову показалось, что он опоздал. Из-за деревьев он видел, как шли мимо в плотном строю последние французские гвардейцы. Потом сообразил, что так быстро последний полк не мог пройти - это предпоследний.
  Действительно, через несколько минут показался еще один, а впереди... У Николая вспотели ладони.
  Четыре всадника, постепенно увеличивая дистанцию от шагающих сзади гвардейцев, скакали по полю. И хотя с такого расстояния невозможно разглядеть лица, Николай не сомневался, что трубу брать в руки не нужно.
  - Граф Каранеев, собственной персоной! - Азаров, как раз больше доверял оптике, чем интуиции.
  - Скорее, Андрей! У нас минута! - Данилов понял, что когда лазутчики будут напротив драгун, то окажутся на равном расстоянии от обоих полков гвардейцев. - Отсекаем их от пехоты с двух сторон.
  - Хорошо. Про маневр не забудь, чтоб под гранаты не попасть.
  Вчера вечером в штабной избе обсуждали Андрей с Николаем оружие французских лазутчиков. Вот тогда Азаров и сказал:
  - Мне самыми страшными кажутся гранаты. Они умеют их так пускать, что взрывы происходят в воздухе, над головами. Двадцать человек могут свалить одной гранатой. Я думаю их из ружей выстреливают.
  - Как?
  - Не знаю. Только чем еще? Пушек они с собой не возят.
  - Верно! Верно, Андрей! Меня Кутузов спрашивал - зачем заряд без пули? А теперь думаю, чтобы гранатами выстреливать. Правда, пока не понимаю как!
  - А это неважно. Главное, граната - она тяжелая. Летит несколько секунд.
  - И что?
  - Надо в сторону сворачивать. Как выстрел увидишь - так сразу и сворачивай. Чем круче повернешь, тем больше шансов спастись.
  Азаров - он умница. Николай забыл про вчерашний разговор, а Андрей вовремя напомнил.
  Каранелли прозевал начало атаки. Потому, что никак не мог поверить, что здесь между полками гвардейцев, кто-то может наброситься на него. Всадники выскакивали из леса, отрезая лазутчиков с обеих сторон. Цепь драгун напоминала широкий невод, который шел по полю, стараясь захватить добычу.
  Луи понял, что у него осталось только одно направление, не перерезанное драгунами, - на север, к Днепру. Точнее к тому месту, где текущая через Красный река Свиная сливается с Днепром. И чтобы уйти от русских, нужно успеть проскользнуть между реками и драгунами.
  - За мной! - разворачивая коня, закричал Каранелли. - Заряжать гранаты!
  Данилов, несущийся во весь опор, увидел, как остановилась четверка французов. Вскинутые ружья подсказали, что сейчас полетят гранаты.
  - В сторону! - закричал Николай, поворачивая лошадь.
  Маневр удался. Осколки все-таки задели драгун, но счет шел на единицы, а не на десятки. Почти сразу Данилов вновь изменил направление, опасаясь новых гранат. Но лазутчики уже мчались дальше, к березовой роще.
  Каранелли понимал, что полки гвардейцев не смогут прийти на помощь. Да и не станут пытаться - у них свой приказ. Рассчитывать можно только на себя. Неудачный залп не принес желаемого результата, лишь сократил расстояние до преследователей. Теперь нужно найти более благоприятный момент, чтобы отпугнуть русских. Он вел Фико и еще двоих товарищей к роще, чтобы проскользнуть вдоль ее края. Тогда левый фланг преследователей должен наткнуться на деревья и потерять время на объезд. А после рощи можно будет повернуть снова на запад, где теперь не будет русских.
  Данилов понял маневр французов. "До чего же хитер, черт!" - почти восхитился противником князь. Теперь он останется позади эскадрона. Такой расклад никак не устраивал. Что же делать? Объезжать слева? Очень далеко.
  Неожиданно Николай заметил тропинку, косо уходящую через рощу. "Эх! Выводи, родимая!" - подумал он, поворачивая в лес. Полторы дюжины драгун последовали за ним.
  Каранелли остановился, проскакав три сотни шагов вдоль рощи. Фланг противника, вынужденный объезжать деревья, сжался в плотную толпу. На этот раз залп гранат получился значительно лучше. Но это не остановило русских. Лавина наездников летела дальше, сокращая расстояние до лазутчиков. Французы снова пустились наутек, разбрасывая за собой дымовые пакеты.
  Маневр получился даже эффективнее, чем гранаты. Сразу за дымовой завесой лазутчики раскидали все запасы "чеснока", боевые свойства которого на тонком слое сдутого ветром снега почти не изменились. После этого преследователей осталось не больше половины эскадрона. Но Азаров мчался вперед, понимая, что сократившаяся дистанция даст возможность драгунам прицельно выстрелить.
  Тропинка оказалась вполне приличной. Только по ней ходили пешком, и Николай вынужден был пригибать голову к самой шее лошади, чтобы не получить удар веткой. Следующий за ним драгун зазевался. Сильный удар мощного сука пришелся по голове и выбил из седла. Создался затор, и Данилов один уехал вперед.
  Когда роща осталась позади, от лазутчиков преследователей отделяло не больше сотни шагов. Драгуны открыли огонь. Лошадь одного из французов, который даже с приличного расстояния выглядел гигантом, начала заваливаться. Всадник успел соскочить, но не удержался на ногах и грохнулся о землю. Поднялся быстро, одним ударом ноги переломил одинокую березку высотой с полторы сажени и ухватил ее со стороны комля. Через несколько секунд махнул сломанным деревом перед мордой лошади первого подскочившего к нему драгуна, чем сильно напугал ее. Не прерывая движения, француз плавно запустил березку в сторону других коней, создав небольшое замешательство. Сам же, скользнув к ближайшему драгуну, легко сдернул того с лошади. Уже сидя в седле, с обеих рук, из появившихся вдруг пистолетов застрелил двоих, и, пригнувшись к шее лошади, пустил ее в карьер.
  У него бы все получилось, потому что такая дьявольская ловкость внесла заметное смятение в ряды противника, но в это время из рощи появился Данилов. Не раздумывая, он выстрелил из пистолета. Из французского, поскольку дистанция была велика.
  Промах оказался не очень большим. Николай старался попасть в лазутчика, припавшего к гриве, но пуля ударила в голову лошади. Второй раз за минуту под великаном убили коня, но он и не собирался сдаваться.
  На этот раз ближе всего оказался Азаров, который и получил в грудь нож. Кираса, надетая под шинель, спасла жизнь Андрею в очередной раз. Жаль, что ненадолго. В ответ Азаров послал палаш колющим ударом в плечо противника. Он промахнулся. Семь лет занятий с Домиником сделали Анри Фико почти столь же неуязвимым, как и малыша.
  Точным движением лазутчик перехватил руку Азарова. Лошадь несла Андрея вперед, а пойманная в стальные клещи рука оставалась на месте. Майор вылетел из седла с вывихнутым плечом.
  Трое драгун, скинув оцепенение, бросились на француза. Но в это время хлопнули одна за другой гранаты, мгновенно заполняя пространство клубами дыма. Это все, что мог сделать Каранелли для друга. Ему пришлось остановить лошадей в зоне поражения драгунских ружей.
  Данилов, тем временем, перезарядив пистолет, мчался к месту событий.
  К чести Андрея, он поднялся, несмотря на адскую боль в плече. Выхватив пистолет, выстрелил в исчезающего в дыму француза. Понимая, что, скорее всего, не попал, бросился вдогонку. Он бежал, что есть сил, стараясь помешать неприятелю сесть в седло. Но вновь оказался на земле, наткнувшись на жесткий, ломающий челюсть удар, который получил гардой собственного палаша, находящегося сейчас в руках француза.
  Сознание поплыло, глаза застилал туман, но Азаров вновь смог подняться. Бросив вперед непослушное тело, здоровой рукой вцепился в стремя. Получив шпорами в бока, лошадь с трудом двинулась вперед. Майор волочился по снегу.
  Данилов увидел, как француз взмахнул палашом. Не задумываясь, он выстрелил, но лазутчик лишь покачнулся, получив пулю в грудь. Удар клинка пришелся по непокрытой голове Азарова, смерть наступила сразу. Но даже она не заставила кавалергарда прекратить борьбу. Рука железной хваткой продолжала держать стремя, не давая французу пуститься галопом. Тверской дворянин Андрей Азаров оказался достойным потомком русских богатырей, для которых смерть еще не причина закончить схватку.
  Вторым ударом Фико отрубил кисть, держащую стремя.
  Холодная ярость не слабее обычной, тратящей массу энергии на дикий крик, резкие, порой ненужные движения. Холодная ярость точна и выверена. Ничего лишнего.
  Николай четким движением выдернул оба своих пистолета. Из дыма начали появляться драгуны, но это уже не имело значение.
  - Посмотри сюда! - крикнул он по-французски. И когда лазутчик обернулся, выстрелил ему в лицо с обеих рук.
  - Догонять! - громко скомандовал Данилов. - Вперед!
  Широким жестом Николай показал, чтобы драгуны шли наперерез пытающимся свернуть французам. Лишь на секунду замер, опустив глаза на залитое кровью тело Азарова.
  - Прости, Андрей! - прошептали губы. - Моя вина.
  Твоя, твоя вина, князь Данилов. Хотел наверняка. А стрелять нужно было сразу в голову.
  Через минуту Николай огляделся по сторонам. Вместе с ним французов преследовало не больше пяти дюжин драгун. Убив одного лазутчика, эскадрон лишился половины состава.
  
