Год змеи. Литовская СССР, 1989 г, Шяуляйский СИЗО.
Он открыл глаза. Свет слабой, сорокасвечевой лампочки, с трудом пробивался сквозь клубы табачного дыма; голоса разговаривающих между собой людей, сливались в какой то неразличимый гул. Прямо перед его глазами была шуба... Шуба из штукатурного раствора, которую набрасывают через сетку панцирной койки. Тюремная шуба.
Он вспомнил, как в детстве с ребятами забежал в деревянный барак, чудом сохранившийся, еще, наверное, года с 37-го, и там впервые увидел эту самую шубу. Тогда то, более старшие и искушенные товарищи и объяснили ему, что делалось это специально, чтобы зеки не писали на стенах. И в самом деле - писать на такой поверхности было невозможно, но вот ведь о чем он тогда подумал: "Мало того, что это сделали. Кто-то отдал же такой приказ; у кого-то в голове, возникла такая идея, - ведь ее нужно выносить. Значит, есть кто-то, кто думает об этом, казалось бы, мелком, и ни кому не нужном деле..." Как же он тогда ошибался, отожествляя шубу с каким-то маленьким ничтожным человечком, озабоченным таким на первый взгляд, пустяшным вопросом. ЭТИ люди не задумывались. За них думала система. Система, на которую опирался Советский Союз. Но тогда, разглядывая причудливые разводы и узоры на этой самой тюремной шубе, он не был тронут такими глобальными мыслями и проблемами, он даже не пытался разобрать, о чем говорили зеки в камере. И не потому, что ему было это неинтересно. Просто говорили они по-литовски.
Год дракона, СССР.
Шел 1988-й год. Год тысячелетия крещения Киевской Руси, сочетающийся, странным образом с XIX - й партийной конференцией.
Великая империя, семьдесят лет наводившая ужас на весь мир, не смогла переварить сама себя, т.к. варилась в собственном соку, отгородившись "железным занавесом" от всего остального человечества, плетя интриги, называемые в средствах массовой информации "Внешней политикой СССР". Народ, обалдевший от обилия, слившегося на компартию компромата, не знал что и думать; все, еще вчера казавшееся прочным и незыблемым, в одночасье стало хрупким и зыбким, как весной, покрытая льдом река, вдруг приходит в движение: под треск и грохот, наползающих друг на друга льдин.
Год кота, 1987 г, Афганистан, Гиндукуш.
На перевале лежал снег...
- Черт, холодно-то как, - сквозь зубы произнес худощавый парень, лет двадцати - двадцатипяти, в шерстяной пуштунской шапке, стеганом восточном халате, правда весьма потертом и резиновых калошах на ногах, - прямо, как в Сибири у нас...
- Вечером, когда с ледника дунет, будет еще холоднее, - с заметным кавказским акцентом, произнес еще один, высовываясь из-за скалы, метрах в трех от первого, одет он был так же, за исключением головного убора: его голова была обмотана чалмой, когда то белой, но теперь грязно-серого цвета...
- Эх, шайтан, и огонь нельзя развести, - минут через двадцать уже начнется..., - и еще один парень азиатского вида, одетый как первые двое, зацокал, сожалеюще, языком, поплотнее завернувшись в одеяло песочного цвета, из-за которых все трое были практически невидимы, на фоне скал...
Все трое были вооружены, несмотря на весь свой сюрреалистический вид, автоматами Калашникова, а кавказец еще и пулеметом.
Тропа, над которой заняли позицию эти трое, проходила по ничейной земле, на границе между Пакистаном и Афганистаном, а парни эти, принадлежавшие группировке спецназа ГРУ, ждали здесь караван маджахедов, проходивших военную подготовку, под руководством НАТОвских инструкторов в Пакистане.
Они вышли из за поворота серпантина на тропу, как и предсказывал узбек, через двадцать минут. Восемнадцать сосредоточенных, настороженно смотрящих по сторонам, взрослых мужчин. Далеко не все они были Афганцами, арабами, да и вообще - мусульманами, - трое были европейцами, один - африканец и лишь четырнадцать были явно восточного типа - бородатые, хмурые, легко одетые, несмотря на холод, вооруженные проверенными АК - 47, с ножами на поясах... Десять ишачков, навьюченные переносными зенитно- ракетными комплексами (ПЗРК) "Стингер", брели, опустив голову друг за другом. Когда из-за поворота на тропу вышел последний "дух", "голова" каравана поравнялась с местом, где лежали в засаде, спецназовцы.
Тот самый парень, что первый помянул черта, поднял над головой кисть правой руки, сжатую в кулак, что означало "Внимание" и оба его напарника даже перестали дышать, чтобы облачка пара не выдали их местонахождения.
Первый воин Аллаха, пройдя еще шагов двадцать, вдруг вздрогнул, его нога, задев растяжку, выдернула чеку осколочной гранаты, и за оставшиеся четыре секунды до взрыва он успел помянуть и черта и Бога, да и маму с папой тоже. А потом все потонуло в грохоте взрыва и в треске автоматных и пулеметных очередей, а также криках на разных языках...
Боестолкновение длилось около минуты, - за это время, духи попытались оттянуться за поворот, обратно, но были встречены кинжльным пулеметным огнем того самого осетина в чалме, а остальных положили из "Калашей", прижав к отвесной стене, узбек с евреем, короче - все, как обычно.
- Ну что там, Саид, много на этот раз?
- Пятнадцать штук, командир, - обрадованный голос узбека, разносился далеко по перевалу, и номера с тубусов не сбиты - повезло!
- Удача любит смелых, - произнес вполголоса командир - сибиряк, - ну да ладно, переписывай номера! Гия, готовь рацию, нужно сообщить на базу, что остаемся еще на пару недель, да узнай что там, от Масуда, есть какие нибудь новости, относительно следующей партии и уходим на хрен отсюда!
Он отошел немного в сторону от тропы, расстелил одеяло, сел на корточки и, разобрав свой автомат, ловко и быстро почистил и смазал его. Продолжая сидеть, он смотрел невидящим взглядом, куда то поверх Гиндукушского хребта... Потом встряхнул головой и собрав автомат, стал рассматривать его, деревянный приклад, испещренный зарубками, сделанными одним из малайских кривых ножей, висевших у него на поясе. - семьдесят три..., - одними губами произнес он, и вдруг, выхватив из ножен клинок, стал быстро и зло скоблить им деревянный приклад, стирая насечки... Через некоторое время приклад снова был гладок и чист.
- Черт, черт, черт! Все, хватит считать этих козлов!, - опять тихо и сквозь зубы сказал сам
себе он и быстро оглянувшись по сторонам , пошел к своим. Те уже заканчивали зачистку - все тела были свалены в расщелину, туда же полетели ПЗРК и ишачки, потом узбек заложил взрывчатку, под нависающую над расщелиной скалу и через несколько минут, после несильного взрыва ничего уже не напоминало о недавнем бое, - разве, что осколки камня и стрелянные гильзы на тропе, но этого добра в этих горах, всегда было предостаточно...
