КАК СЭР ЛАНСЕЛОТ СПАССЯ ИЗ БАШНИ, ОКРУЖЕННОЙ ВОДОЙ
(ФАНТАСТИЧЕСКАЯ ГЛАВА ДЛЯ ЗНАМЕНИТОЙ ПОВЕСТИ
О КОРОЛЕ АРТУРЕ И ЕГО РЫЦАРЯХ, НАПИСАННОЙ Т.МЭЛОРИ)
С убиением златобрюхого дракона Геронтиуса, любезным сердцу куда поболее грубой лести, от коей рано или поздно у всякого происходит в мозговом желудке несварение, бессмертным наивным чувством (от увиденного впервые пустынного лунного ландшафта с обезвоженными морями и кратерами падений останков небесных тел на пыльную поверхность, в коем микроскопическое чуть только от фокусничанья в начищенном цилиндре трубочиста под синим плащом, требующим утюжки в морщинистых швах соединения льющегося, как сквозь пальцы, мягкого шелка с где-то почти что проволочной, золотой парчой нашитых на него звезд, и на тонких спичечно-соломенных, в золотую фольгу обернутых ходулях в заплатанном замусоленными цветными ромбами придорожном шатре, раскинутом на потеху детворе, с музыкою циркового марша и сплоченными ахами страха и радости всего амфитеатра, у коего захватило дух от боязни быть сметенными со своих скамеек прыткой, до сумасшествия отрешенной тренировками пятеркою лошадей с высокими красными султанами одиночных перьев в челе, подрагивающих над белыми гривами, бегущею выправленною вровень под сильными ногами джигитующих с опорою на два одновременных седла и с руками, возложенными в горизонтальном переплетении на плечи гордящихся собою сотоварищей для того, чтобы можно было судить о чистоте слаженной ими линии, или от перспективы быть перееханными фалангой одноколесных велосипедистов с фалдами, кои, также подчеркнуто сплотившись, мчатся коленками спятившего паровоза братьев Люмьер на зрителя, соединив в балку руки,) не достижимая героизация пространства, (ибо в удивлении, оберегающем душу младенца перед миром восставших из ада чудовищ, нет ничего внешне от Экскалибура короля Артура, вот разве что сердечная его жила, ибо оно - не совпавшее с оценками экспертов, пестуемых в человеках приземленною жизнью, божественное оружие, совершеннее Экскалибура "разящее сталь", коему исподволь, как бы суетой сует долгое время возбранялось попадаться на глаза, так что ее даже потребовалось Сыну Божьему вроде как бы, заметивши, осадить, тихо сказавши: "пустите детей и не препятствуйте им приходить ко Мне, ибо таковых есть Царство Небесное")(1) таки происшедшая как бы по хлопку правой и левой рук, когда оное, забираемое в момент истины в летопись под сургучною печатью, с сверкающими глазами вынимается спустя сотню лет достойными мужами Поместного собора, чьи уважаемые власы и брада хорошенько напитались солью земли, или суровым патриархом семейства, посвящающим сыновей в стратагемы войны, или домашним учителем в черной ризе и бархатной шапочке на уроке канонизированной истории Отечества, оказывается уже бывшею на слуху у академиков, кои и рады, простые смертные с обычными мифами о панацее аллопатии, когда прописанная ими самим себе, честно борющимся на смерть с живучим сочувствием к реальности происхождения легенд о Рыцарях Круглого стола, принимаемая три раза в день во время еды унция черепков на две унции серебра кельтов, вынутых из раскопанной в окрестностях Гластонберийского монастыря(2) гробницы, в этом чувствительно не помогает, на пределе разочарования в действенных рецептах, распространяемых бастионом Науки, очень полезных, к слову, в не из ряда вон случаях, как здесь оговариваемый, присесть на разбитую ступеньку псевдовоздушного замка, слепо приведенными в него альпинистской зацепкою за пояс вызванного из растрепанной книги менестреля.