  Для Каранелли ситуация складывалась наихудшим образом. Большинство гранат осталось у Фико. Только одна осколочная и две дымовые для стрельбы из штуцеров - это все, что имели лазутчики. Еще штук пять ручных, но только дымовых и зажигательных. "Чеснока" нет. Зарядов много. Но стрелять из штуцера на скаку плохо. Пистолеты, конечно, удобнее. У русских половина ружей заряжена, пистолеты - у всех. Вполне могут зацепить. Каренелли и раньше догадывался, что лихая атака между полками гвардейцев дело рук Данилова. Кто еще решится на такое? Потом Луи увидел его. В тот момент, когда князь застрелил Анри.
  Расстояние для прицельного выстрела из штуцера невелико. Но французы только пустили лошадей вперед. Нужно было вновь останавливаться, перезаряжать штуцер. Драгуны за это время могли подобраться на расстояние пистолетного выстрела, что грозило серьезными неприятностями.
  "Попробую на ходу", - подумал Каранелли, ускоряя бег лошади. Но оглянувшись через несколько секунд, понял, что теперь ему не найти Данилова в гуще драгун.
  Дистанция до преследователей немного увеличилась, после того, как Фико задержал русских. Однако позиция французов оставалась проигрышной. У русских наверняка нашлись бы хорошие лошади, от которых просто не уйти. Тем более что просочившиеся сквозь рощу драгуны, стали отжимать Луи с товарищами к Днепру.
  Открыть стрельбу в такой ситуации казалось логичным, и французы вытащили штуцеры из-за спин. Первым выстрелом Каранелли поразил цель. Но обнаружил, что расстояние до драгун сократилось. Во время стрельбы лошади снижали скорость!
  Лазутчики прекратили огонь и постарались прибавить ходу. Теперь они мчались к ближайшему лесу на пригорке, где Каранелли надеялся перехитрить русских. Овраг, выросший на пути, нарушил планы.
  Он не был непроходимым, но, поднимаясь по противоположному склону, лошади потеряли ход. Несущиеся вниз драгуны резко сократили дистанцию. Их выстрелы привели к тому, что французы остались без лошадей. Один был серьезно ранен в бедро.
  С огромным трудом лазутчики успели скрыться в лесу, который, как выяснилось, обманул их ожидания. Кажущийся издали большим, на деле он оказался узкой полосой шириной в тридцать саженей. Спрятаться в нем невозможно, тем более что следы на снегу нельзя скрыть.
  Подъехав в числе последних, Данилов спрыгнул с коня и поспешил на выстрелы. На пути ему попались трое драгун и француз. Мертвые. На полянку, где раздавался звон железа, он выскочил очень удачно. В десяти шагах "граф Каранеев", отразив выпад драгуна, нанес ответный укол шпагой. Раздался сдавленный хрип. Еще трое наступали с осторожностью.
  - Застрелите его, - крикнул один.
  - Нечем, - отозвался другой, - сейчас заряжу.
  Отойдя за спины товарищей, он полез в лядунку.
  - Замри! - негромко, но отчетливо скомандовал Данилов.
  Луи отпрыгнул на шаг и обернулся.
  - Я буду стрелять в голову и не промахнусь! - холодная ярость еще владела Николаем, и Каранелли чувствовал это.
  - Не промахнешься, - отозвался он. Посмотрел на руку князя и добавил: - У тебя хороший пистолет.
  Луи медленно развел руки в стороны, уронил шпагу.
  - Заберите у него все оружие.
  Француз не сопротивлялся. С него сняли подсумки, забрали пистолеты. Вынули ножи из-за голенищ сапог.
  К поляне подтягивались драгуны. Слышались обрывки фраз.
  - ... убили. И того шустрого тоже...
  - ... последний...
  - ...чертово отродье, пол-эскадрона положили...
  - Вяжите! - снова скомандовал Данилов, который, наконец, поверил, что сейчас начала сбываться его многолетняя мечта. Он сможет поговорить с наполеоновским лазутчиком. В штабе у Кутузова. И пусть тот только попробует хоть что-нибудь утаить!
  Каранелли знал, что безоружный противник вызывает меньше опасения. И знал, как этим воспользоваться. Едва драгуны взяли его за руки, он мгновенно развернул одного, поставив между собой и Даниловым. Другая рука резко взлетела. Согнутый локоть нашел подбородок противника. Громко клацнули зубы, и Каранелли свободен. Точно ударил в шею драгуна, того, которым прикрывался от Данилова. Кавалерист начал оседать, схватившись за горло. Сам же француз выдернул палаш из его ножен и метнул в князя. Да так точно, что Николаю пришлось отпрыгивать в сторону. И пока он снова поднимал пистолет, Каранелли уже мелькал между деревьями. Выстрел вдогонку получился неудачным - пуля задела ветку и ушла в сторону.
   Данилов рванулся за лазутчиком, очередной раз удивляясь сказочной ловкости противника. "Надо прострелить ему ногу!" - подумал он.
  Каранелли мчался к кромке леса - туда, где спешивались драгуны. Его отчаянная попытка улизнуть вряд ли увенчалась бы успехом, если бы не одно событие, которое началось за минуту до этого.
  Француз, лежащий в лесу, которого все считали мертвым, был еще жив. Сквозь вату ускользающего сознания он слышал голоса русских. Значит, бой его еще не был закончен.
  Нащупав в подсумке зажигательную гранату, он начал большим пальцем по крохам сдвигать вверх крышку. Наконец, та поддалась. Последняя осколочная граната для штуцера тоже была у него. Собрав все силы, чтобы не потерять сознание раньше времени, он разбил стекло "зажигалки". И прежде, чем испепеляющий жар начал сжигать руку, сунул ее в хвостовой стержень осколочной гранаты.
  Взрыв ранил нескольких драгун, а остальных привел в замешательство. Только Данилов, не обращая внимания, бежал за "графом Каранеевым".
  Когда он выскочил из леса, Каранелли уже сидел в седле. Его легко можно было снять выстрелом, но пистолет разряжен. Николаю ничего не оставалось, как запрыгнуть на другую лошадь.
  Они скакали по узкой плоской полоске земли между лесом и оврагом. Лучший боец наполеоновской армии, стремящийся вырваться из мышеловки, и решительный русский офицер, готовый отдать все, лишь бы не дать тому уйти.