Год змеи, Белорусская ССР, 1989 г, г. Минск ОДБ-8
Он открыл глаза. В казарме было темно, но он знал, что через десять минут, дневальный подаст команду: "Подъем" и сто человек, прыгая на головы друг друга и толкаясь, будут одеваться, чтобы через минуту выстроиться перед казармой на плацу, для утренней проверки и зарядки. Все это происходило каждый день, вот уже месяц, и здорово ему надоело: и ежеутренняя зарядка, и заправка коек с выравниванием по нитке сперва дужек кроватей, а потом полос на одеялах, и поход в столовую на завтрак, с песней, и строевая подготовка, до развода на работу и поход на работу с песней, и поход на обед, и вообще этот дисциплинарный батальон, он, с каждым днем, надоедал ему все больше и больше и он чувствовал, что терпеть дальше нет сил...
Но не суровая дисциплина дисбата тяготила его и не постоянные придирки сержантского и офицерского состава, а рабская покорность, с которой подчинялись всему осужденные-рядовые переменного состава, обезличенные одинаковой формой, без знаков различий, с именами, скрывающимися под номерами... Его номер был 74...
Год змеи, Литовская ССР, 1989 г, Вильнюс
Он знал, что в три часа ночи будет боевая тревога и, как обычно, заранее предупредил своих, поэтому место в первой "вертушке" было им обеспечено, но кто мог предположить, что их ждет на этот раз? Человек предполагает, а Бог располагает. Вместо аэродрома подскока, их высадили в центре Вильнюса, на площади Ратуши, где располагался ЦК КП Литовской ССР, горсовет и , печально известный в будущем, Вильнюсский телецентр. Огромная площадь была запружена народом, многие держали плакаты с надписями на русском и литовских языках, обращенными к тогдашнему руководству СССР. Тема была одна - отделение Литвы от Союза. Ужасная тема. Крамольная. Преступная по своей сути. Поэтому реакция власти последовала незамедлительно.
Его группа заняла позицию, как раз напротив телецентра, - таков был приказ, - никто еще толком не разобрался в ситуации, но он чувствовал, что уже пошло не так, как надо и все происходящее здесь, будет иметь для него катастрофические последствия, каков бы ни был исход сегодняшнего дня... Он знал эти моменты и всегда их чувствовал заранее... Чувствовал, знал, но изменить ничего был не в силах и только шептал: "Господи, если это возможно, пронеси чашу сию, мимо меня, но если нет, то, да будет воля твоя".
Медленно, продираясь сквозь толпу, заполнившую площадь, к их позиции подъехал армейский УАЗик и из него, на мостовую, соскочил молодой, подтянутый мужчина в общевойсковой форме и в чине капитана, но его, внешний вид этого капитана, обмануть не мог. "Контора" - промелькнуло в его мозгу, но тело послушно делало свою работу, он подошел и представился по форме. Рассеянно выслушав его "капитан" сказал: "Сержант, у вас приказ: захватить и зачистить здание телецентра. Все ясно?"
В воздухе промелькнула пауза. Все всё понимали и знали, но ведь этого так мало, не так ли?
- Я не понял, капитан, что значит "зачистить"?, - спросил он - Неужели "Зеленые береты высадились, а может "духи" с гор спустились? Кого именно зачистить?
- Сержант, вам не ясен приказ? - и рука "капитана", царапнула по кобуре, висевшей на портупее, - Выполняйте!
Он оглянулся на своих и увидел, что они уже сняли оружие с предохранителей и, с ненавистью смотрели на "гебиста", повернувшись вполоборота и приготовившись к стрельбе...
- Да пошел, ты, козел!, - глядя прямо в глаза "капитану", - сказал он и, обращаясь уже к своим, приказал: - Грузимся в вертушку и - домой!
То, что нашелся человек, который штурмовал Вильнюсский телецентр знают все. Не все, но многие знают, что имя его: Аслан Масхадов, Генерал Масхадов, Президент Ичкерии Масхадов. Но, что были люди, отказавшиеся идти на штурм, не знает никто, кроме тех, кто выжил, пройдя через мясорубку, мстящей им за это системы...
Год кота, 1987 г, Гиндукуш - Афганистан.
Он открыл глаза. Место для засады было выбрано - хуже некуда. С одной стороны они контролировали выход на перевал, с другой их было видно, сверху, если идти через соседний.
- Удача любит смелых, - как обычно сквозь зубы процедил он...
- Да, но в горах - мазу держит тот, кто выше..., - также вполголоса произнес осетин, не сводя глаз с нависающего у них за спиной хребта.
- Бог не выдаст - свинья не съест. Не гони, Гия, на все - воля Аллаха.
- Как говорили у нас в кишлаке, - послышался голос Саида, - на Аллаха надейся, но ишака привязывай.
- Ну все! Отставить разговоры, - приказал он, - вы оба - выдвигайтесь на позицию, я буду прикрывать, если что, с тыла... Действуем по плану.
Этот перевал не нравился ему давно... Еще три месяца назад, здесь, погибла группа Самбиева, до сих пор никто толком не знает что произошло, ведь они ни когда не ходили на "авось". Каждый раз, когда в Пакистан проходил караван с героином, предназначавшийся для "идеологических диверсий" в странах "вероятного противника", то бишь США и Западной Европы, так называемые "договорные" полевые командиры, "сливали" нам своих братьев - мусульман, маджахедов, воинов Аллаха, как они сами себя называли, которые пойдут с той стороны из Пакистана, с американским оружием, предназначенным против СССР.
Один из "договорных" был Ахмад-Шах-Масуд или "Паншерский Лев", который уже несколько лет делал не плохой бизнес на траффике героина из юго-восточной Азии, через родные хребты Гиндукуша, как обычно на Востоке, с одним врагом можно дружить против другого, - логично, - ведь тогда на одного врага становится меньше. Так случилось и теперь: интересы Масуда, совпадали с интересами "конторы"; бизнес и политика, что может быть прозаичнее? Но какие слова! Интернациональный долг! Помощь народу братской Демократической Республики Афганистан! Этих лозунгов было достаточно, чтобы тысячи парней, оболваненные, с детства, примерами пионеров-героев, ринулись в бой, как когда-то их деды и прадеды...
- Козлы, какие они все - козлы!, - Опять еле слышно, сквозь зубы, процедил он, - И те и эти и еще неизвестно кто из них хуже...
Год змеи, 1989 г, Литовская ССР, Каунас
Он постоянно слышал шаги часового, - тот ходил по коридору, вдоль дверей одиночных камер Каунасской гарнизонной гауптвахты, куда их троих посадили за отказ выполнить приказ. Десять суток одиночки! Что это, для них, проживавших, бывало, на перевалах по два месяца? Они смеялись, когда им объявили приказ и смеялись, когда привезли на "губу", они смеялись даже, когда начальник караула попытался заставить их ходить строевым шагом, но тот, кто придумал эти камеры, знал свое дело. На оправку выводил все тот же начальник караула или его помощник и вот тогда они поняли, кто здесь держит мазу. Тот, у кого ключи, ключи от камер...
