Краснер Алексей Витальевич : другие произведения.

Большие потери. Листы одного дневника

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Повесть была написана в начале двухтысячных. И сейчас уже некоторые вещи смотрятся, конечно, странновато и неактуально. Особенно с учетом последних глобальных войн которые идут на планете. Но в то время все это выглядело устрашающе и актуально. Как выяснилось, ощущение неотвратимого конца присутствует и по сей день.
  Большие потери
  
  Часть 1
  Листы одного дневника.
  
  
   ...кто не повинуется разуму,
   тот не вправе
   притязать на звание
   разумного существа.
  
   Д. Свифт "Путешествия Гулливера"
  
  
  Вечный, беспредельный, всеведущий и всемогущий Бог прошел мимо меня. Я не видел Его лицом к
   лицу, но отблеск Божества наполнил мою душу безмолвным удивлением. Я видел след Божий в Его творении; и везде, даже в самых мелких и
  незаметных Его произведениях, что за сила, что за
  мудрость, что за неизреченное совершенство!
  
   Чарльз Дарвин
  
  
  
  
  12 октября. После Дня больших потерь.
  
   Приближение зимы меня нисколько не пугает. Ведь я уже пережил здесь одну зиму. Странно, но, сколько б я здесь не жил, и ведь родился здесь же, а привыкнуть к дальневосточным морозам не могу до сих пор. Может в прошлой жизни, я был южным животным. Скакал себе где-нибудь по саванне, и знать не знал, что такое минус тридцать и что такое по нужде ходить в сортир на улицу.
  Кстати о морозах. Раньше (года три назад) морозы не такие уж и сильные были, а сейчас, смотри - уши в трубочки заворачиваются. Хотя вполне может быть, в городах мороза никогда и не ощущаешь, вся эта техногенная обстановка, да и вообще...
  Сегодня с утра солнышко греет, но ближе к полудню тень от сопки Партизан накроет весь двор, и только флюгер на крыше, вырезанный в форме перевернутой восьмерки из покрасневшего куска латуни, будет блестеть на солнце почти весь световой день. Порой этот флюгер, сделанный мной самолично (единственное, что я сделал своими руками в этом доме) напоминает мне крест на пике городского храма, светящегося сусальным золотом в любую погоду и при любом режиме в стране. Ветер сегодня теплый, в связи с чем, выйдя из дома, я надел старую болоньевую куртку синего цвета, некогда популярную в восьмидесятых годах, и оставленную мной для выездов на пикники с друзьями. Вязаную шапку решил не надевать, тепло так тепло, и точка. Бояться мне уже нечего, тем более ОРЗ.
  Прихватив две пустые двадцатилитровые канистры для питьевой воды, я прошел через двор от дома, мимо вросших в землю и существовавших задолго до меня дубов. Рубить их было бы кощунством. Когда-то несколько лет назад, взяв этот участок, я вырубил весь кустарник вдоль всего двухметрового забора, а также в радиусе десяти метров вокруг дома. Остальной бурьян я вырубать не стал. Может потому, что он живописно вписался в ландшафт участка, а может быть лень моя пересилила желание убивать то, что было здесь до меня. Однако же пять дубов расположились на моем участке довольно вольготно и новый сосед их абсолютно не интересовал. Разговаривать с дубами, как Шукшин с березами я не умею, но всякий раз проходя мимо них, я почтительно непроизвольно кланяюсь с мыслями: типа вот он я, а вот они Вы, я Вас не трогаю и Вы, пожалуйста, мне не мешайте. Ветви дубов закрыли большую часть дворика с редким постройками - надворным туалетом с одним очком, покосившейся сараюшкой (строить я так и не научился), да беседкой в восточном стиле, вырезанной из остатков кровельных пиломатериалов оставленных после строительства дома. Тень от дубов придавала мне спокойствие и защищенность от палящего в июле и августе беспощадного дальневосточного солнца. В октябре листва на дубах уже желтая, и наполовину облетевшая. Здесь, почти на вершине сопки листва с них опадает гораздо быстрее, нежели если они стояли бы у подножья.
  Уже выходя за ворота, я машинально окинул вершины моих пятерых великанов и захлопнул калитку. За спиной шелест еще не опавшей листвы напомнил мне, что второй год, живя на этом месте, я нахожусь под пристальным наблюдением пяти дубов-исполинов.
  Спуск к роднику за питьевой водой всегда занимал меня. С одной стороны я был не доволен, что родник оказался далеко от выстроенного домика. С другой стороны те восемь минут, что я спускаюсь к нему, а потом еще пятнадцать минут поднимаясь, вводили меня в очередное путешествие. Занятие по подъему воды заставляло меня хоть раз в день по-настоящему напрячь мышцы и ввести их в определенный тонус. Еще Конфуций говаривал: "Используй каждую минуту для тренировок". А ведь он то, не дурак был.
  Пройдя метров сорок по извилистой лесной тропинке постоянно боясь поскользнуться на сырой от росы траве и с постоянным напряжением в икрах ног от слишком крутого спуска, я вышел на полянку метров пяти в диаметре. Слева от полянки изгородь из зеленного дощатого забора, уходящего в глубь леса. Здесь начинается земля Марии с дочерьми.
  Земля, конечно, громко сказано. Земля моя, земля Марии, земля Глеба и т.д. Как будто мы какие-то помещики, живем здесь, и каждый бдит за своим мини-Шервудским лесом. Но иначе как землей, здесь на Дубовой сопке, никто и не называет. Никому и в голову бы не пришло назвать "садовым участком". Хотя Мария, единственный человек на сопке который хоть что-то пытается здесь вырастить. Назвать "дачным участком" тоже язык не поворачивается, все таки мы здесь не отдыхаем, а живем.
  Изгородь уходила в глубь леса и исчезала метрах в двух от полянки. Дом Марии скрывался в лесу полностью и говорить о том что в этой чаще стоит одноэтажный рубленный дом в двадцать квадратных метров представить трудно. Такое ощущение, что этот дом специально спрятан в кустах от постороннего взгляда. Да, это не мой двухэтажный каменный "домяра", который виден на сопке как с восточной так с каменистой южной стороны, особенно в зимнюю безветренную погоду, когда дым от печной трубы поднимается в небо на несколько сот метров.
  Через мои зафиксированные восемь минут я оказался у родника. Жизнь по часам и минутам заставляет меня дисциплинироваться, может быть именно благодаря моим "Штурманским" часам некогда, подаренных мне другом.
  Стоя у родника, я еще раз вспомнил глаза Кости в тот роковой вечер. Казалось, что если постоянно стоя у родника, я буду вспоминать глаза сына, то я их уже никогда не забуду. Мне надо их помнить, иначе встретив их опять, я не могу позволить себе ошибиться. Вода в канистры набиралась медленно, может быть даже два три литра в минуту. Опять я стал перебирать в памяти ту дату, на которую наметил разговор с Глебом по поводу моего отъезда. Постоянно откладывая разговор, я вызубрил в голове все слова, которые должен отчеканить Глебу. Хотя я и не должен ни перед кем отчитываться, но Глеб - это тот человек, которому я не должен не сказать. Его мнение мне важно. Пусть он и мнит себя неофициальным проповедником на Дубовой сопке, но знаний у него в голове хватает на десятерых. Советом помочь он сможет. Идти с собой я его не заставляю. В его шестьдесят с гаком приключений на задницу искать не стоит. Кстати, всегда мучает вопрос - почему зимой этот родник не перемерзает?
  Набрав ледяной воды в пластмассовые канистры, я начал свой нелегкий путь наверх. Делая по две остановки для отдыха, я добираюсь до дома, как я уже сказал за пятнадцать минут. Хотя врать не стоит. Пятнадцать минут это мой рекорд, который побить уже я не могу несколько месяцев.
  Первая передышка выпадает именно на полянку перед изгородью Марии. Я всегда знаю, что когда я иду за водой, а это где-то раз в три дня она почему-то всегда собирает по полянке травы. И кстати именно на этой пятиметровой.
  Мария с дочерьми переехала на Дубовую сопку позже всех нас, где-то год назад. Дом из пиленых бревен ей помогали строить все вместе, но, конечно большую часть, а именно печь и венец, ей помогал выстраивать Семен Рахцикович. Жена его туда даже не лезла, хотя из ревности могла бы и помочь мужу в строительстве. Семен был прирожденным строителем, дом, как он и планировал в черновом варианте, был сдан Марии с дочерьми к концу лета за четыре месяца не напряженной работы. Казалось, строительное дело Семену приносило не только удовольствие, но какое-то освобождение.
  В отличии от дома Семена Рахциковича, у которого и жена сидела дома и вечный беспорядок в доме, у Марии порядок был в доме армейский. День начинался с уборки обеими дочерьми - Натальей и Светланой (первой семнадцать, второй - десять). Все две комнаты убирались сначала сухими самопальными вениками, затем влажную уборку проводила сама Мария, не доверяя это важное задание своим чадам. Расставленные цветочки на подоконниках в банках и по-женски подвязанным шторам на окнах всегда приводили посетителей дома в неописуемое блаженство от уюта и деревенского комфорта.
  Инстинкт меня не разочаровал. На полянке, согнувшись в три погибели, стояла полная сорокапятилетняя женщина. В руках она держала пучок собранной травы, лицо от долгого стояния в неудобной позе покрылось испариной и покраснело.
  - Привет Мария, ты как всегда - все там же, все так же и в то же время. Откуда ты знаешь, что я должен здесь сейчас проходить?
  - Ты думаешь я тебя выслеживаю, что ли? Ты не в моем вкусе. Я к тебе поднималась. Оставила испеченный хлеб на крыльце. Ты когда научишься за собой калитку закрывать? Знаешь, что зверье ходит по сопке. Впустишь один раз лисицу в хату, так она и повадится к тебе лазить.
  - А чего мне бояться, та? У меня куры во дворе не пасутся, жрать нечего, то, что я ем - так это старая консервированная фигня.
   Улыбка на лице Марии была все та же, струйка пота застыла на носу, чем делало ее не совсем привлекательной. Что первое и бросается в ее взгляде так это ее улыбка. Такое ощущение, что ничего не выражающая улыбка была на ее лице всегда. Что до Больших потерь, что после. Но благодаря этой улыбке лицо ее было всегда доброе и открытое. Это не тот случай, когда говорят про постоянную дебильную улыбку дауна, у которого всегда в голове праздник. Лицо Марии внушало позитив, это факт. Находясь в ее обществе, несколько минут ты мог прийти домой и заснуть в приятном расположении духа. Аура ее взгляда оставалась с тобой надолго.
  - Роберт, Вы все-таки попробуйте мой хлеб. Я хоть и не так давно научилась его готовить, но получается он у меня здорово. Имею право похвастаться.
  - Я так и думал, сначала вы меня хлебом откормите, потом зарежете с дочерьми как порося.
   Мария разразилась заражающим внезапным смехом. Смехом чистым и звонким. На какое-то время мне показалось, что птицы поднялись с верхушек деревьев и улетели в испуге, вызванного смехом сумасшедшей женщины.
  - Вы же знаете Роберт, что мы с девочками не едим мяса.
  - Ах, да, вы же у нас травоядные. Спасибо за хлеб, Маша. Маша, а что ты будешь делать, когда твои запасы муки закончатся, не будешь же ты вечно угощать жильцов Дубовой сопки хлебом.
   Глаза Марии остановились на мне на несколько минут. Осуждающий взгляд с неподдельной улыбкой сдерживать долго я не смог.
  - Нет, правда, спасибо за хлеб. И перестань уже меня называть на Вы, ты старше меня лет на пятнадцать.
  - Удивительно, Роберт, вы все рассчитываете по минутам, а сосчитать в уме на сколько я вас старше не можете.
  - Может не хочу.
  - Только вы у нас всех на ТЫ называете, но это ничего. Человек вы добрый, только боль в вас сидит.
   На какое-то время мне стало по-настоящему душевно больно, я даже возненавидел эту улыбку. Хотя с другой стороны, говорит она правду. Может сказать ей про отъезд. Слова и мысли повисли в воздухе. Во рту сухо. Пять секунд, десять. Надо бы уже что-то сказать, "мент же повесился" в конце концов.
  - Я... Маша, мне...
  - Знаете, Роберт, всему свое время.
   Вот это то самое - бальзам на пустоту в словах. Мария рубанула мой позыв сразу махом, с плеча. Спасая и ситуацию и меня. Я подхватил канистры и со словами "до встречи" зашагал вверх по склону, стараясь не упасть с ношей. Вслед я услышал Марию.
  - Что с вами, у вас синяки под глазами, с сердцем все в порядке?
  - Молодой я еще для больного сердца, сплю я плохо - это да.
   Не разворачиваясь, медленно поднимаясь Мария продолжала мне в след.
  - Могу предложить настойку из кирказона маньчжурского. Не спрашивайте где сорвала, на этой сопке нет. Он поможет Вам спокойно засыпать. Роберт, вы меня слышите? Вы рисовать не начали? Вам рисовать надо, Роберт!
  - Спасибо Маша, как-нибудь потом. - Все так же поднимаясь в гору, крикнул я.
   Вот Мария, человек - лекарь. Откуда только она все знает про эти травы, отвары, настойки. Училась что ли. А ведь вроде бы простой уборщицей в школе была, двух дочерей тянула. От мужа, пьянчуги избавилась. И ведь что-то шевельнулось у нее в голове, заранее решила, что бежать надо из города. Так на нее посмотришь, прямо из монастыря какого-то.
  
  
  13 октября. После Дня больших потерь.
  
  Вечер. Сегодня ничего не делал. Только пару часов рубил дрова во дворе с тех самых поваленных старых осин, что помог мне затащить на гору Рахцикович. Сам бы я долго этим занимался. Могу похвастать, мастерство в рубке дров оттачиваю превосходно. Заметил, что не всегда лезвие топора должно обязательно попадать в центр полена. Просто уже на подсознании понимаешь за секунду до удара, куда ты должен вонзить топор. Дров надо много. Угля мы тут не добываем, а вот деревом запастись надо. Не каждый зимний день захочешь спускаться вниз по склону за хворостом. А может завалить один дуб во дворе и не мучиться?
  Время пол одиннадцатого. Как обычно я сел возле камина (гордость дома). В руках ломоть Машиного душистого хлеба и солдатская кружка с вином хванчкара. Слава богу, догадался в последние завозы продовольствия прихватить с собой ящичек этой красной отравы. Огонь спокойно потрескивал в камине березовыми поленьями, в комнате стоял полумрак. Всего одна свечка горела над входом в дом. Сам не знаю, почему я не потушил ее. Обычно в это время пытаюсь думать, единственное чего у меня еще не отняли.
  В доме мрачно. На первом этаже у меня все. Диван для отдыха, старый и страшный как моя жизнь. Накинутый сверху сине-красный плед - единственное, что придает ему каплю уюта. Письменный стол с выдвижными ящиками, купленный мной по объявлению. Вот рады были те, кто его мне продавал, нашли же дурака. Два стула. Комод с телевизором Панасоник (нет смысла включать). И самое главное, кресло-качалка из резного дерева, между прочим, ручная работа. Вещь дорогая и тем мне приятна. В нормальной жизни я бы никогда не купил такую вещь.
  Еще раз, взглянув на армейский деревянный ящик в углу комнаты между диваном и подоконником, я отогнал от себя мысли терзавшие меня. А ведь я не открывал ящик с момента заезда. Зачем? Да и соседи не одобрят.
  Мысли о разговоре с Глебом не дают покоя. Нет, завтра же пойду к нему в дом и поговорю. Что ж он не человек что ли, должен выслушать. Он же вроде бы у нас как святой отец негласный, все к нему ходим. Кстати интересно, что от разговора с ним становится гораздо легче, чем от болтовни Марии или молчания Рахциковича. Хотя в принципе и те и эти люди не злые, и помогут когда надо, и рубаху отдадут последнюю. Человек конечно Глеб, набожный. Этим живет и проповедует других. Стоял, наверное, в свое время на заводе каком-нибудь у станка да детальку точил. А как началось время Больших потерь, сразу в бога ударился, молитвы вспомнил. О чем это я? Ведь он еще до Больших потерь здесь живет на Дубовой сопке. Да он вообще тут испокон веков живет. Почему я к людям отношусь с сарказмом, не знаю. Убить мне надо в себе это. А как? Вот и вчера Мария мне и хлеб, и настойку хочешь, бери. Ей ничего не жалко. А я про нее опять шуточки отпускаю.
  Нет, завтра же пойду к Глебу. Решено.
  Встав с кресла качалки, я подошел к письменному столу и взял со стола листок линованного тетрадного листа с карандашом. Подложив под листок томик "Советов по домоводству", который так и не удосужился открыть, снова плюхнулся в кресло. На чистом листе вывел имя - Глеб. Через запятую подписал - священник (в кавычках), кажется еврей по фамилии. Фамилия. Вот черт не помню. Но ведь и нос, и говор этот неспешный, нет ну точно еврей. Дальше карандаш сам пошел по бумаге: живет на сопке давно, все знает, всех ждал, кто прибыл после него. Откуда знал - неизвестно. Мнит из себя мессию, обратить всех кто рядом в веру. Молится, совершает все известные православные обряды. Короче монахом себя забрил. Точка.
  
  
  
  Он не знает.
  
   На спидометре семьдесят пять километров. Костя пристегнут, сидит на переднем сидении. Его глаза сияют неподдельным детством. Вздернутый нос и растрепанные волосы до плеч делают этого первоклашку рекламным мальчиком. На нем зеленая курточка под которой выглядывает водолазка с надписями на английском. Джинсы Джи Джей расшиты цветными нитками по всем шести карманам. Костя болтает ногами, один кроссовок сброшен на пол автомобиля. Он смеется над моей шуткой. Изучая большим пальцем и вытаскивая накопленные ценности из своего маленького носа, он прячет их, вытирая о низ сидения.
  Не отрывая взгляда от дороги, Роберт замечает боковым зрением как сынишка, не переставая смеяться, продолжает прятать под сидение руку с сокровищами и оглядывается на отца. Затем, понимая, что отец не видит, куда он прячет свои козюли, успокаивается. Роберт постоянно его ругает, чтобы в машине Костя этого не делал. Но сегодня не тот случай, сегодня день рождения сына. Сегодня ему можно все. Лучше Роберт сделает вид, что он ничего не замечает.
   Дорога летит. Мимо проносятся тойоты, нисаны и прочие достижения японского автопрома. День сегодня по летнему жаркий, и солнце слегка слепит Роберту глаза. От чего он морщится, но надевать солнечные очки не решается. Везя сына в машине - от дороги не отвлекайся. Это правило Роберт сделал для себя первостепенным, не надел очки сразу - терпи. На ближайшем светофоре обязательно надо бы их накинуть. Костя сидит на переднем сидении, этого Роберт не позволял ему никогда. Но сегодня день рождения, и переднее сидение внедорожника Нисан включено в план обязательных подарков сыну. Костя счастлив, это видно неподдельно. А шутки отца распаляют его на баловство, даже сидя впереди.
   Начиная с пересечения моста через очередную городскую речку-говнючку справа начинают вставать как солдаты рекламные щиты. Первые два с телефонами отдела реклам по щитовой рекламе. Следующий - с фотографией Анджелины Джоли, почему-то рекламирующей прокатные трубы городского завода отопительного оборудования. Улыбающееся лицо Анджелины не подозревает, что она выставлена на обозрение проезжающим дальневосточникам какой-то России, и уж тем более держа в своих нежных ладонях четыре дюймовых стальных трубы отечественного производства.
  - Да, руки бы оборвать этим рекламщикам. Слава богу, у нас не Штаты, а то бы по судам затаскали этих умников.
   - Пап, ты что сказал?
  - Я говорю, домой приедем, сразу в душ дуй. От этой жары у тебя вся футболка мокрая насквозь.
  "Зря мы с утра эту водолазку одели, лето ведь. Хотя утром было прохладно" - думает Роберт. Кидая взгляд на щиты с рекламой, он видит желто-красный плакат "Сходи и сам увидишь", там же ниже - "новый кинотеатр "Точка зрения" - ждет ВАС". Плакат уже начинает выцветать, краски потускнели. Тем более, новый городской кинотеатр уже функционирует больше года. Рекламу на дороге могли бы уже и обновить.
  Машину обогнал старенький форд, дым от которого на время закрыл обозрение четверть дороги. Щит с рекламой "Квики приглашает в ГАРМОНИЮ" стоит следующий за рекламным щитом открывшегося в городе нового супермаркета. На плакате стилизованный робот Квики указывает на проезжающих водителей, призывая их детей поиграть в новую компьютерную игру "Гармония". Робот с лампочками вместо глаз вырисован чудо-художниками по типу робота прошлого. Примерно так мы в начале 80-х годах и представляли себе роботов, с квадратными головами из сверкающего метала, с розетками вместо рук. Рекламная уловка старого робота явно направлена на детей младшего возраста, любящих все доброе и простое.
  За плакатом с роботом Роберт видит очередной пустой щит с телефоном тех же рекламщиков, дальше в метрах двадцати совершенно черный плакат с белыми буквами. Буквы настолько белые, что создается впечатление их не реальности, нарисовали их как будто пять минут назад. Шрифт букв строгий и чем то напоминает старые заголовки советских газет. Не притормаживая машины, Роберт успевает прочитать. Взгляд на мгновение отрывается от дороги и надолго приклеивается к словам плаката. Буквы начинают увеличиваться по мере приближения автомобиля к стойке жесткого баннера. И вот, наконец, они достигают исполинских размеров, закрывая собой весь черный фон плаката. Задний план черного цвета уже не кажется Роберту таким черным. Буквы закрывают его полностью и на какое-то мгновение Роберту кажется, что они начинают вибрировать как по ветру. Это начинает ему не нравиться, буквы пугают, но оторвать глаз невозможно. Слова плаката адресованы не водителям шоссе. Почему-то ему кажется, что это его слова, его белые буквы, обращение к нему.
  На плакате написано - УЖЕ СКОРО.
  Удар пришелся на правое крыло, и правую часть бампера клепки которого разлетелись по дороге мгновенно. Роберт видит искореженный бампер, продолжающийся изгибаться под силой столба. Он слышит, как под, так же шевелящимся капотом, скрипит двигатель с трансмиссией. Капот с крылом вырываются как два загнанных зверька в разные стороны. Роберт начинает чувствовать, как руль водителя сдавливает ему грудь. Почему-то темнеет в глазах.
  Когда он открывает глаза, он не видит дороги. Медленно поворачивает голову влево. На сидении сидит Костя и смотрит на него спокойными глазами. За правым ухом сына стекает капелька крови. Впереди, где должен быть бардачок отсутствует дверка, осколки ее Роберт видит на разбитом лобовом стекле и на полу машины. Грудь начинает болеть и он понимает, что ребра раздавлены и сейчас лучше не дышать и не пытаться вылезать из под вдавившегося руля. Боль пульсирует в висках, это нормально. Тут Роберт понимает, что не шевеля головой, он видит картину в целом и даже больше. Может это сон, не может же быть такой панорамной картинки в голове. Через мгновение глаза начинают болеть, он осознает, что они с сыном живы. После, в больничной палате врач расскажет ему, что во время шокового состояния зрачки глаз человека могут расширяться и заполнять все пространство радужной оболочки, глазные яблоки находятся в полувытаращенном состоянии, как у больных базедовой болезнью. От чего картина окружающего мира становится полной, и ты начинаешь какое-то время чувствовать себя не обычно для человека.
  Костя говорит: "Папа, я хочу спать". Взгляд у него спокойный, и глаза начинают слипаться, как когда-то, когда он был еще совсем малышом. Струйка крови капает тяжелыми каплями на синие джинсы Кости и Роберт замечает за правым ухом сына маленькую вмятину в красном ореоле детской запекшейся крови.
  
