На место первоначальной паники пришло раздраженное недоумение. Это что, шутка такая?
- В носизме, - флегматично повторил пузатый полицейский, щелкая наручниками у меня за спиной и усаживая на жесткое неудобное сидение. Его длинный, согнутый в три погибели напарник, тем временем суетливо строчил что-то в протоколе, сосредоточенно высунув кончик языка.
- А что это значит?.. - беспомощно спросил я.
- Что-что? Запротоколируем сейчас правонарушение, потом к следователю ну и в КПЗ.
- За что? То есть, я имел ввиду... что значит этот... - я чувствовал себя полным идиотом. - ...ваш "носизм"?
- Носизм как раз не наш, а ваш. Мы как изволите видеть, закон, в отличие от вас, соблюдаем.- полицейский сделал неопределенный обводящий жест вокруг своего лица большой потной ладонью.
- Я не понимаю... - уже с заметным раздражением в голосе сказал я.
Полицейский глубоко вздохнул, закатив глаза к потолку машины.
-Нет, ну вы посмотрите, он "не понимает"...
Его напарник на время оторвался от писанины и пристально посмотрел на меня:
- Ну что вы дурачка-то из себя строите? Сами же все прекрасно видите!
Он еще какое-то время вглядывался в мое лицо, будто видел там какую-то аномалию, потом брезгливо сморщился и вернулся к бумаге.
Происходящее в автозаке начинало походить на некую фантасмагорию. Я чувствовал, что стабильность моего рассудка потихоньку дает крен.
- Да скажите мне, в конце концов, что я сделал? - закричал я. - Вы не имеете права без причин меня задерживать и издеваться!
- Угомонитесь, - менторским тоном ответил мне пузатый. - Хотите официоза, пожалуйста. Вы были задержаны нами за нарушение норм поведения в общественном месте, в дневное время суток, где вы появились с актом демонстрации неприкрытой части своего дыхательного органа, что классифицируется как разжигание общественной розни и социального сепаратизма.
К концу этой безумной тирады голос полицейского сделался грустным и усталым. Я же почувствовал, что мои представления о нормальном постепенно мутируют.
- Что вы городите? - не выдержал я, удивляясь при этом, куда делась моя всегдашняя робость перед блюстителями закона и элементарное чувство самосохранения. - Что у меня было неприкрыто? Какой сепаратизм? Я что, призывал рушить церкви или убивать евреев?!
- До такого у вас пока не дошло, но судя по всему, вы уже движетесь в этом направлении, -спокойно ответил пузатый. - А неприкрыт у вас был дыхательный орган, а то вы не знаете. Он и сейчас у вас в таком же непотребном виде.
На его лице отразилась вся гамма презрительного отвращения. Я инстинктивно попытался прижать руку к лицу, но в запястье за спиной впился металлический браслет.
-О чем вы говорите? - стараясь, чтобы голос звучал ровно, спросил я. - Вы имеете ввиду мой..
Полицейский выжидающе смотрел на меня.
- Вы о моем .. носе? - я снова чувствовал себя каким-то приблажным.
- Да, о нем, - брезгливо проговорил пузатый. - О чем же еще? Ведь вы носист, так? Так ведь, отвечайте?
- Что... что вы имеете ввиду, - я тяжело сглотнул.
- Вот только не надо тут из себя овечку безносую изображать. Вывалили напоказ всем свое достоинство, так сказать, нате, смотрите люди! И ведь ни грамма же гражданской совести в вас нет, ни мысли о чувствах других...
- О чем вы говорите? - снова беспомощно спросил я. - какие чувства? Кому какое дело до моего носа?
- А вы подумали о чувствах тех, у кого нет такого... как у вас, а?
Вопрос оказался неожиданным, я только сидел и беспомощно моргал.
- Ведь есть огромное количество людей, которым бог не дал такого большого органа! Вон, посмотрите на себя - длинный, прямой! Ну прямо римский профиль! А есть ведь и те, у кого он больше! Да-да, больше, и они день и ночь думают об этом, и без того загнаны природой в эту западню, обречены на огромных размеров орган. А если они увидят ваш изящный, нормальных размеров ... Вы думали об этом? И что вы прикажете делать всем этим страдающим людям? Под нож из-за вас ложиться? Или сразу лезть в петлю, потому что вам взбрело в голову походить по улице с голым лицом. Я уже молчу о тех... о них... у кого его вообще нет!
