Кравец Ян : другие произведения.

Энди Гдански

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Энди тридцать два года, он живёт в Москве и обижен на свою жизнь. Однажды он проспал конец света, а когда очнулся - оказался по дороге на другую планету, куда его захватили в качестве живого сувенира. Энди кажется, что теперь он должен получить вкус к жизни, но оказывается, что для этого недостаточно покинуть привычный мир. Сначала надо перестать быть хорошим человеком и следовать чужим правилам. Энди предстоит попасть в группировку, которая занимается наркотрафиком и торговлей оружием, оказаться в поле зрения полиции, быть казнённым и родиться заново, подняться на самую высокую гору и найти таинственную корпорацию, которая незаконно разрабатывает разумных андроидов.

   Энди Гдански
  
   Моему коллеге А. К., который умеет работать и танцевать.
  
   Земля
  
   1.
   Энди Гдански был, пожалуй, единственным человеком, который проспал конец света.
   Он лежал на мокрой от пота простыне, сминал одеяло, зарывался лицом в подушку и всё-таки никак не мог проснуться. Сон был глубокий и чёрный, как омут. В голове Энди пульсировала боль, в ушах стучала кровь и эхом отдавался далёкий гул. Самого себя он видел со стороны, голым и растерянным, с пустым, будто стёртым лицом. Снаружи огонь полыхал в трёхстах километрах от эпицентра первого взрыва, внутри Энди окружали тёмные тени. Они сходились и расходились, сталкивались друг с другом, забирались сквозь глазницы в череп и замазывали зрачки Энди чёрной краской. Он то слеп, то щурился от ослепительного света, начинал плакать и чувствовал, что слёзы густые и маслянистые, словно кто-то сбрызнул его лицо жирным кремом.
   - Это не настоящее, - бормотал Энди, не просыпаясь. - Меня здесь нет!
   Потом начала звучать музыка, которая тоже была густой и обволакивающей. Первыми начали трубы, потом вступили слезливые скрипки, заиграли клавишные и вдруг разом всё грянуло, и никак нельзя было понять, ещё ли это музыка или уже непереносимый шум. От множества разрозненных теней отделилась одна, нависла над ним, посверкивая зеркальными глазами, и то ли поцеловала, то ли прошлась губами совсем рядом со ртом. Её дыхание пахло ментолом и ещё чем-то таким же свежим и холодным.
   - Меня здесь нет, - снова сказал Энди. В голове громко щёлкнуло и где-то в районе затылка зазвучал глухой и шипящий голос, вроде белого шума или треска статических разрядов. Энди не сумел разобрать ни слова, но понял, что кто-то окликнул его по имени.
   - Энди... Энди!
   - Меня здесь нет!
   - Инициализация, - интимно шепнул голос.
   В следующую секунду Энди уже вскочил на ноги, запутался в простыне и больно приложился коленом об пол. Он встал, посмотрел на разбитое окно, на осколки стёкол на полу и забыл о тенях. Мозг отключился, передав управление только инстинктам.
   Энди понятия не имел, как он оказался на улице. В памяти не отложился ни коридор, ни разрушенная лестница. Вот он был в квартире, а вот уже стоит под полыхающим небом. В сознании переплелись прерванный сон и явь, мозг отказывался верить в то, что видели глаза. Огонь, много огня, воздух насыщен огнём. Энди сделал глубокий вдох и окончательно убедился в том, что не спит.
   - Какого...
   Весь его прошлый опыт свидетельствовал в пользу того, что с хорошими людьми не происходит ничего дурного. Грабители, маньяки, ДТП и крушения поездов существуют только для плохих парней. Энди полагал, что все плохие события происходят по ту сторону телеэкрана. А сейчас он с трудом переводил взгляд с одного горящего дома на другой и пытался найти хотя бы одну связную мысль. Наконец, он сообразил, что надо делать.
   - Это не настоящее! Не настоящее! Не настоящее!
   Энди сел на горячий асфальт и обхватил голову руками.
   - Меня здесь нет!
  
   2.
   А год назад в большом опенспейсе, он же "наше стойло", он же "какой козёл делал тут планировку" Алекс Жданов мрачно пялился на забытый пропуск Энди. Он постучал кончиком карандаша точно по центру пропуска.
   - Эти губы. Господи, как у силиконовой сучки. Он точно не гомик?
   Пропуск был размером с кредитную карту. На синем фоне белели буквы со скошенными краями: "Андрей Гдански, системный инженер". Красный штамп в углу гласил, что пропуск больше не действителен. С маленькой квадратной фотографии смотрел светловолосый мужчина с пухлым лицом и жирными губами. Рыжеватые усы и борода только подчёркивали полноту губ. Алекс фыркнул. Даже со всей этой волоснёй лицо оставалось женственным. Если бы Энди оказался гомиком, он бы не удивился. Он ненавидел гомиков. Будь Энди одним из них, с работы вылетел бы гораздо раньше. Алекс покосился на Михаила:
   - Почему я так долго терпел этого пшека?
   Тот пожал плечами и уткнулся в монитор. Несколько минут Алекс крутил в руках пропуск Энди, потом протянул его Михаилу.
   - Выброси вместе с остальным хламом. Чтобы я больше его не видел.
   Пропуск полетел в мусорное ведро. Больше никакого Энди Гдански.
   Может быть, конечно, всё было немного иначе. Но Энди представлял себе эту сцену именно так.
  
   3.
   Месяц назад Энди сидел на полу, а напротив него в кресле бесновалась Марина. Её выводила из себя беспомощность, а Энди как будто нарочно старался её взбесить.
   - Тебе надо найти новую работу. Нормальную работу, чёртов ты идиот!
   - Я не хочу.
   - Мне плевать, что ты хочешь! Просто оторви свою задницу и...
   Энди переплёл пальцы и закрыл глаза. Он так часто слышал слова о собственной заднице и о том, что его мнение ничего не стоит, что успел к ним привыкнуть. Мать часто повторяла, что настоящий мужчина обязан... дальше следовал целый список обязанностей. Настоящий мужчина, не Энди. Бывшая почти-жена продолжила эстафету и за пару лет успела переломить Энди хребет. Он вздохнул. Конечно, лучше всего было бы сейчас закрыть глаза, представить себя где-то в другом месте, сказать волшебную фразу "меня здесь нет" и с удовлетворением обнаружить, что Марина исчезла. Он был согласен даже на тени, которые всегда находились где-то на грани сознания. Беда была в том, что Энди просто надоело слушать, что именно он должен делать. Он медленно поднялся на ноги.
   На секунду Энди испытал дежавю. Ему показалось, что он уже видел Марину в своём кресле, слышал то, что она ему говорила. Он помнил, что уже вставал с пола и делал шаг ей навстречу. Эта мысль его настолько поразила, что он против собственной воли остановился. Сжал и разжал кулаки, сделал глубокий вдох. Ярость потихоньку улеглась. Теперь Энди мог спокойно смотреть в лицо Марине, которая продолжала что-то орать.
   - Заткнись!
   Марина уставилась на него с изумлением. Она ожидала истерику, вопли, но только не спокойный тон.
   - Что?!
   - Заткнись и выметайся из моей квартиры.
   Когда за Мариной захлопнулась дверь, Энди опустился на пол совершенно обессиленный. Он думал, что изменил нечто очень важное, но никак не мог понять, что именно.
  
   4.
   Два дня назад Энди понятия не имел, что конец света уже запланирован в календаре. Собственно, ему было вообще плевать на то, что будет через два дня. Энди казалось, что он уже умер.
   Он с трудом разлепил глаза. Энди никак не мог понять, вызывает ли головная боль тошноту, или, наоборот, тошнит так, что болит голова. Провёл рукой по тумбочке, опрокинул стакан с водой и едва не заплакал от жалости к себе. Как же больно, боже мой. И хорошо ещё, если бы он пил. Тогда это было бы ещё понятно и объяснимо. Но он не пьёт.
   Кое-как Энди выбрался из-под одеяла и доковылял до туалета. Сил стоять уже не было, поэтому он тяжело рухнул на унитаз. Судя по ощущениям, кто-то набил его мочевой пузырь битым стеклом. Энди прикусил губу и приложил горящую голову к холодному кафелю. Сначала немного полегчало, потом живот скрутило судорогой. Энди склонился над биде и его вырвало какой-то ядовито-жёлтой дрянью. В тот момент, когда его желудок выворачивался наизнанку, в голове мелькнула дурацкая мысль. Два года подряд он ругался на строителей, которые догадались поставить биде вплотную к унитазу. Только сейчас Энди понял всю глубину их замысла. Опытные люди, чёрт бы их побрал. Не будь рядом биде, содержимое его желудка оказалось бы на полу. Или так уже было? Когда он последний раз просыпался в луже собственной блевотины? Кажется, на нём был какой-то белый балахон вроде женкой сорочки. Они все обкурились или обкололись, и тот парень... Нет, такого не было. Или было? Господи, заткнись, спасибо.
   Вода медленно капала из неплотно закрытого крана. Энди закрыл глаза и представил, как капля набирается из носика, срывается с крана и падает вниз. Разбивается о белое дно ванны и растекается в лужицу. Звук от её падения вгрызался прямо в мозг. Надо встать и закрыть кран. Энди поёрзал на унитазе и прислушался к своим ощущениям. Ничего не выйдет. Если он сейчас встанет, просто рухнет мешком на пол. А проклятая вода так и будет капать, пока он не сойдёт с ума.
   Ещё вчера Энди ненавидел свою крошечную ванную комнату. Будь здесь душевая кабина, места было бы достаточно. Но покойная тётка, бывшая хозяйка квартиры, додумалась поставить здесь большую ванну. Раковина уже не влезла, стиральная машина ютилась на кухне. Ещё вчера Энди раздражало, что выходя из ванны можно споткнуться об унитаз. Но с теснотой, это как с биде. Никогда не поймёшь своего блага, пока не припрёт нужда.
   Энди осторожно сполз с унитаза и встал на колени перед ванной. Перегнулся через бортик и потянулся к крану. Нет, не дотянуться. Не хватает каких-то пары сантиметров, но для этого надо или встать, или вывихнуть руку. В голове раздался голос матери. Она говорила, что нормальный человек не будет кувыркаться в ванной.
   - Заткнись, - пробормотал Энди вслух. В памяти всплыло красное от гнева лицо Марины. Чёртова толстуха.
   Он покрутил головой и зашипел от боли. Глазные яблоки горели в глазницах. Если смотреть прямо, это ещё ничего. Но вот вверх или в стороны, просто непереносимо. Виски мучительно сдавливало, в ушах шумело.
   Энди наткнулся пальцами на губку, оставленную на краю бортика. Схватил её дрожащими пальцами и опустил на дно ванны. Следующая капля должна упасть на губку, это приглушит звук. Если только он правильно положил губку, не справа и не слева, а чётко по центру. Если только он...
   В глазах начало стремительно темнеть. В голову пришла мысль, что неплохо бы вызвать врача. И следом ещё одна. Какой к чёрту врач. Его страховка закончилась полгода назад. Но ведь врач уже приходил и было это совсем недавно. Эта женщина, она вроде бы ставила ему капельницу, когда он... На этом мысль оборвалась и Энди отключился.
   Второй раз Энди проснулся около полудня. Он никак не мог вспомнить, как добрался до кровати. Спал он неспокойно. Одеяло было сдёрнуто и валялось на полу. Одна подушка в чём-то липком, вторая отброшена к окну. На полу лежат осколки разбитого стакана. Энди провёл рукой по лицу и поморщился. Ладонь пронзило болью, на щеке остался влажный след. Он поднёс правую руку к глазам. На ладони глубокие порезы. Один из них до сих пор кровоточил и из него торчал кусок стекла.
   Энди осторожно вытащил стекло и стал зализывать руку. Запоздало подумал, что там могли остаться мелкие осколки. Кровь оказалась слишком вязкой и солёной. Её вкус живо напомнил об утреннем приключении. Этого Энди больше не мог вынести. Он перекатился к краю кровати, и его вырвало на пол.
   Как ни странно, полегчало. Руку отчаянно жгло, но желудок больше не стягивала колючая проволока. Спазмов тоже не было.
   Энди сел на кровати и поджал под себя ноги. Неплохо бы дойти до ванной и достать бинт из шкафчика. Несколько метров до коридора показались непреодолимым расстоянием, а Энди не был уверен, что у него хватит сил устоять на ногах. Он огляделся по сторонам в поисках чего-нибудь подходящего. Идею с простынёй отмел сразу, долго смотрел на полотенце, потом одной рукой вытащил подушку из наволочки. Успел похвалить себя за то, что при последней смене белья не стал застёгивать ни наволочку, ни пододеяльник. Сейчас он бы просто не смог справиться с пуговицами.
   Он завернул руку в наволочку и несколько минут плотно прижимал к разрезанной ладони. Ткань быстро пропиталась кровью, поверхность импровизированной повязки порозовела. Но когда Энди уже раздумывал над тем, что всё-таки придётся встать и найти аптечку, кровь остановилась. Режущая боль превратилась в тупую пульсацию. Энди перевернулся на живот и зарылся лицом в подушки. Он закрыл глаза и сделал глубокий вдох. Иногда случаются дни, когда жизнь кажется полным дерьмом. Потом ты просыпаешься в луже собственной крови и понимаешь, что настоящее дерьмо ещё только начинается.
  
   5.
   На этот раз он проспал никак не меньше шести часов. Когда Энди открыл глаза, по полу уже ползли красные солнечные блики. Единственное окно выходило на запад и закатное солнце заливало комнату Энди красным светом. С улицы доносились торопливые шаги клерков, спешащих с работы к метро. И кто только работает по субботам? Дети играли в мяч во внутреннем дворе. Чья-то собака заливалась истошным лаем.
   Энди попытался встать и выяснил, что замотался в одеяло, как в кокон. Он осторожно из него выпутался и принялся хмуро разглядывать пострадавшую руку. Повязка съехала, и раскрывшаяся рана напоминала жабры. Коричневая корочка засохшей крови покрывала руку почти до локтя. Следы крови были на простыне и подушке, как будто Энди кого-то убил и выпотрошил прямо в постели.
   Несколько минут он сидел неподвижно, прислушиваясь к своим ощущениям. Тошнота прошла, головная боль переползла куда-то в район затылка, да так там и осталась. Неприятно, конечно, но вполне терпимо. Когда Энди встал, боль усилилась. Дружно заныли верхние зубы, то ли "семёрки", то ли давно удалённые зубы мудрости. Энди сглотнул и только сейчас понял, как пересохло у него во рту. Нёбо превратилось в растрескавшуюся равнину, вместо языка внутри ворочался кусок наждачной бумаги. Энди наклонил голову вбок, поймал положение, при котором боль донимала меньше всего, и медленными шагами пошёл в ванную.
   Проходя мимо зеркального шкафа с раздвижными дверцами, Энди остановился. Шкаф простоял в комнате три года и Энди до сих пор шарахался от собственного отражения. Но сейчас его заинтересовало не отражение, а то, что средняя дверца шкафа отъехала в сторону на ширину ладони. На дверце красовались несколько отпечатков пальцев. У Энди мелькнула досадная мысль о том, что зеркальный шкаф это самая большая глупость в его квартире. На кой чёрт нужен шкаф, если до него нельзя дотронуться без того, чтобы не оставить жирных отпечатков? Шкаф заказала мать Энди в один из приступов шопоголизма. Энди ненавидел зеркальный шкаф и не мог от него избавиться. Он не мог выбросить даже набор кофейных чашек, подаренных матерью. Кофе он пил из старой синей кружки с надписью "Райку".
   Энди стоял напротив шкафа и тупо пялился на сдвинутую дверцу. Ему не надо было вспоминать, закрывал он вечером шкаф, или нет. Проклятый перфекционизм! Энди относился к тому типу людей, которые всегда плотно закрывают ящики стола, тушат свет в туалете и надевают колпачок на шариковую ручку. Шкаф он закрывал, это очевидно. Однако сейчас он был открыт. Почему?
   Рот внезапно наполнился кислой слюной. С одной стороны, влага была приятной, с другой Энди боялся, что его снова вырвет. Его не тошнило, его мелко трясло от предчувствия чего-то нехорошего. Шкаф был не просто открыт, из него торчал уголок какой-то розовой картонки. Энди мог с закрытыми глазами описать каждую вещь, которая хранилась у него в шкафу. И среди них определённо не было розового картона.
   Он подошёл к шкафу и отодвинул дверцу до упора. На секунду его глаза расширились, а в следующий миг он уже рывком задёргивал дверцу обратно. В голове крутилась сцена из какого-то старого фильма про человека в зелёной резиновой маске. Герой там вроде бы пытался закрыть шкаф, доверху набитый пачками с долларами. Пачек было много, дверцы открывались наружу, и герою приходилось напирать всем весом, чтобы закрыть проклятый шкаф. Энди было проще, дверца шкафа каталась по рельсе и легко вернулась на положенное место. Вместо толстых пачек с долларами шкаф был доверху набит старыми перфокартами.
  
   6.
   Энди несколько минут простоял перед шкафом. Он и думать забыл о боли и жажде, все мысли перемешались. Последний раз перфокарты он видел лет в двенадцать, когда учитель информатики притащил на урок этот раритет. Помимо перфокарт он показывал перфоленту, пятидюймовую дискету и процессор Intel семидесятых годов прошлого века. Кажется, его частота была около ста килогерц, точнее Энди не запомнил.
   Изо рта сам собой рвался крик. Энди на мгновение закрыл глаза. Справиться с криком было ещё сложнее, чем с тошнотой, но Энди не хотел кричать в пустой комнате. Он боялся, что испугается звука собственного голоса.
   - Это не по настоящему, - сказал Энди. Где-то на задворках сознания заворочалась одна из теней.
   - Инициализация, - шепнула тень. - Инициализация. Инициализация...
   Энди велел тени заткнуться и открыл глаза. Жирные отпечатки пальцев на зеркальной дверце никуда не исчезли. На полу валялась выпавшая перфокарта. Энди наклонился, взвыл от нахлынувшей боли в затылке и поднял перфокарту. Это был прямоугольник из плотного картона размером примерно двадцать на десять сантиметров. Одна его сторона была глянцевой и розовой, другая белой и чуть шершавой. На белой стороне были напечатаны ряды сплошных цифр от нуля до девяти.
   С перфокартой в руках Энди развернулся к окну и принялся её разглядывать. Перфокарта казалась обыкновенным куском картона и это почему-то пугало больше всего. Энди подумал, что если бы обнаружил в своём шкафу расчленённый труп, испугался бы гораздо меньше. Страшные, действительно страшные вещи пугают несоизмеримо меньше обыденных, оказавшихся в ненужное время в ненужном месте. Кусок картона не может быть чем-то опасным, но платяной шкаф, набитый картоном это жутко. Энди сглотнул и поморщился.
   Он поднял перфокарту до уровня глаз и стал пристально вглядываться в ряды цифр. Ряд сплошных нулей, ряд единиц, ряд двоек. Внезапно Энди показалось, что свет в комнате стал ярче, а его самого ослепила яркая вспышка. Только спустя мгновение он понял, что закатное солнце пробивается через маленькое отверстие в перфокарте. Оно светило ему в глаза ярким красным лучом сквозь круглую дырку в розовом картоне. С лёгким шуршанием в перфокарте пробилась новая дырка и новый луч осветил лицо Энди. Круглый картонный кружок медленно опустился на пол, а в перфокарте пробивались всё новые и новые дырки.
   Десятки кружков, одна сторона которых была розовой, а другая белой, осыпались вниз, как конфетти. Два или три кружка скользнули по лицу Энди, один остался лежать в выемке на его правой ключице. Энди стоял, не в силах пошевелиться, красное солнце било сквозь появляющиеся дырки. Перфокарта дрожала в его руке.
   Только когда в перфокарте пробилась последняя дырка, и последнее картонное конфетти закружилось в воздухе, с Энди сошло оцепенение. Перфокарта выпала из его пальцев. Энди сделал несколько шагов назад, наткнулся на кровать и рухнул на спину. Когда его голова соприкоснулась со смятым одеялом, Энди отключился.
  
   7.
   Тени. Много теней. Одна тень наслаивается на другую, тени становятся одним целым, тени танцуют, тени водят хоровод. Кольцо теней смыкается вокруг Энди, прижимается всё ближе и ближе, так, что и самого Энди уже нет, от него осталась только тень. Ни тяжести собственного тела, ни ощущений, ничего. Только холодный пол под ногами и белая пелена вокруг.
   Очень яркие белые огни, трубки, змеящиеся по стенам, как провода в туннеле метро. Хлюпающий звук и эхо, которое ещё долго разносится по белому коридору. Потом тишина. Огни медленно гаснут, наконец, совсем отключаются. Теперь светится только пол. Слабый, матовый свет.
   - Ты ещё придёшь?
   Женский голос. Женский силуэт. Энди знает её, узнаёт, стоит только увидеть. Она вся состоит из кругов. Круглое лицо, круглые глаза. Локти и колени тоже круглые, как будто её руки и ноги движутся на шарнирах. На ней белая сорочка, которая свободно болтается на худом теле. Босые ноги оставляют влажные следы на полу.
   - Тебе нравится музыка?
   Он не знает, что отвечать.
  
   8.
   Энди окончательно проснулся поздно вечером и ещё долго лежал в постели, не понимая, где заканчивается сон и начинается реальность. В затекшую руку впивались тысячи иголок, а вот глубокий порез остался во сне. Стеклянный стакан всё ещё стоял на тумбочке, целый и невредимый. В нём была даже вода, чему Энди необычайно обрадовался. Он схватил стакан и выпил его залпом, не обращая внимания на то, что струйки воды стекают по заросшему щетиной подбородку. Вода оказалась тёплой, желудок Энди протестующе сжался, а пересохшее горло ликовало. На смену тошноте пришёл голод.
   Энди спустил ноги с кровати и тут же опасливо отдёрнул. Стакан определённо не разбился, но на полу лежали зелёные черепки. Скорее всего, разбилась салатница, стоящая на самом краешке стола. Энди было жаль салатницу, но больше всего жаль самого себя. Вчера он забыл отнести посуду на кухню, и сейчас на ковре подсыхало пятно от соевого соуса. Оттирать его то ещё удовольствие, но ничего другого не оставалось. Для того чтобы отнести ковёр в химчистку, понадобится двигать мебель. К таким подвигам Энди был сегодня не готов.
   Салатница. Зелёная икеевская миска с небольшим сколом. Не будь скола, возможно, осталась бы цела после падения, а так хватило всего одного удара. Вчера Энди вернулся от матери около девяти вечера. Очень хотелось есть, поэтому он варил себе лапшу и одновременно жевал бутерброд. Можно ли отравиться китайской лапшой? Нет, не то. Можно ли серьёзно отравиться китайской лапшой, сваренной в кипятке? А соевым соусом? Сосисками?
   Энди вспомнил, что бутерброд был с салями. Сэндвич он купил в торговом автомате. Могла ли испортиться колбаса? Ещё один неправильный вопрос. Могла ли испортиться колбаса так, чтобы он не заметил? Ещё как могла. В последнее время он ест, не разбирая вкуса еды. Пьёт кофе, не замечая, положил туда сахар, или нет. А что насчет кофе? Обычно он пьёт чёрный, но вчера добавил сливки. Сливки тоже могут испортиться, правда? До сегодняшнего дня Энди был уверен, что в них добавляют столько консервантов, что они могут неделями не портиться даже на сорокоградусной жаре. Но сейчас он чувствовал себя до того разбитым и беспомощным, что в этом наверняка кто-то был виноват. Испортившаяся колбаса. Испортившиеся сливки. Сливки... Нет, не думать о сливках. Никаких сливок. Если кофе, то только чёрный, если сахар, то только коричневый. И плевать на тех, кто скажет, что нет никакой разницы. Энди нравится коричневый сахар. Он готов поклясться, что у коричневого сахара совсем другой вкус. Сахар коричневый, а сливки белые и та дрянь в картонных пакетиках тоже белая, и ты разрываешь пакетик по краю, выливаешь это безымянное белое в миску, а потом оно застывает белыми шариками. На вкус они...
   - Заткнись, - сказал Энди. Ещё немного и это войдёт в привычку. - Я не должен разговаривать сам с собой. Я не...Заткнись ради бога!
   Он подумал "Может быть, это была просто воздушная кукуруза" и удивился этой мысли. Какая к чёрту кукуруза, откуда? Последний раз он ел только поп-корн в кинотеатре. А какой тогда шёл фильм? Кажется, что-то про героическое, героическое... Ах, чёрт, сейчас все фильмы рассказывают только о чём-то героическом. Герои. Мстители. Железный человек. Марк Уотни. Поп-корн. Оладьи из кукурузной муки? Нет, совсем другой вкус. Хватит, заткнись! Это невыносимо. Слишком много мыслей, слишком много рассуждений. Сколько сейчас времени? Девять вечера? Десять? Смартфон разрядился, и не посмотришь. Надо поставить на зарядку, а потом сходить на кухню и взглянуть на круглые часы. Вместо стрелок там вилки и нож, вилки за минутную и секундную стрелки, нож для часовой. Логично было бы сделать секундную стрелку в виде десертной ложки. Когда Энди завтракал и не читал ленту фейсбука, он лениво смотрел на часы. Удивительная штука, это время. Сорок пять минут могут лететь незаметно, а могут длиться так, что нет никаких сил вытерпеть. Уж кто-кто, а он знает цену времени. Может быть, это знает каждый инженер.
   Год назад Энди и работал инженером, а сейчас никак не мог даже составить собственное резюме. Знаний и опыта хватало, а вот с высшим образованием всё было печально. Его угораздило поступить в институт, намертво застрявший в восьмидесятых. Энди проучился только три курса на факультете вычислительных машин. Ещё свежи были в памяти воспоминания о коде в тетрадке. Когда-то программирование считалось чисто женской профессией, требующей только усидчивости и внимания. Энди три года слушал старую перечницу, которая с трудом разбирала собственный код на паскале. Ушел он незадолго до летней сессии. Вместе с ним университет бросили ещё двое студентов. Один из них позднее стал его коллегой.
   - К чёрту образование, - пробормотал Энди сквозь зубы. - К чёрту работу! К чёрту кукурузу!
   Он пошарил ногой под кроватью, разыскивая тапок. Пол почему-то был очень холодным, на мгновение ему показалось, будто бы под ногами не ковёр, а холодная кафельная плитка. Плитка тоже была белой, по крайней мере, в памяти это отложилось достаточно ясно. Память! Он попытался вызвать в памяти лицо своей матери и не смог. Вот и отлично. Теперь надо обуться, дойти до ванной, справить нужду, умыться. Дальше по обстоятельствам. Очень хотелось есть, но Энди не был уверен, что его желудок сможет удержать хотя бы сладкий чай. Главное, никаких мыслей. Чем больше думаешь, тем больше теряешь времени. Задумавшись, Энди мог часами просидеть на одном месте. Конечно, сегодня суббота, завтра ещё один выходной. Но где гарантия, что и воскресенье он не спустит коту под хвост? В конце концов, выходные и нужны для того, чтобы отдохнуть. С другой стороны, какая разница, какой сегодня день недели. Он уволен и может заниматься чем угодно.
   - К чёрту работу!
  
   9.
   Энди сидел на кухне и пил чай мелкими глотками. Чай был обжигающе горячий, но ему это даже нравилось. Он уже съел два или три печенья и хотел взять ещё. Желудок молчал, головная боль почти прошла. От горячего чая голод только усиливался. Печеньем тут не спасёшься, Энди подумывал, а не заказать ли пиццу или суши. В конторе, где он обычно делал заказы, его давно знали. Если пицца, то обязательно с соусом барбекю, к суши двойной имбирь и побольше васаби. Никакого соевого соуса. Энди обожал соевый соус и покупал его в корейской лавке рядом с домом. Соевый соус, который предлагают в суши-барах, это просто оскорбление. Киккоман дрянь, а они переливают совсем дешевую дрянь в банки из-под Киккомана. А что будет, если полить соевым соусом воздушную кукурузу?
   Энди подошёл к холодильнику. Если что-то заказывать, то ждать придётся не меньше часа, а есть хочется прямо сейчас. Ему казалось, что он никогда не был таким голодным. Энди с сомнением посмотрел на колбасу, достал кусок сыра и пару сосисок. Нарезал сыр толстыми кусками, разрезал сосиски вдоль, разложил всё по куску хлеба и поставил в микроволновку. Через полторы минуты он достал горячий бутерброд, обжёгся о керамическую тарелку и в очередной раз пообещал себе ставить в микроволновку только специальную посуду. Бутерброд он полил кетчупом и французской горчицей. Не лучший выбор для желудка, который почти на сутки приковал его к постели, но сейчас Энди не хотелось рассуждать. Меньше мыслей, больше еды. Он нашёл в себе силы усмехнуться.
   Итак, суббота пропала впустую. В пятницу он ездил к матери помочь переставить мебель. Отец давно самоустранился от любой домашней работы. Потом он доехал до магазина, накупил продуктов на две недели вперёд и тащился с тремя пакетами до своего девятого этажа. Пришлось идти пешком, потому что лифт опять не работал. Какой-то кретин второй год делал ремонт и напрочь отказывался пользоваться грузовым лифтом. Его, якобы, дольше ждать. Пассажирский лифт регулярно останавливался из-за перегруза, но его это не волновало. В лифте валялись обрывки упаковочной бумаги и осколки кафельной плитки. Зеркало рабочие разбили ещё месяц назад. Энди пробовал жаловаться, но безрезультатно. В городе, где живёт почти тридцать миллионов человек, сломанный лифт считается наименьшей проблемой. В пятницу Энди поднялся пешком на свой девятый этаж, разделся, закинул вещи в стирку и приготовил себе китайскую лапшу. А потом тошнота, рвота и... перфокарты.
   - Никаких перфокарт, - сказал Энди про себя и добавил вслух: - Заткнись!
   Он вымыл посуду и прилёг на кухонный диван. Энди и не думал снова спать, но всё-таки уснул.
  
   10.
   - Меньше мыслей, - сказала тень. Энди подумал, что на этот раз это точно не её реплика. Он сам озвучил свою тень. Или наоборот, это тень вкладывает ему в голову собственные мысли?
   - Это сон, - сказал Энди. И уточнил, - Здесь всё не по-настоящему.
   У него болели кисти рук и сгибы обоих локтей. Он провёл пальцами от плеча до запястья и почувствовал подушечками вздувшуюся, пузырящуюся кожу. Глаза видели совершенно гладкую кожу, пальцы нащупывали порезы и вздутия. Энди с трудом отнял пальцы от собственной руки и уставился прямо перед собой.
   Белая стена состояла из какого-то странного материала, похожего на очень толстое стекло. Оно было слегка шершавым и оставляло на ладони жирные отпечатки. Когда Энди погладил стену раскрытой ладонью, ему показалось, что он прикасается к огромному пласту плотного жира.
   Снова ярко светили лампы, били в потолок столбами белого света. Энди попытался зажмурить глаза, но свет пробивал сквозь веки так, словно они были прозрачными. Тогда он опустился на пол и закрыл глаза руками. Он явственно видел перед собой свои пальцы, которые в свете ламп стали розовыми и прозрачными. Красные и фиолетовые прожилки артерий создавали сложный рисунок. Его затошнило.
   Когда он проснулся, его снова мучил нестерпимый голод.
  
   11.
   Энди открыл пачку печенья и ел быстро, роняя крошки на грудь. Он лениво подумал, что надо бы сходить в душ и побриться. Ещё неплохо бы почистить зубы, но для начала надо унять огонь, разгорающийся в животе. Чем больше ешь, тем больше хочется. Энди задумался на секунду, потом отправился в комнату и зашёл на сайт пиццерии. Заказал пиццу с цыплёнком и перцем. В выходные дни доставка в течение полутора часа. Нет, звонок оператора не нужен. У вас сто девяносто бонусных баллов.
   - Отлично, - пробормотал Энди. - Ещё немного, и я заработаю бесплатный чизкейк.
   Спустя час он почувствовал себя немного лучше. Бриться не стал, только принял душ. Он даже надел свежую футболку. Энди терпеть не мог грязную одежду. Для него было немыслимо носить одно и то же бельё дольше двенадцати часов. Когда было много работы и приходилось задерживаться в офисе допоздна, Энди брал с собой запасную рубашку. Лосьон после бритья, антиперсперант с нейтральным запахом. Никаких духов или туалетной воды, Энди ненавидел запахи. Его бывшая жена (почти-жена, как он всегда поправлял сам себя) обладала внушительной коллекцией стеклянных пузырьков с самыми разнообразными ароматами. Как-то раз Энди перенюхал каждый и убедился, что парфюмерия это не для него. Только натуральные ароматы, никакой химии и эмуляции. Когда Энди обнимал почти-жену, его начинало подташнивать. На кой чёрт бабы выливают на себя эту дрянь? Несколько раз он пытался задать ей этот вопрос, но нарвался только на истерику.
   Истерики, вот ещё одна вещь, в которой Энди был сведущ больше других. Говорим "баба", подразумеваем "тупая истеричная сука". Женщины вымотали Энди все нервы, пока он не допёр до мысли о том, что если хочешь сохранить душевное равновесие, держись подальше от любого соучастия. Регулярный секс это неплохо, вот только в комплекте к нему идут обычно слёзы и сопли. Больше никаких бабских истерик. Энди готов был завязать член узлом, только бы не слышать больше женского визга. Почему они орут? Почему они всё время орут? Мысль о том, что подобное ищет подобное никогда не приходила ему в голову.
  
   12.
   Энди считал, что знает себя, как облупленного. Да, он часто повышает голос, может ударить кулаком по столу, но ведь он держит себя в руках. Он умеет себя контролировать. Это необходимое качество для современного человека. Если ты хочешь работать в крупной компании, бери пример с английской аристократии. Будь сдержан. Энди был бы очень удивлён, узнай он, какой прозвище дали ему коллеги на бывшей работе. Энди-истеричка. Немыслимо!
   Собственное детство Энди помнил как череду просмотренных фильмов, главный герой которых отчего-то немного похож на него. Память удерживала отдельные дни, отдельные события, между которыми растянулась непробиваемая пелена, заглянуть за которую нет никакой возможности. Но те события, которые ещё хранились на складе памяти, он мог пересматривать раз за разом, не теряя ни одной детали.
  
   13.
   Энди три года. Его глаза до сих пор сохранили младенческую синеву, а волосы белые и мягкие, как пух. На улице его называют ангелочком. Энди боится незнакомцев и избегает встречаться с ними взглядом. Мать говорит, что он бука. Она требует, чтобы он здоровался с соседями по подъезду. Она хочет, чтобы он им улыбался. Энди не понимает, как выразить смесь страха и робости, которая охватывает его при встрече с чужими людьми. Он начинает кричать.
   Энди пять лет. Мама учит его читать по слогам. Энди изо всех сил напрягает свой маленький мозг, но никак не может понять, почему "ма" и "ма" это "мама", а "па" и "па" - "папа". Он чувствует, как к горлу подкатывает тошнота, а в ушах начинает стучать кровь. Больше всего на свете Энди боится увидеть разочарование матери. Не осознавая этого, Энди сжимает кулачки и начинает пронзительно верещать. Мать даёт ему пощёчину и Энди мгновенно успокаивается. Гнев и злость лучше разочарования. Он готов вытерпеть сколько угодно побоев, только бы остаться по-прежнему любимым маминым сыночком.
   Энди восемь. Он учится во втором классе и делает неплохие успехи в математике. Иногда его вызывают к доске, чтобы исправить ошибки в чужих решениях. Энди горд собой. Его не смущает даже то, что другие дети начинают его ненавидеть. Слишком часто Энди ставят в пример. Слишком часто он оказывается самым умным. С математикой у Энди всё хорошо, а вот с русским языком просто отвратительно. У Энди настолько плохой почерк, что учитель часто не может разобрать, что он написал. Не помогают ни прописи, ни домашние задания. Энди старается изо всех сил, а буквы по-прежнему выходят криво и косо. Он искренне не понимает, что делает не так и почему все его усилия проходят впустую. Когда учитель грозно потрясает перед Энди его тетрадью, Энди начинает кричать.
   Энди двенадцать. Мать тащит его за собой по Эрмитажу, а он вяло перебирает ногами. Посмотри на эту картину. Посмотри на эту статую. Энди отвратительно себя чувствует. Перед глазами всё расплывается, во рту всё пересохло, а в животе как будто образовалась зудящая дыра. Энди с трудом поднимает глаза вверх, видит улыбающееся лицо какой-то женщины в нелепом красном платье. И глядя в её насмешливые чёрные глаза он вдруг понимает, что больше не может сдерживаться. Всё смешивается, тошнота, бесконечные коридоры музея, раздражение на мать, которая снова что-то восторженно бубнит, запах пыльных портьер на окнах и солнце, которое бьёт сквозь оконное стекло. Последней каплей становится женщина с картины, женщина с высоченной причёской из седых волос. Что, о господи, что у неё с лицом? Её рот... Энди вырывает руку из ладони матери и начинает кричать.
   В шестнадцать лет Энди кричит, когда не может определиться со своей будущей профессией. В семнадцать, когда однокурсница совсем запуталась в своих тонких намёках на отношения. В восемнадцать лет Энди теряет девственность с той самой однокурсницей и кричит наутро, когда застаёт её в слезах.
   Вздумай Энди заняться самоанализом, он бы выяснил о себе много интересного. Его крик, даже истерика, это не знак протеста или гнева. Энди кричит, когда не может найти иного способа выразить свои чувства. Он не кричит от боли или страха, не понимает, почему кричат герои фильмов ужасов. Энди кричит, когда боится быть непонятным, когда не хочет кого-то разочаровать в себе. Чувство, которое он испытывает, настолько сложное и многогранное, что требует немедленного выхода. Может быть, стоило бы плакать или хотя бы всхлипывать. Энди умеет только кричать. В детстве это были просто пронзительные вопли. Чем старше становился Энди, тем более осознанным становился его крик. Это мог быть настоящий скандал со взаимными обвинениями, а могла быть просто бессмысленная истерика.
   Хуже всего то, что со временем потребность в крике возникала всё чаще. Крик стал для Энди вторым дыханием, способом разрядиться и сбросить напряжение. Энди кричит, когда он расстроен или устал, когда находится под давлением и когда его не понимают другие люди. Иногда с раннего утра он испытывал странное тянущее чувство, отчего кулаки сжимались сами собой. Тогда было достаточно малейшей искры, самого невинного повода, чтобы вызвать настоящую бурю. Энди кричит так, что содрогаются стены и дребезжат стёкла. Он кричит, и сам не осознаёт этого.
   Сразу после истерики Энди успокаивался. Он снова становился милым и обходительным, много шутил и рассказывал весёлые истории. Женщины, которые знали Энди от силы пару дней, находили его настоящим душкой. Если бы бывшая почти-жена Энди рассказала его поклонницам о том, какие сцены он закатывал при поездке к родственникам, ей бы не поверили. Только не Энди. Он совсем не похож на истеричного мужика. Такой лапочка!
   Бывшие коллеги быстро научились отслеживать состояние Энди. Одного взгляда хватало для того, чтобы понять, будет сегодня очередная истерика или нет. Кто-то даже составлял календарь, где скрупулёзно отмечал периоды активности, рассчитывая найти какую-то закономерность. Истерики Энди называли не иначе как "ПМС", а его самого Энди-истеричкой. Внешность у Энди не располагала к женственности, но кожа у него была белая и мягкая, губы полные, движения плавные. Вдобавок он несколько лет занимался бальными танцами. А кто ещё будет танцевать? Только бабы и гомосексуалисты. Иногда Энди называли гомиком. Энди ни разу этого не слышал, но был в этом абсолютно уверен.
   Только однажды Энди задался вопросом, откуда он знает, что говорят и делают другие люди. Он так привык знать каждое слово, произносимое за его спиной, что вопрос показался абсурдным. Что значит откуда! Это все знают. Иначе как бы мы вообще могли общаться?
  
   14.
   Пиццу привезли через сорок минут. Своеобразный рекорд. Энди против своего обыкновения оставил чаевые курьеру. Хорошую работу надо поощрять, тем более, когда пицца совсем горячая. Энди всегда просил не резать пиццу, потому что в пиццериях её непременно нарезали огромными кусками. Ему больше нравилось отрезать крошечные полоски, сворачивать их трубочкой и отправлять в рот. Главное, не жалеть халапеньо, с ним получается совсем другой вкус.
   Энди ел пиццу и листал старый журнал "Популярная механика". Откуда он у него взялся? Энди помнил только, что не покупал бумажные журналы ещё со времён учёбы в университете. Он заложил страницу недоеденным куском пиццы (в голове зазвучал возмущённый голос матери. Заткнись, мама, спасибо, пожалуйста!) подошёл к раковине и набрал полный чайник. Надо бы было отфильтровать воду через фильтр, но кого это волнует. Пора бы избавиться от привычки заливать в чайник только холодную воду. Горячая вскипит быстрее. Что там говорила мамочка? А бывшая почти-жена? Заткнитесь обе! Чайник мерно загудел. Энди вспомнил звук, с которым включаются лампы в белом коридоре и поёжился.
   Он подумал, что сегодня ночью придётся глотать снотворное. Он просто не уснёт ни в два, ни в три часа, а это значит, что он наверняка проспит всё воскресенье. Тогда в понедельник утром он будет совсем разбит, не поможет ни кофе, ни энергетик. В последнее время Энди пристрастился к Редбуллу. Иногда он выпивал по два литра в день. Тот ещё удар по печени, говорят, даже алкоголь и тот менее вреден. Энергетик Энди заедал сникерсом. Энергии хватало часа на три, потом приходилось повторить. К концу дня он чувствовал себя отвратительно, зато получалось не спать почти двое суток. Нет, что ни говори, с этим надо кончать. Пожалуй, хватит пары таблеток. Да, в воскресенье ему будет весь день хотеться спать, но если лечь пораньше, получится нормально выспаться. Надо, наконец, доделать резюме. Может быть, получится даже отправиться на собеседование. Марина права, ему и правда нужна работа.
   Со старой работы Энди уволили в один день. Это была довольно грязная и неприглядная история, в которой свои роли сыграли как характер Энди, так и характер его непосредственного начальника. Энди хотел орать, начальник не хотел, чтобы на него орали. В итоге два взрослых мужика долго орали друг на друга. Энди назвал начальника мудаком, руководитель назвал Энди тупым мудаком. К концу беседы никто не мог вспомнить, с чего всё началось, оба тяжело дышали и расстёгивали начальника. Начальник сказал, что Энди не будет здесь работать. Энди сказал "посмотрим, что у вас выйдет". У руководителя вышло, у Энди нет. А вдобавок ещё это проклятое совещание...
   Энди разгрыз зубами краешек пиццы. Он был жесткий и безвкусный, зато ещё осталось немного соуса. Несколько месяцев назад в этой пиццерии можно было заказать пиццу с сырным бортом. Энди только такую и заказывал. Почему её больше не делают, совершенно непонятно. Но пицца всё равно вкусная. И халапеньо они не пожалели. И почему же всё-таки это совещание никак не выходит из головы? В конце концов, дело ведь даже не в нём, оно было гораздо раньше его ссоры с начальником. И всё-таки именно тогда Энди почувствовал, что с ним что-то не так.
   Секретарша в его бывшем департаменте рассылала напоминания о предстоящих встречах и никогда не использовала слова "совещание" или "планёрка". Еженедельный отчёт отделов, разбор полётов после серьёзного инцидента, всё значилось в календаре как "деловые переговоры". В тот день деловые переговоры были посвящены предстоящей закупке оборудования. Ещё одна вещь, которая доводила Энди до бешенства. Закупку техники для новых точек согласовывали люди, которые не отличали хаб от маршрутизатора. Для этих напыщенных болванов что сервер, что кофемолка это одинаковые машинки, производящие шум. Объяснить им, почему нельзя сделать промышленную сеть как домашнюю сетку было сложнее, чем объяснить дикарю природу электричества. На таких совещаниях Энди чувствовал себя воспитателем в детском саду для умственно неполноценных. Изволь улыбаться каждому недоумку и не беситься от их тупости. Каждую фразу надо разжевывать и повторять несколько раз, до полного запоминания и усваивания. И ничему не удивляться. Ты можешь час распинаться о достоинствах Megahard Exchange, собеседники будут кивать, а потом спросят, для каких целей это необходимо. И всё по новой, боже ты мой. Главное, держать себя в руках. В руках, мать твою! Иногда Энди это удавалось. В тот раз не удалось.
   Он доел пиццу, вытер губы полотенцем и не глядя бросил пустую коробку к мусорному ведру. Несколько кусочков болгарского перца раскатились по полу. Энди подумал, что надо бы подмести пол, но решил, что это ещё успеется. Он мрачно смотрел на бутылку с водой, которую забыл убрать в холодильник. Она тут ещё с пятницы? Или ещё раньше? Теперь и не вспомнить. На память приходила другая бутылка, газированная минералка, которая в тот раз оказалась у него под рукой. Может быть, именно с неё всё и началось на том злосчастном совещании, нет, на тех деловых переговорах, чёрт бы их побрал.
   Бутылка с минералкой стояла прямо перед ним. Почему-то газированная вода была только у него, перед остальными участниками совещания стояла простая вода. Несправедливо. Энди вспомнил, что его тогда посадили рядом с главной финансисткой, тощей бабой с выпученными глазами и вечно подрагивающим подбородком. Сама она явно считала себя неотразимой, Энди видел в ней старую деву, страдающую малокровием. Иногда ему хотелось переломить её сухие запястья как щепки. Может быть, тогда она перестала бы таращиться. Справа от неё сидел директор по связям с общественностью, совершенно неуместный на техническом совещании, но считающий своим долгом таскаться на любую встречу высших должностных лиц. На всех совещаниях он рисовал в блокноте женские профили. Директор то ли страдал опоясывающим лишаем, то ли редко мылся, отчего постоянно чесался. Наверняка ему казалось, что он делает это незаметно от окружающих Энди сидел прямо напротив него и наливался желчью, глядя, как тот чешет выпирающие бока всей пятернёй. Звук получался похожий на то, как одежная щетка скребёт по шерстяной ткани. Шур-шур-шур. Энди готов был его убить.
   Главный финансист, главный пиарщик, главный сетевик, главный бухгалтер, все главные, все сливки их маленького общества. Для полной гармонии не хватало только генерального директора, но этот урод никогда не жаловал такие посиделки. Он был слишком крут для того, чтобы общаться с простыми смертными. На звонки за него отвечала секретарша. Энди готов был поспорить, что она же ставит свою роспись на документах.
   Он обхватил руками голову и заскулил. Нет, нет, только не опять, только не воспоминания! Забудь бывшую работу, забудь бывших коллег, забудь тени, пропади они пропадом! Энди понуро пополз в комнату, устроился на излюбленном месте возле окна и положил лоб на подоконник. Подоконник нагрелся за день и был почти горячим. Энди закрыл глаза и как наяву увидел самого себя, сидящего за столом переговоров.
   - Заткнись, - сказал он, ни к кому не обращаясь. Несколько раз поднял голову и снова опустил её на тёплый подоконник. - Заткнись, заткнись, заткнись!
   Но воспоминания уже прорвали плотину и хлынули сплошным потоком. Больше Энди не сопротивлялся, только вспоминал и вспоминал.
  
   15.
   Он смотрел сквозь бутылку минералки на главного бухгалтера. Это была высокая и представительная блондинка лет сорока пяти с огромной грудью. Если вы сидели с ней за одним столом, взгляд упирался только в одну точку. Бухгалтер прекрасно это знала и откровенно тащилась от такого внимания. Она носила обтягивающие блузки с V-образным вырезом и старалась глубоко дышать, чтобы грудь приподнималась при каждом вздохе. Если вырез был особенно глубокий, можно было увидеть, как золотая цепочка проваливается в ложбинку между грудями. Зрелище было завораживающим и Энди это признавал. Но в тот день он смотрел на бухгалтершу сквозь бутылку с водой. Она действовала как лупа и на первых порах его это развлекало. Потом он стал замечать детали, которые всегда ускользали от обычного взгляда. Гладкая кожа грудастой бухгалтерши оказалась довольно дряблой. Энди разглядел светлые волоски, которые спускались от шеи до самого выреза. Ему стало противно и он постарался перевести взгляд на её лицо. Ещё хуже. Белёсый пушок над верхней губой, на щеках, даже на носу. Едва заметные волоски на фалангах пальцев правой руки, которой она подпирала голову. Энди подумал, что вокруг её сосков должны быть длинные волоски, тёмные, не выгоревшие на солнце. Эта мысль показалась непереносимой. Он отодвинул бутылку и постарался сосредоточиться на разговоре, но в голове застрял образ волосатой груди. Энди почувствовал тошноту.
   В затылке стучали знакомые молоточки, кровь шумела в ушах. Тени подозрительно молчал, на сцену выступили навязчивые образы. Сейчас он видел круглое красное солнце с золотистой кромкой. Кромка была такой яркой, что оставляла зубчатые следы на сетчатке. Он закрывал ненадолго глаза и видел проклятую кромку. Круглое солнце, круглое как... как печенье. Энди увидел печенье как наяву и сразу его узнал. Овсяное печенье с шоколадной крошкой. Именно такое печенье обожала его мать. Она готова была жевать пачку за пачкой, уставившись в телевизор остекленевшим взглядом. Мать много работала, а просмотр сериалов был её единственным развлечением. Когда Энди купил ей dvd-проигрыватель, мать была рада, когда провёл цифровое интернет-ТВ, была счастлива. А когда... Или это была не она? Кто-то склонился над ним и свет от ослепительного круга бил прямо в глаза, и игла ушла глубоко под кожу, и...
   - Вы согласны? - прогремел голос над ухом Энди. Энди вздрогнул. Круглое солнце так и пульсировало у него перед глазами. Почему-то оно ассоциировалось с болью, хотя он никак не мог понять, почему.
   - Вы согласны? - повторил голос. - Это новый поставщик, кроме того, он не в Москве.
   Энди тупо хлопал глазами. Он осознавал, что уже двадцать минут слушает, как распинается финансистка и ей вяло возражает начальник сетевиков. Кажется, что-то про скидку постоянным клиентам и про скидку для первого заказа. Какая-то из этих скидок больше, но вместе с ней возрастает риск. С другой стороны, служба безопасности всё равно будет проверять. Но безопасники уже проглядели сделку с поставщиком софта полгода назад и если этот заказ не будет вовремя укомплектован...
   - Андрей, что вы думаете? - спросила бухгалтер. Она поправила цепочку и на неё уставилась по крайней мере дюжина мужских глаз. Лучший способ привлечь внимание. Заслуженные художники рожиц в блокнотах всецело одобряют эту тактику.
   - Я, - пробормотал Энди и осёкся. Ярость вспыхнула по новой. Все сотрудники в компании называют его только Энди. Кроме этой суки с огромными сиськами.
   Он шумно выдохнул воздух, стараясь не смотреть на бухгалтершу. Возбуждения или воодушевления он не чувствовал, только гнев. Почему эта баба занимает такой высокий пост? Она же тупая, как пробка. Большинство её задач выполняют подчинённые, а она только мямлит на заседаниях. Все реплики сводятся к "А что вы думаете", своего мнения нет, повторяет за руководством любую глупость. Сейчас она пялится на него, ждёт, что он скажет что-то такое же бессмысленное. В конце концов, Энди здесь только торгует лицом. Представительный мужчина в костюме, который знает много умных слов. Любое совещание только формальность, все решения принимаются заранее. Попробуй оспорь решение начальства! У нас, в конце концов, не гребанная палата лордов.
   Энди откинулся на спинку кресла. Положил руки на стол и переплёл пальцы. Они хотят от него красивых слов? Ну что ж, будут вам красивые слова.
   - Закупка оборудования у Атласа вынужденная необходимость, - начал он. - Мы должны устроить тендер и обязательно его устроим, но покупать будем всё равно у Атласа. Все это знают, не только я. Дело не в цене, я бы выбил скидку и у старого поставщика, мы закупили у них на миллионы. Даже не в том, что они золотые партнёры у вендора. Всё упирается в доставку. Атлас согласен поставлять в регионы своими силами, остальные требуют привлечения сторонних компаний. Сторонние компании, пусть те же DHL это новый контракт, новый контракт это новый запрос в безопасность. Вы сами знаете, как это делается. Может быть, получится немного сэкономить, но в итоге мы всё равно потеряем время. А в этом случае можете считать, что мы потеряем весь регион, потому что на наше место придут другие. И дело не только в новых точках. С имеющимися тоже не всё хорошо, мощности возросли, уже сейчас не хватает ширины канала, вот Анатолий подтвердит. Толя?
   Анатолий, главный у сетевиков, согласно кивнул. Энди продолжил:
   - Пока у нас есть возможность завершить всё оперативно, давайте сделаем это. С моей стороны не будет задержек, схема есть, автоматизация есть. Наши ребята знают, что делать. Дайте нам оборудование и мы обернёмся за пару недель Я считаю, что Атлас в этом смысле лучший выбор. Тем более, что сейчас они предлагают расширенную гарантию по цене обычной. Глупо было бы не воспользоваться этим.
   Он снова нашёл взглядом бутылку и машинально переставил её в сторону. Теперь он смотрел сквозь самодельную лупу на сушеную финансистку. Энди разглядел волосы на её подбородке, перевёл взгляд на верхнюю губу и удивился, почему раньше этого не замечал. Эта баба такая же волосатая, как и грудастая бухгалтер. Он бреется каждый день, почему бы этим обезьянам не заняться тем же самым? Энди посмотрел на проект-менеджера. Солидная дама средних лет, во взгляде которой всегда проскальзывает обеспокоенность. Проект менеджер волнуется за каждый проект, за своих подчинённых, за сотрудников других отделов. Когда она узнала, что один из инженеров пытается бросить курить, она подарила ему книгу Алана Карра и коробку жевательных резинок с никотином. Лицемерная сука! Энди подумал, что только сейчас видит её насквозь.
   Энди переставил бутылку поудобнее и с мрачным интересом уставился на проект-менеджера. Его взгляд отметил целую россыпь прыщиков у её правого виска, все густо покрыты слоем пудры. На переносице росло множество коротких тёмных волосков. Хуже всего то, что у менеджера были настоящие бакенбарды. Когда она откидывала прядь выпрямленных волос, можно было увидеть кудрявые заросли. На некоторых волосках были видны следы пудры. Проект-менеджер открыла рот, чтобы согласиться или возразить Энди. Сверкнула полоса желтоватых зубов. Кончики резцов были измазаны красной помадой. Энди вспомнил свою школьную учительницу, которая красила губы в лиловый цвет и периодически кусала нижнюю губу. Учительница была молодой и симпатичной, этот жест можно было бы назвать даже эротичным. На зубах у неё были лиловые пятна. Но одно дело стройная женщина с нежным личиком и совсем другое грузная бабища.
   Нет, это невыносимо. Что за сила собрала за этим столом столько омерзительных уродов? Прыщи, замазанные тональным кремом. Покрасневшие поры. Тонкие красноватые артерии на носу. Крошечные свинячьи глазки. И волосы, волосы, волосы, лица, сплошь покрытые волосами. Волосатые женские руки. Волосатые пальцы.
   Энди сделал глубокий вдох и посмотрел вниз. Поверхность стола была стеклянная и матовая, сквозь неё нельзя было рассмотреть ноги сидящих. Но если поднести колено вплотную к поверхности, можно было увидеть его расплывчатый силуэт. Наверное, так выглядят рыбы, плавающие в мутной воде. Энди чувствовал себя именно такой рыбой. Он плыл, ничего не видя перед собой, ежеминутно опасаясь натолкнуться на какое-то препятствие. Чем быстрее плывёшь, тем сильнее удар. Стол похож на стену из белого жира. Он плыл не в воде, в густом жире, и когда его тело упруго спружинило, когда в силу инерции он подался назад, когда вокруг него начали бурлить потоки мутного жира, он открыл рот и начал кричать.
   - Нет! - закричал Энди.
   Он не слышал, что сказала проект-менеджер. Не увидел панику, вспыхнувшую и погасшую в глазах Толи. Он чувствовал только жир, который заливался ему в глотку, клокотал в горле и выливался через ноздри жирными потёками.
   - Нет, нет, нет! Какого чёрта вы это делаете?!
   В зале совещаний произошло короткое смятение. Каждый думал о чём-то своём. Напыщенный болван, на визитке которого значилось "менеджер по внедрению" предположил, что Энди узнал о его махинациях. Менеджер внедрения уже три года проворачивал сделки с участниками тендеров и каждый день боялся, что его выведут на чистую воду. Главный бухгалтер схватилась за самое дорогое, что у неё было. Она быстро проверила, застёгнуты ли пуговицы на блузке и мгновенно успокоилась. И как она могла только подумать, что крик этого полупомешанного относился к ней! Финансист решила, что отдел интеграции выяснил, какой бюджет они получат на следующий год.
   И только проект-менеджер перегнулась через стол к Энди и осторожно коснулась его своей рукой.
   - Энди, вы в порядке? Вы хорошо себя чувствуете?
   Энди так зло на неё посмотрел, что она отшатнулась. Нечто подобное проект-менеджер видела в глазах своего старшего сына, когда она мягко попыталась объяснить ему, почему не следует поступать в морскую академию. С точки зрения проект-менеджера это было мягкое материнское увещание, с точки зрения её сына мать опять сунула свой проклятый нос в его дела. Но почему Энди так на неё смотрит? Она всегда относилась к нему с должной заботой. Бедному мальчику уже за тридцать, а он до сих пор не женат.
   - Энди? - спросила она ещё раз, уже тише. - Вы...
   Энди подумал, что ему совершенно необязательно знать о сыне этой волосатой суки. Он схватил с центра стола бутылку с минеральной водой и несколько раз энергично встряхнул. Он открыл её одним резким движением. Вода фонтаном вырвалась из бутылки, заливая руки Энди, лицо и часть стола. Вода оказалась на документах сушеной финансистки и та сама зашипела, как вспененная минералка.
   Кто-то, чью фамилию и должность Энди никак не мог запомнить, закричал, что "это уже слишком". Энди мысленно отметил говорящего и поставил выразительный плюсик напротив его неизвестной фамилии. Этот по крайней мере попытался показать характер. Несколькими минутами ранее Энди полагал, что за этим столом нет ни одного порядочного человека, каждому сукиному сыну есть, что скрывать и чего бояться. Почему наверх всегда вылезают только ублюдки? Как случилось так, что в комнате совещаний собралось такое количество уродов? Главный бухгалтер с волосатыми сиськами, финансист, похожая на сушеную воблу. У жирного экономиста волосы торчат сквозь складки на втором подбородке. Щёки сетевика трясутся, как желе. Секретарь технического директора плоская как доска, ни груди, ни задницы, только торчащие кости. Тощие ноги торчали из юбки-карандаша как обструганные палки. Ещё один проект-менеджер, парнишка в розовой рубашке и с наманикюренными ногтями. Выглядит он как настоящий педик, а на безымянном пальце обручальное кольцо. Энди был уверен, что у его милой женушки два прыщика вместо груди, только такие и могут привлекать этих ублюдков в розовых рубашках.
   - Энди, вы в порядке? - снова спросила проект-менеджер, сын которой был несостоявшимся морячком Попаем. - Дать вам салфетку?
   Энди посмотрел по сторонам. Он ожидал увидеть гнев, даже злобу. Вместо этого на него смотрели напуганные люди, искренне обеспокоенные его состоянием. У них были волосатые щёки и подбородки, на воротнике бухгалтера расползлось пятно, похожее на шоколад. И всё же, они не так отвратительны, как Энди думал ещё минуту назад. Он потёр руками покрасневшие глаза. Без бутылки-лупы пудра проект-менеджера совсем не отличалась от обычной кожи. Никаких волосков и красных пятен. Даже запахи и те стали слабее.
   Он залпом выпил полбутылки воды. Вода была тёплая и чуть солёная, но это даже к лучшему. От холодной воды ломит лоб и начинает болеть голова, он пресной пить хочется только больше. Энди перевёл дыхание, налил воду в предложенный стакан и начал пить. Кадык заходил вверх-вниз. Энди отставил пустой стакан, обвёл всех затравленным взглядом и встал.
   - Тяжелый проект, - сказал он, стараясь никому не смотреть в глаза. - Я перенервничал, я...
   - Мы понимаем, Андрей, - сказала бухгалтерша почти ласково. На этот раз её грудь осталась неподвижной. Энди взглянул на золотую цепочку, уходящую в вырез, и сглотнул. Нет, это невыносимо. Люди здесь вроде призраков, стоит моргнуть и они превращаются в чудовищ. Он больше не смотрел на них сквозь бутылочное стекло, но знал, что всё осталось на месте. Поры. Волосы. Пудра на бакенбардах. Уж лучше его периферийные тени.
   - Я перенервничал, - повторил Энди. Он кивнул, развернулся и быстро направился к двери. Почувствовал спиной, как все на него смотрят. Какого чёрта вы молчите? Какого чёрта они молчат?
   Энди зашагал к лифту медленными механическими шагами. В голове не было связных мыслей, только рваные образы, наскакивающие один на другой. Вот перфокарты из кошмара, картонные кружочки похожи на конфетти. Вот белый коридор, который был гораздо шире коридора в бизнес-центре, лампы ярче, а все звуки будто бы сглажены. Вот его рабочий стол, заваленный спутанным серпантином. В новый год по стенам коридора вешали цветные гирлянды и рядом с лифтами ставили корзины с мандаринами. На мандаринах наклейки-ромбики со словом "maroc". В детстве он собирал наклейки с динозаврами и не хотел их наклеивать даже в специальный альбом. Его двоюродный брат-придурок нашёл его коллекцию и наклеил всех динозавров на дверь в туалете. Энди тогда не кричал, он просто молча бил брата, пока у того не пошла кровь из разбитой губы. Потом кричала мать, потом у него самого пошла кровь из носа. Финансист это сука с малокровием, а у него самого крови всегда было слишком много. Достаточно было только слабо приложиться носом, как во рту ощущался вкус крови. Когда летом становилось слишком жарко, кровь сама собой хлестала из носа. Кто-то из родственников посоветовал вешать маленький металлический ключ между лопаток. Очередное дурацкое суеверие вроде тех, что запрещают выносить мусор после заката солнца. Почему люди поступают так глупо?
   В кабинете тихо. Кто-то позвонил в отдел и сообщил, что "Энди снова не в себе". Никто не спросил Энди, как прошло совещание, никто не подошёл с грудой бумаг и идиотскими вопросами. Энди взял рюкзак, повесил его на плечо и направился к лифту. Уже внизу он вспомнил, что забыл на столе рабочий смартфон, но сейчас это его не волновало. Он был не в том состоянии, чтобы решать рабочие вопросы. А если случится что-то совсем критичное, его всегда можно будет найти по личному телефону.
   Энди вышел из здания и медленно побрёл к парковке. Несколько минут он простоял перед автомобилем, не решаясь сесть за руль. Он хотел поскорее попасть домой и в то же время безумно этого боялся. Его квартира всегда напоминала об обязанностях, которые никто не в состоянии отменить. Ремонт, тянущийся годами, мебель, которую давно надо поменять, ковёр, который надо пропылесосить. Проклятый зеркальный шкаф.
   Он решил пойти домой пешком. Сейчас Энди вспоминал, что это была не лучшая идея. Он запомнил сухой ветер, бьющий в лицо, раскалённый асфальт и головную боль до рези в глазах. Не самая лучшая прогулка.
  
   16.
   До полуночи Энди слонялся по квартире из угла в угол. Воспоминания теснились в голове, заставляя метаться по комнатам, как загнанный зверь. Несколько раз он останавливался и пытался прогнать навязчивые мысли, но сегодня ничего не помогало. Тогда он решил заняться уборкой, надеясь хотя бы немного отвлечься физическим трудом. Последний раз он проходился с пылесосом больше месяца назад. Квартира у него была большая, но вещей скопилось ещё больше. В чём секрет двухкомнатной квартиры, в которой помещается весь айтишный хлам? В том, что она трёхкомнатная. Энди мечтал как-нибудь оборудовать домашнюю серверную. Пока его железки стояли в гостиной, заваленные коробками с книгами. Квартира досталась Энди после смерти тётки в три года назад, а он так и не собрался вывезти её вещи. Сотни разрозненных томов, тут вам и Чехов, и Платонов и восемь бордовых томов Большой Советской Энциклопедии. Есть второй том справочника по этимологии, буквы от "д" до "и". Целая связка журналов "Огонёк" 70-х годов. Отдельно в углу высилась стопка старых виниловых пластинок. Проигрыватель сломан, а к его корпусу синей изолентой был примотан пакетик с запасными иглами. Всё-таки тётушка была женщиной практичной.
   От бессонницы неплохо бы принимать мелатонин, но Энди всё ленился сделать заказ на Iherb. Поэтому он пил "Донормил" и на следующий день мучился от недосыпа. Спать Энди хотелось всегда, вне зависимости от того, сколько он спал. Но одно дело просто хотеть спать. Беда заключается в том, что иногда ты просто не можешь заснуть.
   Энди принял пару таблеток "Донормила", вымыл посуду и почистил зубы. Сильная сонливость должна была наступить через полчаса, ещё десять минут и борьба со сном будет бесполезной. Главное успеть добраться до кровати, а там остаётся только закрыть глаза.
   Уже в постели Энди вспомнил свой сон с перфокартами. Он поднял правую руку и принялся рассматривать ладонь. Ни единой царапины, ладонь иссечена только линиями сгиба. Интересно, где тут линия жизни, а где линия судьбы? Энди не верил в хиромантию и прочую мистику, но почему бы не назвать каждый сгиб своим именем. В конце концов, люди дают разные названия пальцам. Большой палец, указательный, мизинец. На ногах тоже есть указательный палец, но на что он указывает? А есть ли линия жизни на ступне? Энди заснул раньше, чем успевает найти ответ на этот вопрос. Его расслабленная рука упала ему на лицо, как будто Энди дал сам себе пощёчину.
  
   17.
   Ему снова снилась какая-то чертовщина. Какой-то парень под руку с шарнирной девушкой в белой рубашке, белые коридоры без единого угла, скрученные по спирали, как внутри раковины улитки. Собственный голос который существовал, казалось, отдельно от тела, выкликающий что-то бессвязное. Тени всё кружили и кружили вокруг, то ли затевали что-то недоброе, то ли разом хотели покончить со всеми проблемами. Иногда он словно проваливался на какой-то другой уровень сна и видел там самого себя, сидящего на полу своей комнаты. Рядом была то Марина, то бывшая почти-жена. Энди не мог разглядеть лица ни одной, ни другой, и видел только длинные волнистые волосы, которые закрывали обнаженные плечи и спины.
   Во сне он ходил, то и дело хватаясь за липкие стены, спотыкался, ударялся коленями и снова вставал. Иногда где-то в отдалении звучала негромкая музыка и тогда Энди бежал на звук, уже не боясь потерять равновесие. Тело в такие минуты казалось очень-очень лёгким, даже лёгкая белая сорочка и то имела гораздо больший вес.
  
   18.
   Он проснулся, чувствуя во рту какой-то отвратительный химический привкус. На память снова пришла старая работа и начальник, которому совсем не следовало быть такой невыносимой занозой в заднице. А с чего вообще началась его последняя ссора с начальником? Никак не вспомнить. Чёрт, а какая разница? Энди взял смартфон и посмотрел на часы. Четыре утра. Самое время как следует покопаться в памяти. Энди выругался и зарылся лицом в подушку. Снотворное почему-то больше не действовало, голова была на удивление ясная. Не думать, не вспоминать! Но память услужливо подсовывала ему один эпизод за другим.
   Красное и потное лицо начальника. Каменное выражение на лице кадровика. Трудовую книжку он засунул в рюкзак да так с тех пор и не доставал. Выходное пособие перечислили через две недели после увольнения. Долгий разговор с подругой. Короткий с матерью и Энди многое бы отдал за то, чтобы тот был ещё короче.
   Когда Энди подписал расторжение договора, на душе у него было тоскливо. Летом сложно искать работу, ещё сложнее её искать тому, кто поссорился с большинством крупных вендоров. Энди хотел устроиться в "HP", но ещё раньше он успел поссориться с тремя менеджерами. Он хотел попасть в "Megahard", но после скандала в их учебном центре туда можно было и не соваться. Компании поменьше не нуждались в услугах узкоспециализированных специалистов и предпочитали аутсорс. Он шёл с работы, к которой отныне намертво приросла приставка "бывшая" и думал, что сам себя загнал в западню. Западня! Жуткое слово, если задуматься. Оно звучало и звучало в голове, пока не превратилось в противную тягучую ноту. Это было ненормально, но Энди гнал прочь все мысли о ненормальности. В отличии от других навязчивых идей, с этой проблем не возникало.
   Про Энди часто говорили, что он псих, но сам он никогда не считал себя ненормальным. Нервный, легковозбудимый, раздражительный, это да. Эти качества Энди за собой признавал. Но разве псих может быть хорошим техническим специалистом? Разве сумасшедший может быть настоящим профессионалом? Псих это папаша Торренс из Сияния или тот сукин сын, который убил четверых детей и свою беременную жену. Эти люди всегда герои фильмов или криминальной хроники. Психи глотают таблетки и пускают слюну по нижней губе. Если вы видите человека, сидящего за рулём джипа, это уж точно не псих. В его багажнике может лежать бейсбольная бита. Да что там, он может даже избивать свою тупую подругу, но ведь это совсем другое дело. Если уж и искать психов, отправляйтесь на футбольный матч или заседание государственной думы. Нет, Энди не псих, это совершенно точно. Псих тот урод, что его уволил. Пусть теперь поищет другого дурака на те же деньги... Первое время эта мысль грела ему душу.
   Это было год назад примерно в то же время. Уже засыпая, Энди увидел себя, бредущего по бесконечному проспекту. Асфальт пыхал жаром, вонь от выхлопных газов накрывала с головой. Город купался в грязных испарениях, люди задыхались, но всем было наплевать. Москва давно перестала быть городом, это только огромный бизнес-центр, где нужно заколачивать деньги. Если вскрыть грудную клетку заядлому курильщику и разрезать его лёгкие, а потом провести ту же операцию с некурящим москвичом, результат будет одинаковый. Один вдох здешнего воздуха равняется одной затяжке сигаретой без фильтра. Говорят, в промышленных районах Китая люди не выходят на улицу без очков марлевой повязки. Энди периодически видел велосипедистов в респираторах и всецело это одобрял. Если ты не позаботишься о своём здоровье, никто не позаботится. Каждый сам за себя.
   Тогда Энди шёл, уставившись в землю. Он смотрел на свои запылённые ботинки, смотрел на зернистый асфальт, на окурки и бумажки, валяющиеся под ногами. С тех пор, как страна всё глубже погружалась в пучины рецессии, дворники работали хуже и хуже. Кроме того, ни одной урны на протяжении километра. Карманные пепельницы... Чёрт побери, какие карманные пепельницы! У большинства людей в кармане нет даже носового платка.
   Ещё был оранжевый небоскрёб. В какой-то момент Энди вскинул глаза и увидел его во всём великолепии. Оранжевый небоскрёб по имени Меркурий, когда-то самый высокий в Москва-сити, теперь только один из высоких. Определённо, самый заметный на фоне зеркальных собратьев. Рыжий Меркурий со скошенной крышей и огромным экраном на самом верху. На экране днём показывали рекламу всякой дряни, ночью дрожащий российский флаг. Энди жил на расстоянии нескольких километров от Москва-сити, но Меркурий было видно из любой точки. Ночью яркий экран светил прямо ему в окно.
   Иногда Энди смотрел на Меркурий и вспоминал, как Рэй Брэдбери описывал запуск космических ракет. В небо устремились золотые веретёна. Проклятый рыжий Меркурий иногда напоминал ему ракету, а иногда башню злого колдуна из саги Толкина. И, видимо, не ему одному. В ночь премьеры нового Хоббита Питера Джексона группа энтузиастов хотела установить на крыше Меркурия око Саурона. Энди понятия не имел, как они собирались это провернуть. Вполне возможно, так называемая инсталляция ограничилась бы изображением гигантского глаза на экране. Так или иначе, разрешения они не получили и никто так и не увидел око Саурона над Москвой. Никто, кроме Энди.
   Нет, конечно, он не увидел настоящий распахнутый глаз в сотню метров шириной, который бы освещал его днём и ночью. В конце концов, Энди жил в Москве, а не в Мордоре. Но вместо ока он видел ярко освещённый рыжий небоскрёб Меркурий. Если бы Энди спросили, что хуже, Меркурий или око Саурона, он бы не смог ответить. Он видел его из своего окна, когда просыпался посреди ночи и подолгу лежал, не в силах заснуть. Утром солнце первым освещало его рыжие стены, на закате он полыхал, как головёшка из костра. Энди выходил из дома, и видел рыжий Меркурий, ехал на работу по Ленинградскому шоссе и никак не мог от него оторваться. В какой бы точке Москвы Энди не находился, он видел проклятый небоскрёб. Говорят, в день страшного суда грешника не скроет даже камень. Энди жил день за днём, не в силах скрыться от уродливого небоскрёба. Меркурий! Какой кретин дал ему это грандиозное имя?
   Энди шёл домой с трудовой книжкой в рюкзаке и видел, как Меркурий возвышается над ним. Небоскрёб не просто стоял, казалось, он склонялся над Энди, подавлял его, прижимал к земле. Энди чувствовал его присутствие, когда смотрел вниз и когда закрывал глаза. Меркурий парализовал его волю, он молчаливо требовал взглянуть на себя и склониться перед его величием. Энди остановился и уставился на небоскрёб. Уродливая оранжевая кукуруза, стремящаяся вспороть небо. Меркурий был недостаточно высок для того, чтобы облака собирались вокруг его вершины. Ночью с его крыши уходили лучи прожектора. Они шарили по тёмному небу, заставляя звёзды померкнуть. Но что звёзды! Московские ночи освещены таким количества света, что иногда нельзя разглядеть даже полную луну.
   В какой-то момент Энди с удивлением обнаружил, что у Меркурия нет объёма. Он видел небоскрёб каждый день, он изучил каждый его угол и каждый выступ, но только сейчас обнаружил, что он абсолютно плоский. Энди стоял посреди улицы, смотрел на оранжевый небоскрёб и понимал, что перед ним только фигура, вырезанная из бумаги. Это было безумным, но ещё безумнее было то, что Энди очень быстро свыкся с этой мыслью. Он принял как факт то, что небоскрёб плоский. А потом и вовсе почувствовал облегчение. Как он раньше не догадывался об этом? Почему не называл вещи своими именами? Сначала Меркурий, потом Эволюция, Евразия, а потом и все остальные небоскрёбы оказались бумажными. Да и не только небоскрёбы. Энди оглядывался по сторонам, смотрел на московские многоэтажки, на панельные дома, и понимал, что живёт в бумажном городе. Город из бумаги и твёрдого картона, вырезанный ножницами. Совсем как старая модель Эйфелевой башни, которую как-то подарили Энди на день рождения. Энди так и не сумел отловить тот момент, когда город стал бумажным. Он просто был бумажным и Энди жил в нём. Сначала ему было даже спокойно. Потом страшно.
   - Это не настоящее, - впервые сказал Энди, глядя на бумажный Меркурий. - Просто бумага.
   Ему показалось, что на мгновение Меркурий мигнул и исчез. Где-то на окраине восприятия тень сонно пошевелилась в своём логове.
  
   19.
   Энди проснулся в шесть утра весь мокрый от пота. Ему снова приснился кошмар про бумажный город. Город горел и это было пострашнее перфокарт в шкафу. Дома складывались, как карточные домики и придавливали Энди своей тяжестью. Этот сон повторялся с тех пор, как Меркурий открыл тайну двух измерений и Энди до смерти его боялся. Вечером он боялся засыпать, а днём опасался брать в руки спички. Что, если одно неловкое движение и город вспыхнет, объятый пламенем? Энди признавал, что это бред, сам посмеивался над собой, но ничего не мог поделать. Он верил своим глазам, а они видели бумажный мир. Глаза не могут врать, в этом он был уверен.
   В детстве Энди читал истории про четвёртое измерение и сейчас мог только посмеяться над ними. Кому может понадобиться четвёртое измерение! Энди многое бы отдал за то, чтобы увидеть третье. Но его мир был плоским, а вместе с ним плоским был он сам. Наконец, Энди забыл, что бывает как-то иначе. Бумажный мир стал его домом.
   Потом он стал видеть тени наяву. Не те тени, что ночами отплясывали в его голове, но явно черпающие силу из одного и того же источника. Бумажные дома отбрасывали тени и накрывали собой весь город. Есть мрачные готические города, чья чернота отдаёт торжественностью и печалью. Но чернота бумажного города была чернотой подвала, старого, пахнущего гнилью и мышами. Порой Энди думал, что часть домов постоянно тлеет и пепел покрывает город. Только пепел и имел объём. Бумажные дома и бумажные люди получали третье измерение, только когда сгорали. Или когда их сжигали? Бумажный пепел пах гнилью. Он оставлял чёрные следы на пальцах. Энди казалось, что теперь его руки всегда были покрыты слоем пепла. Он чувствовал себя то ли игрушкой, то ли куклой-марионеткой, которую упорно тянет вперёд какая-то чертовщина. Бумажный город был только декорациями к какому-то спектаклю, поставленному плохим режиссёром по пьесе плохого драматурга. Энди не хотел участвовать в этом безумии, но у него не было выбора.
   Больше заснуть не получилось. Энди никогда не был совой и такое раннее пробуждение было по-настоящему мучительным. Вдобавок голову терзала мысль, что он забыл о чём-то важном, что-то упустил. Кому-то не позвонил? Нет, с тех пор, как его уволили, ему просто некому звонить. Если нужно, ему позвонят сами. Мать звонила каждую неделю, иногда по нескольку раз в день. Что он мог забыть? Эта мысль сверлила ему череп покруче соседского перфоратора, который заведётся через пару часов и не заткнётся до обеда. Что, мать его, можно сверлить второй месяц подряд? Ещё немного и сверло просто пройдёт стену насквозь. А что он мог забыть? Будь это какая-то срочная задача, она бы была в его todo-листе. Хотя нет, он давно перестал заполнять календарь. Тогда что?
   - День рождения, - пробормотал Энди, сосредоточенно глядя в потолок. Он перебирал в голове даты дней рождений матери, отца и дальних родственников. Ничего похожего. - Или день свадьбы?
   Он потянулся к смартфону и открыл приложение фейсбука. У Энди было мало реальных друзей, а вот список друзей в сети довольно внушительный. В интернете никто не слышит, когда ты орёшь, по ту сторону всегда остаётся вежливый и приятный собеседник. Друзей было чуть больше пятисот и их число росло с каждым днём. Энди лениво пробежался по списку. Дни рождения есть, но это люди, о существовании которых Энди вспоминает от силы раз в год. Явно не те, кого необходимо поздравлять лично. Тогда что это может быть? Какая-то годовщина? Обещание что-то сделать?
   Нет, обещания тоже исключены. Все старые обещания были в списке дел, а новых он не давал. Кажется, не давал. Ещё недавно Энди записывал все поручения, не исключая пункты вроде "помыть посуду" или "оплатить счёт за электричество". Потом перестал и делал, только когда вспоминал. Если, конечно вспоминал. Когда последний раз он оплачивал счета? Кажется, на следующей неделе надо было заехать к бывшей почти-жене за книгами. Проклятая идиотка отказывалась отдавать его пособия с курсов "Megahard". Ему пришлось доказывать, что эти книги принадлежат его компании, которая и оплачивала курсы. Но это всё не то, всё не то. Забыто что-то другое. Что-то важное. Кто-то важный?
   В ванной комнате Энди почувствовал какой-то странный запах. Он принюхался, сморщился и зашипел сквозь зубы. В пятницу он постирал бельё и забыл вытащить его из машинки. Справедливее сказать, что он не забыл, а просто не вспомнил, но это всего лишь отговорки. Когда Энди ещё учился в школе, как-то раз он оставил постиранную одежду в стиральной машине на три дня. Помнится, мать ещё сказала, что забыть о вещах в стиралке может только полный идиот. Идиот вроде него, Энди. Тогда одежду спасти не удалось, за три дня она совсем протухла. Может быть, сейчас повезло чуть больше. Энди залили отделение для кондиционера доверху, и запустил режим "полоскание". Если уж "Альпийские луга" не смогут отбить запах мокрой тряпки, тут уже ничего не поможет.
   Как же всё просто. Он забыл про бельё. Или нет? Нет, бельё он тоже забыл, но тут... тут что-то другое. Пока работала стиральная машинка, Энди привычно проверил почту. Бессмысленно. Ни одного письма. Да и откуда им взяться. Вся дружеская переписка давно ведётся в фейсбуке, а что до деловой, то он так и не отправил резюме. И не просто не отправил, даже не обновил. Он открыл файл и мрачно уставился на собственную фотографию.
   Андрей Гдански. Кандидат на вакансию... На какую вакансию? Как ему теперь обозвать себя? По старой памяти, системный инженер? Или уже архитектор? Или просто идиот, который нахватался и тут и там? Основной навык умение пользоваться Google. Основной недостаток дурной характер. А рекомендации с бывшей работы лучше вам и не просить. Энди закрыл незаконченное резюме. Не сейчас. Не в это утро.
   Когда-то Энди мечтал учить своих подчинённых тому, что знал сам, мечтал передавать знания молодому поколению. Вместо этого он вынужден был общаться с тупоголовыми кретинами, уверенными, что они то и есть соль земли. Иногда Энди казалось, что его основная задача на работе это играть роль представительного-мужчины-в-костюме. Ни один из его бывших коллег не соблюдал дресс-код. Начальник их отдела (тот самый мудак, который его уволил) мог заявиться на пресс-конференцию в футболке и рваных джинсах, простые инженеры не затрудняли себя бритьём и сменой носков. То ли дело Энди. Отглаженная рубашка, строгий костюм-тройка, блестящие туфли, ухоженная борода. Если судить только по внешнему виду, Энди был самым солидным сотрудником в отделе. Он не особенно старался поддерживать свою репутацию, всё выходило само собой. Правила дресс-кода для технических сотрудников были довольно размытыми. Никто не заставлял его облачаться в костюм и чистить ботинки. Энди просто нравилось выглядеть элегантным. Он говорил, что скучает по тем временам, когда для посещения ресторана непременно требовался смокинг, хотя никак не мог их застать. Представительный-мужчина-в-костюме. Те, кто плохо его знал, всегда прислушивались к его мнению. По крайней мере, первые несколько месяцев.
   Стрессоустойчивость. Почему-то основное требование при работе в ИТ. Раньше об этом прямо писали в вакансиях. Инженер техподдержки. Требуется стрессоустойчивость. Вторая линия поддержки. То же самое. Со временем Энди стал претендовать на более высокие должности и это проклятое слово исчезло из вакансий. Но сам факт никуда не делся. Или ты обладаешь этой самой "стрессоустойчивостью" или катишься ко всем чертям. Вот Энди и покатился.
   А ведь первое время он был паинькой. Коллеги считали его слегка высокомерным, но в общем-то милым парнем. Смазливые девочки с ресепшен строили глазки, стоило ему пройти мимо. Ребята из группы поддержки пользователей (стрессоустойчивость обязательна!) называли на "вы" даже в столовой. Энди был доволен своей работой. По крайней мере, первые полгода.
   Только одна мелочь не давала ему покоя. Несмотря на то, что направление компании было сугубо техническим, в руководстве компании сидели люди, весьма далёкие от информационных технологий. Каждый разговор с ними давался с трудом. Признай Энди за собой несдержанность характера, возможно, он бы действительно попытался держать себя в руках. Но Энди был уверен в своей непогрешимости. Он считал, что никогда не кричит, только иногда повышает голос. Разумеется, всё в общепринятых рамках. В конце концов, он нормальный человек, который может и без крика донести собственную правоту.
   Постепенно мелочи стали накапливаться, а вместе с ними росло раздражение. Энди раздражало начальство, раздражали его новые коллеги. Его бесил звук работающей кофе-машины, раздражал длинный коридор, ведущий к туалету. Стены его не было белыми, но всё же он был таким длинным! Офисное здание было довольно странно спроектировано, туалеты разнесены по разным концам. Энди пил кофе из ненавистной кофе-машины, ел безвкусные сэндвичи из автомата и ходил в туалет по бесконечному коридору. Может быть, первый раз в жизни ему хотелось кричать от злости, а не от бессилия.
   Энди стало казаться, что он ходит по болоту, застеленному толстым слоем тростника. Ты мог наваливаться всей тяжестью, мог бегать и даже подпрыгивать на месте. Дорога из тростника спокойно выдерживает твой вес. Но постепенно слой тростника начинает истончаться. Может быть, его ворошит ветер, может быть, ты сам выносишь какую-то его часть на своих ботинках. Справа и слева появляются зыбкие места, прикрытые только несколькими веточками. Иногда тебе приходится выдёргивать ногу из чмокающей чёрной жижи. Тростника становится всё меньше, ходить надо осторожней. Ты стараешься следить за каждым своим шагом, проверяешь дорогу впереди себя длинной палкой. И всё равно в какой-то момент твоя нога скользит по мокрому тростнику, ты падаешь навзничь, бьёшься и взмахиваешь руками. Потом болото затягивает тебя вниз.
   С каждым днём Энди чувствовал, как истончается тростник под его ногами. Он терял сцепление с реальностью, мог сорваться и наорать на людей, с которыми работал. Двигал им иногда страх, иногда отчаяние. Энди кричал и обвинял коллег в тупости, а в голове билась одна-единственная мысль "куда, чёрт побери, меня несёт". Крик существовал помимо Энди как некая самостоятельная субстанция, время от времени подчиняющая его себе.
   Когда Энди исполнилось тридцать два года, он перестал скрываться от самого себя. Если было необходимо признать, что ему трудно себя контролировать, он это признавал. Он кричал и испытывал стыд, закатывал истерики и мучился угрызениями совести. Самое время заняться самоанализом и найти способ договориться с самим собой. Но Энди не хотел разбираться в себе. Достаточно и того, что он признаёт свои ошибки.
   Спустя несколько месяцев Энди стал объектом для ненависти. Если раньше коллеги видели в нём хорошего специалиста, которому можно простить огрехи характера, то сейчас он вызывал только стойкое раздражение. Никакие профессиональные достоинства не могли больше соперничать с личными недостатками. Энди довёл до слёз девочку-секретаршу, Энди сорвал совещание. Сукин сын с раздутым самомнением! Да что он о себе вообразил, думает, что самый незаменимый?
   На своей бывшей работе Энди проработал без малого восемь лет.
  
   20.
   Денег у Энди хватило на несколько месяцев. Возможно, будь он чуть более экономным, удалось бы протянуть полгода. Но машина требовала ремонта, родители просили купить стройматериалы, а к фотоаппарату не хватало нового объектива. Энди пришлось влезть в долги и снизить требования к будущей работе. Он был готов заниматься не только архитектурой и порядком снизил зарплатные ожидания. Впрочем, всё это было только в планах. За год Энди так и не доработал собственное резюме.
   Энди привык работать семь дней в неделю. Он рано вставал и поздно ложился, работал по выходным и праздникам. В новогодние и майские каникулы он традиционно проводил регламентное обслуживание серверов и часто оставался ночевать в офисе. Как-то раз мать обиделась на него за то, что он не приехал к ней на день рождения. Энди пытался объяснить, что был занят, мать заявила, что "на семью можно было и найти время". Бывшая почти-жена одновременно требовала денег и времени, отказываясь понимать, что первого не будет без второго. Энди объяснял и горячился, но нарывался на новую стену непонимания. Через полгода их совместной жизни с почти-женой пришёл конец. Только отец относился к его работе с уважением, но у него не было почти никакого голоса. Все дела в семье решала только мать Энди.
   Впервые за несколько лет у Энди образовался настоящий отпуск. Он мог спать, сколько захочет, мог всю ночь смотреть сериалы и есть чипсы. Будь у него девушка, он мог бы посвящать ей всё свободное время, но после почти-жены рядом с Энди никто подолгу не задерживался. За первый месяц Энди решил все дела с государственными конторами, которые откладывал годами. Он оформил новый загранпаспорт, отыскал школьный аттестат и начал подумывать о том, чтобы восстановиться в университете. Постепенно Энди стал привыкать к безделью и начал ловить себя на том, что перестал вести списки дел. Долгов становилось всё больше, а желания что-то делать всё меньше. Энди буквально чувствовал, как начинает тупеть от безделья.
   Энди плохо помнил тот период своей жизни. Его уволили, он раздал долги и жил на оставшиеся сбережения. Жить было нелегко, мать изводила постоянными скандалами на тему "мужчина должен работать", отец, раньше умеренно пьющий, становился настоящим алкоголиком. Энди чувствовал постоянную усталость. От неё не спасал ни кофе, ни ночной сон. Он бросил пить энергетики, потому что они больше не действовали. Теперь Энди часто сидел в кресле и повторял как заведённый "я устал, я устал". Кажется, даже плакал. Почему-то он вбил себе в голову, что это именно из-за него город стал бумажным. Энди что-то сделал с третьим измерением и теперь расплачивался за свою ошибку. Во всём виноват был он!
   - Не настоящее, - раз за разом повторял он и чувствовал, как осторожно ступает по тростнику. Под ним было не болото, а белый кафельный пол, теперь Энди был в этом почти уверен.
   Через месяц после того, как он ушёл с работы, Энди съездил в "Икеа" и купил себе кресло-мешок. По вечерам он подтаскивал кресло к окну, садился на него верхом и клал лоб на холодный подоконник. Когда он осторожно поднимал лицо, в его глазах отражался пляшущий рыжий свет от Меркурия. Энди казалось, что небоскрёб над ним смеётся.
   Он пил остывший чай перед открытым окном, со вздохом вставал и шёл на кухню за новым чаем. Иногда за один вечер он выпивал пять-шесть кружек и потом несколько раз вставал ночью в туалет. Он начал замечать, что у него слегка трясутся руки. Порой ему трудно было удержать полный чайник. Часто он попадал пакетиком мимо чашки.
   Вот и сейчас Энди сидел верхом на кресле-мешке, сверлил взглядом ненавистный небоскрёб, обжигал пальцы о кружку с чаем. В свете фонарей он видел подтёки зубной пасты на своей правой руке. Когда-то он бы сразу побежал в ванну мыть руки, сейчас лениво думал, что вечером всё равно будет принимать душ.
   Мимо сновали автомобили, мотоциклисты с рёвом неслись между рядами. Энди жил на девятом этаже, над ним была только крыша. Соседи снизу курили в открытое окно и запах плохого табака доносился до Энди. В другое время он наверняка бы разозлился, сейчас не чувствовал ничего, кроме усталости. Табачный дым смешивался с выхлопными газами и запахом раскалённого асфальта. День был душный, к вечеру стало совсем невыносимо. Далеко на востоке грохотал гром, к ночи обещали грозу.
   Ненавистный август. Самый проклятый месяц из всего проклятого года. Если может случиться что-то плохое, случится оно непременно в августе. По крайней мере, в случае с Энди это всегда работало. Три года назад в августе он разбил машину, не поделив полосу с водителем маршрутки. Два года назад в это же время он умудрился простудить лёгкие, просидев полдня под кондиционером в серверной и ещё полдня под кондиционером в офисе. Год назад его уволили. И вот новый август уже на исходе. Что будет дальше? Каких ещё сюрпризов ожидать от этого проклятого месяца?
   Энди вцепился в кресло пятернёй, сжал пальцы, почувствовал, как перекатываются под пальцами крошечные шарики наполнителя. Вроде бы такой же материал кладут в начинку мягких игрушек. Называется "анти-стресс" и действует по принципу пупырчатой плёнки. Надо чем-то занимать пальцы, пока работает голова. Одни лопают пупырышки на плёнке, другие рвут бумагу на длинные тонкие полоски. Некоторые предпочитают отрывать уголки от книжных страниц. Энди изо всех сил сжал кресло, поёрзал в нём, стараясь сформировать как можно более глубокую впадину. Он подумал, что у кресла определённо есть объём. В мире с дефицитом третьего измерения это особенно ценно. Его задница тоже имела объём, но в собственной реальности он никогда не сомневался.
   Во двор Энди заехала машина скорой помощи. Энди ненавидел скорые. Он вздрагивал каждый раз, когда видел скорую, стоящую у своего подъезда. Он давно жил один, спасибо покойной тётке, но так и не сумел избавиться от страха. Когда в детстве он приходил из школы и видел стоящую у подъезда машину скорой помощи, чувствовал, как в груди начинает клокотать липкий ужас. Дважды скорая приезжала к его брату. На третий раз это была машина реанимации. Димка, его младший брат, родился недоношенным и с целым букетом тяжелых заболеваний. Он так и не научился говорить, только мяукал, как котёнок. Умер он, когда ему было чуть меньше трёх лет. Энди никогда не любил брата, но именно он уронил его на пол, первый и последний раз взяв на руки. Мать Энди знала, что Димка был болен с самого рождения, но это не помешало ей обвинить во всём старшего сына. Она сказала, что прикончит Энди, если с его братом что-то случиться. Каждый раз, когда Энди видел скорую помощь, он думал, что брат умер, и мать его убьёт. Димка тихо умер во сне. Мать не убила Энди.
   Скорая помощь проехала двор насквозь, не останавливаясь. То ли водитель решил объехать пробку, то ли наконец открыли въезд в соседний двор. Энди высунулся в окно так далеко, что грозился вывалиться. Он уже несколько дней безвылазно сидел дома, а тут решил совершить небольшую прогулку. На улице было так тепло, что достаточно только надеть кроксы. Резиновые тапочки светло-зелёного цвета ещё одно открытие Энди за последнее время. Те, кто знали его ещё пару месяцев назад ни за что бы не поверили в то, что Энди способен появиться на улице в таком виде. Сверкающие ботинки, щегольские туфли, мокасины вот и вся обувь, которая может быть у Энди Гдански. С его обликом не вязались даже сандалии, что уж говорить про зелёные кроксы. Тем ни менее, Энди обулся и вышел из дома.
   Он провёл рукой по щеке и поморщился. Последний раз Энди брился несколько дней назад. Щетина была рыжей и гуще всего росла почему-то на шее. Энди пообещал себе побриться, как только вернётся домой.
   На улице тихо. Время ближе к восьми вечера, алый закат развернулся в половину неба. Свет догорающего солнца расплескался по стенам Меркурия, теперь небоскрёб выглядел почти кровавым. Люди уже пришли домой, кто-то успел сходить в магазин. Девушка в клетчатой юбке несла торт на вытянутой руке. Мужчина в комбинезоне выгуливал собак, двух энергичных бассетов. Мать вела сына за руку, он тащил за собой самокат и говорил, что хочет ещё погулять. По краю проезжей части проехала девочка на роликах. Звучала музыка из раскрытого окна, старый-добрый рок-н-ролл перебивался репликами ди-джея. Большинство окон было открыто. Вот окно на первом этаже, это окно кухни. Розовые шторы отдёрнуты, громко работает телевизор. За столом сидела семья, до Энди донёсся перестук посуды и взрывы смеха. Ещё одно окно, там сидел большой кот черепаховой окраски. Прозвенел велосипедный звонок.
   Мимо быстрым шагом прошли двое мужчин с большими чемоданами на колёсиках. Они оживлённо разговаривали, Энди успел услышать что-то про отмену рейса и "попробовали бы они сунуться в Бен Гурион". Он вспомнил, как бывший коллега рассуждал о том, сколько заградительных кордонов надо пройти в Домодедово. Больше всего Энди запомнилась одна фраза: "В наш век хакерских атак". А дальше? В наш век хакерских атак... Фраза крутилась и крутилась в голове, пока совсем не потеряла смысл.
   Энди свернул с проспекта на маленькую улочку. Справа высокий забор, слева многоэтажки, которые давно пора отремонтировать. Всё ещё шумно, хотя ничто не сравнится с грохотом эстакады, которая не умолкает ни днём, ни ночью.
   Дневной шум постепенно затих, люди невольно говорили вполголоса. Энди вдохнул полной грудью и почувствовал запахи деревьев, свежей зелени, цветов. Есть цветы, которые пахнут только ночью, а есть те, которые пахнут только в тишине. Когда Энди ехал в машине и хотел разглядеть какую-то надпись, он выключал радио. Когда он хотел услышать, о чём говорят за окном, он гасил свет в квартире.
   А вечер всё тянулся и тянулся. Догорел закат, в небе расцвели звёзды и появился бледный лунный серп. Возможно, за городом звёзды были бы гораздо ярче, но для Энди, привыкшего к засвеченному небу, и это неплохо. Кто-то шёл ему навстречу, темнота скрадывала его лицо. Вот раздался щелчок зажигалки и в свете её огонька было видно лицо молодого парня в капюшоне, оживший персонаж из Assassin's Creed. Где-то совсем рядом прошуршал пакет из супермаркета, кто-то что-то купил и несёт домой. Машины всё ещё ездили, но где-то там, далеко, в шумном мире, оставшемся позади. Кто-то катался на велосипеде и Энди слышал шорох шин по горячему асфальту. Он шёл вдоль освещённых окон, прислушивался к звукам чужих жизней. Все уже поели, кто-то смотрит телевизор, кто-то сидит за компьютером. Звучало радио со знакомым голосом ди-джея. Энди подошёл ближе к дому и долго слушал голоса. Ему казалось, что он слышит настоящий голос бумажного дома.
   Энди посмотрел в небо. Его отец знал все созвездия, мог назвать самую яркую звезду Ориона или Кассиопеи. Для Энди звёзды это только светлые точки в небе, произвольно рассыпанные чьей-то щедрой рукой. Он не мог найти даже Малую Медведицу, не отличал Венеру от Марса и с трудом мог вспомнить, с какой стороны всходит Луна. Планеты, кометы и спутники он одинаково называл звёздами. Если звезда быстро движется, значит, это самолёт.
   В детстве Энди читал сказку, в которой звёзды назывались небесными светлячками. И был какой-то мультфильм про звёзды, которые оказались небесными фонариками. Кажется, что-то диснеевское. Покахонтас? Рапунцель? Верно, Рапунцель, дивная малышка с роскошными светлыми волосами. У почти-жены тоже были красивые волосы. Когда она их распускала, шелковые волны спускались почти до пояса. Рапунцель из мультика была блондинкой, бывшая почти-жена была огненно-рыжей. И как только голова выдерживала такую массу кудрявых волос! Энди любил зарываться лицом в пахнущие шампунем волосы, запах был невообразимо-цветочным. Любил сам расплетать её толстую косу, вытаскивать невидимки, отстёгивать кружевную заколку. Пожалуй, это возбуждало даже больше, чем простое раздевание. Было в этом что-то интимное, что-то такое, что было только между ним и почти-женой. После того, как они расстались, Энди возненавидел длинные волосы у женщин. Он полагал, что если у женщины длинные ухоженные волосы, наверняка у неё слишком много свободного времени. И если она распоряжается им также, как почти-жена, лучше держаться от такой подальше. Ему вполне хватило одной бездельницы. Почему бабы так просто оправдывают свою лень ведением домашнего хозяйства? Энди легко справлялся со стиральной машинкой и посудомойкой. Моющий пылесос тоже отличное изобретение. Кстати, пора бы делать дома уборку. Он совсем зарос грязью. Чем дольше не убираешь, тем сложнее потом навести порядок.
   Энди подумал, что прогулка перед сном это замечательно. И дело вовсе не в свежем воздухе (какой, к чёрту, свежий воздух в Москве!), дело не в физической нагрузке. Для нагрузок у него есть велотренажёр, есть, в конце концов, спортзал на соседней улице. Кстати, почему в этих новых фитнес-центрах всегда огромные окна без жалюзи или занавесок? Как будто приятно, чтобы кто-то пялился на обливающегося потом человека... Когда ты наклоняешься за штангой и чувствуешь затылком чей-то взгляд, или когда ничего не делаешь, просто идёшь по коридору, а они... Они? Энди помотал головой и отогнал навязчивый образ человека в белой одежде. Нет, дело не в них, не в фитнесе, дело в прогулках. Вечерняя прогулка помогает разгрузить усталую голову. Даже если ты целый день бездельничал, мозг всё равно забивается всякой дрянью. Мысли, планы, какие-то идиотские расчеты, да мало ли что распирает черепную коробку. Любой звонок в домофон, любая смс-ка о старте распродаж оставляет след. Когда следов становится слишком много, мозг распухает. Появляются дурные мысли, от которых сложно избавиться. И ты лежишь в кровати, стараешься уснуть, а голова всё ещё работает, строит планы, требует каких-то размышлений. Нет, ну его к чёрту. Погулять часик перед сном, поглядеть на ярко освещённые окошки, украдкой понаблюдать за людьми. Только так и получается сказать самому себе "стоп, этот день закончился". Ночь принадлежит только тебе одному. Ночь всегда спокойная.
   Энди зашёл в круглосуточный магазинчик, купил пару питьевых йогуртов, копчёный сыр и пачку печенья. Не самый лучший набор для человека, который следит за своим здоровьем (ну ты скажешь тоже!), но не каждый же день считать количество белков и углеводов. Иногда хочется просто поужинать, одним глазом поглядывая в монитор. Посмотреть какой-то фильм или ролик на YouTube. Просто расслабиться.
   У Энди была старая подруга, которая задавала ему взбучку за растительный образ жизни. Она обзывала его овощем и лентяем, заставляла двигаться и действовать. В угоду ей Энди купил сначала роликовые коньки, потом велосипед. Ролики так и остались пылиться в одном из ящиков на балконе, а вот велосипед Энди оценил по достоинству. Когда едешь на велосипеде, можно ни о чём не думать. Это тебе не часовое стояние в пробке, когда ты вынужден следить за тем, чтобы какой-нибудь урод на мотоцикле не въехал тебе в бок. Энди катался вечерами по Бульварному кольцу и сетовал на отсутствие велодорожек. В первое время он боялся оторвать руку от руля, потом научился пить кофе на ходу. Когда в Москве развили велопрокат, Энди перестал ломать голову над тем, чем занять гостей города. Эй, ребята, предлагаю покататься. И они с друзьями полдня катались по залитой солнцем Москве, обедали в Макдональдсе на Тверской, покупали кофе и горячий шоколад в Старбаксе на Пушкинской. Никакого столичного пафоса, только асфальт, ветер и запах кофе.
   Сейчас Энди шёл домой и думал, что неплохо бы снова сесть на велосипед и немного покататься. Ему захотелось снова услышать, как звенят спицы, как дребезжит на поворотах багажник, как ветер свистит в ушах, если ехать с горки, не притормаживая. Он уже поднялся на свой этаж, как вдруг вспомнил, что велосипед вместе со многим другим барахлом так и остался у почти-жены. Когда-то они вместе снимали двухкомнатную квартиру на Авиамоторной, сейчас она жила там вместе со своей подругой. Может быть, она вообще стала лесбиянкой. Энди было плевать, с кем она спит. И всё же он не мог заставить себя поехать к ней и забрать вещи. Это означало снова встречаться взглядами, снова отвечать на множество неприятных вопросов. Кем ты работаешь, как мамочка. Почему-то эта сука обожала его мать. Говорила, что они прекрасно понимают друг друга. Нет, Энди не готов был говорить с почти-женой даже через год после расставания. Он ещё помнил, как она визжала, требуя от него купить квартиру, потому что "я не собираюсь всю жизнь жить на съемных хатах". Она не успокоилась даже, когда у Энди появилась квартира. Ей не понравился район.
  
   21.
   Энди открыл дверь, вошёл и снял кроксы. Перед уходом он выключил кондиционер и сейчас пожалел об этом. В квартире было невыносимо душно, а воздух такой влажный, что оставлял на лице липкую плёнку. В одном из снов он стоял, прислонившись лбом к белой стене, сейчас ощущения были очень похожими. Где же обещанная гроза? При мысли о грозе Энди разозлился. Вот оно, московское лето во всей красе. Август на исходе, а грозы громыхают как в середине мая. Надо не забыть снять бельё с сушилки на балконе. И неплохо бы чем-то закрыть цветы в ящике за окном. Энди поливал их через день фильтрованной водой, незачем, чтобы их поливал ещё и дождь. Кроме того, если ливень будет слишком сильным, он может побить тонкие стебли. Энди накрыл цветы плотной плёнкой, подумал, и закрепил её несколькими прищепками. Так точно не слетит даже при сильном ветре.
   Прищепки! Вот ещё один признак домашней жизни. Энди хранил зелёные прищепки в белом ведёрке на крючке, ещё одно изобретение Икеи всемогущей. Холостая жизнь научила его засовывать руку в ведёрко и нагребать прищепок ровно столько, сколько требуется для постиранного белья. Если он развешивал на сушилке пять пар носков, он с первого раза выуживал ровно десять прищепок. Если на сушилке висело семь рубашек, он безошибочно вытаскивал семь прищепок. Он никогда не считал количество развешенных вещей, просто смотрел на сушилку и запускал руку в ведро. Энди понятия не имел, как объяснить это логически. Это просто безотказно работало.
   Он отнёс продукты на кухню. Налил йогурт в стакан и по старой школьной привычке покрошил в него печенье. Бывшую почти-жену это доводило до исступления, и он старался никогда при неё этого не делать. Её раздражало, когда он резал сыр прямо на столе, а не на дощечке, когда клал макароны в холодную воду, когда снимал шкурки с сосисок перед тем, как бросить их в кипяток. Собственно, её вообще раздражало почти всё, что можно было назвать привычками Энди. Когда Энди видел мелкие брызги зубной пасты на зеркале в ванной и слой лака для волос на кафеле, он молча брал бумажное полотенце и стирал их. Энди считал, что есть проблемы поважнее. А там, пусть каждый ведёт себя так, как ему этого хочется. Бывшая почти-жена стригла ногти, сидя на ковре в спальне и никогда не убирала за собой. Энди брал пылесос. Ему было несложно.
   Есть солёный сыр со сладким йогуртом тоже было одной из мерзких привычек Энди уровня "немедленно-прекрати". Если бы она увидела, как Энди намазывает сыр вареньем, она бы устроила настоящий скандал. Этого Энди никак понять не мог. Какая разница, что ты ешь, если тебе вкусно? Это ведь просто еда, продукты, которые почти-жена спокойно ела по отдельности. "Как ты можешь это есть!". Энди показалось, что голос почти-жены раздался прямо над ухом. "Нормальные люди так не едят!" - а это уже голос матери. Нормальные люди! Почему-то и почти-жена и мать постоянно припоминали каких-то нормальных людей. Эти люди ели, пили, спали и трахались как-то по-особенному, недостижимо для Энди. Иногда сравнения с "нормальными" доводили его до исступления. Он начинал кричать.
   Энди доел йогурт и заварил себе чай. Подумал, что надо было положить сахар и вспомнил, что сахарницу разбил неделю назад. Нестрашно. С чашкой чая в руке он вернулся на свой пост у окна. Уселся на кресло-мешок, поджал под себя ноги, облокотился на подоконник. Обычно он смотрел из окна вниз, теперь стал смотреть вверх, в небо. Грозовые тучи скрыли луну и звёзды. Ветер всё набирал силу, грозил перевернуть весь город вверх дном. Энди почувствовал, как волоски на его руках встают дыбом. Ощущение было похоже на возбуждение. Удивительное дело гроза, как будто небо совокупляется с землёй, а заодно и со всем миром. Кто-то испытывает страх, как девственница в первую брачную ночь, а кто-то всем сердцем желает бури.
   В небе гремел гром, с земли ему отвечал хор автомобильных сирен. Молния не просто вспыхивала, она рвала небо на части. На секунду Энди увидел силуэты чёрных небоскрёбов Москва-сити на фоне абсолютно белого неба. Выглядели они как ожившие герои Театра теней, о котором рассказывал Клиффорд Саймак. Ещё немного и они сойдут со сцены в зрительный зал. Белое небо и чёрные тени, о, господи. Он обхватил голову руками. Спасительного тростника под ногами становилось всё меньше.
   Дождь начался без предупреждения, никаких одиночных капель, только тугие струи, хлещущие землю. Новый удар грома потонул в рёве ливня. Ветер скрутил дождевые струи в толстые канаты, натянул, сплёл сплошную стену воды. Ливень превратил улицы в моря, автомобили в корабли, редких пешеходов в странных и неуклюжих зверей. Ветер ломал спицы зонтов и гнул ветви деревьев. Молния высветила стеклянный магазинчик во дворе перед домом, и Энди успел заметить, что зелёного козырька над входом больше нет. По улице с грохотом неслись металлические урны, грозясь сбить зазевавшегося человека. В новой вспышке молнии можно было увидеть людей, жмущихся под узкой крышей закрытого кафетерия.
   Руки Энди промокли от дождя, по подоконнику потекли грязные струи от размокшей грязи на наружной раме. Энди вспомнил, что забыл закрыть окно на кухне. Теперь наверняка придётся отмывать стол, если не всю кухню. Он хотел встать, но новый раскат грома не дал ему подняться на ноги. Гроза заворожила Энди, приковала к креслу. Он не мог даже закрыть окно в комнате, и дождь хлестал ему в лицо.
   Пахло свежестью, озоном, мокрой землёй и ещё чем-то таким, чему трудно подобрать название. Энди казалось, что гроза тонизирует его душу. Что-то дикое, первобытное разливалось в воздухе, прибавляло сил, заставляло иначе взглянуть на собственную жизнь. Энди хотелось действовать, существовать, у него появились дерзкие мысли, руки сами собой сжались в кулаки. Лёгкие распирало от свежего воздуха, в кровь как будто поступал не кислород, а адреналин.
   Энди зло уставился в небо. Может быть, бросал вызов каким-то высшим силам, может быть доказывал сам себе, что его рано списывать со счетов. Он думал, что раньше был слишком мягок к своим обидчикам. Слишком многое позволял, слишком многое оставил безнаказанным. Как они могли запереть его в этом месте? Почему он обречён делить самого себя с тенями и белыми стенами, дурными мыслями, образами, которые тянутся и тянутся и нет им конца? Энди понятия не имел, к кому именно он обращается со своей ненавистью. Он испытывал боль от тягостной несправедливости и не знал, куда её выплеснуть.
   У него разболелась голова. Энди провёл рукой по лицу и почувствовал что-то липкое. Поднёс ладонь к глазам и увидел, что кровь смешалась с грязью. У него снова пошла кровь из носа. Чёрт!
   Энди отправился в ванну, стараясь не смотреть на пол. Он был уверен, что сейчас под ногами белый кафель, а на него он ещё успеет насмотреться. Поэтому он всё разглядывал свою окровавленную руку. Почему она казалась ему такой знакомой? Он вдруг вспомнил сон про разбитый стакан и куски стекла, торчащие из разрезанной ладони. Окровавленная рука выглядела точно так же, как сейчас. Разница только в том, что тогда болела ладонь, а сейчас раскалывалась голова. Или во сне голова тоже болела? Но разве может что-то болеть во сне? О, господи, да какая разница. Главное что сейчас голова как будто объята огнём. Днём ему казалось, что гроза принесёт облегчение. Ни хрена она не принесла.
   Он умылся холодной водой, насухо вытерся полотенцем. Потом подумал, что кровь могла ещё остаться на шее, скептически осмотрел себя в зеркало и залез под душ. Как бы тщательно Энди не мыл лицо из-под крана, он всё равно считал, что хорошо отмыться можно только в душе. Гель с запахом ментола, больше известный как "упаси-бог-намылить-им-яйца", зелёная мочалка. Шампунь ядовито-розового цвета пах чем-то химическим, но на флаконе гордо значилось слово "эко". Энди считал что "эко" и "био" это что-то такое же бессмысленное, как и "подсолнечное масло без холестерина". Один из способов заставить доверчивых кретинов платить больше за аналогичный товар. Всё-таки тот, кто изобрёл эту "органику" настоящий гений маркетинга. Идиоты должны платить больше. Идиоты должны платить... Энди решил, что заставит их заплатить.
   Он завернулся в слишком короткое полотенце и вышел из ванной, сверкая задницей. Бывшая почти-жена наверняка бы выдала едкое замечание о соседях, которые "могут тебя увидеть", но ей было самое время лежать в уютной постельке вместе со своей подружкой-лесбиянкой. Перед глазами Энди на мгновение мелькнул соблазнительный образ двух голых девиц, разметавшихся на огромной кровати. Он задумался на секунду, хотел бы к ним присоединиться и решил, что нет, не хотел бы. И дело даже не в том, что сейчас ему не хотелось секса ни в каком виде. Жизнь научила его тому, что даже после самой прекрасной ночи наступает утро. И если в твоей постели ночевала не проститутка, то предстоит ещё несколько мучительных часов. Чего стоит только один ритуал совместного завтрака. Даже если вы оба спешите на работу, эта сука пробудет в ванной никак не меньше получаса. Потом будет шипеть на тему того, что её лифчик улетел под кровать и теперь весь покрыт пылью. Ты думаешь о том, что неплохо бы завалить её ещё раз, а она трахает тебе мозг на тему регулярной уборки. Кажется, в среде феминисток популярна мысль о том, что женщины не получают оргазма в постели. Если это действительно так, то они наверняка получают удовольствие, доводя мужиков до истерики. Стоп! У него не бывает истерик. Он нормальный. Да, так лучше. Нормальный.
   В квартире порядком посвежело. Энди подумал, что теперь сможет уснуть даже без снотворного. Он принял только аспирин, запил таблетки остывшим чаем и лёг в кровать. Гроза ушла на запад, а лёгкий дождь моросил до самого рассвета.
  