  Данилов понимал, насколько трудна его задача. Француз безоружен. Следом за ними должны мчаться драгуны. Днепр уже недалеко, и лазутчик будет ограничен в выборе пути. Но это та ситуация, из которой он много лет учился выходить. А что у Данилова? Последний заряд в пистолете и палаш. Да жгучее желание поквитаться с французом за все. Тоже не мало.
  Лес кончился, и всадники теперь скакали полем. Через полверсты Николай оглянулся, чтобы посмотреть, как далеко отстали драгуны. Позади не было никого.
  День уже клонился к закату. Как быстро пролетел он! Казалось, что только сейчас было раннее утро, когда Московский драгунский полк шел в атаку на Красный, а теперь уже в первых сумерках Николай гнался за главным врагом в своей жизни.
  Еще через полверсты Данилов понял, что с лошадью ему повезло меньше. Если сразу после леса расстояние между наездниками было шагов в сорок, то теперь оно увеличилось вдвое. Придется стрелять. А если у француза есть пистолет, который оставили в седельной сумке? Вряд ли. Спешиваясь, драгуны забирают их с собой. О том, чтобы попасть с такого расстояния на скаку в голову, руку или ногу, даже не могло быть и речи. Спина, наверняка, прикрыта кирасой. Выбора нет.
  Прицеливался Николай очень тщательно. Даже когда "усмирял" Дениса Давыдова, и то так не старался. Сразу понял, что попал. Лошадь француза потеряла скорость, хотя и продолжала скакать. Но расстояние стало сокращаться.
  Каранелли оглянулся. Данилов был один, но драться с ним в ровном поле не хотелось - подстрелит, как тетерева. К счастью, роща оказалась рядом. Остановив лошадь, француз сбежал по склону, и скрылся среди деревьев. Данилов подъехал через несколько секунд. С вершины небольшого холма он оглядел окрестности. Дубовая роща лежала на берегу двух рек: Днепра и впадающего в него Свиную. Позади, в ровном до самой лесополосы поле, никого не было. "Что у них там случилось? - думал Николай. - Неужели взрыв поубивал всех? Или из-за него просто не заметили, как я погнался за лазутчиком? Сейчас обнаружат, что меня нет - начнут искать. Только когда это случится? Скоро стемнеет, тогда француз точно ускользнет!"
  Спрыгнув с лошади, князь пошел по следам. "Храни меня палаш и пистолет! - мысленно пожелал себе удачи. - Хотя нет! Только палаш". Французское оружие ввиду его полной бесполезности он оставил в седельной сумке.
   Разум пытался предупредить, что его охота чертовски опасна, что противник очень сильный и искушенный, что в запасе у него могут быть такие козыри, которые просто не дадут никаких шансов. Но ненависть, многолетняя накопленная ненависть, вела Николая вперед.
  Спас его не палаш. Фазан.
  Когда человек вышел на поляну, птица притаилась у куста. Но хитрый человек сделал большую петлю, и теперь подбирался с другой стороны. Тем временем другой шел по следам первого. Птица оказалась между людей, и поняла, что ей угрожает опасность. С шумом она рванулась вглубь леса, ловко скользя между деревьями. Данилов резко оглянулся, машинально вскидывая палаш. Но вместо умчавшейся птицы он увидел Каранелли, которого никак не ждал с этой стороны. Четыре сажени нетронутого белого снега разделяли врагов.
  Николая вдруг смутило, что руки противника пусты. И хотя он помнил, как француз хладнокровно заколол слепого, беспомощного Белова, кодекс чести еще шевелился где-то в глубине души.
  - Ложись лицом вниз, руки за спину! - крикнул он, подходя.
  Несмотря на сгущающиеся сумерки, усмешка Каранелли была отчетливо видна.
  - Иди назад, Николай Тимофеевич! Живой останешься! Обещаю!
  Данилов не стал больше терять время на слова. Но ударил осторожно, может это и спасло. Палаш летел параллельно земле, слева направо, и Николай приготовился, что противник присядет, потому что отпрыгивать на снегу не очень удобно. Но этого не произошло. Почти развернувшись спиной, француз вскинул руку и принял палаш предплечьем. Клинок рассек ткань полушубка и с приглушенным звоном стукнулся о стальную пластину в рукаве. Только потому, что Николай не вкладывал в удар вес, тело его не полетело навстречу бьющей в печень ноге. То ли от непредсказуемого движения противника, то ли из-за обломка ветки, попавшей под опорную ногу, он потерял равновесие и начал падать лицом вперед. Мгновенно сгруппировавшись, дважды кувыркнулся, легко и пружинисто вскочил, разворачиваясь.
  - Недолго тебе жить осталось!
  Николай медленно шел вперед, не обращая внимания на слова француза. Куда атаковать? В корпус бесполезно, там наверняка кираса. А ноги?
  Краем глаза Данилов заметил, что в сумерках дерево за спиной противника светится ровным желтоватым цветом, будто внутри у него горели свечи. И, наверное, столь причудливое явление природы заслуживало бы более пристального внимания, если бы не лазутчик.
  Николай бросился вперед, и, нанеся два обманных удара, вытянувшись в длинном выпаде, почти стелясь над снегом, выкинул палаш, целясь в колено противника.
  Прием глупый в обычном бою. Голова открыта для удара сверху. Слишком трудно, слишком много времени нужно, чтобы вернуться в позицию. Но в руках у неприятеля нет оружия!
  Данилов почувствовал, что задел противника. Вернувшись в первую позицию, он увидел, что француз стоит у светящегося дерева. Над коленом по белым рейтузам расползалось продолговатое темное пятно. Азарт боя полностью захватил Николая. Удар сверху вниз, справа по диагонали имел целью заставить лазутчика вскинуть руку для защиты, но "граф Каранеев" нырнул под палаш и опять-таки кувырком скользнул куда-то за спину Данилову. Удар пришелся по дереву. С резким шипением вырвалось светло-зеленое облако. Но Николай не обратил на это внимания, стремительно оборачиваясь. Каранелли стоял готовый к броску. Но что-то мешало ему.
  Невероятная слабость вдруг наполнила мышцы Николая. Собрав всю волю, он пытался удержать выпадающее из рук оружие. Зеленый туман застилал глаза. Последнее, что увидел Данилов, была оседающая фигура врага.
  