Голос полицейского дрогнул. Его напарник, покончивший с писаниной, теперь мерил меня презрительным осуждающим взглядом.
- Стыдно, гражданин, - процедил он сквозь зубы и демонстративно отвернулся к мутному зарешеченному окошку.
Я пытался совладать с собой, предпринимая попытки вернуть оставивший меня дар речи. В голове слегка мутило, как бывает, когда тебе сватают абсурд за что-то обыденное.
- Вы что, за нос меня водите?! - наконец беспомощно воскликнул я. Пузатый вспыхнул:
- Вот только давайте не будем лишний раз произносить слово из трех букв! - он присел напротив меня и сосредоточенно закурил. - Кончайте уже эту мульку. Вы признаете, что нарушили закон?
- Не признаю! Ничего я не нарушил! - я задыхался от подступающей ярости. - хватит комедию мне тут ломать.
- Да куда уж нам. Это вы у нас комедиант известного жанра... Да, я понимаю, вы наверно потом на суде скажете, что вы художник, и это у вас такой был акт творчества... вывалить всем на показ свое это... неприкрытое. Но мы-то на таких как вы насмотрелись... к сожалению. В глазах уже рябит от ваших... причиндалов.
- Да что тут такого, что все видели мой нос? Как будто ваши носы никто не видит! - я неистовствовал.
- Конечно никто! - встрепенулся длинный, его тон и лицо выражали всю гамму оскорбленности. - Я бы от стыда сгорел и сквозь землю провалился. И как бы я людям в глаза смотрел...
- Интересное дело, - с задором проговорил пузатый. - это что бы было, если бы мы - блюстители порядка, его так бесстыдно нарушали.
Едва я хотел что-то возразить, как запнулся не начав. Я уже не помнил, когда это произошло, сейчас это казалось вполне обыденным... но форма полицейских отличалась от того варианта, который я знал когда-то.
Кажется, несколько лет назад, во время очередной реформы министерства, облачение служителей закона сменило вот это. Помимо несущественных корректировок в фасоне, было одно бросавшееся в глаза отличие - козырек фуражки был исполнен в виде прилегающей ко лбу пластины, от которой вдоль переносицы вплоть до верхней губы шла пластмассовая накладка, полностью охватывающая и скрывающая собой нос.
Я никогда не задумывался и не удивлялся такому дизайну. Не помню точно, но по-моему я полагал это защитой от повреждений, чтобы обезопасить себя от поломанного носа при разгоне незаконных демонстраций и в прочих щекотливых ситуациях. Со временем такая форма сделалась обыденной, и на ней просто перестало останавливаться внимание. Это же полицейские, их всегда идентифицируешь как целостный объект, со всеми его атрибутами. К тому же, я веду такой занятой образ жизни... куда уследить за всеми мелочами.
Пузатый, по-видимому, проследив мой блуждающий по накладке на его лице взгляд, удовлетворенно кивнул.
- Вы что же, все время в этом ходите? Не снимая? - злорадно воскликнул я.
- Так точно, постоянно, - самодовольно кивнул пузатый. - И на улице, и в отделе, там ведь тоже люди.
- Я и в туалет в фуражке хожу, - серьезно вставил длинный на миг повернувшись в мою сторону. - мало ли чего...
Тут я обратил внимание, что в автозаке стоит довольно сильная и неприятная жара, а мои мучители остаются в головных уборах, хотя по лицам их и шеям струится пот.
- Вы поймите, - по-отечески мягко заговорил вдруг он. - то, что для вас предмет декоративного изыска, для других - тяжелейшая душевная травма. Ведь у каждого же есть права, понимаете? У каждого! А вы напоминаете всем прочим об их несовершенстве.
- Но ведь не я один, - начал я. - Ведь все же так ходят! Все!!!
- И где это вы такое видывали, чтобы по улицам все так расхаживали, как вот вы? Мы что, какая-то отсталая страна третьего мира? Мы что, Иран какой-нибудь, чтоб в тебя вот так вот тыкали своим понимаешь... у них хотя бы женщины понимают что к чему и свое это непотребство прячут под хиджабы. Но мы-то, мы-то люди цивилизованные, у нас тут Европа, понимаешь! - лицо пузатого сделалось торжественным. - а из-за таких как вы в нас до сих пор буржуи пальцем тычут и кричат, что у нас тут права нарушаются.
Пузатый топнул ногой от досады и подкурил новую сигарету. Атмосфера сделалась непереносимой, сюрреализм вперемешку с жарой и густым дымом... меня начинало мутить. Сильно зачесался нос. Я наклонил голову и стал тереться им о плечо.