Он слегка стукнул сперва в левую стенку своей камеры, - за ней сидел Саид, а потом в правую - к Гие:
- Слушайте по оправке, - сказал он, и снова тишину нарушали только шаги часового на коридоре.
Для произведения "оправки", из караульного помещения, расположенного метрах в пятидесяти, во внутреннем дворе гауптвахты, приходили еще двое: выводной и помощник начальника караула. Выводной был вооружен автоматом, как и часовой, и в его обязанности входило сопровождение арестованных в туалет, т.к. часовой не имел права покидать пост, а пом. нач. кара открывал двери камер.
Он сидел в четвертой. Когда его открыли, он сделал шаг, и, оказавшись в коридоре, внимательно посмотрел на этих ребят, которые, как и он, когда-то, были уверены, что выполняют свой долг, а потому их лица были сосредоточенно - суровые, но расслабленные позы говорили о том, что они совсем не остерегаются этого худощавого сержанта - десантника, разве что от его взгляда, становится зябко, но их ведь трое! Чего им бояться? У них оружие, а у него даже ремня на гимнастерке нет!
- Иди, иди, чего встал!, - хмуро глядя на него сказал помощник, рязанского вида парень, со старшинскими нашивками на погонах, - десантура...
Молча пройдя мимо них до поворота в туалет, он оглянулся, встретившись взглядом с выводным, следовавшим за ним. Сержант стоял спиной к нему, закрывая собой обзор часовому, который был ему по - плечо.
"Идиоты", - подумал он, какие же вы все - идиоты!"
В туалете гауптвахты, стоя на каменном стульчаке, почти в полметра высотой, он, искоса, через левое плечо, наблюдал за выводным, который выудив из пачки сигарету, долго шарил по карманам в поисках зажигалки и, когда парень, чиркнув ей, стал прикуривать, ударил правой ногой, прыгнув и развернувшись на сто восемьдесят градусов в воздухе. Удар голенью сам по себе жесткий, но когда голень защищена высокой шнуровкой армейского ботинка, бить можно наверняка. Получив такой удар в шею, выводной рухнул на пол, как подкошенный. Он забрал себе автомат и быстро приведя его в боевое положение, бесшумно появился в начале коридора. Как он и предполагал. Там ничего не изменилось: здоровенный старшина, все также, стоя на линии огня, закрывал обзор часовому, поэтому стрелять в них не было необходимости. Положив обоих на пол, держа автомат в одной руке, другой он открыл ключом двери камер, где сидели Гия и Саид...
Через пятнадцать минут весь караул, разоруженный и слегка помятый сидел в камерах, а их оружием распоряжались Спецназовцы. Потом они вошли в здание комендатуры, располагавшееся за углом и бросили на стол обалдевшему коменданту Каунасского гарнизона ключи от гауптвахты
- Научи свой караул себя вести!, - услышав эти слова комендант, побледнел, - У-у, крысы тыловые!, - сказав это, они вышли из здания комендатуры, а Саид, обернувшись и приложив руки к груди произнес: - не говори никому, не надо...
Год змеи, 1989 г, Литовская ССР, Шяулятьевский СИЗО
- Да, что с ним говорить, с оккупантом! У него руки - по локоть в крови!, - белобрысый литовец, произнеся эти слова, сплюнул на парашу в углу камеры, - У него в голове - "красный туман"!
Он молчал. А что он мог сказать эти людям? Что? Эти семеро его сокамерников, разговаривали между собой по-литовски и, только, когда нужно было обратиться к нему, переходили на русский язык.
- Вы нас пятьдесят лет уничтожали, мало Вам?, - еще один белобрысый парень, с ненавистью глядя на него, выкрикивал обвинения в его адрес.
Эта камера была третьей за неделю, - его, как будто специально, кидали из одной камеры в другую, чтобы как можно больше литовцев могли плюнуть ему в лицо.
Он понимал, что виноват перед ними. Виноват своим незнанием, своей упертостью на идеалах, привитых ему с детства системой. Он должен был знать! С самого детства он чувствовал, что все - не так, чувствовал, но выразить не мог, не умел, и сейчас, с жадностью впитывал в себя всю боль и страдания, которые перенес этот народ за последние пятьдесят лет... Понять чужие страдания можно только пострадав самому. Сытый - голодного не разумеет.
Сейчас, для этих литовцев, именно он олицетворял все зло, причиненное им и их семьям, именно он был виноват в том, что во время штурма телецентра в Вильнюсе погибли люди, их братья и сестры. У него было оружие, а он предпочел уйти, он бросил их, - как будто в этой стране не найдется палача для выполнения приказа! Наивный болван! Он уже был повязан кровью и система его не отпустит никогда. Что ж, если это - его Путь, он пройдет его, пройдет до конца... Страшно сказать, но именно сейчас, в этой тюремной камере, впервые за свою жизнь, он, был по-настоящему - Свободен!
Год кота, 1987 г, Гиндукуш - Афганистан
Он не слышал выстрела из подствольного гранатомета, просто в голове вспыхнуло и он потерял сознание.
Он чувствовал, что его несут, но не открывал, глаза, пытаясь сориентироваться в обстановке, - звуки были, как сквозь вату... Вдруг, его бросили на камни и, рванув за отвороты халата, поставили на ноги. Притворяться дальше не было смысла и он открыл глаза.
Четверо "духов" хмуро разглядывали его. Один из них, уже подпоясал свой халат его поясом с малайскими ножами - шустрый, остальные, по всей видимости подчинялись ему.
Затянувшуюся паузу прервал этот старший и произнес фразу на фарси. Он молчал. Следующая фраза по-арабски. За кого они его принимают? Фраза на пуштуке..
Только сейчас до него дошло, что на нем их одежда, да и физиономия азиатская, еще эти ножи...
Ближний к нему "дух", ударил его по ребрам прикладом своего калаша..
- Ну, суки рваные, кончайте скорей!, - крикнул он им, чувствуя, что руки и ноги плохо слушаются, - видимо контузия была сильной, и рванувшись к ним всем телом попытался закончить все это.
Его сбили с ног, но добивать не стали. А поставили на колени. Все это время маджахеды говорили между собой, но он понимал только одно слово: "Шурави" - советский, - значит до них дошло и они решают что с ним делать. Вдруг один из них - тощий и маленький, по виду - таджик, дико вращая глазами, сорвал с плеча свой АК-47 и, закричав: "Аллах о Акбар!", направил ему в голову ствол, одновременно снимая с предохранителя и досылая патрон, передернул затвор. В ту секунду, когда указательный палец этого "духа" нажимал курок, - старший ударил снизу по автомату, задрав ствол. Очередь ушла в небо...
- Иншалла!, - произнес он, стоя на коленях...
- Иншалла!, - повторил старший "дух".
- "Иншалла..., - и маленький таджик, сел на корточки и сделал руками жест, омывающий лицо...
Через некоторое время они двинулись в путь, - до кишлака оставалось два часа ходу. Там его посадили в зиндан - яму, которая служила тюрьмой. Сидя в ней, он начал понимать, что происходит...
