Внешне он был похож на индийского аскета или гуру: худощавое телосложение, темно-коричневая кожа, седые волосы, волнами ниспадающие на плечи. Он был удивительно красив в свои восемьдесят шесть лет.
Он любил сидеть на террасе своего большого дома, перелистывать старинные книги и размышлять над сокрытым смыслом прочитанного.
За несколько минут до рассвета он закрыл "Бхагаватгиту". Он перечитал одиннадцатую главу, в которой Кришна показывает свое истинное лицо царевичу Арджуне. Он откинулся на спинку плетеного кресла, опустил веки и сконцентрировался на дыхании.
Как долго они блуждали по Млечному пути, бродили в рукавах Ориона, Киля, Персея, Южного Креста, Стрельца... Они любовались раскрывающимися цветами туманностей, ужасались картинам рождения сверхновых, как тать в ночи, крадучись, обходили стороной черные дыры. Плазменные шары с названиями, плазменные шары с номерами мелькали справа и слева по обочинам дорог в мертвой тишине космоса. Нежная и грозная Земля оказалась той единственной иголочкой, которую кто-то вонзил в гигантскую губку Вселенной. Тогда они вернулись в Солнечную систему и подали заявку на освоение Марса. Своими руками они сотворили "земной рай" на второй планете.
Солнце выбросило первый сноп лучей в просвет между апельсиновыми деревьями. Из темной зелени акаций вылетела стайка воробьев, и брызги росы веером осыпались с подрагивающих ветвей во влажную глубину кустарника.
Когда в его лице явственно проступил покой Будды, раздался далекий скрип калитки. Зашуршали мелкие розовые камни дорожки, петляющей по апельсиновому саду. Фигура Посланника Правителя в алой мантии застыла перед входом на террасу. Свет молодого утра растворил золотистый песчаник пола, и Посланнику показалось, что старец, его кресло и низкий столик с книгой висят в воздухе.
Старец открыл глаза, выпрямился в кресле и жестом пригласил Посланника к разговору.
- Мир Тебе, Первый Художник! Правитель просит прощения за беспокойство, которое Он причиняет Тебе в час размышлений. - Посланник отступил на шаг и церемонно поклонился.
Старец кивнул.
Тогда Посланник извлек из бесконечных складок своего одеяния свиток пергамента, часто перевитый золотым шнуром. Длинные пальцы Посланника напряглись и сломали печать. Он развернул свиток, растянул его перед собой, встал вполоборота к человеку в кресле и провозгласил:
"Верховный Правитель Оазиса приглашает Первого Художника к десяти часам утра сегодняшнего дня в Летний Дворец для частной беседы".
Посланник свернул пергамент, утопил его в алых волнах придворной одежды, церемонно поклонился старцу и замер в ожидании ответа.
- Передай Правителю, что Первый Художник явится в Летний Дворец в указанное время, - сказал старец и опустил веки.
И опять зашуршали камушки под подошвами сандалий Посланника Правителя. Он шагал к выходу, отыскивая взглядом воробьев, чье громкое чириканье доносилось со всех сторон прекрасного сада. Оказавшись за калиткой, молодой человек немедленно забыл о старце. Он стал думать о вечернем свидании с Илией, младшей сестрой своего друга, тоненькой девушкой с веселыми глазами и смеющимся ртом. А когда вечером Илия, дернув за рукав юного Посланника Правителя, спросит, отчего так пахнет маслом апельсина, молодой человек расскажет ей про старика, летающего по воздуху, сидя с закрытыми глазами в плетеном кресле. А Илия будет хохотать, откинув назад голову, и ее черные как смоль волосы будут струиться по ветру, и на ее белой шее будет биться голубая жилка, а у него будет замирать что-то внутри от страха и острой радости.
Летний Дворец Правителя они нарочно построили в нескольких километрах от рыжего улья Столицы. Они отгородились цепочкой холмов от нескончаемого высоковольтного гудения городской жизни, где днем перегретый воздух дрожит в каналах и перекрестьях улиц, а ночью холодный ветер играет гирляндами электрических фонарей, точащихся мягким молочным светом в многолюдную темноту у подножья зданий.
Почти семнадцать лет Первый Художник не видел своего творения. Простые прямоугольные формы, соединенные легкими колоннадами переходов тронули его своей забытой красотой. Прямоугольники бесконечных зеленых газонов чередуются с голубыми прямоугольниками бассейнов. Аллеи пирамидальных тополей полнятся шумом волн, разбивающихся о скалы на морском берегу.
