Соловьёв Алексей Сергеевич : другие произведения.

Лёд

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Неискушенные в магии люди верят: русалочья кровь дарует бессмертие. А искушенные точно знают: она делает человека до конца жизни молодым, но смерти помешать не способна. Хатейн, молодой талантливый травник, живет рядом с русалочьим озером, и ему эта кровь, если честно, совсем не нужна...
  Серебристые огни горели над русалочьим городом - один, два, три, - и одинокая человеческая фигура, вопреки всем законам - отнюдь не утонувшая, ловко проплыла мимо низких домиков, украшенных зелеными водорослями.
  - Подожди, Хатейн! Подожди!
  Вслед за человеком быстро, опасаясь потерять его из виду, метнулась девочка с голубоватым рыбьим хвостом. Она смеялась и плакала одновременно, зная, что ее другу уже пора возвращаться домой, а ей никто не позволит туда подняться. Разумеется, есть зелья, способные даровать русалке обычные человеческие ноги, но они сокращают и без того короткий срок, отмеренный обитателям озер - тридцать лет, и это в лучшем случае. Сколько останется, если выпить? Двадцать, пятнадцать? Ули недавно исполнилось целых десять, и по русалочьим меркам она была взрослой.
  - Подожди, Хатейн! Я с тобой!
  Он бросился ко дну - серому и мутному, почти грязному, неподалеку от старого кладбища, - и набрал полные ладони песка. Тот полился из них, словно жидкость, развеиваясь по течению, как по ветру.
  - Дорогая Ули, - счастливо вздохнул человек, протягивая к ней перепачканные руки и заключая в объятия. - Я так тебя люблю...
  - И я, - улыбнулась русалка. - И я, Хатейн. Много ли еще времени?
  Он посмотрел на солнце - размытое одинокое пятно где-то вдали, над непроглядной черной водой.
  - Около получаса. Ты проводишь меня, Ули?
  Она обернулась, желая убедиться, что из русалочьей деревни за ними никто не наблюдает.
  - Не могу, Хатейн. В прошлый раз отец очень ругался, говорил, что люди на нас охотятся, что наша кровь способна даровать им вечную молодость... это правда? Тебе наверняка известно, что у них на уме. Ты ведь бываешь среди людей.
  "Ты ведь бываешь среди людей", мысленно повторил Хатейн. Серебристые волосы Ули прятали его лицо, и он видел только глаза, глубокие, карминовые русалочьи глаза, приоткрытые синеватые губы и клыки, такие опасные для других - и такие любимые для него. Она всегда выражалась подобным образом. Она никогда не напоминала ему, что Хатейн и сам является человеком.
  - В старых тетрадях отца написано, что русалочья кровь дарует молодость, но не может обмануть смерть, - пояснил он. - То есть человек будет молодым и здоровым до того, как закончится его время - но потом все равно умрет и окажется кормом для червей.
  - А ты, - пробормотала Ули, нежно касаясь его щеки, - окажешься им, Хатейн? Или ты вернешься в озеро, в мое озеро, даже если меня в нем больше не будет?
  - Я вернусь, - пообещал человек. - Я обязательно вернусь. И это произойдет гораздо быстрее, чем ты думаешь. Как только я продам последние зелья и куплю тебе тот браслет, о котором ты просила...
  Ули весело рассмеялась - и отпустила его, плавно полетела над песком, и вода трепала ее серебристые волосы и повязку, скрывающую грудь. По человеческим меркам русалке было не меньше двадцати лет - а Хатейну стукнуло всего лишь семнадцать.
  Его отец любил рассказывать, что русалочье племя кровожадно и жестоко, что русалки во всем повторяют привычки нежити, что люди для них - еда, и что любой, кто рискнет пройти по берегу Нижнелунья, погибнет в их голодных пастях. Но либо он шутил, либо Хатейн родился особенным - потому что ребенка в озере приняли, как родного.
  Пара глотков зелья из корней тицианы - и дышать под водой научится каждый дурак, а дураком Хатейн отнюдь не был. Его появление так удивило русалок, что они позвали своего короля, венценосного Ахлаорна - и тот с гордостью нарек человека другом подводного племени, бегло упомянув какого-то господина Рикартиата, мол, теперь друзей у нас двое. Со вторым Хатейн познакомился через несколько лет - невысокий, хрупкий и зеленоглазый, господин Рикартиат умел перестраивать систему своего дыхания благодаря темному стихийному дару, а озеро давало ему новые силы, если маг приходил к нему истощенным. Ахлаорн периодически просил Рикартиата о разного рода услугах - избавить русалок от болезни, прогнать водяных драконов, переловить искристых змей и так далее. Маг не отказывался, и у Хатейна возникало стойкое впечатление, что таким образом он пытается вернуть Ахлаорну долг за ту помощь, что давали ему черные воды озера.