   22.
   Энди проснулся в шесть утра от солнечных лучей, бьющих ему в глаза. Несколько минут он лежал неподвижно и смотрел в окно, потом сел на кровати и обнял себя руками за плечи. Со стороны можно было предположить, что он в глубокой задумчивости, в действительности же Энди просто ещё не до конца проснулся. Ему снился какой-то странный сон, то ли он снова учился в начальной школе, то ли у него был ребёнок, которого он отводил в школу. Энди помнил белый рюкзак, белый пенал, полупрозрачную стирательную резинку в форме головы слонёнка. Учителя, ученики, школьные коридоры. Или это были не учителя, а врачи? Школа определённо не была той, в которой Энди учился в своё время. Слишком высокие потолки, слишком стерильные классы. Это больше напоминало школу из Сайлент-хилла, чем школу обычного московского мальчишки. Некоторые коридоры были такими длинными, что никак нельзя было разглядеть, где же они заканчиваются. Впереди клубился туман, похожий на сахарную вату.
   Энди включил компьютер. Проверил почту, лениво почитал новости, посмотрел погоду. Последнее можно было и не делать, достаточно взглянуть в окно и убедиться, что день будет ясным. Подумал, что неплохо было бы позавтракать, и решил, что сегодня хочет позавтракать блинами. Он наспех оделся и вышел на улицу.
   Раннее утро. Москва никогда не стихает, никогда не спит, но с утра можно хотя бы услышать звук собственных шагов. Меньше музыки, меньше криков, меньше автомобильных гудков. Меньше часа осталось до начала великого ежедневного исхода москвичей из своих уютных квартир в офисы. Скоро улицы заполнятся грохотом и гулом, скоро метро поглотит и переварит тысячи человек. Вот-вот начнутся обычные утренние пробки, перегруженные дороги будут сверкать автомобильными крышами. Московские пробки похожи на реки, где лосось спешит на нерест. Выживание и продолжение рода в случае рыб, выживание и деньги в случае москвичей. Дети, семья, друзья, всё отходит на второй план, главное движение вперёд, главное никогда не останавливаться. Девиз москвича "остановиться - значит, умереть". И все спешат, отчаянно спешат жить.
   А пока всё тихо. Мимо Энди прошла девушка в футболке с надписью "Панда-террорист". Туфли родом из "Центро", этой земли обетованной для старшеклассниц и первокурсниц. Энди вспомнил, с каким презрением его бывшая почти-жена говорила о дешевой обуви. Каблуки из пластика цокали по асфальту, грозя в любой момент переломиться пополам. Грудь у девушки была маленькая и аккуратная, чёрная облегающая футболка только подчёркивала её форму, плотно облегала узкие плечи. Вырез скромный, почти квакерский, полный антипод размалёванной бухгалтерше.
   Пробежали подростки с трафаретом под мышкой и парой баллончиков белой краски. Они остановились в паре метров от Энди, опустились на колени и начали быстро заливать трафарет краской. То ли реклама магазинчика фото-услуг, то ли телефон массажного салона с девочками. Энди уже прошёл мимо нескольких таких реклам, большинство телефонов и сайтов были замазаны чёрной краской.
   Энди обогнал мужик, несущий на плече огромный мешок с картошкой. Лицо мужчины заливал пот, он то и дело вытирал его грязной кепкой. Рядом с забором сидел пьяный и весёлый парень, который обнимал помятую женщину в сером балахоне. Под глазом у женщины красовался синяк, а она улыбалась во весь рот. У неё не доставало двух или трёх передних зубов. Под кустом гадила собака с чёрными кругами вокруг глаз. Её хозяин вертел в руках поводок. Энди готов был поклясться, что у него нет ни лопатки, ни мешочка для испражнений. А предложи ему убрать за своим питомцем, наверняка ещё и обидится. Чёртов город.
   На обочине стоял грузовик с рекламой хостела "у нас только четырёхместные номера" и легковушка с рекламой салона жалюзи. Мультяшная девушка выглядывала сквозь белые жалюзи и высовывала розовый кончик языка. Звоните по такому-то номеру. Приведи друга и получи скидку. У нас самые низкие цены.
   Реклама пиццерии, реклама нового кафетерия. Огромная реклама фитнес-центра "Райку", судя по расположению, незаконная. Девушка в жёлтом платье, фигура просто фантастическая, в ушах блестят крупные клипсы. Парень в футболке с улыбающейся Мэрилин Монро. Над верхней губой Мэрилин были нарисованы усы Сальвадора Дали. Дворник на велосипеде. Толстый полицейский, лениво жующий бутерброд, завёрнутый в полиэтиленовый пакет. Под мышкой у полицейского синяя коробка для пиццы.
   Потихоньку открывались первые киоски с горячей едой. Хот-доги и пицца, мясо в лаваше, шаверма халяль, слоёные пирожки. Кафе с китайской лапшой должно открыться только в девять, а пока две девушки в униформе старательно протирали стеклянную дверь. На окнах ещё были опущены рольставни с идиотским граффити.
   Энди шёл дальше. Вот крошечный магазинчик, когда-то здесь продавали свежий хлеб и выпечку, а сейчас уже полгода идёт ремонт. За пыльными окнами можно разглядеть деревянные верстаки, стопки стеклянной плитки, перевёрнутые синие бочки и множество сломанных стульев. В одном из окон Энди увидел трахающихся котов. Маленький рыжий кот держал зубами за шкирку огромную белую кошку. Кошка была абсолютно безразлична к происходящему, кот вовсю старался. В его густой шерсти застряли мелкие опилки. Энди вспомнил проект-менеджера с пудрой на бакенбардах. Не самое лучшее воспоминание для того, чтобы начать новый день.
   В цветочной лавке не осталось ни одного целого окна. На пороге стояла женщина в бесформенном платье с золотыми узорами. Её пальцы были унизаны золотыми кольцами, в ушах висели массивные золотые серьги. Когда она говорила, во рту блестели золотые зубы. Язык то ли узбекский, то ли таджикский. Она размахивала руками и то и дело срывалась на крик. Напротив неё стоял щуплый мужичонка с рюкзаком, губы крепко сжаты, лоб нахмурен. Мужчина не пытался вставить слова, только периодически кивал. Женщина схватила его за рукав, замахала растопыренными пальцами перед его глазами, а он только кивал, как маятник. Энди усмехнулся. Ему бы такую выдержку. Если бы какая-то стерва вздумала на него орать, он бы в лучшем случае стал орать в ответ. В худшем... Нет, о худшем лучше не думать. Никакого рукоприкладства, даже в состоянии аффекта. Он нормальный.
   Энди дошёл до сквера и уселся на деревянную скамейку. Он сидел, вытянув ноги и смотрел на носки своих зелёных кроксов. Надо бы дойти до магазина с вкусными блинами, но сейчас почему-то хотелось просто сидеть и смотреть на просыпающийся город. Энди решил, что всегда недооценивал раннее утро. Как выяснилось, в это время можно насладиться тишиной. Пусть не полной, это вам не тихий пригород, но всё лучше, чем дневная суета. Он сидел спиной к дороге, прямо перед ним высился жилой дом из серого гранита. Ноздреватый камень выглядел пыльным даже после ночной грозы, умывшей весь город. В подъезде то и дело хлопала дверь и оттуда выходили люди. Мужчина, одетый как типичный клерк, женщина, раскрашенная вроде проститутки, женщина, ведущая за руку маленькую девочку, мужчина с огромным чемоданом на колёсиках. Все спешили по своим делам, все проходили мимо Энди, не обращая на него внимания. Энди это вполне устраивало. Иногда ему нравилось быть невидимкой.
   Зазвонил телефон. Энди с недоумением засунул руку в карман, достал смартфон, взглянул на экран и поморщился. Маринка, чёрт её раздели. Единственный человек, который мог безнаказанно звонить ему в любое время суток. Энди так и не понял, почему он до сих пор её терпит.
   - Алло! - раздался в трубке жизнерадостный голос. - Сколько можно спать, недоумок! Думаешь, если выгнали с работы, можно весь день проваляться в постели?
   - Я встал час назад. Я...
   - Врёшь, скотина! Ты ведь просто не ложился со вчерашнего дня, так? Ну давай, скажи мамочке.
   - Моя мать со мной так не разговаривает, - сказал Энди. Марина уже заразила его своим весельем, - Она образованная женщина, культурный человек, который никогда не допустит того, чтобы...
   - Заткнись! - голос поднялся почти до визга. - Не хочу ничего слышать про твою драгоценную мамочку. Меня гораздо больше беспокоит её сынок-полудурок. Какого чёрта ты до сих пор не сделал резюме? Мы договорились, что ты доделаешь его за выходные и я попробую протолкнуть тебя в свою контору!
   - О господи, - простонал Энди. - Ты можешь хотя бы утром не быть такой правильной? Я не хочу сейчас думать о том...
   - Ты, что, так и не открыл резюме?
   - Открыл. И закрыл... Мне очень хреново. Серьёзно.
   - Давишь на жалость? Никакой жалости, пока ты не устроишься на работу! Взрослый мужик, а ведёшь себя...
   Энди слушал и не слышал. Все слова, все доводы давно были изучены, всё это он уже слышал не по одному разу и от разных женщин. Он ведь даже не спал с ней, так чего ради она так его мучает? Или это такая уж бабская натура, что каждого мужика обязательно надо считать сынком и подкаблучником? Энди взял себя за бороду и вырвал несколько волосков. Немного полегчало. Он чувствовал, как накапливается раздражение на Маринку, на мать, на бывшего начальника (гореть тебе в аду, Алекс), на самого себя. Он не хотел говорить, не хотел ничего доказывать, обещать. Внезапно навалилась какая-то давящая тоска, больше всего захотелось вернуться домой и забраться в постель. Вдобавок вернулась тошнота, о которой так хотелось забыть. И тени, много теней, они выжидающе толпились где-то на границе периферийного зрения.
   - Я тебе покажу, как бездельничать! - кричала Маринка из трубки. - Чтобы сегодня же явился в нашу кафешку, будем вместе составлять твоё проклятое резюме!
   Энди захотелось влепить ей пощёчину. Он никогда не бил женщин, никогда не дрался, в детстве боялся собственных движений. И всё же ему захотелось причинить боль единственному человеку, который до сих пор его терпел. Он закрыл глаза и невнятно пробормотал "меня здесь нет". Немного помогло, голос Марины стал доноситься, как сквозь толстое одеяло.
   - Энди, ты меня слышишь? Энди?
   Его скрутил приступ тошноты. Энди согнулся над скамейкой в полной уверенности, что его сейчас вырвет, но желудок свело только сухим спазмом. Рука со смартфоном бессильно опустилась на скамейку. Взгляд Энди стал размытым, все чувства притупились. Он не мог понять, что происходит, только чувствовал, что каждый волос на теле встал дыбом. На мгновение ему показалось, будто бы вернулась вчерашняя гроза.
   - Энди, зараза! - надрывалась трубка. - Ты что, уснул там?! Ты же сказал, что ты уже проснулся, ты сказал...
   Энди нажал отбой.
  
   23.
   У него снова украли время. Из памяти выпало по меньшей мере двенадцать часов. Энди не помнил, как добрался до квартиры, как добрался до постели. В квартире стоял какой-то неприятный и тяжелый запах, от которого тошнило ещё сильней. Энди уснул раньше, чем голова коснулась подушки. Сон был больше похож на глубокий обморок. Дважды он просыпался, оба раза ближе к вечеру, хотел встать, но не мог даже пошевелиться. Энди решил, что это запоздалое действие снотворного. Эта мысль его порядком успокоила и он снова уснул.
   Эта ночь была ещё хуже чем предыдущая. Во сне он снова бродил по бесконечным коридорам, спрятанным где-то глубоко под землёй, видел людей с лицами, закрытыми тканевыми масками. Во сне он нырял в мутную воду, а наяву его лоб покрывался липкой испариной. Энди задыхался и отчаянно пытался выплыть наверх, но сон наваливался на него всё тяжелее. Тело тряслось, как в лихорадке, глаза то быстро двигались под веками, то закатывались вверх. Энди слышал музыку органа и скрипок, шум пенящейся воды, крики многоголосого хора. Свист ветра и последующий за ним вой сирены провалились в духовой симфонии, пение скрипки заглушило треск ломающегося камня.
   Потом сон стал глубоким и крепким. Ни один звук не мог разбудить Энди, ни одна вспышка не доходила до его сознания. Его как будто придавило чем-то необычайно тяжелым, пристукнуло по голове и затолкало на такую глубину, что и не представить. Именно эта глубина и спасла жизнь Энди Гдански. Все те, кого поднял с постелей грохот взрывов, кого огненным заревом выбросило на улицу и заставило бежать во всех направления, погибли в течении первых минут. Энди всё проспал.
   Он не видел, как небо озарила белая вспышка, как с востока на запад прокатилась золотая дуга, похожая на солнечную корону. Не слышал далёкий рёв, за которым следовали взрывы, и каждый был всё ближе и ближе. Потом из окон соседних домов повылетали стёкла, потом взвыли автомобильные сирены, раздался скрежет сминаемого металла и совсем невыносимый вой. По улицам слепо метались толпы обезумевших людей, вопли тонули в общем гуле, по искажённым лицам плясали огненные вспышки.
   Энди ничего не видел и не слышал.
  
   24.
   Снаружи рушился мир, с неба падал огонь, а по лицу Энди ползли длинные тёмные тени. Энди метался в постели, перекатывался сбоку на бок, пока, наконец, не закутался в одеяло с головой. Он не слышал хлопанья дверей, шума шагов по лестнице, криков и шума рушащихся перекрытий. Разбудил его телефонный звонок.
   - Энди! - Голос был далёким, как будто их разделяло несколько континентов. Впервые в жизни в голосе Маринки звучал ужас. - Энди!
   Энди сглотнул, стараясь, чтобы его голос звучал бодрым.
   - Марина?
   - Энди!
   Звонок оборвался. Больше Энди никогда не разговаривал по мобильному телефону.
  
   25.
   Следующие несколько минут почти стёрлись из памяти. Энди запомнил всё происходящее только как ряд разрозненных кадров. Вот его кровать с почти сдёрнутое простынёй, в складках одеяла серебристо поблескивает смартфон. Вот пол, засыпанный осколками разбитого стекла, а вот уже последний лестничный пролёт, мигающая лампа с разбитым чехлом. На другом кадре Энди видел самого себя, стоящего под полыхающим небом. Потом кадров не было и никаких звуков тоже не было. Всё смолкло, даже тяжелые облака на небе и те остановились. Время перестало существовать.
   Энди тяжело рухнул на скамейку рядом с подъездом. В голове было так пусто, что он не мог даже осознать увиденное. Он как будто прирос к скамейке и смотрел поверх носков своих кроксов. Когда он успел их надеть? Эта мысль почему-то показалась необычайно важной и вытеснила всё остальное. Спустя мгновение Энди почувствовал, как скамейка начала раскачиваться, как мелкие камешки забарабанили по подошвам. Камни побольше прыгали по земле. Вверх и вниз, вверх и вниз. Энди сглотнул и затравленно огляделся. Мозг наконец-то выдал первую версию - землетрясение. Эта мысль одновременно испугала и успокоила. Землетрясение в центральной полосе? Бред. Этого просто не может быть, это невозможно, это...
   - Это не настоящее, - пробормотал Энди. Он сполз со скамейки на землю и обхватил голову руками. - Не настоящее! Меня здесь нет!
  
   26.
   Время, наконец, сдвинулось. Энди услышал вой автомобильный сирен, машинально отметил, что звук гораздо громче, чем во время грозы. Уши вычленили визг тормозов, звук столкновений, крики, много криков. Истошный женский визг. Звук бьющегося стекла. И всё потонуло в бешеном рёве, доносящемся, казалось, со всех сторон.
   Энди вскочил на ноги так резко, что потемнело в глазах. В затылок как будто впились булавки, боль была нестерпимой, но, как ни странно, это помогло ему быстрее соображать. Он посмотрел направо, посмотрел налево. Дом из серого гранита, один из множества бумажных домов раскачивался вправо и влево. В голове Энди мелькнула идиотская мысль, что это будет самая крутая вечеринка. Он не успел подумать, что такое "это", потому что дом начал заваливаться в сторону.
   Перед глазами мелькнула старая газетная заметка, которую его мать обвела красным карандашом. Что делать в чрезвычайной ситуации. Наводнение, пожар, землетрясение. Что делать в случае землетрясения?
   "В случае землетрясения постарайтесь как можно скорее выйти из здания. Не пользуйтесь лифтами. Если вы не можете покинуть здание, встаньте в дверном проёме. Постарайтесь защитить лицо".
   - Я уже покинул здание! - закричал Энди, - Меня вообще здесь нет! Меня здесь нет!
   Он побежал вдоль по улице. Слева и справа рушились бумажные дома, силуэты, вырезанные из плотной бумаги и картона. Они были населены плоскими людьми, они не отбрасывали тени, просто падали и складывались ровными стопками. Конец карточным домикам, конец эпохи двухмерного мира. В воздухе летали обрывки белой бумаги, обрывки серого картона, обугленные бумажные хлопья и целые пригоршни розового конфетти. Не доставало только перфокарт, но за этим дело не станет. У Энди есть целый шкаф перфокарт.
   - Я покинул здание! Я покинул чёртово здание!
   Энди бежал и думал, что сошёл с ума, теперь это уже бесполезно отрицать. Марина не зря предупреждала его о том, что ещё немного и он окончательно съедет с катушек. О, господи, ты можешь бежать быстрее? А кричать? Кого звать на помощь? Как вообще кричать, если весь город зашёлся в отчаянном крике? Энди кричал и не слышал собственного крика, лихорадочно смотрел по сторонам и отмечал в памяти только яркие кадры. Он не мог даже задуматься над увиденным. Он просто бежал дальше.
   В какой-то момент он почувствовал, как земля сначала дрожит, а потом горит под его ногами. В отчаянии он успел подумать, что просто не знает, куда бежать, где искать спасения. Кажется, где-то в метро должны были быть бомбоубежища, в памяти заворошилось что-то почерпнутое на школьных уроках по гражданской обороне. И всё оказалось бесполезным, неспособным пробиться через волну паники, грозящую вот-вот захлестнуть его с головой. Энди убегал не только от разрушающегося города, он убегал от собственного ужаса. С самого рождения Энди был заражен болезнью мегаполиса, жаждой бежать впереди самой жизни. И Энди побежал дальше, уже ни о чем не думая.
  
   27.
   Бумажный мир вспыхнул. Энди видел горящую бумажную высотку, это вспыхнуло огромное полотнище, закрывающее строительные леса. Следом загорелись и заискрили провода, оплавились неоновые вывески, со звоном повылетали стёкла в домах. Пламя перекинулось на самые верхние этажи.
   Крытые стеклянные мосты через широченное шоссе ещё не обрушились, но пламя уже бушевало внутри, вырываясь через щели алыми языками. Вверх поднимались столбы чёрного дыма, ослепительные искры вспыхивали то тут, то там. Вот вверх взлетел объятый пламенем металлический куб. Полчаса назад в нём неторопливо жарили сосиски и вкладывали в подогретые булочки, а сейчас огонь облизывал вывеску "Горячие хот-доги, гриль, мясо в лаваше".
   Горящий пластик скручивался в тугие шары и нёсся вперёд, как перекати-поле. Деревья раскинули полыхающие ветви, на траве расцвели огненные цветы. Загорелся дом, искусно облицованный розовым мрамором, окна повылетали от жара. На верхнем этаже был виден силуэт человека. Человек стоял, разведя руки в стороны, как будто хотел обнять умирающий мир. Яркая белая вспышка и человек исчез, вместо него в окне взвился ревущий огонь.
   Только один раз Энди оглянулся назад. Он увидел собственный дом, ярко очерченный на фоне огненного зарева. На его крыше уже много лет переливалась надпись "Петролиум", которая раздражала Энди одним только своим существованием. Ночью огромные буквы светились белым. Когда на город наползал туман, казалось, что надпись плывёт в воздухе. Много лет подряд Энди наблюдал тени перевёрнутых букв, которые падали на соседний дом. Он научился определять время по их появлению. Двенадцать часов и перед окном кухни маячит огромная буква "У". В час перед ним темнела "Л", в два гигантская пузатая "О". Очередная огненная стрела оторвала надпись от крыши, рассекла на отдельные буквы и покатила по улицам перед собой. Буква "О", особенно ненавистная Энди, прокатилась в нескольких метрах от него. Энди показалось, что буква кричит.
   А вот восемнадцатиполосное шоссе, рассекающее город, как огромным ножом. Вот дом-сороконожка, уродливая многоэтажка, приподнятая на длинный треугольных ногах. На крайнем Севере строят дома на сваях из-за вечной мерзлоты, здесь же сороконожка это воплощённая мечта безумного архитектора. Серийный убийца убивает десятки человек, маньяк-архитектор погубил сотни семей, поселив их в чрево чудовища. Год за годом перемалывала сороконожка человеческие судьбы, но и её власти пришёл конец. Тепловая волна перерубила длинные ноги чудовища, и оно с воем рухнуло на колени, сотрясаясь от основания до самого верха. Из его прожорливого брюха ссыпался нехитрый скарб его пленников, тут и покорёженные диваны и старые телевизоры, и стиральные машинки и всё, что люди упрямо тащили и тащили в свой муравейник. Сгинула сороконожка, никогда больше не будут приносить ей человеческих жертв. Энди успел отметить, что испытывает мрачное удовлетворение.
   Вдали мерцали небоскрёбы Москва-сити. К небу тянулись зеркальные клешни беспощадной твари, высасывающей жизнь из каждого горожанина. Деловой центр не знал насыщения, он испытывал неутолимый голод, терзающий его днём и ночью. Москва-сити выпивал человека до конца, каждую слезу, каждый вздох. Каждый москвич, каждый гость Москвы, каждый транзитный пассажир служил лишь пищей для вечно голодного делового центра. Когда Энди Гдански удалось выбраться из его желудка, он чувствовал, что Москва перемолола ему все кости.
   Москва-сити работал круглые сутки, а сейчас за работу взялся огонь. Он был жесток, но справедлив, карал богатого и бедного, злого и доброго, взрослого и ребёнка, как солнце, освещающее и дворцы и выгребные ямы. Огонь бросил вызов чудовищам, захватившим город и пронзил их огненными стрелами. Кольца огня всё сжимались и сжимались вокруг Москва-сити, чёрные облака гари кружились над ним, как стая стервятников. Вот первая волна пламени с рёвом взобралась на башню Эволюция, скрученную в виде спирали ДНК. Потом золотая сеть набросилась и на остальные небоскрёбы, сдавила их в своих жарких объятиях. И вот небоскрёбы превратились в огненные утёсы, возвышающиеся посреди горящего моря. Много месяцев подряд Энди мечтал подойти к своему окну и увидеть горящий Москва-сити, а сейчас не мог оторвать взгляд от пламени. Огонь гудел и кружился, перемалывал чудовище в огненной мельнице. Деловой пульс города остановился.
   И ещё небоскрёбы, полностью зеркальные, в солнечный день почти неразличимые на фоне голубого неба. Для Энди это только уродливые струпья на теле города, готовые в нужный момент его проглотить. Небоскрёбы были похожи друг на друга, как близнецы и соединены сверху тоненьким мостиком. На фоне их громады этот мостик выглядел таким же ненадёжным, как верёвочный мост через пропасть. Большинство небоскрёбов в Москве безымянные, разве что у небоскрёбов Сити есть имена. У этой парочки неразлучников было одно имя на двоих - Небесный свет. Когда Энди смотрел на небоскрёбы, освещённые закатным солнцем, он думал, что именно так выглядит цвет преисподней. Время показало, что Энди был прав, потому что сегодня преисподняя разверзлась. Из-под земли забили вверх огненные фонтаны, в воздухе закружились мириады ослепительных искр и небоскрёбы скрылись в чёрном дыму. Энди успел заметить только, как рушится мост, такой хрупкий издалека и такой разрушительный, когда его разлетевшиеся обломки стали крушить всё на своём пути. Небесный свет угас. Днём раньше Энди был бы счастлив.
   Земля пошла трещинами. Вздыбился асфальт, плитка полетела вверх изломанными снарядами. Энди успел отметить, что в воздухе плитка становится совсем белой. Вскрылся подземный город, простирающийся на много километров вширь. Московское метро, этот огромный осьминог, который с каждым годом всё дальше и дальше протягивал свои щупальца. Ходили городские легенды о тайных туннелях и секретных станциях, о чешуйчатых чудовищах, обитающих на нижних уровнях. Энди не надо было даже легенд, достаточно было только спуститься под землю, взглянуть в белые глаза железной змеи, мчащейся по рельсам. Человечество давно приручило электричество, заставило его работать на себя. Но можно ли приручить ревущий электропоезд, который разрывает тьму своим гулом и рёвом, ослепительным светом, белыми искрами? Верхний город был сделан из бумаги и картона. Внизу творилось что-то совершенно невообразимое, сводящее с ума. Энди ненавидел метро.
   Тысячи человек каждый день спускались в раскрытый зев подземной железной дороги. С раннего утра люди шли и шли вниз, как покорные овцы на бойню. И только Энди знал, что подземные станции это не просто остановки, а храмы, где каждый день ведутся тёмные мессы. Вниз спускался бодрый и энергичный человек, его кожа пахла мылом, щёки лосьоном после бритья, мышцы полны сил, дыхание свежее, глаза смотрели весело и живо. А под землёй он становился пленником в храме тёмных сил, отдавал всю свою свежесть, всю бодрость, всю энергию ненасытному зверю. Он проходил по длинным коридорам и терял молодость, ждал железного поезда в зале с высоким сводчатым потолком и терял само желание жить. Наверх поднимался старый и разбитый человек, который еле волочил ноги и мучился от недосыпа. Самое время ему заметить что-то неладное, но человек спешил дальше на свою погибель. Иногда Энди хотелось крикнуть "стойте, что же вы делаете", хотелось рассказать всем о том, что видел он сам. Но он знал, что нормальные люди ничего не кричат прохожим. Приставать к незнакомым людям может только законченный псих. А психом Энди себя не считал. Экспрессивным, легковозбудимым, но не психом, нет. Он нормальный.
   Сегодня тёмный культ прекратил своё существование. Очистительный огонь ворвался в подземелье, осветил его так, как не могли осветить тысячи фонарей. Он промчался по рельсам, превращая их в реки расплавленного металла, облизал стены, перекинулся на висящие люстры. Огонь ворвался в храм зла, огненный свет бросил вызов тьме. Пламя совокупилось с мраком. Есть ли здесь тот, кто может воспрепятствовать этому союзу? Скажите же или замолчите вовеки. Энди не мог видеть, как горит метро, но перед его глазами всё проносились и проносились туннели, заполненные огнём и дымом. У него кружилась голова. Он уже не понимал, где находится.
   Чудовищные небоскрёбы полыхали наверху, тёмные храмы горели под землёй. Плескалось огненное море, волны доходили до самого неба. Страшная, неугасимая сила набросилась на бумажный город. Она крушила и терзала его, сминала и сгребала, и не жалела ни праведника, ни грешника. Горел город греха, огнём выжигалось зло нового Вавилона. Горела суета. Больше никаких переговоров, никаких тендеров, никаких взяток, никаких разборок. Совещание окончено, всем спасибо.
   - Всем спасибо! - крикнул Энди на бегу. - Всем спасибо, мать вашу!
  
   28.
   Энди бежал дальше и думал о том, что сбывается христианское пророчество . Он не был ни верующим, ни атеистом, но когда огонь мчался по пятам, в голову невольно приходили странные мысли. В какой-то момент ему стало казаться, что во всём происходящем виноват только он сам.
   Энди давно уверился в том, что Москва это проклятый город. Он думал, что город это огромный спрут, который душит людей и они проклинают чудовище в момент смерти. Энди ненавидел Москву, ненавидел московское метро, ненавидел московские многоэтажки, а больше всего ненавидел небоскрёб Меркурий. Когда-то Энди решил, что именно он повинен в исчезновении третьего измерения. Может быть, и сейчас он виноват в том, что город превратился в пылающий факел? Говорят, что иные мысли могут получить физическое воплощение. Долгое время Энди мечтал, чтобы Москва сгорела до основания. А что, если именно его ненависть вызвала этот огненный кошмар? На мгновение глаза Энди заволокли слёзы. Он не знал, вызвало ли их позднее сожаление или едкий дым.
   Когда чувство вины стало непереносимым, Энди как будто снова провалился вовнутрь себя. На несколько секунд он ощутил спокойствие и безмятежность, не было ни огня, ни тугих столбов чёрного дыма. Он увидел самого себя, сидящим на длинной белой скамье. Рядом с ним сидела девушка в длинной сорочке. Она не доставала ногами до пола и слегка ими раскачивала. Ступни и лицо девушки скрывались в тумане, острые колени проступали сквозь него, как морские рифы.
   - Я первый, - сказал Энди неожиданно для самого себя. Он не знал, куда первый, не знал, чего они ждут, но девушка его поняла. Она кивнула.
   - До следующего раза.
   Она говорила что-то ещё, но Энди уже не слышал её голоса. Включилась сирена. Её звук должен был быть оглушительным, но сейчас он потонул в общем гуле. Огонь гудел и выл, дым заволакивал всё вокруг, то стелился туманом у самых ног, то свивался в чёрные столбы наподобие столбов торнадо. Железо вплавлялось в камень, пластик превращался в чёрные хлопья. Вода вскипела в Москве-реке, рыбы сварились заживо и плавали кверху брюхом. Рыб так много, что вода казалась сплошной серебристой поверхностью. Длинные водоросли почернели и стали похожи на осьминогов. Хватает и трупов. Сотни людей искали в воде спасение от огня и теперь составили компанию рыбам. Чёрные тела, красные тела, серые тела. Рядом плавали мотоциклист в "черепахе" и мужчина в костюме-тройке. Пальцы мужчины в костюме всё ещё сжимались вокруг ручки дипломата.
   Бумажный город прогорел и осыпался. В воздух поднялся чёрный пепел, небо заволокли тёмные тучи. Карточные домики вспыхнули и исчезли, а на их месте появились настоящие дома. В глаза Энди хлынул разноцветный поток, все утраченные краски. Гибнущий мир переливался всеми цветами радуги. В какой-то момент Энди стал ярко чувствовать запахи. Его нос различил запахи гари и копоти, но в них были вплетены ноты меловой пыли, женских духов, жарящегося мяса и всего того, что он так долго был лишён. Он слышал грохот падающих домов и вой сирен, но в то же время до него долетала музыка, всё ещё звучащая из разрушенного кафе.
   Мир стремительно погибал и перед самой смертью вдруг вспыхнул для одного человека. Энди бежал и плакал, слушал и плакал, смотрел и плакал. Ему было жаль город, который ещё недавно был ненавистным, жаль гибнущих людей. Ему было жаль самого себя, потому что всю красоту мира он сумел рассмотреть только в момент катастрофы.
   Энди почувствовал, как раскалился асфальт. Он обжигал ноги даже сквозь толстую резиновую подошву. Энди постарался поднимать ноги как можно выше, старался почти не касаться земли, но жар был разлит по земле и в воздухе, жар сжимал вокруг плотное кольцо, заставлял одежду дымиться, а волосы тлеть.
   В нескольких метрах от Энди молодая женщина упала, как подкошенная. Впереди грузный мужчина превратился в живой факел, он горел заживо, но всё ещё продолжал бежать. Стеклянная остановка взорвалась и осыпала стёклами женщину с ребёнком на руках. Женщине почти отрезало голову куском стекла, Энди успел заметить крупный осколок, торчащий из детского лба. Кровь мгновенно запеклась и осталась на мёртвых телах коричневой коркой.
   Кожа Энди была раскалена так, что к ней больно прикоснуться. Его криво подстриженная борода начала гореть и дымиться. Кроксы почти расплавились и ноги Энди всё глубже погружались в мягкую резину. Теперь каждый шаг давался с трудом, потому что кроксы прилипали к плавящемуся асфальту. Но Энди не замечал боль, он только продолжал бежать. Остановиться, значит умереть, это Энди усвоил лучше всего.
   В воздухе не осталось кислорода, огонь превратился в дым. Пепел и пыль скребли лёгкие, чёрная пыль забивала нос и оседала в горле. Пепел и сажа покрыли лицо Энди, скопились на ресницах, так что Энди почти ничего не видел перед собой. Это даже к лучшему, потому что за несколько минут с начала катастрофы Энди увидел столько смертей, сколько не видел за всю свою жизнь. За несколько минут он избавился от мучавшей годами чувства вины за смерть брата. Он успел подумать, что надо бы продать эту идею какому-нибудь психоаналитику. Вы хотите избавиться от психической травмы? Попробуйте оказаться в эпицентре гибнущего мегаполиса. Это поможет. Это, мать вашу, обязательно поможет.
   Мысль совершенно дурацкая, но Энди стало смешно. Теперь он бежал и смеялся, хрипел, когда пепел попадал в горло, но никак не мог успокоиться. Из глаз текли слёзы и оставляли на почерневших щеках светлые дорожки. Психоаналитику, подумать только. Все проблемы из детства. Все проблемы из детства! В случае землетрясения постарайтесь выйти из здания, в случае моральной травмы постарайтесь оказаться в эпицентре взрыва. Или эпицентр за сотни километров отсюда? Да, иначе бы он был уже мёртв. Нет, какая к чёрту разница!
   Впереди стена к стене стояли несколько высоток. Энди понятия не имел, что это за место, он потерял ориентироваться в родном городе. Теперь Москва больше напоминала пейзаж с какой-то чужой планеты. Пылала каждая крыша, каждое окно, каждая дверь. Миг и дома обрушились, превратились в нагромождение белых бетонных плит, перекошенные пирамиды, последние символы человеческого величия.
   Земля трещала и грохотала. Энди увидел, как наземная станция метро всасывается вовнутрь, как над ней клубится сначала белый, а потом чёрный дым. Криков уже не было слышно, все крики потонули в нарастающем гуле. Да и кто может кричать посреди разверзнувшегося ада! Все связные мысли покинули тех, кто был ещё жив. Кто-то смеялся, запрокинув лицо к небу. Кто-то рыдал. Энди бежал.
   Сирена, наконец, заткнулась.
  
   29.
   Всё дальше и дальше. Вот обнажился туннель метро, по земле зазмеилась огромная пылающая трещина. Энди бежал прямо к ней, не задумываясь о том, что впереди верная смерть. Смерть догоняла его по пятам, жарко дышала справа и слева. Впереди по крайней мере можно было встретиться со смертью лицом к лицу. Страх исчез, осталось только движение. Когда-то Энди хотел выйти из вечного колеса суеты, остановиться и задуматься над собственной жизнью. Всю жизнь бежать, не успевая жить и оказаться в могиле раньше, чем успеешь отдышаться! И вот он, финал гонки, горящий разлом впереди.
   Энди почувствовал, что ещё немного и его тело перестанет ему служить. Один шаг, другой, третий. Пятый шаг будет последним, его нога оттолкнётся от края трещины, а тело бросит вперёд, в пламя. Один вдох, другой, третий. Пятый вздох будет последним, потому что в воздухе больше нет кислорода, лёгкие наполняет только горький дым.
   Больше нет ни слёз, ни страха, только лёгкое недоумение. Неужели это всё? Так и кончится жизнь? Все роли сыграны, все монологи произнесены. Может быть, опустится занавес, может быть, по его спине побегут финальные титры.
   Пламя плескалось прямо перед лицом Энди, рисовало огненные кружки на светлой радужке. Энди видел огонь и думал, что это последний образ, отпечатанный на его сетчатке. Мозг лихорадочно работал, прокручивая перед глазами вереницу картинок-воспоминаний. Бывшая почти-жена, синие тени на веках матери, матовая поверхность стола, заваленного компьютерным железом. Рок-н-ролл. Блюз. Вкус ролла с лососем, вкус холодного пива, вкус мармелада, обсыпанного сахаром. Много страха. Страх быть непонятым, непризнанным, собственный крик, визг Полины, блондинки в белом пушистом свитере. Почему она вспомнилась именно сейчас? Заткнись! Ярость, закипающая внутри, гнев, требующий немедленного выхода. Удар кулаком по стеклянному столу, боль, отдающаяся в пальцах. Заткнись! Заткнись! Скоба для степлера, впившаяся в край ладони, пощёчина от стриженой девицы в чёрной футболке. И Меркурий, величественный Меркурий, день за днём терзающий Энди. Ещё одно движение вперёд, на этот раз не прочь от огня, прочь от воспоминаний, прочь от прошлого.
   - Твоя очередь, - сказала девушка в белой сорочке.
   Энди встал со скамьи и пошёл к ярко очерченной великанской двери. Прежде чем сделать ещё шаг, он остановился и оглянулся.
   - До следующего раза, - сказал он. Девушка кивнула, не глядя на него.
   - До следующего раза.
   Энди сделал шаг вперёд, в освещённую дверь и ещё один шаг вперёд в горящую пропасть. В тот миг, когда ноги Энди оторвались от земли, а сам он начал падать вниз, вокруг его тела сжалось стальное кольцо.
  
   30.
   Резкий рывок. Энди почувствовал, как хрустнули его рёбра, сдавливаемые холодным металлом. А потом огонь остался далеко внизу. Что-то подняло Энди вверх так быстро, что он не мог даже вдохнуть.
   Отчаянно щипало глаза из-за чёрного дыма. Энди невольно прищурился, попытался посмотреть наверх, но не увидел ничего, кроме длинного чёрного тела. Он схватился руками за железное кольцо и почувствовал под пальцами шершавый металл. Попытался кричать, но изо рта вырвался только хрип.
   Что-то упругое снова и снова задевало плечо Энди. Движения мерные, как будто бы работал слаженный механизм. Энди вывернул голову до боли в шее и увидел, как вверх и вниз уходит широкая пластина, покрытая чем-то вроде черепицы. Её поверхность была на вид мягкая и податливая, она легко прогибалась и задевала краем плечо Энди. Он посмотрел на пластину в упор, не обращая внимания на режущую боль в глазах, на слёзы, которые выжимал беспощадный ветер. Внезапно Энди понял, что видит. Рот раскрылся сам собой, пальцы крепче впились в металлическое кольцо. Не черепица! Перья!
   Мерно поднимались огромные крылья. Белые перья с золотой каймой были покрыты слоем чёрной сажи. Тело Энди было сжато длинными когтями, спина прижата к крепкой лапе, толщиной с мужское бедро. Существо, кем бы оно ни было, мчалось вперёд сквозь огонь и дым.
   Энди посмотрел вниз. До земли около ста метров. С высоты казалось, будто бы весь мир превратился в огненный океан. Энди попытался смотреть дальше, чем позволяли его глаза, но не видел ничего, кроме огня. Больше всего ему хотелось верить в то, что в пламени гибнет только один город. Огня так много, что надежды оставалось всё меньше и меньше. Всё горело, всё сгорало в беспощадном пламени.
   Внезапно существо, несущее Энди, поменяло направление. Энди почувствовал сильный удар, у него перехватило дыхание, зубы клацнули друг о друга. Ещё удар, крылья начали взмахивать чаще, земля ушла ещё ниже. Теперь существо летело почти вертикально и Энди задыхался от встречных потоков воздуха. Снова удар, переворот, чей-то пронзительный вопль и сразу за ним почти змеиное шипение. Мимо Энди пролетело что-то длинной и явно тяжелое. Его ослепила зелёная вспышка, а потом кольцо вокруг его тела стремительно разжалось.
   Энди полетел вниз. Его перевернуло в воздухе, ветер заломил руки, он то сгибал его пополам, то пытался разорвать на части. Энди на мгновение потерял сознание. Над ним нависла тёмная тень, послышался трубный рёв и в следующую секунду он снова оказался в стальных объятиях. Тело болталось, как тряпичная кукла, набитая ватой.
   И снова огромные крылья поднялись справа и слева от Энди. Существо поднялось ещё выше, взмыло над чёрными облаками и Энди снова увидел солнечный свет.
   Когда глаза Энди привыкли к яркому свету, он увидел справа от себя настоящее чудовище. Сначала он заметил когтистые лапы, потом брюхо, закрытое железным щитом. Огромные крылья сверху были почти угольно-чёрные, а с внутренней стороны молочно-белые. Перья с зелёной окантовкой, такой яркой, что она казалась почти фосфоресцирующей. Когда крылья в очередной раз ушли вверх, Энди увидел длинный мясистый хвост с чёрной кисточкой. Передние лапы существа были покрыты пухом и перьями, а на хвосте росла короткая шерсть. Ещё взмах исполинских крыльев и Энди удалось рассмотреть поджатые задние лапы. Когти на них чуть короче, чем на передних, под мехом вырисовывались крепкие мышцы. Ахиллесово сухожилие проколото и в него вдето металлическое кольцо.
   Существо, несущее Энди, ускорилось и его спутник остался позади. Энди оглянулся и успел заметить, что у чудовища птичья голова с огромным клювом. Клюв был приоткрыт и из него торчали острые клыки. Голову его венчал серебристый шлем.
   Кто-то сказал "язык мой - враг мой". Для Энди его злостный враг собственная голова. Мысли лезли одна другой хуже, логика боролась с воображением. Он вспомнил диснеевский мультфильм про Алладина. Проклятый попугай имел ЗУБЫ. В детстве это казалось абсолютно нормальным, сейчас пугало до смерти.
   Больше всего Энди хотелось рассуждать исключительно логически. Он помнил, как однажды Марина блистательно ответила на его вопрос "а что будешь делать с трупом?". Марина пообещала его убить за какую-то мелкую провинность, Энди резонно спросил, что она будет делать с его бренным телом. Она улыбнулась:
   - Будем решать вопросы по мере их поступления.
   - Я решаю! - закричал Энди, корчась в лапах крылатого чудовища. - Решаю, мать вашу!
   Единственный вопрос, который ему удалось решить, это к какому виду относятся крылатые чудовища. Грифоны.
  
   31.
   У грифона, который нёс Энди, крылья белые с золотом. Справа его догонял грифон с чёрными крыльями, слева летел тоже с белыми. Грифоны открывали клювы и издавали пронзительные, ни с чем ни сравнимые вопли.
   Громкий хлопок и правое крыло белокрылого грифона безвольно повисло. Грифон стремительно стал терять высоту. Чёрный грифон с силой протаранил его в бок.
   Стальные когти разжались и Энди стал падать вниз. В воздухе его перевернуло, на секунду он оказался в горизонтальном положении и падал спиной. Ещё один грифон, совсем чёрный от сажи летел вслед за ним. Он выбросил когтистую лапу вперёд, но только разорвал рубашку Энди и оставил на груди глубокие порезы. Энди выгнул спину от боли. Грифон сделал новый бросок. На этот раз он схватил Энди за плечо и едва не вывернул руку. Энди неловко попытался схватиться за длинный когтистый палец. Хватка разжалась, Энди снова начал падать, а грифон успел перехватить его за ноги. Теперь Энди висел вниз головой. Его отчаянно тошнило и в голову лез проклятый сон про перфокарты. Энди заставил себя открыть глаза и взглянуть вверх.
   Он увидел, как наверху сцепились когтями белый и чёрный грифоны, как белый наносил удары мускулистыми задними ногами. Громкий рёв и визг перемежались металлическим лязгом и скрежетом. Только сейчас Энди увидел, что у каждого грифона есть свой наездник.
   В наездниках было около трёх метров роста. Длинные руки и ноги, чуть вытянутые головы на крепких шеях. Лица скрыты чешуйчатыми масками, всё тело, кроме кистей рук, закрывала серебристая ткань. На предплечьях, щиколотках, запястьях и шеях были надеты широкие браслеты, вдоль спин росли остроконечные гребни. В руках всадники держали длинные металлические предметы, то ли копья, то ли мечи с узкими лезвиями. Когда мечи соприкасались, раздавался громкий скрежет.
   Энди попытался рассмотреть, кто сидит на "его" грифоне. Но прежде чем он успел потянуться вверх, слева возник ещё один грифон. Оперение у него было белое с подпалинами, кончик клюва чёрный то ли от копоти, то ли сам по себе. Вместо железных щитов на нём был только алый кусок материи, завязанный крест-накрест на животе. Его когти сжимали мраморную статую с отбитой рукой. Энди плохо разбирался в искусстве, он не смог бы отличить творение Микеланджело от садовой фигуры, но эта мраморная статуя была фантастически красива. Пожалуй, она даже похожа на настоящего человека. В голову опять полезло непрошенное воспоминание, сказка про верного слугу, который превратился в мраморную статую, спасая своего хозяина. Интересно, была ли эта статуя человеком? И где, чёрт побери, её Пигмалион?
   Всадник на соседнем грифоне был худой и длинный. Энди вспомнил истории про Слендермена и его пробрала дрожь. Секунду назад он был уверен, что после всего пережитого его больше ничем не напугать, но тощему всаднику это вполне удалось. Меч, если только это меч, у него тоже был длинный, под стать плетевидным рукам. Он указал мечом сначала на Энди, потом вверх. Всадник что-то говорил, но для ушей Энди его голос это только змеиное шипение. Грифон визжал и выл.
   Когти разжались. В животе у Энди образовалась свистящая пустота, перед глазами поплыли красные пятна. Несколько секунд свободного падения и грифон снова подхватил Энди. Снова за ноги. Энди не успел успокоить колотящееся сердце, как грифон снова его выпустил и снова поймал. Позвоночник явно не был рассчитан на такую нагрузку, с каждым рывком Энди чувствовал нарастающую боль. Что-то хрустнуло, какой-то позвонок сошёл со своего места.
   Шипение стало громче. Всадник на соседнем грифоне встряхнул мечом. Когда его грифон издал очередной вопль, всадник с силой ударил его по боку. Теперь шипел только всадник на грифоне, несущем Энди. Его шипение стало булькающим, перешло в настоящее кваканье. Энди увидел руку с длинными пальцами, протянутую в сторону грифона-со-статуей. Пальцев пять, каждый длиной никак не меньше двадцати сантиметров и имеет то ли четыре, то ли пять фаланг. Эта длинная рука стала последней каплей. Энди начал кричать.
  
   32.
   Бум! Когти грифона с тощим наездником разжались. Мраморная статуя полетела вниз и в сторону.
   Бум! Грифон, несущий Энди разжал когти. Энди полетел вниз. В голове промелькнула дурацкая мысль "Я никогда не буду прыгать с парашютом". Воздух в лёгких стал обжигающе-горячим. Энди почувствовал вкус во рту.
   - Ты любишь музыку?
   - Я не... - проговорил Энди вслух и потерял сознание на несколько секунд. Перед глазами успела промелькнуть белая сорочка, свободно струящаяся вокруг хрупкого тела. Энди снова включился и снова начал кричать.
   Визг, хлопанье крыльев, два металлических щелчка. Мраморную статую подхватил грифон, который нёс Энди. Энди поймал палевый грифон в алом одеянии. Правой лапой он сжал его торс, левой охватил ноги. Энди не мог даже пошевелиться, но стальные когти больше не причиняли ему боли. Он мог дышать полной грудью, что и делал, раз за разом набирая воздуха для новых воплей. Визжал грифон, кричал Энди, всадник издавал нечто среднее между шипением и свистом.
   Внизу полыхала земля. Чёрный дым столбами поднимался к небу, крыши уцелевших небоскрёбов были вскинуты, как руки зрителей на рок-концерте. Далеко впереди падал горящий самолёт, его хвост был охвачен синим пламенем, нос нацелен на землю. Энди не хотел думать о том, есть ли в салоне кто-то живой, поэтому он об этом не думал. Вместо этого Энди только кричал не переставая. Если можешь кричать, значит, ещё живой. А есть ли ещё выжившие, об этом стоит подумать в другое время.
   Палевый грифон поднялся ещё выше. Воздух здесь был совсем холодный, зато почти нет запаха гари. Лёгкие Энди наполнились ледяным ветром. Кричать стало тяжелее, но он справлялся, недаром тренировался без малого тридцать три года. Когда он собирался заорать в очередной раз, грифон разжал стальные объятия.
   Крик замер в груди. Энди молча летел вниз, спиной вперёд, и видел огромную тень грифона с широко раскрытыми крыльями. Поток воздуха перевернул его и теперь Энди видел перед собой только огненное море. Он попал в облако чёрного дыма, задохнулся, из глаз сами собой лились слёзы и мгновенно высыхали на ветру.
   Земля стремительно приближалась. Глаза Энди были крепко закрыты, он почти потерял сознание. Голова охвачена мучительной болью. Его успело вырвать, но он этого не заметил, как будто желудок вовсе перестал существовать. Всё что ниже солнечного сплетения воспринималось как зудящая пустота. Энди не чувствовал ног, почти не чувствовал рук.
   - До следующего раза, - сказал голос прямо у него над ухом, голос кого-то хорошо знакомого, даже близкого. Яркий свет из-за двери ослепил Энди, выбелил его щёки и волосы, заставил слепо озираться по сторонам. Кто-то взял его за руку и повёл за собой, кто-то защёлкнул широкий браслет на его запястье. Энди поднял лицо, силясь разглядеть того, кто стоял рядом с ним, но когда его глаза привыкли к яркому свету, он снова почувствовал себя летящим вниз. Энди закричал.
   Огонь трещал уже совсем рядом, почти касался его щеки, когда грифон в алом нырнул вниз и пролетел прямо под Энди. Длинная тощая рука всадника схватила Энди за воротник рубашки. Ткань затрещала и натянулась, сдавила горло, но пальцы уже нащупали плечо и одним рывком притянули Энди к себе.
   Энди упал на спину грифона перед всадником. Холодная ладонь толкнула его в затылок и он навалился на птичью шею, закрытую бронированным воротником. Рука нащупала пластину, за которую можно уцепиться и он схватился за неё изо всех сил. Грифон полетел вертикально вверх, прочь от огня.
  
   33.
   Снова полоса ледяного воздуха. Холод привёл Энди в чувство. Он оторвал голову от металлической брони и осторожно огляделся по сторонам. Впереди быстро двигались чёрные тени, то ли грифоны, то ли те твари, что уютно устроились у него в голове. Сзади никого. Кем бы ни был палевый грифон в алом и его всадник, они явно отстали от своей стаи.
   Энди выпрямился, каждую секунду ожидая получить удар в затылок. Но всадник, похоже, не собирался его бить. Он не обращал на Энди внимания и только крутил головой из стороны в сторону. Энди попытался понять, где у всадника глаза, но под маской ничего не удалось рассмотреть. Маска больше всего напоминала рыбью чешую, множество круглых пластинок, прилегающих одна к другой.
   Всадник вытянул левую руку вперёд, отодвинул Энди немного в сторону и быстро провёл рукой по шее грифона. Раздался звук вроде того, с каким крошится пенопласт. Энди поморщился. Из шеи грифона выбился тонкий луч с тремя гранями. Он был неуловимого цвета, то ли белый, то ли канареечно-жёлтый. Длиной луч был около тридцати сантиметров. Сначала он соединился с металлическим воротником, потом осторожно поднялся вверх и развернулся параллельно спине грифона. Завис на несколько секунд, а потом начал расширяться в стороны. Спустя мгновение луч превратился в светящийся полупрозрачный прямоугольник.
   Тонкий указательный палец с пятью фалангами быстро водил по прямоугольнику. Иногда подушечка пальца проваливалась прямо в световое пятно, и тогда от него разбегались тонкие мерцающие нити. Палец мелькал по прямоугольнику так быстро, что почти сливался с ним. Энди не успевал следить за пальцем и поэтому смотрел только на сам прямоугольник. А там вырисовывалась грубая схема восточной Европы, которая то отдалялась, то приближалась. Энди узнал Польшу и Румынию, увидел длинную полосу Карпат и отчего-то красную вену Дуная. Москва была обозначена синей звездой с множеством лучей, такие же звёзды мерцали на месте Будапешта и Праги. Остальные города были обозначены звёздами поменьше, но их количество постоянно росло. Энди увидел, как множество звёзд на территории Румынии слились в одну, как большие звёзды превратились в пульсирующие круги. Некоторые места на карте были совсем синие.
   Палец всадника уткнулся в самый край карты и замер там. Под ним расплылось красное пятнышко. Всадник сделал пальцем круговое движение и пятно превратилось в ровный кружок. Ещё несколько движений и круг разделился на несколько десятков крошечных кружков. Круги распределились по карте, соединяясь между собой тонкими красными линиями. Только сейчас Энди заметил, что на карте есть ещё одно обозначение. Белый светящийся значок в виде буквы "V" двигался к границе с Белоруссией. Энди предположил, что этот знак указывает их собственное местоположение.
   Грифон полетел дальше. Белая точка дошла до одной из красных линий и двигалась уже строго по ней. Когда белый V-образный указатель дошёл до следующего красного кружка, синие звёзды покрыли почти всю карту. Через некоторое время указатель двигался только по синему фону.
   Сверху послышался нарастающий гул. Энди задрал голову, но ничего не успел рассмотреть. Грифон ушёл резко в сторону, паря на одном крыле. Почти вплотную к нему обрушился огненный водопад. Чёрные обломки, вытянутый металлический корпус. Грифон лавировал между падающими глыбами, его перья прошли в сантиметре от огненных струй. Всадник шипел на одной ноте. Если только он умел испытывать ярость, в его голосе слышалась именно она.
   Энди изо всех сил держался за свою пластину. Огненный дождь не прекращался. Ему казалось, что это поднялась огромная золотая волна, способная захлестнуть весь мир. Грифона бросало из стороны в сторону. Горячий воздух собирался в водовороты, которые грозились увлечь грифона и его всадников в свой раскрытый зев. Всадник одной рукой держался за шею грифона, другой быстро чертил линии по сияющему прямоугольнику. Белый указатель метался по карте, игнорируя красные нити и перепрыгивая через кружки.
   Наверху собирались тяжелые чёрные тучи. Грифон давно поднялся выше дымной полосы, но никак не мог подняться над облаками. В тот момент, когда солнце скрылось за тучами, на карте исчез белый указатель. Всадник зашипел и ударил по прямоугольнику ребром ладони. Рука прошла сквозь сияющее полотно, не причиняя прямоугольнику никакого вреда. Грифон начал резко терять высоту.
   Сильная ладонь снова прижала Энди к шее грифона. Всадник что-то прошипел, явно обращаясь к нему, Энди понял только то, что голову лучше не поднимать. Две руки обхватили грифона за шею, холодное тело придавило Энди всей своей тяжестью. Грифон широко расправил крылья, завис на мгновение неподвижно, а потом под углом направился к земле.
   Одно крыло почти коснулось огня, замерло и резко ушло вверх. Теперь грифон не летел, только парил над огнём, делая заносы то в одну, то в другую сторону. Впереди виднелось море, на этот раз самое настоящее. Часть воды горела, то ли вспыхнул мусор, то ли полыхала разлитая нефть. Не долетая несколько метров до моря, грифон сделал несколько сильных взмахов крыльями и полетел вертикально вверх. Энди смотрел на пылающую воду широко раскрытыми глазами. Он не боялся сгореть, потому что такая смерть казалась ему слишком нереальной, похожей на дурной сон. Но вот возможность утонуть показалась вполне возможной и напугала до смерти. Энди вспомнил, что при падении в воду с большой высоты не утонешь, а разобьёшься об упругую поверхность. Потом ему показалось, что когда-то он уже это видел, что была уже и пылающая вода, и стремительный полёт. Воспоминания вызвали головную боль. Тогда Энди крепче вцепился в шею грифона и тихонько захныкал.
  
   34.
   На очередном вираже Энди едва не выбросило с грифона. Он выскользнул из-под навалившегося на него всадника, пластина как живая вырвалась из его рук. В последний момент всадник схватил его за руку повыше локтя и удержал, пока грифон не выровнялся. А грифон летел боком, взмахивая только левым крылом. Энди никак не мог поймать собственное дыхание.
   Снова выглянуло солнце. На прямоугольнике замерцал появившийся белый указатель. Всадник быстро прочертил пальцем прямую линию.
   - Это уже какая-то формула-один, - выдохнул Энди, когда грифон начал снова набирать высоту. И вдруг быстро заверещал: - Нет бога кроме Скудерии и Шумахер пророк его! Во имя святого Райконнена, Алонсо и Хэмилтона, чёрного брата нашего, мать-твою-прости-господи-во-все-дыры!
   Грифон ввинтился в небо вертикально вверх. Энди заорал:
   - Гребанная формула! Грёбанный Айртон Сенна! Грёбанное всё!
   Солнце слепило глаза. Грифон в алом, ведомый рукой всадника, выровнялся и теперь летел параллельно земле. Всадник, которого Энди теперь называл не иначе как "Сенна", отодвинул прямоугольник в сторону. Его длинные пальцы пробегали вверх и вниз по шее грифона, задержались у основания воротника, рисовали круги и прямые линии. Воздух вокруг начал потрескивать.
   С кончика львиного хвоста сорвались белые искры. Они остались висеть в десяти сантиметрах от хвоста, соединились друг с другом, образуя полупрозрачные кристаллы. Кристаллов становилось всё больше. Они состыковывались вместе и постепенно образовывали кокон вокруг летящего грифона. Кокон был толщиной не больше трёх сантиметров, снаружи гладкий и блестящий, изнутри похож на колотый лёд. Цвет был где-то белый, где-то прозрачный, на поверхности можно было разглядеть морозные узоры.
   Кокон очень холодный. Когда Энди протянул любопытную руку, чтобы прикоснуться к нему, он почувствовал, как палец пронзает ледяными стрелами. И в то же время внутри кокона температура была вполне комфортная. Пожалуй, Энди предпочёл бы даже немного прохладнее.
   Раздался низкий гул, как будто заработал какой-то огромный механизм. Кокон хрустел и трещал, одновременно становясь равномерно белым. Энди почувствовал запахи озона и ментола, так знакомые ему по снам. Дышать стало неожиданно легко, как будто кокон заполнился чистым кислородом. Может, и правда заполнился, по крайней мере больше не чувствовалось гари и дыма.
   Энди увидел самого себя, лежащего на узкой скамье, залитого ослепительным светом. Он вдыхал ментол, чувствовал, как лёгкие пронзают тысячи иголок. На руке пульсировал широкий браслет, к которому были подведены тонкие трубки. Энди знал, что сейчас что-то произойдёт, но никак не мог вспомнить, что именно. Он помнил только грядущие ощущения, что-то очень лёгкое, очень воздушное, отчего тело потеряет вес и на душе будет совсем легко. Он расслабился и оказался снова в коконе. Всадник уже не нависал над ним, но он ощущал, как глубоко вздымается его грудная клетка.
   Грифон вздрогнул и сотрясся всем телом. Он вскинул крылья вверх, потом осторожно сложил их вдоль тела. Энди подумал, что сейчас должен почувствовать падение, но грифон продолжил лететь вперёд. Всадник Сенна вызвал новый луч и новый прямоугольник, гораздо больше предыдущего. Он зацепил прямоугольник пальцем и установил его чуть выше головы грифона, так что часть металлического воротника проходила сквозь световое пятно.
   На прямоугольнике сначала не было ничего, кроме мешанины из разноцветных линий. Потом он разделился на две половины. На одной из них Энди увидел мелькающие облака и огненные всполохи. На другой быстро бежали строки непонятного текста на тёмном фоне. Буквы были круглые и жирные. Внутренняя часть линий гладкая, наружная рваная и зазубренная.
   Правая рука Сенны лежала на одном прямоугольнике, левая на другом. Один указательный палец скользил вдоль красных линий, другой быстро проматывал текст снизу вверх. Поверх проекции облаков мерцали три красных значка. Всадник последовательно коснулся пальцем каждого из них. Гул возрос, стал почти непереносимым. Прошло ещё несколько секунд и скорость грифона возросла одним рывком.
   Облака на прямоугольном экране не просто быстро приближались, они мелькнули и исчезли. Пропали чёрные тучи, пропала голубизна бескрайнего неба. Энди увидел внизу прямоугольника странный сияющий полукруг. Только спустя несколько минут он понял, что этот полукруг - планета Земля.
  
   35.
   Белый кокон поднимался всё выше и выше. Сначала Земля помещалась на прямоугольнике только краешком, потом половиной, а потом и вовсе превратилась в золотой шар. Цвет его становился всё ярче и ярче, так что через некоторое время на него уже больно было смотреть.
   Сенна без устали водил руками по большому прямоугольнику. Иногда на его текстовой половине появлялись картинки, и тогда Энди видел удивительные места и удивительных созданий. Больше всего было воды. Озёра и океаны, реки и водопады. Вода была всевозможных цветов, от голубого до вишнёвого. Поднимались вверх прозрачные скалы, ручьи струились между серебристыми кристаллами. Рыбы с пёстрыми бивнями, змеи с жаберными прорезями, растения вроде кораллов, на которых расцветали багровые цветы.
   Внизу каждой картинки был расположен прямоугольник, окрашенный в яркие цвета. Цвета были распределены по градациям, многих цветов Энди никогда прежде не видел. Всадник легко касался прямоугольника пальцем, и картинка на долю секунды оказывалась в рамке выбранного цвета. Некоторые картинки с самого начала в белых рамках и Сенна переходил к следующим, не задерживаясь у шкалы. Иногда он вводил какой-то текст. Энди ждал, когда появится что-то вроде виртуальной клавиатуры, но всадник только рисовал пальцем полукружья. Ещё одно лёгкое движение и полукруг получал поперечную полосу, несколько разрывов по бокам или закрашенную середину. Когда всадник убирал палец, рисунок преображался. Круг становился ровнее, добавлялись рваные края. Сенна рисовал свои круги очень быстро, указательный палец стремительно мелькал. Текст появлялся раньше, чем Энди успевал отследить движения пальца. Если только это был текст.
   Когда Земля превратилась в шар размером не больше шарика для пинг-понга, всадник оторвался от экранов и начал озираться по сторонам. Он шипел и проводил руками по спине грифона, отодвигал Энди, снова шипел и снова ощупывал грифона. Наконец, его рука оказалась у самого клюва грифона. Всадник потянулся изо всех сил, едва не сломал Энди рёбра, потом схватил какой-то продолговатый предмет и откинулся с ним назад.
   В руках у всадника оказалась серебристая трубка с красным наконечником. Всадник повернул наконечник и из трубки выдвинулась тонкая пластинка, покрытая чем-то белым и мягким. Он поднёс её к большому прямоугольнику и на текстовой половине появилось изображение трубки. Сенна держал её ещё несколько секунд, потом осторожно положил её между собой и Энди и быстро принялся перебирать всеми пальцами по её изображению на экране. Поползла череда символов, раздался хрустящий звук. Изображение трубки уменьшилось и превратилось в крошечный квадратик. Сенна отправил квадратик пальцем в верхний угол экрана.
   Левая рука всадника легко коснулась стенки кокона. Сначала Энди показалось, что в коконе появилось квадратное окошко, потом он понял, что это ещё один экран. На экране Энди увидел другой кокон. Всадник коснулся правой стенки и там появился четвёртый сияющий экран. На экране было видно два кокона, расположенных почти вплотную друг к другу. Всадник глухо зашипел. Ему ответило шипение откуда-то сверху. Энди попытался понять, на что больше похож этот звук. Белый шум? Звук старого модема во время соединения? Или вообще какая-то скороговорка на чешском языке?
   Золотой шар Земли на экране начал увеличиваться в размерах. Энди подумал, что они летят в обратном направлении, но поменялся только размер Земли, остальная картинка осталась прежней, даже статичной.
   Сенна снова взял трубку в левую руку и принялся вращать ею по часовой стрелке. Он направил красный наконечник на стенки кокона, на себя, на голову грифона, даже на Энди. Белое покрытие пластинки промялось, и на нём появились силуэты того, на что смотрел наконечник. Некоторые силуэты наслаивались друг на друга, и тогда всадник несколько раз проводил ребром ладони по пластинке, разглаживая покрытие.
   Половина экрана с текстом и картинками жила своей жизнью. Теперь вместо изображений воды сплошным потоком шли картинки с изображением золотого шара. Изображения давались с самых разнообразных ракурсов, некоторые чуть ближе, некоторые чуть дальше. На некоторых картинках можно было увидеть коконы на фоне полыхающей Земли. Округлых букв становилось всё меньше и меньше, теперь на экране быстро сменялись только картинки. Всадник несколько раз касался пальцем цветовой шкалы, останавливал некоторые картинки и подолгу их рассматривал. Шипел он беспрерывно. Если только это была разумная речь, паузы между словами полностью отсутствовали.
   Одна картинка была настолько удивительна, что это отметил даже Энди. Она разительно отличалась ото всех прочих, потому что на золотом шаре можно различить каждый континент. В голове у Энди мелькнули две мысли, одна ужаснее другой. Первая "боже, Земля уничтожена, люди погибли!". И вторая "И что с того? Теперь на семь миллиардов ублюдков меньше". Энди ещё подумал "Я последний сукин сын, раз допускаю подобные мысли". Потом до него дошло, что он действительно последний сукин сын. Это почему-то показалось смешным. Смешным до истерики. Энди закричал и засмеялся одновременно.
  
   36.
   Он потерял сознание или уснул. Чем именно была эта отключка, Энди было совершенно неважно. Сейчас имело значение только одно, сияющая окантовка огромной двери. Дверь была около четырёх метров в высоту и рядом с ней Энди чувствовал себя совсем крошечным. Он встал со скамьи и подошёл к двери. Хотел войти, но потом остановился и обернулся.
   - Ты ещё придёшь? - спросил он у девушки. Та молча кивнула. - Я снова буду здесь.
   То, что он говорил в будущем времени, его несколько удивило. Это было непривычно и ново, как будто речь шла на незнакомом языке. Мыслей в голове было очень мало, Энди чувствовал себя очень-очень лёгким. Его слегка шатало из стороны в сторону и он опёрся о дверь лопатками.
   - До следующего раза.
   Энди открыл глаза и увидел перед собой спину всадника, увенчанную узким плавником.
  
   37.
   Сенна постучал пальцем по краю экрана. Палец прошёл насквозь и опустился на шлем грифона. Звук получился гулкий, как будто бы дождь барабанил по железному подоконнику. С полминуты всадник только стучал и стучал пальцем. Потом он повернул к Энди лицо, закрытое чешуйчатой маской.
   Энди стало не по себе. Он не мог видеть глаз всадника, но почувствовал, как тот пристально его разглядывает. Он невольно прижался ближе к грифону, сжал пальцы так, что побелели костяшки. Всадник зашипел. Шипение отличалось от того, что Энди слышал раньше. Сенна двигал головой вверх и вниз, звук получался то ниже, то выше. В какой-то момент Энди начало казаться, что кокон заполонили шипящие змеи.
   Сенна провёл правой рукой по своей правой щеке. Некоторое время он был совсем неподвижен, потом провёл левой рукой по левой. Снова пауза. Он потянулся рукой к текстовому экрану, сделал быстрое движение ребром ладони. Указательным пальцем один за другим ввёл несколько символов. Ещё раз провёл руками сначала по одной, потом по другой щеке. Запустил большие пальцы под подбородок. Раздался громкий щелчок. Всадник снял маску. Энди увидел, что она скрывала и снова начал кричать.
  
   38.
   Лицо у Сенны было длинное и гладкое. Кожа тёмно-серая и матовая, почти чёрная на скулах. Бровей не было, только выступающие надбровные дуги. Вместо носа вытянутая костяная пластина посередине лица. Кость была светло-жёлтой и с вытравленным красным орнаментом.
   Но Энди не смотрел на пластину, не смотрел на орнамент, его взгляд был прикован к глазам, лежащим в глубоких впадинах. Огромные, распахнутые в половину лица, глаза, казалось, жили собственной жизнью. Энди смотрел в глаза всадника и видел, как по влажной поверхности разбегаются цветные круги. Чудовищного размера радужная оболочка была поделена надвое. Верхняя половина была голубая, нижняя янтарно-оранжевая. Три зрачка образовывали треугольник с ярким бликом посередине. Белки, если только можно было назвать их белками, беспрестанно меняли цвет, от фиолетового до нежно-розового. Время от времени глаза словно заволакивала дымка. Энди вдруг вспомнил, что если бы глаза людей были как у долгопятов, глазные яблоки были бы размером с грейпфрут. С этого момента он стал называть всадников грейпами.
   С большим трудом Энди заставил себя оторваться от этого жуткого взгляда и тут же издал новый вопль. Чёрт с ними, с безумными глазами и серой кожей. Он мог смириться даже с костяной пластиной вместо носа. Энди помнил, как его мать на пляже закрывала нос зелёным листиком. Она была очень светлой и легко обгорала на солнце. Бывшая почти-жена тоже была светлой и мазала нос густым слоем защитного крема. Энди смотрел на костяной нос Сенны и хотел думать только о носе. Он хотел проводить аналогии с нежными женскими носиками на пляже, хотел думать о смешном листике на носу матери. Энди хотел думать о чём угодно, только бы смотреть на гравированный нос всадника и не переводить взгляд ниже. Одного взгляда было достаточно.
   - Достаточно! - произнёс Энди одними губами. Хотел закрыть глаза, но не смог. Только повторял: - Достаточно. Достаточно!
   Вместо рта у Сенны было семь круглых отверстий, на расстоянии пары сантиметров друг от друга. Отверстия посередине побольше, по краям поменьше. Аккуратный ряд отверстий образовывал ровную дугу. Когда он снова зашипел, Энди понял, что звук вырывается из этих отверстий.
   Ещё всадник определённо был женщиной. Энди понятия не имел, откуда он это взял, но одного взгляда на его лицо было достаточно для того, чтобы понять это. Это отчего-то напугало Энди больше всего. Ему снова захотелось кричать, но его парализовало от страха. Впервые в жизни Энди хотел кричать и не мог этого сделать.
  
   39.
   Энди не мигая смотрел на Сенну. У него было стойкое ощущение дежа-вю. Он определённо видел её раньше, если не в каком-то низкопробном фильме ужасов, то наверняка в кошмарном сне. Кожа совсем матовая, как диванная обивка. Бывшая почти-жена билась над достижением матовой кожи при помощи всевозможных пудр и кремов, но как ни ухищрялась, лоб у неё всё равно блестел. У Энди вырвался нервный смешок. Мысль о почти-жене показалась почти-весёлой. Где ты теперь, проклятая сука? Где твоя грёбанная пудра?
   Он постарался перевести взгляд ниже и принялся рассматривать Сенну. Тугая ткань облегала плечи и спинной плавник, обхватывала каждый выступ, каждый палец. Голову закрывало нечто вроде капюшона. При мысли о том, какими могут быть волосы всадницы, Энди стало совсем плохо.
   Сенна тем временем бесцеремонно схватила Энди за плечо и оттащила к самой заднице грифона. Энди кое-как уселся и вцепился в хвост, потому что больше держаться было попросту не за что. Грифон отнёсся к этому нейтрально. Энди принялся растирать ноющее плечо.
   Маска была всё ещё в руках у всадницы. Она смотрела на маску, смотрела на Энди, перекидывала маску из одной руки в другую. А потом она сделала такое, от чего Энди едва не вывернуло наизнанку.
   За овальными отверстиями на лице Сенны прятался то ли язык, то ли ещё какой-то отросток. При взгляде на него Энди вспомнил бледную и вялую плоть солёного лосося в суши из супермаркета. В суши-барах рыбу подают свежую и розовую, как женский сосок, а вот в наборах "мы-положили-столько-консервантов-что-можете-вялить-эту-дрянь-на-солнце" рыба всегда бледная. Совсем как как...
   - Как язык чудовища, - выдохнул Энди.
   А Сенна не сделала ничего особенного. Она просто водила языком справа налево, закрывая то одни отверстия, то другие. Делала она это так быстро, что на лице возникла бледная дуга. Энди смотрел на неё, не отрываясь. Он вспомнил перфокарты, отверстия в которых пробиваются сами собой. Вспомнил себя в детстве, пытающегося двигать бенгальским огнём достаточно быстро для того, чтобы нарисовать сердечко в воздухе.
   - Господи, она улыбается, - прошептал он.
  
   40.
   Сенна положила одну руку на затылок Энди, другой надела маску ему на лицо. Энди закрыл глаза так резко, что начало ломить затылок. В его голове пронеслось ещё одно лихорадочное воспоминание, стюардесса в оранжевом костюме Аэрофлота демонстрирует спасательное оборудование.
   - Если вы путешествуете с детьми, сначала наденьте маску сами, потом на ребёнка, - сказала стюардесса приятным голосом.
   Энди подумал, что по сравнению с трёхметровой Сенной он выглядит почти ребёнком. Маска прилипла к его лицу, как присоска, он чувствовал лёгкое давление на коже. Ждал, что сейчас почувствует удушье и провалится в темноту, но ничего не происходило. Воздух остался почти тем же, разве что ещё более насыщенным кислородом.
   Он открыл глаза и в первую секунду потянулся рукой к лицу, чтобы проверить, на месте ли маска. Картинка перед ним на первый взгляд ничем не отличалась от обычной. Энди посмотрел из стороны в сторону и понял, что разница всё-таки есть. Периферийное зрение работало, но изображение выходило смазанное. Если скосить глаза вправо, цвета тускнели и размывались. Было и ещё одно отличие. Когда Энди смотрел прямо перед собой, взгляд различал гораздо больше оттенков. Раньше Энди готов был поспорить, что оперение у грифона белое. Теперь ему стало ясно, что белый цвет разложился на множество составляющих. Тут и яично-жёлтый, и розовый, много синего и голубого. Всё вместе создавало насыщенный белый цвет, но по отдельности настоящая радуга. Цвета ненадолго привели Энди в замешательство. Он смотрел на не-вполне-белый цвет, на не-вполне-серую кожу Сенны, на свои не-вполне-синие джинсы. Энди невольно зажмурился, потом поморгал. Мозг отказывался сходу обрабатывать такое количество всевозможных оттенков. Маска будто и не маска вовсе, а удивительная призма. Смотришь и видишь, как радуга мечется по знакомым предметам, наделяя их невероятными цветами.
   У Энди начала болеть голова. Он откинулся чуть назад, и обхватил грифона за бок, так что пальцы коснулись живота. Короткая желтая шерсть ("почти-жёлтая", напомнил себе Энди) наощупь оказалась мягкой, как детские волосы. Он закрыл глаза и попытался расслабиться. Но с закрытыми глазами пришло головокружение. Энди показалась, что ещё одно лишнее движение и он упадёт с грифона вниз. А там кто знает, выдержит ли кокон его вес? Энди решил не рисковать. Он открыл глаза и взглянул на Сенну. Постарался не думать о том, сколько оттенков в её двухцветных глазах. Постарался забыть о головной боли.
   Тонкий и длинный палец Сенны потянулся к кокону. Сама она уселась на шею грифона, поёрзала немного и поджала под себя одну ногу. Её спина была выгнута колесом. Попробуй Энди провернуть такой фокус со своим позвоночником и наверняка бы его сломал. Но у всадницы была явно совершенно иная анатомия. Её спина согнулась на девяносто градусов, плавник стоял торчком.
   В том месте, куда упирался палец Сенны, растекалось пятно. Сначала оно было розовое с алым отливом, так что Энди живо вспомнил свои летние кровотечения. Однажды он открывал морозильник и капля крови упала на слой инея. И там расцвёл розовый цветок, который Энди смог отскрести только ножом. Пятно на коконе было гораздо бледнее, а потом и вовсе пропало. Под пальцем проклюнулось прозрачное окошко. Оно становилось всё больше и больше, достигло почти полуметра в диаметре. Энди увидел, что поверхность стала не просто прозрачной, она ещё и истончалась на глазах. Вещество, чем бы оно ни было, оплыло по краям. Наконец, окошко в коконе закрывала только тонкая прозрачная корочка, похожая на ту, что покрывает лужи после первой морозной ночи.
   Сенна оглянулась через плечо на Энди. Тот успел отметить, что шея её поворачивается почти как у совы. Ещё одна приятная особенность, жутко, но лучше дырявой улыбки. Сенна наклонила голову вниз, задержалась на секунду в таком положении, подняла голову и выставила вперёд подбородок. Повернулась к Энди затылком.
   За прозрачным окошком было темно. Сенна быстро провела рукой по одному из экранов и Энди увидел, как на окошко начал наползать ослепительный золотой шар. Только спустя несколько секунд до него дошло, что шар неподвижен. Двигался грифон.
   Сенна ударила пальцем по окошку. Сначала легонько, потом сильнее и сильнее. Раздался звук, как если бы кто-то раскалывал самую большую в мире яичную скорлупу. Льдинка треснула. Теперь Сенна ударяла по ней кулаком, и поверхность начала крошиться на неровные куски. Куски поменьше отваливались сами, куски побольше Сенна отдирала своими длинными пальцами.
   Энди вжался в грифона настолько, насколько это вообще возможно. Он ожидал чего угодно - смертоносного холода, удушья, визга от разгерметизированного кокона. Все сведения Энди о разгерметизации ограничивались просмотром парой художественных фильмов, один из которых это "Лангольеры", а название второго он забыл сразу после начала просмотра. Но почему-то ему показалась, что звук должен быть именно свистящим. Но не было ни свиста, ни холода, ничего такого, что могло бы быть, вздумай кто-то открыть форточку на космическом корабле. Грифон под Энди начал странно вибрировать. Энди показалась даже, что вокруг стало немного теплее.
   А Сенна сидела, поджав под себя одну ногу, потом медленно встала на колени и слегка качнула корпусом, балансируя на спине грифона. Трубка с красным наконечником качалась в такт в её руке. Сенна зашипела, положила трубку на предплечье и попыталась прижать её локтем к голове. Толку от этого было мало, трубку всё равно качало, как пьяного матроса в качку. Энди наблюдал за ней со сдержанным интересом.
   Сенна попыталась встать на ноги, поскользнулась и едва не упала с грифона. Она успела только схватиться руками за его голову. Огромный клюв скользнул по её локтю, разрезал тугую ткань. Из надреза несколько секунд валил пар, а потом он сам по себе начал медленно стягивается, как будто его зашивала невидимая рука. Сенна дождалась, пока разрез совсем исчезнет и сделала ещё одну попытку встать. На этот раз у неё всё получилось. Она навалилась всем телом на голову грифона и потянулась ещё дальше. Рука с трубкой была выставлена далеко вперёд. Ноги болтались в воздухе, и Энди приходилось ежесекундно следить, чтобы огромная ступня не заехала ему в лицо или плечо.
   Трубка с красным наконечником подрагивала в руке Сенны. Она вытянула её достаточно для того, чтобы та оказалась за пределами кокона, но край её всё ещё задевал за край окошка. Сенна потянулась ещё дальше, пока не оказалась вплотную с окошком. Теперь она держалась за голову грифона только коленями. Что-то в её позе показалась Энди очень знакомым. На память пришла светловолосая девушка из тех, кого можно трахнуть и не позвонить назавтра, не терзаясь угрызениями совести. Как её звали? Лиза? Эльза? Энди никак не мог вспомнить. Была она маленькой и юркой, забиралась на Энди верхом и говорила, что она крутая байкерша. Может, она и правда каталась на мотоцикле, может и нет. Энди помнил её колени, обхватывающие его как горячий топливный бак мотоцикла. Она могла кататься хоть на самокате, всё равно это напрочь стёрлось из памяти. Вот трахалась она превосходно, это Энди помнил очень хорошо. Интересно, а трахаются ли эти длинные твари с перфорированными лицами? Не мешает ли им спинной плавник?
   Сенна замерла на секунду перед окошком. Позвоночник согнут, плавник чуть склонился в правую сторону. Когда Энди уже начал думать, что она так и не решится выбраться наружу, Сенна сделала резкий рывок вперёд. Она схватилась руками за края окошка, подтянулась и наполовину вылезла из кокона. Одна нога упёрлась о голову грифона, другая была согнута в колене и подтянута вверх. На этот раз она стояла абсолютно неподвижно, не делая ни одного лишнего движения.
   Энди не видел, что происходит за пределами кокона. Он мог видеть только длинную ногу и плоскую задницу. Ступня поджатой ноги была очень длинная. Пятка заострённая, носок расширялся и слегка раздваивался. Подошва была покрыта неровным материалом, похожим крупную на асфальтовую крошку. По середине красовались уже знакомые округлые буквы.
   Внимание Энди привлёк большой экран. Его текстовая половина начала стремительно уменьшаться, пока не ужалась в крошечный квадратик. На оставшейся части экрана появилось сначала изображение шара, потом стенка белого кокона, наконец, лицо Сенны. Только сейчас Энди удалось толком разглядеть её глаза. Сначала он был уверен, что у неё вовсе нет век. Теперь увидел, что вместо век глубокие глазные впадины закрывает тонкая белая мембрана. Она опустилась только один раз и держалась не более доли секунды, но этого было достаточно для того, чтобы Энди почувствовал приступ удушающего ужаса. На мгновение на лице Сенны появились огромные слепые глаза, на которых проецировалось перевёрнутое изображение огненного шара. Энди подумал "вот оно, белоглазое чудовище без зрачков". Белые мембраны не человеческие веки, это нечто вроде зеркал.
   - Грёбанные рольставни, - сказал Энди еле слышно. Удивительно, но эта мысль показалась ему почти весёлой.
   Изображение Сенны на экране снова сменилось золотым шаром. На этот раз он был виден так отчётливо, как будто находился совсем рядом. Энди смотрел на шар, пытался убедить себя том, что это и есть Земля, но у него ничего не выходило. Энди не мог поверить в то, что с жизнью на Земле покончено. Он не мог допустить мысли, что он и только он является последним человеком. Только не он, нет, господи, это абсолютно исключено. Последними людьми становятся достойные мужчины и женщины, которые строят огромный ковчег и улетают отсюда к чёртовой матери. Это им положено строить дивный новый мир. Им, а не ему.
   Шар начал расти. Изображение не увеличивалось, не менялся угол обзора. Рос только сам шар, заполняя собой весь экран. Золотой цвет переливался в тёмно-рыжий, в алый, в малиновый. Шар темнел на обоих полюсах, а потом чернота начала распространяться так быстро, что взгляд уже не успевал это отследить. Шар не просто обугливался, он вскипал чёрной массой. По нему разбегались белые полосы, похожие на молнии. Они закручивались в спирали, опоясывали шар кольцами, перекрещивались и свивались в паутину. Потом шар резко уменьшился в размерах. Прошло несколько минут, во время которых не происходило вообще ничего. Потом он взорвался и во все стороны разошлась ослепительная волна.
   - Это не по настоящему, - сказал Энди. И заорал: Не по настоящему! Меня здесь нет! Нет!
   Он закрыл лицо руками. Попытался забыть о том, что находится на космическом грифоне, попытался забыть о женщине с матовой кожей и дырками на лице. В голове вертелись обрывки фильмов, тут и "Без лица" и какая-то безымянная лента Альмадовара. Энди хватался за эти воспоминания, старался распутать, размотать, забраться с их помощью в родную и уютную реальность. Ничего не выходило. Не получилось даже сказать себе "Этого не может быть" и поверить в это. Энди знал, что не спит, знал, что всё происходит наяву. Это пугало его до смерти, но это реально. Куда как реальней бумажного города.
   Когда Энди в очередной раз попытался обмануть самого себя, перед глазами всплыло ещё одно воспоминание. На этот раз это не лицо Николаса Кейджа, а лицо Сенны. Вот Сенна снимает маску, вот Сенна на экране камеры. Это одно и то же лицо и всё же что-то неуловимо изменилось. Те же глаза, тот же порядок дырок, сложенных в улыбку безумного клоуна. Та же костяная пластина на месте носа.
   - Её пудра называлась "Reiku", - вдруг вспомнил Энди почти-жену. - Синяя треугольная коробочка. Она наносила её длинной кистью с чёрной ручкой. Говорила, что кожа не должна блестеть, говорила...
   Он осёкся на полуслове, потому что вдруг ещё один кусочек мозаики встал на своё место.
   - Её кожа блестит, - сказал он. - Она отдала мне свою маску, вылезла из кокона и её кожа стала глянцевой. Она отдала мне свою маску и её кожа...
   Договорить он не успел. Колено выпрямленной ноги Сенны подогнулось и она начала скользить вниз. Острые края окошка разрезали её костюм от подмышек до локтя. Из разрезов повалил пар, мелькнула блестящая тёмная кожа. Сенна упала животом на спину грифона и осталась лежать неподвижно. Её голова безвольно болталась на длинной шее, руки свисали вниз. Трубка выпала из пальцев. Она должна бы упасть на дно кокона, но вместо этого прилипла к птичьей лапе грифона.
  
   41.
   Энди посмотрел на Сенну, потом перевёл взгляд на окошко в коконе. Оно постепенно начало сужаться, но не так быстро, как хотелось бы Энди. Его глаза, скрытые маской, стали вдруг необычайно зоркими. Он увидел, как крошечные кристаллы росли и притягивались друг к другу, как по ним пробежала рябь, как они становились всё менее и менее прозрачными. Если нагреть на огне монетку, приложить её к замёрзшему окошку, а потом долго смотреть, как затягивается льдом оплавленный кружок, можно увидеть нечто похожее. Энди подобрался к Сенне вплотную и попытался поднять её голову.
   Голова Сенны была тяжелая и скользкая. Кожа блестела, как натёртая маслом. Влажный блеск постепенно высох, кожа стянулась и покрылась мелкой рябью. Энди удалось слегка приподнять огромную всадницу. Осторожно, стараясь не уронить её вниз, Энди усадил её боком. Сенна навалилась всем весом на шею грифона. Когда её голова коснулась металлического шлема, капюшон костюма сполз вниз. Теперь Энди мог разглядеть её голову. Вместо волос её череп покрывали полупрозрачные отростки длиной от двух до пяти сантиметров. Они были мягкие и скруглённые на концах, близко прилегали друг к другу и были примяты то ли сами по себе, то ли за счет тугого капюшона. Энди натянул капюшон обратно и коснулся отростков рукой. Наощупь они напоминали ему кукурузные палочки.
   Окошко стягивалось и стягивалось. Сейчас оно было уже размером с человеческую ладонь. Энди подождал ещё несколько секунд, потом решил, что ждать больше нечего и резко сдёрнул с себя маску.
   Ощущение было такое, как будто кто-то выдернул пробку из ванной. Энди показалась, что он слышит тихий свист. Кровь отчаянно стучала в ушах. Воздуха не хватало. Энди попытался сделать вдох и почувствовал только сосущее ощущение в лёгких. Он нагнулся к Сенне и понял, что кислорода гораздо больше рядом с грифоном. Энди зарылся лицом в жёсткие перья, сделал вдох и распрямился. Один взгляд на окошко, мозг отметил, что оно не больше сигаретной пачки. Он повернул тяжёлую голову Сенны к себе и наложил маску ей на лицо.
   Перед глазами всё окунулось в красный сумрак. Энди увидел кусочек мира, размером не больше кредитной карты. Красный грифон, красная Сенна в красном костюме и красной маске. Мир становился всё уже и уже, по бокам наползала тьма. Тьма плескалась, как густая жидкость. Она медленно растекалась перед глазами, так что Энди уже не понимал, закрыты они у него или открыты. Он вспомнил какой-то старый фильм, где герой представлял своё сознание как огромный дом. Он ходил по комнатам и тушил свет. В конце концов, остался светить только крошечный огонёк на кончике сигареты. Сейчас Энди чувствовал себя героем этого фильма. Когда красный прямоугольник догорит, мир погрузится в темноту. Вместе с темнотой придёт смерть.
   Энди потерял сознание. Он не знал, что окошко стянулось и кокон снова стал цельным. Не знал, что на месте окошка изнутри выросли длинные кристаллы, похожие на соляные. Он не почувствовал, как начал съезжать с грифона вниз и его подхватили сильные руки Сенны. Его голова покоилась у неё на колене, в лёгкие вонзились тысячи мелких иголок. Энди сделал глубокий вдох и открыл глаза.
   По ту сторону обморока что-то было. Когда-то ему казалось, что сознание отключается вместе с темнотой. Сейчас у него появилось такое ощущение, как будто он выплыл с глубины, населённой тысячами существ. Он был без сознания меньше минуты, а такое чувство, что провёл несколько часов в каком-то очень знакомом месте. В ушах ещё звучали голоса, рот открывался сам собой, договаривая непонятные фразы. И всё стремительно стиралось из памяти, забывалось, как рассветный сон.
   Он взглянул на Сенну. Маска плотно сидела у неё на лице, глаз не разглядеть, но Энди был уверен, что она смотрела прямо на него. Ему стало не по себе. Сенна всё ещё сидела на грифоне боком. Капюшон снова сбился с её головы и отростки встали торчком. Сейчас голова Сенны больше всего напоминала ощетинившегося ежа. Энди передёрнуло от такого сравнения. Потом он подумал, каким отвратительным кажется этому существу и эта мысль немного успокоила. Однажды Энди услышал фразу, которая отпечаталась у него в памяти. "Прелесть мира в его разнообразии". Энди был совершенно согласен с этим утверждением. Даже когда понятия не имел, что за странные твари посещают Землю.
  
   42.
   Сенна перекинула ногу и села на грифона верхом. Правый разрез на костюме уже затянулся, а под левой подмышкой всё ещё ширилась разорванная дыра, сквозь которую было видно серую кожу. Кожа всё ещё лихорадочно блестела, но она по крайней мере была снова гладкая и упругая. Это зрелище ещё больше успокоило Энди. Кем бы ни было это странное существо, лучше, если оно будет находиться в добром здравии. Энди не был программистом, но по воле службы ему доводилось разбираться с программами, которые он видел впервые в жизни. Сотни строк кода на C# с единственным комментарием "я писал это в изменённом состоянии". Энди клял неведомых индусских разработчиков и проводил ночи за компьютером в попытках выяснить, как работает этот плод союза LSD и галлюциногенных грибов. Обычно всё получалось само собой, код становился ровным и стройным, база знаний пополнялось очередной статьёй в стиле "я ненавижу людей". Но все эти программы были написаны на земных языках. Один синтаксис был сложнее, другой проще, однако использовались стандартные символы и земная логика. С последним утверждением Энди был согласен далеко не всегда, но даже творения на кириллице не вызывали такой паники. Можно разобрать программный код обкуренного программиста-землянина. Как, позвольте узнать, выяснить принцип работы космического грифона?
   А грифон уносился всё дальше и дальше от взорванной планеты. Первые несколько часов Сенна рисовала пальцем маршруты на неизвестных Энди звёздных картах. Потом сдвинула навигационный экран в сторону и придвинула к себе большой.
   Энди пододвинулся к ней вплотную и косился из-за спины. Он увидел, как Сенна вывела в центр изображение сияющего шара. Снизу выплыла панель, окрашенная во множество градаций сиреневого и ещё одна узкая панель, сплошь покрытая множеством символов. Сенна попеременно подносила палец то к сиреневой панели, то к символьной, проводила пальцем по шару, заставляя его то вращаться, то становиться ярче. Потом на экране выплыло новое изображение, чёрный шар, сжатый в змеиных объятиях белых молний. Энди подумал, что шар выглядит удивительно красивым. Земля погибла, но в момент смерти была действительно прекрасна.
   Шло время, Сенна перебирала изображения длинными пальцами. Энди смотрел в окно навигатора и думал, что детская мечта побывать в космосе оказалась совсем не такой притягательной. Это как сравнивать скорый поезд и поезд метро. Как бы далеко ты не ехал под землёй, не увидишь ничего интересного. Только шум и дорога в темноте. В детстве он развлекал себя тем, что следил за мелькающими во тьме красными огоньками. А здесь не было ни огоньков, ни ощущения движения. Грифон мчался вперёд со скоростью, немыслимой для землянина, а землянин сидел на его спине и с удивлением обнаруживал, что начинает скучать.
   Странное существо человек. Оторви его от родного дома, напугай до полусмерти, а потом просто оставь в относительном покое. Сначала мозг будет лихорадочно генерировать возможные сценарии дальнейшего развития событий. Человек последовательно обдумает план побега, нападения, смирения и переговоров. А потом ему просто станет скучно от безделья.
   Энди сидел верхом на грифоне и от скуки начинал пересчитывать перья на правом крыле. Досчитал до 494, сбился и начал сначала. Потом и это надоело. Он думал немного поспать, но голова работала на удивление ясно, как будто он проспал одним махом часов пятнадцать. Тогда Энди стал смотреть на звёздную карту, на маленький указатель, двигающийся так медленно, что глаз почти не отслеживал его перемещений. Энди подумал, что полёт на грифоне это вроде путешествия с закрытыми глазами. Дорога может быть скучной, а может невероятно увлекательной, всё равно ты этого никогда не заметишь. Он вспомнил, как однажды заснул в метро на кольцевой линии и успел проехать по кольцу трижды. Вспомнил, как ещё студентом сутки ехал на поезде к морю. Сначала ты с интересом смотришь в окно, потом начинаешь разглядывать соседей. Наконец, снова пялишься в окно и думаешь, когда же кончатся эти проклятые деревья. А они всё не кончаются и не кончаются.
   Иногда в той, прошлой жизни (а иначе свою жизнь на Земле он уже не называл) Энди чувствовал себя поездом, который мчится по рельсам. Он так и не определился, паровоз это или электропоезд, но явственно слышал звук колёс, грохот пустых вагонов, лязг металлической сцепки. Поезд ехал всё быстрее и быстрее, выбивал искры из рельс, лихо перескакивал со стрелки на стрелку. Когда-то очень давно рельсы были новенькие и сверкающие, потом проржавели, наконец, то и дело грозили рассыпаться.
   А поезд с каждым днём набирал скорость. Будь там окно, Энди бы видел, как мелькали деревья, как танцуют телеграфные столбы, как раскачиваются провода. В детстве, когда Энди куда-то ехал с родителями по железной дороге, он начинал от скуки считать столбы. Почему-то ему никогда не удавалось досчитать до сотни, всегда что-то сбивало или отвлекало. Тогда он смотрел на провод, висящий ниже других, иногда на тот, что был толще. Провод то уходил высоко вверх, так что увидеть его можно было, только встав на сиденье, то опускался вниз и терялся в траве. Маленький Энди, тогда ещё просто Андрюша, представлял, что провод этот огромная змея, которая опоясывает весь земной шар. Но сейчас не было ни проводов, ни самого окна, только взбесившийся поезд, который ехал неизвестно куда.
   Со временем Энди стало казаться, что поезд вот-вот съедет с пути. Он слышал визг, когда колесо срывалось с железной рельсы, слышал его так явственно, что начинала раскалываться голова. И снова возвращался в детство, когда они вдвоём с отцом прожили две недели на берегу Ладожского озера. Дело было ранней осенью, когда у школьников уже закончились каникулы и почти все гостевые дома и коттеджи опустели. Энди было шесть, до школы оставался ещё целый год и это был его первые и единственные каникулы без матери. "Наше мужское лето", говорил отец и запускал пятерню в отросшие волосы Энди. Он говорил, что это время только для них двоих и говорил так убедительно, что Энди почти в это верил.
   В действительности Энди был один, отец предпочитал коротать время с бутылкой пива и стопкой журналов. И Энди отправлялся гулять в одиночестве, предоставленный только себе одному. Если бы мать увидела его одного на пустынном берегу, наверняка закатила бы скандал, Энди бы снова кричал, отец слабо пытался защищаться. Но в этом и было преимущество их маленького мужского лета. Энди был один и находил в этом своеобразную прелесть. Он мог ходить, где только вздумается, забираться по каменной косе, врезающейся в озеро, как он говорил "до открытого моря", а в действительности на полтора десятка метров вперёд. Энди нравились их каникулы. Это было его каникулы. Его мужское лето.
   Больше всего ему нравилось не озеро и даже не стадо коров, которых каждое утро выгонял местный пастух. Энди нашел старый зелёный поезд, стоящий посередине нераспаханного поля и этот поезд его покорил. Он стоял в высокой траве, рассекая её своей зелёной грудью. Трава была пожухлая и жёлто-зелёная, поезд на её фоне казался ярко-зелёным, как будто только покрашенным. Когда Энди подобрался к нему поближе, он увидел, что краска облупилась по краям, часть стёкол выбита, а часть закрыта ржавыми жестяными щитами. Но издали поезд казался совсем новым. И если как следует постараться, можно было представить себе рельсы, затерянные в траве.
   Поезд готов был отправиться в путь в любой момент. Нужен был только машинист. Энди пробрался в головной вагон через разбитое окно. Оцарапал себе обе руки, а потом рассказывал отцу, что упал на берегу на острые камни.
   В вагоне было темно и влажно. Явственно чувствовался запах мочи и сигарет. Энди это раздосадовало, потому что он хотел считать поезд своим собственным. И всё же он как-то очень быстро понял, что поезд не может принадлежать ни ему, ни кому бы то ни было ещё. Поезд был своим собственным, у него был свой характер и своя история.
   Все оставшиеся дни на озере Энди провёл рядом с поездом. Он выпросил у отца фонарик и облазил с ним каждый вагон. Прочитал все странные и жуткие слова, написанные чёрными и синими маркерами на стенах. Хихикал, видя рисунки "писек" и тех круглых штучек, которые мама всегда закрывает лифчиком. На одной из стен он обнаружил даже стихи, хотя когда прочитал их, не сразу понял, что это стихи:
   Я вас ценил и в прежнем вашем виде.
   Я рад, что вас мой звон сюда привлёк.
   В простой личинке, в нежной хризалиде
   Уж будущий таится мотылек.
   Энди успел забыть и стихи, и поезд. С того "мужского лета" прошло немало лет. Были запоминающиеся каникулы в Болгарии, когда мать с отцом едва не развелись. Была поездка в Европу на новогодние праздники и пятнадцатилетний Энди впервые поцеловал совершенно незнакомую девушку. Поцелуй был нежный и пьяный от шампанского, губы девушки мягкие, смех искристый, отчего всё внутри радовалось и трепетало, и сжималось, и не находило выхода. Всё это время Энди шёл всё дальше и дальше по дороге жизни, а поезд всё стоял и стоял на берегу огромного озера. Энди взрослел, поезд ржавел.
   Как-то раз бывшая одноклассница затащила Энди в музей поездов под открытым небом. Его заворожили огромные локомотивы и сверкающие пассажирские вагоны. Он поднялся в кабину паровоза и представил, как раздетый догола человек бросает уголь в раскрытый зев пламенной печи. Не хватало только летающего скейтборда и девицы в старинном платье, эй, Марти, нам нужно 88 миль. Вагон-ресторан с накрытыми скатертями столами и пустыми тарелками напомнил про города, населённые манекенами где-то в Северной Америке.
   А когда Энди встал на рельсы прямо перед огромным паровозом, ему стало жутко. Он смотрел на паровоз, понимал, что тот никогда не сдвинется с места. Понимал, что нет ни машиниста, ни угля, что колёса намертво приварены к осям, и всё же чувствовал, как кровь вскипает от одного взгляда на чёрное чудовище. Энди почувствовал себя совсем крошечным перед нависающим над ним паровозом. Чёрная решетка была зубами, слепые окошки - глазами, обезумевшими от ярости. И как-то сам собою вспомнился старый поезд, дремлющий посреди поля, зелёная змея в высохшей траве. Энди подумал, что вся его жизнь это только путешествие от станции к станции. Он это поезд, мчащихся на всех порах неведомо куда. Но кто машинист? Кто, чёрт побери, машинист? Он почувствовал ярость и вдруг совершенно отчетливо вспомнил ощущение ножа, зажатого у себя в руке. Энди помнил, что дрался, помнил ощущение, с которым лезвие разрезает живую плоть, но когда и где это происходило, он не мог вспомнить. Это было что-то такое же неуловимое, как и белые коридоры с холодным полом, всегда маячившие где-то поблизости.
   Как-то раз Энди видел в метро психа, решившего свести счёты с жизнью. Он сделал шаг вперёд прямо под едущий поезд, но почему-то умудрился упасть не поперёк, а вдоль рельс. Поезд промчался прямо над ним, кажется, даже не содрал кожу на спине. Это тоже было жутко и то же время притягательно. Энди хотелось бы знать, что чувствовал человек, когда сделал свой последний, как он рассчитывал, шаг? Что творится в голове у самоубийцы? Безразличие к жизни? Жажда смерти? Надежда на новую попытку?
   Энди знал только то, что грань между реальностью и безумием очень тонка. Да и не грань это вовсе. Жизнь это всего лишь покатая крыша. Пока ты стоишь на её пике, можешь быть уверен в том, что вполне контролируешь самого себя. Но стоит оступиться, как нога начинает соскальзывать вниз, и ты сам неведомо как оказываешься на самом краю. У некоторых крыша совсем плоская и надо как следует постараться, чтобы потерять равновесие. В случае с Энди крыша это круглая церковная маковка. Ты должен стараться изо всех сил, чтобы устоять на месте, иначе падение неизбежно. Энди бежал как мог, ехал на своём спятившем поезде и всё равно чувствовал, что соскальзывает. И вот уже локомотив с визгом съезжал с накатанных рельсов, вагоны заваливались на бок и поезд оглашал окрестности долгим гудком. Для кого-то этот звук был сигналом опасности, для кого-то приглашением в страну чудес. Для Энди гудок означал билет в один конец на станцию Безумие. Поезд дальше не пойдёт, просьба освободить вагоны.
   Мысль о собственном поезде убаюкивала. Ещё несколько часов Энди просидел, обхватив плечи руками. Потом он бесцеремонно навалился на согнутую спину Сенны, уложил щёку на упругий плавник и погрузился в сон.
  
   43.
   - Ты всегда здесь?
   - Я только пришла.
   - Я бы хотел, чтобы ты здесь была.
   - В следующий раз.
   Потом они заговорили о музыке. Разговор был неловкий, бессвязный, Энди трудно было подбирать слова, но всё-таки они говорили и он испытывал робкую радость. Ощущение было новым, очень лёгким и с трудом уловимым. Тогда ему впервые пришло в голову, что между их встречами наверняка существует что-то ещё, что-то забытое, что-то, что непременно надо вспомнить.
   - Ты следующий, - сказала она. Энди решил, что уже слышал, как она это говорит, но ведь он видел её впервые в жизни, не знал её, не мог узнать. Голос казался знакомым, знакомыми были глаза, длинные пальцы, мягкая ткань сорочки.
   - В следующий раз, - сказал он и отправился по коридору к двери, стараясь идти как можно медленнее. У двери он обернулся.
   - Ты ещё придёшь? Я снова буду здесь.
  