Их банально "слили". "Слили", т.к. вероятность случайного нападения на них исключалась, - ведь никто, кроме Масуда не знал, что они будут сидеть на этом перевале, но что могло случиться? Зачем Масуду наживать себе еще одного врага? Он хорошо устроился здесь; помимо своей армии пуштунов, он имел союзников - шурави. Советские спецназовцы давно уже закрепились на этих перевалах и сбить их отсюда было ни под силу каким-то арабам, для которых горы были чужими. Что же касается европейцев, то они просто умирали здесь, - от недостатка кислорода, воды, горячей пищи, отсутствия быта, - они были генетически не приспособлены к этой жизни... Что же должно было случиться? Этот вопрос он задавал себе снова и снова...
Он провел в зиндане четыре дня, после чего, туда спустили деревянную лестницу и знаком приказали ему подняться наверх. Наверное будут перевозить в другой кишлак, подальше от границы и поближе к своим американским хозяевам", - он понимал, что эти из него вытянут все. Он знал, так же, что какие бы показания он не дал, от него все равно откажутся, т.к. доказать его принадлежность к Советской армии, - невозможно. У него не было ни жетона, ни документов, ни формы, да и вообще, на этих перевалах, их быть не должно, т.к. это - территория Пакистана и такое вмешательство во внутренние дела суверенного государства послужило бы большим козырем в "холодной войне", которую вела идеологическая машина США против СССР... Таким образом, он становился не нужным и ЦРУ-шникам, т.к. использовать его показания, как козырь не имело смысла: заявят, что очередная грязная провокация. Короче говоря: можно было расчитывать только на побег от этих четверых, но для этого Судьба должна была предоставить шанс... Иншалла... (на все воля Аллаха)
Год дракона, 1988 г, СССР
В печати и средствах массовой информации, не перестающих удивлять граждан обилием скандальных фактов, промелькнуло несколько сообщений о том, что советские офицеры, проходящие службу в Афганистане, сопровождающие до места "груз 200" (так называли тела погибших в Афганистане советских солдат, запечатанных в цинковые гробы), возят в этих гробах героин, который потом переправляется в Европу. Что это? Даже дилетанту ясно, что один офицер, не в состоянии провернуть такое мероприятие. За подобными акциями могла стоять только "контора". Советско-Американские отношения, с приходом Горбачева значительно потеплели, а дружба нуждается в широких жестах. И "контора" "сливала" свои старые связи, нарабатывая новые каналы, протаптывая новые тропинки... Они уже поняли, что "сладкие" перевалы "Гиндукуша", придется оставить и искать новые способы для зарабатывания денег, перенеся войну на территорию постсоветсткого пространства. Именно они принесли ЭТУ ВОЙНУ в Россию...
Кому из них интересны чаяния и надежды простых смертных, не принадлежащих к их тайному ордену? Ьолее того, - они презирают этих жалких людишек, копашащихся где-то там, внизу, озабоченных одной мыслью: "Как выжить?" Хотя, с другой стороны, кто мешает этим людям открыть глаза и узнать правду?
"Мы не знали!", - кричали они, после выхода в свет книги Солженицина "Архипелаг ГУЛАГ", так что же, в таком случае должно произойти, чтобы вы узнали? Что? А может быть просто не хотели знать? "Меньше знаешь - крепче спишь", - эта поговорка, как нельзя лучше характеризует дух нашего времени.
Никого ничем не удивишь, не страданиями миллионов брошенных детей, ни слезами стариков, выброшенных на свалку, ни пролитой кровью зеков, где-то в Сибирском лагере: "Как же, недовольны они, что обращаются с ними, как со скотом..."
"Жестокий век, жестокие сердца."
Год змеи, 1989 г, Литовская ССР, Каунас
- Да что ты себе позволяешь, сержант!, - глаза командира части налились кровью, - Ты что же решил, что тебе все можно? У тебя приказ! Ты понимаешь, что это? Ты был обязан сидеть на этой гребаной гауптвахте!
Он молчал. А что было говорить? С некоторых пор, он ловил себя на мысли, что прежняя жизнь потеряна для него безвозвратно: раз и навсегда... В один момент он стал лишним для всех: разве может себе позволить винтик в механизме, задумываться над тем крутиться ему или нет? От таких мыслей может весь механизм забарахлить! Поэтому он понимал своего командира... А тот, побушевав немного, вдруг успокоился и помолчав произнес, улыбаясь:
- "Научи свой караул себя вести!", Ха! Комендантская рота вне себя, ума не приложу, как вы теперь в увольнение будете в город ходить? Патрули затерроризируют, а? Как думаешь?
- Если позволим, товарищ полковник, только, если сами позволим, - произнес, как обычно сквозь зубы он.
- Ты это мне брось! Мне и так "контора" всю плешь с тобой проела, вот посмотри!, - и полковник вытащил из папки, лежащей на столе, три скрепленных между собой, листка.
Он молча прочел содержимое этого , так называемого "запроса", в котором командиру части предлагалось провести расследование, случившегося в Вильнюсе, когда из за преступной халатности командира отделения спецназа ГРУ, были допущены массовые беспорядки, приведшие к гибели людей. "Вот как они все повернули", - подумал он, - "значит я оставил позицию, а там произошли беспорядки... А я кто? Милиционер, что ли? С каких пор армия обязана следить за порядком в стране? Почему мы, вообще, оказались там? Зачем группу спецназа, привыкшую выполнять боевые задачи, в условиях партизанской войны, бросили на эту площадь в центре города? Кому и зачем было нужно проливать кровь этих литовцев?
Слишком много вопросов. А ответ, напечатан на этих трех листках. Простой ответ. Легкий. Какой то сраный сержант - афганец, самовольно покинул позицию, которую был обязан держать, в результате все пошло не так и что бы там ни было, все можно списывать на НЕГО.
Интересно, какое решение примет командир? Полковник внимательно наблюдал за тем, как он читает документы. Их взгляды встретились и полковник отвел глаза. Уставившись в столешницу, он произнес: - Знаешь, я не знаю что делать. Наверное впервые в жизни. От тебя сплошные проблемы, сержант... А у меня семья, дети... Ты понимаешь? Ты был в плену, бежал... Но все это только с твоих слов и особисты мне долдонят, что это - недоказуемо... а если тебя успели вербануть? Ты же видишь, что происходит?
- Да, товарищ полковник, я вижу...
- Что ты видишь?! - командир махнул в отчаянии рукой, - Даже, если мы все, я подчеркиваю: все, погибнем, ни чего не изменится, это ты понимаешь?!
- Да, товарищ полковник, понимаю...
- Ну почему, почему ты не можешь не думать?! Зачем тебе все это? Ты же отличный солдат! У тебя есть чувство боя, а этому, нельзя научить! Но нет! Тебе этого мало!
- Не заводитесь, товарищ полковник, делайте, как считаете нужным...
В кабинете командира части повисла тяжелая пауза, во время которой, полковник нервно побарабанил пальцами по столу. Потом, видимо приняв решение, он сжал руки в кулаки и сказал: - Ну вот, что... Что у тебя там получилось в Герате с этим гебистом, как его?...
- С Максимовым?
- Да, да, с ним.