- Что, стыдно стало? - возликовал полицейский. - То-то же!
- То есть вы хотите сказать, что я один по улице с голым но... - пузатый метнул в меня взглядом молнию. - с неприкрытым лицом хожу?
- Не один, конечно, - устало вздохнул он, - есть еще озорники, подкидывают нам работенку. Но мы боремся! И будем бороться! У нас показатели ого-го какие за прошлый квартал. А в этом квартале вы вообще первый носист!
- Что-то я не видел, чтоб все поголовно на улицах носы прятали, - закричал я. Длинный, не скрывая возмущения, развел руками, пузатый сплюнул на пол.
- Вы с какой планеты прилетели?
Я осекся. Вообще-то, краем глаза, в каждодневной суете, я часто замечал странную особенность. Во-первых, нередко попадались люди в марлевых повязках. Началось это зимой, как раз в разгар эпидемии гриппа. И так успело стать привычным элементом в облике окружающих, что я до сего дня, а уже стояла середина лета, ни разу не задался вопросом, какого черта некоторые кадры до сих пор шляются в этих повязках.
Во-вторых, некоторое время назад резко ворвалась в жизнь мода на шарфы. Модно стало не просто носить шарфы, а завязывать их определенным образом, на манер ковбоев, обвязывая лицо. По зиме носили теплые шерстяные шарфы, с весной перешли на легкую синтетику. Увлечение задело все возрастные и социальные группы. Я никогда не следил за модой и пропускал мимо себя эти новшества, регулярно отправляя в спам приходившие на почтовый ящик рекламы о новой коллекции шарфов.
Все это казалось мне мимолетным сумасшествием, которым часто заболевает так подверженное фетишизму общество. На улицах меня нередко одергивали уличные распространители, настойчиво предлагая купить шарф, иногда даже бежали за мной по два квартала, на ходу делая "уникальные предложения только для меня". Я научился миновать их, не отрываясь от статистики в своем айфоне. Это было для меня привычным способом путешествия, я всегда добирался куда мне надо, не оставляя дел.
Кроме того, с модой на шарфы пришла еще одна особенность. Все чаще мне не составляло никакого дискомфорта ехать в переполненном метро. Люди в основном избегали стоять возле меня. Если место рядом со мной было свободно, оно оставалось таковым до самой моей остановки, каким бы переполненным ни был вагон. Однако, я никогда не придавал этому значения.
Однажды, в вагоне метро ко мне подошла одна девочка. Я мимолетно взглянул на нее. Она посмотрела на меня грустными трогательными глазами, чья голубизна гармонировала с голубой клеткой материи, закрывавшей нижнюю часть ее личика.
- Возьмите, - тоненько сказала она, что-то уронив мне на колени, и быстро выбежала на остановку.
Я, оторванный этим инцидентом от устройства, рассеянно опустил глаза. На коленях у меня лежал аккуратный белый шарфик, явно детского размера. Это очень удивило и растрогало меня, но вскоре я, однако, вернулся к своим цифрам.
Мода на шарфы была такова, что в них даже стали появляться на экранах видные политики и теледикторы.
Как-то раз, я, чтобы расслабиться, щелкал каналы и наткнулся на явно пародийную версию фильма о Гарри Поттере. Посредством компьютерной графики, все герои были окутаны шарфами, скрывавшими нижние части их лиц, отчего понимание кто есть кто часто ускользало. Один лишь антагонист Волан де Морт почему-то остался без модного аксессуара. Очевидно, злодеям не положено быть стильными. Но я быстро забыл про этот юмористический изыск, показавшийся мне более утомительным, чем забавным.
В соцсети все аватары пестрили разномастными шарфами, так что я с нетерпением ждал, когда же схлынет эта мода, ибо узнавать друзей стало все труднее...
Я даже подумать не мог что все это из-за...носа. Я и сейчас в это не сильно верил. Но что-то внутри меня надломилось...
Полицейский по всей видимости внимательно следивший за работой мыслей на моем лице, понимающе кивнул.
- Вот, вы по-моему начали осознавать... тяжесть своего проступка.
- Но я не понимаю.. почему? Что не так с носом? Это ведь естественно!.. - мямлил я.
- У вас какие-то средневековые представления о естественном. Или нет, еще хуже, первобытные какие-то! А чего ж тогда с голой задницей не ходить, а?
