Случилось это в те времена, когда все монархии на земле сменились республиками, и не было сомнений, что мир вышел на новую стадию развития, а, значит, и люди должны были проявить какие-то до сих пор невиданные умения и колдовать не с помощью волшебных палочек, а силою концентрированной мысли. И лишь в одной книге сохранился древний стихотворный текст "Кристаллиады", из которого можно было, обратившись к астрономии, вычислить, где находится заколдованный очень давно великаном Муспеллем таинственный Хрустальный дворец. Существовали целые монографии, написанные филологами, историками и руководителями научных отделов национальных космических агентств, которые, наконец, объединил в своем обширном магистерском исследовании волшебник Эйкинскьялд, и был он самым молодым профессором магии в Оксфорде. Что касается годов ранней юности, предшествовавших написанию прославленного труда, известно лишь, что долгое время подрабатывал Эйкинскьялд на жизнь, состоя консультантом-переводчиком на службе в почтовых отделениях магических Лондона, Парижа и Берлина, поскольку в короткий срок достиг невероятных успехов в изучении языков существ, по-прежнему единственно используемых волшебниками для сообщения между собой на различных расстояниях, а именно: птиц, животных и рыб. Упомянем, что в этом ему очень помогло знакомство с древнекитайским, на котором только и соглашался разговаривать дух библиотеки Восточного отделения в Пекине, откуда выписывались книги по старинной религии Бон. Волшебники частенько состояли между собой в тайной переписке, поскольку избыток окружающей реальности ослаблял их необычные способности, так что особо чувствительные, испытывая тягу наблюдать, как обычные люди справляются со сложными жизненными ситуациями, начинали им подражать вплоть до перехода в состояние "медвежьей спячки", известное в медицинских кругах, как амнезия шишковидной железы. Распознаваемая, как правило, достаточно поздно, болезнь требовала длительного лечения на кавказских минеральных водах с еще более длительным реабилитационным периодом в австрийских Альпах, впрочем, не гарантировавшим полного восстановления. Старинная рекомендация бодрствовать во всякое время суток, и здесь имела глубокий смысл.
Однажды оказались трое волшебников в остроконечных широкополых шляпах в Железном лесу возле каменной арки, похожей на парижскую Триумфальную, сооруженной во времена короля Артура в честь победы людей над драконами. Двое волшебников Атли (он был старше) и Гуннар узнали в третьем Эйкинскьялда, поскольку им хорошо была известна его фотография, напечатанная на задней стороне обложке "Кристаллиады (от драконов до наших дней)". Было бы странно предположить, чтобы монография, принесшая профессорское звание своему автору, не олицетворяла бы собой своего рода символ веры для Эйкинскьялда и его последователей в мире волшебников. Но лишь один из троих собравшихся был сподвигнут на путешествие желанием жениться, и это был самолично Эйкинскьялд, как вы понимаете, остальные же двое хотели испытать меру волшебства, содержащегося в их способностях. Все трое договорились объединиться в отряд по принципу "одна голова - хорошо, а три - лучше". Порешив на этом, они достали из дорожных котомок сушеное мясо и фрукты и принялись сосредоточенно жевать, утоляя голод. Затем они облачились в плащи из асбеста, разложили под аркой огонь и принялись, расположившись в одну линию, сосредоточенно его созерцать, пока в пламени не появилась кувыркающаяся саламандра, которой пристало бы и такое составное именование, как "торящая путь в огне", ибо, известно, что кожа их остается холодной посреди пекла. Один из волшебников, седобородый Атли, истинный созерцатель огня, тогда как чернобородый Гуннар, судя по колонке энциклопедии "Великих магических событий", куда описываемый случай вошел в качестве классического примера совпадения теории и практики, был созерцателем воды, а рыжебородый Эйкинскьялд - облаков и грома, перед самым окончанием огненного танца ухитрился схватить саламандру за хвост, и когда та задвигалась, распространяя холод в потусторонесть арки, то утянула за собой всех троих, ведь они заранее приготовились образовать из рук цепь.
Стена огня сомкнулась позади Атли, Гуннара и Эйкинскьялда, и они оказались у подножия круглого холма, по которому вился желтоватый серпантин тропы, и нельзя было сойти ни вправо, ни влево из-за стен, сформированных зарослями гигантского колючего барбариса. Поскольку их магическая история началась с созерцания, требовалось придерживаться того правила, что ни одна посторонняя мысль не должна ослаблять цель предпринятого похода. Некоторое время шли они в молчании по тропе, но вскоре поняли, что неведомо как возвратились к арке, только, по счастью, с внутренней стороны. Трое волшебников остановились и справились друг у друга, о чем каждый из них думал дорогой, и выяснилось, что Атли размышлял о том, как вернуться, Гуннар - о доме, а Эйкинскьялд - о теме статьи для Рождественской конференции, хотя на дворе стояло красное лето. Поняли они, что сдержать собственные мысли в узде им не удается, и запели Псалом: "Он исцеляет сокрушенных сердцем и врачует скорби их; исчисляет количество звезд; всех их называет именами их"(1).