  
  Глава четвертая
  
  КРАСНЫЙ
  
  I
  
  Николай никак не мог проснуться. Он чувствовал, что спал очень долго, что и солнце встало, что и к завтраку пора выходить. Да и отцу нужно помочь разобраться с бумагами.
  Данилов открыл глаза и увидел солнце. Маленькое, тусклое, но все-таки это солнце, потому что оно нестерпимо резало глаза. Николай опустил ресницы, но под плотно сомкнутыми веками красные круги в черном обрамлении.
  "Какие бумаги? - мысль появилась внезапно. - Мы же не в Дорогобуже! А где мы?" Размышления напрягли; так и не определив местонахождение, Николай вновь провалился в черноту сна.
  Но здесь ему неуютно, потому что ужасный нечеловеческий голос начал громко, удивительно громко, и четко проговаривать фразы. Язык понятен - русский, а смысл сказанных слов никак не удавалось ухватить: "От советского информбюро. Сегодня двенадцатого июля после упорных кровопролитных боев, войсками Западного фронта оставлен город Орша". Николай понимал, что такое упорные кровопролитные бои, ему известно, где находиться Орша, он готов согласиться, что сегодня двенадцатое июля. Но где это "информбюро", и что за такие "войска Западного фронта"? Может Кутузов объединил две армии?
  Чернота сна снова поглотила, затихающий голос все глуше, неразборчивей. Потом стало белым-бело, заснеженная полянка с молодым дубком, подсвеченным желтым светом, сменила темное покрывало, а в ушах снова зазвучал, казалось бы, совсем исчезнувший голос: "...двенадцатого июля". Беспокойная мысль стучала в голове - что-то не так! Что? Что не так? Дерево? Да! Но не в дереве дело! Что еще? Снег? Но снег обычный. Что, черт подери!! Да, конечно, снег! Снег! Снег! Снег двенадцатого июля!
  И сразу вспомнилось все - заснеженный лес, поляна, граф "Каранеев". Рука непроизвольно дернулась, сжимая рукоять палаша, но в кулаке лишь пустота. А где противник? Резким движением, легко, будто и не лежал только что, Данилов вскочил. Он не знал, что это уже не поляна, а кровать. С грохотом подполковник полетел на пол, снова резко подскочил и, озираясь, ничего не понимая, стал посреди темной комнаты. Он ничего не смог рассмотреть, кроме светлого прямоугольника открытой двери и косого, такого же светлого пятна на полу. Мимоходом проскользнула мысль, что в соседней комнате горит слишком много свечей.
  Внезапно Николай ослеп, яркий свет ударил в глаза, будто маленький осколок солнца влетел в комнату. Кто вошел, послышались быстрые шаги.
  - Ложитесь, ложитесь, - произнес девичий голос, - чего всполошились?
  Выговор мягкий, немного странный, словно девушка откуда-то из западных губерний. В грудь уперлась рука, слегка подталкивая к кровати. Данилов попытался открыть глаза, но не смог, резь становилась нестерпимой, стоило лишь слегка приоткрыть веки.
  - Где я?
  - В госпитале.
  - В госпитале? А где?
  - В Красном.
  В Красном? Как он сюда попал? Значит, его нашли в лесу, кто-то шел по следам. А потом привезли в госпиталь.
  - Я ранен?
  - Нет. Врач сказал, что вы абсолютно здоровы, только проснуться никак не можете.
  Звук топающих сапог заставил Николая напрячься. Он вновь попытался открыть глаза, но опять это не удалось, хотя резь уменьшилась.
  - Машка, - раздался громкий грубоватый голос вошедшего, - кто разрешил тебе разговаривать с ним? Все доложу лейтенанту!
  - Давай! А я расскажу, что ты дрых, как суслик, вместо того, чтобы сторожить больного.
  Вошедший замолчал, такой оборот ему не понравился. Потом проговорил уже другим тоном:
  - Лейтенант велел доложить сразу, как только он придет в себя.
  - Ну так иди, доложи! - голос девушки немного насмешлив. - И свет выключи.
  Раздался негромкий щелчок, и Николай, по-прежнему пытающийся разомкнуть веки, почувствовал, что стало намного легче. В темной комнате, свет в которую проникал лишь через открытую дверь, лица девушки не разглядеть. Только силуэт в белой одежде и косынка на голове. Данилову хотелось спросить, что такое яркое горело в комнате. Но он как будто почувствовал, что спрашивать не надо, лучше самому разобраться. Он сел на кровать.
  Через пару минут, вновь раздался топот сапог.
  - Поднимайтесь, - голос принадлежал все тому же обладателю грубого голоса, - начальство требует!
  "Ну что ж, - подумал Данилов, - это хорошо, не придется ждать до утра".
  Девушка нагнулась и вытащила из-под кровати странной формы тапочки и бросила их на светлое пятно на полу.
  - Обуйтесь!
  Николай засунул ноги, вышел за дверь и остолбенел. Немигающими глазами, хотя слезы так и катились по щекам, он смотрел на свешивающуюся с потолка веревку, на конце которой огромная прозрачная капля светилась ярким светом. Таким ярким, что ни свеча, ни дерево, ни бумага никогда не смогли бы гореть так же.
  
