О КОРОЛЕ АРТУРЕ И ЕГО РЫЦАРЯХ, НАПИСАННОЙ Т.МЭЛОРИ)
К подробному описанию упомянутого вскользь в предыдущей главе события, поджидающего сэра Ланселота, поддержанного всякой милостью, как мы вправе оного рыцаря Круглого Стола цветисто охарактеризовать, ибо трудные кровавые подвиги искали его, как вы видите, сами, на что мы и упираем особенно, доказывая логически и со спокойствием, что Бог все время был на его стороне, неоднократно за срок службы короне бриттов и замка Камелот предоставляя героические поля для роста сего ходячего мощного королевского дуба, так вот, к описанию мы теперь подходим с той обостренной чувствительностью и вместе с тем осторожностью лесного следопыта, каковою проникнутые чуткие нервные окончания, приходящиеся на кончики пальцев, локти, ступни, колени, лопатки и затылок, каковой можно заменить на "загривок", поскольку искренне надеюсь, что никто не будет на этакую вольность в повествовании возражать, раз уж речь касается практического задействования инстинктов охотника (или рыболова), производящих алхимическое соразмерение способностей человека задаче выследить оленя, каковое соразмерение позволяет видеть зорче и дальше возможного, слышать звуки, производимые кем-либо или чем-либо чуть ли не за порогом слышимости, осязать то, чего не руки коснулись, различить запах за верхней границей чувствительности носовых рецепторов, ибо к загадкам пространства и времени, недоступным уму, именно что необходимо обращаться в этом настрое, сравнимом еще с родом осторожности, овладевающей человеком, который собрался пробираться в королевский парк через живую, очень колючую изгородь, например, шиповника.
В запланированном невероятном стечении обстоятельств, толкуют, были виноваты брусочки железа, упавшего на землю со звезд старшей эпохи, и, будто бы, водящиеся в просторных карманах атласной ультрамариновой мантии с завязкою вокруг шеи на продетый в кулиску шнурок, у коего поверх узелков были надеты серебряные наконечники, коей якобы привлекалась из космоса сила, знаменитого в веках советника короля Артура, каковой был, будто бы, какой из могущественных чародеев. И эдакое толкуют, вовсе не думая о последствиях речей, произносимых праздно. Ибо слова, бросаемые на ветер, как бы сохраняют вечную привязанность к своему хозяину, поддерживая сообщение портов своего отправления и прибытия, то есть, "A" и "B". И первая половина секрета здесь состоит в том, что порт прибытия "B" есть величина изменчивая, когда слова, конечно, не произнесены между дорогими друзьями. То есть за вывеской "B" когда-нибудь окажется столпотворение всего английского алфавита. Если же, как мы остановились, точка "B" изменчивая, то это получается, как если бы слово было бы некий шар или мяч, ударяющийся в одного человека, отскакивающий от него, как от стены, и стремящийся далее. И это то влияние, каковое словно бы аромат розы или непереносимый запах, очищает или же загрязняет мысли другого человека. И вторая половина секрета заключается в том, что хозяин слова как бы вечно несет ответственность за сказанное.
Итак, волшебник там был Мерлин или не волшебник, а Божией милости лишиться главный государственный человек короля Артура всюду опасался.
