Никто не знал, и не знает сейчас, с чего началась вражда между молодежью Кафы и соседним поселком Приморский, расположенным в десяти километрах от города. Мирно сосуществовавший на протяжении нескольких десятилетий Приморский, имеющий в пределах своей территории один единственный военный завод (ради которого он и появился) стал для кафской молодежи в конце октября 1987 года объектом ненависти.
Одни рассказывали, что какая-то молодежная группировка сама вынудила лидеров кафских подростков на открытое сражение под лозунгом "помериться силами". Другие говорили, что кафские лидеры первыми начали свое наступление, дабы расширить сферы влияния. Но особой популярностью пользовалась совсем фантастическая, и в то же время самая нелепая история, о том, как несколько подростков Кафы были избиты на дискотеке в поселке Приморский местными парнями. И произошло это вроде бы после того, как кафские ребята, среди которых был один из лидеров центрального района, стали приставать к местным девчонкам. История эта не отличалась оригинальностью, но именно она стала центральным звеном в начале боевых действий между молодежью двух населенных пунктов.
О "казанском феномене", возникшем в начале семидесятых, и характеризующимся территориальным объединением подростков и молодежи Казани, вовлеченных в организованную преступную деятельность, воюющих между собой, нападающих на других молодых людей на стадионах, в школах, дискотеках, парках - в Кафе вспомнили моментально. Короткие киножурналы перед показом фильма в городских кинотеатрах, рассказывающие о жестокостях Казанских подростков на улицах, когда-то казавшиеся далекими и чуждыми, приобретали реальные перспективы.
В чем же была особенность казанского феномена? Ведь и раньше конфликты между группами и компаниями подростков были обычным явлением, как в городских районах, так и в сельской местности. Казанские группировки (называемые самими участниками улицами, моталками, бригадами) отличала организация с жестким лидерством, высокой сплоченностью, иерархией, четким делением на возрастные подгруппы. Группировка требовала, чтобы ее члены не только участвовали в коллективных драках с врагами группы (как правило, представителями других улиц), но и посещали регулярные сборы-сходняки, платили "налог" в общак, следовали групповым понятиям. Члены группировок занимались организованной преступной деятельностью: кражами, разбоем, вымогательством. Кроме того, в семидесятые-восьмидесятые годы они рэкетировали представителей теневой экономики, с появлением же свободного предпринимательства в конце восьмидесятых годов стали взимать дань с кооператоров, торговцев на рынках, владельцев палаток и других представителей мелкого бизнеса.
Без газет и телевидения, без сходок и призывов, весть об избиении "наших пацанов" в Приморском разнеслась по городу обыкновенными пересказами между подростками. Лидеры центральных подростковых шаек оперативно связались с лидерами самых отдаленных районов Кафы: Челноки и Карантин. Объединенные общим врагом лидеры "совещались" в течение двух дней, пока слухи о готовящемся нашествии на Приморский разносились по городу. На третьи сутки в Карантинских дворах стали собираться подростки, чтобы обсудить последние новости и поделиться впечатлениями о солидарности городского братства.
Неожиданно для всех нас все парни класса, а затем и всего района стали собираться вокруг Руслана Шалтанова, ставшего для меня одним из лучших друзей в классе. Руслан, как большинство парней предлагал присоединиться к центральным и дать бой, "охамевшему" поселку. Он не стал скрывать, что еще год назад участвовал в разборках, проходивших на территории города Казани. Имея опыт в городских драках, он принял активное участие в информировании всех желающих о правилах (а скорее о "бесправилах") ведения уличных боев.
Один из потомков знаменитой казанской "Тяпляповской" группировки, знаменитой в конце семидесятых, насчитывающей более двухсот членов и совершившей ряд тяжких преступлений, Руслан делился в основном о последних подвигах своего казанского района. В основном это были истории о гопниках из Татарстана не только выясняющих отношения между собой на родине, но и совершающих частые вояжи в Москву и даже Ленинград. Там они занимались в основном мелким грабежом "зажравшихся" столичных сограждан. Кроме того, не менее красочными были истории Руслана о возрождающейся в Казани легендарной группировке "Теплоконтроль", отличающейся от других своей незаурядной организованностью.
Что же объединяло подростков и молодых людей, которые становились членами уличных шаек. Многие считали молодежные шайки продуктом социальной дезорганизации, этнической и расовой дискриминации. Они объясняли появление уличных банд стремлением молодежи восполнить недостаток ресурсов и социального признания c помощью насилия. Банды создавались молодыми людьми, патологически склонными к насилию. Другие же полагали, что всех их объединяют "непримиримые индивидуалисты", которые используют силу шайки в соревновании за ограниченные возможности на своей бедной ресурсами территории. Но казанские группировки значительно отличались от всех остальных бандитских формирований Советского Союза. Во-первых, в них не обнаруживались особые признаки дезорганизации. Члены казанских уличных банд происходили из различных этнических и социальных групп. Почти никто из них не был травмирован семейным насилием или алкоголизмом родителей. Именно это и затрудняло ведению следствий органами внутренних дел Татарстана (в то время - Татарской АССР).
- Да ты пойми, Олег, не вяжется все это как-то со светлым будущим. То, что мы там увидели, а вернее сказать почувствовали, еще не делает это возведением в истину. - Семен не унимался и пытался на каждый мой довод ответить своей версией.
- Хорошо, хрен с тобой! - Не выдержал я. - Расскажи свое видение, а я послушаю.
Мы сидели у меня дома в моей комнате. Я расположился на стуле около стола, поджав под себя ноги. Семен развалившись, оккупировал мою кровать. Причем сделал он это без моего разрешения, зайдя и во весь рост, плюхнувшись на кровать. При этом он еще умудрялся со мной спорить, и все время спрашивал: "Нет ли, у меня чего поесть". Это было на него непохоже, но полученные нами впечатления последних дней покрывали невежливость Семена. Я успокаивал его, что скоро вместе сядем и чего-нибудь достанем из холодильника. Мать, когда уходила во вторую смену на фабрику, всегда что-то оставляла. Но голодный Семен не унимался.
Когда мать работала в ночную смену, мне всегда разрешалось, чтобы кто-нибудь из друзей мог оставаться ночевать у меня дома. В основном это были Антон и Семен. Чаще всего это был Антон. Мы могли смотреть до часу ночи телевизор, есть, оставленные мамой продукты, слушать панк-рок. В основном, конечно, это были пустые разговоры: о музыке, девчонках и прочее. Отстранение от нашей компании Антона, позволило Семену чаще ночевать у меня дома. Его родители знали, где и с кем находится их сын, и поэтому, никогда не волновались.
- Все это напоминает мне какой-то всемирный гипнотический сеанс. А что собственно такого? - продолжал Семен. - Человечество стоит на грани: идти дальше, или найти новый способ существования. Медитация и вера в бога входят в повседневный образ жизни. И тут, на этом фоне появляется человек с незаурядными способностями. Обладая неземным биоэнергетическим полем, этот человек, именуемый себя лемурийцем, раскидывает это поле на целый город. При этом он дает четкие установки всем людям, попавшим в это поле: свет, любовь, равенство и все такое.
- Ты хочешь сказать, что этот человек просто зомбировал людей?
- Мало того, он наделяет еще такими же способностями всех этих людей. Идите, мол, просветляйте человечество. Потом они всего не договаривают. Опять же - киты им помешали! Этого я вообще не понял.
- Ну и что в этом такого плохого? Он же им идеи не про нацизм вселял, - сказал я, почесывая переносицу большим пальцем правой руки, - по идее, он нашел быстрый и безболезненный путь к познанию человеком себя, как составляющей бога, вселенной если хочешь.
- Да, ты прав. Получается, как если бы в свое время Иисуса Христа не распяли, а поставили его руководить, допустим, государством. Представляешь, как изменился бы тогда весь мир.
- А что тебя здесь пугает?
- Все это как-то неестественно. Получается какая-то сказочная страна, без тени намека на насилие, где всеми верховодят хиппи. Я одно не могу понять. Разве можно силой людей в рай затащить. Ведь никто из них не давал своего согласия на перепрограммирование своего сознания. - Семен указал пальцем на свою голову.
- Ну и что? Что в этом ужасного? Ты только представь, что когда-нибудь в будущем не будет войн, не будет истребления себе подобных, не будет варварского потребления природных ресурсов. - Я отдышался и решил перевести тему разговора. - Я тут, все о другом думал. Получается после выполнения моей миссии, наш мир полностью поменяется. Вернее сказать, он исчезнет полностью. Во временной бесконечности появится новый портал, с совершенно другими параметрами и координатами отсчета. И вот что страшно - нас там не будет. А если и будем, то совершенно другими, и еще страшнее, мы знать не будем, что было и что будет. Ты только представь, Сема, у тебя будут другие родители, или ты будешь жить в совершенно другом городе, или стране. Жутко как-то.
- А ты вообще хоть представляешь, кто этот Эрра, и с чем его едят? Есть у тебя мысли по этому поводу?
- А с этим вообще - тупик. Может послать их всех ко всем чертям и дело с концом.
- Не думаю, что у нас что-то получится. Если они нас здесь нашли, то уже от нас не отстанут. Даже если мы будем до самой старости бегать от них, это их не остановит. Время в этом вопросе для них не имеет значение. Для них вообще понятия времени, как я понял, не существует. Возможно, пока мы там с тобой лежим в каких-нибудь барокамерах в анабиозном состоянии, у них прошло несколько минут, а у нас - столетия.
Мы пошли на кухню утолить голод, который разрывал "обезумевшего" Семена. Достав из холодильника кастрюлю с утренней вермишелью, я выложил ее на одну из сковородок вместе с жарившимися на ней тремя яйцами. Затем я размешал приготовленные яйца с подогретой вермишелью. От чего получилась аппетитная запеканка, которую я поставил посередине кухонного стола. Чтобы не мыть тарелки, я их просто не стал доставать. Поочередно тыкая вилками в сковородку, мы почти минут пять не разговаривали, увлеченные важным занятием. За окном начинало смеркаться. И сидя на кухне, я почувствовал, как через открытую форточку потянуло прохладным свежим воздухом.
- Молоко достать из холодильника? - спросил я.
- Угу! - несколько вермешелин выпало из набитого рта Семена.
- Ты мне скажи, что ты чувствуешь, когда начинаешь вещать, ты вообще что-нибудь помнишь?
- Ну, вообще... - прожевав во рту, начал Семен, - раньше я ничего не соображал. Ни в детстве, ни тогда на пляже. Но вот последний раз, у старухи... Я помню все до каждого элемента, до каждой картинки, до каждого слова. Мне порой даже кажется, что я знаю больше чем вы. По-моему в меня в момент вещания заложили информации больше чем нужно. И это понятно. Я являюсь практически твоим проводником. В принципе ощущать себя как ты сказал - вещателем, не очень приятно. Отключаются все части тела, и ты становишься как марионетка какая-то. Думаю, когда мне удалят эту опухоль в голове, все это закончится, а пока они просто воспользовались моей беспомощностью.