- Вы точно хотите это знать?
- Да, черт возьми, ты совсем обнаглел! Забыл, что существует суббординация?! Рассказывай, я сказал!
Год кота, 1987 г, Гиндукуш - Афганистан
На перевале лежал снег. С руками, связанными за спиной, он и четверо, сопровождающих его Маджахедов поднялись на этот перевал уже к закату солнца. "Иншалла", - подумал он: значит здесь и заночуем..." Все пятеро легко разместились под нависающей над тропой скалой - козырьком. Передвигаться ночью в горах было опасно. Духи развели огонь, использовав для этого какие то колючие кусты, растущие тут и там, прямо на скалах и сварили чай. Ему не предложили.
- Не очень то и хотелось, - сквозь зубы, еле слышно проговорил он, и снова подумал: "Иншалла..."
Первым на часах остался тот самый - старший дух, что носил теперь его ножи. К тому времени он уже развязал веревки и теперь они были просто обмотаны в несколько оборотов, вокруг каждой его руки. Теперь все зависело от удачи...
Когда трое отдыхающих маджахедов улеглись и засопели во сне, он потихонечку стал разматывать веревку, оставив ее привязанной к каждой руке. Длина получалась сантиметров сорок - сорок пять. "Только бы хватило длины", - мысленно просил он, - "Только бы хватило..."
Часовой изредка посматривал на него, поэтому он ждал, когда тот начнет подбрасывать хворост в костер и наконец, повернувшись к нему спиной, дух, наломав колючий кустарник, начал укладывать его "шалашиком" на гаснущие угли...
Он понял: сейчас или никогда, и пропустив под ногами веревку, одним прыжком, оказался за спиной у маджахеда. Набросив удавку так, чтобы она перехлестнулась сзади на шее, он, разведя локти в разные стороны и, навалившись всем телом на веревочные петли, привязанные к рукам, ухватился за ножи, свои ножи, висящие на поясе у "шустрого", как он его назвал, духа. Выхватив их из ножен, он увидел, что кто-то из троих отдыхающих "воинов Аллаха", зашевелился и одним махом вогнал оба ножа в сердце и печень хрипящего часового, почувствовав всем телом, как тот вздрогнул, когда жизнь покинула его... Потом, обрезав веревки, он, как змея скользнул между просыпающимися духами, работая одними ножами, как его учили и, как он привык...
Когда последний враг перестал подавать признаки жизни, он, попытаясь унять дрожь в руках и ногах, начал лихорадочно вытирать ножи об чью то чалму, цедя сквозь зубы:
- Иншалла, иншалла... Вот тебе и иншалла! Я же говорил, что удача любит смелых..
Через пару дней, он вышел на тот самый перевал, где они попали в засаду и откуда его взяли с собой духи. На тропе там и тут в беспорядке лежали трупы маджахедов, судя по одежде -пуштунов, но самая главная находка его ожидала дальше, - за поворотом серпантина, в небольшом скальном углублении, лежал пакет с белым порошком, а в расстрелянном караване, этого порошка было не меньше тонны...
Он стоял и тупо смотрел на это пакет, не понимая что могло произойти, кто мог напасть на караван Ахмар-Шаха-Масуда? Кто мог знать что он пойдет именно здесь? Что-то явно было не так, он чувствовал это, но выразить пока не мог.
Чуть позже, немного успокоившись, он отыскал схрон, который был у них на каждом перевале и по рации попросил, чтобы выслали за ним вертолет. В самый последний момент, сам не зная почему, он назвал иное место, где его нужно будет подхватить, в пяти-шести километрах отсюда, за близлежащей грядой, откуда не было видно следов недавнего нападения на караван Масуда...
Через три часа, в Герате, что в предгорьях Гиндукуша, на базе штурмовиков-десантников, он отвечал на вопросы двух "особистов", одним из которых был капитан ГБ Максимов.
Год змеи, 1989 г, Белорусская ССР, ОДБ-8
Глядя в глаза своему командиру отделения, он не мог понять, что руководит этим человеком? Где он жил? Какие книги читал? Ведь все мы выросли в одной стране, и школьная программа была у всех одинаковая, - так откуда же берутся выродки, что получают удовольствие от страданий таких же людей, как они?
- Рядовой переменного состава, ко мне, шагом марш!, - эта ежедневная пытка, строевой подготовкой, сводила с ума! А сержант Джагертаев - казах по национальности, казалось даже вздрагивает от пароксизмов наслаждения, упиваясь собственной значимостью и властью.
И он, он, гвардии сержант, прошедший, казалось бы все, что можно: и войну, и плен, и ранения, холод и голод, сейчас был беспомощнее маленького ребенка, оставшегося в одиночестве - один на один со своими страхами и желанием, что бы все это кончилось скорее. Он чуть не плакал от злости на самого себя, но не видел выхода из этого ада... Самое ужасное - быть униженным в своих собственных глазах и он маршировал по плацу, с ненавистью вбивая шаги в бетонные плиты которые два раза в день мыли с мылом такие же, как он - рядовые переменного состава. А потом, вместе со всеми, он шел, с песней, на обед, и, не ощущая вкуса проглатывал еду, с ужасом замечая, что превращается в робота, послушного чужой воле...
Система делала свое дело, она была лишена эмоций и чувств, перемалывая любого, кто посмел посягнуть на нее.
Даже самые несчастные замученные осужденные, такие же, как и он, рядовые переменного состава, помогали этой системе ломать его. Они пинали его по ногам, если в строю он недостаточно сильно топал; толкали локтем и злобно шипели на него, когда он не пел, вместе с ними. Их раздражало и злило, что он позволяет себе то, что они не могут позволить и именно это было самой страшной пыткой, т.к. они не жили сами и не давали жить другим.
Сержанты же и офицеры, проходящие здесь службу, были другими, - упиваясь своей безраздельной властью, они могли отдавать самые немыслимые приказы, и делали это. Почистить писсуары зубными щетками! И "переменники чистят"; Подмести плац ломом! И подметают. Лишь бы хватило фантазии, а рабы выполнят любое желание. Такой соблазн, - испытание Властью, - даже сатана искушал этим Иисуса в пустыне... А они всего-навсего люди...
Но и он был простым человеком, и он чувствовал, что силы его на исходе и, чем больше он им позволяет, тем меньше у него остается жизненного пространства и сил для борьбы. "Как на войне", - подумал он. "Что ж, на войне, как на войне".. Он знал, что рядом с дисбатовской зоной, есть мастерские по ремонту танковых мишеней и туда постоянно требуются специалисты: электромеханники, столяры, токари, поэтому, во время очередного просмотра кинофильма, в клубе, куда сгоняли весь дисбат, он, увидев Гио и Саида, сказал им:
- Курсаните свое начальство о своих специальностях. Гия, ты же связист, разберешься, я думаю в электромеханике?
- Не вопрос, командир!, - осетин изрядно осунулся за этот месяц - видно тоже достается, но держится молодцом!
- А я, командир, из дерева все, что угодно вырежу, - голос саида дрожал, от еле скрываемого возбуждения.