  Телефон прозвенел внезапно, и Роберт открыл глаза. Выставленная на телефон повторяющаяся мелодия Аэросмит "Крэйзи" уже порядком ему надоела. Перевернувшись с живота на постели и резко отдернув простынку, Роберт так же резко схватил свою Мотороллу. С закрытыми глазами он нащупал желанную кнопку.
  - Кто бы ты не был, ты сволочь! - выпалил Роберт ленивым сонным голосом.
  - Алло! Роб, это ты? Че, спишь что ли еще? Сегодня ж четверг. Сегодня выставка у Антона. Ты подлец, давай отрывай свою задницу от постели и дуй в Звезду. Мы тебя с хлопцами будем там ждать с поллитрой.
  - Серега, какие еще поллитра? Мы на выставку идем. Не превращай культурное мероприятие в попойку товарищей.
  - Ты че, плохо спал? Кто ж на культурное мероприятие на трезвяка идет. Да ты не боись, мы по чуть-чуть. Не, серьезно, ты че так долго спишь, одиннадцатый час уже.
  - Да сон хреновый. Ладно... Через час буду.
  - Какой час? Ты засранец единственный в центре живешь. Двадцать минут, не больше.
   Роберт выключил трубку, бросил ее на подушку и снова закрыл глаза. Постаравшись вспомнить ночной кошмар, Роберт напряг мышцы живота, как будто от этого зависела его память. Кроме голодного урчания внутри желудка Роберт ничего не смог почувствовать. Короткие обрывки сна все-таки остались в черепной коробке, и без помощи мышц живота. Сонные глаза Кости, надпись на плакате, струйка крови.
   Хорошо, что сон. Умиротворяющее спокойствие заполнило все тело от головы до пят Роберта, но что-то медленно приводило его в чувства. Костя. ЧМТ. Нет, просто - черепно-мозговая травма. Господи, и это в шесть то лет. Какой же я был идиот, три года реабилитации, врачи, бабки, проблемы. Но все обошлось. Главное он жив. Зачем я посадил его на переднее? Ведь не хотел же. Воспоминания десятилетней давности накрыли его волной всего без остатка.
  Голова наполнилась горечью, слеза потекла по лицу, глаза закрыты. Если сейчас открою глаза слезы сильнее ливанут, и тогда уже я не увижу так четко убранство своей холостяцкой комнаты. Нет, лучше полежу с закрытыми глазами. Роберт шмыгнул носом и перевел туловище в вертикальное положение одним рывком. Надо вставать, обещал же Антону.
  Заваривая кофе на кухне, Роберт подошел к окну и взглянул в приятное июльское небо. По кухонному ящику передавали новости. Картинка за картинкой менялись события в мире: война в где-то в африканской стране, стабилизация рубля на мировых рынках, белый мишка родился в неволе в зоопарке, забастовка уральских горняков и прочая чушь, заполняющая звуковой фон для кухни. Где-то на рекламе шоколадных батончиков Роберт стал одеваться. Горячий кофе лишь обжег нёбо, и добавил остроту ощущений в новый июльский день жизни Роберта.
  
  Пивной бар "Рок звезда" располагался на одной из центральных улиц города. От дома, где жил Роберт он находился в пяти кварталах. Перед входом в бар, над массивными полуоткрытыми деревянными дверями, потертыми под старинку, Роберта встретила привычная вывеска. На цветном пластике выпуклыми латинскими буквами было выведено ROK-SТАR. Своим резким кричащим шрифтом буквы пронзали выпуклую пластиковую электрогитару, под тип "Кисс". Сверху над гитарой примостилась аппетитная девица в бикини с неестественно открытым ртом. Все понимали, что девица предполагалась поющей, но ее открытый рот все равно обсуждался в баре как срисованный с резиновой секс-куклы. И "кисс-гитара" и девица в ночное время освещались люминисцентным светом.
  Роберт распахнул двери в бар, на время, запустив в полудрем помещения июльское утро. Столик, где стояли друзья, он нашел без труда: над выдающимся из стены барельефом черепа стоял на одной ножке один из столов бара. В глазу нависающего жуткого черепа горела тридцативатная лампочка. Роберт направился к столику. Увидев его, ребята за столом стали, не сговариваясь освобождать пространство, раздвигаясь сами, и раздвигая массивные пивные кружки на столике. Справа от Роберта располагался тучный Олег в своих смешных круглых очках, слева стояли, обнявшись, Серега с братом Андреем. По виду хлопцы уже были навеселе и, судя по полным пивным кружкам, Роберт понял, что это уже не первый заход.
  - Здорово гомики, что обнялись то? - Роберт взял свободную кружку и стал жадно заглатывать ее содержимое.
  - Во-первых - здрасте, во-вторых - мы не гомики и у нас братская любовь, а в-третьих, с тебя штрафная. - Сергей полез за пазуху джинсовой куртки и как опытный факир вытащил оттуда начатую бутылку водки Парламент.
  - Нет, увольте - выпалил Роберт и состроил гримасу, как будто съел лимон.
   Сергей продолжал говорить, при этом подливая в стоящий на столике пластмассовый одноразовый стаканчик горькую.
  - Я тебе не начальник, Роб. Но сегодня выставка у Антона. И мы просто обязаны за это выпить.
  - А где сам Антон?
  - Роб, ну ты точно сегодня плохо спал. Повторяю, сегодня у Антона выставка. Как ты думаешь, где он сейчас находится?.. Правильно, встречает гостей. Он с утра там развешивал, последние приготовления делал.
   Андрей хихикнул, и продолжил за брата. При этом он не забывал прикладываться к бокалу с пивом.
  - Как с женой? Оформил официальный развод? - глоток пива.
  - Андрюха, нам че уже и поговорить не о чем? Нам по тридцать с лишним, а мы как бабки базарные стоим тут и своим кости перемываем.
  - Ты не кипятись. В последние дни ты сам не свой. Я же понимаю, дела сердечные. Но с другой стороны, смотри: у Степаныча тоже семья разбилась. И ничего, не умер. Сейчас, вон - начальником стал, - глоток пива.
  - Да какой там начальник. Заместитель младшего конюха, - вставил Сергей.
  - Я, если честно до сих пор не понимаю, как это у вас со Светкой началось, а главное когда? Вы же лет пятнадцать вместе прожили, сына здорового вырастили, в техникуме связи учится. Что вам еще надо? - глоток пива.
  - Да ничего нам не надо. Я сегодня утром понял, когда это все началось.
  - Ну, и? - глоток пива.
  - Когда я с Костей в аварию попал.
  - Так это ж сто лет назад.
  - Знаешь Андрюха, это еще тогда у нее на меня зародилась обида. Понимаешь, пацан-то мой не должен был таким быть. У него после травмы и память ни к черту и медлительный он какой-то стал. Хотя врачи все сделали, что могли. Я им благодарен. Ну, а самое главное не могу я семью содержать. Я художник, а ей кормилец в первую очередь нужен.
  - Что же ты об этом не думал когда Костика заделывал со Светкой.
  - Заткнулся бы ты Андрюшенька.
   Сергей не вытерпел.
  - Вы еще подеритесь, горячие финские парни.
  - Блин, сколько лет прошло, а фраза из фильма крылатой остается, - сказал, делая последний глоток Андрей.
  - Понимаешь Роберт, вся проблема у тебя в том, что баба твоя, ты прав, леди вумен, а ты, брат - человек творческий. Тебе писать полотна надо, а ты два месяца из дома не вылезаешь. Кем кстати она работает?
  - Да вроде старшим менеджером, уже. Да какая в общем разница. Через неделю оформляемся.
  - Квартиру та она тебе оставляет?
  - Уже оставила.
  - А сама как?
  - Пока у матери в четырех комнатной. Нет, здесь я Светке благодарен. Понимаешь, она хоть и скандалистка во время развода была. Но квартиру, которая мне от покойных родителей досталась, разбивать не стала. Не такой она человек.
  - Ну и ладушки. Роберт, давай уже выпивай стопарик, а то мы заждались тебя.
  - Я не понял, сегодня что, у Роберта выставка, или все-таки у Антохи? - Олег наконец включился в разговор, но тут же развернулся на сто восемьдесят градусов и стал разглядывать двух молодых студенток за соседним столиком. Девушки спокойно попивали Эфес, и на Олега не обращали ни какого внимания.
   Бар потихоньку стал заполняться посетителями выпить древний эльфийский напиток. Стены, выкрашенные в красно-черные цвета с портретами рок-звезд в черных стеклянных рамах стали привычные глазу. Роберт отпил от бокала полный и продолжительный глоток и уставился на Олега. Андрей с братом завели спор про картины Антона, которые еще никто в полной мере и не видел до сегодняшнего дня.
   Почему-то Роберту стало хорошо и спокойно, кровь стала заполнять алкогольная смесь пива с водкой. Бармен в углу бара, одетый как полагается в черную расписную футболку с банданой на голове, включил негромкий старый хард-рок, то ли Лэд Зеппелин, то ли соляк Д. Планта. В простенках между столиком номер два и три на искусственно выделанной кирпичной стене красовались надписи граффити с традиционно роковым оттенком: рок жив, секс наркотики рок-н-ролл, эмблемы анархии, пацифик во всех вариациях, а так же с десяток названия англоязычных команд, выполненных хаотично всеми возможными цветами. Разглядывая кирпичный простенок, Роберт нашел все-таки русскоязычную Алису. Надписи сделаны мелом, углем шаровой краской, распылителями всех цветов радуги. Всю эту беспорядочную композицию объединяла эмблема пацифика - огромная куринная лапка в кругу была различима только если ты сидишь на самых удаленных участках бара. Подсвеченные портреты рок-звезд днем выключали, чтобы зря не жечь лампы. Света проникающего в помещение бара хватало днем с избытком.
   В какой-то момент заиграл старый Дорз и Роберту показалось, что полуголый Джим Морисон, взирающий с портрета на восточной стене бара оживился. За стеклянной витриной, на улице остановился белый Лэнд Круизер. Из него выскочил человек в джинсах и кожаной жилетке на голое тело и поспешил в бар. Пройдя мимо стоек и сцены в углу ночного стриптиза, человек что-то крикнул бармену и углубился в административные помещения. Директор заведения, Сергей Волчик, узнаваем был сразу. И некоторые из стоящих посетителей обернувшись через плечо, проводили его взглядами. Все в его баре служило поклонению кумирам и имиджу. Даже назвав себя, пять лет назад в день открытия бара фамилией легендарного русского офицера Лазо, прозвище приклеилось к нему быстро. Теперь не имело значение его имя, в баре все его называли - Лазо. Пойдем выпьем к Лазо, пойдем посмотрим на девок Лазо (естественно стриптизерш). Для чего Волчик придумал себе псевдоним, никто не знает. Скорее всего, страшная смерть офицера в огне вдохновила Волчика на создание своего псевдонима.
   Девушки за соседним столиком наконец заметили бесстыдно пялящегося на них Олега, и стали друг с другом переглядываться и шептаться. Олег как будто ничего не случилось продолжал безэмоционально их разглядывать. Замечания Олегу никто из парней не делал.
   В какой-то момент Роберт среди хаотично расписанной рок-фрески, состоящей из слов и символов, как раз между двумя словами Гр.Об. и Хой прочитал слово Архангел. Слово выведено было блекло-розовой краской с размытыми краями букв. "Странно - подумал Роберт, - пять лет сюда хожу, вижу этот расписной идиотизм на стене, а Архангела никогда не мог прочитать".
   Он развернулся обратно к столику друзей и, прервав спор братьев, спросил:
  - Кто-нибудь слышал такую команду - "Архангел"?
  Андрей отставил бокал.
  - Какую, русскую?
  - Ну, судя по кириллице там на стене, то да.
  - Нет такой банды, я брат на русском роке собаку съел. С четвертого класса слушаю. А где ты говоришь написано?
  - Да вон смотри...
   Все, кроме Олега, развернулись в сторону кирпичной живописи и стали пристально искать глазами заветную надпись. Через минуту поисков Сергей повернул голову в сторону Альберта.
  - Ты много уже ерша выпил?
  - Бля буду, но я точно где-то видел здесь, - не разворачиваясь к собеседнику сказал Роберт, и вытянув указательный палец в сторону стены стал судорожно водить по надписям.
   Сергей снова всем налил водки по пластмассовым стаканчикам. Взяв в обе ладони за маковки головы Роберта и Андрея, он медленно развернул их в сторону столика.
  - Так хлопцы, хорош ерундой заниматься, давай на посошок по пятьдесят и на выставку. Антоха там волнуется, наверное.
   Девушки-студентки за соседним столиком уже во всю улыбались и подмигивали мраморному Олегу. Тот поправил одним пальцем на носу очки, как делают это начитанные ботаники, и стал снова разглядывать девушек. Смешное поправление очков еще сильнее вызвало смешки у студенток.
  - Олег, ты мне скажи, ты так баб клеишь? Как им может быть интересно с тобой кувыркаться в постели, ты ж со стороны как дебил, - Сергей обратился к Олегу.
  - Ничего ты не понимаешь в играх североафриканских павианов. Я ж их гипнотизирую. Видишь, они уже ко мне проявляют интерес.
  - Блин, ну ты же толстый, страшный очкарик. То ли дело, я!
  - Да пошел ты...
   В это время, за барной стойкой заиграл старый медляк Guns and Rouses. Сергей переключился на Роберта.
  - Не понимаю я этого Лазо, люди уже прогрессивную музыку слушают, а у него здесь музон как на вечеринке "Кому за, и кому по".
  - Что ты хочешь? Человек создал свой мирок и пусть даже в пределах своего бара. И ни куда ты не денешься, будешь здесь бухать и музыку слушать.
  - А правда, говорят, он в свое время в Лондон мотался, чтоб на живое выступление U-2 посмотреть? - Сергей опрокинул в горло стаканчик и сморщился.
  - Может и мотался. Кому какая разница. Он себе позволить может. А вот, то, что он якобы сидел на зоне - это брехня. Сомневаюсь я, что после зоны захочется рок-н-роллом заниматься.
  - Ты че, Роберт, где ты здесь рок-н-ролл видишь? Это - только бизнес, и не больше. Продал - купил, называется.
  - А я его все равно уважаю и завидую.
   Андрей достал из кармана своих армейских брюк цвета хаки пачку Элэма красного цвета и вытащил без помощи рук сигарету из пачки. Закурив, он агрессивно обратился к брату.
  - Ты вообще че в роке-то понимаешь, какой на хрен бизнес? Если хочешь знать рок музыканты - единственные люди приближенные к богу, потому как, только они правду вещают. Все эти правителства только и пытаются войны развязать, чтоб потом бабло побольше на этом заработать. Вся эта борьба с терроризмом... Это лишь повод взять народ под контроль, чтобы объединить против общего врага. Уже ведь не секрет, что 11 сентября в штатах, эти долбаные башни-близнецы - еще один шаг секретных служб и правительства направить народ на борьбу с неизвестным врагом. Вспомни, из-за чего началась война Америки с Японией? Штаты устроили экономическую блокаду Японии, а те естественно разбомбили Перл Харбор. В итоге Америка на законных правах начала войну с Японией. Понял?
  - Понял, а что? - Сергей начал переживать за поведение брата.
  - А то, что до Перл Харбора, никто из населения тогдашней Америки не желал войны, а после Перла Харбора в добровольцы записалось несколько сот тысяч американцев. Перл Харбор - это запланированная провокация Американского правительства. Где война там и деньги! И если уж говорить о теории заговоров, сейчас ты опять будешь упрекать меня в паранойи, то руководят всем не правительства, а кучка влиятельных финансовых воротил мира. Они-то и делают всю политику, не считаясь ни с какими простыми людишками.
  - Андрей, а ты часом не посещаешь подпольные лекции антиглобалистов, а?
  - Ты зря, брат смеешься. Антиглобалисты - это то движение, которое явно недооценивают.
  - То есть ты хочешь сказать, что после объединения Европы, объединится сначала Североамериканский континент, потом Восточноазиатские страны. Потом введут единую валюту - 1 Земля, а потом бац - мировое правительство! Бред какой-то. А Россия то где будет?
  - А кому она на хрен нужна. Здесь и так давно все под контролем запада.
  - Вот ты мне скажи, Роб, ты такой умный. Че тебя родители так назвали. И вроде бы фамилия у тебя русская, а имя - как будто ты в сорок пятом в Прибалтике к нашим в плен попал? - Сергей опять задал Роберту свой излюбленный вопрос с подковыркой.
  - Не знаю, может в то время, когда мои предки молодыми были, Роберт Рождественский популярный был? - совершенно спокойно ответил Роберт.
  Тут вмешался Андрей: "Так это что получается? Если мне Foofighters нравится слушать, я что, должен буду своего сына Дэйвом назвать? Так, с меня хватит, все, пора собираться молодые люди". Андрей достал из-под стола рюкзак с нашивками и затолкал в него оставшиеся четверть бутылки водки. Затем шепотом обратился к Олегу, продолжающему пялиться на девушек.
  - Оле-е-е-ег, заканчивай мастурбировать. Пора на выставку, - ласковым голосом прошептал Андрей.
  - Нет, мне надо менять компанию. Иначе с вами мне личной жизни не построить, - иронично, но с обидой сказал Олег.
  
   Картины Антона бросались в глаза сразу, стоило только переступить порог выставочного зала. Метровые полотна, почти квадратные, были написаны маслом в стиле гризайль - только серыми и черными полутонами. Обрамленные в простые подрамники из нестроганного дерева полотна выглядели еще интереснее и стильней. Жанр написанных картин никто не угадывал. Жанра просто не было, как не было и сюжетов. Это были просто городские виды улиц - мрачные, грязные закоулки и подворотни. Если лица людей - то смазанные и нечеткие. Практические на всех картинах поверх основных слоев были разлиты и рассеяны темно-коричневыми брызгами краски. Люди, ходившие по залу выставки, в основном задерживались у полотен Антона с обнаженными женщинами на холстах, такими же мрачными и блеклыми.
   Все, кроме Роберта, сразу подошли к Антону, стоявшему посреди зала. Окружив Антона, они стали его поздравлять и сильно, демонстративно хлопать его по спине. Сергей отпускал глупые шуточки в адрес Антона: зачем столько холста попортил, моим предкам бы на дачу; ты обязан познакомить меня со своими натурщицами, я тоже буду писать голую натуру. Понимая, что пошлую иронию Сергея никому не интересно слушать, Андрей закрывал брату рот. Антон же слушал, обоих, и смущенно улыбался как девочка.
   Сделав круг по залу, Роберт подошел к виновнику торжества и с серьезным выражением лица пожал ему руку.
  - Молодец, Антон, просто гениальные работы.
  - Спасибо, спасибо. Ты сам-то, когда на свою персональную позовешь?
  - Ему не до этого, он собирает осколки семейного счастья, - вставил Сергей.
   Антон продолжал вдохновенно убеждать Роберта.
  - Роб, ты пойми, что наряду с этими оформительскими колымами надо продолжать писать. Скоро компьютерная графика все заполонит и настоящим искусством - руками никто заниматься не будет. Слышал, может быть про новую версию "Гармонии". Там говорят такая графика, шиздец, все как в жизни. И всего то надо, стерео-шлем, программное обеспечение и сенсорные перчатки.
  - Не трогай его, Антон, ему сейчас не до искусства, ха-ха - руками. От него жена ушла, так ему сейчас обе руки понадобятся - и правая, и левая. Какая быстрее устанет.
  - Серега перестань пошлить, на тебя люди уже оборачиваются, - тихо и спокойно процитировал Андрей.
   Антон, взяв Роберта под руку, как заботливая жена, стал уводить его от компании в сторону.
  - Роб, если тебе хреново, ты приходи ко мне. Я сейчас один дома, моя с Юлькой к бабке поехала в Дальнегорск, та опять помирать решила. Сядем, выпьем, поговорим.
  - Спасибо Антон, как-нибудь заскочу. А сейчас можно я рассмотрю еще раз твои работы.
  - Ну и ладушки, - сказал Антон и снова развернулся к подвыпившим друзьям.
   Роберт, как и обещал, пошел по залу, отходя и снова приближаясь к каждой картине. Работы ему действительно понравились. Было, что-то в них такое, чего не было в обычном мире. И рисовал Антон не в стиле фэнтези и сам он был человеком приземленным, но картины выходили у него на подсознательном уровне. Один раз Роберт ему так и сказал: "Тебе бы на Тибет съездить, тогда ты зашкаливать точно начнешь со своей живописью".
   Перед одной из картин Роберт остановился как вкопанный и долго смотрел на нее, в то время как остальные зеваки проходили мимо нее быстро, взглянув только мельком. На картине была изображена одна из центральных улиц города. Черный асфальт проезжей части дороги, был забросан бумагой скомканных газет и коробок. На серых испещренных трещинами фасадах домов впалыми глазницами чернели выбитые окна. На улице никого не было, небо закрывали свинцовые темно-зеленые тучи, небо готово было упасть и раздавить город. Картина была выполнена в привычной манере Антона гризайль - только одним-двумя цветами. Но в этом полотне помимо оттенков серого цвета темно-зеленые тучи выбивали ее из всех остальных картин выставки. Самое интересное, что сюжет картины не подразумевал городской вид после какой-нибудь войны или катаклизма. Кроме выбитых стекол домов ничего, в принципе то, не создавало ужасного настроения. Но по картине было сразу явно видно, что город с данной центральной улицей - вымер. Опустошенность - вот что придавало картине и характер, и вселяло страх в смотрящего на нее.
   Роберт не понимал, почему люди не выделяют именно эту работу, кроме него самого у картины не стоял никто. Никто бы не встал, почему-то. Наверное, кощунством для художника было показывать один из лучших пейзажей города в таком свете, и люди просто не желали обсуждать эту работу.
   Роберт понял, что лучше Антона он уже не напишет ничего. А стоит ли тогда вообще продолжать заниматься этим ремеслом?
  