В воздухе повисла минутная пауза. В глазах Семена я уловил некую надежду, смешанную с отчаянием и констатацией безысходности своей судьбы.
Он и вправду надеется, что отец приложит все силы, чтобы ему помочь. Возможно, он думал об операции, где-нибудь в Москве.
Затем Семен перевел разговор и неожиданно спросил меня про Эльзу.
- Мы встречались с ней на днях. Встретились после уроков в центре, в видеосалон ходили на этот... как его? "Кошмары на улице Вязов - 3", кажется.
- Отличный фильм для свидания. Поздравляю, Олег.
- Ну, это как бы и не свидание. Да и она сама предложила сходить.
- Ты чего-то не договариваешь, - Семен стал пошло улыбаться.
- Да ну тебя. Ну, нравится она мне. Скажу больше. Влюбился я в нее. Только о ней и думаю. Ты когда-нибудь влюблялся, Сема? Знаешь когда Эльза рядом, я становлюсь совсем другой. Как-то проще все становится, только она и я. Правда, говорим мы в основном только о тебе, да об увиденном.
- Да, Олежа ты и вправду втрескался как тот кролик. Что я могу сказать? Повезло тебе как утопленнику. А ты не пытался все ей рассказать? - Семен уже с серьезным взглядом посмотрел на меня.
- Не знаю, смогу ли я вообще ей что-нибудь сказать. Я даже не знаю, как и с чего начать.
- Может это и банально, но думаю, что сердце тебе подскажет.
Семен помолчал и потянулся за пирамидальной пачкой молока, чтобы еще немного отлить себе в кружку. Видно было, что он начинал наедаться. Сытость и рассудительность разливались по его худощавому лицу.
Блин, ест как лошадь, а толку никакого.
Раздался звонок в дверь, и мы с Семеном посмотрели друг на друга.
- Ты кого-то ждешь?
- Что свалился, что ли? Мать на работе, а это...
Выйдя из-за стола, я направился в коридор, перебирая в голове возможные варианты столь позднего визита. В голове вертелась карусель из мыслей и чувств. Разговор с Семеном может и не поставит все на свои места, зато прояснит кое-что в некоторых вопросах. Допустим в моих отношениях с Эльзой.
А собственно, какие могут быть отношения. Кто мы такие? Мы всего лишь подростки. Когда она не рядом, мне так много хочется рассказать ей и объяснить. Но когда мы вместе - все слова забываются.
Открыв дверь, я увидел, что в подъезде стояло несколько молодых людей. Троих из них я знал, с двумя учился в одном классе. Четвертого, толстого, как сосиска парня, я ни разу не видел, но что-то мне подсказало, что мои друзья его знали хорошо. Толя Базинов, выделившись из всех, подошел ближе к открывшейся двери и сказал: "Здорово Олег, мы тут во дворе собираемся у Сереги Молоскова. Руся нас попросил, когда пойдем, за тобой зайти".
- Почему у Молоскова? Это ж на Морской. А Руся теперь вам что, поручения раздает?
- Олег, что за вопросы? Подойдешь, и сам все узнаешь, - резко ответил Толя.
- Давай подходи во двор, мы тебя ждем, - добавил Сергей и поспешил с остальными на выход из подъезда.
Лица у гостей были встревоженными, и, кажется, немного возбужденными. Создавалось впечатление, что все они собираются там на какой-то праздник, почему и поспешили быстро убраться из подъезда. Последним из подъезда выходил толстый незнакомец. Его длинные до плеч сальные волосы неряшливо падали на поднятый воротник черного матросского бушлата. На спине красовалась самодельная вышивка из красного лоскута в виде анархической эмблемы.
- Кто там был? - из кухни раздался голос Семена.
- Да хрен его знает. Пацаны заходили. Говорят, что какая-то сходка во дворе у Молоскова сейчас начинается.
- Что еще за фигня, какая там сходка? Ты что, пойдешь?
- Почему я? Мы вместе пойдем, а то тебя здесь оставь одного, так ты и диван мамин съешь, голодающий с Поволжья.
Мы вышли в прохладный осенний дворик моего дома. Одинокая старая вишня встретила нас на улице шелестом сухих листьев на ветках. Не сговариваясь, мы с Семеном подняли воротники своих курток и вошли в полутемное пространство двора. Свет из окон дворовых домов сообщал нам о том, что в квартирах находятся люди и, не замечая нас, продолжают ужинать, смотреть телевизор и заниматься обычной бытовой рутиной. Если внимательно прислушаться, то можно услышать что говорят люди на первых этажах домов. Несколько котов неопределенного цвета с безумным мяуканьем метнулись из-под наших ног. Минуя двор, мы вышли на безлюдную улицу с горящими фонарями. Мимо нас прошли только одинокий, спешащий домой мужчина в военно-морской форме с мичманскими погонами, и старушка, беспокойно кутавшаяся в старенькое пальтишко. Ни один, ни другой не обратил внимания на неизвестно зачем, идущих по улице двух подростков.
Проходя вдоль бетонного забора с решеткой, окружающего двор Семена, мы увидели группу подростков, сидящих прямо на бетонном основании забора. Подросткам было лет по двенадцать, трое мальчишек и две девчонки. Некоторых из них я узнал - это были ребята со школы, учившиеся на год младше. Один из них сидел с гитарой в руках, пытаясь извлечь звук из холодных медных струн. Бренча по деке гитары красными от холода пальцами, парнишка напевал небезызвестную песню про поганую молодежь. На пареньке была кожаная кепка, явно на размер больше, и коротенькая темно-зеленая фуфайка, вся сплошь разрисованная синей шариковой ручкой. Стоящие около него девчонки пытались подпевать несложный куплет песни. В словах с явно выраженными нецензурными словами парень с гитарой повышал голос. Таким образом, смакуя выражения типа "нам на все насрать и растереть" паренек кричал на всю улицу. Создавалось впечатление, что таким образом он пытался докричаться до верхних этажей домов. При этом все кто подпевал пареньку улыбались, повышая свой голос вместе с ним.
Мы равнодушно посмотрели в сторону компании подростков и проследовали дальше. Пройдя еще несколько кварталов, мимо гостиницы "Якорь" и местного гастронома, мы всё еще слышали отдаленные завывания подростков. За стоящей на перекрестке древней мусульманской мечетью поднялись по Морской улице, во двор, состоящий из одних девятиэтажек. Панельные многоэтажки сильно отличались из всех дворов, прилегающих к Карантинскому холму. Выше дворовых четырехэтажных домов возвышалась только гостиница "Якорь" и шпиль башни мечети.
Во дворе кипела жизнь - это было сразу заметно. Там стояла молодежь небольшими группками по пять-шесть человек. Кто-то шептался, кто-то разговаривал в полный голос. На время мне показалось, что сейчас должен разразиться самый настоящий дворовой матч по футболу, и все эти группы мальчишек - всего лишь команды. Только у третьего подъезда на лавочке сидели два взрослых мужика, каждый с бутылкой пивного "Колоса" в руках. Мужики были явно поддатыми, и поэтому не замечали толпы молодежи во дворе. Вернее сказать их это никак не удручало и не беспокоило. Всего во дворе находилось около тридцати молодых парней от тринадцати до шестнадцати лет. Некоторые из них курили, кто-то внезапно мог засмеяться. Гул от говорящей толпы парней, распространялся по всему двору.
Узнав в одной из стоящих компаний Сашу Боброва и Базинова, я направился к ним. Семен послушно последовал за мной. По выражению его лица было видно, что общение с этими людьми или с кем-то еще ему сейчас не нужны. Я протиснулся в круг, состоящий из шестерых парней, и стал со всеми по очереди здороваться. При этом стоящий напротив меня высокий худощавый парень продолжал спокойно что-то рассказывать всей компании. Он не обращал на меня внимание, но, так же как и все, поздоровался за руку.
- Не знаю как кто, а я себе кастет из свинца отлил. С шипами на костяшках, как в "Кобре", - парень показал на свой сжатый кулак и все поняли, что он говорил про классическую рукоятку ножа одного из главных героев нашумевшей "Кобры" с Сильвестром Сталонне. - Пусть эта зараза запомнит навсегда, с кем связывается.
Он продолжал еще некоторое время хвалиться своими пока еще несовершенными подвигами. При этом буйно, но наглядно показывал, как и чем он будет это делать. Мат был практически в каждом сказанном его слове, и порой было трудно понять, что конкретно он хотел тем или иным словосочетанием мужского фаллоса сказать. Между словами и вставками мата, парень вытащил из заднего кармана своего теплого спортивного трико пачку болгарских сигарет. Закурив, он продолжил. Из красочного повествования худосочного героя я понял, о чем идет речь. Два дня назад произошел конфликт с Приморскими пацанами. Да и конфликт - не конфликт. Меньше бы раздували. Ну, настучали нашим Кафским, и что? Теперь "империя наносит ответный удар"? День назад я не придал этому факту особого внимания, если не считать постоянного шептания сверстников на переменах и во дворах. Не выдержав лепетания худого "бойца без правил" я решил вмешаться в разговор.
- А тебя чем лично Приморцы обидели? Чего-то ты не особо страх внушаешь, я бы с тобой не то, что в разведку, за грибами бы не пошел, - слова были сказаны мной в резкой форме и с неподдельным сарказмом.
- Ты это... Слова выбирай.
Парень был обескуражен наглостью подошедшего человека и вмешавшегося в разговор. Глаза его округлились, и выражали немой вопрос - "а собственно ты, на чьей стороне?". Его до половины докуренная сигарета теперь прилипнув к его нижней губе, могла в любое время вывалиться из полуоткрытого рта. Стоящие в кружке Саня с Толей, выпятили на меня глаза, но я не стал обращать на них никакого внимания. Семен стоял почти позади меня, и интуитивно я ощущал на себе его спокойный и проницательный взгляд. От этого мне становилось спокойнее и даже придавало некую смелость. Парень с сигаретой попытался что-то еще мне ответить, но тут я услышал свое имя и обернулся в поисках его источника. Между двумя группами парней, состоящих из пяти и восьми человек, ко мне направлялась знакомая фигура человека.
Одетый в короткую черную кожаную куртку и вытертые до белизны классические джинсы, Руслан Шалтанов был неузнаваем в таком прикиде. Обычный его гардероб составляли дешевые старомодные вещи с неряшливыми "панковскими фишками". Кожаная куртка (по тем временам роскошь) смотрелась на нем модно и предназначалась именно для его комплекции. Когда он подошел поближе, я увидел, что обут Руслан был в высокие, до середины голени, сапожки на молнии. Лицо его светилось неподдельной улыбкой.
- Здорово Олег! Ищу тебя с утра. А ты оказывается как правильная Маша со школы - домой", - произнес Руслан и стал всем в нашей компании пожимать руки.