   44.
   Проснулся Энди от холода. Он лежал на спине, упираясь головой в кокон, и его волосы поседели от инея. То ли сам так развернулся во сне, то ли его отодвинула Сенна. Энди осторожно отлип от ледяного кокона, потеряв при этом несколько волосков. Расправил спину, хрустнул позвонками и сел на грифона верхом. Встряхнулся и понял, что хочет пить.
   Только сейчас ему пришла в голову совершенно жуткая мысль. Вне зависимости от того, какой характер у женщины с дырявой мордой, вряд ли она знает, чем питаются люди. А с учётом того, что за всё время полёта она ни разу не попыталась установить с ним хоть какой-то контакт, сомнительно, чтобы это получилось в дальнейшем. Хорошая ирония судьбы, спастись со сгоревшей планеты только для того, чтобы умереть в пути от голода и жажды. Сколько ещё продлится полёт? Несколько часов или несколько дней? А может быть, несколько месяцев?
   Энди заглянул Сенне через плечо. Теперь весь большой экран занимали только круглые буквы с рваными краями. Если это был текст, Сенна читала его слева направо. Это в некоторой степени утешило Энди. Кем бы ни были эти существа, они похожи на людей. Будет неудивительно, если среди них окажутся левши и правши.
   В том, что это именно буквы, а не иероглифы, Энди был уверен. Их было довольно немного, он насчитал не больше сорока, хотя мог сбиться и тогда их должно было бы быть немного меньше или больше. Шли они друг за другом, собираясь в различные комбинации. Иногда рядом находилось сразу по две или три одинаковых буквы. Один раз Энди увидел строку, состоящую из одинаковых букв. Каждая новая строка начиналась с буквы, которая была немного больше остальных.
   Периодически Сенна прекращала чтение, вызывала движением мизинца маленькое квадратное окошко и быстро рисовала на нём те же буквы. Энди завороженно наблюдал за тем, как её указательный палец описывает ровные круги. Сам он с трудом мог провести даже прямую линию и решил, что такой навык требует немалой практики. Его удивило то, что все буквы рисуются от руки, а не набираются с какого-то подобия виртуальной клавиатуры. Энди с трудом мог вспомнить, когда последний раз что-то писал, а не печатал. Разве что заявление на отпуск, которое в отделе кадров почему-то упорно требовали в рукописном виде.
   Ещё через час Энди почувствовал, что во рту совсем пересохло. Язык казался распухшим и неповоротливым, непонятно было, как он вообще помещается во рту. Энди вытянул руку, дотронулся до кокона и не отнимал руку так долго, пока пальцы не онемели от холода. Заледеневшие пальцы он засунул в рот. Стало немного легче.
   Сенна отодвинула в сторону сначала один экран, потом другой. Сложила руки вместе, переплела пальцы и хрустнула суставами. Жест получился совсем человеческим. Энди невольно улыбнулся и удивился тому, что ещё в состоянии улыбаться. Сенна нагнулась и провела рукой по боку грифона, от самого верха до живота, там где алая ткань была завязана узлом. Нащупала пальцами выемку, подцепила её снизу и потянула на себя.
   Выдвинулся небольшой ящичек. Энди от любопытства перегнулся так, что грозил каждую секунду соскользнуть на пол. В ящике он рассмотрел ровную стопку переливающихся картинок, несколько продолговатых штуковин толщиной с человеческий палец и чуть длиннее карандаша. Маленький гладкий шарик, похожий на круглый лимон и много разноцветных шариков поменьше. Сенна запускала руку в ящик всё глубже и глубже, перемешивая его содержимое. Наверху промелькнуло круглое зеркальце и мелкие зёрна в прозрачном мешочке, связка толстых шнурков, нечто вроде ножа или крошечной пилы. Что-то со звоном упало на дно кокона. Наконец, Сенна извлекла наружу предмет, который Энди поначалу принял за полумаску из мюзикла "Призрак оперы".
   Это была белая полусфера размером с шар для боулинга. Верх её был ровный и блестящий, округлая часть матовая и немного шершавая на вид. С одной стороны располагались отверстия, отчего сходство с шаром для боулинга только возрастало.
   Сенна сдвинула маску на затылок. Она вставила пальцы в дырочки полусферы и поднесла её к лицу. Её подбородок не просто соприкоснулся с полусферой, он вошёл в неё, как в мягкое желе. Белая полусфера надвинулась на лицо и закрыла его нижнюю половину до середины костяной пластины. Некоторое время Сенна держала полусферу тремя расставленными пальцами, потом осторожно потянула назад. Энди успел рассмотреть, как расправляется белая глянцевая поверхность, как снова становится гладкой и ровной. Пока она соображал, что это может быть, Сенна уже подносила полусферу к его лицу.
   Энди отпрянул назад. Штука была интересной, но испытывать её действие на себе у него не было желания. Сенна, казалось, и не заметила его движения. Она поймала его затылок своей большой рукой и сначала приложила, а потом вдавила полусферу в его лицо. Ощущение было такое, как будто тебя погружают лицом в мягкую пастилу.
   Длинное лицо Сенны полусфера могла закрыть только наполовину. Лицо Энди она закрыла целиком. Энди думал, что задохнётся, но воздух продолжал свободно поступать в его лёгкие. Он открыл глаза и увидел лицо Сенны сквозь белую пелену. Она смотрела прямо на него, отросток во рту закрывал то одни дырочки, то другие. Энди поднял руки к лицу и положил их на руку Сенны, всё ещё удерживающую полусферу. Без особой надежды попробовал вырваться из маски, но его голова была надежна сжата между её руками. Он закрыл глаза, не понимая, чего она от него хочет. Внутри полусферы не было никаких особенных ощущений. Ни сдавленности, ни удушья, только чуть потускневший мир вокруг.
   В горле стало першить. Энди закашлялся, сделал судорожный вздох, сглотнул выступившую слюну. И тут же рот наполнился прохладной жидкостью без вкуса и запаха. Сенна запрокинула голову Энди. Его губы онемели, зубы ломило от холода, а в горло лилась и лилась густая влага. Она не смачивала язык, не увлажняла нёбо, не ощущалась на губах. Энди не чувствовал её внутри себя, как будто она проходила насквозь, нигде не задерживаясь. Но жажда проходила, рот наполнялся своей собственной слюной. Он почувствовал прилив сил, как бывало от чашки крепкого кофе.
   Сенна осторожно отняла полусферу от лица Энди. Он провёл рукой по щеке и почувствовал, что кожа стала немного липкой. Посмотрел на свою руку и увидел, что на тыльной стороне ладони выступили мелкие капли влаги. Сенна коснулась пальцем его лба, шеи, ключицы и обеих запястий. Её палец оказался наощупь совсем резиновым. Энди невольно поморщился. У этой великанши с перфорированным лицом может быть грифон со встроенным айпадом и миска с водой, за которую "Редбулл" продал бы душу дьяволу. Но это не даёт ей право касаться его лица. Всё-таки женщины одинаковые на любых планетах. Почему-то им обязательно нужно лапать тебя за лицо.
  
   45.
   Только спустя шестнадцать часов после начала путешествия до Энди стало постепенно доходить происходящее. Время он измерял по смартфону и вяло думал, что утром надо было полностью зарядить батарею. Сейчас заряда оставалось меньше шести процентов. Неплохо для смартфона, купленного полгода назад. Но сейчас Энди предпочёл бы свою старенькую Нокиа, которая держала зарядку неделю с небольшим. Он не мог вспомнить, как смартфон оказался в его руках и тем более не помнил, когда взял его с собой. Когда-то у него был монохромный Siemens. У него была янтарная подсветка и овальный корпус
   Мысли о старых и новых телефонах отвлекали, но реальность догоняла по пятам. Она была похожа на огромную волну, которая должна была вот-вот захлестнуть Энди. Он пытался не думать о происходящем, пытался думать о другом, пытался даже вызвать в себе новый виток страха к Сенне. Всё было бесполезно. Энди вспомнил Москву, вспомнил полыхающую эстакаду, и ему стало жутко. Когда руководство посылает тебя на неделю в крошечный сибирский городок, ты проклинаешь всё на свете, но утешаешь себя мыслью о том, что рано или поздно командировка закончится. Когда ты сидишь в душном аэропорту и ждёшь рейс, который всё откладывается и откладывается, ты знаешь, что улетишь в любом случае. А что, если улетать некуда? Если возвращаться некуда? Земля не просто осталась позади, Земля исчезла в огненном взрыве. Нет пути назад.
   - Ничего нет, - прошептал Энди одними губами.
   Осознание случившегося доходило очень медленно. Сначала это был страх за самого себя, потом отказ верить в то, что Земли действительно нет. Запоздалое раскаяние "не успел", "не сделал", "не сказал". Циничная мысль "теперь уже неважно". Тоска по родным местам, по городам, где успел побывать и куда ещё только собирался съездить. Подоспевшая уверенность в том, что больше ничего не повториться, что целая планета отныне хранится только в памяти одного человека. И, наконец, одиночество. Давящее, сминающее, ненасытное. Одна планета, один человек. И целые сонмы теней, блуждающих в его голове.
   Энди схватился руками за пылающую голову. Сердце колотилось так быстро, что он начал задыхаться. Сердце дробью выстукивало в висках: "один-один-один". У Энди заледенели ладони. Он почувствовал, как слёзы начинают стекать по краям лица.
   - Я не хочу! - выкрикнул Энди. - Не хочу быть последним! Не хочу!
   Накатила злость. Не гнев или ярость, которые можно смело выплеснуть наружу, а ненаправленная злость, исходящая, казалось, из самых глубин сердца. Энди злился на мир, который его предал. Почему Земля погибла, а он остался в живых? Почему все ушли и оставили его одного? Почему это случилось?
   Энди снова начал кричать.
  
   46.
   Сенна села боком и повернулась к нему лицом. Маска была всё ещё сдвинута на затылок, глаза смотрели так же спокойно, как и раньше. Белые мембраны трепетали наверху, готовые в любой момент защитить глаза тонкой плёнкой. Сенна смотрела на Энди, отражалась в его расширенных зрачках. Она протянула к нему руку, а Энди с воплем ударил её ребром ладони. Сенна подалась всем телом назад. Она упёрлась плавником в шею грифона и выставила руки перед собой. Длинные пальцы были широко разведены. У Энди мелькнуло воспоминание о фильме, где жуткий монстр имел глаза на ладонях. Он начал кричать ещё громче, на этот раз уже от страха.
   Прошло ещё несколько минут. Энди кричал, Сенна спокойно на него смотрела. Энди начал задыхаться от крика, горло сдавили спазмы. Глаза начали слезиться, и снова пересохло во рту. Энди замолк так резко, что зубы щёлкнули друг о друга. До него вдруг дошла совершенно невероятная мысль. А что, если Сенна попросту его не слышит?
   Страх отступил. Энди коснулся рукой её плеча, почувствовал под пальцами упругую ткань. То ли просто очень плотная, то ли прорезиненная. Энди надавил чуть сильнее и она издала лёгкий скрип. Он поморщился. Звук был похож на крошащийся пенопласт, а уж хуже этого ничего и быть не могло.
   - Куда мы летим? - спросил Энди. И тут же добавил: - Мать твою!
   Сенна снова уткнулась в большой экран. Быстро сменялись изображения горящей Земли, взрывающейся Земли, Земли, превратившейся в белую вспышку. На некоторых изображениях были видны лица таких же монстров, как и Сенна. Энди вдруг осенило:
   - Они делают селфи! Они делают гребанные селфи!
  
   47.
   На экране вспыхнул и расцвёл белый шар. Он становился всё больше и больше, излучал мертвенный свет, отчего стал похож на Луну. На навигаторе белый шар был отмечен прерывистой красной линией. И если верить выстроенному маршруту, белый шар это конечная точка путешествия.
   - Твоя планета? - спросил Энди. Теперь он был уверен, что Сенна его не слышит. - Твой дом?
   Белый свет стал ярче, ударил по глазам так, что Энди пришлось щуриться. Он подумал что это планета лунного света. Перед глазами всплыл образ греческой богини с полумесяцем на голове.
   - Геката, - сказал Энди. - Планета Геката.
   Следующий час стёр всякое сходство планеты с луной, но для себя он называл её по-прежнему Гекатой. Он так и не вспомнил, что вообразил себе Селену, а не Гекату.
  
   48.
   Грифон издал низкое гудение. Энди уже привык к тому, что время от времени он вибрирует, но этот звук его пугал. Он посмотрел на спину Сенны, попытался разглядеть её лицо в отражении кокона. Сенна не проявляла волнения. Энди немного успокоился.
   Белый шар теперь занимал весь экран. Можно было рассмотреть его поверхность. Планета была закована во льдах, которые образовывали то остроконечные вершины, то глубокие впадины. Холодный белый шар ощетинился ледяными иглами. Энди не понравилась холодная планета. Ему было неуютно даже смотреть на неё. Она была такой белой, что в памяти невольно вставали белые коридоры, пол которых был отделан холодной плиткой. Энди почувствовал, что у него мёрзнут ступни.
   А Сенна направила грифона прямо к ледяным глыбам. Навигатор вспыхнул и потемнел, звёздная карта исчезла. Сенна дважды постучала по краю экрана и он собрался в тонкий светлый луч. Луч мерцал ещё пару секунд и медленно растворился в воздухе.
   - Пассажиров просим оставаться на своих местах до полной остановки двигателей, - сказал Энди. - Наша авиакомпания прощается с вами и благодарит вас за...
   Он не успел договорить. От ледяной массы откололся огромный треугольник и медленно провалился вниз. На его месте образовалось ровное треугольное отверстие, из которого лился белый свет. Грифон резко сбросил скорость. В ледяную дыру он влетел очень медленно. Энди прикинул, что они пролетели около километра в темноте. Настоящий ледяной туннель.
   Грифон вылетел из туннеля. Руки Сенны так и порхали между двумя экранами. Бежали строки текста, крупные символы свивались в спирали. Сенна что-то быстро чертила в знакомом поле из ровных кругов.
   Кокон начал таять. Сначала он стал прозрачным, потом тонким как бумага, наконец, треснул. Грифон снова мерно замахал крыльями. Вокруг были только клубящиеся белые облака, похожие на снежную равнину. Энди осторожно сделал вдох. Воздух был холодный и свежий, как после хорошей грозы. Кислорода было так много, что от него кружилась голова.
   Справа и слева приближались два грифона. Верхом на них сидели существа вроде Сенны, одетые в одинаковую форму. Чёрные комбинезоны с широкими поясами, высокие сапоги. Глаза закрывали прозрачные маски, похожие на маску аквалангиста.
   Всадник с правой стороны приблизился на такое расстояние, что крылья его грифона почти коснулись крыльев грифона Сенны. Он протянул руку с зажатым в ней прямоугольным прибором. Энди силился разглядеть, что это такое, но ничего не увидел из-за крыльев.
   Сенна зашипела и приложила к прибору ладонь с растопыренными пальцами. Всадник прижал её руку своей, удержал на несколько секунд, потом кивнул и отпустил. Взглянул на прибор, быстро постучал по нему пальцем. Повернул голову в сторону своего напарника и издал низкое шипение. Сенна тоже смотрела на него и тоже шипела. Энди почувствовал, как усиливается головная боль.
   Оба всадника ещё некоторое время обменивались короткими шипениями. Сенна, судя по оживлённой жестикуляции, то ли ругалась, то ли что-то объясняла. Наконец, правый всадник приложил раскрытую ладонь к своему плечу и кивнул. Сенна вскинула руку вверх и отвела её в сторону. Всадники почти синхронно повторили её жест и полетели вверх. Грифон полетел вниз и скрылся в облаках.
   Энди прижался лбом к холодному плечу Сенны и неожиданно для себя задремал.
  
   Орен
  
   1.
   Космический корабль "Орен" вошёл в атмосферу зелёной планеты. Три тысячи солдат и офицеров готовились к покорению новой жемчужины для короны империи. Командиры десантных частей отдавали последние приказания. Рути, личный секретарь и помощник капитана, бегала как угорелая, отмечая всех присутствующих. Как будто что-то могло измениться перед самой посадкой!
   Капитан Джайн нервно барабанил длинными пальцами по приборной панели. Это было его первое действительное большое задание, и он чувствовал себя мальчишкой накануне праздника. Нетерпение и страх, восторг и боязнь разочарования. Только бы всё прошло как надо! Джайн бы не хотел получить выговор от командования. Первая весточка с планеты достигнет столицы не раньше чем через полторы сотни лет по местному исчислению, ответ будет получен ещё через две сотни. Но разве стоит марать миссию, будучи уверенным в своей безнаказанности? Капитан Джайн был не из тех, кто жил по принципу "после нас хоть потоп". Втайне он мечтал, чтобы операция "Геката" вошла в учебники как безукоризненная миссия, произведённая самым молодым капитаном. Сообщение от командования получат только его потомки, так пусть же они будут испытывать гордость за своего предшественника!
   С тех пор, как воинственных грейпов перестала вмещать их родная звёздная система, план по колонизации вселенной шёл своим чередом. Грейпы предпочитали иметь дело только с обитаемыми планетами. Прирождённые воины не должны заниматься таким ничтожным трудом, как добыча руды или земледелие. Они захватывали менее развитые цивилизации, силой обращали жителей в рабов и строили прекрасные каменные города. Иногда вспыхивали бунты, но за ними всегда следовало неизбежное наказание. Грейпы не боялись отнять тысячу жизней ради покорности миллионов. Некоторые народы считали их богами. Некоторые демонами. Но все знали, что грейпам неведомы жалость и сострадание.
   Заработала громкая связь на нулевой палубе.
   - Десант "А" готов?
   - Так точно, сэр.
   - Десант "Б"?
   - Так точно, сэр.
   Джайн готов был поспорить, что слышал дрожь в голосе одного из командиров. Это ему не понравилось. Он признавал, что после такого пути у любого могут сдать нервы, взять хотя бы его самого. Но офицер не должен показывать это подчинённым! Надо будет поговорить с этим недоумком. Офицер, который не может скрывать своих чувств, позор для армии.
   Ожило переговорное устройство, вмонтированное в спинку кресла. Капитан откинул голову и наклонился к микрофону. В который раз подумал о том, что надо бы менять свои привычки. Гарнитура с головным креплением может и давит на лоб, зато её можно использовать в любом положении.
   - Да, Сати?
   - Капитан, мы приступаем к снижению.
   Джайн глубоко вздохнул и медленно досчитал до десяти. Когда он заговорил, в голосе не осталось ни следа раздражения. Всё-таки он настоящий офицер из семьи офицеров. Не чета этим молодым кретинам, только-только покинувшим стены академии. Ни чувств, ни эмоций, только спокойствие. Даже если требуется разговаривать с полными идиотами вроде их дорогого доктора.
   - Я знаю, Сати.
   - Капитан! - голос Сати начал звенеть, - Я смотрел данные сканеров! Там жилой район! В месте посадки! Густонаселённый район крупного города! Мы должны изменить курс! Капитан, мы должны изменить курс, пока не поздно!
   Джайн молчал и считал уже до сотни. Сати перешла на какой-то совсем неразборчивый визг:
   - Капитан, вы слышите меня? Капитан! Капитан!
   - Да, Сати, я тебя прекрасно слышу.
   - Надо изменить курс!
   - Нет.
   Доктор Сати на секунду умолкла, потом начала говорить короткими отрывочными фразами:
   - Как? Изменить нельзя? Почему? Капитан, мы! Мы должны изменить! Там сотни! Сотни! Изменить!
   Капитан Джайн внезапно успокоился. Доктор Сати может и полный идиот, зато отличный специалист. Разбирается в том, что для самого Джайна всегда оставалось за гранью понимания. А если так, то почему Сати должен разбираться в его, капитана, делах? Джайну стало стыдно.
   - Сати, - сказал он почти ласково, - боюсь, ты не вполне понимаешь нашу миссию. Наша задача это колонизация, а не миссионерство. Мы должны показать аборигенам нашу силу, нашу мощь. Мы явимся с неба в клубах огня и пламени, как грозные древние боги. Если всё пройдёт гладко, нам не понадобится даже тратить ресурсы на военные действия. Они сами склонятся перед нами. Главное, громкое и эффектное появление. Мы можем завершить миссию с минимальными потерями, понимаешь?
   Он выдержал паузу. Сати тоже молчал.
   - Я думал, что это и является твоей первоочередной задачей. Минимизировать потери. Не забывай, каждый солдат это верный сын империи. Каждого погибшего оплакивает весь народ.
   Сати ничего не ответил. Джайн снова почувствовал, как в нём вскипает раздражение. Чёрт бы побрал этого чистоплюя. Легко быть добреньким гуманистом и поучать других, если тебе самому никогда не надо марать рук. Джайн был готов поклясться, что Сати никогда в жизни не держал оружия. Он снова сосчитал до десяти.
   - Сати?
   - Я здесь, капитан, - сказал Сати и в его голосе прозвучала глубокая скорбь. - Я просто хотел сказать, что там сотни живых существ. Мужчины, женщины. Дети.
   - Рабы, - перебил его Джайн. - Называй вещи своими именами.
   - Рабы, - повторил Сати. Джайн услышал глубокий вздох. - Капитан, я...
   Джайн предостерегающе кашлянул. Сати осёкся на полуслове, затем продолжил:
   - Капитан, я пойду проведу ещё один осмотр в лазарете. Мне не нравится состояние Кали. Она может потерять ребёнка.
   - Отличная мысль, - поддержал его капитан. - Я бы рекомендовал тебе оставаться там до самой посадки. Последи за ней. Поддержи Ирги. Он совсем плох и, кажется, уже не надеется на выздоровление.
   - С ним всё будет хорошо, капитан, - сказал Сати.
   Он отключился. Джайн остался сидеть в том же положении. Голова откинута назад, правая щека касается мягкой обивки. Он закрыл глаза.
  
   2.
   Аборигены планеты Геката выглядели именно так, как и подобало рабам. Худые и тщедушные, очень низкорослые. Взрослый мужчина едва достигал трёх метров и был по плечо самому хилому солдату грейпов. Их головы и спины были покрыты странными наростами, то ли слипшейся шерстью, то ли костяными иглами. Продолжительность жизни пятьдесят местных лет, брачный возраст наступает только в тридцать. Неудивительно, что их так мало. Хотя женщины у них красивые, это нельзя было отрицать. Про красавиц грейпы говорили "она толщиной с ребро ладони". Женщины Гекаты были миниатюрными и гибкими. Какая уж тут ладонь! Они больше похожи на плоскую змею с планеты Ригам. После того, как с планеты получили первые снимки, капитан Джайн почти всерьёз боялся, как бы солдаты не попрыгали из аварийных люков.
   Жители Гекаты разводили скот и ловили рыбу, выращивали лиственные рощи, строили свои нехитрые жилища из местного камня. Камень был мягкий и розовый, они выдалбливали на нём орнаменты и наносили странные узоры разноцветными красками. Когда капитан Саргам говорил, что иные расы совсем как дети, он явно имел в виду хастиан.
   Удивительное дело. Планета Геката находилась на самой окраине галактики. Грейпы уже видели разумных существ, передвигающихся на четырёх лапах, существ, живущих у самого дна глубочайшего океана планеты. Они встречали крылатых великанов и абсолютно слепых карликов, обитающих на планете, вечно скрытой за чёрными тучами. Немало было и тех, кто ходил на двух ногах, смотрел вперёд двумя глазами, принимал пищу, как и следует, через отверстия на лице. Но никогда ещё они не видели тех, кто бы так походил на них самих. И дело даже не в гибком позвоночнике или дублированной кровеносной системе. Кожа аборигенов была светлой, глаза голубыми, почти прозрачными. На первый взгляд они разительно отличались от рослых тёмных грейпов. И всё же ты смотрел на размытый снимок мужчины в рабочем костюме и с повязкой на голове, смотрел на его чуть прищуренные глаза, на руки, покрытые грубыми мозолями. В твоих руках плазменный автомат, в его что-то вроде примитивной мотыги. Но ты смотрел на него и вспоминал отца, вспоминал вечно занятого дядю Карми, экзаменатора в академии, пожилого курьера, детского врача, которого ты не видел лет с четырёх. Как, по каким признакам крошечный домашний пёс с первого взгляда понимает, что огромный волкодав это тоже собака? Как понимаешь ты сам, что жалкий светловолосый фермер это тоже человек? Капитан Джайн этого не понимал и не хотел анализировать свои чувства. Он впадал в ужас от одной мысли, что другие могут испытывать к аборигенам то же самое.
   - Сэр, - ожило переговорное устройство, - По нашим данным...
   - Я знаю, - сказал Джайн. Он был рад покончить с размышлениями и заняться делом. - Приступить к посадке.
   Огромный чёрный "Орен" нырнул в клубящиеся белые облака.
  
   3.
   До приземления осталось несколько минут. Капитан Джайн почувствовал, что уже не в силах справиться с охватившим его волнением. Первая серьёзная операция. Первый доверенный корабль, первый экипаж. Боже, это можно сравнить только с первым сексом. Хотя нет, это несоизмеримо ярче, несоизмеримо сильнее. Сердце Джайна грозилось выскочить из груди. Он обхватил себя за запястье и привычно сосчитал до десяти. Только бы не показать волнение. Только бы оставаться спокойным до самого конца.
   Все щиты опущены, камеры вывели картинку на мониторы. Розовый город накатывал вперёд, как огромная волна. Уже были видны высокие деревья с изумрудной кроной. Вдали блестела лазурная поверхность воды. Её можно было принять за море, но в действительности это всего лишь озеро. Планета Геката была вдвое больше самой большой из захваченных грейпами планет. По сравнению с такими масштабами можно сказать, что она вовсе не заселена. По материкам раскидано несколько городков, по десять-пятнадцать тысяч в каждом. Есть кочующие племена, есть отдельные деревни. Общее правительство отсутствует, вместо стран только самостоятельные полисы. Узкий каменный пояс опоясывает планету, делит её надвое. Камень гладкий, ни гор, ни возвышенностей. Тем лучше, проще будет организовывать логистику. Вот только атмосфера подкачала, состав воздуха несколько непривычен, но это поправимо. Изобилие полезных ископаемых, богатая фауна, много воды, много...
   Джайн резко оборвал свои размышления. Сейчас не время мечтать о богатствах планеты. Всё это и так будет принадлежать грейпам, нужно только приложить немного сил. Нужно следить за тем, чтобы всё прошло гладко. Никаких эксцессов, никаких происшествий. Капитану Джайну очень хотелось бы верить, что комендатура поручила ему серьёзное задание, но он знал, что новичкам не доверяют действительно сложные вещи. Удивительно даже, почему он сразу получил пожизненную миссию. Вероятно, командование учло его высокое происхождение и безупречную репутацию семьи. Про высокие баллы по всем дисциплинам можно и не говорить, это и так понятно. Джайн всегда был первый, во всём.
   Сколько сейчас времени на планете? Джайн сверился с местными часами и перевёл свои поясные часы. Некоторые капитаны предпочитали вообще не переводить часы, говорили, что носят с собой время родной планеты. Капитан Джайн считал это глупостью. Родина всегда в твоём сердце, для неё не нужны никакие символы. А капитану нужно всегда знать точное время.
  
   4.
   Точное время планеты Геката пять часов утра и две минуты. Сутки длятся тридцать шесть часов. Сейчас было раннее утро. Жители мирно дремали в своих домах. Маленький, сонный городок, где жизнь текла размеренно и неторопливо. Но волнений, ни тревог, самое яркое событие года - победа старины Рорео в "городки". Крошечная школа, крошечный бар, где по вечерам собирались работяги. С двенадцати часов начинал работать ресторан, где можно было заказать завтрак из трёх блюд. Милый городок. Здесь ты ещё не успел родиться, а про тебя уже знает каждая собака. Будущее предопределено. Молодёжь с каждым годом убегала всё дальше и дальше, старики ворчали и ругались, но втайне грустили без молодых голосов. Летом пересыхали все колодцы, и за водой приходилось ходить к обмелевшему озеру. Зимой темнело чуть ли не в обед и с работы приходилось возвращаться в полной темноте. Верне женился только два года назад, а у него уже было четверо детей. Кербе бил жену и она замазывает синяки белой краской. Шари изменяла мужу с каждым встречным. Кальми обхаживал дочку Реди. Всё как обычно. Всё шло своим чередом.
   Пять часов три минуты. Мали, младший сын молочника проснулся от странного гула. Его кровать стояла у самого окна, он встал на колени и положил ладони на подоконник. Взглянул в небо и начал хныкать.
   Пять часов четыре минуты. Сарми и Ками трахались как кролики и уснули в стогу сена только на рассвете. Камле тоже разбудил гул, но он не мог даже пошевелиться. Зарни спала у него на груди, уткнувшись лицом в то чувствительное место, где сходились рёбра. Камле рассеянно гладил её по голове и думал, что же это, чёрт побери, такое.
   Пять часов пять минут. Ирме проснулся за час до будильника, что немало его удивило. Обычно он не слышал звонка и его приходил будить сын. Ирме работал учителем в местной школе. Дети питали к нему особенную любовь, потому что он вёл первый урок и всегда опаздывал на занятия. Сейчас Ирме сидел в кровати и не мог решить, то ли лечь досыпать, то ли встать и сделать завтрак.
   Пять часов пять часов шесть минут. Сварме поссорился с женой и не спал вторую ночь. Эта сука успела вымотать ему все нервы начиная ещё со свадебного ужина. Он и не предполагал, что его семейная жизнь будет именно такой. Он лежал без сна на гостевом диванчике, прислушивался к странному гулу за окном. Пропади оно пропадом, думал Сварме.
   Пять часов семь минут. Космический корабль "Орен" накрыл город чёрной тенью. Вначале он был скрыт от глаз в густых клубах дыма, но вскоре его длинное тело вырвалось вперёд. Сигнальные огни шарили по земле длинными цветными лучами. Грохот стоял такой, что в нём потонули голоса проснувшихся жителей. Дрожала земля, дрожали стены домов, из окон повылетали стёкла. Металось обезумевшее стадо пятнистых животных, покрытых густой шерстью. Потом по земле прокатилась горячая волна.
   В пять часов восемь минут космический корабль грейпов пролетел над маленьким городом, стирая его с лица планеты Геката. Корабль пробуравил длинную широкую борозду, снёс деревья, выровнял холмы и полностью остановился только у самого берега озера.
   В пять часов девять минут Кали родила здорового мальчика и умерла от кровопотери. Рядовой Хати, который попал в лазарет из-за пищевого отравления, погиб на месте из-за внезапной остановки сердца. Лейтенант Ирги молился впервые в жизни и клялся, что обязательно выздоровеет и примет участие в операции. Тощий и бледный майор Пами запутался в пристяжных ремнях, сломал себе шею и умер на месте. Доктор Сати сломал руку.
   В пять часов девятнадцать минут утра десант был готов к высадке.
  
   5.
   В детстве капитан Джайн мечтал первым ступить на новую планету. Сейчас он знал, что такой риск неоправданное безумие и всё равно ему трудно было оставаться на корабле. Он говорил себе, что сначала должен пойти десант, что капитан и старшие офицеры не могут рисковать, что от него зависит судьба "Орена". Это мало помогло. У капитана Джайна было горячее сердце мальчишки и никакие правила не могли заставить его биться медленнее.
   В шесть утра первый отряд вернулся с докладом.
   - Сэр, там туземцы. Их много.
   - Вооружены?
   - Нет. У них, как бы это сказать...
   Командир отряда "А" замялся и уставился в пол. Капитан Джайн не мог поверить своим глазам. Командир Инти был известен своим хладнокровием в любой ситуации. Когда ему доложили о гибели в авиакатастрофе жены и сына, его голос даже не дрогнул.
   - Инти, вы в порядке?
   - Да, сэр. Только эти туземцы...
   - Что туземцы? - спросил Джайн, борясь с нетерпением. - Пострадал кто-то из наших? Говорите же, Инти!
   Он хотел добавить "чёрт бы вас побрал" и сдержался только с огромным усилием.
   - Они, - с трудом выговорил командир Инти, - Кажется, они обеспокоены.
   Джайн мгновенно успокоился.
   - Естественно, они обеспокоены! Мы только что разрушили их город!
   - Нет, сэр, вы не так поняли. Они обеспокоены за нас.
   - За нас? - повторил Джайн, - Инти, вы...
   Инти не дал ему договорить. Джайн видел по его лицу, что тот сильно взволнован. Хотя нет, взволнован это ещё слабо сказано. Командира Инти вот-вот хватит удар. Инти сделал глубокий вдох и выпалил одним духом:
   - Сэр, они спрашивают, есть ли у нас раненые. Сэр, они предлагают нам свою помощь. Сэр, они строят палаточные городки. Сэр, они не...
   - Не боятся? - закончил за него Джайн. - Вы хотите сказать...
   - Они боятся, сэр! - закричал Инти в полный голос. - Боятся за нас! Плевать они хотели на демонстрацию силы! У них там развернулась настоящая операция по нашему спасению. Мы пытались объяснить им, пытались сказать, а они только со всем соглашаются и говорят, чтобы мы не переживали и постарались отдохнуть после долгого пути!
  
   6.
   Капитан Джайн посмотрел на своего старшего помощника, перевёл взгляд на рулевого, на главного связиста. Все офицеры собрались в зале переговоров. Никто ничего не говорил, потому что никто ничего не понимал.
   - Я не понимаю, - начал было помощник и осёкся под грозным взглядом Джайна.
   - Мы должны переговорить с их лидером, - сказал капитан. - Если он услышит наши требования...
   - Но у них нет лидера, сэр, - сказал командир отряда "Г". - Только мэр города. Это выборная должность.
   - Выборная? То есть не наследуемая? - уточнил Джайн.
   - Точно так, сэр. Может быть, где-то на отдалённых материках и есть монархия, нам предстоит выяснить это в ближайшее время. Но здесь мэра выбирают сами горожане.
   - Бред какой-то, - сказал связист. Посмотрел на капитана: - Простите, сэр, но это правда бред. Как горстка фермеров и рабочих на фабрике может выбирать себе правителя? Как их глава может принимать решения, не будучи уверенным в том, что дело продолжит его сын?
   В разговор вмешался доктор Сати. Рука его висела на перевязи, лоб покрыла липкая испарина. Джайн хотел сказать, чтобы доктор не валял дурака и шёл в лазарет, но что-то в лице Сати его остановило.
   - Гарби, вы ведь сын Арти? - спросил Сати. Связист недоуменно кивнул.
   - Да, доктор.
   - Доктора Арти? Одного из лучших наших хирургов?
   - Да. Доктор, если вы всё знаете, зачем вы...
   - Вы сын Арти, - продолжил Сати, не слушая его. - Но вы не продолжили династию врачей и пошли в техническое училище. Почему?
   - Потому что мне так захотелось, - сказал Гарби. - Я не захотел стать врачом и пошёл учиться на другую специальность. Не все продолжают дела своих отцов. У некоторых просто нет к этому способностей.
   - Именно, - сказал Сати и поднял большой палец. Никто из офицеров ничего не понял и только капитан Джайн уставился на него с изумлением.
   - Не хотите же вы сказать, Сати, что дети императора ограничены в выборе? Или что у них может не быть...
   Сати согнул палец и закрыл им одновременно шесть ротовых отверстий из семи. Это его излюбленный жест и Джайн часто ловил себя на том, что это также отвратительно, как хрустеть пальцами. Или как ковырять пальцем в ухе. Или как...
   Джайн встряхнул головой, отгоняя от себя навязчивые размышления. Его проблема в том, что он слишком часто уходил глубоко в себя, вспоминал то, что ненужно, задумывался над несущественным. С этим надо бороться и Джайн с этим боролся.
   - Капитан, я не допускаю и мысли усомниться в величии императорской семьи, - сказал Сати. - Я только хочу сказать, что мы не можем утверждать, будто бы туземные обычаи лишены здравого смысла. Среди нас есть много тех, кто избрал свой путь, отличный от того, что диктовало нам общество. Вы, сэр, принадлежите к древней династии и ваш выбор удачно совпал с традициями вашей семьи. Путь Гарби разошёлся с его отцом. А я... Про меня, сэр, вы и сами знаете. Я не должен был стать доктором. По правде говоря, я вообще никем не должен был стать.
   Джайн кивнул. Доктор Сати талантливый врач, который заслужил всеобщее уважение. Однако он родился в союзе генерала Марка и его родной сестры Арки. Империя не карала ублюдков и нормально относилась к внебрачным детям. Но дети от кровосмесительных союзов это совсем другое, они ставили под угрозу не только общественную мораль, но и генофонд. В случае с Сати были учтены военные заслуги генерала Марка. Его оставили жить и дали достойное воспитание. Единственное, чем отличался Сати от других мужчин, так это тем, что он не мог оставить потомство. Когда ему исполнилось двенадцать, он подвергся химической стерилизации. Некоторые поговаривали, что после этой процедуры мужчины больше не могут удовлетворить женщину. Капитан Джайн знал, что это не так. Он несколько лет встречался с Артис, бывшей любовницей Сати. Артис часто рассказывала о том, что проделывал Сати в постели. Может быть, это и было главной причиной, по которой Джайн с ней расстался. Чёртовы бабы везде одинаковы.
   - И что ты предлагаешь, Сати? - спросил капитан. - Ты ведь знаешь, что мы не можем идти на попятную.
   Сати понимающе кивнул.
   - Сэр, я знаю, что не должен вмешиваться. Моё дело лечить. Зашивать и перевязывать, прочищать желудки. Иногда принимать роды. Упокой господь душу Кали.
   При упоминании господа многие офицеры приложили два пальца ко лбу. Джайн остался неподвижен, все знали, что он атеист.
   - Но в мои обязанности входит врачевать не только тело, - продолжил Сати. Он посмотрел на Джайна в упор, - Я должен заботиться и о душе.
   Все по-прежнему молчали. Капитану стало неуютно под взглядом Сати, но он держался.
   - Душа разумного существа это всегда загадка. Будь то душа одного из нас или самого ничтожного жителя отдалённой планеты. Разум это вообще величайшая тайна мироздания. Вряд ли кому-то под силу когда-нибудь её разгадать. И всё же я должен отметить, что некоторые вещи относительно разума нам известны. Мы знаем, какова природа страха, знаем, какие медикаменты могут приглушить тоску. Массаж Лотоса избавляет от досады, напиток славы придаёт сил и смелости.
   Он помолчал некоторое время и обвёл взглядом всех присутствующих. Капитан обратил внимание на то, что некоторые из офицеров опускают взгляд в пол. Это ему не понравилось.
   - Здесь же, судя по всему, мы имеем дело с чем-то совершенно иным. С чем-то, с чем нам ещё не доводилось сталкиваться. Это не страх, и даже не любопытство. Это, если хотите, нечто высшее. Милосердие. Сострадание. Все те чувства, которые считаются недостойными настоящих грейпов. Готовность помочь слабым...
   - Слабым! - взорвался старший помощник. - Доктор, да вы соображаете? Мы можем перевернуть эту планету вверх дном! У нас хватит сил для того, чтобы перебить всё гражданское население, повернуть реки вспять, вскипятить моря!
   - И остаться в дураках, - закончил за него Джайн. - Анхи, я понимаю ваше негодование. Но нам нужна эта планета не для того, чтобы её уничтожить.
   - Я только хотел сказать, что у нас достаточно мощи, - сказал помощник. Капитан кивнул.
   - Это очевидно, Анхи. Я уверен, что доктор не это имел в виду. Да, доктор?
   Сати энергично кивнул.
   - Я хотел сказать, что нам надо учитывать психологию этих существ. И действовать с учётом её особенностей. Возможно, это облегчит нам задачу, но не исключено, что и усложнит.
   - Я понял тебя, Сати, - сказал капитан. - И постараюсь прислушаться к твоему мнению. А пока займёмся делом. Нам надо выгрузиться к вечеру.
   Он повернулся лицом к командирам десантных отрядов, которые, как всегда, сбились в тесный кружок.
   - Вам, господа, по-прежнему полная свобода действий. В рамках разумного, конечно. Применяйте силу, когда это требуется. Полное подчинение среди местных. Доставьте мне их лидеров, - на мгновение он осёкся, - Их мэров, глав, или как вам будет угодно. Объясните ситуацию. Пусть эти сукины дети знают, что теперь мы здесь главные.
   Все кроме доктора Сати разошлись. Сати остался стоять у стены, опершись на неё плавником. Он тёр виски пальцами и отрывисто дышал.
   - Они так ничего и не поняли, - сказал он. И обратился сам к себе: - А я? Я понял?
  
   7.
   На выжженной поляне перед кораблём собрались местные жители и грейпы. Грейпы огромные и рослые, в чёрных одеждах с серебряными поясами, в высоких сапогах на магнитной платформе. Аборигены одеты кто в грубые штаны с кожаными заплатами на коленях, кто в длинные белые рубахи, ещё больше подчёркивающие белизну кожи. Все волновались и нельзя сказать, кто волновался больше, грейпы или местные.
   Язык у аборигенов был довольно примитивный. Он явно родственный языку грейпов, построен по тем же принципам. Даже шесть тональностей каждого звука и те общие. Офицер Бери, известный полиглот, довольно быстро освоился и говорил без помощи специального устройства. Остальные использовали декодеры, подключенные к бортовому компьютеру. Бери так и распирало от гордости. Его голова переводила язык туземцев на порядок быстрее, чем электронный мозг "Орена".
   Капитан Джайн сошёл на землю последним и хмуро уставился на собравшихся. Его взгляд лениво скользил по аборигенам, задержался только на тощем хмыре в ярко-красной рубашке. Удивительная безвкусица. Джайн подумал о том, что хочет видеть этих недоумков в аккуратной рабочей униформе на горных шахтах.
   - Вы объяснили им ситуацию? - спросил Джайн у Бери. Бери важно кивнул.
   - Да, сэр.
   - И что?
   - Боюсь, они не вполне меня поняли.
   - Так объясните им ещё раз! - скомандовал Джайн. - Скажите им, что мы колонизовали эти земли!
   Бери повернулся к коротышкам и что-то быстро им сказал. Капитан внимательно прислушался к разговору. Он принципиально не пользовался декодером, разумно полагая, что рано или поздно придётся выучить местный язык. И лучше начать сразу же. Пока удалось разобрать только отдельные слова.
   - Сэр, - обратился к нему Бери, - Они спрашивают, что такое "колонизовали".
   Джайн злобно на него уставился.
   - Скажи этим ублюдкам, что теперь это наша планета! Мы здесь хозяева!
   Бери передал слова капитана. Бурная радость среди аборигенов.
   - Бери, какого дьявола они радуются? Немедленно выяснить и доложить мне.
   - Сэр, они говорят, что счастливы принять нас в свою семью.
  
   8.
   Много позже король Джайн первый, бывший капитан Джайн, пытался восстановить всё случившееся в хронологическом порядке. Почему-то в его памяти отложилось то, что первым сбежал доктор Сати. Но согласно данным в архиве доктор Сати оставался в лазарете ещё год с небольшим. Сначала лечил сломанную руку, потом мучился от местной лихорадки. Кроме того, он был единственным, кто занимался ребёнком Кали. Всем остальным было не до пищащего комочка плоти. Планета Геката оказалась крепким орешком.
   Аборигены так и не поняли, что произошло. Сначала Бери, а потом и все остальные пытались объяснить им новые порядки, но всё было бесполезно. Сложнее всего было отказаться от их помощи. Со всех окрестностей приезжали всё новые и новые представители общин. По меньшей мере десять местных врачей помогали справиться с вспыхнувшей эпидемией. Трое докторов были женщинами и впоследствии капитан Джайн винил себя в том, что не предугадал, что за этим последует. Как можно было быть таким дураком?
   Чёрт бы побрал этих местных. Отзывчивые и предупредительные. Джайн назначил с сотню надзирателей за рабами, ещё пятьдесят младших офицеров отправил наводить порядок в городах. Все вернулись нагруженные корзинами с мясом и фруктами, с дорогими тканями, с примитивными медикаментами. Приказ расселиться по домам так и не был отдан. Проклятые аборигены сами предоставили жильё своим захватчикам.
   Джайн пробовал грубить. По его приказу офицеры провоцировали стычки, затевали драки, оскорбляли старейших жителей. Ничего не помогало. Откуда грейпам было знать, что на планете Геката регулярно велись кровопролитные религиозные бои? Между тем, двери каждого дома всегда были открыты для беженцев, какую бы религию они не исповедовали. Боги были разные, одинакова только забота о ближних, попавших в беду. Ни один офицер не мог вообразить себе те унижения, которыми подвергали друг друга аборигены разных культов. А корабль, приземлившийся на один из городов, не мог и сравниться с разрушительным цунами, прогулявшимся по планете Геката несколько лет назад. Тогда под одной крышей находили приют представители самых разных религиозных конфессий. Как молитву они повторяли слова о том, что важно заботиться о каждом заблудшем, каждом больном, каждом отчаявшемся. Грейпы рассчитывали, что аборигены увидят в них злобных захватчиков. Но жители Гекаты увидели в них только несчастных чужаков, потерпевших крушение.
   Первым был не Сати, а Ками, помощник рулевого. Он увидел прекрасную белокожую девушку по имени Сарте и совсем потерял голову. Сарте была крошечной, с раскосыми глазами, узкими плечами, длинными тонкими пальцами. Её кожа буквально светилась изнутри, а светлые глаза мерцали, как свет Лада, спутника Гекаты. Ками было всего тридцать, он был робким и стеснительным парнем, не пережившим ещё ни одного любовного приключения. Когда в академии его однокурсники уже вовсю крутили с девушками из женского института, он часами просиживал над звёздными картами. Он закончил курс в десятке лучших студентов. И был единственным девственником, которого когда-то выпускали стены академии.
   Сарте захватила все мысли Ками. Ему достаточно было одного взгляда на неё, чтобы сердце подступало к горлу, а в груди разливалось горячее тепло. Когда Сарте протянула ему руку, и он коснулся её своими дрожащими пальцами, произошло чудо. Ками понял, что влюбился в инопланетную девушку, и не просто девушку, в рабыню. На мгновение это привело его в панику. Но прежде чем он успел оценить ужас своего положения, ноги сами несли его в сторону деревни. Рука Сарте была крепко сжата в его руке, Сарте бежала рядом, задыхаясь от быстрого бега. Она так и не спросила Ками, куда они бегут. Она просто доверилась ему, и это снесло последнюю преграду. Ками не вернулся на корабль.
   Потом был Арни и Тамне, Бери и Инке. Рассудительная Рути убежала посреди ночи со светлоглазым коротышкой, а Джайн так и не успел узнать, как его зовут. Некоторые возвращались на корабль с опущенными головами, чтобы снова сбежать через несколько недель. Другие связывались с капитаном и говорили, что решили провести исследования в соседнем городе. Исследования, как же. Капитан Джайн приходил в ярость и бесился от собственного бессилия.
   С момента посадки прошло всего несколько лет, а он уже перестал контролировать ситуацию. Где утренние доклады, где подобострастные взгляды, где знаки уважения? Это даже не бунт, это скорее бойкот. На корабле осталось не больше полусотни грейпов, которые даже не пытались выполнять свои прямые обязанности. Все как будто сошли с ума. Капитан Джайн был мужчиной и понял бы, если дело было только в смазливых девицах. Но многие из его офицеров сбежали не с кем-то. Они ушли просто так, поселились в чужих домах, учили чужой язык, ели с рабами за одним столом. Почему? Как это произошло? Неужели великие умы империи оказались неправы в своих расчетах?
   - Всё дело в страхе, - говорил Джайн сам себе. Он погрузил лицо в чашу с травяным настоем и сделал шумный глоток. Плевать на манеры! Он выпустил излишки настоя через крайнее правое отверстие. - Они не боятся нас. Эти сукины дети нас не боятся.
   Он откинулся в кресле и скрестил ноги в щиколотках. Тут крылось что-то ещё, что-то непонятое, не принятое во внимание. О чём говорили эти бледные выродки? Они говорили "будьте как дома", они говорили "мы с вами одна семья". Это всё демагогия, если хотите, даже политика. Они недостаточно умны для того, чтобы провернуть такое дело с могущественными грейпами. Значит, всё дело только в психологии. Доктор Сати был прав. Прав во всём, чёрт бы его побрал!
   Джайн ударил кулаком по подлокотнику. Он вспомнил последнюю встречу с представителями аборигенов. Негодяи смотрели на него с жалостью. Немыслимо. Они говорили...
   - Они говорили, чтобы мы не боялись старших, - внезапно сказал капитан вслух. Он выпрямил спину, поражённый догадкой. - Погоди... Старших?
   Он перебрал в голову всё услышанное. Аборигены Гекаты назвали себя "младшие" и он полагал, что это слово является синонимом "живые". Следовательно, "старшие" это мёртвые.
   - Но у них нет культа мёртвых! Ни в одной из их религий!
   Джайн резко встал. Проклятые правила. Всё это время они изучали поведение этих сукиных детей, государственный строй, обычаи и особенности. Изучение религиозных культов было последним пунктом. А ведь именно с него следовало начинать. Возможно, тогда никому бы не пришло в голову считать "старших" мертвецами. Может быть, тогда всё было бы иначе. Эх, знать бы раньше!
   Капитан вышел из своей каюты и тут же наткнулся на бегущего по коридору доктора Сати. Он был удивлён. Доктор уже несколько месяцев не появлялся на корабле. Говорил, что изучает местную медицину.
   - Сати? - спросил Джайн. - Я не ожидал тебя здесь увидеть.
   - Я только на минутку, - сказал Сати. - Должен забрать данные, должен...
   - Ты должен работать! - прорычал капитан и схватил доктора за грудки. - Работать на корабле! На наших солдат!
   Доктор Сати абсолютно спокоен.
   - На каких солдат, капитан? - спросил он. - Почти все там, внизу.
   Капитана Джайна внезапно покинули силы. Он бы упал на пол, если бы Сати не подхватил его за плечи. Джайн положил ладонь на руку Сати и взглянул на него почти с ужасом.
   - Сати, что же мне делать? Я потерял контроль. Потерял управление. Провалил задание!
   - Провалили задание? - переспросил Сати. - Сэр, с чего вы взяли?
   - Я, - сказал Джайн и запнулся. Он не мигая смотрел на доктора и собирал всё свое мужество, чтобы не начать хныкать, как девочка. - Сати, я всё испортил. Я не достоин быть капитаном.
   Сати хрипло засмеялся.
   - Сэр, - сказал он, - Разрешите узнать, какой приказ отдало вам командование?
   - Колонизовать эту планету, - сказал капитан без запинки. - Построить здесь колонию для наших людей.
   - И что вас не устраивает?
   Джайн смотрел на Сати в ужасе и молчал. Сати кивнул.
   - Капитан, командование дало вам приказ расселить три тысячи наших людей на новой планете. Если я всё правильно помню, вы запланировали двадцать лет на строительство инфраструктуры, способной удовлетворить наши потребности. Могу вас поздравить. Вы справились с заданием меньше чем за четыре года.
   - Но я, - сказал Джайн, - Я... Всё пошло не так! Мы должны были покорить эту планету! А вместо этого мы...
   - Мы покорили её, капитан. Или она покорила нас. Какая разница, если результат один и тот же? У наших людей есть еда и кров, мы плодотворно работаем, строим новые дома, новые дороги. Новые города. Разве не этого вы хотели?
   Впервые за всю капитанскую службу Джайн сорвался на подчинённого.
   - Сати! - заорал он. - Мои люди разбрелись по всей планете, они трахают местных женщин и делают им детей!
   - Их дети будут грейпами, - сказал Сати. - Наши гены доминантны, поверьте доктору.
   - Они живут с ними под одной крышей! Говорят как с равными! Выполняют их законы!
   - И пишут новые. Бери избрали в городской совет. Рагми работает помощником мэра. Разве вы не знали, капитан?
   - Я не знал, - сказал Джайн. Он тяжело дышал. - Но это не то, чего мы хотел. Чего я хотел. Я хотел... Я мечтал...
   - Мечтали о том, чтобы планета стала жемчужиной империи? - закончил за него Сати. - Так, капитан? Мы все мечтали об этом.
   - Этого не будет. Мы всё потеряли. Я всё испортил. Я слишком молод, у меня не хватило опыта, я...
   - Вы всё сделали правильно, сэр. Может быть, не так, как планировалось с самого начала, но правильно. Наш народ будет жить. Зёрна посеяны.
   - Некому будет работать на шахтах! - сказал Джайн убитым голосом. - У нас нет рабов...
   - Но у нас есть рабочие, и поверьте, их труд гораздо более эффективен. Они хотят работать. И есть люди, которые с восторгом примут наши технологии. Будут работать с нами, будут создавать, проектировать. Мы создадим машины, которые заменят ручную силу, построим роботов, которые будут работать за нас. Мы построим новое общество!
   Джайн промолчал. Потом поднял голову и внимательно посмотрел на Сати.
   - Кто такие старшие, доктор? - спросил он. - Они сказали, что старшие нас не тронут. Кто это?
   Сати приложил согнутый палец к ротовым отверстиям.
  
   9.
   Ещё через год на Гекате больше никто не удивлялся высоким и сильным чужакам. Да и не чужаки они вовсе, просто фермеры, учителя, врачи, учёные и механики. У них чёрная кожа и чёрные глаза, но говорили они на том же языке, так же шутили и также смеялись. Они занимали выборные должности, ходили в церковь, читали местные газеты, ели местную пищу. Они посещали спортивные соревнования и сами в них участвовали. У них рождались дети от местных женщин, такие же тёмные, как они сами, иногда с чёрными глазами, иногда с голубыми. Кто-то ударился в религию и устроил разнос в одной из сект. Бывший помощник доктора Сати сидел в тюрьме за убийство на почве ревности. Рути спала с молочником и до смерти боялась его жену. Рулевой Горни женился на дочери учителя и усыновил двух её сыновей от бывшего брака. Жизнь продолжалась.
   Капитан Джайн держался до последнего. Вначале смотрел на своих бывших подчинённых и думал, что они сошли с ума. После долгих размышлений он пришёл к выводу, что они как раз обладают большим здравомыслием, чем он сам. Его грейпы строили новый мир, осваивали новую планету, включались в жизнь общества. Да, здесь нет рабства, зато перед зданием администрации развивается имперский флаг. Местные жители считали, что долг каждого человека уважать свою историю, вот они и уважают историю грейпов.
   - Местные жители! - проворчал Джайн. - Проклятие! Они уже стали местными. Это ведь...
   Он приложил руки к лицу, почувствовал, как дрожь проходит по всему телу. Сердце колотилось вдвое быстрее обычного.
   - Это ведь, - повторил от шепотом, - Это ведь... Наша планета?
   Бывший капитан Джайн смотрел прямо перед собой.
   - Наша планета, - сказал он ещё раз. - Нет, не может быть. Наша планета! Наша планета!
   Совершенно обессиленный, он упал на кровать.
  
   10.
   Женщину звали Шарлотта. Она была на голову выше любого аборигена, у неё сильное тело, крепкие руки и ноги. Первое, что замечал взгляд, это даже не рост, это цвет. Шарлотта была белая, как снег на вершинах гор. Белая кожа, белые остроконечные наросты на голове, на белой носовой кости выгравирован сложный орнамент. У неё были удивительные глаза. Радужная оболочка поделена на две половины, снизу она голубая, сверху оранжевая. Женщина была одета в красное бархатное платье, стянутое на поясе кожаным ремнём. Тонкие пальцы унизаны дорогими кольцами.
   Джайн понятия не имел, как она попала на корабль. Последние полтора года на корабле обитали только он и механик по имени Кири. Кири всю жизнь провёл в космосе и утверждал, что до смерти боится открытого пространства. При виде неба над головой с ним начиналась истерика. Капитан был рад тому, что Кири живёт на корабле. Без него ему было бы совсем не по себе.
   - Кто вы? - спросил Джайн, - Как вы...
   - Я старшая, - сказала женщина. - Я Шарлотта.
   Она протянула вперёд руку ладонью вперёд и развела пальцы в разные стороны. Джайн увидел, как в центре её ладони вспыхнул и расцвёл огненный цветок. Или это ему только показалось? Он невольно сделал шаг назад.
   - Я пришла защитить младших, - сказала она и протянула к Джайну пылающую руку.
   - Защитить от кого? - спросил капитан Джайн. Внезапно он начал чувствовать злость. - От нас? От коварных космических захватчиков?
   Джайн выступил вперёд. Теперь рука Шарлотты была нацелена ему в грудь. Ещё шаг и горящий цветок впечатается в его кожу.
   - Я пришла убить чужаков, - сказала женщина. Джайн не боялся смерти. Он смотрел на неё открытым взглядом.
   - Мы проиграли, - сказал Джайн. - Ничего не вышло. Проклятая планета захлопнулась, как мышеловка. И мы оказались внутри. А теперь делай, что хочешь. Вы победили. Кем бы вы ни были.
   Женщина наклонила голову вправо, посмотрела на него с удивлением. Она медленно согнула один палец за другим. Джайн увидел, как огненные языки вырываются между её пальцами.
   - Победили? - спросила она. - Младшие победили?
   Она посмотрела по сторонам. Провела рукой по стенам, нарисовала указательным пальцем сияющие круги. На мгновение её силуэт стал дрожащим, как воздух над костром, потом мигнул и исчез. Джайн потряс головой. Женщина снова стояла перед ним.
   - Здесь никого нет, - сказала она. - Только ты и старик. Корабль пуст. Почему? Где твои воины? Где захватчики? Мы видели оружие, мы видели солдат, мы видели армию. Где они?
   Джайн сел в кресло.
   - Откуда мне знать, - сказал он лениво. - Все сбежали. Разбрелись по всей планете. Это теперь их планета. Общий дом, семья, как бы вы это не называли.
   - Я видела детей, - сказала женщина. - Чёрные дети чёрных людей.
   - Наши гены доминантны.
   - И новые дома...
   - Они в них живут.
   - И новые шахты!
   - Они в них работают. И получают за это жалованье, если тебя это интересует.
   Женщина подошла к Джайну и внимательно на него взглянула.
   - Твои люди вступили в семью? Стали младшими?
   Джайн не знал, кто такие младшие, поэтому просто кивнул.
   - Почему же ты остался здесь? - спросила Шарлотта.
   - Это мой корабль, - сказал Джайн. - Мой долг. Я должен исполнить свой долг, даже если останусь совсем один. Я дал клятву. Я верен своему слову.
   Шарлотта взяла его за руку. Пальцы у неё были холодные и твёрдые. Джайну показалось, что его коснулась мраморная статуя.
   - Ты говоришь правду, - сказала Шарлотта.
   Что-то изменилось в её взгляде. Она смотрела на Джайна, как на равного. В глазах не было злобы и ярости, только бесконечное удивление. Джайн смотрел на неё не отрываясь. Он пытался сопротивляться, пытался цепляться за корабль ослабевшими руками. Он помнил, что он грейп, и не просто грейп, капитан космического корабля грейпов. Но женщина так красива и нежна, а он так устал. Джайн сдался.
   Командование получило сообщение об успешной колонизации.
  
   11.
   Жизнь продолжилась. После смерти Кири чёрный корабль остался необитаем. Он постепенно врос в землю, пока, наконец, снаружи не остался только длинный остроконечный плавник с надписью "Орен". Буквы с рваными краями, старый алфавит, как называли его на Гекате. После появления грейпов местная письменность претерпела небольшие изменения. Количество букв увеличилось до сорока восьми. Они были по-прежнему круглые, вот только к ним добавились рваные края, означающие порядок тона. Некоторые считали это излишеством, всё-таки тон задаётся контекстом. Школьные учителя не были согласны и требовали от учеников каллиграфического письма.
   Джайн стал мужем Шарлотты и тем самым заключил союз гораздо более прочный, чем любой другой брак между грейпами и уроженцами Гекаты. Шарлотта принадлежала к расе Старших, странному и таинственному народу, живущему высоко в горах. Старшие проживали бесконечно долгую жизнь, успевали пронаблюдать смену множества поколений младших. Это была древняя раса наблюдателей, которые проводили жизнь, соблюдая старинные традиции и ритуалы. Шарлотта отказалась от долгой жизни ради Джайна и не вернулась обратно. Спустившись вниз, Шарлотта перечеркнула собственное прошлое, отказалась от своего долга, своих предков, своей семьи. Джайн прожил на Гекате до глубокой старости, так и не узнав, что у его прекрасной жены остался сын от первого брака.
  
   12.
   Потомки грейпов построили на Гекате новую цивилизацию. Джайна и Шарлотту почитали как древних королей. Их дети и дети их детей имели такую же тёмную кожу, как все остальные, вот только глаза у них были двухцветные. Глаза старших.
   К небу устремились величественные остроконечные здания. Под землёй были прорыты километры туннелей, в которых мчались поезда скоростного метро. Глобальная сеть объединила четырнадцать миллиардов компьютеров и вдвое больше мобильных устройств. В парламенте велись жаркие дебаты, требующие запретить порнографию.
   Много музеев. История учила тому, что вечно только искусство. Молодёжь предпочитала грезить о вечной любви, но кто слушает молодых. Прекрасные портреты Эрмунди открыли новую эру живописи, его перу принадлежало большинство картин в королевской портретной галерее. Зальми никуда не годится как портретист, зато его морские пейзажи захватывали воображение. На берегу северного моря возвелась двухсотметровая статуя богини Стеи, покровительнице мореходов. Элке Райн написал научно-фантастический роман про путешествие к звёздам. Школьники зачитывались книгами про магию и колдовство.
   Процветала скульптура и живопись. Врачи обнаружили, что занятия музыкой улучшают снабжение мозга кислородом и детей учили музыке чуть ли не с пелёнок. Проза воспевала жизнь, поэзия смерть. Целыми семьями ездили весной к берегам холодного моря смотреть, как ломается лёд. Превыше всего ценилось созерцание.
  
   13.
   - Созерцание! - сказал профессор северного университета. На него жадно смотрели почти сто пар молодых глаз. Профессор Заги как никто другой умел захватить внимание молодёжи: - Созерцание! Вот единственный вид искусства, которое не требует отдачи. Созерцая прекрасное, имеющее нерукотворную природу, вы открываете своё сердце новому, непознанному. Как говорил великий литератор Кареми, только наблюдение позволяет нам подняться на новую ступень развития личности. Наблюдение и невмешательство! Кто может привести пример?
   - Горение! - протянула руку Акти, одна из самых прилежных студенток курса искусствознания. Если бы она носила юбку подлиннее, могла бы рассчитывать на повышенную стипендию. Университетский совет оценивал не только знания, но и поведение.
   - Отличный пример, - одобрил профессор Заги. - И что самое прекрасное в горении?
   Акти вдруг смутилась и приложила ладони к щекам. Профессор выжидающе на неё смотрел.
   - Ну же, дорогая, - сказал он. - Так что же?
   - Конечность, - сказала Акти и шумно выдохнула через центральные отверстия.
   - Именно! Конечность самого процесса горения. Мы смотрим на танцующие языки пламени, зная, что наблюдаем конечный процесс. Пламя вспыхнет и потухнет, но перед самой гибелью будет особенно прекрасным. О чудесной природе огня пишет Лати. Кто может процитировать?
   Компания Атрам изобрела беспроводную связь. Корпорация Агде выпустила на рынок дешевые автомобили, работающие на водороде, и за несколько месяцев похоронила всю нефтяную промышленность. Мали Эрайн создал первую социальную сеть.
   Не были забыты и древние традиции. Наука старалась идти вместе с религией. В храмах продавалась витаминизированная вода и свечи для ароматерапии. Священники самых разных конфессий говорили о необходимости борьбы с нищетой, наркоманией, детской проституцией и венерическими заболеваниями. Частная компания "Робототехника будущего" представила первый прототип легендарного грифона. В лаборатории города Окто начали разработку искусственного интеллекта.
   Планета Геката поглотила и раздавила грейпов, она уничтожила их легенды, обычаи, похоронила их язык. Кровь грейпов добавила жителям планеты высокий рост, окрасила их глаза и кожу в тёмный цвет, но дело ограничилось только внешними изменениями. Их знания дали новый толчок для развития цивилизации. Плоды этой цивилизации вкушали обычные люди.
  
   14.
   У короля Альберта было семь жён, двенадцать дочерей и восемнадцать сыновей. Он страстно любил свою семью и старался проводить с ней каждую свободную минуту. Таких минут у Альберта выпадало очень мало, отчего его подданные часто видели скорбную складку на королевском челе. Альберт думал, что любой его министр, да что там, любой младший клерк был гораздо счастливее его. Им достаточно одной женщины, которой можно посвятить гораздо больше времени. Но королевский статус обязывал иметь много потомков. Если бы кто-то изобрёл женщину, способную произвести на свет хотя бы двадцать детей! Иногда Альберту казалось, что он никогда больше не сможет заниматься сексом. Когда он находился в постели с одной женой, он думал о другой. Его жены не знали чувства ревности, а сам Альберт ревновал себя самого.
   Когда Энди Гдански впервые увидел короля, он назвал его Альбертом из-за смутного сходства с Альбертом Эйнштейном. Его младшую дочь он окрестил Сенной. Настоящее имя Сенны состояло из тридцати букв, каждая шестая из которых произносилась на полтона ниже предыдущей. Только уроженец королевства Орен мог правильно назвать её по имени, не опозорив себя дурным произношением. Альберт называл дочь "мелочь" и часто ловил себя на мысли, что лучше бы ей родиться мальчиком. Мальчика можно было бы отправить учиться в корабельную академию, мальчика можно было бы женить и заставить остепениться. В конце концов, мальчика можно было бы просто выпороть. Но что прикажете делать с дочерью, которая ведёт себя хуже, чем сын фабричного рабочего?
   У Сенны не было ни талантов, ни способностей, зато целое море нерастраченной энергии. Она с трудом закончила курс домашнего обучения и даже не пыталась поступить в высшую школу. Её нельзя было заинтересовать ни книгами, ни искусством. Единственный способ хотя бы на некоторое время избавиться от Сенны, это отправить её заниматься тяжелым физическим трудом. А что это будет такое, курс скалолазания или водная гребля, было совершенно неважно. Альберт знал, что главное вымотать дочь до полного изнеможения. Он пришёл в ярость, когда одна из младших жён посоветовала найти для Сенны хорошего любовника. Только спустя несколько месяцев он задумался о том, что его жена мудра не по годам.
   Сенне было почти тридцать, что соответствовало четырнадцати земным годам. Ещё через десять лет наступит совершеннолетие. Девушкам в её возрасте давно положено определиться с будущей профессией. Для дочери короля и вовсе немыслимо было проводить время в бессмысленных забавах. Две сестры Сенны занимались благотворительностью, одна поддерживала фонд по защите прав женщин. Старшая сестра вышла замуж и родила близнецов. Помимо воспитания детей она занималась собственным производством парусных судов. Когда Альберт говорил "я горжусь своими дочерями", он имел в виду старшую. И всё же Сенну он любил больше других. А почему - и сам не мог понять.
   Сейчас Сенна переживала страстное увлечение фотографией. Началось всё с фотографий в социальной сети, бесконечные "селфи", которые король считал терминальной стадией идиотизма. Потом фотоработы становились всё серьёзнее и серьёзнее, Сенна проглатывала десятки книг и посещала курсы по композиции. Королю было впору радоваться, что его дочь наконец нашла своё призвание, но он боялся даже думать об этом. Слишком много было таких увлечений. Сначала театр, потом курсы первой помощи, потом живопись. Сенна быстро увлекалась чем-то новым и никогда не доводила дело до конца. Оправданно в случае ребёнка лет двадцати, но совершенно не подходило для тридцатилетней девушки. Альберт боялся, что его дочь до самой старости так и будет растрачивать свои силы впустую.
   Когда Сенна сказала отцу, что хочет отправиться смотреть на "Большое горение", он потерял самообладание. Король был не против оплачивать любые прихоти дочери, пока это касалось планеты Геката. Но путешествия за пределы звёздной системы удел или профессионалов, или идиотов. Альберт не понимал увлечений скалолазанием, терпеть не мог малую авиацию. Несколько лет назад Сенна без спроса отправилась в экспедицию на дно океана. Тогда, помнится, король не находил себе места от волнения. Когда Сенна вернулась целая и невредимая, он не разговаривал с ней две недели. Но по сравнению с "большим горением" это путешествие было прогулкой по зелёной лужайке. Альберт сказал дочери, чтобы она и думать не смела о подобных путешествиях. Выкинь это из головы, сказал он, прекрасно зная, что Сенна не выкинет. Любой запрет только её раззадоривал
   Большое горение! Взрыв планет, иногда уже мёртвых, чаще обитаемых. Удивительное зрелище, которое на всю жизнь остаётся в памяти. На Гекате был широко развит культ огня без какой-либо привязки к культуре и религии. Лучшая молитва это созерцание пламени костра, пламенеющих углей, последних искр сгорающей деревяшки. По большим праздникам в небо запускались огненные круги, которые шипели и плевались золотым огнём. Но всё это не шло ни в какое сравнение с горящей планетой. Действительно "Большое горение". Об этом снимали фильмы, писали книги, слагали песни. Поэты сравнивали горение с любовью. Сам король Альберт чувствовал, как горит его любящее сердце. Любовь к семье, любовь к близким, вот единственное горение, вот то, что можно созерцать день за днём, не ожидая конца. Спокойное горение. Нет, никаких космических путешествий!
   Кроме того, на Гекате действовало множество обсерваторий. Автоматические установки были отправлены к спутникам планеты. На орбитальной станции "Пламя" установлен самый большой телескоп. Космические миссии автоматических наблюдателей отправлялись к самым дальним уголкам галактики. Иногда они приносили сведения о звёздах, которым суждено догореть, иногда о пролетающих кометах, иногда об астероидах. А иногда о планетах, находящихся на грани катастрофы. В этом случае сценарий был почти всегда один и тот же. Население планеты изобретало способ уничтожить планету и с радостью пускало его в ход. Жители Гекаты не понимали подобное стремление к самоубийству, поэтому никогда не вступали в контакты с представителями иных цивилизаций. Допускалось только смотреть на горение со стороны, любоваться последними вспышками. Делать выводы для самого себя о недопустимости подобного на Гекате. Многие считали такое созерцание богоугодным, а такой огонь очистительным. Где бы ни происходило следующее горение, к нему отправлялись сотни паломников.
   Сенна сказала "Я хочу посмотреть на горение". Звучало как просьба, но отец не слышал в её словах просительной интонации. Он достаточно хорошо знал свою дочь, чтобы понять, она не будет просить. Сенна просто информировала его о том, что собирается в путешествие. Альберт мог беситься и стучать кулаком по столу, пускать пар из всех ротовых отверстий, но делу это не поможет. Сенна всегда делала то, что ей хотелось.
   - Это опасно, - осторожно сказал Альберт. Он изо всех сил старался балансировать между любовью и строгостью. Его младшая дочь вроде подводной мины, лишнее движение и взрыв не заставит себя ждать. - Я боюсь за тебя.
   - Со мной всё будет в порядке, - сказала Сенна. - Ты же знаешь, со мной никогда ничего не случается. Я привезу тебе фотки.
   - Фотографии! - загремел Альберт. - Прекрати этот глупый сленг!
   - Фотографии, - послушно сказала Сенна. - И какой-нибудь сувенир, хочешь?
   Альберт тяжело опустился в кресло. Он был уже почти готов позволить дочери понаблюдать со стороны. Но приближаться к планете, которая вот-вот должна будет взорваться? Некоторые самоубийцы привозили с собой всякую дрянь. Обгоревшие стволы деревьев, каменные глыбы. Местных животных, иногда живых, чаще трупы. Многие погибали при попытке сближения с планетой.
   - Никаких сувениров, - сказал Альберт. - Отправляйся смотреть на своё горение. Чёрт с тобой, всё равно ты меня не послушаешь. Но никаких сувениров, ясно? Не приближайся к этой проклятой планете! Не снимай кокон!
   Сенна порывисто его обняла и помчалась в свою комнату. Альберт решил, что она торопится написать сообщение в социальной сети. "Ура, я лечу на большое горение" или что-то в этом духе. Он поморщился. Что может быть глупее социальных сетей? Когда король был молод, они предпочитали живое общение этой электронной дряни. С другой стороны нельзя недооценивать новое поколение. Мать Сенны была вдвое моложе его и проводила в сети едва ли меньше времени, чем дочь. Иногда Альберт думал, что слишком стар для современного мира. Все эти сети, журналы, видеоканалы слишком непонятны в его возрасте. Он отправился в библиотеку и взял материалы по гибнущей планете. Слаборазвитая цивилизация, обитатели едва сумели добраться до собственного спутника. Короткая продолжительность жизни, много агрессии, мало интеллекта. Местное название планеты "Земля". В принципе, не жалко.
  
   15.
   Чем ближе к королевским покоям, тем хуже становилось на душе у Сенны. Она помнила, что отец требовал от неё не приближаться к планете и понимала, что её ждут неприятности. В своих спутниках она не сомневалась. Никому не придёт в голову рассказать королю о том, что она вытворяла на планете. Если бы она оставила себе ту красивую статую, никто бы ничего не заподозрил. Статую можно было бы поставить в саду и заявить, что купила её у начальника экспедиции. Заодно и выманить под это дело побольше карманных денег. Уж папочка не поскупился бы узнав, что она в точности соблюдала его приказания. Но как быть с живым существом? Проклятый Марек! Каким надо быть идиотом, чтобы растаскивать биологические организмы на долбанные сувениры. Марек был сыном начальника экспедиции и это уже девятое горение на его счету. Вечно он занимается какой-то ерундой. В прошлый раз это была какая-то огромная птица, которая сдохла на полпути до Гекаты. В позапрошлый раз он притащил пару странных существ с плавниками и жабрами. Марек совершенно не умел ухаживать за животными. Сенна упрашивала отдать ему хотя бы кого-нибудь, но он был непреклонен. Ещё немного, и он сможет организовать кладбище для инопланетных тварей у себя во дворе.
   А Сенна любила животных и умела о них заботиться. Дома у неё был настоящий зоопарк. Большая часть животных, правда, производства компании "Робототехника будущего", но было три настоящие собаки, лев, орёл, розовый енот Фай и кот Байрон. Все, конечно, уроженцы Гекаты, никакой инопланетной нечисти. Кота и енота Сенна нашла на берегу моря после кораблекрушения. Обоих выбросило волной на берег, оба были обезвожены и почти заживо сожраны мелководными раками. Сенна выходила животных и обрела двух верных друзей. Фай оказался слепым на оба глаза, Байрон после стычки с раками лишился передней лапы и половины хвоста. И всё же это были замечательные звери, которые ходили за ней по пятам и спали в одной постели.
   Несмотря на любовь к животным, Сенну нельзя было назвать добрым человеком. Она могла оставить нищему всё содержимое своего кошелька, а могла пройти мимо не глядя, в зависимости от настроения. Она то страстно любила отца, то старалась его избегать. Её родные гадали, каких ещё выходок ожидать в ближайшее время и давно перестали скрывать своё раздражение.
   А Сенна полагала, что у неё слишком много родственников. От братьев и сестёр было слишком много шума, от одноклассников слишком много подобострастия. Вдобавок все жёны короля вели между собой тесную дружбу, которая позволяла им совместно воспитывать своих детей. И Сенне доставалось в семь раз больше нотаций за проступки. Она бы предпочла родиться в самой простой семье королевства, где у детей только двое родителей.
   Сенна боялась предстоящего разговора с отцом. Она хорошо знала Альберта и была уверена, что он знает цену её словам. Отец знал, что она наверняка полетит поближе к планете. Наверняка успел вообразить себе всевозможные ужасы. Кроме того, её фотографии. Если отец их уже видел, вряд ли получится доказать ему, что съёмка велась через кокон. Альберт ничего не понимает в фотографии, но прямую съёмку разглядит кто угодно. Интересно, а что если послать её съемки в журнал "Звёздный мир"? Может быть, получится получить хотя бы пятьсот гетов. В том, что в ближайшие месяцы она не получит карманных денег, Сенна была уверена.
   Сенна пугало существо, сидящее позади неё. В том, что это представитель разумной расы, она не сомневалась. Но можно ли считать разумными тех, чей мозг настолько слабее твоего? А как насчёт тех, кто способен уничтожить собственную планету? Существо пока не проявляло никаких агрессивных действий, но, возможно, это дело времени. Сейчас оно было слишком напугано для того, чтобы дать волю своей натуре. Как можно было вообще оставить его позади себя? А вдруг набросится... С другой стороны, оно помогло ей. Надело маску. Если бы только оно умело говорить!
   Сенна оглянулась через плечо, бросила встревоженный взгляд на своего попутчика и её передёрнуло от отвращения. Милосердные боги, как вы допустили существование такого чудовища? Тонкая кожа и шерсть на голове это ещё ладно, Сенна видела зверей и пострашнее. Можно было простить даже тонкие плотные чешуйки на кончиках пальцев. Пальцы очень короткие, всего по три фаланги, выглядя как отрубленные. В принципе, не так страшно. Но что вы скажете относительно этой дыры в голове? Существо то и дело напрягало мускулы где-то за ушами, нижняя лицевая кость уходила вниз. Ух! Сенна увидела острые костяные отростки, влажную складку кожи, розовые выступы, покрытые какой-то мерзкой слизью. Когда существо открыло рот ещё шире, из него вырвался поток тёплого воздуха с капельками влаги. Сенна думала, что существо с огромной дырой внутрь собственного организма просто не может существовать, это противоречит всем законам здравого смысла. Однако оно существовало, сидело позади неё, и, казалось, даже что-то соображает. Невообразимо. Сенна была уверена, что сегодня ночью ей будут сниться кошмары.
  
   Геката
  
   1.
   Энди чувствовал, что его мочевой пузырь сейчас разорвётся. Но одно дело справлять нужду в закрытом ледяном коконе, совсем другое делать это на высоте сколько-то-там-метров над облаками. Энди читал про десантников, писающих из летящего вертолёта, но ему совершенно не хотелось повторять из подвигов. Где-то он слышал, что человек способен терпеть около трёх часов. Энди понятия не имел, сколько уже терпит. Точно не меньше суток.
   Сенна сидела на грифоне, поджав под себя одну ногу. Её спинной плавник чуть подрагивал от быстрого движения. Энди гадал, какого он окажется цвета. Тёмно-синий? Чёрный? Или вообще малиновый? Если вспомнить рыб в московском океанариуме, их плавники обычно отличаются от цвета чешуи. С другой стороны, если Сенна это рыба, то где её жабры? Есть ещё совсем фантастическая версия. Люди любили модифицировать свои тела. Пирсинг, татуировки, волосы всевозможных цветов. Почему бы этим существам не вживлять себе на спины искусственные плавники. Может быть, это вроде серьги в ухе. Бывшая почти-жена хотела проколоть себе соски. Энди сказал, что в таком случае она будет сама себя трахать.
   - Проклятие, - сказал Энди сквозь зубы. - Хватит. Хватит!
   Он ненавидел свою привычку перескакивать с одной мысли на другую, выстраивать самые абсурдные ассоциативные цепочки. Но голова работала сама по себе, образы наслаивались один на другой. Цветные волосы были у секретарши на его бывшей работе, у одной из бухгалтеров острые и длинные накладные ногти. Отпечаток красной губной помады на воротнике его рубашки. Боже, какая банальность. Ревнивая стерва, с которой он только однажды переспал. Рассказы бывшей почти-жены о том, что каждый её мужчина это "целая эпоха", что она "никогда с другим", что "я никогда не могу лгать своему мужчине". А потом одна ложь последовала за другой, одна гадость сменяла другую. На кой чёрт было всё затевать, если она не собиралась с ним жить? Зачем спать с одним и клясться в любви к другому? Как будто бы Энди что-то от неё требовал. Поначалу его вообще не интересовали длительные отношения. Знакомство с родителями, совместная аренда квартиры, всё это были её идеи. Зачем? Бабы стервы с мозгами набекрень. Господи, как же хочется поссать. Проклятие, почему он никак не может забыть эту суку? Когда-то Энди мечтал придушить её своими руками. Теперь можно сказать, что мечта сбылась, она мертва вместе со всеми остальными. Вот только след остался слишком глубокий. Казалось, её руки тянулись к нему даже с того света. Ещё немного и он не выдержит. Как же хочется отлить... Потом образ почти-жены стёрся и лица других женщин тоже стёрлись. Всё залила беспроглядная белизна, которая имела и глубину, и протяженность, много-много белизны. И там, в этом белом мареве, он увидел знакомый силуэт, стоящий в проёме двери. Он знал, что произойдёт дальше, что сейчас откроется дверь, что оттуда вырвется ещё более яркий и более белый цвет, такой яркий и белый, что немыслимо и представить. Он захотел её остановить. Она не остановилась.
   Грифон нырнул в облака. Энди почувствовал, что его рубашка промокла насквозь, волосы сначала стали влажными, потом замёрзли стальными колючками. Когда Энди стало казаться, что ему суждено замёрзнуть до смерти, облака рассеялись. Внизу расстилалось бескрайнее море, совсем золотое от солнечного света.
   Сенна выпрямила спину. Плавник склонился сначала немного налево, потом направо. Она развела руки в стороны и слегка повращала запястьями. Раздался шуршащий звук, как если провести рукой по бархату. Рукава костюма разошлись по невидимому шву, вниз упали длинные полосы ткани. У Энди мелькнуло короткое воспоминание, какой-то фильм с актрисой в средневековом платье. Длинные, разрезанные рукава. Рукава богатой бездельницы, вспомнил он слова, сказанные то ли учителем, то ли матерью.
   Ещё шуршание, на этот раз оно пробежало по спине. Ткань расстегнулась сама собой, распалась на полосы, которые сморщились в лучах яркого солнца. Под защитным комбинезоном у Сенны оказалась белая майка и белые шорты. Они контрастировали с тёмной кожей, становились ещё белее, чем были на самом деле. С плавником Энди ошибся. Плавник на спине Сенны почти прозрачный с целой сеткой синеватых вен. На вид он напоминал желе, но когда Энди набрался храбрости и осторожно до него дотронулся, плавник оказался твёрдым и упругим, как резина.
   Внизу проплывали зелёные острова. Энди хотелось как следует всё рассмотреть, но ему мешали крылья грифона. Он подумал, что неплохо было бы снова оказаться на спине перед Сенной, но мысль о лишнем движении привела в ужас. Когда до Энди дошло, что он боится не упасть, а описаться, он с трудом удержался от нервного смешка. Вот что значит правильно расставить приоритеты. Интересно, известны ли в истории случаи молниеносной победы, когда победителю так сильно хотелось в туалет, что он решил поскорее расправиться со всякой ерундой. Энди был уверен, что таких случаев было немало. Уж если не на настоящем поле боя, то точно на шахматных турнирах.
   Грифон опустил голову и устремился вниз. Он так быстро терял высоту, что у Энди заложило уши. Когда до воды осталось меньше пятисот метров, грифон расправил крылья и начал парить. Энди в очередной раз сказал себе, что никогда в жизни не будет заниматься парашютным спортом. Парашюты, парапланы, чёрт с ней, даже аэротруба. Больше никаких полётов.
   Вода была синяя и мерцающая. Солнце рассыпало по лёгким волнам тысячи золотых искр. На гребнях волн качались клочки жёлтой пены и обрывки водорослей. Вода такая прозрачная, что в ней можно было разглядеть рыб и медуз. Рыбы длинные, как змеи, а медузы такие огромные и круглые, что казались прозрачными гимнастическими мячами. Пахло рыбой, солёной водой, гниющими водорослями и ещё чем-то древесным. Энди запахи казались земными и знакомыми. Море тоже не выглядело чужим. Сейчас бы плавки и маску, потом глубоко нырнуть и почувствовать, как тёплая вода ласкает потную кожу. А потом долго лежать на песчаном берегу, слушая детский смех, еле уловимую музыку, торопливые шаги, негромкие голоса. Все привычные звуки пляжа, которые убаюкивают и приносят покой.
   Энди вспомнил, как в детстве писал в море, и едва не щёлкнул зубами от досады. Море вот оно, совсем рядом, а ничего не поделаешь. Чёрт бы побрал эти приличия, ещё немного и он плюнет на всё то, что ему так долго вбивали в голову. С чего он вообще взял, что это чудовище с плавником посередине спины женщина? Да и что и с того, что женщина. Кто знает, какие здесь порядки. Может быть, здесь как на Марсе у Брэдбери, семь биологических полов. А справлять нужду у всех на глазах вообще не считается зазорным.
  
   2.
   Грифон низко пролетел над кораблём с золотыми парусами. Энди успел разглядеть существ в тёмно-зелёной одежде, которые стояли на палубе, глядя на грифона. Сенна сделала взмах рукой и один из моряков помахал ей в ответ. На какое-то мгновение Энди перестал делать разницу между людьми и инопланетянами. Если эти существа ведут себя как люди, значит, они и есть люди. В следующую секунду Энди аж передёрнуло от такой мысли. Нет, это определённо не люди. О таком даже и думать кощунственно.
   Ещё один корабль показался далеко впереди. Солнце светило позади него и корабль казался чёрным силуэтом. Энди подумал, что этот корабль вроде фигурки в театре теней. В детстве Энди и сам вырезал такие из плотного картона, а потом устраивал представления. Вслед за этой мыслью пришла и другая. Фигурки из картона, фигурки из бумаги. Бумажный город!
   - Бумажный город всё-таки сгорел, - сказал Энди.
  
   3.
   Берег вдали был похож на лунный серп, упавший на землю. Длинная сияющая дуга, растянувшаяся в еле уловимую улыбку. Когда грифон приблизился к светлой полосе, стало видно, как колеблется в воде её отражение. Свет был виден даже днём. Берег излучал насыщенное белое свечение, как будто на границе с водой высилась высокая стена.
   Грифон полетел прямо к берегу. Когда он вошёл в полосу света, Энди зажмурился. Он ожидал, что свет ослепит его даже сквозь закрытые веки, ждал боли, даже ожога. Но ничего не произошло. Свет мягко ласкал глаза, не доставляя дискомфорта. Это не искусственное освещение, призванное осветить темноту. Скорее, свет добавлял новые оттенки в привычный спектр. Глаза Энди удивлённо расширились. Ему казалось, что он видит гораздо больше оттенков, чем было на самом деле. Нечто похожее он испытал под маской Сенны. Сейчас ощущение было гораздо слабее, но от него всё равно было не избавиться. Энди взглянул на белое оперение грифона и заметил что в нём появилось что-то ещё, какой-то другой цвет, которому не было названия в земных языка.
   Впереди было множество домиков, тесно лепящихся друг к другу. Домики были похожи на ласточкины гнёзда, сделаны то ли из глины, то ли из какого-то схожего материала. Крыши у них были из материала, который Энди поначалу принял за черепицу, а потом понял, что это скорее металлическая чешуя. Треугольные окна, стеклянные двери. Под самой крышей были расположены какие-то приборы, одни блестящие и отполированные, другие чёрные и матовые. Некоторые двери открыты, но не наружу или вовнутрь, а в сторону. Стеклянные двери просто парили на расстоянии нескольких сантиметров от проёмов.
   Улицы были покрыты чем-то очень похожим на резину или пластик. Грифон летел так низко, что касался крыльями крыш. Иногда внизу проезжали странные трёхколёсные повозки. Они напоминали Энди мотоциклы-чопперы, но ездили совсем беззвучно. Один раз мимо стремительно пронеслась длинная штуковина, собранная из нескольких секций и изгибающаяся, как гусеница. Энди прикинул, какая может быть у неё скорость и остановился на двухстах километров в час. Он бы не хотел, чтобы такая хрень ездила у него под окнами. Достаточно было и злополучного проспекта, упокой господь его душу. Откуда, мать его, у проспекта душа? А откуда у города?
   В стороне от маленьких домиков были расположены многоэтажные дома. Высотой они были не меньше сотни метров, а в ширину едва ли достигали полутора. Энди не представлял, как можно жить в таких плоских домах. Он вспомнил, как жаловался на тесноту ванной комнаты. И где теперь та ванная.
   Большой парк зеленел в окружении высоких башен. У деревьев были плотные мясистые листья и стволы, покрытые мелкими толстыми иголками. На вершинах некоторых деревьев образовались круглые белые наросты. Вокруг них летало множество крупных насекомых, размером чуть побольше шмеля. Пахло чем-то горьким и ореховым.
   Сенна снова развела руки в стороны. Она шипела, но её шипение сейчас звучало как-то иначе. Звук вышел на одной ноте, больше похожий на свист. Грифон сделал несколько быстрых взмахов, потом расправил крылья и полетел совсем низко над землёй. У Энди перехватило дыхание от порывов ветра, слёзы потекли из глаз сами собой. А впереди показался дворец или что-то очень на него похожее.
  
   4.
   Дворец был построен из матового стекла. Оттенки от почти прозрачного до белоснежного. У него были высокие стены, закручивающиеся по спирали, остроконечные крыши, тонкие колонны, узкие длинные окна. Работа настолько тонкая и ювелирная, что дворец казался совсем хрупким. Больше всего он был похож на несколько осиных гнёзд, слепленных между собой. Дворец был окружен забором из перевитых стеклянных нитей. Некоторые нити светились изнутри тусклым розовым светом. Энди попытался представить себе, как выглядит дворец ночью. Решил, что зрелище должно быть завораживающим.
   Сенна направила грифона к высокой арке. Вместо ворот там колыхались нити со стеклянными бусинами. Когда они соприкасались друг с другом, раздавался лёгкий перезвон. Грифон нырнул в арку и нити разошлись от него, как наэлектризованные волосы. Энди почувствовал щекой прикосновение стеклянной бусины. Она была холодная, как лёд.
   Грифон облетел дворец по кругу. Теперь Энди увидел, что это целый дворцовый комплекс, сотни округлых строений, соединённых между собой крытыми коридорами. Сквозь прозрачное стекло дворец просматривался вглубь. Энди увидел внутренние дворы и террасы, искусственные водопады, бассейны с искрящейся водой. Фигурки высоких существ легко и быстро сновали по узким дорожкам. Одежда на них была из тонких струящихся тканей, головы многих были покрыты прозрачными вуалями. Энди старался не смотреть на их лица. Они были словно призраки из тёмного ночного кошмара. Энди думал, каким же чудовищем он кажется для них и ему стало не по себе. Что сделают эти твари, когда увидят его? А что бы сделал он сам, увидь на Земле кого-то из этих чудовищ?
   - Мы считаем самоочевидным, что все люди сотворены равными, - произнёс Энди вслух. - Этот парень знал, о чём говорит.
   Вниз вела широкая белая дорожка. Когда её коснулись крылья низко летящего грифона, раздался неприятный скребущий звук. Дорожка начиналась рядом с небольшим фонтаном, делала поворот и устремлялась в высокую арку под одним из дворцовых строений. Арка была достаточно широкая для того, чтобы сквозь неё могла пройти шеренга из пяти человек, но для грифона с размахом крыльев в добрых восемь метров её явно не хватало. Энди думал, что грифон сейчас остановится, но он только набрал скорость. Перед самой аркой его крылья ушли вверх и сложились вместе. Грифон влетел в арку, только скользнув по ней кончиками перьев.
   Сразу за аркой оказалось просторное помещение, похожее на гимнастический зал. Оно было слабо освещено светом из узких окошек, расположенных у самого потолка. Здесь было довольно холодно, на стенах виден слой инея. Вдоль стен стояло несколько машин обтекаемой формы. У одних из них было по три колеса, у других только по два. Одна из машин вместо колёс имела полозья. Полозьев три, они длинные и узкие, передние концы загнуты вверх. Когда глаза Энди привыкли к тусклому свету, он заметил ещё одного грифона, стоящего в углу. У грифона было красное оперение и красный клюв.
   Грифон Сенны некоторое время парил на одном месте, медленно взмахивая крыльями. Потом он опустился на пол и отправился неуверенными шагами к стене. Всё его тело сотрясалось, он раскачивался из стороны в сторону. Энди пришлось держаться за красную накидку обеими руками, чтобы не свалиться. Дойдя до стены, грифон остановился и сложил крылья. Голова его вытянулась вперёд, передняя лапа с птичьими когтями поднялась и замерла. Вибрация и гудение исчезли. Грифон то ли выключился, то ли перешёл в энергосберегающий режим. При мысли о возможной экономии энергии Энди невольно улыбнулся. Интересно, в этом мире тоже есть свой гринпис?
   Сенна хлопнула грифона рукой по шее. Пальцы быстро пробежали вверх, сделали несколько круговых движений, надавили на какую-то точку. Раздался еле слышный шелест. Она убрала руку и спрыгнула вниз.
   Энди посмотрел на Сенну и почувствовал, как паника снова подступает к горлу. Когда летишь сначала в космосе, потом над неизвестной планетой, не успеваешь думать о том, что будет дальше. Живёшь одним днём, что там, одним часом. Но сейчас, когда путешествие позади, чего можно ожидать от этих странных существ? В том, что они разумны, Энди не сомневался. Но его собственные сородичи всей своей историей наглядно доказывали, что разум и доброта это отнюдь не синонимы. Самые страшные преступления совершали гении.
   Сенна осмотрела голову грифона, проверила крылья, зашла сзади, наклонилась и ощупала львиные лапы. Энди крутился на спине грифона, стараясь следить за её действиями. В какой-то момент он потерял равновесие и начал сползать вниз. Он схватился руками за накидку, но пальцы только скользнули по ткани. При падении его перевернуло спиной вниз и он приложился к каменному полу сначала затылком, потом плечами и локтем.
   Боль была такая, что Энди на мгновение потерял сознание. Первое ощущение после того, как он пришёл в себя, это вкус крови во рту. Упав, Энди прикусил собственный язык. По сравнению с жуткой болью в затылке это ощущалось как ласковое прикосновение. Энди лежал на спине и боялся пошевелиться. Ему казалось, что у него вынули позвоночник и вставили вместо него раскалённую кочергу.
   Сенна шипела не останавливаясь. Она склонилась над ним, смотрела своими чудовищными глазами, выпускала пар из ротовых отверстий. Энди успел отметить, какое же огромное у неё лицо. Сенна трёхметровый великан, но её пропорции близки к человеческим. Нет ни по-обезьяньи длинных рук, ни кривых коротких ног, только лишние фаланги на пальцах. Её голова была почти в полтора раза больше головы человека. Вблизи размер лица казался таким нереальным, что похож на отражение в увеличительном зеркале.
   Когда она схватила Энди за плечи и потянула на себя, он поморщился от боли. С губ сорвался протестующий стон. Сенна подняла его на ноги и придержала за пояс. Снова внимательно на него посмотрела, попробовала поднять на руки, но едва не уронила. Энди весил около девяноста килограммов, для неё, судя по всему, это была неподъёмная ноша. Сенна оттащила Энди к задней лапе грифона, усадила на пол и прислонила его к нему спиной. Выставила руки вперёд, зашипела и попятилась назад. Энди уже ничего не соображал от боли. Он забыл даже о готовом взорваться мочевом пузыре. Он привалился к мохнатой лапе и закрыл глаза.
   Сенна вернулась спустя несколько минут. Теперь рядом с ней шёл рослый и крепкий великан в синем балахоне. Он был босой, ступни лишены пальцев и оканчивались заострённым носком, полупрозрачным у самого кончика. Ступал он так тяжело, что сотрясался пол. Энди болезненно морщился от каждого толчка.
   Босой великан подошёл к Энди и легко подхватил его на руки. Руки у него оказались крепкие и горячие. От тепла Энди начало тошнить. Он дрожал всем телом, по спине побежали мурашки, дыбом встал каждый волосок. Сенна осторожно провела пальцем по его коже и тут же отдёрнула, будто отвращения. Её шипение стало прерывистым, но так и не прекратилось. Её спутник шипел редко и очень коротко, его голос был похож на стравливание воздуха из тормозных колодок.
   Энди с трудом приоткрыл глаза. Его уже не интересовало, куда его несут, главное только знать, сколько ещё это продлится. Сейчас Энди был занят двумя важнейшими задачами. Первое это не описаться прямо здесь. Второе сдержать тошноту. Вряд ли стоит ожидать доброго отношения к существу, которое способно тебя обоссать и обблевать при первой встрече. Энди стиснул зубы. Привкус крови во рту стал невыносимым. В висках пульсировала горячая боль. Он мечтал прикоснуться головой к чему-то холодному. Только холод может унять боль, унять тошноту.
   Мимо проплывала вереница белых комнат и коридоров. Стеклянные стены уходили высоко вверх, а с потолка спускались светильники в форме длинных гондол. В них плескалась светящаяся жидкость белого цвета, над которой дрожали мелкие искры. Пол был застелен чем-то таким, что хрустело под ногами, как снег. Звук раздражал Энди, он хотел узнать, что это такое, но не мог даже повернуть голову. Боль была похожа на переполненный стакан, одно лишнее движение и она утопит тебя в агонии. Энди боялся расплескать боль, боялся утонуть в боли.
   Великан вошёл в одну из комнат и внёс туда Энди. Он осторожно уложил его на что-то мягкое. Сенна опустилась рядом на корточки и долго всматривалась в лицо Энди. Она коснулась пальцем его бровей и ресниц, провела открытой ладонью по лбу. На руке остался пот. Сенна поднесла руку к лицу и растопырила пальцы. Поднесла её ближе к глазам, потрогала влагу другой рукой. Посмотрела на Энди. Резко встала на ноги и попятилась назад. Она наткнулась плечом на неподвижно стоящего великана, вздрогнула и оглянулась. Взяла его за руку повыше локтя и вышла из комнаты. На какое-то время Энди остался один.
  
   5.
   Энди приподнялся и тут же без сил упал обратно. Он лежал на боку, а под ним была низенькая лежанка, застеленной плотной тканью. Ткань была мягкая и прохладная на ощупь, она так и льнула к щеке. Запах у неё был травянистый и терпкий. В другое время он показался бы Энди приятным, но сейчас он чувствовал только новый приступ тошноты.
   Энди разлепил глаза и сделал ещё одну попытку сесть. На этот раз получилось. Он огляделся по сторонам. Он находился в большой и светлой комнате, залитой солнечным светом. Солнце стояло высоко, но спектр у него был странный, совсем незнакомый. Такое солнце бывает ранним утром, оно неяркое и ещё не режет глаза, на него можно смотреть не щурясь. А сейчас солнечные лучи пробивались сквозь стеклянные стены. Комната угловая и за двумя стенами был виден обширный сад. Эти стены совсем прозрачные, если бы не блики солнца, их можно было бы не заметить в первый момент. Две другие стены были из матового стекла, которое ближе к полу становилось совсем белым. Белый цвет был похож на снег или сахар, само стекло крупчатое и неровное наощупь. Чем выше, тем более гладким и прозрачным становилось стекло. Под потолком оно было такое же прозрачное, как и на стенах, выходящих в сад.
   Дверь в матовой стене вела во внутренние помещения. Дверь в одной из стеклянных стен вела на открытую террасу, где стоял деревянный топчан и низкий стеклянный столик. Энди встал на ноги, поморщился и направился к внешней двери. Поискал ручку или что-то подобное, но дверь была совершенно гладкая. Когда он в отчаянии с силой толкнул её от себя, дверь отъехала вперёд и в сторону. Она зависла на расстоянии нескольких сантиметров от стены. Энди отметил про себя, что этот механизм надо как следует изучить. Но только не сейчас. Господи, только не сейчас.
   Он выбежал в сад. Посмотрел налево, посмотрел направо и ринулся к фонтану под зелёной куполообразной крышей. За фонтаном рос куст с пышной розовой листвой, за ним ещё один куст и ещё один, все усыпаны нераспустившимися бутонами. Листья словно сбрызнуты белыми каплями, то ли ягоды, то ли какие-то насекомые. Энди зашёл в кусты, попутно расстёгивая ремень джинсов. Когда струя мочи, наконец, ударила в землю, Энди на мгновение забыл о головной боли и прокушенном языке. Отступила даже тошнота, но, как выяснилось, ненадолго. Энди застегнул джинсы и его тут же согнуло пополам. Его мучительно рвало, желудок сокращался в судорогах, снова наползла головная боль. И тут же образ старого сна с ожившими перфокартами снова всплыл перед глазами. Уголки глаз стали влажными. Энди было так больно и плохо, что сейчас он жалел только самого себя. Возможно, скоро придёт время оплакивать весь мир. Но не сейчас. Только не сейчас.
   Рот и нёбо обжигала кислота, Энди поминутно сплёвывал. Он с подозрением уставился на воду в фонтане и некоторое время стоял перед ним, не решаясь даже прикоснуться к воде. В какой-то момент он задел зубами ранку на языке и она снова начала кровоточить. К вкусу желчи во рту примешался вкус крови и Энди уже не раздумывал. Он зачерпнул воду в ладони, набрал в рот и погонял её между щеками. Вода как вода. Очень мягкая, больше похожая на кипяченую воду. Энди прополоскал рот, умыл лицо. Сделал пару глотков. Опасно пить незнакомую воду, но без воды нет жизни для человека. Если здесь нельзя пить воду, он умрёт в любом случае.
   Пошатываясь, Энди вернулся обратно в комнату. Ему полегчало, но ненамного. Он сел на лежанку и принялся разминать руками шею. Потом осторожно лёг, стараясь не сильно прикладываться ноющим затылком. Он нащупал в кармане смартфон, достал его, попытался включить. Бесполезно, аккумулятор полностью разряжен. Энди закрыл глаза и провалился в сон.
  
   6.
   - Ты следующий.
   Он молча кивнул, зная, что на это ответит, зная, что скажет девушка, зная, что она тоже знает каждую его реплику. Они как будто бы разыгрывали пьесу по заученному сценарию.
   - Тебе нравится музыка?
   Энди думал, что ему нравится, как белая ткань скользит по тонкой коже девушки. Каждое её движение было заранее известным, но он всё равно внимательно смотрел, как она поворачивает голову, как опускается её подбородок, как в глазах отражается яркий свет ламп. Это было необычным хотя бы потому, что здесь, в этом белом коридоре, всё было необычным. И Энди всё смотрел и смотрел на девушку. Музыка ему не нравилась. Он ничего о ней не знал.
   - До следующего раза.
  
   7.
   Энди проснулся от ощущения чьего-то взгляда. Раньше он только слышал о том, что человек способен почувствовать на себе чужой взгляд, но сам никогда не испытывал ничего подобного. Раньше он считал, что человек не может проснуться, не открывая глаз. А сейчас Энди лежал с закрытыми глазами, чувствовал, что на него кто-то смотрит и боялся открыть глаза. Что-то склонилось над ним, и это что-то было жутким.
   Обычно после пробуждения Энди ещё несколько минут пытался понять, где находится, даже если просыпался в своей собственной кровати. Иногда после звонка будильника он шёл в ванную комнату, усаживался на унитаз или на край ванны и погружался в сон ещё на несколько минут. А сейчас мозг включился сразу после пробуждения.
   Он не знал, сколько прошло времени с того момента, как он заснул. Полёт на грифоне казался событием из далёкого прошлого. Головная боль отступила, тошнота только усилилась. До того, как Энди уснул, его тошнило от удара головой. Сейчас он чувствовал тошноту от голода.
   Энди ощутил лёгкое прикосновение к плечу и открыл глаза. Увидел почти рядом с собой двухцветные глаза Сенны и вжался головой в лежанку. Хотел закричать, но вместо крика из горла вырвался только жалкий хрип. Энди задыхался от страха, он открыл рот и тут же Сенна с громким шипением отскочила назад. Она оступилась, подвернула ногу и полетела на пол. Что-то, что было у неё в руках тоже упало и с грохотом покатилось по стеклянному полу.
   Энди поднялся и сел на лежанке, поджав под себя ноги. Сенна сидела на полу, шипела и обеими руками держалась за лодыжку. Энди поймал себя на том, что искренне ей сочувствует. По своему опыту он знал, как больно приложиться к этому проклятому стеклу. Почему бы им не постелить ковры или что-то в этом духе? Если он правильно помнил, в коридорах покрытие было другим.
   Сенна встала и, прихрамывая, пошла к стене. Там валялась перевёрнутая миска и большие белые шары. Она собрала шары в миску и поставила её на пол рядом с лежанкой. Долго смотрела на Энди и зашипела на какой-то совсем низкой ноте.
   - Я не понимаю тебя, - сказал Энди. - Ты слышишь меня? Ты можешь меня слышать?
   Энди заметил, что Сенна вздрагивает, стоит ему только заговорить. Потом он вспомнил, что предшествовало её падению и до него внезапно дошло. Он закрыл рот ладонью и проговорил уже сквозь ладонь.
   - Тебя пугает мой рот?
   Он внутренне сжался. Господи, что я несу. Глупо предполагать, что это трёхметровое чучело с хоккейной маской вместо лица вообще может чего-то бояться. И всё же, казалось, его рот её порядком нервирует. Он снова попытался заговорить:
   - Ты меня слышишь?
   Сенна казалась более спокойной, но она никак не реагировала на его голос. Энди вспомнились все прочитанные истории про контакты с инопланетянами. Земляне сделали столько мануалов по общению с представителями иных цивилизаций, вот только всё завязывалось на личной беседе. А что делать, если тебя просто не слышат? У вас есть идеи, господин Роденберри? Или у вас, господин Лукас?
   Голос Сенны звучал для Энди как шипение и свист. Как звучал для неё его голос, Энди не мог даже предположить. Скорее всего, никак. Он даже не знал даже, считает ли Сенна его разумным существом, или нет. Может быть, это вообще не дворец, как он предположил. Может быть, это зоопарк.
   Сенна снова ушла. Энди некоторое время сидел неподвижно, потом посмотрел на блюдо с белыми шарами. Что это? Корм для домашнего питомца или какая-то штука для интерьера? Или вообще не вещь, а что-то живое? Энди задумался на секунду, потом взял в руку один из шаров. Шар был размером с крупное яблоко. Наощупь он был мягкий и податливый и легко проминался под пальцами. Энди понюхал шар и почувствовал странный и чем-то знакомый запах. Наморщил лоб, потом вспомнил. Ваниль. Шар пахнет ванилью.
   Кто-то однажды рассказал Энди шутку про посетителей ресторана, которые выпили воду для мытья рук. Тогда это не показалось Энди особенно смешным, сейчас и подавно. Откуда человек может знать, что является блюдом, если это что-то подаётся на стол?
   - Я похож на человека, который пытается жевать салфетку, - пробормотал Энди.
   Он лизнул белый шар и поморщился, когда коснулся его кожицы прокушенным языком. Шар оказался совершенно безвкусным и каким-то аморфным. Больше всего он напоминал сладкую вату, если бы она, вопреки здравому смыслу, была без сахара. В голове промелькнула мысль про воздушную кукурузу.
   Энди повертел белый шар в руках. Осторожно его сжал, увидел, как на его поверхности остались вмятины. Вмятины медленно втянулись и кожица снова разгладилась. Энди набрался храбрости и отщипнул от него кусочек. К изумлению Энди, оторванный кусок шара начал быстро нагреваться, пока не стал совсем горячим. Он почти обжигал пальцы. Запах ванили заметно усилился.
   - Чёрт возьми, - пробормотал Энди. Он понюхал кусочек шара. - Ну и что с этим делать?
   Энди ненавидел фильмы ужасов. Герои в них действовали так по-идиотски, что ломали или веру в человечество, или веру в фильм. В человечестве Энди давно разочаровался самостоятельно, а смотреть фильмы, в которые не верил, просто не мог. Он всё думал, зачем люди делают эти глупости? Почему эта тупая стерва так упорно прётся в подвал под тревожную музыку? И, наконец, главное. Почему люди едят и пьют предложенную маньяком пищу? Пить из незнакомых флакончиков простительно Алисе в стране чудес, но уж никак не людям из двадцать первого века. Сейчас нельзя доверять даже колбасе, купленной в соседнем супермаркете. Не говорят уже про сливки. На сигаретах пишут "курение опасно для вашего здоровья". Почему на сливках не пишут "эта дрянь может вызвать тошноту, рвоту и сны про перфокарты"?
   Он скрипнул зубами. Опять та же хрень, опять не остановить поток мыслей, опять выстраиваются нелепые ассоциативные цепочки. Ну почему нельзя просто думать о том, что от голода уже тошнит, а белый шар вполне может оказаться какой-то едой. Энди злился и жалел сам себя. Если ему суждено умереть на этой планете, он не хотел умирать от голода. Он засунул в рот кусок белого шара.
   Зубы попытались раскусить шар, челюсти попытались прожевать шар. Язык не успел сделать даже лишнего движения. Кусочек шара мгновенно растворился, оставив во рту привкус чего-то терпкого. Энди прислушался к внутренним ощущениям. Решил, что одного кусочка явно недостаточно, отщипнул ещё один и положил в рот.
   Белый шар потемнел в том месте, где Энди отламывал от него кусочки. Края впадины стали почти чёрными и слегка загнулись внутрь. Когда Энди отломил ещё кусочек, он успел заметить, как белоснежная мякоть шара начала темнеть. Энди потрогал пальцем чёрную корочку и почувствовал, что она слегка отвердела.
   После третьего съеденного (Проглоченного? Растворившегося?) куска шара Энди почувствовал, что тошнота немного притупилась. Он не чувствовал себя сытым, но чувствовал приток энергии. Энди думал, что либо шары оказались действительно едой, либо здесь очень питательные шары для тенниса. Он оторвал ещё несколько кусочков, пока от шара не осталась только половина. Эту половина совсем потемнела и обуглилась. Энди не знал, можно ли её есть и оставляет в стороне. Вспомнились корки пиццы. Они убрали сырный борт! О, чёрт...
   По-прежнему хотелось есть, но это было скорее желание работать челюстями. Ощущения были чем-то похожи на те, что бывали в желудке после протеинового коктейля. Организм получил необходимый белок и кучу микроэлементов в придачу, но мозг отказывался воспринимать это как полноценный приём пищи. Наверное, то же самое испытывают собаки, которые едят сухой корм. При мысли о собаках Энди стало не по себе. Он не хотел быть животным в зоопарке. Даже если этот зоопарк больше напоминает пчелиный улей.
   Энди снова лёг. Он не знал, чего ожидать. Пожалуй, чего угодно. Мучительные спазмы в желудке, судороги во всём теле, сердечный приступ. Говорят, где-то в Африке есть поверье, что если кто-то спас тебе жизнь, твоя жизнь принадлежит ему. Энди спасли из умирающего мира, он должен был погибнуть вместе с остальными людьми, но не погиб. Он был уверен в том, что его спасение это только случайность, а не чья-то сознательная воля. А это значит, что в некотором смысле он мертвец. Жизнь на Земле осталась в прошлом. Только здесь его настоящее.
   - Это не по-настоящему, - пробормотал Энди. Фраза не принесла облегчения. Он больше не сомневался в реальности происходящего, его окончательно убедили в этом ванильные шары.
   Он лежал на чём-то, явно предназначенном для сна, съел что-то, явно предназначенное для еды. Его лёгкие наполнялись воздухом, насыщенным кислородом. После задыхающейся Москвы этот воздух казался слишком чистым, слишком свежим, слишком невероятным. От него кружилась голова и на коже чувствовалось множество мелких иголочек. Энди сделал несколько глубоких вздохов, каждый раз на немного задерживая дыхание. Два года назад он с друзьями снимал коттедж посреди хвойного леса. По утрам он выходил на крыльцо, садился на скамейку и просто дышал. Жителям чистых городков никогда не объяснить, какую прелесть имеет обыкновенный воздух. Они не знают, что такое просыпаться посреди ночи с раздирающим грудь кашлем, что значит сморкаться и оставлять на платке чёрный налёт. Чистый воздух. Настоящее чудо, которое не стоит ничего и в то же время далеко не каждому приходится по карману.
   Лежанка была довольно мягкая, тело на ней чувствовало, что парит. Энди вытянулся во весь рост на спине и уставился в потолок. Высота комнаты была около шести метров, потолок сходился наверху чуть заострённым куполом. Он был прозрачный и сквозь него была видна густая листва дерева, чьи ветви лежали прямо на крыше. Энди смотрел наверх, взгляд его постепенно рассеивался, глаза закрывались сами собой. Он снова заснул, на этот раз до самого вечера. На этот раз ему ничего не снилось. Никаких белых коридоров.
   Энди проснулся, когда уже почти совсем стемнело. Никто так и не пришёл к нему. Во рту всё пересохло от жажды, отчаянно ныл прокушенный язык. Он вышел на террасу, прошёл к знакомому фонтану, напился из него и прополоскал рот. Наведался в почти родные кусты, снова облегчил мочевой пузырь. Немного подумал и вернулся на террасу.
   Спать больше не хотелось, но во всём теле чувствовалась мучительная слабость. Хотелось просто расслабленно лежать и ни о чём не думать. Слишком много случилось событий с сегодняшнего утра. Энди хотел забыть обо всём хотя бы на одну ночь.
  
