Большая лодка приближается к французскому берегу в совершенно пустынном месте. Полоса прибоя постоянно пополняется широкими волнами, отороченными по краю крошечными белыми пузырьками, каковые разглядеть сумел бы только ребенок лет пяти, потому что у малышей дело изучения природы едва ли не первейшее на свете. Вот оттого-то мамашам подчас не получается ограничиваться выкликанием имени своих отпрысков, пересекши двор, по каковому мечутся бестолковые куры, и отворив калитку, нацелившись повелительным взглядом в спину юного шалопая, какового острые коленки в коротких штанишках на одной помоче, пристегнутой наискось на две плоские пуговицы с четырьмя дырочками поверх топорщащейся вокруг пояса рубашки, торчат с двух сторон выше склоненной вперед головы, как у болотной лягушки, а руки шарят в сыром песке, скрываясь в лохматой пене и появляясь вновь, когда волна откатывается, утаскивая с собою обрывки черных водорослей и напрасно цепляясь водяными пальцами за пустые раковины, рыбий скелет с хвостом и челюстью или смышленого на собственный лад малютку-краба, вжимающегося маленьким неприметным панцирем в песок перед тем, как кинуться прочь улепетывать наподобие хромого солдата Его Величества короля Франции, ковыляя на все восемь суставчатых конечностей, пожалованных оному Господом, удивительно заботящимся о всякой прекрохотной или превеликой созданной твари, дабы промышляющая в угодьях Творца за насущными плодами живность сохраняла себе подольше на час, на день, на год существование на планете каким-нибудь продуманным Богом средством. Ибо дитятко на время оглохло на оба уха, и не в последнюю очередь вследствие погруженности в проводимые на берегу соленого океана гидрологические исследования. И, потом, прибой, не смолкающий ни днем, ни ночью, сопровождая, таким образом, часы деловитого бдения и сновидений, в каковых просто неизбежно присутствует кормящее и уносящее жизни Великое Море, жителей рыбацкой деревушки, неопровержимым ни лоснящимися левиафанами, как бы носящими таковое в букетах, то бишь, подбрасывающими вверх струи фонтанов, и так вот приветствуя собратьев, плывущих вдалеке в зоне прямой видимости, ни кораблями мореходов, ни могучими скалами, ни весьма холодными, ну, как копья и мечи норманнских рыцарей, выкованные из бескомпромиссной стали, синими звездами, глухим или грозно ревущим монологом огромного резервуара условно покоящейся, оставляя себе из вечного движения лишь вдох и выдох, или бушующей воды, норовящей смахнуть паруса и птиц с просторов, дабы потом отобразить в безграничном зеркале гряды облаков, луну и галактики, беззвучно рассыпающиеся в антрацитовой темноте яркими кристаллами с бриллиантовою огранкой как бы позади призрачной кареты, запряженной парою громадных бесплотных вороных коней, так что можно было, глянув в окошко, вообразить, что туда переселились чистые невинные души маленьких Гензель и Гретель, заблудившихся в стародавние времена в лесу и теперь волшебно напоминающих оттуда деткам о том, как оные помечали тропинку, дабы вернуться домой, и, да, вот, прибой как бы замыкал пространство в нечто живое, существующее само по себе и как бы нехотя, по необходимости, что ли, сообщающееся с остальною частью мира через проницаемую пористую стену со свойством невидимости, так что непонятно, как там все-таки находилось место для кораблей и птиц, и посему ребенок, сидящий на корточках на морском берегу, вообще обнаруживался именно как бы вследствие материнской любви, будучи, с другой стороны, похищенным у людей океаном, и, потом, мать с неотступностью решившая дозваться до сорванца, дабы попотчевать свежей ухой или чечевицей, иначе мысль об обеде посетила бы оного любопытствующий до тайн природы жадный мозг лишь вечером, строго приказывала себе забыть на несколько минут о кипящем чугуне над очагом, и стремительным шагом шла к волнам, где схватывала натуралиста рукою под мышки и возвращалась с оным, поджавшим ноги к животу и все еще сосредоточенно вращающим в руках выпачканную перекрученную раковину черной улитки, пока ступни женщины, поспешавшей очутиться на своей кухне, не достигали земли, покрытой дерном, наконец уже удаляясь с песчаной полосы, за каковой шумело царство стихии бесконечных волн, на что уходило обычно как раз ровно столько времени, чтобы мальчишка очнулся, ибо хватка океана ослабевала, пересиленная матерью и домом, стоящим на земле, и тогда не было уже нужды тащить оного силою рук, ибо оный теперь сам бежал вприпрыжку, хотя бы усердием в ходьбе желая преодолеть тучу гнева, бродившую по лбу матери.