Утреннее солнце ярко постучало в окно, какая-то птица по хозяйски обустраивала гнездо на дереве, напротив окна, при этом громко разговаривая сама с собой.
Мери знала, что просыпаться ей не стоит, и даже факт возвращения Билли из столь далёкой и холодной России нисколько её не радовал; И дело не в пмс и не в постепенно
подходящем, словно грузовой вагон, состоянии полуломки и даже не в банально плохом настроении...Просто Мери никогда не любила утро, как сутенёр ненавидит больно уж
заносчивых шлюх, как привокзальное быдло не любит интеллектуалов, как обычный сельский мужик, горбатившийся всю жизнь на колхоз -- ненавидит пидоров.
Её сегодня раздражало буквально всё, начиная от жирного почтальона, от которого ей навязчиво казалось несло дерьмом, и заканчивая соседями, перед которыми приходилось
строить из себя комичную дурочку каждый грёбанный день. Постоянно. Телефон дал знать, что кто-то на другом конце провода отчаянно жаждет услышать её голос.
И это звучало настолько обыденно и злободневно, что хотелось наблевать прямо на кухне, где она терпеливо,словно кошка, выжидающая жертву в кустах, готовила инструмент
к утреннему ширеву. Звон в ушах, подкрепляемый противным, дребезжящем звонком телефона образовывал безперерывный и гулкий набат, который так и норовил поделить
её голову на правое и левое полушарие.
-- Я вас слушаю, -- сказала Мери в микрофон телефона, нервно теребя прядь волос на затылке. -- Мери, почему ты так поздно просыпаешься? - донеслось с другого конца провода.
-- Не твоё дело, ублюдок, -- с холодной яростью в дрожащем голосе прошипела она. -- И вообще какого чёрта Джек? Мы лишь один раз переспали, и если ты считаешь героиновый
трах чем то большим, то мне тебя жаль. -- Оу оу оу,остынь. Что с тобой? Ты сегодня ещё не кололась? Подогнать убойного джанка?
Ненависть Мери к этому человеку не знала границ, но тем не менее предательский ком в горле заставил её изменить отношение к Джеку, хоть и на время. -- Ну так что? Подогнать?
Джек был неумолим и знал на какие точки следует нажать. -- Приезжай, - сказала Мери и бросила трубку. После разговора с Джеком Мери ещё какое--то время находилось в ступоре.
Пройдя из уютной прихожей, где остаточный уют комнаты ещё немного напоминал о родителях, коих давно уже нет в живых, в коридор, словно в другой мир, полный серости и
отчаяния, гнетущая обстановка которого отчаянно пыталась сломать, и так уставшую от жизни Мери, но дело было в том, что она уже давно была сломлена. Что-то не зримое,
не осязаемое, такое холодное и безмерно циничное поселилось в её душе, оставив только пустоту, которая давала о себе знать при каждом подходящем случае.
Она зашла по дороге на кухню в ванну, чтобы умыться после столь долгого сна, и краем глаза увидела своё отражение в маленьком треснувшем зеркальце, лежащем на
тумбочке...И это отражение, полное безразличности и боли в блёклых, мутных голубых глазах, словно с издёвкой наблюдало Мери с другой стороны зазеркалья. Мертвецки бледная
кожа, с когда-то красившими её веснушками, смотрелась болезненно со стороны, а когда-то пышные рыжие волосы казались сейчас перепутанными, тонкими ниточками торчащими
из головы.
Выйдя из ванной она направилась на кухню. На столе возле чёрного от гари чайника лежал шприц на 5 милилитров, который иглой смотрел в сторону хозяйки. Перетянув вену ремнём
выше локтя, она направила иглу в тёплое лоно красных тел и сделала контроль, после чего медленно начала вводить уже красную жидкость в красный поток и тут же почувствовала