  
  16 октября. После Дня Больших потерь.
  
   Дом Глеба располагался почти у подножья Дубовой сопки в тридцати-сорока метрах от родника. Понятно было, что строительство дома именно на этом месте было выбрано не просто так. Это фундамент моего дома сначала был заложен, а только потом я обнаружил под сопкой родник с питьевой водой. Дом Глеба был одноэтажным, состоящий из одной жилой комнаты, кухни с летней пристройкой и маленькой подсобкой с отдельным входом с улицы. Подсобка, используемая Глебом в основном как молельная келья, нередко являлась складом выращенного на участке. Перед домом располагались в два ряда вспаханные грядки. На них Глеб пытался выращивать худо-бедно картошку и всевозможную зелень. Из деревьев на участке Глеба росли только две молодые сосны (также искусственно посаженные). Между сосенками был вбит полутораметровый крест из сбитых толстых струганных досок. Думаю, что если бы Глеб был помоложе и покрепче он бы вкопал крест и побольше этого. Наверное, это и стало решающим фактором, определяющим размеры креста.
   Я прошел на крыльцо, дальше через летнюю пристройку, толкнул входную дверь на себя. За столом на кухне за самодельным деревянным столом сидел Глеб и протирал полотенцем две фарфоровые кружки. Вид у него был спокойный и размеренный. Складывалось впечатление, что он кого-то уже давно ждал.
  - А, это вы Роберт, проходите с богом. А я то думаю, кто там по огороду крадется.
  - Здорово, Глеб, я по делу к тебе.
  - Чай будете пить? Я буду. А то, знаете, как-то давно ни с кем не завтракал. У меня есть прекрасные пряники, твердые только. Ну, долго лежали, сами понимаете.
  - Спасибо, не откажусь.
  - Я вчера, после вечерней Марию встретил, с дочерьми на южном склоне грибы собирали.
  - Что, остались еще?
  - Хм, так вот она превосходный хлеб печет, прогрессирует прямо на глазах. А ведь появилась здесь позже всех нас. Кстати она вам тут настоечку какую-то передала, сказала, что вы знаете. Вы мне напомните, когда уходить будете, а то я по старости и забыть могу.
   Глеб достал из настенного ящика сахарницу и кулек с десятком пряников. От пакета, положенного на стол, раздался глухой стук. Прав Глеб - давно пряники у него лежат. Затем он, стараясь не обжечь каплями гостя, стал наливать кипяток из снятого с печки стального чайника. Бросив два клубка непонятной зелени в кружки - себе и мне, он стал размешивать их ложкой. Комок зелени в его кружке стал распрямляться и давать кипяченой воде непонятный коричневый цвет. В моей кружке клубок лежал на дне не шевелясь.
  - Это что, тоже Марии подарочки, - сказал я, кинув взгляд на кружку.
  - Да. Подождите, сейчас еще запах пойдет, как у настоящего чая.
   Я не спеша, стал пить мудреный чай Глеба, понимая, что быстрого разговора у нас с ним не получится. Размачивая пряники в кипятке, я осторожно откусывал их по краям, боясь не накрошить на стол хозяину жилища. Какое-то время мы пили чай молча. Затем, глубоко вздохнув, как перед выступлением в президиуме, Глеб спросил:
  - Скажите Роберт, вы верите в господа нашего, создателя?
  - Ну, а как не верить, я человек крещенный... Да и зачем это тебе? Что, в веру обращать будешь, или обрезание задумал?
  - Вы меня не поняли, - игнорируя мою иронию, продолжал Глеб, - Я имею в виду настоящую веру. Веру в Христа - спасителя нашего. В то, что если надо мы покоримся ему, если надо жизнь свою отдадим, не задумываясь. В то, что мы здесь с тобой не случайно разговариваем?
  - Так, стоп, я понял, куда ты клонишь. Я верю в бога, верю... Но, я не верю в христианскую религию. Религия это институт для зарабатывания денег, не более того. А про Христа я тебе сам могу рассказать. Ты знаешь кто такой Гор? Это древнеегипетский бог, между прочим, когда-то тоже был простым смертным. Родился он от непорочного зачатия, двадцать пятого декабря. Был другой бог, древнегреческий. Тоже родился двадцать пятого декабря, мало того, он превращал воду в вино и после смерти воскрес (естественно на третий день). Персидский бог Митра, представь себе, так же родился двадцать пятого декабря. Если я не ошибаюсь, у него было двенадцать учеников, тоже воскрес после смерти. Идем дальше. Фригицский Аттис был распят и воскрес на кресте, тоже через три дня, а индийская дева Кришна? Представь себе, они все родились двадцать пятого декабря и все воскресли после смерти. Знаешь, что это значит?
  - Что же?
  - А то, что во всех религиях были одни и те же спасители, только под разными именами. И только христианская религия, почему-то, захватила подавляющее господство на земле. Знаешь, Глеб, а ведь я назвал богов задолго до Христа живших. Отсюда вопрос - с чего была списана библия, или переписана? Между прочим, в древнеегипетской книге мертвых, в своей сто двадцать пятой главе цитируются те самые десять заповедей. Прибавьте сюда совершенно одинаковые понятия, как у древних египтян, так и у христиан: крещение, жизнь после смерти, страшный суд, непорочное зачатие, воскресение, распятие, ковчег завета, обрезание, святое причастие, великий потоп, пасха и прочее, прочее... Ну и самое главное, сколько было античных историков древности. Ну, блин, никто не упомянул про житие Христа, даже Флавий древнеримский. А ведь если я помню, это его было время.
  - Так вы Роберт отрицаете христианство в принципе как верование?
  - Да нет же, черт побери. Что принесло людям христианство? Здесь и крестовые походы ради наживы, и покорение Америки, где проживали "проклятые безбожники". Здесь кровопролитная война в Европе во времена средневековья, когда только за одну Варфоломеевскую ночь было вырезано до десяти тысяч неповинных людей. Здесь и уничтожение еретиков в той же Европе, гонение инакомыслящих. Убивать во имя Христа стало модно и справедливо. А самое главное - это расколы в самом христианстве: гавкаются как собаки, убивают друг друга - католики, протестанты, православные. Противно. Единственное, чего я не могу понять так это оплот католической церкви - Ватикан. Насколько я помню, Рим всегда уничтожал верующих христиан, и был той силой, которая не пускала христианство в Европу. И вдруг бац... Да мы же центр христианства и оплот католической церкви. Придумали себе какого-то папу, которого безмозглые католики любят и поклоняются ему как богу. Уж постыдились бы за те преступления, которые совершала святая инквизиция во имя их папы и католических устоев. Столько людей погубили, да еще и всякими изощренными методами. Да вспомним хотя бы тот факт, что папа в Ватикане принял Гитлера и практически дал ему благословение перед войной с Союзом. Нет понятно, папа боялся, и за себя и за Ватикан. Но в тоже время, что же он как ставленник господа не сказал Гитлеру, что он не прав и дела его безбожны, и он будет проклят церковью (хотя бы за холокост). Тогда бы он потерял все, чем владел, богатствами и властью над церквями мира. Ницше, кажется, как-то сказал: "Хочешь заработать деньги, создай свою религию".
   Видно было, что Глеб с каждым моим словом стал во мне разочаровываться и расстраиваться. Отставив кружку с чаем в сторону, он стал оправдываться, но делал это спокойно и с полным убеждением в сказанном.
  - Если хотите про христианство, то, пожалуйста. Между прочим, только эта религия снискала самое большое уважение и завоевала поклонение большинства народов мира. Наверное, потому, что изначально она содержала в своей основе те понятия о смерти, которые были близки и необходимы людям (как бедным, так и благосостоятельным) на протяжении 3-х тысячелетий. В этой религии нет каст и нет различий, бог для всех. А все, о чем вы говорите это лишь факт того, как извратили его основу, как утопили в крови борьбу за веру. Но я вас спрашивал не о христианстве. Я вас спрашиваю о своем месте в этом мире, вы не задумывались никогда, что есть на самом деле бог?
  - Нельзя отрицать то, что есть на самом деле. Отрицать существование бога, это то же самое, что отрицать существование тебя самого.
  - Уже лучше, - приободрился Глеб, - я скажу больше, можно классифицировать всех неверующих Фом, или Фомов, как вам будет угодно. Кто не верит в бога? Ну, во-первых, это убежденные материалисты - атеисты. Они верят только в то, что видят, слышат и могут потрогать. Правда, когда они сами сталкиваются со смертью, духами и чем-то, что нельзя потрогать и увидеть, но доказательства того, что ЭТО БЫЛО на самом деле на лицо - они начинают чесать затылки. И начинают, что-то объяснять, что это типа не объяснимо, пока наукой. А когда и наукой не прикроешься, тогда они просто пожимают плечи и говорят: "Нет, но что-то такое конечно есть". Но никто из них никогда не сознается, что он заблуждался, и бог действительно есть. Вторые - это просто ограниченные люди, в основном малограмотные и которых ничего не интересует. В основном это еще подростки (в голове только секс) и люди, живущие только сегодняшним днем, не задумываясь над тем, что он сделал и к чему это может привести. На вопрос веришь ли ты в бога - глупо улыбаются и говорят, что бог это не по мне, да зачем о нем вообще вспомнили. Но именно люди второго вида и составляют ту часть людей, которая вполне может прийти к богу своими собственными усилиями. Здесь важно и то, в какой среде они живут, и то, чем они дышат. Достаточно, чтобы их жизнь хорошо встряхнула, и они уже начинают задумываться: "Почему это случилось со мной? Куда мы все уйдем? Зачем я здесь?". Убежденный прагматик и атеист никогда не придет к богу, и уж тем более самостоятельно. А если, что и случится, то он всегда сможет это объяснить теми же доводами - наукой и чем-то, что он пока растолковать не может. Бог есть, и это надо признать, как должное, не задавая глупых вопросов, ответов все равно не дождешься.
  - Ну, так и к чему все это?
  - А вот вам, Роберт, другой вопрос. Верите ли вы в жизнь после смерти?
  - Ну... Так как ее рисует церковь или более извращенные секты, включая цветные книжки - раскраски свидетелей Иегова - нет. Может быть мы реинкарнируемся?
  - Вот вы и сами зашли в тупик.
  - В смысле?
  - Все правильно, только нет никакой реинкорнации, нет и быть не может. Жизнь - конечна, это факт. Но есть то место, которое во многих учениях (в основном восточных), если хотите знать и у ваших метафизиков, которое называется домом. Оно вот здесь, - Глеб несколько раз сильно потыкал указательным пальцем по своему лбу.
  - Этот дом... Это то место, куда мы, если хотите знать, попадаем после физической смерти. Но во многих культурах, туда можно заходить и с помощью многих технологий тела и духа. В большинстве своем этот дом можно посетить с помощью специальных медитационных упражнений. Там, в этом доме, мы рано или поздно окажемся. В нем мы встретимся со своим вторым духовным я. Там, в доме, мы соединимся с потоком общей информации и накопленного знания. Это все - там было всегда. Что, по сути, наступает после смерти? Не знает никто, не было там никого, и никто не вернулся. Рассказы про клиническую смерть и белый коридор интересны, но не более того. Перелопатив литературу по метафизике и прочие восточные учения, приходим к выводу, что энергия, уходящая из нашего тела (душа - как ты её ни назови) соединяется с более высокой энергией, божественной. Начинается рождение нового - не тебя, реинкарнированного в баобаба, как у Высоцкого поётся. Рождается совершенно новая сущность. Естественно, мы в праве назвать эту сущность новой - Я. Отсюда и все отголоски прошлого, и все эти истории о том, как мальчик десяти лет от роду вспоминает, как он был Цезарем или Чайковским. Все сущности находились в одном потоке. Как описывали, это древние цивилизации, дом, представляет собой золотую комнату...
  - Только почему-то все эти реинкарнированные были раньше не простыми слесарями, а все поголовно - великими людьми.
  - Если мы поймем, что соединение с божественным потоком и перерождение в новую сущность - реально, то люди перестанут бояться смерти. Это и будет великим достижением человечества, пусть даже тем человечеством, какое осталось.
  - Что же ты в городе не остался Глеб? Встретил бы божье начало перед лицом смерти?
  - В дом, Роберт, мы должны прийти совершенно чистыми. Здесь, в изоляции с природой, мы можем очиститься в полной мере.
  - Ты меня в конец запутал, то ты мне здесь восточные учения рассказываешь, а сам фундаментальное христианство проповедуешь. Что-то не вяжется здесь твоя научная теория с религией.
  - Роберт, Роберт, так вы меня и не поняли. Религия - это единственный для меня способ разговаривать и общаться с богом. Религия это инструмент, а не теория. Я, человек русский и христианство - это моя вера.
  - Зачем ты мне все это рассказываешь?
  - Роберт, задайте себе вопрос - почему после Дня больших потерь, вам было уготовано находиться здесь.
  - Я знал и готовился к этому.
  - Это понятно, я тоже не понимал, почему люди не видят явных знаков. Но задайте себе вопрос - какое ваше место среди нас?
   Последние слова повисли в воздухе. Глеб пододвинул кружку с чаем и одним махом выпил ее. Создавалось впечатление, что все, что хотел сказать Глеб, он уже сказал. Последний вопрос адресовался мне, как - подумай об этом на досуге, и найдешь ответ. Глеб встал из-за стола и подошел к окну, непроизвольно давая вежливо понять, чтобы я уходил.
  - А ты гостеприимный человек Глеб. Ты хоть знаешь, зачем я приходил?
  - Пока вы не найдете своего предназначения, Роберт, я не смогу вас отговорить от глупостей, которые вы себе надумали.
  - Я собираюсь вернуться в город за сыном, ему сейчас лет шестнадцать. Если я этого не сделаю, я себе этого уже никогда не прощу. И грош цена этому вашему предназначению.
   Не отворачиваясь от окна, стоя с руками по швам на вытяжке Глеб глубоко вздохнул. Было видно, что это мое решение ему не понравилось, и сильно.
  - Вы хоть понимаете, что ставите всех нас под удар? Если вы действительно решили вернуться в город, то вы должны спросить всех жителей Дубовой. Принимать решение самолично, я считаю, безрассудно и безответственно.
  - Спасибо за завтрак и проповедь.
   Выйдя на улицу, я зашагал быстрым шагом, не оглядываясь на дом Глеба. Я знал, что он все также стоит у окна и наблюдает за тем, как я ухожу. В этот момент я не держал на него никакой злобы, мне надо было все обдумать. Дома меня ждал обед из консервированной фасоли пополам с тушенкой.
  
  
  
  16 октября. Вечер. После Дня больших потерь.
  
   Рахцикович Семен, жена - Катерина Рахцикович. Появились на Дубовой сопке задолго до меня, но не раньше Глеба. Семен в прошлом военнослужащий, пенсионер. Золотые руки, при помощи простого топора может выстроить московский кремль, если захочет. О Дне больших потерь ничего не знал, от цивилизации ушел с женой по причине смерти единственного сына (вроде бы передозировка наркотой). Сам по себе, человек добрый, Марии избу срубил практически сам, безвозмездно. Мечтает заняться разведением каких-нибудь домашних животных. Катерина - замкнутая, во всем подчиняется мужу. Работает как вол, в основном на личном хозяйстве, огороде. Женщина добрая, жаль, что некрасивая. Оба супруга - люди верующие, но напуганные событиями Дня больших потерь. Обоим лет по сорок пять (может больше).
   Мария плюс две дочери Наталья и Светлана. Живут недавно, но во многом уже преуспели, разрабатывают в пределах своей земли огород, чем и живут. С собой привезла большое количество муки, потому и выпекает хлеб. Деньги на строительство дома выручила, вроде бы, от продажи квартиры. Мария верующая, дочери - непонятно. Если бы их раньше не видел, то подумал бы, что какие-то староверы живут. Мария доброжелательна и гостеприимна, к чему и дочерей приучает. О Дне больших потерь не знала, но уехала из города, объяснив каким-то сном, что якобы какая-то птица ей указала место, где она должна поселиться и спасти дочерей. Да, еще она увлекается лечебными травами и народными рецептами - просто ДАР.
   Огонь в камине догорал, на некоторое время я отложил карандаш с тетрадью. Свет от огня еле освещал комнату. Практически в комнате уже стоял полумрак, только отблески языков пламени еще плясали на картине под стеклом, висевшей на противоположной от камина стене. На картине углем были нарисованы дети, играющие на площадке возле горки. Угольный набросок был сделан мной, когда я еще был студентом, на первом курсе худграфа. Картинка старая, но почему-то из всех работ именно ее я взял на память с собой в тайгу. Живые дети на картине всегда вызывали самые теплые чувства. Сильнее укутав ноги в простынке, которая лежала у меня на коленях (не май месяц), я снова взял карандаш. Простынь лежащая на коленях уже достаточно нагрелась от огня, и я почувствовал разливающееся по ногам и выше по телу тепло. Через минут пять-десять надо бросить в камин еще пару поленец, и после уже готовиться ко сну.
   Обведя овалами имена, я нарисовал и вывел стрелки за поля линованного тетрадного листка. Напротив стрелок я стал подписывать: Мария - пекарь, лекарь, мать. Семен - строитель, труженик, жена и иже с ним. Глеб - проповедник, лекарь душ. Дочери Марии - под вопросом (?), пока еще не ясно. Глеб, Рахцикович - еврей, точно, спору нет. Мария - имя библейское. Что же получается?..
   Нет, опять у меня все к симитскому вопросу сводится. Не то это. Может быть, дело в них самих. Гадов среди них нету, даже наоборот все как на подбор, из одной секты. Хотя какая к черту секта, никто никогда друг друга не знал, а если и узнал позже, здесь на Дубовой сопке, то это никак на них не отразилось. В принципе все жители сопки представляют собой нормальное, до боли правильное общество, которое занимается только производством натурального продукта и выживанием. Про такие понятия как зависть, похоть и гордыня здесь говорить неуместно. Все, кроме меня, называют друг друга на Вы. Все готовы прийти друг другу на помощь, когда это потребуется. Единственное, что многих одолевает - это страх возвращения, и страх знания о том, что сейчас там за пределами их нового мирка. Получается просто какое-то идеальное общество.
   Другой вопрос - какое место здесь занимаю я. Я не пекарь и не плотник, в принципе у меня и талантов нет. Картины я перестал писать давно, да здесь их кушать и не будешь. Укрылся от мира, под тяжестью видений и знаков. Все мои достижения лишь сводятся к тому, что, приехав на это место, у меня сразу прекратились головные боли. А что будет, когда мои запасы подойдут к концу? Займусь тоже выращиванием кукурузы, и сбором грибов? Стоп.
   Но я здесь, среди этих людей, и это место мне было уготовано, как говорил Глеб, богом. Если я не обладаю талантами, и от меня пользы никакой, то может быть мое предназначение совсем в другом? Ведь не зря бог направил меня именно сюда. А вроде бы место под жилье выбирал я сам, по принципу максимальной удаленности от населенных пунктов, и чтобы строительная фирма, мной нанятая, смогла произвести подвоз всех необходимых строительных материалов. Может мое предназначение это соединить всех вместе, дать всем какую-то перспективу...? Но я не обладаю тем авторитетом, как Глеб, да и не нужен им лидер, им и так хорошо. Тогда почему я должен спрашивать у них разрешения на уход?
   Получается, что мои действия должны отвечать безопасности всех и от моего решения зависит какое-никакое будущее этих людей. Значит, все-таки я живу в обществе, а не в джунглях, где каждый сам за себя. Может это и к лучшему.
   Итоги. С предназначением - туго, с дальнейшими моими действиями не решено. Иду спать. Отложив в сторону тетрадь с карандашом, я встал с кресла-качалки и стал собирать в один комок простынь.
  
  
  
  Он догадывается.
  