- Вырежем, Саидка, обязательно вырежем, - как обычно сквозь зубы, проговорил он, - ну и ладненько, на том и порешим.
Через пару недель, их всех "списали" в в одну роту. Роту номер три. Именно она выходила на мастерские под отдельным конвоем, а значит именно ей суждено было снова объединить их троих, для выполнения очередной боевой задачи.
Иншалла? Пусть будет иншалла...
Год змеи, 1989 г, Литовская ССР, Каунас
- Понимаете, товарищ полковник, этот Максимов меня сразу же напряг, ну какое дело "конторе" до наших дел? Ну ладно, там СВР (служба внешней разведки) или наши ГРУ-шники (главное разведуправление), а то сам комитет заинтересовался нашей кухней...
- Ты не совсем прав, парень, - голос подполковника был еле слышен, - это было всегда в сфере интересов "конторы", просто они действуют через третьи руки, - страхуются такой у них порядок: государственная безопасность, все-таки, не хухры-мухры...
- Да, но в случае со мной, о какой там "Государственной безопасности" могла идти речь? Что я, какие то государственные секреты мог выдать, эти духам? Я же знаю правила!
- Нет, не выдать, сынок а узнать, - полковник, в этот момент не сводил с него глаз, - ты же видел уничтоженный караван Масуда? Я знаю, что видел. Не мог не видеть! Это им, ни разу в жизни не бывавшим в тех горах, ты мог рассказать, что вышел в точку, где тебя подхватили, с другой стороны, но мне! Я там все сам на собственном пузе, за пять лет исползал и изучил! И я сразу подозревал, что они будут тебя "прокачивать" именно, как нежелательного свидетеля, не пойму, как ты их провел?
- Иншалла..., - выдохнул он, еле слышно.
- Иншалла..., - повторил полковник, как бы пробуя на вкус, - А тебе здорово досталось тогда, а? Контузия, осколочное ранение головы, две рубленные раны, проникающее ножевое ранение в брюшную полость...
- Да, еще один кинжал прямо от ребра отскочил, представляете?
- Бывает, бывает..., - полковник снова забарабанил пальцами по столу, - Что делать-то будем, а? Подсказал бы старику..., - командир части смотрел на него с тоской в глазах.
Он молчал
- Ладно, иди пока.
- Есть!, - и, козырнув, он повернулся через левое плечо, выходя из кабинета, обернувшись, последний раз посмотрел на враз постаревшего полковника, и закрыл за собой дверь.
Год змеи, 1989 г, Литовская ССР, Шяуляйский СИЗО
В этой камере он находился уже три недели и даже начал понимать литовский язык, но самое главное он начал понимать, как работает Система. Именно это знание делало его свободным, даже в тюремной камере. Они его боялись! Иначе никогда бы не посадили в тюрягу. Только здесь, через своих стукачей, они могли узнать что именно он знает про дела конторы... Дела, которые они и не собирались сворачивать, несмотря на вывод войск из Афганистана. Как же! Такой бизнес... Из него просто так не выходят, если только вынесут... вперед ногами. Он понял, что они расширяются, - по всей видимости производство героина еще больше вырастет, т.к. сейчас, именно сейчас нарабатываются новые связи и изучаются новые рынки сбыта для "товара". На всем постсоветском пространстве, да и в странах восточной Европы, раньше закрытых для "белой смерти", по идеологическим соображениям "Железным занавесом", живут миллионы людей, которые захотят прикоснуться к запретному плоду, просто потому, что он - запретный. А потом, когда втянутся, от них уже ни чего не будет зависеть, т.к. они сами станут зависимыми...
Он жив, пока молчит, и он молчал. Общался с литовцами, изучая историю этой страны, присматривался к тюремному быту, как будто понимая, что здесь ему придется провести немало времени.
Год кота, 1987 г, Красноярск РСФСР
Он вышел на перрон и увидел здание вокзала. "Как будто никуда не уезжал...", - подумал он и медленным шагом двинулся по направлению к автобусной остановке...
- Да, мама, я - в отпуске. За какие заслуги? Да так... В рабочем порядке, нам же полагается. Юлька-то давно звонила, последний раз? Так она сейчас в институте? Понял, мам... Пока! Увидимся. И я тебя целую...
Он повесил трубку и оглянулся в своей комнате. Не понятно почему, но все здесь было ему чужим... "Может быть просто отвык?", - подумал он - ему не хотелось думать, что прежняя его жизнь закончилась раз и навсегда. Он стал другим...
У входа в Политехнический институт, как всегда, толпилось много студентов: кто-то курил, кто-то ждал кого-то, кто-то здоровался или прощался... Он здесь был чужим, по нему скользили взглядом и проходили мимо...
Найдя расписание, он, без труда определил где сейчас находилась группа, в которой училась Юлька, его Юлька. Сейчас он хотел видеть только ее. Только ей он мог рассказать о своих чувствах и переживаниях, зная, что она поймет. Никто в целом Мире не понимал его так, как она, только с ней он чувствовал себя счастливым...
Стоя у окна в институтском коридоре, рядом с аудиторией, он ждал окончания "пары"...
Они знали друг друга с десяти лет, но, как-то не пересекались. Ну учились в одном классе, даже сидели как-то, за одной партой, здоровались при встрече, он ей иногда подмигивал и шли дальше каждый по своим делам...
Она отлично училась, занималась всевозможными общественными мероприятиями, а ему было не до учебы: все свое время он отдавал спорту. Дзю-до, САМБО, бокс, всевозможные единоборства, притягивали его с детства и, по-большому счету, жизнь он воспринимал, как поединок, поэтому общих интересов с Юлькой у него не было. Их отношения начались после случайной встречи в школьном коридоре, по которому он слонялся без дела, т.к. был изгнан из класса кем-то из учителей, а она была дежурной по этому этажу и они проболтали с полчаса, во время, которых, он впервые за много лет смог рассмотреть ее как следует...
Она была небольшого роста, с белокурыми ангельскими локонами и огромными голубыми глазами, которые еще больше подчеркивал ее костюм: синяя юбка и приталенный жакет, высокие каблуки дополняли все это, делая ее просто неотразимой... Он рассмотрел все это и влюбился в нее.
Кроме Юльки для него не существовало ни кого, - все свое свободное время они проводили вместе, что очень не нравилось ее многочисленным поклонникам. Но им пришлось смириться с этим, т.к. он был всегда парнем жестким и дрался при первой возможности. Короче, через год он ее завоевал и весь околоток, в котором они жили, знал чья это девчонка. И Юлька пользовалась уважением у всех, кто здесь обитал...
И теперь, считая минуты до встречи с любимой, он вспоминал вновь и вновь, какие безумства совершал, чтобы привлечь ее внимание.
Наконец, дверь аудитории открылась, и из нее гурьбой повалили студенты. Он выхватил ее взглядом из толпы: Юлька разговаривала с какой-то девчонкой, обе они смеялись, но вдруг, она, видимо почувствовав его взгляд, повернула голову в его сторону и замерла на месте... Время остановилось. Оно всегда останавливалось для них: у Мира было свое время, а у них - свое...