  Рядом с Нижнелуньем Хатейн прожил почти десять лет, с тех пор как родители погибли. Сначала он беспомощно болтался в русалочьей деревне, используя остатки зелья, а затем смирился и принялся разбираться в старых отцовских рецептах. Отец его был травником и составлял по большей части лекарства, хотя иногда встречались и другие, явно магические, вещи. Торгуя ими в форте Элетт, среди недоверчивых, но вполне обеспеченных солдат, Хатейн и зарабатывал себе на жизнь. Солдаты посмеивались - мол, как ребенок может приготовить что-нибудь стоящее, - но вскоре, обнаружив, что зелья работают безотказно, перестали придумывать насмешки и повадились платить монетой-другой больше, чем требовал Хатейн - чтобы столь полезный ребенок не разорился.
  Однажды зимой мальчик заболел и перестал приходить в Элетт - да что там, ему требовались огромные усилия, чтобы просто вставать с постели и подбрасывать дрова в печь. Солдаты подождали день, другой - и отправили к "господину травнику" самых надежных своих товарищей, чтобы они разведали, жив ребенок или нет. Прошло семь лет, но Хатейн все еще не забыл, как пожилой капитан и его помощник бестрепетно кололи дрова, варили суп и кормили больного с ложечки, бормоча, что он должен поправиться и снова взяться за свою нелегкую работу.
  Едва мальчик пришел в себя, как ему остро захотелось побежать к солдатам и поблагодарить за все, что они ради него сделали. Он бы так и поступил, если бы пожилой капитан не удосужился строго-настрого запретить ребенку покидать дом, пообещав, что впредь солдаты будут приходить к нему сами. И не обманув - они действительно отыскали дорогу к старой потрепанной избе, смущенно переступали порог и просили - кто настойку от кашля, кто эликсир от прыщей, кто приворотное зелье - Хатейн торговал абсолютно всем, что находил в отцовской тетради и что не требовало иных реагентов, кроме трав.
  Солдаты так высоко ценили "господина травника", что к нему потянулись и обычные жители форта, и люди из Тэ-Нора. Кое-кто, вдохновленный примером ребенка, вознамерился жить у берега Нижнелунья, и мальчику пришлось умолять русалок о милости. Ахлаорн выслушал его терпеливо, но непреклонно - либо чужаки строятся подальше от озера, либо их кости попадут на темное дно. Впрочем, Хатейну удалось уговорить своих последователей перенести стройку к роще, и никто ни словом его не упрекнул - если местный человек сказал, что так надо, значит, так надо. Белобрежцы, рискнувшие поселиться возле русалочьего царства, во всем доверились мальчику - и ни разу об этом не пожалели.
  Лето сменялось осенью, осень - зимой, снега таяли, и наступала весна - отныне Хатейн бегал к Нижнелунью скрытно и пропадал недели на две. Возвращаясь, он постоянно пугал соседей цветом своей кожи - после долгого пребывания под водой она становилась зеленовато-серой, а вдоль ушей и на шее вырастали прозрачные светлые чешуйки. Хатейн безжалостно их срезал, но люди успевали заметить - и мало-помалу по свежей, еще пахнущей древесной смолой деревне поползли слухи о том, что "господин травник" полукровка - наполовину человек, наполовину рыба. Опровергнуть их подростку и в голову не пришло - если кто-нибудь выяснит, что дышать вне поверхности сумеет любой, стоит лишь выпить очередное зелье, русалки погибнут.
  Восемнадцатый день рождения Хатейна миновал тихо, но жители деревни, все на свой лад, постарались порадовать молодого травника. Кто-то принес ему корзину грибов, кто-то подарил целый набор стеклянных флаконов - специально для целебных настоек, - а кузнец, тот вовсе вручил юноше тяжелый палаш, выкованный гномами. Любой торговец отдал бы за него сотню, если не две, золотых, и Хатейн рассчитывал подсунуть палаш обратно кузнецу, едва праздничная суматоха уляжется. Однако сейчас у него была более важная цель: дождаться темноты и тихонько проскользнуть к озеру, навестить Ули и господина Ахлаорна, пожелавших непременно увидеться со своим другом. Долгие закатные часы тянулись медленно и лениво, как улитка - к не особенно вкусной, хотя и удобно расположенной травинке.