   8.
   Первая ночь на планете Геката запомнилась Энди на всю жизнь. Он лежал на деревянном топчане, стоящем на открытой террасе. Над ним склонилось раскидистое дерево и сквозь его ветви проглядывали звёзды. Энди лениво на них поглядывал через полуприкрытые веки. Его взгляд привлекла ярко-синяя мерцающая звезда. Она была похожа на сверкающий драгоценный камень и была такой крупной, что могла потягаться размерами с Венерой.
   Энди смотрел на синюю звезду, и вдруг ему стало казаться, будто в небе расплывается неясный силуэт. Силуэт был размытый, сложенный из звёздного тумана, как Млечный путь. Он образовывал фигуру величественного старика, сидящего в кресле. Энди вспомнил статую Юпитера и улыбнулся. Чего только не подскажет усталое воображение. Некоторые видят динозавров в скоплении облаков.
   Синяя звезда вздрогнула и сдвинулась с места. Энди приподнялся на локтях, стараясь лучше её рассмотреть сквозь густую листву. Теплый ветер слегка шевелил ветви дерева, и звезда всё время ускользала от взгляда Энди. Тогда он встал с топчана, спрыгнул с террасы во двор и замер, завороженный раскинувшимся над ним звёздным куполом.
   В мягком бархате ночного неба проглядывали миллионы звёзд. Одни были похожи на мелкую пыль, другие блестели серебряными монетками. Тысячи незнакомых созвездий лучились спокойным белым светом. Энди увидел скопление звёзд, похожее на ковш какой-то из медведиц, увидел созвездие в виде почти идеально ровного прямоугольника. Некоторые звёзды таинственно поблескивали, некоторые срывались со своих мест и на секунду оставляли на небе короткий росчерк.
   И вдруг всё небо расцвело множеством золотых звёзд. Взгляд Энди не успел отследить, как это произошло, это было так, словно в небе вспыхнул звёздный фейерверк. Золотые звёзды были такими яркими, что за ними потускнели все иные цвета.
   - Они движутся! - прошептал Энди, глядя в небо. Он зажал себе рот обеими руками, а потом закричал восторженно, как ребёнок: - Они танцуют!
   Звёзды вспыхивали и гасли, плыли и меняли форму. Звёзды в новых созвездиях были расположены так близко, что казались одной золотой линией. И они медленно кружились среди золотой пыльцы, медленно раскручивались в спирали, медленно соединялись и разделялись друг с другом. Энди казалось, что они звенят.
   Потом пошёл дождь и Энди убежал под крышу. Он стоял на высокой ступеньке и смотрел в небо, задёрнутое пеленой дождя. Дождь был тёплый и мерцающий, струи тугие и тонкие. У него был странный запах, нечто среднее между мятой и болотом. Энди думал, что это чужой дождь на чужой планете. Почему-то эта мысль не казалась жуткой. У Энди не было ощущения отчаяния или безнадёги. Скорее это было похоже на то чувство, когда ты только-только переехал на новую квартиру. Каждый угол казался чужим, но ты знаешь, что рано или поздно это место будет твоим домом. В душе ещё теплится тоска по старому месту, но ты знаешь, что жить теперь придётся здесь. И начинаешь потихоньку строить новый мир.
  
   9.
   К утру Энди почувствовал, что у него горит голова и горло. Воздух выходил из груди со свистом, бронхи были забиты. Энди уселся на краешек кровати. Его знобило и он начал опасаться, что заработал простуду из-за ночного дождя. А если это не простуда, а что-то похуже? Кто знает, как тут с инфекционными заболеваниями. Если вспомнить тот же Марс в интерпретации Рэя Брэдбери, на память сразу приходит ветрянка. Детская болезнь, выкосившая всё поголовье марсиан. Звучит совершенно безумно, но всё это путешествие и есть сплошное безумие. Энди уже не был уверен в том, что всё происходит наяву. А что, если он окончательно сошёл с ума и сейчас сидит в уютной палате с мягкими стенами? Или какие там стены положено иметь в дурдоме. Может быть, его уже накачали лекарствами и всё, что он видит сейчас это только наркотический сон.
   Он в очередной раз оглядел комнату. Это был довольно просторный зал почти без мебели. Лежанка, на которой сидел Энди, находилась у матовой стены, посередине стоял низенький стол с каменной столешницей. На столе стояли пустые чаши из зеленоватого стекла. Там же на гнутых металлических ножках разместился пузатый баллон, похожий на сифон для газировки. Энди предположил, что в этом баллоне находится что-то вроде загустевшей воды, которой Сенна поила его в полёте. Этим утоляют жажду, возможно, это же едят. И если верно последнее предположение, то Энди скоро наступит крышка, потому что он не чувствовал никакой питательности в местной водичке и белых шарах. К чёрту приток энергии и отступившую тошноту. Ему плохо и он хотел есть.
   В комнату зашёл кот. Вернее, Энди считал его котом, пока животное не подошло ближе и ему не удалось его как следует рассмотреть. Сравнительно небольшой зверёк с пушистой шерстью и куцым хвостом. Передвигался он на трёх лапах, вместо четвёртой свисал короткий обрубок. При этом зверь умудрялся не хромать, Энди увидел, как он пробежал от стены до стены. В мягких подушечках лап были спрятаны длинные загнутые когти, острые уши украшены маленькими кисточками. Обыкновенный кот, если только не обращать внимания на морду. Круглые янтарные глаза с поперечным зрачком смотрели с боязливым любопытством. И девять аккуратных ротовых отверстий, чернеющих сквозь густую шерсть.
   Энди подумал, интересно, как же эта скотина будет вылизываться. Словно прочитав его мысли, "кот" уселся на пол, задрал заднюю лапу и начал сосредоточенно вылизывать то ли зад, то ли яйца. Когда он снова поднял мордочку, Энди увидел, что он забыл засунуть язык обратно.
   - Два языка, - сказал Энди шепотом. - У этого сукиного сына два языка.
   Кот сидел на полу и чесал ухо. Из отверстий по обе стороны его морды торчали кончики острых красных язычков.
  
   10.
   Энди называл штуку, на которой спал, лежанкой, но к кровати она имела самое отдалённое отношение. Это был большой деревянный круг с неровными краями. Круг застелен толстым шерстяным одеялом. Ещё вчера Энди из любопытства откинул одеяло и посмотрел, что же находится под ним. Как он и предполагал, круг оказался срезом гигантского дерева. Энди попытался сосчитать круги на древесине, но сбился уже на четвёртой сотне.
   Сейчас он лежал на срезе дерева, кутался в одеяло и чувствовал, что ему становится только хуже. Дома он бы уже сделал себе чашку какого-нибудь Терафлю и выпил, морщась от отвращения. Удивительная гадость, которой какой-то мизантроп придал вкус химического лимона. Потом пара таблеток Стрепсилса, чай с лимоном и обогреватель на максимум. Можно было бы ещё сделать глинтвейн, побольше фруктов, поменьше вина.
   - Глинтвейн, как же, - пробормотал Энди. Ему было так плохо, что он и думать забыл про голод.
   Спустя пару часов Энди впал в забытьё. Голова работала плохо, перед глазами проносились мутные образы. Белые коридоры, люди в белых одеждах, длинная белая лежанка, белый потолок. Огромные, от пола до потолка, окна. Потом белизна вспыхнула и обратилась в пламя. Энди снова видел горящий город. У него была высокая температура, он видел пылающие дома и думал, что горит сам. Город горел вместе с его головой. Он кричал и сам не слышал своего крика.
   Энди казалось, что его тело несётся в стремительном потоке воды. Вода была повсюду, горячая и обжигающе холодная, беспощадная и быстрая. Он открывал рот и захлёбывался мутной водой, он пытался взмахнуть руками, но тело только сотрясалось в судорогах. Энди чувствовал то жар, то холод, его лоб заливал пот, глаза превратились в воспалённые щели, а свет так и вгрызался в больную голову, прорезал до самого мозга.
   Он всхлипывал и пытался завернуться в покрывало, скользил по нему, пока не оказался на голом древесном стволе. Рука нащупала что-то влажное, то ли смолу, то ли ещё какую-то липкую дрянь. Чем бы это ни было, запах у него древесный и терпкий. Запах был похож на духи, которыми пользовалась бывшая почти-жена. И Энди увидел как наяву прямоугольный флакончик с этими духами, зелёное стекло и чёрная металлическая крышка под дерево. На стекле были аккуратно выведено округлыми буквами "Reiku". Энди вдохнул их едва уловимый, ускользающий аромат и осознание произошедшего обрушилось на него, как бетонная плита.
  
   11.
   Флакончик с духами он помнил очень хорошо. О правде сказать, это были совсем не духи, духами их называл только он сам. Бывшая почти-жена всегда его поправляла. Это туалетная вода, говорила она. Он так и не понял разницу между духами и туалетной водой. Он знал только то, что духи были мужскими и поначалу его забавляло то, что его женщина пользуется мужским парфюмом. Женские запахи должны быть сладенькими и лёгкими, они пахнут ванилью и розовыми лепестками. Женские запахи. Энди кое-что в них понимал.
   До появления почти-жены Энди три года жил один и уже забыл каково это, когда в доме есть женщина. И когда бывшая почти-жена впервые у него переночевала, он испытал на следующий день давно забытое ощущение. В доме появилась женщина. Везде чувствовалось её присутствие. И дело было не в том, что в прихожей стояли её туфли и на вешалке висело шерстяное пальто. Время от времени у Энди ночевали подружки, но они были только постояльцами и знали об этом. Почти-жена каким-то шестым чувством знала, что останется здесь надолго и принесла с собой частичку себя.
   В ванной запахло клубничным мылом и фруктовым шампунем. В постели остался запах волос, на пустом бокале отпечаток губной помады. Всюду чувствовался запах женщины, еле различимый, но такой узнаваемый. Как она это сделала? Как ей удалось это волшебство? Энди стоял посреди кухни, вдыхал её запах, чувствовал её тепло, как будто она наэлектризовала собой всю квартиру, каждую комнату, каждый уголок. Это было похоже на чудо. Если бы кто-то спросил у Энди, когда он полюбил бывшую почти-жену, он бы сказал, что полюбил её рано утром, стоя на кухне. И не просто полюбил. Он почувствовал её.
   Стеклянный флакончик духов был только символом. Почему-то женщинам всегда надо метить свою территорию. Серёжка, ненароком забытая в постели, шарфик на вешалке. Иногда забытые трусики, чего Энди уже совсем не понимал. Неужели она считает меня таким идиотом, говоря, что забыла их случайно? Как, мать твою, можно забыть надеть трусы? Зубная щётка в ванной это уже посерьёзнее, это почти так же круто, как и знакомство с родителями. А бывшая почти-жена оставила у Энди флакончик с духами. Ход был очень верный. Энди несколько раз снимал чёрную крышечку (даже фактура была неровной, древесной), вдыхал запах духов и чувствовал, что хочет снова увидеть эту женщину. Свою женщину. Как-то очень быстро он понял, что это его женщина.
   Сейчас Энди лежал разметавшись на круглой кровати, глаза заливал пот, дыхание вырывалось тяжелое и горячее. И слёзы смешивались с потом, стекали по шее вниз, и слюна капала с уголка рта, а Энди не замечал ничего происходящего. Плевать он хотел на то, что задыхается от жара. Он видел только флакончик с проклятыми духами. Думал, что свалял большого дурака. Надо было носить его с собой. Надо было всегда носить его с собой, надо было никогда не расставаться. Уверенность в том, что всё ещё можно вернуть, достаточно только сделать вдох и почувствовать чудный, чарующий аромат. Как они назывались?
   - Я не помню, - простонал Энди. Голос получился глухой и невнятный.
   Почти-жена просила купить такие духи (Туалетную воду! - внятно произнёс её голос у него в голове, - Не перепутай!) в дьюти-фри, когда он летел из Испании. Кажется, там это выходило дешевле чем в Летуале или их сняли с производства и купить можно было только там. Неважно. Главное, что она просила его купить ещё флакон, он его купил, но не успел даже отдать. Она ушла. Последний раз он видел её перед своей поездкой. Эта чёртова сука собрала свои гребанные вещи и ушла. Кое-что, правда, оставила. Под подушкой Энди нашёл её розовую рубашку из фланели. Она спала в ней, когда стало холодно и ещё не включали отопление. Говорила, что мёрзнет и прижималась к нему ледяными ногами. Энди ругался и говорил, чтобы она это прекратила. Идиот.
   Нет флакончика с духами, флакончик с духами остался там, в прошлой-мать-её-жизни. И бывшая почти жена, и бывшая почти-жизнь, и всё, что только у него было, всё, что он называл "своим" и за что держался недостаточно крепко для того, чтобы не потерять.
   - Я умер, - сказал Энди и вдруг понял, что это абсолютная правда. - Я умер! Я умер!
   Он был так уверен в своей смерти, что удивлялся тому, как горит лоб и как сохнет горло. Он умер, умер там, на Земле, но умер ещё задолго до всех, задолго до всей этой гадости. Он вернулся из гребанного Мадрида с дурацким флакончиком в чемодане, и увидел пустой дом, пустой шкаф, разобранную кровать. Бывшая почти-жена ушла и оставила ему только розовую рубашку и испорченные продукты в холодильнике. На столе лежал заплесневевший лимон, покрытый белой пушистой плесенью. Энди было так плохо, что он схватил лимон и сжал его в кулаке. До сих пор он чувствовал, как давится в ладони податливая сгнившая плоть. Чувствовал запах гнили, едва ли не более сильный, чем запах древесный духов этой стервы.
   Ничего нет. Нет пыли на чёрной крышке "под дерево", нет и самой крышки, самого флакончика. Нет духов с забытым названием, нет коробки из-под духов, нет дьюти-фри, нет московского магазина с конскими ценами. Нет кухни, нет ванной, нет коврика в прихожей, нет полочки для обуви у двери, нет самой двери. Ничего нет. Нет синих глаз, нет ресниц, нет растёкшейся туши, нет сердитого "ты размазал мне помаду", нет крикливого голоса, нет бровей в разлёт, нет шрама возле верхней губы. Нет зеркально гладких чёрных волос. Всё это Энди уже приходил. Его мир рухнул, когда ушла почти-жена, он умер тогда, с ней, убедил себя в том, что продолжает жить дальше, но всё оказалось только обманом. Энди умер тогда, вместе со всем миром. Он успел себя похоронить и отпеть. То, что мир догнал его и умер уже по настоящему, не имело значения. Энди попрощался с миром заранее.
   Очень жарко. Энди посмотрел вверх, в потолок и увидел, что потолок стремительно меняется. Он стал плоским, стал низким, стал совсем белым и гладким. Яркий свет лежал на нём четырьмя полосками, образующими вытянутый прямоугольник. И тут до Энди дошло, что это вовсе не потолок, а стена, а светлые полосы на ней это свет, который струится из-за двери. Теперь он сам стоял перед дверью и дверь медленно раскрывалась. Он провёл пальцем по холодному металлическому треугольнику, зажатому между животом и резинкой белых шорт. Дверь открылась. Он сделал шаг вперёд.
  
   12.
   Энди проснулся от того, что по его лицу возили чем-то мокрым и холодным. Он хотел открыть глаза, но ничего не получилось, ресницы были залеплены какой-то дрянью. Облизал губы, почувствовал солёный привкус, поморщился и всё-таки сумел открыть глаза. Энди потёр лицо руками, провёл пальцами по ресницам. И в самом деле какая-то вязкая штука. Глаза болели, как после долгого купания в бассейне. Всё расплывалось. Энди попытался сфокусировать взгляд, с первого раза ничего не вышло. Несколько раз он моргнул, снова облизнул губы, снова поморщился.
   - Проклятие, - пробормотал он. Язык распух и еле ворочался.
   Он заметил слева какое-то движение и с трудом повернул голову. Перед кроватью на корточках сидело существо из ночного кошмара. Энди уже собирался заорать, потом сделал глубокий вдох и заставил себя успокоиться. Как её зовут? Почему её? Какая-то маска. Полёт. Я бы не прочь съесть что-нибудь. Она сказала, что мы увидимся в следующий раз. Там такие яркие белые лампы на потолке. Господи, как же жарко. Почему здесь так жарко?
   Рядом с кроватью сидела Сенна. Её голова была повязана куском белой ткани, косынка, или что-то в этом роде. Чудовищные глаза были распахнуты так широко, что занимали почти всё лицо. У Энди мелькнула абсурдная мысль "девка чем-то закинулась". Его трясло от слабости.
   Шипение. Опять эти проклятые змеи, вся комната наполнена этими тварями. Кобры, гремучие змеи, медянки, коралловые змеи... да не знает он по именам каждую из этих ползучих ублюдков. Энди ненавидел змей, а теперь вынужден был жить среди них. Ещё одна дикая мысль: "какого чёрта они не ползают". Что там говорит местный Дарвин о происхождении видов? А как они размножаются? Почкуются или откладывают яйца? Энди не удивился бы, узнай что они делают это каким-то совершенно новым способом. Что угодно, только не секс. Они настолько отвратительны, что сама мысль о сексе казалась чудовищной.
   В руках у Сенны была белая тряпка, сложенная в несколько раз. Рядом стояла миска с какой-то жидкостью, от которой поднимался густой пар. Сенна макнула тряпку в миску и провела ею по разгоряченному телу Энди. Тряпка была шершавая и грубая. Энди казалось, что с него заживо сдирают кожу и он протестующе вскинул руку. Сенна схватила его за запястье и прижала к кровати. Провела тряпкой по руке, отжимая так, что жидкость свободно стекала вниз.
   У него возникло странное ощущение невесомости. Боль и жжение сменились абсолютным покоем. Руки и ноги Энди сначала налились тяжестью, потом полностью расслабились. Ему казалась, будто из него вынули все мышцы и кости. Боли или неудобства это не причиняло, скорее, это было даже приятно. Энди много раз пытался научиться медитировать, но всегда останавливался на стадии расслабления. Ему всегда что-то мешало, то внезапно зачесавшийся нос, то подёргивающееся колено, то трещинка на пятке, которая вдруг начинала зудеть. А сейчас его тело было обмякшим и успокоенным. Энди почувствовал, что парит.
   Когда Сенна провела тряпкой по его глазам, капли жидкости стекли под веки. Жжение ушло, осталось только приятное ощущение покоя. Энди ещё раз облизнул губы и глубоко вздохнул. Жар почти прошёл, на смену ему пришло приятное тепло. Он успел подумать только о том, как же хочется спать. И уснул.
  
   13.
   Энди снова сидел за столом с полупрозрачной столешницей и смотрел на своих коллег сквозь бутылку с водой. Странно, но сейчас никто не замечал его присутствия. Сидящие за столом оживлённо спорили.
   - Он неуправляем!
   - Вы просто не хотите, не хотите!
   Фигура проект-менеджера сменилась вялым профилем секретарши. Она орала в трубку и потрясала в воздухе сухонькой рукой.
   - Не обсуждается!
   Их губы двигались с опозданием, слова звучали немного раньше. На проект менеджере была белая накидка с большими пуговицами на груди. Энди вдруг понял, что он не сидит за столом, а оежит на чём-то вроде массажного стола. Он смотрел женское лицо, заросшее волосами и видел, как на месте носа растекается белое пятно. Потом побелели глаза, щёки и брови, наконец, вся фигура окунулась в яркую белизну. Энди снова смотрел в потолок. Голос всё звучали и звучали.
   - Это ваша вина и ваша ошибка.
   - Я не позволю...
   - Любое событие на вашей совести! Исключительно на вашей!
   - Прекратите!
   Новый голос был негромкий, но он перекрыл все прочие голоса. Энди попытался увидеть его обладателя, но никак не мог поднять голову. Голова была тяжелой, глаза горели огнём, горло раздирало от сухости.
   - Я не хочу знать, кто в этом виноват. Если вы выпустили бракованный образец, найдите причину поломки и устраните. Я не позволю вам выбросить миллиарды на ветер. Я не позволю закрыть нас.
   Одновременно раздалось множество возбуждённых голосов, но Энди уже ничего не слышал. Белизна добралась до него и залила с головой.
  
   14.
   На следующий день ему стало только хуже. Дважды приходила Сенна с неизменными тряпкой и миской. Один раз появился здоровяк с белым пятном на всю щёку. Оно контрастно выделялось на белой коже. Он открыл Энди рот, заглянул в уши и посветил в глаза чем-то вроде портативного фонарика. Энди было так плохо, что он не мог даже поднять голову. Его рвало, постель была мокрая от мочи и пота, но он этого даже не замечал. Волны тошноты перемежались с волнами слабости. Энди часами лежал в постели и ждал, когда придёт Сенна с волшебной тряпкой. Чем бы ни была эта дрянь, она давала облегчение.
   Днём солнце светило слишком ярко, слишком болезненно. Энди щурился от солнечных лучей и начинал хныкать от жалости к себе. Болезнь сделала из него ребёнка, маленького и напуганного. Маленький Энди давился слезами. Ему было больно, а он не знал как иначе выразить свою боль. В детстве Энди часто просыпался посреди ночи со словами, дрожащими на кончике языка. Слова, обрывки слов, вся мишура, относящаяся к прерванному сну. Тогда Энди садился в своей кроватке и смотрел на тёмный прямоугольник окна. Все спят, и никто не слышит. Все спят, и никто не поймёт. Слова из сна, много слов, много фраз. Энди начинал плакать, не в силах этого понять. Почему нельзя видеть сны всем вместе? Почему нельзя показать другому человеку свой сон? Он кричал и будил родителей, а они думали, что ему приснился кошмар. Но это был не кошмар. Ему снилось, что он заблудился в белых коридорах. Он был совсем один.
   Ночью жар возвращался. Он проникал в тело Энди постепенно, как медленный яд, выкручивал кости, сжимал жилы. И тогда ныли колени и локти, ныли суставы, ныли пальцы, ныли зубы. Жар сдавливал горло и выжимал дыхание, жар прокатывался по телу липкой волной и оставался на коже капельками пота. Энди хрипел и задыхался. Болезнь не просто его мучала, она его жрала, и жрала заживо.
   Он не знал, сколько прошло дней, потому что потерял счёт дням. Он не знал, встало ли это солнце или пламя само собой зажглось перед его глазами. Горела истончившаяся кожа, горели лёгкие, горели скулы и ключицы. Пота уже не было, потому что в теле осталось слишком мало жидкость. Сердце ухало в груди, как самый большой в мире барабан. Кровь стучала и колотилась. Нет было сил даже кричать.
   Существа с хоккейными масками вместо лиц входили и выходили. Сенна, кто-то похожий на Сенну, здоровяк, толстый коротышка поперёк себя шире, ещё один здоровяк. Некоторые приносили с собой те же тряпки и миски, у других были заострённые доски и какие-то металлические предметы, похожие на циркули. Они осматривали Энди, крутили его из стороны в сторону, поднимали и опускали, сгибали руки и ноги. Энди не сопротивлялся, он потерял всякую способность сопротивляться. Болезнь настолько его вымотала, что он перестал интересоваться происходящим. Он не знал даже того, что ему больно и плохо. Осталось только ощущение бесконечной усталости. У Энди не было сил и это всё, что ему известно.
   Очередной умник был одет в одежду из такого же красного материала, что и накидка на грифоне. Он был такого высокого роста, что каждый, кто говорил с ним, вынужден был запрокидывать голову. Руки у него были длинные, на предплечьях и запястьях надеты широкие браслеты, пальцы унизаны кольцами. Умник-в-красном подошёл к постели Энди, приложил руку сначала к его шее, потом к солнечному сплетению, потом поочерёдно засунул ладонь в подмышки. Он обернулся к тем, кто вошёл вместе с ним и издал короткое шипение. Потом выпрямился и быстро вышел из комнаты. Больше он ни разу не переступал её порог.
   Тем же вечером Энди ввели под кожу капсулу ярко-синего цвета. Это продолговатая штуковина была настолько холодная, что в месте введения образовалась белое пятно. Кожа онемела и покрылась изморозью. Потребовалось несколько часов для того, чтобы она снова согрелась и порозовела, но след от капсулы остался навсегда, как шрам.
   Через сутки наступило улучшение. Жар спал, прошла ломота во всём теле, дыхание пришло в норму. Энди проспал почти двадцать часов, а когда проснулся, чувствовал себя разбитым, но живым. Соображал он ещё с трудом, но и этого было достаточно для того, чтобы понять, как же хочется есть.
   Сенна принесла ему нечто, похожее на вишню. Это были мягкие красные шарики с жидкой сердцевиной. На вкус они оказались кислые, жидкость обжигала язык, но зато вместе с ними пришло насыщение. Энди съел горсть ягод и почувствовал себя почти сытым. Ел он под пристальным взглядом Сенны. Когда он проглотил последнюю "вишню" и посмотрел на неё, в глазах увидел явственное отвращение. Он нашёл в себе силы даже улыбнуться. Если это существо может испытывать эмоции, значит, не так уж сильно оно отличается от людей. А если так, значит рано или поздно получится найти общий язык.
  
   15.
   Следующие две недели Энди только и делал, что спал, ел и разглядывал потолок. Он был ещё слишком слаб для того, чтобы вставать, поэтому ограничился только раздумьями. Никуда не надо спешить, можно просто лежать и ни о чём не думать. Полный покой. Энди знал по меньшей мере трёх человек, готовых заплатить немалые деньги за такой отдых. Думая о том, что эти люди мертвы вместе со всеми остальными, Энди вогнал себя в глубокую депрессию на ближайшие два дня.
   К красным вишням добавилось нечто, похожее вкусом на орехи и это оказалось действительно вкусной штукой. Это были продолговатые плоды размером с мизинец, с белой шкуркой и почти чёрной мякотью. Жевались они с трудом, как пересушенные абрикосы, но по питательности превосходили вишню. Энди решил, что на Земле эта штука заняла бы достойное место в его ежедневном рационе, а здесь опасался охладеть к ним уже через несколько дней. Всё-таки человеку требуется разнообразие. И неважно, разнообразие чего, еды или женщин.
   Окончательное выздоровление началось, когда Энди стал выходить в сад. Он вдыхал свежий воздух, умывался водой из фонтана и чувствовал, что оживает. В голову приходила циничная мысль: чёрт побери, человек может привыкнуть ко всему. Даже к отсутствию других людей. Современный Робинзон. Ха! Кругом множество Пятниц, но никто не говорит на одном с ним языке. Хуже того, никто и не пытается заговорить.
   Сенна забегала к нему каждый день, иногда несколько раз в день. Приносила еду, приносила питьё, а иногда просто сидела рядом и пристально его разглядывала. Энди оглядывал её с ног до головы, прикидывая, заняла бы она свою нишу в порноиндустрии или нет. В конце концов, люди трахают всё, что имеет дырку для трахания. Секс-куклы, собаки, даже лошади, а если вспомнить хентай, то секс можно вообразить даже с микроволновкой. Энди готов был поспорить, что Сенна показалась бы даже скучной. Две руки, две ноги, один гребанный плавник на спине. Наверняка кто-то уже наснимал такую порнуху, а кто-то уже на неё подрочил. Энди видел порнуху, где мужик трахал мёртвую черепаху. Представить себе не мог, чтобы кто-то мог кончать от такой дряни, но ведь есть же любители. Извращенцы чёртовы. И всё-таки, как трахаются эти выродки?
   Чем лучше становилось Энди, тем злее и раздражительнее он становился. Он думал о Сенне не как о своём спасителе, а как о злобной твари, укравшей его из его мира. Эта мысль позволяла Энди остаться на плаву и не сойти с ума. Его мир не погиб, Земля не погибла. Какие-то твари украли его из дома, держат в стеклянном доме и кормят вишнями. Иногда Энди умилялся от жалости к себе, иногда сгорал со стыда за такие мысли. Болезнь тела порядком его измучила, но была побеждена и отброшена назад. Теперь наступила пора болезни души, и от этого не помогали никакие капсулы. Со своим больным разумом Энди был один на один, сам ему противостоял и только сам мог его победить. А пока этого не произошло, он капризничал, как ребёнок.
   Раз в несколько дней Сенна приносила ему новое блюдо и предлагала попробовать. Иногда запах был настолько кошмарным, что Энди начинало тошнить задолго до того, как миска оказывалась перед ним. Обычно Сенна ставила миску рядом с кроватью и отходила в сторону. Тогда Энди чувствовал себя зверем в клетке, которого пытается приручить дрессировщик. Он бил по миске ногами и она отлетала в сторону. Энди ложился на кровать лицом вниз и всхлипывал от отчаяния. Он не зверь! Не зверь!
   На этот раз Сенна принесла ему миску, заполненную рассыпчатой белой массой. Масса подрагивала, как желе и источала резкий запах.
   - Это что за хрень? - спросил Энди. С тех пор как он понял, что его никто не слышит, он уже не стеснялся в выражениях. - Это пить или жрать? Или курить? Давай, мать твою, сама пробуй эту дрянь. Я тебе не подопытный кролик.
   Он говорил вслух, обращался вроде бы к Сенне, но в действительности говорил сам с собой. Это помогало ему не сойти с ума от молчаливого одиночества. Говори здесь на французском или греческом, рано или поздно Энди бы его освоил. Но местный язык для его слуха звучал как бессвязное шипение. Энди не мог разобрать ни одного звука, ни одного слова. Он не понимал даже, когда Сенна обращалась к нему с одной и той же фразой. Для Энди все издаваемые ею шипения были на один лад. Он думал, что Сенна наверняка огорчается от его тупости, но ничего не мог поделать. Несколько раз он пробовал повторить услышанное, но ничего не вышло. Энди пришёл к выводу, что его голосовые связки не предназначены для таких звуков. А уши местных жителей для звука его голоса. Замкнутый круг.
   - Я не буду это есть, - сказал Энди и обеими руками отодвинул миску. Он был голоден, но пахла она как разложившийся труп. Энди ни разу не нюхал трупы, но уверен, что пахнут они именно так. - Ни за что! Сама это ешь!
   Сенна смотрела на него с жалостью. По крайней мере, Энди был уверен, что это выражение означает именно жалость. Это его порядком взбесило. Он с большим удовольствием увидел бы в её глазах что-то похожее на злость. Жалеют обычно тех, кто достоин жалости. Чем больше Сенна жалела Энди, тем больше он чувствовал себя слабым и больным. Он хныкал, как ребёнок и отказывался от пищи.
  
   16.
   Большую часть своей сознательной жизни Энди пытался похудеть. Что такое сознательная жизнь? Отнимите от тридцати четырёх первые двенадцать лет, проведённых под девизом "всё изменится, когда я вырасту". Остаток и будет разумной жизнью Энди, тот самый период, о котором Энди говорил "всю свою жизнь". Большую часть этой жизни Энди сражался с лишним весом. Иногда это были диеты, иногда спорт, иногда нелепые самоограничения вроде "с этого дня я не ем сладкого". Борьба велась с переменным успехом. Пика Энди достигал дважды, в шестнадцать и в двадцать семь лет. Тогда его вес уверенно держался на отметке сто десять килограммов. У него появилась одышка и отвратительные полоски на животе. Когда их увидел его отец, он с презрением сказал "брюхо, как у беременной бабы". Энди усёк замечание и принял новую попытку борьбы со своим телом. Похудеть удалось сначала до ста, потом до девяносто пяти.
   Пять недель тяжелой болезни на планете Геката оказались лучше любой диеты. Лицо Энди осунулось, обрисовались рёбра, остро выступили ключицы. Можно было смело снимать видео "как я похудел на двадцать килограммов без диет и упражнений". Проблема заключалась в том, что впервые в жизни потеря лишнего веса никак не радовала. Энди чувствовал себя слабым и разбитым, с трудом мог встать с постели, мучился от тошноты и частых головокружений. Местная еда вызывала изжогу, а есть хотелось всё меньше и меньше. Энди не просто худел, он таял.
   У него стали выпадать волосы на голове. Сначала на кровати оставались отдельные волоски, потом полезли целые пряди. В то же время у него стремительно росла щетина. Аккуратные усы превратились в настоящие заросли, борода переходила в густые бакенбарды. Энди понятия не имел, что делать с этими зарослями, у него не было ни бритвы, ни ножа. Его бесила кудрявая борода. Почему волосы на лице и лобке непременно вьются?
   Ночью его бросало в пот. Энди щупал лоб, пытаясь понять, есть ли у него высокая температура, но определить точно ему не удавалось. Когда-то он читал про симптомы малярии и с некоторой паникой готов был её диагностировать. Потом он вспоминал Джером Джерома, и ему становилось немного легче. Дай человеку прочитать описание какой-то болезни, и он мигом обнаружит у себя её в самой злокачественной форме. Однако ночные приступы не были плодом воображения. Энди спал всё меньше и меньше, мучился от жара, разлитого во всём теле, задыхался и кашлял. Днём у него часто раскалывалась голова и из носа хлестала кровь.
   Постепенно вес стабилизировался. Энди всё ещё шатало на ветру, но он чувствовал себя чуть более окрепшим. Может быть, дело было в затянувшейся акклиматизации, может быть, тело Энди приспосабливалось к жизни под новым солнцем. Он старался каждый день делать хотя бы небольшой комплекс физических упражнений. Первое время он чувствовал себя абсолютно беспомощным уже после пары приседаний, но постепенно привыкал и входил в ритм. Он начал находить своеобразную прелесть в ежедневной гимнастике. Тело протестовало против каждого движения, но сердце билось чаще, кровь веселее бежала по жилам. Энди чувствовал себя живым.
   Так прошло пять месяцев.
  
   17.
   Старая рубашка с логотипом "Рейку" давно превратилась в лохмотья, но Энди упорно надевал её каждый день. Он расчёсывал волосы самодельной расчёской, умывался в фонтане и старался чистить зубы хотя бы пальцами. Он боялся поверить в то, что что он только зверёк в домашнем зоопарке. Энди был вроде бы свободен, никто не ограничивал его передвижения, но он чувствовал себя пленником в одиночной камере. Никто не понимал его, никто не разговаривал с ним, никто не слушал. Когда Энди обращался к кому-то, от него или отмахивались, или убегали в страхе. Даже животные смотрели на него с подозрением. Птицы улетали, теряя перья, собаки заходились в пискливом визге. Зверь, похожий на енота, злобно шипел, стоило только Энди подойти поближе. Только кот вился вокруг его ног и часто спал у него под боком. Энди назвал кота Байроном и часто носил у себя на плечах.
   Когда Энди было семь, мать прочитала ему книжку про приключения Гулливера в стране лилипутов. Тогда книга оставила только вежливый интерес, но в десять Энди прочитал полную версию Стивенсона. Многого не понял, многое понял не так, но книга ему понравилась. Его восхитила сама идея разных миров. Большие люди и маленькие люди, разумные лошади, оскотинившиеся моряки. Тогда, в детстве, это казалось забавным, это было действительно круто. Энди мечтал оказаться на затерянном острове среди маленьких человечков. А сейчас, оказавшись в шкуре Гулливера, он клял себя за неразумные мечты. Однажды кто-то сказал хорошую фразу - "Бойтесь своих желаний, они могу сбыться". Энди предпочёл бы, чтобы эта фраза висела в каждом школьном классе вместо портретов Эйнштейна и Моцарта.
   Он просыпался очень рано, ещё до рассвета. Сгонял с ног недовольного кота, надевал протёртые до дыр джинсы и бежал на берег озера. В это время было необычайно тихо, и Энди чувствовал себя умиротворённо. Он вспоминал, как по выходным в детстве на цыпочках пробирался в родительскую спальню и устраивался рядом с матерью. Она не просыпаясь обнимала его одной рукой, а он клал щёку на её тёплое плечо и погружался в сладкую дрёму. Когда он просыпался, мать уже готовила завтрак. Энди шёл на кухню в пижаме и садился на табуретку. Он смотрел сонным взглядом на синие чашки с чаем, над которыми поднимался пар, чувствовал на своём лице тёплые солнечные лучи. И был свежий хлеб, намазанный маслом, был запах кофе и жарящейся яичницы. Было спокойное детство, когда ты ещё не задумываешься над оплатой счетов и ежемесячной оплатой кредита за машину. На берегу просыпающегося озера Энди снова чувствовал себя ребёнком. Ему было спокойно и хорошо. Казалось даже, что всё идёт так, как и должно быть.
   Энди спал по четыре часа в сутки и чувствовал себя вполне бодро. Когда-то ему не хватало двенадцати часов, чтобы выспаться, сейчас это казалось совершенно невероятным. Он дышал чистым воздухом, почти всё время проводил на улице. Если не считать перенесённой лихорадки и ночных приступов, в остальном Энди был полностью здоров. Его уже не мучили головные боли, не болели запястья, желудок больше не протестовал против непривычной пищи. Странно было это признавать, но местный климат влиял на Энди благотворно. Энди готов был признать, что здесь не так уж и плохо.
   Только солнце вселяло в него тревогу. Вместо огненного шара в небе светила длинная белая полоса, которая медленно плыла с востока на запад. Эта огромная дуга была расположена в нескольких километрах от купола и двигалась вокруг планеты, имитируя свет настоящей звезды. Когда Энди смотрел на неё, он всегда вспоминал свой школьный глобус на голубой подставке. Дуга, к которой крепился глобус, имела шкалу разметки. Энди любил раскручивать глобус и смотреть, как нарисованные континенты проходят через размеченную дугу. Солнце почти не слепило глаза, на него можно было смотреть, не мигая. По утрам оно было бледно-розового цвета.
   Наступили жаркие дни. Энди обливался потом и задыхался от зноя. Он не знал, какое сейчас время года и искренне надеялся на то, что это лето. Если это была только весна и вскоре должно стать ещё жарче, Энди бы сварился в собственной шкуре. В некоторых залах работали кондиционеры, но Энди никогда туда не пускали. Он хмуро расхаживал по внутреннему двору, накрытому зелёным куполом и смотрел на женщин, играющих в настольные игры. Пытался понять правила игры вроде земных шахмат, но так и не смог уловить логику. Фигур было слишком много, ходили они по-хитрому, игроки что-то записывали после каждого хода. Энди часами пялился на расчерченную доску и всё равно не мог понять, по какому принципу кто-то выигрывает. Однажды он нашел в углу двора закатившуюся фигурку. Она была сделана из тёмно-фиолетового стекла, имела коническую форму. Верхушка была сделана в форме птичьей головы. Энди положил фигурку в карман и с тех пор с ней не расставался. Он считал её чем-то вроде талисмана.
   По вечерам было немного легче. Энди выходил из дворца и долго бродил по берегу моря. Закат на Гекате был всегда кроваво-красный, в небе наливались красные прожилки. Поначалу это казалось жутким, потом Энди привык и стал находить в багряном небе особенное очарование. Он смотрел, как солнце медленно окунается в море, как вода вспыхивает рубиновыми всполохами. Думал, что где-то вдали есть другие страны и другие земли. Может быть, там за морем есть и другие люди. Он понимал, что вряд ли на планете могут быть принципиально иные существа, но не мог перестать надеяться.
   Ночью в тёмном небе плыла полная луна с двумя тонкими поясами астероидов. Она была слегка вытянутой формы с особенно яркими бликами по бокам, отчего напоминала Энди оливку. Имя "Оливия" пришло само собой. Оливия проходила по небу дважды, первое восхождение было около часа ночи, второе около четырёх. Энди долго ломал себе голову над тем, как же это устроено, потом вспомнил ледяной купол над планетой и предположил, что Оливия это только искусственный прожектор.
   Раз в несколько недель с моря приходили парусные корабли. Приходили они всегда в полночь и их паруса казались совсем чёрными. Два дня они стояли у пристани, и тогда Энди мог часами их разглядывать. На них были надписи, выполненные округлыми буквами и столько странных приборов, что Энди задумывался, корабль это или звездолёт. Паруса их казались раздутыми от ветра даже в полный штиль, а сами корабли плыли вне зависимости от направления ветра. Энди решил, что парусные корабли это что-то вроде грифонов. Красивая оболочка для высокотехнологичной вещи, что-то вроде чехла для смартфона. С учётом того, сколько прекрасных картин висело во дворце, здешний народ ценил искусство.
   Больше всего Энди любил картину, висящую на стене в спальне Сенны. Картина изображала в полный рост высокую женщину с белоснежной кожей и чудесными двухцветными глазами. Глаза у неё были точь-в-точь как у Сенны. Белки окрашены в алый цвет, отчего казались ещё больше.
   Женщина на картине была одета в платье из тяжелого тёмно-красного материала. Когда Энди впервые её увидел, на память ему пришёл старый-старый фильм "Женщина в красном". Он не мог вспомнить, что за актёры играли в этом фильме и о чём, собственно, в нём шла речь. Но имя главной героини почему-то отложилось в памяти. Шарлотта.
   На её запястьях были браслеты, на пальцах кольца со сверкающими камнями. Шарлотта смотрела прямо на зрителя, и смотрела так пристально, что мурашки пробегали по спине. Живописцу удалось ухватить не только взгляд, но и выражение лица. Женщина казалась одновременно сдержанной и смешливой, властной и доброй. И в любом случае она была необычайно гордой. Это чувствовалось в посадке головы, в выставленной вперёд длинной ноге, в развороте плеч. Сильная и гордая женщина, не похожая на всех остальных. Энди долго гадал, кем же она может быть, и остановился на том, что это кто-то из достопочтенных предков. Сенна любила стоять перед картиной и долго разглядывать. У неё было почти такое же платье, но на памяти Энди она надевала его только один раз. Одно из колец Сенны было определённо тем же самым, что и на руке нарисованной женщины.
   Сенна в последнее время странно к нему относилась. Она то вбегала к нему с шипением, которое Энди мог определить как радостное, то захлопывала дверь прямо перед его носом. Иногда Энди ловил на себе её настороженный взгляд, а когда сам смотрел на неё, видел в её глазах настоящий страх. Порой Сенна пугала его до смерти. Иногда забавляла.
   Энди беспрепятственно расхаживал по нижним этажам дворца. Там к нему привыкли и уже не разбегались в ужасе, когда он проходил мимо. Ему нравилась суета огромной дворцовой кухни, больше похожей на химическую лабораторию. Здесь готовились самые немыслимые блюда, разливались по овальным мискам, нагревались и охлаждались, украшались цветами и зелёными листьями. Энди садился на краешек окна, начинающегося почти у самого пола, и смотрел за тем, как между сверкающего оборудования мечется тощий и высокий повар.
   Был здесь и гараж, где грифоны стояли между странными машинами обтекаемой формы, были очистные сооружения с отдельным помещением для фильтрации воды. Было помещение неизвестного назначения, там было темно, пахло озоном и то и дело раздавались громкие хлопки.
   Лучше всего было в подвале. Маленький закуток, похожий на кишку был заставлен старой мебелью, пыльными шкафами и свёрнутыми в трубку коврами. По полу сновали крысы с длинными бивнями, торчащими из ротовых отверстий. Энди понятия не имел, что будет, если его укусит такая тварь, поэтому старался держаться от них подальше. Но здесь, среди пыли и старых железок было то, что нравилось Энди больше всего. А ещё здесь он нашёл настоящего друга.
  
   18.
   Энди познакомился с Хью, когда об него споткнулся. Хью лежал на полу, вытянувшись во всю длину своего тщедушного тела и паял какую-то микросхему. Одет он был в синий комбинезон, делающий его неуловимо похожим на персонажа старой компьютерной игры. Когда Энди вошёл в его каморку, Хью как раз уронил на ладонь каплю расплавленного металла. Пока он корчился и шипел от боли, Энди успел запнуться о его ногу и растянуться на полу рядом. Он крепко приложился бедром к углу железного столика, окончательно порвал джинсы и содрал кусок кожи. Энди встал, держась за стену и на этот раз орал так, что звенело в ушах.
   - Гребанный насрать, мать твою! Гребучий стол! Гребучий Марио!
   Когда Хью встал с пола и сказал, чтобы если Энди не заткнётся, он ему врежет, Энди грохнулся второй раз.
  
   19.
   Сенна стояла на коленях, скромно сложив руки на груди. Поза послушания, требующая, как говорили учителя, холодного сердца и смиренного духа. Глаза Сенны были опущены к полу, а плечи вздрагивали от еле сдерживаемой злости. Она искренне любила отца, но иногда он бывал невыносим.
   - О чём ты думала? - гремел Альберт, - Ты вообще о чём-то думала?!
   Сенна склонилась ещё ниже. Она знала, что ответить, знала, чем возразить. У неё был козырь в рукаве, который должен разбить любые доводы отца. А пока она молчала, зная по опыту, что Альберту надо выговориться. Он и выговаривался, и так, что её спинной плавник начал темнеть. Сенна не любила, когда её ругали. Тем более, когда ругали за дело.
   - Я молчал, когда ты разобрала плотину на озере. Я ничего не говорил, когда ты устроила зверинец из спальни Тшенне. Проклятие, я даже не возражал, когда ты привела сюда близнецов. В конце концов, это твоя жизнь, твоё право. Но зачем ты явилась к Арлен? Зачем ты, ты...
   - А зачем ты её прятал? - не выдержала Сенна. Она вскочила на ноги и начала ходить кругами по залу. Её голос звучал так резко и громко, что у Альберта начало стучать в висках. - Почему ты ничего не сказал мне?
   Альберт не знал, что сказать. Он тоже встал и принялся разминать затылок. Один из первых мудрых советов, данный ему отцом, звучал как "не пытайся что-то скрыть во дворце". Многие годы Альберт следовал этому совету, а три месяца назад впервые вынужден был его преступить. Повод у него для этого был уважительный. Сейчас он смотрел на свою разгневанную дочь и испытывал стыд. Он нарушил ещё одну заповедь собственного родителя. Не срывай свою досаду на своих близких. Что угодно, только не это. Альберт подошёл к Сенне и обнял её за плечи. Сенна развернулась к нему и взглянула прямо в глаза.
   Худшее, что может случиться с твоим отцом, это новая любовь. Хуже новой любви может быть только любовь не к твоей матери, не к одной из семи жён, которых ты называешь прости Фарти-ши, Лене-ши, Роди-ши и так далее до самой младшей, больше известной как о-боже-да-она-же-младше-меня. Отец Сенны полюбил женщину не из своего дома, не из своего круга. Пожалуй, он и сам не мог бы сказать, как это случилось. Никто его не понимал, да и не стремился понять. Если к твоим услугам самые прекрасные цветы страны, на кой чёрт тебе тянуться к терновнику? Тем более, когда новая пассия почти твоего возраста. Король сошёл с ума от любви, Сенна сошла с ума от волнения.
   Узнай Альберт, что Сенна ходила к Арлен просто для того, чтобы на неё посмотреть, возможно, ему бы стало легче. Но он был уверен, что Сенна навестила Арлен, чтобы устроить ей скандал. Вернулась она только под утро, ничего не рассказывала, а поговорить с самой Арлен у него не хватало духу.
   Арлен была невысокого роста, с глубокими ироничными глазами и белой полосой, расчерчивающей подбородок на две половины. Это был след от сведённой татуировки, сделанной в эпоху повального увлечения модификациями тела. Король Альберт и сам имел татуировку на плече, о существовании которой не знали даже его жены. Но именно белый след привлёк внимание Альберта, когда он посетил новый звёздный порт. Женщина с белым шрамом на подбородке работала авиадиспетчером. Как и все прочие, она была одета в бело-синюю униформу. Шею закрывал платок из оранжевого газа. Выглядел он как язык пламени. Альберт смотрел на платок, переводил взгляд на белую полосу, а потом невольно заглянул в глаза незнакомки. И пропал.
   Он пришёл к ней на следующий день, пришёл один, без охраны, запретив кому бы то ни было следовать за собой. Альберт был младшим сыном короля и прожил до пятидесяти лет без малейшей надежды на трон. Отец строго следил за тем, чтобы его сыновья не пошли по следам так называемой золотой молодёжи, поэтому у Альберта никогда не было свободных денег. Девушки это знали и не жаловали его своим вниманием. После смерти трёх братьев в авиакатастрофе прошло больше двадцати лет, Альберт стал королём и обзавёлся всеми положенными привилегиями, включая многочисленных жён. Он уже успел забыть те времена, когда трепетал в ожидании ответа прелестной девушки. И всё же стоя у двери Арлен он чувствовал волнение. Ещё ни разу не заговорив с ней, он знал, что она не похожа ни на одну из его женщин. Она была совсем другой. Особенной.
   Дверь она ему открыла и смотрела на него именно так, как он и ожидал. Открыто и насмешливо. Ни следа подобострастия или восхищения. Другие люди считали короля воплощением бога на земле. Другие, не она. Арлен оперлась рукой о дверной косяк и рассматривала его с головы до ног. Альберту стало неуютно под его взглядом, а кровь словно пропустили сквозь сифон, в ней так и бурлили пузырьки.
   - То, что вы пришли сюда, может означать одно из двух. Либо быть королём так ужасно, что вы готовы сбежать из дворца под любым предлогом, либо вы интересуетесь мной, как экзотической бабочкой.
   Она немного помолчала. Альберт ждал и чувствовал, что его ноги вот-вот подломятся. Арлен продолжила:
   - Первое прискорбно для вас. Второе прискорбно для меня. Я больше склоняюсь к первой версии. Потому что никакая экзотика не повлечёт мужчину к женщине, которая вдвое старше его жены. Я имею в виду вашу старшую жену, сэр.
   Слово "сэр" прозвучало у неё с издёвкой. Альберт вздрогнул.
   - Вы позволите мне войти? - спросил он. Арлен кивнула.
   Король Альберт переступил порог её дома и провалился в колодец гораздо более глубокий, чем впадина во внутреннем море. До встречи с Арлен он был уверен, что в его жизни нет ничего важнее своей страны, своего народа, своей семьи. Арлен открыла для него нечто настолько новое, что несколько месяцев подряд Альберт не мог прийти в себя от изумления. Он узнал цену жизни, узнал, какой удивительной может быть жизнь. Он узнал настоящую любовь и узнал, как тяжело любить. Ему пришлось столкнуться с выбором. Что всего дороже? Что всего важнее? Альберт не знал. Он то чувствовал себя на вершине блаженства, то падал на самое дно отчаяния.
   Арлен не пускала его в свою постель, не пускала его в свою жизнь. Королю разрешалось только приходить к ней домой, сидеть на диване возле световой панели, разглядывать фотографии, смотреть игровые ленты. Он слушал, как Арлен рассказывала ему о своей работе, рассказывал ей о событиях во дворце, о ситуации в совете, о своих поступках, своих мечтах. Арлен слушала его и говорила с ним. А главное, она говорила с ним на равных. Это было удивительнее всего.
   Альберт мечтал сжимать её в объятиях, но мог только касаться её рук. Кисти были изящные и лёгкие, почти невесомые. Длинные пальцы без ногтей, тонкие кончики, мягкие подушечки. Альберт обожал её руки. Он целовал запястья и ладони, гладил нежную кожу на сгибе руки, любовался острыми локтями, точёными предплечьями. Он хотел обладать её телом, но впервые в жизни это не было основной целью. Гораздо больше Альберт хотел обладать её душой. Но на этот счёт у Арлен были другие планы.
   О том, что она хочет стать единственной женщиной в жизни короля, Арлен сказала не Альберту, а его дочери. Сенну это взбесило, потому что никогда прежде она не видела человека, ставящего условия её могущественному отцу. И всё же в Арлен было что-то такое, из-за чего с ней было бесполезно спорить. Это была не столько внутренняя сила, сколько абсолютное хладнокровие. Арлен была полностью довольна своей жизнью и не хотела большего, поэтому её нечем было соблазнить. Она ничего не боялась, поэтому ей нечем было угрожать. У неё можно было только просить и соглашаться с её условиями. Сенна проговорила с ней всю ночь и получила ответ на вопрос, который больше всего её интересовал. Что, чёрт побери, отец нашёл в этой женщине? Теперь Сенна понимала, что именно.
  
   20.
   - Ты меня понимаешь? Ты... слышишь меня? Ты...
   - Нет, кретин, это шепчут голова в твоей голове. Естественно, я тебя понимаю! А теперь сделай одолжение, заткнись и дай мне ту белую штуку со столика, который ты едва не снёс. Это чертовски больно. Если я не перевяжу руку сейчас, завтра не смогу работать.
   Энди бросил на столик лихорадочный взгляд, увидел клубок белой ленты и протянул его незнакомцу. Тот подышал на руку и пронялся заматывать её лентой. Энди внимательно его разглядывал. Низкорослый, с длинными руками и ногами. Спинного плавника у него почему-то не было. Огромные глаза сейчас полыхали бледно-голубым. Если Энди правильно понимал местную шкалу эмоций, это означало что-то вроде глубокой сосредоточенности. Лоб незнакомца был прочерчен несколькими складками. Энди вглядывался в его лицо и никак не мог понять, кого тот ему напоминает. Потом незнакомец выдал какое-то совершенно непонятное ругательство в его адрес и до Энди вдруг дошло. Доктор Хаус. Внешне ничего общего, и всё-таки ассоциативная цепочка вывела именно к нему. Как звали этого актёра? Кажется, Хью Лори. Или не Лори?
   - Как тебя зовут? - спросил Энди.
   Незнакомец издал длинный набор шипящих звуков. Энди открыл было рот, чтобы попробовать воспроизвести, но тот остановил его рукой.
   - Нет, даже не пытайся. Только не с твоей пародией на голосовые связки. Называй меня...
   Ещё один набор звуков, на этот раз покороче. Энди вздохнул.
   - Я буду называть тебя Хью.
   - Нет же кретин, я... - Хью осёкся, - Ладно, чёрт с тобой. Твоё имя я тоже не выговорю. Как тебя зовут?
   - Энди Гдански.
   - Кхда... Ох чёрт, нет, это непроизносимо. По крайней мере на трезвую голову. Даже на относительно трезвую, как сейчас.
   Голос его звучал хрипло, с присвистом, большинство гласных искажалось или выпадало, но слова складывались в правильные фразы, с корректными синтаксисом и склонениями. Энди не выдержал. Он принялся говорить, быстро, сбивчиво, задавать вопросы, требовать, срываться на крик. Хью молча возился с рукой, потом осторожно поднял с пола инструменты, положил микросхему на столик. Выпрямился и посмотрел на Энди.
   - Ты меня бесишь. Я думаю, ты должен это знать.
   Прежде, чем Энди успел ещё что-то сказать, он потряс головой.
   - И нет, твой голос это не райская музыка. Некоторые любят нойз, но я против любого трэша. Чёрт, я был против трэша ещё до того, как он стал популярен. Поэтому просто, мать твою, заткнись!
   Энди заткнулся на несколько секунд, потом снова не выдержал.
   - Как ты меня понимаешь? То есть... как? Мой язык?
   - Язык разумных. Знаешь один, знаешь все. Всё как с электронными языками.
   - С электронными? Ты говоришь про... про языки программирования?
   Хью посмотрел на Энди с подозрением.
   - Ты знаешь электронный алфавит?
   - Проклятие, да я работаю с этим!
   - Ещё только утро. Я не настолько сильно обдолбился, чтобы разговаривать с домашним зверинцем.
   - Я не... - начал Энди. Хью поднял руку и угрожающе зашипел.
   - Только попробуй ещё раз заорать, мать твою. Только попробуй!
   - Я не буду. Я только хотел сказать, что там, откуда я родом, в общем... Я работал с компьютерами. Это моё занятие, моя профессия. Это моя жизнь! Моя жизнь!
   Энди снова начал орать и вот тогда Хью ему врезал.
  
   21.
   Хью ударил Энди и тотчас отбежал к стене, словно испугавшись, что Энди даст сдачи. Но Энди не собирался отвечать, он только потирал ноющее плечо и с удивлением смотрел на своего нового приятеля. Никогда в жизни его не били за то, что он кричал. На него кричали в ответ, над ним смеялись и плакали, но никогда не били. Собственно, Энди вообще никогда не били, если не считать мелкие школьные потасовки. Он не воспринимал всерьёз угрозы избиения и был уверен, что разумные люди могут решить любые проблемы словами. Но у Хью, судя по всему, было своё мнение на этот счет.
   - Попробуй ещё раз и снова получишь, - сказал Хью. Голос его порядком дрожал. Энди молча на него смотрел. Хью осмелел: - Ты понял? Больше никаких воплей. Ты меня нервируешь.
   - Ты меня ударил, - наконец, выдавил из себя Энди.
   - И ударю ещё раз, если снова будешь орать.
   До Энди, наконец, дошло.
   - Ты меня слышишь! - воскликнул он. - Остальные, они не слышали!
   Хью зашипел, как вода на горячей сковородке.
   - Тише. Говори тише. Тише, мать твою!
   - Ты меня слышишь.
   - Лучше бы не слышал. Я, чёрт побери, слышу всё. Поэтому будь так добр... ЗАТКНИСЬ!
   Энди заткнулся.
   Хью осмотрел его с головы до ног и остался недоволен.
   - Ты высокий, - сказал он.
   Энди вылупился на него с удивлением. Время, проведённое на Гекате, убедило его в том, что он лилипут в стране великанов. Его окружали трёхметровые чудовища, носившие обувь пятидесятого размера. Энди радовало только то, что у них нет зубов. Вряд ли его психика выдержала бы огромные скалящиеся челюсти.
   А вот Хью великаном не был. Рост его был всего два метра с небольшим. Он был тощим и узкоплечим, с тонкими руками и впалой грудной клеткой. Удар у него, правда, был хорошим.
   - Ты действительно работал с электроникой?
   - Да.
   - Хочешь сказать, что у вас была развита техника? Компьютеры, машины, сети.
   - И не только. Я... - Энди достал из кармана севший смартфон, который таскал с собой вроде амулета. - У нас были такие штуки вроде ваших... коммуникаторов. Он не работает. Я не могу... не могу зарядить.
   Хью взял смартфон в руки, покрутил, попытался открыть.
   - Странная штука. Я был уверен, что только мы обвешены гаджетами с ног до головы. Но если вы были так развиты, какого хрена вы так бездарно кончили? Я слышал, твой народ разнёс в хлам собственную планету.
   Энди вдруг разозлился.
   - А какого хрена ты об этом спрашиваешь меня? Я не имею отношения к этой долбанной политике. С таким же успехом я могу спросить тебя, почему ваш король трахает такое количество баб.
   - Так, - сказал Хью. - Ещё одно слова про короля, и я...
   - Снова меня ударишь?
   - Чёрт, нет. Просто не трогай короля. Никогда не трогай короля! Никогда не говори про короля... по крайней мере, таким тоном.
   - Почему? - спросил Энди. - Он может подслушать?
   - Попробовал бы кто-то прослушать мою нору! Нет, услышать тебя могу только я. Но король это... В общем, никто не должен его оскорблять. Никто, слышишь?
   - Я не собирался его оскорблять. Плевать я хотел на... Ладно, забудь об этом.
   Он протянул Хью руку.
   - Я просто чертовски рад встретить того, кто меня слышит. Очень плохо, когда тебя никто не слышит.
   Хью осторожно взял его за кончики пальцев, внимательно оглядел и слегка сжал. Покачал головой и улыбнулся, а потом начал хохотать. Только спустя несколько недель Энди понял, что его так насмешило. Его ногти вызывали у большинства грейпов отвращение. А у Хью было извращённое чувство юмора.
  
   22.
   Хью был невидимкой. Он мог говорить на нескольких языках, вот только толку от этого было мало. Соображал он хорошо, но был слишком маленьким и слабым. Его голос всегда тонул в хоре чужих голосов, к нему никогда не прислушивались и не спрашивали его совета. Он рано понял, что родился слишком незаметным и не старался с этим бороться. Природа создала его хилым существом, которое с трудом стояло на ногах и грозилось в любую минуту упасть, как подкошенное. Вздумай Хью изменить свою натуру и стать кем-то большим, он стал бы только посмешищем. Поэтому он старался только сильнее подчеркнуть собственную незаметность и тенью жался к углам. Рано или поздно он добился своего и превратился в невидимку. Только тогда он сумел вздохнуть с облегчением. Невидимке проще заниматься своим делом. Дело у Хью было.
   Своё призвание он нашёл ещё в детстве. Его привлекала любая техника и любой механизм, ему нравилось копаться в старых приборах и компьютерной начинке. Хью заочно выучился на инженера и похоронил свой диплом под грудой книг, так и не сданных в библиотеку. В университете его не научили ничему новому, своё образование он получил гораздо раньше.
   Хью зарабатывал опыт и деньги разными путями. Больше всего ему нравилась удалённая работа, когда он мог спокойно разбираться с каждой задачей. Но многие работодатели хотели видеть его лично, по крайней мере на собеседовании. Хью редко удавалось произвести достойное впечатление на будущего работодателя. Если его и брали на работу, то только когда срабатывал старый шаблон "инженер должен быть грязным и странным". На работу он приходил в старом длинном балахоне с изображением радужного котёнка. Когда по странному наитию он заявился в офис в новом костюме, его не хотели пропускать по собственному пропуску.
   Во дворец он попал случайно. В то время он числился инженером в конторе по продаже земельных участков, появлялся в офисе раз полгода и был счастлив, как червяк в яблоке. Когда его сетевой друг предложил ему разобраться с королевским файлообменником, поначалу он отнёсся к этому скептически. Это же дворец, а не фирма, которая экономит на скрепках! Наверняка там всё настолько круто и серьёзно, что ему до такого ещё расти и расти. Зайти и посмотреть на это "круто" Хью согласился только из профессионального интереса. Всегда любопытно знать, как устроена чужая сеть.
   Увидев дворцовый узел связи, Хью сначала схватился за голову, потом заржал, потом резко погрустнел. Он слышал, что в серьёзных инстанциях часто творится бардак, но даже не представлял себе его масштабы. Всё, что можно было сделать плохо, было сделано плохо. Отовсюду свисали спутанные гроздья кабельных линий. Не было ни разметки, ни маркировки и никак нельзя было разобраться, что и куда ведёт. Неуправляемое сетевое оборудование было представлено цепочками воткнутых друг в друга коммутаторов, если зависал один, останавливалась вся сеть. Вместо серверов здесь использовались пользовательские терминалы, на которых каким-то чудом было установлено инфраструктурное программное обеспечение. Эти терминалы никак не могли справиться с высокой дворцовой нагрузкой, они не было рассчитаны на круглосуточную работу и серьёзные вычисления. Какой-то неведомый гений установил их на стеллажи в узком тёмном коридоре, не позаботившись о вентиляции и охлаждении. Не было ни резервирования, ни мониторинга состояния, только перегруженные терминалы, которые то и дело выходили из строя. Когда-то Хью думал, что представляет себе, как выглядит настоящий кошмар инженера. Только во дворце до него дошло, что для плохой работы не существует пределов.
   Хью решил, что так продолжаться не может. Это было не только очень плохой работой, это было неуважением к королю. А этого Хью уже никак не мог допустить. Он предложил свои услуги архитектора и на этот раз на собеседование пришёл умытый и аккуратно одетый. Его взяли.
   Все дворцовые служащие жили во дворце, и Хью не стал исключением. Должность у него была серьёзная и апартаменты ему отвели соответствующие, но там он появлялся от силы пару раз в месяц. Всё оборудование располагалось в подвале, и там же Хью разгрёб для себя небольшую коморку. Туда он притащил матрас и шерстяное одеяло, там же ел и там же поселил свою кошку, вальяжное и ленивое существо едва ли не в метр длиной. Она была неуловимо похожа на Тильду Суинтон. Энди назвал кошку в её честь.
   Когда Хью не занимался своими сетями, он читал фантастику. Его интересовали разумные существа, обитающие на других планетах, интересовала возможность контакта с ними, установление связи. Он изучал языки разумных, удивляясь странному звучанию и совершенно безумному синтаксису. Хью мечтал сам встретиться с представителем другой цивилизации, и его огорчало решение совета Гекаты не вступать в переговоры с другими разумными созданиями.
   Энди его разочаровал. Он ожидал встретить мудрое и интересное существо, способное на совершенно иной ход мышления. А вместо этого он увидел маленького гуманоида, который выглядел, как человек, думал как человек, поступал как человек. Когда он узнал, что пришелец любит кошек, он совсем расстроился. Хью полагал, что любовь к животным это привилегия только его вида. А если житель иного мира с умилением гладит дворцового кота, вряд ли стоит ожидать от него чего-то особенного. Внешность у него, конечно, отталкивающая, но на этом и заканчиваются все существенные отличия. Из другого места, но такой же. Какая скука!
   Ко всему прочему, пришелец оказался очень шумным. Хью обладал тонким слухом ребёнка, благодаря которому мог слышать полный спектр самых разнообразных звуков. Голос Энди звучал для него иначе, чем для жителей Земли, но вряд ли меньше раздражал. Пришелец был шумным и неуклюжим, он шастал по всему дворцу и совал нос в каждый угол. Передвижения его были лишены какого-либо смысла, двигался он хаотично и никогда нельзя было предположить, куда в следующие раз его занесёт. Впервые Хью стал запирать дверь на ключ. В этот раз он просто не успел, чему впоследствии очень радовался. Всё-таки, хорошо иметь настоящего друга.
   Хью никогда не говорил Энди о том, как к нему относится. Энди понял, что он разочаровал Хью точно также, как понимал всех прочих людей. Он наблюдал за Хью и мало-помалу начинал видеть себя со стороны его глазами. Энди понимал, что чувствует Хью, какие мысли бродят в его голове, предугадывал его следующие действия. Он никогда не ошибался.
   Хью было чуть меньше пятидесяти. К этому времени половина его женатых сверстников уже всерьёз подумывала о разводе, а он и представить не мог себя женатым. В жизни Хью не было места для других людей, он был полностью погружен в себя и интересовался только тем, что происходит внутри, а не снаружи. Энди удалось пробиться внутрь, не повреждая внутреннюю оболочку. Хью никогда не было друзей. Он понятия не имел о том, что это может быть даже приятно.
   Если не считать королевскую семью, других людей Хью считал законченными кретинами. Они ничего не понимали в том, чем занимаются, боялись техники, боялись решений и ответственности. Хью лично знал человека, который работал на военную промышленность и не представлял, откуда берётся электричество. Каждый второй умник полагал, что Геката вертится вокруг своих двадцати солнц и возмущался, если кто-то напоминал про школьный курс астрономии. Люди были идиотами, это было частью их природы. А вот Энди не был ни человеком, ни идиотом. Выглядел он странно, но голова у него была светлая.
   Поначалу Хью с недоверием отнёсся к его россказням о земных технологиях. Хью разделял общепринятую точку зрения о том, что разумная раса с самоубийственными наклонностями не может создать ничего достойного. Возможно, какие-то аграрные достижения, может быть, строительными технологии, но только не электроника. Их поделки должны походить на творчество в школьном кружке. Ничего особенного, только повторение того, что давно было изобретено.
   А тут оказалось, что земные технологии очень похожи на технологии Гекаты. И не просто похожи, а почти полностью повторяют их. Те же принципы, те же приёмы, часто даже те же материалы. Хью и представить себе не мог, что на Земле были глобальные сети, что люди хранили и накапливали информацию в общих хранилищах. Пару раз Хью закрадывалась мысль о том, что Энди просто читает его мысли и рассказывает ему о прочитанном. Когда Энди рассказал ему про абстрактную модель сетевого обмена данными, Хью только утвердился в этой мысли. Он подключился к одной из библиотек и прочитал всё, что было известно про землян. Но телепатия или что-то в этом духе относилась только к земному фольклору, она не была известной и изученной способностью. Совсем как на Гекате. Энди долго смеялся, когда узнал, что Хью считает его лжецом. Он просто не мог представить, зачем бы ему понадобилось лгать.
   Постепенно Хью поверил Энди. Он провёл несколько тестов, поручал Энди различные задачи и каждый раз убеждался в том, что Энди не врёт. Это удивляло Хью. Время от времени его руководство предлагало ему найти помощника и он даже проводил несколько собеседований по сети. Каждый раз после такого опыта он готов был биться головой об стену, потому что кандидаты были не просто тупыми, они были непроходимыми идиотами. Их воспалённый разум порождал такие безумные идеи, которые никогда не приходили в голову Хью даже под действием наркотиков. Хью бросало в дрожь при мысли, что кто-то может доверить этим психам что-то серьёзнее калькулятора.
   Он задавал Энди те же самые вопросы, что и кандидатам. Многого Энди не знал. У него бесполезно было спрашивать про то или иное программное обеспечение, интересоваться производителями или синтаксисом определённого языка. Но когда Хью объяснял Энди, за что отвечает конкретная функция, получал довольно точный ответ про необходимый алгоритм. Некоторые действия Энди казались странными, но они не были лишены логики. Это нравилось Хью больше всего. До встречи с Энди он искренне считал себя последним человеком на Гекате, который всегда руководствуется только логикой.
   - Я бы взял тебя к себе, - наконец, сказал Хью.
   - Было бы неплохо. Мне всё равно нечем заняться.
   - Но я не могу. По крайней мере официально. Я никогда не объясню начальству, что ты соображаешь лучше, чем их выскочки.
   - Скажи им, что мне не нужна социальная программа, - посоветовал Энди. - Страховка, детский садик для ребёнка, ничего такого. Я готов работать за идею.
   Хью кивнул. Он не собирался делиться своими идеями с руководством. Пусть думают, что Энди здесь вроде кошки Тильды. Милое домашнее животное.
  
   23.
   Энди чувствовал себя, как рыба в воде. Хью показал ему, с чем работает. Кое-что его удивило, кое-что разочаровало, большинство оставило со смутным ощущением удовлетворения. Энди был горд собой. Он считал виртуализацию единственным правильным путём развития и она здесь была. Он считал верной определённый принцип обработки сервисных задач и с большим удовольствием обнаружил здесь почти аналогичную модель. Его обычная архитектура сети оказалась универсальной и для другой планеты. Во дворце инопланетного короля была типичная схема коммутации.
   - Видел бы ты, что здесь было раньше, - сказал Хью. - До меня здесь работал настоящий болван. Он закупал дорогущее оборудование и не мог его настроить. Зато рисовал красивые отчеты. Хуже всего эта штуковина. Вот глянь, я даже оставил на память.
   Он протянул Энди прямоугольный экран.
   - Что-то вроде планшета? - спросил Энди. Хью непонимающе на него посмотрел. Энди объяснил.
   - Ну да, это практически игрушка. Посидеть в сети, почитать книжку. Ископаемый ящер, я даже не знал, что они ещё выпускаются. Он хранил на них все резервные копии, просто каждую неделю скачивал их на планшеты. Представляешь? Он не сумел подключить хранилище, поэтому хранил всю на этом куске железа. Он оставил мне в наследство полный сейф этой дряни. Я планирую сделать там музей человеческого идиотизма.
   - Человеческого, - пробормотал Энди. Он помотал головой. Нет, Хью даже не подозревает, кто такое люди.
  
   24.
   Ночью Энди проснулся и ещё долго не мог понять, где находится. Ему казалось, будто он раздвоился. Один Энди остался там, во сне, а другой сидел на кровати и пялился в окно. Снаружи темнело небо, усыпанное мириадами золотых звёзд, в комнате тускло светил треугольный светильник под самым потолком. Энди подтянул к себе колени, опёрся о них подбородком и обхватил себя за лодыжки. Он всё возвращался ко сну и вздрагивал, ощущая ладонью холодное лезвие.
   Нож был треугольный и очень маленький. Энди сжимал пальцы, не рискуя порезаться. Он знал, что когда понадобится, круглое отверстие в рукояти само наденется ему на указательный палец, большим он придавит основание лезвия, согнёт запястье так, чтобы на мгновение спрятать нож. Потом один бросок вперёд и нож будет восприниматься уже как единое целое с рукой, а голова отключится, и тело будет послушным и податливым, предугадывающим наперёд каждое движение в комнате.
   Энди сделал шаг вперёд. Он прищурился на мгновение от яркого света, переступил через дурацкий белый коврик у двери, увидел вокруг знакомые приветливые лица. Он знал, что они скажут, знал, что попросят его сделать, знал, что они от него ожидают. Энди послушно сел на кушетку, бросил взгляд на потолок, показал браслет на левом запястье.
   Его затылок коснулся подушки только на мгновение. В следующую секунду из горла склонившегося над ним мужчины хлестала кровь, а Энди добивал молодую женщину в короткой белой юбке. Он запомнил, как кровь растекалась по подолу и помнил, что подол был очень неровно подшит, из него торчали нитки, сначала белые, потом красные. Подбежавший юноша получил ногой в солнечное сплетение, нож пустил череду весёлых солнечных зайчиков по полу и воткнулся в широко раскрытый глаз. Ещё кто-то, кого Энди не сумел рассмотреть, подошёл к нему со спины и Энди ударил наугад сначала локтем, потом развернулся и ударил коленом, наконец, всадил нож в горло и рванул в сторону. Кровь попала ему в лицо и затекла под веко.
   Он проснулся, всё ещё чувствуя, как горит и чешется правый глаз. Долго тёр его рукой и всё никак не мог избавиться от мерзкого ощущения.
  
   25.
   Сенна не замечала Хью, а вот он видел её очень хорошо. Система наблюдения выводила её изображение из любой точки дворца, и Хью часто любовался её сильной и лёгкой фигурой. Нельзя сказать, чтобы Хью любил Сенну, потому что любовью это не было. Он относился к ней почти также, как и к королю. Король был воплощением бога на Гекате, Сенна была воплощённой богиней. Хью восхищался ею и не мог даже помыслить об ином. Энди понятия не имел, как можно испытывать такие чувства к другому человеку.
   У Хью никогда не было девушки. Сказать по правде, его никогда и не тянуло. Хью удовлетворялся тем, что видел в глобальной сети, а воображение подсказывало ему всё остальное. Иногда Хью всерьёз задумывался о том, что появись у него девушка, пожалуй, это было бы необычайно скучно. Ни одна женщина не могла конкурировать с его головой. Воображение создавало такие сцены, которые не мог и вообразить порно-сценарист.
   Иногда требовался допинг. Некоторые пили напитки, больше похожие на очень крепкий земной алкоголь. Другие делали себе инъекции такой дряни, от которой всё тело покрывалось кровоточащими нарывами. Хью был тихим человеком, он ненавидел любой шум и неразбериху. Никаких пьянок, никаких громких вечеринок. Поэтому он курил галлюциногенные наркотики, которые вызывали приятное умиротворение. Хью курил и подстёгивал своё воображение. Оно уносило его далеко за дворцовые стены, туда где плещется великое южное море, где растут высокие деревья с багровой листвой, где лежат под ногами холодные пески и на скалах растёт каменная трава. Иногда в такие путешествия он забирал с собой Сенну, и это были самые лучшие воспоминания. Его спутницей была настоящая богиня. А если так, то какая разница, происходит это наяву или в наркотической дрёме.
   Хью предложил Энди попробовать его зелье. Поначалу они никак не могли сообразить, как использовать курительную миску, имея только одно ротовое отверстие. Потом Энди догадался свернуть самокрутку из тонкой бумаги и затянулся чёрным дымом. Ощущения оказались мерзкими, застучало в висках и тошнота стала подниматься к самому горлу. Но уже спустя несколько минут Энди почувствовал приятную лёгкость. Реальность подёрнулась мутной дымкой, вокруг закружились цветные образы. Он увидел бывшую почти-жену, увидел свой дом, увидел даже проклятую башню Меркурий. Почему-то сейчас Меркурий не казался таким омерзительным. Возможно, в нём было даже что-то умиротворяющее.
   Как-то раз после очередной затяжки Хью принялся рассказывать Энди о Сенне. Энди слушал вполуха, занятый своими мыслями. Хью дёрнул его за рукав.
   - Эй, умник. Ты же прилетел с ней, верно?
   Энди молча кивнул.
   - А зачем она это сделала?
   Энди взял миску с травой из рук Хью. Сделал самокрутку, затянулся. Запрокинул голову и закрыл глаза.
   - Хорошо тут, - сказал он. - Спокойно.
   Хью с тревогой на него посмотрел. Энди пьянел гораздо быстрее него, то ли с непривычки, то ли из-за другой анатомии.
   - Тебя там накрыло?
   - Нет, - помотал головой Энди. Ощущение ему понравилось. Он тихо засмеялся и ещё несколько раз повёл головой из стороны в сторону. Показалось даже, что подбородок ушёл куда-то необычайно далеко, а до кончика носа было никак не меньше метра.
   - Выглядишь ты странно.
   - Ты тоже.
   - Да я не в этом смысле. Ты как будто не здесь.
   - Я не здесь, - сказал Энди. - Иногда думаю, что проснусь в своей постели, а голова будет болеть, как с похмелья. Иногда думаю, что...
   Он резко повернул голову и в упор посмотрел на Хью.
   - Она ведь тебе нравится, верно?
   - Кто?
   - Сенна.
   Хью не ответил. Сама постановка вопроса была кощунственной, но чего ещё ожидать от дикаря. Как может нравиться или не нравиться принцесса Сенна? Королевская семья это воплощение богов на Гекате. Они не могут нравиться или не нравиться. Ими можно восхищаться, перед ними можно трепетать. Их можно даже любить. Но как богов, не как людей. Они другие.
   - Я не знаю, почему она это сделала, - сказал Энди. - Может быть, просто пожалела. Может быть из любопытства. Я не знаю. Но кажется она доброй.
   - Она добрая, - кивнул Хью.
   Эта мысль была для него новой. Хью никогда не задумывался над тем, добрая Сенна или злая, весёлая или хмурая. Сенна была богиней, и этого было для него достаточно. Но Энди говорил о ней так просто и легко, что Хью невольно стал и сам думать о ней без излишнего трепета. Раньше бы это показалось диким, теперь вполне естественным. Он с удивлением открывал для себя то, на что всегда старательно закрывал глаза. В Сенне было гораздо больше человеческого, чем ему казалось. Она была весёлой и озорной, она вечно попадала в неприятности, из-за которых подолгу отсиживалась в самых укромных местах дворца. У неё был замечательный смех, замечательный голос. Остальные члены королевской семьи были важными и чопорными, как мраморные статуи. Но только не Сенна. Она была живой. Пожалуй, даже слишком живой.
   - Она такая живая, - сказал Энди.
   Хью его не услышал. Он забыл о том, что Энди сидит рядом с ним, забыл где находится. Он думал о Сенне, вспоминал её любимые выражения, вспоминал её жесты. Богиня обретала всё более и более знакомые черты, становилась если не равной, то кем-то очень близким. Хью пытался стряхнуть марево, хмурил лоб, думал, что это Энди вызвал у него такие мысли какой-нибудь своей земной магией. Но в глубине души ему нравились бурлящие в груди ощущения. Были они весёлыми и искрящимися, как солнечный свет, разбивающийся о морские гребни. Хью подумал, что Сенна наверное самая весёлая и милая девушка на всём свете. Она была гораздо сильнее любой его фантазии. Может быть, ей недоставало эротизма или чувственной красоты. Но она была настоящей. Она была живой.
  
   26.
   Пока Хью мечтал о Сенне, сама Сенна сидела в своей комнате под домашним арестом. Если бы Энди увидел её сейчас, он бы кардинально поменял мнение о её характере. Сенна раздувалась от злости. Отец сказал, что следующий месяц она просидит под замком. Отец сказал, что карманных денег она не получит ещё минимум полгода. Отец сказал... Сенна яростно взвыла. Она не хотела даже вспоминать о том, что ещё сказал отец, потому что это было невыносимо. Альберт счёл её эгоистичной дурочкой, сходящей с ума от ревности. Знал бы он, как всё было на самом деле! Если бы он только её выслушал!
   - А что, если он выслушает Арлен? - сказала Сенна вслух. Она была младшей в семье, братья и сёстры часто делали вид, что вовсе её не замечают. Сенна с детства привыкла говорить сама с собой. - Уж её-то он должен выслушать!
   Сенна оглядела комнату в поисках того, что могло бы пригодиться для побега. Окно завешено тяжелой бархатной занавеской, а стекло не пробить даже пулей. Дверь закрыта на магнитный ключ. С этим ещё Сенна могла бы как-то справиться, но отцу показалось этого не достаточно, и он велел караулить её в коридоре. Якобы, ради её собственной безопасности. Уж папочка никогда не признается слугам в том, что его взрослая дочь наказана, как ребёнок.
   В потолке был стеклянный люк. Сенна точно знала, что он открывается, но как именно, не могла себе даже представить. Кроме того, попробуй ещё до него добраться. Предположим, она могла бы забраться на шкаф, а оттуда уже попробовать дотянуться до синего стекла в потолке. Но что толку скакать по шкафам, если наверху только гладкое стекло. С большой вероятностью люк открывается только снаружи, а это значит, что сидеть тут Сенне до скончания веков.
  
   27.
   Энди сидел на полу, сложив ноги по-турецки. Ещё год назад такой трюк бы не получился, но после скудной диеты "я не знаю что это, но я это съем" ноги у него стали значительно тоньше. Дома он не мог ходить голым или в одних трусах, потому что натирал бёдра друг о друга до кровавых следов. А сейчас он расхаживал по всему дворцу, завернувшись в кусок плотной голубой ткани. Его брюки и рубашка давно истлели, а одежда местных жителей была слишком велика. Энди просил у Хью померить его комбинезон. Тот оказался почти впору, достаточно было только подвернуть штанины и рукава, но ткань была как деревянная. Так Энди и ходил, изображая из себя римского сенатора. Сначала было неловко, потом даже понравилось. В таком странном одеянии было свободно, и не чувствовалась жара.
   Он смирился с тем, что никогда не сможет произносить все положенные шипящие звуки, поэтому учил только письменный язык Гекаты. Энди надеялся, что Хью в этом ему поможет, но тот почему-то только разозлился. Хью придерживался теории о том, что никогда не следует допускать лишних движений. Если ты и так понимаешь, что тебе говорят, если не собираешься вести деловую переписку, на кой чёрт изучать чужой язык? Этого Энди не понял. Все его знакомые, так или иначе связанные с информационными технологиями никогда не упускали возможность выучить что-то новое. А будь то клингонский язык или чакобса, какая к чёрту разница. Важно не то, сможешь ли ты этим пользоваться, а то, знаешь ли ты это. Мозг ржавеет без тренировки. Больше всего Энди боялся заржаветь.
   Технологии Гекаты ему понравились. Многое казалось странным, многое почти безумным, но когда технологии руководствовались одной только логикой? Ещё свежи были в памяти ухищрения маркетологов, в один год утверждающих, что смартфон должен быть совсем крошечным, а на следующий с восторгом рассказывающих о шестидюймовой лопате. Главное не удобство, даже не красота. Главное, как ты представишь публике тот или иной товар.
   На Гекате в приоритете была внешняя красота. Это напомнило Энди проклятый глянец, который был так популярен в Азии и сумел просочиться в Европу. Глянцевые крышки ноутбуков, глянцевые спинки планшетов, глянцевые пульты. Всё яркое, блестящее, на всём остаются жирные отпечатки пальцев. Энди не был поборником чистоты, но он был перфекционистом. Отпечатки пальцев вызывали у него негодование. Хуже были только стразы.
   Электронные грифоны, парусники с моторами, бумажные книги с тонкими электронными страницами и встроенным поиском. Энди видел местных школьниц, обутых в туфли с подсветкой каблуков, с рюкзаками-трансформерами, с ланч-боксами, которые сами готовили свежую пищу. У многих были очки с интерактивными линзами, некоторые носили нейроимпульсные гарнитуры. Пока Энди не познакомился с Хью, все эти гаджеты казались ему только украшениями, иногда симпатичными, иногда отталкивающими. Хью объяснил ему, как каблук позволяет получить сцепление с телом малого грифона, очень дорогой и модной детской игрушки. Показал, как крошечный брелок позволяет замораживать воду и кататься на роликах. Что-то из этих штук было полезным, что-то абсолютно бессмысленным. Первое время Энди с восторгом переходил от одной игрушки к другой, потом начал охладевать. Он сделал для себя вывод, что любая более-менее развитая цивилизация вынуждена развлекаться самыми разнообразными способами. А что это, умные часы или летающие скейтборды, совершенно неважно. Главную роль тут играет веселье.
   Энди учил язык по книгам, подписям к картинкам, заметкам в социальных сетях. Буквы он выучил довольно быстро, освоил несколько сотен слов, а вот с предложениями вышла проблема. Он никак не мог понять, по какому принципу строится то или иное предложение. Иногда казалось, что слова укладываются во фразы без какого-либо порядка, потом выяснялось, что конструкции настолько сложные, что надо быть настоящим лингвистом, чтобы найти какую-то закономерность. Когда Энди уже был на грани отчаяния, он открыл для себя мгновенные чаты.
   Чаты были повсюду. Дети общались друг с другом на уроках, вызывая световые экраны прямо на ладонь. Взрослые переписывались в кафе, в подземных поездах, верхом на грифонах, сидя на скамейке в парке и на унитазе в сортире. Переписывались знакомые и незнакомцы, переписывались пенсионеры, переписывались любовники. Темы чатов были самые различные, от научных конференций до секс-чатов по определённым предпочтениям. Были даже чаты-одиночки, которые на Земле назвали бы личными дневниками.
   Это удивляло Энди. Он помнил вспышку чат-общения в конце девяностых и начале нулевых. Это был короткий бум, который быстро протух вместе с популярностью форумов и имидж бордов. Люди окуклились сначала в личные блоги, потом пришла видеохостингов, наконец, всё затмили социальные сети. Анонимность стала уделом кучки маргиналов, люди стали представляться личными именами и предоставлять достоверную информацию.
   Здесь развитие пошло совсем по другому пути. Глобальных сетей было несколько, все были связаны между собой, каждая разбита на свои закрытые сегменты. Подключившись к одному из них можно было вести переговоры с любым участником. Для того, чтобы попасть в сеть, нужно было только обзавестись коммуникаторы с определённым допуском. Не было ни тарификации, ни учета проведённого времени. Идентификация пользователя производилась только по физическому прибору. Если вы хотели общаться с кем-то тет-а-тет, надо было только обзавестись парными гаджетами. Все коммуникаторы были одноразовыми. Многие носили в карманах целый ворох разноцветных палочек с разным уровнем заряда.
   Хью сказал, что не может официально взять Энди своим помощником. Руководство бы просто подняло его на смех. Но Энди неплохо справляется со своими обязанностями, поэтому он может сам платить ему из своего кармана. Хью прилично зарабатывал и тратил деньги только на игрушки и курительные смеси. Он никогда не покидал дворцовых стен и просто не представлял, куда можно деть такую кучу денег. Иногда ему хотелось сделать какую-нибудь фантастическую глупость, например, купить дом на островах и устроить там плантацию чёрной травы. Пока он до этого не созрел, поэтому покупал товары на сетевых аукционах и жаловался, что ему уже некуда девать весь этот хлам. Энди любил рассматривать его коллекцию фигурок из мыльного камня. Он считал Хью законченным психом, но психом интересным.
   Деньги на Гекате давно перестали существовать в виде монет или банкнот. Все финансы крутились только в сетях, магазины принимали к оплате или криптовалюту с коммуникаторов, или отпечаток ладони, если он был в базе. Большинство жителей Гекаты привязывали свой счёт к тому или иному магазину и деньги автоматически списывались после каждой покупки.
   Хью завёл Энди счёт и время от времени перечислял ему небольшие суммы. Энди боялся выходить с дворцовой территории, поэтому ему пришлось освоить виртуальные магазины. Это оказалось не сложнее ебэя. Гораздо труднее было выяснить, какие фотографии товара являются достоверными, потому что на большинстве площадок не было контроля, всё держалось только на доверии. Энди заказывал товары на адрес Хью и несколько раз получал в посылке совершенно посторонние товары. Его удивляло то, что некоторые из них были дороже тех, что он заказывал. Хью объяснил, что большинство продавцов не покупают вещи у производителей, а печатают сами на специальных принтерах. Процесс был полностью автоматизирован, включая упаковку. Если пришёл не тот товар, достаточно просто уведомить об этом продавца и получить замену.
   Энди заказал несколько устройств для переписки. Стоили они дешевле стара, местного варианта кофе. На картинке с описанием товара были изображены красочные пластинки, а в посылке оказалась одна длинная серебристая игла. Когда Энди уже был готов отослать её обратно, Хью его остановил. Он взял палочку, покрутил её в руках и несколько раз стукнул указательным пальцем по её заострённому кончику. Хью направил остриё на стол и по нему разбежались четыре ярких цветных пятна. Энди посмотрел на него с удивлением.
   - И это всё?
   - Ну да.
   - Но там были нарисованы такие пластиковые штуки.
   - Так это раньше было. Кому надо таскать с собой стопку этой дряни? Теперь всё прошивают на один носитель.
   - На хрен тогда делать такие фотки?
   - Так ты сам рассказывал мне про дискету на кнопке "сохранить".
   - Ну, - Энди почесал переносицу, - Это да. Только я хотел именно эти штуки. Настоящие.
   - Закажи на аукционе, там полно всякого старья. Только стоит сильно дороже.
   Энди кивнул и взял палочку из рук Хью. Он так и не понял, зачем делать дополнительный физический носитель, если любую переписку можно вести по чипу, который есть у каждого жителя Гекаты, не исключая младших школьников. Только потом до него дошло, что чип здесь это не какой-нибудь умный браслет с информатором и будильником. Здесь это был прибор, собирающий информацию о здоровье и образовании, происшествиях и предпочтениях. В кабинете врача в первую очередь требовались данные с чипа. В ресторане меню загружалось на чип с учётом гастрономических пристрастий. В школе учителя загружали оценки и домашние задания на чип, на деловых встречах все данные шли тоже через него. Одно встроенное устройство на все случаи жизни, личная идентификация, личный куратор. Привязать к нему обширную переписку было бы равносильно общественному доступу в супружескую спальню.
   И Энди стал осваивать свой новый коммуникатор. Каждый раз, когда он брал его в руки, непременно вспоминал старину Фрейда с его изысканиями. Волшебная палочка, подумать только. На вид обыкновенный карандаш, разве что гораздо более тонкий. Бывшая почти-жена пользовалась почти такой же штукой, когда подводила свои бесцветные брови. Энди никак не мог этого понять. Если у тебя от природы светлые брови и ресницы, зачем надо это переделывать? У неё были чудесные светлые волосы, которые она красила в пепельный цвет. Зачем? Он не знал.
   Письменность Гекаты сводила Энди с ума. Ещё со школьных времён Энди знал, что люди помешаны на способах письма, но ведь не настолько же! Почерк у него был отвратительный, и целая орда учителей ничего не могла с ним поделать. Энди не был левшой или правшой, обе его руки были развиты одинаково. Он то и дело перекладывал ручку из одной руки в другую и доводил учителя до бешенства. С появлением первого компьютера письменная речь превратилась из личного кошмара в удовольствие. Энди быстро освоил десятипальцевую печать и был счастлив, как рыба в воде. На Гекате всё пришлось начинать заново.
   Вместо клавиатуры у них была панель из шестнадцати одинаковых кружков. Чтобы написать ту или иную букву, требовалось провести линию поперёк, вдоль или наискосок кружка. Чтобы определить тон, надо было сделать разрыв в кружке с определённой стороны. Букв было сорок восемь, тонов четырнадцать. Хуже всего было отсутствие пробелов. Для того, чтобы отделить одно слово от другого, надо было рассечь кружок косой чертой, слегка выходящей за его пределы. Пока Энди до этого допёр, успел возненавидеть эти проклятые круги. Хорошо хоть писали они слева направо.
   Чаты его напугали. Слишком много участников, слишком много информации. Строки текста сменялись так быстро, что он не успевал прочитать даже первые символы. Хью презрительно фыркал, глядя, как Энди открывает и закрывает всё новые и новые страницы чатов. Потом, наконец, сжалился над ним и показал сервис медленного общения. На языке Гекаты название чатов в этом сегменте звучало как "Задумчивые", на Земле их бы назвали "оффлайн-чатами". Сообщения появлялись только пару раз в день, участников было мало, в некоторых комнатах длинные монологи читал единственный участник. Это Энди понравилось. Он с трудом продирался через нагромождения сложно составленных слов и спустя некоторое время уже мог хотя бы корректно поздороваться. Это был прогресс.
   Энди быстро учился. Не потому, что был особенно способным, а просто потому, что больше нечем было заниматься. Хью время от времени поручал ему несложные задания, но это были мелочи. Сеть у Хью была настроена безотказно, сбои встречались редко, да и то когда он от скуки решал "разобраться с новым сервисом". Любимое выражение Хью звучало как "пользователи даже не подозревают, что они всего лишь полигон для моих экспериментов". Энди пытался доказать ему, что это не самая лучшая тактика, но потом махнул рукой. Хью один делал то, с чем справлялся целый отдел на бывшей работе Энди. А если так, то он имел право на невинные развлечения.
   Через несколько месяцев Энди сделал себе тестовый стенд из виртуальных машин и тихонько изучал местные технологии . Чаты он только читал, но никогда не участвовал в обсуждениях. До тех пор, пока не прочитал в одном из медленных локальных чатов призыв о помощи.
  
   28.
   - Эй, эй, эй! Помогите КТО-НИБУДЬ! Мне нужно НЕМНОЖКО помочь!
   Рука Энди зависла над панелью ввода. Кроме него и незнакомца в чате никого не было, просьба о помощи была обращена только к нему. Энди задумался на секунду, потом тщательно вывел черточки и разрывы на нужных кружках.
   - Что?
   Получилось не слишком вежливо. Энди знал слова "помочь", "мочь", местоимения "я" и вопросительные символы. Свести всё воедино он не хотел из опасения, что собеседник может его не понять. Возникла долгая пауза.
   - Эй! Ты тут?
   - Здесь, - написал Энди.
   - Ты во дворце или на территории?
   Энди хотел написать "во дворце", но вовремя вспомнил, что неверное склонение может превратить слово "дворец" в "дорогу". Он посмотрел на плакат со схемой подвальных помещений и написал:
   - Подвал.
   - А подняться сможешь? Ты тот парень с компьютерами? Который программист?
   Энди потребовалось пять минут, чтобы расшифровать написанное. За это время его собеседник успел накатать ещё штук десять лихорадочных воззваний. Он хотел знать, здесь ли Энди, слышит он его, слышит ли его вообще "ХОТЬ КТО-НИБУДЬ", потому что ему надо "СРОЧНО ПОМОЧЬ!!!". То, что это медленный чат, где собеседники отвечают медленно, он, казалась, не понимал. Больших букв в языке Гекаты не было, вместо них было только написание жирным шрифтом. В этом медленном чате все жирные буквы были ярко-красными. Сообщения, набранные такими буквами, не просто кричали, они кровоточили.
   - Помощник, - написал Энди.
   - Помощник программиста? Ты там один? Ещё кто-нибудь есть? А пропуск наверх есть? Можешь у него попросить, надо СРОЧНО-СРОЧНО-СРОЧНО?
   - Что, - написал Энди. Подумал и добавил: - Происходить.
   - Надо открыть дверь, - написал собеседник.
  
   Ио
  
   1.
   Берти обожал сериалы. Похищенные девушки, школа волшебников, отважные капитаны космических кораблей. Почему-то худшие корабли были нарисованы на компьютере, лучшие сделаны из бумаги и картона. Берти хотелось знать, какого ж чёрта раньше действительно умели делать фантастические сериалы. Капитан Атени с суровым лицом, густо замазанным гримом "под инопланетянина" вызывал больше доверия, чем лощёная рожа Кареба, рассекающего галактику на почти достоверном звездолёте. Ещё была говорящая плита, сериал про весёлую семью Ларпи (за почти сорок лет съёмок сменилось несколько поколений основных актёров, а вот дворецкого играл один и тот же мужик), детектив "Спросите Раги". Берти участвовал в нескольких клубах, писал плохие фанфики и носил шарф "как у Дро". Если вы хотели сделать Берти комплимент, надо было просто сказать "Ты вылитый Каппе". Действовало безотказно.
   А вот реалити-шоу, больше известные как "А-слабо-поверить-что-всё-происходит-по-настоящему" он терпеть не мог. Десятки размалёванных кретинов и кретинок пытались убедить его в том, что действуют без участия режиссёра. Они фальшиво смеялись, ели, спали и трахались, томно заглядывая в "скрытую" камеру. Это было отвратительно и иногда Берти хотелось бросить в экран чем-нибудь тяжелым.
   Единственное шоу, которое ему нравилось, происходило в храме, с пяти утра до полуночи, каждый день. В этом шоу каждый мог почувствовать себя богом, пусть и самым маленьким. По правде сказать, это и шоу-то не было, потому что не существовало красочной студии, разудалого ведущего и бесконечного перечисления спонсоров. Всё происходящее по ту сторону стеклянного экрана было реальным. Никаких профессиональных актёров, никаких кастингов. Участники шоу даже не подозревали о съёмке, поэтому играли совершенно естественно. Иногда Берти был уверен в том, что они вообще не играют. Слишком уж хорошо это у них получалось.
   Единого сюжета тоже не было. Существа за экраном занимались спортом, рожали детей, участвовали в выборах, влюблялись, учились, даже умирали. Жизнь их протекала очень быстро, поколение за поколением, как будто раскручивалась бесконечная лента. Те, кто лежал в колыбели в утренние часы, к вечеру уже лишались девственности. Можно было следить за определённой семьёй, но никогда за определённым персонажем, слишком уж быстро всё происходило. Школьников водили смотреть шоу в рамках курса генетики. Студенты писали исследовательские работы по развитию технологий. А шоу продолжалось изо дня в день без перерывов в вещании.
   Главная трансляция шла в храме, но некоторые ставили преемники в машине и смотрели по дороге на работу. У многих был подключен дома выделенный канал и сериал шёл фоном за завтраком вместе с новостями от неизменного Арле Роя. Шоу шло так давно, что уже стало частью повседневной жизни. В глобальной сети Интраком иногда шли вялые споры о том, что следует считать датой начала трансляции. А вот в том, кто изобрёл шоу, разногласий не было. Звали его Агби и был он отъявленным психом. На его совести было не только храмовое шоу, но и ещё с десяток телепередач про жизнь на других планетах. Именно благодаря Агби был наложен запрет на контакты с любыми представителями других цивилизаций. Он часто любил повторять "Они не такие, как мы". Впрочем, Агби был прав. Его шоу не давали повода в этом усомниться.
   Мать Берти смотрела шоу по несколько часов каждый день. Она считалась вроде бы домохозяйкой, но дома у Берти всегда был хаос, а питались они полуфабрикатами. Отец умер, когда Берти был ещё совсем маленьким, другие мужчины не переступали порог их дома. Мать смотрела сериалы, поедала замороженные чипсы из огромной банки и умудрялась сохранять великолепную фигуру. Она выглядела сверстницей своего сына, хотя родила его в зрелом возрасте.
   Чёрная саранча пришла рано утром. Шарлотта, мать Берти, проснулась от головной боли и сидела на кухне над чашкой чая. Она ждала, когда подействует таблетка и тупо смотрела в экран, не особенно следя за происходящим. В храмовом шоу как раз вырубали леса и по экрану быстро бегали обеспокоенные крошечные человечки. Маленькая жизнь маленьких людей! Некоторые так и называли шоу. Потом началось что-то невообразимое.
   С неба спустились чёрные корабли. Существа, прилетевшие на них, были отвратительны. Чёрная кожа, чёрные глаза, чёрные костюмы. Они были почти вдвое выше участников шоу и походили на огромных отвратительных насекомых. Их материнский корабль спалил целый город и практически вскипятил озеро Саргави. Маленькие шаттлы дробили скалы и высекали искры из металлических гор. Чёрные твари убивали людей семьями, не жалели ни женщин, ни детей. Их жестокость не знала предела. Это было бы захватывающего для шоу "Выживание", но никак не для храмового шоу, где всё было пущено на самотёк.
   Когда Берти проснулся, его мать была почти в истерике. Она то молотила кулаками по столу, то протягивала руки к экрану. Берти не сразу понял, что происходит. Он сел на высокий барный стульчик и стал смотреть шоу вместе с матерью. И чем больше смотрел, тем шире раскрывались его маленькие глазки. Такого просто не могло быть. Только не здесь, только не в храмовом шоу.
   Шоу транслировали в храме, потому что в нём было порядочно религиозной составляющей. В современном мире, когда боги переселились с небес в человеческое сердце, такое шоу было жизненно необходимо. Если бы его не придумал Агби, его стоило придумать кому-то другому. В стародавние времена священники указывали на солнце и говорили, что боги ездят в колеснице, запряженной огненными скакунами. Когда человечество вышло в космос, боги были сброшены. Отныне добро и зло были лишь качествами человеческой души, совесть поместили в свод законов, о морали можно было говорить в кабинете психоаналитика. Миссионеры переквалифицировались в борцов с инфекционными заболеваниями. Церковь искала что-то, что подаст пример людям, наглядно покажет, к чему может привести чрезмерная алчность и жажда власти. Трансляция жизни с другой планеты оказалась очень кстати.
   Храмовое шоу, настоящее шоу, единственное реалити-шоу, происходящее в реальности! Ни ведущих, ни операторов, ни монтажа. Вместо рекламных пауз только проповеди священников, да и то, если вам приспичило смотреть шоу во время церковной службы. Каждый день, с пяти до полуночи, без выходных, без перерывов! Если вы не посещаете храм, закажите домой выделенную линию! Старейшее шоу в истории, только самое лучшее, самое познавательное! Смотрите всей семьёй, смотрите с друзьями, смотрите с детьми! Это больше чем шоу, это жизнь!
   - Это вторжение, - сказал Берти матери. Она тупо на него посмотрела.
   - Что?
   - Вторжение. Захват. Оккупация.
   - Нет, - сказала мать.
   Берти пожал плечами. Он не собирался ничего доказывать матери. Храмовое шоу было его любимым, но ведь нельзя отрицать очевидное. Кроме того, в захвате нет ничего невероятного. Рано или поздно это происходит с многими планетами, очередь дошла и до Гекаты. Кто может дать отпор чёрной орде грейпов кроме их народа? Никто. Грейпы это знают, поэтому они к ним и не суются. В некотором смысле даже полезно, что захват можно будет наблюдать в прямом эфире. Может быть, хоть так получится объяснить пацифистам обо всей ошибочности их взглядов.
   - Нет! - повторила мать. И стала талдычить как заведённая: - Нет, нет, нет!
   Берти решил, что сейчас не время с ней спорить. Он ушел в свою комнату и стал потихоньку собираться на работу. Берти учился на юриста и подрабатывал секретарём в адвокатской конторе. В его обязанности входило отвечать на звонки и светить счастливой рожей в приёмной. Клиентам он не нравился и его давно бы уволили, если бы не протекция ректора института. Он приходился Берти дядей и имел определённое влияние среди законников.
   Вечером Берти рассчитывал посидеть перед телевизором и посмотреть пару фильмов. Он принёс коробку с пирожными и был согласен даже на слезливую мелодраму, лишь бы порадовать мать. Их роли сменились ещё когда Берти был подростком, он относился к Шарлотте как к большому и наивному ребёнку. Сладости, хороший фильм, пара комплиментов вроде "а Ирге принял тебя за мою девушку". Что угодно, лишь бы прошла хандра. Берти был искренне привязан к матери и не хотел, чтобы она расстраивалась. Он шёл домой и думал, что обязательно заставит её сегодня смеяться.
   Но матери дома не оказалось. То утро было последним, когда Берти говорил со своей матерью.
  
   2.
   Берти любил свою мать, а Шарлотта любила храмовое шоу. Его персонажи были не просто чёрточками на экране, они были её друзьями. Шарлотта не отличалась глубокой религиозностью, но в точности исполняла одну из основных заповедей веры. Возлюби человечество, как одного человека. Шарлотта полюбила участников храмового шоу, как одного человека. Это был её мир, её люди, её жизнь. Шарлотта следила за целыми поколениями участников, радовалась и страдала вместе с ними. Она оплакивала каждого умершего, сопереживала каждому страдающему, ликовала с каждым победителем. Это были не просто её друзья. Это были её дети.
   Своего родного сына Шарлотта не столько любила, сколько боялась. Берти не был похож ни на неё, ни на своего отца. Он всегда был замкнутым, обособленным, смотрящим внутрь себя. Шарлотта никогда не могла понять, что творится у него на душе. Она знала, что Берти нежно её любит, но боялась и не понимала его любви. Иногда Берти кричал на неё так, что Шарлотте становилось жутко. Иногда осыпал её поцелуями. Говорил, что уйдёт из дома, а потом заявлял, что никогда не женится, чтобы не оставлять её одну. Это было слишком сложно и непонятно для Шарлотты. В сериалах всё было проще.
   Храмовое шоу с планеты Геката было лучшим в жизни Шарлотты. Там происходили настоящие события, там были неподдельные эмоции, чувства, переживания. Люди там жили просто и незатейливо, занимались своим делом, держались основ и традиций. Шарлотта терпеть не могла приключенческие романы, которые запоем читал Берти. Там герои постоянно попадали в головокружительные ситуации, постоянно что-то происходило, что-то изменялось. В храмовом шоу всё было совсем по-другому. Жизнь текла неторопливо, дети продолжали дело отцов. Цивилизация развивалась так медленно, что это было почти незаметно даже при ускоренном просмотре. Это был хороший и спокойный мир. Когда священники в храме рассказывали про рай, Шарлотта представляла себе планету Гекату.
   А потом с неба пришла чёрная саранча и всё пошло наперекосяк. Нельзя сказать, чтобы это было полной неожиданностью. Шарлотта много читала о грейпах. Она смотрела документальные ленты по каналу "Удивительные открытия", читала вместе с сыном новости со всего света. Всё происходило своим чередом. Звёзды взрывались и гасли, рождались новые планеты, новая жизнь. Одни цивилизации сменяли другие, как в чудесном калейдоскопе. Кто-то был мирным, кто-то воинственным. Корабли поколений плыли к самым окраинам галактики, неся в себе сокровенные семена жизни. Орды захватчиков перепахивали чужие земли, истребляли целые народы, превращали зелёные планеты в мёртвые камни. Это было странно, порой дико, и всё же естественно. Жизнь шла своим чередом. Народ Шарлотты давно прошёл через все смутные времена собственного развития и теперь снисходительно наблюдал за теми, кому ещё только предстоит это пройти.
   Шарлотта смотрела и не верила. Чёрные твари разрушали планету Геката, её планету! Они убивали не абстрактных разумных существ, они убивали её людей. Они уничтожали всё то, что было дорого Шарлотте. И когда она поняла, что Гекату постигнет та же участь, что и другие планеты, она решила действовать.
   Ей было жаль Берти, но она не могла позволить ему встать у себя на пути. Шарлотта знала, что если Берти узнает о её планах, он сделает всё, чтобы остановить её. Может быть, будет действовать убеждениями, может быть силой. Может даже позовёт на помощь тяжелую артиллерию, её сестру Лигре с мужем Каном. Кан был толстяком со складками жира на шее. Когда он говорил, всегда переплетал толстые пальцы и становился похож на огромную гусеницу. Шарлотта терпеть его не могла и не понимала, какого чёрта Лигре живёт с ним почти тридцать лет. Но даже она не могла отрицать того, что Кан обладал удивительным даром слова. Он никогда не спорил и действовал только длинными спичами, под конец которых всегда зарабатывал бурные аплодисменты. Если он рассказывал вам, что ночное небо розового цвета, через полчаса вы были в этом уверены. Он продавал подержанные машины и был единственным сотрудником, который сбывал летом партии зимних вездеходов. Никто не знал, как у него это получается. На самом деле Кан просто был очень убедителен и сам верил в то, что говорит.
   Шарлотта стояла перед шкафом и думала, что сможет взять с собой только самое необходимое. Если она сейчас начнёт собирать чемодан, окажется, что вещей слишком много и она просто не успеет собраться за один день. А если задержаться дома хотя бы до вечера, уверенность может иссякнуть. Шарлотта всегда старалась трезво себя оценивать. Она не удивительный солдат из любимого сериала Берти, она всего лишь плохая домохозяйка, которая не умеет даже чистить кафельную плитку. От неё нельзя требовать слишком многое. То, что она вообще решилась сбежать в храмовое шоу, уже невероятно. Шарлотта сама не ожидала от себя таких подвигов.
   Она надела дорожное платье. Ещё один показатель её никудышности. Как, чёрт побери, можно было купить дорожное платье красного цвета? Но другого у Шарлотты не было. Вся её одежда состояла из шелковых юбок самых разнообразных цветов и полупрозрачных блузок, которые она носила ещё со школьных времён. Шарлотта виновато улыбнулась. Всё-таки Берти был прав, когда говорил, что она большой ребёнок. Высокие ботинки на липучках, мечта любой старшеклассницы, шерстяной шарф вокруг шеи, нитяные перчатки. Подумав, Шарлотта забросила в сумку солнцезащитный крем. Если по какой-то невероятной случайности она столкнётся с Берти, всегда сможет сказать ему, что собралась на дальний пляж. Главное, чтобы он не напросился поехать с ней.
   Уже на улице она столкнулась с Мильне, своей соседкой по спортивному клубу. Мильне была пухлой и рыхлой дамой средних лет, которая отчаянно старалась выглядеть лет на десять моложе. У неё было капризное лицо, узенький лоб и широко расставленные бессмысленные глаза. Мильне завидовала Шарлотте и за глаза называла её пластиковой куклой. При встречах она порывалась обниматься и всякий раз заверяла Шарлотту в своей искренней преданности. Иногда Шарлотта готова была убить эту лицемерную суку.
   - Дорогая! - воскликнула Мильне, раскинув руки в стороны. Она жила в соседнем доме, видела Шарлотту несколько раз в день, но каждый раз изображала бурную радость от встречи. - Как приятно тебя видеть!
   Впервые в жизни Шарлотта не выдержала. Она оттолкнула от себя руки Мильне, уже готовые сомкнуться в объятия и подалась в сторону.
   - Дорогая?
   - Пошла на хрен! - отчётливо сказала Шарлотта.
   Мильне застыла на месте с широко раскрытыми глазами. Никогда прежде она не видела свою смазливую соседку в таком состоянии. Она испытывала два противоречивых желания. С одной стороны требовалось срочно обзвонить всех подружек и сообщить, что красотка Шарлотта явно спятила. С другой надо было догнать Шарлотту и выяснить, что случилось. Страсть к сплетням пересилила. Мильне сделала глубокий вдох и помчалась в дом.
   А Шарлотта пошла дальше, стараясь не удивляться внезапной вспышке гнева. Всю жизнь она сдерживала свой характер, сначала была милой маленькой девочкой, потом любящей женой, потом нежной матерью. Как оказалось, приятно иногда давать волю своему характеру. Злость обожгла все внутренности, но это было приятное ощущение. Шарлотта чувствовала, что живёт.
   Ещё через некоторое время она вдруг поняла, что гнев не был случайным. Много лет подряд она наблюдала за храмовым шоу, удивлялась тому, как легко и непринуждённо всё получается у его участников. Они жили так, как хотели, чувствовали, как хотели, влюблялись, в кого хотели. Жители планеты Геката отставали в своём развитии на тысячи лет, но в то же время они опережали жителей Шарлотты. Для них не было моральных законов, требующих неукоснительного следования, не было лимита на эмоции, счетчика переживаний. Если они хотели любить, то любили, если хотели ненавидеть, то ненавидели.
   Шарлотта дошла до станции монорельсовой железной дороги, купила билет и села в вагон. Через сорок минут она уже была на вершине холма Молчания, самой высокой точке планеты. На холме стояла небольшая беседка с голубым куполом. Купол был восьмиугольным, и на каждом углу висела целая связка из крошечных колокольчиков. В куполе было треугольное отверстие, в котором были натянуты струны. Со всех сторон задували ветра, они перебирали струны и звенели колокольчиками. Музыка получалась странной и не ритмичной, но она всегда успокаивала Шарлотту. Именно сюда, в беседку приходила она, когда на душе было плохо, именно здесь она раз за разом находила умиротворение.
   Но сейчас Шарлотта пришла в беседку не для того, чтобы несколько часов побыть наедине с самой собой. Она выбрала это место как отправную точку для своего путешествия из одного мира в другой, от старших к младшим.
  