  Майор Лемешев, начальник особого отдела дивизии, спал урывками уже третьи сутки. А с тех пор, как сведения о четырех парашютистах, выброшенных на вечерней заре, поступили в отдел, о сне пришлось забыть окончательно. Прочесывания близлежащих лесов, усиленные патрули на станциях, тотальная проверка машин на трассе Москва - Минск и других дорогах не дала ничего. Или почти ничего. Взвод пехотинцев, направленный на прочесывание под Гусино, нашел в лесу двоих мужчин. Они лежали на поляне абсолютно голые, без сознания, но и без следов ранений. Санинструктор определил, что оба они живы, но привести в сознание их не смог. Командир взвода приказал одному отделению доставить их в Красный, а с остальными отправился заканчивать прочесывание квадрата.
  Врачи госпиталя тоже не смогли ничего сделать, только задумчиво покачивали головами и говорили - надо подождать. Ждать Лемешеву было некогда, но с другой стороны он понимал, что парашютисты, раз их не обнаружили сразу, вряд ли найдутся в последующие дни. А потому эти странные субъекты рассматривались как последний шанс, который бы позволил прояснить ситуацию. Интуитивно майор понимал, что они вряд ли имеют хоть какое-нибудь отношение к парашютистам, однако его работа заключалась в том, что он обязан проверить все. И до конца.
  Успевший окончить университет, Олег Лемешев в рядах НКВД был явлением, скорее чужеродным, чем типичным. Не совсем пролетарское происхождение он с лихвой компенсировал природным умом, отличным образованием и великолепной интуицией. Начальником отдела майор стал чуть больше недели назад, когда его предшественника убило во время первой же бомбежки. Организуя прочесывания и другие мероприятия по поиску незваных гостей с неба, он не забывал о транспортировке секретных документов, о выявлении шпионов в рядах беженцев и о многих других делах, которые сваливаются как снег на голову во время беспорядочного отступления армии.
  Найденных в лесу он поручил лейтенанту Клюку, офицеру весьма недалекому, безмерно гордившемуся высоким положением. Сын свинопаса, по характеру мало, чем отличался от подопечных отца. В двадцатые годы тот преуспел в раскулачивании односельчан и смог возглавить парторганизацию всего района. В наследство сыну досталось презрение ко всем, кто ниже по положению.
  Особый отдел размещался в нескольких комнатах общежития механизаторов, расположенных в конце длинного коридора. Рассвет, тихонько забрезживший за окном только в половине пятого, порадовал затянутым тяжелыми тучами небом, - бомбежек не ожидалось, по крайней мере, с утра. Майор решил, что нужно поспать, хотя бы пару часов, буквы уже расплывались перед глазами. Выключив настольную лампу, он хотел уже запереть дверь, чтобы улечься на стоящую возле стены кушетку, как вдруг послышался крик. Лемешев выскочил в пустой коридор и здесь обнаружил, что шум раздается из открытой двери одного из кабинетов, занимаемых особым отделом. Влетев вовнутрь, майор увидел двух сержантов, безуспешно пытающихся скрутить руки невысокому темноволосому мужчине, в котором Олег сразу узнал одного из принесенных из леса. Клюк поднимал вытащенный из кобуры наган. Мгновенно сориентировавшись, майор заорал во весь голос:
  - Отставить! Смир-р-р-на!!
  Содрогнувшись от крика все четверо, включая неизвестного, замерли на месте. Профессионально Лемешев отметил, что так среагировать на команду немецкий парашютист, даже знающий русский язык, не мог. Самый подходящий для ситуации вопрос - в чем дело, лейтенант? - задавать не было смысла, просто достаточно взглянуть на окровавленные губы Клюка. Ощущение, что происходящее имеет какое-то логическое несоответствие, сразу же охватило майора. Неизвестный, найденный в лесу, заехал по физиономии лейтенанту НКВД. Даже если он и не знал, что имеет дело с особистами, то Клюк сообщил ему об этом сразу, с первых слов. Он всегда хвастается этим. Далее мужчина полез в драку с сержантами, но по команде принял положение "смирно". Странно!
  Дальше Лемешев действовал интуитивно, но быстро и решительно.
  - Лейтенант! Почему воротник расстегнут!? - голос майора строг. - Немедленно приведите себя в порядок! Какой пример вы подаете подчиненным!
  Темноволосый сделал шаг в сторону майора.
  - Разрешите предста...
  - Отставить!! - перебил Олег. - Проводить задержанного в мой кабинет!
  Это уже сержантам. Выходя следом в коридор, майор обернулся.
  - Бардак у вас, лейтенант Клюк! Чуть стрельбу в помещении отдела не открыли. В следующий раз будете наказаны!
  И ушел, плотно закрыв дверь.
  В кабинете майор, вновь зажег лампу. Данилов покосился на ярко вспыхнувший под абажуром свет, но ничего не сказал, решив, что сейчас не время задавать вопросы.
  Дождавшись, когда под его строгим взглядом сержанты вышли, Олег произнес негромко:
  - Я готов вас выслушать, но при условии, что будете говорить тихо, и ни одно слово не просочится в коридор.
  - Подполковник Данилов. Состою при штабе Кутузова. В настоящее время, командую эскадроном, который имеет особое задание.
  Лемешев был неплохим профессионалом. Задержанный может говорить на первом допросе все, что ему вздумается. Мешать не надо - надо помочь разговориться.
  - Майор Лемешев, особый отдел дивизии. Так, стало быть, вы из дворян?
  Данилов немного изумился, глядя на симпатичного офицера. Светловолосый майор с усталыми темными глазами располагал к себе.
  - Конечно, наше родовое княжеское имение находится под Дорогобужем.
  Теперь удивился Олег. И даже не тому, что только ненормальный может сказать такое офицеру НКВД. Раз решил прикинуться психом, то это, как раз, будет правильной линией. Особиста удивило другое.
  - Простите мое любопытство, ваше сиятельство, но насколько я понимаю, оно находится на берегу Днепра, на левом берегу. Недалеко от Дорогобужа со стороны Вязьмы?
  - Нет, майор! Это имение графа Истомина. Наше на другом, правом берегу. Недалеко. Если переплыть Днепр, от всего две версты. Но если ехать через мост в Дорогобуже, то все пятнадцать будет.
  А вот это уже почти повергло Олега в шок. Ведь все верно. Но три четверти выпускников его факультета - исторического факультета университета - этого не знают. Кто же перед ним? Немецкий парашютист с легендой умалишенного? Зачем ему такая точность в исторических подробностях?
  - Понятно, князь. Да вы садитесь! - показав на стул около стола, предложил майор. - А что у вас там произошло с лейтенантом?
  - С кем?
  - С тем офицером, которым вы разговаривали только что...
  - Офицером? - в голосе слышалось явное удивление. - Разве это офицер? Быдло!
  Лемешев ждал, ему интересно, что будет дальше.
  - Что ж, раз он офицер, то тогда мне придется пристрелить его на дуэли!
  - Насчет быдла, - совсем тихо проговорил Олег, - я с вами абсолютно согласен, ваше сиятельство. Только вам не стоит говорить это. А стреляться... Разве император не запретил дуэли?
  Данилов молчал. Конечно, запретил. Но здесь совсем другой случай! Как можно еще наказать подлеца, поднявшего руку на штаб-офицера?
  - Скажите, князь, а вам ничего не кажется здесь странным? - палец, казалось бы, механически щелкнул выключателем настольной лампы.
  - Как вам сказать, господин майор... Конечно, кажется! Я даже не знаю из каких вы войск. Вроде офицеры, а одеты... Такую ткань солдатам дать стыдно. Кивера - это насмешка над головным убором. На сапоги посмотреть - безрукий сапожник тачал.
  Майор НКВД и историк в одном лице, внимательно смотрел на Данилова. Историк понимал, что человек, сидящий напротив него, абсолютно точен в словах, ни одной фальшивой ноты. Наверное, именно так и вел бы себя настоящий кутузовский адъютант каким-либо чудом оказавшийся сейчас в кабинете. Майор НКВД старался понять - зачем? Для чего нужна такая абсолютно точная игра? И не находил ответа.
  - А вот этого, - Николай коснулся абажура лампы, - понять не могу. Как же оно там горит? Ни дыма, ни запаха.
  Он помолчал немного, задумавшись, и продолжил:
  - И вот что еще... когда на поляне ... - Данилов запнулся, - я потерял сознание, была зима. Точно помню. А сейчас лето. Верно? Не ошибаюсь?
  - Верно. Лето!
  - Я так долго был без памяти?
  Лемешев пытался понять, что стоит за этими словами, но не мог разобраться. А этого он очень не любил. Если не угадаешь ходы противника, то непременно проиграешь!
  - Боюсь, что довольно долго, князь! Давайте сделаем так, вы сейчас вернетесь в госпиталь и ляжете в постель. Мне нужно определиться, что будем делать дальше. Прошу вас, ничему не удивляйтесь и не задавайте никаких вопросов. Договорились?
  