- Но ведь нос... это же совсем другое! Это не неприличное что-то...
- Как это не неприличное, - возмутился длинный.
- А мало ли что вы им нюхали, - поддержал пузатый. - Вы об этом думали? Я уже молчу о том, куда вы его суете..
- Никуда я его не сую! - взорвался я.
- А вот этого мы не знаем, и попрошу без подробностей! - заорал пузатый. - а то еще вам статью пришьем за непристойные разговоры в лицо полицейским при исполнении.
- Это пусть специальный врач слушает и любуется, ему за это деньги платят. Или жена ваша, если ей приятно такое... - не выдержал длинный.
- У меня нет жены, - машинально брякнул я.
- Ну, ясное дело, нет! Откуда ей взяться, когда вы в таком виде расхаживаете... - тут же подхватил пузатый.
- Вообще-то сказать, мы долго вас разрабатывали, - гордо сказал он после некоторого молчания, повисшего в жаркой задымленной кабине, - собирали, так сказать, доказательную базу. На вас ведь и соседи не раз заявляли. И люди с улицы звонили...
Он откуда-то извлек толстую папку, раскрыл и стал листать фотографии со мной. Всюду я был запечатлен в центре толпы людей, всех, как один, облаченных в шарфы и марлевые повязки (повязки чаще всего были на пенсионерах). Я выделялся чужеродным пятном на этих идиллических безносых картинках. Ближайший человек, как правило, был не менее, чем в метре от меня. На многих из фото было видно, как люди неприязненно на меня косятся, что-то шепча друг другу. Порою сразу несколько человек с изумленными лицами фотографировали меня на телефоны.
-Налицо факт многократного нарушения общественного порядка, - вставил длинный.
Боже! Боже! Как же я не замечал-то всего этого... вечно в работе, вечно в телефоне...
Я ненормальный! Теперь я это четко видел и понимал. Как я мог быть таким упрямым и слепым. А все эти люди.. что всем им пришлось вытерпеть из-за меня.
- Что же теперь со мной будет, - упавшим голосом сказал я.
- Ну, это у вас первое задержание, - мягко и грустно ответил пузатый, - два года общего режима всего-то. Ну и штраф, конечно. Немаленький, но у вас ведь квартира есть, так что, потянете. Вот ежели б вы по повторному или штраф нечем заплатить.. тогда на операцию, конечно...
-Какую?.. - всхлипнул я. Все тело мое было больным и тяжелым. Предательский нос зудел и чесался, как будто его атаковала сразу туча мух.
- Ну, известно какую... по удалению, так сказать, органа.
- Ладненько, распишитесь в протоколе, раз мы все выяснили, - оживился длинный, подсовывая мне убористым почерком исписанную бумагу и авторучку.
Глаза мои застилали слезы, так что разобрать что-то было трудно. Мне на время освободили от браслета наручников руку, и я дрожащим почерком вывел в конце закорючку, после чего стал яростно тереть рукой проклятый нос. Он зудел еще больше, хотелось его оторвать, вмять в лицо...
-Прекратите немедленно это рукоблудие! - заорал пузатый полицейский. - Фу! Срамота-то какая, смотреть такое, не достается даром хлеб... Застегни его. И руки, как приедем, отведешь помыть. Ффффу!
Меня вновь окольцевали.
- Мы видим, вы свою вину вроде как осознали и понимаем как вам от себя сейчас неприятно... ничего, мы поправим это.
Пузатый открыл под сиденьем какой-то ящичек, где лежало навалом тряпье, долго рылся в нем и торжественно извлек черную пыльную повязку.
- Вот, на первое время срам прикрыть пойдет. Не поедете ж вы к следователю в таком виде.
Мое лицо обернули этой тряпкой... И вдруг стало как-то хорошо. Я почувствовал, что раздражение в носу спадает. И спадает будто чье-то пристальное внимание, которое я безотчетно ощущал уже долгое время. Я ощутил себя примкнувшим к чему-то большому и правильному...
***
Я сидел в кабинете у следователя и отвечал на долгую череду вопросов. Выворачивал на изнанку всю свою биографию. Со стены на меня суровым взором смотрел портрет Дзержинского. Нижнюю часть лица Феликса Эдмундовича скрывал строгий в черно-белую полоску шарф. И я был рад, что я не голый под этим внимательным всепроникающим взглядом наркома, что мой дыхательный орган не оскорбляет чувств окружающих, надежно скрытый куском хэбэшной материи.