   3.
   Как-то раз в детстве Шарлотта спросила у матери, в чем разница между ними и другими разумными существами. Мать посмотрела на отца с вопросительной улыбкой. Услышать такой вопрос от ребёнка было странно, и лучше всего ответить на него мог священник. Отец Шарлотты был священником.
   - Видишь ли, милая, - начал он и осёкся. Поискал глазами, увидел рисунок дочери и указал на него рукой. - Принеси-ка пожалуйста.
   Шарлотта молча положила перед ним свой рисунок. Отец привлёк её к себе, усадил на колени и взял рисунок в руку.
   - Что ты видишь?
   - Это мама, - сказала Шарлотта. - Я нарисовала маму.
   - Верно, это мама. Очень красиво. И очень похоже.
   Шарлотта кивнула. В детстве она мечтала стать художником и всегда радовалась, когда отец её хвалил.
   - А если бы это был фотографический снимок, мама вышла бы совсем как живая, - продолжил отец. - Но даже в случае с фотографией мы ведь никогда не скажем, что это настоящий человек? У человека на фотографии может быть две руки, две ноги, одна голова. И всё равно это только изображение. Оно нереально.
   Шарлотта хотела спрыгнуть и принести ещё рисунок, но отец её удержал.
   - Подожди. Я хочу объяснить тебе, что разница между нами и другими разумными существами примерно такая же, как между настоящим человеком и картиной. Наши тела могут быть похожи, мы можем делать одни и те же вещи, можем говорить на одном и том же языке. И всё же у нас есть то, чего нет у других. Если говорить о разнице между человеком и рисунком, то у человека как минимум есть настоящее тело. Рисунок всегда остаётся плоским, даже если нарисован в 3d и его надо рассматривать через специальные очки. Так и разум других разумных существ. Он плоский. У них нет нашего измерения.
   - У них нет четвёртого измерения, милая, - объяснила мать, видя, что Шарлотта не понимает. - Только высота, ширина и длина. Это называется трёхмерное пространство.
   - Трёхмерное? - спросила Шарлотта. - Я не понимаю.
   Отец на секунду задумался, потом снова взял рисунок.
   - Погляди только. Представь себе, что на этом рисунке живут маленькие человечки.
   - Я не хочу, чтобы они жили на маме!
   - Они не живут на маме, они...
   - Я не хочу! - воскликнула Шарлотта. Отец вздохнул и перевернул лист.
   - Ну, хорошо. Они живут с этой стороны, понимаешь? Ходят вверх и вниз, вправо и влево, всё время оставаясь только на одной стороне. Чтобы оказаться с другой стороны...
   - Со стороны мамы?
   - Да, со стороны мамы. Для этого им требуется пройти лист до самого верха, вот так, - он провёл пальцем по листу, - И перейти на другую сторону. Очень долго, правда?
   - Да! Почему они не построят монорельс?
   - Дело не в монорельсе, хотя и в этом тоже. Эти человечки живут только в двух измерениях. Они не знают, что такое объём, поэтому не могут воспользоваться более короткой дорогой.
   Шарлотта взяла у отца свой рисунок и стала внимательно в него всматриваться, как будто и правда хотела увидеть двухмерных человечков. Отец потрепал её по голове.
   - А с другой стороны живут другие человечки. Они живут уже в трёх измерениях, поэтому для того, чтобы перебраться на другую сторону им достаточно просто проделать туннель в листе.
   - Они порвут мой рисунок? - закричала Шарлотта. - Плохие человечки! Папа, скажи им, чтобы они не рвали мой рисунок!
   - Они не порвут, - успокоил её отец. Он снова взял рисунок в руки и покрутил его в пальцах. Посмотрел на жену.
   - Может быть, нам отдать её в художественную школу? - спросил он. Мать пожала плечами. - Ладно, потом поговорим. Итак, три измерения! Длина, ширина и высота. А что, если бы на листике жили мы с тобой? Как бы мы перебрались с одной стороны на другую?
   Шарлотта хихикнула. Она провела рукой вдоль рисунка и он начал таять в воздухе. На одну секунду он совсем исчез, а потом снова появился, но уже на столе.
   - Молодец, - сказал отец.
  
   4.
   Сейчас Шарлотта стояла в середине беседки, сложив руки перед собой. Четвёртое измерение называлось "шаг" и сделать этот шаг можно было из любого места. И всё же Шарлотта всегда отправлялась только из беседки. Мир начинал расслаиваться, как свет, проходящий сквозь призму. Дороги открыты в любую сторону, главное, выбрать нужное направление. Шарлотта знала, что другие разумные существа живут в трёхмерном мире и не могла этого понять. Как жизнь может быть ограничена строгими рамками? Три измерения это слишком мало для того, чтобы по-настоящему жить.
   Шарлотта подумала о Берти, и не просто подумала, увидела его. Живущие в трёх измерениях могут ходить только вперёд и назад, смотреть только вперёд и назад. Четвёртое измерение даёт не только шаг в сторону, но и взгляд в сторону. Мир это только прекрасная головоломка, которую всегда можно просмотреть насквозь. Шарлотта посмотрела на Берти, скучающего за столом, увидела пыль на ребре его правой ладони, увидела, что его рубашка уже протёрлась на локтях. Берти славный мальчик. Хорошо бы, чтобы он таким и оставался. Она постаралась как следует запечатлеть его в памяти. И шагнула сквозь толщину пространства.
  
   5.
   Воздух стал толще и плотнее. Шарлотта несколько раз пыталась вдохнуть и едва не задохнулась. Потом поняла, что достаточно просто расслабиться и воздух сам потечёт в её лёгкие. Другой воздух, другое притяжение. Всё другое.
   Её сложно было сказать, что именно изменилось, потому что никак не удавалось уцепиться за что-то привычное. Казалось, что вокруг самые обыкновенные вещи, покатые стены, гладкий пол, длинные лампы, и всё же каждая мелочь была чуждой. Шарлотта протянула руку вперёд и увидела, что та может двигаться только в одном направлении. Мир стал плоским, как старый детский рисунок. У него было меньше цветов, меньше звуков и запахов, но с этим Шарлотта ещё могла смириться. Хуже всего было то, что у мира исчез весь положенный ему объем. Шарлотта видела тени от предметов, но не видела сквозь предметы. У пространства больше не было разреза, этой чудесной изнанки, которая позволяет свободно перемещаться из любой точки в любую точку.
   Шарлотте казалось, что она заперта в тесной комнате. Чёрный корабль был огромен, больше любого здания на её планете, и в то же время совсем крошечный. Шарлотта шла, выставив руки перед собой, чтобы не наткнуться на стену или дверь. Она никак не могла привыкнуть к тому, что двигаться можно только в четырёх направлениях. От невозможности видеть вглубь у неё начала болеть голова. Сейчас ей хотелось только поскорее найти зачинщика этого безумия и заставить его убраться обратно.
   Чёрных захватчиков Шарлотта увидела утром, когда клевала носом перед экраном. Спустя пять часов она уже была в беседке и готовилась сделать шаг в сторону. Для Гекаты эти пять часов были равны двенадцати годам. Шарлотта пришла к младшим, когда им уже не требовалась помощь. Младшие всё сделали сами.
   Капитан Джайн не знал, что Шарлотта только домохозяйка, живущая в другом измерении. Для него она была прекрасной богиней, сошедшей на землю с небесного Олимпа. Его заворожила её красота, её уверенность, её неуязвимость. Он не мог сделать её своей королевой, потому что был не королём, а только капитаном космического корабля. Но вместе с ней ему удалось сплотить между собой несколько народов и основать одно из первых королевств на Гекате. Джайн и Шарлотта прожили вместе долгую жизнь. С момента встречи с Шарлоттой Джайн больше не вспоминал свой мир. Шарлотта забыла о своём.
  
   6.
   Берти ждал возвращения матери несколько недель. Когда стало ясно, что ждать больше не имеет смысла, он стал мрачным и вялым. Берти оставил работу в адвокатской конторе, забросил учёбу и целыми днями слонялся по опустевшему дому. Без матери здесь всё было совсем другим. Было тихо.
   Он выключил телевизор, не смотрел сериалы, не читал книг. Он почти ничего не ел и не чувствовал голода. Часто он смотрел на фотографию матери и думал, что она самая красивая на свете женщина. Берти просыпался посреди ночи и прислушивался. У него начались слуховые галлюцинации, часто ему казалось, что он слышит её голос.
   Когда Берти стал ловить себя на том, что начинает говорить сам с собой, он понял, что пришло время действовать. Мать надо было искать, и искать где-то очень далеко, потому что её явно не было на его планете. И он стал путешествовать.
   Для кого-то путешествие это полёт в космическом корабле, для старших только один шаг в сторону. Берти путешествовал от края до края вселенной, искал родное и любимое лицо, но не находил. Ему всё чаще вспоминалась старая сказка, которую мать рассказывала в детстве. Там шла речь о двух сыновьях, которые отправились выручать свою мать из плена жестокого короля. Их мать тоже была красавицей. И одному брату пришлось пожертвовать другим, чтобы спасти её. Берти был единственным ребёнком, но он готов был отдать свою жизнь ради спасения матери. В том, что она попала в беду, он не сомневался.
   Очередной шаг получился таким коротким, что он сделал круг и снова оказался рядом со своим домом. Он встретил вездесущую Мильне, которая вечно совала нос не в своё дело. Мильне была болтлива и прилипчива, Берти терпеть её не мог. Однако Мильне сказала то, отчего он вздыбился, как охотничья собака.
   - Я давно не видела твою мать, - сказала она. - Куда пропала наша красотка? Неужели решила поучаствовать в этом глупом шоу? Но ведь мы не должны этого делать. Младшие должны жить своей жизнью! Есть ведь закон о невмешательстве!
   Берти бросился в дом и включил телевизор. Храмовое шоу продолжалось изо дня в день, но давно потеряло былую популярность. Все его персонажи изменились, стали совсем другими, стали необычными. У них была чёрная кожа и чёрные глаза. Проклятые захватчики! Берти смотрел на экран и не верил. Неужели не осталось никого? Неужели они истребили всех?
   Он смотрел шоу несколько часов, после чего встал из-за стола совсем разбитый. Они убили всех. Не осталось никого. Очевидно, его наивная мать хотела это остановить, но сама стала жертвой. Невероятно! Немыслимо. Как это могло случиться? Как он это допустил? А как они допустили? Ведь участники храмового шоу это младшие! Младшие братья, почти такие же, как они сами, просто находящиеся на более низкой ступени развития. Неужели никто не вступился за них? Боже! Иногда принцип невмешательства обходится слишком дорого.
   Тогда Берти решил, что кто-то должен за это ответить. Он хотел сразу же отправиться отомстить за мать, но решил, что это делать лучше с холодной головой. Кроме того, он не должен мстить. Месть это не только нарушение религиозных догм, это ещё и несусветная глупость. Наверняка его мать тоже хотела отомстить и пала жертвой собственной горячности. Мать с трудом представляется обезумевшей от ярости, но чего только не бывает в нашем странном мире. Нет, никакой мести, никакого гнева. Он должен просто шагнуть по ту сторону экрана и навести порядок.
   Берти пошёл в ванную и долго стоял под душем. С потолка на него стекала сплошная стена воды, а он стоял, запрокинув голову вверх, и ловил холодные струи ротовыми отверстиями. В голове шумело, перед глазами плыли цветные пятна, но это почему-то успокаивало. Берти старался погрузиться как можно глубже внутрь себя, чтобы стать спокойным и хладнокровным. Никакой мести, но и никакого героизма. Он не хочет просто так рисковать своей шкурой. Главное не разрушение, главное порядок. В конце концов, он же будущий юрист! Значит, придётся пройти небольшую практику в качестве и судьи, и прокурора. Если понадобится, он будет даже палачом.
  
   7.
   Для матери Берти шаг был настоящим ритуалом. Сам Берти относился к этому гораздо проще. Шаг в сторону это как затяжка сигаретой, не слишком глубокая, но и не слишком поверхностная. Шаг, как и дым, надо как следует прочувствовать, вобрать в себя, ощутить всем нутром. Только тогда получается шагать в нужном направлении. Только жителям трёх измерений нужны карты и ориентиры. Говорят, они смотрят даже на движение звёзд. Чтобы сделать шаг на Гекату, Берти достаточно было только на неё взглянуть. Он посмотрел в разрез и сделал шаг в сторону.
   В голове вспыхнули и закружились белые волны. Берти точно знал, что это не свойственно шагу и в первую секунду едва не потерял сознание от страха. Страх смешался с тошнотой, и непонятно было, вызывает ли страх тошноту или тошнота страх. У него подкашивались ноги и тряслись плечи. Мозг отказывался обрабатывать картинку, которая казалась совершенно плоской. Отключилось периферическое зрение, отключилось круговое зрение. Берти мог видеть только то, что находилось прямо перед ним.
   Он осторожно сделал шаг вперёд. Земля под ногами была твёрдой и каменистой. Впереди возвышалась высокая стена. Берти захотел узнать, что находится позади него и вынужден был обернуться всем телом. Только сейчас до него дошло, как трудно приходится жителям трёхмерного пространства. Всё, что рассказывали ему на уроках геометрии, оказалось только полуправдой. Никакой абстракции, никаких иллюзий. Если у вас нет четвёртого измерения, вы оказываетесь заперты в крошечном кусочке пространства. Три степени свободы это слишком мало для разумного существа. Проклятая клетка! Берти готов был забыть о матери и броситься обратно. Куда угодно, лишь бы прочь из плоского мира.
   Спустя несколько минут он взял себя в руки. Главное, глубоко дышать и не обращать внимания на то, какой плотный и неприятный здесь воздух. Смотреть только прямо перед собой, как будто так и надо, как будто нужна точка находится только впереди. Постараться расслабиться. Не делать лишних движений, не суетиться. Если двигаться слишком быстро, можно ещё больше запутаться. А если запутаться здесь, в этом жутком месте, можно никогда больше не найти дорогу обратно.
   Эта мысль была настолько жуткой, что Берти на мгновение задохнулся. Он закрыл глаза, сделал несколько глубоких вдохов. Спокойствие. Пока всё идёт так, как он и планировал. Он здесь, он попал сюда, с ним всё в полном порядке. Он сильнее любого жителя плоского мира. У него есть оружие, маленький кусочек его мира. Ничто и никто не может причинить ему вреда. Никакого страха. Это его должны здесь боятся. Он старший, они младшие.
   Берти подумал о матери, вспомнил запах её крема для рук, вспомнил запах её волос. Он провёл рукой в воздухе и почувствовал под пальцами шершавую ткань её платья. Красная материя, твёрдые рубчики. Если провести рукой вдоль рубчиков, ощущение будет приятным и шелковистым, если поперёк, грубая ткань будет царапать ладонь. Берти любил гладить вдоль.
   Он ещё некоторое время постоял на одном месте, потом вздохнул и пошёл вперёд по каменистой дороге. Ему с трудом представлялось, что следует делать дальше. В кармане лежал маленький ножик с лазерным лезвием, его обратный билет. Несложно попасть в трёхмерное пространство из четырёхмерного, но если ты попал в него, жить будешь по его законам, по его ограничениям. Лазерный нож это единственный предмет, который может существовать в любом месте по законам четырёх измерений. С помощью него можно вырезать себе дверь в родной мир. И именно им можно положить конец чёрной заразе, поселившейся на Гекате. Если его матери это не удалось, значит, удастся ему. В конце концов, что может женщина? Тем более женщина-девочка, как его мать.
  
   8.
   Архитектура Гекаты показалась Берти просто чудовищной. Нет ни лёгких кружев из белого мрамора, ни лестниц, уходящих прямо в небо. Всё нелепое, квадратное, симметричное, как будто все здания строил безумец. На второй этаж попасть можно было только через первый, чтобы оказаться после чердака в подвале, надо было спускаться по бесконечным лестницам. Берти не мог проверить, но он был уверен, что здесь нельзя сделать шаг из ванной и оказаться сразу в своей постели. Мысль о том, что люди должны проходить пешком никак не меньше нескольких километров в день показалась ему дикой. Неужели кто-то может ходить и бегать не только ради собственного удовольствия? Берти почувствовал жалость к младшим. Как мало они, оказывается, о них знают! Ни одно шоу не может показать все тяготы жизни низшей расы.
   Берти был порядком встревожен. Он путешествовал по Гекате уже около двух часов и не встретил ещё ни одного младшего. Вокруг кипела жизнь, деловито сновали тысячи человек, но все они были с тёмной кожей и чёрными глазами. Отвратительные, жуткие захватчики! Берти не понимал только, отчего только на них нет ни доспехов, ни скафандров. Эти сукины дети не носили даже оружия, спокойно расхаживали как у себя дома. Берти хотелось уничтожить каждую чёрную тварь. Какое право эти негодяи имеют право находиться на его планете, с его младшими? Берти чувствовал запоздалое раскаяние. Им следовало уделять Гекате больше внимания. Невмешательство не означает попустительство. Время от времени они доставляли младшим лекарства от смертельных болезней, помогали справляться с экологическими катастрофами. Несколько раз сам Берти предотвращал столкновения пассажирских лайнеров и тогда на Гекате говорили об истинной руке бога. И всё это оказалось совершенно бесполезным. Они были так заняты своими делами, что пропустили самое главное, космических захватчиков, чёрную саранчу, грейпов!
   Небо его пугало. Оно было затянуто облачной пеленой и выглядело на редкость зловеще. Берти был готов поклясться, что видит не настоящие облака, а только умелую проекцию. Утром он был уверен в том, что младшие ещё не достигли таких технических высот. Но глядя на то, какие странные приспособления ездили по дорогам, на беспилотники с маркировкой службы доставки, на умные парящие в воздухе тротуары, он уже начинал сомневаться в своей правоте. На Гекате произошла техническая революция. И это было бы хорошо, если бы её плодами могли воспользоваться младшие. Но всё досталось только чёрным захватчикам. Берти скрежетал зубами от злости. Когда он увидел показавшуюся из-за облаков солнечную полосу, он не поверил собственным глазам.
   Много подростков, много детей. Все нарядные, все довольные жизнью, все крепкие и здоровые. Берти любил детей, но это были дети грейпов. Чёрный цвет сам по себе оскорбителен. Чёрная кожа уместна даже не у низших, у пресмыкающихся. Эти проклятые твари захватили Гекату и наплодили собственное отродье. Берти хотелось собственными руками придушить каждого чёрного выродка. Многие старшие говорили, что всякая жизнь священна, говорили, что жестокость неуместна даже в отношении настоящих подонков. Видели бы эти слюнтяи, что случилось на Гекате! Вот до чего может довести излишняя мягкость и милосердие. Если не выпускать острые когти, если со всеми быть добрым, рано или поздно приходит безумная орда, которая захватывает твои земли, убивает твоих детей, уничтожает твою историю.
   Берти сжал в кармане рукоять ножа. Прикосновения холодного металла к ладони его успокаивало. Это было не просто оружие или орудие, это был кусочек его дома, настоящего мира. Берти находился в трёхмерном пространстве и чувствовал себя попавшим на страницы картонной книги с объёмными картинками. Каким бы настоящим не казался дворец, поднявшийся на развороте, это всё равно всего лишь рисунок. Ничего настоящего. Значит, надо просто поскорее навести здесь порядок и навсегда убраться из этого бумажного города. Если бы Берти узнал о том, что человек с другой планеты уже называл так свой мир, он бы даже не удивился. Даже родившись в трёхмерном пространстве можно догадаться о его несовершенстве.
   Уродливый стеклянный дворец показался на горизонте. Бесформенное здание с остроконечными крышами, вытянутыми окнами и переплетёнными колоннами. Что-то подобное Берти видел в детских кошмарах. Он не хотел даже представлять, как это здание должно выглядеть в нормальном, четырёхмерном пространстве. Смотреть на такое это всё равно что созерцать внутренности препарированной жабы. Биологу, возможно, оно и полезно, но только не ему, не Берти. Ещё немного и он сойдёт с ума. Может быть, уже сошёл. Такое здание вполне похоже на порождение изменённого сознания.
   Берти знал, что ему в любом случае придётся войти во дворец. Мысль была отвратительной, но что поделать, у него нет выбора. Он решил во что бы то ни стало отомстить этим ублюдкам за смерть матери, за смерть младших, да что там, за смерть Гекаты. Значит, надо собраться с духом и идти дальше.
   Расстояния, проклятые расстояния, чёртовы километры. Берти делал шаг в ожидании, что сейчас окажется по ту сторону дворцовых стен, но вместо этого продвигался вперёд на расстояние только одного шага. Он не мог заглянуть за препятствие, не мог перешагнуть через препятствие, только обойти. Совсем как крошечные кретины на плоском листе бумаги, который когда-то подсовывала ему мать. Тебе надо понять, что такое наше пространство, говорила она, понять, что такое измерение. Тогда он понял, вернее, думал, что понял. Сейчас всё рассыпалось в прах. Три измерения это не просто человечки на листе бумаги. Три измерения это стены клетки вокруг несчастного пленника.
  
   9.
   Арлен сидела в кресле, обхватив колени руками. Время от времени она встряхивала правой ступнёй и тогда мелодично позвякивал серебряный браслет на щиколотке. Браслет ей подарил Хорге, покойный муж. Звук колокольчика немного успокаивал.
   В молодости Арлен сравнивали с шампанским, искрящимся и праздничным. Сейчас ей было восемьдесят с небольшим. Теперь мужчины говорили, что она как дорогое вино, понимается только ценителями. Она украдкой взглянула на Альберта. Интересно, король придерживается таких же пошлых сравнений? Король, подумать только. Если бы кто-то сказал ей двадцать лет назад, что ею заинтересуется сам король, она ни за что бы не поверила. А если бы ей сказали, что она будет раз за разом отказывать королю? Удивительно. Арлен откинула голову и рассмеялась нежным, мелодичным смехом.
   Альберт, который уже несколько минут стоял незамеченным в дверях её комнаты, почувствовал, как сердце сжимает рука в стальной перчатке. Когда он слышал смех Арлен, ему казалось, что вместе с ней смеётся каждый его мускул, каждая клетка. Ни одна женщина не вызывала у него таких ощущений. Раньше ему казалось, что всё дело в недоступности Арлен. Потом он как-то очень быстро понял, что готов вообще никогда не делить постель с Арлен. Женщин ему было достаточно, секса тоже. Но с Арлен всё было по другому. Он готов был часами сидеть рядом с ней и не произносить ни слова. Просто смотреть, что она делает, просто любоваться ею.
   Он вспомнил, что к Арлен его привело неотложное дело и поморщился. Неужели это так необходимо? Альберт ещё раз всё обдумал и кивнул. Он сделал шаг вперёд и выступил из темноты под оранжевый свет напольной лампы.
   - Я всё ждала, когда тебе надоест играть в прятки, - сказала Арлен, не оборачиваясь к нему. Альберт почувствовал себя абсолютно счастливым.
   - Я думал, ты меня не заметила. Ты заметила, правда?
   - Как только ты вошёл. У тебя тяжелые шаги, сложно с кем-то перепутать. Да я никого другого и не ждала.
   Альберт подошёл к её креслу и опустился рядом на пол. Прислонился виском к её бедру.
   - Что случилось? - спросила Арлен. Альберт вскинулся.
   - От тебя ничего не скроешь, так?
   Арлен пожала плечами.
   - Зачем что-то скрывать? Мы с тобой немного не в том возрасте.
   - Дело в Сенне. Она...
   - Она милая девочка, - сказала Арлен. Увидела, что Альберт хочет что-то сказать и остановила его жестом руки. - И не возражай. Да, она приходила ко мне. Хотела узнать, что я за человек.
   - Она не должна была приходить, - сказал Альберт.
   - Но она пришла. Мы с ней мило побеседовали.
   - Я запер её дома.
   - Зачем? Ты боялся, что она устроит мне сцену ревности или что-то в этом духе?
   Альберт усмехнулся. Представить его дочь в истерике было сложно. У него не получилось.
   - Нет, - сказал он. - Ничего такого. Она леди, а не простолюдинка.
   - Спасибо, дорогой, - сказала Арлен.
   Альберт шумно выдохнул воздух. Он никак не мог признаться даже самому себе, что влюбился в женщину из низшего круга. Это просто не укладывалось в голове. Арлен была настолько утончённой и изысканной, что он до последнего не верил в её происхождение. Как она вообще могла получить такое образование?
   - Я не это хотел сказать. Она слишком воспитанная, чтобы выказывать свои чувства.
   - Вы тоже, сэр? Или мне лучше сказать "ваша милость"? Ваша светлость?
   - Перестань. Пожалуйста.
   Арлен спустила ноги на пол и повернулась к нему лицом. Нагнулась, взяла его руки в свои.
   - Твоя дочь не сделала ничего дурного. Она любит тебя и беспокоится за тебя.
   - Она беспокоится за свою мать!
   - С чего ты взял?
   Альберт посмотрел на неё, но ничего не ответил.
   - С чего ты взял? - повторила Арлен.
   - Она ревнует.
   - Если так, то ты совсем не знаешь свою дочь. Она не знает ревности, она знает любовь.
   Альберт встал, прошёлся по комнате, подошёл к окну и опёрся двумя руками о раму.
   - Я тоже так думал когда-то. Думал, что люблю. Свою семью, своих детей. Каждого из них. Наверное, так и было. Какая-то другая разновидность любви.
   Он заговорил так тихо, что Арлен понадобилось податься вперёд, чтобы хоть что-то разобрать.
   - Я думал, что знаю жизнь. И если бы только жизнь! Я думаю, что знаю себя. Пока не встретил тебя. Пока не понял. Что мне делать? Что нам делать?
   Арлен хотелось встать и подойти к нему, может быть, даже обнять за плечи. Она редко испытывала потребность в выражении эмоций, предпочитала только внутренние переживания. Но сейчас Альберт показался ей таким слабым, даже беззащитным. Она усмехнулась. Всемогущий король, подумать только, у её ног. Могла ли она когда-то такое представить? Чувства, которые она сейчас испытывала, были гораздо ближе к материнским.
   - Что нам делать? - повторил Альберт. Сейчас он повернулся к ней и смотрел пристально и внимательно.
   - Я не знаю, - сказала Арлен. Она не чувствовала за собой никакой вины, но всё-таки сказала: - Прости меня.
   Альберт подбежал к ней в два шага, опустился на колени и порывисто обнял. На этот раз Арлен не стала отстраняться.
   - Я не знаю, что делать! - закричал он почти в полный голос. - Не знаю! Не знаю!
   - Перестань хотя бы срываться на дочери, - сказала Арлен. Она уже успокоилась и взяла себя в руки.
   Альберт уткнулся лицом ей в колени. Арлен почувствовала на своей коже горячую влагу. Всемогущий король плакал! У неё тоже защипало глаза, но по другому поводу. Арлен умела быть любимой, но не умела любить. В такие минуты она чувствовала себя холодной и отвратительной. Ей было жаль себя, как будто в душе отсутствовало что-то очень важное.
   - Я люблю тебя, - сказал король Альберт, поднимая мокрое лицо. Он смотрел на Арлен не отрываясь, смотрел с преданностью, даже с жадностью. Искал на её лице следы взаимного чувства, но не находил.
   - Я люблю тебя, - сказала Арлен. Она постаралась, чтобы её голос дрожал, словно от волнения.
   Король закрыл глаза и вздохнул так глубоко, что закололо в груди. Когда он снова на неё посмотрел, всё его лицо светилось ликованием.
   - Я сделаю тебя королевой, даже если для этого потребуется пожертвовать всем королевством, - сказал он.
  
   10.
   Сенна отправила призыв о помощи по меньше мере в десять чатов, но ответил ей только один человек. Был он странным, отвечал односложно, но за годы жизни в сети Сенна привыкла ко всему. Может быть, наш язык вообще для него не родной. А может быть у него кто-то стоит за спиной и он не хочет писать подробно. Какая, собственно, разница. Главное, чтобы он открыл ей люк.
   - Я в комнате в северном крыле, на первом этаже, но тебе придётся пройти через третий, потому что у меня тут два уровня.
   - Да, - ответил собеседник через мучительные десять минут. Сенна взбесилась. Какое к чёрту "да"?!
   - Ты понял или нет?
   - Да, - сказал собеседник через пять минут. Когда Сенна уже готова была разбить коммуникатор об стену, добавил: - Понял.
   - Там стеклянный пол, весь синий, не перепутаешь. Люк вроде в центре, но я не уверена, что он открыт. Может понадобиться ключ.
   - Понял.
   Сенна задумалась на секунду, потом взвизгнула и быстро зачертила на экране:
   - Только не сейчас, слышишь? Не сейчас!
   - Понял.
   - Тебе надо пойти ночью, после надлома. Иначе нарвёшься на младших ребят, у них занятия в классной комнате, а она рядом. Занятия до десяти, потом они просто сидят там и занимаются всякой ерундой вроде шитья или аппликаций.
   На этот раз собеседник не отвечал так долго, что Сенна уже начала опасаться, что он вышел из разговора. Над его ником ещё горел фиолетовый кружок, но может быть он просто оставил коммуникатор включенным.
   - Ты здесь? - спросила Сенна. И ещё раз десять: - Ты здесь? Ты тут? ЭЙ ТЫ ТУТ?! ЭЙ-ЭЙ-ЭЙ!
   - Здесь. Понял. Ночь.
   Сенна не знала, что думать. У неё было ощущение, что она общается не с живым человеком, а с чат-ботом.
   - Так ты придёшь?
   - Да.
   На этот раз собеседник ответил почти сразу. Сенна немного успокоилась.
  
   11.
   Энди отложил коммуникатор и закрыл глаза. Общение настолько его вымотало, что разболелась голова. Он и представить себе не мог, что общение на чужом языке может требовать такого напряжения. Ни с одним заокеанским вендором не было ничего подобного. Даже если это был индус-программист, который с трудом говорил на английском языке. Энди казалось, что он целый день грузил мешки с углём. Он привычно нащупал в кармане стеклянную фигурку и сжал её рукой. Запоздало пришла мысль, что с помощью Хью дело бы пошло быстрей, но это была не лучшая идея. Если всё время просить кого-то помочь с переводом, никогда не выучишь язык. Никаких переводчиков, только живая практика.
   Энди понял далеко не всё из того, что ему писала Сенна. Собеседнику требуется помощь, надо открыть какой-то синий... что? Люк? Дверь? Или вообще поднять стену? Этаж первый, но почему-то через третий. Энди вспомнил петербургский офис "Megahard". Чтобы подняться на четвёртый этаж, вам надо спуститься на второй, пройти через крыло и подняться ещё на одном лифте.
   Что такое "надлом" он не понял. В сутках на Гекате было 48 часов, но он никогда не слышал о том, чтобы кто-то определял пик дня или ночи. Пожалуй, об этом всё-таки стоит спросить Хью. Возможно, это какое-то крылатое выражение. Так или иначе, идти в северное (Крыло? Коридор?) надо вечером, а то и ночью.
   Хью сегодня был явно не в духе. У него закончилось его зелье, а следующая посылка должна была прийти только через два дня. Энди курил с ним только несколько раз и Хью прекрасно об этом знал. Но ему не хотелось признавать собственную вину, поэтому он искал виноватого. Виноватым стал Энди и Хью то и дело бросал на него злобные взгляды. Кулаки он уже не распускал. До Хью как-то очень быстро дошло, что Энди может дать сдачи. По крайней мере, если его как следует довести.
   - Когда наступает надлом? - спросил Энди. Хью мрачно на него посмотрел.
   - Чего?
   - Надлом. Сколько это по времени?
   - Посмотри в онлайн-энциклопедии, - пробурчал Хью.
   Энди запустил энциклопедию на коммуникаторе. Надлом дня шестнадцать часов, надлом ночи тридцать шесть. При этом в зависимости от времени года надлом мог сдвигаться на пару часов в одну или другую сторону. Сегодня надлом наступал в тридцать семь часов.
   - Хуже чем температура по Фаренгейту, - сказал Энди вслух. Хью ещё раз отметил для себя, как же отвратительно звучит его голос.
   - Мне надо будет ночью отойти по одному делу. Надеюсь, что быстро закончу. Но могу вернуться только к утру.
   - Хоть совсем не возвращайся, - сказал Хью.
  
   12.
   Берти устал. Он сидел на пригорке под деревом с багровой кроной и растирал ноющие лодыжки. Всё-таки надо было слушать в своё время мать и заниматься спортом. Может оно и глупо, но, по крайней мере не будешь выбиваться из сил после быстрой ходьбы. Сама мать занималась аэробикой по выходным, но Берти был уверен, что делает она это только по привычке со школьных времён. Фигура у неё была великолепная вне зависимости от того, занималась она спортом или нет.
   Солнце медленно клонилось к закату. Берти обеспокоенно посмотрел на небо. Длинная светящаяся дуга медленно ползла к западу. Невозможно, немыслимо, чтобы младшие сотворили такое чудо и всё-таки вот она, как на ладони. Ровный, спокойный свет. Когда они успели это сотворить? Берти не знал.
   На поясе у него висела старомодная сумка с двумя карманами. Молния с серебряной застёжкой, кнопки на карманах в виде звёзд. Берти подарил матери эту сумку на день рождения. Было это меньше месяца назад, а сейчас казалось, как будто в прошлом веке. Мать любила винтажные вещи и почти не расставалась с сумкой. Она носила её даже со своим дорожным платьем, так почему же не взяла на этот раз? Этого Берти тоже не понимал.
   Солнечная полоса в небе стала ярче, потом начала стремительно краснеть. Никогда прежде Берти не видел такого странного заката. По небу расстилались красные мерцающие полосы, за которыми проглядывали жёлтые огни. Облака разошлись в стороны, так что небо на западе стало совсем чистым. Подул свежий ветер.
   Только сейчас Берти увидел всю неприглядную суть королевского дворца. Это было не просто уродливое сооружение, это был памятник самой смерти. Алый свет хлынул прямо в заострённые башни, наполнил весь дворец красным заревом. Свет плескался как свежая кровь, бурлил, клокотал, разлетался во все стороны тысячами капель. Берти почувствовал, как к горлу подступила тошнота.
   Теперь одна мысль о том, чтобы войти во дворец казалась настоящим безумием. Войти туда всё равно, что нырнуть в бассейн с кровью. Разве могли когда-то младшие вообразить такое надругательство над самой природой? Что за неистовая, дикая прихоть вдохновила людей построить этот стеклянный кошмар! Неужели мать Берти вошла под эти стены? Неудивительно, что она не смогла найти дорогу домой.
   У Берти защипало в горле, зачесались уголки глаз. Верный признак того, что ещё немного и он разрыдается от жалости к самому себе. Он не понимал, как его мать могла отважиться на такое, не понимал, почему она оставила его. Берти любил свою мать, часто испытывал к ней жалость, но сейчас его сердце полыхало от ненависти. Ненависть пришла вместе с непониманием. Берти представил лицо матери и направил всю злобу к захватчикам Гекаты. Нет, его мать не могла сама дойти до такого. Шарлотта это женщина-девочка, милая, нежная и наивная. Если она и оказалась в этом месте, то не по своей воле. И он, Берти, обязательно найдёт тех, кто затащил её сюда. Найдёт каждого.
   Усталость ушла. Берти посмотрел на дворец, встряхнул головой и встал на ноги. Надо закончить с этим ещё до рассвета. Он никогда не был смельчаком, но недаром столько лет учился на юриста. Побеждает не тот, кто смелее или сильнее. Побеждает тот, у кого лучше тактика.
   Берти достал из кармана четырёхмерный нож. Внимательно оглядел его со всех сторон. Казалось бы, небольшая серебристая пластинка, а сколько в ней скрытой силы! Ещё немного, и начнёшь всерьёз верить в старые истории про волшебников с чудными посохами. Но никаких чудес, никакой магии, только современная наука. Крупный объект невозможно перенести в другое измерение, потери всегда сопоставимы с массой. А вот компактный нож будет неплохим подспорьем. Когда Берти взял его на Альте, нож был размером с клюшку для гольфа. В момент шага он распался и уменьшился до карандаша. При обратном шаге он и вовсе превратится в крошечную иголку, а то и вовсе станет серебристой пылью.
   Нож был и оружием, и орудием. Несколько взмахов, чтобы заставить пространство сжиматься и разжиматься. Одно движение руки и можно прорубить длинный коридор до невидимой в третьем измерении черты. Слепые опираются на палку, Берти опирался на нож. Нож был его глазами, продолжением его руки, его разума. На Гекате Берти больше не мог заглянуть за угол, но мог протянуть руку с ножом. Световое лезвие вытягивалось до бесконечности, перемещалось в любых направлениях. От Берти требовалось только крепко держать его в руках.
   Берти прижал к лицу холодный металлический карандаш. Провёл кончиком по костяным пластинам, обвёл подбородок, глаза, далеко выступающие надбровные дуги. Закрыл на мгновение глаза, представил стеклянный дворец, нарисовал его на обратной стороне век. Сложно, очень сложно. Берти не привык играть в игры с завязанными глазами, терпеть их не мог ещё с детства. Для это требовалось слишком много воображения, слишком много того, что называли "интуицией". Берти знал, что некоторые умеют спиной чувствовать на себе чужие взгляды, но сам он не отличался таким умением. Он подумал, что возможно слишком многое взял на себя, что у него не получится задуманное, просто не хватит возможностей мозга. Проклятый стеклянный дворец, кровавый, ненавистный. Окровавленная дыра разверзлась и поглотила его мать, а теперь сожрёт и его самого. Берти снова почувствовал прилив тошноты. В животе появилось странное зудящее ощущение, зуд переместился в пах, дрожью прошёлся по бёдрам и сфокусировался под коленями. Берти пошатнулся. Ещё немного, и он просто упадёт без сил. Он сделал глубокий вдох и вытянул нож прямо перед собой.
   Шаг вперёд. В руках уже не нож, в руках посох. Берти посреди болота, а впереди покачивается иллюзорный стеклянный дворец. Ни одного лишнего движения, ни одного лишнего звука. Двигаться вперёд, двигаться к дворцу, держать, крепко держать его в памяти. Забыть о том, что это проклятое третье измерение, листик бумаги, который можно только просверлить насквозь. К цели выведет нож, выведет рука, выведет разум. Шаг вперёд.
   Берти почувствовал тянущую боль в суставах. Пальцы хрустнули, шею откинуло назад. В следующую секунду он потерял равновесие и грохнулся на гладкую стеклянную поверхность.
  
   13.
   Арлен обнимала Альберта одной рукой. Он уснул сидя на полу и его тяжелая голова лежала на коленях у Арлен. Она склонилась к нему так низко, что заныла спина, но что эта боль по сравнению с тем, что творилось в душе! Арлен тяжело вздохнула. Сложно делать то, что приходится. Это даже не сделка со своей совестью, это сделка со своим сердцем. Куда как тяжелее.
   - Альберт? - спросила она тихо, почти проворковала. - Альберт, ты спишь? Просыпайся.
   Он шумно вздохнул.
   - Альберт! Тебе пора идти.
   - Идти? Куда?
   Голос у него был совсем сонный. Сейчас, когда Альберт был меньше всего похож на могущественного короля, Арлен чувствовала в груди приятное тепло. Может быть, именно такого Альберта ей удалось бы полюбить. Арлен никогда никого не любила и могла только представлять себе, каково это. Наверное, всё-таки приятно, если даже король сходит с ума от этого чувства.
   - Уже поздно. Если ты не вернёшься во дворец до полуночи, будут проблемы.
   - Я король, - сказал Альберт. - Это я могу создавать проблемы. Кому угодно.
   - Так не создавай их мне. Зачем лишние сплетни?
   - Я никому не позволю сплетничать о тебе.
   Альберт встал на ноги, с хрустом потянулся, сделал несколько глубоких вздохов. В отличие от Берти, он хорошо чувствовал спиной чужие взгляды. Он знал, что Арлен пристально на него смотрит, ощущал это каждым нервом. Он повернулся.
   - Я не позволю говорить о тебе дурно, - сказал он.
   - Ты не можешь заткнуть рот всем. Это не под силу даже королю. Даже тирану.
   - Я не тиран, - сказал Альберт. Он готов был уже возмутиться, но взглянул на Арлен и увидел, что она смеётся. Он улыбнулся глазами.
   - Ты была в Луна-парке? - спросил он.
   Вопрос настолько неожиданный, что Арлен не знала, что сказать. Она вопросительно посмотрела на Альберта.
   - Парк развлечений, - пояснил он. - Который новый, под Звёздным лугом. Подземный лабиринт. Помнишь?
   Арлен кивнула, всё ещё не понимая, к чему он клонит.
   - Я хочу отправиться с тобой в Луна-парк, - сказал Альберт. - Отправиться открыто, никого не таясь. Пусть они знают. Пусть все знают!
   - Все? - спрашивает Арлен. - Даже твоя семья?
   Альберт хотел сказать, что с недавнего времени его семья это Арлен, но подумал, что это прозвучит слишком мелодраматично. Он подошёл к ней и взял её за руки.
   - Ты права, уже поздно. Мне пора идти. Я вернусь во дворец и переговорю с советом. Вернее, говорить буду только я, а они слушать. Мой совет. Моя воля.
   - Король-тиран, - сказала Арлен. Альберт не был уверен, шутит она или говорит всерьёз.
   - Мне понадобится два дня. Только два дня, слышишь? Во вторник я вернусь и мы с тобой пойдём в подземный лабиринт. Пойдём рука об руку, как равные. Два дня!
   Арлен кивнула. Она слишком хорошо успела узнать его характер. Альберт мог быть чутким, мог быть слишком чувствительным, но он был упрям в любом состоянии. Если он захотел пойти с ней в Луна-парк он пойдёт даже ценой всего королевства. Упрямство это очень хорошее качество. Главное, направить его в нужное русло.
   - Два дня, - повторил Альберт. - Не забудь!
   - Не забудь выпустить Сенну.
   Альберт вышел из дома Арлен. Он припоминал каждое слово, произнесённое Арлен, и в очередной раз испытал прилив нежности. Арлен красива, Арлен сильна, Арлен несгибаема. В любом, даже самой романтической обстановке она никогда не забывала о деле. Может быть, именно это в ней ему нравилось больше всего.
  
   14.
   Когда стемнело и затихли голоса наверху, Энди решил, что пришло время действовать. Переписка в коротком диапазоне подразумевала анонимность и он понятия не имел о том, кто ждёт его помощи. Было страшно. Когда Энди впервые пришлось поговорить на английском языке с англоязычным коллегой, он испытывал схожие чувства. Это вам не переписка с открытым словарём. Ощущение, как будто тебя бросают в море без спасательного круга. Плыви, или утонешь.
   Почему-то в такие моменты всегда хотелось есть. Энди огляделся по сторонам и увидел тарелку с мягкими чипсами. Редкостная дрянь, от которой вяжет рот и немеет язык, зато неплохо идёт под местную разновидность лёгкого пива. Хью, казалось, только ими и питался, по крайней мере в его конуре было бесчисленное множество упаковок. Чипсы полагалось просто подносить к ротовым отверстиям, где под действием тепла они превращались в полужидкую субстанцию. Энди предпочитал просто класть их в рот и быстро разжевывать, пока они ещё более-менее твёрдые.
   Тарелка была полная, даже с горкой. Энди налил воды из кулера в круглую стеклянную чашу, напоминающую аквариум. Съел горстку чипсов, прополоскал рот, вспомнил о том, что сейчас предстоит и решил для начала опустошить тарелку. Заняло это от силы пятнадцать минут.
  
   15.
   Берти крался по коридору и ненавидел себя за слабость. Он старший, он сильнее грейпов, сильная кровь, сильная раса! Почему он прячется в тенях, как вор, забравшийся в чужой дом? По спине медленно ползла липкая рука страха, от прикосновений которой перехватывало дыхание. Берти то и дело останавливался и оглядывался по сторонам расширившимися глазами. Он выбрасывал воздух из лёгких короткими рывками, от чего сердце колотилось всё чаще и чаще. Берти казалось даже, что его стук отдаётся эхом от стен.
   До сих пор ему никто не встретился. Пару раз он слышал чьи-то тихие голоса, но они проплывали мимо, словно голоса призраков. Прежде чем Берти понял, что это работает интерком, он успел побывать на грани обморока.
   Время от времени он протягивал вперёд нож и вслепую шарил им в воздухе. Лезвие вырывалось из рукояти при нажатии на крошечную кнопку, которую нельзя было увидеть, но можно было нащупать. Палец Берти лежал на кнопке, готовый нажать её в любую минуту. Он слегка проминал крошечное тёплое пятно. Ему казалось, что он почувствовал лёгкую пульсацию.
   Впереди послышались шаги. Берти хотел привычно заглянуть за угол, но заработал только головную боль. Несмотря на то, что он был заперт в плоском пространстве, он никак не мог к этому привыкнуть. Трёхмерная клетка была тесной, сквозь её решетки не пробивался ни один лучик света. Берти мечтал поскорее со всем этим покончить. При всей своей любви к младшим, он не готов был принести в жертву собственную жизнь.
   Двое чёрных ублюдков, оба на две головы выше Берти. Кожа матовая и гладкая, блестящие глаза, отполированная носовая кость. Облик их был отвратителен, но Берти готов был поспорить, что многие поэты на Альте будут воспевать их в своих творениях. Чёрное зло как наяву, открытое, трепещущее, живое. Зло имеет даже запах и это стало для Берти настоящим открытием. Чёрные звери пахли чем-то древним и древесным. Берти вспомнил, что у его матери были духи с похожим ароматом.
   - Эй, - сказал один чёрный другому. - Ты только посмотри на этого красавчика!
   Их язык больно резанул по уху Берти. Язык младших это только упрощённая версия его собственного языка. Меньше склонений, меньше глаголов, проще строение фраз. Язык грейпов оказался одновременно знакомым и незнакомым. Вроде бы те же слова, да только звуки стали совсем другими. Более гортанные, более жесткие, как будто горло чёрных забито мелкими камешками. Язык их грохотал и скрежетал. У Берти кровь застучала в ушах.
   - Эй, ты говоришь? Ты слышишь? Тебя прислал Алье?
   Берти ничего не ответил. Чёрные переглянулись.
   - Я такое только на картинках видел, - сказал один.
   - Нечего было прогуливать медицинский курс. Придурок. Это же альбинос, - сказал другой.
   - Парень, ты слышишь меня?
   - Откуда он вообще тут взялся?
   - Ну так подойди и спроси.
   - А если он кинется?
   - Альбиносы не сумасшедшие, у них просто кожа другого цвета. Ну как у тех, у ранних.
   - Тогда какого хрена он молчит?
   Берти переводил взгляд с одного чёрного великана на другого. До него медленно начало доходить, что в их глазах он не представляет никакой угрозы. Маленький, слабый, с нежной светлой кожей, да ещё и одетый как типичный белый воротничок. Берти взглянул на себя со стороны и вдруг разозлился. Может он и правда выглядит слабаком по сравнению с этими здоровяками. Но он, чёрт побери, старший!
   Он закрыл глаза так поспешно, что ещё несколько секунд видел на сетчатке два впечатанных силуэта. За закрытыми веками всегда оставался только негатив. Силуэты великанов стали белыми. Берти нахмурился и постарался как можно дольше удержать их перед внутренним взглядом. Он нащупал нож, попутно дал себе обещание больше не убирать его в карман. Сделал глубокий вздох и представил как делает шаг в сторону. Сделать шаг за другого человека было только немного сложнее.
   Великаны не успели даже подумать о том, что бледный коротышка может быть опасен. Он вытащил из кармана что-то вроде серебристого карандаша и взмахнул им перед их глазами. Один из грейпов успел заметить длинный плоский луч, вырвавшийся из карандаша, но прежде чем его мозг успел обработать эту информацию, он уже был на другом конце Гекаты. Другой материализовался в скале и превратился в пар.
   Для Берти не случилось ничего особенного. Любой старший был привычен тому, что люди пропадают и исчезают. Единственное отличие от Альты было в том, что на Гекате нельзя проследить взглядом за шагнувшими в сторону. Старшие часто вели совещания, каждый участник которых был в другом месте. Люди шагали из точки в точку, в то же время оставаясь на расстоянии вытянутой руки от собеседника.
   Берти двинулся дальше. Ещё дважды ему встретились чёрные страшилища. Один раз это были две женщины, дважды дети. Он больше не останавливался и не закрывал глаза. Какая-то точка в мозгу нащупала нужный рычаг и просто подавала команды руке. Берти взмахивал рукой, луч рассекал пространство, и грейпы проваливались в раскрытые карманы.
   Совесть Берти не мучила. Он пришёл в стеклянный дворец, в самое сердце чёрной заразы. И пришёл не как гость, а как хозяин, как тот, кто должен навести порядок раз и навсегда. Берти смотрел по сторонам, видел вокруг себя чернокожих уродов и сердце горело гневом у него в груди. Как их много! Как многое они успели! Он встретил десятки разных существ, и среди них не было ни одного младшего. Берти чувствовал, как слёзы закипают в уголках его глаз. Больно понимать, что ты никого не можешь вернуть. Больно знать, что никакая месть не вернёт возлюбленный народ.
   Специального плана у него не было. Он просто шёл, просто раскидывал грейпов со своей дороги, но это не было актом возмездия. Берти только расчищал себе путь, а вот куда он приведёт, он не имел и понятия. Встреченные грейпы были отвратительные, но отчего-то он не чувствовал их виновными в содеянном. Это были мерзкие твари, нечто вроде слизняков, которых можно раздавить безо всякого сожаления. Берти был уверен, что где-то дальше скрывается истинное зло. Тот, кто действительно виновен. Тот, кто должен заплатить.
  
   16.
   Сенна сидела на полу, вытянув вперёд ноги и перекрестив щиколотки. Чувствовала она себя отвратительно. Что может быть хуже ожидания? Только ожидание того, что может и не произойти. Она раз за разом перечитывала сообщения от незнакомца, пыталась найти какой-то скрытый смысл, но ничего не находила. Лет пять назад у неё завёлся ухажер, с которым она переписывались по ночам. Каждый раз, когда коммуникатор вздрагивал под подушкой, Сенна чувствовала странный покалывающий восторг. Она накрывалась одеялом и читала горячие строки, в которых было столько силы и чувства, сколько никогда не бывает в действительности. Когда-то она прочитала фразу "сеть обязывает", и не поняла, что имел в виду автор. Перечитывая ночные сообщения, Сенна, по её собственному выражению, въехала в суть. Сеть это заочное общение, а заочное общение обязывает ко многому. В том числе к тайне. Любая тайна кажется прекрасной, пока остаётся тайной.
   Её новый собеседник был не просто таинственным незнакомцем, он был ещё таинственным спасителем. Сенна пыталась представить, как он может выглядеть. Она была не из тех девушек, которые готовы оклеить всю комнату плакатами с полуголыми красавцами. В мужчинах её привлекало не тело, а энергия, от которой можно заряжаться, как от аккумулятора. Сенна любила сидеть лицом друг к другу, смотреть на таинственную красноватую изнанку, показывающуюся за ротовыми отверстиями и представлять свою собственную. Её нравилось чувствовать семь струй воздуха, которые вырывались от глубокого вздоха и прокатывались через стол, до её рук, сложенных одна поверх другой. Было что-то волнующее в этом горячем дыхании, в мышцах, пульсирующих по обе стороны лица, в венах, вырисовывающихся на лбу, в подрагивающих веках, никак не решающихся опуститься поверх расширенных глаз.
   Время текло медленно. Постепенно затихали голоса наверху. Братья и сёстры набегались по коридору и чинно расходились по своим комнатам. Справа Сенна слышала сдавленное хихиканье, наверняка Карье и Дарбе, младшие жёны отца шепчутся обо всяких женских глупостях. Сенна обняла плечи руками. Она признавала за собой множество недостатков, и несдержанность была первой в списке. Сенну раздражали глупые бабы, бесили глупые разговоры. Она терпеть не могла даже собственную мать. Слишком много дури для взрослой женщины.
   Сенна то и дело поглядывала на потолок. Его синий цвет почему-то вызывал стойкие ассоциации с чем-то праздничным, даже торжественным. Сенна медленно обдумывала эту мысль, распутывала цепочку ассоциаций. Она вспомнила, что по праздникам на стол ставят круглые фужеры на высокой ножке. Ножка такая тонкая, что того и гляди подломится. Редкое застолье проходило без того, чтобы кто-нибудь не разбил один из фужеров. Ножки были прозрачными, а вот на сломе оказывались синими. Осколки стекла тоже были синими. Сенна улыбнулась, вспомнив, как её ругали за разбитый фужер.
   Снизу стекло казалось ещё более синим. Толстый ковёр в комнате наверху закрывал почти весь пол. Если выключить свет в комнате, потолок становился совсем чёрным. Люк в потолке казался квадратным порталом, сам потолок гипнотизировал. Сенна перевернулась на живот и постаралась ни о чём не думать. В какой-то момент ей показалось, что ещё немного, и она заснёт. Это не входило в планы Сенны. Она подпёрла подбородок руками, взяла коммуникатор и стала перечитывать старые чаты.
   Когда через час наверху послышались шаги, Сенна не обратила на них внимания.
  
   17.
   Энди доедал чипсы из тарелки. Вкус казался всё более и более отвратительным, но он продолжал жевать. Жизнь на Гекате научила его набивать желудок чем угодно и как угодно. Дома приходилось постоянно ограничивать себя в пище, чтобы не набрать ещё больше веса. Здесь приходилось безостановочно питаться, чтобы не превратиться в тень. Иногда Энди казалось, что ещё немного, и он вынужден будет ходить с тростью. Как ни экономь энергию, её всё равно слишком мало, чтобы поддерживать его организм.
   Он с сожалением отставил тарелку, подошёл к кулеру и долго пил ледяную воду прямо из-под крана. Если бы это увидел Хью, Энди наверняка бы получил нагоняй, но Хью безвылазно сидел у себя в комнатушке и смотрел очередной сериал. Энди пил воду, думал о таинственной незнакомке и прикидывал, как она отреагирует, когда его увидит.
   Вода оказалась слишком холодной. Энди сначала почувствовал, как на месте желудка образуется пустота, потом у него отчаянно заломило лоб. Он резко выпрямился и тут же об этом пожалел. Зубы клацнули друг о друга, Энди пошатнулся и упал на пол.
   Это отняло у него ещё десять минут.
  
   18.
   Берти вышел в тёмный зал, застеленный плотным меховым ковром. Ковёр немного не доходил до одной из стен, и под ним поблескивало гладкое синее стекло. Он неодобрительно покачал головой. Синий цвет это цвет болезни и скорби, во дворце он смотрится также нелепо, как алый и пурпурный цвета в больнице. Всё-таки чёрные твари ещё большие варвары, чем он даже мог предположить.
   Он осторожно ступил на ковёр и почувствовал, как нога проваливается в мех. Ощущение было такое, как будто погружаешься в болото. Берти на мгновение оцепенел. Будто со стороны он увидел, как сминается голубой ворс под весом его тела, как смыкается мех на его щиколотке. Он с отвращением выдернул ногу. Показалось даже, что ковёр издал чавкающий звук.
   Некоторое время он простоял неподвижно, стараясь справиться с колотящимся сердцем. Прислушался к себе, прислушался к тому, что происходит вокруг. Убедился, что всё спокойно и шагнул вперёд.
   Ковёр оказался мягким и пушистым. Слишком глубокий ворс был только на входе, ближе к середине комнаты он стал жестким и утоптанным. Он слегка пружинил под ногами Берти, а под ним ощущалась твёрдая поверхность. При мысли о том, что он идёт по стеклу, Берти почувствовал лёгкое головокружение.
   Он дошёл до середины комнаты, когда сначала услышал снизу странный глухой стук, а потом почувствовал, как пол дрожит под ногами. Берти хотел отбежать в сторону, но ноги его не слушались.
   - Ты там? - окликнул его женский голос.
  
   19.
   Сенна снова забралась на шкаф, на этот раз вооружившись тубусом с картами. Сначала ей потребовалось передвинуть шкаф на добрые полметра, а теперь она пыталась балансировать на самом краешке. Ловкость никогда не была её сильным качеством. Сенна стояла на шкафу, вытянувшись во весь рост и думала, что теперь то несомненно свернёт себе шею.
   Незнакомец всё не приходил, Сенна переходила от злости к отчаянию. Когда стало ясно, что ещё немного, и она взорвётся, Сенна взобралась на шкаф. Там, поближе к люку, она чувствовала себя немного спокойнее. По крайней мере, руки перестали дрожать. Она протянула руку с тубусом к люку и надавила изо всех сил. Она не надеялась его открыть, но тело хотело действия.
   Только сейчас на шкафу Сенне пришла в голову мысль, а не валяет ли она дурака. Может быть, стоит просто слезть вниз и дождаться завтрашнего дня. Они мило побеседовали с Арлен и та обещала замолвить за неё словечко перед грозным папочкой. Может он вообще мучается раскаянием и придёт мириться ещё до рассвета. Сенна хорошо знала своего отца и знала, что он не умеет подолгу сердиться. Так что же, спуститься и выбросить мысли о побеге из головы?
   - Нет! - воскликнула Сенна с неожиданной злостью. Она вспомнила, как выглядел отец, когда говорил с ней об Арлен. Отец говорил с ней так, как будто она была кухаркой, а не принцессой. Она младшая из рода младших, но ведь она не простолюдинка, как Арлен. Сенна в бешенстве стукнула тубусом по стеклу и воскликнула: - Нет! Нет!
   Наверху послышались сначала медленные шаги, потом прыжок. В следующую секунду Сенна уже вытянулась в струнку и напряженно прислушивалась.
   - Ты там? - окликнула она.
  
   20.
   Берти выпрямился. Ему не показалось, голос действительно доносился из-под пола. Он подумал немного, потом отошёл к краю комнаты и лёг на пол. Заглянул вниз сквозь стеклянную полосу и увидел только смутные очертания комнаты.
   - Там? - невнятно пробормотал голос.
   Берти вернулся в центр и встал на колени.
   - Ты меня слышишь? - спросили снизу. Берти что-то невнятно пробормотал. Снизу раздалось сдавленное ругательство. - Сдвинь ковёр!
   Пальцы Берти погрузились глубоко в голубой ворс. Он растопырил их как можно шире, почувствовал, как мех щекочет впадины между пальцами. Ощущение было приятным и успокаивающим, вроде тех игрушек с задницами, набитыми стеклянными шариками. Берти глубоко вздохнул, встал и огляделся по сторонам. Ковёр выглядел слишком тяжелым, чтобы сдвигать его в сторону. Тогда Берти подошёл к стене, взялся за край ковра и стал осторожно скатывать его в рулон.
   Берти не думал о том, что он делает. Последняя здравая мысль посещала его на Альте. Здесь, на трёхмерной Гекате он позволял рукам выполнять своё дело. Может, это и была та пресловутая интуиция, о которой так любила рассуждать его мать. Может быть, его руку держала рука судьбы. Берти никогда не чувствовал себя творцом собственной судьбы, а сейчас казалось, будто им водит сам бог. Берти ощущал, как в душе разливается предвкушение чего-то чудесного.
   Он свернул ковёр в рулон почти до самой середины, когда увидел люк в полу. Наклонился, чтобы разглядеть его получше и вдруг отпрянул. Он споткнулся о рулон, взмахнул руками и тяжело повалился на спину. Боли Берти почти не почувствовал. Сейчас его занимало только длинное черное лицо, выплывшее к нему из темноты.
   Берти пролежал на спине по меньшей мере минуту. Сенна успела изучить рисунок на его рубашке и едва не сорвала себе голос, снова и снова окликая своего спасителя. Когда Берти перевернулся на другой бок, она выронила тубус. Белое лицо! У незнакомца было белое лицо!
  
   21
   Двое людей держали Энди за запястья и прижимали к кушетке, третий низко над ним склонился. У него было белое лицо, белые глаза, неровные зрачки. Энди попытался отвести от него взгляд. Он отвернулся к стене, но тут же увидел его отражение в стекле. Белолицый был одет в щеголеватый плащ из белого шелка. Шелк был безупречный, без единого пятнышка. Его ботинки потемнели от впитавшейся крови, на брюках расползлись красные капли, похожие на кометы. Белое лицо было безмятежно, глаза смотрели почти равнодушно.
   - Я не хочу знать, кто в этом виноват, - сказал он неожиданно высоким голосом.
   Он говорил что-то ещё, ему вторили ещё чьи-то голоса, но Энди уже ничего не слышал. Белизна вокруг сгущалась, в ней таяли предметы и стены, растворялись люди и голоса. Последнее, что он увидел, это лицо девушки, сидящей в коридоре. Дверь была приоткрыта на расстояние ладони, но сквозь него была видна маленькая фигурка, сжавшаяся на скамейке. Энди запомнил её огромные распахнутые глаза, крепко уцепился за этот образ и медленно провалился в белизну.
   Он очнулся на полу и ещё долго лежал, тупо глядя в потолок.
  
   22.
   Берти перекатился на живот, встал на четвереньки и осторожно подполз к стеклянному люку. Лицо никуда не исчезло. Было достаточно темно, а стекло слишком мутное, так что Берти видел только тёмное пятно с чёрными провалами на месте глаз. Он поёжился. Это было даже не лицо грейпа, это было лицо смерти.
   - Эй, ты там? - снова позвали его снизу. Берти отметил, что голос не вязался с жутким лицом. Слишком мягкий, слишком женский. Похожий голос был у его матери. Неужели эти твари умеют проникать прямо в голову? Берти решил, что умеют. Иначе как бы они могли уничтожить младших. Чёрные оборотни, вот что оно такое.
   - Я уже думала, ты не придёшь - сказала Сенна. Она стояла на цыпочках и тянулась к самому стеклу. - Посмотри, там должен быть замок. Это точно люк, кто же будет делать витражи в полу.
   Берти машинально провёл рукой по щели между люком и остальным полом. Замка там не было, была только выемка, в которую можно просунуть руку. Сверху вытянутая ложбинка, в которой был утоплена металлическая дужка. Потянуть, открыть. Ничего сложного.
   - Ты меня слышишь? Открой! Я же сейчас грохнусь!
   - Ты это мне? - уточнил Берти. - Ты говоришь со мной?
   - Нет! - взорвалась Сенна. - Я говорю с волшебником Святого Пламени! Открой этот гребанный люк! Я сейчас точно отсюда долбанусь!
   Берти поморщился. Если чёрный оборотень хотел подделаться под его мать, он выбрал неверную тактику. Шарлотта никогда не позволяла себе грязных слов. Она говорила, что пачкать речь плохими словами это всё равно, что не подтирать себе задницу после того, как сходишь по большому. Берти находил в её словах определённый парадокс, но даже не думал спорить. Он не любил ругань.
   - Ты, что, не можешь выйти? Тебя там заперли?
   - Нет же, кретин, я просто валяю дурака. ДА МЕНЯ ЗАПЕРЛИ! Открой люк! Открой!
   Где-то в глубине души Сенны зрела уверенность в том, что просьбы не озвучивают таким тоном, но тупость незнакомца сводила её с ума. Его круглое белое лицо зияло в потолке, как луна и больше всего Сенне хотелось как следует надавать по этой лунообразной роже. Отец часто называл её мальчишкой, мать и остальные его жены говорили, что настоящая леди должна быть сдержанной. Сенне было плевать на то, кем кто-то её считает. Её бесил громкий идиотский смех сестёр, раздражали бабские ужимки, ухищрения, чтобы казаться моложе или красивее. Но ни одна из сестёр не вызывала такого бешенства, как таинственный незнакомец наверху. Сенна балансировала на одной ноге, держалась рукой за потолок и чувствовала что вот-вот лопнет от злости. Чего он ждёт? Чего ждёт этот идиот?
   Берти вложил пальцы в ложбинку, подцепил рукоять, потянул на себя. Ничего не вышло. Он сообразил, что пытается открыть люк, стоя на его крышке и нервно хихикнул. Отошёл в сторону, с силой потянул.
   Крышка люка оказалась тяжелой, очень тяжелой. Прежде чем Берти удалось сдвинуть его хотя бы на сантиметр, он весь взмок. Рубашка прилипла к спине, побелели костяшки на руках, на лбу вздулись синие вены. Берти уже подумывал о том, чтобы бросить эту затею и забыть об оборотне внизу, как вдруг крышка резко взлетела вверх. От неожиданности он не удержал рукоять и сам не удержался на ногах. Упал, перевёл дыхание, растёр ушибленное колено и снова взялся за ручку.
   Когда крышка сначала слегка приподнялась, а потом грохнулась обратно, Сенна едва не полетела со шкафа вниз. Она успела явственно представить, как натыкается на острый край каменного столика и ломает себе шею, но вовремя упёрлась в потолок второй рукой. Мысль о том, что теперь не получится даже шевельнуться, пришла в голову гораздо позднее. Сенна в ужасе посмотрела сначала вниз, потом наверх. Если незнакомец не поможет ей подтянуться, она вынуждена будет простоять здесь до завтрашнего утра.
   Берти потянул на себя с учётом предыдущего опыта. На этот раз он не старался тащить изо всех сил. Сначала резкое движение на себя, чреватое разрывом связок. Потом надо отловить момент, когда крышка отрывается от удерживающего механизма и начинает легко скользить вверх. Ещё одно движение на себя, на этот раз плавное. А потом быстро и резко тянем вбок.
   - Тихо, - сам себе сказал Берти. - Тихо, тихо, тихо.
   Крышка тяжело пошла на себя, потом со скрипом скользнула, наконец, ушла в сторону. Берти обессиленно опустился на одно колено. Если не передохнуть хотя бы немного, он рискует потерять сознание.
   Секунд тридцать ему понадобилось на то, чтобы успокоить дыхание. Ещё столько же для того, чтобы замедлить колотящееся сердце. Только после этого Берти сумел осторожно подползти к самому краю люка и заглянуть внутрь.
   - Ты там? - сказал он.
   Сенна взвыла. Это был самый идиотский вопрос, который можно было услышать в её положении. С другой стороны, выхода у неё не было. Каким бы кретином не был белокожий незнакомец, без него её крышка.
   - Дай мне руку, - сказала она. Подозрительно окинула взглядом хрупкое тело Берти и решила уточнить: - Только ты меня выдержишь?
   Берти молча кивнул. Он не собирался доказывать чёрной девке, на что способны старшие. Пусть он всего лишь помощник адвоката, кто-то вроде секретаря, но не справиться с тем, чтобы поднять наверх женщину? Смешно.
   Он прикинул, как лучше вытащить незнакомку. Если просто протянуть ей руку, как она и просит, есть риск и правда не удержать. Не потому, что не хватит сил у него, а потому, что не хватит сил у неё. Чёрт её знает, сколько она уже так стоит. Да и тащить за одну руку не особенное удовольствие, можно вывихнуть. Берти лёг на живот и свесился в люк.
   - Не дёргайся, - сказал он.
   Сенна уже хотела оторвать одну руку от потолка, но вовремя сообразила, что на этот раз лучше послушаться. Она с недоумением посмотрела на Берти. Что он задумал?
   - Когда я подхвачу тебя, постарайся схватиться не за шею, а за пояс, поняла? Иначе ты меня придушишь.
   Он перегнулся через край и резко схватил её за оба запястья. Почувствовал, как напряглись мышцы на спине, как прострелила шею острая боль. Потянул на себя правой рукой, так что ноги Сенны оторвались от шкафа. Она сдавленно пискнула и дернулась в сторону. В следующую секунду Берти перехватил левой рукой её под руку. Сенна перестала брыкаться и вцепилась в его шею.
   - Я же просил!
   Берти забыл о том, зачем он пришёл во дворец, забыл про младших, забыл про Гекату. Вся его вселенная сосредоточилась вокруг того, чтобы вытащить женщину из стеклянного люка. Его пальцы почти онемели, мышцы наоборот горели огнём, воздуха не хватало. Сенна снова замолотила ногами в воздухе, так что в какой-то момент оказалась почти наполовину под потолком, а не в люке. Берти встряхнул её так, что у неё хрустнул позвоночник и со всей силы потащил на себя. Ему удалось немного выпрямиться, потом встать на колени, и, наконец, повалиться назад. Сенна оказалась распластанной у него на груди. Несколько секунд она лежала без движения, потом перекатилась в сторону и упала на спину.
   Берти дышал тяжело и прерывисто. Он потянулся, жадно вдохнул воздух, подумал, что завтра у него будет болеть всё тело. Покосился в сторону на лежащую незнакомку и снова уставился в потолок. Сначала толком отдышаться, все вопросы потом.
   Сенна пришла в себя намного раньше. Она вскочила на ноги и весело смотрела на Берти.
   - Это было круто, - сказала она. - Извини, что я ругалась.
   Она подошла к люку, заглянула внутрь и хихикнула.
   - Я уже думала, мне оттуда не выбраться.
   Берти ничего не ответил. Сенна махнула рукой в сторону люка
   - Я его закрою. А то вдруг кто-то пойдёт ночью и грохнется.
   Стеклянная крышка лежала в стороне. Одна её сторона выкатилась из паза и Сенне понадобилось приложить все силы, чтобы поставить её на место. Берти некоторое время наблюдал за её потугами, потом подошёл и одним рывком выпрямил крышку.
   - Круто, - сказала Сенна. Она придирчиво осмотрела Берти с головы до ног. - А на вид ты такой хилый и хрупкий! Откуда ты?
   Берти не удостоил её ответом. Он был занят тем, что пытался сдвинуть крышку на место. Она скользила со скрипом и скрежетом, доехала до половины и намертво застряла. Подошла Сенна, посмотрела на крышку, попробовала подвинуть её сама. Они попробовали вместе, но всё без толку, крышка больше не двигалась.
   - Чёрт! - воскликнула Сенна, - Придётся здесь огородить, что ли. Тут с утра ходят младшие, а они вообще не смотрят под ноги.
   - Младшие? - спросил Берти. - Здесь есть младшие?
   - Ну да.
   - А где они?
   Сенна удивлённо на него уставилась.
   - Спят. Где им ещё быть в час ночи?
   - Что вы с ними сделали?
   - Уложили спать. Уже поздно.
   Берти почувствовал какой-то гул в ушах и закрыл глаза. Только спустя несколько секунд он понял, что это шумит его кровь. Сердце билось сильно и быстро. Он открыл глаза и посмотрел на Сенну.
   - Кто ты? - спросил он.
   Что-то в его взгляде не понравилось Сенне. Она склонила голову на бок и сделала шаг назад. Вся весёлость улетучилась, осталось только какое-то смутное и давящее чувство.
   - Я дочь Альберта, короля грейпов, - сказала она и произнесла своё длинное имя, состоящее из одних шипящих: - Я...
   Берти не слушал. Больше не было сомнений. Образ врага сформировался окончательно, сложился из мелких кусочков, как детская мозаика. Берти смотрел на чёрную женщину и видел тварь, погубившую целый народ. Чёрные люди убили младших. Чёрные люди убили его мать. А сейчас эта чёрная женщина стоит перед ним, как ни в чем не бывало и рассуждает о младших, которые уснули вечным сном.
  
   23.
   Энди с трудом встал на ноги. Сейчас его сознание было похоже на колеблющееся пламя свечи, он не вполне отдавал себе отчет в том, что действительно реально. Перед глазами плыла череда образов, он слышал обрывки разговоров, а ярче всего видел лицо девушки в белом коридоре. Оно будто парило перед ним.
   Он посмотрел на свои руки. Указательный палец всё ещё чувствовал невесомый нож, подушечка большого подрагивала, ощущая холодное лезвие. В ушах Энди раз за разом звучал тот хлюпающий звук, с которым нож вгрызался в плоть, и кровь начинала хлестать и по лицу ползли вязкие брызги. Он потёр ладони, коснулся лба, щёк, подбородка.
   - До следующего раза, - пробормотал он вслух и вздрогнул от звука собственного голоса. Он уже говорил это? Когда?
   Сон медленно сглаживался из памяти. Энди посмотрел на коммуникатор и быстрым шагом отправился в синий зал.
  
   24.
   Берти шагнул вперёд, одновременно нащупывая в кармане нож. До этой минуты он использовал нож только как орудие. Теперь пришла пора орудию превратиться в оружие, ножу снова стать ножом. Он сделал ещё шаг и выбросил руку вперёд.
   Треугольное острие отстало на долю секунды. За это время Берти успел подумать "ничего не получится", а потом думать было уже некогда. Всё случилось слишком быстро.
   На излёте движения руки Берти острие выстрелило из рукояти с едва уловимой вибрацией. Рукоять уже касалась Сенны, когда появилось острие, поэтому большая его часть материализовалась уже в её груди. Когда Берти почувствовал мощный толчок тела Сенны, напоровшегося на нож, рука его разжалась. Убивать он хотел, но убийцей не был. Ему стало страшно.
   Храмовое шоу, шоу младших закончилось, когда тёмная женщина с хрипом схватилась за рукоять ножа, торчащую из груди. Берти вдруг осознал, что всё происходит не по ту сторону стеклянного экрана, а прямо здесь, перед ним. Он хотел привычно спрятать лицо в ладонях и закричать, что его здесь нет, что это не по настоящему. Но руки его не слушались, голосовые связки парализовало. Берти оставалось только наблюдать.
   Боль пронзила грудь Сенны, сначала накатила волна жара, потом леденящий холод. Ещё одна вспышка боли сменилась удивлённым спокойствием. В руки закололи тысячи мелких острых иголок, каждая из которых одновременно ранила и утешала. Потом стали неметь пальцы, запястья, кисти рук, локти. Боль ушла, осталась только лёгкость, почти парение. Сенна стала хвататься за ускользающую реальность, но та раскачивалась всё сильнее и сильнее.
   Сенна рухнула на колени и кровь хлынула разом из всех ротовых отверстий. Кровь оказалась тёмно-вишнёвой и густой, как фруктовый джем. Она расчертила подбородок Сенны узкими полосами, стекала по шее на грудь, смешивалась с той кровью, что вытекла из раны на животе. Сенна захрипела и схватилась руками за горло.
   Исчезли образы, мысли превратились в слова. Сенна думала об отце, но не видела его лица, только слышала в ушах слово "отец". Она думала об Арлен с её тонкими пальцами, и видела написанные слова "Арлен" и "пальцы", а буквы такие круглые и аккуратные, какие никогда не удавались ей. Потом от буквы "А" в слове Арлен остался только тёмный силуэт, очерченный яркой линией. Силуэт то отдалялся, то приближался вплотную, синхронно с гулким биением крови в ушах. Постепенно контур стал угасать, пока не вытянулся в одну тонкую чёрточку. Чёрточка стала сужаться, пока не превратилась в золотой волос. Потом растаял и он.
   Когда Сенна затихла на полу, с Берти слетело оцепенение. Он подскочил к лежащей женщине, опустился рядом с ней на колени и встряхнул за плечи. Никакой реакции. Он встряхнул ещё и ещё. После очередного толчка её глаза открылись и бессмысленно уставились прямо на Берти. Он с воплем вскочил, подался назад и споткнулся о ручку кресла и грохнулся на задницу. Встать Берти не успел. Тучи рассеялись, и в небе показалась ясная Оливия. Её бледный свет медленно потёк через окно в комнату.
   Сначала свет Оливии осветил самого Берти и тот попятился в сторону, как будто Оливия могла показать всему миру ночного убийцу. Потом свет пополз дальше. Он укрыл тело Сенны серебристым одеялом, заставил мерцать её белый пояс, насквозь просветил тонкие пальцы рук, сложенных на груди. Свет вспыхнул и угас в открытых глазах, таких же янтарно-синих, как и глаза самого Берти. Но раньше чем Берти успел опомниться, свет поднялся выше по стене, медленно накатываясь на огромную картину в золотой раме.
   Берти увидел платье из тяжелого тёмно-красного материала. В лунном свете оно казалось пропитанным кровью. Он увидел руки, унизанные кольцами с драгоценными камнями, увидел филигранные браслеты, пышные рукава. Свет пополз выше, а Берти стоял, задыхаясь, потому что уже знал, что увидит дальше.
   Женщина на картине смотрела прямо на Берти. Смотрела пристально, гордо, даже высокомерно. Никогда прежде Берти не видел у своей матери такого взгляда. Это была не его мама-девочка со всегда смешливым выражением лица. Берти вообще сомневался в том, что женщина с картины умеет смеяться. Может быть, это свет Оливии выжег её весёлость, может быть, тому было виной совершенное им убийство. Берти стоял и смотрел на обеих женщин, нарисованную и мёртвую. А когда до него дошло, что ни одну из них вернуть уже не получится, он с плачем упал на колени и закрыл руками голову.
  
   25.
   Энди называл помещение над комнатой Сенны залом-с-картиной. Это было одно из его любимых мест во дворце, здесь он готов был проводить целые часы. Он любил зал, любил синий пол, любил толстый ковёр, любил женщину на картине. Прекраснее всего Шарлотта была в свете Оливии, спутника Гекаты и каждую ночь Оливия освещала её прекрасное лицо.
   Но сейчас Энди не видел картины. Его взгляд был прикован к тощей белой фигуре, стоящей посреди комнаты. Это был человек, которого можно было описать, как и прекрасную Эсмеральду: невысок ростом, но казался высоким, так строен был его тонкий стан. Светлая тонкая кожа, светлая одежда, светлые мокасины, само изящество с головы до ног, настоящий английский джентльмен. Энди достаточно было одного взгляда, чтобы назвать незнакомца Берти Вустером.
   - Кто... - сказал Энди и задохнулся от нахлынувшего ужаса. Слово "ты" застыло у него на губах, крик так и не сорвался. Он увидел тело Сенны и бросился к ней.
   Берти издал странный хлюпающий звук. Он схватился руками за шею, там, где ещё недавно смыкались руки Сенны. Согнулся пополам и стал дышать часто и сбивчиво.
   Энди шарил руками по телу Сенны. Он до последнего не мог поверить в то, что она мертва. Торчащая из её груди рукоять ножа расплывалась перед его глазами, кровь, совсем чёрная в лунном свете казалась бутафорской. Энди схватил её за плечи так, что остались глубокие отметины, встряхнул, провёл пальцами по лицу. В памяти воскресли все просмотренные фильмы и сериалы. "Скорая помощь", "Доктор Хаус", "Клиника", даже "Спасатели Малибу". Приложить два пальца к шее, пощупать пульс, прижаться ухом к груди, нужна вентиляция лёгких, разряд, ещё разряд, доктор, мы его теряем. В кино всё казалось таким реальным, таким настоящим, здесь превратилось в глупую игру.
   - Мне нужна помощь! - воскликнул Энди, неведомо к кому обращаясь. - Помогите! Помогите!
   Впервые в жизни он кричал по необходимости.
  
   26.
   Берти ещё несколько минут простоял неподвижно. Он пребывал в каком-то трансе, все его чувства были заблокированы. Первое, что он услышал, придя в себя, это крик Энди. Берти бросил на него безумный взгляд и его передёрнуло. Ещё одна тварь, на этот раз бледная и маленькая. Выглядит безобидной, но достаточно посмотреть на его лицо. Воплощение истинного кошмара.
   Мозг Берти работал так быстро, что он не успевал анализировать свои мысли. Информация валилась сверху, как снежный ком, заставляя его извиваться от боли. Он и не знал, что душевная боль может причинять такое мучение. Младшие, старшие, грейпы, Геката. Женщина сказала, что младшие спят, женщина просила его о помощи. Он протянул руку, вытащил её, помог ей, это был хороший поступок, кем бы она ни была, он, Берти, хороший. Его руки в крови, и эта лунная кровь, она капает с самого неба. Каждая капля взывает к отмщению, изобличает его, жжёт его похлеще кислоты. Как же больно! Нет, это невероятно, они не могли выродиться, не могли стать выродками, не могли стать ублюдками! Её глаза... Берти глухо застонал.
   Он затравленно посмотрел на картину. Взмолился мысленно - неужели ты не можешь быть немного добрее? Как его мама-девочка превратилась в эту высокомерную женщину? Берти поёжился под её взглядом. Что мне делать, мама? Что я наделал? Что ты наделала?
   - Я хочу домой, - прохныкал Берти. - Хочу домой! Домой!
   В коридоре послышался дробный топот ног. Берти обхватил себя за плечи, посмотрел направо, посмотрел налево. Перед глазами всё плыло в цветном мареве. Он не успел даже подумать о том, что надо бежать. Ноги сами несли его прочь из комнаты.
   Про четырёхмерный нож он забыл.
  
   27.
   Энди могли слышать старшие. Его слышал Хью, который сохранил тонкий слух ребёнка. Для всех остальных крик Энди звучал как комариный писк. Энди забыл обо всём. Он стоял на коленях рядом с Сенной, держал её руку в своей, кричал и кричал. Ему уже доводилось видеть мёртвых людей. Он видел, как умирала целая планета. Тогда смерть прошла в одном шаге от него. А сейчас он стоял со смертью лицом к лицу.
   Никто не услышал крик Энди, зато услышали предсмертный вопль Сенны. После того, как по дворцу пробежался вооруженный Берти, паника нарастала сама собой. Можно было не заметить пропажу охранника. Но когда две личные горничные вышли из комнаты рука об руку и не вернулись обратно, стало ясно, что происходит что-то серьёзное.
   Начальник охраны отдал приказ обшарить всё сверху донизу. Стеклянный дворец состоял из полусотни зданий, связанных между собой крытыми коридорами. Только для того, чтобы просмотреть данные со всех видеокамер потребовалось много времени. В кадр попала фигура невысокого человека, который быстро передвигался по коридорам, периодически взмахивая руками. Ни разу не появился он на освещённом участке, лицо его не попало в кадр. Ясно было только, что кожа у него светлая. На записях она почти светилась.
   Дворцовая территория занимала около восьмидесяти квадратных миль. Королю принадлежал обширный парк с подстриженными деревьями, лес и несколько рощ, луга и пастбища, извилистая река, часть морского берега. Все угодья были отгорожены высокой стеной из пуленепробиваемого стекла. Стена была шесть метров высотой, невидимое силовое поле возвышалось ещё на десять метров. Небо над дворцом просматривалось в автоматическом режиме, если бы нашёлся нарушитель, он был бы либо сбит над лугом, либо отконвоирован за стену и сбит уже там. Чужих во дворце не было.
   Та часть дворца, где располагались покои королевской семьи, была настоящим лабиринтом. Нельзя было просто пройти насквозь из одного конца в другой, сначала надо было долго плутать по узким коридорам. Два охранника, находящиеся в нескольких метрах от зала-с-картиной услышали стеклянный визг плиты, но путь к залу занял ещё десять минут. Хуже всего пришлось тому, кто находился за две комнаты от зала. Он видел сквозь стекло, как один человек убивает другого, видел, как обмякло и повалилось на пол её тело. Две толстые стены не дали разобрать лиц и одежды. Позднее он сказал только, что убийцей был белый.
  
   28.
   Берти стрелой летел по коридору. Он не знал, куда бежит, поэтому просто бежал, ни о чём не думая. Его тело требовало движения, вот он и бежал, бежал всё быстрее и быстрее. В ушах свистел ветер, перед глазами мелькали размытые образы. В животе появилась раскалённая дуга, которая сдавливала рёбра и выжимала последний воздух из лёгких. Пару раз Берти останавливался и держался за бок. Он сплёвывал и чувствовал во рту вкус желчи, делал глубокие вздохи и хрипел от боли. Весь мир подёрнулся мутной пеленой, как будто глаза Берти закрыли плёнкой.
   Люди, стены, стекло, стеклянные двери, стеклянные кадки с цветами. У цветов прозрачные розовые листья и крупные стеклянные бутоны. Стеклянные люди. Стеклянные взгляды. На бегу Берти посмотрел на свои руки и увидел, что они тоже стали стеклянными. Кровь Сенны была не просто на его руках, она была внутри его рук. Он видел красные капли внутри своих стеклянных пальцев. Воздух исчез. Стеклянный Берти бежал внутри стеклянной стены.
   Когда Берти увидел, что убийство превратило его в стеклянного человека, он очень быстро понял, что делать дальше. Убийце не место среди людей, стеклянному человеку не место среди людей из плоти и крови. Берти подбежал к раскрытому окну, влез на подоконник и прыгнул вниз. Для всех остальных его тело расплескалось по каменным плитам двора. Сам Берти в последнюю секунду жизни почувствовал, как взрывается тысячью стеклянных осколков.
  
   29.
   Познания Энди о первой помощи ограничивались тремя основными постулатами, почерпнутыми то ли из книг, то ли из сериалов. Не пытайтесь переместить пострадавшего человека, тем самым вы можете нанести ему ещё больше повреждений. Не запрокидывайте голову человеку с кровоточащим носом, он может захлебнуться кровью. Не вынимайте нож из раны, человек может истечь кровью. Последнее определённо было из какого-то детективного фильма. Он не знал, что делать.
   Когда в зал ворвались двое здоровяков в чёрной униформе, Энди просто сидел рядом с Сенной, держал её за руку, считал про себя до сотни и обратно. Его грубо оттолкнули в сторону, так что он перевернулся и разбил колени. Тогда он отполз к стене, прижался к ней спиной и обхватил ноги руками. В таком состоянии его и нашёл Стивен.
   Энди поднял голову и увидел, кто трясёт его за плечо. Он едва удержался от вопля. В голове мелькнула мысль, которая сама собой трансформировалась в обещание "я никогда больше не буду кричать". Незнакомец, склонившийся над ним, был ужасен. У него отсутствовала носовая пластина и под ней зияла впадина. Уголки больших круглых глаз опущены, ротовые отверстия деформированы. Энди увидел капельку слюны, стекающую из крайнего отверстия. Он перевёл дыхание, и вдруг в голове возникла яркая картинка - человек с деформированным лицом сидит в инвалидном кресле. Хокинг. Энди назвал незнакомца Стивеном.
   Жуткое шипение. Давно пора к этому привыкнуть, но Энди каждый раз чувствовал себя среди змей. Говорят, что страх перед змеями заложен генетически. Энди склонен с этим согласиться. У него не было разумного объяснения своего страха, даже ужаса. Он просто боялся, когда рядом раздаются низкие шипящие голоса. Голоса Гекаты.
   Стивен обращался к нему и говорил с ним. Он был единственным человеком во всём стеклянном дворце, который не знал Энди. Для остальных Энди это живой сувенир, привезённый королевской дочерью. Для Стивена Энди это только бледная тварь, обнаруженная им у тела убитой Сенны. Он схватил Энди за плечи, встряхнул и поставил на ноги.
   Лоб Энди покрылся испариной. Редкие оставшиеся волосы были мокрые от пота. Пот заливал глаза, тёк по крыльям носа. Энди чувствовал, что воняет потом, чувствовал, что его кожа влажная и липкая, но это больше не вызывает отвращения. У него появилось очень странное ощущение. Всё неважно. Неважно, кто убил Сенну, неважно, кто эти люди, кто этот человек. Неважно, что будет дальше. Ноги у него подкосились и он повис в руках Стивена.
  
   30.
   Энди снова был в белом коридоре. На этот раз его пребывание там ограничилось несколькими секундами. Он успел почувствовать твёрдый пол под ногами и вдохнуть густой запах мяты. Потом в мозгу что-то сдвинулось и в голове не осталось ни одной мысли, ни одного образа. Энди как будто парил глубоко внутри самого себя. Из всех ощущений и чувств у него была только белизна, бесконечное, целый мир заливающее марево. Энди плыл в белизне, дышал белизной, был частью белизны. Когда он подумал, что хочет остаться в этом белом пространстве, он очнулся.
  
   31.
   О смерти своей дочери Альберт узнал по телефону. Он ехал в машине от Арлен, говорил с Арлен по телефону, как вдруг пришёл параллельный звонок. Альберт потратил ещё несколько секунд на то, чтобы сказать "Я перезвоню". Прежде чем принять звонок, он успел улыбнуться. Ещё утром он думал о том, что зря потратил годы, проведённые без Арлен. Сейчас он понял, что нельзя узнать лучшую из женщин, не познав других. Всё познаётся в сравнении.
   - Я слушаю, - сказал он. А потом больше ничего не говорил.
  
   32.
   Энди отнесли в комнатушку на уровень ниже комнаты Сенны и бросили на пол. Щёлкнул дверной замок, Энди остался один. Он прижался щекой к стеклянной стене и просидел так с четверть часа, ни о чем не думая. Холод стекла отгонял дурные мысли, холод унимал боль. Энди погрузился в пограничное состояние между сном и явью. Всё происходящее вокруг казалось нереальным. Стены стали выше и тоньше, зазвенели, как натянутая струна. Пол стал кафельным и холодным. Воздух и тот изменился, наполнился мелкими хлопьями, которые забивались в рот и лёгкие. Всё отчетливее пахло мятой. Энди стал раскачиваться взад и вперёд.
   Комната, где заперли Энди, стала единственным спокойным местом во дворце. Здесь была тишина, а кругом был шум, здесь не было суеты, а кругом все торопились и бегали, сталкивались друг с другом, падали и снова вскакивали. Энди сидел на голом полу, перебирал пальцами бахрому на своей рубашке. Он заснул и сам не заметил этого. Ему ничего не снилось.
   Разбудил его Хью. Он был бос и одет в пижаму с нарисованными на ней крупными белыми лилиями. Воспалённые глаза смотрели безумно, изо рта ощутимо несло гнилью. В левой руке зажат пистолет. Хью вцепился Энди в волосы и поставил его на ноги.
   - Ты убил её, - сказал Хью. Энди не успел даже открыть рот, чтобы ответить. Хью ударил его по лицу так, что он отлетел к стене.
   - И теперь они хотят убить тебя на рассвете. Через десять часов. Но я, - тут Хью закашлялся, потёр лицо руками и сказал уже спокойнее: - Я убью тебя раньше.
   Если бы Энди сказал "я не убивал её", Хью его пристрелил. Но Энди не допустил такой ошибки. Он спокойно посмотрел на Хью.
   - Это был не я, - сказал он. Хью на мгновение смутился. Это спасло Энди.
   - Ты убил её, - сказал Хью уже не так уверенно.
   - Белый парень.
   - Ты убил её!
   - Худой и высокий. Одет в светлый костюм.
   - Ты убил её! - завизжал Хью. Энди и представить не мог, что тот может так кричать.
   - Я спугнул его и он сбежал. Я звал на помощь, но меня можешь слышать только ты.
   - Ты, - сказал Хью. И расплакался.
   Энди перевёл дыхание. Ему было не по себе. И дело не в том, что Сенна мертва, а его обвиняют в убийстве. Никогда прежде Энди не чувствовал себя таким спокойным, таким хладнокровным. Он вдруг каким-то необъяснимым образом нащупал нити, удерживающие реальность и держался за них, что было сил. Что бы не случилось, всё было частью общего замысла. Энди стоял и думал, какого ж чёрта раньше он был таким дураком.
   - Она спасла меня. Вытащила из умирающего мира. Ты и правда думаешь, что я мог бы так ей отплатить?
   - Ублюдок, - прорыдал Хью.
   - Пусть так. Но убил её другой человек. Он... - тут Энди осенило, - Картина! Он был похож на женщину с картины!
   Хью отнял руки от лица и посмотрел на Энди.
   - Королева Шарлотта?
   - Да! Лицо. Эти... глаза. Мимика. У него было её лицо!
   Хью осел на пол и надолго замолчал. Энди слышал, как тяжело он дышит.
   - Старшие, - наконец, сказал Хью. - Первая королева была старшей.
   Он посмотрел на Энди покрасневшими глазами.
   - Я тебе не верю. Принцесса Сенна убита... штукой. Бесформенной. Не отсюда. Ты принёс её с собой. И убил Сенну.
   Энди снова едва не допустил ошибку, которая могла стоить ему жизни. Он хотел сказать "я не убивал её". Вместо этого он помолчал немного и спросил:
   - Откуда ты знаешь, чем убили Сенну?
   - Сукин сын. Я подключился к камерам. Эта штука торчала прямо из её груди. Они так и не вытащили её.
   - Что это было?
   - Она истекла кровью и умерла! Ты убил её!
   - Что это было? - спросил Энди чуть громче. - Ты разглядел это?
   Хью шумно втянул в себя воздух. Провёл руками по щекам, стёр слёзы. Энди отметил, что он плачет какой-то густой жидкостью, похожей по консистенции на зубную пасту.
   - Я не смог. Оно не имеет формы. Кажется, что это нож, но вовсе и не нож. Это как... Как видеть в облаках коней и дельфинов.
   - Воображение рисует детали, - подсказал Энди. - Ты видел у меня эту штуку раньше?
   - Нет, но...
   - Ты видел?
   - Нет!
   - Где по-твоему я мог её прятать? Последнюю неделю я не выходил из подвала. Ты же знаешь. Ты... Проклятие. Посмотри записи с камер.
   - Уже смотрел. Зал не просматривается вечером. Только жилые уровни.
   Энди задумался, встряхнул головой, смахнул со лба прилипшие волосы.
   - Посмотри её комнату! Посмотри, чем она занималась последний час! Она пыталась выбраться и позвала меня на помощь!
   Он протянул Хью коммуникатор.
   - Взгляни сам. Это она.
   Хью просмотрел сообщения и снова закашлялся. Энди терпеливо ждал, пока он придёт в порядок.
   - Она позвала тебя на помощь. И ты убил её.
   Энди вдруг понял, что ему всё равно, убьёт его Хью или нет. Он сказал то, что Хью ждал от него с самого начала. Это было сигналом к убийству.
   - Я не убивал её!
   Хью направил на него пистолет. Подержал несколько секунд под прицелом, сглотнул. И медленно опустил.
   - Ты заметил, куда убежал тот парень? - спросил он.
  
   33.
   Арлен нашла на подоконнике мёртвую осу. В другое время смерть священного насекомого вызвало бы печаль, может быть, даже слёзы. Но сейчас все её мысли были заняты только событиями последних часов. В полночь позвонил Альберт, сообщил, что кто-то убил его дочь и с тех пор больше не выходил на связь. Арлен посмотрела сводки в сети, сделала пару звонков, но так и не узнала подробностей. Она держала в руках коммуникатор и сдавленно ругалась. Доступ в закрытый сегмент сети был закрыт для низших классов. И это в нашу просвещенную эпоху, четвёртый век.
   Она осторожно провела пальцем по прозрачным крыльям. Лёгкие, невесомые. Сложно представить, как такая хрупкая штука позволяет удержаться в воздухе. Мёртвая оса напомнила её о скорой зиме. В королевстве Альберта всегда тепло, дожди и те довольно редки. Зимой дуют сухие ветра, поля засыпает рыжей пылью, от пыли рыжими становятся деревья и луга. Море тоже становится рыжим. Зимнее море.
   Древние верили в то, что души умерших уносятся прямиком в зимнее море. Они возвращаются с весенними дождями, с ночной росой, с утренними туманами. Вернётся ли дочь Альберта? Арлен очень надеялась, что нет.
   Иногда Арлен сама не понимала, чего хочет. Стремление к власти было только желанием вырваться из своей касты, из своей роли. Ей хотелось быть законопослушной, но законы жизни не всегда законы справедливости. Кое-что давно пора изменить.
   У короля Альберта много детей, пожалуй, даже слишком много. Старший сын однажды займёт его место, старшая дочь унаследует половину состояния. Кое-что достанется младшим и по закону Сенне должно было отойти меньше всех. Но король на то и король, чтобы менять законы. Он собирался оставить своей непутёвой дочери миллионы, наравне со старшими детьми. Зная её характер, он назначил опекунский совет, который должен был распоряжаться деньгами Сенны до того момента, как она получит образование. Небольшая ежегодная рента, крупные траты только после серьёзного обоснования. В самый раз для такой взбалмошной девицы, как Сенна.
   Арлен хотела подружиться с Сенной. Любая паутина начинается с одной нити, любая дорога с первого шага. Только Сенна разделяла взгляды отца на равенство между классами. Из всех детей короля подобраться можно было только к ней. Это не Сенна настояла на встрече с Арлен. Арлен позвонила ей сама и пригласила в гости. Она рассчитывала стать лучшей подругой Сенны, делиться с ней секретами, тихонько хихикать, держась за ручки. Именно Сенна должна была убедить отца в том, что Арлен будет лучшей королевой. И теперь всё пошло прахом.
   Арлен расхаживала по своей гостиной взад и вперёд. Нанизывала на указательный палец длинную нитку бус, размазывала ладонью потёкшие тени. С раннего детства она мечтала пробиться наверх, влиться в другой класс, стать по-настоящему своей. Альберт, конечно, лапочка, но вся его решимость проходит, стоит только переступить порог родного дома. У Арлен уже был опыт увода мужчин из семьи, но тогда её противником всегда была только одна женщина, а не целое королевство.
   Отступать ей не хотелось. Она подошла к телефону, задумалась на секунду и набрала номер. Ответили почти сразу.
   - Слушаю? - мужской голос звучал напряженно. - Кто это?
   - Меня зовут Арлен. Я подруга Сенны.
   - Арлен, боюсь, вам придётся перезвонить. Мы все здесь немного заняты.
   - Я всё знаю, - сказала Арлен. - Я знаю, что принцесса Сенна убита. Я...
   - Кто вам это сообщил? - резко спросил мужчина.
   - Король Альберт.
   На той стороне воцарилась пауза. Когда мужчина снова заговорил, его голос звучал уважительно.
   - Простите, Арлен. Меня зовут Зетни, я начальник дворцовой охраны. Дело в том, что у принцессы Сенны нет подруг. Не было. По крайней мере...
   На этот раз его перебила Арлен.
   - Мы дружили, - сказала она. - Просто редко встречались. Я могу приехать во дворец? Хочу выразить соболезнования её родным.
   - Арлен, я не думаю, что...
   - Я приеду. Впишите моё имя в список, - сказала Арлен.
   Она повесила трубку. Сердце колотилось, как сумасшедшее. Если охранник не перезвонит, значит, во дворец её всё-таки не попасть. Если он не перезвонит...
   Раздался звонок.
   - Арлен, вы слушаете? Я выписал пропуск на ваше имя.
  
   34.
   Альберт сидел один в своём кабинете. Он не хотел никого видеть, не хотел, чтобы с ним кто-то заговаривал. Не хотел даже мести. Преступник пойман, что ж, хорошо. Он не глядя подписал приказ о казни. Жизнь за жизнь, старое варварское правило. Ни одна казнь ещё не осушила слёзы осиротевших людей, ни одна смерть не вернула любимых. Альберт поставил локти на стол и закрыл лицо руками.
   Когда-то очень давно он прочитал "Наставления отца". Здоровенный том, никак не меньше двух тысяч страниц. Там содержались наставления для настоящего грейпа в форме коротких рассказов. В основном перечисление очевидностей вроде "нельзя воровать", всегда с указанием, что случится в случае несоблюдения наставлений. Если будешь воровать, то попадёшь в тюрьму, если будешь пить, умрёшь от отказа печени. Если уйдёшь из своей семьи...
   - Потеряешь то, что всего дороже, - произнёс Альберт вслух. Раньше он считал, что авторы "наставлений" имели в виду семью. Основа жизни любого грейпа, самое драгоценное, что только может быть в мире. Он думал, что совершивший проступок наказывает себя сам. Сейчас до него дошло, что здесь говорится о возмездии. Он решил уйти от семьи и получил по заслугам. Сенна мертва. Его любимая дочь мертва.
   - Я убил её, - сказал Альберт. Он упал лбом на стол.
  
   35.
   Хью и Энди сидели вдвоём на корточках. Хью молчал и водил пальцем по полу, Энди рассказывал.
   - Я не мог погнаться за ним, понимаешь? Я думал, она ещё жива. Я звал на помощь.
   - Ты веришь, что можно услышать голос на расстоянии? - неожиданно спросил Хью.
   - Ты про телефонию?
   - Нет. Просто голос. Сенна кричала, когда он убил её. Мне кажется, я это слышал.
   Энди помотал головой.
   - Я не верю в такое.
   - Я тоже. И всё-таки услышал.
   Хью поднялся на ноги. Встряхнулся, поправил штаны. Посмотрел на Энди.
   - Сукин сын. Если бы не ты, она бы осталась в комнате.
   Энди ничего не ответил.
   - Надо уходить, - сказал Хью. - Вставай.
   - Что?
   - Что слышал.
   Энди встал. Его качнуло, он схватился за стену. Хью подхватил его за плечо.
   - Пошли.
  
   36.
   Арлен стояла перед Альбертом и пристально на неё смотрела. Первое чувство, которое король увидел в её глазах, было состраданием. Он привык к её холодности, её иронии, равнодушии, невольно сквозящем в словах "я люблю тебя". Сострадание было таким новым, что Альберт на мгновение потерял самообладание. Он встал из-за стола и порывисто обнял Арлен.
   - Моя дочь, - пробормотал он, уткнувшись лицом ей в шею. Арлен прижала его голову к себе.
   - Я знаю. Ничего не говори, ладно? Я знаю.
   Потом они долго сидели бок о бок на полу и много говорили, но потом никто так и не сумел вспомнить, о чём именно. Рука Арлен была крепко зажата между ладонями Альберта, шелковые ленты на его поясе переплетались с её лёгкой хлопковой накидкой. Арлен положила свой острый подбородок на плечо короля. Он чувствовал её дыхание и постепенно отчаяние сменялось тихой скорбью.
   - Мы должны уйти отсюда, - сказал он наконец. - Я не смогу сделать тебя королевой, но я могу отказаться от короны.
   Арлен подняла голову и взглянула ему в лицо. Всю свою жизнь она мечтала занять место, которое было бы выше отведённого ей по рождению. Последние месяцы она испытывала сладкий ужас при мысли о том, что действительно может стать королевой Орена. А сейчас она сидела на полу рядом Альбертом и думала, что есть место гораздо выше трона любого королевства. Она смотрела на короля и с необычайной уверенностью понимала, что уже заняла это место. Она легонько коснулась ладонью его лба.
   - Я буду с тобой.
   Энди Гдански решил бы, что она спятила.
  
   37.
   Если Хью надо было куда-то отвести Энди, он вёл его за руку. Так было раньше, так было и теперь. Сначала Энди было непривычно идти рука об руку с мужчиной, потом он привык. Он понял, что жители Гекаты выглядят как люди и зачастую поступают, как люди. Но людьми в полном смысле этого слова они не были. Слишком велика разница.
   Пальцы Хью были влажные, может от пота, может от слёз. Он крепко держал Энди за ладонь, его указательный и средний пальцы охватывали пальцы Энди. Кончики пальцев упирались в костяшки. Энди было больно, но он старался не показывать виду. Знал, что Хью сейчас гораздо больнее.
   Они прошли по узкому коридору, свернули в маленькую комнатушку и постояли там несколько минут неподвижно, ожидая, пока мимо пройдёт небольшой отряд. Хью предусмотрительно отключил свет на всем уровне. Никто не должен был помешать ему убить Энди.
   - Там наверху полно народа, - сказал Хью.
   - И все хотят моей крови?
   - Нет, зачем? С тобой как раз всё ясно. Они решают, кто теперь будет королевской любимицей.
   Энди кивнул. Он никак не мог понять сложных переплетений в королевской семье. У короля было слишком много жен и слишком много детей. Имён он им не давал, на такое количество просто не хватало фантазии. Кроме того, для Энди все они были на одно лицо. Одинаковая одежда, одинаковый макияж. Различались только рисунки на носовой пластине. Энди думал, что для них люди тоже выглядели бы одинаково. Одинаково жутко. Редко когда кто-то не передёргивался от отвращения при виде него. За такое время должны были уже привыкнуть, но так и не привыкли.
   Хью резко повернул, пробежался по короткому коридору и нырнул к длинному проходу вниз. Энди никогда не был в этой части замка. Судя по всему, это была одна из башен, уходящих вглубь, с маленькими секциями и крутыми поворотами. Спираль закручивалась вниз так резко и под таким углом, что у Энди начала кружиться голова. Один раз ему пришлось остановиться и схватиться за стену. Его вырвало.
   - Это отвратительно, - сказал Хью.
   - На себя посмотри, - огрызнулся Энди. Больше всего ему сейчас хотелось прополоскать рот.
   Впереди Энди увидел первую дверь, встреченную во дворце. Ни силового поля, как на входах в жилые комнаты, ни переплетённых ленточек, как в гостиных и всех прочих общих помещениях. Дверь была самой настоящей, сделанной наполовину из толстого стекла, а на половину из серебристого металла.
   - А ключа нет, - сказал Хью с какой-то странной весёлостью. - Мы в ловушке.
   - Как тогда... Чёрт, нам надо...
   - Заткнись и не считай меня идиотом.
   Хью приложил к двери ладонь с растопыренными пальцами.
   - Это я строил эту сеть.
   Дверь разделилась на две части, которые разъехались в разные стороны.
   - Подошло! Тебя пустило!
   - Попробовали бы они меня не пустить. Эти люди подкупают инженеров и секретарш. Кретины. Если у кого и есть ключ от всех дверей, так это у админа.
   За дверью оказалось помещение с круглыми стенами, заставленное потрёпанными коробками.
   - Пещера чудес, - пробормотал Энди.
   - Помоги тут разгрестись. Нам надо добраться до той стены.
   Энди принялся за работу. Он растаскивал тяжёлые коробки в сторону, поднимал пыльные мешки с какой-то сыпучей дрянью. Очень скоро глаза его заливал пот, а рубашка прилипла к спине. Отчаянно ныла поясница, но Энди не останавливался. Он работал как робот, то и дело нагибаясь за новой коробкой.
   - Что внутри? - спросил он. Хью как раз поднимал очередную коробку. Дышал он со свистом, на шее вздулись тёмные вены. Ответил он не сразу.
   - Да так, всего понемногу. В основном старое железо.
   - Я думал, у тебя всё на складе.
   - Там то, что ещё может пригодиться. Здесь совсем хлам.
   - Тогда почему просто его не выбросить?
   - Собирался. Всё руки не доходили. Это надо заказывать машину, договариваться со свалкой, выбивать денег из Чарльза.
   Чарльз был начальником Хью. Энди назвал его Чарльзом в честь героя старого сериала. Весёлый парнишка, который отчаянно пытался быть серьёзным. Начальник Хью был точно таким же.
   - Я же тебе рассказывал, как здесь всё делается, - продолжил Хью. - Если я скажу, что мне нужны деньги на новую серверную, Чарльз просто попросит прислать счёт. А вот если нужен новый диск в хранилище, то тут придётся написать с десяток объяснительный записок. Одно время я даже думал попросить кого-нибудь в штат, чтобы занимался за меня этими проклятыми сочинениями.
   Он подхватил новую коробку, оттащил её в сторону и злобно пнул ногой.
   - Не знаю, есть ли где ещё такой бардак, как в государственных учреждениях. Про мусор я даже не заикался. Я бы в жизни не доказал Чарльзу, что эту дрянь надо утилизировать.
   Энди слушал Хью вполуха. Он отметил для себя, что тот говорит совершенно спокойно. То ли его успокаивал разговор о работе, то ли физические упражнения. Когда последние коробки были сдвинуты с места, Хью кинулся со стены и приложил руку к боковой панели. Раздался глухой звук и в стене образовался низкий проём. За ним зияла чёрная дыра.
   - Туда, живо!
   Они по очереди влезли в коридор. Энди ободрал плечи об острый край стены и на ходу стёр кровь ладонью. Хью шёл впереди, подсвечивая себе коммуникатором.
   - Это закрытая секция, но нас уже ищут. У нас есть десять минут. Через десять минут здесь будет полно ликвидаторов.
   Коридор вывел их в круглую комнату. Стеклянный потолок был завешен черным материалом, сквозь который не пробивался ни один лучик света. На стене тускло светилась зелёная табличка со схематично нарисованным грифоном, герб Орена.
   Хью споткнулся и упал, едва не сломав себе лодыжку. Он встал прихрамывая и опёрся о плечо Энди.
   - Давай туда.
   Энди завертел головой, не понимая, куда он указывает. Хью выругался.
   - Ты ослеп? В ту дыру.
   - Я не понимаю, - жалобно сказал Энди, посмотрел вниз и понял. У самого пола было отверстие меньше полуметра в высоту.
   - Давай первым. Придётся проползти несколько метров, но так точно никто не упадёт на хвост.
   Энди опустился на четвереньки и вполз в дыру. Явственно пахнуло извёсткой, руки провалились во что-то мягкое и холодное. Энди попятился обратно.
   - Эй, там...
   - Это просто земля. Там снят пол. Ползи давай, я за тобой.
   Коридор с земляным полом растянулся метров на пятьдесят. Это расстояние показалось Энди втрое длиннее. Несколько раз он останавливался и вытирал руки об стену. Один раз проход настолько сузился, что ему пришлось помогать протиснуться Хью.
   Из коридора они выбрались в тесную комнатушку, стены которой светились ярко-белым цветом. Хью облегченно вздохнул сразу через семь своих ротовых отверстий.
   - Всё ещё работает. Это аварийное управление нашим умным домом. Осталось от ребят, которые проводили инсталляцию. По инструкции надо было отключить, когда всё завелось, но я решил оставить на всякий случай.
   - Ты хочешь сказать, что не был уверен?
   - А откуда мне было знать?
   - Мы ползли сюда, а ты не знал?
   - Заткнись.
   Хью оторвал от стены прямоугольный кусок. В его руках он не перестал светиться, напротив, свечение стало ярче. Хью придирчиво осмотрел его со всех сторон и вбил несколько команд. Дернул Энди за руку.
   - Слушай сюда. Я отключу наш лагерь от общей сети. Аварийный генератор врубится почти сразу, сеть автоматически поднимется через несколько минут. Часть служб не будет работать. Я единственный, кто что-то в этом понимает. Сначала они будут искать меня, потом кого-то, кто сможет сходу во всём разобраться. В любом случае я бы не рассчитывал больше, чем на полчаса. Но полчаса у нас гарантированно есть. Поэтому слушай внимательно и постарайся не налажать.
   - А что с охраной? Они должны искать меня.
   - Они и ищут, за этим сюда и прибыли. Не перебивай. Я отключаю сеть, блокируются все проходы, все отсеки. Мы идём в сторону лётной площадки, открывая двери вручную. Если охрана находится в другой секции, нам повезло. Если нет, то... Не повезло. В любом случае на полчаса у нас ключ от всех дверей. За этой комнатой будет ещё один проход, очень длинный, шесть дверей, на каждую по двадцать секунд. Я открываю двери, ты следишь, чтобы не было никого на расстоянии как минимум двух коридоров. Иначе они смогут последовать за нами хотя бы параллельно. Или оповестить остальных.
   - Интерком будет работать?
   - В пределах одной секции. Они смогут оповестить друг друга, если находятся на расстоянии тех же двух коридоров. Я досчитаю до десяти, потом открою дверь. За дело, поехали.
   Хью ввёл ряд символов левой рукой. Подождал с пол минуты и кивнул:
   - Один... Два... Десять.
   Дверь открылась. Энди сорвался с места так быстро, что не успел понять, что происходит. В коридор он влетел в полной темноте.
  
   38.
   На долю секунды все огни стали ярче. Потом свет мигнул сначала в коморке, потом во всём дворце. Ещё одна яркая вспышка и следом за ней снова короткая темнота. Взвыла и затихла сирена. Раздался топот сотен ног по стеклянному полу. Прямо перед носом Энди опустилось дрожащее полотно, сквозь которое можно было увидеть новые полотна.
   - Два коридора! - заорал Хью.
   - Там никого!
   - Если ты их проглядишь...
   Он не договорил и занялся первой дверью. Энди ожидал, что она поднимется наверх, как рольставни, но по ней прошла ещё большая дрожь, разошлись глубокие волны и завеса просто растворилась в воздухе.
   - Дальше, дальше!
   Следующая завеса казалась плотнее предыдущей. Энди осторожно коснулся её рукой и почувствовал знакомое покалывание.
   - Два коридора, дятел! Не лапай её руками!
   Завеса раскололась надвое и опустилась вниз искрящейся пылью. Хью втолкнул Энди в проход и побежал позади. Чем дальше по коридору, тем ниже становился потолок. Энди уже касался его головой, Хью приходилось бежать пригнувшись.
   Третья завеса, четвёртая, пятая, шестая. Хью просчитался и с глухим ворчанием вскрывал уже восьмую дверь. Энди юркнул вперёд, оглянулся через плечо и увидел длинную фигуру в соседнем коридоре.
   - Там!
   - Что, чёрт! К стене! К стене!
   Энди не понял, чего от него хотят и тогда Хью схватил его за плечи и прижал к стене. Восьмая завеса сначала снова опустилась, потом стала медленно поворачиваться боком, превращаясь в револьверную дверь.
   - Туда! - указал Хью рукой вперёд. - Давай, не останавливайся!
   - Это его остановит? - спросил Энди на бегу.
   - Это остановит нас, если не поспешим. Я развернул все двери на этой секции. Это вызовет серьёзную перегрузку, через несколько секунд они блокируются. Если там впереди есть ещё завесы, нам не выбраться.
   Вдоль пола и под самым потолком по стенам разбежались красные линии. Они пульсировали с частотой, почти не уловимой человеческому глазу, так что казались Энди слегка подрагивающими. Он зажмурился на бегу и увидел сквозь закрытые веки зелёную пульсацию. Казалось, что она проникает прямо в мозг. Энди почувствовал озноб.
   Коридор поднялся выше на одну секцию. Справа бежали люди в белых костюмах, с круглыми штуками в руках, похожих на маленькие щиты. Энди понятия не имел, что это такое, но выглядели они угрожающе. У них были бритвенно-острые края и ярко-красная сердцевина. Пол вздрагивал от тяжелых шагов.
   - Через двести метров коридоры сходятся, - сообщил Хью на бегу. - Завесы нет. Нам придётся улизнуть прямо у них под носом. Ты увидишь поворот. Мы должны оказаться там раньше них. Мы должны...
   Они вбежали в проход, обогнав преследователей только на несколько секунд. Широкий красный луч рассёк коридор, скользнул по голени Хью и отразился от стены сотней узких полос. На мгновение Энди ослеп и бежал вперёд только по инерции. Сзади раздался скрип, опустилась ещё одна завеса. Когда зрение снова к нему вернулось, он увидел перекошенное от боли лицо Хью. Раньше Энди не доводилось видеть какую-то мимику у своего приятеля, поэтому это напугало его ещё больше.
   - Ты как?
   - Иди давай. Осталось меньше пяти минут.
   Энди не стал спорить. Он бежал и чувствовал, как в левом боку разливается жаркое ощущение. Сначала это была покалывающая боль, которую ещё можно было терпеть, потом как будто его прокалывали ножом до самых рёбер. И, наконец, всепроникающий жар, от которого сложно дышать и больно сделать лишнее движение.
   Хью вдруг остановился и прислонился к стене. Запрокинул голову и стал жадно вдыхать воздух. Энди тронул его за руку.
   - Ты как?
   - Спасибо, херово. Но уже недалеко. Помоги мне...
   Он опёрся на плечо Энди всем своим весом. Энди пошатнулся, едва не упал и сделал неуверенный шаг вперёд. Тело повело вбок, рука сама собой ухватилась за гладкую стену. Хью издал странный свистящий звук.
   - Я не смогу тебя нести, - сказал Энди.
   - Тебе и не понадобится. Только... В общем, постарайся меня придержать. Моя нога онемела почти до бедра. Ты, конечно, и понятия не имеешь, что это такое, но... О, господи!
   Энди медленно заскользил вдоль стены, пытаясь только удержаться на ногах. Хью хромал рядом, держась за Энди, как за трость. Ещё несколько шагов и впереди показалась комната, залитая ярким солнечным светом. Энди ввалился в неё и рухнул на пол, Хью повалился за ним.
   - Я заблокирую дверь.
   - Хорошо.
   В комнате было три окна, каждое до середины забрано решетчатыми ставнями. Полосы света составляли на полу причудливый узор. Мельчайшая пыль танцевала в солнечных лучах. В углу стояли сваленные в кучу разобранные грифоны без крыльев и хвостового оперения. Голова была только у одного из них. Хью на четвереньках подполз к грифону с головой, провёл рукой по его шее и выдвинул световую панель. Планшет, захваченный в рубке управления, он не глядя бросил Энди.
   - Вбей маршрут! На север, откуда всходит Оливия!
   - Я не умею обращаться с этой штукой!
   - Разберёшься по ходу! Если я не подниму стену, то...
   Он не договорил и уткнулся в панель. Пальцы быстро забегали по блоку с кружочками. Несколько раз под потолком вспыхивало синее табло, и тогда Хью шипел, как сдувающийся мяч.
   Энди взял планшет, провёл пальцем по его краям. Большинство символов были ему знакомы, ярлыки игр, прямая связь с пушером, вызов охраны. Есть и карта, вот только без солнца она совершенно бесполезна. Никаких спутников, никакого GPS. Любое транспортное средство ориентируется днём по солнцу, ночью по Оливии и звёздам.
   Он подбежал к окну, подтянулся, запрыгнул на подоконник. Подставил экран под солнечные лучи и определил местоположение. Дальше проще, сохранить текущее положение, выбрать нужную точку, вбить данные. Как можно сохранить маршрут оффлайн, Энди не нашёл, поэтому просто сделал несколько снимков экрана. Хотя бы приблизительно, но надо знать, куда направляться. Сомнений в том, что из дворца придётся выбираться очень быстро, у Энди не было.
   - К стене! - крикнул Хью. Энди не понял, тогда Хью схватил его за воротник и откинул к противоположной стене. Грянул взрыв.
   На несколько секунд Энди снова ослеп. Когда дымка рассеялась, он ещё несколько секунд ничего не мог различить из-за ярких пятен на сетчатке. Белая пыль попала в горло, в лёгкие, он согнулся пополам и закашлялся. Хью сидел на полу, тяжело дыша. В руках у него была длинная серебристая палочка, явно вытащенная из грифона.
   - Туда, в проём!
   Энди пришёл в себя и помог ему встать. Хью был тяжелым, ноги его держали с трудом. Он дрожал, как в лихорадке. Правая нога у него по-прежнему не работала, но он быстро приспособился ходить, держась за стену.
   - Идти сможешь?
   - Да. Меня немного тряхнуло. Я не нашел, как отключить эту штуку и замкнул контакты.
   Вдвоём они выбрались сквозь разрушенную стену и помчались по крытому стеклянному коридору к синеющему вдали огоньку. Хью сказал, что оттуда уже рукой подать до старого хранилища. Энди хотел спросить, как они взлетят с нулевого уровня, но решил промолчать.
   Сработала ещё одна сирена. На этот раз её услышал даже Энди. По ушам резануло звуковой волной, от которой заныли зубы и засосало где-то в животе. Хью споткнулся и повис всем телом на Энди.
   - Спокойно. Я тебя держу.
   - Чёрт, её надо вырубить. Дай сюда эту штуку.
   Хью взял планшет у Энди, перешёл в консольный режим и стал быстро вводить последовательности кружочков. Панелью стандартного ввода он не пользовался, большой палец выводил идеально ровные круги, указательный перечеркивал их ровными линиями. Он ввёл длинный ряд символов, стёр несколько тыльной стороной ладони, ввёл заново. Сирена стихла.
   - Давай-давай, не стой!
   Синее свечение оказалось силовой дверью. На этот раз просто пройти сквозь неё не удалось, нужен был ключ. Хью бессильно стукнул кулаком по стене.
   - Твою мать!
   - Дай сюда, - сказал Энди.
   Он взял планшет, просмотрел последние запросы Хью, считал информацию с синей завесы.
   - А где стандартный ввод?
   - Это консоль, придурок! Пиши руками.
   Энди кивнул. Кое-кто слишком долго работал с Megahard, начинаешь ожидать графический интерфейс даже там, где его и быть не может. Он стал вводить круги сам, не такие ровные, как получались у Хью и не так быстро. Хью сопел у него над плечом.
   - Ты три часа будешь возиться, дай сюда.
   - Спокойно.
   Символы замелькали на экране, появились новые. Энди расчертил экран на две части, на одном уже отрабатывал введённый код, на другой он заканчивал вводить символы. Комбинацию он выбрал верную, Хью взглянул на экран и кивнул.
   - Запускай.
   Белая завеса поднялась вверх медленно, как фата невесты. Искры рассыпались и осели на стенах. За завесой оказалось маленькое хранилище. В нём было с пол дюжины автомобилей и всего один грифон.
  
   39.
   - Этот наш, - сказал Хью.
   Он подошёл к грифону, вытащил серебристый стержень из его шеи и вставил другой на его место. Грифон загудел.
   - Хорошо. Теперь главное, чтобы солнце светило ясно. Ты сделал маршрут?
   - Да.
   - Помоги мне забраться на этого красавца.
   Энди подсадил Хью наверх, заработал ещё один приступ обжигающей боли и прикусил кончик языка. Резкая боль привела его в чувство.
   - Сколько у нас времени?
   - Откуда мне знать. Двери должны уже открыться. Они же не совсем идиоты. Ты умеешь управлять этой штукой?
   Энди забрался на грифона позади Хью и сейчас с ужасом смотрел на затылок своего приятеля.
   - Ты не умеешь на них летать? - спросил он.
   - Как-то не доводилось. Я рассчитывал, что ты со всем разобрался за столько-то времени.
   - Какого хрена... - начал Энди. Хью похлопал грифона по боку.
   - Разберёмся по ходу. Скорми ему маршрут. Я подниму стену.
   Вооруженные люди ворвались в хранилище через несколько секунд после того, как белый грифон поднялся в небо. Они успели увидеть только яркую вспышку, оставшуюся на месте разрушенной стены. Высокий человек в чёрной униформе положил руку на плечо здоровяку в белом.
   - Поднимай наших. Он не должен покинуть Орен.
  
   40.
   С коконом справиться не удалось. Проклятая штука начала выстраиваться ещё в десяти метрах от земли. Хью орал сквозь ветер, чтобы Энди убрал кокон к чертовой матери. Энди перебирал все возможные комбинации. Он нашёл, как полностью втянуть когти с задних лап, как увеличить частоту взмахивания крыльями, но вот где отключается кокон, было неясно.
   - Дружественный, мать его, интерфейс, - пробормотал Энди, когда они приближались к морю.
   - Если кокон не уберётся прямо сейчас, мы потеряем высоту, - сказал Хью. - Убери его нахрен!
   - Мы уже её теряем. Заткнись и постарайся его выровнять. Я попробую разобраться с коконом.
   Грифон летел вперёд, наполовину закрытый сверкающим коконом. Он был составлен из множества крошечных кристаллов, похожих на кусочки сахара. Время от времени по его наружной поверхности расходились мерцающие круги, кокон колыхался и потрескивал. Энди казалось, что он чувствует едва уловимый запах озона.
   Сзади послышался свист рассекаемого воздуха. Хью обернулся через плечо, увидел двух грифонов и вырвал планшет из рук Энди.
   - Дай сюда эту штуку!
   Несколько нажатий и кокон начал медленно таять в воздухе. Запах озона усилился, на смену ему пришёл легкий морской аромат. Энди глянул вниз. По спокойным водам разбегались солнечные дорожки, некоторые золотые, некоторые почти рыжие. Он вдруг испытал совершенно абсурдное желание скользнуть по твёрдому боку грифона, пролететь несколько метров вниз и свечкой уйти в тёплое море. Всем телом ощутить его прохладу, окунуться в мягкую воду. Даже не плыть, просто быть в воде. Она такая тёплая, такая обволакивающая.
   - Не спать!
   Энди стряхнул с себя сонное оцепенение. Он с удивлением посмотрел на Хью, понял, что на несколько секунд отключился и покрутил головой.
   - Что-то не так.
   - Всё не так. У нас не хватит ни скорости, ни маневренности, а у этих ребят полицейская техника. Он собьют нас прежде, чем...
   Когда Хью сказал "собьют" у Энди перед глазами возникла картина из прошлого. Горящий город, горящее небо. Огонь, много огня. И грифон, резко падающий вниз. Энди потёр виски руками, стараясь отогнать начинающуюся головную боль. Иногда кажется, что пламя навсегда осталось на его сетчатке, стоит закрыть глаза и вот он, горящий город, как наяву. Но сейчас именно пламя подсказало Энди, что делать дальше. Пламя и облако дыма, закрывшее солнце.
   Энди мягко отодвинул Хью в сторону, ухватился рукой за шею грифона, поставил ногу на переднюю лапу. Раньше, чем Хью успел что-то сообразить, Энди уже сидел перед ним.
   - Какого хрена ты делаешь?
   - Спокойно. Нам ведь нужно солнце, верно? Всем нужно солнце.
   Он направил грифона вниз, так что тот полетел параллельно воде. Распростёртые крылья касались синей кромки, когти чертили продольные борозды.
   - Что ты...
   - Нам туда, - сказал Энди.
   Грифон стремительно летел в сторону скопления облаков, туда, где вода казалось угольно-серой. Все приборы сообщали о том, что впереди опасная граница, что грифон скоро потеряет управление по солнцу. Энди полностью отключил навигацию. Теперь он летел, ориентируясь только на поверхность воды. Два грифона сзади резко сменили направление и пытались облететь облачную завесу.
   - Мы не сможем набрать высоту! - проорал Хью ему на ухо. - Солнце нужно не только для навигации, по нему измеряется высота!
   - Нам и не надо. Будем лететь под облаками, пока есть такая возможность. Эти парни не будут так рисковать.
   Хью несильно пихнул его в спину. Энди этого хватило для того, чтобы ткнуться подбородком в шею грифона. Он ткнул наугад локтем назад и был вполне удовлетворён хриплым ворчанием Хью.
   - Я следую за облаками, - сказал он. - Следи за этими ребятами, они не должны приближаться к нам. Сможешь подключиться к ним?
   - Нет, там автономная система управления. Но я пытаюсь отключить связь с дворцом. То есть, отключить весь лагерь. Тогда им придётся вернуться. Или...
   Хью не успел договорить. Сзади остался громкий хлопок и один из грифонов начал стремительно падать вниз, поворачиваясь в падении.
   - Что ты сделал?
   - Сеть отключилась. Минут на пять, не больше.
   - Тогда какого хрена он так кувыркается?
   - Откуда я знаю? Наверное, не умеет управлять вручную.
   - Он там совсем кретин?
   Второй грифон потерял управление и упал. Пилот до последнего пытался его выровнять, но добился только того, что грифон завертелся волчком.
   - Надо помочь им, - сказал Хью. - Если береговая охрана не сможет перехватить сигнал, тогда...
   - Тогда нас схватят, - сказал Энди. Он удивился своему хладнокровию. Думал, что голос должен бы дрожать, но говорил совершенно спокойно: - Если мы спасём их, они уничтожат нас.
   - Но они... - начал Хью.
   - Заткнись, - сказал Энди.
   Хью заткнулся.
  
   41.
   Следующие несколько часов полёта прошли в гробовом молчании. Один раз Хью слезал со спины грифона и мочился на ходу. Энди сильно хотелось пить. Он чувствовал, что сходит с ума, глядя на бескрайнюю синюю воду. Стеклянная фигурка из фиолетового стекла была зажата у него в кулаке. Это немного успокаивало. Он вспомнил, что забыл смартфон в дворцовой конуре Хью. Вот же проклятие. А ведь у них получилось его подключить, он даже показал Хью пару роликов с Земли! Почему он снова думает о такой хрени?
   Энди прикрепил планшет к голове грифона и корректировал маршрут по наспех собранной оффлайн-карте. Странно, что такой способ навигации здесь был не в ходу. Всё-таки технологии и в самом деле развращают. Энди попытался вспомнить, когда последний раз он что-то писал вручную и не смог ничего припомнить. Слишком давно, слишком расплывчато.
   Энди пытался прикинуть среднюю скорость. У него ничего не вышло, погрешность была слишком велика. Море простиралось на сотни километров, а ему было известно только расстояние от дворца до моря. Здесь за основную единицу измерения принималась величина около десяти сантиметров. В свою очередь она состояла из двенадцати долей. Сколько составляла большая мера длины, Энди так и не успел разобраться. Расстояние до берега составляло шестнадцать тысяч одних единиц, скорость полёта двадцать шесть других. Это ни о чём не говорило Энди. Выходить в глобальную сеть с угнанного грифона он не хотел.
   - За морем тоже владения короля? - спросил Энди. Хью ничего не ответил. Энди толкнул его локтем: - Эй, слышишь?
   - Нет, - пробормотал Хью. Он встряхнулся, как после долгого сна и сказал более осмысленно: - В смысле не короля. Его земля кончается через полторы сотни километров.
   - Его море, - машинально поправил Энди. - А что дальше?
   - Свободные республик. У них нет монархии. Собственно, монархии уже почти ни у кого нет. Кроме нас.
   - Мы сможем спрятаться у них?
   - Между нашими странами нет выдачи преступников. Политических отношений тоже нет. Но дотуда ещё надо добраться. Там тысячи километров нейтральных земель по каменному поясу.
   - Нейтральных? - не понял Энди. - Это как?
   - Ну, там только пустыня и парочка независимых городков. Никто не претендует на эти пустоши. Они с трудом договорились о том, чтобы проложить там дороги для карго, но там и существует только карго, ничего кроме. Все коммуникации только служебные.
   - А как насчёт военных? Они не облюбовали себе это место под какие-нибудь полигоны?
   Теперь не понял Хью.
   - Военных?
   - Ну да. Армия, войска, что-то в этом духе.
   - На кой чёрт туда соваться полиции?
   - Забей.
   Ещё через несколько минут Хью взял планшет и вошел в сеть пограничных служб.
   - Какого чёрта ты делаешь?
   - Не хочу, чтобы нас сбили дроны. У нас нет идентификатора, нет опознавательных знаков. Ничего. Если нас засекут, уничтожат раньше, чем мы успеем связаться с ними. Я запрошу синий коридор.
   - Запросишь что?
   - Синий коридор. Свободный проход для рейса с тяжелобольными пассажирами на борту. В пределах синего коридора разрешено любое скоростное передвижение. Если обнаружится, что больного нет, нас мгновенно собьют, но мы по крайней мере выиграем несколько минут. Остаётся надеяться на то, что мы смоемся раньше, чем нас заметят.
   На закате впереди замаячила тёмная дуга без единого огонька. На карте Энди она была обозначена девятью одинаковыми символами. Это слово было ему незнакомо, поэтому он решил, что это скорее название.
   - Пустыня, - сказал Хью. Он перегнулся через плечо и постучал длинным пальцем сквозь экран, по шее грифона. - Теперь мы точно покойники.
   - Почему?
   - Потому что это, мать её, каменный пояс. Он полностью просматривается дронами, в местных посёлках только федеральные работники. До ближайшего крупного города слишком далеко, грифон столько не протянет. Где, по-твоему, мы его зарядим? О, господи, нам конец в любом случае.
   - Ты говорил, здесь есть дорога. Мы сможем поймать машину или что-то вроде того.
   - Это дорога для карго, олух. Здесь только автономные грузовики. А они никогда не останавливаются. Они даже не могут ехать ниже определённой скорости. У всех стоят ограничители.
   - Значит, мы угоним грузовик, - сказал Энди.
  
  
   Базовый лагерь
  
   1.
   - И как же зовут эту славную малышку?
   Венди мрачно посмотрела на отца. Тот сделал вежливый полупоклон.
   - Эту славную малышку зовут Венди Махолм. Ей двадцать семь лет. Она пришла подавать документы для поступления.
   Толстая дама поёжилась, как от холода. Когда она снова заговорила, голос её был одновременно резким и виноватым.
   - Прошу прощения. Вам надо заполнить анкеты. Я дам бланки.
   Она протянула Венди стопку бумаг. Махатма вежливо но решительно отодвинул её руку.
   - Венди заполнила все документы в сети. Она проходит по квоте для людей с ограниченными возможностями. Посмотрите по фамилии Махолм, пожалуйста.
   - А Венди... Она... Простите, но я вынуждена задать этот вопрос.
   - Она не немая, - сказал Махатма. - Просто ослабленные голосовые связки. Обычно мы берём с собой генератор речи, но это слишком большая нагрузка для Венди. Сегодня я сам генератор речи для неё.
   Венди благодарно посмотрела на отца. Крошечные пальцы сжали его руку. Лучший друг для девочки это её папа. Махатма погладил дочь по плечу и принялся объяснять, почему Венди хочет поступить именно в юридический колледж.
  
   2.
   Махатма всегда узнавал, когда дочь оказывалась у его двери. Слышал скрип инвалидной коляски, слышал скрежет экзоскелета. Он мечтал слышать быструю поступь родных ножек, весёлый смех, радостный визг. Ему бы хотелось даже слышать громкий рёв Венди, появись у неё желание зареветь. Махатма хотел слушать всё то, что и положено слышать отцу. Вместо этого он слышал только железный скрежет и видел глубокие следы, процарапанные в деревянном паркете. А ещё Венди никогда не бегала.
   Жена Махатмы умерла через два дня после рождения Венди. Махатма так часто рассказывал всем, что его жена умерла от обширной кровопотери при родах, что сам почти в это поверил. В действительности всё было немного иначе. Роды прошли успешно, на свет появилась Венди, они вместе строили планы о будущем малышки и присматривали новую мебель по каталогу. Иногда Махатма думал, что в этом был какой-то знак свыше. Они рассматривали маленький журнальный столик, и в этот самый момент на Наори упал огромный стеклянный шкаф. Потом руководство клиники уверяло, что всё дело в близости аэропорта, эти вибрации, вы же понимаете, иногда эти современные флаеры летают так низко. Но Махатма знал, что дело вовсе не во флаерах. Эти кретины просто проигнорировали инструкцию по сборке шкафа. "Если у вас есть дети, прикрутите шкаф к стене". В комплекте болты и шестигранники. Но шкаф просто прислонили к стене. Так он и простоял несколько месяцев, пока не грохнулся на улыбающуюся Наори. Махатма хотел верить в то, что последней мыслью жены был он и его дочь, но он точно знал, что Наори думала о проклятом журнальном столике. Больше он никогда не покупал мебель. Каждый стул казался ему убийцей.
   Страховка составила почти двенадцать тысяч. Этой суммы с лихвой хватило бы на колледж, но всё ушло на лечение Венди. Хорошо ещё, что они попали по квоте. Махатма работал полицейским инспектором и до сих пор не выплатил кредит за дом. За ежемесячное обслуживание системы жизнеобеспечения Венди уходило около трёх сотен. А его скудных сбережений не хватило бы на оплату даже одного семестра.
   Лет до четырёх Венди была славной маленькой девочкой с крепкими ручками и ножками. Потом она начала всё больше и больше уставать, перестала бегать и на прогулке всё чаще просила Махатма остановиться и отдохнуть. Врачи не придали этому особенного внимания. Махатма был вегетарианцем, и они ухватились за это, как за спасательный трос. Вы морите голодом свою дочь! Махатма пытался объяснить, что вегетарианцем является только он, а не Венди, но они его не слушали. Время было упущено. Когда спустя полгода Венди диагностировали вирус кабу, сопровождающийся прогрессирующей мышечной дистрофией, было уже поздно. Ей прогнозировали два, в лучшем случае три года жизни. Сначала, говорили они с ужасающим спокойствием, у неё исчезнет мышечный корсет. Она не сможет ходить, есть, не сможет фокусировать взгляд. Рано или поздно дистрофия дойдёт до лёгких и тогда, господин инспектор Махолм, мы её потеряем. Лечения не существует. Махатма был не согласен терять дочь, слишком многое она ему заменила после смерти жены. Он забрал Венди из клиники и решил сам заняться её лечением.
   У неё слабые мышцы, говорил он себе. Что ж, не всем быть силачами. Я отжимаюсь по сто раз в день, а этот жалкий докторишка не возьмёт даже десяток. Не всем быть сильными. Некоторым надо помочь. И Махатма заказал для дочери сложный вспомогательный корсет, в котором она могла бы двигаться. Весил он почти сотню килограммов, зато позволял Венди сидеть в инвалидном кресле с прямой спиной. Достаточно было самого лёгкого движения, чтобы поднять руку или переставить ногу. Теперь Венди не требовалось тратить силы на то, чтобы двигаться.
   Сложнее всего было с дыханием. Махатма прочитал всё, что известно про дыхательные гимнастики и стал сам заниматься с дочерью. Он проклинал умников, которые считали что кабу, мышечная дистрофия и паралич это одно и тоже. Дело не в том, что у человека ослабевали мышцы, дело в том, что у него было слишком мало сил для того, чтобы поддерживать их в тонусе. Любое движение выматывало Венди так, что она была готова сдаться. Но вирус не должен был победить, это знала она, это знал её отец. Гимнастика утром, гимнастика вечером, дыхательные упражнения каждый день. Вирус кабу нельзя победить, но Махатма и не старался одержать победу. Он просто учил дочь не сдаваться, бороться за каждый день, за каждый вздох. Она боролась.
   Труднее всего было в первые пятнадцать лет. Тело Венди росло рывками, которые отнимали последние силы. У неё бывали скачки настроения, от восторга до глубокой депрессии. Махатма старался поддерживать её, как умел. Главное было не прекращать борьбу, не допускать того, чтобы она складывала руки. Ни одной мысли о смерти! Когда Венди рыдала у него на плече и говорила, что лучше бы ей умереть, Махатма вскакивал и начинал кричать. Как она смеет так думать? Как она смеет опускать руки? Только борьба, каждый день, за каждый день! Это стало его девизом, их девизом. Горячность Махатмы заражала его дочь. Она улыбалась сквозь слёзы и говорила, что будет стараться дальше. Этому сукиному сыну кабу не победить! Этот сукин сын получит по заслугам!
   Когда Венди исполнилось двадцать пять, она задала Махатме вопрос, на который у него не было ответа. Зачем бороться? Зачем нужно выживание? Что такого ценного в моей жизни? Махатма пытался рассказывать про смысл жизни, про "главное выжить". Когда он рассказывал про солнечные лучи на своём лице, он чувствовал, что краснеет. Это было лицемерной ложью. Махатма и сам не знал, зачем он заставляет дочь бороться день за днём. Ему казалось это само собой разумеющимся. Главное, это борьба, главное выживание, все вопросы надо задавать потом. Только сейчас до него дошло, что в случае Венди нет никакого "потом", потому что нет никакой победы. Венди придётся бороться с вирусом, пока он не убьёт её. В том, что рано или поздно он её убьёт, Махатма не сомневался.
   Он почувствовал отчаяние. Он был отцом, и, как полагал, отцом неплохим. Однако он ни разу не пытался поставить себя на место Венди. Просила ли она для себя такой жизни? Хотела ли она выжить любой ценой? Махатма вдруг вспомнил себя в двадцать пять лет. Тогда он переживал свою первую любовь, Хлои была нежна и красива, у неё был мелодичный голос и тоненькая точеная фигурка. Сам он был высоким и широкоплечим, с блестящими глазами и отточенной лицевой пластиной без гравировок. Гравировки были тогда на пике популярности, но было их так много, что он решил стать особенным. Никаких меток, никаких отметок, только чистая кожа, чистые кости, отполированные головные чешуйки, аккуратная одежда. Одежду они с Хлои бросали в кучу рядом с кроватью и однажды мать Махатмы нашла порванный бюстгальтер. Махатма вспомнил, что она ему тогда говорила и невольно улыбнулся. Мать не ругала его за то, что он приводил девушку в её отсутствие. Мать ругалась на девушку, которая ушла без лифчика.
   Махатма уже был готов признать своё поражение. Он хотел подойти к дочери и назваться идиотом. Хотел сказать, что он вовсе не мудрый отец, который всегда знает, что правильно, а что нет. Когда до него дошло, что он решил подарить свободу своей двадцатипятилетней дочери, ему стало стыдно. Почему только сейчас? Почему, чёрт побери, он решил только сейчас освободить её от постоянной борьбы?
   Он ничего не ответил.
  
   3.
   Они возобновили разговор только через двенадцать лет. За это время Венди успела закончить университет и полностью потеряла периферийное зрение. Внешне она почти не изменилась. Рост давно остановился, она носила один и тот же экзоскелет. Махатма по-прежнему считал дочь маленькой девочкой. Она едва доходила ему до пояса.
   - Я устала, - сказала Венди.
   - Ты не должна, - начал Махатма. Хотел сказать "делать то, что тебе не хочется", но слова застряли у него в горле. Он просто не знал, как можно сказать Венди, что она может делать всё, что вздумается. А что, если она захочет покончить с собой? Он снова вспомнил Хлои и ему стало легче. Если его дочь лишена всех переживаний, положенных каждому юному существу, тогда пусть останется хотя бы одно. Свобода выбора.
   - Я думаю, что у каждого человека есть своя цель в жизни, - сказала Венди. Прежде, чем отец сумел вставить хоть слово, она добавила: - И каждый человек сам выбирает свою цель. Свобода выбора. Понимаешь?
   Махатма вздрогнул, когда она озвучила то, что вертелось в его голове, но вовремя сообразил, что она говорит о другом. Кто знает, может быть его дочь окажется умнее его. Он кивнул.
   - Я сделала свой выбор.
   У Махатма пересохло в горле. Он помолчал, глядя в пол, потом очень тихо спросил:
   - Какой?
   - Я хочу работать с тобой, - сказала Венди.
   - Со мной? - не понял Махатма. - Как? Ты... Я?
   - Я тоже хочу работать в полиции. Я не смогу бегать за преступниками... вообще не смогу бегать. Но ведь ты тоже не бегаешь, верно? Бегают Арге и Маре, иногда Лода. А ты сидишь в кабинете и решаешь самые сложные задачки. Ты мозг, а они твои ноги. Я хочу работать как ты.
   - Ты даже не представляешь себе, - начал Махатма и замолчал. Он не знал, как сказать своей больной дочери, что работа инспектора не подразумевает сидение в тёплом кабинете. Потом он подумал, что кому как не Венди об этом знать и посмотрел на неё с удивлением: - Но ты же знаешь, что моя работа не ограничивается...
   Он увидел, что Венди его не слушает.
   - Я знаю всё о твоей работе, - кивнула Венди. Во время кивка раздался отвратительный скрежет металлического ошейника и Махатма машинально прикинул, как его доработать. - Но ведь и ты знаешь, как распутывается преступление. Достаточно только найти ниточку и размотать весь клубок. Ты будешь искать ниточки снаружи, я внутри.
   - Я буду искать... Погоди. Я не пойму тебя.
   - Всё ты понимаешь. Я хочу работать с тобой. Работать на тебя. Как думаешь, чем я занималась в последние полгода?
   Махатма был уверен, что последние полгода она готовилась к поступлению в аспирантуру. Он ничего не сказал, только вопросительно на неё посмотрел.
   - Я всё равно не стану хорошим юристом, папа, - сказала Венди. - Прости, что пришлось обманывать тебя, но это было необходимо. Я хочу работать с тобой. Я полгода изучала все дела, которыми вы занимались. Я знаю, что...
   - Ты изучала дела?! Но как, ты... Мой компьютер?
   - Я украла твой пароль. И доступ в вашу базу. Извини, папа.
   Махатма посмотрел на неё так внимательно, как будто видел впервые в жизни. Венди была крошечной, как ребёнок, с тонкими ручками и ножками, маленьким личиком с полупрозрачной костяной пластиной. Она закончила университет в числе первых, делала успехи в изучении языков, но для него всё равно оставалась маленькой девочкой. Раньше Махатма был уверен, что дети всегда остаются детьми. Сейчас он смотрел на Венди и думал, что слишком многое упустил. Девочка выросла, а он и не заметил.
   - Значит, ты хочешь работать со мной? - спросил Махатма. Венди хотела ответить, но вовремя сообразила, что вопрос скорее риторический. Отец никогда не переспрашивает. И ему надо было всё обдумать.
   Минут пять Махатма просидел в кресле, перекрестив запястья и щиколотки. Венди смотрела на отца с любовью и страхом. Она никогда не задумывалась о том, чем хорош отец, просто любила и всё тут. Считала его самым лучшим человеком на свете. А сейчас она смотрела на Махатма и думала, что он действительно чертовски хороший человек, свой парень. Отцы её друзей были солидными и взрослыми, они держались со своими детьми так, как будто их разделяла пропасть в целую жизнь. А вот Махатма не был важным и чопорным. Сколько Венди себя помнила, он всегда относился к ней, как к равной.
   - Ох, чёрт, - сказал Махатма. Он вдруг развеселился. - Ты и правда этого хочешь?
   Венди молча кивнула.
   - У нас мужская компания. Мы пьём пиво, обсуждаем женщин и ругаемся.
   - Вы ещё и работаете, - сказала Венди. - И неплохо, насколько мне известно. А ругаться я и сама умею.
   И произнесла несколько таких слов, отчего Махатма только покачал головой . Он вяло подумал, что следовало бы сдерживаться в присутствии дочери. Потом решил, что уже поздно и обнял её за плечи.
   На следующий день он обсуждал с руководством возможность приёма на работу молодого выпускника юридического факультета..
  
   4.
   Сначала Венди решила, что подтянутый красавчик с глянцевой кожей состоит в какой-то секте. Сейчас он спросит что-то вроде "верите ли вы в бога" или "знаете ли вы, кто сотворил наш мир". Может начнёт издалека, спросит, почему в мире столько зла и несчастий. Но стоило ему сузить глаза, как Венди решила, что незнакомец скорее заигрывает с нею. Это было ещё хуже. Венди знала, что может привлекать разве что педофила, поэтому заранее приготовила едкий ответ. Этот человек пришёл в её кабинет, он видит карточку на её столе, видит её униформу. Всего лишь помощник инспектора, но ведь не практикантка. Значит ему что-то нужно. Но что?
   - Меня зовут Абен, - сказал он.
   - Чем я могу быть полезна вам, господин Абен?
   Он приложил пальцы к подбородку и несколько секунд молча её рассматривал. Венди поёжилась.
   - Так чем...
   - Вы слышали о базовом лагере? - перебил её Абен. Венди решила, что ослышалась.
   - О чём, простите? Это что-то связанное с альпинизмом?
   Абен рассмеялся и тут же прижал палец к шее.
   - Простите. Я просто подумал, что...
   - Что я не выгляжу как заправский скалолаз, - закончила за него Венди. Она смотрела спокойно и весело: - Нет, я ничего не слышала о базовом лагере. Я никогда...
   - Простите. Я не хотел вас обидеть. И вовсе не имел в виду горы и скалы, я и сам ничего в этом не понимаю. Я говорил о другом базовом лагере. Собственно, это следовало бы писать с большой буквы, потому что это название организации. Октонский Базовый лагерь
   Он помолчал. Венди ждала, когда он продолжит.
   - Это удивительно, но почти никто ничего о них не слышал, хотя среди членов организации присутствуют очень известные люди. Господин Любек, господин Странд.
   - Это клуб?
   - Можно сказать и так. Но мне больше нравится название "Базовый лагерь". Оно точнее выражает суть.
   - И чем же занимается эта организация? - спросила Венди. Абен выдержал длительную паузу. Может быть, надеялся подогреть этим интерес Венди, но вызвал только раздражение.
   - Господин Абен, вы попросили меня о встрече. У меня не так много времени.
   - Ещё раз простите. Я не ожидал, что мне придётся объяснять вам с нуля. Ваша болезнь... ваш экзоскелет. Я думал, вам давно о нас известно, вы следите за нашей деятельностью. Видите ли, мы занимаемся в некотором смысле совершенствованием человеческого тела.
   - Мы? Значит, вы тоже член этого клуба?
   - Не вполне. Я занимаю позицию ведущего консультантов Базового лагеря. Когда-то я был одним из его основателей, а теперь состою в совете клуба.
   - Простите, я вас не понимаю. Это какой-то фитнес-клуб? Клуб здоровья? Вы распространяете биологически активные добавки или что-то вроде того?
   Абен расхохотался. Он смеялся и смеялся, пока слёзы не покатились из глаз. Когда он снова заговорил, в голосе то и дело прорезались писклявые нотки.
   - Нет, нет, - взмахнул он руками. - Никакого спорта, никаких физических нагрузок. Конечно, у нас есть свой спортзал, но это вроде общей гостиной. Кружок по интересам. Простите...
   Он снова засмеялся, достал из кармана платок и протёр уголки глаз. Его зрачки были молочно-белого цвета.
   - Я сказала что-то смешное?
   - Простите. Нет, боже нет. Альпинизм, спорт, здоровье, всё это очень мило, но не имеет к нам никакого отношения. У нас совершенно другие цели.
   - И какие же?
   Абен внезапно стал серьёзным. Он помолчал немного, посмотрел куда-то поверх головы Венди.
   - Знаете что, - сказал он. - Я могу долго расписывать вам преимущества нашего клуба. Но лучше всего всё увидеть своими глазами. Я предлагаю нам с вами встретиться завтра, хотите? Я заберу вас после работы и отвезу в клуб.
   - Ох, - сказала Венди. Разговор перестал ей нравиться. - Боюсь, что нет. Мой отец...
   - Инспектор Махолм. Ну конечно. Вы не можете быть однофамильцами. Как я только сразу не догадался. Знаете что? Может быть, вам имеет смысл приехать вдвоём?
   Венди холодно на него взглянула. Хотела уже отказать, но вдруг увидела в его глазах просительное, почти умоляющее выражение. Она кивнула.
   - Хорошо.
  
   5.
   Ей потребовался целый вечер для того, чтобы уговорить отца съездить с ней в клуб. Махатма готов был сказать категорическое "нет", но в этот раз решил не расстраивать дочь. В конце концов, она так редко его о чем-то просила.
   В клуб они приехали сами по адресу, который оставил Абен. Венди ожидала встречи с самим Абеном, но вместо этого у входа их встретил высокий и совсем высохший человек лет шестидесяти. Руки и ноги у него были неестественно длинными, маленькая голова высоко возвышалась на длинной шее. Больше всего он напоминал энергичного богомола.
   - Нет! - воскликнул Богомол вместо приветствия и быстро замахал руками. - Нет, нет, нет. Ничего не говорите. Я уверен, что Абен уже успел немало рассказать и вы только и ждёте, как бы отсюда сбежать.
   Венди хихикнула и неожиданно почувствовала себя легко и непринуждённо. Ей показалось, что она всю жизнь знает этого человека.
   - Признаться, да, - сказала она. Отец похлопал её по руке.
   - Я так и знал, - сказал Богомол. - Каждый раз у нас одна и та же история, будь то хоть журналисты, хоть обычные люди. Абен напускает туману и описывает Базовый лагерь так, как будто мы тут продаём бог знает что.
   - А это не так? - спросила Венди.
   - Чёрт возьми! - воскликнул Богомол с комичной яростью. - Конечно же это не так! Мы вообще ничего не прродаём! Мы даже не клуб! Мы благотворительный фонд! Наша цель это помогать людям, а не пудрить им головы! Пойдёмте же!
   Он пристроился сбоку от кресла Венди и помог Махатма вкатить её по широкому пандусу. Внутри оказался просторный зал, на стенах которого висели плакаты с жизнерадостными людьми. Абен скромно стоял рядом со стойкой администратора. Махатма лениво скользнул по нему взглядом, кивнул и повернулся к Богомолу.
   - И чем же занимается ваш фонд? Только не говорите, что вы помогаете людям, это я уже слышал.
   Богомол махнул рукой и подбежал к Абену.
   - Я ведь говорил, говорил тебе! Кому нужна твоя идиотская загадочность? Ты и так распугал уже всех журналистов! Нас уже называют не иначе как... секта! О, господи!
   - А вы не секта? - спросила Венди. Богомол метнулся к ней.
   - Нет, как можно! Среди нас есть многобожники, атеисты, агностики, свидетели следа господня, даже почитатели Оливии! Единственное убеждение, которое разделяем мы все, это несовершенство человеческого тела! Пойдёмте!
   Он подхватил ручку кресла Венди увлёк за собой. Колёса так и грохотали по каменному полу. Махатма едва успевал за ними следом. По пути им встретилось несколько человек и каждый раз Богомол находил время, чтобы обменяться парой слов. Вместе с тем он успевал рассказывать Венди об истории клуба. Обращался он только к ней, смотрел только на неё. Махатма чувствовал себя не в своей тарелке. Ему хотелось поскорее оказаться дома и выпить стакан крепкого кофе. Чем бы ни занимались в этом клубе, это ему не нравилось.
   - Ещё раз извините Абена, - говорил Богомол. - Он немного не в себе. В юности он мечтал о театральных подмостках и с тех пор не может отделаться от манеры пафосно говорить. Поверьте мне, даже когда он рассказывает сантехнику о засорившемся унитазе, он как будто планирует заговор.
   Венди тихонько рассмеялась. Богомол услужливо захихикал вместе с ней.
   - Нет, я не хочу сказать ничего дурного, он отличный человек. Пожалуй, лучше из всех, кого я когда-либо знал. Когда у него ничего не вышло с театром, он решил посветить себя служению людям. Он часто любит повторять, что в тридцать лет дал себе два важных обещания. Он пообещал, что если у него будет много денег, он станет исполнять мечты людей. А если у него будет очень много денег, он организует фонд по развитию человеческого тела. Как видите, он сдержал обещания.
   - И всё же, чем занимается ваш фонд? Ваш клуб? Организация?
   Богомол остановился, пристально на неё посмотрел и решительным жестом закатал рукав до локтя.
   - Думаю, проще будет один раз показать.
   Он протянул руку Венди.
   - Потрогайте!
   Венди покосилась на отца. Тот пожал плечами.
   - Ну же, смелее! - подбодрил Богомол.
   Венди осторожно коснулась его руки кончиками пальцев. Если бы позволял экзоскелет, она мгновенно бы отдёрнула руку. Венди показалось, что она коснулась сырого мяса, мягкого и холодного.
   - Господи!
   Богомол похлопал её по плечу.
   - Убедительно, не правда ли? Это биологический протез, подсоединённый к моей нервной системе. Управляется командами, поступающими от мозга, время отклика такое же, как и у настоящей руки. Датчики температуры по всей поверхности. Словом, настоящее произведение искусства.
   Он немного помолчал, с удовольствием переводя взгляд с Венди на её отца.
   - Знаете, сколько стоит эта штука?
   - Не могу себе представить, - сказал Махатма.
   - Почти сто тридцать тысяч. Когда я потерял руку, моя зарплата составляла пять тысяч в год. Ещё надо было платить за квартиру, за машину, за еду. Я не мог и мечтать о том, чтобы заказать себе протез. И вот тогда я нашел Базовый лагерь.
   Богомол любовно погладил свою искусственную руку и опустил рукав. Кивнул своим спутникам и провёл их в небольшую комнату, сплошь застеленную красным бархатом. Бархат был на стенах и потолке, на столах и длинных лавках.
   - Садитесь, прошу.
   - Они купили вам протез? - спросила Венди.
   Махатма легонько толкнул её в плечо и шепнул на ухо, что это невежливо. Богомол обнаружил тонкий слух.
   - Девочка совершенно права. Фонд купил мне протез. И не просто купил. Его разработали специально для меня.
   - Поэтому вы на них работаете? - спросила Венди. На этот раз тычка не последовало. Махатма тоже хотелось это знать.
   - Нет, - усмехнулся Богомол. - Фонд никогда не ставит таких обязательств. Я работаю в фонде, потому что мне хорошо платят. Это единственная причина, по которой я здесь. Извините, наверное мне следовало сказать "мне нравится помогать людям". Но если бы мне платили мало, я бы не стал здесь работать.
   - Понимаю, - сказал Махатма.
   - Фонд не требует оплаты счетов. У нас достаточно богатых инвесторов для того, чтобы время от времени заниматься м... небольшой благотворительностью, - он помахал своей бионической рукой, - Вы видели того долговязого парня в коридоре? Это Карне. Он пришёл сюда со своим сыном, потерявшим руку в автокатастрофе. Тогда его сын только-только поступил в университет. Сейчас он возглавляет одно из отделений Октонского банка. Карне работает уборщиком. Я понимаю, странно работать уборщиком, имея сына, который зарабатывает десятки тысяч в год, но Карне сказал, что не умеет ничего больше и хочет хоть чем-то отплатить нам. Мы все его понимаем.
   - Всё это очень интересно, - сказал Махатма. - И всё же, причём здесь мы?
   - Не вы. Ваша дочь. Венди, верно?
   - Да, - кивнула Венди. Махатма напрягся.
   - Какого чёрта тут замешана моя дочь?
   Богомол пристально на него посмотрел, потом рассмеялся. Он уселся на скамейку и облокотился о стену. Глаза стали совсем хитрыми.
   - Мы живём в удивительное время. Люди готовы поверить в то, что призовой код с пакета молока подарит им автомобиль. А если хочешь им бескорыстно помочь, не верят и ищут подвох.
   Махатма смягчился.
   - Простите. Я не привык к чужой помощи. И никогда её не просил. И...
   - И не нуждаетесь в ней, так? - закончил за него Богомол. - Не говорите, я верю вам. А Венди согласна с вами?
   - Мне не нужна помощь, - сказала Венди.
   - Я и не сомневался. И всё же, боюсь, вы немного лукавите. Всем нам нужна помощь, кому-то меньше, кому-то больше. Кто сажает вас в кресло? Кто помогает менять аккумуляторы? Кто покупает лекарства, когда вы совсем без сил?
   - Я сам забочусь о своей дочери! - сказал Махатма. Богомол кивнул.
   - Я уверен в этом. Вы отличный отец.
   Махатма вскочил и схватился за ручки кресла.
   - Мне не нравится этот разговор. Пойдём.
   - Отец...
   - Подождите! - Богомол взмахнул руками, отчего стал ещё больше похож на богомола, - Сядьте, пожалуйста. Вы неправильно меня поняли. Я только хотел сказать, что вам не нужно постоянно думать о том, не забыли ли вы заправить батарейки. Не надо договариваться с соседями помогать Венди, когда вы отлучаетесь по делам. Она может быть полностью самостоятельной, понимаете? Здесь, в фонде, мы работаем над этим.
   - Вирус кабу неизлечим, - сказала Венди. Богомол кивнул.
   - Верно. Но мы не занимаемся лечением болезней. Мы только учим жить в гармонии с ними.
   - Я научилась жить с кабу.
   - А я научился жить с одной рукой. Научился даже завязывать себе шнурки. Но ведь с двумя руками удобнее, верно? Взгляните сюда.
   Богомол нажал невидимую клавишу на столе и посередине комнаты появился световой экран. Он был совершенно белый и такой яркий, что Венди пришлось прикрыть глаза рукой. Богомол мельком взглянул на неё и несколько раз быстро провёл по столу пальцами. Теперь экран был цвета сливочного масла, свет стал мягким. Через несколько секунд на экране появился силуэт человека, выполненный из тонких переплетённых линий.
   Это было странное существо. Руки и ноги такой толщины, что по сравнению с ними Венди показалась бы настоящей толстушкой. Вместо головы только полусфера, в центре которой плавали глаза на тонких ниточках.
   - Это Люси-2000, - сказал Богомол. - Она ещё не закончена, нам предстоит много работы. Нет многих жизненно важных систем. В первую очередь мы старались охватить только мускулатуру. Как видите, это почти удалось.
   Он указал рукой на икры и голени Люси. Приложил палец к локтю, потянул в сторону. Люси сделала неуверенный шаг на экране.
   - Мы разрабатывали её несколько лет. Кое-что из первоначальной затеи пришлось вычеркнуть, кое-что изменить, но основная концепция оказалась неизменной. В итоговой версии Люси должна полностью контролировать человеческое тело, помогать ему, поддерживать его. Словом, она должна принять на себя все функции, утраченные человеком из-за вируса кабу.
   - Я никогда не видела такой экзоскелет, - сказала Венди. Махатма отметил, как жадно она смотрит на картинку. - Почему так нарушены пропорции?
   - Это не экзоскелет, девочка моя. Это эндоскелет. Он устанавливается внутри тела.
   - Внутрь? Но ведь это означает присоединение к нервной системе, полное слияние с нервной системой!
   - Не просто слияние, - сказал Богомол. - Замещение. Эндоскелет Люси интегрируется внутрь человеческого тела. Нервная система Люси заменяет нервную систему человека.
   - Это невозможно. Как в этом случае её контролировать?
   Богомол повернулся к Махатма.
   - У вас замечательная дочь. Она задаёт правильные вопросы. И всё же, для наших специалистов не существует слова "невозможно". Главное это идея. Мы занимаемся воплощением идей.
   Он щёлкнул по экрану кончиком пальца. Изображение Люси вздрогнуло и приблизилось, пока её голова не заняла большую часть экрана.
   - Самая интересная часть. Вы абсолютно правы, дорогая девочка. Любой скелет надо контролировать. Биологический скелет, который есть у каждого человека, контролируется в первую очередь мышцами. Ваш экзоскелет, как я успел заметить, контролируется с помощью электрических зарядов. Он действует по принципу рычага, помогая вам двигаться с помощью той минимальной нагрузки, на которую вы способны. Уверен, для вас он спасение божье, и всё же его возможности очень ограничены. Совсем другое дело Люси. Это не просто протез, вроде моей руки. Она становится частью вашего тела. В голове Люси находится миниатюрный компьютер, чья вычислительная мощность превосходит большинство современных суперкомпьютеров. Именно он управляет Люси. Он получает сигналы от мозга, обрабатывает их и на основе своих вычислений даёт команду Люси.
   - А как мозг соединяется с компьютером? - спросил Махатма, - Только не говорите, что он его замещает.
   - И не думал, - хихикнул Богомол. - Хотя идея сама по себе интересная. Компьютер Люси стыкуется с обоими полушариями. Это довольно длительный процесс, который занимает от трёх до шести недель непрерывной работы. В это время человек с Люси находится в искусственной коме. После того, как Люси присоединяется к мозгу, начинается процесс обучения взаимодействию между мозгом и компьютером. Другими словами, вы не сможете подключить Люси и сразу воспользоваться всеми её преимуществами. Мы полагаем, что могут пройти годы, прежде чем человек научится управлять компьютером.
   - Вы полагаете? То есть это только прототип?
   - Верно, - кивнул Богомол. - Ещё недавно Люси существовала только на бумаге, а ещё раньше только в воображении парочки энтузиастов. Сейчас мы уже приступили к сборке и скоро готовы будем предоставить экспериментальный образец.
   Он выдержал паузу.
   - Именно для этого нужна ваша дочь.
   Махатма снова хотел вскочить, но Венди удержала его за руку.
   - Подожди.
   - Моя дочь не будет участвовать в ваших экспериментах!
   - Речь не идёт об экспериментах, - сказал Богомол. - К тому времени, как будет готов итоговый вариант Люси, мы проведём все необходимые испытания. Вначале нам нужен кто-то, кто сможет руководить финальной стадией разработки. Здоровый человек для этого не подойдёт, он не может знать всех нюансов кабу. А вот ваша дочь знает. Она может оказать неоценимую помощь в создании Люси.
   - Что я должна делать? - спросила Венди раньше, чем отец успел что-то сказать. Богомол улыбнулся.
   - О, для вас есть подходящие задачи. Я не мастер говорить о своей работе, для этого бы больше подошёл Аден. Грубо говоря, вы должны научить наш компьютер болеть кабу. Вы должны передать ему данные своих мышц, кровообращения, сердечного ритма. Все свои ощущения. В некотором смысле, компьютер должен стать вами. Только полностью симулируя вирус мы сможем создать то, что будет его сильнее.
   Венди посмотрела на отца, Махатма посмотреть на Венди.
   - И никаких операций? - спросил он.
   - На данной стадии никаких. По окончанию разработки и испытаний ваша дочь сможет получить свою собственную Люси.
   - Нам надо подумать, - сказал Махатма.
   - Я согласна, - сказала Венди.
   - Нам надо подумать! - сказал Махатма громче. На этот раз Венди сочла лучшим промолчать.
  
   6.
   Венди несколько раз проехалась в кресле от окна к двери и обратно. Каждый раз, когда она поворачивала рукой колесо, раздавался тихий скрежет, сходились и расходились искусственные суставы экзоскелета. Махатма слышал этот звук так часто, что давно, казалось, должен был к нему привыкнуть. Так и не привык. Иногда он думал, что если его так раздражает этот звук, что же чувствует сама Венди. Она то уж во всяком случае слышит его чаще, чем он.
   Венди проехалась ещё раз и остановилась напротив его кресла. Лицо её раскраснелось, но на лбу не появилось ни единой капли пота. Ещё одна отметка кабу. Пораженный этим вирусом не мог самостоятельно контролировать терморегуляцию. Венди быстро перегревалась и быстро остывала.
   - Я всё обдумала, - сказала Венди.
   Махатма мрачно на неё посмотрел. Разговор ещё не успел начаться, но уже ему не нравился.
   - Я обдумала, слышишь? - повторила Венди.
   - И что ты решила?
   - Я соглашусь на операцию.
   - Даже не думай.
   Он встал с кресла и прошёл по её маршруту, от окна к двери, от двери к окну. Оказавшись перед окном второй раз, Махатма остановился и опёрся руками на подоконник. Серый свет осеннего дня положил на его лицо глубокие синие тени. Махатма вдруг вспомнил мать Венди. Какой же она была хорошенькой.
   - Отец, - окликнула его Венди.
   - Я всё сказал.
   - Но я не сказала!
   Венди подъехала к нему и взяла его за плечо. Даже сквозь толстый свитер Махатма почувствовал, какие же холодные её пальцы. Он осторожно выдохнул воздух.
   - Я хочу эту операцию, слышишь? И хочу новый скелет, неважно, снаружи он будет или изнутри. Я больше так не могу! Не могу!
   Махатма услышал в её голосе истеричные нотки. Что-то неслыханное. Никогда прежде он не слышал, чтобы его дочь говорила таким тоном. Он повернулся к ней и заглянул в лицо. Венди закрыла лицо руками.
   - Я не могу! - почти крикнула она. - Я просыпаюсь, думая о том, как встать, как сходить в туалет. Думаю - интересно, смогу ли я донести сегодня пиалу чая до лица? Я умываюсь и мне нужна передышка. Я делаю вдох и подсчитываю удары сердца, чтобы знать, когда следует делать следующую инъекцию. И успею ли я? Что, если следующей мышцей, которая откажет, будет сердечная?
   - Есть стимуляторы, - сказал Махатма и сам поразился своему голосу. Он звучал настолько фальшиво, что и самому не верилось.
   - И есть экзоскелет. Проклятая штука вдвое меня тяжелее. Если я упаду с кресла, уже не смогу подняться. Если тебя не будет рядом, меня ждёт мучительная смерть. Это как... быть атеистом. Знать, что после смерти ничего нет, верить в это и идти к этому каждый день. Я устала от такой жизни. Устала думать, что будет потом. Устала от страха.
   Она подъехала к отцу вплотную и взяла его за руку.
   - Понимаешь?
   Махатма покачал головой.
   - Прости меня, - сказала Венди. - Я не в себе. И в то же время я... Я сказала то, что должна была сказать очень давно. Я исчерпала все силы. Последний год я работаю на каких-то дополнительных источниках. Второе дыхание или что-то в этом духе. Но сейчас я совсем выдохлась. У меня нет сил бороться дальше.
   Махатма были знакомы эти слова. Раз в несколько месяцев Венди говорила ему, что у неё больше нет сил, что она хочет остановиться, сложить лапки и пойти ко дну. Каждый раз он прижимал её к себе и говорил, что всё будет хорошо, что они справятся. А сейчас он слушал, смотрел на неё и понимал, что хорошо не будет. Венди обречена на жизнь с кабу и смерть с кабу.
   - Так ты хочешь операцию? - спросил он. Венди молча кивнула. - А что, если ничего не получится? Что, если всё пойдёт не так, как хотелось?
   - Хуже не будет, - сказала Венди. - И это хуже всего, понимаешь? Нельзя представить ничего хуже.
   Махатма снова повернулся к подоконнику и долго смотрел на стену соседнего дома. Ему хотелось обдумывать сказанное дочерью, вертеть это со всех сторон, прикидывать. Но вместо этого в голову лезли какие-то совсем отвлечённые мысли. Какого цвета было платье на Наори? Как звучал её смех? Венди родилась с открытыми глазами и они говорили друг другу, что это глаза ангела. Вся вселенная отражается в них. Он несколько раз кивнул, соглашаясь со своим внутренним собеседником.
   - Хорошо, - сказал Махатма. Венди взяла его за руку.
   - В конце концов, сначала они только проведут исследования. Я всегда смогу отказаться, если что-то пойдёт не так.
  
   7.
   Девять месяцев спустя Венди сидела в инвалидном кресле и осторожно растирала ноющие запястья. Её следовало бы позвать для этого кого-то из персонала, но приятно было что-то сделать самой. С тех пор, как она практически переселилась в Лагерь, физическая нагрузка только возросла. К ежедневным упражнениям добавилась постоянная работа моделью для Люси. Тело Венди было облеплено множеством датчиков. Некоторые из них были с автономным питанием и системой связи, от других тянулись к стенам тонкие провода. Венди требовалось подолгу стоять, опираясь на ходунки, медленно разводить руки в стороны, стараться согнуть колени. Её просили отчетливо произносить весь спектр доступных звуков. Венди уже не помнила, когда последний раз пользовалась генератором. Чем больше она занималась, тем сильнее становилось её тело. В лучшие дни Венди мечтала, что ей может вообще не понадобиться Люси.
   Прошёл год. За это время инженеры Базового лагеря несколько раз полностью переделали эндоскелет. Часть функций была исключена, добавилось много новых. С каждым днём Люси становилась всё подвижнее и подвижнее. Венди доставляло удовольствие наблюдать за ней. Богомол, которого на самом деле звали Канти, научил её составлять программы для Люси.
   - Это пригодится тебе в будущем, - говорил он.
   - Для чего? - не понимала Венди.
   - Ты сможешь управлять своим телом через компьютер. Программировать саму себя, понимаешь? Не просто единовременно отдавать сигналы мускулам, нет, задавать целые алгоритмы. Люси будет выполнять то, что ты ей скажешь. Ты сможешь плавать любым стилем, балансировать на любой поверхности. Танцевать.
   - Танцевать?
   - Да. Тебе потребуется только написать нужную программу и расслабиться. Люси сделает всё за тебя.
   Венди смеялась. Такая перспектива казалась ей слишком невероятной. Люси была забавной, но не более того. Венди не хотела танцевать. Ей хотелось просто ходить.
   Махатма становился нервным. У него были неприятности на работе, начались проблемы со здоровьем. Он отказался переезжать в Базовый лагерь и довольно редко виделся с дочерью. Каждый раз, когда они встречались, Махатма отмечал, что она становится всё более и более чужой. У неё появились новые словечки, новые шутки, она одевалась в другую одежду и говорила совсем как взрослая. Она и была взрослой. Только сейчас Махатма окончательно это понял.
   Разговор снова и снова заходил на тему предстоящей операции. Махатма с самого начала был уверен, что Венди не отступится, но в нём всё равно зрела надежда. Тогда он брал дочь за руку и пытался ещё раз всё обсудить. Иногда ему казалось, что в глазах Венди проскальзывало раздражение.
   - Ты уверена? - спрашивал Махатма в очередной раз.
   Венди молчала. Тогда он вставал и кругами ходил по комнате. Ему казалось, что движение помогает сбросить нервное напряжение. Кровь быстрее бежала по телу, мысли начинали принимать более определённую форму. Операция рискованная, но это ещё не значит, что Венди погибнет. Она умная девочка и никогда не пойдёт на самоубийство. Но что, если она уже готова к самоубийству? Нельзя заглянуть в чужую душу. Даже если это душа твоей собственной дочери.
   - Эй, - окликнула его Венди. Махатма обернулся так резко, что сморщился от боли в шее. - Ты в порядке?
   - Нет.
   - Спасибо, что не соврал. Я тоже.
   Махатма подошёл к ней и встал на колени рядом с креслом. Взял её руки в свои. Попытался заглянуть в глаза и не смог, Венди слишком низко опустила голову.
   - Ты уверена? Нет, не отвечай. И всё же... Ты уверена, что всё пройдёт хорошо?
   Венди подняла лицо и взглянула на него спокойным взглядом. И Махатма увидел, что в её глазах нет страха. Радужная оболочка была такой яркой, что почти светилась. Махатма казалось, что свет выплёскивается наружу, танцует на носовой пластине, отбрасывает блики на полупрозрачные внешние веки. Он не сразу понял, что за чувства переполняют его дочь. Только спустя несколько минут до него дошло, что это было. Надежда.
   - Что бы не произошло, я не жалею об этом, - сказала Венди. - И не пожалею. Обо всём этом. Это был лучший год в моей жизни. Он был трудным, но каждый день я верила в то, что у меня будет будущее. Раньше у меня его не было. Теперь есть. Понимаешь?
   Махатма медленно кивнул один раз, потом ещё один. Вечером он перевозил свои вещи в Базовый лагерь.
  
   8.
   Операция была назначена на ранее утро и должна была продлиться трое суток. Накануне Венди ничего не ела, как не уговаривали её на пару Махатма и Богомол. Она неохотно отвечала на вопросы, не стала выполнять ежедневный комплекс упражнений. Безо всяких показаний её температура упала вниз на пол градуса, так что Богомол готов был уже перенести операцию. Венди настояла на том, чтобы всё было выполнено по графику.
   - Я в порядке, - сказала она. - Просто немного нервничаю. Думаю, сегодня я имею на это право.
   Венди не была знакома ни с одним хирургом из бригады специалистов и поначалу это её встревожило. Богомол успокоил её, сказав, что в операции будут задействовано восемь бригад и во всём Базовом лагере не найдётся такого количества врачей. Некоторых пришлось приглашать из других организаций. Знакомые ей специалисты будут работать через шесть и двенадцать часов после начала.
   Махатма ожидал прессы, но никого не было. Базовый лагерь предпочитал работать в условиях определённой секретности. Это его немного успокоило. Нет ничего хуже, чем куча журналистов, снующих по коридорам клиники.
   Сама операция должна была пройти в несколько этапов, в конце каждого из которых часть эндоскелета должна быть подключена к нервной системе. По окончанию операции Венди будет погружена в искусственную кому, которая продлится несколько недель. За это время тело Венди должно будет адаптироваться к своему новому состоянию. Эндоскелет должен стать частью Венди.
   - Готова ко встрече с Люси? - нарочито весело спросил Богомол. Он стоял рядом с анестезиологом. Венди кивнула.
   - Тогда считай от одного до десяти.
   Венди хотела спросить, что здесь делает Богомол, но так и не спросила. Она привыкла видеть его только как администратора, поэтому была удивлена, увидев в белом комбинезоне. Прежде чем отключиться, она успела досчитать до трёх.
   Махатма хотел остаться рядом с операционной, но его оттуда выдворили. Порекомендовали расслабиться, посидеть в кафе, как следует отоспаться.
   - С ней всё будет хорошо? - спросил он солидного мужчину с бейджем Базового лагеря. Никогда прежде он не видел этого человека и поначалу принял его за врача.
   - Если что-то пойдёт не так, мы свяжемся с вами. В любом случае мы свяжемся с вами.
   - Хорошо, - кивнул Махатма. Он заметил пистолет на поясе собеседника и поёжился. Он всегда плохо относился к оружию в руках у гражданских. Тем более к вооружённым гражданским в клинике.
   Следующую неделю он провёл в баре, каждый вечер нажираясь как свинья. Похмелье его не мучило. В один из вечеров он сидел за одним столиком с Энди Гдански. Энди решил, что этот сморщенный старикашка с острым взглядом удивительно похож на Ганди. Он назвал его Махатма.
  
   9.
   Венди захотела открыть глаза и не смогла этого сделать. Она не чувствовала даже привычной слабости. Не чувствовала вообще ничего, даже биения собственного сердца. С одной стороны это должно было пугать, с другой почему-то успокаивало. Венди чувствовала себя безопасно, как в коконе. Глаза её были закрыты, но она явственно видела перед собой тёмный экран с мелькающими зелёными символами. Символы набегали друг на друга, менялись, исчезали и появлялись. Зелёная пульсация тоже успокаивала. Венди заснула.
   Ей снились бесконечные белые коридоры, закрученные в спираль. Венди шла по этим коридором, полностью отдавая себе отчёт в том, что это сон. Она запомнила удивительное спокойствие, вызванное отсутствием мыслей. В голове было пусто, как будто не осталось больше ни воспоминаний, ни образов, ни обрывков песен, которые всё прокручиваются и прокручиваются в мозгу. Остались только коридоры и ощущение лёгкости, с которой давался каждый шаг. Почему-то это совсем не удивляло.
   Проснулась она от чувства, которое поначалу приняла за тошноту, потом за головокружение, и, наконец, определила как голод. Экран с цифрами не исчез, но отдалился на задний план и мелькал теперь где-то в районе периферийного зрения. Венди снова попыталась открыть глаза и снова потерпела неудачу. Тогда она расслабила сознание и постаралась не думать о голоде.
   Звук биения своего сердца Венди услышала только через много часов. Потом она пыталась допытаться, действительно ли была какое-то время мертва, но ей так никто и не ответил. С Люси было сложно. Ещё сложнее было сделать единое целое.
   - Ты слышишь меня?
   Голос звучал как сквозь подушку. Короткая фраза растянулась на бесконечность, каждое слово отдавалось гулким эхом. Венди постаралась сосредоточиться на голосе, ухватиться за него, удержаться на плаву.
   - Слышишь меня?
   - Я слышу, - сказала Венди. На этот раз ей удалось открыть глаза.
   - Доброе утро, принцесса - сказал Богомол. На нём был настолько белый комбинезон, что Венди на мгновение зажмурилась. Слишком белый, слишком яркий.
   Богомол, казалось, понял её мысли и достал огромные очки с тёмными стёклами. Расправил дужки и осторожно водрузил на лицо Венди.
   - Так будет легче.
   Венди несколько раз моргнула и с удовлетворением отметила, что так действительно легче. Свет больше не резал глаза, головокружение пошло на спад. Остались только странное онемение и голод. Голод был сильнее всего.
   - Я хочу есть, - сказала Венди. Богомол кивнул и взял её за руку.
   - Боюсь, пока придётся немного потерпеть. В твоём организме достаточно питательных веществ, чтобы воздерживаться от пищи по крайней мере ещё неделю. Но мозг не знает этого. Он будет привычно сигнализировать о голоде и жажде. Пока не... - он замолчал на полуслове.
   - Пока что? - спросила Венди.
   - Пока Люси не возьмёт на себя управление.
   - Люси? Но я думала, она управляет только мышцами.
   - Верно. Но каждая мышца требует энергии, верно? Люси контролирует поступление питательных веществ, поэтому на ней завязаны и другие функции. Но пусть тебя это не беспокоит. Пока мы здесь, мы не дадим тебе умереть с голоду. Доверься нам и постарайся расслабиться.
   Венди кивнула и закрыла глаза. Зелёный экран всё ещё пульсировал где-то на грани восприятия.
   - Только не спи, - предупредил её Богомол. - По крайней мере, ещё несколько часов. Это необходимо для того, чтобы Люси закончила ряд первичных обработок. Продержишься?
   - Постараюсь. А где отец?
   - Он скоро подойдёт. Сейчас глубокая ночь. Ты пришла в сознание на несколько дней раньше срока. Поэтому, собственно, Люси требуется время. Мы связались с твоим отцом, он в пути.
   - Что с моей кожей? Она как будто онемела.
   - Это нормальное состояние. Люси учится работать с твоей нервной системой. Надо немного потерпеть. Пока наблюдается почти полная потеря осязания, но это временно. Очень скоро ты сможешь снова отличать горячее от холодного. А пока... - он уколол Венди чуть повыше локтя, - требуется ежедневно делать поддерживающие инъекции.
   - Хорошо. Я... - она замялась, пытаясь подобрать слова. Богомол поспешил ей на помощь.
   - Больно?
   - Нет, нет. Это не боль, это... Не знаю! Ощущение похоже на то, когда пытаешься содрать корочку с ранки, и никак не получается. Или когда пытаешься достать занозу из пальца. Или когда хочешь вспомнить название какой-то песни. Не больно, но мучительно.
   Богомол кивнул с понимающим видом. Венди только сейчас обратила внимание на то, что на его подбородке небольшая родинка. Это почему-то показалось ей необычайно смешным. Она расхохоталась.
   - Что такое?
   Венди взмахнула руками и зарылась головой в подушку. Она смеялась и смеялась, пока по щекам не потекли слёзы. Из горла вылетало только сдавленное мычание.
   - Я не могу, - простонала она, задыхаясь от смеха. - Я... о господи!
   Богомол склонился над ней так низко, что коснулся её груди полами распахнувшегося халата. Это добило Венди. Теперь она лежала, раскидав руки в стороны и вздрагивая всем телом. От смеха закололо в левом боку, а боль сама по себе была невероятно смешной.
   - Богомол! - восклицала она между всхлипами, - Богомол!
   Богомол резко перевернул её на бок и провёл рукой. Между пальцами сверкнула длинная игла. Он загнал иглу в подмышку Венди, а она всё смеялась и смеялась.
  
   10.
   Махатма распахнул дверь, вбежал в палату и остановился перед кроватью Венди. Что-то в лице его дочери показалось ему странным, даже чужим. Кожа натянулась и блестела, глаза будто светились изнутри. В них полыхал бледно-розовый цвет, цвет любопытства.
   - Как ты... себя чувствуешь? - спросил Махатма.
   - Хорошо. Только есть хочется. А они не дают.
   Махатма осторожно присел на краешек кровати и взял её за руку. Подержал её ладонь между своими, слегка подбросил. Усмехнулся.
   - Никаких следов. Ни шрамов, ничего. Удивительно. Никогда к этому не привыкну. У твоего дедушки было искусственное сердце и шрам на половину груди. А у меня есть парочка шрамов после переломов.
   - Раньше кожу зашивали нитками, - сказала Венди. Она легонько сжала руку отца. - И резали лазером.
   - А до этого металлическим скальпелем, - подхватил Махатма. - Даже не верится. И всё же, это настоящее чудо.
   - Регенерация, - сказала Венди. - Вот бы когда-нибудь люди научились регенерировать любые ткани! Тогда я смогла бы обходится без Люси.
   Махатма покачал головой.
   - Ты пока не научилась жить с ней.
   - Всё равно. Когда я думаю, что внутри меня находится чужеродный скелет, становится не по себе. Это кажется каким-то противоестественным.
   Махатма погладил её по плечу, шее, щеке. Венди удержала его за руку.
   - Только не начинай. Я знаю, что ты сейчас скажешь. Я сама захотела эту операцию.
   - Я вовсе не хотел...
   Венди смотрела на него и улыбалась глазами. Махатма улыбнулся в ответ.
   - Знаешь меня, как облупленного, верно?
   - А то как же. И... - её голос вдруг сорвался на хриплый шепот: - Папа!
   - Что случилось?
   - Моя рука! На мне нет экзоскелета, а я смогла её поднять! Люси работает, папа!
   Впервые с момента смерти жены Махатма почувствовал себя счастливым.
  
   11.
   - Попробуй встать.
   Венди испуганно на него посмотрела.
   - Я не могу. Я боюсь.
   - Можешь, - сказал Богомол. - А бояться не стоит. Я не дам тебе упасть. Люси не даст.
   - Я не боюсь упасть. Я боюсь, что у меня ничего не получится. Без экзоскелета, я...
   - Твой экзоскелет переместился вовнутрь. Постарайся привыкнуть к этой мысли.
   - Я стараюсь, я... Я помню всё, что мне рассказывали, картинки, испытания. И всё-таки...
   - И всё-таки тебе стоит попытаться, - сказал Богомол. Он подошёл к кровати Венди и взял её за руку. Она почувствовала, какие тёплые у него пальцы и вскрикнула.
   - Ой!
   - Что такое?
   - Я чувствую! Чувствую температуру! Снова!
   - Отлично. Люси быстро учится. Теперь попробуй встать. Обопрись на мою руку. Так...
   Венди вцепилась в руку Богомола и услышала странный звук. Она посмотрела на его лицо и испугалась.
   - Что с вами?
   - Ничего страшного. Ты сделала мне немного больно.
   - Я, вам? - Венди не могла поверить своим ушам. Она посмотрела на руку Богомола, на которой остались следы от её пальцев, посмотрела на свою руку, растопырила пальцы. - Это я сделала?
   - Да. Ничего страшного. Тебе придётся научиться соизмерять свою силу.
   - Мою... - начала Венди и не договорила. Она всё смотрела и смотрела на свою руку. - Не понимаю.
   - Люси сделала тебя сильнее. Теперь ты без труда можешь прикладывать те же усилия, что и обычные люди. Может быть, даже немного больше. Тебе предстоит не только научиться управлять Люси, но и управлять своими усилиями. Больше не нужно постоянного напряжения. Ты будешь выбирать нужное усилие исходя из поставленной задачи. Обычно этому учатся в первые годы жизни, но в твоём случае всё затянулось немного дольше.
   Венди кивнула. Она оттолкнулась локтями от кровати и села. Непривычно прямая спина причиняла смутное беспокойство. Венди ждала, что вот-вот силы покинут её, и она рухнет, как подстреленная. Она посмотрела на свои запястья. После операции они казались непривычно тонкими. Богомол объяснял это её новым режимом питания, но Венди казалось, что всё дело в другом. Люси занимала слишком много места и, им пришлось удалить часть мышц. Когда Венди рассказала о своих подозрениях Богомолу, он хохотал, как сумасшедший. Может быть, и правда всё дело в её диете. По крайней мере, в это хотелось верить. Чтобы управлять Люси, надо доверять Люси. Венди старалась доверять ей.
  
   12.
   Через два месяца после операции Венди проходила в день не меньше пяти километров. Это было тяжело и удивительно. Венди не чувствовала усталости, просто в какой-то момент не могла понять, как сделать следующий шаг. Иногда с ней гулял Махатма, иногда Дате, ассистент Богомола, чаще сам Богомол. Венди ходила всё быстрее и быстрее, стараясь выработать собственный прогулочный темп. Остановилась она на десяти километрах в час и теперь её спутники вынуждены были передвигаться следом на гироскутерах. Ни Дате, ни Богомол не просили Венди сбавить ход. Махатма часто останавливал её и подолгу смотрел в лицо. Что-то ему не нравилось, но что, он понять не мог. Иногда он чувствовал себя законченным эгоистом, который не в состоянии признать, что его дочь больше не нуждается в круглосуточной помощи. Венди становилась самостоятельной, и Махатма сходил с ума от беспокойства.
   - Тебе надо ходить помедленнее, - часто говорил он ей. Венди смотрела и не понимала.
   - Но я могу ходить быстро.
   - А если это вредно?
   - Тогда Богомол сказал бы мне об этом. Но он говорит, что мне не надо останавливаться. Скоро я смогу бегать, папа.
   Махатма ёжился, как от холода. Ему не нравился Богомол, не нравился Базовый лагерь. Он брал дочь за руку и говорил, что бег это ещё не главное. Надо только стараться давать себе отдыхать. Если перетрудиться, можно остаться совсем без сил.
   - Разве ты этого хочешь? - спрашивал он. Венди легонько сжимала его пальцы.
   - Я хочу быть как все люди. Быть как ты.
   Через полгода Венди бегала со скоростью двадцать километров в час. Бег давался ей без особенных усилий. Тело послушно выполняло все команды, Венди чувствовала каждый палец, каждую клетку. Постепенно она стала забывать о существовании Люси. Люси стала частью её тела.
   Венди по-прежнему не употребляла обычной пищи. Первые недели это было мучительно, несколько месяцев хотелось привычных блюд, но постепенно аппетит сошёл на нет. Раз в несколько дней Венди получала инъекцию питательных веществ, после которой мир на некоторое время расцветал яркими красками.
   Люси требовала зарядки раз в восемь дней. Богомол научил Венди пользоваться стабилизатором, который преобразовывал стандартное напряжение. Его надо было включить в розетку и соединить гибким шнуром с правым плечом. Со временем Богомол обещал Венди интерфейс для беспроводной зарядки. А ещё через некоторое время Люси должны были заменить аккумуляторы на более ёмкие.
   Богомол постоянно подстёгивал Венди к новым свершениям. Под его руководством впервые в жизни она училась плавать, часами занималась в спортзале и не слазила с тренажеров. Несколько раз Махатма посещал занятия вместе с ней и пробовал взять тот же вес, что и она. Венди спокойно поднимала груз из металлических блоков, у него не получалось даже сдвинуть его с места. Махатма видел отметки о пятидесяти килограммах и недоумевал, когда успел настолько ослабеть. То, что метки могут быть умышленно занижены, пришло ему в голову намного позже. Когда он рассказал об этом Венди, она только рассмеялась и обвинила его в паранойе. Нельзя создать сверхчеловека. Даже с помощью всемогущей Люси.
   В ноябре Венди сдала экзамен на вождение автомобиля и получила лицензию. Она пришла к отцу сияющая от радости и сообщила, что теперь готова работать вместе. В первый момент Махатма не понял, о чём она говорит.
   - Вы уже забыли о своём помощнике, господин инспектор? - она хихикнула, - Или надеялся, что я забуду?
   Махатма попробовал слабо запротестовать. Он припомнил даже Базовый лагерь, на который старался никогда не ссылаться. Сказал, что Венди ещё не готова, что требуется немного подождать.
   - Я готова, папа, - сказала Венди.
   Махатма внимательно на неё посмотрел. И ничего не сказал.
  
   13.
   После двух лет реабилитации Венди восстановили в должности помощника Махатмы. Ещё через год она стала младшим инспектором. Она сидела в одной комнатушке с тремя раздолбаями, называющими себя следователями. У одного из них всё тело было покрыто сетью татуировок, двое других одевались в одинаковые футболки с мультяшными персонажами. Все трое литрами пили кофе и почти всё время смотрели футбольные матчи. Венди это даже радовало. Она могла спокойно изучать старые дела и составлять собственную картотеку.
   Богомол поддерживал и поощрял любое её начинание. Венди полагала, что ей следовало бы относиться к нему почти с нежностью, но Богомол всё чаще вызывал у неё раздражение. Он был слишком бодр, слишком энергичен, слишком много говорил. Его было слишком много и Венди выносила его только в ограниченных количествах. Иногда ей вообще хотелось, чтобы Богомол исчез из её жизни хотя бы на неделю. Хотелось самостоятельности, даже ответственности. Венди мечтала о громких делах и славе настоящего борца с преступностью.
   Её первое дело касалось махинаций при продаже автомобильного топлива на заправках сети "Звезда". Это было бюрократическая тягомотина, подсчёт сотых долей процента, постоянные консультации с юристами, и, наконец, судебное постановление. Когда всё виновные были выявлены, Венди чувствовала себя совсем вымотанной. Её тело больше не ведало физической усталости, а вот монотонная работа вызывала упадок моральных сил. Богомол говорил, что со временем это должно пройти, но время шло, а всё оставалось по-прежнему.
   После эпопеи с заправками было любопытное дело об изнасиловании, но всё закончилось взаимным примирением сторон. Потом навевающее тоску разбирательство с подрядчиком, который неудачно сэкономил при строительстве железнодорожной станции и едва не погубил двоих рабочих. Две истории с угонщиками автомобилей, похожие друг на друга, как две капли воды. И документы, множество документов, которые засыпали Венди с головой и хоронили заживо. Она ненавидела бумажную работу и в иные дни готова была сдаться. Может быть, работа в полиции действительно не для неё.
   Богомол каким-то шестым чувством понимал, когда её особенно тяжело и звонил по телефону. Венди видела на экране его лоснящуюся рожу, морщилась, но всё-таки брала трубку.
   - Ты не должна останавливаться, - без предисловия говорил Богомол. - Ты должна показать им, что ты можешь больше. Забудь о том, что ты такая же, как они. Не надо быть равной, надо быть лучшей. Твоё время ещё придёт.
   Венди кивала, сворачивала рукой шарик из бумаги и кидала его в одного из коллег. Иногда везло и удавалось попасть прямо в кофейную миску, тогда коричневые брызги летели во все стороны, а раздолбай вскакивал и орал. Остальные ржали и бросали в него кубиками сахара. Венди прикладывала ладони к вискам и говорила себе, что это детский сад. Офисные развлечения всегда казались ей занятием для никчемных бездельников. Но после нескольких дней бумажной работы летающие степлеры становились лекарством против депрессии. Венди хотела азартных погонь и чувствовала, что начинает терять терпение. До открытия отдела "Пятый кодекс" оставалось ещё несколько лет.
  
   14.
   Богомол научил её танцевать. Он был длинным и нескладным, с тонкими паучьими ногами и при всём желании не мог считаться опытным хореографом. И всё же танцам обучил её именно он. Богомол сказал своё привычное "ты сможешь", Венди сказала, что она никогда в жизни не повторит движений, увиденных на экране. Богомол сказал "посмотрим" и положил её руку на световую панель.
   - Тебе не придётся делать ничего особенного, - сказал он. - Даже двигаться. Всю программу выполнит Люси, а твои мышцы запомнят её движения. Тебе надо будет только расслабиться и довериться Люси. Ты сможешь.
   Он показал Венди, как загрузить программу медленного вальса. Изображение Люси изящно плыло по экрану, нагибаясь то в одну, то в другую сторону. Богомол постучал пальцем по экрану.
   - Видишь? Это работа для программиста, а не для балерины. Ты справишься.
   Венди склонилась над экраном так низко, что капюшон упал ей на лоб и почти скрыл лицо. Богомол попытался заглянуть через плечо и несколько раз деликатно кашлянул в кулак. Венди сидела молча, и, казалось, ничего не замечала. Когда она обернулась, глаза были совершенно сухими. Венди провела рукой по одной щеке, внимательно посмотрела на пальцы, провела по другой.
   - Всегда было сложно справляться с эмоциями, - сказала она. - Папа называл меня плаксой. А сейчас как-то не плачется. Никаких слёз.
   - Ты в порядке? - спросил Богомол. Венди кивнула.
   - Я никогда не думала, что смогу танцевать.
  
   15.
   Музыка. Сначала Венди услышала её только ушами, потом почувствовала всем телом. Её захлестнула горячая волна веселья. Руки и ноги стали лёгкими, почти невесомыми, дрожь прокатилась от ступней до затылка. Венди встала на носочки, покачнулась, сделала сначала один шаг в сторону, потом другой. Каждый последующий шаг давался легче предыдущего. Венди боялась, что танец по заданной программе будет насилием, но всё оказалось естественным. Не было ощущения скованности, не было чужеродного вмешательства. Тело двигалось легко и свободно.
   Музыка. Музыка текла по венам, как электрический ток, музыка обволакивала нежной вуалью, музыка отгоняла все прочие мысли, все посторонние ощущения. Венди перестала чувствовать сцепление с полом, теперь она парила в воздухе, плыла в океане музыки. Тело слушалось Венди, Венди слушала музыку. Она и думать забыла о Люси, о специальной программе, которая контролирует её движения. Была только Венди и только музыка. Исчез даже Богомол.
   Музыка. Она оказалась в белом коридоре с холодным полом, мятным запахом, пронзительным светом, который виден даже сквозь закрытые веки. Музыка затащила её в белый коридор, музыка вела её по белому полу, музыка диктовала ей, как двигаться и что чувствовать.
   Музыка. В какой-то момент Венди почувствовала прикосновение руки к своей талии. Она обернулась через плечо, обернулась в танце, не сделав ни одного лишнего движения. Ожидала увидеть там кого-то очень знакомого, но никого не увидела. Кто-то танцевал с ней, кто-то неуловимый, тот, кого она могла только почувствовать. Партнёр вёл её, направлял её, держал за руку, обнимал и отпускал. Венди танцевала.
   Музыка. Грандиозная, свободная, может быть, даже освобождающая. Всю жизнь Венди прожила в клетке собственного тела, даже не помышляя о вольном движении. А сейчас её тело плыло в волнах музыки, сливалось с музыкой, становилось единым целым с энергичными, властными звуками.
   Музыка. Венди перестала чувствовать своё тело. Теперь существовала только музыка, которая плескалась звуками и образами, запахами и ощущениями. Музыка стала целым миром, целым вселенной. Венди исчезла, растворилась в музыке.
  
   Каменный пояс
  
   1.
   Когда-то Энди занимался бальными танцами и даже находил в этом какое-то удовольствие. Но если бы кто-то сейчас пригласил его на танец, он бы наткнулся на стену непонимания. Энди не мог не то что танцевать, ему трудно было даже пошевелиться. Одеревенело всё тело. Он скатился на каменистую землю по боку грифона и принялся растирать затекшую ногу. Очень медленно удалось разогнать кровь, под кожей закололи тысячи иголок. Энди постарался встать и запрыгал на одной ноге. Хью посмотрел на него с недоумением.
   - Что ты делаешь?
   - Нога... Чёрт!
   Энди сделал несколько шагов сначала в одну, потом в другую сторону. Убедился, что нога больше не кажется мёртвым куском мяса и вернулся к Хью. Положил руку на грифона, потянулся.
   - Энергии хватит на сто километров, не больше, - сказал Хью, - До ближайшего города, - он сверился с планшетом, - около восьмисот. Так что...
   - Где проходят грузовики?
   Хью покачал головой.
   - Ты совсем рехнулся? Забудь об этом.
   - Я серьёзно.
   - Ты серьёзно спятил. Грузовики принадлежат частным компаниям, но пока они на федеральной трассе, это государственная собственность. Кроме того, каменный пояс это нейтральная зона. Она попадает под юрисдикцию мирового альянса.
   Энди задумался на секунду, а потом задал вопрос, который вогнал Хью в глубокий ступор:
   - И что?
   Когда к Хью вернулся дар речи, он заговорил торопливо и сбивчиво:
   - Мы не можем! Мы нелегально находимся в нейтральной зоне! Одна оплошность и нас выкинут обратно! Здесь не монархия, здесь грёбанная демократия! Это значит, что нас убьют в любом случае!
   - Или мы умрём прямо здесь от голода и жажды. Сколько человек охраняет груз?
   - Мы можем добраться до заправочной станции и там сдаться полиции...
   - Сколько человек охраняет груз? - повторил Энди.
   - Если найти аэрокар, то...
   - Сколько человек? - заорал Энди. Хью сжался.
   - Ни одного. Там система слежения, там навигация, там...
   - А сколько водителей?
   - Там никого нет! Это автономные маршруты! И мы не можем...
   Энди подошёл к нему вплотную.
   - Послушай. Нет, повернись сюда. Посмотри на меня. Вот так. Я не хочу больше слышать "мы не можем" или "мы не должны". Если следовать твоей логике, то мы вообще не должны здесь находиться.
   - Мы не должны, - начал было Хью. Энди сжал его руку повыше локтя.
   - Мы не сделали ничего дурного. Я не сделал ничего дурного. Но этого оказалось недостаточно для того, чтобы сохранить себе жизнь. Я хочу действовать по правилам, но не хочу умирать. Поэтому никакого "мы не должны". Думай о другом. Мы не должны погибнуть здесь. Не должны попасть в руки местной полиции. Не для этого сбежали из дворца. Я не хочу умирать ни здесь, ни где-то ещё.
   - Нас будут искать...
   - Я знаю. Значит, придётся сделать так, чтобы не нашли.
   Хью спрыгнул на землю и обошёл грифона по кругу. Пнул ногой камешек, нагнулся, поднял ещё один, подбросил в воздух. Энди готов был поклясться, что он ругается про себя. В действительности Хью думал о том, как ему хочется курить.
   - Плохая идея, - пробормотал он. Обернулся и посмотрел на Энди. - Ты псих. Знаешь это?
   - Всегда подозревал, - сказал Энди. Он вдруг почувствовал необходимость поделиться сокровенным: - Мне казалось, что это я уничтожил свою планету. Думал, я во всём виноват, представляешь?
   - Ты псих, - повторил Хью.
   - Расскажи лучше про грузовики.
  
   2.
   Федеральная трасса R415, больше известная как "Каменный пояс" находилась под юрисдикцией альянса ста тридцати пяти государств, названия которых звучали для ушей Энди абсолютно одинаково. Она опоясывала всю планету по экватору. Если верить данным из онлайн-библиотеки, общая длина R415 составляла восемьдесят восемь тысяч километров.
   Трасса была зарезервирована только под грузовые перевозки. Чтобы попасть на трассу, необходимо было получить лицензию, требующую полуторамиллиардного залога и ежегодной оплаты. Такие лицензии могли позволить себе только две крупные карго-компании, "Лотос" и "Алый цвет". Мелкие перевозчики вынуждены были пользоваться их услугами.
   Все грузовики, выходящие на R415, были беспилотными. Они шли по заданному маршруту без остановок и снижений скорости. Трассу курировали дроны, круглосуточно передающие данные в диспетчерский центр. Дважды в месяц на R415 выезжали федеральные служащие на скоростных автомобилях. Их задачей было проверить дорожное полотно и засечь проблемы, по какой-либо причине незамеченные дронами. Мелкие дорожные работы выполнялись роботами на месте. Для серьёзных реконструкций выделяли две недели в году, во время которых грузовики следовали по параллельным участкам трассы.
   Время от времени случались аварии. Было это довольно редко и всегда вызывало бурный резонанс в прессе. Грузоперевозки традиционно считались самым безопасным способом транспортировки, но у них всегда существовали противники. Большинство оппонентов плотно сидело на грантах от корпораций, считающих плату за лицензию чрезвычайно завышенной. Иногда тот или иной законопроект проталкивался на заседание совета федерации и тогда неделями не умолкали бурные дебаты. Некоторые особенно энергичные журналисты писали, что нейтральные земли принадлежат всем и никому, а значит, никто не вправе брать деньги за перевозки. Правда, они же в своё время ратовали за общедоступность любой информации, а значит, к их мнению редко прислушивались. Всем были памятны времена, когда нейтральные земли были дикой территорией, где не действовали никакие законы. Тогда добраться до океана можно было только по воздуху. И никто не мог гарантировать того, что самолёт не будет сбит ракетой с земли.
   А теперь всё было тихо и мирно, трасса R415 стала лучом цивилизации посреди дикой пустыни. Грузы доставлялись вовремя и в срок, воздушные порты работали бесперебойно, карго-компании постоянно расширяли штат своих сотрудников. Несколько лет назад компания "Алый цвет" купила девяносто процентов акций одного из крупнейших онлайн-магазинов и провела громкий ребрендинг. Цены остались прежними, доставка стала бесплатной. Доходы выросли в несколько раз, и кто-то подсчитал, что годовая прибыль объединённой компании превышает общий бюджет нескольких небольших государств.
   Но настоящим прорывом для "Алого цвета" стала не покупка магазина, а выигранный тендер на доставку грузов альянса. Это было ценно не столько с финансовой точки зрения, сколько с точки зрения безопасности. Альянс не только признал надежность грузовых перевозок, но и взял карго-корпорацию под свою защиту. Отныне все перевозки были защищены службой безопасности альянса. На логотипе карго-корпорации появился отпечаток когтистой лапы грифона, символа альянса.
   На ежегодном совещании совета директоров Алайн Тво, глава и наследник карго-компании "Алый цвет" объявил, что отныне грузовые перевозки являются делом государственной важности. За двадцать пять лет, отметил он, впервые мы добились такого существенного признания. Он лично поздравил каждого участника совещания и высказал пожелания в следующем году выиграть тендер на строительство туннеля под океаном. Алайн не сообщил, что он уже заплатил несколько миллионов нужному чиновнику. Он считал, что каждый работник компании должен верить в то, что именно его усилия приводят компанию к успеху. А взятки... Если бы карго-компания не была успешной, с ним бы просто никто не стал разговаривать. Для того, чтобы перевести деньги на определённый счет, нужны связи. Связи приходят только с успехом.
  
   3.
   - У них тысячи экспедиторов, - сказал Хью. - Десятки тысяч. Этот Алайн, он не мелочится. Я сам одно время хотел на них работать, но у них всё построено на системе "Единение". Терпеть их не могу.
   - Тысячи дронов, - уточнил Энди. - И они управляются автоматической системой.
   - Ты не понял меня? Я не умею с этим обращаться.
   Энди не обратил на его слова никакого внимания.
   - А система в свою очередь управляется операторами.
   - Ты когда-нибудь видел умного оператора? Хуже только секретарши.
   Хью плюхнулся на песок, прислонился спиной к лапе грифона и вытянул ноги.
   - Ты чокнутый.
   - Ты это уже говорил.
   - Я говорил, что ты псих. Но угнать грузовик... Это даже не безумие, это самоубийство.
   - Предпочитаешь умереть прямо здесь? Или попасть в тюрьму?
   - Я предпочитаю не совершать противоправных действий.
   Энди припомнил, сколько решений в дворцовой сети попадают под нарушение авторских прав и нарушение правил пользования. Хью возразил, что это совсем другое и сравнение не корректно. Энди сказал, что Хью организовал побег преступнику.
   - Я хотел помочь тебе!
   - Ты и помог. Боюсь только, суд не примет это во внимание. Если, конечно, мы попадёмся.
   - Хочешь сказать, что у нас нет выбора? Оступился один раз и всё, путь к честной жизни закрыт?
   - Ты подсматривал за принцессами в их комнатах. За голыми принцессами. Не знаю, как это трактуется здесь, может просто как вторжение в частную жизнь. Но в королевстве это однозначно тяжкое преступление. Так что о какой честной жизни ты, мать твою, говоришь?
   - Откуда ты...
   - Правильный ответ был "я не подсматривал за принцессами". Но это и не важно. Сейчас оторви задницу и...
   Хью внезапно вскочил и вцепился в рубашку Энди. Глаза у него были широко распахнуты, зрачки расширены. Он часто и хрипло дышал.
   - Ты нас угробишь, ты, придурок, ты... Ты неуправляем!
   На мгновение перед внутренним взглядом Энди вспыхнула сцена, где переплелись сон и воспоминание. Совещание по закупкам, но почему-то в громадной белой комнате. И возмущённый женский крик "Он неуправляем!". Энди потряс головой, схватил Хью за запястья и резко крутнул в разные стороны. Хью взвыл от боли и обмяк. Весил он порядочно, но Энди сумел удержать его на весу. Встряхнул, чтобы тот пришёл в себя, поставил на ноги. Прежде чем Хью что-то сказал, Энди почувствовал запоздалое раскаяние. Плохо быть истеричкой. Даже отвратительно. Теряя контроль над эмоциями, человек теряет человеческий образ. А человек должен всегда оставаться нормальным человеком.
   - Успокойся, - сказал Энди так мягко, как только мог. На несколько секунд ему показалось, что он говорит сам с собой. Хью был уродом без носа и рта, с костяной пластиной посередине лица, и всё же он был похож на самого Энди. Истерику порождает страх, а в прошлой жизни Энди только и делал, что боялся. Сейчас боялся Хью и задачей Энди было избавить его от страха. - Тихо. Твоя задача сейчас разобраться с маршрутами грузовиков.
   - Разобраться? - спросил Хью. Он еле говорил, в какой-то момент Энди даже решил, что Хью пьян. - Зачем? Что это даст?
   - Это даст нам время. Изучи маршруты. Я посмотрю, что там с дронами. Хочу понять, можно ли их сбить с помощью грифона.
   Хью несколько раз быстро кивнул и уселся на плоском камне. Энди готов был поклясться, что его приятель чувствует себя виноватым.
  
   4.
   Расписание грузовиков было в открытом доступе. Хью изучил его вдоль и поперёк, отметил на карте все части маршрута. Он не вполне понимал, что хочет от него Энди и старался вообще не думать о цели задания.
   Чем больше Энди читал про дронов, тем больше возникало у него вопросов. Точное местонахождение дронов определить было нельзя, слишком часто они меняли направление. Известно было только, с какой скоростью они курсируют вдоль трассы. Высота тоже варьировалась от пятнадцати до пятидесяти метров, в зависимости от погоды. Дроны были единственными летательными аппаратами, которые не требовали сцепления с солнечной дугой или Оливией. Они строили маршрут, отталкиваясь от расстояния до земли. Энди решил, что это и есть слабое звено.
   Трасса R415 была вырублена в каменистой почве. Она была отполирована тысячами грузовиков, которые ездили по ней уже без малого полвека. Вдоль берега океана трасса шла почти вровень с поверхностью, на материковой части опускалась вглубь почти на полметра. По обеим сторонам высился бесформенный камень, сверху он казался ровным и гладким, а вот вблизи оказывалось, что каждый шаг грозит серьёзным переломом. Большую часть года дорогу покрывала мелкая каменная пыль, короткой зимой камень сковывал твёрдый иней грязно-серого цвета. Берег океана обрастал коркой льда, по которой можно было пройти только в специальных ботинках с длинными шипами. Сам океан не замерзал никогда.
   Энди всё ожидал, когда из-за ближайшего камня выползет змея, смотрел в небо, надеясь увидеть хищную птицу. Но в каменной пустыне не было ни зверей, ни птиц. Здесь не росли деревья и кусты. Не было даже мха. Пустыня была безжизненной и унылой, на тысячи километров простирался только голый камень. Несколько городков жили только за счет обслуживания заправочных станций и государственных субсидий. Ни в одном не было ни школы, ни даже кинотеатра, только пара магазинчиков, в которых коротали вечера почти все жители городка. В самом крупном из городов жила сотня человек, в остальных и того меньше. Большинство доживало здесь свои дни, молодежь старалась как можно быстрее покинуть родной город. Пустынной романтикой проникались только приезжие энтузиасты, да и тех хватало только на пару месяцев. Пустыня была мёртвой.
   Иногда среди камней искали укрытия банды подростков. Всегда шумные, всегда бойкие, здесь они умолкали сами собой. Громада пустыни и раскинувшийся над головой купол неба давили на них и заставляли невольно приглушать голоса. Бывший вожак цепенел и уже не торопился раздавать приказы своим оборванным соратникам. Даже наркотики имели здесь скорее приглушающее действие. Никакого возбуждения, никакого экстаза. Каждый, кто приходил в пустыню, проникался её величественным спокойствием.
   Кругом было тихо. Так тихо, что Энди слышал, как кровь шумит у него в ушах. Слышал собственное размеренное дыхание и дыхание Хью. Хью сидел на камне, поджав под себя ноги. На коленях у него лежала серебристая палочка, проецирующая дрожащий световой экран. Пальцы Хью бегали по экрану так быстро, что сложно было за ними уследить. Хью что-то приговаривал на своём языке. Со стороны казалось, что он насвистывает в такт работе.
   Небо постепенно темнело. Скоро должна была выплыть грациозная Оливия, а следом за ней звёзды начать ежевечерний танец. Энди понятия не имел, сколько человек трудятся над созданием космических голограмм, но предполагал, что там задействован не один отдел. Ни одно созвездие не было случайным, их движения подчинялись сложным математическим выкладкам. В них была строгая красота, не допускающая ни одного лишнего штриха. Энди полюбил чужое небо, полюбил звёздные вальсы. Он думал, что немало людей на Земле презрительно фыркнули бы, узнай, что он любуется искусственной проекцией. Но в этой рукотворной красоте он видел единение природы и научного гения. Это было искусством, подаренным целой планете.
   Величественная Оливия, огромная, как десяток Земных лун, с двумя поясами сверкающих астероидов. Она быстро двигалась по небосводу, успевая дважды взойти и закатиться за одну ночь. В северном полушарии она выглядела как сфера, рассеченная пополам, оба пояса казались разорванными посередине. На юге Оливия была полной и гладкой, пояса меняли цвет в зависимости от времени года, от бледно-розового до почти багрового. Оливия была не просто проекцией, это была сфера из прожекторов, меняющих своё положение. К её созданию приложили руки лучшие художники, чьи имена были выбиты на обратной стороне металлической конструкции. Они обессмертили свои имена и обессмертили настоящую Оливию, древний спутник Гекаты, навеки скрытый искусственным куполом. Та, настоящая Оливия сияла слабым зеленоватым светом. Из-за тёмной поперечной полосы поэты древности сравнивали её с глазом змеи. Она была путеводным лучом для мореходов. До сих пор серебристую дорожку на ночных водах называли дорожным лучом. Моряки верили, что она приносит удачу.
   Энди несколько раз обошёл грифона, опустился на колени и прополз под его брюхом. Опасался, что грифон в любой момент может грохнутся и придавить его своей тяжестью, но он стоял крепко, опираясь на лапы и крылья. Энди выпрямился во весь рост и размял затекшую спину. Чувствовал он себя слабым и совсем вымотанным. Ночная прохлада успокоила разгоряченную кожу, но облегчения это не принесло. Ночь обещала быть холодной, и Энди понятия не имел, как им удастся согреться. Может быть, для аборигенов Гекаты холод не является таким врагом, как для землян. Энди поплотнее запахнул рубашку, перешитую из старого комбинезона Хью и с ностальгией подумал о своей толстовке. Он вспомнил, как по утрам не хотелось вылезать из постели по звонку будильника. Даже когда уже спускаешься по лестнице к машине, не можешь избавиться от желания развернуться, вернуться обратно, залезть в кровать и укрыться одеялом с головой. Хочется назад, в тепло. Морозное московское утро это ужасно, но потом хотя бы всходит солнце. Ночь на Гекате длилась около двадцати часов. Энди вздохнул и обнял плечи руками. Как же холодно!
   - Иди сюда, - позвал его Хью.
   - А?
   - Вот глянь.
   Энди посмотрел на экран и ничего не понял.
   - И что?
   - Смотри! - рявкнул Хью. - И читай. На это много ума не надо.
   Энди взял палочку из рук Хью и уставился в экран. Сквозь прямоугольник света проглядывали остроконечные камни. Энди выставил вперёд локоть и направил экран на него. Теперь читать приходилось поверх синей ткани, но, по крайней мере, буквы стали более отчетливые. Он прибавил яркости и стал пытаться осмыслить нагромождение кружков.
   Символы, символы, символы. Энди терпеть не мог пиктограммы с тех пор, как они только появились. Значки становились всё проще, информации содержали всё меньше. "Megahard" сделал попытку сделать пиктограммы интерактивными, но большого успеха в этом не имел. Большинство людей хотело видеть один простой значок и тыкать в него любопытным пальцем. Родись Энди в современном Китае, может быть, у него было бы к значкам другое отношение. Но он родился в ту эпоху, когда персональный компьютер ещё был несбыточной мечтой. Читать он учился по бумажным книгам. Идеальная смысловая величина это одно слово, слово состоит из букв, каждая буква это закодированный звук. Буквы отличаются друг от друга, для того чтобы глаз мог выцепить самую суть. Где-то Энди читал про исследования, результатом которых являлся вывод "неважно, в каком порядке стоят слова в слове. Даже если какие-то буквы будут пропущены, вы всё равно сможете понять суть". Кажется, две эти фразы были написаны с перепутанными буквами.
   Сейчас Энди смотрел на бесконечные кружочки, смысл которых доходил до него с трудом. Он ещё мог читать художественные тексты, но разбирать чужой код это то ещё мучение. Помимо прочего, Хью никогда не опускался до комментирования собственных творений. Понять, что же он хотел сказать, было нетривиальной задачей. Энди пришлось перечитать трижды, прежде чем до него стала доходить суть.
   - Снижение скорости? - спросил он. Хью издал вопль.
   - Хвала всему сущему, он постиг истину. Да. Я рассчитал, мы можем попытаться. Не знаю только, насколько это поможет. Мы не сможем направить всех дронов на одну задачу.
   - Нам и не надо. Смотри, что я узнал про дронов.
   Энди открыл карту. Место, где находились они с Хью, было отмечено синим кружком.
   - Ты не отключил навигацию?! Да нас же сейчас...
   - Спокойно, это моя метка. Не уверен, что точная, погрешность порядка пятисот метров. А теперь смотри сюда. Видишь эти белые полосы вдоль дороги? Это дроны, вернее, территория, которую они контролируют. Движутся они в разных направлениях, но охват всё равно неизменен. Если один дрон отклоняется от маршрута, другой берёт на себя его нагрузку, если два, то ещё два, ну и так далее. Система рассчитана на распределение нагрузки. В итоге в случае аварии которую требуется мониторить с разных сторон или в случае выхода из строя нескольких дронов, мы получаем сужение линии контроля. Грубо говоря, в штатном режиме дроны контролируют дорожное полотно плюс расстояние в сто метров по обочинам. В случае непредвиденной ситуации контроль обочин может сужаться до пятидесяти метров. Если ты прав, то здесь, - он ткнул пальцем в карту, - образуется слепая зона. Ненадолго, новые дроны будут в пути, как только получат сигнал об аварии.
   - И что нам это даст? - спросил Хью. - Дорога всё равно будет под контролем. Мы так и так попадём под наблюдение.
   - Я и не говорю, что мы сможем использовать именно эту особенность. Просто рассказываю о том, как это работает. Что насчет грузовиков?
   Хью посмотрел на карту, задумался на секунду и развернул на половину экрана расписание грузовиков. Крошечные изображения разноцветных грузовиков мерцали рядом с временем отправления. Время было указано с точностью до сотой доли секунды. Энди подумал, что будь такая точность в московского общественного транспорта, он бы забыл об автомобиле.
   - Грузовики движутся цепочками по пять машин. Интервал между грузовиками в цепочке два метра, интервал между цепочками от двухсот пятидесяти до пятисот километров в зависимости от времени суток. У всех одинаковая скорость, которая рассчитывается исходя из погодных условий. Температура полотна, температура воздуха, дождь или ветер. Средняя скорость двести двадцать километров в час, зимой сто восемьдесят. В случае остановки одного грузовика останавливается вся цепочка, а все грузовики на трассе сбавляют скорость на двадцать километров. На ремонт отводится не больше пятнадцати минут, если он занимает больше времени и не может быть выполнен в автоматическом режиме, груз распределяют по другим грузовикам в цепочке, а сломанный грузовик отгоняют на обочину. Оттуда его забирают через несколько часов и отгоняют в ремонтный ангар по параллельным трассам. Главное это то, что в грузовиках одной цепочки всегда должно быть зарезервировано место под полный груз одного грузовика.
   Энди ничего не понял.
   - И что?
   - Где ты видел карго-компанию, которая соблюдала бы правила перевозки? Естественно, они едут загруженными под завязку.
   - А что насчет контрольного взвешивания? - спросил Энди, вспомнив всё, что знал о рейсах дальнобойщиков.
   - Взвешивание проходит перед каждым рейсом и после каждого рейса. На трассе весы есть на станциях обслуживания через каждые десять тысяч километров. Там даже не надо останавливаться, достаточно просто проехать через технологический мостик. Они все проезжают его и все проезжают с нормальным весом. Но те грузовики, которые едут с нарушением, заправляются всегда через несколько километров после станции.
   - Тогда получается, что грузовики выезжают без заправки?
   - Именно. В рейс они выходят с полупустыми баками, чтобы быть допущенными к старту. Через сто метров от складов крупнейших карго-компаний есть заправочные станции. Все построены на деньги самих компаний. И рядом с каждой всегда очереди из грузовиков.
   - Но почему никто не обратил на это внимания? Ведь это очевидно, ведь это...
   - Эй, я не говорю, что это так и есть, - сказал Хью. - Это всего лишь предположение на основе фактов. Уверен, я не первый с такой идеей. Наверняка карго-компании ежемесячно отчисляют определённую сумму для слишком любопытных чиновников. Так сказать, плата за временную слепоту. Это должно быть выгоднее, чем гонять один пустой грузовик на каждую цепочку. Всё-таки, аварии происходят действительно слишком редко. И весь груз застрахован.
   Энди кивнул. Рассуждение Хью ему понравилось своей логичностью, но он никак не мог сообразить, какую выгоду можно из этого извлечь. Жизнь научила его тому, что любое даже самое гениальное твоё открытие скорее всего уже сделано кем-то другим. Главное успеть быть первым. Главное...
   - Главное успеть быть раньше них, - вдруг сказал он вслух. Хью вопросительно на него посмотрел.
   - Быть где? На заправке? До ближайшей около сотни километров. Туда долетим, а вот о рейсе обратно можно забыть. Кроме того, полиция...
   - Забудь о полиции. Грифон пролетит это расстояние меньше чем за час. Если мы сможем определить, какая цепочка перегружена больше всего, сможем узнать, у кого меньше всех топлива. Как хищные животные. Они ищут самую слабую особь в стае. Мы выберем слабое звено и остановим его незадолго до заправки. Заправки же автоматические, так? Это хорошо.
   - Ничего хорошего. Там есть смотрители. Это дешевле, чем каждый раз вызывать ремонтную бригаду.
   Энди вспомнил, что на платных участках трассы Москва-Питер оказалось дешевле посадить девиц-кассиров, чем сделать нормальные автоматы и выругался. Планеты разные, проблемы одни и те же.
   - И сколько там человек? - спросил он.
   - Обычно один. Зачем больше?
   - Он может связаться с полицией или с кем-то ещё в этом духе?
   - Естественно. Каждая заправка подключена к общей сети. Ну и связь с диспетчерским пунктом конечно.
   - Сможешь её отключить?
   - Могу попробовать...
   - Отлично. Если мы сумеем узнать, какая цепочка еле-еле дотянет до заправки после последнего взвешивания, сможем отсечь её от остальных.
   - Отсечь? Ты предлагаешь напасть на неё? Это исключено.
   - Не на неё, на цепочку впереди. Ты сказал, что в случае аварии все цепочки должны снижать скорость. Если аварий будет несколько, скорость упадёт ещё ниже. В конце концов, у самой слабой цепочки не хватит топлива, чтобы дотянуть до заправочной станции. А если мы сделаем им слепую зону, никто ничего не заметит.
   - Это глупо, - поспешно сказал Хью, задумался на секунду и медленно развернулся лицом к Энди. В глазах застыло удивлённое выражение. - Но может сработать.
   Энди похлопал его по плечу.
   - Ты молодец. Тогда предлагаю не терять времени даром и добраться до заправки.
  