Все стали оглядывать его с ног до головы и расспрашивать про кожанку. Рассмотрев вблизи, я увидел, что это была достаточно плотная и качественная классическая куртка по пояс, застегивающаяся на четыре большие черные пуговицы. Потертость на локтях, говорила о том, что куртка не новая. На вопросы парней, откуда куртка, Руслан лишь улыбался и говорил, что досталась она от дедушки, погибшего комиссаром в гражданскую. Руслан всегда юморил, и порой было трудно различить, смеется он, или говорит правду.
- Олег, ты нам нужен. Мы тут бригаду с Карантина собираем, на битву в Приморский. Надеюсь, уже слышал.
- Да не за печкой родился. Но причем тут я? Я и дрался, то в школе в основном с этим придурком, - ответил я, указав взглядом на стоявшего напротив Толю Базинова.
Толя усмехнулся, тихо послав меня в место, откуда рождаются человеческие особи. Это действительно было так. Мы дрались с Толяном в четвертом классе, почти каждую неделю. До сих пор не помню, по каким причинам. Но для двоих встречающихся мальчишек, и вспоминающих вчерашнюю драку, повод для новой драки уже был не нужен. Руслан продолжал
- У нас уже собралась толпа, человек двадцать. Но выехать таким стосом мы не можем. Слишком уж пально будет, понимаешь?
- Ну, и?
- Мы тут договорились с центровыми и челноковскими, что выезжаем в Приморский разными автобусами. Ориентировочно, Приморским козлам набиваем стрелку на окраине поселкового пляжа, часов на шесть, - Руслан говорил как опытный полководец, - Там мы все и соберемся. Трынды мы им дадим, без слов. Тем более нас будет в три раза больше, чем их. С тобой будет человек восемь. Толян тебе будет помощником.
- Но почему я, Руся? - недоумевал я.
- Ты пойми, карантинские все в один автобус не залезут. Надо поделиться, - он сделал паузу и посмотрел мне в глаза, - Олег, я на тебя рассчитываю, мне просить больше некого, - он положил мне на плечо свою правую руку. - Ты главное не межуйся, самому старшему из них будет шестнадцать лет, но это ничего не значит. Все равно ты главный, они в курсе.
Чувство гордости, захлестнувшее меня, как я понял потом, было опьяняющим и обманчивым. Однако осознание того, что мне, пацану тринадцати лет, доверяют такое дело, приводило меня в восторг. На время, подгоняемый ветром мальчишеских флибустьеров, я забыл, кто я, и что я делал несколько часов назад.
Руслан стал рассказывать и объяснять, как добраться до планируемого места встречи на пляже поселка. Вокруг нашего кружка стали собираться парни, стоявшие все это время во дворе. Затем целыми группами все стали кружиться вокруг Руслан. Во дворе уже были не слышны смех и громкие голоса, а только голос одного человека. Постоянно проклиная Приморчан, Руслан целенаправленно давал понять, с каким врагом им придется столкнуться. Агрессия зависла над голыми стволами деревьев софоры во дворе. Своими жирными перьями она коснулась наших голов, и незаметно для всех проникало в наши мозги, овладевая нашими желаниями, временем и последующими действиями. В какой-то момент весь этот театр напомнил мне некое средневековое собрание в каком-нибудь древнем Новгороде, где смертельные битвы улиц были привычным делом.
Мы стояли с Русланом в середине круга, образованного толпой. И говорил он о нас, как о какой-то команде. Хотя пока еще никто из нас никого кроме самого Руслана не видел. К нам подошли еще несколько старших парней, лет по пятнадцать - шестнадцать. Но они так же, распихав остальных и встав в круге со всеми, слушали Руслана.
Поверх голов стоящих во дворе мальчишек, я невольно увидел, стоящего в стороне Антона. Непонятно почему, но Антон стоял в стороне около подъезда, где жил Молосков. Лицо его было безмятежное и мне даже показалось, что он немного улыбался. Улыбка эта была явно не добрая и даже (как мне показалась) отдавала злорадством. Руки его были сложены на груди, ноги заплетены. Вся его поза говорила только об одном - он не был согласен с этой затеей и всеобщим боевым настроением. Прищуренные глаза как будто говорили: "Ну, давайте, давайте, дерзайте придурки!".
Но зачем он сюда пришел, если он вот так отстранился от общей толпы? Наверное, как и я, и все мы пришел посмотреть все своими глазами.
Мысли о том, что мы с Антоном отстранились друг от друга все это время не давали мне покоя. С одной стороны я проклял его в сердцах, с другой что-то тяжелое и жгучее давило меня каждый день, когда мы встречались в школе. Мы практически не разговаривали, только молча, здоровались. И все это время он старался со мной даже не встречаться взглядами. Как будто меня не существовало вовсе. Считал ли он, что наш разрыв отношений связан с Эльзой, и только она всему виной, я не знаю. Но скорее да, чем нет. Связывать это с чем-то другим я не мог. Я считал это совершенной глупостью, обижаться на меня только из-за того, что я больше внимания и времени отводил девчонке. Ведь он прекрасно знает, что мы с ним "не разлей вода" были с самого первого класса. А сейчас его как будто подменили. Мы стали совершенно чужими.
К Антону подошел Семен и начал его о чем-то спрашивать. Я сделал вид, что из толпы, окружившей меня, я этого не замечал. Хотя естественно и он меня практически не мог увидеть. Затем Антон что-то грубое ответил Семену, и тот на несколько секунд оторопел. Но Семен продолжил рассказывать Антону о чем-то мне неизвестном. На мгновение передо мной пронеслась мысль о том, как бы было хорошо, если бы я мог понимать речь человека по губам. Один раз, проезжая на местном городском автобусе я увидел картину, как несколько глухонемых человека общались между собой. Один из них, что-то усиленно жестикулируя, хлопал в воздухе губами беззвучные фразы. Двое других, так же молча, внимательно смотрели на мимику его губ и улыбались.
Лицо Семена изменилось и стало серьезным и даже немного трагичнее. При этом лисья улыбка с лица Антона стала спадать. Боже, как же мне хотелось послушать, о чем они разговаривали. Потом Антон резко повернул голову в сторону стоящей топы, с явным намерением найти в толпе меня. Я так же резко отвернулся и стал смотреть на стоящего в круге толпы Руслана. Не смея посмотреть на Антона, в такой позе я простоял до самого конца. И даже когда около десяти вечера все стали расходиться со двора, я так и не посмотрел в сторону подъезда, где стояли Антон с Семеном. Но все это время я ощущал на себе его сверлящий взгляд.
Что же главнее? Разобраться, что происходит, или узнать кто же я на самом деле? Все очень сложно, либо все до идиотизма просто. Кто я? Пешка в руках людей грядущего или это всего лишь сон? Допустим этот так.
В доме у старухи всем нам подсознательно в виде так называемого "двадцать пятого кадра" была внедрена дополнительная информация. Это становится понятным только спустя несколько дней. Это чувствует и Эльза, и самое главное сам "вещатель" - Семен. Помимо визуальной информации и того, что поведало существо старухи, информация и знания всплывают в наших сознаниях спонтанно и без предупреждения. С другой стороны, может это только нам кажется, что спонтанно. Возможно, тот объем, который нам предназначался, был с архивирован в один комок. Ведь такой объем знаний пошел бы любому нормальному человеку сразу во вред. Теперь, подобно бутону цветка оно раскрывается перед каждым из нас.
Решение искусственно погрузить в "шестое море" человека лишенного разума, было принято лемурийцем единственно верным и гениальным. Как я понимаю, путешествия во времени в будущем расходятся с нашими настоящими представлениями. Хотя где настоящее, еще пойди, спроси. Тут тебе ни машин-времени, ни черных дыр в пространстве. Все это оказалось лишь гипотезами и нереализованными мечтами. Все путешествия основаны на медитативных способностях человека, проходить сквозь пространство и вселяться в те духовные оболочки индивидуумов, максимально готовых принять в себя временного странника. Как я понял, такие путешествия с подменой разума - вещь через четырнадцать тысячелетий - не в диковинку. Только занимаются этим люди избранные и духовно очищенные, из так называемой лиги наблюдателей. Делают они это не ради забавы, а с определенными намерениями. В основном с целью исправления, сложившихся негативных кармических цепочек человечества. Путешествия эти опасны, прежде всего, для разума человека и его энергооболочки. Для человека же лишенного осознания себя как личности и своего места во вселенной, а попросту для умственно больного это совершенно безопасно.
Погруженный в анабиоз и подключенный к системе шестого моря мужчина средних лет находится в клинике Зиккурата - центрального города планеты. Его путеводитель, а проще говоря, вещатель является одним из наблюдателей, вызвавшимся на эту миссию добровольно (естественно, ведь в мире "человека-бога" - все добровольно). О нем я практически ничего не знаю. Известно только то, что он являлся одним из сорока учеников лемурийца, завершившим свой путь света на земле и вернувшийся к учителю.
Внедрение энерго-информационного поля, заключающего в себя разумы этих двух людей состоялось в период рождения двух человеческих индивидов в нашем времени и пространстве. И тот и другой находились под строгим наблюдением, вмонтируемым в старуху и ее кота наблюдательного центра. Бред чистой воды! Идем дальше.
В период своего развития, главный из этих индивидов на которого была возложена основная миссия, не должен был знать о том, что он под колпаком. Именно поэтому был и придуман образ старухи, который служил для маленького мальчика объектом детских страхов. В связи с чем, не понимая того, он и обходит всю свою жизнь и эту старуху, и это место, где она живет, и все что с этим местом связано.
Каждый день я замечаю, что страх и нелепые переживания уходят от меня. Заполнение пустующего пространства занимает цель, миссия и все что с ней связано. Возможно, я теряю детство и превращаюсь в того сорокалетнего человека, лежащего где-то на краю вселенной в больничной палате безмятежно и свободно.
Свободного от своего разума, лихо используемого хранителями полей. Свободного от своей физической оболочки, уже никогда не вернувшейся в привычное состояние. Если Семен и говорил о зомбировании, то это он говорил обо мне. Я размышляю, как взрослый, я понимаю вещи, которые врятли поймут студенты пятого курса какого-нибудь физико-математического института и получившие полный курс естествознания и философии. Мне перестало нравится время провождение ребенка. Мысли о детских мечтах, увлечениях и желаниях заменили трезвость и поток раскрывающихся в моем разуме. Там, у старухи дома я получил сфокусированный поток информации, который продолжает проходить через меня и самое главное - менять мою личность.
Страх - вот основной затворник разума. Рассказы про то, что страхи дают человеку возможность самосохраняться и тем самым дольше жить - пустые бредни. Страх перед страданиями, страх перед смертью. Вот, что сдерживает внутренний колоссальный потенциал человека. Убери страх смерти, как таковой из понятий человека, и он полностью изменится. Именно это и было основной составляющей феномена лемурийца - мессии грядущего. Каждый день, каждую секунду человек проживает без страха, творит все, как в последний раз. Это относится ко всему: от отношений с близкими людьми до реализации своих талантов. Без страха перед смертью человеческие ценности кардинально меняются. Он уже не тратит свое время и силы на бессмысленные и никчемные мысли и действия. Внутренняя энергия человека перераспределяется и течет по своим основным миссионным направлениям. Страх, только страх.