Правитель созерцал лососево-розовые короны лотоса, во множестве усеявшие темные воды озера в центре внутреннего двора. Под круглыми оливковыми листьями между длинными стеблями, уходящими в глубину, двигались красные рыбки с маленькими аккуратными плавниками.
--
Здорово, Джелал! - сказал Правитель, не оборачиваясь.
--
Здорово, Александр! - ответил Первый Художник, остановившись у озера.
--
Ну, как тебе Дворец показался? Давно не видел?
--
Словно перечитал любимую когда-то книгу и обрадовался, что она все также хороша.
--
Рад видеть тебя! - Александр повернулся лицом к другу и стиснул его в своих все еще могучих объятиях. - Пойдем, я угощу тебя настоящим китайским оолонгом.
В тени плакучих ив уже сервировали низкий чайный столик. Девушки в голубых кимоно мелькали с подносами, заварочными чайниками, чайниками с кипятком. Разбросав подушки, они упорхнули в просвет между колоннами, как стайка мотыльков, путешествующая по лету.
Устроившись на подушках, они в первый раз, не таясь, посмотрели друг другу в глаза: старик с внешностью восточного учителя и старик с внешностью великого воина. Оба рассмеялись, как школьники.
--
Ну, что там у тебя, какой сорт, говоришь? Показывай свой улун, - сказал Джелал, потирая руки.
--
Смотри, - Александр поднял с подноса фарфоровую посудину.
--
Чай, подобный полосам на тигровой шкуре, играющий своими ароматами - то зеленая трава, то засахаренные фрукты, изменчивый на вкус, похожий на бег солнца в лесной чаще, на сверкающую рябь на поверхности озера?!
--
Ты был рожден Первым Художником, Джелал.
--
А ты - Воином, Александр. Ты посмотри, какой Оазис мы построили! А ведь это на самом деле рыжий Марс. Мы вместе рассматривали полученные со спутника фотографии, разрабатывали план размещения городов, воспользовавшись тайной картой. Нам удалось правильно усадить символическую фигуру дракона на африканскую спину необъезженного Марса, поэтому наше государство оказалось столь крепким изнутри и столь могущественным снаружи. Но, знаешь, что меня волнует вот уже не один десяток лет? - Джелал помолчал и продолжил: - Верно ли, что человек не в состоянии ничего придумать нового? Того, чего никогда не было? Создать новую мысль? - он пристально посмотрел в глаза Александра. - Этот Дворец, - он обвел рукой полукруг справа от себя, - вобрал в себя реально существующие образцы искусства на Земле, горячо любимые мной с детства. Здесь ты найдешь следы Луксорского храма, Тадж-Махала, да мало ли еще чего, что родилось в моем воображении, вскормленном молоком знания ушедших поколений!
--
Как царь Соломон, я неустанно во время молитвы прошу у Всевышнего мудрости. Я Правитель, победивший всех своих врагов, кроме последнего, с которым я не в состоянии справиться. Я только отсрочиваю поражение.
--
Старость? - спросил Джелал.
--
Она самая.
--
В мире грядущем капитал - любовь и два глаза, мокрые от слез, - пробормотал Джелал.
--
Руми? - спросил Александр.
--
Он самый. - Старик с внешностью восточного учителя отхлебнул немного чая, пополоскал его во рту и глотнул, прикрыв глаза. - Этот оолонг имеет скромный, почти невесомый, желтовато-зеленый оттенок и столь откровенно демонстрирует свои вкусовые качества!
--
Ну, он же тигр, Джелал!
И они опять рассмеялись.
С заходом Солнца на небеса Марса и Земли, проливается Млечный Путь.
Илия смотрит на отражение Млечного Пути в черном зеркале спящего озера и спрашивает:
--
Отчего так пахнет апельсиновым маслом?
--
Правитель посылал меня сегодня к Первому Художнику. Приглашал его на частную беседу. Я продирался к его дому сквозь чащу апельсиновых деревьев, которую все в округе называют садом.
--
О! - воскликнула Илия. - Первый Художник вернулся на Марс?!
--
Знаешь, чем он занимался в такую рань? Летал по террасе в своем плетеном кресле. Причем с закрытыми глазами.
--
О! - сказала Илия и дала ему легкий подзатыльник. - Он шестнадцать лет руководит группой, осваивающей Венеру! А что ты будешь делать, когда тебе исполнится восемьдесят шесть лет?
--
Я буду ее Правителем! - ответил парень, разозлившись.
Илия откинула назад голову и звонко расхохоталась. Ее черные волосы струились в потоках ночного ветра, а на белой шее билась голубая жилка. И сердце его сжалось от страха и острого счастья.