   5.
   Грифон поднялся вверх слишком резко. Хью с опасением считал его показатели.
   - Аккумуляторы надо зарядить. Долго он так не протянет. Он перешел в режим сбережения энергии и отключил большую часть фоновых задач. Обогрев уже не работает.
   - Мы сможем зарядить его на заправке?
   - Не уверен. Для этого требуется его идентификационный номер, а это хуже чем повесить объявление "мы украли этого грифона". Попробую, конечно, но ничего не могу обещать.
   До заправки было девяносто километров по прямой. Ледяной ветер бил Энди в лицо, пальцы стыли от холода. Энди старался вжаться как можно ближе в перья грифона, дышать только носом, чтобы воздух хотя бы немного успевал согреться. Когда-то он читал про трахеотомию, операцию, при которой горло больного рассекалось и в трахею вводилась дыхательная трубка. Люди, пережившие подобную операцию, описывали, что воздух казался совсем ледяным. Энди вдыхал воздух с маслянистым от перьев грифона запахом и чувствовал, что его горло сжимает холодная рука.
   Когда грифон неловко опустился в полукилометре от заправки, Энди соскочил с него первым и помог сойти Хью. Тот тоже окоченел, но скрывал до последнего, что его мучает холод. Спустя пару часов полёта его силы было на исходе. Неприятно было признавать, что ты также слаб, как твой чокнутый приятель, зато легче от того, что ты не один. Оба молча побрели в сторону заправки, стараясь держаться поближе друг к другу.
   Заправочная станция оказалась одноэтажным зданием с круглой крышей. Двенадцать колонок цилиндрической формы с высоким белым щитом наверху. Щит был интерактивным, при приближении к нему срабатывала система опознания транспортного средства. Одна колонка была рассчитана на два грузовика одновременно, к ней подъезжали с обеих сторон, открывали бак, и короткий плоский шланг сам присоединялся к нему. Всё топливо было твёрдым, иногда в виде порошка, иногда нарезанное на пластины или бруски. Десять колонок принадлежали карго-компаниям и работали по кредитной схеме. Две были коммерческими и должны были обслуживать служебные машины.
   - У них есть аэрокары, - сказал Хью.
   - Аэрокары? - не понял Энди. Хью махнул рукой в сторону помещения под куполом из белого брезента.
   - Видишь эти штуки с острыми носами? Их используют для облёта трассы. Это удобно, хотя и очень медленно, не больше сорока километров в час. Зато можно кататься на одном аккумуляторе по нескольку месяцев.
   - А что с грузоподъёмностью?
   - Хрен его знает, выясним на месте.
   - Сначала надо разобраться с системами слежения, - сказал Энди. - Не надо отключать заправку целиком, это может вызвать подозрения. Для начала ослепим её. Вряд ли кто-то будет круглосуточно обследовать объект в пустыне.
   Они вошли в здание. Энди боялся, что потребуется отпечаток ладони, но всё обошлось. Двери спокойно открылись и впустили их в просторное помещение с белыми стенами и высоким стеклянным потолком. Возле окна в кресле сидел человек в белом комбинезоне. Когда дверь открылась, он отложил коммуникатор и поднялся на ноги.
   - Чем могу? - спросил он автоматически, увидел Энди и издал хриплый вопль. Левая рука взметнулась вверх, правая нырнула в карман. Хью среагировал молниеносно.
   - Руки! - закричал он, хватая заправщика за запястья и отводя руки за спину. - Не дай ему отправить сигнал!
   Энди перескочил через низенький столик и оказался рядом с заправщиком. Прежде чем успел подумать, что делает, размахнулся и ударил заправщика в лицо. Раздался треск ломающейся кости. Заправщик обмяк и без единого звука опустился на пол. Из разбитой костяной пластины хлестала кровь.
   - Ты убьёшь его! - закричал Хью. - Ты убил его!
   Энди перешагнул через тело заправщика.
   - Что с камерами?
   - Ты убил его!
   - Что с камерами? Что с наблюдением?
   Хью не ответил, только повторял одну и ту же фразу. Энди влепил ему пощёчину.
   - Что ты...
   - Заткнись и работай, - приказал Энди и вложил ему в руки планшет. - Отключи их.
   Хью затравленно на него посмотрел. Руки у него ощутимо дрожали. Он взял планшет и запустил консоль. Энди подошёл к стойке, нашел кофейный автомат и пошарил по карманам.
   - Монетки не найдётся?
   Хью впал в транс и ничего не ответил. Энди подошёл к нему, запустил руку в карман и выудил оттуда несколько карточек. Отыскал неименную, провёл по панели автомата. Кофе с шипением полилось в широкую пиалу. Энди обхватил пальцами горячее стекло и почувствовал покалывание в пальцах. После полёта сквозь ледяной воздух кофе воспринималось как дань богов.
   - Тебе налить?
   Хью только что-то прошипел.
   Энди допил кофе, подошёл к нему и положил руку на плечо.
   - Как оно?
   - Я отключил камеры, - сказал Хью. - Стёр данные за последние полчаса. Теперь, когда понадобится отключить сеть, мы просто...
   - Мы просто сделаем это, - закончил за него Энди. - Отлично. Ты согрелся? Надо разобрать грифона. Зарядить не получится, я уже проверил. Только идентификатор, а над ним мы провозимся до утра. Грифону придётся сделать несколько одиночных вылазок, чем легче он будет, тем дольше сможет продержаться. Пойдём, один я не справлюсь. Заодно заправим аэрокар на случай, если не получится уехать на грузовике.
   Они вышли с заправочной станции и для начала осмотрели аэрокары. Хью отогнал аэрокар из ангара, установил на него прозрачный бак и наполнил мелким порошком. Энди помог ему закрутить крышку. До грифона они добрались на аэрокаре и принялись неспешно его потрошить. Хью постепенно приходил в себя.
   Вдвоём они ободрали с грифона большую часть внешней обшивки. Хью предлагал избавиться от крыльев, но Энди категорически настоял на том, чтобы их оставить. Крылья нужны только для маневров, грифон будет лететь по заданной траектории, но кто знает, как отреагируют датчики грузовика не непонятный летающий объект? Энди решил не рисковать. К его удивлению, Хью без труда принял его решение. То ли не захотел спорить, то ли стал признавать главенство Энди в целом ряде задач. У Энди было инженерное чутьё. Он знал, как правильно отделять части грифона, мог предположить, как тот поведёт себя в полёте. Хью был отличным программистом, но не обладал пространственным мышлением. Ему легко было составить целую цепочку сложных алгоритмов, но он не мог удержать в уме даже самую простую трёхмерную модель.
   Энди лежал на спине под животом грифона и старался выкрутить штифты, соединяющие задние лапы с корпусом. Передние лапы были птичьими, с длинными хваткими когтями. Задние лапы принадлежали льву и помогали только при ходьбе. Внутри они были полыми и не представляли особенной ценности для аэродинамики грифона. Для того чтобы летать без всадника, они не требовались и ими можно было пожертвовать. Работал Энди медленно, сказывалось действие пустыни. Время от времени ему хотелось откинуть голову и закрыть глаза.
   Тишина. Энди не помнил, когда последний раз работал в тишине. Его всегда окружал шум кулеров, настойчивые сигналы коммутаторов, телефонные звонки. Гул оживлённого шоссе за окном, и кто только придумал сделать восемнадцатиполосную трассу посреди города. Вечный ремонт у соседей, которые не расстаются с дрелью и молотками. Работающий телевизор, радио в машине, громкая музыка и срывающиеся на визг голоса дикторов. Вся трескучая и бессмысленная трескотня, которую можно назвать голосом мегаполиса. И после этого многоголосого хора, который Энди слышал на протяжении тридцати четырёх лет своей жизни вдруг тишина каменной пустыни, спокойное чёрное небо, звёздное золото на необъятной высоте. И надо всем этим величественная Оливия, которая стремится к своему второму восходу посреди безмолвной ночи. Энди чувствовал, как силы вливаются в его тело сами собой, как будто немые камни подпитывали его энергией. Глаз цепко выхватывал нужные детали, руки двигались сами собой.
   Когда Оливия второй раз закатилась за горизонт, всё было готово. От грифона остался только металлический каркас, внутри которого проглядывал механизм, составленный из чёрных блестящих трубок. Аккумуляторный отсек был заполнен дюжиной батарей, скреплённых между собой. Ниша, предназначенная под заряд для космических путешествий пустовала, но даже если бы дополнительный аккумулятор был на своём месте, грифон всё равно не смог бы подняться выше пары километров. Это была базовая модель, рассчитанная на небольшие расстояние. Сам механизм был по большей части стандартным, в модели более высокого уровня просто добавляли нужные модули.
   Энди окинул взглядом растерзанную шкуру грифона и только сейчас понял, какой вопрос мучил его с самого начала.
   - Почему грифоны? - спросил он у Хью. - Почему не сфинксы или там гремлины? И откуда они вообще взялись? У вас есть львы?
   - Львы?
   - Такие огромные животные. Когти, грива, хвост с кисточкой, пасть с зубами.
   - Пасть... Это такая штука, как у тебя?
   - Да, - кивнул Энди.
   - Никогда про такое не слышал.
   - А что насчет орлов? У грифонов их головы и крылья. Клюв, перья...
   - Ты спятил? Как могут существовать такие твари? Это же сказочный персонаж. Вроде золотой жабы на старых фресках.
   - Но откуда взялись легенды? Кто-то ведь их придумал, верно? Значит, кто-то видел львов и орлов.
   - А я откуда знаю? Я, что, похож на долбанного историка?
   Энди хотел сказать, что Хью похож на идиота, но промолчал. Он задал грифону маршрут для взлёта, сопоставил с расписанием грузовиков и поплотнее закутался в рубашку. Оставалось не меньше пяти часов.
   Энди закрепил коммуникатор между передних лап грифона. Планшет перехватил сигнал, Хью вывел положение грифона на карту.
   - Когда наша птичка взлетит, - начал Хью и тут же поправился: - Если взлетит, чёрт её побери. Мы сможем получить изображение с высоты. Можно включить камеру раньше, но она посадит аккумулятор. До того, как грифон окажется в воздухе, придётся экономить каждый грамм. Второй попытки не будет в любом случае.
   Он покосился через плечо на Энди.
   - Я говорил, что ты псих? Вроде бы говорил. И почему-то мне кажется, что твой идиотизм штука заразная. Если слишком долго общаться с идиотами...
   - Рано или поздно станешь идиотом, - закончил за него Энди. - Поверь мне, я знаю, о чём говорю. Я слишком долго работал с идиотами. Это часть моей работы.
   - Тебе повезло, - проворчал Хью. - Моя работа целиком состояла из идиотизма.
  
   6.
   Грифон завёлся и негромко затарахтел. Звук Хью не понравился. Он пару раз стукнул грифона по спине, нырнул под брюхо, открыл полость рядом с аккумулятором и влез туда рукой по локоть. Энди уже начал опасаться, что Хью получит силовой удар, но тот явно понимал, что делает. Он извлёк из грифона металлическую пластинку, согнутую в виде буквы "L". По центру она была несколько раз просверлена, зазубренные края казались обугленными. Хью осмотрел её со всех сторон, потряс перед лицом Энди и забросил далеко в сторону.
   - Из-за этой хрени всё могло пойти прахом, - сказал он. - Не бывает мелочей. Если отстегиваешь ноги от корпуса, смотри за крепежом. Иначе эта штука будет громыхать, как старый трактор.
   Энди согласно кивнул. Иногда лучше сразу признать свою вину. Он взял планшет и углубился в характеристики грифона. Хью удалил из базы номер его чипа, теперь данные по грифону доступны были только при непосредственном контакте. Это Энди не понравилось. Чтобы поднять в воздух одного грифона, его надо полностью контролировать, как радиоуправляемый вертолёт. Попробуй совладай с грифоном, который теряет связь уже через пятьдесят метров. Энди прикинул, как увеличить расстояние. В первый момент ничего не приходило в голову, потом он достал из кармана старый коммуникатор и протянул его Хью.
   - А что, если мы будем управлять этой птичкой по мобильной связи?
   Хью потряс головой, как будто пытался вытрясти воду из ушей. Энди подумал, что он похож на побитую собаку.
   - По-твоему, я выпилил идентификатор для того, чтобы устроить вещание в прямом эфире? Ты ещё большой псих, чем я думал.
   - Я не говорю про вещание. Можно вообще отключить модуль онлайн-связи. Я предлагаю только использовать эту штуку как навигатор. Сможешь отследить сигнал датчиков?
   - Я нет... - в глазах Хью появилось понимание. - Смогу, пожалуй.
   - Отлично. В таком случае тебе понадобится отслеживать перемещение грифона по коммуникатору. Это избавит нас от необходимости посылать сигналы в эфир о своём местоположении. Следить будем не за грифоном, а за коммуникатором. У грифона будет закрыт канал обратной связи, работать будет только на приём. Управлять будет трудно, но ты будешь следить за погрешностью.
   - А как ты его посадишь? Ну, потом.
   - Никак. Грифоном придётся пожертвовать. Но у нас нет другого выбора.
   Хью встал и подошёл к Энди. Посмотрел на него с одной стороны, обошёл и посмотрел с другой. Положил ладонь на голову, запустил пальцы в волосы, дёрнул. Издал странный булькающий звук и отнял руку.
   - Эта дрянь у тебя на голове, - сказал он, вытирая ладонь о штаны. - И на лице. Зачем она?
   - Это волосы, - сказал Энди.
   Хью его не слушал. Он провёл кончиком пальца по рукам Энди, взял его за запястье и покрутил руку перед лицом.
   - И на руках тоже. Даже на пальцах. По всему телу.
   - Это волосы, - повторил Энди. - Защитный покров. Для тепла, ну и вообще...
   - Вообще что? По-моему эта штука просто уродлива. Как будто ты извалялся в саже. Ты похож на инопланетное животное.
   - Я и есть инопланетное животное, - разозлился Энди. - А волосы достались нам от наших предков. По крайней мере, по одной из теорий.
   - Теории... Везде теории. Может быть, грифон взлетит, может быть, им можно будет управлять. А по сути я в пустыне вместе с психом, который похож на взорванное яблоко. И эта дыра в голове...
   - Ты тоже не особенно симпатичный по моим меркам. На Земле тебя назвали бы уродом.
   - Где?
   - Земля. Моя планета. Мой дом.
   - Дом, - Хью кивнул и отвёл взгляд. Пнул носком ботинка пару мелких камешков. Энди показалось, что он усмехнулся. - Дом это то место, откуда ты родом?
   - Можно и так сказать. Дом это то место, куда можно вернуться.
   - Тогда дворец был моим домом, - сказал Хью. - Но я не могу вернуться туда.
   - Ты хотя бы знаешь, что он всё ещё существует. Даже если ты не там. А мой дом...
   - Какая разница, что он существует, если дверь закрыта, - перебил его Хью. - Он там, а мы здесь.
   Энди взъерошил волосы обеими руками.
   - Знаешь, а эта штука не так уж плоха, - сказал он. - Волосы. Голова не мёрзнет. Некоторые считают это красивым.
   Хью недоверчиво хмыкнул.
   - Я серьёзно. Особенно у девушек. Ещё они бывают разных цветов. Разной формы. Прямые, волнистые, кудрявые.
   - Заткнись, или меня сейчас вырвет, - сказал Хью. - Это отвратительно.
   - Отвратительно это твои... отростки. Как зубы на голове.
   - Эй, что ты имеешь против покрытия? Это практично, это...
   - Это отвратительно.
   Хью хотел ещё что-то сказать, но вместо этого провёл пару раз по своей голове, вдоль отростков и наоборот. Раздалось тихое шуршание, как будто ногти скребли по бумаги. Ногтей у Хью не было, как и волос. Он весело посмотрел на Энди и протянул ему руку.
   - Ладно, чувак. Мы два отвратительных урода посреди пустыни. Я всю жизнь урод. Ты, сдаётся мне, такой же. А я не хочу быть мёртвым уродом.
   Энди осторожно пожал узкую ладонь. Когда Хью сжал его руку в своей, длинные пальцы сомкнулись в кольцо вокруг его ладони. Прикосновение было странным, даже страшным, как и сам Хью. И всё же это было прикосновение руки друга.
  
   7.
   Энди и Хью сидели на расстеленной обшивке грифона и почти не разговаривали. Энди вспоминал, что вроде бы на холоде положено много двигаться, но у него почти не было сил. Первые несколько часов прошли довольно быстро, минуты последнего тянулись мучительно долго. Первая колонна грузовиков должна была пройти незадолго до рассвета. Энди чувствовал, что просто не доживёт до этого момента. Можно было вернуться на заправку, но Хью сказал, что наблюдение могло снова включиться. Если возвращаться, то только после того, как будет отключена сеть.
   - А сколько до города? - неожиданно спросил Энди и сам себе ответил: - Около полутора тысяч километров. Немного, если только у нас был бы автомобиль. Или автобус. Или электросамокат.
   - Часов пять на автомобиле по параллельной трассе. Тот парень, ну, заправщик, должен кататься так каждые два или три дня. На аэрокаре доберёмся за пару дней, - сказал Хью. - И можно будет не связываться с грузовиками. Можно пересидеть на заправке, а потом поехать в город. Можно будет...
   - Можно будет сразу сдаться в полицию. Угон грифона. Убийство или попытка убийства. Захват станции.
   - Прекрати!
   - Прекратить что? Это правда, даже если она тебе не нравится.
   Хью зажмурился так, как будто это причиняло ему боль. Вздохнул и снова взялся за коммуникатор. Он обновил чат, пробежался по знакомым контактам, открыл новостную ленту. Ни слова о смерти принцессы Сенны, оно и неудивительно. Королевство надежно закрыто от посторонних глаз. Туристических виз не существует, чтобы получить рабочую, надо сначала получить работу, а по текущему законодательству нельзя принять на работу человека, не проведя с ним личную беседу. Замкнутый круг. Дипломатических отношений между Ореном и Альянсом не существует. Полная самостоятельность, вот девиз королевства, который не меняется уже без малого двести пятьдесят лет. Грех жаловаться, королевство и в самом деле полностью себя обеспечивает, почти не существует спроса на импортные товары, зато отлично налажен экспорт. Компьютерная техника, роботехниа, высокоточные приборы, ту уж мы и правда впереди планеты всей. И всё же есть что-то противоестественное в том, что королевство живёт настолько обособленной жизнью. Это даже не самостоятельность, это изоляция. Каждый житель обеспечен всем необходимым, нет нужды в том, чтобы перенимать что-то у соседей. И всё же только виртуальные контакты, только проверенные новости. Иногда Хью начинало казаться, что Орена вообще не существует в реальности.
   - Есть что-нибудь про нас? - спросил Энди.
   - Ни слова.
   - Проверь ещё раз расписание. Они должны быть уже здесь.
   Хью открыл страницу с интерактивным расписанием грузовиков и издал возмущенный вопль. Энди молча вырвал планшет у него из рук. Посмотрел на открытую страницу и ничего не понял.
   - А где...
   Хью отобрал у него планшет и пролистнул несколько страниц. У него закоченели пальцы, отчего он часто промахивался мимо нужной ссылки и сдавленно ругался. Энди смотрел на него с явным сочувствием. Сейчас он больше волновался за Хью, чем за себя самого.
   - Ну почему этот сукин сын умер именно сейчас и именно здесь?!
   - Кто?
   - Ройто Тирк. Час назад перекрыли все маршруты, чтобы пропустить автоколонну. Ехать будут по основным трассам. Нам сидеть здесь ещё по меньшей мере часов пять, не меньше.
   Он зашипел, как сдувающийся шарик. Было холодно. Обоим хотелось вернуться на тёплую заправку, переждать там какое-то время, но обоим было понятно, что это неоправданный риск. Иногда проще потерпеть. Энди уставился за горизонт, где прорезался сияющий солнечный серп. Ещё немного и будет рассвет. Ещё немного и они смогут согреться.
  
   8.
   Венди тоже отчаянно ждала утро, но по другой причине. В десять часов должна была начаться заупокойная служба и она должна была там присутствовать. Смерть Ройто Тирка была облегчением и для полиции, и для федерального управления, но это было убийство, а убийства надо было расследовать. Кроме того, поступила информация о новом убийстве, которое должно было состояться прямо на похоронах. И это не говоря о поставках наркотиков, с которыми был связан покойный Тирк. Венди не ложилась со вчерашнего вечера и совсем не чувствовала усталости. Было только волнение, от которого дрожали кончики пальцев.
   Хорц заехал за ней в шесть и с порога принялся перечислять всё необходимое.
   - Не забудь о том, что сначала надо поздороваться с его вдовой. Она ничего не знала о махинациях Билли, поэтому будь повежливее. Не забудь пожать руку священнику, в прошлом году он оказал нам большую услугу с делом Кара, мы его должники. И... о чёрт. Тебе придётся отказаться от чайной церемонии, вряд ли там будет та дрянь, которую ты употребляешь. А они могут плохо к этому отнестись.
   - Я помню, - сказала Венди. - А ты не мог бы...
   - Белое платье, - сказал Хорц, не слушая её. - Белые чулки, белые туфли, белая сумочка. У тебя есть белая сумочка?
   Венди изумлённо на него вылупилась.
   - Ты спятил? Откуда у меня столько шмоток?
   - Тебе придётся всё это достать. Можешь обратиться к Лайту, у неё наверняка есть всё подходящее. Я могу закинуть тебя по дороге.
   - Лайту вдвое толще меня. А ты точно спятил. Я никогда на это не пойду.
   - Но ты должна там быть! Без тебя провалится вся операция.
   - Тогда пусть идёт Лайту. У неё есть подходящий костюм, белые туфли и...
   - Лайту не сможет быстро убежать! - возвысил голос Хорц. - А мы не можем заявиться туда на служебных автомобилях. Тебе придётся припарковать машину перед церковью. Она будет на виду, попадёт по меньшей мере под десяток камер. Я уже не говорю про обзор дронов. Когда тебе придётся быстро оттуда убираться, ты не сможешь даже подобраться к автомобилю. Они же не идиоты. И реакция у них что надо.
   - Чёрт, но почему именно белое? Ненавижу этот цвет.
   - Потому что это, чёрт побери, похороны а не весёлая свадьба! Если ты припрёшься в церковь в своём рабочем комбинезоне, тебе останется только поднять над головой табличку "внимание, я из полиции". Нельзя бросаться в глаза. Ты должна смешаться с толпой, стать одной из них.
   - Это ужасно, - сказала Венди. - Ладно, чёрт с тобой. Я достану шмотки, а ты проследи, чтобы меня обвешали датчиками. Не хочу, чтобы все мучения были впустую.
   Несколько месяцев отдел Венди расследовал кражу терминиума, синтетической дряни, которой закидывались богатенькие сынки политиканов. Терминиум открывал двери в рай и ад одновременно, возносил наркоманов на вершины блаженства и разрушал иммунную систему за несколько месяцев. Для одной дозы хватало тысячной доли грамма, а в отличии от обычных наркотиков, терминиум оставался в крови ещё несколько недель после приёма. Одна инъекция и очередной юнец наслаждался фантастическими видениями целый месяц. После пяти инъекций требовалась пересадка костного мозга. Большинство умирало в стерильных комнатах, не доживая до операции. По свидетельству очевидцев, оно того стоило. На пороге смерти люди просили ещё терминиума.
   Дело о терминиуме досталось отделу Венди по наследству, когда от него поочерёдно отказалась сначала медицинская ассоциация, потом служба национальной безопасности, наконец, федеральное управление. В деле было замешано такое количество высокопоставленных лиц, что задача казалась практически невыполнимой. Мало кто верил в само похищение, это казалось слишком невероятным. Терминиум использовался как вспомогательное средство для лечения лучевой болезни. Его разрабатывали в закрытых лабораториях, попасть куда можно было только по особому доступу. Гораздо проще было поверить в чью-то ошибку при расчетах, в чью-то забывчивость, даже халатность. Венди было хорошо известно, что такое терминиум, поэтому в ошибки она не верила. Можно ошибиться в количестве газового топлива или драгоценной руды. Те, кто работают с терминиумом не имеют права на ошибку. Несколько граммов этого вещества способны отравить целый город.
   - Тебе следует отказаться от этого дела, - говорил Махатма. - Федералы расформировали целый отдел, который занимался терминиумом. Они преподнесли это как сокращение штатов из-за недостаточного финансирования, но я уверен, что в личных делах указаны совершенно иные данные. Нельзя связываться с такими делами. Это может дорого встать всем нам. Ты знаешь, чьи детки принимали эту дрянь? Я боюсь даже произносить вслух эти фамилии!
   - Ты учил меня быть честным, - возразила Венди. - А когда я поступила на службу, я поклялась защищать то, во что верю. Даже если это кажется совсем невероятным.
   - Невероятным! - повторил Махатма и поднял указательный палец вверх. - Невероятным, да. Но не бессмысленным. Дело с терминиумом бессмысленно. Ты занимаешься поиском бюрократических ошибок, выполняешь работу чиновников, ты...
   - Я выполняю свою работу, папа. И я верю в то, что всё делаю правильно. Терминиум не должен попасть в чужие руки.
   - Если бы существовала хотя бы минимальная вероятность того, что кража действительно была, военные никогда бы от этого не отказались. Да что там, они бы даже не подпустили нас к этому делу!
   - А если бы они были твёрдо уверены в том, что кражи не было, они бы давно закрыли дело, - сказала Венди. Махатма надолго замолчал. Венди похлопала его по плечу. - Я поступаю правильно, папа. Поверь мне.
   - Я верю тебе. И я боюсь за тебя. Ты столько прошла... Мы столько прошли вместе! Ты не должна пострадать.
   - Со мной всё будет в порядке. Ты забыл? Со мной ничего никогда не происходит.
   Венди вспоминала свои слова, когда надевала нелепый костюм Лайту и влезала в туфли, которые были безнадежно ей велики. Девочка, с которой никогда ничего не происходит. Когда-то эти слова были горькой правдой, и в самом деле, что может случиться с человеком, который не может выйти из дома. Это был их девиз с отцом, волшебные слова, которые произносились каждый раз, когда Махатма надо было отлучиться по делам. Сейчас, когда Венди появлялась дома в лучшем случае глубоко за полночь, девиз потерял свою актуальность, но сохранил магию. Магия слов означала, что всё обязательно будет в порядке. Никаких проблем, никаких неприятностей.
   - Ничего не случится, - проговорила Венди вслух. Хорц удивлённо на неё посмотрел.
   - Что?
   - Забей, я сама с собой. Спускайся вниз, я сейчас приду. Надо захватить шляпу.
   В церковь они приехали вовремя.
  
   9.
   Заправки были расположены на трассе каждые полторы тысячи километров. Некоторые были частными, большинство принадлежало крупным корпорациям, на всех обслуживались только грузовики и служебные автомобили. Исключения были настолько редкими, что о них можно было и не вспоминать. Заправщик городской станции был уверен, что на его веку не произойдёт ничего подобного. Звали его Кальм и в этом была своеобразная ирония. Кальм умудрился взять в спутницы жизни дородную и статную женщину по имени Кальма. В молодости это было поводом для многочисленных шуточек, с годами приелось обоим. Так уж случилось, что в семье верховодила Кальма и когда кто-то спрашивал, чей это дом, автомобиль или собака, то говорили "это дом Кальмы, это автомобиль Кальмы, это собака Кальмы, её зовут Креога". Сам Кальм оставался в тени и всецело полагался на свою жену. Он был рад-радешенек, когда она нашла ему место заправщика на автоматической станции. Это позволяло ему бездельничать по меньшей мере четыреста дней в году. Сама работа занимала от силы недели две, когда требовалось писать ежегодные отчеты. Заправщиков на станции держали только ради аварийных случаев, когда оборудование могло выйти из строя. На памяти Кальма такого не случалось ни разу. Он заполнял отчеты, стирал пыль со своей стойки, заказывал пиццу в единственной автоматической пиццерии на весь городок и чувствовал себя вполне неплохо. Кальма была им довольна.
   Грузовики заправляли далием, тёмно-серым порошком, который резко пах чем-то горелым. Иногда он был прессованным в блоки шириной с ладонь, иногда поставлялся огромными мешками с оранжевой маркировкой опасности. В топливных баках он измельчался в пыль и смешивался со специальным раствором. В итоге получалась густая и тягучая жидкость, один литр которой весил около шести килограммов. В задачи Кальма входило следить, чтобы далий не отсырел прямо на подземном складе. Перед тем как уйти с работы он совершал ежедневный обход складов. Сыпучий далий Кальм не любил, с ним всегда было больше возни. Когда поставщики привозили блочный, он радовался, как ребёнок. Уж с этим-то никаких проблем, главное всегда поддерживать одну и ту же температуру. Он хуже горит и по слухам засоряет двигатель, но кого это волнует. Автомобиль Кальма ездил на аккумуляторах. Плевать он хотел на трудности карго.
   Как раз вчера приехали поставщики и привезли несколько тонн порошкового талия. Мрачный Кальм решил, что этим дело не ограничится и оказался прав. Сегодня ему не везло с самого утра. Мало того, что Кальма заставила его до завтрака мыть лестницу в подвал, так ещё и на заправке было настоящее столпотворение. Кальм потерял счет автомобилям, которые то и дело прибывали на крошечную площадку. Очередь выстроилась до самой ратуши и конца ей не предвиделось. А всё из-за этих чертовых похорон.
   - И почему только его надо хоронить на нашем кладбище? - спрашивал Кальм жену. - Он не из наших мест.
   - В его завещании сказано, что его должны похоронить на месте смерти, - сказала Кальма, которая знала ответы на все вопросы. - Повезло ещё, что он умер в нашем городе. Представляешь, если бы его пришлось хоронить прямо посреди камней?
   - Всё равно не понимаю. Это же очень дорого, а у него наверняка есть семья. Откуда у этого бедняги столько денег?
   - Политика, дорогой мой, - сказала Кальма. - Парень был из этих, из умников.
   - А тебе обязательно быть там? - спросил Кальм в третий раз за сегодняшнее утро. Кальма терпеливо вздохнула.
   - Да, дорогой. Я член церковного совета, я должна быть в церкви. Закончишь с работой и обязательно приходи. На службу ты не успеешь, но к чаепитию обязательно придёшь. Господин мэр будет говорить речь. Ты же знаешь, как на меня это действует. Я всегда плачу.
   Кальм приобнял жену за плечи. Его умиляла, как в Кальме сочетается упорство быка и детская сентиментальность. Когда спустя пару часов на заправке он понимал, что никак не освободится до самого вечера, вспоминал Кальму и становилось немного легче. Кальма поддерживала его даже тогда, когда её не было рядом.
   В следующий раз Кальм увидел жену на опознании в полицейском участке.
  
   10.
   В маленькой церкви близ пустынного города Каир шла заупокойная служба. В гробу из драгоценного зелёного стекла, стоимость которого исчислялась многими тысячами, лежал Ройто Тирк. Крошечный городок, мафиози и предстоящее ограбление вызывали в памяти у Энди многочисленные макаронные вестерны, поэтому впоследствии он переименовал Ройто Тирка в Тихого Билли. Ему показалось это смешным.
   Среди приглашенных на церемонию царило оживление. Помимо скорби умы собравшихся занимал главный вопрос. Кто же всё-таки прикончил беднягу Билли. Парень был что надо, это готовы были признать даже отъявленные головорезы, не жалеющие собственных матерей. Если бы не Тихий Билли, вряд ли кто-нибудь из присутствующих на его поминках вообще дожил бы до этого дня. Тихий Билли был тем человеком, который решал любые проблемы.
   Жену Билли звали Сандра и она была единственным человеком из его окружения, который понятия не имел о том, чем на самом деле занимается Билли. Она считала, что муж работает коммивояжером и искренне полагала, что его приятелей связывают с ним глубокие дружеские отношения. Сандра с радостью принимала от гостей дорогие подарки и считала Билли самым обаятельным человеком на свете. Ещё бы! Его новые знакомые осыпали Тихого Билли всевозможными благами и никогда не забывали про его прекрасную жену. Сандра была счастлива в браке.
   Никто не знал, кто убил Тихого Билли, но каждый мог сходу назвать по меньшей мере с десяток претендентов на эту роль. Недостатка в желающих разделаться с Билли не было с того момента, когда он закончил работать на Старого Шарля и организовал собственное бюро услуг. Тихий Билли предпочитал вести дела тихо и быстро, не засиживаясь подолгу над одной задачей. Среди его заказчиков были богатейшие люди Северного побережья, любители дорогих проституток из элитных кварталов и даже полицейское управление Акроса в полном составе. Для того чтобы расплатиться с Билли последним потребовалось отдать половину годового жалованья, но дело того стоило. У Тихого Билли не было сбоев. В заказах он был разборчив, но если уж за что брался, то доводил до конца.
   За два месяца до убийства Билли как раз закончил с задачей, подкинутой ему бывшим коллегой из конторы Шарля. После этого он собрался уйти на покой и посвятить остаток жизни своей семье. Но уже через неделю заслуженного отпуска к нему обратился представитель компании Лотос. Разумеется, он не мог переступить порог Билли и представиться по всей форме, но надо слишком плохо знать Тихого Билли, чтобы предположить, что его можно провести фальшивым именем. Прежде чем представитель Лотоса приблизился к его особняку, на столе Билли лежало полное досье. Он знал, что нового клиента зовут Брайан, что ему тридцать восемь лет, десять из которых он работает на карго-компанию Лотос. Знал, как зовут его жену и что его брак вряд ли можно назвать удачным. Ему известна была даже кличка собаки Брайана. Тихий Билли считал, что в его бизнесе не может быть мелочей.
   Брайан начал с долгих предисловий. Может быть, кому другому было бы приятно услышать лестные слова в свой адрес, но только не Тихому Билли. Он предложил Брайану сразу перейти к делу, а чтобы тот не начал снова рассыпаться в любезностях, протянул ему фотографию из альбома. На ней был изображен Брайан с двумя детишками, близнецами Кори и Эми. Снимок был бы достоин занять почетное место на столе Брайана, если бы не одно но. Близнецы были рождены его любовницей Элис, а Брайан много лет работал над репутацией примерного семьянина.
   - Итак, - сказал Тихий Билли, - Давайте покончим со всеми формальностями. Терпеть не могу ходить вокруг да около, как пёс вокруг течной суки. Мне известно кто вы, известно на кого работаете, с кем спите и какие проворачиваете дела. Мне известно даже то, что неизвестно вам самим, например, почему вы никогда не подниметесь выше должности заместителя.
   Брайан испуганно замигал. Видимо, его плохо информировали насчет Тихого Билли. Он ожидал встретить респектабельного бизнесмена, а встретил хладнокровного дельца, который расставляет приоритеты прямо с порога.
   - Молчите, - сказал Билли. - Я знаю, зачем вы пришли. Терминиум, верно?
   Брайану пришлось молча кивнуть. Он стал совсем серым, на лбу выступили крупные капли пота. Слово "терминиум" вообще не должно было прозвучать в этом кабинете. Брайан всегда был сдержанным человеком, который предпочитал общаться иносказательно. Начинал он издалека и рассчитывал на то, что рано или поздно собеседник сам обо всём догадается. До встречи с Тихим Билли его партнёры были сговорчивыми и понятливыми, никто не произносил лишних слов и не делал ненужных предположений. Сейчас Брайан был настолько смущён, что не мог произнести ни слова. Именно этого и добивался Тихий Билли.
   - Терминиум, - произнёс он ещё раз, явно наслаждаясь гаммой эмоций, пробегающей в глазах Брайана. - Разумеется. Сто двадцать тысяч гетов за миллиграмм. А по текущему курсу... Погодите-ка, мне надо свериться с данными, - Билли быстро пробежался пальцами по клавиатуре, - Девяносто лет за девяносто граммов. Столько получил Айро Шиту. Громкое было дело, верно? А ведь парень был только курьером. Он работал в компании, как же её... Алый цвет! Я помню, очень отчетливо помню это дело. Многие видные люди оказались по уши в дерьме.
   При упоминании Алого цвета Брайан встрепенулся и это не ускользнуло от внимания Тихого Билли. Он кивнул.
   - Вы знакомы с руководством Алого цвета, друг мой?
   Брайан несколько раз энергично кивнул и положил локти на стол. Разговор о конкурентах всегда вселял в него уверенность. Это понравилось Тихому Билли. Он любил парней, которые готовы рвать противников на части. Осталось только узнать, признаёт ли Брайан не вполне одобряемые в обществе методы. В досье говорилось, что одобряет, но одно дело то, что написано на бумаге и совсем другое, что на душе у самого человека. Пожалуй, это была единственная информация, которую Тихий Билли не мог добыть. Только личная встреча, только откровенный разговор.
   - Я слушаю, мой дорогой, - почти проворковал Билли. - Расскажите мне всё.
   Брайан начал рассказывать. А когда он говорил об Алом цвете, он уже не мог остановиться. Тихому Билли беседа доставила истинное удовольствие.
   Карго-корпорация Алый цвет насчитывала почти пятидесятилетнюю историю. Несмотря на это, с момента основания она принадлежала одному и тому же человеку. Некий Арчи Берилд, человек-легенда, сукин сын, который перевернул всё представление о карго-корпорациях. Именно ему принадлежала идея с использованием каменного пояса. Именно он первый поставил ногу на первый камень нейтральных земель и сказал "я забираю эту землю". Разумеется, это были только слова. Такой куш никогда бы не достался одному человеку, и всё же за Арчи Бериллом до сих пор признавали собственность на каменную пустыню. Каменное кольцо, опоясывающее всю Гекату принадлежало одному человеку. С этим было трудно смириться, но Алый цвет жестоко карал тех, кто позволял себе усомниться в этом.
   Антимонопольный закон от 6446 года запретил Алому цвету единолично заниматься перевозками. На карго-рынке появилось несколько новых игроков, как минимум половина из которых так или иначе принадлежали Алому цвету. Независимые компании очень быстро уходили с рынка, в игру вступали новые, но ни у кого не хватало хватки тягаться с Алым цветом. Все жирные контракты уходили им, все государственные гранты тоже принадлежали им. Когда появилась компания Лотос, Алый цвет давно уже подмял под себя всех конкурентов. Лотос оказался покрепче и Алому цвету волей-неволей пришлось смириться с этим. Следом за Лотосом появился третий игрок, компания Астра и именно с её появлением впервые стали поговаривать о тройственном союзе. Компании заключили между собой устный договор, по которому семь из десяти заказов доставались Алому цвету, а оставшиеся три делили между собой Лотос и Астра. Долгое время такой ход вещей устраивал всех. А потом Лотос расширился, в нём появились амбициозные руководители, которым стало ясно, что текущее положение не должно продолжаться вечно. Брайан относился именно к этой новой волне, но резко отличался от своих соратников. Они хотели честного дележа на троих. Он полагал, что на рынке должна остаться только одна корпорация. А что касается антимонопольного закона... Кто сказал, что продвижение своих идей в парламенте осталось в прошлом? Если бы только удалось совершить несколько крупных сделок, получить серьёзную прибыль и купить Астру!
   - Мы должны отстаивать свои права, - сказал Брайан под конец своей пламенной речи. - Мы должны бороться, мы должны...
   Он осёкся, услышав странный клокочущий звук, который издавал Тихий Билли. Сгоряча он решил, что его речь так растрогала старика, что он расплакался, потом понял и почувствовал, как сердце провалилось куда-то в область желудка. Тихий Билли смеялся.
   В тот день Брайану пришлось услышать много вещей, о которых он предпочёл бы не знать. Наркотики, подумать только. Трудно себе представить, как он вообще согласился на это дело. А ещё перевозка оружия, лицензия на которое не действует ни в одном из цивилизованных государств. Наркотики и оружие. По сравнению с этим проституция казалась меньшим из зол. Брайан пытался взбунтоваться и предлагал деньги, с каждым новым предложением втрое перекрывая отпущенный лимит. Но Тихий Билли категорически отказался от денег.
   - Никаких гетов, никаких кредитов, - сказал он. - Я вообще не признаю денежно-товарные отношения. Оставим это банкирам и бухгалтерам. Мы с вами образованные люди и можем позволить себе культурный обмен. Я предоставлю вам нужное количество терминиума и замолвлю словечко в парламенте. Вы перевезёте мой груз.
   На момент убийства Тихого Билли компания Лотос успела сделать двенадцать рейсов и перевезти более девяноста килограммов терминиума. Порошок был упакован в ящики из-под детских товаров. Каждая посылка дошла до адресата. Карго-компания Лотос знала своё дело.
  
   11.
   Священник был совсем молодой, не больше пятидесяти лет. Те, кто видел его сегодня впервые не могли сдержать вздоха разочарования. И такой молокосос будет читать последнее слово над прахом бедняги Билли! Те же, кто исправно ходили в церковь каждое воскресенье, знали, что священник не так то прост. Ещё во времена учебы в семинарии он славился своим талантом говорить проповеди. Стоило ему взойти на кафедру и раскрыть молитвенник, как в церкви наступала звенящая тишина. Прихожане готовились жадно ловить каждое слово. Один из общественных кошмаров Каира заключался в предположении, что священник рано или поздно покинет пустыню.
   - Братья и сёстры мои, - начал священник, - Меня зовут Остин Рае.
   Он не поднял рук, не приложил ко лбу раскрытую ладонь, и это не понравилось новичкам. Они привыкли к священникам, ни на йоту не отступающим от общепринятых ритуалов и сочли молодого Остина дерзким грубияном.
   - Он слишком молод для работы в церкви, - шепнула толстуха Кади на ухо своему мужу. Потом Остин заговорил, и до самого конца проповеди она не произносила ни звука.
   - Братья и сёстры, - повторил Остин, по-прежнему не шевелясь, - В это трудное для многих время...
   Никто не знал, чем берёт Остин Рае и отчего каждое его слово западает в самую душу. Он говорил то же самое, что и другие священники, теми же самыми словами. Он не дискутировал с прихожанами и не рассказывал проповеди на новомодные тематики вроде "есть ли душа у животных" или "отчего господь допускает гомосексуализм". И всё же когда Остин Рае говорил, трудно было сдержать слёз раскаяния. Может быть, он использовал интонации, неизвестные другим священникам, может быть, просто говорил и сам верил в каждое своё слово. Когда прихожане выходили из другой церкви, уже на пороге они забывали обо всём, что пытался внушить им священник. Проповеди Остина обладали тем удивительным свойством, которое заставляет ещё несколько дней чувствовать себя в приподнятом настроении, верить в свои силы и то, что у тебя хватит духа изменить свою жизнь. Остина Рае одновременно любили и боялись. Он говорил правду обо всех людях, но каждому казалось, что он говорит именно о нём.
   - Мне не довелось лично знать Ройто Тирка, поэтому я вряд ли могу справедливо судить о его поступках. Однако мне достаточно и того, что я вижу в церкви столько людей, которые искренне скорбят о гибели своего мужа и отца, друга и брата. Если человек за свою жизнь обзавёлся таким количеством верных соратников, значит, этот человек угоден богу. Ибо сказал господь - встань сам и веди за собой других. Эти строки из писания говорят о самом драгоценном из даров, которые дал нам господь в своей милости, о даре человеческой любви, о привязанности человека к человеку. Возлюбив ближнего своего, мы отдаём дань господу. И сердце человеческое переполняется радостью, когда он больше не одинок. Сегодня в этих стенах много скорби, но и много радости, от того что смерть Ройто Тирка не положила конец этому замечательному единению людей разных сословий, разных семей, разных земель. И лучшее, что мы можем сделать для Ройто Тирка это сохранить эту связь, сохранить эту общность. В этом и выражается наша вера. Когда мы едины с людьми, мы едины и с господом. Так восславим же господа!
   Закапали первые слёзы. Сандра Тирк сжала руку Тари, другу своего покойного супруга. Тихий Билли представил ей Тари как бухгалтера. В действительности Тари был наемным убийцей, который отправил на тот свет едва ли не полсотни человек. Трупы он хоронил в каменной пустыне, используя для этих целей кузова старых грузовиков. Именно с ним был Тихий Билли в последний день своей жизни. В полиции Тари сказал, что они с Ройто фотографировали звёздное небо с интересного ракурса. В качестве доказательства он предоставил штатив на остроконечных ножках. Отчасти это было правдой. Они действительно занимались фотографией, только фотографировали Крого Кори незадолго до его гибели. Фотография с личной подписью Тихого Билли должна была отправиться бывшей жене Крого. Это было последнее предупреждение высокомерной стерве, отказавшейся продавать свою часть паркового комплекса. Сначала бывший муж, потом нынешний любовник. До любовника дело не дошло. Тихого Билли убили.
   Гроб с Билли стоял на возвышении. Сандра настаивала на том, чтобы похоронить мужа в закрытом гробу, но её и слушать никто не стал, сославшись на волю покойного. В чем заключалась эта воля и где она была записана, Сандре Тирк так и не объяснили. Незнакомые ей люди занимались приготовлениями к похоронам, а она могла только плакать и опустошать холодильник. Сандра Тирк любила своего мужа. Может быть, она была единственным человеком, который любил его искренне. А сейчас гроб с телом Ройто стоял на каменном столе, покрытом снежно-белым полотнищем. Ройто лежал в гробу как живой и Сандре требовалось собрать всё своё мужество, чтобы не броситься к нему. Она слушала проповедь Остина Рае и всё ещё не верила, что её Ройто умер.
   Остин закончил говорить и несколько минут стоял молча, оглядывая присутствующих. В церкви больше не было ни одного человека, кто бы смотрел на священника с презрением к его юности. Остин Рае проявил себя настоящим мастером и возвысился над собравшимися. Он царил в уме и душах, владел помыслами, направлял чувства. На некоторое время в церкви воцарилась власть одного человека.
   - Братья мои, - сказал Остин и посмотрел налево. Кивнул и посмотрел направо: - Сестры мои. Все вы знаете Ройто Тирка как достойного человека. Так пусть же те из вас, кому есть что сказать, встанут и скажут пару слов о покойном. И да возрадуется душа его в покоях господних. Кто хочет что-то сказать?
   Желающих не было, но Остин недаром славился как священник, способный разговорить даже мертвеца. Когда он хотел говорить, остальные молчали, когда он хотел слушать, говорили другие. На похоронах Остин всегда хотел слушать других.
   - Давайте вы, - сказал он и протянул руку в сторону Тари. - Давай, брат. Расскажи нам о нём.
   Тари поднялся, сделал пару шагов, оглянулся на Сандру. Жалобно посмотрел на Остина и подошёл к кафедре.
   - Старина Билли, - начал он еде слышно и запнулся. Остин ободряюще похлопал его по плечу. Тари продолжил куда как более уверенно: - Он был настоящим другом. Мы познакомились с ним, когда...
   Сандра Тирк разрыдалась.
  
   12.
   - Что за хрень там происходит? - спросил Энди. Хью отмахнулся.
   - Толпа ряженых мудаков отдаёт последний долг одному бандиту. Пока не закончится служба, нельзя и думать о привычном графике.
   - Сколько это обычно занимает?
   - Чёрт его знает. Может час, может два, - сказал Хью. Пожал плечами: - А может это нам и на руку. Грузовикам придётся навёрстывать время. Выше скорость, выше расход топлива. Вот глянь на схему заправок.
   Энди посмотрел, заодно выяснил, что среднее время заправки составляет семь минут. Он ткнул пальцем в место на карте.
   - Вот наша заправка. Вот ближайшая к грузовикам, она находится в черте города. Когда рядом с ней остановится первая цепочка, мы будем знать, что топлива у них действительно маловато. Если рядом с ней никто не остановится, ты следишь за следующей. После того, как заправка будет определена, ты отключишь её от сети. Мы должны пригнать их как можно ближе к нашей заправке. Я не хочу лететь полдня на аэрокаре. Нашу заправку ты отключишь в последний момент.
   Хью внимательно на него посмотрел, пытаясь понять, не шутит ли он. Энди не шутил.
   - Как только заправка будет отключена, она пропадёт с карт. Грифон сделает несколько вылетов, прежде чем его собьют. Если собьют конечно. Таким образом мы ещё несколько раз их оттормозим. Нужная цепочка должна намертво встать за несколько километров от заправки. Мы возьмём аэрокар, заправим грузовик и отгоним его подальше в пустыню.
   - Ты забыл про дронов, - сказал Хью. - Мы не сможем собрать всех. Кто-то нас обязательно заметит.
   - О дронах я позабочусь, - сказал Энди. - Придётся написать новые маршруты.
   - Ты псих, - в очередной раз сказал Хью, на этот раз почти со страхом. Энди кивнул.
   - Может быть. Но я за свою жизнь написал достаточно конфигураций для коммутаторов. Ты бы ни за что не поверил, если бы увидел, как я строил свою первую сеть. Поверь, я мастер в кривых маршрутах. Из меня хреновый сетевик, но если надо по-хитрому завернуть трафик, всегда пожалуйста.
   - Ты ведь работал в основном с приложениями, так? Почта, видеосвязь и всё такое?
   - Ага. Преимущественно "Megahard". Это как ваши "Единение", только хуже.
   - "Единение" это сборище ублюдков. Они продвигают распределённые вычисления.
   - Можешь считать, что они кровные братья "Megahard". Методы одни и те же.
   - Вот поэтому я и предпочитаю свободный софт, - сказал Хью.
   Он взял планшет и сделал попытку подключения к произвольной заправке. С первого раза не удалось, но Хью и не надеялся, что всё будет легко. Это только в "Единении" предполагается работа по кнопкам "далее-далее". Нормальные специалисты предпочитают консоль.
  
   13.
   Венди стояла в конце у самого прохода и больше всего боялась, что священник сейчас укажет на неё. Хорц сказал, что поговорит с Остином заранее, но это именно из-за Хорца они провалили задание связанное с незаконной вырубкой леса. Он просто забыл предупредить лесника и тот вызвал полицейский вертолёт. Венди поморщилась. Она до сих пор не могла забыть ту историю. Священник тем временем смотрел прямо на неё. Венди захотелось сбежать прямо сейчас.
   Одного взгляда на Сандру Тирк оказалось достаточным для того, чтобы выбросить из головы мысли о побеге. Если верить источнику, Сандру должны были убить прямо в церкви. Она ничего не знала о махинациях своего мужа, зато знала код от его личного сейфа и хранила при себе блокнот со списком его деловых встреч. Сразу после похорон она должна была поехать в полицию для очередной дачи показаний. В окружении Тихого Билли были те, кто считали такой сценарий нежелательным. Сандру убили бы раньше, но полиция заинтересовалась её показаниями только через сутки после убийства. В управлении подозревали Барни, бывшего наставника Билли. Венди полагала, что это Тори. Только у него было достаточно поводов для того, чтобы избавиться от своего нанимателя. Если бы Тихий Билли захотел, он мог бы упрятать Тори до конца жизни. А судя по тому, как Тори смотрел на Сандру, Билли захотел. Венди была единственной, кто верила в то, что Билли убили из-за его собственной жены. Но только Тори мог подобраться к Билли достаточно близко. А сейчас он сидел слишком близко к его жене.
   - Тори не мог с ней переспать. Она жена его босса, - сказал Халк накануне вечером.
   - Тебе никогда не хотелось трахнуть Сирену? - спросила Венди. Халк вздрогнул.
   - Я не...
   - Скажи ещё, что она тебе не нравится.
   - Нравится. Но я бы никогда.
   - Так то ты. А кто может поручиться за Тори?
   - Тогда почему ты думаешь, что он хочет её убить? Если он любит её...
   - Я не говорю, что он её любит. Они просто переспали, возможно, не один раз. И она слишком много знает. Тори не допустит, чтобы она говорила с нами.
   В итоге Халк согласился с тем, чтобы Венди следила за Тори, но настоял на том, чтобы она не упускала из виду остальных. В задачу Венди входило предотвратить покушение на Сандру и увезти её из церкви, как только закончится проповедь. Никто не предупредил о том, что Остин Рае будет вызывать прихожан для пары слов над гробом Тихого Билли. Венди стояла в своём углу и не спускала глаз с Сандры.
  
   14.
   Энди обнаружил поблизости около пятидесяти дронов, которые мониторили ближайший участок дороги. Они летали группами по трое, две рабочие лошадки и один навигатор. Команды они получали от центра управления, а навигатор был нужен на случай отсутствия связи из-за аварии, погодных условий или ещё чего-то подобного. Энди собирался оборвать связь с центром. Там сидели живые люди, которым было гораздо проще сориентироваться в непредвиденной ситуации. Машины руководствовались логикой и считали поведение людей довольно предсказуемым. Задача Энди была убедить их в обратном.
   Он поочерёдно подключился к каждому из дронов и получил обзор дороги с разных точек. Сложнее всего было разобраться с навигатором, он использовал шифрованный канал для связи с диспетчерским центром. Энди решил, что если получится направить навигатора по некорректному маршруту, разобраться с остальными будет не особенно сложно. Может быть, получится даже опустить дронов на землю. Кто знает, как реагируют они на перегрузку, может, теряют управление, а может впадают в циклическую перезагрузку. В любом случае, дроны по-прежнему самое слабое звено. От них зависит успех операции.
   Хью занимался грифоном. Ему не нравилось, что тот тратит слишком много энергии для взлёта, не нравилось, что в полёте он так и норовит нырнуть носом вперёд. Скорости не хватало даже для отвлекающего манёвра, что уж говорить о том, чтобы остановить грузовик с его помощью. Хью расправил крылья и удалил нижний ряд перьев. Он смоделировал полёт с учетом новой конфигурации и остался почти доволен.
   - Будь это топовая модель, можно было бы спокойно перестегнуть крылья повыше. Этого не хватает только проволокой обмотать. Рухлядь.
   - Ладно, давай пройдёмся ещё раз по сценарию, - сказал Энди. - Как только первые грузовики заезжает на заправку, - он ткнул пальцем в карту, - эту или следующую, ты дожидаешься, когда заправится вся цепочка, и сразу после этого отключаешь заправку от сети. Грузовики определяют, что до ближайшей заправки ещё несколько сотен километров и переходят в режим экономии топлива. Скорость падает. Одновременно с этим грифон атакует первую цепочку грузовиков. Остановка на несколько минут, скорость падает ещё раз. Если бы не этот цирк с похоронами, пришлось бы делать около пяти попыток, но если верить моим расчетам, теперь хватит двух. Часть активных дронов переключается на остановившиеся грузовики. Мы засекаем их местоположение с помощью передатчика на грифоне, я подключаюсь к навигаторам и ввожу некорректный маршрут. Навигатор уводит дронов с трассы и тут появляемся мы на аэрокаре. Если повезёт, к этому времени они ещё не восстановят сеть.
   - Не восстановят, - сказал Хью. - Сомневаюсь, что они вообще когда-нибудь её восстановят. По крайней мере, точно не силами заправщика.
   - Хорошо. Тогда наша дальнейшая задача сведётся к тому, чтобы добраться до грузовика, который остановится первым из-за нехватки топлива. Находим его, заправляем и отгоняем подальше в пустыню, пока не подоспеют новые дроны.
   - Ещё маяки, - сказал Хью. - Не забудь про маяки. Прежде чем что-то делать с грузовиком, придётся парализовать систему слежения и навигации. Иначе дроны засекут нас в два счета. И я понятия не имею, какая там система. Всё зависит от того, чьи это будут грузовики. Если Алый цвет, то там открытый код и всё более-менее знакомо. Что стоит на Лотосе, остаётся только догадываться. Они конкуренты, так что может быть всё что угодно, вплоть до "Единения". Хотя в этом случае непонятно, как эта хрень может вообще ездить, с "Единением" на борту система должна обваливаться на каждом повороте.
   Энди кивнул. Если "Единение" делали по образу и подобию продуктов Megahard, он бы не сел в автомобиль под его управлением. Вспомнилась старая шутка про давно рухнувшую космическую станцию "Независимость". Если бы на этой станции стояла "Doors", она бы ещё висела и висела.
   - Я смоделировал сценарий, - сказал Хью. - Результаты не то чтобы слишком утешительны. В девяти случаев из десяти нас ждёт катастрофа. Выживем мы только в пяти случаях. Что до идеи с грифоном...
   - Мне плевать на девять случаев, - сказал Энди. - Нам нужен только один, десятый.
   - Я не могу внести в сценарий твой психоз. Но думаю, это должно как-то поспособствовать успеху.
   - Следи за дорогой, - посоветовал Энди. - Не хватало только того, чтобы мы всё прозевали.
   Хью молча уставился в планшет. У него было стойкое ощущение, что всё происходит в наркотическом бреду. Хью никогда не принимал тяжелых наркотиков вроде терминиума, но почему-то был уверен, что действуют они примерно так. Кошмар, растянутый на сутки, тошнотворное марево без конца и края. Хью хотел проснуться.
   Солнце уже поднялось достаточно для того, чтобы стало не только тепло, но и жарко. Несмотря на это, Энди всё ещё не мог согреться. Он боялся, что снова подхватил ту же дрянь, которая порядком попортила первое время пребывания на Гекате. И больше не было Сенны, которая могла позаботиться о нём и вытащить с того света. При мысли о Сенне Энди стало грустно. Впервые он подумал о том, что неплохо бы найти того сукиного сына, который её прикончил. Узнай Энди, что Берти давно покойник, возможно, он испытал бы нечто вроде сожаления.
  
   15.
   К тому времени, когда Энди был готов к началу захвата, служба в церкви подходила к концу. К вящей радости Венди, Остин так и не вызвал её на кафедру, хотя опросил почти всех присутствующих. Тори сидел тихо и всё время поглаживал Сандру то по руке, то по плечу. Дари и Ален, главные соратники Билли перешептывались хриплыми голосами. Остин несколько раз прошёлся по проходу и раздал короткие белые свечи.
   - Друзья мои, - сказал он, возвращаясь на кафедру. - Да, я не ошибся, потому что день скорби делает всех нас равными, едиными, связанными узами гораздо более крепкими, чем узы крови. Сейчас, друзья мои, я зажгу эту свечу, - он высоко поднял длинную и тонкую белую свечу, - и от её огня разгорится общее пламя. Пусть каждый из вас поднимет руки и разожжет свою свечу от другой свечи. Мы поделим огонь между собой так, как делим сегодня свою скорбь. Выше руки, друзья мои!
   Он щёлкнул кремниевой зажигалкой и вверх взметнулся столбик белого пламени. Свеча быстро занялась, огонь зашипел и защелкал, Остин неловко взмахнул рукой и горячий воск потёк ему на пальцы. Казалось, он даже этого не заметил.
   Остин Рае медленно сошёл со ступеней и зажёг свечу Сандры. Она зажгла свечу Тори, тот помог разжечь свечу Дари и дальше маленькие огоньки запылали по всей церкви. Через несколько минут в руках каждого прихожанина была горящая свеча. Свечу Венди разжёг низенький человек в розовой кепке, сильно надвинутой на глаза. Венди не знала, кто это и могла только догадываться, что это представитель компании Алый свет. Тихий Билли вёл свои дела почти со всеми компаниями и Алый Свет не исключение. Странно только, что человек из Света заявился на его похороны.
   - Выше, выше руки! - снова и снова повторял Остин. - Поднимите выше священное пламя! Это не просто огонь, это сам господь разжёг наши души! Всякий земной огонь догорает, гаснут свечи, вечно горит только неутолимое пламя праведной души!
   Сандра снова разрыдалась. Рука со свечой дрожала и вместе с ней дрожал маленький огонёк. Тори переложил свою свечу в другую руку и нежно взял Сандру за кисть. Теперь огонь горел ровно и ясно. Остин Рае заметил это и одобрительно кивнул.
   - И помните, братья и сёстры мои, как не отворачиваемся мы от своих близких, так и не отвернётся от нас всемогущий господь. А если закрался в твою душу червь сомнения...
   Он не договорил. Раздался громкий треск ломающегося дерева. Вопль. Звук выстрела. Остин Рае повалился на пол как подкошенный лицом вниз. Тихий Билли выскочил из гроба и застрелил Остина, Тори и свою жену.
  
   16.
   - Они выезжают, - сказал Хью. - Пока в девятистах километрах от нас. Если в течении ближайших десяти минут будут набирать скорость в том же темпе, у первой заправки появятся через полтора часа.
   - Хорошо. Будь готов отключить сеть. В ста километрах от текущей точки автоматический контрольный пункт. Я попробую подключиться к нему и получить информацию по весу. Так мы сможем точнее прицелиться к нужной цепочке. Может быть, даже не придётся лишний раз гонять грифона.
   - "Может быть" - передразнил его Энди. - Оптимист хренов. Не слышал про закон Мерфи?
   - Закон кого?
   - Не важно. Суть в том, что если может случиться что-то плохое, оно случается. Поэтому я бы на твоём месте не надеялся бы на то, что нам повезёт. Лучше быть заранее готовым к худшему.
   - Куда уж хуже...
   - Поверь мне. Всё может быть гораздо хуже. Кстати, как называется этот город?
   Хью просвистел на одной ноте длинное название. Энди встряхнул головой.
   - Нет, так дело не пойдёт. Я никогда это не выговорю. Назовём его Каир.
   - Погоди, на трассе появились ещё автомобили! Едут по направлению к городу. Чёрт, это полиция! Они едут за нами!
   Энди вырвал у него коммуникатор.
   - Если бы они ехали за нами, ехали бы в другую сторону. А они едут в Каир. Похоже, там что-то случилось.
  
   17.
   - Давно хотел это сделать, - сказал Тихий Билли. Автомат он держал в одной руке, другой стирал пот, сбегающий со лба. - Хотите что-то добавить? Давайте, мать вашу. В конце концов, это мои похороны.
   Он подошёл к распростёртому телу Остина Рае и склонился над ним.
   - Простите, святой отец, я не хотел вас убивать, - сказал Билли. - Всё из-за этой шлюхи.
   Дари вскочил со своему места. В руках у него был пистолет.
   - Он был моим другом, ублюдок! - заорал он.
   Прежде чем Дари успел сделать выстрел, Тихий Билли дважды выстрелил ему в голову. Она раскололась как переспелая тыква. Кровь, осколки черепа и белые кусочки какого-то желеобразного вещества разбрызгались во все стороны. Раздался отчаянный женский визг.
   - Заткнитесь! - рявкнул Тихий Билли и выстрелил в потолок короткой очередью. - Заткнитесь, ублюдки, вы в святом месте! Никого шума, никаких воплей, никакого, мать вашу, сквернословия! Сейчас я на страже интересов господа!
   Венди потребовалась почти минута для того, чтобы опомниться и прийти в себя. Первоначальный страх схлынул, остался только холодный расчет. От её угла до кафедры метров тридцать, не больше. Это десяток шагов или... В голове что-то щёлкнуло. Больше Венди не раздумывала. До кафедры она добралась в три прыжка.
   Тихий Билли трижды выстрелил в её сторону. Одна пуля разорвала штанину Венди и оцарапала щиколотку, вторая вроде бы пробила левую ногу, но она этого даже не заметила. Тело было лёгким, шаги пружинистыми. Венди перепрыгнула через ряд сидений, получила пулю в плечо. Громко завизжала какая-то женщина, раздался глухой удар, визг перешёл в хрип. С обоих сторон к Венди подбежали двое здоровяков в костюмах с отложными воротничками. Венди ударила локтем не глядя и даже не удивилась, когда попала точно в горло одному из нападающих. Он захрипел и забулькал, из ротовых отверстий надулись розовые пузыри. Другой ударил Венди в живот, по инерции её отбросило в сторону, но уже через секунду она вскочила на ноги и нанесла один короткий удар в голову. Здоровяк заверещал и вскинул руки вверх. Ещё одна автоматная очередь, пули со свистом рассекали воздух. Венди кинулась вперёд, распласталась по полу, рывком поднялась и оказалась нос к носу с Тихим Билли.
   - Ну и чёртова же сука, - произнёс он на выдохе.
   Венди выбросила вперёд руку раньше, чем он успел сделать ещё один выстрел. Она целилась в подбородок, но кулак пришёлся чуть выше. Удар получился гораздо сильнее того, что нанёс Энди заправщику. Результат был совершенно неожиданным. Лицевая пластина хрустнула, но не переломилась, костяшки Венди вошли в мягкий металл. Потом раздался громкий хлопок, и на её руку выплеснулась холодная синеватая жидкость. Что-то мерно загудело. Тихий Билли закатил зрачки, блеснули серебристые белки. Внутренние веки опустились и на них появилась проекция быстро сменяющихся зелёных символов. Билли повалился вперёд, прямо на Венди. Она вовремя отскочила в сторону, и его грузное тело опустилось на каменный пол. Ноги подкинуло вверх и в сторону, так что левая нога оказалась на животе Остина Рае.
   - Мать твою, да это же андроид, - ахнул кто-то в глубине церкви, но так громко, что голос раскатился эхом.
   - Служба закончена, - сказала Венди вслух и добавила в рацию: - Оцепить церковь. Тут шесть трупов и ещё сколько-то раненых. И один мёртвый андроид.
  
   18.
   Хью удалось получить данные из камер, установленных в церкви. От увиденного он присвистнул и молча передал Энди коммуникатор.
   - Да там настоящая бойня. Какое-то сведение счетов?
   - Чёрт его знает, что там творится. Судя по пустому гробу, это частная вечеринка подошла к концу.
   Энди посмотрел на женщину, стоящую рядом с кафедрой. В одной руке автомат, в другой что-то вроде винтовки. Попытался увеличить изображение, но не смог.
   - А это ещё кто?
   - Скорее всего, кто-то из полиции. Они всегда курируют свадьбы и похороны таких ребят, как этот Билли.
   - Тогда можно сказать, нам повезло. Столько трупов! Им теперь хватит работы на полгода.
   Хью был настроен менее оптимистично.
   - Не думаю. Теперь здесь будет куча полиции, журналисты, репортёры, просто зеваки. Мы не сможем угнать грузовик у них под носом. Да и на кой он тебе чёрт? Я же сказал, мы сможем добраться до города, сможем спрятаться...
   - Я не хочу всю жизнь прятаться, - сказал Энди. - Если у нас будет грузовик, мы сможем не только убраться отсюда подальше. Мы сможем здесь жить.
   - На правах паразитов.
   Энди вспылил.
   - Послушай, кретин. Я понимаю, что ты всю жизнь жил в подвале. Сам такой же. Но если ты хотя бы немного напряжешь свои мозги, поймёшь, что мы ни при каких условиях не сможем перебраться в местный город. Здесь население сорок семей, полторы сотни человек. Все друг друга знают, живут здесь целыми поколениями. Да, я тоже умею читать и вдоль и поперёк изучил онлайн-энциклопедию, пока ты рыдал и возился с заправкой! Если в городе появится парочка чужаков на угнанном аэрокаре, они не дадут нам уйти! Это не мегаполис, где можно затеряться, как иголка в стогу сена. Это крошечный городишко!
   - Какая нахрен разница? Я хочу только одного, оказаться как можно дальше отсюда!
   - На грузовике, - сказал Энди. - И куда как подальше этой чёртовой пустыни. Здесь мы не останемся
   Как показало дальнейшее, в этом прогнозе он ошибся.
  
   19.
   Халк ворвался в церковь, когда услышал стрельбу, быстро оценил обстановку и вызвал медиков. Он подошёл к Венди.
   - Что с Билли?
   - Это не Билли. Это андроид.
   - Кто? Нет, нет, невозможно. Как он может быть андроидом?
   - Спроси у Билли, - сказала Венди. - Ты вызвал скорую?
   - Да. Ребята окружили церковь. Вертолёт скоро будет. Ты ранена?
   - В меня стреляли. В ногу, здесь. Но я ничего не чувствую.
   Халк опустился на колени и быстро провёл руками от её щиколоток до бёдер. Разорвал её штанину, закатал повыше и долго что-то изучал. У Венди кончилось терпение.
   - Что там?
   Халк опустил штанину на её ноге и выпрямился.
   - Я слышал много случаев про счастливчиков, но такое...
   Венди подняла ногу и взялась за щиколотку. Другой рукой она опёрлась о плечо Халка.
   - Я ничего не вижу.
   - Вот, смотри.
   Несколько узких белых царапин. Маленькая вмятина, вокруг которой лучами расходились тёмные полосы. В остальном никаких повреждений. Венди не могла поверить своим глазам.
   - Но в меня стреляли.
   Она показала разорванную и обгоревшую штанину.
   - Смотри, пуля прошла здесь. Вот тут. Хочешь сказать, что она отскочила от моей ноги?
   - Я хочу сказать, что тебе крупно повезло. Могло раздробить лодыжку, так что собирать пришлось бы по частям. Ходить можешь?
   Венди могла ходить, но для уверенности сделала несколько шагов. Ни боли, ни дискомфорта.
   - Всё в порядке.
   - Я не могу поверить. Чёрт, девочка, да ты родилась в рубашке.
   Венди не стала уточнять, через что ей пришлось пойти. Она легонько сжала руку Халка.
   - Пошли отсюда. Мне ещё писать рапорт о произошедшем. Андроид, господи! Разве они не запрещены?
   - Запрещены советом по этике. Во всём мире, насколько мне известно, четыреста стран из четырёхсот.
   - Тогда как этот козлина мог изготовить свою копию? - спросила Венди.
   - Полагаю, рано или поздно Билли нам это объяснит. Если, конечно, его не убьют раньше.
   - Он был уже покойник.
   - Ты издеваешься?
   - Ну, гроб, свечи, поминальная молитва. Всё как полагается.
   - Его даже убили дважды, - подхватил Халк.
   - Сукин сын! Боже, этот звук, этот хруст. Я не смогу этого забыть.
   Они зафиксировали положения тел, провели видеосъемку, поговорили со свидетелями. Венди отвечала на звонки и попутно давала комментарии в служебном чате. Коммуникатор не умолкал в её руках. Больше всего возни оказалось с родственниками Сандры. В коммуникаторе надрывался какой-то Мартин, назвавшийся её братом, хотя по полицейской сводке у жены Билли было только двое сестёр. Храмовое управление хотело знать, как полиция допустила гибель преподобного Остина. Начальник Венди выпрыгивал из штанов, требуя немедленно переслать ему все документы. Халк молча взял у Венди коммуникатор и оставил только служебный чат.
   - Эй, Баки взбесится!
   - Ему полезно, - сказал Халк. - Всё, здесь больше делать нечего. Нет Билли, нет дела.
   - Его не было и до того, как началась вся эта заваруха. Но мы были тут, - возразила Венди.
   - Мы должны были узнать, кто его убил. Теперь мы знаем, что он жив.
   Венди поёжилась.
   - Он был так похож на человека... Андроиды. Это... Это извращение! И этот хруст...
   - Перестань. Билли преступник и он... - начал Халк.
   - Ты видел его веки? - перебила его Венди. - Там были какие-то слова, я не успела прочитать. Какие-то пиктограммы... Чёрт, у меня кружится голова. Это было отвратительно.
   - Хватит! - воскликнул Халк. - Прекрати об этом думать. И не вздумай даже заговаривать об этом с Баки, или он отстранит тебя по меньшей мере на неделю. Андроиды это чудовищно, но ты ведь не знала, так? Андроида сделал Билли, отвечать будет Билли. Не могу понять только, как можно было всё это затеять только ради своей бабы. Ведь с его связями он мог сделать всё без шума и свидетелей.
   Венди остановилась и придержала Халка за плечо.
   - Погоди. Будь он хоть трижды андроид. Как он собирался покинуть церковь? Или он собирался пожертвовать андроидом?
   Ответ Халка потонул в грохоте рушащейся стены.
  
   20.
   Огромный грузовик въехал в город, не снижая скорости, стрелой пролетел по единственной улице и врезался в храм. Толстая стена приняла основной удар на себя, грузовик въехал внутрь на две трети своего корпуса. Он снёс несколько рядов деревянных скамеек и остановился, упершись обтекаемым носом в кафедру. Тело преподобного Остина и Сандры буквально перемололо под его колёсами. Человеческих жертв не было, по крайней мере на первый взгляд.
   - Это что за... - заорал Халк, хотел добавить "на хрен", но не успел.
   Кабина грузовика открылась и оттуда вышел Тихий Билли собственной персоной.
   - О господи, - снова прошептал кто-то в глубине храма. Ему ответило эхо взбудораженных голосов.
   Вслед за Билли из грузовика выскочили десять вооруженных человек и слаженно разбежались по полуразрушенной церкви. Венди быстро осмотрелась, прикидывая, откуда лучше начать атаку. Церковь должны были оцепить тридцать полицейских. Наверняка сейчас Баки соображает, готовить штурм или вначале последить за ситуацией. Она посмотрела на потолок. Судя по мигающим синим огонькам, камеры всё ещё работали.
   Раздался женский вопль, потом ещё один, как будто по рядам пробежалась волна истерики. Венди потянулась за пистолетом.
   - Только попробуй, сука! Только, мать твою, попробуй! - крикнул Билли. - Всем заткнуться, сукины дети!
   На долю секунды Венди показалось, что сейчас он добавит что-то вроде "иначе всех перестреляю", или, что более аутентично "всех положу", но Тихий Билли явно шпарил не по заготовленному сценарию. Венди заметила, что у него немного косят глаза, а на носовой пластине выгравированы цифры от нуля до двадцати двух. У Билли-андроида никаких гравировок не было, чистая гладкая пластина. Венди сжала руку Халка.
   Тихий Билли стоял перед мёртвым андроидом. Только сейчас было очевидно, что Билли-человек гораздо старше Билли-андроида. У него были морщины вокруг глаз, и само лицо казалось то ли помятым, то ли подгоревшим. Правое внешнее веко было разорвано пополам и болталось на глазу, как тряпка. Он был невысокого роста, но с широкими плечами и хорошо развитой мускулатурой. Венди подумала, что такой здоровяк вряд ли бы скончался от одного удара. Ей повезло, что на его место был андроид.
   - Загубить мою любимую игрушку, - сказал Тихий Билли. Он лениво рассматривал труп и легонько толкал его носком ботинка. - И на моих собственных похоронах!
   Билли выпрямился, хрустнул плечами и прошёлся по рядам, от кафедры до входа. Вход был завален кусками стены и обломками скамеек. Венди отметила, как маленький отряд Билли следит за каждым его шагом. Ни одного лишнего взгляда, ни одного лишнего движения. Неплохая тренировка, очень неплохая.
   - Трайм! - окликнул Билли кого-то в зале. С заднего ряда поднялся жилистый мужчина с грубым лицом. - Пойдёшь с нами.
   Трайм молча подошёл к грузовику и встал рядом с кабиной, дожидаясь Билли. Тихий Билли между тем подошёл к одной из огромных фресок, украшающих уцелевшую стену. Протянул руки вперёд, пошевелил пальцами и упёр их в нижнюю часть фрески. Фреска была старинной, сравнительно неплохая копия работы Радагви, знаменитого островного художника. Она изображала рождение Агавы, прародительницы человеческого рода по версии единобожников. Обнажённая Агава с распущенными золотисто-медовыми волосами выходила из морской раковины. Её, как и её супруга Ареля бог-творец поднял из водных глубин древнего моря Равия. Агава была медузой, принявшей облик человека, и на фреске одна прядь её волос всё ещё напоминала щупальца. Руки Тихого Билли приходились аккурат на золотые щупальца.
   Тихий Билли всем весом навалился на стену. Фреска затрещала. Его ладони провалились на несколько сантиметров вглубь, и вдруг вся фреска пришла в движение. Билли быстро убрал руки и ухватился за стену у самого основания фрески. Раскрашенная штукатурка начала обваливаться кусками. Агава потеряла сначала лицо, потом всю правую половину тела. Под ней блеснула металлическая стена.
   Билли отошёл на пару шагов назад, склонил голову на бок, снова подошел поближе. Один за другим он сковырнул куски штукатурки и любовно погладил блестящий металл. Его пальцы метнулись к узкому шву сбоку, смахнули пыль и какой-то сырой и пористый материал вроде мха или плесени. Раздался глухой щелчок и большая металлическая пластина стала медленно сдвигаться в сторону.
   - Ты думаешь о том же, о чем и я? - шепнул Халк на ухо Венди. Венди кивнула.
   - Наркотики или оружие. Ты же знаешь этого ублюдка.
   - Но прятать их в церкви!
   - Очень умно. Мне бы и в голову не пришло что-то здесь искать. Тем более с таким преподобным.
   - Упокой господь его душу, - сказал Халк. - Что говорит Баки?
   - Вопит как обычно даже в чате. Ты же его знаешь. Говорит, чтобы мы перестали, эм... Нет, лучше сам прочитай.
   Халк взял коммуникатор из рук Венди и прочитал преисполненное отеческой любви послание от Баки. Молча вернул коммуникатор.
   - Ещё немного и я ему врежу.
   - Давно обещаешь, я всё жду.
   - Заткнись.
   Дверь полностью сдвинулась в сторону. За ней оказалась тёмная ниша, в глубине которой поблескивала ещё одна дверца. Чтобы открыть её, Тихому Билли пришлось всунуть в нишу руки по локоть и отвинтить тугой вентиль. В церкви было так тихо, что Венди услышала, как напряженно дышит Билли. Вентиль подался против часовой стрелки, взвизгнул замковый механизм, дверца внутреннего сейфа открылась. Тихий Билли вытащил оттуда небольшой мешочек, набитый чем-то вроде прозрачных камешков. Венди ахнула.
   - Господи, да это же...
   - Тихо.
   Баки всё ещё надрывался в чате, умоляя Венди сообщать обо всём, что она видит. Верхние камеры давали гораздо более ясную картину, чем могла передать Венди, но Баки не доверял камерам. Только человеческий глаз может расставить приоритеты и наблюдать за тем, что действительно требует наблюдения. Баки успел накатать с дюжину сообщений на тему наблюдения. Следи за Билли, следуй за Билли, сколько оружия, какое оружие, спрогнозируй действия, есть ли бронежилеты, как это "я не знаю, что они будут делать". И, наконец, излюбленное всеми сотрудниками отдела Баки "Ты же оперативник". Венди пообещала себе, что когда в следующий раз встретится с Баки, напомнит ему, что она инспектор, а не долбанный репортёр. Вряд ли поможет, конечно, но попытаться стоит.
   - Что в руках у Билли? - спросил Баки. - Эти скотские камеры, я ни хрена не вижу.
   - Кристаллы Боуи, - написала Венди.
   - Те самые?
   - Те самые штучки, которые так хорошо взрываются на свежем воздухе, - подтвердила Венди. Взрывная волна от одного кристалла накрывала несколько гектаров. Их использование было запрещено в трёхстах девяноста восьми государствах из четырёхсот. Так что да, взрывались они хорошо.
   - Не дайте ему с ними уйти, - сказал Баки. Венди разъярилась.
   - И как мне, мать твою, это сделать? Здесь полно людей. Начнём стрелять, будут десятки трупов. А если Билли вскроет пакет с кристаллами...
   - Не объясняй, - встрял в разговор Двейн, начальник Баки. - Не хочу об этом слышать. Просто выполняйте свою работу.
   - Вы же оперативники, - присовокупил Баки. Халк вырвал коммуникатор у Венди и нажал переключатель. Чат прервался.
   - Извини. Не могу больше это слышать.
   - Читать.
   - Читать. Неважно. Баки прав в одном, нельзя позволить Билли уйти с кристаллами.
   - Что ты предлагаешь? - спросила Венди. Халк не ответил.
   Венди ещё раз осмотрелась. Семь человек контролируют весь церковный зал, пули и лазерные лучи свободно дотянутся до любого человека. Ещё двое охраняют грузовик и раздробленную стену, следя за тем, чтобы никто не вошел в церковь снаружи. Один прикрывает спину Тихому Билли. О тех, что рядом с грузовиком можно было сразу забыть, слишком далеко. Тихий Билли тоже вне зоны досягаемости. Венди сосредоточила внимание на человеке, который направлял оружие в её сторону. Его обзор накрывал боковые места на передних рядах и свободное пространство рядом с каменным алтарём. Пожалуй, он контролировал самую большую территорию, зато меньше всего человек. Когда с официальной частью похорон было покончено, передние ряды опустели и люди отпрянули к выходу. Венди решила рискнуть.
   - Через двадцать секунд ты стреляешь в сторону Билли, - сказала она. Халк сжал её руку.
   - Что ты задумала?
   - Никто не пострадает. Я надеюсь.
   - Что ты...
   - Двадцать секунд, Халк. Уже пятнадцать.
   Расчет Венди строился на том, что ближайший человек как-то отреагирует на выстрел. У наемников Билли была железная выдержка и молниеносная реакция. И всё же, когда прогремел выстрел, он перевёл взгляд с группы Венди на Билли. Венди хватило доли секунды.
   Она выстрелила не целясь. Пуля прошила бедро ближайшего к ней человека. Оттуда хлынула кровь, такая густая и тёмная, что белые брюки стали совсем чёрными.
   Венди потеряла ощущение реальности. Происходящее казалось ей серией кадров, вроде тех моментальных снимков, которые предлагают туристам. Один кадр и застывшее лицо человека из банды Билли, на следующем кадре его одежды чернеет, на следующем он падает на колени. Ещё два кадра пришли с обеих сторон, на них в сторону Венди тянулись руки с оружием.
   Раздался выстрел, на этот раз стрелял Халк. Ещё один человек получил пулю в грудь и упал, вскинув руки вверх, словно тянулся за священным огнём. Следующий выстрел сделала Венди, она целилась в колено и попала точно в коленную чашечку. Охранник грузовика упал на месте как подкошенный. Только сейчас в церкви начали кричать.
   Тихий Билли бросился к грузовику и вскочил на подножку раньше, чем по дверце чиркнула пуля. Венди уже не знала, кто стрелял, она или Халк. Она сказала в рацию "штурм" и выстрелила в охранника. Пуля попала в носовой обтекатель грузовика.
   Грузовик взревел и подался назад. Трайм и ещё двое зрителей прыгнули в кабину и прошли в глубину кузова. Один вооруженный человек подобрался к Венди так близко, что она успела различить безумное выражение в его глазах. Тут же стало ясно, как она ошибалась, приняв их за команду профессионалов. Обдолбанные ублюдки, вот они кто. По крайней мере сознание этого явно пребывает в мире солнечных зайчиков и радужных лошадок. Она прострелила ему ступлю и он с тихим воем отполз в угол.
   Сквозь разлом в церковь ворвались пятеро полицейских. Все были в бронежилетах и защитных масках, все вооружены оружием посерьёзнее пистолета Венди. Предводительствовал Байрон, его Венди узнала бы даже с мешком на голове. Парень был три с половиной метра в высоту и всерьёз подумывал уйти в профессиональный спорт. Крошечная Венди едва доходила ему до пояса. Байрон отлично держался в ближнем бою, а вот стрелял из рук вон плохо. Очередь из его автомата едва не уничтожила всех сидящих на последнем ряду.
   - Осторожно! - крикнул Халк.
   - Не дайте им уйти с кристаллами! - заорал Баки по громкой связи.
   Венди подстрелила последнего наемника, который не успел войти в грузовик. Она автоматически отметила про себя, что ни одна пуля не отняла человеческую жизнь. Теперь свинцовый град обрушился на обшивку грузовика.
   - Он бронированный! - сказал Баки. - Цельтесь в обтекатель, без него он...
   Грузовик сделал ещё один рывок и скрылся в дыре. Венди не смогла увидеть, какой маневр он предпринял для разворота, но надеялась, что наружи никто не пострадал. Она выбежала в разлом и оказалась в кабине полицейской машины раньше, чем успела сообразить, что делает. Руки сами потянулись к идентификационному механизму, бортовой навигатор получил цель, штурвал опустился до уровня Венди. Машина стремительно сорвалась с места.
  
   21.
   Грифон тяжело поднялся в воздух и завис на высоте роста Энди. Тот вопросительно посмотрел на Хью.
   - Ну и?
   - Подожди. Не забывай, он не может получать данные по солнцу. Навигация от поверхности, а она варьируется в зависимости от многих факторов. Сейчас он выстроит алгоритм, и...
   Грифон поднялся ещё на пару метров. Энди кивнул.
   - Уже лучше. Отправляем нашу птичку.
   - Надо ещё немного подождать. Я должен понять, смогу ли удерживать его на такой высоте.
   - Нет времени. Они уже близко. Задавай цель.
   Хью замялся и тогда Энди взял планшет. Посмотрел, как медленно разворачивается грифон на одном месте, подумал, что надо было играть в авиасимы, а не в китайские RPG. Потом присмотрелся к управлению и решил, что это будет не сложнее, чем вести автомобиль. Главное постараться представить, что это нечто большее, чем игра. Но с этим как раз проблем не будет. С первого дня на Гекате Энди чувствовал себя как герой какой-то игры.
   - И долго ты думаешь его вращать? - спросил Хью.
   - Мне надо примериться.
   Энди с трудом оторвал взгляд от грифона рядом с собой. Смотреть только на экран, думать только об экране. Тонкая розовая полоска рисовала поверхность земли, белая дымка определяла текущую высоту. Высота и скорость просчитывались до сотой доли секунды, так что цифры постоянно сменялись. Энди хотел полезть в настройки и отключить такую точность, потом решил, что с этим ещё успеет. Только не отвлекаться, только не думать о посторонних вещах. Белый грифон, нарисованный пунктирными линиями, синяя пустыня, расчерченная на клетки. Черная полоса федеральной трассы R415 и несколько быстро приближающихся грузовиков.
   - Первый караван пошёл, - сказал Энди.
   Грифон провернулся ещё раз, поднялся ещё выше и полетел в сторону грузовиков, почти не взмахивая крыльями.
   - Эй, не так быстро! - воскликнул Хью.
   - Всё нормально.
   Хью удивлённо на него уставился. Только сейчас до Энди дошло, что Хью произнёс эту фразу на языке Гекаты. Энди понял его, даже не задумываясь о том, как это случилось. Его слух стал постепенно подстраиваться под язык планеты.
  
   22.
   Венди гнала машину по пустой трассе, рискуя ежесекундно врезаться в отбойник. Права на вождение полицейской машины она получила меньше месяца назад и ещё ни разу не ездила в одиночку. Собственно, получение прав ей организовал Богомол, пригласив инспектора и государственного наблюдателя в Базовый Лагерь. От Венди потребовалось проехать несколько кругов по территории, доказать уверенное владение всеми датчиками и пройти тест на психологическую устойчивость. Ни инспектор, ни наблюдатель не говорили с ней напрямую, только с Богомолом. Он получил бланки документов и лично вбил имя Венди.
   - А так можно? - спросила она.
   - Думаешь, я занимаюсь подделкой документов?
   - Нет, но...
   - Если тебя беспокоит, легально ли это, буду откровенен. Не вполне легально. Однако наше финансирование позволяет решать некоторые проблемы на месте. Это одна из них и мы успешно её решили.
   - А почему я не могла сдать экзамен в федеральном управлении, как и на обычную лицензию? Думаешь, я не справлюсь? Я готовилась, я училась, я...
   - Я уверен, что ты бы прекрасно справилась, - сказал Богомол. - У меня нет сомнений в том, что ты умная девочка. Но в твоей медицинской карте всё ещё стоит диагноз "кабу". Этот диагноз исключает получение прав на вождение специальной техники.
   - Но я здорова! Я ничем не хуже обычного человека!
   - И даже лучше. Рано или поздно мы проведём пресс-конференцию на эту тему и ты сможешь получить все полагающиеся тебе гражданские права. Это обязательно будет, обещаю тебе. Но пока мы не готовы. Общество не готово.
   - Общество? - вспылила Венди. - Но в мире насчитываются тысячи детей с кабу! Все они обречены, они не доживут даже до двадцати! Ваше лечение работает! Почему вы не представите его?
   - Мы ещё не готовы, - сказал Богомол и Венди поняла, что разговор окончен.
   А сейчас она мчалась по трассе R415, автомобиль скользил по обледеневшему камню, штурвал ожил и рвался из рук. Её общий стаж вождения тяжелого полицейского автомобиля исчислялся тридцатью часами в городе и тихом пригороде рядом с Базовым Лагерем. На скоростных шоссе ей доводилось быть только днём, когда поток настолько плотный, что нет возможности даже перестроиться в соседний ряд. Венди ловила себя на мысли, что ей вообще не нравится вести эту машину. В воздухе она чувствовала себя гораздо увереннее, но это федеральная трасса. Никто не летает над федеральной трассой кроме дронов, слишком велика опасность помех для навигации. И машина летела вперёд, догоняя длинный караван грузовиков. В одном из них скрывался Тихий Билли. Сукин сын применил старый как мир трюк. Если хочешь что-то спрятать, спрячь это на виду. Огромный грузовик был раскрашен в корпоративные цвета Лотоса, голубые цветы на синем фоне. Совпадало всё вплоть до чипов двигателей и идентификационных символов по бокам. Венди прикинула, насколько должен был изменить весь грузовика бронированный корпус, способный выдержать выстрел из лазерного автомата. Примерный вес получился вдвое больше полной загрузки. Неплохая зацепка, теперь остаётся только выяснить, сколько весит каждый грузовик. До следующего контрольного пункта чуть меньше двух тысяч километров. При текущей скорости это около трёх часов.
   Ещё несколько минут по широкому искусственному полотну и началась каменная колея. Колея была достаточно глубокой для того, чтобы Венди за штурвалом полицейской машины почувствовала себя уверенно. Теперь, по крайней мере, не было опасности вылететь с трассы. Венди постепенно успокаивалась. Теперь она могла не держаться за штурвал судорожной хваткой, опустить одну руку и включить коммуникатор. Тут же раздался звонок.
   - Какого хрена ты вытворяешь? - это Баки. Венди нажала отбой. Баки прекрасно известно, где она находится и что делает, незачем потакать его выходкам.
   - Всё в порядке? - а это Халк. Парню здорово досталось во время перестрелки. Венди боковым взглядом видела, как он держался за бок.
   - Нормально. Как сам?
   - Всё в порядке, работаю на опознании.
   - Поезжай в больницу.
   - Поеду, когда ты вернёшься.
   Минута препирательств и Халк согласился хотя бы показаться медикам, дежурившим на месте. Новый звонок, на этот раз от Богомола. Пожалуй, Богомол был единственным, кого Венди готова была слушать в любое время.
   - Ничего не говори, - привычно заорал он. - Я всё знаю, слежу за ситуацией. В тебя стреляли? Ты ранена?
   - Пара царапин. Еду по следу Тихого Билли.
   - Одна?
   - Да.
   - Баки в курсе?
   - Он в ярости. И в курсе. Только что звонил. Я собираюсь вернуться в контору не раньше послезавтра. Надеюсь, к этому времени он немного поостынет.
   - А что насчет рапортов? Ты подготовила отчет?
   Венди поморщилась. Богомол всё время требовал от неё отчетов. И ладно бы, если дело касалось только её самочувствия. Но нет, Богомол интересовался всеми аспектами её жизни. Венди не сомневалась, что ему известно, сколько раз в день она ходит отлить.
   - Позже. У меня есть кой-какие заметки. Может быть, смонтирую видео.
   - Не забудь подать официальный рапорт на подпись к Баки. Как обычно, мне копию.
   - Ты зануда, - сказала Венди. Прежде чем Богомол успел что-то возразить, добавила: - И бюрократ к тому же.
   - Я всего лишь забочусь о нашем общем деле! Не забывай, на мне висит весь проект.
   - Ты не даёшь мне об этом забыть. И вот ещё что, - она помедлила, не зная, говорить это Богомолу или нет. - Мне пришлось стрелять. Никогда в жизни не стреляла в живого человека, но тут на кону были человеческие жизни. Я уверена, что никто особенно не пострадал. Но... это чудовищно.
   - Тебя это шокировало? - спросил Богомол.
   - Шокировало... О, господи, естественно, меня это шокировало. Я и представить не могла себе, что насилие настолько отвратительно. Даже когда речь идёт о спасении.
   Она надолго замолчала, не сводя взгляда в дороге. Слышно было, как в коммуникаторе вздыхает Богомол. Он тоже молчал. Венди положила руку на кнопку отключения.
   - Ладно, отбой. Мне ещё надо переговорить с ребятами, мы встречаемся через час.
   Богомол обиженно отключился. Венди связалась с командой. Пятьдесят минут до стыковки, дальше совместная работа. Вроде бы ничего особенного, но Венди отчего-то было не по себе. Четверо полицейских должны были добраться до неё на скоростном флаере, но для полёта надо получить соответствующее разрешение. Никто не летает над федеральной пустыней кроме служебных аэрокаров. Запоздало пришла в голову мысль, что неплохо было бы включить в список разрешенных к полёту транспортных средств и полицейские машины. Но в этом случае ей понадобится второй пилот. Венди и представить не могла, каково это вести машину над каменной пустыней. Тяжело было даже с наземным маршрутом.
   Она запросила данные с ближайших дронов. Информация пришла с задержкой в несколько секунд, обзор сузился на пару процентов. Ничего критичного, но странно, обычно они целыми стаями летают над R415. Часть дронов принадлежит государству, часть карго-компаниям, несколько экземпляров с особенно навороченными камерами в собственности у отдельных богатых энтузиастов. Ко всем без исключения есть полицейский доступ. А сейчас кажется, как будто число дронов порядком сократилось.
   Венди осмотрела трассу по полученным данным. На протяжении пятисот километров всё в порядке. Пожалуй, пора завязывать со своей прогрессирующей паранойей. Что может случиться на федеральной трассе? Даже такой псих как Тихий Билли не будет привлекать к себе излишнее внимание. Он хочет добраться до выезда на параллельную трассу, это очевидно. Там он бросит грузовик и скроется со своими сообщниками. Задача Венди не допустить его до съезда.
   Информация обновилась и Венди снова почувствовала беспокойство. Дронов определённо было меньше обычного. Она попыталась успокоить себя мыслью, что сегодня всё идёт наперекосяк, задержки рейсов, стрельба в церкви, к обеду в Каир сгонят десятки полицейских. И всё же тревога нарастала. Что-то было не так.
  
   23.
   Пять малиновых грузовиков, все с логотипом компании "Алый цвет", на всех температурная метка показывала ниже десяти градусов Цельсия в пересчете с местной шкалы. Издали все грузовики выглядели одинаковыми, но вблизи можно было рассмотреть отличия. На обоих боках первого грузовика изображены длинные рыбы с шипастыми спинами и радужными плавниками. Аэрография выполнена настолько профессионально, что явно обошлась владельцам компании в кругленькую сумму. Но оно того стоило, яркие и красочные грузовики отлично смотрелись в рекламе логистических услуг. Как говорил главный маркетолог Алого цвета "Наши грузовики должны ассоциироваться с радостью".
   Грузовики были больше похожи на скоростные поезда, чем на земные машины. Обтекаемой формы, восемь метров высотой. Кузов бесшовно соединялся с кабиной, внутри получалось единое герметичное пространство, разделённое несколькими прозрачными перегородками. Все грузовики были оборудованы автоматическим пилотом, но в целях безопасности в кабине есть два сиденья и два штурвала. Ещё лет пятнадцать назад с каждой колонной грузовиков обязательно отправлялась пара вооруженных охранников, но с развитием сети дронов в этом отпала необходимость. Может быть, не у всех грузовики ассоциировались с праздником, но определённо не оставляли сомнений в своей безопасности. Если вам требуется перевести ценный груз, отправьте его с карго-компанией. Пятьдесят лет безупречной работы, нулевой процент потерянных грузов, самая развитая логическая сеть. Трубопровода на Гекате не было, грузовики выполняли роль основного транспорта.
   Сама планета Геката подразумевала использование скоростных дорог. Каменная пустыня опоясывала её по экватору, к этому широкому поясу присоединялось множество артерий наземных и воздушных дорог. Грузы доставлялись по всему миру, через континенты, через часовые пояса, бесконечные караваны раскрашенных грузовиков с самым разнообразным грузом на борту.
   Малиновые грузовики везли сотни тонн замороженной рыбы выловленной в Северном море. Из-за вынужденного простоя бортовой компьютер первого грузовика корректировал среднюю скорость. Рыба должна была попасть на прилавки островных магазинов в четыре часа утра, сейчас было одиннадцать вечера и отставание от графика составляло более трёх часов. Компьютер выстроил несколько алгоритмов, выбрал наиболее безопасный сценарий и отдал команду грузовику постепенно набирать скорость. Тот передал данные по цепочке остальным и малиновые грузовики начали ускоряться. На задней двери последнего грузовика была нарисована девица в короткой юбке, из-под которой торчали белые трусики. Надпись над ней гласила "Любой день без проблем".
   Грифон появился так неожиданно, что бортовой компьютер не успел ничего рассчитать. Он мониторил дорожное полотно на несколько километров вперёд, получал данные с дронов о ситуации на обочинах, но небо оставил совсем без внимания. Над каменной пустыней летают только дроны и служебные автомобили. Но чтобы грифон?
   Грифон опустился на последний грузовик, неловко чиркнул когтями по обшивке и содрал краску в нескольких местах. Он прошёлся до кабины грузовика, напоминая чудовищную курицу, поджал лапы и что есть силы ударил клювом в переднюю камеру. Раздался громкий скрежет, грузовик на мгновение ослеп, но уже через секунду строил маршрут по дронам и другим грузовикам колонны. Грифон тяжело поднялся и перелетел на следующий грузовик. Там ситуация повторилась.
   Грузовики сбросили скорость сначала до штатной, потом до минимальной. Когда грифон разбил камеру первого грузовика, последний остановился. Со всех сторон слетались дроны, фиксирующие происшествие. Грифон покинул грузовики и стремительно полетел к следующему каравану.
  
   24.
   - Один за другим, - пробормотал Энди.
   Он добивал уже третью цепочку грузовиков и чувствовал, что грифон вот-вот выбьется из сил. Летел он всё медленнее и медленнее, собирая за собой целый паровозик из дронов. За перехватом сигнала с дронов следил Хью. Энди посмотрел на него через плечо. Вроде бы парень занят. По крайней мере, он больше не хочет забиться с рыданиями в угол.
   Энди интересовала цепочка грузовиков, которую от заправки отделяло сорок минут в обычном темпе, а топлива хватало, чтобы дотянуть до следующей. Пока общее снижение скорости было явно недостаточно для того, чтобы останавливаться на самой первой. Энди отправил грифона в четвёртый рейс. Если повезёт, им не понадобится даже лететь к грузовикам, их получится заманить прямо на заправку.
   Через двадцать минут на трассе стояли четыре колонны грузовиков. Первая уже готова была продолжить путь, дроны заканчивали исследование третьей. Общая скорость потока упала до минимальной, четыре инцидента подряд это вам не шутки. Энди отдавал себе отчет в том, что совершил федеральное преступление. Вряд ли ему следует рассчитывать на снисхождение, для присяжных он навсегда останется под именем "этот псих из пустыни". С другой стороны, это же только игра, не правда ли? Совсем как тогда, с бумажным городом.
   - Они не останавливаются, - сообщил Хью. Не хватает пяти минут. Они будут на заправке через десять, - сообщил Хью.
   - Чёрт. Придётся рискнуть и атаковать прямо на заправке. Что с сетью?
   - Сеть я отключил. Поблизости только три дрона, я ими занимаюсь.
   - Принято. Попробуй выключить всех дронов. Я отключу колонки на заправке, это даст нам ещё немного времени.
   Они погрузились в аэрокар и оказались на заправке на несколько секунд раньше автоколонны. Когда первый грузовик выруливал на площадку, Энди отключил подачу топлива.
  
   25.
   - Что за хрень там происходит? - кричала Венди в рацию. - Я проехала уже две аварии, десять грузовиков стоят, все принадлежат Алому цвету. У них какой-то глобальный сбой в системе?
   - От Алого цвета нет комментариев, похоже они сами не знают, что произошло. Там ещё две аварии впереди, одна цепочка Алых, другая Лотоса, то есть это общая проблема.
   - Только этого не хватало. Я чувствую, тут не обошлось без Тихого Билли. Если этот парень способен убить собственную жену...
   - Может, она была стервой, - сказал Халк. Венди разозлилась.
   - Не смешно. Шовинист долбанный.
   - Как там Билли?
   - Притормаживает, как и все остальные. Если бы я могла не соблюдать темп, давно бы уже догнала, но здесь стоят автоматические ограничители скорости. Где флаер?
   - Вылетели с базы пять минут назад. Жди, скоро они тебя нагонят.
   - Хотелось бы. Скажи Баки, чтобы связался с диспетчерским центром. Я не могу достучаться до некоторых дронов.
   - Они слетелись на место аварий.
   - Да, но не все. Некоторые просто отключены. Я уверена, это как-то связано с авариями. Билли вполне мог организовать это, чтобы задержать погоню.
   - Мы разбираемся здесь, что там происходит. Извини, у меня на линии представитель Лотоса. Похоже, хочет сообщить что-то важное.
   - Хорошо, отбой. Свяжись со мной, когда флаер будет неподалёку, нам надо продумать тактику. У нас с ними нет прямой связи, придётся устанавливать канал через тебя.
   Через десять минут Венди проехала мимо ещё одной аварии. Халк не ошибся, на обочине действительно стояли синие грузовики Лотоса. Над ними кружила целая стая дронов. Венди попробовала поочерёдно к ним подключиться. Ответил только второй навигатор. Странно, очень странно.
   Снова вышел на связь Халк и соединил её с флаером. Венди никого не знала из экипажа, зато её, как выяснилось, знали все. В новостях только и говорили о бойне в церкви и героических полицейских, которые... рискуя собственной жизнью... заложники не пострадали... достойная работа. Венди была по горло сыта журналистами. Баки регулярно скидывал на неё общение с прессой и Венди воспринимала журналистов как кровожадную саранчу, способную пожрать себе подобных. Заложники, подумать только! Если разобраться, то на похоронах Тихого Билли заложниками оказались только сами полицейские и преподобный Остин. К последнему, кстати, существует целый ряд вопросов, как минимум какого хрена в его храме располагался защищённый сейф. Венди жалела, что человека нельзя достать с того света и допросить с пристрастием.
   - На связи Зоте, - сказал капитан флаера. Судя по голосу, совсем молодой, никак не больше шестидесяти лет. Голос, кстати, приятный.
   - Что с группой поддержки?
   Судя по всему, Зоте обиделся. В разговор вступил штурман со странным именем Берт.
   - У нас хватит вооружения для того, чтобы устроить небольшую гражданскую войну, - сообщил он.
   - Не уподобляйтесь, - сказала Венди и не уточнила, кому именно. - Я имею в виду наземную поддержку. Тихий Билли с приятелями прекрасно знают, что мы их преследуем. Если они продумали весь этот спектакль с похоронами, наверняка в запасе ещё есть какой-то трюк.
   - Мы послали три наземных экипажа. С них сняли все ограничения, так что они должны появиться здесь очень скоро. О, а вот и они.
   С параллельной дороги прямо по камню съехали одна за другой три полицейские машины. Судя по небесно-голубому цвету, все принадлежали федеральному управлению. Вооружением они могли потягаться даже с флаером, это не просто маленькая заварушка, тут уже может идти речь о захвате соседнего государства.
   - До основного съезда меньше сотни по прямой, - сказал Зоте. - Там не действует ограничитель скорости и Билли спокойно от нас уйдёт.
   - Я не дам ему уйти с кристаллами, - сказала Венди.
   Грузовик Тихого Билли уже был различим вдали. Как и все грузовики, его окружал ореол синих искр, которые выбивались колёсами из камня. Этот феномен был ещё известен с тех времён, когда пустыню можно было пересечь только верхом на лошади. Подкованные копыта, как и тяжелые колёса выбивали цветные искры. Чаще всего синие, иногда розовые. По преданию всадник, который высечет из камня золотые искры, обретал силу сотни человек. В эпосе центральных народов Гекаты ключевую роль занимал Солнечный всадник, который бросил вызов самому солнцу.
   - Можете его просканировать? - спросила Венди. - Я хочу знать, что там в кузове.
   - Уже просканировали. Люди и оружие. Идентифицировать оружие не получается, все RFID-чипы уничтожены.
   - Кто бы сомневался. Ладно, заходите сверху, я постараюсь его обогнать.
   Флаер ушел вперёд и пропал из зоны видимости. Две полицейские машины обошли синий грузовик по обочинам. Третья ехала вровень с Венди. Венди связалась с ними по рации и дальше они действовали сообща.
   Тихий Билли ничем не высказывал своей готовности обороняться. На что он рассчитывал с таким грузом оружия, непонятно. Грузовик не был экранирован и достаточно просматривался при наличии такого сканера, который был установлен на флаере. Венди решила, что первым делом подаст Баки просьбу об оборудовании своей машины такой же штукой.
   - Готовность десять секунд, - сказал полицейский из соседней машины.
   - Скажи ребятам, чтобы держались подальше от кабины, - сказала Венди. В грузовиках было предусмотрено три выхода, два из кабины и один позади кузова. - Они будут стрелять прямо по нам.
   Флаер завис в двадцати метрах над грузовиком. Несколько редких искр долетали даже на такую высоту. Зоте успел установить автопилот и отдать приказ своим людям. В крыше грузовика открылся люк, и оттуда выстрелила полоса ослепительного света. Выпрыгнуть успел только Берт.
  