Завтра мы выезжаем в Приморский, но я ничего не боюсь и даже ни за что не переживаю. Зачем все это? Что я найду там, в соседнем поселке, Эрру? Меня должно было испугать только одно неведение о будущих развивающихся событиях в этом Приморском. Но этого нет.
Одно я знаю точно. Если я буду там, значит так надо. Значит, это должно было случиться. Ибо, как говорил великий лемуриец: "Все чего мы боимся - с нами уже давно произошло".
Вместо планируемых восьми рейсов автобусных маршрутов, Кафа - Приморский, в поселок полноценно дошли только три автобуса. О том, что кафская молодежь планировала побоище в соседнем поселке, органы милиции узнали за два дня до заветной даты. На единственной дороге, ведущей в Приморский, милицией было установлено три поста, которые были выставлены на трассе, с учетом проверки, движущихся маршрутных автобусов. Тройная проверка пассажиров была наиболее эффективной.
Всех молодых людей до двадцати лет, независимо от цели движения и наличия проездного билета снимали с автобусов. Обыски проходили прямо на трассе самими сотрудниками милиции. В одежде выезжающих кафских парней находили всевозможные средства самообороны и самопальные орудия, предназначенные для драк. Настоящее холодное оружие никто с собой в Приморский не вез (ножи и заточки), но кастеты, подозрительные металлические трубки, деревянные палки, цепи, нунчаки, которыми никто не мог по-настоящему пользоваться (но каждый мнил с ними себя великим каратистом) - изымались. Затем, задержанных садили в милицейский автобус и отправляли обратно в город на дознание. Особенно подозрительными считались группы подростков, находящихся в автобусах. Даже если у них при обыске ничего не находили, милиция рассаживала подростков по разным милицейским машинам и проводила допросы прямо на месте. Спрашивали в основном про цели поездки. На этом и подлавливали, путающихся в показаниях молодых людей. Этих просто доставляли обратно в районный пункт милиции, где они и проводили свои шесть часов, в общем обезьяннике. Ближе к полуночи их отпускали по домам. В момент остановки автобуса милицией, подростки прятали под сидениями либо просто выкидывали в окно самодельные кастеты и прочие чудеса подпольного холодного арсенала. В результате, в автопарке Кафы к утру следующего дня скопилось достаточное количество, найденных металлических предметов и деревянных вырезанных колотушек величиной с локоть человека. Выпрыгивающих из окон остановленного автобуса, милиционеры уже не пытались догонять в вечерней киммерийской степи, но автобус после этого досматривался особенно тщательно. Месяц спустя, по городу еще ходили истории тех, кому не удалось добраться до поселка. Особенно красочными были легенды о проведенных часах в районных отделах милиции.
Макса Зеленогорова поймали, когда тот пытался просунуть в форточку автобуса свою ногу. При обыске у него обнаружили перемотанную на поясе метровую цепь с двух дюймовыми кольцами. На вопрос одного из сотрудников УВД зачем он следовал в Приморский, Макс ответил сразу с ходу: "Хотел купить в поселке грибов. Мама с папой отправили... А? Корзина? Забыл из дома взять". Ничего более тупого Максу еще не приходилось объяснять в своей жизни. За наличие увесистой цепи, отцу Зеленогорова в час ночи пришлось писать в милиции подписку о домашнем недельном аресте сына.
Двое парней с улицы Желябова ответили на допросе, что собирались в Приморский на дискотеку, и что в городе их будут ждать родители (яко бы те были в курсе). Но найденная в кармане одного из них горсть металлических шариков от подшипников не оставили ребятам никаких шансов на дальнейшее следование в Приморский.
Лежащего под автобусным сидением паренька со спрятанной под курткой стальной трубкой, пришлось вытаскивать двум молодым сержантам милиции. На что паренек позже сказал, что просто уснул в автобусе. "Я всегда так крепко сплю! Спросите мою сестру...".
Дежуривший и руководивший операцией по недопущению октябрьского столкновения, майор милиции, Тарасов Сергей Леонидович, рассказывал, что на момент начала операции у него было задействовано до тридцати сотрудников, двенадцать из которых находились на трассе между Кафой и Приморским. К семнадцати часам в управлении было принято решение выделить еще девятнадцать сотрудников сержантского состава для патрулирования городского автовокзала, а так же около пятнадцати милиционеров были направлены в поселок Приморский для оказания помощи малочисленному районному отделу милиции. За невидимыми шторками городского УГРО, серьезные мужчины в погонах отрабатывали версии и кандидатуры организаторов боевого паломничества в тихий поселок. Конечно же основной задачей для милиции была работа по выявлению главных зачинщиков движения, мозга всей хулиганской спонтанной организации.
Находиться в тот октябрьский день в обоих населенных пунктах с бутылкой пива в руках или в компании, состоящей более чем из трех человек, было не безопасно. Страх быть схваченным на улице, так, просто для обычного дознания, заставлял подростков идти на все возможные хитрости и обманы. Согласно дошедшему до молодых бойцов слухов по размещению на дорогах милицейских постов, в двух маршрутах, двигающихся в поселок, среди пассажиров автобусов вспыхивали панические неразберихи. Под крики "человеку плохо" один из автобусов был остановлен водителем за полтора километра до первого милицейского кордона. Высыпавшиеся, словно мыши из открытых дверей автобуса, подростки в количестве тринадцати человек, растворились в киммерийской степи. Двигаясь параллельно трассе, до поселка добрались только пятеро молодых людей. Четверо вернулись домой. Трое так и не добрались до поселка, поймав случайную машину на трассе, они угодили в Жигуленок шестой модели с сидевшими внутри случайными сотрудниками милиции. Пятеро, испугавшихся восьмиклассников, удалились от трассы настолько, что в итоге уперлись в Соломеевскую бухту. Там уже, после заката, ютясь в разбитом бараке некогда стоявшей здесь пограничной воинской части, они и переночевали, уткнувшись телами, друг к другу у разведенного ночного костерка.
Мы шли по улицам Приморского довольные и воодушевленные. В тот момент мы были одной командой. Еще не доехав до поселка, мы незаметно друг для друга познакомились и узнали о друге информации больше, чем нужно было. Мы были не пойманы и проскочили все посты, даже не разбегаясь по автобусу. Создавалось впечатление, что нас просто не было в автобусе. Внимательно рассматривающий нас старший сержант, не сказал ни слова. Как будто сама судьба привела нас в старенький пыльный поселок к морю, что бы мы могли выполнить, что-то очень важное и нужное нам всем. Из всей команды, кроме Толи Базинова, я никого не знал. Остальные четыре парня были со стороны. Один учился в восьмом классе в тринадцатой школе, трое других были с первого курса единственного в городе учебного заведения - техникума. В технаре было всего два учебных отделения. Это кулинарный факультет и отделение обработки металлов (в народе - металлисты). Как ни странно, но в кулинарный факультет шли в основном парни, на металлистах учились только девушки.
Парни выглядели не старше нас с Толей, но достаточно владеющими уличным матом и объемными пошловатыми шутками. Невысокий рост парней вызван был, конечно, в первую очередь большим потреблением сигарет. Казалось, что курили парни с самого своего рождения, так уж лихо они обращались с сигаретами, спичками и ритуалами курения. Вообще оба они были похожи друг на друга, словно братья, но таковыми не являлись. Звали их - Серега, Лысый, и Сева. Других имен нам с Толей и не надо было. Четвертый пацан, хоть был с нами почти одного возраста, но на вид брал все восемнадцать лет. Легкая небритость скуластых щек выдавала в нем волевого и сильного человека. За взрослую бороденку на лице, между собой с Толей мы назвали его Чаком Норисом, хотя по-настоящему имя у него было Олег (теска, блин). Думаю, если бы он узнал о своем новом прозвище, то он бы не обиделся.
Все парни были веселыми и постоянно шутили. Создавалось впечатление, что мы едем не подраться в Приморский, а всего лишь развеяться и пошарахаться по поселку. Возможно из-за нашей излишней открытой веселости, старший сержант и не узрел в нас никакой угрозы. Без договоренности, что-то из холодного оружия никто из нас брать с собой не стал. Мы шли по двухэтажному центру поселка не спеша, заглядывая в окна витрин магазинов и прилавки поселкового базарчика. Приморский хоть и назывался поселком городского типа, но все таки, ни шел, ни в какое сравнение с курортной Кафой, ее величием городских старых зданий, мечетей, крепостей и культурных достопримечательностей. Несколько Приморских пятиэтажек смотрелись в этом месте практически небоскребами. Минуя дворы и поселковую площадь моряков освободителей, мы шли от автовокзала по направлению к морю. Солнце клонилось к сопкам, и тени от домов удлинялись прямо на глазах. На улицах можно было еще увидеть людей, где возвращающихся с работы женщин с набитыми сумками, где просто болтающихся подвыпивших заводчан. На что мы не сразу обратили внимание, так это то, что на улице нам не попался ни один молодой человек, подросток, и уж тем более девчонка-школьница. Перед нами предстал поселок с его взрослым населением, лишенным малейшей надежды на демографическое восполнение.
Но в те минуты, мы не задумывались об этом. Мы все были поглощены идеей единения и "боевого" братства. Минуя несколько кварталов, мы встали у местного гастронома, расположенного на первом этаже пятиэтажного кирпичного дома. Трое наших учащихся из технаря, встали на лестнице магазина перекурить, мы же с Толей облокотившись на перила, стали практиковаться в игре, кто дальше плюнет. Проходящие мимо нас взрослые люди не пытались нам делать замечания. Олег из тринадцатой школы сказал, что пошел искать место отлить обеденный компот, где-нибудь в гаражах ближайшего двора.
Мы стояли на лестнице, шутили и смеялись в полный голос. Количество анекдотов, рассказанных тремя курившими недоростками из техникума, перевалил за сотню, но запал у них еще оставался. Анекдоты были в основном пошлого содержания, но как ни странно, вклинивались короткие анекдоты про генсека Горбачева и даже прославленного Василия Ивановича. Самый ущербный из всех троих, Сева, постоянно гоготал и сморкался. И как выяснилось позже, парень заикался не на шутку. Иногда казалось, что он не заикается, а просто произносит отдельные не связные звуки. Никто из присутствующих не думал даже о том, что бы посмеяться над ним или прервать его длинное заикающееся повествование. Я понял, что для троих парней - это было некое табу. С другой стороны мне почему-то стало приятно, что не все еще в этих парнях умерло от нормальных гомо-сапиенс. После того, как Лысый (вероятно в связи со своей короткой спортивки на голове) достал еще одну сигарету болгарского Родопи, к нам подбежал наш Чак Норис. Вид у него был взволнованный, но глаза были спокойными, и лицо было лишено излишней подростковой мимики. Выдавал его только слегка покрасневший оттенок лица.