Он подошел к ней и, обняв, поцеловал в щеку...
- Привет... , - как обычно сказал он.
- Привет..., - ответила она, как обычно, чуть-чуть улыбнувшись ему
- Пойдем?, - спросил он, беря из ее руки портфель.
- Конечно пойдем, - и она взяв его под руку, оглянулась на одногрупниц и сказала: - Девчонки, отметите меня на лекции? "Да, да, да...", - закивали оживленно головами, улыбающиеся студентки: у студентов любовь - это свято.
Год змеи, 1989 г, Белорусская ССР, Минск, ОДБ-8
Вот уже три недели они исправно выходили в промзону на ремонтные мастерские, но выхода из создавшегося положения не находили. Все дело в том, что они были солдатами, не боящимися войны и крови, но здесь им пришлось столкнуться с совершенно незнакомой им проблемой...
- Выход один, - говорил он им снова и снова, - "раскрутка" из этого дурдома в лагерь, - там хоть с ума не сойдешь...
- Да, командир, но не забывай, у тебя родилась дочь, а ей нужен отец... У нас на Кавказе - семья это все, что есть у мужчины, остальное можно бросить, но не семью...
- Да..., - как эхо произнес Саид...
- Да, да!, - передразнивая их проговорил он, - Балда! Я уже ненавижу себя за то, что не перебил до сих пор этих сук... Командиры, мать их... Если вам так нравится здесь - оставайтесь, а я пойду и зарежу хотя бы одного из них... Вон, Джагертаева, к примеру, Аллах за это только "спасибо" скажет... Посмотрите на себя, "мужчины"! У вас в глазах ужу появляется затравленное выражение, как и у этих мутантов! Еще немного и мы тоже начнем подталкивать тех, кто плохо марширует или недостаточно громко поет! Разве такие мы нужны своим семьям? Я не хочу, чтобы когда нибудь моя дочь сказала, что стыдится своего отца... Пусть лучше у нее совсем не будет ни какого, чем такой...
Гия и Саид молча слушали его. Он понимал, почему они это говорят. В тот раз именно его предчувствие спасло их жизни. Именно он тогда занял такую неудобную, для нападающих, позицию, именно через него им пришлось бы наступать... И парни отошли, т.к. с того места, где находились Гия с Саидом, казалось, что граната взорвалась чуть ли не в его голове. И сейчас они вдвойне чувствовали, что обязаны остановить его от совершения очередной глупости.
- Мы готовы, командир, - чуть слышно проговорил Саид...
- Значит завтра..., - подвел итог он.
- Иншалла..., - и Гия поднял глаза к небу...
В промзоне было две вышки, - одна возле ворот, через, которые входили "переменники", сопровождаемые конвоем; здесь же располагалось и караульное помещение, а вторая чуть дальше, через сто двадцать метров контрльно-следовой полосы. Задняя сторона запретной зоны была общей с дисбатовской и караул там был свой. Промзона работала под отдельным. Шесть человек часовых: три смены по два человека, менялись на вышках каждые два часа, плюс разводящий, плюс помощник начальника караула, плюс начальник - офицер. Остальные - сержанты. И среди них сержант Джагертаев. Именно он будет стоять на вышке над караульным помещением завтра от 15-ти до 17-ти часов... Ну, что ж, иншалла так иншалла...
Год змеи, 1989 г, Литовская ССР, Каунас
У него ни как не выходил из головы этот разговор с командиром части: значит тема наркотраффика, тема "Контры"?... Это многое объясняет и теперь он начинал понимать что именно происходит. Но куда клонит "товарищ полковник"? Неужели хочет "пободаться" с гебьем? На старости -то лет? Хотя, с другой стороны, в это время чего только не может быть... Тем более, что КГБ, сейчас не ругает только ленивый... В таком случае чтонибудь может и получиться...
Откуда ему тогда было тогда знать, что у "конторы" всегда была эшелонированная агентура: первый эшелон составляли действующие агенты и резиденты, они хоть и работали под прикрытием, то есть сидели на должностях (например, в консульствах или при посольствах), но были уже потенциально перевербованы спецслужбами капиталистических стран и "контра" сливала через них дезинформацию, да и получается информация, от таких агентов, тщательным образом проверялась. Таким образом эти агенты работали почти в открытую и служили для приманки.
Второй эшелон составляли, так называемые "агенты влияния", т.е. люди, занимающие серьезные посты в Правительстве или руководстве крупных Корпораций и Банков. Именно через них осуществлялись многие спец. Операции по выуживанию информации, составлявшую государственную тайну.
Помимо них существовали так называемые "договорные полевые командиры" и, корректировкой работы с ними занималась СВР (служба внешней разведки) или ГРУ (главное разведуправление).. Они воевали и делали свой бизнес и, покуда их движение совпадало с интересами "конторы", - процветали.
Так получилось со знаменитым главой, известного на весь Мир, Медельинского кокаинового картеля, Пабло Эскобаром. Он подмял под себя все производство кокаина в Колумбии, а отсутствие конкуренции, значительно снизило цену на порошок. Таким образом, десятки тонн кокаина попадали на улицы американских Соединенных Штатов и, к 1989 г кокаин превратился в угрозу национальной безопасности США. Но это лишь одна сторона медали. На деньги, вырученные торговлей кокаином, финансировались национально - освободительные движения в странах Центральной Америки. Флагом там служил легендарный "команданте" Че Гевара. "Макаронники" из КОЗА НОСТР, еще тридцатые гды, во время "сухого" закона, протоптали эти контрабандные тропы. Банды "Бутлегеров" (торговцев спиртным) снабжали американцев мексиканской "Текилой" и шотландским "Виски", ну и, само собой, Русской Водкой. Потом, в пятидесятые годы, эту эстафету подхватили коммунисты, а Фидель Кастро до сих пор благополучно "рулит" на "острове Свободы". Нужно быть полным кретином, чтобы не понять: в условиях экономической блокады, кубинцам было бы невозможно выжить, не имея "подпитки" со стороны...
Карибское море всегда привлекало Джентельменов удачи и контрабандистов: среди тысяч островов, можно было легко затеряться. Более удобного места для кокаинового наркотраффика, не сыскать! А местное население, не избалованное большими деньгами, за сотню баксов поможет протащить через свой дом хоть черта лысого...
Но изменившаяся политическая коньюнктура требует своего и Эскобара сливают, а Штатовская "Дельта", совместно с Колумбийскими отрядами "Лос Пепес", ликвидиовали его. Но что это? На смену кокаину, на американские улицы, пришел героин... Воистину: Свято место - пусто не бывает.
Год змеи, 1989 г, Москва, Лубянка
- В настоящее время, товарищ генерал, мы полностью переориентировали свою агентуру на Памиро - Кавказский коридор. Перенаправление потоков "товара", займет конечно же, какое-то время, но это уже не принципиально. В процессе дезинтеграции среднеазиатских республик, наши агенты влияния, быстро возьмут все в свои руки.
- То есть, вы хотите сказать, что ко "Времени Ч", все будет готово?
- Вне всякого сомнения.