   Ключ не понадобился, дверь в квартиру открывается под тяжестью плеча. Страх начинает проникать. Дома кто-то уже есть, если Света с Костей, то почему не закрыли входную дверь. Непростительная оплошность. Роберт не заходя, толкает дверь, но сам остается в подъезде. Затем осторожными шагами вступает в пределы помещения и начинает медленно продвигаться по темному коридору. Боковым зрением замечая, что коридорное зеркало трюмо не отражает ничего, что могло бы находиться на кухне. Он продвигается к дальней комнате, детской. Почему-то именно детская комната в нем вызывает тревогу.
   Время около семнадцати часов. Свет в окна первого этажа квартиры в это время проникает слабо. Коробки домов во дворе заслоняют от солнечного света окна квартиры почти целый день. Едва-едва Роберт касается правой рукой полустекляной двери зальной комнаты. Дверь медленно распахивается - кроме мебели больше ничего. Сглатывая слюну, скопившуюся на языке, Роберт проходит в детскую комнату. Здесь тоже никого, облегчение. Светы с Костей дома нет, это уже хорошо. Дверь была открыта, но все в порядке: вещи не разбросаны, следов погрома нет. Значит это не воровство, а человеческая забывчивость, просто халатность Светы.
   В углу у окна, перед компьютером за спинкой офисного стула (совсем не к месту в детской) Роберт видит чью-то голову. Щеки на лице обдает холодом, мгновенно он понимает, что его ноги наливаются тяжестью. Такое ощущение возникает, как правило, только во сне, ощущение, когда ты хочешь убежать, но физически не можешь этого сделать. Роберт помнит это ощущение. Включать свет в комнате нет смысла. Бежать! Но он боится, что не сможет этого сделать. Здесь Роберт замечает, что что-то в этом месте не так, не естественно. Главное не поддаваться слепой и бессмысленной панике. Ведь он же у себя дома. Здесь все его. Голова из-за широкой спинки стула, обшитого серой тканью, головой и не кажется. Это совсем не похоже на голову нормального человека, вернее, человека обычного.
   Кто-то, или что-то знает, что за его спиной находится Роберт. Но он не пытается развернуться к нему спиной. Через силу Роберт, все-таки делает один шаг назад. Понимая, что бежать он не сможет, дрожащим голосом, почти на вскрике, Роберт спрашивает: "Как вы сюда попали?"
  - Мне не нужны двери, - голос нечеловеческий, скорее голос машины. Сухой скрежет в словах это подтверждает. Кресло резко разворачивается, и Роберта откидывает страхом к противоположной стене.
   В кресле, в его офисном сером кресле, сидит в человеческий рост подобие создания господа. Тело блестит непонятным внутренним светом. Фигура несуразная и угловатая. Роберт понимает, что фигура сверкает металлическим блеском. Цилиндрообразная голова совершенно идеальной формы. Вместо глаз вставлены две двухсотдвадцативольтовые лампочки, светящиеся попеременно, то одна то вторая. Там, где должен быть рот и нос ничего нет. Руки и туловище идеально бронзового отлива. На груди выпаян знак свастики, ниже надпись англоязычными буквами - KVIKI. Существо с металлическим скрипом начинает протягивать к Роберту руки. Но это не руки - это гофрированные шланги толщиной с руку взрослого человека, вместо ладоней электрические розетки. Розетки направлены в сторону Роберта и он видит как гофры рук растягиваются и розетки приближаются к его лицу.
   На физиономии существа ничего не происходит, кроме мигания лампочек, но Роберт слышит в комнате металлический голос.
  - Найди архангела на углу Запрудной и Александровской.
   Роберт чувствует, как проваливается и теряет сознание. Страх сковал его и он уже бессилен. Он вспоминает, где он мог видеть эти руки. Такие гофры похожи на гофрированный шланг в его душе. Боже, как же они на него похожи.
  - Найди архангела на углу Запрудной и Александровской. Сегодня в полдень.
   Роберт закрывает глаза. Это сон, этого не может быть. Ноги подкашиваются, и он падает между дверью в комнату и простенком. Облегчение наступает, когда Роберт начинает просыпаться, металлические слова продолжают звучать в его голове.
  
   Расхаживая по кухне в одних семейных трусах, Роберт автоматически включил телевизор. Старенький, маленький Шарп закряхтел. С утра, как обычно, Роберт занимался приготовлением кофе и яичницы. Полуночный бред не давал ему покоя: к чему этот ужасный робот, какие еще Света с Костей, мы уже четыре месяца не живем вместе. Тут Роберт вспомнил, как первым делом утром с опаской он прошел в некогда бывшую Костину комнату и посмотрел на пустое серое кресло. Создавалось впечатление, что он хотел подтверждения своему кошмарному сну.
   По телевизору шли утренние новости. Как всегда после отечественных новостей диктор, седовласый приятный мужчина, стал сообщать об анонсах произошедших в мире. Роберт узнал, как в Китайской народной республике заканчивается строительство нового космодрома, и что заявки на запуск коммерческих спутников уже стоят в очереди; во Франции прошли манифестации арабских эмигрантов за одинаковые их права с коренным населением. На мгновение Роберт усмехнулся, вспомнив старую шутку: "советские граждане так долго бились за права негров в Америке, что практически их получили". Радуясь в душе, что жизнь возвращается на круги своя и ночной кошмар - это всего лишь просто сон, Роберт приступил к поглощению яичницы, состоящей из четырех яиц с кусочками поджаренной колбасы. Диктор по телевидению продолжал рассказывать о пропаже двух сотрудников какой-то компьютерной корпорации в штатах и о том, что следствием занимаются опытные криминалисты, а на курортах Турции опять отличились в пьяных разборках русские горе-туристы.
   Прикончив яичницу, Роберт стал не спеша пить кофе, вполоборота развернувшись к окну. Лучи солнца еще не проникли во двор и не коснулись его окон. Увиденная картина напомнила ему прошлый сон, и он снова отогнал от себя дурные мысли.
   Сегодня у него выходной. В доме культуры сидит только старый воскресный сторож. Работа по обновлению театральных декораций отложена до понедельника. Роберт в одно мгновение понял, чем он сегодня займется. Это будет прогулка, прогулка по городу. Сказать больше, это будет прогулка по его любимой центральной части города от дома до перекрестка улицы в честь одного из царей России - Александра с улицей, названной почему-то Запрудной. Роберт никогда, в общем-то, и не интересовался историей родного города. Но название Запрудной улицы, скорее всего, говорило о наличие в царское время на этом месте какого-то городского пруда.
  
   Идти по главному проспекту было тяжело. Время приближалось к полудню, но летнее солнце уже делало свое дело. От сильной влажности в воздухе спина Роберта покрылась испариной, и пот уже выступил сквозь футболку на спине. Было непонятно, кого больше на улице машин или людей? Бесконечный поток автомобилей в обоих направлениях и людей, снующих во все стороны света, в пределах тротуара создавало впечатление хаотичного, но в тоже время упорядочного движения в муравейнике. Люди бежали, шли быстрым шагом, торопились, тащились. Никто ни на кого не обращал внимания. Роберт не выбирал поток людей, его швыряло из стороны в сторону, однако главное направление перемещения в пространстве муравейника им соблюдалось. На север по улице до перекрестка двух центральных улиц, какие знал только он.
   Фасады домов пестрели рекламными плакатами и лозунгами. "Неужели их кто-то читает?" - подумал Роберт. Реклама сотовых, бытовой техники, мебели, грузоперевозок, сантехники, услуг широкого профиля (неизвестно каких), книг, лекарственных товаров - все это было не нужно спешащим на работу, с работы и опять на работу людям. Возможно, боковым зрением, кто-то и замечал кричащие фразы, и даже может быть именно на это боковое зрение и рассчитывали рекламодатели.
  Друг на друга непохожие городские здания центрального проспекта, какие сталинской, а какие и дореволюционной постройки, пестрели разноцветной рекламой. Реклама на старых стенах с полуотвалившейся лепниной выглядела несуразно и глуповато. "Сходи в Точку Зрения - не останешься равнодушным. Старые фильмы под новым углом зрения", "Новый гипермаркет на Узловой! С 8-00 до 20-00", "Бытовая техника в кредит!". Надписи меняются, надписи бьют по головам, ничего незамечающих людей. Проходя мимо одной из центральных площадей, у светофора, Роберт обратил внимание на установленный плазмоэкран, демонстрирующий рекламу круглые сутки. Экран возвышался на толстенной тавровой стойке, и занимал около пяти квадратных метров. Подходя к стойке, чтобы пересечь улицу, Роберт поднял голову и посмотрел на экран. На нем молодая и довольно аппетитная девушка, держа в руках темно-серую шайбочку размером с трехкопеечную монетку советского образца, ловким движением демонстрировала ее зрителям, а затем также легко прикладывала ее за темнокаштановыми волосами с задней стороны шеи. Разворачиваясь спиной к экрану, она демонстрировала, что "волшебная" шайбочка не упала и легко примагнитилась к телу. Ниже картинки появились слова: "Теперь тебе не нужны громоздкие гипер-шлем с сенсорными перчатками. Приобрети пакет игровой программы "Garmony" и боди-чип за полцены. Создай свою гармонию!". Последовала реклама фруктового сока "Тонус" и Роберт прошел мимо гигантского плазменного экрана. "Господи, технология и правда идет, как говаривал один герой старого фильма, семимильными шагами", - подумал Роберт.
   Минуя бутики на первых этажах домов, он невольно вглядывался в витрины с модной одеждой, головными уборами, витрины с выставленной напоказ последнего достижения видеотехникой. Полусонные продавцы сидели, стояли и надменно разглядывали прохожих. На какое-то мгновение Роберт позавидовал этой братии, сидящей возле дорогостоящего товара под спасительными кондиционерами. Жара в городе начинала набирать свои обороты.
   У центрального универмага, на уже раскаленном асфальте, сидела цыганская мамаша с грудным ребенком на руках. Мамаша, что-то бессвязно говорила себе под нос, а темноволосый младенец мирно спал, не обращая внимания на шум дневного мегаполиса. Роберту опять пришла в голову мысль о том, что может быть это дитя и не спит уже? Может быть оно напичкано цыганской наркотой и поэтому спит, а может уже как полчаса лежит мертвое? Кто это отслеживает, кому есть дело? И также как и тысячи прохожих Роберт прошел мимо цыганки с равнодушным взглядом в ее сторону.
   Еще через пару кварталов Роберт свернул на Александровскую улицу и зашагал уже в более спокойном темпе. Поток народа здесь был не такой как на проспекте. Пройдя магазин "Для охоты" и два коммерческих киоска розничной торговли, Роберт подошел к перекрестку с Запрудной. Голова от палящего солнца стала нагреваться, и он провел рукой по взъерошенным волосам. Рука почувствовала горячие волосы и, забеспокоившись, Роберт стал выбирать тенек для своей остановки.
   Он облокотился плечом о стоящий недалеко на зеленой зоне старый раскидистый тополь. Со стороны можно было подумать, что он человек, выпивший и от жары, решил передохнуть в тени городского дерева. Но никто на Роберта не обращал внимания. Он огляделся по сторонам и невольная мысль - "а что же я здесь делаю?" - стала вкрадываться в его подсознание. Справа от Роберта, на этой же стороне улицы, располагался небольшой книжный магазин без названия. В витринах магазина были выставлены картонные рекламы новых популярных бестселлеров, каких, Роберта не интересовало. Несмотря еще на довольно раннее время суток, люди все-таки забегали в магазин поглазеть на бумажное чтиво. Слева высилась новостройка, этажей в двенадцать, на первом этаже которой располагалась аптека. Ничего привлекательного и заметного вокруг себя Роберт не наблюдал.
   Обратившись взглядом через проезжую часть, Роберт сначала оглядел крыши противоположных домов. На какого все-таки архангела он должен обратить внимание. Нет, понятно, что все люди взрослые и никто, конечно же, не спустится с небес на землю. Роберт вспомнил, что на крыше городского универмага возвышается полутораметровая фигура ангела, выставленная на коньке здания еще до революции. Может быть, что-то подобное располагается и на крышах этих домов. Но, к сожалению Роберта, он ничего не видел, да и дома на перекрестке были уже не такими старыми как на главном проспекте.
   Прямо напротив Роберта, через дорогу, находился научно-исследовательский институт имени академика Прохорова А.М. В свое время институт был засекречен, и работал в основном на оборонку, но с развалом Союза гриф секретности сняли и сейчас здесь стажируются студенты с других вузов города, а может даже страны. Фасад главного входа был выдержан в строгой манере советского времени, с колоннами и лепными звездами, и со стороны ничем не привлекал. Люди то забегали в здание института, то выходили из него. От этой мышиной возни Роберту становилось скучно, и свое появление на этом перекрестке вызывало невольный вопрос. "Если бы я курил, то проблемы не составило извести на этом пятаке пару цигарок", - подумал Роберт.
   Левее Роберта, на столбе светофора, висело объявление о пропаже человека, с просьбой сообщить, если что-то видели. Прищурившись, Роберт разглядел, что на белом листе четвертого формата была черно-белая фотография юного паренька, лет семнадцати. Ниже фотографии были приведены приметы потерявшегося и телефоны для связи с родственниками. На какое-то время Роберт вспомнил своего Костю, и подумал о том, что он не смог бы пережить, если бы с тем что-нибудь случилось. Ему захотелось обнять сына. "Господи, ведь живем то в одном городе, а даже позвонить друг другу не можем", - с горечью в душе подумал Роберт.
   По тротуару шел молодой человек, одет он был в джинсы и черную мятую футболку с надписью "Металлика". На плече у парня был темный рюкзак. Светловолосый, нестриженный, парень, увидев Роберта, мирно стоящего на газоне под деревом, изменил траекторию движения и, свернув с тротуара, подошел к нему.
  На лице Роберта засияла неподдельная улыбка. Он узнал Серегиного брата Андрея.
  - Роб, здорово, а ты че здесь стоишь? Че, ждешь кого?
  - Блин, Андрюха, если я тебе расскажу, не поверишь. А ты то сам, с университета идешь? Что неужели уже пары закончились?
   Роберт вдруг сам себе удивился, как по-отцовски он заговорил с Андреем. Наверное, этому способствовали недавние его мысли о Косте. Ему вдруг вспомнилось, как в детстве Сергей иногда просил Роберта забрать брата со школы. Разница между ними была лет в десять, но это никогда не мешало общаться Роберту с братом Сергея на равных, а в последнее время общение с Андреем ему нравилось больше. Что-то было в нем молодое и напористое. Он много знал и мог общаться на любые темы. Его знания во всех областях компенсировали туповатый юмор старшего брата.
  - Да какие тут пары, - Андрей махнул рукой и скорчил недовольную гримасу.
  - Ну, рассказывай, что случилось?
  - А че тут рассказывать, уходить я собрался с университета.
  - Не понял, тебе же в следующем году на диплом. Ты же, мать твою, отличник. Или что, разочаровался в будущей профессии экономиста?
  - Ты знаешь Роб, это долго рассказывать. Ты сейчас куда?
  - Да... В принципе никуда.
  - Тогда может махнем в "Звезду", пивка возьмем. Народу там сейчас пока нет. Что- то горько мне, а?
  - Вообще-то я сегодня отдыхаю, так что не откажусь.
  
   В баре "Рок звезда" действительно еще было мало людей. Андрей с Робертом расположились, как всегда, у своего любимого столика. В помещении стоял дневной полумрак, за стойкой бара крутился сборник "Крематорий" с его известными темами: "Таня", "Безобразная Эльза", "Аутсайдер". В дальнем углу на невысокой сцене разминалась перед вечерним выходом, двадцатилетняя стриптизерша Оксана, мечта половины посетителей бара. Не обращая внимания, на единственных дневных посетителей, она выполняла весь комплекс упражнений по растяжке мышц ног и живота.
   Друзья заказали по две кружки "Шкипера". Роберт сказал, что сегодня он угощает. Андрей на радостях повиновался. После продолжительного глотка пива Андрей начал свое признание.
  - Я не могу и не хочу больше заниматься. Мне все опротивело, все эти финансы, кредиты, банки, монетизации, инфляции... Не мое это. Я чувствую, что в жизни я буду заниматься не тем. Понимаешь?
  - Да пока, что нет.
  - Понимаешь Роберт, я разочаровался в мировой экономике. Раньше я думал, что мир изменяют деньги, и только ради стабильной экономической ситуации люди могут спокойно проживать свои жизни. Но чем больше я копался, я понимал, что это не так. Я ведь уже на диссертацию метил, и диплом экономиста я получу без проблем, но зачем?
  - Выкладывай, а то я себя уже дураком начинаю чувствовать, - Роберт зло, усмехнулся.
  - Хорошо, Роберт, ты знаешь, что такое кредит?
  - Ну.
  - Вот представь. Ты пришел в коммерческий частный банк, кредит хочешь. Все считают, что коммерческие банки выдают деньги из вкладов этих же вкладчиков (в это можно поверить), но это не так. На самом деле деньги даются не из доходов банка, не из денег вкладчика, а из подписанных должником обещания их вернуть. Письменное обещание - вот все деньги банка, это виртуальные деньги. На самом деле на Земле в десятки тысяч раз виртуальных денег больше чем настоящих. Рано или поздно их придется вернуть людям, а возвращать нечего, возникнут другие кредиты и займы. Понимаешь, Роберт, та, существующая в мире денежно-кредитная система неправильная, она не отвечает потребностям простых людей. Все финансы и силы сосредоточены на Земле в руках нескольких воротил. Они то и делают всю мировую экономику и политику.
  - Ты опять про теорию заговора? - Роберт снова хихикнул.
  - Ничего смешного нет. Это действительно так. Все войны, вся эта антитеррористическая борьба - это лишь средство, чтобы им побольше заработать. И все. Их не интересует чего ты хочешь, к чему стремишься. Одним росчерком пера - и в стране гиперинфляция, безработица. А ты думаешь, кто в тридцатых годах устроил великую депрессию в Америке? Они - крупные банкиры и промышленники.
  - Но ведь всех же денег не заработать?
  - Правильно Роб, следующим их шагом будет полное порабощение людей, вернее сказать полная подконтрольность. Начинается все с интеграции в Европе и общей валюты, а закончится тем, что ты водички без спроса не попьешь.
  - Что-то бред какой-то получается.
  - В это трудно поверить, я понимаю. А посмотри, как извратилось понятие о жизни у людей. Стало модно играть на биржах. Пусть, дескать, деньги работают, а я отдохну. Большая часть человечества, просто не знает в какой она жопе окажется, рано или поздно. Люди не хотят думать - это факт.
  - И что же нам всем делать? Перейти на золотые деньги, или кредиты перестать брать?
  - А проблема в том, мой друг, что нельзя было давать право распоряжаться капиталом частным банкам. Их вообще нельзя было создавать. Деньги должны четко ограничиваться правительствами в пределах тех трудовых и материальных ресурсов, которыми они располагают. И финансы нужно распределять только, вкладывая их в развитие долгосрочной инфраструктуры страны, в реальные средства, энергию, труд. И только тогда деньги будут строго ограничиваться и подтверждаться. Они будут рассматриваться не как долговое обязательство, а как ценность того, во что они вложены - железные дороги, порты, заводы, энергию. Понимаешь, Роберт, ведь никто не задумывается, почему правительства по всему миру берут у частных банков кредиты под львиные проценты? За долги ведь расплачиваемся все мы. А зачем думать? За нас дядя - министр финансов подумает. Знаешь, еще Лев Толстой как-то сказал: "Деньги - это новая форма рабства, которая отличается от прежней своей обезличенностью, поскольку между хозяином и рабом отсутствуют человеческие отношения".
  - Короче говоря, Андрей, деньги - это зло. Я правильно тебя понял? - сказал Роберт, допивая первую кружку пива.
  - Можно и так сказать. Но ты все равно ни хрена не понял.
  - Ну, извини, я не на экономиста учился.
  - А хотя ты прав. Вот ты Роберт говоришь, что занимаешься посредственностью, ты пишешь картины. Искусство! Вот то, что нам досталось в дар от творца. Остальное все пыль, алчность, и суета сует. Честно сказать я тебе даже завидую.
  - Ты мне скажи, ты точно решил бросать экономический университет? Родители, брат знают?
  - Да нет, я пока только тебе сказал. Вот, что и страшно. Мать за сердце схватится, а Серега меня прибьет, - Андрей глубоко вздохнул и приложился к пиву.
  - Я, конечно, тебе не родня, но может ты просто горячишься. В твоем возрасте мировоззрение меняется со скоростью ракеты.
  - Нет. Я уже все решил. Ты сам-то че на Александровской делал? Стоит такой, понимаешь, думает...
  - Не знаю, даже с чего начать. - Роберт сделал продолжительную паузу, чтобы вытереть от пивной пены губы.
  - Начни с главного.
  - Видишь ли, Андрей, по-моему я схожу с ума. Помнишь, шесть лет назад я с Костей в аварию попал? Так вот, я же никому не говорил, кроме Светки, что там произошло на самом деле.
  - Ну не справился с управлением, въехал в столб, обычное дело.
  - Да, но все дело в том, что врезался я потому, что я видел галлюцинацию. Это была надпись на одном из дорожных рекламных плакатов, знаешь, их обычно у дороги ставят. И ты понимаешь, когда на следующий день Света поехала посмотреть, что за стенд такой мистический, то его там не оказалось. В итоге - я дурак, и по мне психушка плачет, так Света и сказала. Ну а потом, операция за операцией у Кости. Там уже не до этого было.
  - Да, дела. А что там на плакате было написано?
  - Да в принципе ничего, только черные буквы и слова "Уже скоро". Чушь какая-то. Но самое интересное, что пару месяцев назад мне стали сниться странные сны. Как будто я хожу по пустым улицам города, а людей просто нигде нет. Как будто вымерли все от чумы, или уехали куда-то. Ни собак бродячих, ни городских голубей, просто никого кроме меня нет. И тогда я вместо страха, начинаю думать о том, что если нет людей, то и животным здесь не место. Понимаешь, все домашние животные, они то и живут в городе, потому что здесь люди есть. Прикинь, какой я тебе бред рассказываю. А сегодня мне вообще приснилось, что на меня в собственной квартире робот напал.
  - Кто? Робот? Парень, да у тебя проблемы почище моих. Может тебе к психологу какому-нибудь обратиться. Может у тебя это депрессия, какая-нибудь излечимая?
  - Да причем здесь психолог. Я вполне отдаю себе отчет. Но в последнее время мне кажется, что что-то должно произойти, и скоро. И это что-то - очень плохое. Бежать хочется.
   В это время все вздрогнули. В тишине дневного бара зазвонила Моторола Роберта. Он достал телефонную трубку из кармана, и схватился за голову.
  - Блин, Света звонит. Мы же вчера договорились на сегодня развод оформить. Вот я дурак, сны тут тебе рассказываю. - Роберт нажал зеленую кнопку на трубке и приложил к уху. Стакан с пивом из второй руки он не выпускал.
   Андрей отставил стакан в сторону и стал прислушиваться к разговору. Звонила действительно без пяти минут бывшая супруга Роберта.
  - Ноев, ты мне ничего не хочешь сказать? - Тон Светланы был на срыве в крик.
  - Здравствуй, Света. Понимаешь, меня сегодня на работу вызвали. Там кое-что доделать надо...
  - Ты кому сказки рассказываешь, ты что, в армии служишь? Мы сегодня должны были разводиться с тобой, дорогой мой. Я, как дура, с работы отпросилась на полдня, ждала тебя...
  - Свет, подожди я все объясню...
  - Да не надо ничего объяснять! Ты, Ноев, даже развестись, и то по-человечески не можешь. Где бы ты был, если бы не я?! Да все выставки твои я организовывала, я договаривалась. Лишь бы только талант у мальчика заметили. А кто ты сейчас? За шесть штук в доме культуры - о-ф-о-р-м-и-т-е-л-е-м!
   Роберт понял, что сейчас его супруга выльет на него все, что накопилось у нее за последние две недели, как они не виделись. Вспомнит все, чем можно его еще уколоть. Но почему-то чувство стыда у него это не вызывало. Одно было непонятно, как он мог забыть про сегодняшнее мероприятие, только ли ночной кошмар в этом виноват. "И ты еще хочешь с Костей встречаться?!..", - Света сорвалась на крик. Роберт отставил от уха телефон и многозначительно, с горечью в глазах, посмотрел на Андрея. Тот сочувственно вздохнул, и снова приложился к пивной хрустальной кружке. Роберт давно уже не слушал истерик Светланы. Хотя весь процесс развода она сдерживалась. И даже в квартирном вопросе повела себя достойно. Пока Света кричала по телефону, даже не интересуясь, слушает ли ее оппонент, Роберт вдруг вспомнил, как когда-то они просыпались вместе по выходным дням. Костя еще спал и воспользовавшись случаем они старались не упускать ни минуты. А затем уставшие и довольные шли вместе будить сына.
   Была ли эта идиллия? Роберт не знал, но понимал, что когда-то все-таки любил эту рыжеволосую женщину с большими голубыми глазами.
  - Мне очень жаль, - сказал Роберт и выключил телефон.
   Бармен, молодой парень лет двадцати пяти, с длинными вьющимися волосами, стоя за барной стойкой, интенсивно протирал бокалы вафельным полотенцем. Типичная сцена, какую еще можно наблюдать в час дня в баре. На мгновение он отвлекся, и, покопавшись под стойкой, переключил на стереопроигрывателе мелодию. Бар наполнился громкой гитарной музыкой. Увеличенная на магнитофоне громкость ничуть не смутила бармена. Он встал в привычную позу и продолжал начатое. На фоне музыки были слышны слова:
  
  Теперь у тебя одна - скучная комната,
   ты в темных очках ждешь - конца света,
   душа в теле женщины ищет, но не дома ты,
   ты там, где на брошенных стенах желтеют газеты...
  