- Там ментовский бобик во дворе, - почти шепотом сказал Олег и огляделся по сторонам, - меня позвали, но я свалил, короче они за мной рванули через двор, - Олег сглотнул слюну.
- Валим отсюда! - Молниеносно сказал Толя Базинов.
Нет, мы не рванули с места как испуганные звери, мы пошли быстрым шагом от гастронома, унося свои тела по направлению к ближайшему темному дворику. Мысли о том, что мы не испугались, а просто проявляем лишнюю предосторожность, почему-то порадовала не только меня. Так, Толя впереди, трое друзей, и замыкающие мы с Олегом, мы вошли в полутемный двор двухэтажного дворика.
Пространство двора было настолько темное, что одинокий желтый свет фонаря едва освещал четверть всей дворовой территории. Под стволами свисающих киммерийских ив и затянутого тучами неба во дворе создавалось ощущение сырости и не уютности. Во многих окнах домов были уже видны включенные комнатные люстры, но во дворе, по середине разбитой детской площадки одиноко торчали два турникета и качели с покосившимся грибком над песочницей. Вокруг турникетов с облупившейся краской валялась будущая работенка для утреннего дворника: разбросанные сигаретные бычки, пара разбитых пивных бутылок из под Жигулевского. Весь двор напоминал темный колодец, стоящий посреди, сказочно раскинувшихся киммерийских ив.
Подул холодный пронизывающий воздух, и двор несколько оживился. Поднятая ветром листва ив зашелестела. Кроны деревьев закачались, по недоброму прогоняя со двора непрошенных гостей. Несколько газет и бумажных салфеток погнало ветром в нашу сторону, еще больше давая нам понять свою ненужность в этом месте. Но мы продолжали продвигаться по двору. Именно такая городская полутьма нам сейчас и была на руку.
На качелях сидел и медленно покачивался мальчишка лет двенадцати. Рядом с ним стоял такого же возраста паренек, с огненно рыжей головой и десятком веснушек на бледном лице, как будто лето парня обошло стороной. При виде нас он нисколько не испугался. Затягиваясь в темноте белой сигареткой как полноценный взрослый курильщик, он прищурился и взглянул на приближающихся парней из под лобья.
- Ну и шо мы курим, юноша? Хочим рано помэрэть? - Коверкая слова на украино-тарабарском языке, начал Толя.
Слова Базинова раздались в тихом дворике словно выстрел. Рыжий мальчишка, не сделал ни каких пасов в нашу сторону. Реакция его была нулевой. Паренек еще раз презрительно посмотрел в нашу сторону, и, вынув двумя пальцами сигарету изо рта, сплюнул в сторону. Его прищуренные глаза посматривали на нас, из под свисающих на глаза рыжей не стриженой копны волос. Во взгляде его читалось неподдельная ненависть и усмешка.
- Шли бы вы хлопцы, от греха подальше, - спокойно и доступно ответил рыжий паренек.
Сидящий на качелях мальчуган посмотрел на нас, затем на своего рыжего товарища. В глазах его что-то шевельнулось. Видно было, что при виде нашей компании он испугался. Зрачки его, даже в темноте, стали расширяться. Руки, держащие железные прутья качелей напряглись. Все его тело натянулось, приготовившись к бегству. Он чем-то напомнил мне типичного школьника, который есть в любом классе и в любой школе. Знаете, есть такие одноклассники, как правило, хилые и еще не достаточно сформировавшиеся. Обычно, таких в шутку любят поколотить. Это называется отработать удары. Такой паренек будет огрызаться, убегать, материться, но все равно держаться общей компании или ядра класса, то есть - сильной ячейки.
Наглость рыжего пацана нас сначала несколько насторожила, но затем, оглянувшись по сторонам, мы смело подошли к детским качелям.
- А ты что так разговариваешь, парень? Страх потерял? - К откровенным наездам на Приморских ребят подключился "Чак Норис". - Кого из вас первого пробить? Ну-ка бляди, руки тянем!
- Сидите здесь втихушку, воздух во дворе отравляете. - Подключился к разговору Лысый.
Мы окружили Приморских пацанов, не давая им никаких шансов на побег. Каждый из нас стал выдавливать из себя короткие фразы и высказывания по поводу наглости парней. Особенно всех заводило, как двенадцатилетний мальчишка стал совсем бледным, и почему-то пытался сквозь нас посмотреть на входы в подъезды. Как будто тот кого-то ждал, или хотел поймать взглядом.
- Ссссигареты, мееелочь из карманов вытряхиваем, шпана деееревенская! - Произнес Сева, и по-дружески положил на плечо стоящему пареньку руку. Все понимали, что в случае отказа рыжего Сева начнет драку. Тогда в этом случае, этим двум пацанам уже придется не сладко. Я понимал, что в настоящее время руки об двух малолеток чесались у всех нас. Осознание того, что нас больше, и мы сильнее, приводило нас в состояние одержимости и готовности, не задумываясь применить силу.
Тут за спиной я услышал скрип открывающейся деревянной подъездной двери, но в тот момент не придав этому значение, мы сомкнули спины, что бы выходящие случайные жители ничего не поняли. Рыжий пацан с Севиной рукой на плече вдруг изменился в лице. На его веснушчатых щеках засияла злая и подозрительная улыбка. Теперь уже мы все услышали приближающиеся к нам шаги. Мы развернули головы в сторону дома. Из подъезда выходили фигуры людей, а вернее сказать подростков. Самым первым во двор вышел высокий и крупный молодой человек лет семнадцати. Люди все выходили и выходили из подъезда. Вот их уже восемь человек, а вот уже все пятнадцать. Они стояли во дворе и поглядывали в нашу сторону, пока самый старший из них не спеша, направлялся к нам. Кто-то прикуривал сигарету, кто поправлял шнурки на кроссовках. Дверь подъезда все открывалась и закрывалась, а люди все выходили.
- А вот теперь, заика сраная, предложи это вон тем хлопцам, - Ответил Севе рыжий, и указал взглядом на собирающуюся во дворе толпу людей.
В воздухе повисло молчание. Каждый из нас оценивал создавшуюся ситуацию. Парни во дворе стали посматривать в нашу сторону и с интересом друг с другом о чем-то переговариваться. В тот момент не одному мне пришло в голову, что единственным решением сейчас было это - бежать. В моем носу опять застрекотала раздражающая трель, и я стал привычно потирать переносицу.
- Петруха! Поди сюда, тут какие-то Кафские засранцы бить меня хотят! - крикнул через весь двор рыжий и оглядев нас с ног до головы, усмехнулся. - Сейчас вы узнаете, кто у меня брат.
Мы мгновенно осознали безвыходность создавшейся сцены. Но, увидев, что парни стали идти в нашу сторону, мы поняли, что надо действовать. Сева молниеносно вложил всю свою силу удара кулаком, направленного в живот рыжему парню. От чего тот скорчил гримасу боли и, согнувшись пополам, стал наклоняться к земле.
- Дддергаем! - Крикнул Сева, и со всех сил бросился бежать со двора в противоположную сторону от толпы приморских парней. Краем взгляда я увидел, как человек пятнадцать побежали прямо на нас. Вся наша компания из шести человек во весь опор побежала с территории двора. Бежали мы молча, и в каждом из нас билась одна мысль - куда мы бежим в этом чужом поселке, и что будет, если нас нагонит разъяренная толпа. За спиной я слышал топот ног, свисты, смех и проклятия в нашу сторону. Казалось вот-вот и кто-нибудь из нас спотыкнется, переворачиваясь в воздухе и падая на землю, в ожидании крушащих его местных подростков. От таких мыслей страху прибавилось еще больше, а вместе с ним и скорость моего бега.
Выбежав из двора, мы помчались вниз по одной из улочек к набережной. Впереди бежали Чак Норис, за ним Толя с Серегой и Севой. Замыкали "олимпийскую марафонку" Лысый и я. От нас исходил только шелест болоньевых курток и глубокое дыхание. Справа от себя я постоянно чувствовал прерывистое дыхание Лысого. Всхлипы, вырывающиеся из его носоглотки, говорили либо о его страхе, либо о чрезмерном увлечении табакокурением. Там, где-то на пляже нас ждали Наши. Это придавало нам сил. Улочка была не известной, но осознание того, что во всех приморских поселениях все улицы заканчиваются морским побережьем, успокаивало. Из криков, раздающихся за спиной, я успел уловить проклятия брата рыжего наглеца. Попадать этому здоровяку под горячую руку, конечно же, не хотелось никому из нас.
Миновав четыре квартала одноэтажных домов, с высокими заборами частных садов мы выбежали на городскую площадь. Не сговариваясь, все мы, как один организм, нашли кратчайший выход из площади, между двумя большими плакатами на металлических фермах. По улицам шли прохожие и оборачивались на бегущих через площадь молодых людей. Одно из женщин, что-то стала причитать, встав на пути у летящих подростков. Приморские ребята, изменив траекторию, дабы не сбить даму, побежали в разные стороны, но затем опять сомкнулись за ее спиной. Пробегая вдоль спускающегося высокого каменного забора поселкового порта, все мы увидели, как уже близко стало видно море и городской песчаный пляж. Уклон дороги увеличился. Мы ускорились, не понимая, что для нас открылось второе дыхание. Оборачиваться назад я боялся. Мне казалось, что от этого темп мой замедлится, и я буду настигнут. Каждый мой орган ощущался мной в отдельности от моего организма. Вот бьющееся и готовое вырваться из груди сердце. Вот, страшно колющая в боку печень. Вот мой желудок, сжавшийся в маленький комок от страха и выплеснувшегося в кровь адреналина. Каждая мышца моих ног горела, но остановиться я уже не смог бы никогда. Еще чуть-чуть и мы на пляже. А что там? Море? Если там никого нет? Ведь мы же не определяли конкретного места встречи.
Когда до начала пляжа оставалось метров двадцать, я увидел, что впереди нас пропасть. Нет, конечно же, это не пропасть, а всего лишь двухметровая подпорная бетонная стенка. Морской берег Приморского в отличие от Кафы был всегда крутым и обрывистым. Подпорная стенка с лестницами и парапетами тянулась почти вдоль всей протяженности поселка. Я вспомнил известную картинку из школьного учебника по истории, на которой первобытные люди, загнав стадо диких животных, сталкивают их с крутого обрыва, и таким образом, обеспечивая пропитание своему племени на несколько месяцев вперед. Сейчас мы были похожи именно на тех животных, только обрыв был двухметровой стенкой, а древними охотниками были приморские пацаны. Резкий спуск заметили и мои "марафонцы", морально приготовившись к прыжку. Никто бы уже и не смог затормозить перед стенкой, поэтому все как один стали сигать с высоты на пляжный холодный песок. Оттолкнувшись за полметра до начала парапета стены, в воздухе, я успел рассмотреть внизу толпу стоящих на пляже парней. Кто это был, рассматривать за такое короткое время было бесполезно. Я прыгнул в неизвестность. Все мы прыгнули в неизвестность.
