Шотландские горцы
Самиздат:
[Регистрация]
[Найти]
[Рейтинги]
[Обсуждения]
[Новинки]
[Обзоры]
[Помощь|Техвопросы]
ШОТЛАНДСКИЕ ГОРЦЫ
Не мудрецов друидов кромлех,
считавших домом сень ветвей,
в плащах овечьей шерсти скромных,
с челом владык и сыновей
отца богов и скандинавов,
им ведом был еще язык
деревьев стройно-величавых
и звезд в их кронах, лунный лик
светил им на страницы книги,
когда огарок гас свечи,
и Альбиона в море тигель
о том, что королей мечи
блистать флотам в волнах от Дувра
столетья будут, поверял; -
зари вечерней луч и утра
на запад иль восток бежал
пред тем, как солнцу закатиться
или открыть по небу путь,
над арками, где плющ повиться
успел, как запустенья грусть,
присущая столпов останкам,
где крепость древняя была,
зубчатой башенной огранкой
хребта дракона стерегла
стена твердыню, в сердце гор
чудовищем пятиголовым
казавшуюся; мрачный бор
стоял под этой тени кровом.
Пройдя когда-то караулы,
как нищий с бедною сумой,
где выйдя старики со стулом
вели беседы меж собой,
а горцы бережных селений,
где к скалам жался хижин гурт,
травили по лесам оленей,
где песня облегчала труд,
где дикой речки шорох, ропот,
до горных не дойдя вершин,
на листьев шум похож был, осыпь
где каменная из долин
ни по одной не разбросала
тяжелых плит и черепков
сосудов глиняных, фиалов,
как в той, где сов мышиный лов
и барса рык из стен пещеры,
и человеческую речь,
и трав покос, и слезы веры
изгнав, с людьми не знали встреч,
в которой было не кладбище,
но прах жилья, не шли к камням
стада овец для злачной пищи,
и боязно там пастухам
являться было за ягненком,
что, потерявшись на лугу,
забрел туда и блеял тонко,
король разбитый Феррагус,
властитель мира Сарагосы,
пожаловал к престолам льда,
лелея миром править грезы,
и там, откуда без следа
темно воинственное племя
пропало смуглых стражей, век
решил он провести на землях,
как злой и властный человек.
Согнувшись, царь из чужеземья,
на посох опершись, ходил,
овечьим сыром, хлебом в семьях
питался, и в душе носил,
как привидение монарха,
утратившего крепкий трон,
корону, злато, жемчуг, яхонт,
флот, армию, страну и сон,
надежду, робкую вначале,
на кузню, пару мастерских,
чтоб стены крышей увенчали
строители, и ветер в них
на задувал протяжно, страшно,
и оловянных полк солдат,
с осанкой, выправкою важной
от сквозняков не падал в ряд
на карты будущих сражений,
честолюбивых войн затей,
взамен постигших огорчений
кидал он дальше взор очей,
искал, собрать где камни в город,
и на холмах гряды крутой,
объятых тишиною в холод,
который льет ночной порой
звезд стадо, но и дня граница,
чей свет божественен и зряч,
открыта для мороза, мнится,
притом равнинный зной - хоть плач,
слепням кричи хоть "ненавижу"
и комарью болотных луж,
как по закону: к Богу ближе
та, что всех чище из всех душ,
хрустальный воздух на вершинах
терпеть не может мелкий гнус,
знамен и копий ратей сильных
виденья видел Феррагус.
Он смугл был, черен, длинный волос
по впалой тек его щеке
до пол груди, и, словно полоз,
жгут черной ткани на платке
убор для местности сей странный
держал надетым на главу.
Покрытый шкурами барана,
и с двух сторон по рукаву
кафтана шерстяного вынув,
и подпоясавшись шнуром,
шагал пришелец, брови сдвинув,
полою в пол пыля кругом.
Детишки, бросив следом бегать,
кидая камешки, смеясь,
к привычным играм от стратега
вернулись, царь же, удалясь
от деревень, взбирался в горы,
исхаживая сотни миль,
где кролики селились в норах,
и ястреб точкой в небе стыл.