  Олег стоял у кровати второго из найденных в лесу мужчин. Позавчера он осматривал его и обратил внимание, что дыхание было очень редким. Теперь же, лежащий перед ним человек, дышал значительно чаще.
  - Вы не сможете долго прикидываться, раз пришли в сознание. Рано или поздно захотите есть и пить, - по-немецки произнес майор.
  Пауза длилась долго. Наконец, раздался приятный негромкий голос:
  - Вы можете говорить по-русски. А вообще вы правы.
  Мужчина сел на кровати. Свет, пробивающийся в узкое окно, создавал в комнате серый сумрак. Это усложняло задачу, но майора трудно смутить.
  - Вы немец?
  - Нет!
  Лемешев сосредотачивался на нюансах голоса, стараясь ничего не пропустить.
  - А кто вы?
  - Русский. Лев Каранеев.
  От майора не ускользнула крохотная, практически незаметная пауза перед ответом.
  - Тоже барон?
  На это раз пауза была значительно ощутимей.
  - Кто барон?
  - Вы. Как и ваш друг.
  - Мой друг? Какой друг? Простите, не понимаю. А сами вы кто?
  - Майор Лемешев! - на этот раз Олег решил пропустить упоминание об особом отделе. - Я имею в виду того человека, которого нашли вместе с вами.
  - Последний человек, которого я помню, пытался убить меня. Причем безоружного.
  - В лесу на поляне?
  - Да, майор, именно там.
  Голос ровный, пауз нет. Так мог бы говорить человек, который действительно пережил подобное приключение.
  - А вы не вспомните, когда вас пытались убить, шел дождь?
  - Конечно, нет! Было очень холодно и снегу по колено.
  Ответ уверенный, словно так оно и было на самом деле. Получается, они заранее сговорились про снег. Здесь поговорить они не имели ни малейшей возможности. Или? Олега даже прошиб пот от мысли, - а вдруг и правда была зима? Да, нет! Конечно, сговорились! Черт, какие только мысли не лезут в голову от недосыпа. Но вот что понять Лемешев не мог. Нажраться какой-нибудь дряни, чтобы на несколько дней потерять сознание, это можно, наверное. У немцев отличные химики. Только зачем? Они хотят, чтобы их приняли за сумасшедших? Но не похожи! Олегу как-то приходилось иметь дело с сумасшедшими.
  Разговор не прибавил ясности, но майор не сдавался.
  - Хорошо. А скажите, почему он не убил вас?
  - Не знаю, может, он тоже впал в беспамятство.
  - Как и вы? А от чего?
  - Не знаю.
  На это раз голос выдал говорившего. Врет! Хорошо, попробуем с другого конца.
  - А почему он пытался вас убить?
  - Кажется, перепутал с кем-то.
  - Разве это основание, чтобы убивать? А с кем?
  Мужчина молчал. И Лемешев почувствовал, что сейчас из него можно выжать нечто очень важное, приближающее к разгадке.
  - Так с кем?
  - Он решил, что я лазутчик.
  - Немецкий?
  - Почему немецкий? - в голосе искреннее удивление. - Французский!
  Лемешеву хотелось заорать. Да, этот человек врал! И не однажды! Но сейчас, анализируя голос, майор готов был дать голову на отсечение, что последняя фраза произнесена абсолютно искренне. Мало того, его хваленая интуиция, которая помогла на четвертый день войны в Минске на вокзале выхватить из огромной толпы троих диверсантов, говорила то же самое.
  С трудом справившись с собой, особист ровным голосом произнес:
  - Хорошо. Оставайтесь здесь. Вас покормят. Если кто-нибудь станет задавать вопросы - не отвечайте, скажите, что Лемешев запретил.
  Майору удалось поспать полтора часа. После этого он сразу отправил рапорт в особый отдел армии, где не только изложил факты, но и добавил свое мнение. Поздно вечером ему позвонили и приказали завтра с утра доставить найденных в штаб армии.
  
  II
  
  Данилов слегка поеживался на утреннем холоде, стоя в одной рубахе в окружении двух сержантов и давешнего лейтенанта, с которым он подрался вчера. С точки зрения подполковника, вооружение их было весьма скудным: только по одному пистолету в кожаных чехлах, короткое, почти игрушечное ружье за спиной у одного из сержантов с непонятным кругляшом снизу, да кинжал на поясе у другого. Ни сабель, ни палашей.
  Огромная повозка необычной прямоугольной формы, изрыгая странный звук, подъехала к зданию госпиталя. Откуда-то снизу струился сизый дымок, пахло довольно неприятно. Николай стоял остолбенев. Если честно, он еще надеялся, что все станет на свои места, что кто-то сможет объяснить ему, почему сейчас лето, а не зима, почему люди в такой необычной одежде. Что за громкий голос иногда гремит в его ушах, и отчего так ярко светятся большие прозрачные капли. Теперь Данилов понял, что с тем миром, к которому он так привык, случилось что-то непонятное.
  Вчера поздно вечером майор Лемешев сказал, что утром Данилова отвезут в штаб армии.
  - К Кутузову? - задал вопрос Николай.
  - Не совсем, - ответу он не предал тогда серьезного значения. Главное в штаб, где уж непременно помогут во всем разобраться. И вот теперь, когда подъехала повозка без лошадей, он вдруг понял, что неприятности не закачиваются, а, скорее всего, только начинаются.
  - Давай, - услышал он за спиной команду Клюка и почувствовал, что его валят на землю и выкручивают руки. Ошарашенный подполковник практически не сопротивлялся и легко дал связать себя. У повозки опустили задний борт, и его закинули внутрь на грязные доски.
  - Пошли за вторым, - раздался голос лейтенанта, и стало тихо. Только лошадь, которую Данилов заприметил сразу, как только они вышли из здания госпиталя, негромко всхрапывала у коновязи.
  Через несколько минут в повозку втолкнули еще одного связанного человека, сержанты залезли сами и подняли борт. Хлопнула дверца, потом раздался громкий рокот, и повозка покатила по дороге со скоростью драгунского эскадрона, несущегося во весь опор.
  Данилов не сразу обратил внимание на соседа, но неожиданно, когда после очередного ухаба они встретились взглядами, Николай узнал "графа Каранеева". Вернее французского лазутчика, который выдавал себя за графа. Встрепенувшись, Данилов хотел было закричать сержантам, что вот он, враг, но все события вчерашние и сегодняшние, вся непонятность ситуации так подействовала, что он решил промолчать. Недруг пока связан. Едем в штаб. Там и разберемся.
  "Каранеев" же скользнул по Николаю равнодушным взглядом и, отвернувшись, стал смотреть на серое небо над задним бортом.
  Повозка остановилась, снова хлопнула дверь, послышался голос лейтенанта:
  - Выводи!
  Борт открылся, и сержанты вытащили Данилова на дорогу, которая шла через лес, плотно подступающий к обочинам. Лейтенант бил смачно, не торопясь, вкладывая в удар вес. Сержанты придерживали под локти, не давая Николаю упасть.
  - Ты, тварь, на кого руку поднял!? Ты, гнида, на НКВД поднял свой вонючий кулак! - все более и более распаляясь, повторял Клюк, нанося удары.
  - Товарищ лейтенант, - робко заметил один из сержантов, - живым ведь приказано довести...
  Клюк и сам понимал, что если арестованный не будет пригоден для допроса, то ему не поздоровится, но злоба, столько часов сдерживаемая внутри, еще душила его.
  - Какое сегодня число? - спросил лейтенант, поднимая вверх голову Данилова.
  - Четырнадцатое июля, - сержант был слегка удивлен вопросом.
  - Запомни, сволочь! Сегодня будет самый страшный день в твоей жизни! - теперь Клюк обращался к Николаю. - Это еще только цветочки! Грузите!
  Но злоба еще не ушла и требовала дальнейшего выхода. Взгляд из глубины кузова лейтенант почувствовал затылком. Обернувшись, увидел, что другой арестованный смотрит на него сощурившись, со слегка презрительной усмешкой на губах.
  - Давай этого!
  Сержанты не посмели ослушаться. Вытащив Луи, поставили его перед лейтенантом.
  - Если ты меня ударишь, то не раз пожалеешь об этом.
  Каранелли четко выговаривал слова. Нехорошая усмешка заскользила по губам Клюка. Медленно он достал наган. Ствол прошелся по щеке Луи, потом уперся под нос. Щелкнул взводимый курок.
  - Пожалею, говоришь? И что же ты мне сделаешь?
  Луи посмотрел на русского в блеклой зеленой форме. Неожиданно перед глазами встал Бонапарт, каким он видел его в день своего отъезда в Рим. Злое лицо, прищуренные глаза, губы, четко выговаривающие слова: "Так и скажи ему - сниму с шеи и засуну в зад. Обязательно именно так и скажи!" Во взгляде Каранелли мелькнуло воспоминание, не понятное никому, кроме него самого.
  - Засуну этот пистолет в твою задницу, - спокойно проговорил Луи, понимая, что у лейтенанта нет прав убить его.
  - Вот как?
  Особист аккуратно спрятал наган и всадил кулак в солнечное сплетение арестованного. Еще несколько ударов по обвисшему телу немного успокоили Клюка.
  - Поехали! - бросил он и пошел к кабине.
  Минут через пять экипаж неожиданно резко затормозил и начал пытаться развернуться. Сержант, высунувшись за ткань, некоторое время внимательно смотрел в поле, сменившее лес у обочины дороги и, вдруг, громко закричал:
  - Немцы!
  - Что?! - другой сержант резко всполошился.
  - Танки, немецкие танки!
   Повозка продолжала дергаться на узкой дороге. Раздалось два сильных взрыва, потом еще один, такой мощный, что ощутимо дрогнула земля. Мгновенно в ткани и бортах появились дырочки, сделанные кусочками металла. Молча, без единого звука, безвольно развалился по доскам сержант. Кровь со лба стекала через открытый глаз на щеку. Экипаж потерял управление и медленно ехал поперек дороги, пока одно из колес не свалилось с обочины. Тогда он перевернулся в придорожную канаву, где и улегся колесами вверх.
  Каранелли сумел вовремя сгруппироваться и первым вскочил на ноги. Коротким ударом ноги в подбородок он вырубил пытающегося подняться оставшегося в живых сержанта. Потом упал на спину, неуловимым движением просунул тело в кольцо связанных рук и снова вскочил. Теперь кисти были впереди. Кинжал, вытащенный из ножен на поясе у сержанта, в ловких пальцах легко справился с путами. Натужно заскрежетала дверца кабины, и Луи мгновенно выскользнул наружу.
  Когда машина перевернулась, Данилов ударился головой, и теперь все происходящее было как во сне. Кто-то кричал снаружи, но Николай не мог понять о чем. Он, то проваливался в темный колодец, то выбирался наружу, пытаясь сфокусировать взгляд хоть на чем-нибудь. Наконец, это удалось. Перед глазами появился "граф Каранеев" с игрушечным ружьем в руках, тем самым, что висело за спиной у одного из сержантов.
  - Ты жив, подполковник Данилов?
  Голос глухой, еле слышный, будто в уши набилась земля. Глаза закрылись, и нет сил разомкнуть веки. Николай почувствовал, что сильные руки подняли его вверх. Но одновременно он провалился вниз на дно колодца.
  