   Роберт с Андреем заказали еще по кружке пива, как видно было - по последней. Они пили, и некоторое время не разговаривали. Неприятный разговор Роберта с супругой не оставил шансов разговорам на посторонние темы. Наконец не выдержав долгого молчания, Роберт начал.
  - Чем собираешься заняться?
  - Пока не знаю, буду работу подыскивать. А пока записался в Zero-клуб.
  - Не понял, это еще что?
  - Роб, ну ты совсем от жизни отстал. По всему миру тысячи Zero-клубов, а тут у нас, во вшивом городишке их целых два. - Глаза Андрея засветились.
  - Опа! Ну давай, рассказывай старому дураку достижения современных технологий. Ты, блин, на коне сейчас.
   Андрей засмеялся на весь зал. И стал рассказывать, быстро перебирая словами.
  - В Zero-клубах подключаются к интерактивной системе "Гармония". Это уже не просто игрушка компьютерная. Это целая система с выходом на всемирную паутину.
  - Нет, ну понятно, а в чем ее смысл. Почему столько народу прется по этой вашей "Гармонии"?
  - Понимаешь Роберт, благодаря всем этим технологиям, в "Гармонии" ты можешь быть всем кем пожелаешь. Вот хочешь ты, к примеру, быть великим художником? К примеру, хочешь быть Рафаэлем, мать его так, и будешь им. Система дает тебе новый мир, который ты сам себе создаешь. Все начальные параметры и установки - твои. А благодаря всемирной паутине ты можешь быть где угодно и с кем угодно. Возможности не ограничены. "Гармонии" уже пророчат обучающую функцию. Не надо никаких школ и университетов, прикинь?
  - Так это что, получается? Сны наяву?
  - Ты не понял. Сны снами. А в гармонии ты являешься сам создателем. Вот в чем вся фишка. В домашних условиях пока такого эффекта не добьешься, а вот в Zero-клубе есть оборудование - американское. Поставляют напрямую. Вот только народу туда желающих хоть отбавляй. Меня только через месяц записали на вечерний сеанс. Да, кстати время там идет по-другому. Заказываешь "Гармонию" на час, а как будто провел там несколько дней.
   Роберт допил кружку пива, отставил ее в сторону и отвел взгляд на барную стойку. Не глядя в сторону Андрея, Роберт сказал: "Да... И это мне рассказывает человек, который мне пять минут назад про великий заговор рассказывал. И что мы все под колпаком, и что всеми нами управляют".
  - Роберт, да неужели ты думаешь, что я как все эти подростки-недоумки в "Гармонию" за бесплатным сексом лезу? Мне интересно больше всего в этой системе способность путешествовать, не слезая с кресла, вот и все. Да и надо хоть раз попробовать, что это такое.
  - А почему Zero?
  - Да хрен его знает, может потому, что Zero - он же нуль. Как бы начать жизнь с нуля, что ли.
  - Угу. Смотри там мозги свои не потеряй в своем Zero-клубе. Мало того, что бабки родителей тратишь неизвестно на что, еще и университет бросил. Хрен с тобой, бог тебе судья. Давай лучше по домам поползем. А то, я пьяненький уже как песня, а на улице пекло. Свалюсь где-нибудь от солнечного удара и все.
  - Слабоват ты на алкоголь, брат.
   Выйдя из бара в городскую суматоху, друзья пожали друг другу руки, и разошлись в разные стороны. Жара действительно была убийственной. Роберт почувствовал, как ему сдавило виски головной болью. "Сейчас доберусь до дому и попытаюсь найти цитрамон. Надо выспаться, а то завтра в ДК, работать", - думал Роберт, медленно, чтобы не свалиться, идя по направлению к дому.
  
  
  
  17 октября. После Дня больших потерь.
  
   Решился взять краски. Акварель вспомнили руки. Не выходя за пределы участка, я решился начать писать свои дубы во дворе. Стояло обыкновенное осеннее утро. Солнце светило как летом, своим теплом, давая понять, что это не вечно и скоро наступит холодная зима, может быть холоднее, чем прежде. Лучи светила пробивали крону деревьев словно пиками, а отсутствие листвы на исполинах уже не создавало такой тени как летом. К тому же до полудня тень от сопки Партизан не появится.
   Черная земля с пожелтевшей травой, могучие стволы деревьев, чистое с редкой дымкой небо, все это ложилась на лист акварельной бумаги. Забор, обнесенный вокруг участка, и так по-предательски торчащий из-за дубов, я решил опустить, как будто его не было вовсе. Чем и отличается фотография от живописи - ты всегда можешь убрать, то, что испортит атмосферу воспроизведенного, а также уберет все естественно выстроенное по симметричным законам. Вода в стакане для акварели уже становилась все темнее, и цвет ее в процессе рисования превратился от голубого (задний план - небо, горы) до неопределенно коричневого (все остальное).
   Тишина и спокойствие заполняли пространство двора, только скрип флюгера на коньке домика от легкого осеннего ветерка возвращал меня в состояние здесь и сейчас. На какое-то время я пожалел, что в жизни меня никто не научил медитировать. А может еще не поздно?
  Прописывая передний план - тропинку с кучей опавших листьев, я вдруг услышал хруст ветки за забором, и понял, что меня кто-то решил навестить. Калитка открылась, и во двор вошел Глеб. Лицо его как всегда не выражало никаких эмоций.
  - Приветствую вас, Роберт. Я могу войти?
  - Ты уже вошел. Чаю заварить? - попытавшись встать, чтобы не показаться негостеприимным, я оторвал нижнею точку тела от крыльца, но тут же опустился. Папка с акварельной бумагой, на которой я пытался вспомнить ремесло древних, и беличья кисть в правой руке делали меня неуклюжим.
  - Нет, нет, нет, продолжайте. Я на одну минутку.
   Глеб прошел в глубь двора по направлению ко мне, слегка пригибаясь. Движения его были подобны движениям опоздавшего в кинотеатре зрителя, нагибавшегося чтобы не закрыть луч проектора кинопроектора. Думая, что этим он дал мне возможность без проблем смотреть на раскинувшийся предо мной пейзаж, Глеб зашел за мою спину, слегка поднявшись на крыльцо дома. И уже с явным знанием всего дела и задумчиво ковыряясь пальцами в редкой бороде, громко произнес: "А что, похоже".
  - Боже, Глеб, почему все кто смотрит на работу художника, всегда произносят одну и ту же фразу? А если бы я рисовал сейчас черный квадрат, ты бы что, искал бы его на поляне между деревьями?
  - Я понимаю о чем вы говорите. Что мол, художнику и не обязательно воспроизводить окружающий мир таким, как его видит большинство. Простите меня великодушно, но я считаю, что первое назначение живописи все-таки всегда было отобразить вид окружающего и происходящего. Я имею в виду давние времена.
  - Ага, особенно, когда большинство рисовали картины на библейские темы. Вот уж по истине окружающее и происходящее.
   Понимая, что Глеб нарушил умиротворенность моего окружения, я резко спросил его: "Ты что-то хотел?".
  - Да... Вот... Семен собирается до морозов и снега отправиться на север. В том направлении вроде бы располагалось какое-то хозяйство, километрах в пятнадцати от нас.
  - Зачем? - не отрываясь от рисования, спросил я.
  - Надеется там найти какую-нибудь домашнюю птицу или животное какое-нибудь. Принести его на сопку для дальнейшего ее разведения. Путь, конечно, будет не простой, поэтому он ищет спутника. Вы не согласитесь с ним сходить, а?
  - Глеб, ты ведь не это хотел мне сказать.
   Гость замялся на ступеньках крыльца, опять потер рукой бородку на лице, как бы проверяя, что она на месте. Видно было, что Глеб не знал с чего начать. По-моему ему было стыдно за прошлое свое поведение у него дома: этот отведенный в сторону надменный взгляд, разговоры о боге.
  - Если вы еще не раздумали возвращаться в город, то мы будем ждать вас завтра у Марии во дворе перед домом.
  - А... Новгородское вече вспомнили.
  - Завтра у Марии, в шесть вечера, не забудьте потеплее одеться. Хоть мы и у костра будем, но холодные уже вечера в лесу.
   Глеб попрощался и зашагал к выходу с участка. По походке было видно, что он не все еще сказал и уходить ему не хотелось. Как маленький ребенок, Глеб, отходя от меня, стал замедлять свой и без того медленный шаг. Он уже не пригибался как прежде. Открывая калитку и делая первый шаг за пределы моей земли, Глеб повернул ко мне голову и крикнул.
  - Может все-таки решитесь на поход с Семеном, дело то все-таки благое?
  - Все решено! - не отрывая головы от рисунка, и делая последние водянистые мазки, я понял, что рисунок закончен.
  
  
  
  Он знает.
  
   Уставший, Роберт вошел в подъезд своего родного дома. Работы сегодня было много. Роберт решил весь недельный план выполнить за день, но у него из этого ничего не получилось. Директор ДК поручил ему выполнить декорации к следующему четвергу. Но мысль об уходе с работы увеличила производительность Роберта. Быстрее закончу, быстрее напишу заявление об уходе по собственному желанию. Подобная мысль зародилась у Роберта утром.
  Грязные, исписанные нецензурной бранью, стены были привычны взгляду. Боковым зрением Роберт уловил, кусок белого листа приклеенного к стене на уровне подъема по трем первым ступенькам лестничного марша. "Господи, кто же его так по-идиотски приклеил. Ведь захочешь, не прочитаешь. Эта ж надо, стоя на одной ноге на ступеньке, вторая висит - приклеивать его к стене", - подумал Роберт. И все-таки он остановился на ступенях марша. Как и предполагал, повиснув на одной ноге, он развернулся к стене. На стене висел белый листок с напечатанным на компьютере текстом. Рядом с текстом, правее, была цветная фотография паренька лет пятнадцати. В пареньке Роберт сразу узнал Сашку с четвертого этажа. Но что это за текст? Почему здесь, на стене? Стандартным компьютерным шрифтом на листе был отпечатан следующий текст: "Уважаемые соседи! Пропал наш сын Александр. Он ушел из дома четвертого июля и до сих пор не вернулся. Пожалуйста, всем кто его видел или разговаривал в тот день и позже прошу сообщить в кв. No92". Внизу Роберт прочитал курсивом подпись: "Заранее благодарны. Семья Галуевых".
  Роберт подошел к двери своей квартиры. "Странно. И ведь паренек беспроблемный, отличник. Батя у него в милиции всю жизнь - прапором служит. Да и мать нормальная. Нет, точно не наркоман, просто где-то загулял, или действительно что-то натворил и затаился. Надо бы сегодня подняться к ним, узнать все подробности". С этими мыслями Роберт достал из кармана ключи от квартиры.
  Это что такое? Дверь открыта, надо только ее толкнуть. Невольно в голове пролетел ночной кошмарный сон. "Кажется, недели три назад видел". Мысли Роберта полетели быстрее разума, он стал испытывать чувство страха, подобно тому сну. "Боже, но ведь сейчас то я не во сне. Так, спокойно. Все под контролем. Сейчас я дерну дверь, и она окажется закрытой", - подумал он, но дверь распахнулась в квартиру вместе с ветром, который гулял в подъезде. Медленно, почти не дыша, Роберт вошел в темный коридор своего жилища. "Нет, только не повторение сна, какие на хрен роботы-убийцы. На дворе двадцать первый век. Мне тридцать четыре года. Я здоровый мужик, и если захочу, могу любого уложить". Шаг за шагом, как в прошлом сне, Роберт стал продвигаться к детской комнате. Смотреть кухню и зальную комнату смысла не было. Если это сон, то там никого не должно быть, а вот в детской...
  Роберт открыл дверь детской. Он перестал дышать и молча уставился в проклятое компьютерное кресло у стола. Тут он почувствовал, как из-под правой подмышки, щекоча бок, потекла капля пота. Почему-то, страшно захотелось отлить в туалет. Глаза невольно округлились, рот полуоткрыт. На стуле спиной к Роберту, действительно кто-то сидит. И этот кто-то знает о его присутствии. "Конечно знает, двери у меня скрипят как в деревне калитка".
  - Пап, ты что крадешься как вор? - сказал знакомый голос существа в кресле.
  "Ну, конечно же, это Костя. У него тоже есть ключ от квартиры. Да я и не стал его забирать. Так и сказал, когда хочешь, приходи", - вихрем пролетело в голове у Роберта. Он уже довольно смело прошел в комнату и, подойдя к креслу, сам развернул его в свою сторону.
   Что-то сразу не понравилось во взгляде Кости, и со словами "Привет сын!" Роберт автоматически поцеловал сидящего в лоб. Потом он снял с себя мокрую от пота футболку и швырнул её на кровать. Спокойствие вернулось к Роберту мгновенно.
  - Что дверь-то не закрываешь? Не боишься? А то вон твой бывший корефан-сосед Сашка пропал.
  - Да? А я не знал. Да какой он мне корефан, малолетка.
  - Ну да, а ты у нас всегда был взрослый, - Роберт, шутя, шлепнул по затылку Кости, от чего тот в изумлении развернулся. На лице под глазами Роберт увидел красные пятно. Да и само лицо Кости отливало розовым оттенком. Подобное лицо у него было всегда, когда он плохо спал, либо долго сидел за компьютером, или... плакал. Роберт взял в ладони голову Кости и сказал: "Так, а это что с нами произошло? Ты, что плакал?"
  - Ничего я не плакал, - Костя отдернул голову и опять опустил в стол взгляд.
  - Не хочешь сейчас говорить, не надо. Ты мне лучше скажи, есть хочешь? У меня там остатки куриного супа.
  - Не откажусь.
   Роберт уже было решил идти на кухню, как заметил, что Костя разглядывал на столе его бумаги. На середине стола, левее от панели компьютерного монитора лежали: журнал "География" за февраль прошлого года, на обложке которого был отпечатан заголовок главной статьи номера "Апокалипсис - вымыслы и факты", журнал "Вокруг света", трехгодичной давности, с открытым разворотом статьи "Глобальное потепление по-голливудски". Кроме того, здесь же в хаотичном порядке лежали отсканированные вырезки из различных изданий и газет, в основном научных. Вырезки были черно-белые, на некоторых из них виднелись трудно различимые фотографии и схемы. Некоторые заголовки статей были выделены тускло-зеленым маркером. Названия заметок были следующего плана: "Смерть динозавров - замысел творца", "Арктика надвигается", "Посещения Земли", "Новый апокалипсис от Стивена Спилберга", "Неизлечимые вирусы - что грозит Землянам?", "Столкновение с астероидом - неизбежно. Взгляды древней цивилизации шумеров", "Академик Фурсов Э.П. о конце света. Выдержки из доклада на Стокгольмской конференции антропологов".
   Роберт вплотную подошел к столу и стал руками собирать все бумаги в одну кучу. Костя, молча следил за быстрыми движениями отца.
  - Пап, а для чего это тебе?
  - Как-нибудь потом объясню, - ответил Роберт, продолжая собирать бумаги со стола.
   Собрав все в приличную стопочку, Роберт небрежно закинул их за монитор компьютера. За жидкокристаллическим монитором уже до этого кое-что лежало. А именно: несколько художественных книг и подшивка журналов "ГЕО" за прошлый год. Названия некоторых книг Костя успел прочитать. Одна была С. Кинга "Противостояние", другая Клиффорда Саймака (название закрыли газетные вырезки). Рядом, не прячась за монитор, расположился томик Библии, с десятком закладок.
  Костя с подозрением взглянул на отца.
   Роберт пошел на кухню, думая о том, что если он будет продолжать в том же духе, то он точно, сойдет с ума. "Это ж надо сын пришел домой, а я от страха чуть не обмочился. Смешно". Открыв холодильник, он пошарил по полкам и вытащил две начатые салатницы в одноразовой таре. Затем достал кастрюлю с остатками вчерашнего супа (на двоих хватит) и поставил разогреваться на газовую плиту. Наконец Роберт почувствовал, что спокойное равновесное состояние к нему вернулось полностью. Костя еще не пришел в кухню, но Роберт подумал: "Немного времени, поест, чуть-чуть отойдет, а потом и спрошу его что стряслось. Что могло здорового парня до слез довести?"
   Зазвонила Моторола. Роберт достал из кармана трубку. На дисплее высветился абонент - Светлана. Желание разговаривать у Роберта отпало, но он все-таки нажал на разговор.
  - Алло, Ноев, ты?
  - Да, слушаю.
  - Там к тебе Костя придет вечером. Он у тебя останется, переночует. У тебя хоть будет, чем его накормить, или ты как всегда? Слышишь?
  - Да накормлю я его, не бойся. К тому же он уже пришел.
  - Как пришел? У него же занятия еще в техникуме.
  - Света! Какие занятия, уже семь часов вечера.
  - А, ну да. Это так темнеет сейчас долго. Не поймешь, который час. Короче, Ноев побудь сегодня с сыном, ты ж ему отец как никак. А завтра с утра отправь его на учебу. Пусть позавтракает.
  - Да хорошо, хорошо, - нравоучения Светланы стали надоедать Роберту.
  - Да, кстати, насчет развода. На следующей неделе в пятницу, я буду свободна после обеда. Что хочешь делай, но в этот раз постарайся не забыть.
   Не прощаясь, Роберт выключил телефон. Из детской послышался голос Кости. Он спросил, и чтобы его услышали, спросил на всю квартиру.
  - Мама звонила?!
  - Да! - также громко крикнул Роберт.
   Суп на плите начал согреваться. Роберт сел за стол и оперев локти в столешницу, закрыл лицо руками. Почему-то ему стало дико, страшно дико. Дико от того, что у него когда-то была полная и в принципе здоровая семья. Дико, что незаметно для него эта семья распалась. Дико, что он каждый день знал и видел, как семейный корабль разваливается, но постоянно откладывал проблемы связанные с этим. Ему казалось, что Костя еще маленький, и не поймет родителей. Дико, что это все-таки произошло и в мире ему, Роберту, стало абсолютно все безразлично. Его уже ничто не держало.
   Вспомнились дни, когда им со Светланой было по двадцать лет. Как они любили с маленьким Костей ходить в центральный парк отдыха. Где с ошалевшим от детских аттракционов сыном они со Светланой уходили в спокойную парковую зону, где обычно гуляют молодые мамаши с грудничками или "древние" жители центральной части города. Там они выбирали самую удаленную в парке скамейку и садились на нее. Роберт давал маленькому Косте резиновый мяч и тот с неистовством гонял его между старыми тополями на виду у родителей. Деревянная скамейка, на которую они садились в любое время суток, была сырая, и пятна от мокрого дерева могли легко остаться на чистой одежде влюбленных. От чего Роберт всегда брал с собой в парк целлофановый пакет, который стелил на скамейку, перед тем как садиться со Светой. Пакет был маленький для двоих супругов и поэтому они плотно прижимались друг к другу коленями. Сидя в тени могучих деревьев Роберт не упускал возможности целовать Светлану. Отвлекался он только, когда Костя требовал к себе внимания или мяч вылетал из поля зрения родителей. После распада семьи Роберт уже никогда не ходил в парк, а, проходя мимо кованой ограды, старался не смотреть вглубь парка. Наверное, думал он, что уже никогда не сядет на ту вечно мокрую скамейку.
   Костя вошел в кухню и увидел сидящего и сконфуженного отца.
  - Пап, что-то случилось?
  - Нет сын, - Роберт резко встал из-за стола и полез в настенный кухонный шкаф за глубокими тарелками для супа. "Для Кости этот развод останется рубцом в жизни. Кто знает, может быть, все-таки раньше надо было разойтись пока он еще мало, что понимал", - думал Роберт, наливая по тарелкам куриный суп.
  