- А "элемент случайности"? Это вы предусмотрели? Что там у вас за накладки в Прибалтике? В Литве, если я не ошибаюсь? Что это за полковник Ганшин? Откуда у него информация об этой акции прикрытия Ахмад-шаха-Масуда? Как вы могли так засветиться?, - генерал впился взглядом в съежившегося докладчика. Тот молчал, - Ты что же, Максимов, не понимаешь что стоит на кону? Да мы все улетим к чертовой бабушке, если хоть что-то просочится в прессу! На нас и так уже всех собак спустили!
- Товарищ генерал...
- Что "товарищ генерал"? Мне через три дня перед министром отчитыватьяс и что я ему скажу?! Что акция под угрозой срыва? Что какой-то там полковник, командир спецназа ГРУ, сумел просчитать нас всех на "Арапа"? Да грош - цена такой операции, если вся она "засвечивается" из-за одного звена!
- Мы все "зачистим" товарищ генерал.
- Да уж, постарайся, - проворчал генерал и бросив последний взгляд на докладчика, буркнул: - Свободен! Об исполнении доложишь мне сам, в течении тридцати шести часов!
Год змеи, 1989 г, Литовская ССР, Каунас.
По части проползли слухи о том, что полковник Ганшин попал в аварию. На следующий день, на общем построении, было объявлено, что командир части действительно погиб при столкновении с грузовиком, командирский УАЗик слетел с моста в Неман. Водитель и пассажир погибли. Шофер грузовика - в усмерть пьяный, ничего толком объяснить не может и находится под следствием...
"Вот и все", - с тоской подумал он, "теперь и мне - крышка! Если с полковником не цацкаются, то какой-то там сержантишка будет прихлопнут, как муха! Но во что же мы вляпались?"
Назначенный из Москвы новый командир части подполковник Круглов, передал материалы, , собранные на него в Каунасскую военную прокуратуру.
Год дракона, 1988 г, Среднеазиатский регион, Памир
"Во всех среднеазиатских республиках сокращается сложная обстановка: столкновения на этической почве, приобретают массовый характер. В Фергане зарегистрировано несколько тысяч погибших в результате столкновений, вызванных расовой неприязнью. Верховный Совет Узбекской ССР, принимает экстренные меры: вводит чрезвычайное положение и комендантский час. В городах Ош и Джелал-а-бад, Киргизской ССР, неизвестные националисты убивают русских и представителей других не тюркских этносов. Введенные в Республику войска не справляются с волной массовых беспорядков...", - средства массовой информации, захлебываясь в истерике, кричат о начале новой Гражданской войны, республики Кавказа требуют отделения от Союза, Прибалтика охвачена национально-освободительным движением... ЦК КПСС и Горбачев делает вид, что ничего не происходит...
Год дракона, 1988 г, Гиндукуш, Афганистан
Теперь он не верил ни кому, кроме своих чувств. А интуиция подсказывала, что через этот перевал караван не пойдет, хотя, судя по информации от Масуда пройти должны здесь...
- Не нравится мне все это, - его голос был еле слышан из за сильного ветра, - не пойдут они здесь, если не пьяные идиоты, не стоит даже ждать их...
- Козлы из "конторы" нас специально засунули в эту "дыру", т.к. даже круглый дурак не потащит через этот перевал и стадо баранов, не говоря уж о караване с оружием!
- А как же информация от Масуда?, - Гия нахмурился и не глядя ни на кого произнес: - я не знаю, командир, но если ты чувствуешь что-то, давай, уйдем отсюда, только куда?
Саид молчал, прищурив глаза, и наблюдая за тропой, которая серпантином обвивалась вокруг горы.
- Тогда тоже была "информация от Масуда, а в оконцовке охотились на нас!
- Что будем делать, командир?, - прервал свое молчание Саид.
- Идти на другой перевал, что рядом с Таджикской границей, - там их ни кто не ждет, да и не ходят они там - слишком длинный крюк получается, на это они и рассчитывают. Мне кажется, что они также, как и мы, не понимают, что происходит...
- Ну, тогда - вперед!, - и Гия поднялся на ноги, закинув пулемет на плечо.
- На базу будем сообщать о нашем перемещении?, - спросил Саид.
- Нет. Удача любит смелых, - и они двинулись в путь...
На следующий день, к вечеру, они вышли к месту предполагаемого прохождения каравана, решив заночевать, не доходя до перевала километров десять-двеннадцать.
Утром начали осматриваться и вдруг Саид, схватив его за руку и сдернув за скальный уступ, с возвышенности на которой он стоял, зашептал ему прямо в ухо: - Командир, смотри, смотри!, - указывая пальцем на небольшую гряду, нависающую над самой тропой, проходящей через перевал, который был их целью.
Солнце всходило прямо у них за спиной, ярко освещая гряду, на которой то здесь, то там вспыхивали блики света.
- Что это командир?, - голос Саида вздрагивал, да и сам он весь дрожал, затравленно озираясь по сторонам.
- Это именно то, о чем ты подумал, братан!, - сказал он, зло улыбаясь, - Тигр приготовился напасть на ягненка, но мы вышли ему в тыл!
- Неужели наши?, - Гия, приложив к глазам ладонь козырьком, смотрел на гряду.
- Если бы мы налетели на этих "наших" вчера впотьмах, уже лежали бы холодными, - произнес он тихо, - это ""Альфа"" а бликуют задранные вверх забрала на их шлемах --сфорах, сделанные из пуленепробиваемого стекла, - вот и блестят. А они хорошо устроились... в спину не дует. Знают, падлы, что мы будем сидеть на том порожняковом месте, прикрывая им тылы... Значит нас задвинули на второй план? Ну - ну...
- Но почему "Альфа", - Саид тронул его за руку.
- Потому, что готовят они какую то дерьмовую, а потому - вонючую акцию, только вот какую?..., - он продолжал внимательно рассматривать перевал.
- Ага! Вот и вторая группа: смотрите!, - и он указал чуть левее от гряды. Там тоже виднелись блики.
- Клещи, - произнес тихо Саид.
- Да, эти ребята - большие специалисты. У тех, кого они здесь ждут, нет ни одного шанса, - и он задумался, глядя на засаду, - Нужно подойти поближе, во-он к тому ущелью...
Их группа, пробравшись между камней и, скрывшись в ущелье, продвинулась по нему, и вышла прямо в тыл, притаившимся в засаде "Альфовцам", в непосредственной близости от последних. Теперь оставалось только ждать, а это и те и другие делать умели.
Год кота, 1987 г, Красноярск РСФСР.
- Завтра уезжаешь..., - Юлька прижалась щекой к его плечу.
- Уезжаю..., - как эхо, повторил он.
- Не хочу..., - и Юлька беззвучно, как всегда, заплакала: выражение ее лица не менялось, просто слезы капали из огромных синих глаз.
- Все будет нормально, Солнышко, - попытался подбодрить ее он, но на душе было погано.
- Нет! Не будет нормально!, - и Юлька зарыдала теперь во весь голос, - у меня такое чувство, что я не увижу больше тебя...
Он молчал. Через некоторое время она, выплакавшись, сказала ему: