Аннотация: то ли повесть, то ли роман... как пойдёт, ещё не знаю.
Часть I
1
Декабрь в этом году получился снежным. Едва заметный слой копоти только-только успевал появиться на сугробах вдоль проспекта, как снегопад уже заботливо набрасывал на них свежее покрывало, обновляя незатейливый макияж. Свежий снег был похож на творожную массу из рекламного ролика. Такой же мягкий, рыхлый и пушистый. Его убирали с тротуаров жестяными лопатами и складывали в огромные кучи на обочинах. Но суровые небеса вновь и вновь выбрасывали десант-подкрепление, и он падал, засыпая скользкие каменные плитки, крыши домов, припаркованные машины неоновые вывески магазинов. И толстые тётеньки опять надевали поверх дешёвых шуб грязные оранжевые жилеты и выходили на улицы махать поцарапанными лопатами.
Уже больше месяца снег вёл наступление на город. Моросил мелкой крупою, валил жирными хлопьями, кружился едва заметными искорками вокруг фонарей, скользил лёгкой позёмкой. Белые шапочки, словно огромные шарики пломбира, лежали на старой гипсовой чаше в парке, на скамейках и пеньках, на складках каменного валуна и на мусорных урнах. Даже выкрашенные разноцветными красками перила пешеходного мостика через замёрзший ручей и обрывки проводов на ржавом фонарном столбе были жирно смазаны белым.
Я стоял на перекрёстке, ожидая пока загорится зелёный глаз светофора, когда мне вдруг подумалось, что если всё вокруг покрыто снегом уже целый месяц, то может статься так, что земли уже и нет вовсе. Что она не выдержала этой зимней тяжести и пропала, потерялась где-то там, под слежавшимися сугробами, под крепким льдом ручейка и тоненькими линиями чистого асфальта посередине улиц и проспектов. Земля могла сложиться, словно карточный домик; свернуться, порванным футбольным мячом, или высохнуть, как высыхает виноградинка, превращаясь в сморщенный изюм. И никто даже и не заметил, что внизу давным-давно нет ничего. Совсем ничего. А остался лишь толстый слой снега, и люди ходят по нему, словно по корке огромного, наполненного воздухом пирога, и даже не догадываются, что в любую секунду могут провалиться вниз как в трясину: стоймя, разом и навсегда. А потом в эту преисподнюю полетят рухнувшие в один миг многоэтажки и машины со сверкающими фарами, деревья и остановочные павильоны, столбы и скамейки. И даже вот этот мостик над ручьём отправится вслед за ними. А может быть, всё будет по-другому, и он, единственный во всём мире, устоит и будет одиноко возвышаться, погнутыми перилами разрезая спустившиеся со своих высот облака.
"Бред", - представил я такую картину, и послушная воле светофора толпа шагнула вперёд.
"Бред, бред, бред", - согласно захрустело под моими ногами, когда я свернул от ворот парка к этому разноцветному мостику. И было непонятно, чего же в этом звуке больше: радости, жалости или восторга. Ведь снежинкам должно быть очень больно, когда они ломаются, раздавленные грубыми, тяжёлыми людьми.
"Отчего люди не летают как птицы?.. А что там дальше-то?.. Ведь ни строчки больше не помню".
Я усмехнулся, перешёл мостик и остановился возле мини-рынка. Здесь был столик, возле которого стоял мужик в меховой шапке с опущенными ушами и натянутым поверх неё капюшоне. "Любая вещь за десять рублей" можно было прочитать на припорошенной снегом картонной табличке. Чуть дальше тянулся небольшой ряд накрытых потёртыми кусками клеёнки фанерных ящиков. И рядом с ними на раскладных стульчиках сидели бабушки-торговки, предлагая всем желающим свой нехитрый скарб: банки с соленьями, раскрытые пачки сигарет, пересушенную рыбу, спички и леденцы на палочке. Торговки кутались в пуховые платки и лениво махали длинными прутиками, отгоняя от своих богатств настырных воробьев.
"Ecuador" прочитал я на цветной наклейке одного из ящиков. Остановился, взглянул на продавщицу, размышляя, каким же образом в наш, богом забытый уральский городок попал ящик с другого конца света. А может быть, это произошло "по обмену"? И вот прямо сейчас, в эту самую секунду где-нибудь в Эквадоре местная бабушка бойко торгует фруктами и тонкими самодельными сигарами, разложив их на крышке фанерного ящика с наклейкою "Россия"? А какой-нибудь метис выбирает, что же такого у неё купить.
- Что-то хотел, сынок? - заметила старушка моё внимание.
"Сынок? Ну-ну, бабуля. Я ж тебе, наверное, во внуки гожусь... или в правнуки".
- Стакан семечек, - я стащил перчатку с правой руки и протянул мятую купюру. - В ваш пакетик.
Постоял, глядя, как бабушка прячет деньги, как сворачивает из квадратика заранее разорванной газеты кулёчек, как зачерпывает из большой чашки семечки и как переворачивает стаканчик. Засунул обе перчатки в один карман, взял покупку и монетки сдачи, шагнул дальше.
"Недожаренные", - определил я, сняв пробу. Но возвращаться и скандалить уже не захотелось. Всё равно эти семечки я купил не для себя.
Сейчас мне нужно пройти чуть дальше рынка, на свободную площадку возле большого дерева. Точнее говоря: возле того, что когда-то было деревом. На ветвях погибшего великана уже много лет не появлялись листья, а ствол давным-давно лишился коры. Мёртвый остов торчал около мостика, в двух шагах от тропинки. Глядя на изогнутые обломки толстых веток, я представлял, как начальник ЖКО ругался из-за этого дерева со своим подчиненным. Размахивая толстой кожаной папкой, шеф, наверное, орал и показывал пальцем на ствол, требуя немедленно убрать "эту порнографию", а мастер бы отвечал "а где я тебе возьму людей, пилу и машину?" А может быть, такого не было да и быть не могло, и во всём мире никому кроме меня нет никакого дела до этого погибшего великана.
Я остановился, с надеждой посмотрел наверх, увидел на дереве стаю голубей и облегчённо вздохнул. Всё было так, как я и предполагал. Птицы сидели тесно, сжавшись в комочки, нахохлившись, и не обращая внимания на прохожих, собак и на бабушек, которые махали своими прутиками. Казалось, что голуби дремали и видели какие-то свои, птичьи сны. И может быть, сейчас им снилось, что они - люди.
"Ну, привет, что ли... Я пришёл".
Зачерпнул из газетного кулёчка первую щепоть, бросил семечки на снег. Коротко, без размаха, прямо под ноги. Бросил как бы невзначай, и при этом - виновато повернулся спиною к эквадорской бабушке. Ещё обидится, чего доброго. Она-то, мол, старалась, семечки эти жарила, а я вот их так - выбрасываю.
Голуби среагировали мгновенно. Я не знаю, как у них всё срабатывает, как они друг с другом переговариваются и кто среди них командует; но вся стая сорвалась с ветвей в один миг. Птицы спикировали со своих уютных мест прямо мне под ноги. Толкая друг друга и переступая бордовыми лапами, они принялись собирать угощение. Тут же, неизвестно откуда, появились воробьи. Они прыгали рядом с голубями, что-то высматривали, совались то в одну сторону, то в другую. А выбрав момент, эти малыши бесстрашно бросались в общую кучу и нагло вытаскивали чёрные зёрна прямо из-под ног больших птиц.
"Пусть, - подумал я, увидев в общей куче ещё и пару синичек. Бросил ещё семечек поближе к ним. - Мне не жалко".
Потом взял столько, сколько получилось зачерпнуть из кулёчка, протянул руку и высыпал, целясь в центр клюющего и воркующего круга. Зёрна посыпались прямо на сизые спины, упали на снег, а голуби продолжили клевать, двигать хвостами и отгонять воробьёв.
Я стоял возле живого коврика из перьев и хвостов. Этот кружок колыхался, в нём постоянно что-то менялось, перемещалось с одной стороны в другую. Ни голуби, ни мелкие птицы не обращали на меня никакого внимания, они были заняты лишь семечками. Стоит моему пакетику опустеть, как они усядутся на мёртвое дерево и не узнают меня, если я приду сюда снова. Голуби - глупы. Впрочем, они мало чем отличаются от остальных птиц. Их легко подманить и просто отогнать. Им не важно, кто сыпет для них корм. Они будут благодарно курлыкать возле любого, лишь бы он был готов разделить с ними кулёчек семечек.
Какой-то мужик прошагал мимо, не взглянув на голубей, и они, расправив крылья, чуть подвинулись, освобождая дорогу, и тут же сомкнулись прежним кругом. Девушка в вязанном берете улыбнулась и шагнула в сторону, обходя клюющих птиц. Малыш потянул маму за руку и указал в мою сторону красной варежкою. Всё правильно, у любого действия рано или поздно должны появиться зрители.
Мне представилось, как я сейчас взмахну ногой и что есть силы ударю этих копошащихся в снегу птиц. Как захлопают крылья, и как полетят во все стороны перья. А ведь я попаду, я обязательно попаду пинком в какого-нибудь голубя. Это же всё равно, как пнуть мимоходом детский резиновый мячик. Легко и просто. Как изумится эта милая девушка, и как захнычет малыш "дядя плохой!". Может быть, даже бабушки заволнуются и примутся обсуждать повадки нынешней молодёжи.
Я не люблю голубей. Конечно, не настолько, чтобы бить их ногами безо всякой на то причины. Если говорить точнее, то мне абсолютно всё равно, есть они на белом свете или нет. Можно спокойно жить и не обращать на них никакого внимания. Я не кошка, чтобы выискивать беспечных птиц и подкрадываться к ним, поджав хвост, а потом - разочарованно смотреть, как они улетают. И не какой-нибудь молоденький пижон, который приходит в восторг при одном лишь виде воркующей парочки сизарей.
Конечно, я пришёл сюда не просто так, но всё гораздо банальнее и проще, а мои цели намного прозаичнее. Я решил покормить здесь голубей не потому, что жить не могу без их воркования. И не потому, что мне нравится смотреть, как они отталкивают друг друга, чтобы ухватить зёрна покрупнее. Просто там, высоко-высоко, на толстом стволе этого погибшего дерева, в одной из многочисленных дырок установлена крохотная камера видеонаблюдения. Одна из тех, которые меня окружают со всех сторон.
Отсюда её нельзя заметить, как ни приглядывайся. Но я точно знаю, что она там есть, что она работает, и что трансляция идёт прямым ходом в Сеть.
Возле этого дерева не видно никаких проводов, и сколько ни огладывайся, поблизости нет автобуса с надписью "ТВ" на боку. Сегодняшние технологии позволяют сделать многое, и некоторые люди, часами сидят за мониторами своих компьютеров с одной единственной целью - понаблюдать за моею жизнью. Двадцать четыре часа в день, семь дней в неделю. Я не против и с радостью даю им такую возможность.
Это раньше я боялся камер и стеснялся их присутствия. Тогда мне казалось, что вокруг меня плотный круг людей, и каждый из них тычет в меня пальцем. А теперь - всё нормально. Привыкнуть к процессу съёмок очень просто. Если не вспоминать про работающие камеры, то можно спокойно ходить, есть, спать, работать и даже принимать душ. Можно вести себя так, словно ты живёшь своей собственной жизнью.
Теперь я даже раздумываю, а что же ещё такого интересного можно сделать, чтобы произвести впечатление на своих зрителей. Как их заинтересовать, чтобы они возвращались к этой программе снова и снова. Чем удивить, приподняв тем самым рейтинг реалити-шоу. Того самого шоу, где я - сценарист и главный исполнитель. А все те, кто сейчас вокруг меня, - простые статисты, которые наняты кино-концерном. Все до одного. И бабушка с эквадорским ящиком, и девушка в вязанном берете, и мама того малыша с красной варежкой. Сам-то мальчуган, скорее всего, пока ещё не понимает, что участвует в съёмках шоу.
Рядом со мною все играют свои роли. Все до одного. Кроме голубей, разумеется, но я легко научился их использовать, вызывая у своих зрителей радость или боль, восторг или презрение. Всё, что мне нужно в данный момент. Голуби - глупые птицы, но мне всё чаще и чаще кажется, что те люди, которые смотрят на моего героя - ещё глупее. Потому что у них очень просто вызвать любые эмоции. Ну, по крайней мере, - делать подобное легко, и я этому уже научился.
2
Меня зовут Владислав Вохровцев. Мне двадцать пять лет. В своё время я закончил художественное училище. Преподаватели даже шептались о "больших надеждах". Не знаю, наверное, такое про себя слышит каждый студент, если хоть один его рисунок всё-таки выделился среди серой бездарности остальных.
Большие надежды не оправдались, и я ни дня не проработал по специальности. Мне предложили главную роль в съёмках реалити-шоу, и контракт был подписан сразу после выпускного вечера. Мне просто повезло, и кто-то всесильный из кино-концерна обратил внимание именно на мою, давным-давно поданную заявку. Поданную, кстати, смеха ради, без всякой надежды на удачу.
Владислав Вохровцев - настоящее имя, но я уже стал отвыкать от него. Персонажа, которого мне довелось играть в этом шоу, зовут Андрей Коньков. Андрюха. Андрей Николаевич. Это имя прилипло ко мне так крепко, что зрители, наверное, уже давным-давно забыли, как же назвали меня родители на самом деле. С великими актёрами такое часто случается. Как, например, с Ипполитом из "Иронии судьбы", с Шуриком или со Штирлицом. У меня даже документы есть на имя Конькова. Паспорт, водительское удостоверение, карточка социального страхования - всё как надо. Конечно же, это - фальшивка, сделанная бутафорами киностудии. Точно такая же, как и те "корочки", которые предъявляют "сотрудники" в ментовских сериалах. Мои документы выглядят совсем как настоящие, но, конечно, у меня не получилось бы оформить по ним кредит или купить билет на самолёт.
Я всерьёз подумываю, что надо будет изменить фамилию, когда шоу закончится. Объединить свои жизни "до" и "во время", и пусть меня называют Коньков-Вохровцев. Это будет гораздо удобнее, потому что в памяти зрителей я навсегда останусь Коньковым.
По сюжету этого шоу мой герой работает сторожем в охранном предприятии "Кентавр". Пришлось хорошо потрудиться, чтобы соответствовать этому образу. Перестроить многое: свои привычки, желания, поступки и потребности. Даже самого себя мне пришлось изменить, и теперь мне даже думать приходится как простому сторожу: исключительно конкретными образами, не вдаваясь в высокие материи. Согласитесь, на экране будет глупо выглядеть, если охранник станет читать Кафку, стоя рядом со шлагбаумом. Зритель разочаруется, пожмёт плечами и переключится на другой канал.
Идея включить в моё шоу эпизод с голубями появилась у меня ещё в начале зимы, перед большими снегопадами, и я сразу же начал готовить сценарий. Помнится, тогда я заметил драку воробьёв, которые истошно чирикали и прыгали вокруг хлебной корки. Глядя на них, я подумал, что зрителей могла бы заинтересовать сценка, где герой подкармливает птиц, бросая семечки на снег. Небольшой кусочек, без всяких мудреных "озвучек", без спецэффектов и даже без дальнейшего развития сюжета. Простая картинка мироздания, одна из многих, глядя на которую, у большинства зрителей появилась бы милая улыбка.
Конечно, в сто раз эффектнее было бы показать, как герой кормит с ладони белочку, но - увы! В нашем городе они не живут. А вот голубей здесь великое множество. И когда я начал обдумывать эту сценку, то сразу же вспомнил про разноцветный мостик, про остов дерева над ним и птиц, которые сидят на голых ветках. Я решил, что глупо было бы упускать такой красивый эпизод. Тем более, что затрат-то на него практически никаких. Не больше, чем на всё остальное.
Подготовка была недолгой, и вот сегодня, наконец-то, я пришёл сюда: к мостику, к бабушкам-статистам и глупым-глупым птицам. День был назначен заранее, и я очень боялся, а вдруг что-то пойдёт не так. Трансляция не прерывается ни на секунду, и поэтому я не могу позволить себе ни долгих репетиций, ни замены неудачных дублей. Всё приходится делать набело. Когда этот проект только начинался, я даже не догадывался, насколько всё будет трудно. Кино-концерн может подготовить очень многое: актеров, камеры, освещение и даже хорошую погоду. Но как удержать на дереве голубей до моего прихода?
Сейчас всё прошло как нельзя лучше, и теперь я стою и наблюдаю, как голуби доклёвывают моё угощение. Уже скоро на снегу не останется ничего, и тогда птицы покрутятся на этом пятачке ещё несколько секунд, а потом разлетятся кто куда. Вспорхнут обратно на ветки дерева, на крыши домов, на штакетник забора или куда-нибудь ещё. Полетят по своим птичьим делам и забудут о том человеке в черном пихоре, который только что скормил им стакан семечек.
Птицы потрудились на славу, и на снегу не осталось ни зёрнышка. Можно сказать, что голуби - аккуратные статисты. Правда, доверять им можно лишь самое простое: прокурлыкать возле моих ног, умиляя впечатлительных зрителей, похлопать крыльями, побегать от малыша, поклевать семечки. Я не придирчив и не требую ничего такого, что нельзя было бы сделать. Мне всё равно, наелись эти голуби или нет, но я доволен тем, как прошла съёмка этого эпизода. И облегчённо вздыхаю, когда птицы разлетаются в разные стороны.
Всё, теперь можно идти домой. Слава богу, что тут совсем недалеко. Надо будет, держась за поручень, спуститься по засыпанным снегом ступенькам каменной лестницы, пройти наискосок через три двора и обойти забор школы. Там, на четвёртом этаже самой обыкновенной "хрущёвки", моя квартира. Полигон, который используется для создания сериала.
Пробираясь по тропинке между высокими сугробами, я мельком вглядываюсь в лица людей, пытаясь угадать, кто сейчас передо мною: статист, нанятый кино-концерном, или простой житель соседней многоэтажки. Это раньше мне казалось, что актёра запросто можно отличить от простого смертного. По глазам, по одежде, по разговору, по манере держаться. А теперь я понял, что хорошие статисты выглядит точно так же, как и все простые люди вокруг. Они с лёгкостью копирует их походку, разговоры, смех или безразличие. И так же легко они могут и пройти мимо, сделав вид, что не обращают на меня внимания. Если, конечно, у них будет такая роль.
Кино-концерн не берёт на работу дилетантов. Обыватель ни за что не высмотрит в безликой массовке актёров, которых мне подсовывают, чтобы они разыграли сценарий "случайной встречи". Со стороны всё выглядит так, словно на улице ко мне кто-то обращается. Спрашивает закурить, узнаёт время или выясняет ближайший путь до остановки. Я давно понял это, но вот привычка смотреть в лицо встречному осталась от первых дней съёмок.
Я прошёл мимо пацанов, которые старательно копошились в большом сугробе, обломками фанеры ковыряя там узкий лаз... Мимо мужика, в шлёпанцах и в дублёнке на голое тело, который вывел на прогулку дога и замер возле железной двери, раскуривая сигарету... Мимо подростков, которые стояли возле хоккейного корта и что-то обсуждали, а их сумки на длинных ремнях раскачивались в такт жестам... Мимо девушки в короткой ярко-зелёной шубке и в сапогах-ботфортах, над срезами которых можно было разглядеть крупную сетку чёрных чулок...
"Ну... кто из вас сегодня будет со мною на экране? К кому недавно приходил дядя из киностудии?"
Какой-то мужик, в задрипанной куртке-аляске и с открытой банкой пива в руке, остановился, чуть покачнулся и шагнул в сторону, пытаясь разойтись со мною на узкой тропинке.
- Прикинь? - махнул он рукою так, словно мы всю жизнь были знакомы. - Совсем из головы вылетело за чем шёл. Пиво-то взял, а вот про сигареты забыл. Ну, не дурак, а?
Он качнулся ещё раз, а я молча шагнул мимо, стараясь держать голову так, чтобы моя усмешка была заметна. Естественно, что я сейчас старался не для этого актёра "случайной встречи" - он отыграл свою роль на совесть и был готов к моей реакции. Я беспокоился, чтобы моё лицо было хорошо видно для камеры, которая, скорее всего, была установлена на крыше деревянного домика на детской площадке. Я точно не уверен, но, скорее всего, что сейчас она именно там. Однообразные виды надоедают зрителю, и камеры переставляют очень часто. Так часто, что я давно перестал искать их взглядом.
Я прошёл дальше, ожидая, что этот мужик окликнет меня ещё раз, чуть-чуть замедлив шаги... но, так ничего и не дождался, и шагнул на ступеньки своего подъезда. Что ж, судя по всему, отведённый для этого актёра текст, закончился.
Я остановился у своей двери и ещё не успел поднести ключ к замочной прорези, а за дверью уже раздалось знакомое тявканье и звук скребущих лап. Это Лорд. Мой пес. Наверное, единственный, кто любит меня, радуется моему приходу и при этом не требует ничего взамен. Ну, разумеется, кроме миски корма, прогулок и тех вечеров, когда я усаживаюсь на палас перед телевизором, а Лорд кладёт мне голову на колени, чтобы я чесал у него за ушами. Не такая уж и большая плата за преданность. Этот пес попал в мои ладони тогда, когда был совсем крохотным щенком, которого только что забрали от матери. Вся его жизнь прошла рядом со мною, и ему плевать на мой личный рейтинг и рейтинг моего шоу.
Каким-то образом Лорд узнаёт меня через запертую дверь. Тогда он тявкает; радостно и нетерпеливо тявкает каждый раз, когда я подношу ключ к замку. Если за дверью стоит кто-то чужой, его лай звучит совсем по-другому: злобно и громко. А если мой пёс чует, что я пришёл не один, то не лает вовсе. "Сам привёл - сам и лай" - можно прочитать в его взгляде.
Лорда мне подарили восемь лет назад. Я тогда ещё не участвовал в съёмках сериала, а учился на первом курсе художественного училища. Я очень редко вспоминаю то время. А если уж воспоминания всё-таки всплывают - гоню их прочь. При моей сегодняшней работе они только мешают.
Но я хорошо помню, что родители одной моей однокашницы держали собаку, и она была настолько крохотной, что при желании её можно было упаковать в дамскую сумочку. Я как-то встретил эту девушку на улице с её любимцем и решил пошутить, сказав, что если уж когда-нибудь решусь завести домашнее животное - то выберу себе что-нибудь покрупнее. И добавил, что свиньи гораздо лучше собак, потому что мяса в них больше. Девушка тогда обиделась настолько, что мне пришлось извиняться. Или не пришлось, сейчас я точно уже и не скажу.
Эта самая однокашница решила отомстить мне за ту шутку, и подарила мне на день рождения крохотного щенка. Она знала, что я буду отнекиваться, и поэтому привела с собою почти всю нашу группу. Друзья притащили всё, что было нужно для ухода за маленьким щенком, вручили мне книгу по собаководству и сказали: "Давай, братан! Мы в тебя верим!"
Девушка не призналась тогда, что же это за порода, просто сказав "сюрприз будет", а на вопрос о родословной и документах просто отмахнулась "ой, ну с ним же и так всё ясно". Выслушав её слова, я искренне решил, что передо мною - обычная дворняга, купленная на рынке. Или тот, кто достался по объявлению "раздам в хорошие руки".
Однокашница пожелала здоровья и сказала "расти большой". Но из нас двоих взялся расти только Лорд, и это у него получалось хорошо. Каждое утро я с удивлением обнаруживал, что за прошедшие сутки моя собака становился в два раза больше. Оказалось, что это не обычная дворняжка, а русский чёрный терьер. Правда, не очень чистых кровей. И ростом мой Лорд, конечно, поменьше, чем собака Баскервилей или какой-нибудь волкодав. Но, совсем на чуть-чуть. И вспоминая теперь про "месть" однокашницы, я ещё долго не мог решить, обижаться мне или радоваться.
Когда я начал сниматься в сериале, Лорд был уже большим псом. Одно время, я долго думал, какой же сценарий мне написать для него. Очень хотелось выдать зрителю что-нибудь героическое: подвиг или просто поступок, узнав про который все бы вздрогнули, восторженно вздохнули, захлопали в ладоши и единым порывом выдали бы "ах!"
Я перебирал множество вариантов, где собака спасает хозяину жизнь. Обдумывал их, примерял на себя. Но это всё показались уж слишком напыщенным, и я стал искать решение, меняя персонажей местами, подбирая новые декорации, события. Я думал о том, что Лорд может попасть под машину или подраться со сворой дворовых собак, а я буду выхаживать его, сутками напролёт просиживая на полу возле его коврика. Или о том, как в клинике перепутают анализы, и мне пришлось защищать Лорда от бригады ветеринаров, которые приехали, чтобы усыпить его. О том, как сосед захотел бы его отравить, и мне пришлось делать Лорду уколы. И во всех этих эпизодах он бы благодарно скулил и пытался лизнуть мою руку.
Тогда было придумано множество историй, и любая из них неплохо прозвучала бы в шоу. Но я чувствовал, я очень хорошо чувствовал, что все они хороши лишь на первый взгляд. Все сценарии были либо наивными, либо пафосными, либо слишком наигранными, и ни один из них не был похож на правду. А моего зрителя обмануть невозможно, он хорошо чувствует фальшивку. И стоит мне лишь раз - один единственный раз - слукавить, и я навсегда потеряю свою, с таким трудом заработанную, аудиторию. И дальше мою жизнь на экране будет на одной полке с какими-нибудь слезливыми сериалами. Которые многие смотрят, но никто в них не верит.
Мне не хотелось просто использовать Лорда, как я использовал, допустим, голубей возле того мостика. Я хотел, чтобы это получилось бы не просто застывшей картинкой, а настоящей историей, сюжет которой, можно было бы растянуть бы на несколько лет.
Я чувствовал, что с Лордом можно сделать нечто большее, но так ничего и не придумал. Говоря точнее, я отказался от всех вариантов и решил, что Лорд будет просто моей собакою. Самым обыкновенным, ничем непримечательным псом. Без заслуг, медалей и родословной. Я решил, что будет гораздо лучше, если Лорд будет просто тявкать, когда я прихожу домой; загонять кошек на деревья, выходя на прогулку; бегать по лужам спортивной площадки, принося обратно брошенную палку. Я угадал, и такие, на первый взгляд разрозненные картинки, понравились зрителю гораздо больше, чем сомнительные истории про то, как Лорд спасал мне жизнь, вытаскивая из проруби.
Голуби - глупые птицы. Лорд немногим от них отличается. Мне сотни раз удавалось использовать его. И это получалось так же легко, как и с теми толстыми птицами на погибшем дереве. Я частенько разыгрывал перед камерами крохотные сюжетики, глядя на которые люди должны были мило улыбнуться. Набраться позитива. Сбросить напряжение. Подумать о хорошем. И если всё это получилось, то я не зря трудился, и благодарный зритель будет вновь и вновь возвращаться к моему шоу.
Лорд - мой постоянный и самый преданный статист, и до сих пор он замечательно справлялся с отведённой для него ролью. Можно даже сказать, что мы с Лордом привязались друг к другу, и мне гораздо легче работать с ним, чем, например, с тем мужиком на узкой снежной тропинке... Хотя мне иногда стыдно, очень стыдно перед Лордом. Ведь он, махает хвостом искренне и при этом - даже не догадывается, что я его просто использую.
Он очень сильно сдал в последнее время. Если с ним что-то случится, то мне будет очень его не хватать. И мои сценарии придётся основательно переписывать. Но, в конце концов, мы с ним актёры, и это наша работа.
3
Я положительный герой моего сериала. По крайней мере, изо всех сил стараюсь, чтобы зрители могли видеть во мне только хорошее. Я не играю крутого парня, потому как решил не поднимать свой рейтинг поделками "я ему бац, а он - брык". Ещё я отказался от тех моментов, на которые можно накладывать смех за кадром. Образы моего шоу намного тоньше, и воздействие на зрителя ведётся незаметно, лишь на уровне подсознания. Например, как в том эпизоде с голубями. Конечно, далеко не все могут понять молчаливую красоту таких сцен и удивлённо пожимают плечами, считая меня занудою и неудачником. Они смотрят совсем другие передачи. А кого-то интересуют лишь выпуски новостей и старые, проверенные временем фильмы. Кто-то вообще ничего не смотрит. Увы, моя аудитория не так уж и велика, и это шоу никогда не достигнет звездных высот. Пусть. Я всё равно буду делать только то, что считаю нужным, не оглядываясь на передачи "соседних" каналов.
События перед камерами разворачиваются замечательно, герой шоу получается рельефным, и мне нравится выполнять те сценарии, которые написаны для него. Я вполне всем доволен, хотя частенько, отыгрывая ту или иную сцену, мне приходится делать над собою усилие.
Например, я всегда просыпаюсь раньше, чем звонит будильник. Но вставать сразу нельзя. Надо лежать. Лежать с закрытыми глазами, слушать звуки просыпающегося города, вспоминать все сцены, которые я запланировал разыграть сегодня, и ждать. Терпеливо ждать того момента, когда, нарушая утреннюю тишину, зазвенит будильник. Только тогда мой герой проснётся и, не открывая глаз, будет хлопать по тумбочке, разыскивая дребезжащую коробочку. Потом он сядет на кровати и потянется так, что щёлкнет где-то в суставах. У меня хорошо получается отыграть эту сценку, и я не хочу нарушать её прелести. В таких эпизодах большинство зрителей узнают себя, это им нравится, и я не собираюсь ничего менять только из-за того, что проснулся раньше сигнала будильника.
Ещё я не люблю кофе, а по сценарию мне приходится варить его каждое утро. Я терплю, а иногда даже делаю так, чтобы он "убегал", пачкая плиту. В такие моменты зрители благосклонно усмехаются над моей неловкостью и думают, что могут сделать всё гораздо лучше, чем этот недотёпа. От таких мыслей где-то глубоко в их душе становится теплее, и ради этого можно потерпеть и насмешки, и коричневую корку на плите. Когда я только начал обдумывать сценарий "Убежавшее кофе", то даже не подозревал, что это будет так трудно сделать. А оказалось - трудно, чертовски трудно стоять возле плиты, смотреть на пузырьки в думке и сдерживать себя. Изо всех сил сдерживать, чтобы не выключить газ за секунду раньше, чем это требуется по сценарию.
Мне вообще очень часто приходится делать то, что не нравится. Притворяться спящим, дожидаясь звонка будильника; варить ненавистный кофе; выходить на школьный стадион. Ведь каждое утро, в любую погоду нужно пробежать десять кругов, только потому, что мой герой должен производить впечатление на зрителя. Говорят, что проститутка, которая получает удовольствие от своей работы, - большая редкость. Не знаю, я не могу быть экспертом в этом вопросе. Но мне кажется, что большинство людей ненавидят свою работу, точно так же как и эти продажные женщины. И те и другие просто смирились и уже не мечтают о другой профессии.
Когда-нибудь этот сериал закончится, и тогда мне больше не придётся выходить на пробежку, варить кофе, читать неинтересные газеты и играть с Лордом. Ну, разве что своего пса я всё-таки прихвачу с собою в эту новую жизнь. Ту самую жизнь, которая начнётся для меня после шоу.
Но это будет нескоро, а пока что рабочий день начинается звоном будильника. Точнее говоря - за несколько минут до его сигнала. А если ещё точнее - он не прекращается ни на секунду уже несколько лет. Потому что, даже тогда, когда я сплю, трансляция шоу идёт в Сеть. И я не просто так сплю, а играю спящего персонажа.
Вот и сегодня утром всё пойдёт по плану. В точности с теми сценариям, которые были созданы для этого шоу. И здесь всё - абсолютно всё, до самой-самой последней мелочи - продумано, отрепетировано и отыграно множество раз. Я выключаю будильник и поднимаюсь с кровати; иду в ванную комнату и бреюсь, стараясь, чтобы мой станок был хорошо заметен для скрытой камеры. Марку электрической бритвы нельзя менять каждый месяц, а реклама - это такая вещь, от которой нельзя отказываться даже в самой интеллектуальной передаче. И я решил, что будет гораздо лучше, если мой герой будет бриться только одноразовым станком. Тогда кино-концерн может получить деньги за рекламу.
Потом - десять кругов по школьному стадиону. Стиснув зубы, я бегу по свежему снегу и загибаю пальцы, чтобы не сбиться со счёта. Лорд выбежал вместе со мною, но его хватило только на один круг, и теперь он сидит возле футбольных ворот и когда я пробегаю мимо виновато прячет морду в лапы. Ладно, старичок, я не в обиде...
Наливая воду в думку, вспоминаю, когда последний раз использовался трюк "Сбежавшее кофе". И решаю, что сегодня нужно обойтись без него. Нельзя делать это слишком часто, зритель может почувствовать ложь.
После завтрака я одеваюсь, замираю посередине зала и с растерянным видом кручу головою и хлопаю по карманам, разыгрывая сценку "Забытый сотовый". Конечно, он лежит на том самом месте, где я вчера его оставил, но нужно немного потянуть время, чтобы зритель усмехнулся и подумал: "Эй, растяпа, посмотри, вон же он, прямо у тебя под носом!"
Потом выхожу в подъезд, закрываю свою дверь и брезгливо морщусь, увидев мокрое пятно под лестницей. Словно моего героя возмущает, что какой-то бомж сумел-таки проникнуть сквозь железную дверь и справить нужду возле батареи. Я не знаю, в какой момент режиссеры шоу используют такой сценарий. Это всегда происходит неожиданно, но я готов к импровизации и удачно разыгрываю те эмоции, которые в данный момент требуются от героя.
Дальше всё тоже идёт по плану. Под пристальными взглядами скрытых камер я иду мимо забора школы, через три двора наискосок, поднимаюсь по ступенькам каменной лестницы. Вот и тот мостик с разноцветными перилами, и погибшее дерево, и голуби, дремлющие на его ветвях, и площадка мини-рынка, на котором пока что нет ни души. Когда-нибудь придётся ещё раз покормить здесь птиц, но это будет потом. Когда нужно будет обновить в памяти зрителей эту картинку.
Надо шагать дальше, через мостик, по тропинке к выходу из парка, на остановку маршруток. Сейчас сюда подъедет служебная газелька, на двери которой нарисован большой красный щит с чёрной надписью "Кентавр", и мой герой отправится на работу.
- Привет! - протягиваю я руку водителю, когда машина затормозила прямо возле меня, и я устроился на переднем сиденье. - Куда сегодня поедем?
Маршрут хорошо известен и никогда не меняется, но я частенько шучу "а может быть, ну её на фиг эту работу? Бросаем всё и катим на шашлыки! Я такое местечко знаю". Водитель тогда криво усмехается. Или отшучивается. Или просто молчит и крутит свою баранку. Или начинает жаловаться, как плохо бывает тому, кто на шашлыках "за рулём".
Сейчас газелька поедет по городу и будет собирать людей, которые мёрзнут на остановках. Они все - так же, как и я - в меховых камуфляжных куртках с надписью "Кентавр" на рукаве и с чёрно-жёлтой нашивкой "Сотрудник охраны Security". Это моя рабочая форма, я привык к ней настолько, что если когда-нибудь сериал всё-таки закончится, я не останусь без куска хлеба и запросто смогу как-нибудь пристроиться в настоящем охранном агентстве.
"Газелька" катится по просыпающемуся городу и понемногу, от остановки к остановке, её салон заполняется. Когда мы подъедем к офису, здесь будут сидеть двенадцать человек. Двенадцать лже-охранников, двенадцать статистов. Двенадцать апостолов, которые крутятся вокруг одного бога-человека. Двенадцать актёров второго плана, которые своим "кушать подано" создают рабочий фон для звезды. Двенадцать оркестровых скрипок, под звук которых выходит на сцену скрипка-прима. Двенадцать мальчиков-танцоров в качестве живых декораций для танцора-маэстро. Как глупо я смотрелся бы на экране, если их тут не было?
Нам нельзя допустить, чтобы зрители что-то заподозрили. Мы это хорошо помним и ведём себя так, как и должны были бы вести себя охранники фирмы "Кентавр", которых собирает по городу служебная "газелька". Так, словно эта машина не нашпигована снизу доверху скрытой электроникой. Так, словно я - всего лишь один из них. Так, словно сейчас никто не смотрит на меня с той стороны экрана.
"Это не твоя жизнь, это просто роль, - напоминаю я себе каждый раз, когда в салон вваливается новый человек. - Ты хороший актёр, у тебя всё получится. Улыбайся, Андрюха, улыбайся. Зрителям такое нравится".
И мне приходится улыбаться, жать протянутые руки, кивать в ответ на приветствия. Смеяться над шутками, которые так же веселы, как дохлые пингвины. Вести себя так, как будто мой герой встречает старых, добрых, проверенных друзей. У меня всё получается. Как и всегда. У моих напарников тоже всё выходит как надо. Мои статисты молодцы. Они хорошо делают своё дело, и всё выглядит так, как будто герои живут своею жизнью. Их разговоры просты и естественны, и я часто ловлю себя на мысли, что мне нравится их слушать.
- Пашка, ты мне когда сто рублей вернёшь?
- Слушай, подожди немного, вот кризис в стране закончится - сразу же верну.
"Усмехнись, Андрюха... сделай вид, что эта шуточка тебе понравилось..."
- У тебя телефон, что ли, новый? Дай заценить.
- Себе купи и любуйся на него, сколько влезет.
"Рекламный трюк... надо повернуться и внимательно рассмотреть товар... ну, не только же мне с кремом для бритья мучаться..."
- Господи, как работать-то не хочется в понедельник...
- А какая разница? Работаем-то по сменам.
- Да мне в любой день не хочется, а в понедельник - сильнее всего.
Я тоже иногда работаю через силу. Но приходится делать то, что запланировано. Усмехаться, когда это надо. Заинтересованно смотреть, морщиться, отворачиваться, пожимать плечами, сочувственно вздыхать. Вести себя так, словно ты - разведчик в ставке противника. Или полицейский под прикрытием. Или модель на подиуме. Некоторые способны вжиться в свою роль так сильно, что могут позабыть, кто есть кто на самом деле.
Машина сворачивает с проспекта, плутает по заснеженным дворам и тормозит возле барака, над железной дверью которого, на длинном козырьке с двумя колоннами, развевается триколор. "Охранное агентство "Кентавр" - золотыми буквами на чёрной лаковой табличке. Большая красная кнопка звонка, глазок видеокамеры и крохотная лампочка сигнализации. Декораторы неплохо поработали, всё очень похоже на настоящее, хотя, на мой взгляд, немного аляповато.
"Газелька" остановилась возле самого входа, мои товарищи выпрыгнули на свежий, морозный воздух и сразу же шагнули на ступеньку. Я пристроился в серединке этой цепочки, а машина развернулась, чуть покрутилась, разворачиваясь на крохотном пятачке, и замерла, почти касаясь бампером большого сугроба.
В большом холле тепло, но, может быть, это просто так кажется, потому что мы с мороза. Красивые деревянные панели на стенах, серые от пыли жалюзи, цветочные горшки с пересохшей землёю и искусственными цветами, которые выглядят так, словно их только что оторвали от траурных венков. Один раз в четыре дня здесь разыгрывается сцена "Утренний развод". Один раз в месяц - "Общее собрание". И ещё несколько эпизодов вразнобой, по мере необходимости.
Здесь нас уже ждут. Человек десять стоят вдоль стен, изображая тех охранников, которые добирались до офиса своим ходом. Пройдёт несколько минут, и из своего кабинета выйдет начальник. Сергей Николаевич. Он остановится, осмотрит кривой ряд камуфляжей, поздоровается, спросит "все ли на месте", а потом откашляется и начнёт развод.
Когда сериал только разрабатывался, я перебирал несколько образов, раздумывая, каким будет роль "начальник героя". Я хотел, чтобы получилось что-то комическое. Неуклюжее. Сделать из него эдакого кабинетного профана, который "ни разу пороха не нюхал", а лезет командовать. Мне показалось, что так будет более интересно, но редакторы не поняли моей задумки. На роль Сергея Николаевича был взят актёр, в котором нет ничего комедийного.
Я не стал спорить с таким решением, хотя до сих пор уверен, что мой вариант получился бы гораздо лучше и эффектнее. Вообще, у меня такое чувство, что только я знаю как же на самом деле всё должно выглядеть в этом мире. Но мне очень редко удаётся кого-то убедить в своей правоте.
Начальник выходит из кабинета, замирает посередине холла и молча ждёт, а у всех "камуфляжей" моментально выпрямляются спины и втягиваются животы. И как-то всё само собою происходит, что из толпы людей за несколько секунд получается почти ровный строй. И я тоже в этом ряду. Третий от входа.
Сергей Николаевич терпеливо ждёт, пока замолкнут все разговоры, и начинает:
- К службе готовы все? Много говорить не буду, всем и так всё известно. Заступаем на двадцать четыре часа, все телефоны помните, кто что должен делать - знаете. Если, не дай бог, что-то произойдёт, сначала звонить сюда, и только потом - руководству объектов.
Я не знаю, кто писал текст для этого актёра, но сделано это профессионально.
- Больных нет? - продолжает начальник чуть погромче. - Службу все нести могут? Вопросы есть?.. Кому надо - получаем оружие и на объекты! Удачного дежурства!!
А вот про оружие - это не для меня. Стволы здесь настоящие, мало ли чего может произойти, поэтому наблюдение в оружейной комнате было решено не ставить. И поэтому мне туда нельзя, ни на одну секунду мне нельзя оставаться без присмотра видеокамер. Потому что это - провал всего сериала.
Я спокойно жду, когда мой напарник получит свой пистолет. Тогда мы выйдем обратно на улицу, сядем в ту же машину, что привезла сюда "охранников", и отправимся на наш объект. Всё по расписанию. По сценарию.
А остальные разойдутся кто куда, и вернутся в этот холл только через трое суток. Я как-то решил посчитать, сколько актёров занято в съёмках нашего шоу. Оказалось - около трёхсот. Большинство из них появляются в кадре лишь на несколько минут. Вот как, допустим, эти охранники. И скорее всего, что это не основная их работа, а просто дополнительный заработок.
Актёру, который получил роль моего напарника, повезло больше остальных, он пробудет со мною в кадре двадцать четыре часа.
4
Моего напарника зовут Костя. Мы работаем вместе уже четыре года. "Напарник" - хорошее слово. Чувствуется в нём что-то такое тёплое, надёжное. Тот, с кем работаешь "на пару". Тот, в ком абсолютно уверен. Тот, кто никогда не подведёт. Тот, с кем проводишь больше времени, чем с родными. Ну, по крайней мере, - почти столько же времени.
Я надеялся, что роль для моего напарника напишут именно такой. Помощник главного героя. Мы будем болтать о всякой всячине, делиться сокровенным. Напиваться до чёртиков после того, как смена закончится и Костя сдаст оружие. А ещё ему можно будет позвонить и сказать: "Слушай, дружище, бросай всё и срочно приезжай, ты мне очень нужен".
Но для моего напарника, так же как и для Сергея Николаевича, сценаристы написали совсем не то, что я хотел, и актёр, который играет эту роль, чётко исполняет совсем другие инструкции. Отстояв на объекте положенные нам сутки, мы расстаёмся и не видимся до следующей смены. Так, словно у нас нет ничего общего кроме работы. Я не спорю, руководство кино-концерна распределяет роли так, как считает нужным.
Костя уже получил оружие, вышел обратно в холл и отыскал меня в общей толчее.
- Ну, чё, Андрюха, ты готов к подвигу?
- Готов, - усмехаюсь я.
- Поехали?
- Поехали.
Сейчас мы сядем в газельку, нас довезут до объекта и заберут обратно лишь сутки спустя.
Мы вышли на улицу, когда машина уже развернулась и чуть вздрагивала, готовая сорваться с места.
- Вохровцев, блин, ждём только вас! - звучит из кабины, и мы залезаем в салон, даже не успев почувствовать холод улицы.
Внутри уже сидят шесть человек. Такие же как и мы охранники, которые ждут, что сейчас их повезут по своим местам. И старший смены. Валерка. Это он кричал.
По канонам жанра, в каждом сериале должен быть свой "плохой парень". Главный злодей сюжета. Тот, кто не даёт спокойно жить главному герою. В моём сериале это - Валерка, и сейчас он устроит для нас "дополнительный развод".
Обильно смазывая свою речь матерными словами, он говорит, что он думает по поводу тех, кто будет "отлучаться от объектов", пить водку на рабочем месте и "водить шалав с трассы". Слушая его, я усмехаюсь про себя, представляя, как трудятся сейчас звукооператоры, "запикивая" крепкие выражения. А может быть, всё не так уж и страшно. Ведь текст, который сейчас говорит Валерка - написан и утвержден, листок лежит сейчас перед ребятами с киностудии, и у них было достаточно времени, чтобы подготовиться, а может быть, и отрепетировать.
Валерка распинается вовсю, но его потуги кажутся наивными и смешными. Они звучат словно угрозы главного негодяя во второсортных фильмах. Он делает свирепое лицо и произносит страшные слова, но мы то знаем, что в финале герой всё равно надерет всем задницу. Ну ну, посмотрим, что ты скажешь, когда правильный парень выбросит тебя сквозь стекло с последнего этажа небоскреба. Или сбросит с вертолёта. Или с поезда.
Конечно, мой сериал совсем другой, и когда придёт время для финала, мы подстроим что-то такое, что Валерка "прозреет". Осознает, так сказать. Перевоспитается и будет умницей. Даже материться больше не станет. Мне не нужны каскадёры, эффектные сцены и "трупы" в сценарии. Этот сериал совсем про другое, и я пытаюсь строить жизнь такой, какой я её вижу.
Валерка закончил говорить, напоследок обвёл всех "начальственным" взглядом и выпрыгнул из салона, хлопнув дверью и не пожелав "удачной смены". Ребята облегчённо вздохнули, расслабились и засуетились, устраиваясь поудобнее. Путь предстоит, в общем-то, не близкий. Хотя первая остановка будет всего через триста метров. "Энергосбыт" - поблёскивают большие буквы над дверью домика, который стоит за забором из высокого стального штакетника. Первая пара охранников выходит из машины, а мы немного постоим, ожидая, пока произойдёт передача дежурства. Конечно, сюда от офиса можно было добраться и пешком, но с оружием нельзя ходить по улицам и ездить в городском транспорте. А раз так, значит и в нашем сериале этого делать нельзя. Зритель не прощает лжи, и мы терпеливо ждём.
Автостоянка на повороте проспекта. Ещё двое выходят из нашей газельки, а спустя пять минут в неё садится усталая смена. В большой офис-центр, который стоит напротив центрального парка уходит один человек... и ещё один скрывается в проходной какой-то фабрики...
Всё по плану, всё по сценарию, всё как задумано.
Но нас с Костей нельзя бросать в центре города. Мало ли кто может невзначай попасть под камеры. И наш объект подобрали подальше от шумных улиц и вечно спешащих обывателей. Там посторонние не ходят.
Мы сворачиваем в сторону от центра, проезжаем через спальные районы. Неприметный поворот между двумя огромными домами - и мы уже на трассе, сейчас будет стела на въезде в город. Ещё восемь километров - и мы на месте.
Восемь километров для газельки - ерунда. Тем более на трассе. Даже сигарету не успеешь выкурить. Мы с Костей как-то говорили по этому поводу. Что, мол, доехать сюда пара минут, а если придётся пешком топать - часа три пройдет, пока до стелы доберёшься. Да по городу ещё сколько...
Свернув с трассы, газелька проехала ещё немного, попетляла между высокими, идеально белыми сугробами, которые бывают только за городом, и остановилась возле небольшого шлагбаума с тремя красными глазами-катафотами.
Нет, внутрь мы не поедем, это и есть наш объект. Мы с Костей поднялись со своих мест.
- Удачи, - буркнул водитель. Точно так же, как и всем предыдущим. А Костя махнул ему рукою так, словно хотел сказать "да ладно, хоть ты не выпендривайся".
Ребята, которых мы приехали менять, уже собрались. Передавать нам особо нечего. Шлагбаум целый, журнал "приёма-передачи" лежит на столе, обогреватель и радио работают, три табуретки, топчан и два фонарика на месте. Большие такие фонарики, тяжёлые, с длинными металлическими ручками.
Сменщики пожали нам руки, уселись в газельку, она развернулась на раскатанном пятачке возле шлагбаума и укатила в город. А мы с Костей полезли по крутой лестнице в свою будку. Три с половиной метра на три, на четырёх бетонных столбиках. Сплошные окна во все четыре стороны, как будки гаишников в старых фильмах. На уровне третьего этажа, отсюда даже город видно.
Двадцать четыре часа мне и Косте надо отсидеть в этом аквариуме. У всех на виду. В общем-то, мне к такому не привыкать.
Над перекладиной ворот торчат буквы. Вырезанные из толстого стального листа, они гудят и шатаются, когда поднимается ветер. Буквы складываются в слово "Облснабэксп". Мы не знаем, что это такое. За последние двадцать лет у этого места сменилось много хозяев, но надпись, сделанная на века, осталась со стародавних времён. Сейчас здесь стоянка транспорта. Она не такая, как в центре города, здесь не найти крутых джипов и стареньких шестёрок. Здесь "живут" трактора, экскаваторы и подъёмные краны. А где-то в городе есть большой и важный начальник, который, посмотрев какие-то свои бумаги, решает, что сегодня вот эта техника направится в одну сторону, а вот эта - в другую. Мы ни разу не видели этого начальника, но он есть.
Повесив куртку на вешалку, Костя первым делом поставил чайник на плитку. Потом уселся на топчан, закурил, пододвинув к себе жестяную банку-пепельницу, и достал из сумки стопочку толстых газет. На сутки ему хватит. А я пошёл обходить "хозяйство".
По сценарию мы должны делать это каждые два часа, но Костя "ленится", а я разыгрываю "правильного охранника". Мне не трудно. Мы не спорим друг с другом, давно решив, что каждый может делать то, что считает нужным. Костя проводит смену, почти не вставая с топчана, а я выполняю всё то, что прописано в инструкции: обхожу объект, звоню каждые шесть часов в офис, докладывая, что у нас всё нормально, проверяю пропуска, прежде чем поднять шлагбаум. Очень трудно жить точно по сценарию, даже если этот сценарий ты написал для себя сам.
Вот и сейчас, ногою толкнув свою сумку под топчан и выложив на стол сотовый, я поднимаю воротник куртки, собираясь "проверить периметр".
- Пошёл? - усмехается напарник.
- Ага.
- Давай... а я пока что чаёк заварю. Будут бить - кричи.
Он шутит. Сейчас здесь ни души. Все, кто должен был сегодня забрать технику, уехали час назад и вернутся только вечером. Кино-концерн подыскал для нас с Костей хорошее безлюдное место.
Пятнадцать тысяч квадратных метров. Если говорить совсем точно - четырнадцать тысяч восемьсот девяносто шесть. Это я точно знаю. Я сотни раз обходил этот объект, считая шаги. Девяносто восемь шагов вдоль одной стороны объекта и сто пятьдесят два - вдоль другой.
Вот и сейчас я шагал по "периметру" и считал шаги. Три шага - вдох, три - выдох. Шаг - вдох, шаг - выдох. Как робот. Пустая голова, железный ритм, конкретная цель. Зомби, а не охранник. Терминатор. И шагая по утоптанной тропинке, у меня было такое чувство, что сейчас я смотрю фильм про парня, который смотрит фильм про парня, который смотрит фильм. И при этом - размышляю, кто же из этих парней настоящий.