   Отец с сыном лежали на диване в зальной комнате. Сын, поджав ноги под себя, отец, вытянув ноги, опирался ими на стоявшую рядом с диваном табуретку. В руках у обоих были по пачке начатых крабовых чипсов. Оба смотрели телевизор. Кроме света от экрана телевизора в комнате ничего не горело. Сцена напоминала добропорядочный вечер мужчин в типичной американской семье. Только вот в руках у мужчин не было узнаваемых ведер с поп-корном, а были обыкновенные китайские чипсы. Сытые и довольные Роберт с Костей решили провести остаток вечера, лежа на диване, как когда-то любили делать.
   Обычно, раньше, они долго готовились к просмотру какого-нибудь фильма, закупив в ближайшем киоске по пачке мороженного, либо какой-нибудь китайской "отравы". Лежа перед телевизором подростком Костя обычно так и засыпал. Света никогда не приветствовала такое времяпровождение своих мужиков.
   В этот раз по всем каналам не было достойных фильмов, и Роберт не спрашивая мнения сына, остановился на последних новостях. Это было единственное, что он периодически и ежедневно просматривал по ящику. Костя выбор отца не поддерживал, но и не сопротивлялся. Роберт как обычно, комментировал все увиденное.
   Главной новостью дня было вторжение натовских войск на малоизвестный остров в тихоокеанском регионе. Мужчина диктор в строгом темном костюме говорил следующее: "Сегодня, после продолжительных мораториев и предупреждений американского правительства в отношении смены режима в Федеральных штатах Микронезии группа натовских войск вторглись на остров Памлей. В настоящее время большая часть, находящегося на острове города Паликар оккупирована. Напомним, что вчера командование сил НАТО дало приказ на выделение для проведения военных действий с целью восстановления демократического режима в регионе два авианосца Carl Vinson и Enterprise. В настоящее время на улицах Паликара ведутся бои подразделений спецназа НАТО и ополченческой армии Микронезии. Со стороны сил НАТО имеются потери: два вертолета, семнадцать солдат специального назначения. В район военных действий стягиваются основные силы НАТО в составе военных подразделений таких стран как Великобритания, Германия, Франция и Украина. Свое согласие на введение войск подтвердят в ближайшее время Бельгия и Италия. Сегодня в официальном заявлении на ассамблее организации объединенных наций главный секретарь доложил о необходимости вынужденных мер сил НАТО против сложившегося в регионе положения в отношении соединенных штатов Микронезии. С протестом по поводу военной агрессии НАТО сегодня утром высказался руководитель правящей партии Китайской народной республики. Россия от комментариев пока отказалась". На экране показывали размытые съемки американских спецназовцев в полной амуниции перебегающих по улицам разбитого города. Из окон, приближением объектива видеокамеры, зрители всего мира могли видеть отстреливающихся из автоматов Калашникова темнокожих людей в штатском.
  - Блин, да кто вообще раньше такую страну знал? Жили себе негры, никого не трогали, под бубен, наверное, танцевали. А тут бац, автоматы в руки взяли, - поглощая чипсы, Роберт вслух высказывал свое мнение.
  - Пап, а зачем вообще, заваруха такая началась?
  - Костя, ты бы поменьше с девками пивко попивал, да за новостями следил. А то живешь как в берлоге, - Роберт шутливо улыбался, зная, что Костя даже оправдываться не будет на его глупые обвинения.
  - Не, серьезно, ты знаешь?
  - Ну... Была себе страна какая-то. Никто про нее не знал. И вдруг американцы решили, что там установился режим, каких-то террористов, бог их знает каких. И у них там, вроде такого мирового террористического центра. Вот и давай они их бомбить.
  - Так у них там, что типа пиратской Тортуги образовалась? - уже медленно пережевывая, с набитым ртом спросил Костя.
  - Да может и нет там никакого центра террористической подготовки. Вроде, говорят, у них там и выборы были. Короче у Америки опять какие-то там интересы.
  - Может там алмазы добывают?
  - А может и алмазы. Ты мне лучше другое скажи. - Резко поменяв тему, Роберт развернул лицо к сыну. Смотрел он на него, сейчас вплотную. - Что сегодня у тебя случилось? Готов сказать, или еще нет?
   Костя замолк и сразу переменился в лице. Складывалось ощущение, что он не хотел поднимать эту тему или она была ему неприятна. Но все-таки он начал.
  - Понимаешь, пап... Я сегодня ходил в один клуб, может ты слышал, там тебя к программе "Гармония" подключают... Не слышал такого?
  - Да я сын не за печкой живу. И что дальше?
  - Понимаешь... Я туда с друзьями записался... И пришел тоже с друзьями...
  - Ну, не тяни, - уже громко и требовательно спросил Роберт.
  - Понимаешь, пап... Я не смог подключиться к программе... Все подключились, а я так и не смог. Сначала все решили, что у меня боди-чип неисправный...поменяли, а я все равно не подключаюсь...
   Даже в темноте Роберт увидел, как у Кости наворачиваются слезы. Его глаза неожиданно заблестели от телевизионного экрана. Под глазами стали появляться нервные красные едва различимые пятна.
  - Ну и что страшного в этом. Ты мне объясни? Это, что повод чтобы плакать, а Костя?
  - Пап, это все от этой пластины из пластида... которую мне врачи после аварии вставили... мне так в клубе сказали.
  - А они откуда знают?
  - Они сами меня спросили - были ли у меня травмы головы. Я и сказал. Ты знаешь, мне мама как-то сказала, что все мои проблемы от той травмы в детстве, которую я даже и не помню. Врачи еще тогда сказали, чтобы вы меня в спец школу определили. Но ты настоял, чтобы я учился как все, в нормальной школе. - Теперь Роберт увидел первую покатившуюся слезу по щеке сына.
  - Это тебя угнетало? Почему ты мне ни разу не пожаловался?
  - Нет. Это меня никак не угнетало. Но согласись, что я учился не очень. Учителя мне едва тройки ставили, мне тяжело давались предметы - это факт. Может поэтому я и не стал поступать в университет, а пошел в технарь. Мама сказала, что если бы не та авария я бы вырос умным и сообразительным человеком, - слезы из глаз Кости потекли сильнее.
   Роберт обнял сына левой рукой и сильно прижал к себе. Пачка чипсов выпала из рук Кости и он уткнулся в грудь отца. Комок подкатил к горлу Роберта.
  - Костя, ты не слушай маму. Ты у меня вырос самым сообразительным и умным человеком. И тебя ждет самое лучшее будущее. Я очень, очень виноват в той аварии.
  - Ты ни в чем не виноват, просто это со всеми может быть.
   Диктор по телевизору продолжал рассказывать о пропавших в Новосибирске пятерых школьниках, которые по рассказам очевидцев даже в детский поход не собирались идти. Ведутся поиски, подключено МЧС области. Роберт только сильнее прижал к себе Костю, и стал чувствовать, что может разрыдаться сам, если не возьмет себя в руки.
  - Знаешь Костя, в том, что ты не смог подключиться к этой вашей сраной программе ничего страшного нет. Хуже было бы, если б у тебя на первом свидании не встал, - Роберт решил вывести Костю из подавленного состояния, пусть даже пошлой шуткой.
  Костя отреагировал сразу. Он поднял глаза на отца и пристально на него посмотрел. Его взгляд выражал состояние: "Мне послышалось или ты правда что-то такое сказал?".
  - Ну что смотришь на меня? Мы с тобой - отец с сыном, и можем говорить и обсуждать любые темы, - Роберт нежно улыбнулся сыну, давая понять, что все на свете ничего не стоит и надо продолжать жить. - Ну, спать идем?
  - А где я буду спать?
  - Вот чудак, в своей комнате, где же еще. Или ты уже все совсем забыл? Пойдем, покажу тебе, где белье, и помогу диван расправить.
  Костя прекрасно знал весь процесс расстилания своего диванчика. Это он помнит с детства. Белье в шифоньере, Надавливаешь на спинку - снимаешь с зацепа вторую половинку дивана. После, еще не оформленного, со Светланой развода Роберт не стал ничего менять в комнате сына. Почему и сам объяснить не мог. Прожив столько лет в семье, ощущение присутствия еще кого-то в квартире, было Роберту просто необходимо. Завести собаку или еще какого-нибудь питомца он не хотел. Проведя по голове сына, как он это много раз делал, взъерошивая ему волосы, он уже не смог вспомнить того шрама, что оставила проклятая автокатастрофа. Все заросло густыми русыми волосами, как и предсказывал пожилой хирург в детской клинике.
   Они поднялись с дивана, засыпанного мелкими крошками от чипсов. Роберт, продолжая левой рукой обнимать сына, потянулся к пульту, чтобы выключить телевизор. Перед самым выключением, диктор сообщил о невиданном подъеме цен на акции корпорации "GCG", перегнавшее такие мировые брэнды как "Microsoft" и "Nokia". И все благодаря нарастающей популярности в мире программы "Гармония". Более двух миллиардов людей уже стали пользователями этого программного обеспечения. А благодаря подключению к возможностям сотовой связи... Роберт выключил телевизор. "У парня от вашей гармонии депрессия, а вы тут в новостях рекламу по центральному каналу крутите", - подумал Роберт, но мысль свою озвучивать не стал.
   В этот момент зазвонил сотовый, и Роберт в темноте стал искать его на тумбочке с телевизором. Горящий экран телефона известил его о том, что звонит Андрей. "Слава богу не Светлана, а то мне именно сейчас не до нее".
  - Привет Андрей, что случилось?
  - Да ничего не случилось, только не говори мне, что ты уже спать собрался. Тебе ли холостяку спать?
  - Я не один, у меня сын дома.
  - А-а, ну привет ему. Я вот чего звоню. Ты мне тут как-то поручение пионерское давал, дня три назад.
  - Какое поручение?
  - У тебя, что, склероз? Ты спрашивал меня - когда вероятнее всего наступил бы апокалипсис? Ну, с учетом всего накопленного в мире об этой ерунде.
  - Ах да! Но я тебя просил об этом так давно, что уже и сам забыл, - почему-то для себя Роберт обрадовался звонку Андрея.
  - Короче, покопавшись в старом добром Интернете, я нашел, что лучше, чем нашествие инопланетян 22 декабря и быть не может. Ой, извини, я хотел сказать - нашествие армии зомби.
   На сарказм Андрея Роберт не реагировал, а только внимательно следил через коридор за тем, как Костя вытаскивал из шифоньера спальное белье.
   - Ну, выкладывай.
  - Слушай родной: начиная с летнего до зимнего солнцестояния дни становятся короче, у древних иудеев это символизировало смерть. В северном полушарии солнце движется на юг и дает меньше света. Это была смерть солнца, она наступала 22 декабря, когда солнце, уходя на юг, оказывалось в своей наинизшей точке на небосклоне, солнце прекращает свое зримое движение на юг на три дня, как бы замирает. Понимаешь? Солнца меньше - вот и конец света у древних. А вот на третий день на востоке восходит звезда - Сириус, которая 25 декабря образует вместе с другими звездами линию, вместе они своей линией указывают на место восхода солнца. Ничего не напоминает?
  - Да нет.
  - Вот ты неуч... В библии говорится, что на третий день родился сын божий, а звезда указала волхвам место, где он родился.
  - Ну и...
  - Ну и конец света будет длиться три дня, а потом опять наступит всемирный ништяк или возрождение, как тебе будет угодно. Короче, Роберт, весь смысл в том, что всему, что сказано в библиях и прочих писаниях есть строгое научное обоснование. Скажу больше. Голландские ученые из Утрехтского университета опубликовали статью, в которой сообщили: каждые два с половиной миллиона лет происходит сдвиг земной орбиты. Это приводит к катастрофическому похолоданию. Опираясь на исследования геологов и палеонтологов, утрехтцы назвали якобы известную им точную дату, когда наши потомки вымерзнут: 22 декабря следующего года. В свою очередь астробиологи Дональд Браунли и Питер Уорд из Вашингтонского университета оповестили человечество об еще одной опасности: выбросы потоков сверхмощных горячих газов из других галактик. Если какой-нибудь из них достигнет нашей планеты, она будет сожжена дотла. А в 2004 году журнал Nature опубликовал результаты исследований астрофизиков из Стэнфордского университета Калифорнии, согласно которым произойдет гибель Вселенной под воздействием так называемой энергии темной материи. Вселенная, заявили они, будет сначала расширяться, а потом сожмется, после чего произойдет еще один большой взрыв, который даст жизнь новым галактикам. Закончится, правда, вселенная сжиматься через 250 000 лет. Но вот фишка. И астробиологи из Вашингтона и калифорнийские астрофизики высчитали точную внутригодовую дату армагедона. Какую, спросишь ты. В двадцатых числах декабря!
  - Дальше, что?
  - Ты там, в одиночестве совсем с головой перестал дружить. Давай заканчивай это, надо встретиться, пообщаться, бухнуть, в конце концов.
  - Я сейчас до конца недели работаю, а потом... короче беру расчет и увольняюсь.
  - Ну, это то зачем? Роберт?
  - Подожди, не перебивай меня. У меня к тебе еще одна просьба.
  - Выполню твою любую бредовую просьбу. Только не проси меня целоваться с собаками на улице.
  - Андрюха, где я могу взять большой кредит? Я в этом ничего не понимаю. Ты же все-таки как экономист, несостоявшийся, лучше знаешь.
  - Дело в том, что ты сможешь заложить под этот кредит.
  - Квартиру.
  - Ты, что, рехнулся. С работы ты уходишь, жилья лишаешься, а потом что? Ты как его отдавать будешь? А какой ты вообще хочешь кредит взять?
  - Очень. Очень большой, Андрей. Он мне нужен под строительство дома. Подумай и звякни на неделе.
  - Хорошо Роб. Ты, конечно, что-то задумал, а вот что? Короче на следующей неделе увидимся, буду тебя уму-разуму учить.
  - Пока.
   Роберт положил трубку телефона. В голове стала медленно, но с нарастанием пульсировать тупая боль. Точно так же, вчера она начиналась. А потом через пару часов стала невыносимой. Решение о принятии обезболивающего препарата пришло мгновенно. Проходя в комнату к сыну, он подумал: "А кто сказал, что я вообще буду возвращать этот кредит?".
  
   Он услышал, как Костя встал с постели и пошел в ванную. Не вылезая из-под одеяла, Роберт нащупал, оставленный вчера на полу пульт от телевизора. И не открывая глаз щелкнул пультом по направлению к телевизору. Затем вместе с пультом убрал руки под одеяло. По телевизору, как всегда в это время, крутили утренние новости. Ничего для себя интересного Роберт не отследил. Диктор рассказывала о ночных манифестациях в Великобритании против военной агрессии страны на остров Памлей, а так же о продолжающихся поисках школьников в Новосибирске. Ничего интересного.
   В зал вошел Костя. Он уже был одет и собирался уходить. Зашел он, как понял Роберт, чтобы попрощаться.
  - Ты уже на занятия, а что не позавтракал? - Роберт наконец открыл глаза. - Может ну, их эти занятия, оставайся у меня еще на день. Вечером куда-нибудь сходим.
  - Нет спасибо, пап. Если мама узнает, что я опять прогуливаю, то тебе тоже попадет.
  - Хорошо. Давай дуй. Дверь захлопни. Увидимся еще.
   Когда Роберт услышал захлопывание входной двери, он еще не мог даже подумать, что Костю он увидит совсем не скоро, а Андрея не увидит вовсе. А пока он решил понежиться еще какое-то время в кровати. Сын его любит, и он это знает, пока что в его жизни ничего не имеет большего значения.
  
  
  
  18 октября, вечер. После Дня больших потерь.
  
   Я вошел во двор Марии. Уже темнело, и холод стал проникать под мой теплый вязаный свитер и фуфайку. Во дворе все уже собрались. Левее дома около массивных природных камней, был разведен костер. Видно было, что костер был разведен недавно. Толстые поленья еще не начали прогорать. Серые камни были здесь до прихода людей и даже не подозревали, что через несколько миллионов лет, своего существования превратятся в обычные камни для сидения на них двуногих гомо сапиенс.
   Я прошел к костру и внимательно оглядел присутствующих. Справа от меня на самом большом валуне сидела Мария с дочерьми. Все были закутаны в ватные одеяла. Слева на двух остроконечных камнях восседали Рахцикович с супругой. Сидеть им как видно было неудобно, но они даже не шевелились, вероятно решив, что беседа будет недолгой. В середине, прямо около костра, на раскладном совковом стульчике, восседал Глеб. Задачей Глеба, как я догадался, было поддерживать огонь.
   Пройдя в центр, я почтительно со всеми поклонился, все ответили тем же. Глеб предложил мне сесть на лежащее около костра большое полено, по всему видимо, не предназначенное для растопки. Мария сделала глазами знак Наталье и та удалилась в дом. Все молчали, ожидая возвращения старшей дочери Марии. Вскоре она вышла, держа в руках поднос с шестью глиняными кружками, с заваренным зеленым чаем. Наталья обошла всех присутствующих и дала каждому кружку в руки. Сама при этом осталась без чая. Глеб усмехнулся и почесал небритый подбородок: "Настоящий зеленый чай, я так понимаю, для особых случаев?". Слова были адресованы Марии. Мария в свою очередь только посмотрела на Глеба, своей ничего не выражающей фирменной улыбкой.
   Каждый из присутствующих сделал по глотку чая. Молчание еще несколько минут продолжалось. Роберт не понимал, почему он должен перед всеми отчитываться. И в знак протеста, просто сидел и смотрел, как солнце медленно скрывалось между горами. В конце концов, если они пригласили на разговор, то пусть они его и начинают.
   Младшая Светлана покорно сложила голову на колени Марии, предварительно туго запихав по ноги одеяло. Взгляд и поза Светы выдавали ее нежелание присутствовать на вече. Глеб поперхнулся, взглянув на младшую дочь Марии и начал разговор: "Роберт сейчас нам скажет, что он принял решение вернуться в город". Неожиданно все зашевелились, как будто ждали именно этих слов. Рахциковичи, подобно филинам, непо-доброму уставились на Роберта. Мария так же со своей улыбкой посмотрела на него. Дочери ничем не выразили своего интереса. На мгновение мне показалось, что Мария совсем не улыбается, и что это совсем не улыбка. Просто определенное врожденное расположение губ, щек, десен и мышц рта дают подобный эффект.
  - У меня в городе остался сын, ему сейчас семнадцать. - Я решил говорить спокойным голосом. Отставил к костру кружку и понял, что весь разговор пойдет сейчас со вторым по значимости человеком общины - Семеном. Так и оказалось.
  - Почему вы решили, что ваш сын жив?
  - Я ничего не решал, есть определенные обстоятельства, которые вынуждают меня так полагать. Какие? Я объяснять не желаю.
  - То есть получается, что вы Роберт решили нам всего не договаривать. А сами подставляете нас под удар. Вы хоть понимаете, что если кто-то в городе еще остался, то они не должны знать, где мы находимся.
  - А зачем кому-то знать, где мы находимся? - нотки спокойного голоса стали у меня пропадать.
  - Мы все прекрасно знаем, что здесь мы не просто так оказались. Подвергать нас опасности я считаю безответственно.
  - А чего вы собственно все боитесь? Кто-нибудь из вас может с уверенностью сказать, что на самом деле произошло и что сейчас в городе творится? - я сделал паузу. На лице моем появилась злая улыбка, я продолжил.
  - Еще вчера, сидя в своем кресле, я действительно думал о всех нас. Я попытался проанализировать. И мне даже показалось, что все мы действительно особенные. Но сейчас я смотрю на вас всех и не верю. Мы все - просто горстка напуганных людей, которые сбежали от разрушенной цивилизации. И мы знать не хотим, что там и как. Мы боимся одного упоминания о городе и все что с ним связано. Вы никакие не мессии. Вы просто - беглецы. Чего мы все здесь ждем? Неужели, что-то должно произойти, еще? Вот Глеб мне недавно говорил про бога. Да, я верю в бога! И я считаю, что именно он меня сейчас направляет вернуться за своим сыном. Потому что, если я этого не сделаю, то я не буду себя чувствовать нормальным человеком. Мария! Какого тебе было, если бы ты знала, что твоя дочь находится одна в городе?
  - Хватит уже, не надо только на нас злиться, - начал Глеб, - ты ведь раньше ничего не говорил нам, что у тебя есть сын. И я так понимаю, последнее время до Дня больших потерь ты вообще с ним не встречался.
  - Это не имеет никакого отношения к делу. Я уже принял решение, и вашего разрешения мне не нужно. Я просто хочу поставить вас в известность, и не более того. Скорее всего, завтра же я и уйду в город.
  - Но ты же понимаешь, что до города километров восемьдесят, а по горам и то больше. Да и зима скоро. Может, отложишь это мероприятие до весны. А там мы все что-нибудь придумаем.
  - Я сделал уже все необходимые приготовления. Вы же не думаете, что это решение пришло ко мне вчера?
   Желание пить чай у всех отпало. Жена Семена безропотно молчала и не подавала никакого желания влезать в разговор. Расправляя плечи, и не вставая с камня, Мария обратилась ко мне.
  - Вы же понимаете, Роберт, что если на обратном пути за вами кто-то ещё увяжется, то вы не должны будете возвращаться сюда.
  - Да я что Вам, в Сусанины нанимался? Мария, кого вы имеете в виду "кто-то еще"? - непроизвольно повысил я голос.
  - Я не знаю... Но...
  - Так вот и не надо продолжать. Никого уже нет. А если и что-то случится, то я обещаю, что сюда я уже не вернусь.
   Встав с полена, я обратился ко всем присутствующим: "Спасибо за чай и до свидания. Мне жаль, что я никак не вписываюсь в рамки вашей общины". Костер разгорался, но никто кроме меня не собирался уходить. Ничто сейчас в мире не имело большего значения тому решению, которое я принял. Вещевой мешок, в который я сложил шесть банок тушенки на первое время, походные принадлежности (спички, фонарь и.т.п.), кое-какие теплые вещи ждал меня на втором этаже дома. Да, еще надо открыть зеленый ящик. Думаю, пришло его время, никто меня не обвинит в том, что я утаил от жителей Дубовой сопки.
  