  Первая звезда загорелась прямо над озером - фиолетовая и яркая, словно третья луна. Опознав ее, Хатейн вздрогнул - на небо впервые за последние восемь десятилетий поднялась Эна, знаменитая вестница беды, звезда, почитаемая инфистами и эльфами, дважды предотвратившая войны. Юноша, словно наяву, различил тысячи и тысячи фигур звездочетов, склонившихся над картами ночного неба и мучительно пытавшихся угадать, о чем предупреждает Эна сегодня.
  Из-за Эны Нижнелунье было прекрасно освещено, и Хатейн почем зря обругивал проклятое светило - мол, ну чего тебе стоило взойти к полуночи, когда бдительные соседи уже улягутся спать?! Потом на нее набежали облака, и юноша наконец-то рискнул покинуть свое убежище, торопливо глотнул зелья - не полную дозу, а так, на семь-восемь часов, - и осторожно, почти не потревожив поверхность озера, нырнул.
  Под водой его тут же встретили холодные родные руки. Обхватили за плечи, притянули к себе, и нежный русалочий поцелуй заставил правую щеку молодого травника пламенеть, как если бы ее коснулись раскаленные уголья. Ули, все такая же прекрасная со своим ореолом серебра вокруг узкого зеленовато-серого личика, - улыбнулась, повторно поцеловала Хатейна и вручила ему склянку, покрытую водорослями - непонятно, что внутри. Юноша заметил, что широкими листьями подводной травы затянуто и запястье русалки, но она была так счастлива, так сияла - не хуже, а то и лучше пресловутой Эны! - что он не обратил на это внимания.
  - Это мой подарок, - прошептала Ули, подталкивая Хатейна к русалочьей деревне. - Моя кровь. Пусть она дарует тебе молодость до конца твоих дней, и пусть ты всегда будешь таким же красивым, как и в ту чудесную ночь, когда я впервые тебя встретила.
  Молодой травник хотел было обернуться и возмутиться - подарок был как слишком щедрый, так и слишком опасный, - но из мрака, объявшего озеро, показалась фигура Ахлаорна. Обсуждать русалочью кровь при короле - глупая затея, Ули здорово достанется, да и самого Хатейна вряд ли похвалят. Мол, соблазнил невинную девочку, а она и рада поделиться...
  Ахлаорн был ненамного старше девушки, но гораздо мудрее. До Лунных Озер Эльской империи человеческий род уже добрался, а до Нижне- и Верхолунья - нет. По слухам, русалочий король договорился об этом с Алетариэлем, полноправным властителем Белых Берегов, и тот великодушно пообещал уберечь белобрежные озера. Золотые волнистые волосы Ахлаорна плясали живым пламенем, а серебряные, как пряди Ули, глаза безо всякого намека на белки и зрачки болезненно щурились, выдавая посиневшие веки и еще не заживший рубец на обнаженном виске.
  - Хатейн, друг мой, - обратился к человеку водяной. - С днем рождения. Вот, прими это, пожалуйста, и употреби с пользой.
  Он протянул молодому травнику серый с красными прожилками камень, до странного пористый, но явно драгоценный. Частые зазубренные грани мерцали даже в темноте Нижнелунья, порождая свой собственный свет. Догадавшись, что это, Хатейн замотал головой:
  - Ну что ты, Ао, я не имею права ее принять!
  - Разве? - не поверил Ахлаорн. И, силком сунув загадочный предмет юноше, невозмутимо продолжил: - В моих глубинах принято, что на восемнадцатый день рождения высокородным русалкам и водяным дарят упавшие звезды.
  - Но я не высокородный, - никак не унимался Хатейн, - и не водяной!
  - Ты мой дорогой друг, - возразил король. - Этого достаточно. Я люблю тебя, как брата, и хочу, чтобы в самом кромешном мраке твой путь тоже освещало пламя, покинувшее небосвод.
  Он переплел тонкие когтистые пальцы, намекая, что не возьмет упавшую звезду обратно, и поплыл к русалочьей деревне.
  И был праздник - полный разговоров о прошлом, полный смеха, танцев и песен - затейливых песен подводного народа, гортанных, тягучих и таких красивых, что, пока они пели, Хатейн остро пожалел, что родился человеком. Были жемчужины, соединенные красной нитью, был забавный венец из багровых водорослей, был оскаленный звериный череп, врученный молодому травнику детворой - вероятно, отыскали у берега и сочли, что для зелий побелевшие кости пригодятся. И была Ули - совсем близко, стоит лишь немного отклониться назад - и она поймает теплые человеческие плечи. Была ее улыбка, ее голос - и он тоже выплетал гортанную русалочью песню, накладывался на прочие голоса, но юноша точно знал, где заканчивается общий хор - и начинается Ули. И была ее кровь - искристая, голубая, неуловимо похожая на туман - Хатейн все поглядывал и поглядывал на краешек склянки, где вкрадчиво колебалась такая драгоценная - и такая страшная жидкость.
  Несмотря на отца, жестами показавшего, что пора бы и уходить, русалка задержалась до самого рассвета - а стоило новорожденному солнечному лучу упасть на поверхность озера, отправилась провожать Хатейна домой. Он отнекивался, вяло убеждал ее, что попадись девушка людям - и произойдет беда, но Ули отмахивалась и шептала, что рядом с любимым ей не страшны ни люди, ни дикие звери, хотя, в сущности, друг от друга они мало отличаются. И лишь у самого берега, где толком не было глубины - взрослому человеку по шею, - Ули остановилась, подтолкнула Хатейна к суше - и, не удержавшись, поцеловала на прощание. Прохладные русалочьи губы скользнули по теплым человеческим, и юношу словно обожгло.
  Дальше он мало что запомнил. Разве что нежность, с какой обнимала его русалка, и серебряные, будто живые волосы, спрятавшие их обоих от посторонних глаз.
  Действие зелья подошло к концу, когда полностью рассвело - и девушка, ощутив, как предательская вода начинает давить на ее Хатейна, подалась назад, а он - наверх. Ули различила, как он жадно, полной грудью вдохнул, заметила, как затрепетало его тело - и, напоследок рассмеявшись, поплыла прочь, к отцу. Влетит, конечно, изрядно, но оно того стоило.
  Ули была уже достаточно далеко, но даже там ее настиг чужой человеческий окрик - адресованный Хатейну, а потому - заставивший девушку замереть.
  - Господин травник, вы это чего? Купаетесь? - Чужак на мгновение замолчал. - И как водичка, хорошая?
  - Замечательная. - Ули не видела Хатейна, но нисколько не сомневалась: он улыбается. - Я с утра, как проснулся, пошел собирать водоросли для зелий, - последовал глухой шлепок, как если бы юноша похлопал по своей туго набитой сумке, где были, понятное дело, вовсе не водоросли, - и решил окунуться - весна же, ночью жара стояла. Не хотите присоединиться?
  - Нет уж, благодарю, - захохотал чужак. И, резко посерьезнев, дал совет: - Вылезайте, господин травник, не то простудитесь. Весна, не весна, а до лета еще около трех недель, вода не успевает нагреться. Вы, наверное, просто по ней соскучились, вот и...
  Он оборвал себя на полуслове и, кажется, ушел. Хатейн облегченно почесал щеку, обнаружил на ней еще мягкую и податливую чешуйку, торопливо ее сорвал - и побрел к избе, чувствуя спиной прощальный взгляд Ули, зависшей над глубинами озера. Вот бы обернуться, вот бы посмотреть, вот бы помахать ей рукой - пускай знает, пускай наконец-то поверит, что ее присутствие для Хатейна - это все равно что восход солнца для уснувших небес, это все равно что дождь для измученной засухой земли, это...
  Юноша оторвал очередную чешуйку, и из-под нее брызнула кровь - вполне себе алая, человеческая. Он удивленно утерся мокрым рукавом. Ранку защипало, и Хатейн поспешно запер за собой дверь, опустился на внутреннюю часть порога, принялся шарить по своей коже - не найдется ли где-нибудь еще кусочка русалочьей? Прежде с ним подобного не случалось. Чешуйки отваливались легко, будто прилипли, пока юноша чистил рыбу, безо всякой крови и ран.
  Худо-бедно успокоившись, молодой травник надежно спрятал свои подарки - все, кроме упавшей звезды и драгоценной жидкости из вен Ули. Звезду он, чуть помедлив, нанизал на прочную нить и надел на шею - взрослые водяные так и поступали, чтобы не потерять рухнувший с неба камень. Русалочью же кровь он обвязал бечевкой - прямо поверх защитного листа - и внезапно обнаружил, что прежнего голубого тумана внутри нет. За мутным стеклом крохотной белесой пылью переливался песок, шелестел, как в дорогих приморских часах, и в нем коротко сверкали одинокие вспышки синего цвета. Недоумевая, Хатейн вытащил пробку и высыпал содержимое себе на ладонь - песок уютно устроился в ней и был таким же прохладным, как и кровь, чье место по праву занял.
  Растерянный и, чего уж там, слегка разочарованный, молодой травник порылся в тетрадях своего отца. Русалочья кровь позволяет человеку быть молодым до конца жизни, русалочья кровь обладает вредоносными свойствами, но усваивается за семь-восемь дней, пометка: необходимо переждать... Русалочья кровь также включает в себя нечто, что пахнет полынью, подобно демонам из Нижних Земель, хотя родства между русалками и шэльрэ, по сути, нет... Русалочью кровь необходимо хранить под водой, потому что на суше она... что?
  Предложение обрывалось уголком вырванной страницы. Поразмыслив - и сообразив, что к чему, - юноша отодрал ее полностью, бегло взглянул на рецепты с другой стороны - и поджег, безжалостно поджег. Огонек свечи радостно вцепился в добычу, и на стол посыпались первые кусочки пепла - серые, искореженные, больные. Хатейн раздавил их, словно тараканов, и стряхнул на пол - пускай валяется, подмести можно и к ужину, а перед этим - выспаться и привести свои мысли в порядок.
  Русалочью кровь необходимо хранить под водой, потому что на суше она превращается в песок. Отец молодого травника уничтожил эту запись, потому что боялся необратимых последствий - люди пойдут на русалок войной, уговорят магов и перебьют все население ближайших озер, а то и осмелятся посягнуть на дальние. И Хатейну вспомнилось, как в детстве он стоял рядом с матерью, а та безутешно плакала, скорчившись над кучей белесого, с редкими синими проблесками, песка. Скорее всего, тем песком была жительница озер, погибшая вне воды. Скорее всего, ее убили сородичи Хатейна, жадные, охочие до вечной жизни сородичи - те, что думали, будто русалочья кровь продлевает не только молодость, но и отмеренные людям годы...
  - Ненавижу, - тихо произнес он. - Ненавижу.
  И забрался в постель, бережно завернув подаренную девушкой склянку в чистую ткань - и доверив карману куртки. Внутреннему, потайному карману.
  Опять побежали дни, с деревьев осыпалась листва, соседи справили праздник середины осени, выпал снег, озеро замерзло... Хатейн, памятуя о том, что русалки спят, порой приходил и прижимался ухом к обжигающе холодному льду, надеясь хоть что-нибудь услышать. Но Нижнелунье молчало, а Белые Берега - самое северное королевство обитаемых земель, - сковала морозная, колючая, бесконечная зима.
  Заболевшие люди приходили к молодому травнику все чаще. Настойки от кашля, жара и слабости разлетались не хуже ветра, и бывало такое, что он просто не успевал готовить - приходилось просить посетителей подождать и торопливо смешивать ингредиенты в котле, придирчиво отмеряя порошок из корней ветлицы и ростков ленайты. Посетители благоговейно молчали, понятия не имея, каким образом юноша определяет правильную дозу, превосходя своим талантом тех, кто учился в Академии Алаторы и с научной точки зрения во многом его обгонял.
  Шел второй месяц холодов, и к Хатейну заглянул седовласый старик - он, согнувшись, переступил порог и виновато уточнил, нет ли у молодого травника средства от болей в позвоночнике. Юноша порылся в старых запасах и вручил старику флакон, где переливалась бледно-зеленая жидкость и плавал единственный, странно вытянутый колосок.
  - Две капли в день на непосредственный источник боли, - посоветовал он. - Не вставать, пока не впитается. Колосок не выбрасывать, пока зелье не закончится. Флакон не разбивать. Хотите малинового чаю?
  Переход от резкого, почти приказного тона к обыденному был для старика неожиданным, и он пробормотал:
  - А почему нельзя разбивать... простите, что?
  Хатейн криво улыбнулся. У него давно не получалось улыбаться так, как делала это Ули - искренне и красиво.
  - Вы добирались сюда по снегу, через рощу и пустоши, - пояснил он. - Вот я и предложил выпить малинового чаю. Будете?
  - Да, спасибо, - сориентировался старик. И хитро сощурился: - А я уж испугался, что у вас нормальных человеческих эмоций нет. Со времен последней битвы с дикарями не встречал таких равнодушных молодых людей. Все ли у вас в порядке? А то бывает - лечит людей кто-нибудь, кому от проблем деваться некуда, и никто из его клиентов помочь даже не почешется.
  - Вы не правы, - заверил его Хатейн, прикидывая, куда подевались чашки и есть ли они у него вообще. - Жители деревни всеми силами обо мне заботятся. Ее и построили-то ради меня. Хотя до нас, разумеется, доходили слухи о том, что в городе все иначе.
  - Верные слухи, - помрачнел старик. - Там раненый воин будет умирать на улице, а жители спокойно пройдут мимо и займутся вещами более забавными, чем его спасение.
  Хатейн сурово нахмурился, и они со стариком пустились в оживленную беседу о будущем, где любой достойный человек окажется врагом общества, и это самое общество его затопчет. Чашки опустели, молодой травник снова заварил чаю и поставил на стол варенье. Беседа возобновилась, и, донельзя ею увлеченный, позабывший, когда ему в последний раз доводилось так откровенно делиться мнением с человеком, поверивший, что этот старик не подведет ни его, ни русалочий народ, Хатейн так глупо угодил на подставленную гостем удочку, что и понять-то ничего не успел. Старик тут же перевел тему, упомянув Алатору, прославленную столицу белобрежья, и тамошний королевский некрополь.
  Молодой травник поддержал его, но запоздалая перепуганная мысль - зачем я ему признался, какой черт потянул меня за язык?! - упрямо носилась по границам уставшего, измотанного сознания.
  В сумерках старик ушел, заплатив юноше вдвое - за лекарство и за ужин в хорошей компании. Хатейн проводил его до тропы и зачем-то двинулся к озеру, все такому же безмолвному. Где-то там, внизу, беззаботно спала Ули, не догадываясь о грызущих его тревогах и опасности, которой он сам же себя подверг.
  - Он сказал: "Эх, если бы у меня была хоть капля русалочьей крови - я бы живо все изменил!" - с горечью прошептал молодой травник. - А я... представляешь, Ули, я ляпнул ему в ответ: "У меня она есть, и толку-то?" Он сперва замолчал, а потом давай мне рассказывать про некрополь, про короля, про древние алаторские гробницы и менестрелей - мол, приезжают отовсюду и поют глупые песни, но люди наивно верят и считают их едва ли не слугами Богов... Люди! - с отвращением повторил Хатейн. - Чертовы подлые, продажные люди, забери их Аларна!
  Над озером стояла тяжелая, прямо-таки зловещая тишина. Ее нарушал запах дыма и далекие скупые удары из кузницы, где подаривший молодому травнику палаш мужчина ковал топоры для охоты на медведей - местные воины собирались поехать в Шьенэтский лес и привезти своим домашним теплые шкуры, чтобы точно пережить самые жестокие месяцы холодов.
  Хатейн следил за ними в день, когда они уехали - и когда приехали обратно. Ему тоже привезли здоровенный кусок медвежьего меха - то ли спину, то ли живот, - и юноша, как следует его подшив, использовал подарок в качестве одеяла.
  Приближалась весна, по обледеневшему озеру пошли трещины, снег принялся таять, прежде короткие дни отвоевали себе часть вечера. Юноша с нетерпением ждал появления воды из-под корки льда, то и дело присаживаясь в кресло и любуясь заветным зельем, подарившим ему умение дышать наравне с русалками. И в один из таких трепетных, полных надежды, часов кто-то постучал в дверь - довольно грубо, Хатейн бы даже сказал, бесцеремонно. Впрочем, мало ли, что случилось у покупателя - может, супруга озадачена родами, а может, умирает любимый родственник, подумал юноша и бросился открывать.
  За порогом стоял невысокий, но широкоплечий мужчина с рыжеватой бородой и набором золотых сережек в левом ухе. Он уставился на Хатейна так, что юноша увидел в глубине его зрачков свое отражение - растрепанное, сердитое, - и надменно осведомился:
  - Русалочья кровь имеется?
  - Нет, - покачал головой травник.
  ...Острие охотничьего ножа вошло в его плоть, будто в масло, насквозь пробило бок, выглянуло со спины. Маслянистая кровь испачкала серое смертоносное лезвие.
  - Не ври, - с безразличием камня попросил мужчина. И обратился к своим товарищам - троице незнакомых юноше людей, явно из города: - Обыскать дом. А я пока... - он усмехнулся, и усмешка вконец изуродовала худое, покрытое шрамами лицо, - пошарю по его одежде.
  Он наклонился к Хатейну, похлопал по карманам рубахи.
  - Неужели не здесь? Интересно, а где же ты мог спрятать такую полезную вещь?
  Юноша, словно во сне, наблюдал, как мужчина встает и присоединяется к своим друзьям, рассчитывая, что русалочья кровь найдется и подарит им всем вечную молодость. Бледная, отчаянно дрожащая рука с трудом дотянулась до мешочка с травами, подвешенного к поясу, наткнулась на корешок ветлицы, медленно донесла его до рта. Гости пропустили этот момент, а Хатейн упрямо сжал челюсти, почти не различив на самом деле сильного терпкого вкуса. Зато боль, засевшая в его теле, исчезла, и юноша поднялся, подхватил подаренный кузнецом палаш и, смутно припоминая уроки ближнего боя, приготовился... убивать.
  Это было так естественно, будто все, что происходило с ним раньше, молодому травнику всего лишь привиделось. Выпад, рубящий удар, горло позднего "клиента" расцветает багровыми лепестками вырванной из раны плоти. Шаг назад, защита, опять удар - палаш ломает чужие ключицы, и они молочно-розовыми осколками выступают из мяса. Еще шаг, свободное, наотмашь, движение - просто чтобы завершить начатое...
  Блаженное равнодушное состояние продлилось ровно столько, сколько требовалось для убийства четырех вооруженных людей. Тех самых, подлых и продажных. Широкоплечий мужчина еще дышал, и Хатейн, отбросив палаш прочь - все равно больше не пригодится, - присел рядом с ним, раскатисто рассмеялся, и в его смехе отчетливо прозвучали воющие, почти безумные ноты.
  - Русалочья кровь - это песок, тупица, - пробормотал он, зажимая ладонью рану в боку. - На поверхности - это всего лишь песок. Знаешь, - юноша притворно задумался, вновь коснулся мешочка с травами, - помимо нее, у меня... как ты выразился? Имеются? Вот, имеются отличные яды. Попробуй, тебе понравится. Нет, я настаиваю, попробуй! Вкусно, правда? Ну как? Ты все еще на этом свете? Прочесть молитву, чтобы ты упокоился с миром? Извини, я, пожалуй, не буду - Святую Книгу потерял. Ах да, у меня ведь ее и не было. Тем более извини - я даже почтить павшего врага не в состоянии. Ой, ты уже умер? Как обидно. А мне было интересно, кто тебя надоумил - тот старик или...
  Хатейн запнулся и закашлялся - кровь потекла изо рта, осела на пальцах и подбородке, побежала по шее. Время уходило, а он тратил его на сущую бессмыслицу. Пока темно... пока соседи прячутся по домам...
  Он вскочил, пошатнулся и едва не упал вновь - помогла распахнутая дверь. Юноша крепко за нее ухватился, переступил порог - и побрел к озеру, едва переставляя ноги. На грязный снег неуклонно, неумолимо падали крупные капли крови - алой, человеческой, - но в ней, как и в песке, поблескивали редкие синие частицы.
  У берега молодой травник не выдержал - опустился на колени, отдышался, попеременно кашляя и давясь то ли воздухом, то ли все той же кровью. Размахнувшись, изо всех сил врезал кулаком по льду, оставляя на нем красные пятна. Беспомощно всхлипнул - и все вокруг, деревья, темные силуэты домов, тропа к Тэ-Нору, красная дорожка следов и озеро, беспощадное, глухое озеро - погасло, разлетелось на тысячи осколков, а осколки, в свою очередь, мелкой бесполезной пылью просыпались куда-то в ночь...
  И напоследок ему почудилось, что прохладные, зеленовато-серые русалочьи руки обхватили его за плечи, нежно погладили по спине - почти как раньше, но Ули плакала, и горячие слезы катились по его лицу, попадали в распахнутые, опустевшие голубые глаза.
  Ули плакала. Совсем рядом. Значит, лед все-таки поддался...
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"