Буря свирепствовала, пошел то ли снег, то ли дождь. Мещанин и коллежский регистратор остановились под фонарем, дабы привязать к голове шапки, размотавши с шеи шарфы. Порешив, что выбрали правильное направление, оба оглянулись на городового, маячившего на другом конце моста, чем трактир Пшенова, и поплелись, выделывая зигзаги, обратно к трактиру, полагая, что идут к базарной площади.
Несмотря на вой и свистопляску, устроенные скверной погодой, Рокотульский с Трынбубновым расслышали грохот колес кареты, мчавшейся в том же направлении, что и оные, каковой приняли за падение всех до единого фонарей под натиском шторма позади оных, каковые как бы вырвало из каменного основания, и, дабы знать, что предпринять для собственного спасения, остановились, будучи внезапно отнесенными, как пустые мешки, к кованным перилам моста, за каковыми била в берега волнами река, напоминая кузнечный молот.
Трынбубнов, подтянув за поводок к своим ногам ошалевшую от холода собачонку, спрятал таковую себе за пазуху, пока оного держал за пояс пальто Рокотульскиий одной рукой, не отпуская перил ограждения второй. Затем оба, держась за перила моста обеими руками каждый, повернули головы вправо, дабы разобраться, в чем оных новая напасть заключается. Фонари оказались на своих местах, но появилась неведомо откудова карета, прекратившая нестись по булыжникам на середине моста. Трынбубнов сообщил Рокотульскому, что оному, кажется, знакома форменная одежда, надетая на кучере, и пожалел, что герб размещается сбоку на дверце кареты, потому что тогда у оного отпали бы всякие сомнения, кому служит кучер.
Дверца кареты распахнулась, ибо пассажир, очевидно, не желал промедлить ни минуты в неизвестности, отчего прекратили ехать, и, не взирая на то, что лакей не опустил лесенки, сей спрыгнул на мостовую. Впрочем, побежавшею к перилам фигурою явилась знатная особа в дорогом платье и в огромной шляпе под вуалью с перьями, каковая удивила мещанина и коллежского регистратора проворством, с каковым перекинула одну за другой обе свои ноги за ограждение, быстро взглянула в обе стороны и, раскинув руки, бросилась в волны, притом что, как видно, обнаружив за собою погоню из двух частей, а именно: со стороны базарной площади со всех ног к карете и намечавшемуся происшествию летел на каблуках сапог городовой, свистя в оглушительный свисток, к тому же, обгоняя блюстителя порядка, запряженная двумя лошадьми коляска, в каковой, привставши, дабы соскочить, находился генерал Дубницкий, родственник графины Дымовой, видимо, поздно спохватившийся, что графиня чем-то огорчена, как пояснил заплетающимся языком мещанин коллежскому регистратору.
Рокотульский, крепче чувствовавший себя на ногах, чем Трынбубнов, перевесился корпусом через ограду и порывался уже перекинуть ногу, дабы бросаться спасать утопающую в реке Дымову, но оттудова оному в лицо взметнулись, рассыпающиеся по воздуху нотные листы романса "Похожие на звезды очи Венеции", выпорхнувшие из папки с развязавшимися завязками, и страница с названием, каковую Рокотульский оторвал от своего лица, представилась подписанною строкой от руки, гласящей: "Моему ангелу Акульке от чистого сердца".
Рокотульский пробормотал что-то Трынбубнову, мещанин не разобрал, и передал оному нотный лист, дабы возобновить прерванное занятие. Перемахнув правую нижнюю конечность через ограду, коллежский регистратор опасно для жизни накренился и начал устремляться вниз головой в поток, когда городовой, свистя, как паровоз, поймал Рокотульского за обе ноги, не давая пропасть буйной головушке в бушующей стихии. Трынбубнов, обхвативший дланью ближайший фонарь, рыдательно благодарил городового, обещаясь поставить за здравие оного свечку в церкви, носящей имя святого покровителя стража порядка, и, комкая лист романса, посвященного неизвестной Акульке, путал сей с носовым платком, прикладывая ноты поочередно к своим глазам, увлажнившимся от сквозняков на мосту. Коллежский регистратор, все еще болтавшийся за мостом вверх тормашками, ибо городовому никак не удавалось приноровиться перехватить ноги Рокотульского поудобнее, дабы втащить погибающего человека на мост, пристально высматривал, не всплывет ли в волнах тела самоубийцы, как вдруг издал полный ужаса вопль, ибо различил посреди кутерьмы гребней как бы ловко взмахивающие руки отменного пловца, одетого в платье, сбоку какового дрейфовала шляпа с поникшими вымокшими совершенно перьями. Испуг и потрясение, прозвучавшие в голосе Рокотульского, вызваны были абсолютной как бы галлюцинацией, ибо оный отчетливо осознал, что лицо фигуры пловца было снабжено черными усами. Городовой, получивший своевременную помощь в материализации на месте личности Дубницкого, закончил спасение коллежского регистратора, временно потерявшего сознание от смятения, что допился-таки до чертиков в глазах.
Хлопая по помертвелым щекам спасенное человеческое существо, генерал изложил вкратце обстоятельства, предшествовавшие "несчастному случаю".
Воротившись из поездки на воды на Кавказ, Дубницкий отправился наносить визит своей родственнице графине Дымовой, привезя с собою в качестве подарка ноты новомодного романса известного композитора Трамбонова, отдыхавшего на тот момент в Пятигорске. Оставив папку с нотами в передней, генерал отправился искать в саду вышедшую прогуляться со своим мужем графиню, ибо, по словам дворецкого, на озере сели отдыхать осуществлявшие перелет на юг дикие утки. В отсутствие Дубницкого в дом Дымовых приехал с пакетом от генерала Реброва-Гордиева адъютант последнего в сопровождении некоего корнета Гусарова, каковому ни с того ни с сего пришла в голову мысль преподнести что-нибудь душевное горничной графини, Акулине, и сей шельмец, вооружившись пером и чернилкой, вывел: "Моему ангелу Акульке от чистого сердца", умоляя горничную взять папку с собой, чего та, девушка благовоспитанная и добропорядочная, не могла расценить иначе, как очень глупую шутку. Между тем Дубницкий, издали покликавший Дымовых, дабы семейство знало о прибытии оного, отправился в дом попросить себе чашку чая, ибо озяб на русском холоде после теплого юга, и застал Акулину рассерженною, ибо та никак не могла прогнать корнета Гусарова за порог дома, а дворецкий о чем-то разговаривал с адъютантом Реброва-Гордиева, уже севшим на свою лошадь, дабы поторопиться на свою службу, и полагавшим, что Гусаров последует за оным с минуты на минуту. При появлении генерала Дубницкого корнет тут же исчез, и конский топот как бы возвестил об отбытии обоих военных за ворота, но, вероятно, корнет только сделал вид, что отправляется в путь, а затем каким-то образом отстал от своего товарища, быть может, сказав оному, что забыл оружие в стенах господской усадьбы, ибо Дубницкий, рассеянно прихлебывая чай, не обращался к своему подарку для графини, подошедшие же из сада супруги Дымовы создали повод для того, чтобы родственнику озаботиться преподнесением сюрприза, а ноты, как назло, пропали со стола в передней.
Прислугу собрали в передней и отрядили искать романс по всему дому. Вскоре, искавшая в музыкальном салоне на рояле кухарка рассказывала, что мимо оной прошла графиня, по всей видимости в расстроенных чувствах, ибо ситуация с подарком была, конечно, крайне неприятной, и никак не отреагировала на обращение к оной с просьбой отпустить готовить обед, ...