Приземлившись сначала на две ноги, затем через голову на спину, я довольно таки больно ударился о недружелюбную землю. Столб поднятого вверх песка на некоторое время накрыл меня. Отряхивая с головы песок, я услышал голоса и бегущих ко мне людей.
- Мочи их! Бей пока не очухались!
Машинально я закрыл голову руками и сжался, сидя на холодном песке и приготовившись к пассивной и бесполезной защите. Справа и слева от себя я почувствовал такие же приземления своих спутников. В какой-то момент я почувствовал, что это конец. Пощады не жди, а подняться и бежать - сил уже нет.
Стойте! Это наши пацаны, Кафские. - Услышал я знакомый голос и поднял вверх глаза.
Из толпы окружающих меня парней лет шестнадцати вышел невысокого роста человек, с темными завивающимися цыганскими волосами на голове. Одетый в холщевую черную куртку и армейские сапоги, он был похож на одного из героев футуристических апокалипсических американских фильмов. Он поднял вверх руки и все остановились как по приказу. Руслан Шалтанов спрятав в рукав деревянный брусок, подошел ко мне и стал помагать встать мне на ноги.
- Я уж думал, что вы тоже не доберетесь до поселка. А тут на тебе. И смотри, вы всей бригадой доехали, как договаривались. - Руслан стал заботливо и непривычно отряхивать мне спину от мокрого песка. - Молодец Олег! На, возьми молот правосудия. - И он протянул мне, неизвестно откуда появившуюся в руках, деревянную полуметровую дубинку с затесанным на конце наболдажником.
- Как - не доберетесь? Что, много кто не смог добраться? - Недоуменно спросил я.
- Как видишь... Нас тут человек двадцать, да вас еще шесть - уже не плохо. Но ты не ссы, прорвемся. - И Руслан обернулся к людям, стоящими за спиной. - Держись рядом со мной и все будет в поряде. - Уже шепнув мне в ухо, произнес он.
Я встал и уже почти отдышался, когда над нами размахивая руками, подобно пропеллеру самолета, стали останавливаться от быстрого бега наши приморские гнавшиеся парни. Кафские ребята стали отходить от края стены ближе к морскому берегу, ожидая, что кто-то из приморчан все-таки сорвется с подпорной стенки. И тогда уже направить на них еще не вставших нормально на ноги свой гнев и ярость. Кафские мальчишки стали выкрикивать угрозы и размахивать в воздухе самодельными кастетами и палками. Над всей немногочисленной бравадой поднялся ор. Приморчане так же в ответ стали словесно обзывать, стоящую внизу толпу людей. Угрозы и проклятии смешанные с удивительно красноречивым матом сыпались со всех сторон. И только когда со стороны кафских гостей в сторону берега полетела морская галька, подобранная на песке и прочий пляжный мусор, толпа наших преследователей отступила. Вскоре мы их уже не могли увидеть.
Я почувствовал, что мы сильны, хоть нас и не так много. Каждый стоящий здесь на песке человек готов биться друг с другом рука об руку. Сева и Толя Базинов подошли к нам с Русланом. Остальные наши спутники растворились в общей массе народа.
- Что испугались, ублюдки деревенские! - Выкрикнул в сторону пустой нависающей бетонной стенки Толя и дико засмеялся. Его смех подхватили еще несколько человек, чем Толя сразу заработал себе очки авторитета.
Несколько высоких юношей лет семнадцати подошли к нам с Русланом. Парни, явно лидеры своих дворов и школ, держали в руках небольшие металлические и деревянные предметы. Что-то вроде небольшого военного совета должно было произойти сейчас возле меня, здесь на узкой песочной полосе между длинным бетонным ограждением и морским приливом. Один из юношей, с искусственно взращенной щетиной на лице, обратился к Шалтанову: "Руся, надо что-то делать. Эти шестеро малолеток нам погоды не сделают. Менты, мать их, большую половину наших не пустили в поселок". Другой плечистый парень, на кистях которого красовались черные кожаные перчатки со вставленными на костяшках металлическими клепками так же обратился к курчавому лидеру: "До семи вечера за пристанью нас будет ждать ЗИЛок. Шоферу один хрен уже заплатили. Если мы сейчас туда не доберемся, то встретится с приморскими пацанами, нам придется уже скоро. Ты пойми, нас все равно мало. Вернемся через недельку, когда все уляжется, и надерем им задницы. Вот тогда-то они нас и не будут ждать". Говорили оба юноша почти шепотом, боясь, что кто-нибудь из окружающих сможет их услышать. Паника сейчас была никому не нужна. Я стоял рядом с Русланом и парни, разговаривая с ним, постоянно косились в мою сторону с видом, имею ли я право слушать их обсуждения.
Но Руслан на, поступающие к нему предупреждения только молчал и рыскал глазами по толпе, собравшихся вокруг него людей. Казалось вот-вот и он найдет выход в этой немного испуганной, но еще достаточно агрессивной и управляемой толпе. Он стоял на месте и нервно почесывал подбородок правым плечом. Кто находился рядом, смотрели на него и не верили глазам. Их лидер был в замешательстве. Оставался вопрос времени - как долго он будет находится в таком состоянии. Необходимо было принимать решение.
Время сжалось в один комок, минуты превратились в секунды, а ожидание в действо. На другом конце, стоявшей на пляже толпы кафских парней, послышались крики и громкие высказывания. Грохот возгласов пролет как волна по всей толпе, докатившись до нашего слуха. Руслан, а за ним я стали протискиваться через плотный строй людей к северной стороне пляжа. Иногда, даже по-хамски распихивая локтями стоявших подростков, Руслан старался не обращать на это внимание. Лишь бы быстрее выбраться из толпы и увидеть, из-за чего поднялся весь шум. Трое взрослых парней также устремились за мной через узкий коридор, образованный действиями Руслана. Перед нами предстала картина: метров в ста от нас, где заканчивалось двухметровой ограждение по берегу шли люди. Их было очень много. Сколько? Столько, чтобы мы могли увидеть сквозь них продолжающуюся полоску песочного берега, тянущуюся далее за ними. Это были молодые люди от четырнадцати до восемнадцати лет. Они все заполняли и заполняли узкую полоску берега. Их было не слышно. Кажется, они тоже не ожидали увидеть нас. Поэтому они стояли и пока еще не решались приближаться к нам. Я пытался разглядеть их, но наличие каких-то предметов рукопашного боя у них отсутствовали. Кто-то, глубоко вздохнув за моей спиной, произнес: "Да откуда их столько, что, весь поселок сюда пришел?". Людей действительно было много. От расцветок болоньевых, холщовых курток, фуфаек и свитеров рябило в глазах. Одетые на всех разноцветные и модные в то время вязанные шапки-колокольчики, придавали всей этой "разнокалиберной" толпе молодежи некую завершенность.
Руслан обернулся в еще не сомкнувшийся за спиной коридор, стенами которого были живые люди. Там на южной стороне окончания бетонки собиралась другая толпа приморской молодежи. Было их не меньше уже увиденных, и они так же еще не решались двигаться в нашу сторону. Разница была лишь в том, что находилась северная группировка дальше по пляжу, метрах в двухстах.
- Так, приехали, ага, - пробубнил Руслан, оценивая обстановку, - ты что постоянно нос потираешь, а? - Спросил он, проходя мимо меня.
- Да так, простудился, либо какой-то чирь в носу завелся.
- Скорее у тебя это нервное. Не боись, прорвемся. Держись меня. - Опять напомнил Руслан.
Смысл, да и вообще, весь короткий разговор про мое здоровье выглядели нелепо и неуместно в создавшейся ситуации. Надо было действовать, но кроме Руслана никто не решался принимать решение. Его старшие приятели молчали. Но слова о моей дурной привычке - почесывать переносицу, меня как-то успокоили и растворили во мне последние нотки паники. Спокойный тон и добрая улыбка Руслана сделали свое дело. В какой-то момент он поменялся в лице и стал громко для всех говорить, вероятно, чтобы его могли услышать все.
- Короче! Делать нечего. Надо пробираться к машине и валить отсюда. Это значит, надо двигать туда, - и Руслан указал на южную часть пляжа, - мы будем пробивать дорогу, - он поднял вверх небольшое древко, показав всем свое орудие, - все остальным не отставать. Я вам не мамка следить - за каждым! И самое главное, они нас жалеть не будут! Эта деревенщина не догадалась даже забор по штакетникам разобрать. С голыми кулаками пришли, козлы вонючие! Пошли!
С последним словом Руслан побежал вперед по пляжу в указанную сторону. Со скоростью света вся толпа ринулась за ним. Пятеро взрослых парней с деревянными палками и металлическими прутьями стали, опережая всех, догонять Руслана. Я так же помчался со всех ног. В голове сидел совет Руслана - держаться рядом. Крики, вопли и матерные проклятия издавал каждый из бегущих Кафских юношей. Спокойный вечерний пляж взорвало шумом, издаваемым яростной и безумной толпой молодых людей. Я вспомнил про свою деревянную дубинку и сильнее сжал пальцы на холодном древке. На страх совсем не оставалось времени.
Темный человек - Эрра. Сосредоточение негатива и планетарной черной кармы человечества, появляющийся и набирающий силу, каждые тринадцать лет. Рожденный самой Землей, изгой и чуждый новому просветленному человечеству. Насколько он действительно вредоносен и почему его боятся? Нет, не боятся, его ожидают, а затем просто устраняют как нарыв на теле. В разных концах света восемьдесят девять хранителей, путем слияния энергоинформационных полей на ментальном уровне ищут его. По внешним характеристикам, полученных от внешнего разума, и далее по характерной ауре, его находят. Помещая в специальное место на земле, его изолируют. Гуманность во всем, даже со злом. В случае бегства Эрры в другие порталы, его отслеживают и ликвидируют. Зачем это делают, я пока не могу найти ответа.
Сомневаюсь, что в будущем люди лишатся негатива, агрессии и антигуманизма. Нет, должны будут остаться не тронутые светом люди. Это понятно. Почему же Эрру не устраняют сразу, так же, пока не могу найти ответ. Где я должен искать его? В чем его сущность и чего он ожидает от мира, чуждого и враждебного. Для чего он появляется на Земле. После первого сеанса Семена, вспоминаешь наставление о доме Эрры, который я должен найти. Что это? Место, где я смогу вытеснить его из портала в реальный мир или всего лишь способ убедить меня в опасности и начать действовать более решительно. А может это просто какой-то код или шифр? В любом случае пока я не определюсь с темным человеком, не найду его, я не смогу ответить на все эти вопросы.