Новое предрассветное утро неуловимо осветилось рампою солнца, покуда не показавшегося ни даже сияющим краем верхнего своего пылающего края, поскольку земля не довершила своего полного оборота вокруг своей оси; осветилось для наступающего события, коему седобородый Мерлин как бы построил пирамиду времени "будь", обставив рождение оного в колыбели наступающего дня совокупностями планет и вуалями рукописных страниц, где в текстовые рамки вправлялись мифические существа и пересекающиеся между собой геометрические фигуры, обозначавшие неизвестные пространства и миры, начиная с самого грубого, предельно высокой плотности материального мира, (в коем все живущее, которое само по себе как бы твердый камень, одновременно пребывает всю жизнь замурованным как бы в огромный камень окружающего всех (все камни-существа) пространства), и, несколькими уровнями выше, вязкого мира, (который - как бы тяжелые растительные и минеральные масла, каковые не очищены от посторонних примесей), и потом еще того мира, также как все предыдущие, несовершенного мира, (а что в нем - помогает представить нам здесь на земле вода, когда вдруг доводится вспомнить странное получаемое опорно-двигательной системой чувство сопротивления усилиям выдержать под водою подобие бега на суше, каковой бег как бы пресекаем ею, и еще более подавляется ощущением как бы прижатости тоннами груза к морскому дну), и, еще выше уровнем, нашего мира, (где осуществляется, реализуется, как материальная и духовная жизнь, сложная гармония человеческой природы при тех точно, что есть тут у нас, гравитации, химических составах воздуха и воды, и законах, регулирующих взаимодействия частиц, и так далее), и еще надстройки тонких миров над нами, заканчивая Сплошным Светом или Небесами Небес.
Незадолго до восхода солнца насквозь промокший достославный сэр Ланселот, с каковым учтиво поздоровалась, почитай, что каждая сырая, убористо покрывшаяся весной мелкими листиками, а теперь согнувшаяся после сильного дождя и, в общем, увесистая ветка, и какового серьезно поприветствовал каждый одноногий веер смуглого кружевного папоротника, щедро отделанный во всю грудь повторяющимися рядами водяного жемчуга махараджи, сумевший дотянуться до его золотого стремени, (стремени, положение коего, то бишь, какой-то очень определенной, одной годящейся у кузнецов и ювелиров к применению для честного военного дела пробы чистого благородного золота, попираемого здесь ногой, свидетельствовало о небрежении ложными благами в угоду невидимым сокровищам Царствия Небесного, каковое достигается, как мы знаем из Святого Евангелия, неуклонными усилиями сердца), незадолго до восхода рыцарь Озерный, коего деловито поприветствовал каждый веер зеленого папоротника на суховатой коричневой ноге, успевающий хлопнуть за всадником белый лошадиный круп, сей храбрый рыцарь, путешествовавший на коне, превратился во влажную таинственную тень очарованного леса, с которым, кстати, заметим, происходили кое-какие увлекательные метаморфозы, о которых нам говорить, как правило, удается гораздо реже, чем о парном рассвету переходном моменте от света дня к тьме ночи, то есть о вечерних сумерках, ибо дикие человеческие страхи в точности так сопутствует распространенному людскому невежеству, как добрая радость бывает сопричастной премудрости, а путь человека, протягивающийся по юдоли страдания, имеет вид лестницы только для пророков, над чьим оком не властен никакой морок, в нижней части которой бродят создания спящего разума, победа над коим требует песен, оберегающих огонь человеческого духа. Посему сэр Ланселот продолжал петь, находясь в чаще леса, и вот каковы были эти стихи:
О, много людей намереваются куда-то отправиться,
Удаляясь от того места, которое является их целью.
Видения и россказни спящего бесполезны,
Это всего только фантазии, воздержись от них!
Ты сонный, но тогда спи в пути,
О Боже, Боже! Спи на Божьем пути,
Чтобы, быть может, на тебя натолкнулся какой-нибудь путник
И вырвал тебя из сонных грез.
Если у спящего и возникнет мысль, подобная волоску,
С этой тонкостью он не найдет дороги на улицу друга.(1)
Мысли спящего, будь их две или три,
Ошибка на ошибке и еще раз ошибка!