  
  Он принимает решение.
  
   В приемной семейной психотерапии Роберт сидел один. Красивые морские пейзажи, украшавшие бежевые обои стен, действительно вводили клиентов заведения в спокойное состояние. Приемная занимало около восьми квадратных метров, в которой с трудом помещался кожаный диван шоколадного цвета и столик с журналами и стационарным телефоном. Занавески на единственном окне были аккуратно подобраны и также имели в своем рисунке темно шоколадный оттенок. На подоконнике стояла сильно выделяющаяся белая фарфоровая ваза с тремя китайскими бамбуками. По виду всего помещения можно было с уверенностью сказать, что здесь потрудилась дизайнерская мысль. Свет от трех точечных потолочных светильников был тусклым. Основным источником света служил дневной свет оконного проема. Телевизора в помещении естественно не было, дабы не травмировать и без того "проблемных" клиентов.
  Да, тесновато здесь. Скорее всего сыграл фактор дорогостоящей аренды. Все-таки центр, как никак.
   В приемную вошла девушка лет двадцати пяти в строгих удлиненных очках, короткой темной юбочке и пригласила Роберта в кабинет врача: "Проходите, пожалуйста. Сергей Владимирович уже освободился. У вас на одиннадцать?" Роберт ничего не ответил.
  Что значит освободился. Уже минут сорок сижу, жду. А от него даже клиент не вышел.
   Кабинет психотерапевта оказался в три раза больше приемной. Теперь Роберт понял, кому принадлежал полукруглый восьмиметровый эркер последнего этажа, проходя под окнами офисного здания. Дневной свет заполнял все помещение. Дополнительное освещение здесь и не нужно, - подумал Роберт. И действительно, в помещение располагалась только стильная настольная лампа на рабочем столе доктора. Дубовый рабочий стол хорошо вписывался в радостную и легкую обстановку кабинета. На стене красовался диплом в стеклянной золотистой рамочке. Подходя к столу и здороваясь с доктором, Роберт успел прочитать на дипломе только слова "Московский" и "...с отличием".
  - Присаживайтесь, Роберт Константинович, - Сергей Владимирович пригласил Роберта сесть в кресло напротив стола.
  Мое имя, отчество, конечно же, успел прочитать из записей, перед моим приходом.
   Доктор, Сергей Владимирович, оказался статным сорокалетним мужчиной приятным на вид, с седеющей головой. Одет он был, как ни странно, в белый халат.
  Прямо хирург, какой-то.
  На носу красовались строгие круглые очки в золотой оправе. Сергей Владимирович был побрит и аккуратно пострижен, всем своим видом показывая, свою опрятность и уважение к присутствующим. Приближаясь к столу, Роберт сразу почувствовал, исходящий от доктора, запах дорогих мужских духов. На столе среди бумаг лежала цветная фотография молодой девушки и, Роберту показалось, что доктор очень внимательно ее разглядывал. Видно было, что человек этот ему близок, и почему-то взгляд его выражал неподдельную тревогу. Сергей Владимирович вальяжно сидел за столом с ручкой в руках и, не отрывая взгляда и не прерывая разговора, продолжал что-то записывать в блокнот.
  - Вы у нас впервые? Почему к нам?
  - Да... То есть, да, впервые. Везде запись за месяц вперед, а у вас на неделе окно было. Вот и..., - Роберт опустился в кожаное кресло клиента, из такого же гарнитура, что и диван в приемной. Сергей Владимирович резким движением убрал фотографию в стол и уставился на Роберта.
  - Угу. А почему один, без супруги? - тут Сергей Владимирович подозрительно взглянул на Роберта, и без того съежившегося на кресле.
  - Да в общем у меня свои, личные проблемы.
   Блин, конечно, это же семейный психотерапевт. Что я тут делаю?
  - Угу, понятно. Тогда сразу, если вас не ознакомил мой секретарь, довожу до вас мои расценки. Первый ознакомительный сеанс, один час - десять долларов. Здесь мы раскроем ваши основные проблемы, продумаем ваши дальнейшие сеансы, как и в каком виде они будут протекать. Дадим, так сказать, задел. В дальнейшем мои сеансы, по полтора часа, будут вам обходиться по сто долларов. Почему полтора, а не час? Опыт показывает, что первые пятьдесят минут клиент начинает только сам приоткрывать те трудности, с которыми он сталкивается. Остальные десять минут просто не хватает на построение конкретных рекомендаций и методик решения проблем. Да, сразу скажу. Мы психотерапевты - не врачи, и лечить вас не собираемся. Было бы очень просто: заплатил - рецепт; проблема - ответ. Нет. К решению проблем вы, а в данном случае, мы, должны прийти сами. И построить структуру решения всех задач мы тоже будем делать с вами вместе.
  - Понятно, - с чувством полного безразличия в голосе ответил Роберт.
  - Так. Давайте начнем. Что же вас сюда привело? - тут Сергей Владимирович отложил все в сторону и включился в рабочий процесс. Поправив на носу очки, он стал внимательно смотреть на Роберта.
  Приготовился слушать. В общем как всегда.
  - Понимаете, Сергей Владимирович, пару месяцев назад у меня возникли, как вы говорите, проблемы. Дело в том, что у меня появилось чувство дикой тревоги. Ничего если я буду говорить на простом русском?
  - Продолжайте, - доктор ничему не удивился и продолжал внимательно изучать Роберта.
  - Понимаете, мне каждый день кажется, что следующий день будет последним. То есть, не следующий. Я почему-то знаю, что этот день обязательно будет. Я даже примерно знаю какого числа, но не знаю, к сожалению, год этого события, - Роберт уже совершенно спокойно расположился в кресле и слова сами из него потекли, - Везде, буквально везде, мне мерещится, что все это ни к чему не приведет. Все, что нас окружает - оно не вечно, все суета-сует. Все летит к чертовой матери. Когда это произойдет - это только вопрос времени...
  - Подождите, подождите. Что значит последний день? Вы чем-то серьезно больны? В смысле - последний?
  - В смысле - скоро все закончится. Весь наш мир, наш привычный мир - он прекратит свое существование. В один момент - бац, и ничего к чему мы так привыкли нет. Можно как угодно это называть, хотите апокалипсис, хотите конец света, хотите Армагеддон.
  - Вы что-то конкретно имеете в виду, Роберт Константинович?
  Делает вид, что включился в мою бредятину, ладно отвечу.
  - В том то и дело, что ничего конкретного нету. Это может быть что угодно и когда угодно.
  - Скажите, Роберт Константинович, это вам как-то мешает, создает вам какие-то проблемы?
  - Да в принципе нет...но... Понимаете доктор, я постоянно об этом думаю. Какое-то время я даже испытывал сильные головные боли по ночам, а самое главное мне снились жуткие сны. Но я не придавал им никакого значения. А в одном сне мне были даны четкие указания, но выполняя их я стал понимать, что начинаю сходить с ума, - Роберт улыбнулся, давая своим словам некую комичность.
  Интересно, поймет он, что я такой же нормальный человек, как и он. Мне просто нужна помощь, и все. Мне просто надо разобраться.
  - Это вас пугает?
  - Доктор, все начинает заходить очень далеко.
  - Поподробнее, пожалуйста.
  - Две недели назад я заложил квартиру. Я взял приличный кредит в "Эверест-банке". Спросите зачем? Сейчас я веду переговоры с одной известной строительной фирмой. В ста километрах от города в горах у меня запланировано строительство. Я не знаю, как я выбрал это место, но дорога туда проложена. Там когда-то располагалась метеостанция, но в период перестройки ее забросили. Станция та стоит на самой вершине. Понимая, что денег, в связи с удаленностью от города, мне может не хватить, я остановился на самом удешевленном и простом варианте дома. Это будет обыкновенный каменный домик с деревянным, под кровлю, вторым этажом. Завтра я должен сделать первую проплату на материалы и в течение этого года основная часть дома должна быть выстроена. Этого времени мне должно хватить на сбор всех необходимых припасов, перевоз их на новое место, а главное, я смогу немного рассчитываться с кредитом из тех же денег, что мне выплатил банк. Это единственная в городе фирма, которая взялась за это строительство. Понимаете, слишком далеко от города находится объект.
   Но самое интересное, что я уже знаю, что к тому моменту, когда мне придется отдавать проценты, а их у меня не окажется, все это и начнется. И тогда значение денег не будет иметь никакого значения. Понимаете, тогда ничего не будет иметь значения. Вы скажете, что это первые признаки паранойи, и что, мол, это у вас не первый такой клиент. Я знаю. Но я, наверное, как и все, считаю себя нормальным человеком. Я просто хочу спастись от всего что будет. А то, что должно случиться - должно обязательно случиться. Я об этом знаю.
  - О каком конкретно апокалипсисе идет речь, вы конечно не знаете.
  Делает вид, что ему интересен мой случай.
  - Да, я уже говорил, что пока мне это неизвестно, - он стал чувствовать, как покалывает правая надбровная дуга. Понимание того, что это признание в итоге ни к чему не приведет, стали одолевать Роберта. - Главное, я уже примерно определился с датой, это случится где-то в двадцатых числах декабря. Случится страшное и уже непоправимое. Сейчас я регулярно просматриваю новости и читаю периодику. Но ничего конкретного я сказать не могу. Есть более трех десятков развития ситуации. Если вам интересно я могу их вам перечислить, я все их изучил досконально. Вот, пожалуйста. Начнем с самых вероятных: всеобщее потепление и таяние ледников, падение метеорита, новый вирус, который будет невозможно остановить, новая мировая война. Затем можно назвать финансовый крах, который выльется в глобальный экономический кризис, крушение мировой денежно-кредитной системы - уже не знаю из-за чего. Может из-за дефицита топлива, может из-за потери ценности денег... Дальше идут самые фантастические, о которых можно говорить долго, но все это вы могли видеть в голливудских блокбастерах. Пусть американцы и "тупые", но сценарии событий они разрабатывают лихо, как пособие по Армагеддону. К нереальным сценариям я отношу агрессию к человечеству как целому. В основном это истребление или захват человечества - как вида. Неважно кем, неважно как. Это и захват инопланетным разумом, монстрами из потусторонних миров, армией вампиров, воскресшими мертвецами или зомби (кем пожелаете). Короче этот список можно продолжать, другой вопрос насколько вероятен каждый из перечисленных сценариев, и насколько мы готовы это ожидать? Вы спросили меня, создает ли это мне проблемы? Да, Сергей Владимирович, еще какие. Я бросил работу, залез в неоплачиваемый долг, мечтаю стать отшельником и самое главное - я потерял покой. Я - человек, живущий в современном мире, пользующийся всеми плодами цивилизации обрекаю себя на проживание в таежной глуши. Дай бог мне там протянуть несколько месяцев. А если все, что со мной творится - это бред! Тогда будет чудо, если меня не посадят в долговую яму и признают невменяемым.
  - Вы наводите меня на мысль, что неотданные вами кредитные деньги, под видом помешательства - это хороший способ уйти от закона.
  -Ну так что? Мы можем прервать нашу беседу когда вы только захотите.
  - Скажите, вы еще кому-то рассказывали о своем состоянии?
  - Да в принципе нет. Ну... может одному, двум знакомым. Но это так, как будто в шутку, - голова начала болеть сильнее. От чего Роберт стал нервно поглаживать место пульсации на лбу.
  - Хорошо. Вы женаты? Дети есть?
  Вот приехали. Кажется я знаю к чему сейчас все сведется.
  - Да ну какое это может иметь значение. Да... я был женат...и у меня есть сын.
  - Голубчик, да вы наш клиент, - Сергей Владимирович язвительно улыбнулся, от чего стал еще более неприятен Роберту. - У вас тяжелый послеразводный шок. Того не замечая, вы довели свой разум до галлюцинаций. Вы очень тяжело пережили разлом своих семейных отношений, это четко прослеживается в вас, и это нормально и типично. Смотрите: даже уход от реальности, он четко вами строится. Построить новую семью, пусть даже не семью, но новый дом. И вы все бросаете и занимаетесь его строительством...
  - Сергей Владимирович, мне кажется мы не об этом сейчас.
  Когда же ты остановишься?
  - Об этом, мой друг. Последствия развода и затем расставание с сыном. Все это наложилось на ваше сознание как слои пирога. И вот вам результат... Вы очень правильно сделали, что пришли именно сюда. Я уже вижу наши с вами встречи. Для начала нам с вами надо разобрать и проработать ваши сны, ведь именно с них начинается ваше плохое физическое состояние. После того, как вы осознаете, что сны - это форма скрытого в вас страха перед одиночеством, мы с вами будем работать над подъемом вашей самооценки. Думаю, мы сможем помочь друг другу.
   Роберт понял, что зря пришел. Доктор стал, что-то записывать в своем ежедневнике, затем поправил очки и посмотрел на Роберта.
  - Напомните, пожалуйста, свою фамилию.
  - Ноев, Ноев Роберт Константинович, - недоуменно ответил Роберт.
  - Так, угу. Значит, на следующей неделе я смогу вас принять в среду, часиков в восемнадцать. Если наша работа пойдет плодотворно, то мы будем с вами встречаться именно по средам. Прошу вас расплатиться с секретарем, наше время вышло. Да, и я вас очень жду. До свидания.
   Сергей Владимирович опять стал что-то выводить в ежедневнике шариковой ручкой. Роберт уже встал с кресла, чтобы подойти к столу и попрощаться с доктором, как вдруг спросил: "Скажите Сергей Владимирович, а кто изображен на той фотографии в столе? Мне показалось, что вы чем-то озабочены. Извините, если я что-то не то спросил". Доктор сразу поменялся в лице и взглянул на Роберта. Глаза источали неподдельное беспокойство и даже, кажется горе. Несколько секунд он молчал и не отрывал взгляда от Роберта. Затем, опустив глаза, он очень тихо стал что-то говорить. Роберту показалось, что говорит он совсем не ему, а себе под нос.
  - Несколько дней назад у меня пропала дочь. Вышла с подружкой...куда-то. Да разве они говорят в таком возрасте - куда. Мы с женой подали в розыск, но пока никаких результатов.
  - Я думаю, все у вас будет нормально, она найдется, - отношение к Сергею Владимировичу резко поменялось, Роберту даже стало немного его жаль. Бегающие глаза доктора выражали безысходность. Он уже не был похож на умного и проницательного психоаналитика, тонко подмечающего в душах людей то, что они сами не могли заметить.
  - Дай бог, дай бог.
   Роберт расплатился с секретарем и вышел.
  Что, что, а сюда я уже не приду. Либо надо искать другого психоаналитика, либо завтра же отправляться на место строительства дома. Контроль - он не помешает. Хотя нет. Завтра с утра займусь покупками и сборами. С каждой поездкой на место я должен что-то завозить.
  
  Он идет по ночному переулку. Кажется, переулок называется Таежный. Старые четырехэтажные сталинки сопровождают Роберта с обеих сторон. Фасады домов грязно-желтого цвета, с облупившейся штукатуркой на уровне первых этажей. В некоторых окнах отсутствуют остекление. Но стекол не просто нет, они выбиты. На тротуарах нет разбитого стекла и Роберт понимает, что окна были выбиты внутрь домов. Создается впечатление, произошедшего большого взрыва или динамической волны, которая заставила многие окна ворваться в помещения.
  Он видит, как на стенах домов висят грязные и кое-где почти сорванные обрывки объявлений. Объявления представляют собой листки бумаг от альбомного до четвертушки тетрадного листа. Все листы разных расцветок. На многих слова выделены маркерами. Объявления приклеены к стенам клеем, прихвачены кусочками скотча, в некоторых местах висят деревянные таблички, прибитые к стенам гвоздями. Такие же объявления он наблюдает на столбах уличного освещения, телефонных будках, распределительных домовых электрических ящиках. На стволах городских деревьев, на уровне человеческого роста также висят цветные объявления, привязанные к деревьям желтым скотчем. Роберт приближается к стенам домов и видит, что все они о пропаже людей: детей, женщин, мужчин, но в основном фотографии детей. Ему некогда, да и нет желания читать объявления. Все, что он пытается уловить в объявлениях - это выделенные слова и фразы: пропал(а) такого-то числа, был(а) одет в то-то, особая примета такая-то, звонить по таким-то телефонам. Листы бумаг на стенах колышет ветром, многие объявления валяются на асфальте тротуара и их гоняет ветер от дома к дому.
  Не сбавляя темпа, Роберт, выходит на Александровскую улицу. На улице непонятно, какое время суток. Что-то среднее между вечером и утром, но почему-то Роберт точно знает, что сейчас ночь. Нет, скорее всего, это вторая половина дня. Он поднимает глаза и видит, как по небу ползут тяжелые свинцовые тучи, чувствуя ощущение приближающейся бури. Тут он понимает, что на улицах никого нет, и в его разум проникает дикая тишина. Он понимает, что на улице издают звук только шелестящие на земле из-за ветра бумаги объявлений, да стук его туфель по тротуару. На проезжей части застыли в рядах автомашины. Что-то неестественное в их расположении и Роберт понимает, что дорога заставлена машинами хаотично, без определенного дорожного направления. Людей в машинах тоже нет.
  Александровская улица также замусорена обрывками бумаг, отлетевших и сорванных с фасадов домов. Стены, деревья и все, находящиеся по улице торговые киоски, обклеены объявлениями о розыске людей. Почему-то Роберт не удивляется отсутствием на улицах людей. Его также не удивляют миллионы расклеенных в городе объявлений. Страшные тучи нависают над городом. Он опять поднимает глаза в небо и видит, что тучи над городом неземного темно-синего цвета. С неба начинает падать снег. По снежинке, по две, по три, и вот уже по всей улице Роберт наблюдает медленное парение снежинок. Ветер перестает метать по сторонам обрывки объявлений, и в городе не слышно ничего кроме шаркающих ног Роберта. Снежинки падают ему на плечи, лицо, брюки. Здесь он замечает, что если он сметает с одежды снежинки, то они размазываются на одежде, оставляя подозрительные серые пятна. Как будто это не снег. Скорее всего это похоже на пепел. Да, действительно с неба падают хлопья пепла. Роберт сметает хлопья с лица и понимает, что на лице размазывает пепельные пятна. Он перестает это делать и продолжает идти дальше, ни на секунду не сбавляя темпа.
  Он проходит магазин "Для охоты" и стоящий рядом разбитый полусгоревший коммерческий ларек. Странно, но даже на сгоревших обуглившихся пластиковых стенках ларька висит с десяток желтых объявлений о пропаже. "Зачем же в одном месте вешать абсолютно одинаковые объявления", - думает Роберт, перешагивая через осколки разбитой витрины охотничьего магазина. Асфальт на улице покрывается тонким слоем пепла. И при каждом шаге Роберта пепел медленно разлетается в стороны подобно июльскому тополиному пуху.
  Роберт подходит к зданию института имени Прохорова А.М. с обклеенными в те же объявления колонны парадного входа. Перед входом, прямо около гранитных ступеней центрального входа, он видит два зажженных костра. Костры расположены симметрично от входа в институт. Слышны потрескивания сухих дров. Пепел, падая на языки пламени, вспыхивает маленькими светлячками вокруг огня, недолетая до земли. Все это зрелище создает некую пафасность и величие всему комплексу здания. У любого, наблюдающего эту картину складывается впечатление, что он стоит перед древним античным храмом, жрецы которого совсем недавно развели священные костры перед входом в акрополь. Роберт, наблюдая такую картину, застывает как вкопанный.
  Двери центрального входа в институт открыты, и темное пространство внутреннего холла пугает Роберта своей чернотой и неизвестностью. Он понимает, что пришел туда куда шел. И от этого ему становится неловко. Почему он здесь? Он не знает, но точно понимает, что ему сюда надо было прийти намного раньше. Ему становится еще обиднее от этого. Как будто он что-то упустил, как будто он потерял свое предназначение, и обратного пути у него уже нет.
  На голове уже скопилось много пепла, но Роберт не спешит стряхнуть голову. Он смотрит в черное бездонное пространство открытых дверей института.
  