Ежели Небесную Красоту, "вЫшши есИ всех Ангел и Архангел", синонимичную Чистоте, (подхватываемой правилами, действующими в море на корабли, грозящие призовым судам пушками, сорванные штормом со дна пучки намотанных на кулак водорослей и ярко-белую барашковую пену, на гармонические руки океана богоносных сравнений и уподоблений, к лучшим из которых причастны вдохновенные Сущим подвижники христианской веры, отказавшиеся проявлять в делах мира и церкви любое своеволие в виду абсолютного приятия заповеданного молитвой "Ты рекл есИ пречистыми усты Твоими: яко без МенЕ не можете творити ничтоже", дабы, чудотворной иконою, передаваемою дальше по залу собора земли, печати на сводах коего проставлены Феофаном Греком, Андреем Рублевым и Буонарроти, открываться Ей нам дотоле неизвестными эпитетами, находимыми в сочиняемых ими акафистах,) уныло помнИв способною спорить с несчастьем одним потуплением глубоких очей, да и воспрянешь, дойдя припозднившимся чутьем, что Та в идеальном смысле испаряется из агрессивно наступающего на нее ума, но никуда не девается Оной суть, которую "съела", как Иезекииль съел свиток Говорившего ему слова пророчества, навсегда, "непреобориму адовыми вратЫ" Преобразившаяся Ею Природа холмов и леса, тогда уж точно перенесешь морскую болезнь, держась за зубцы башни, как ни раскачивайся при землетрясении под нею поверхность, превратившаяся в вульгарную гигантскую россыпь золотых колец разорванной кольчуги Геронтиуса и жирной, скрученной как бы в маслянисто-черные гороховые створки сажи драконьих костей, плоти и кожи.(3)
Сэр Ланселот в доспехах, алевших, (где металл был погнут и безжалостно разворочен оттого, что пробит ударом противника насквозь,) почерневших, (где святого перед нечистью серебра коснулся смрад языкатого дыхания ящера, вмененного Князем Тьмы в огненную пищу вечно голодным, гудящим печам ада,) покрытых потеками липкого сурика, (где влага понемногу выветривалась из расплеснутого по нему красного пития демонов сражения,) смотрел с квадратной караульной башни, тщетно борясь с тошнотою, приступ коей коренился на почве взаимной ненависти врагов, привязанных душой к непримиримым осям (Добра и Зла) мироздания, на место погибели старого Геронтиуса, не представляя отсюда пути в освобожденный от плачевного бедствия город, ибо дымящееся вокруг пролитой кровью и Озерного рыцаря, и дракона пекло все бурлило как бы сворачивающимися в стеклянные бараньи рога водными ручейками, буравящими себе умножающиеся в числе выходы наружу из-под стремящейся очиститься от грязи земли.
Бурно, ни с чего начавшееся наводнение прекратилось, удовлетворившись скромною победою над башней, ведомой, как посуху, по нему кормщиком Ланселотом, отразив в своем спокойном темном зеркале верхнюю, облегченную таким манером ее половину и, не задумываясь о преходящести своего временного успеха, бесследно вычтя из неизвестного нам уравнения, по коему архитектор выискивал соотношение ее высоты и фундамента, тяжелую нижнюю. Из пришедшихся бы кстати средств спасения к услугам благородного рыцаря был отличный меч, однако, не имевший волшебной силы рассекать мановением волну, о чем сэр Ланселот искренне пожалел вслух; а как он не сводил в реплике глаз с синеватого лезвия сего рукотворного райского листа, безупречная симметрия коего сохранялась оттененною срединной жилой, заговоренной от посягательств на великолепное оружие любого воина с предательски слабым духом, против которого оно бы в конечном счете как-нибудь трагически бы обернулось, то алая капля, ни с чего выступившая на его острие, была тотчас рыцарем замечена. А взявшись за рукоять, Ланселот ловким движением, разумно удлинившимся в горизонтальной плоскости на величину принадлежавшего ему меча, снял его с редкозубой челюсти башни, вначале приема все же потревожив наступившую после битвы тишину скрежещущим звуком соприкасавшихся стали и камня. Благоухающий масличный лист, зазеленевший на сером плаще караульного строения, мог быть принесен на высоту ветром, если бы на острове росли выходцы из Греции или Ханаана, но щебетанье птицы, сопровождающей со стороны неба, как говорят, явление невидимого хранителя Святого Грааля, возвестило рыцарю происхождение алой капли на острие его меча.
Ланселот, мысли коего в этот момент вертелись вокруг Экскалибура короля Артура, был на подъеме совершить нечто, задайся о чем мыслью, ответишь себе словами Иисуса: "человекам это невозможно, Богу же все возможно"(4). На всякий случай рыцарь спустился с верха на уровень пустых окон, вровень с которыми еле плескалась замершая, подошедшая снаружи к башне, абсолютно непрозрачная черная вода, до крошки растворившая в себе сажу целого дракона, вода, обжигающая человеческую плоть, причинившую Геронтиусу не совместимый с жизнью ущерб. Между тем Экскалибур, добытый с середины озера, не давал Ланселоту, жевавшему масличный лист, покоя намеком, побуждающим себя непременно, как нельзя скорее понять. Ему захотелось испытать свой меч отравленной водою, что он и сделал, протянув руку через окно, куда тот неожиданно выпал, но не пошел камнем ко дну, а, напротив, поплыл и так бы и уплыл от Ланселота прочь, не будь тот расторопен настолько, чтобы, выскочив сквозь следующее окно на пути меча, встать на лезвие оного, полуприсевши расставленными на ширину плеч ногами. И так сэр Ланселот Озерный задрейфовал на своем мече к краю образовавшегося здесь озера.
23 апреля 2015
Примечания:
(1) см. "Евангелие от Матфея", [19],14;
(2) Гластонберийский монастырь, предположительно, находится на месте легендарного острова Авалон (кельтск.);
(3) в пассаже (как, впрочем, и в окружающих его абзацах) говорится о том, что красота, она же - чистота, (тут же и внутренняя, как Добро и Добродетель) понимаемая здесь в философском смысле, кажется абсолютно беззащитною, пасующею, когда на нее идет войною цинизм, невежество и грубость, однако, поскольку она - от Бога, то не может быть уничтоженною совершенно, то есть остается непреоборимою адовыми вратами, тем более, что символизируется образом Царицы Небесной, во славу Которой писались отцами церкви удивительной красоты акафисты, полные всевозможных, характеризующих Оную эпитетов;