Волна бьется об него без опаски,
А он в это время во сне бредет по нескончаемой пустыне.(2)
Спящий видит во сне сильную жажду,
Вода же ближе к нему, чем яремная вена.(3)
Рассветный туман выстреливал длинными ростками белесоватой горизонтально наползающей на кусты северной лианы из россыпи незримых зерен, казалось, заполнившей воздух в нижней части морщинистых стволов старых деревьев. Утренний холод, от коего Ланселот ждал, что от него может, как от ключевой воды, заломить зубы, стремительно обретал вещественность дольнего мира и как бы конденсировался то здесь, то там на уровне головы коня рыцаря в формы серебрящихся инеем изогнутых доспехов почившего здесь до Рождества Христова воина-невидимки, чьими родителями были вымершие великаны Рефаимы(4), и, сконденсировавшись, держался немного еще на тихом плаву, чтобы, планируя наподобие птичьего пера, медленно упасть в седую, загорающуюся росой, зелено-голубую поросль, накреняясь или заваливаясь на бок или корму.
Тут Озерному рыцарю начало представляться, что чаща леса перед ним как бы сама собой разреживается за счет того, что своим необычным поведением старые деревья копировали людей, коим пришлось собраться в многотысячную толпу в центральной части города Лондон или на лужайке, где все устроено для турнира, и накрытые коврами деревянные трибуны, и сколоченные из подручных материалов простые помосты и длинные скамьи для народа, и двускатные шатры из парчи для отдыха сражающихся рыцарей, а после пришло от короля разрешение разойтись по домам, ибо бурая и серая кора на громадах кораблей леса и изумрудная листва, рыцарю воображалось, проследовали надетыми, как мантии и кольчуги до земли на их древние души, расступаясь перед ним, как Чермное море когда-то перед Моисеем. И только сорок дубов не стронулось с места, по которому они как бы давным-давно рассеялись, дабы не толкать друг друга в бока или спину ветвями. Чем более сокращалось расстояние до холма, на коем сэр Ланселот загодя различил пятибашенный замок, тем заметнее ярчали узкие флаги, воткнутые во флагштоки на его стенах. Цвет флагов не был ему знаком, хотя вызвал некое воспоминание о чем-то, где-то уже им виденном.
Подъезжая к воротам замка, Озерный рыцарь, несколько косо направив от входа туда своего коня, вполоборота оглянулся назад и, поскольку сказать, что Ланселот оторопел, было бы неправильно, скажем, что он весьма удивился, ибо позади него конный отряд рыцарей человек в сорок, построившихся в две стройные блестящие колонны, бесшумно пересекал подъемный мост надо рвом, каковой он только-только преодолел. И впереди отряда ехали гордо король Неро и король Лот Оркнейский, погибшие в бою с королем Артуром много лет назад.
Сэр Ланселот не понял, откуда ему это известно, но ему было совершенно ясно, что до него есть какое-то дело у призраков. А ежели не до него у королей-призраков было неотложное дело, то тогда до хозяина пятибашенного замка, о котором он не имел ни малейшего понятия, ибо понял, что заблудился.
24 июля 2015
Примечания:
(1) "Сон неведения не позволит найти дорогу к истине, даже если во сне и промелькнет какая-то неясная мысль о том, как это сделать. Но это будет всего лишь игра воображения, далекая от истины."; см. далее п.(3) Примечания;
(2) "Аллюзия на Коран [24:39]: "А у тех, которые не веровали, деяния - точно мираж в пустыне. Жаждущий считает его водой, а когда подойдет к нему, видит, что это - ничто, и находит у себя Аллаха, который полностью требует с него расчета. Поистине Аллах быстр в расчете!"; волны истины не могут разбудить того, кто гонится за миражом, пребывая в сне неведения; см. далее п.(3) Примечания;
(3) здесь: в продолжение темы дремоты, начатой в предыдущей главе, как противоположности призыву всех Святых Писаний бодрствовать; "Аллюзия на Коран [50:15(16)]: "... Мы ближе к нему, чем шейная артерия."; см. Джалал ад-дин Мухаммад Руми "Маснави-йи Манави" ("Поэма о скрытом смысле), Четвертый дафтар, байты 3234-3237, 3239-3241; Пер. с перс. Л.Г.Лахути, Н.И.Пригариной, М.А.Русанова, Н.Ю.Чалисовой, / СПб.: "Петербургское Востоковедение", 2010. - 496с.;