  III
  
  Что-то мокрое текло по лицу, попадало в рот. Николай закашлялся, приходя в себя. Он лежал в траве под березой. Наклонившись над ним, Луи лил из ладошек воду, которую зачерпывал в огромной луже неподалеку.
  - Ну что? Ожил? - Каранелли, увидев, что Данилов открыл глаза, сел, прислонившись спиной к другой березе, той, что стояла напротив. - Тяжел ты, подполковник, хоть и не богатырь с виду.
  Луи сидел, откинув голову, и тяжело дышал. Николай тоже захотел сесть, но почувствовал, что руки по-прежнему связаны.
  - Сейчас! - отозвался догадавшийся француз. - Времени не было, там такой единорог по дороге полз, что я предпочел сбежать в лес, раньше, чем он подъедет.
  Луи тяжело поднялся, перевернул Данилова, и тот почувствовал, что руки свободны. С огромным трудом Николай сел. Пальцы сначала робко, потом все сильнее начали колоть иголочки, от которых подполковник непроизвольно поморщился. Каранелли, вернувшийся на место, вдруг сказал:
  - Ваше сиятельство, я тебе сейчас пистолет дам, только прошу, не наделай глупостей.
  - Как только пистолет окажется у меня в руке, я сразу же пристрелю вас. Ненавижу!
  - Благородно. Но глупо. Мне казалось, что вы умнее, князь Данилов.
  - Вы все знаете обо мне. Может, хотя бы назовете себя?
  - Луи Каранелли, бывший командир специального отряда его императорского величества.
  - А в каком вы звании?
  - Дивизионный генерал.
  - Что?! - Данилов не смог сдержаться. - Генерал? Вы командир дивизии?
  - Я же сказал - специального отряда. Меньше роты. Бывший.
  - А почему бывший?
  - Да, ты что, ослеп, что ли, подполковник? Давно у вас в России стали ездить в экипажах без лошадей? Или электрические лампочки раньше видел?
  - Какие электрические лампочки?
  - Те самые, светящиеся, что подвешивают на конец веревок, - резко рубанул Луи, доставая из кармана пистолет. - Или у вас все солдаты вооружены капсюльными пистолетами на шесть зарядов? Ты спрашиваешь, почему бывший? Да потому, что ни специального отряда, ни императора Франции нет! Ты тоже бывший! Потому что ни штаба Кутузова, ни так любимого тобой Александра I тоже нет! Сейчас - сорок первый год! Хочешь ты этого или нет.
  То, что говорил Каранелли, разумеется, не могло быть правдой. Николай не сомневался, что хитроумный противник опять придумал какой-то коварный ход. Но сам того не замечая, полез в спор. Конечно, вокруг творились странные вещи, но то, что говорил француз, не могло быть ничем, кроме бреда!
  - Не понимаю, в чем заключается ваша игра, - Данилов ехидно скривил губы, - господин дивизионный генерал, однако, если верить вам, то у Наполеона в армии ротами командуют генералы...
  - Данилов! Ты верблюда видел?
  - А причем здесь верблюд?
  - Похож ты на него, как две капли вина из одной бутылки. Его тоже ничем не проймешь! Что бы ни случилось, будет жевать одно и тоже с гордо поднятой головой!
  Луи сплюнул от досады, но продолжал:
  - Видел бы ты тот механизм, на дороге. Он весь из железа, весит сотни пудов, а ездит быстрее, чем породистые рысаки! Можешь представить ту силу, которая внутри него сидит? Они летают, слышишь, ваше сиятельство, они летают!
  - И что? Воздушные шары уже лет двадцать как изобрели!
  Француз вздохнул.
  - Я знаю, сам летал. Но они долетают от Москвы до Смоленска за час.
  - Откуда ты знаешь? - это вырвавшееся "ты" ясно показало, что Луи смог, наконец, немного достучаться сквозь завесу ненависти.
  - Медсестра Маша рассказала. Госпиталь, в котором мы лежали, неделю назад из Москвы перебросили. Так вот до Смоленска они летели... самолетом.
  Каранелли запнулся, произнося незнакомое слово, но справился уверенно.
  - Вот как? Так тебе, значит, все рассказали...
  - Нет, не все рассказали, - усмехнулся Луи. - Я как очнулся, так еще почти сутки прикидывался, что без памяти. Спрашивать напрямую не мог. Хорошо, что эта Машка такой болтушкой оказалась.
  Данилов слушал француза и понимал, что сейчас он говорит чистую правду, что только этим можно объяснить все, что происходит вокруг. И врать ему нет никакого смысла. Просто он не считает Николая врагом, иначе пристрелил бы там, у повозки. А кем он его считает? Другом? Ну уж нет!! Но сейчас они, кажется, должны держаться вместе, пока не разберутся в этом непонятном мире, где русский лейтенант избивает связанного русского подполковника.
  Данилов, для которого все становилось на свои места, если смириться с тем, что по непонятной причине исчезло столько лет, молча сидел, задумчиво глядя в пространство мимо Луи. Вообще-то, это не первый случай в его жизни. Целый год пропал в доме на берегу речки Алле в доме Ирэны. Николай перевел взгляд на лицо Каранелли и, задержавшись на несколько секунд, опустил глаза.
  - Как же так? - медленно произнес он после паузы, вновь поднимая голову. - Двадцать девять лет...
  Каранелли поднялся, подошел вплотную к Николаю, опустился на одно колено, оперся локтем на другое и их головы оказались на одной высоте. Заглянув в лицо немигающим взглядом серых глаз, негромко проговорил:
  - Сто.
  - Что сто?
  - Сто двадцать девять лет, подполковник!
  Выдержав паузу, давая осознать сказанное, Луи протянул пистолет рукояткой вперед.
  - Ты только глупостей не натвори. Если застрелишься, плохо мне здесь придется!
  
  IV
  
  Командующий 2-й танковой группой генерал-полковник Гейнц Вильгельм Гудериан уже третий раз перечитывал рапорт командира корпуса.
  "Четырнадцатого июля с плацдарма на левом берегу Днепра под Шкловом корпус начал наступление в направлении поселка Красный. Правый фланг 18-ой танковой дивизии, охватывая поселок с юго-востока, вышел к большаку Красный - Смоленск. Командир отделения мотоциклетного батальона унтершарфюрер Ольдеберс и роттенфюрер Шванк подъехали к опрокинутому в кювет грузовику и обнаружили троих убитых солдат. Советский офицер в гимнастерке лейтенанта был привязан за руки к дверце кабины. Разрезанные брюки спущены на сапоги. В анальное отверстие был вставлен револьвер до самого барабана, с взведенным курком. В нагрудном кармане гимнастерки обнаружено удостоверение лейтенанта НКВД Клюка Анатолия Васильевича.
  Учитывая необычные обстоятельства, офицера доставили в штаб корпуса. На допросе он показал, что так с ним поступили неизвестные русские, которых конвоировали в штаб армии. Револьвер извлечен.
  Жду ваших распоряжений относительно дальнейшей судьбы пленного.
  
  Командир 46-го танкового корпуса
  Генерал Лемельзен"
  
  После первого прочтения Гудериан с трудом сдержался, чтобы не написать в углу листа "Расстрелять". Но генерал считал себя умным человеком, одним из немногих, знакомым с русскими не понаслышке. Ведь не даром в тридцатых годах он прошел обучение на секретных курсах танкистов в СССР, в школе "Кама". Перечитав в третий раз, Гудериан надолго задумался, потом быстро набросал:
  "Считаю, что при правильном исполнении, этот факт может быть успешно использован в идеологической войне с коммунистами".
  Потом вызвал адъютанта и приказал:
  - Обеспечьте немедленную доставку рапорта в "Асканию"!
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"