Возможно, что он - просто обычный человек, который в один прекрасный момент встал перед выбором: будет ли его разум в единении с Богом или уйдет с разумом индивидуума мысли. Ведь даже сейчас есть люди, которые не приемлют нерушимость программных установок коллективного разума. Их разрушительное влияние нельзя недооценивать. Эти люди, даже овладев высшими знаниями, не ставят себе целью избавление от кармических цепей. Более того, некоторые из них вовлекают в сети кармической зависимости других людей, находя в этом удовлетворение и смысл своей жизни. Главным арсеналом их средств является культивирование физического и чувственного наслаждения, превращение их в самоцель, а также принуждение других людей к такому образу жизни. Цивилизация, ориентированная на Бога вселенной, должна оградить себя от разрушительного влияния носителей черной кармы. Вследствие чего начинается ОХОТА. Такова - теория.
За несколько метров до толпы приморских парней, приготовившейся к обороне, я убедился, что у них действительно ничего не было в руках. Обескураженные Приморцы, увидев у нас в руках непонятные предметы, поначалу стали раздвигать ряды, но затем, от безвыходности ринулись прямо на нас. Группа взрослых Кафских парней вместе с Русланом, размахивая деревянными и металлическими дубинками, стали осыпать Приморских противников ударами. Били они без разбора. Куда и с какой силой опускалось орудие "миротворца" они не знали. В тот момент, когда две противоборствующие группы столкнулись, крики вопли и проклятия с обеих сторон прекратились. Потасовка была молчаливая с короткими выкриками и глухими ударами. Создалось впечатление, что крики, которые несколько секунд назад раздавались от молодых людей, в настоящее время были им не нужны. Как будто они могли отнять у них силы необходимые на приложение физической силы в драке. Словно запрограммированные мельницы, дубинки вращались в воздухе. Отлетающие, словно в немом кино, по сторонам тела Приморцев падали на землю и на стоявших соратников. Протиснувшись сквозь плотную толпу, я почувствовал, как ступаю прямо по телам, лежащим на песке и пытающимся отползти в сторону. Я обернулся и увидел справа от себя сидящего на земле человека. Сгорбленный, он обхватил руками голову и неистово стонал. Сквозь его пальцы сочились толстые струи багровой жидкости. В толпе началась неразбериха. Люди падали, спотыкаясь о лежащих на земле. Но группа Кафских парней продолжала отпускать удары по сторонам, вкладывая в каждый взмах всю силу и ярость, имевшуюся у них. Вслед за шестерыми Кафскими парнями в общую массу стали вливаться остальные, добивая самодельными свинцовыми кастетами и предметами, привезенными из города.
Здоровенный поселковый юноша, навалившись всем телом на мое плечо, стал заваливать меня в общую кучу скорчившихся тел на земле. На долю секунды я ощутил зловонный запах пота, исходивший от его рыхлого и тяжелого тела. Затем я увидел его медленно открывающийся рот. Наполненное ненавистью и злобой лицо юноши было готово вонзить в меня зубы. Горящие звериные глаза впились в меня. Казалось, что, убив меня, он успокоится, что это именно то, что ему нужно. Короткий выкрик, и тело моего убийцы падает прямо мне под ноги. Пальцы его разжимаются на моем плече. Он пытается еще какое-то время цепляться за невидимые в воздухе поручни. Но центр тяжести его тела уже перешел свое критическое состояние и он, подгибая под себя ноги и закрывая руками лицо, падает ничком вниз. Я успеваю только стряхнуть с одежду его цепляющуюся руку. На его место встает Руслан с отколотым надвое окровавленным древком дубинки.
- Не зевай, мать твою! - голос Руслана выводит меня из оцепенения.
Крепко сжимая в руках деревянный предмет, боясь, что он может выскочить из ладоней, я начал со всех сил лупить им по спине лежащего здоровяка. Но ни криков боли, ни защитных движений от поселкового великана я не замечаю. В какой-то момент я понимаю и оцениваю силу наносимых мной ударов. Вот я бью сильно, а вот еще сильнее. Наконец я оставляю его в покое и переключаюсь на двоих, кажется моих одногодок, пытающихся выползти из обрушавшегося на них тела здоровяка. Несколько ударов по голове приходится белобрысому мальчугану, затем, переключившись на второго, бью ему по рукам, которыми он пытается закрыть макушку головы. Боковым зрением замечаю, заикающегося Севу, который, схватив за ремень брюк, пытающегося убежать Приморца, наносит ему удары металлической дюймовой трубкой по его спине ягодицам. Парень непонятного возраста, пытается вырваться из рук Севы, и мечется по земле, поднимая клубы песка в воздух.
Сцена мне кажется, достаточно забавной и я, продолжая размахивать в воздухе оружием, начинаю дико прерывисто гоготать. Мой непонятный смех приводит двух моих жертв - пареньков в еще более паническое состояние. На лице одного из них я замечаю выступившие слезы. К чему этот смех? Сознание не дает мне ответа. Механические бездумные движения рук и тела заставляют меня взглянуть на происходящую картинку со стороны. Я понимаю, что мой идиотический смех не что иное, как проявление истерики и потери контроля.
В толпе скрюченных лежащих тел я вижу Базинова, защищающегося от ударов наносимых ему сразу троими Приморскими парнями. От ударов голова Толи мотается по сторонам. Встать на ноги он уже не может. Я начинаю пробивать себе дорогу к Базинову. Задевая вскользь древком стоявших вокруг меня дерущихся подростков, я уже не останавливаюсь. Осознание того, что я не различаю, кому наношу удары - своим или чужим, отгоняю прочь. Сейчас это уже не важно. Двое наших, опережая меня, сбивают с ног троих Приморцев. В момент, когда я добегаю до Базинова, они уже лежат на песке. Встать на ноги им уже не даю я. Удары приходятся по ногам, коленям, шее противников. Наконец я слышу треск, и осколок моего деревянного орудия отлетает в смешанную толпу за моей спиной.
Но я замечаю, что половина моего древка еще на месте и я могу продолжать драку. Это меня успокаивает, и я пытаюсь левой рукой поднять за ворот куртки Базинова. Он что-то бормочет, но идущая из разбитых губ кровь, не дает ему сказать понятные слова.
- Потом Толян! Не сейчас! - Кричу я и начинаю вертеть по сторонам головой.
Ориентация нарушена. Наконец я намечаю маршрут - вот бетонное ограждение, вот спокойное море, вот Руслан и еще десять наших пробиваются в сторону берега. Тело Толи тяжелое и я понимаю, что в данный момент продвижение с ним опасно для нас обоих. Это понимает и Толя. Вероятно, поэтому он отталкивает меня и сломя голову на шатающихся ногах бежит за общей массой Кафских бойцов.
В какой-то момент я осознаю, что вижу и участвую в кульминации, развернувшейся битвы. Почти выдохнувшись, Кафские бойцы начинают сдавать позиции. Из двадцати с лишним горожан на ногах еще стоит человек восемь. Остальные, переключившись на продолжающиеся парные стычки на земле не в силе сдержать удар, превосходящих по количеству Приморчан. Живая масса, подтянувшихся свежих Приморских подростков напирает. Пятеро наших, спинами друг к другу, продолжают не подпускать к себе, сгрудившиеся вокруг них толпы. Я в свою очередь продолжаю бить остатком древка какого-то длинноволосого парня. Видя в его глазах отпечаток боли и страха, переключаюсь на другого. В тот момент, когда деревянный товарищ с треском ломается вдоль волокон, я ощущаю некую пустоту в руках. Понимаю, что теперь я предоставлен сам себе.
Выкрик из хаотичной драки: "Ложись!", - заставляет меня рефлексивно нагнуть голову. Порыв ветра над головой. И я наблюдаю в воздухе развернутую двухметровую цепь со свинцовым, размером с кулак, шарообразным наболдажником. Цепь медленно раскручивается в воздухе, и я успеваю разглядеть желтые бронзовые кольца цепи, с темными пятнами в местах соединения. Слева двое, справа еще трое местных парней падают под ударами свинцового шара.
В одно мгновение толпа Приморской молодежи, уже почти взявшая нас в кольцо, рассыпается в разные стороны. Падает еще двое подростков. Несколько человек, спасающихся от убойного орудия, забегают в морскую волну. Цепь в руках держит Руслан. Раскручивая ее над головой, он практически расчищает в поле движения цепи пространство на узкой песчаной полоске берега. Вопрос - откуда он взял двухметровую морскую цепь ни у кого не возникает. Главное сейчас то, что это сигнал к отходу.
В двадцати метрах от нас вижу приближающуюся группу Приморской молодежи, бегущую с северной стороны пляжа. Количество их превышает предыдущую группу в несколько раз. Еще мгновение и кольцо сожмется. Продолжать драку никто из Кафских мальчишек уже не в состоянии.
Руслан выпускает из рук, раскрученную цепь, которая со скоростью вслед за свинцовым шаром, устремляется в прижавшихся к бетонной стене группу молодых людей.
- Бежим! - Слова Руслана, как приказ врезаются в сознание каждого из нас. Около десяти-пятнадцати Кафских парней устремляются вглубь уже свободного прохода на береговой линии.
Ноги не слушаются. Все это время, находившиеся в напряжении, они практически закостенели. Усилием воли я устремляюсь вслед за бегущей толпой. Впереди - только конец бетонного ограждения. Слева от себя замечаю бегущих парней, кидающих на ходу все, что они привезли с собой в поселок. Самодельный арсенал падает на песок. Я начинаю ускоряться. Вот оно - второе дыхание. В толпе бегущих людей вижу Базинова. Правая сторона лица, шею и грудь заливает кровь, сочившаяся где-то над ухом. Он бежит - значит с ним все в порядке. Бетонное ограждение заканчивается и береговая линия расширяется. Справа от меня предательски спокойно плещется морская волна. Вплоть до самого горизонта на море почти нет барашек от волн. Небо чистое и лучи заходящего солнца освещают нас как днем. Нет, не такой пейзаж я ожидал сегодня увидеть. Не к месту этот розовый небосклон и штиль на море. Ведь в видеофильмах все не так. Там все боевые действия происходят ночью, где ничего не видно, и, как минимум, льет дождь. Такой и должен быть задний план любого сражения.
Обернуться назад и посмотреть не хватает ни сил, ни желания. Страх увидеть, настигающую тебя толпу врагов, пересиливает все на свете. Свернув с пляжа в сторону поселка, мы пробежали еще метров сто. Казалось, этот бег никогда не закончится. На грунтовой дороге между парковыми пирамидальными тополями все увидели стоящий грузовик. По толпе, спереди назад, пронеслись оживленные оптимистические вздохи.