   Звонок телефона вывел Роберта из состояния сонного оцепенения. Разум мгновенно среагировал на звонок сотового телефона.
  Боже, каждый день похож на предыдущий. Сон - звонок, звонок - сон. Где-то я уже это видел. По-моему, если бы не было телефонов, я бы никогда не проснулся.
   Роберт медленно берет в руки сотовый, понимая, что это дежа-вю морщится, но отвечает на звонок.
  - Алло!
  - Привет Роб. Извини, что так рано, но другого выхода у меня нет, - голос Андрея звучит напряженно и волнительно. Слова говорятся быстро, как будто Андрей куда-то торопится.
  - Что случилось, Андрей? - Роберт начинает просыпаться и приходить в себя. Глядя на наручные штурманские часы, Роберт замечает полшестого утра.
  - Роб, я буду говорить быстро, потому-то мой звонок они могут отследить. У нас было с тобой мало времени, но послушай меня внимательно. Роб, никогда не входи в "Гармонию", я тебя очень прошу. Моего Серегу уже не спасти, но ты совсем другой человек. Ты не должен этого делать. У тебя предначертано совсем другое будущее.
  - Да объясни мне, в конце концов, что же случилось.
  - Роб, ни под каким предлогом не входи в "Гармонию", это западня и кому-то это очень нужно. Понимаешь, после недавнего сеанса в Zero-клубе я все понял. Но об этом потом, при встрече. А сейчас, главное запомни, что я тебе сказал. До встречи, Роберт. Кажется, нас отслеживают. Выключаюсь.
  - Да подожди ты. Кто отслеживает? Кто они?
   Он услышал в телефонной трубке короткие гудки и положил телефон, продолжая лежать в постели.
  Куда он опять мог вляпаться. Опять какое-нибудь движение-сопротивление. А может это какая-нибудь секта фундаменталистов? И кто они? Что, у него на хвосте сидят органы? Но что такого ему надо было сделать? Ума не приложу. А главное о чем он хотел меня предупредить?
   Все эти вопросы не давали покоя Роберту, от чего у него опять разболелась голова, а вернее опять заныло правое надбровье. Он потирал голову в больном месте, но с кровати встать не пытался.
  Чушь какая-то. Ранний звонок, а объяснений никаких. Может Андрей, действительно не успел мне всего рассказать?
   Он спустил ноги с дивана и стал полусонными глазами разглядывать свою комнату, где спал. По всей комнате были разбросаны вещи. В углу, возле книжного шкафа, лежали тюки с собранными теплыми вещами. Дальше, ближе к выходу, стояли картонные и деревянные коробки одна на другой. Всего насчитывалось около тридцати - сорока коробок. На всех были наклейки со штрих кодами. В основном это были коробки с продуктами: тушенка свиная, каши быстрого приготовления, сайра в банках, подсолнечное масло, сухари, чай, опять консервы с какой-то кашей, и тому подобное. Коробки стояли друг на друге в хаотическом порядке, но выстроены вдоль всей стены до окна. Высота этой конструкции занимала все пространство до потолка квартиры. На полу также были разбросаны бумаги, газеты. Среди вороха грязных бумаг на полу можно было разглядеть обрывки объявлений, сорванных со стен домов (кажется о розыске людей). Кроме того, среди разорванных журналов лежало два письма из банка "Эверест" с предупреждением о нарушении кредитного срока и немедленном погашении долга.
   Там же, напротив дивана, на котором спал Роберт, на полу стоял его старый "Шарп". Единственное, что еще можно было продать, но Роберт этого не хотел делать. Не слезая с дивана, Роберт дотянулся до пульта телевизора и включил его. По телевизору в это время, как всегда крутили утренние новости. Пробуждение к утренним новостям выработалось у Роберта незаметно для него самого.
   Картинка сменялась картинкой, кажется какие-то военные действия, а за кадром диктор комментировал события. В Федеральных штатах Микронезии продолжались партизанская война местного населения с силами НАТО.
  И все бы ничего, да оружие повстанцам поставляет Китайская народная республика. И ООН их уже осудила и Россия не согласна с такими действиями Китая. А им хоть кол на голове чеши. А Россия - та со всеми не согласна, и только министр иностранных дел везде заявляет о том, что мол так нельзя, мол надо идти на переговоры. Как будто кто-то в ООН к этому прислушивается. Да, заварили американцы бучу на краю света.
   К следующей новости на экране появился знакомый строгий диктор, который рассказывал об участившихся случаях пропажи людей в городе Лондоне. За последнее время зафиксирован двадцатый случай пропажи человека. Полиция подозревает о появившемся в мегаполисе маньяке или даже целой преступной группе. Никаких заявлений о выкупе заложников или каких-то заявлений экстремистских мусульманских организаций не зафиксировано. Проблема пропажи людей затронула все слои и течения в городе. Ведется следствие. Затем новости прервались на короткую рекламу новой модели БМВ и поступлениях в продажу на Российский рынок новых сотовых телефонов "Сименс" со встроенным боди-чипом и игрой "Гармония". Роберт выключил телевизор. Бросив пульт на пол, где он его и подобрал, он отвернулся к спинке дивана и попытался еще раз уснуть.
  Надо выспаться, сегодня еще много работы.
  
  
  
  
  19 октября. После Дня больших потерь.
  
   К семи вечера разразилась настоящая осенняя гроза. Гроза настолько сильная, что всем своим видом дает мне понять, что я не должен уходить за пределы сопки. Странно, но в октябре обычно уже нет дождей, по утрам уже на почве заморозки, а тут сильный дождь как в августе. Почти каждый час в небе вспыхивали молнии, и гром раскатывался по горам так, что от неожиданности меня трясло. Комната первого этажа, совмещавшая в себе и кухню и кладовую одновременно, освещалась каждый раз так сильно, что я коротко матерился вслух и продолжал заниматься своим делом, готовясь к завтрашнему походу. Иногда дом потряхивало от сильных порывов ветра и мне казалось, что дом снесет вниз вместе со мной и всем содержимым домика. Но уверенность в том, что бутовый фундамент был выложен правильно и надежно, заставляло меня не паниковать.
   Поняв, что утренний путь, если не прекратится дождь, предстоит мне по мокрой тайге, я первым делом стал готовить себе верхнюю одежду. Уложил рядом с камином резиновые болотные сапоги и военный, цвета хаки, бушлат. Все было холодное и сырое и было бы не уютно первое время передвигаться по лесу. Затем, достав купленный в охотничьем магазине непромокаемый рюкзак, я стал его упаковывать. Пять банок сайры и шесть консервов со свиной тушенкой должны были обеспечить меня едой на все время пути по лесу. Я намеревался добраться до ближайшего населенного пункта, маленькой деревни в двадцати километрах от Партизанской сопки. Там я бы пополнил свои запасы едой. Есть ли там еда? Не знаю, но там, где когда-то жили люди, обязательно должно было что-то остаться. Возможно, там даже кто-то остался.
   Затем, по написанному ранее списку, я стал дальше упаковывать рюкзак. Складной охотничий нож с деревянной ручкой, несколько толстых свечей, пять спичечных коробков, металлическую кружку с ложкой, три пары теплых носков, военную фляжку в брезентовом чехле, фонарь с дюжиной пальчиковых батареек.
   Затем я встал и подошел к письменному столу и вытащил из под него на середину комнаты зеленый деревянный ящик. Стряхнув рукой пыль с крышки ящика я нашел на нем черные буквы, оставленные краской через трафарет. Раньше я никогда не обращал внимания на надпись на ящике. Что обозначали буквы АКБС/КСПЗ, я не знал и не задумывался. От специально предложенного мне в оружейном магазине футляра я отказался. А вот военный ящик и практичнее, и влезет в него много чего. Большими пальцами рук я вскрыл металлические замки-зажимы с боковых стенок ящика и поднял крышку. Стойкий запах оружейного масла ударил в нос. На дне ящика, в опилках и тряпочной ветоши, между двумя деревянными брусками, лежало зажатое охотничье ружье. Я аккуратно вытащил его из ящика, держа в обеих руках бережно, как новорожденного.
   Гладкоствольное ружье российской марки ИЖ 27М 12/70, механическое, с длиной ствола, кажется семьсот двадцать пять миллиметров, было перед моими глазами как артефакт прошлого мира. Того мира, который я оставил, как мне казалось навсегда. Я взял его в руки и прицелился в сторону окна, внимательно вглядываясь в мушку ствола. Двенадцатикалиберный ИЖ теперь показался мне не таким тяжелым как тогда в магазине. Приклад и ложа ружья приятно ощущали, спиленное когда-то для такого дела буковое дерево. Покрытый темным лаком бук приклада ощущал каждый палец моей правой ладони. Я привез это оружие сюда на сопку и не разу его никому не показывал. Оружие для жителей сопки было запретной темой. И узнав о моем стволе в доме, община бы меня обязательно осудила. Конечно, еще придется немного спилить ствол, ходить по лесу с длинным стволом очень тяжело.
   В этот момент кто-то постучался в дверь. Стук был сильный, и понятно почему. Измученный человек под проливным дождем, добравшийся до моего логова, явно хотел быстрее попасть в сухое место. И сильный стук должен направить хозяина жилища на скорейшее отпирание двери. Я быстро положил ружье в ящик, закрыл крышку, не закрывая металлические скобы. Задвинув одной ногой ящик обратно под стол, я подошел к входной двери.
   На пороге стоял человек в плащ-палатке. Огромный капюшон полностью закрывал лицо гостя. Капли дождя молотили по его плащу как пулеметная дробь. Путник поднял капюшон, и я сразу узнал небритое худощавое лицо Глеба.
  - Что тебя привело в такую сраную погоду? Учить и отговаривать меня будешь, - я улыбнулся и пригласил Глеба в дом.
  - Роберт, мне надо с вами поговорить. Серьезно поговорить.
  - Да, лучшего времени и погоды ты не нашел.
   Глеб вошел в дом, дождевая вода продолжала с него бежать ручьями, хотя он уже и не стоял под дождем. Сняв плащ, он бросил его на пол. Затем уставший он уселся в кресло качалку возле камина. Расположился без приглашения почти как у себя дома. Я недоуменно подошел к креслу и стоя спросил Глеба.
  - Что ты хотел мне рассказать? У меня сейчас мало времени. Столько еще нужно собрать. Ты же понимаешь, что я все равно уйду.
   Глеб некоторое время не отвечал на мой вопрос. По нему было видно, что он не знал с чего начать. Потом он, как обычно, не глядя мне в глаза, обратился ко мне.
  - Послушайте Роберт, все, что я вам сейчас скажу, должно остаться в стенах этого дома. И никто из общины об этом знать не должен. Договорились?
  - Глеб, ты что-то хочешь мне сказать, чего я еще не знаю?
  - Перестань меня называть на ты! Мне все-таки уже за шестьдесят.
  - Ладно, ладно, - я почувствовал, что Глеб пришел явно раздраженным, и сказать он мне решил, действительно серьезные вещи.
   Он достал из кармана брюк пачку папирос Беломорканала и, вытащив одну папиросу, стал ее разминать. Я понял, что спросить разрешения покурить в моем доме, не входит в его правила приличия. Как же это не похоже на набожного Глеба, а главное он никогда не курил, и откуда у него эта отрава. Сохранил, значит. Подав для пепла использованную консервную банку из под кильки, я встал напротив Глеба, между камином и креслом. Тот зажег спичку, подкурил папиросу, и глубоко втянув в себя дым, закашлялся. Когда он успокоился, то посмотрел на меня уставшими и покрасневшими от дыма глазами.
  - Давно не курил, да, наверное у же не буду.
   Я молчал, пришел - говори.
  - Роберт знаете, где я работал до появления здесь на Партизанской сопке?
   Молчание.
  - Понял, не знаете. До дня больших потерь я работал старшим научным сотрудником в научно-исследовательском институте имени Прохорова А.М. Это тот, что на Александровской стоит. Я в некотором роде был - человек науки. Имел даже докторскую степень по квантовой физике. Наш институт разрабатывал многие проекты, некоторые удачные, некоторые не очень, а многие просто не применимы в нашей жизни. Одним из таких проектов я заинтересовался пятнадцать лет назад. Тогда мы, как мне казалось единственные, открыли природу J - лучей. Длительные опыты и кропотливые тесты привели нас к открытию. Нас работала команда ученых, и приложенные усилия каждого давали общий положительный результат. Оказалось, что J-лучи способны сканировать человеческий мозг и сканировать до восьмидесяти тысяч нейронов головного мозга, и при этом, не нанося никакого ему вреда. Сканируемые результаты мы обрабатывали в специально спроектирумой компьютерной программе Р-211. Результаты были фантастические. Нет, мы даже не думали изобретать машину для чтения мыслей. Самое интересное было то, что J-лучи пронзая человеческий мозг, могли с помощью созданной нами программы, перестраивать его структуру, в смысле основные параметры разума человека. Мне трудно вам объяснить простым языком. Понимаете, Роберт, человеческий мозг имеет одно отличительное различие с мозгом простого позвоночного животного. Он имеет отделы так называемого, замкового пространства, или подсознания. Наша программа, могла считывать больше половины информации, хранимой в этом пространстве, а также мы могли перенастраивать его. Добавлять совершенно чужеродные параметры из вне. Мы думали, что это открытие станет прорывом в клинической психиатрии и все такое. Подобные исследования проводили в Москве и Новосибирских академгородках. Но вскоре нами заинтересовались органы, а именно сотрудники из комитета государственной безопасности. Вы знаете, что раньше во всех институтах сидели их люди и своевременно оповещали кого надо о тех или иных открытиях. Особенно им понравилась перспектива создания детектора лжи нового поколения. Нашей научной группе, руководителем которой я был, культурно намекнули о неразглашении информации и об обязательном докладе по всем пунктам исследований.
   Я молчал и смотрел на Глеба. Мне не верилось, что этот темный и набожный человек, когда-то работал в НИИ, и даже руководил целым проектом. Между предложениями Глеб делал короткую паузу и затягивался папиросой. Комната наполнялась едким дымом, чего она никогда не испытывала.
  - Через четыре года исследований у нас случилась внештатная ситуация. Один из сотрудников проекта, испытывавший J-излучение на себе погиб. Программа добавлявшая в его разум новые параметры, а мы брали самые безобидные параметры... Опять не знаю как вам попроще объяснить. Ну, скажем, мы вводим вам в подсознание информацию о том, что вы очень хотите приобрести домой щенка, чего раньше никогда не желали. Так вот, программа вышла из-под контроля и перестроила всю структуру подсознания так, как мы даже не планировали. Мозг сотрудника не выдержал, и он умер. При вскрытии патологоанатом сказал нам, что мозг у него в порядке и вообще ни один орган не пострадал. Мозг, даже после смерти продолжал несколько часов функционировать в мертвом теле. Я был в шоке.
   После посещения института сотрудниками КГБ наш проект свернули и меня сняли с должности главного научного руководителя. Вскоре ко мне домой стала часто наведываться целая бригада "людей в черном". Особисты долго пытали и выспрашивали меня, что же за эксперимент мы проводили, и не была ли наша неудача специально спланированной. Потом, я узнал, что на четвертый день, из морга было похищено тело нашего несчастного сотрудника. Вернее даже сказать, не похищено, а пропало. Не было обнаружено следов вскрытия и выноса тела. Оно просто испарилось, исчезло из холодильника с трупами. После этого все подозрения пали на специалистов института, работавших над этим проектом. На какое-то время мне дали подписать подписку о не выезде из города.
   Он опять затянулся папиросой, от которой уже остался настоящий "чинарик". Затем он окончательно затушил его в банке и продолжал рассказывать.
  - Вскоре началась перестройка и вся эта кутерьма в стране. А потом и вообще весь Союз развалили. Нас забыли, и несколько лет институт практически не финансировался государством. От чего многие подались заниматься спекуляцией, или как это тогда называли халтурой, а кто-то махнул за границу в штаты.
   Потом я узнал, что в Америке, в их пресловутой "силиконовой долине", проводятся исследования J-излучения и получены феноменальные результаты. И я, кажется, догадывался, кто был их инициатором. После встрясок и революций в стране, мы опять приступили к исследованиям на базе нашего института. Было тяжело с финансированием, к тому же теперь мы особо не распространялись. Приходилось придумывать и обманывать больших чиновников в Москве. Меня никак не отпускали мысли о том, что же тогда пошло не так. А вот куда делось тело, меня нисколько не удивляло - конечно же, особисты его изъяли для проведения своего вскрытия. Мы практически полностью переписали программу сканирования, учитывая все недостатки и погрешности предыдущего образца, но ошибки в программе мы так и не обнаружили.
   Глеб замолчал, прислушиваясь к шуму дождя на улице. Опять повисла долгая пауза, а затем я спросил его.
  - Что было дальше? Почему вы замолчали?
  - Потом в мире стала процветать корпорация "GCG" основной продукцией, которой были виртуальные развлекательно-познавательные игры и трехмерное оборудование для широкого потребления. Тогда то и появилась "Гармония" - программа, дающая человеку новую судьбу, то есть судьбу виртуальную, не настоящую.
   Мы исследовали ее в институте и обнаружили, что J-лучи также используются в оборудовании - это и боди-чипы и встроенные под кожу (это уже намного позже) микросхемы для максимального использования и управления "игрой". Что касается программного обеспечения, то "Гармония" давала людям широкий спектр управления своим разумом. Почему в первые несколько лет игра получила такое большое признание в мире. Ну а китайские программисты сделали ее еще практичнее и главное дешевле. В результате весь основной узел управления "Гармонии" сосредоточился в нескольких, выведенных спутниках на орбите Земли. "Гармонией" стали пользоваться через Интернет, стали создаваться целые клубы. Вскоре е можно было подключить через обыкновенный сотовый телефон со встроенным чипом, излучающим J-лучи, заплатив кругленькую сумму. Игра перестала стать игрой. Это стало для многих необходимостью, уйти в тот мир, который ты создал.
   Самое страшное, Роберт, что я обнаружил, что это никакая ни программа. И дело здесь не в высоких технологиях и потребностях людей. J-излучение дает нам более того, что может осознать наш разум. J-излучение просто трасформирует наш разум туда, куда мы захотим. Понимаете, Роберт, весь наш мир, который мы воссоздаем с помощью этого излучения, все, что мы моделируем, отображается негативом на внешней оболочке мирового пространства. Практически мы воссоздаем новую реальность, а точнее всего сказать "Гармония" воссоздает эту реальность. И она, эта реальность живет вне зависимости от нас и развивается. Это трудно представить здравым рассудком, но это так. Когда в разных частях света стали пропадать люди, то никто это не мог ни с чем связать. Уже тогда более трех миллиардов людей в мире сидели на "Гармонии". Но я все понял! И это же самое поняли еще двое людей, с которыми я работал.
   Роберт, никакого сбоя в программе не было, не было его и в "Гармонии". Программа выполняла то, что и должна была выполнять. Тот параллельный мир, пусть даже и немного отличавшийся от мира нашего, в один прекрасный момент затягивал разум человека в это параллельное пространство. Мы назвали этот момент - "точкой разрыва". Понимаете? Разрыв с реальностью. В результате наступления точки разрыва, разум перемещается в то место, которое было им же создано. А тело - тело становится уже не нужным, в этом мире. Оно вообще распадается на элементарные составляющие и практически исчезает. У разных людей момент перехода разума в другой параллельный мир происходит в разное время. Все зависит, как мне кажется, от того, насколько реальность ранее созданная, развилась там, за пределами нашего понимания. Вот и вся песня, Роберт, человечество попало в ловушку, которую само для себя и смастерило. Но самое страшное то, что разум не может вернуться обратно, уже никогда. Как говорится, нет физического тела - и некуда возвращаться. Тогда то я и решил бежать от социума в глушь. И совершенно внезапно, во сне мне приснилось именно это место, именно эта сопка, как будто это место было святое и всегда ждало меня. Помочь людям я уже ни чем не мог, мне бы никто не поверил, да и просто бы меня убрали с пути. Ведь тогда вокруг "Гармонии" ходили большие деньги, и ненужная сенсация была никому не нужна.
   Я пришел сюда, Роберт, не для того, чтобы вам все это рассказывать. Мне нужна ваша помощь. Мне немного стыдно пред вами, ведь я первый кто не хотел вашего ухода в город.
  - Что вы хотите от меня, Глеб? Я собрался завтра уже уходить, вы знаете.
  - Да, да, я знаю.
  - У меня в городе остался мой человек.
  - В городе?! - глаза мои округлились до исполинских размеров, - нет, ну знаете ли, вы не перестаете меня удивлять Глеб.
  - Да, я знаю, что многое не договаривал и вам и всем остальным. Но выслушайте меня, пожалуйста, внимательно. На базе института остался мой человек. Четыре месяца назад он перестал выходить со мной на связь.
  - На связь?! - я вообще перестал воспринимать Глеба, как обывателя Партизанской сопки и уж тем более как наставника общины.
  - У меня в подвальчике есть старая радиостанция Р-860 "Перо". Знаете, ее когда-то военные использовали. После списания ее мне один прапор с части продал. Так вот, в городе действительно еще остались люди, но людьми их назвать уже нельзя.
  - Как это понимать?
  - Знаете, Роберт, если у человека забрать все - семью, безопасность, порядок, цели, и предоставить его самому себе на рассмотрение, то он перестает быть нормальным человеком. У него остается только одно чувство - чувство страха. И это чувство страха им движет. Движет до тех пор, пока он не сходит с ума. Вот тогда на смену страху приходит ярость - слепая и беспощадная. Вы, Роберт, даже не представляете себе, что началось после Дня больших потерь. Всеми кто остался в городе движет только ярость. Вам надо быть осторожнее. Я прошу вас найти этого человека, он должен был остаться в институте, по крайней мере, последние переговоры он вел со мной оттуда. Найдите его, Роберт, и узнайте, что же случилось на самом деле. Этот человек после Дня больших потерь, единственный кто продолжал проводить опыты и тестировать "Гармонию". Если, конечно, уже все не поздно.
  - Как зовут этого человека?
  - Ее зовут Вероника Тимофеевна, ей около пятидесяти лет. Она долгое время работала со мной бок о бок. Она хороший ученый. Боже, только бы она была жива.
   Глеб посмотрел мне в глаза пристально и с некоторой иронией.
  - Вот видите, Роберт, у всех у нас есть свои скелеты в шкафу. А вы думаете, я не знаю, что вы с собой привезли настоящее охотничье ружье на сопку? Я принес Вам карту, по которой вы доберетесь до города за несколько дней. На ней я обозначил основные ориентиры, для простоты передвижения.
   Тут Глеб достал из-под свитера свернутую вдвое и уложенную в целлофановый пакет карту пятикилометровку с нанесенными на ней фломастером точками и цифрами. Он продолжил.
  - Вы не пойдете завтра в город.
  - Как?
  - Вы отправитесь туда позже, когда кончится дождь. Да и еще, вам нужно завтра хорошенько потренироваться в стрельбе. Думаю, это вам пригодится там, куда вы собираетесь.
  
  ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"