Не заметили волшебники, как это случилось, но оказались они на вершине, и так было, будто серпантин сам вынес их с подножья к концу пути. И здесь увидели они большой обломок скалы, на котором резцом нанесены были три надписи.
Первая гласила: "И свет во тьме светит, и тьма не объяла его."
Достал седобородый Атли длинную трубку, раскурил ее, воспользовавшись огнивом, и принялся пускать колечки дыма, которые, никуда не разлетаясь и не растворяясь в воздухе, собрались постепенно в довольно большую и плотную массу белесого тумана. Не прошло и десяти минут, как вершина скрылась от глаз волшебников, да и сами они едва могли различить друг друга в двух шагах, и потому тихо переговаривались, стоя в "молочных" волнах, и продолжая всматриваться в завесу, пока созерцатель облаков и грома Эйкинскьялд не издал восклицание, похожее на "О!" или "А!", трудно сказать, но нечто подобное тут же донеслось до слуха Эйкинскьялда справа и слева, где, предположительно находились Атли и Гуннар. Не корка ли морской соли прикрывала бы так свечной огонек? Не кусок льда ли, скрывающий гирлянду огней на площади, изукрашенной для новогодних гуляний, примерещился им в скопище неосязаемой белизны? Но в дыму, напущенном Атли, рос и расцветал хрустальными колоннами и башнями и зубчатыми стенами прозрачный замок, и все окна загорались пламенем, прежде чем обрисоваться до малейшей стрельчатой арки, и затем гасли, будто облитые сверкающей водой, застывшей во взметенном над землей состоянии, но все это - куда ни глянь, - был хрусталь, хрусталь и хрусталь. Дворец, когда в нем вспыхивало на разных этажах пламя, более всего напоминал невероятную, неслыханную люстру из драгоценного стекла с дрожащими, ограненными бриллиантовой огранкой бусами и подвесками, а когда свет гас - он превращался в сияющий айсберг или ледник, сползающий с острова Гренландия или с континента Антарктида в океан.
Вторая надпись на камне гласила: "Сделай видимое невидимым".
Гуннар правильно решил, что настал его черед совершить нечто, сравнимое с волшебством Атли, и осмотрелся по сторонам в надежде, что что-нибудь натолкнет его на удачную мысль. Не встретив в пейзаже никакой зацепки, Гуннар сделал несколько шагов по зеленой лужайке, окружающей заколдованный замок, и чуть не споткнулся о бортик фонтана из чистого хрусталя, который мудрено было заметить на фоне ослепительного дворца; да и вода, беззвучно текущая через края чаши в форме совершенной лилии, имела вид хрустальной пелены, не отличимой от вещества ее стенок. На бортике фонтана стоял поднос с пустым кувшином совершенной степени чистоты богемского "стекла". Гуннар догадался взять кувшин и полностью опустить его в прозрачнейшую родниковую воду, скопившуюся в фонтане. Подошедшие к нему Атли и Эйкинскьялд подтвердили, что чудо у чернобородого созерцателя воды получилось, и им пришлось, закатав рукава, еще пошарить руками в воде, чтобы нащупать посудину.
Третью надпись Эйкинскьялд помнил наизусть, поэтому возвращаться к камню никому не пришлось. Она гласила: "Что мягче всего на белом свете?"
Эйкинскьялд сказал им, что знает ответ от черного дрозда, присевшего на камень, пока они стояли в тумане. Ведь он, как вы помните, знал птичий язык, и только потому и оказался "на высоте", то есть не совсем проиграл Атли и Гуннару. Ответ был: воздух в раю. Потому что там не летают духи земного уровня, а только ангелы небесные. У ангелов крылья нежные, как детские сны. То же, что принадлежит праху, крылья имеет жесткие, которые могут только резать и царапать.
Как только Эйкинскьялд произнес свои слова, дворец осыпался, как стеклянная скорлупа, так как он был внешней оболочкой для белокаменного замка. Двери распахнулись, и навстречу освободителям вышла прекрасная собой и добрая волшебница. С ней-то Эйкинскьялд и нашел свое семейное счастье.