Стоявший у грузовика водитель, лет тридцати, нервно курил папиросу. Огонек от папиросы то сверкал в темноте поселкового парка, то снова меркнул. Увидев бегущую на него толпу, он громко выматерился и бросив в темноту парка окурок, кинулся в кабину машины. Окурок папиросы разлетелся в темноте десятками мелких алых искр. Мы услышали хрипящий звук, заводящегося двигателя ЗИЛа. Почти на бегу, не останавливаясь, люди стали запрыгивать в открытый кузов грузовика. У заднего колеса со стороны открытой двери стоял Руслан. Помогая всем запрыгивать в кузов, он что-то истошно орал, в сторону водительской двери.
- Подожди! Не дергай, еще не все залезли!
- Если я сейчас не поеду, мне машину по винтикам разберут! Да мы вообще так не договаривались! - Высунувшись на половину из кабины, в ответ вопил водитель.
- Я тебе говорю - ждем всех! Иначе я тебя сам сейчас здесь же разберу!
Запрыгнув в кузов ЗИЛа, я рухнул на деревянные доски настила. Сердце буквально выскакивало из груди. Пытаясь отдышаться, я понимал, что воздуха все равно легким не хватает. Казалось, что при каждом моем вздохе кузов грузовика вздрагивает. Люди, запрыгнувшие на машину, падали либо садились рядом со мной. Наконец я постарался успокоиться. Для этого я замедлил дыхание и постарался расслабить напряженное тело. Я открыл глаза и увидел над собой бесконечное звездное небо. Крики и шум двигателя становились все тише и тише. Как будто я начал терять слух, но это меня нисколько не испугало. Прислушавшись к своему организму, я стал улавливать, как биение сердца стало возвращаться в привычный ритм. Неожиданно в правом плече почувствовалась ноющая боль. Волной неприятных ощущений боль прошла от правой ключицы вниз через плечо до локтя. Я понимал, что Приморский здоровяк в начале всей этой заварухи здорово потянул мое плечо, возможно, я даже сломал ключицу. В тот момент, когда машина тронулась с места, я отключился. Но это был не сон и даже не дрема. Я четко ощущал все процессы, происходящие в моем организме, видел окружающую картинку: спокойное манящее звездное небо с белыми облаками, корчащиеся в кузове грузовика тела молодых людей, проклинающих все и вся. Не было только звука. Никакого шума или даже намеков на звук. Отчего на душе становилось спокойно, и я почувствовал отстраненность от происходящих событий и свою непричастность. Я был просто сторонним наблюдателем.
В тот день мне приснился сон. Да, именно день. Я проспал всю ночь и весь день. Не знаю, была ли это усталость или стрессовое состояние организма сменилось полным расслаблением? В итоге я проспал около семнадцати часов.
Мне снился лемуриец. Вернее сказать я не знал и не видел его, но чувствовал, что передо мной стоит никто иной, как человек без имени, от творца творящий, учитель. Мое сознание и мое тело находилось вне времени и пространства. Не знаю, что это было и где. Да в прочем это и не важно. Помню только, что вокруг меня было много света. Свет заполнял все пространство, и из-за него нельзя было рассмотреть окружающих предметов. Но свет был мягким и не слепил мне глаза. Мне было ни холодно и не жарко, казалось, что свет вокруг создавал то ощущение комфорта и уюта, которое было предназначено только для меня. И еще этот звук, даже не голос. Нинмах. Мах.
Он стоял прямо передо мной. Я не видел его лица, а видел только его руки. В своих белых морщинистых ладонях он держал святящейся шар. Хотя в полнее возможно это был и не шар. Просто - яркий и пульсирующий комок. Свет, исходивший от шара, был еще ярче, чем окружающее нас пространство. Мощный свет, который лемуриец держал в ладонях, был теплым и почему-то манил меня к себе. Он держал его прямо перед собой и поэтому как бы я не старался, но я не мог разглядеть его лица. А мне так этого хотелось. Вот он здесь, живая легенда, а я даже не знаю, как он выглядит. Все, что я мог видеть, это только слабое нежно-желтое свечение над его головой. Как будто раскаленный воздух над асфальтом в жаркий летний день где-нибудь в городе. Да, и еще его руки. Кто-то скажет, что белые как снег костлявые и морщинистые ладони наводят неприятное визуальное впечатление? Да, возможно. Только от этих рук веяло любовью, слепой и безответной. Будто старый добрый сказочник держал в руках чью-то мечту или чьи-то надежды. Просто держал в руках, что бы потом ему или им - просто подарить. Нинмах.
Но желание рассмотреть лицо лемурийца сменилось сразу, после того как он поднес вои руки с ярким белым шаром на уровне моей груди. И меня и шар вдруг потянуло друг к другу. Глаза мои, вместо того чтобы сощуриться, наоборот расширились и мне захотелось познать назначение этого удивительного волшебного шара. Почему-то я внезапно вспомнил прошедшую ночь, а вернее сказать вечер. Сколько ненависти, ярости и злобы было во мне вчера. Сколько я причинил боли и насилия тем людям, своим сверстникам. Для чего выплеск негатива разрушил мое сознание, дико и бессмысленно соединившийся с разумом обезумевшей толпы? Мне стало стыдно и горько от содеянного мной. Я нес ответ перед великим человеком, стоявшим в данный момент передо мной. Он то, все знал, это понятно. От него нельзя было ничего скрыть. Лемуриец видел меня насквозь, как будто я был сделан из бумаги или из стекла. Мне было стыдно как первокласснику, получившему первый раз неудовлетворительную оценку. Позор краской заливал мое лицо. И не в силах сдержаться, я расплакался в пустоту. Не видя, кто передо мной, не видя, куда смотрит его взгляд, я рыдал в некуда. Именно так. Мне было не важно, что он про меня думает. Мне было важно только одно - что я думаю про себя. Готов ли я принять тот грех гнева, который овладел мной? Готов ли я простить самого себя за содеянное? Но я не мог найти ответа. Мах.
Горячие и соленые слезы катились по моим щекам. Я чувствовал их морской вкус, и ощущал направление движения слез по моему лицу. Казалось, что они никогда не закончатся. Сердце мое разрывалось от горя и не излечимой душевной раны. Сама смерть не могла мне помочь в те минуты. Шар вдруг стал увеличиваться прямо перед моими глазами. Но потом я понял, что лемуриец протягивает ко мне свои ладони с неизведанной субстанцией энергии. Все ближе и ближе. И вот, наконец, яркий как солнце шар отрывается от ладоней лемурийца и устремляется мне прямо в область солнечного сплетения на груди. Сначала я испугался, но затем понял, что это неизбежно. Этот шар света предназначался именно мне и не кому больше. Пройдя сквозь мою кожу, теплый шарик остановился в моем теле. Я не мог его видеть, но почувствовал его тепло. Когда я смотрел на свое тело, то мог даже немного видеть слабый белый свет, проходивший сквозь мою кожу на груди. От чего та светилась красным цветом, и я даже мог видеть некоторые участки своих внутренних органов и костного остова, словно я был одним сплошным рентгеновским снимком. В одно мгновения свет от шара заполнил все мое тело и мозг. Шар взорвало внутри моего тела, и свет от него достиг всех отделов моего организма, памяти и разума. Мне стало намного легче, я перестал плакать. Нинмах. Мах.
Я понял, что это была именно та энергия любви, о которой говорила книга света и легенды о человеке, подарившему человечеству быстрый путь к истине и совершенству. Я был безгранично благодарен ему, за полученный подарок. Мне сразу захотелось с кем-то поделиться, рассказать и отдать то же самое, что я получил в дар. Как будто я сам мог творить подобные комочки света и любви. Радость переполняла меня и все проблемы и страдания ушли из моего сердца. Именно в таком поднятом ощущении я и проснулся. В голове отчетливо звучали слова. Нинмах ждет нас. Мах.
Лицо было мокрое, и поначалу я стал протирать его о наволочку подушки, стараясь вспомнить, что же мне снилось. Но попытки были тщетными. С усилием, оторвав голову от подушки, я посмотрел на настольные часы. Глаза еще были слипшимися от непонятной влаги, но, продолжая протирать их руками, я неожиданно "прозрел". В правом плече заныли отдаленные признаки боли растяжения. Ощупав шею и предплечье, боли не ощутил. Значит с ключицей все в порядке. На часах было двадцать минут семнадцатого часа. За окном уже начинало темнеть. День близился к концу. Он прошел мимо меня, и я никогда не узнаю, что же это был за день и что он мог мне принести. Тем более, что сегодня был обыкновенный школьный день.
Как обычно, я дотянулся до стола, и на ощупь, всунул питающий кабель в разъем своего магнитофона. Затем нажал кнопку посередине панели управления, и откинулся на кровать. Я опять закрыл глаза и постарался вспомнить свой сон. Обрывки его стали всплывать в моей памяти: яркий шар, человек, лицо которого я не могу рассмотреть, ощущение теплоты и равновесия. Из магнитофона послышались жесткие гитарные аккорды и вокал Джони Роттена из скандальных "Sex pistols". Вспомнилось, с каким трудом Руслан раздобыл эту запись. Плохого качества, с хрипами и на заезженной магнитной кассете, но зато еще достаточно громкой.
В какой-то момент весь позитив сменился воспоминанием о вчерашнем возвращении домой. Кажется, была уже полночь. С грузовика в городе, высадившем нас где-то за центральным рынком, мы с Толей и еще несколькими пацанами домой дошли пешком. Мать встретила меня скандалом и рыданиями. Кошмар, как же она рыдала... Что-то важное она мне сказала, вчера вечером. Я успокаивал ее и даже пообещал больше не учувствовать в подобных молодежных разборках. Ведь она все знала. Весь город знал, что Кафская молодежь собиралась в Приморский. Если бы не ее ночная смена на фабрике, то возможно она бы костьми легла, но не выпустила меня из дома. Боже, какой же я был дурак. Что же важное она мне вчера сказала?
Помню, она обвинила меня в эгоизме, и что, я совсем не думаю об учебе, и что я одно наказание, доставшееся мне от отца. "О чем ты думал, когда поехал туда! Ты обо мне думал, или решил заработать свой дешевый авторитет? А если бы тебя убили? Мы на смене только об этом и говорили, а тут смотри - собственный сын тебе нож в спину!" - кричала мать, и все рыдала и рыдала. Я же в свою очередь, стоял как истукан, грязный и уставший. Сказать что-то в свое оправдание было бессмысленно. Мысль была только одна - доползти до кровати и уснуть.
Потом мать сказала, что встретила в городе Сергея Николаевича с женой. Сказала, что на них не было лица. Вот оно - самое важное! Сергей Николаевич не стал даже разговаривать и пошел дальше. А его жена извинилась за мужа, объяснив это горем, посетившим их семью. Вчера в половине второго ночи у их сына, Семена, случился эпилептический удар. "Я даже не знала, что Семен страдает этой болезнью", - говорила мать. Семен впал в кому, и теперь он как растение лежит во второй городской больнице. Всю ночь врачи пытались его вытащить из этого состояния, но у них ничего не получилось. Дядя Сережа, почему-то во всем обвиняет себя, как медика, не сумевшего ничего сделать для собственного сына.