Вцепляясь в травянистый кустик,
коленом, согнутым локтем
он полз наверх и бесприютье
оглядывал страны кругом:
там пиков поперек волокна
тянулись облачные прочь,
и вскоре, до костей продрогнув,
спускался вниз, как лань точь-в-точь,
и долго рыскал бы, когда бы
на перевале пастухи,
делясь похлебкой с ним, ухабы
не проклинали, из дохи
когда со сломанной ногою
ягненка с грустью доставал
старик и доскою, другою
раненье мудро исправлял.
"Дня не прошло, - один взовьется, -
как я с бараном на плечах
блуждал в отрогах у колодца.
Вдруг духа два! Я сгоряча
зову: отряд!-враги!-тревога!
Боюсь, чтоб шею не свернуть,
когда булыжника так много,
составленного в что-нибудь, -
то футом высотой фундамент,
то от стены лежит плита,
то полуарка, и орнамент
цветов и трав, то два листа
изогнутых железных с крыши,
которой башню крыли встарь.
Не знаю, как я с ношей вышел
живым оттуда!" Слышит царь,
второй пастух в ответ крушится:
"Я сбит был с толку огоньком,
овец сгоняя вереницу,
но то, что я почел костром,
шишак из золота со спицей
был на призраке удалом,
и я принялся очень злиться,
что заблудился в поле том.
Кровь, по челу его сбежавши,
струилась по нагрудью лат.
Вот, на зубец проворно вставши,
вдруг спрыгнул, - право, хоть бы в ад! -
но нет, перепугал мне стадо,
что сам я на беду привел,
вся живность блеяла. Тут, рядом -
развалин башни частокол;
еще призрак, как тать, косматый
швырял копье, и гулкий звон
скот заставлял замысловато
скакать и падать в камни лбом.
Ну, я вопить: возьмем их в клещи!
не глядя, и хватать овец,
карабкавшихся встать зловеще
и расшибиться там вконец.
Зовя: бегите, Кормак, Хаке,
от дива мрачного могил
я стадо торопил, чтоб знаки
потусторонья изменил
собою свежий чистый воздух."
Царь вопросил их, не шутя:
"Вы - племя, как известно, гордых,
вверяете судьбу путям
Всевышнего, но что я если
с земли в град камни соберу,
а духов выдворю?" "Поесть ли?" -
сказал старик. "Я не помру, -
заверил Феррагус. - Мудрено,
зачем четыре мне стены
поднять на камне опаленном
отбушевавшей тут войны,
я верю, гор великих люди.
Но замок будет здесь стоять,
и мы навеки позабудем,
как птиц и коз вотще спасать!
Мы будем ниц склонять народы!" -
вещал он, а старик качал
седой главой: "Чужак, свободы
хотим мы детям!" Помолчал
и молвил: "Не видать бы розни
нам, горцам, ибо крови пир
готовишь ты в уме, и козни
тебя погубят, а не мир".
Но время пронеслось. Однажды,
попав в места те, изнемог,
усталый путник, чуя жажду,
и умирать под небом лег.
И человек, за жизнь бороться
устав, затылок на валун
свой положил. Как он спасется?
Ведь что кругом? Как бы бурун
базальтовый был остановлен
свеченьем колдовским луны, -
то башни остов был уловлен
ветшаньем грозной старины.
Зубцов с востока не хватало,
но чрез пустоты там бойниц
мышей летучих пролетало
беззвучно сколько-то, да ниц
в траве валялся черный идол,
крылатый зверь с главой быка,
и мерзость статуе лишь придал
с рогов ползущий на бока
гад, чешуей во тьме блестящий,
да с кучи глины и камней
шипел варан, пустынный ящер.
И Всемогущий горемыку
не позабыл за доброту.
В богатстве никогда не шикал
он на болезнь и нищету,
толпившиеся возле храма
по праздникам, и сам обед
сварить заказывал им рано,
похвально взявшися от бед
хотя бы голода избавить,
не дожидаясь, что купец
на всех монету кинет в паперть,
торги чтоб добрый ждал конец.
Вассал он короля когда-то
за Камелот бился в боях,
и деревень из трех солдату
косами и серпом в полях