Козырев Андрей Вячеславович. Мессиада

МОЯ МЕССИАДА

Борьба за правду в веках

"Вся тварь стенает, ожидая спасения".

Римлянам, 8, 22

* * *

Бог уронил меня слезою

В огромный мир, в холодный край,

И я теку своей стезею,

Искрясь и плача - невзначай.

И я шепчу, шепчу с запинкой,

Все тише, тише, все нежней:

- Я, Господи, твоя слезинка.

Смахни меня с щеки Твоей...

Господь слезы не утирает.

Он смотрит в ад, и от огня

Слезинка пламенем пылает,

Горит... как сердце у меня.

Пророк

Был я нежнее, чем листва весною,

Но Ты коснулся сердца моего -

И вот оно полно тоской, как гноем,

И вот оно для радостей мертво.

Мой рот теперь подобен алой ране, -

Когда-то детский, чистый, как роса,

Он бедствия пророчит неустанно,

Бичует души, землю, небеса.

Я - провозвестник бед и потрясений,

Я -раб Тобою созданных невзгод...

Я жажду смерти, сна, отдохновенья,

Но Ты велишь идти - идти вперед.

Оставь или убей меня, о Боже!

Но вновь Ты из моих глаголешь уст -

Я выть готов, и кровь течет сквозь кожу,

Но я иду - огромен. Выжжен. Пуст.

И лишь когда, пройдя круги мученья,

Во зле лежащий мир прейдет, как дым,

когда земля и небо, словно тени,

развеются пред солнцем молодым, -

Я замолчу. Я кончу обличенья.

И мне простое слово утешенья

Ты скажешь - детским голосом моим.

Молитва

Не в моем ли слепом сиянии

Оживает любовь твоя,

Отпрыск пения и молчания,

Родич ворона и соловья.

Был я гордым в своем смирении,

А победе смиренным был,

Но звучал в тишине и в пении

Тот же трепет небесных крыл.

Как и ты, над словами утлыми

Я несу свой небесный вир.

Словно правда, тлею под углями,

Словно ложь, опаляю мир.

Иов

Был я пламенем, горсткой пепла,

На ветру был сухим жнивьем.

Сердце нищее не ослепло,

Не кончается бытие.

Да пройду я сквозь ад, сквозь пекло,

Да увижу Царство Твое.

Я - песчинка в песке одинокая,

Я- звезда, что горит лишь днем.

Я разбойничал со пророками,

А молился я - с палачом.

Ты меня, Солнце правды строгое,

Помяни во Царстве Твоем.

Сам себя я распял, о Господи,

Я Твой крест отобрать хотел.

А талант не хотел мой в рост идти,

Для него тоже есть предел.

Но Тобой я болел, как оспою,

Я молился, любил, терпел.

Помяни меня ныне, Господи,

Как Тебя помянуть я посмел.

Книга Бытия

Когда вдали затихнут шумы жизни,

Когда все спят в полночной тишине,

Душа летит к загадочной отчизне,

К иной, непостижимой нам стране.

Она все забывает за мгновенье, -

Весь тяжкий опыт жизни, все грехи, -

Храня лишь легкость быстрокрылой тени,

Едва шепча старинные стихи.

У всех одна душа, одна, - ночная,

Нет больше слов "они", и "ты", и "я",

И некто по слогам в тиши читает

Чудовищную книгу Бытия.

"Не лучше ли с тоской земной расстаться,

Развеяться в космической пыли,

Чем вечно, вечно мучаясь, скитаться

Меж притяжений Неба и Земли?"

"Заманчиво для смертного распасться

На мириады крошечных частиц,

Не знать страданья - и земле являться

Во вспышках зорь, в вечерних криках птиц".

"Ни жизни, ни любви, ни сна, ни яви,

Ни зарыдать, ни шевельнуть рукой...

Всем мукам жизни предпочесть мы вправе

Один покой, бессмысленный покой".

"Засни, сбрось плоть, как сбрасывают платье,

Засни, как спит стоячая вода...

А жизнь есть кровь, бичи и стон Распятья,

Бессмысленное бегство в никуда".

И душу эти песни обольщают,

Как свет далекой ледяной звезды,

И язвы на ладони проступают,

И на висках - кровавые следы...

Но это все развеет за мгновенье,

Как тягостное наважденье сна,

Один бессмертный, сладкий запах тленья

Из настежь растворенного окна, -

Единый ритм вселенского движенья,

Бессмертья набежавшая волна.

Монолог на суде

Меня не считайте вы гордым -

Не горд я, а только лишь тверд.

К высотам на древе простертый

Не может быть мягким, как торт.

Мне, знавшему высшее бремя,

Лишь тяжестью доля легка.

Летать высоко надо всеми -

Не значит смотреть свысока.

Я не для себя, не для славы

Храню средь житейских забот

Веночек, колючий и ржавый,

Что в небо однажды врастет.

Плач Марии

Твое лицо, как прежде, непреклонно.

Я на тебя, о Сыне мой, гляжу:

Ты ныне вновь приник ко мне на лоно,

Но я тебя еще раз не рожу.

Я бодрствую с тобою потрясенно,

Твоя жена, и мать, и дочь твоя.

По-юношески крепкие ладони

В кровавых язвах вновь целую я...

Взгляни: в крови рожденное мной тело...

Но вспомнить мне не позволяет страх,

Как эти ручки - детские - белели

В моих, невинных, девичьих руках...

И вот - людей спасавшие от ада,

Ни разу ни ласкавшие жены,

Соленою, как кровь, живою правдой

Твои ладони ныне пронзены.

Такие раны время не излечит...

Ты так хотел. Ты - Сын мой. Ты - Христос.

Да, ты - источник правды, крови крепче,

А я - источник молока и слез.

Я - просто Мать. И чем я виновата,

Что голос мой от крика ныне тих?

В вино ты воду превратил когда-то -

В кровь превратилась влага слез моих.

Мой Сын, как много надо было силы,

Чтоб видеть, как ты падаешь без сил...

Тебя я молоком своим поила -

Своею кровью мир ты напоил.

Хитон тебе я соткала когда-то -

На нем вовеки не было ни шва,

Как в жизни нашей. Чем я виновата,

Что жизнь моя теперь не такова?

Ты стал живым преданьем для народа,

Но я ль жила, тебя не возлюбя?

Ты вынес боль сильней моей природы,

А я - слаба, чтоб вынести тебя...

Пусть правоту твою я сердцем знаю -

Ни глаз открыть не смею, ни вздохнуть...

Но за тобой - сквозь ад и бездну - к раю

Я ощупью прокладываю путь...

Сын

Я - отрада твоя и кручина,

Я - опора твоей седине.

Не жалей, что теряешь ты сына,

Не печалься, отец, обо мне.

Кровь течет по рукам твоим белым,

Кровь - на мертвенном холоде плит...

Ты взираешь на мертвое тело,

Ты не знаешь, зачем я убит.

На земле, прокаженной гордыней,

В испарениях крови людской

Я один понимаю отныне

Твой, отец, несказанный покой.

Даровал ты мне, как искушенье,

Все земные обманы свои -

И соленые слезы сомненья,

И кровавые слезы любви.

Все прошло. Все исчезло, что тленно.

Я пресыщен движением дней.

От холодного ветра вселенной

Я согрет чистой кровью своей.

Здравствуй, Отче, великий и грозный!

Я вернулся навеки в твой дом.

Да и ты в облачении звездном

Не жалей о распятье моем.

Сошествие во ад

...И вот, наконец, Его суть

Оставила тело распятое. Время

Уже не текло, и не мучило больше пространство

Его узами своими. Все. Он свободен. Один.

Только ветер шумел над распятьем, и дождь бушевал,

Иссекая своими бичами распятое тело,

И вороны кричали, и в тучах таилось молчанье,

И люди стояли, на тело бессмысленно глядя,

Лишенные сути. Всем смыслом земли был лишь Он.

А Он, сделав круг над землей, где родился,

Чтоб чуть отдышаться, вздохнул - и направился вниз,

Туда, в преисподнюю, чтоб возвестить о спасенье

Измученным душам.

И вот - Он увидел простор,

Страданием лишь озаренный, где слезы, как звезды,

Едва освещают глухой полумрак безразличья.

Он видел измученной плоти тяжелые муки,

Тела, разложившиеся от безразличия жизни,

Скелетоподобных людей, не забывших о счастье,

Но помнивших жизнь, чтобы лучше ее проклинать.

Он вдруг замолчал, встал, прикрыв чуть глаза от страданья

Рукою пробитой, - но и сквозь нее мир светился

Мученьем во тьме.

И Адама Спаситель увидел,

И ринулся вниз, сомнением обуреваемый,

Как в саду Гефсиманском, и руку ему протянул,

И облек новой жизнью, и к солнцу направил,

И души хрустальным ручьем устремились за ним.

...А Сам Искупитель - стоял, одинокий, в аду,

Где не было больше людей, и казалось, что время

Кружит Его снова в движенье безумном своем.

И боль не кончалась. Она снова брезжила где-то.

И вот - Он пошел, осторожно, ступень за ступенью,

На небо, - не в рай, где спасенные ждали, а выше и выше -

И там, над звездой одиночества, на пике мира,

Одной пустотой овеваемый, чистый, бескровный,

Стоял Он, дыханье свое затаив, и смотрел

в пустоту.

И молчал.

Мессиада

Он вышел в сад. Заря едва вставала.

Спал Город. Спали воины, цари.

Прозрачная листва чуть-чуть дрожала

В лучах зари, начавшейся зари.

В руке еще кровоточила язва.

Пронзенная ступня касалась трав.

Он был вчера распят - то правда разве?

Да. Он воскрес. Он прав. Смертельно прав.

Все кончено. Все начато. На камне

Он молча сел, взглянул за окоем...

"И горько, и светло припоминать мне

О пире в Кане, о кресте моем.

Я жив. Я жив - один. Как одиноко,

Как пусто и светло мне воскресать...

Туман дрожит. Пылит вдали дорога.

И ветер раны холодит опять.

Еще тысячелетья будет мчаться

Огромный шар среди чужих планет,

Ладонь - кровоточить, душа - прощаться,

Листва - дрожать, лететь над миром свет.

Все свершено. Отвален черный камень.

Но мне еще раз предстоит прийти -

Святыми пригвожденными руками

Вам указать последние пути.

Когда-то путь казался очень длинным...

Но все прошло. Есть только благодать.

Дрожит над миром, юным и старинным,

Последний час - прощаться и прощать."

Все спали в чуткой свежести рассветной:

Ученики, убийцы, мать... Отец.

Он улыбнулся - тихо, неприметно:

Путь завершен. И впереди - конец.

На влажном от росы огромном камне

Сидела ящерица, не вертясь.

Он взял ее в ладонь: "Как ты близка мне!" -

И вглядывался в взор зеленых глаз...

Рассвет... Пустыня мира внемлет Богу.

Роса мерцает на боках камней.

И Он один выходит на дорогу,

Которая всех выше и длинней.

* * *

Пусть чаша боли выпита до донца,

Пусть каждый, кто служил любви, распят, -

Но каждый день вновь воскресает солнце

Над полем, где убитые лежат.

...И еле шепчут смерзшиеся губы

Под гулкую кладбищенскую медь:

Хоронят не людей - хоронят трупы,

А человек не может умереть.

Оставить комментарий © Copyright Козырев Андрей Вячеславович (yakozyr@rambler.ru) Размещен: 03/09/2014, изменен: 03/09/2014. 17k. Статистика. Поэма: Поэзия Скачать FB2		Ваша оценка:

Козырев Андрей Вячеславович : другие произведения.

Мессиада