   26.
   Энди перебегал от одной колонки к другой, проверяя их состояние. Все были отключены не только от подачи топлива, но и от общей сети. Грузовики не могли получить информацию о том, что колонки не работают и терпеливо ждали возможности подключиться.
   - С кого начнём? - спросил Хью. Энди молча ткнул пальцем в первый грузовик. - Нет, этот не годится. Погляди сам, он слишком новый. Я могу не разобраться со всем функционалом.
   - Вижу, что новый, поэтому его и выбрал. Я прочитал про идентификаторы. Новые грузовики разрабатывали универсальными, для любой компании. Нам проще будет поставить новые чипы.
   - Хорошо. Я в кабину, постараюсь получить ручное управление. И да, там тоже камеры.
   Энди махнул рукой и обошёл грузовик с левой стороны. Чудовищный монстр, да ещё этот кошмарный малиновый цвет. На левом борту нарисована женщина с арбузными грудями, на задней двери огромная птица, нечто среднее между уткой и пеликаном. И везде логотипы карго-компании.
   - Посмотри, что в кузове, - крикнул Хью и открыл заднюю дверь. Энди посмотрел и присвистнул.
   - Ни хрена себе!
   Кузов был до самого верха забит округлыми коробками из оранжевого пластика. Наклейки на коробках гласили, что внутри содержится семидесятипроцентный кофеин.
   - Здесь несколько тонн кофе, - сказал Энди. - Разные сорта. Я не знаю, сколько это может стоить.
   - Отлично. Теперь мы ещё похитили груз какого-то бедолаги.
   - Успокойся, это мелочь по сравнению с остальным.
   Хью высунулся из окна кабины и хотел что-то возмущенно сказать, но глянул на планшет и передумал.
   - Заправляй нас и давай сюда. К нам гости.
   Энди подключил колонку. Сразу после этого должна была произойти автоматическая перекачка топлива, но Хью полностью отключил автоматику. Энди пришлось самому подсоединить шланг и начать передачу. Никаких индикаторов на колонке не было.
   - Скажи, когда отключиться, - крикнул он Хью. Тот кивнул и скрылся в кабине.
   Заправка двух полных баков порошкообразным веществом заняла около десяти минут. Хью нервничал и повторял, что полиция уже близко, что у них есть флаер и полно оружия. Когда Энди уже забирался в кабину, Хью вдруг стукнул его по плечу.
   - Погоди-ка.
   - Что такое?
   - Ты не поверишь, но, похоже, они не за нами.
   - А за кем?
   - Пока не уверен, но кажется они висят на хвосте какого-то умника на грузовике.
   - А ты говорил, что никто не угоняет грузовики, - усмехнулся Энди.
   - Я был уверен, что ты единственный псих с такой идеей.
   Когда полицейский флаер исчез в ослепительной вспышке, малиновый грузовик как раз выруливал с заправки.
  
   27.
   Венди оказалась единственной, кто не потерял самообладание даже на несколько секунд. Снова защелкали в голове моментальные кадры. Вспышка и она открывает дверь машины, вспышка и взгляд выхватывает квадрат каменного покрытия, ярко освещённый светом фар. Венди сжала в руке пистолет и быстро помчалась в сторону грузовика.
   Задняя дверь распахнулась и оттуда выскочило два человека с чудовищной конструкцией в руках. Штука блестела хромом, у неё были три ножки с резиновыми наконечниками и длинный раструб, из которого вырывались языки пламени. Один человек принял на себя полный вес конструкции, другой направил раструб в сторону полицейской машины. Беззвучная вспышка и машина превратилась в пылающий факел. Венди хотела верить, что это была её машина, но что-то подсказывало ей, что преступники уничтожили машину сопровождающего.
   Она вытянула вперёд руку с пистолетом и выстрелила второму мужчине в коленную чашечку. Он повалился назад и утянул за собой металлическую конструкцию. Второй человек выстрелил в Венди из чего-то вроде крошечного револьвера, но раньше чем отзвенел выстрел, Венди успела броситься на пол. Бронежилет сработал как надо.
   Грузовик медленно поехал вперёд, не закрывая передние двери. Из машины, которая заходила спереди вылетели двое полицейских и принялись зачем-то обстреливать лобовое стекло. Венди бросилась к их машине.
   - Вызывайте подкрепление, срочно! Перекрыть всю трассу, всё движение!
   - У меня нет таких полномочий!
   Венди выругалась и связалась с Баки, а грузовик уже набирал скорость. Судя по всему, Билли удалось отключить скоростной ограничитель, разгонялся он слишком стремительно. Венди прострелила петли задней двери и она так и не смогла закрыться. Внутри Венди успела разглядеть какой-то крупный предмет, закрытый оранжевой тканью.
   Снова вышел на связь Баки, сказал, что подкрепление уже в пути, грузовики снова задержаны, на этот раз с персонального одобрения карго-компаний. Теперь дело передаётся в руки местного подразделения, а если понадобится, они вызовут федеральных агентов. Венди это не сильно обрадовало.
   - Эй, это моя работа! Моя задача!
   - Уже нет. Делай, что я тебе сказал. Когда вернёшься в контору, зайди ко мне. Я...
   Венди не дала ему договорить. Она выключила коммуникатор и вскочила в полицейскую машину. Через десять секунд заработала рация из соседней машины.
   - Ты Венди, так? Тут один человек хочет с тобой связаться.
   - Если это Баки, скажи ему, чтобы он...
   - Это не Баки. Он вообще не из наших. Говорит, что какой-то Канти. Кто, чёрт побери, дал ему нашу частоту?
   - Давай его сюда.
   Богомол заговорил так быстро, что Венди поначалу не могла разобрать ни слова. Он задал по меньшей мере с десяток вопросов и сам ответил на каждый. Венди уже хотела отключиться, когда Богомол, наконец, перешел к главному:
   - Этот парень был андроидом?
   - Откуда ты знаешь?
   - Я на прямой линии с Баки. Подожди, не отключайся, я должен знать. Он был андроид?
   - Да.
   - И никто даже не подозревал, что этот маньяк не человек?
   - Откуда мне знать, - разозлилась Венди. - Я узнала об этом, только когда ударила его. И он не маньяк. Он глава мафиозной группировки.
   - Послушай, это важно. Ты должна узнать, когда произошла подмена. Это в интересах Базового лагеря. Считай что это оплата по счетам.
   - По счетам? Я думала, что вы...
   - Проводили эксперимент, - перебил её Богомол. - Всё верно, но создание Люси стоило нам годового бюджета небольшой развивающейся страны. Тебе она досталась бесплатно и мы ничего не можем требовать взамен. Кроме небольшого одолжения.
   - Небольшого? Твою мать, Богомол, ты требуешь от меня оперативной информации. И ты говоришь со мной по рации этого парня!
   - По зашифрованному каналу. Я всегда думаю о безопасности.
   - Отлично. И всё же я не смогу достать тебе эту информацию.
   - Но тебе придётся. Иначе как ты собираешься распутывать дело? Тихого Билли недостаточно поймать, надо вскрыть весь клубок.
   - Клубок, - передразнила Венди. - Ты даже не представляешь, о чём речь. Этот парень связан с оружием, с военными. Чёрт, вполне может статься так, что у него есть свои люди в парламенте!
   - Это большая задача, Венди, - серьёзно сказал Богомол. - Возможно, будет создан специальный отдел по отслеживанию андроидов. И я рад этому.
   - Рад?!
   - Я рад, что эта задача выпала именно тебе. И рад, что ты выбрала преследовать этого парня. Мне это нравится. Это значит, что все эти месяцы мы работали в правильном направлении. Это правильный выбор, это свидетельство о том, что...
   - Ты хочешь ещё что-то сказать? Я не могу постоянно занимать служебную линию.
   - Я счастлив. Нет, правда!
   - Пока, Богомол. Передай привет Баки, пусть не сердится. Я достану этого сукиного сына. И постараюсь дать тебе информацию о том, когда Билли сам себя подменил.
   Она отключилась. Чёрт бы побрал Богомола. Чёрт бы побрал Баки! Чёрт бы побрал всю эту компанию, которая проворачивает свои делишки, не задумываясь о последствиях. Андроид, подумать только!
   Разработка андроидов была запрещена этическим советом около тридцати лет назад, когда сразу несколько религиозных и общественных организаций обратились с прошением к совету альянса. Как оказалось, в этом не было никакой необходимости, правительство и так сворачивало все подобные программы. Создание интеллекта, который в сотни раз превышал человеческий ставило под угрозу само существование Гекаты. По прогнозам специалистов за несколько лет своего существования искусственный интеллект мог поставить под контроль все сферы человеческой жизни, перекроить весь ход истории. Искусственный разум, говорили они, не способен понять хитросплетение человеческих поступков и побуждений. Нет сомнений, что он будет действовать в интересах человечества, но также нет сомнений в том, что это будет открытая жестокость. Евгеника, эвтаназия неизлечимо больных, ограничения рождаемости, с точки зрения беспристрастного разума это всеобщее благо. Искусственный интеллект не знает, что такое эмоции, ему неведома любовь и ненависть. Ему никогда не понять, что людям недостаточно комфортных условий для существования, что продолжение рода не является единственной целью человечества. Всегда требуется что-то большее.
   Венди вспомнила пример из школьного учебника. Компьютеру предлагалось определить, кто более ценен для общества, умственно-отсталый художник, врач-хирург или строительный рабочий. Условия варьировались, добавлялись новые подробности, но компьютер раз за разом выбирал один и тот же вариант. Он сообщал, что наиболее ценным человеком является хирург. И только человек в данном тесте мог сказать, что человек не поддаётся какой-либо оценке. Каждый человек бесценен и уникален. Компьютер только мёртвая машина. Как и андроид, искусственный интеллект в человеческой оболочке. О, господи. Венди передёрнуло от отвращения. Она прикоснулась к этой твари! Она её... ударила!
   Создание андроидов вызывало ещё больше опасений, чем создание искусственного интеллекта. Люди привыкли доверять машинам в повседневной жизни, но это были машины, которые выглядели как машины и поступали, как машины. Андроиды из тестовой партии выглядели как люди. Сразу после первой демонстрации была зафиксирована вспышка истерии у тысяч детей и взрослых по всему миру. Искусственные люди пугали до смерти и никакие презентационные ролики не помогали победить этот страх. Этический совет счёл необходимым запретить все дальнейшие разработки. Это было первое в истории решение, которое было единогласно принято руководителями четырёхсот стран. Четыреста из четырёхсот, полный запрет, невозможность апелляции.
   - Четыреста из четырёхсот, - повторила Венди. Эта фраза немного её успокоила. Теперь можно было сосредоточиться на работе и догнать этого сукиного сына.
   Венди разогналась до двухсот километров в час. Недостаточно для того, чтобы сравняться с Билли, но на этом участке следует быть осторожной. В любом случае она должна догнать его самое большее через час. Венди не доверяла автопилоту, компьютер рассчитывал только необходимое ускорение. Ещё семь минут можно было придерживаться одной скорости.
   Она проехала мимо двух цепочек грузовиков, неподвижно стоящих возле обочины. Одна цепочка принадлежала Лотосу, с идентификацией второй Венди затруднялась. Кажется, тоже Лотос, но почему-то ярко-оранжевого цвета. Скорее всего, грузовики в лизинге у другой компании и Лотос предоставил им только управление.
  
   28.
   Венди не знала, что запрет на разработку андроидов был разработан задолго до того, как общественность заинтересовалась этой темой. Первыми противниками искусственного разума в искусственном теле стали сами разработчики. Сотни моделей, сотни испытаний, тысячи различных синтетических сценариев и всегда один и тот же результат. Андроид был заинтересован только в собственном выживании, руководствовался только инстинктами и ценил только собственную жизнь.
   Не помогали ни законы, ни протоколы. Андроиды получали сложнейшие алгоритмы, в которых подробно описывалось, почему следует поступать определённым образом, но ни одна искусственная мораль не могла охватить все возможные ситуации. Раз за разом андроиды повторяли одну и ту же модель поведения. Выживание, несмотря ни на что, выживание вопреки всему. В закрытых сценариях синтетической реальности они демонстрировали такую жестокость, что ни у кого не оставалось сомнений в том, что андроидов ни в коем случае нельзя выпускать в реальный мир.
   Андроид-женщина, разумный возраст около пятидесяти лет. Миловидна, остроумна, отлично развито чувство юмора. Хорошо знакома с мировой литературой, разбирается в музыке и живописи. Удивительно, но она самостоятельно научилась рисовать грифельными карандашами. Прекрасно ладит с детьми. В синтетической реальности совершила убийство двух человек, после чего покончила с собой. Вероятная причина - реакция на запрет общения. Повторила убийства и самоубийства двенадцать раз.
   Андроид-мужчина, разумный возраст около сорока лет. Обладает подробным моральным кодексом, знаком с теориями гуманизма, может в любой момент обосновать любое философское течение. Ему в подробностях известна существующая система наказаний, он знаком со шкалой человеческих ценностей, досконально изучен вопрос приоритета семейных отношений над общественными. В синтезированной реальности он убил пять человек. Не смог объяснить, по какой причине это сделал, есть предположение, что это была реакция на словесный конфликт. Повторил убийства восемнадцать раз.
   Андроид-ребёнок, разумный возраст четырнадцать лет. В синтезированной реальности убил тридцать человек в классе обучения. Обосновать убийства не смог, впал в вегетативное состояние. Повторял убийства, пока не был уничтожен.
   Ни один из андроидов не поддавался обучению.
  
   29.
   Хью отключил автопилот и связь с диспетчерским центром. Некоторое время они с Энди спорили, кто поведёт. Наконец, Энди сдался и сел за штурвал. Штурвал был единственным прибором в кабине. Гладкие, чуть скруглённые стены, небольшая ниша у ног, столик, выступающий прямо из стены. Окон не было, кабина подсвечивалась зеленоватым светом, исходящим от стен. Лицо Энди тоже стало зелёным. Он положил руки на штурвал и вздрогнул, почувствовав лёгкий толчок. Раздалось низкое гудение и на передней стене появилось изображение дороги, такое четкое, как будто там действительно было лобовое стекло. На стенах расцвело множество проекций необычных приборов. Энди с трудом смог узнать спидометр и датчик топлива. Что означали остальные диаграммы и шкалы, он не знал. Сейчас кабина грузовика больше напоминала кабину самолёта. Чтобы отслеживать такое количество показаний, недостаточно было одного человека. Энди посмотрел на Хью и ткнул пальцем в световой круг прямо перед собой.
   - Знаешь, что это?
   - Температура груза. Именно груза, внутри упаковки. А вон датчик температуры в кузове. Он синий, значит, температура почти вдвое выше нормы. Я говорил, что кузов лучше отцепить, говорил!
   - Где ты видел грузовик без кузова? Если нас остановят, это вызовет проблемы.
   - Где ты видел одинокий грузовик? - парировал Хью. - Если нас остановят, нам конец в любом случае. Поэтому будь добр... Вывози нас отсюда нахрен!
   Последнюю фразу Хью добавил на языке Гекаты. Энди понял без перевода и даже не удивился. Он свернул с трассы на обочину.
  
   30.
   В грузовике Тихого Билли царила мёртвая тишина. Автопилот был отключен, за штурвалом сидел Берк, совсем молодой парнишка, явно не до конца понимающий, во что ввязался. Несколько раз Билли хотелось отстрелить ему пустую башку, но всякий раз он благоразумно останавливался. Осталось и так слишком мало союзников, по крайней мере, в этой части света. А всё проклятые кристаллы. Если хочешь поссориться со всеми партнёрами, добудь какую-нибудь особенно ценную штуку. Когда-то Билли поклялся делиться с друзьями всем, что пошлёт господь. С годами стало доходить, что обещание было слишком опрометчивым. Он готов был делиться деньгами, ресурсами, даже женщинами. Но кристаллы бесценны. Слишком хороши, чтобы их продавать. Билли вообще не был уверен, что когда-нибудь с ними расстанется.
   - Быстрее можешь? - спросил он Берка, стараясь, чтобы голос звучал как можно более миролюбиво. Бесценный навык, отточенный годами общения с Сандрой.
   - Я снял ограничитель скорости, сэр, - сказал Берк. - Сейчас мы идём под триста десять. Для того, чтобы набрать скорость, требуется, требуется...
   Билли почувствовал, как кровь стучит в ушах. Что особенно бесило в проклятом мальчишке, так это неспособность прямо ответить на поставленный вопрос. Он сделал подряд десять вдохов и выдохов.
   - Увеличь до трёхсот пятидесяти - сказал он. И добавил, удивляясь самому себе: - Пожалуйста.
   Берк оглянулся через плечо, хотел что-то добавить, но наткнулся на мрачное лицо Билли и промолчал. Билли отметил про себя, что у парня есть шансы дожить до пятидесяти. Главное, чтобы почаще оглядывался. Всю свою жизнь Тихий Билли придерживался золотого правила. Перед каждым спорным поступком задавать себе один вопрос "а не поступаю ли я как мудак?". Иногда это помогало, иногда нет. Против Сандры не помогало вообще ничего. Чёртова стерва. Если бы не она, не надо было бы затевать весь цирк с похоронами. Но у Сандры были влиятельные родственники в парламенте. Если бы Билли вздумал убить её по-тихому, его бы пристрелили гораздо раньше. Всё дело в наглости и неожиданности. Эх, если бы было можно увидеть её лицо!
   - Съезд к параллельной трассе через двести километров, - сказал Гару. Билли уже и забыл, что он тоже на борту. Именно Гару разбирался в новом оружии. Любимого вопроса Билли он явно себе не задавал. Гару поступал как мудак во всех случаях. Билли ещё раз сосчитал выдохи.
   - Никакого съезда, слишком рискованно, - сказал Билли и похлопал Берка по плечу. - Вывози нас на обочину и вглубь пустыни. Там свободная зона, сможем поймать сообщение от коммуникатора Вильяма. Вывози нас, малыш.
   Берк ненавидел, когда Тихий Билли его так называл. Он вообще не выносил Билли, но никогда не выражал этого вслух. Если бы Билли узнал, как Берк к нему относится, возможно, и сам изменил бы своё к нему отношение. Если человек в тридцать лет умеет так хорошо скрывать свои чувства, значит, у него хорошие задатки. А прямо отвечать на поставленные вопросы... Что ж, это не всегда бывает полезно. Тихий Билли много бы отдал за то, чтобы не отвечать Сандре.
   - Пристегнитесь, - сказал Берк. Никто не обратил внимания не его слова и тогда рявкнул Билли:
   - Пристегнитесь, мать вашу! Нас немного потрясет.
  
   31.
   Два грузовика, рыжий и красный свернули с трассы почти одновременно. Билли с друзьями почувствовали только лёгкие толчки, Энди едва не сломал себе руку.
   - Надо было пристегнуться, - сказал Хью, потирая колено. Энди посмотрел на него со злостью.
   - Не мог сказать раньше?
   - Я думал, ты сам сообразишь. Это же съезд.
   Грузовик с трудом перевалился через высокий каменный бортик и завихлял по неровному камню. Энди нащупал рукой ремень безопасности и застегнул его на поясе.
   - И на груди, - подсказал Хью. Энди завертел головой, не понимая, чего от него хотят. Хью показал на спинку кресла. - Стукни два раза. Нет, смелее. Два раза, я сказал!
   Энди стукнул ребром ладони и почувствовал, как широкие ремни крест-накрест обвязали его за грудь. Он сделал глубокий вдох, опасаясь того, что ремень сдавит лёгкие, но эластичный материал только слегка растянулся.
   - Запаса прочности хватит, чтобы удержать слона, - сказал Хью. - А в случае аварии он станет совсем каменным. И пена.
   - Пена?
   - Да, от удара здесь зальёт всю кабину этой дрянью, она поглотит удар. Сквозь неё можно дышать. Хотя и с трудом, - он заметил любопытный взгляд Энди и добавил: - Я не пробовал, если что. Только читал.
   Энди пошевелил ногами, потом вспомнил, что в грузовиках нет ножного управления. Старые рефлексы никуда не денешь. Штурвал был слишком отзывчивым, достаточно самого лёгкого движения, чтобы задать нужное направление. Скорость увеличивалась в зависимости от градуса наклона. Это даже не штурвал, это уже какой-то джойстик. Энди вспомнил свою машину, оставленную на стоянке перед домом. По крайней мере, теперь не придётся платить за парковку. Он усмехнулся. Можно долго ругаться на чёрный юмор, но иногда это единственный способ не сойти с ума.
   Снаружи раздался металлический скрежет, потом звук удара по корпусу. Энди машинально задрал голову вверх, ничего не увидел и посмотрел на Хью.
   - Что это?
   Тот поморщился.
   - Дрон упал. Я отключил двух навигаторов, вот они и падают. Вообще они должны это делать в безлюдном месте, но только не с нашим везением. У этого гада была целая пустыня для падения и всё равно он выбрал нас.
   Раздался ещё один удар, так что тряхнуло весь грузовик. Энди почувствовал, как твердеют ремни на груди.
   - Ещё один, - меланхолично сказал Хью. - Я говорил, что нам везёт?
   Энди едва успел податься в сторону. Третий дрон упал прямо перед ними, едва не задев нос.
   - Прибавь скорость, - посоветовал Хью. - Иначе отметим весь путь крошками, как дети из той сказки.
   - Гензель и Гретель, - сказал Энди, понял, что сказал и посмотрел на Хью. - Ты знаешь эту сказку?
   - Турим и Лора. Терпеть её не мог ещё в детстве.
   Энди хотел развить тему общего фольклора, но не успел. Изображение дороги сузилось и отъехало в сторону. Картинка заднего обзора, до этого момента находящаяся наверху, увеличилась и заняла половину обзора.
   - Только не говори, что это полицейская машина, - сказал Энди.
   - Очень интересно. Это грузовик Лотоса, если я ничего не путаю. И он тоже один.
  
   32.
   - Кто эти клоуны? - поинтересовался Тихий Билли. Берк пожал плечами.
   - Не знаю, сэр. Возможно, это грузовик со сломанным автопилотом или же...
   - Заткнись. Гару, проверь их.
   Гару попытался связаться с грузовиком. Расстояние было меньше сотни километров и увеличивалось. Он с трудом удерживался от того, чтобы не рявкнуть на Берка.
   - Мне нужно подобраться ближе, - сказал он.
   - Берк, мальчик мой, ты слышал дядю Берка? Сделай, как он просит.
   - Сэр, увеличение скорости может привести к тому, что...
   Билли сжал его плечо. Сначала легонько, и постепенно увеличивая давление.
   - Я здраво оцениваю наши риски. И всё же, будь добр.
   У Берка на глазах выступили слёзы. Билли увидел его отражение в стекле и смягчился. Всё-таки при должном воспитании из этого слизняка может выйти толк. Берк увеличил скорость. Грузовик вздрагивал так, что дребезжали железки в кузове. Гару напрягся.
   - Я пойду проверю, как оно там. Не хочу потом собирать осколки по всей кабине.
   - Сиди, - приказал Билли. - Всё равно сейчас ничего не сделаешь. Если мы наткнёмся на камень, ты размозжишь себе голову.
   - На камень, - передразнил Гару, отдавая себе отчет, что ходит по тонкому льду. Тихий Билли ненавидел, когда над ним смеялись. - Мы и так посреди камня. В жизни не забирался так далеко.
   Грузовик вильнул, переваливаясь через очередную каменную гряду. Берк успел заметить разбившегося дрона, потом ещё одного. Он запросил поиск живых дронов поблизости и обнаружил кружащуюся троицу без навигатора. Очень странно.
   - Это то, о чём я думаю? - спросил Гару. - Ты отдал приказ отключить дронов? Умно.
   - Я не отдавал такого приказа. Мне плевать на дронов, у меня свой человек в федеральном агентстве. Они должны уничтожить все данные после того, как мы отсюда выберемся.
   - Тогда кто?
   Билли молча ткнул пальцем вперёд.
   - Почему ты так уверен, что там есть пилот?
   - Потому что грузовики не ездят сами по себе. И не говори мне про сломанный автопилот. Они выбирают дорогу так же, как и мы, исходя из визуальных показателей. Автопилот бы построил дорогу иначе. Но они ведут сами.
   - Они?
   - Кто-то ведёт, кто-то строит маршрут. Совсем как мы.
   Берк хотел сказать, что справился бы в одиночку, но промолчал. Сейчас с Тихим Билли лучше не спорить. Но он ещё себя покажет.
  
   33.
   - Они пытаются с нами связаться.
   - Отбейся.
   - А смысл? Они висят у нас на хвосте.
   Энди выругался и отдал Хью коммуникатор. Тот быстро пробежал сообщение глазами.
   - Слева под твоей рукой есть табло. Такое, розовое. Нажми его и введи этот код, - он показал Энди коммуникатор. И зачем-то уточнил: - Это цифры.
   Энди активировал табло и рассёк кружки в поле ввода положенными линиями. В очередной раз подумал, что записывать цифры и буквы одинаковыми символами это бред. На Гекате использовалась двенадцатеричная система счисления, каждая буква алфавита соответствовала половине значения каждого числа. Иногда Энди казалось, что он никогда не постигнет эту науку. Со временем он привык, но каждый раз бесился. Энди познакомил Хью с десятичной системой и арабскими цифрами. Тот не впечатлился, здесь эта система называлась "пальцевой" и использовалась только для обучения детей.
   - Аварийная служба Лотоса, - сказал Хью в стенной микрофон. На той стороне пробормотали что-то невразумительное. Хью поморщился. Нечасто услышишь в эфире такие выражения. Он ещё раз представился: - Аварийная служба Лотоса. У нас вышло из строя автоматическое управление. Конвоируем грузовик на базу.
  
   34.
   - Аварийная служба Лотоса, - произнёс тонкий голос. Билли покачал головой.
   - Ответь ему, малыш.
   - А я Брита, королева Оливии, - сказал Берк. - Кончайте придуриваться, парни. Мы знаем, что вы не из Лотоса.
   Билли почувствовал, что пришло время выступить ему.
   - Говорит Ройто Тирк. Мне надо уточнять, кто я такой?
   Пауза в несколько секунд. Теперь голос заговорил более уверенно.
   - Я знаю, кто ты.
   - Умный мальчик. Тогда какого чёрта вы здесь делаете?
   - Нас преследует полиция.
   - Ложь. В полицию не поступало ни одного сообщения об угонщиках грузовиков. Мы - другое дело. Так кто вы, парни? И как вы это сделали?
   На этот раз пауза затянулась почти на минуту. Берк успел потерять терпение. Билли был совершенно спокоен.
   - Со мной парень без гражданских прав. Он свидетель убийства знатной девчонки. Его обвиняют в убийстве. Я помог ему сбежать. Мы не преступники, по крайней мере, не были ими до угона грузовика. Мы...
   Хью произнёс незнакомое Энди слово. Смысл Энди уловил, хотя и не полностью. Нечто среднее между "гик" и "инженер". Окраска скорее нейтральная, чем презрительная.
   - Вы отключили связь с диспетчерским пунктом? - спросил Билли.
   - Да.
   - Ни хрена себе, - присвистнул Берк. Билли велел ему заткнуться.
   - Умно. И куда вы направляетесь?
   - Подальше отсюда, - сказал Хью.
   - Свобода выбора это хорошо. Но у меня есть предложение получше.
   Билли замолчал, ожидая, что собеседник задаст ему вопрос, но Хью ничего не спросил. Это Билли понравилось.
   - Мне пригодится неучтённый грузовик, - сказал он. - А вам пригодится моё прикрытие. И я...
   - Я же сказал, что знаю, кто ты, - перебил его Хью. - И знаю, что пойти с тобой на сделку может только полный псих.
   - Верно. Но только псих угонит грузовик прямо под носом у федералов. Скажешь, что я не прав?
   - Не скажу. Но и на сделку не пойду.
   Билли барабанил пальцами по стене. Незнакомец вызывал одновременно гнев и уважение. Билли терпеть не мог лесть, поэтому уважение перевешивало. Он снова повернулся к микрофону.
   - Послушай, парень. Меня не интересует, в чем вас обвиняют и откуда вы сбежали. Мне нужен только грузовик, возможно, не один. В день по этой трассе проезжают тысячи грузовиков. Некоторые везут груз, который может быть весьма мне полезен. Понимаешь, о чем я?
   - Я не буду на тебя работать. Мы не будем.
   - Я не предлагаю тебе работать на меня. Я предлагаю заключить сделку, продавец-покупатель. Ты продаёшь мне свой грузовик. Я даже готов заплатить за весь груз, - Тихий Билли сделал выразительную паузу и добавил: - Неименными гетами.
   Хью ничего не ответил. Билли решил, что это хороший знак и продолжил:
   - Я хороший покупатель и никогда не торгуюсь. Если ты окажешься хорошим продавцом, получишь следующий заказ. Как по каталогу. Я буду платить полную стоимость за доставку в срок.
   Хью, знающий преступный мир только по фильмам и коротким роликам, медлил с ответом. Он готов был поспорить, что Тихий Билли не будет предлагать сотрудничество первому встречному. Всё, что ему было известно про Ройто Тирка ограничивалось короткой характеристикой "быстро избавляется от неугодных". Сейчас Хью хотелось знать только, сделает ли его отказ от сделки неугодным старине Билли.
   Билли, казалось, прочитал его мысли.
   - Ты не видишь меня, верно, дружок? - сказал он. - Как сказано в какой-то древней книге "узнаю льва по когтям". Человека узнаю по делам его. Я не вижу твоего лица, но вижу, что ты сделал, а сделал ты многое. Мне это нравится.
   - Мне надо подумать, - сказал Хью после паузы.
   - Подумай, дружок, - сказал Билли. - В пустыне время измеряется не в часах, а в километрах. У тебя есть ещё две с половиной тысячи.
   Он склонился над Берком и отключил переговорное устройство. Гару недоумённо на него уставился.
   - Почему бы нам просто не разделаться с ними? Один залп и всё будет кончено. Я могу постараться даже не задеть грузовик.
   - Грузовик тут ни при чем, - сказал Билли. Он похлопал Гару по тыльной стороне ладони и сказал почти ласково: - Ты идиот, мальчик мой. Хорошо умеешь стрелять, но здесь, - Билли показал рукой на лоб, - только прицел и ничего больше.
   Он вдруг схватил Гару за воротник и подтащил его к проекции на стене. Часом ранее Берк по просьбе Билли вывел туда изображения разрушенных дронов.
   - Посмотри же, недоумок. Что ты видишь?
   Гару что-то невразумительно пробурчал. Тихий Билли оттолкнул его от себя.
   - Идиот. Нет, какой же всё-таки идиот. Смотри! Гребанные дроны, проблема номер один в любом операции. Все повержены.
   - Я тоже могу их пристрелить, - сказал Гару. Билли провёл блистательную серию успокоительных вздохов.
   - Ты видишь следы пуль? - спросил он. Гару покосился на проекцию и покачал головой.
   - Нет.
   - Именно. Ни пуль, ни лазера. Эти беглые умники просто отключили им средства связи. Больше того, они вывели из строя только навигаторов.
   - Это невозможно, - встрял Берк.
   - Как видишь, возможно. Поэтому мне плевать на грузовик. Я хочу этих парней.
  
   35.
   Энди понял разговор не полностью, но вопросов задавать не стал. Хью выглядел так, как будто его стукнули по голове чем-то тяжелым, поэтому Энди решил не рисковать. Спустя несколько минут Хью заговорил сам.
   - Этот парень. Такой же спятивший, как и ты.
   - Кто он?
   - Преступник.
   - Мафиози?
   - Я не знаю, что означает это слово, - сказал Хью. Энди объяснил. Он кивнул: - Вроде того. Заправляет всеми делами по эту сторону гор. По меньшей мере три страны подали на него в международный розыск.
   - Крутой парень, - подытожил Энди. - И что с того? Какого хрена ему надо от нас?
   - Всё твои штучки. Я говорил, что надо было остаться на заправке, говорил!
   Хью закрыл лицо обеими руками. Энди с трудом подавил желание ему врезать.
   - Успокойся, - сказал он, - Никто не может заставить нас что-то сделать.
   - Ты не понимаешь! Люди для него, как марионетки! Везде свои агенты, везде свои...
   - Успокойся, - повторил Энди. - Что за сделку он предложил?
   Хью медленно выпрямился в кресле. Он повернулся к Энди и тот только сейчас заметил, что глаза Хью не вполне чёрные. По радужной оболочке рассыпаны серебристые искры, отчего взгляд казался сверкающим и острым. Энди подумал, что это можно даже назвать красивым.
   - Он предложил продать грузовик. А потом ещё один.
   - Он хочет, чтобы мы угоняли для него грузовики?
   - Да. Сказал, что у нас это неплохо получается.
   Энди хихикнул. Он несколько раз проходил тест на профессиональную ориентацию и всегда с разным результатом. Надо было покинуть Землю, чтобы, наконец, найти своё призвание.
   - Угонщики грузовиков, - сказал он. - А что, мне нравится.
   - Псих гребанный. Внутри ты такой же отвратительный, как и снаружи. Ты самое мерзкое существо из всех, кого я встречал.
   - Я тебя тоже люблю.
   И ещё. Эта штука у тебя на голове, - Хью брезгливо провёл рукой по виску Энди. - Она осыпается.
  
   36.
   Венди свернула с дороги, проехала около пятисот километров и намертво застряла. Машина просто отказывалась ехать дальше. Она связалась по рации со вторым флаером и получила инструкции "стоять на месте и не дёргаться". Это оказалось самым трудным. Венди вышла из машины, обошла её кругом и со злостью сорвала с себя куртку.
   - Проклятие!
   Коммуникатор не работал. Очередная слепая зона. До ближайшего города несколько часов езды, до ближайшей заправки чуть поменьше, но сейчас это уже не имеет значения. И ни одного дрона поблизости. Венди явственно слышала звуки ударов где-то вдали. Вполне возможно, что Тихий Билли приказал расстрелять всех наблюдателей. От этого хитрого сукиного сына можно всего ожидать.
   День обещал быть жарким. Венди вздохнула. После операции она не выносила жару, любое повышение температуры вызывало слабость и приступ головной боли. Богомол объяснял это тем, что установка Люси повредила все потовые железы и тело Венди больше не способно само себя охлаждать. Это действительно было так, больше Венди не потела. Хорошо ещё, что в машине есть кондиционер. Она достала из рюкзака бутылку с концентратом, единственным зельем, способным утолять её жажду. Вода почти не задерживалась в её организме, проходила насквозь, как через сито. А пить хотелось почти всё время. Венди не признавалась отцу, но после операции редко могла проспать больше трёх часов без того, чтобы не сделать глоток концентрата.
   - Вы далеко? - спросила Венди. - Сам пошёл на хрен!
   Высоко в небе застрекотали крылья грифона. Венди задрала голову, но сумела разглядеть только мелькнувший алый всполох. Вряд ли это был сообщник Билли, тот предпочитает более консервативные виды летательных аппаратов. С другой стороны, кто кроме людей Билли может летать над каменной пустыней? Дело даже не в запретах, дело в глушителях. Ни один аппарат, оборудованный навигационным блоком, не сможет подняться в воздух без соответствующего цифрового разрешения. И всё же...
   - Ах, чёрт! - воскликнула Венди и бросилась в машину. Она подключила коммуникатор к приборной панели, рассчитывая, что приём улучшится, но это ничего не дало. Венди снова связалась с пилотом: - Нет, я не спрашиваю, когда ты будешь. Ты в радиусе действия общей связи? Можешь связаться с одним человеком? Я дам тебе его идентификационный номер.
   Когда пилот связал её с нужным номером, Венди сжала рацию в руке и несколько секунд ничего не говорила. Потом сделала глубокий вдох.
   - Богомол, - сказала она. - Кажется, у меня проблемы.
  
   37.
   - Что с моей дочерью? - спросил Махатма. Богомол сделал ему предостерегающий знак рукой. - Что с моей...
   - Я слушаю, - сказал Богомол. - Да, здесь. Слышал.
   - Богомол, кажется, у меня проблемы. Я не могу сообщить руководству, Баки просто не будет меня слушать. Но тебя он послушает.
   - Что случилось?
   - У меня проблемы с машиной, я в пятистах километрах от трассы, - Богомол попытался что-то сказать и Венди пришлось повысить голос: - Подожди, это ещё не всё. Собственно, это вообще не проблема, сюда уже летит флаер. Дело в грузовиках. Я думаю, что видела сообщников Билли, проезжала мимо них. Потом они меня обогнали, видимо, смогли отключить ограничитель скорости. И если это так, то они не могли меня не заметить. Я в мёртвой зоне, связаться могу только с флаером. А он доберётся до меня явно не раньше чем через час.
   - Убирайся оттуда! - приказал Богомол. Никогда прежде Венди не слышала, чтобы он так говорил. - Немедленно!
   - Ты не понял? Я посреди пустыни и у меня сломалась машина. Слепая зона, дроны выведены из строя. Я просто не могу. Поэтому я и прошу, свяжись с Баки. Он злится, но должен понять, что у меня не было выбора. Я должна тут быть и я тут. Пусть он отдаст приказ пилоту флаера преследовать Билли. Пусть он...
   - Немедленно!
   - Дело в грузовиках! Билли уехал на грузовике Алого света, по моим данным он давно работает на эту компанию. Но тот, второй грузовик принадлежит Лотосу.
   - Не понял.
   - Тихий Билли не мог получить грузовики Лотоса. Даже с его связями, просто не мог. Эта компания под эгидой Дорина, его бывшего партнёра и злейшего врага. Билли бы никогда...
   - Хочешь сказать, что там есть кто-то ещё?
   - Да. И этот кто-то наверняка меня заметил.
  
   38.
   Две с половиной километров по каменной пустыне грузовик преодолел за два с половиной часа. Ещё через час Хью и Тихий Билли встретились лицом к лицу. Энди благоразумно остался в кабине.
   - А где твой приятель? - спросил Билли. Он уже задал Хью все подобающие вопросы и теперь только рассматривал его с головы до ног.
   - Не думаю, что ты захочешь его видеть, - сказал Хью.
   - Он болен?
   - Он странный.
   - Приведи его, - приказал Тихий Билли. Хью покачал головой.
   - Нет.
   - Всё в порядке, - сказал Энди. Во время разговора он стоял за дверью, прижавшись к ней лбом. Сейчас он толкнул дверь носком ботинка и вышел, закрыв ладонью нижнюю половину лица. Толку от этого было мало.
   - Господи, - выдохнул Билли.
   Энди поразился его выдержке. Обычно при его появлении отскакивали в ужасе. Громила в блестящем костюме только перевёл дыхание. Даже не вздрогнул.
   - Где ты его нашел?
   - Он программист, - сказал Хью. - Такой же как я. Пожалуй, даже лучше.
   - Я не программист, я архитектор.
   - Неважно. В общем, у нас получилось.
   Билли поманил Энди пальцем.
   - Ты меня понимаешь?
   - Он понимает, что ты говоришь, - ответил за него Хью. - Только пока не может отвечать. Тебе придётся говорить с ним через меня.
   - Убери руки от лица, - сказал Билли. - Я хочу взглянуть на тебя.
   Энди вдруг стало весело. Тихий Билли, глава мафиозной группировки был совсем непохож на Крёстного отца. Скорее это был вышибала из третьесортного кабака, с широкими плечами, короткой шеей и узким лбом. Только огромные глаза светились ясным умом, отчего казались чужеродными на грубом лице. Энди убрал руки и улыбнулся. Верхняя губа чуть приподнялась и под ней сверкнула белая полоса зубов.
   - Прекрати, - сказал Хью вполголоса. - Даже меня сейчас вырвет.
   - Всё нормально, - сказал Билли. Он резко выдохнул через лицевые отверстия, - Это просто фантастика. Ты настолько уродлив, что это почти искусство. Как скульптуры с женщинами-мулицами, - он повернулся к Хью: - Ты тоже не красавец. Вы стоите друг друга.
   Энди скрестил руки на груди. Сейчас Тихий Билли напоминал ему гранитную глыбу. Серьёзный, собранный, заинтересованный. Он одновременно пугал и вызывал любопытство. Энди сверлил его взглядом, избегая заглядывать в глаза. Билли, казалось, перестал его замечать.
   - Так ты говоришь, вы оба разработали этот план?
   - Да, - сказал Хью.
   - Море, грифоны. Пустыня. И два пацана. Думаешь, я поверю в то, что два сраных гика...
   - Скажи ему, что он мудак, - попросил Энди. Билли кивнул.
   - Что сказал твой дружок?
   - Ты не хочешь этого знать.
   - Прекрати говорить, что я хочу! - заорал Билли. Для ушей Энди его голос превратился в визг пилы, режущей металл. У него заломило зубы. Тихий Билли немного помолчал и спросил совсем ласково: - Так что он сказал?
   - Он сказал, что ты мудак.
   Хью ожидал, что Билли убьёт Энди. Вместо этого Билли только рассмеялся.
   - Да, я мудак, - он весело посмотрел на Энди. - А хочешь узнать, каким мудаком я могу быть?
   Энди покачал головой из стороны в сторону. На Гекате не знали этого жеста, но Тихий Билли его понял. Тихий Билли признавал только один язык, язык денег, а всё остальное считал его диалектами. Если бы Билли угораздило попасть на дно Коралловой пропасти, где, по слухам, люди общаются между собой посредством особых взглядов, разобрался бы и там. Может быть, именно поэтому он и был человеком, который решает любые задачи.
   - Я не хочу быть мудаком для вас, - сказал Тихий Билли. - Я хочу попробовать поработать с вами. В моём штате есть полицейские, политики, актёры, инженеры. Есть и программисты. Но нет ни одного гика-угонщика. Это может быть даже интересно. Я хочу, чтобы вы на меня работали.
   Энди посмотрел на Хью. Тот пожал плечами и махнул рукой в направлении Билли. Судя по всему, старый сукин сын хотел услышать ответ именно от Энди.
   - Я согласен, - сказал он. Билли снова понял его и повторил жест с покачиванием головой.
   - Это не вопрос, мальчик мой. Это приказ. Теперь вы работаете на меня.
  
   39.
   Энди уснул в кузове грузовика, уложив голову на оранжевую коробку. Сначала ему снились белые стены, белый кафельный пол, лёгкие наполнял сладковатый привкус мяты. Потом он вдруг увидел Марину, которая лежала на полу в его комнате. Её глаза были широко открыты и стеклянно блестели в свете фонаря. Сам Энди сидел в кресле-мешке скрестив лодыжки и кисти рук. Он пил какую-то дрянь из кружки с надписью "Райку" и смотрел в окно на яркую вереницу автомобилей.
   Потом он увидел живую Сенну, открытый взгляд, тяжелое красное платье. Он увидел её отца под руку с женщиной в янтарно-рыжем плаще. Голову женщины венчала сверкающая диадема, в центре которой возвышался огромный солнечный кристалл. Энди почему-то знал, что кристалл называется "Элементаль" и это жемчужина короны Орена, единственное, что забрал из дворца бывший король Альберт.
  
   Оливия
  
   1.
   Далеко впереди сверкнула одинокая синяя искра. Энди прищурился, каждую секунду ожидая увидеть караван, но на горизонте были только неподвижные серые камни. Через несколько минут мелькнула ещё одна искра, за ней другая, а потом по камням разлетелись шипящие огненные шары. Целая стена синих искр с гудением рванула во все стороны. До ушей Энди донёсся рёв моторов, а в следующий миг из синего сияния вылетело длинное тело первого грузовика.
   Грузовик был розовый и светящийся. Острую морду оплетали розовые трубки, в которых циркулировал белый свет. Кузов сплошь покрыт сетью маленьких розовых огоньков. На одном борту была нарисована женщина с обнаженной грудью. По контуру она была обведена светящимися трубками. Прозрачные колёса тоже были подсвечены и отбрасывали на каменную дорогу яркие всполохи. В предрассветных сумерках грузовик сверках и переливался всеми оттенками розового.
   - Совсем как в рекламе кока-колы, - пробормотал Энди. - Гребучее рождество.
   В рации надрывался Хью, требуя начала операции. Энди отключил микрофон, выругался, сделал глубокий вдох. Включил микрофон.
   - Ждите.
   - Да сколько можно!
   - Ждите. Ждите.
   - Да сколько, мать твою!
   - Ждите.
   Энди задержал дыхание на несколько секунд, потом шумно выдохнул. Ещё несколько секунд и можно сделать вздох. Сердце стучало часто-часто. Больше всего сейчас хотелось выпить чашку крепкого кофе, а не той дряни, которую здесь называли утренним напитком. Энди перевёл взгляд на планшет, прикреплённый к приборной панели. Десять. Девять. Гул в ушах. Пять. Четыре. Девочки на выход.
   - Сейчас!
   В двухстах километрах от него Том (в честь Тома Хэнкса) и Ли (в честь Кристофера Ли) поднялись в воздух. Хью остался в диспетчерском пункте, всё равно в воздухе от него толку нет. Выход Энди запланирован десятью минутами позже. Пропустить караван мимо себя, вывести из строя сопровождающих дронов, догнать. Ограничители скорости больше не действовали, за что большое спасибо Билли с ключами доступа. Ещё есть время для того, чтобы перекинуться с ним словечком. Он взбесится, но всегда приятно позлить своего работодателя.
   - Какого хера ты мне звонишь?
   - Сообщить, что мы приступаем к операции.
   - Мне плевать на вашу операцию. Мне нужен мой груз!
   - Он будет у тебя через четыре часа. Не хочешь пожелать нам удачи?
   Билли отключился. Энди завернулся в пончо и налил себе холодный кофе из самодельного термоса. Кофе! Его настоящее название Энди до сих пор не мог правильно произнести. Ни грамма кофеина, ни вкуса, ни запаха. Красная жидкость вроде киселя, которая липла к нёбу и щекам. В забегаловках её разводили из порошка в автомате, в дорогих ресторанах заваривали со специями в особой посуде из закалённого стекла. Напиток пожиже тонизировал на несколько часов, совсем густой позволял не спать по несколько суток. Энди сделал большой глоток. Ещё восемь минут, потом вылет, захват, передача груза. И три недели свободы, можно будет съездить к плавучим островам. Если только Билли не придумает что-то ещё. Чёрт бы побрал этого старого борова.
   Они с Хью работали на Тихого Билли два года без малого. За это время они выполнили десятки самых разнообразных поручений, так или иначе связанных с грузовиками. Грузовики, грузовики. Днём Энди крутил головой, высматривая грузовики, ночью, стоило ему закрыть глаза, он видел бесконечные караваны грузовиков. Когда-то его жизнь простиралась между сетями и протоколами, сейчас всё существование стягивали цепи ярко подсвеченных караванов. Если задуматься, разница не так уж и велика. На Земле его работой была передача информации по сетям, на Гекате передача информации на грузовиках. Если знаешь, как безопасно передать один кадр, сможешь разобраться с любой логистикой. Как часто повторял Хью, знаешь один язык, знаешь все.
   Восемь минут до вылета. Небо несколько часов кипело чёрными тучами. Разгладилось оно в одну секунду, как по мановению волшебной палочки. Показалась Оливия, такая крупная и желтая, что напоминала ломтик спелого манго. Энди смотрел на луну и думал о том, что ребята, проектирующие купол Гекаты всё-таки молодцы. Они не только рассчитали цикл с учётом времени года, они нарисовали каждую щербинку на её матовой поверхности. Оливия не участвовала в ежевечернем параде звёзд. Светила она ярко, но её свет почти ничего не мог осветить.
   Семь минут до вылета. Дождя не было, вместо него над дорогой висела густая мутная взвесь. Даже в кабине Энди чувствовал, насколько влажным стал воздух. Капли на лобовом стекле разбегались от встречного ветра и ползли вверх, похожие на сперматозоидов. Дворники работали с раздражающим скрипом. Энди всё хотел остановиться и выяснить, что, чёрт возьми, там мешается, но не хотел мокнуть. Ему казалось почему-то, что влага способна проникать под кожу, разжижать кровь, размягчать кости. Думать об этом было противно, но после восьми часов за штурвалом какие только мысли не лезут в голову. Хью не смог забронировать билеты на флаер и ему пришлось добираться на машине. Хорошо ещё, что Билли обеспечил их всеми нужными документами.
   Шесть минут до вылета. Интересно, как там Хью, лениво думал Энди. Сидит сейчас небось перед шестью мониторами, на одном из которых непременно порнуха. Если бы Билли это увидел, он бы его точно пристрелил. Тихий Билли допускает убийства, насилие и наркотики, но категорически не приемлет проституцию и порнографию. Дай ему волю, запретил бы производство даже эротических роликов. А всё семейные ценности, чёрт бы их побрал. Странно, конечно, слышать такое от человека, который застрелил собственную жену, но чего только не бывает в нашем мире. В нашем мире! Энди усмехнулся. Как быстро он привык к тому, что Геката его мир. Он не покорился новой планете. Это новая планета покорилась ему.
   Пять минут до вылета. Энди посмотрел через плечо на грифона, стоящего в кузове. Ещё немного и надо будет взлетать, пока не рассвело. Как быстро пролетает ночь! А между тем, ночь на Гекате длится восемнадцать часов. Когда-то на Земле он мечтал об этом, а сейчас и подумать страшно, что сутки могут быть вдвое короче. Как вообще можно работать, имея в запасе меньше двадцати часов светового дня?
   Впрочем, ночью тоже бывает неплохо, особенно если это такая ночь, как здесь. Сотни огней на земле, тысячи тысяч огней в небе. Всё-таки молодцы те, кто занимался местной проекцией. Если бы что-то подобное делали на его родине, наверняка ночное небо было бы расцвечено рекламными слоганами, а созвездия складывались бы в логотипы крупных компаний. "Мама, как называется это созвездие?" Это созвездие Джонсон и Джонсон, сынок. Хех.
   Энди достал из кармана свою любимую фигурку. Фиолетовое стекло было покрыто мелкими царапинками и слегка помутнело. Энди поставил её на приборную панель и погладил пальцем. Почему-то ему казалось, что эта фигурка как-то связана с его прошлой жизнью. Он прекрасно помнил, как её нашёл, и всё же не мог избавиться от ощущения странного родства. Свет Оливии освещал стекло так, что оно было почти синим.
   Три минуты до вылета. В этот раз их целью был грузовик с арадиевой рудой. Штука не особенно дорогая, зато подотчётная. Если бы Билли вздумал купить арадий, пришлось бы заполнять кучу анкет и сдавать все параметры, включая группу крови и отпечатки пальцев. Ни один грамм арадия не перемещался без контроля "куда", "зачем", и "где". А Билли не планировал сообщать правительству о разработке подземных шахт. Пока все использовали арадий для лучшей проводимости, они использовали его для подземных взрывов. Тихий Билли считал это своим собственным изобретением и наверняка бы расстроился, узнай, что арадий был разработан именно для военных целей.
   - Поехали, - сказал сам себе Энди и добавил в рацию уже на языке Гекаты через генератор речи: - Я вылетаю, встречаемся через двадцать минут.
   Он оседлал грифона и вылетел через открытую крышу кузова. Его грузовик проехал ещё пару километров и съехал на обочину. Энди поднялся в воздух на десять метров выше уровня полёта дронов и методично расстрелял одного за другим. Это было временное решение, вызванное тем, что обе карго-компании призвали на помощь вооруженные силы Гекаты. Хью временно потерял шифрованный канал, по которому связывался с дронами. Взломать новый дело нехитрое, но на это требуется время. Времени у Билли было мало и он отдал приказ ликвидировать дронов любыми способами.
  
   2.
   Для охоты на банду Энди Гдански был организован специальный отдел полиции. Его возглавил Махатма Махолм, в настоящее время заслуженный инспектор. Год назад Тихий Билли назначил премию за его голову. Сам Энди уважал Махолма. Это был единственный человек в полиции Гекаты, который действительно знал своё дело. То, что он до сих пор не сумел посадить никого из угонщиков, было не его виной. У Билли были связи в полиции и он всегда выгораживал своих ребят. Махолм бесился и публично обещал ему личную расправу. Билли только хихикал.
   Энди летел вдоль трассы и думал, что сукин сын Махатма висит у него на хвосте. Он намеревался поймать грузовик не доезжая до Девера, распределить груз по грифонам и дальше снова двигаться по воздуху. Если получится, ребята пересядут на флаер. Этот умник рассчитывает на несколько шагов вперёд, но пусть-ка попробует прикинуть, куда Энди двинется дальше.
   Груз арадия Тихий Билли ждал в Авиве, небольшом городке в тысяче километров от пустыни. Энди некоторое время жил там и думал, что земной Тель-Авив должен был выглядеть именно так. Дальше баллоны со сжиженным газом должны были добираться по старой железной дороге. Документы были в идеальном состоянии, и не подкопаешься, на этот раз Энди подготовил всё лично. Пара прикормленных транспортных чиновников каждый месяц аккуратно заполняла декларации от имени Алекса Вебера. Энди назвал его в честь своего бывшего начальника и веселился каждый раз, когда видел подтверждённые декларации.
   А грифон летел всё дальше и дальше, рассекая крыльями влажный воздух, пробиваясь сквозь косые струи дождя. Энди слышал удары грома и мрачно вглядывался вдаль. Если верить данным с метеонавигатора, впереди собиралась гроза. Если так, то скорость надо было сбросить до трёхсот, а то и до сотни. На скорости выше во время дождя грифона начинало заносить и Энди совершенно не хотелось вылететь с трассы на маркированной птичке. Ещё вчера грифон принадлежал компании Ладья, ещё одна ложная зацепка для Махатмы. Он надеялся только на то, что Махатма тоже проявит благоразумие и не будет спешить.
  
   3.
   Махатма действительно был благоразумным человеком, поэтому отправил по следу Энди своих помощников. Он нутром чувствовал, что на трассе ему не справиться молодыми и здоровыми парнями и предпочёл даже не рисковать. Узнай он, что сегодня ночью Венди взяла его автомобиль и сейчас рассекает дорогу сквозь дождь и ледяной ветер, его наверняка хватил бы инфаркт.
   Последние два года Венди работала в отделе "Репутация", который был оперативно создан для контроля за незаконными разработками андроидов и искусственного интеллекта. Это было довольно престижно, но не было ни азартным, ни увлекательным. За всё время существования "Репутации" у Венди было только шесть заданий. Разработка андроидов была слишком дорогостоящим занятием. Иногда Венди жалела, что больше не занимается преследованием наркоторговцев.
   Венди хотелось не столько приключений, сколько признания. В полиции её считали хорошим сотрудником, она была хороша для коллег и руководства, для всех, кроме собственного отца. Он всё ещё считал её маленькой и слабой девочкой, которая с трудом стоит на ногах. Успешная операция и полное восстановление после неё так его и не убедили. И Венди мечтала однажды ворваться в кабинет отца и, захлебываясь от восторга, сообщить, что накрыла банду Энди Гдански. И пусть это не было задачей для её отдела, пусть "Репутация" вообще не совалась в подобные дела, но кто осмелится судить победителя? Венди была одна, без помощников, без вооруженной свиты, даже без оружия. В кармане у Венди лежал маленький служебный пистолет, но это скорее игрушка, чем реальное оружие. С тех пор, как она стреляла на похоронах Лже-Билли, она вообще не была уверена в том, что сумеет пустить оружие в ход. Побеждай умом, вот девиз её отца. Венди следовала ему три года подряд и не собиралась отступать. Слишком кошмарными были воспоминания, когда металлическая пуля рассекала человеческую плоть. До этого момента Венди даже не представляла, насколько отвратительно насилие. Даже если оно направлено против насильников.
   Чувствовала она себя странно. Мышцы время от времени сводило судорогой, Венди списывала это на сильное возбуждение. Она не спала уже больше двух суток и всё ещё не хотела ни спать, ни даже прилечь, только дрожала, как в лихорадке. Венди казалось, что в каждую мышцу воткнули тонкую иголку и подвели электричество. Тело было напряжено, голова вздрагивала, пальцы подрагивали. Для обычного человека такое состояние можно было назвать полным упадком сил, для Венди это был настоящий прилив энергии. Она думала даже, что сможет продержаться несколько часов без стимулятора.
   После привычного служебного автомобиля вести отцовскую машину было тяжело. Прежде чем Венди приноровилась, штурвал то и дело уводило в сторону, а для нажатия на боковые панели требовалось слишком сильное нажатие. Венди запоздало подумала о том, что неплохо было бы подзарядить Люси, но отец наверняка бы заметил, что она снова сидит рядом с адаптером. Часть экзоскелета работала на аккумуляторах, рассчитанных на десятилетия, часть требовалось заряжать каждые двадцать дней. Последний раз Венди заряжала Люси неделю назад, а отец всегда хорошо помнил, когда она это делала. Заметь он и тогда потребовалось бы объяснять, зачем ей нужна повышенная активность посреди стабильного цикла. А у Венди холодели ноги от одной мысли о том, что отец узнает о её самодеятельности. Одно дело войти к нему победителем. Совсем другое получить нагоняй за то, что ещё не успела сделать.
   Снова начался дождь, дворники включились автоматически. Венди выругалась. Единственные мышцы, которыми не подключена Люси, это глазные. Слишком тонкое управление, слишком близко находится мозг. По крайней мере, так объяснял это Богомол. Зрение у Венди было специфическим. Ей трудно было быстро перефокусировать взгляд или, наоборот, быстро рассеять фокус. Смотреть вперёд через часто мелькающие чёрные полосы было невыносимо, всё сливалось в мутное марево. Венди не могла даже пользоваться зеркалами и выводила изображения с них на экран. Немного подумав, она включила аварийную камеру, рассчитанную на работу во время полностью загрязненного лобового стекла. На стекле расцвёл круглый световой экран с чуть размытым изображением дороги. Венди облегчённо вздохнула. Система нехило жрала аккумулятор, но его-то как раз Венди зарядила перед самым отъездом. Никогда не знаешь, что тебя ждёт в пути.
   Дождь барабанил по крыше и стёклам. Венди почему-то вспомнилось, как они ездили с отцом под металлическим ливнем. Она была совсем маленькая и ещё не носила костюм, а у отца был старый пикап без электронной системы обзора. Венди сидела в детском автокресле, купленном на распродаже в строительном супермаркете и с любопытством смотрела в окно. На стёклах растекались белые полосы, наслаивались друг на друга, переплетались вместе. Маленькой Венди это казалось забавным, а вот отцу было не до смеха. Он сидел, вцепившись в штурвал, и напряженно вглядывался вперёд. Только на следующий день, увидев, как глубоко въелись в стёкла белые подтёки, Венди поняла, какой они избежали опасности. Будь отцовский пикап чуть слабее экранирован, они бы уже лежали опутанные капельницами. Металлические дожди ежегодно уносили сотни жизней. От отца Венди знала, что дожди капают из плавящегося купола. Каждый год его старательно латают, но всё бесполезно, он всё равно начинает протекать. Между тем, купол жизненно для них необходим. В их жилах течёт кровь тёмных грейпов, а для них атмосфера Гекаты оказалась губительной. Её смертоносное дыхание проникает в плоть и кровь, накапливается годами, чтобы потом нанести один верный удар. Проявляется это через поколение, когда уже слишком поздно что-то менять. В куполе нагнетается воздух, насыщенный определёнными соединениями. Разрушь его и следующее поколение будет обречено.
   От мыслей про купол Венди плавно перешла к себе самой. Новое поколение, новые дети! А будут ли когда-то дети у неё самой? Несколько раз Венди снилось, что она беременна и тогда она просыпалась с криком ужаса. Страшно ей было не за себя, а за своего не рождённого ребёнка. Венди не желала ни одному человеку того, с чем сталкивалась она сама. Бороться должны те, кто сам выбрал борьбу. У Венди никто не спрашивал, хочет ли она продолжать бороться. Она просто боролась.
   Сейчас её отделяло от дома около четырёхсот километров. Такое расстояние грифон покроет за несколько минут даже на атмосферной скорости, но у её отца нет грифона. Махатма вообще против всех новомодных штучек, которыми так кичится молодёжь. Венди пыталась научить его пользоваться умным телефоном, но он с негодованием отмёл эту мысль. Только старые, проверенные временем модели, без адаптера для всех устройств и выхода в общую сеть. Иногда Махатма с пеной у рта доказывал, что правительство следит за каждым из них через умные телефоны. Венди была склонна этому верить, но вот веру в правительственные заговоры она считала глупостью. Эти умники в белых воротничках могут сколько угодно прослушивать переговоры о том, что Мати разводится с мужем, а у Кольта новый автомобиль. Но мировое правительство, банковские заговоры, тайны фармацевтических компаний! Нет, определённо бред.
   Венди чувствовала Энди. Услышь её отец о том, что Венди верит интуиции, он бы запретил ей и думать о карьере детектива. Никакой интуиции, никаких предчувствий. Есть только один инструмент настоящего мастера, это отточенный разум, позволяющий переводить ситуации из разряда случайностей в закономерности. Любой замысел вскрывается как устрица, главное, подобрать нужное нажатие. Махатма больше нравилось аналогия с банковским сейфом. Ты можешь сходу угадать нужные цифры, но это будет чистым везением. Никакой нумерологии, никаких "особых систем". Если хочешь перебирать все возможные комбинации цифр, вспомни университетский курс вероятностей.
   Венди соглашалась со многим из того, что говорил отец о работе детектива. Что там, она соглашалась почти со всем. Махатма был профессионалом, настоящим мастером своего дела. И всё же, кое с чем она была не согласна. Ей не нравилась теория о закономерностях, не нравилось, что говорил отец о везении. Почему один человек раз за разом бросается монету и всё время получает "решку"? Почему одних людей называют везунчиками, а других неудачниками? Ну и наконец, почему так редко чередуются хорошие и дурные события? Если случается что-то хорошее, вслед за ним часто прилетает что-то ещё. А уж если случается плохое... Нет, Венди не верила в обязательное выявление закономерностей. Кое-то случалось просто потому, что случалось.
   Про Энди Гдански она услышала на новостном видеоканале. Было это ранним утром, а накануне она съела полную миску орехового джема. Богомол строго запретил ей питаться любой другой едой, кроме специфической, но иногда Венди ничего не могла с собой поделать. Для её нового желудка джем оказался слишком тяжелой пищей и большую часть ночи Венди провела в туалете. Под утро на неё больно было смотреть. Кожа стала совсем серой, уголки глаз опустились, руки дрожали. Она хотела снова вернуться в постель и провести там весь день, но случайно задела локтем книжную полку и уронила на пол вазу с цветочными лепестками. Осколки такое дело, если не собрал сразу с помощью совка и метёлки, значит будешь собирать собственной пяткой. Венди вздохнула и пошла на кухню за метлой. Вернувшись в комнату, она включила новостной канал, чтобы не было так скучно подметать. Первым, что она увидела на экране, было лицо Энди. Венди выронила метёлку.
   Лицо существа было ужасным. Крошечные глаза, слишком мягкая кожа, из которой торчали закрученные чёрные нитки. Костяная пластина была содрана, и под ней оказался мягкий хрящ с двумя отверстиями в нижней части. И раскрытая дыра, полная костяных отростков.
   Махатма подошёл к ней со спины и обнял за плечи. Венди вскрикнула от неожиданности.
   - Кто... Что это? - спросила она, указывая рукой на экран.
   - Преступник. Сообщник Тихого Билли, - сказал Махатма, поглаживая её по руке.
   - Я никогда о нём не слышала.
   - Никто не слышал, Билли об этом позаботился.
   - У него появилась секретная служба?
   - Вроде того.
   И вот сейчас Венди ехала за караваном грузовиков, точно зная, что Билли не захочет упустить такой куш. А где замешены интересы Билли, там обязательно вертится Энди Гдански. На этот раз ему не уйти.
  
   4.
   Следом за Венди ехала Сирена, её новая коллега. Сирене было пятьдесят два, она приехала из Хелиса, провинции на самой окраине Сильва. Она была худой и очень высокой, с угольно-чёрной кожей и синими глазами, отличительной чертой всех сильван. Сирена проработала несколько лет в полиции Хелисы, после чего получила блестящую характеристику личного агента. С такой характеристикой ей были открыты дороги в полицию любой федерации, но она выбрала скромное управление Листы. Когда открылся отдел "Репутация", Сирена поступила в него как специалист по внешним задержаниям. Работать ей пришлось с Венди и это стало поводом для ежедневных шуток. В самом деле, маленькая Венди забавно смотрелась рядом с высоченной Сиреной. Сирена обладала великолепным чувством юмора и умела шутить с непроницаемым выражением глаз. Когда кто-то отпускал дежурную шуточку по поводу неё с Венди, она совершенно серьёзно рассказывала, как удобно играть с Венди в высокий мяч, разновидность земного баскетбола на Гекате.
   Сирена называла Венди "Ваше величество", постепенно сократив обращение до "Величество". Венди в свою очередь называла Сирену не иначе как "Малышка". Те, кто впервые слышал их переговоры по рации, не мог удержаться от смеха. Один из задержанных был немало удивлён, когда вместо агента с позывным "Малышка" из служебного автомобиля вышла чёрная женщина в три метра ростом.
   Сирена знала, что Венди несколько месяцев подряд собирала данные по Энди Гдански. Она ничего ей не говорила, а когда поняла, что Венди готова отправиться в путь, просто поехала за ней следом.
  
   5.
   Три грифона вились над караваном грузовиков, как стая стервятников. Энди должен был зайти сзади, на случай, если компания всё-таки выставила охрану. Если нет, то он работает в паре с Митом. Энди отчаянно хотелось спать, но работа прежде всего. Захватить грузовики, перекинуть груз, доехать до базы Билли, спуститься, затереть идентификационные чипы на всех грифонах кроме своего. Этого, последнего можно оставить Махатме, остальные ещё пригодятся в деле. А потом в дело вступает хитрая прошивка Хью. Пока все используют солнце в качестве навигатора, мы ориентируемся на саму Гекату. Удивительно только то, что это раньше никому не пришло в голову.
   После всего этого надо отдохнуть. Недельку, может другую. Можно смотаться в Гекатл, местный аналог Лас-Вегаса, где по сотне игровых автоматов на одного гостя и ноги у девок начинаются от ушей. Занятная эта штука, женские ножки. На какой планете ты бы не жил, всегда будет цениться их длина. Энди улыбнулся.
   За последний год он порядочно изменился. И дело было не только в том, что Энди потерял почти половину своего веса. Во дворце он был просто тощим и слабым, а сейчас в руках и ногах как будто появилась железная арматура. Энди чувствовал своё тело и не переставал ему удивляться. Вместе с силой пришло доверие. У Энди был слишком развит инстинкт самосохранения, даже ребёнком он всегда отказывался от рискованных операций. Драки, прыжки с высоты, эксперименты с химическими реактивами, всё прошло мимо него. А сейчас он доверял своим рукам, рассчитывал каждый бросок, каждый удар. Если ему требовалось прыгнуть вниз с пяти метров, он делал это. Тело слушалось, тело было податливым, было своим собственным. Энди понятия не имел, что тело можно превратить в удобный инструмент, который можно самостоятельно запрограммировать. Ему это нравилось.
   Со щетиной на лице тоже творилось что-то странное. Он обнаруживал по утрам на простыне целую россыпь мелких волосков. Проводил рукой по щеке и на ладони оставалась какая-то тёмная пыль. Старые волоски выпадали, а на их месте росли редкие и жёсткие как проволока волоски, толщиной никак не меньше миллиметра. Первой была щетина, следом за ней брови, а потом посыпались и волосы на голове. Через пару месяцев голову Энди покрывала проволочная сетка, такая крепкая и густая, что казалась почти металлической. Новые волосы отросли на пару сантиметров, да так и остановились. Они были перекручены, как африканские волосы и торчали прямо вверх. Когда Энди попытался пригладить волосы, он только оцарапал ладонь. В последние недели и эти новые волосы стали выпадать, оставляя после себя крошечные кровоточащие ранки. Сейчас вся голова Энди была покрыта заживающей красноватой коркой, и только за ушами оставалось по паре жестких волосков. Лицо очистилось первым, стало гладким и словно отвердевшим. Мимика ослабевала.
   Волосы на груди остались прежними и мягкими, на руках, подмышках и лобке сначала вырос какой-то красноватый мох, потом выпал и он. Менялись волосы, менялась и кожа. Она совсем задубела, стала толстой и медно-красной от загара. Привычный матовый оттенок сменил почти зеркальный глянец, так что Энди мог увидеть собственное отражение на своей руке. Было это странно, но воспринималось почему-то естественно. Энди оглядывал себя со всех сторон и не находил особенных перемен. Ему начало казаться, что он всегда был таким. Воспоминания о Земле стали медленно притупляться.
  
   6.
   Через час Сирена сравнялась с Венди и некоторое время ехала с ней вровень. Венди несколько раз порывалась связаться с ней по рации, но каждый раз что-то её останавливало. Она смотрела на машину Сирены и кипела от возмущения. Ведь достать Энди Гдански должна была одна Венди! И в то же время она чувствовала необычайное облегчение. Только увидев Сирену она поняла, какую глупость едва не совершила, решившись пойти в одиночку на такое задание. Сирена не просто умела хорошо стрелять, она могла убивать, а это качество сейчас стоило дорого. У Сирены не дрожали руки, она не мучилась сожалением и никогда не боялась применять силу. Много раз они с Венди спорили на тему недопустимости насилия, и каждый раз расходились ни с чем. Венди считала, что силу можно применять только в самом крайнем случае. Сирена полагала, что силу надо применять вовремя.
   Первой не выдержала Сирена:
   - Так и будем молчать?
   - Зачем ты поехала за мной?
   - Не могла отпустить Величество в одиночку.
   - Иди к чёрту. Это моя задача!
   - Наша задача. Я точно также хочу поймать этого ублюдка. Если всё пройдёт как надо, он обеспечит мне золотую полосу.
   Полосами в полиции обозначали профессиональные уровни. Сейчас у Венди и Сирены были одинаковые зелёные полоски на левом предплечье. Следующая полоса была бирюзовой. Золотая полоса обозначала сразу пять уровней вверх.
   - Так значит, всё дело в честолюбии?
   - И в лишних паре тысяч в год.
   - Меркантильная стерва.
   - Именно, - сказала Сирена. Её голос посерьёзнел: - Ты следишь за их передвижениями? Судя по всему, они будут нападать с двух сторон. Предлагаю перенять их тактику. Я еду вперёд, ты держишься за мной.
   - Почему ты? - запротестовала Венди. - Я хочу быть первой, я должна...
   - Прекрати! Банда Энди никогда не была твоей собственностью. И это я ещё меркантильная? Главное не триумф, главное положить конец этому безумию. Мы и так почти потеряли контроль над перевозками. Но главное не это, главное то, что с помощью Энди можно выйти на Билли, а через него уже найти связующее звено на фабриках андроидов, если только они существуют. Чёрт, как ты вообще можешь сводить здесь какие-то личные счеты? Это общественная безопасность, а не мальчишки-карманники! Мы должны думать об общем деле!
   Венди ничего не ответила. Сирена продолжила уже спокойно:
   - Я еду первой, постараюсь обогнать караван по обочине. Перехвачу внимание на себя и тогда твой выход. Если всё пройдёт гладко, вся слава и так достанется тебе. Через сто метров резкий подъём, дорога пойдёт по горам, с левой стороны будет обрыв. Надеюсь, мы сможем остановить их раньше Ты готова?
   - Да. Я оставила отложенное сообщение о подкреплении. Баки получит его через сорок минут. Если не уложимся за это время, значит, одним не справиться. Закончим раньше, и я отменю передачу. Поехали, коротышка.
   Сирена обогнала Венди, прибавила скорость и вскоре скрылась в серебристой взвеси. Венди посмотрела на боковой монитор. Уже светает. День обещает быть серым и дождливым. Скучный день, скучная пустыня. А погоня за Энди Гдански это вроде радуги после грозы.
  
   7.
   Энди впервые допустил серьёзную ошибку. Он всецело доверял информации, полученной из диспетчерского центра от агента Билли. Тот уверял, что Лотос никогда не пойдёт на то, чтобы использовать вооруженную охрану. Вот уже сорок лет, как в кабину беспилотного грузовика не входил никто кроме банды Энди Гдански. Ни в одной карго-компании не было ни экспедиторов, ни водителей грузовиков, эти профессии была давно забыты и похоронены. Но после многочисленных налётов оба перевозчика были вынуждены выставить вооруженную охрану на наиболее важные грузы. Караван с грузом арадия был ценной добычей и Лотос не мог допустить, чтобы он попал в руки Тихого Билли. Каждый грузовик сопровождали сотрудники личной безопасности. Каждый вооружен и готов стрелять. Больше того, каждый имел право стрелять по лицензии на уничтожение любой угрозы. Энди выяснил это только когда оказался в пятистах метрах от последнего грузовика и помянул Билли добрым словом.
   - Там охрана, - проорал Хью. Теперь Энди общался с ним по гарнитуре, установленной на шее грифона. - Скажи ребятам, чтобы они...
   - Уже сказал.
   Энди вылетел вперёд и встал в пару с Митом. Два грифона зашли слева каравана, два справа. Их скорость уравнялась с грузовиками, но была слишком высокой для начала захвата. Энди приблизился к последнему грузовику, слегка зацепил его крышу когтями грифона и тут же поднялся вверх, снова зацепил и снова поднялся. Он успел повредить освещение корпуса, прежде чем распахнулись задняя дверь и дверь кабины. Там и там показались смутные силуэты людей и тут же его ослепили вспышки выстрелов. Горячая волна прокатилась в нескольких сантиметрах от его лица. Энди выстрелил наугад в сторону волны и услышал сначала грохот, потом скрежет металла. Три пули попали в дверь, одна рассекла шею охранника. Он осел на пол и уронил голову на колени, на белом комбинезоне появились красные полосы.
   Второй охранник повредил крыло грифона Мита и был убит двумя выстрелами. Мит ещё мог дотянуть до земли и благополучно приземлиться, но вместо этого спрыгнул с грифона на крышу грузовика. Довольно рискованно, но Мит всегда был безбашенным. Он пробежал по крыше до кабины, забрался в неё через дверь, скинул на дорогу убитого охранника. Грузовик резко затормозил и его начало сносить к обочине. Грифон Мита мазнул сломанным крылом грузовик, упал на крышу и в момент торможения кубарем покатился вперёд. Он упал вниз, и его перемололо колёсами. Грузовик затормозил окончательно.
   Три грузовика в караване должны были остановиться, но вместо этого только сбросили скорость. Грузовик, который ехал первым, напротив, ускорился и уже поднимался вверх, в горы.
   - Этот мой, - сказал Энди.
   Близнецы Стивен и Калт, любимчики Билли, уже готовили верёвки с крюками. Оба презирали риск и полагали, что Энди рано или поздно свернёт себе шею. На задания они всегда вылетали в защитных костюмах, отчего их прозвали братья-броненосцы. Они зависли над грузовиками на расстоянии нескольких метров, закинули крюки, зацепились за крыши. Стальные верёвки натянулись, просвистели по армированным перчаткам. Близнецы включили автопилот на грифонах, поставили режим преследования и синхронно спланировали на четвёртый и третий грузовик. Мит и Энди предпочитали прыгать прямо на крыши, броненосцы презирали подобное лихачество. Каждый из них сначала сбил охранников в кабине всей тяжестью своего тела, потом застрелил одним выстрелом в упор. Ещё по выстрелу понадобилось для того, чтобы застрелить охранников в кузове. Стивен отделался серьёзным ожогом, Калту раздробило запястье. Он на ходу достал таблетку из блистера, вшитого в воротник, и положил под язык.
   В кузове пятого и четвёртого грузовика был только балласт, арадий из третьего близнецы перекидывали в кейсы по бокам грифонов. Чтобы не переключать режимы, они не останавливали грузовики и передавали груз на ходу. Когда был сброшен последний металлический брусок, братья снова оседлали грифонов. Калт расстрелял обе приборные панели и грузовики заглохли через несколько сотен метров. На трассе осталось два движущихся грузовика, расстояние между которыми стремительно увеличивалось. Мит потрошил второй грузовик, Энди парил над первым. Хью вопил, чтобы все соблюдали осторожность, потому что у него отрубились все обзорные камеры. Энди предложил ему заткнуться и не лезть с идиотскими советами.
   В первом грузовике охранник был только один, зато явно прошедший хорошую подготовку. Энди расстрелял всю обойму и ни разу его не задел. Лицо Энди было до глаз закрыто красным платком, и очередной выстрел попал на край с бахромой. Ткань плавилась, а не горела, Энди содрал с лица тряпку и едва успел поднять грифона на несколько метров вверх. Охранник попал грифону в брюхо, раздалось пронзительное гудение, и грифон камнем рухнул вниз. Энди скатился с его бока и распластался по крыше. Руки знали своё дело, правая стремительно перезарядила револьвер, левая ухватилась за край крыши и подтянула Энди вперёд. Охранник был наготове и стрелял вверх, пуля рассекла Энди подбородок. Энди стрелял вниз и прошил его голову насквозь.
   Энди встал, выпрямился во весь рост и достал рацию.
   - Первый готов, торможу его.
   Прежде, чем он успел услышать ответ Хью, маленькая полицейская машина обогнала грузовик по обочине и развернулась прямо перед ним в вихре синих искр.
  
   8.
   Сирена чёрной молнией вылетела из машины. Она видела только синие искры, которые всё ещё плыли у неё перед глазами. Силуэт розового грузовика проступал сквозь сверкающее марево, похожий на огромный плавучий айсберг. Он надвигался на неё так стремительно, что ей пришлось рухнуть навзничь и длинное розовое тело пронеслось у неё над головой. Сирена вцепилась руками в металлическую скобу, выступающую из днища, подтянулась и забросила ноги на боковой выступ. Синие искры срывались из-под колёс, некоторые достреливали до неё, и тогда Сирена чувствовала лёгкие электрические удары. Очередная искра была такой крупной, что ослепила её, Сирена неудачно дёрнулась и зацепилась боковой пряжкой об очередную перекладину. Пояс расстегнулся и повис на одной лямке. Подтянуть его Сирена не могла, она перебирала руками и ногами, постепенно добираясь к концу грузовика. Там она задержалась на несколько секунд, чтобы перевести дыхание и одним рывком перекинула себя вперёд и наверх.
   Одна из дверей грузовика была открыта. Острая кромка от срезанного замка рассекла правое предплечье почти до кости, но Сирена даже не заметила этого. Она вскарабкалась сначала на край кузова, потом поставила ногу на ручку закрытой двери и полезла наверх. Следующий шаг едва не стоил ей жизни, потому что дверь распахнулась и Сирена повисла на ней под тяжестью своего тела. Пояс окончательно расстегнулся и скользнул вниз, на дорогу. Долгое мгновение ей казалось, что петли не выдержат веса её тела, но они выдержали. Сирена схватилась руками за край двери, вытянулась так, что хрустнули запястья, и оттолкнулась ногами. Ещё один рывок и она стояла на крыше грузовика.
  
   9.
   Энди оглянулся и увидел, что он больше не один. На другом конце грузовика стояла чёрная великанша, чем-то неуловимо похожая на Сирену Уильямс. На ней была полицейская униформа, но не было ни пояса, ни защитного жилета, а значит, не было и оружия. Законы не позволяли носить оружие скрытно, а в руках у женщины ничего не было. Энди здраво оценил её размеры и поднял пистолет. В следующую секунду он осознал две вещи: ему требуется ещё одна перезарядка и эта чёрная сука, чёрт её задери, прыгает.
   Сирена прыгнула вперёд. Не прямо, даже не вверх, а именно вперёд, как будто бы собиралась нырять. На мгновение её тело оказалось параллельно крыше, она пролетела несколько метров и ударила Энди выброшенными вперёд руками. Энди показалось, что в него врезался железнодорожный состав. Из груди исчез весь воздух, перед глазами возникла ослепительная вспышка. Он повалился на спину, увлекая за собой Сирену, вскочил, ударил её по ногам. Сирена потеряла равновесие, но успела выставить локоть и толкнуть Энди в грудь. Ещё один удар, сопоставимый с грузовым поездом, снова сбитое дыхание и пульсирующие красные пятна. На этот раз Энди устоял, ударил Сирену в живот, получил ответный удар в лицо. В голове пронеслась мысль "грёбанная теннисистка" и больше ничего он подумать не успел. Грузовик тряхнуло и вдруг повело в сторону. Отчаянно завизжали колёса по камню, а через секунду звук сменился гулким перестуком. Энди и Сирена одновременно посмотрели в одну и ту же сторону.
   Грузовик сорвался с края дороги и начал скользить в пропасть. Крыша наклонилась, Энди соскользнул вниз, сверху на него навалилась Сирена. Звук ломающейся кости, хлопанье металла и отчаянный хрип. Энди вцепился в Сирену, Сирена в Энди.
  
   10.
   Они переплелись телами, как любовники. Чёрная рука обнимала медно-красные плечи, красный подбородок упирался в чёрную ключицу. Глаза Сирены, чёрные, распахнутые, обезумевшие и глаза Энди, светлые и спокойные. Энди прижимал к себе Сирену и чувствовал, как сильно бьётся её сердце, как вздрагивает она от частого дыхания. Пальцы Сирены впивались Энди в спину, ноги Энди касались её ног, соединялись с ними. Сирена кричала и её голос звучал как еле различимый свист, а далеко внизу раздавался металлический грохот и взрывы.
   И вдруг наступила тишина. Энди повернул голову и движение вышло замедленным, он сделал вдох и прочувствовал, как воздух плавно потёк ему в лёгкие. Он увидел, как вздрагивает жилка на чёрной шее Сирены, перевёл взгляд ниже, на блестящую кожу форменной рубашки, скользнул по шейному платку, сколотому полицейским значком, задержал взгляд на разрезанном предплечье. Кровь всё ещё хлестала и казалась ещё краснее на чёрной коже, в глубине раны лопались крошечные пузырьки. Мускулистые руки Сирены были скользкими и блестящими от пота, грудь распласталась по груди Энди. Энди казалось, что он держит в объятиях не женщину, а упругую змею, которая обвивает его своими кольцами. Мозг не зафиксировал, красива она или нет, сексуальна или нет, отметил только её сильное и большое тело. Энди сделал ещё один вздох и время снова пошло своим ходом, они по-прежнему падали.
   Сирена больше не кричала, теперь она неотрывно смотрела на Энди. В её глазах попеременно сменялись страх и надежда, Сирена держалась за Энди, забыв о том, кто он и как они оказались в воздухе. Она что-то говорила, но Энди никак не мог разобрать, что именно.
   Сверху раздался свист крыльев. Энди запрокинул голову и увидел тень грифона, зависшего над ним. Ещё несколько секунд и сначала мелькнул длинный тонкий хвост, потом мощные львиные лапы, и, наконец, тонкие лапы с длинными металлическими когтями. Сирена тоже увидела грифона и забилась, как рыба на берегу. У Энди оставалось ещё несколько секунд на то, чтобы решить, что делать дальше.
   Он посмотрел на Сирену, заглянул в самую глубину её чёрных глаз. Можно крепче обхватить её одной рукой, уцепиться пальцами за край одежды, высвободить другую руку и ухватиться за лапу грифона. А можно просто разжать руки, тогда он сможет удержаться крепче. Её мокрые ладони просто соскользнут с его плеч. Успеет ли она схватить его за край одежды? Какая разница.
   Энди разжал руки.
  
   11.
   Сирена не успела понять, что произошло. Только что она прижималась к ужасному человеку с горячим и сухим телом, который на несколько секунд стал центром её вселенной. Она чувствовала его дыхание, биение его сердца, силу его рук, его пальцев на своих плечах. Она всё ещё ощущала его острый подбородок и вдруг выскользнула из его объятий. Воздух стал ледяным и жестким, она не могла сделать вдох и задыхалась, чувствуя, как судорожно сжимаются лёгкие. В ушах шумел ветер и кровь, перед глазами расплылась череда призрачных точек. Сирена летела спиной вниз и до последней секунды смотрела в небо, туда, куда поднимался грифон, и поднимался едва ли быстрее, чем она падала.
   Потом удар такой силы, от которого тело Сирены даже не разбилось, а расплескалось о камни. Она успела почувствовать только самую кромку боли, и весь мир исчез, как будто кто-то щелкнул переключателем.
  
   12.
   Потом Энди часто думал, что одно его движение имело такое же огромное значение, как и движение его великого соотечественника родом из двадцатого века. Маленький шаг для человека и огромный для человечества. Движение Нила Армстронга отправило человечество в космическое будущее. Движение Энди порвало связь последнего землянина с человечеством. Он не сожалел об этом. Главной задачей было выживание.
   Когда Хью спросил его, всё ли в порядке, Энди ответил, что проблем не было. Про Сирену он больше не вспоминал.
   Грифон поднял Энди на высоту двадцати метров. Энди отпустил его когти, пролетел пару метров вниз и опустился на спину поднырнувшего под него грифона. Он в точности повторил маневр, совершенный грифоном Сенны ещё на Земле, но даже не подумал об этом. Земля, как и Сенна, были давно похоронены в прошлом. Энди жил только настоящим.
   Единственное, что занимало его, это то, что погони не было. То ли полицейские опрометчиво послали за ними только двоих, то ли Билли позаботился о том, чтобы полиция не вмешивалась в его дела. Если так, то обошлось это ему в копеечку, но прибыль от продажи арадия всё покроет. Впервые Энди испытал сожаление от того, что все деньги достанутся Билли. Он не был жаден, просто не хотел делиться.
   Почти рассвело. Энди хотел поскорее отделаться от груза и завалиться спать. Он не любил жаркие дни на Гекате и ждал, когда наступит вечер и вдоль дорог зажгутся фонари. Глаза Энди давно привыкли к оранжевым огням. Зажигали их гораздо раньше наступления сумерек, ещё горел закат и их свет тонул в красном зареве. Небо летними вечерами выглядело чудно. Оно было сплошь рассечено длинными полосами облаков, похожими на размытые следы реактивных самолётов. Полосы наслаивались одна на другую, солнце красило их цвета от розового до тёмно-красного, почти багряного. Некоторые облака висели так низко, что отбрасывали тень на землю, и тогда казалось, что на полях великаны играют в гигантские крестики-нолики.
   Энди отделился от остальных и летел над заброшенной дорогой. Справа стеной возвышалась каменная гряда. Её островерхие верхушки были почти прозрачными, и сквозь них пробивалось слабое утреннее солнце. Здесь на камнях рос плотный мох, который зимой покрывался ледяной коркой и превращался в настоящие иглы. Энди знал по опыту, каково оказаться посреди обледеневших скал, на правом локте остались глубокие шрамы. Но сейчас камни был безопасными, даже уютными. В них можно было спрятаться от сканеров, сюда не добивали даже лучи коммуникаторов. Ещё чуть дальше был лесной оазис, один из трёх заповедников посреди каменной пустыни. Оттуда раздавались выстрелы и это явно не была бандитская разборка. В заповедниках водились тонконогие олени, за шкуру которых можно было получить никак не меньше пятидесяти тысяч. Энди невольно зауважал смелость браконьеров. Местные егеря были вооружены и имели право стрелять на поражение. Бегать от них было бесполезно, а сдаться живым означало подписать себе пожизненный срок.
   Энди полетел прямо над заповедником. Деревья, небольшие луга, просеки, он уже успел соскучиться по живой природе. Тут же сверкнуло серебристое озеро, рядом с которым Энди успел увидеть какое-то крупное животное. Может олень, а может и местный лось, здоровенная тварь, которая может поднять легковушку на рога. Как-то раз Энди ел бургер из лося и это, пожалуй, было лучшим из того, что он когда-либо пробовал. Эх, сейчас бы устроиться в кресле перед телевизором, под рукой холодное пиво, на тарелке бургер с картошкой. Местная картошка была сладкой, как батат, ели её только в виде пюре, но сейчас Энди был бы рад и такому. Ему не хотелось ехать к Билли, не хотелось ехать в Авив, но выбора не было, работа есть работа.
   Билли арендовал в Авиве ангар, в котором когда-то собирали парусники. Сделка проходила по документам "Промышленность Калреба" и обошлась в сто десять тысяч вместе с налогами. Билли накинул пятерку сверху и хозяин позволил ему снять все камеры наблюдения. Энди понятия не имел, чем занимается "Промышленность", но подразумевал, что это старая история про селекцию злаковых культур. Это была любимая легенда Билли, он часто повторял, что в детстве мечтал стать фермером. Удивительно, что именно это помогало Билли вполне легально заключать сделки. Большинство собственников промышленной недвижимости были кретинами. Стоило заговорить о чём-то сложнее цен на топливо, как их глаза стекленели, а голова согласно раскачивалась сама собой. Селекция? Да, отлично. Исследования почвы? Замечательно. Ещё пара тысяч и они сами готовы были отгонять всех любопытных. Некоторым казалось, что они участвуют в чем-то необычайно важном. Гару, помощник Билли, из кожи вон лез, чтобы они в это верили.
   В Авиве Энди собирался сдать груз, пару дней отдохнуть, а потом отправиться в мастерскую и посмотреть, насколько пострадал его грифон. Он хотел сделать полную диагностику и обслуживание, отрегулировать крылья, возможно, частично заменить корпус. Энди уже неплохо научился разбираться в местной технике и мог сам проводить большинство манипуляций.
   Потом очередь дойдёт до грузовиков, надо осмотреть караван Тихого Билли. Эти грузовики использовались как подставные, и Энди придавал большое значение тому, в каком они состоянии. Он никому не доверял мастерскую и предпочитал сам контролировать весь процесс. Техобслуживание грузовиков должно было занять от двух до двух с половиной недель, может и на месяц, если Билли не найдёт толковых специалистов им в помощь. Тихий Билли давно говорил, что Энди занимается ерундой. Каждый должен заниматься своим делом, а его личному помощнику (Билли употребил другой термин, но Энди предпочитал об этом не помнить) не место в мастерской среди машин. Энди возражал и говорил, что не в их положении пользоваться услугами сервисных центров. Тихий Билли был не согласен, но понял, что работа в мастерской лучший отдых для Энди. Больше он не спорил.
   После того, как караван перегонят в хранилище, дойдёт очередь до всех имеющихся грифонов. Это уже задача для Хью, он давно хотел повозиться с птичками. Некоторых придётся разобрать на части, некоторых перепрошить, малую часть утилизировать. Разумеется, только после снятия двигателей. На двигателях оставался дублирующий идентификационный RFID-чип, по которому можно было без труда вычислить его обладателя. Хью с Энди часами разбирали двигатели, чтобы найти и уничтожить чипы. До того, как они просекли эту фишку, контора едва не добралась до них. Когда первый, ещё дворцовый грифон вышел из строя, они сняли с него все нужные детали и выбросили остальное в полной уверенности, что не оставили следов. И из-за чипа на внутренней стороне двигателя контора вышла на их след. Спасла только случайность, какой-то неудачник, раздуваясь от гордости, перетащил к себе остатки грифона, и пытался сделать из них что-то вроде параплана. Повязали его прямо у гаража, когда он держал в руках разломанное крыло. Бедняга спустил все свои деньги на адвокатов, но его всё равно посадили на несколько лет. Теперь-то он был чист и всё ещё судился с государством за размер компенсации. Он уже получил больше трёхсот тысяч, так что в некотором смысле Энди и Хью были его благодетелями.
   Работы было много. Энди начал сомневаться, что ему хватает тридцати шести часов в сутках. Он забыл лицо Сирены, как забывал лицо каждой своей жертвы. Угрызений совести он не испытывал. Те, кого он убивал, не были людьми.
  
   13.
   Венди подняла машину в воздух через десять секунд после того, как отключилась рация Сирены. В дождь лететь было опасно и неудобно, скорость сразу упала до двухсот километров. Машина оказалась над обрывом в тот момент, когда Сирена раздробила спину о камни. Грифон Энди стремительно поднимался вверх.
   Венди могла подняться наверх. Ей не составило бы труда догнать грифона и захватить Энди Гдански именно так, как и мечталось, в одиночку. Но Венди даже не задумалась над такой возможностью, она не видела другого выбора кроме как немедленно спуститься вниз к Сирене. Оказавшись рядом с ней, она опустилась на колени и долго сидела не двигаясь. Очнулась она только когда позвонил Баки.
   - Я вызвал подкрепление, - сказал он.
   - Отзови. Они далеко.
   - Ты с Сиреной? Я не могу с ней связаться.
   - Сирена мертва.
   Баки выругался. Венди устало подумала, что у неё самой нет сил ругаться, ненавидеть, даже скорбеть. Она сидела перед изуродованным телом своей подруги и испытывала странное наползающее чувство, как будто на сердце упала чёрная тень. Это была горечь, от которой слабели руки, замедлялись мысли, накатывала изматывающая усталость. Венди хотелось добраться до дома, забраться в постель и ни о чем не думать. Больно и горько. Венди вспомнила, что у Сирены есть младший брат. Кто скажет ему, что его сестры больше нет в живых? Она обхватила плечи руками. Как же горько! И она виновата в том, что Сирена поехала с ней за Энди!
   - Ты ещё здесь? У меня тут Богомол, если хочешь, я могу сказать, что ты...
   - Я отвечу. Переключи его.
   - Хорошо. Я пришлю людей, чтобы, чтобы... - у него подозрительно задрожал голос. Венди закрыла глаза и представила себе лицо Баки. Из-под правого внешнего века стекает слеза. Она только один раз видела своего начальника плачущим. Было это на похоронах его матери. Венди подумала, что сейчас он тоже плачет.
   Баки отключился. Заговорил Богомол:
   - Ты взяла их?
   - Нет. Они... Сирена... - Венди запнулась, перевела дыхание и рассказала Богомолу, что произошло. Его реакция её удивила. Венди думала, что он будет сочувствовать, может быть, тоже расплачется. Богомол всегда был чересчур чувствительным. Но сейчас, судя по всему, он испытывал только любопытство.
   - Почему ты не схватила его? Ведь ты этого хотела? Ты могла это сделать.
   - Ты совсем спятил? - Венди впервые в жизни рассердилась на Богомола, - Там была Сирена! Мне плевать на Энди, я должна была помочь ей! Хотя бы попробовать!
   - Плевать на Энди? Я думал, тебе это важно.
   - Мне важно делать свою работу. Но никакая работа не стоит человеческой жизни. Даже жизни такого ублюдка, как Энди Гдански.
   Богомол выдержал паузу, потом спросил:
   - А если бы на месте Сирены был Энди? Ты бы тоже отправилась за ним?
   - Да.
   - Почему? Только не говори о ценности любой жизни, это звучит слишком фальшиво. Ты уже давно работаешь в полиции, ты...
   - Я давно работаю в полиции, - повторила Венди. - Всегда хотела здесь работать. Я действительно много видела и знаю, что среди людей есть законченные негодяи. Есть и те, кого хочется лишить жизни собственными руками. Но если мы будем применять силу, мы, - она не сразу смогла подобрать слово, - мы перестанем быть людьми. Скатимся до уровня примитивных животных, которые живут только инстинктами. Этого нельзя допустить.
   - Но почему ты...
   - Иди ты на хрен со своей философией. Сирена умерла из-за меня. Если бы не я, её бы здесь не было. Если бы! Пошёл на хрен!
   Она отключила коммуникатор. Думала, что Богомол перезвонит, но он не перезвонил. Венди осторожно коснулась перебитых пальцев Сирены. Зажмурилась, испытав ещё один приступ горечи. Потом села в машину и поехала домой. Следующую неделю она провела, не выходя из своей комнаты. Ещё через неделю боль стала стихать, но след от неё так и не прошёл.
  
   14.
   Тихий Билли умер во сне ранним летним утром. Официальной причиной смерти значился сердечный приступ, но Энди думал что тут не обошлось без наркотиков. У Билли был энтем, местная разновидность рака, его мучили сильные боли и в последние месяцы он засыпал только после приёма трестона. По иронии судьбы его убивало именно то, что сделало ему состояние. С телом Билли было произведено два вскрытия. Через два месяца после похорон по требованию федерального правительства тело вырыли из могилы и провели эксгумацию. Сомнений не было, в гробу лежал именно Ройто Тирк, больше известный как Тихий Билли.
   После смерти Билли его дела перешли Дэвиду, бывшему партнёру Билли. По некоторым слухам Дэвид был незаконнорожденным сыном Билли. Дэвид настоятельно рекомендовал Энди остаться и работать на него, даже угрожал, но Энди ответил категорическим отказом. Дэвида он не боялся, тот и в подмётки не годился Тихому Билли. Энди готов был поспорить, что через пару лет Дэвид продаст все свои активы и выйдет из дела. Так в итоге и вышло.
   Энди остался без работодателя и поначалу не мог решить, чем стоит заниматься дальше. У него были деньги, которых с лихвой хватило бы на несколько лет, но он не привык сидеть сложа руки. Он решил организовать собственное дело, используя старые связи. Перевозка грузов, решение деловых конфликтов, словом, всё то, чем и занимался до этого в команде Билли.
   Что касается Хью, того смерть Тихого Билли совсем выбила из колеи. Хью не мог и не хотел сам распоряжаться своим временем. Когда Энди сказал, что теперь Хью будет работать на него, тот почувствовал облегчение. Энди смотрел на него и вспоминал, как ещё недавно этот парень был самым незаметным сотрудником в королевском дворце. Сейчас на нём был костюм из блестящей ткани фиолетового цвета, а когда-то он носил потрёпанный серый комбинезон. Когда-то он едва мог связать пару слов, а сейчас вёл всю диспетчерскую работу, в эфире только его и было слышно. Когда-то... Энди улыбнулся. Сколько же всего можно вспомнить!
   Впрочем, предаваться воспоминаниям времени не было. У Энди было много дел, везде требовался его взгляд, его руки. Хью оказался отличным специалистом, но совершенно не умел работать в команде. Энди надеялся, что Хью поможет ему с руководством и был немало огорчён тем, что ничего хорошего из этого не вышло. Хью не мог скоординировать труд даже пары человек, не говоря уже о долгосрочном планировании. Энди понял, что взаимодействовать с ним на равных не получится, Хью нужен был настоящий руководитель. Энди давал ему задания сначала мягко, даже с опаской, а потом всё увереннее и увереннее. Сейчас сложно было даже представить, что когда-то именно Хью был его начальником. Энди вспоминал, как однажды Хью ударил его и не мог поверить в то, что это было на самом деле. Их отношения разительно изменились. Хью больше не был старшим и мудрым товарищем. Энди давно его раскусил, понял его натуру, сделал выводы. Хью хотел спокойного и продуктивного труда, он его получил. У Энди всегда находились для него задачи, требующие полного погружения. Хью делал всё, что положено и не задавался лишними вопросами. Энди уже подумывал о том, чтобы найти ему помощника.
   Одним из явных талантов Хью была его способность к удалённым переговорам. Поначалу Энди не понимал, как этот болван, не усвоивший за всё время элементарных правил делового этикета может вести настолько осознанную деловую переписку. Потом он вспомнил себя самого, блистательного на переговорах и совершенно не умеющего писать вежливые письма. Как говориться, каждому своё. И вся служебная переписка легла на плечи Хью. Энди искал клиентов и передавал их в руки Хью.
   Когда-то Энди думал, что жизнь дикого рейнджера это сплошная романтика. Он полагал, что можно скакать от рассвета до рассвета на верном жеребце, трахать девок в захудалом салуне и выпускать мозги из врагов по воскресеньям. Даже после знакомства с Тихим Билли он всё ещё разделял эти убеждения. Энди казалось, что когда Билли закрывает дверь своего загородного дома, он отсекает всю деловую суету. И он был удивлён, обнаружив, что работа не заканчивается с окончанием операции. Работа организатора оказалась гораздо сложнее и прозаичнее. Работа есть работа, даже если она заключается в том, чтобы заниматься незаконным траффиком. Переговоры, обсуждения, планирование, тактика. Когда-то Энди не мог вести переговоры иначе как записывая свои мысли маркером на доске. Список задач на доске, список задач в бумажном ежедневнике, список заданий в органайзере на планшете. Энди получал смутное удовольствие, когда вычеркивал выполненные пункты. Сейчас его больше мотивировало понимание в глазах Хью и остальных. Он объяснял, они выполняли. Всё просто.
   Как и раньше, было много разъездов. Энди пересел с неповоротливого автомобиля на лёгкий орнитоптер, модифицированный из модели, стоящей на вооружении у полиции. С опущенными крыльями орнитоптер был маленькой машинкой, неприметной в потоке автомобилей. Когда он поднимался в воздух, яркие радужные крылья ослепительно сверкали в свете солнца. Энди любил свой орнитоптер. Он напоминал ему о каких-то книгах, прочитанных в далёком детстве. Кажется, речь там шла о пустыне.
   Энди любил дорогу, любил ночные рейсы, любил горячий и влажный ночной воздух. Его завораживала магия придорожных кафешек, которых было полно вдоль параллельных дорог. Он любил остановиться у какой-нибудь забегаловки с названием вроде "Загляни" или "Два колеса" и подолгу рассматривать выставленные за стеклом слоёные желе и готовые обеды, затянутые плёнкой. За столиком сбоку почти всегда сидела горстка не выспавшихся дальнобойщиков, иногда встречались туристы, шумные, непременно с детьми и собаками. Официантки варили кофе и делали какую-то дрянь из перемолотых овощей, встряхивали большие бутылки с соусами, гремели мисками и пиалами. В туалетах часто не было туалетной бумаги и стены были исписаны маркером.
   Были и приличные кафе, чаще всего при заправках. Там туалет был всегда с турникетами за пару мелких монет, который возвращался, если ты купил в магазине хотя бы бутылку воды. В таких местах висели световые панели с бесконечными шоу, официантки были молодыми и длинноногими, на кассе продавались презервативы и энергетики в капсулах. Здесь никогда не принимали к оплате геты и обязательно требовали сканирование ладони. Такие места Энди не любил. Они были слишком открытыми, слишком прозрачными. В них не было души.
   Хорошо было перекидываться с официантками словом-другим. Рассказывать новости с большой дороги и слышать в ответ, что Раго продаёт свой последний грузовик, а Мартеш решил податься на запад. Там, конечно, всё чужое, зато и платят не по-нашему. А вы были на западе, сэр? Правда, что там деньги называются "инами", а женщины не носят лифчиков и трясут грудями, как шлюхи? Энди говорил, что всё так и есть, а лучше наших девочек нет в целом свете. Официантка улыбалась ему и поводила плечами так, что грудь мерно поднималась и опускалась, совсем как у западных шлюх.
   А потом снова дорога, снова километры пути, снова проглоченная пыль, которая оседала на коже, забивалась в нос и рот, ощущалась в ботинках, даже если ты несколько раз обстукивал их о подножку. Часто Энди расстёгивал рубашку и открывал окно, позволяя ветру трепать оставшиеся на груди волоски. Ощущение было щекочущим и приятным, как будто его гладила по груди ласковая рука. Энди ехал и думал о том, что ещё пара часов и он окажется в номере мотеля, сможет поужинать, принять в душ, а если повезёт, то и снять симпатичную девочку. На Земле он никогда не пользовался услугами проституток, а тут предпочитал трахать только их. Дело было не столько в безопасности, сколько в личных предпочтениях. Шлюхи никогда не задавали лишних вопросов и соглашались с его условиями. Закрой лицо, повернись спиной, и упаси тебя боже, не оборачивайся. Со спины все женщины похожи друг на друга. Энди предпочитал миниатюрных. По здешним меркам это было чуть меньше двух с половиной метров.
   В номере он всегда первым делом снимал бандану и с отвращением швырял её в сторону. Как бы он не был вымотан, он всегда успевал подумать и почувствовать отвращение к красной тряпке, которой был вынужден закрывать лицо до самых глаз. Он живёт среди уродов с хоккейными масками вместо лиц и вынужден скрываться сам! Это было несправедливо. Энди кипел от возмущения.
   С едой тоже всё было сложно. Попробуй ещё объяснить, что твою еду не надо измельчать в пюре. Никакого миксера, никакого блендера. Да-да, ты всё правильно поняла, просто возьми этот кусок мяса и брось его на плиту. Обжарь с двух сторон, положи на тарелку, облей соусами. О, чёрт, да это ведь не так сложно! Неужели ты такая тупая, что не можешь просто сделать, как я прошу? Энди чувствовал, что несправедлив к бедным девочкам. В конце концов, они изо дня в день занимались одним и тем же трудом, выполняли одни и те же задачи. Энди по своему опыту знал, что подобная деятельность рано или поздно превращает тебя в настоящий автомат. Любое действие, отличное от привычного алгоритма приводит к сбою. И всё же, неужели это так трудно? Просто... не тупить. Когда они стояли перед ним и тупо хлопали глазами, у Энди сами собой сжимались кулаки. Когда там, на Земле он сталкивался с такой тупостью, ему хотелось кричать. Здесь ему хотелось драться.
   Официанток бить нельзя. Нельзя бить кассиров, заправщиков, даже ублюдков на эвакуаторах, которые норовят забрать твою тачку за лишние полметра. А вот проституток бить можно, за это им и платят по двойному тарифу. Некоторым из них это даже нравится. Когда Энди первый раз ударил шлюху, думал, она будет кричать или расплачется. Он только слышал про их охранников, но ни разу не сталкивался с ними, поэтому внутренне напрягся, готовясь к худшему. Но шлюха только усмехнулась.
   - Это будет стоить ещё сотню, - сказала она. - И в следующий раз тебе придётся предупреждать о своих интересах. Не все девочки такое терпят.
   - Прекрати на меня пялиться, - сказал Энди. Шлюха отвернулась.
   - А ты ничего. Увидела бы тебя в другое время, обосралась бы. Но сейчас это очень даже ничего. Даже сексуально.
   Кажется, она добавила ещё что-то про любовь к уродам, но Энди уже не слушал. Её задница оказалась тоже очень даже ничего. Через час Энди огорчился, что шлюхи приезжают всегда разные.
   - А можно я вызову именно тебя?
   - Наша политика запрещает нам такие контакты, - сказала шлюха, улыбаясь. - Но тебе может повезти, верно?
   Энди ещё трижды пользовался услугами её салона, но ему так и не повезло. Девочки были разные, некоторые намного симпатичнее. А вот её не было. Когда Энди в хорошем подпитии рассказал Хью о том, что ищет определённую шлюху, тот так ржал, что едва не выронил штурвал.
   Иногда Энди снились прежние сны, но с каждым днём это происходило всё реже и реже. Он блуждал по длинным коридорам, иногда встречал знакомых людей, иногда сталкивался с девушкой в белой рубашке. К её воротнику была пристёгнута овальная штука вроде бейджа, на которой было что-то написано мелкими буквами, но как Энди не пытался, он никак не мог прочитать надпись. В некоторых снах девушка протягивала к нему руки и спрашивала, любит ли он музыку, в других молча от него пятилась. И было что-то ещё, какая-то комната, дверь в которую всегда была заперта, а Энди так хотелось туда войти, что он начинал отчаянно кричать. После таких снов он просыпался с ощущением тягостной утраты, как будто кто-то взял и отрезал кусок его собственной личности.
  
   15.
   Венди так и не оправилась после смерти Сирены. Баки всё порывался направить её к психологу, даже поговорил с Махатмой, но Венди не согласилась. Она говорила, что справится со всем сама. Только Богомол соглашался с ней и поддерживал в этом решении. Венди часто приходила к нему в кабинет, садилась на краешек стола и просто слушала, что он говорит. Богомол говорил, что всё проходит. Затягиваются даже самые глубокие раны. А вот следы, следы всегда остаются и с этим нельзя ничего поделать. Может быть, вся человеческая натура это и есть бесконечное множество следов.
   Венди много танцевала. Танцы помогали ей ненадолго забыть обо всём на свете, переключить сознание и погрузиться в странное и медитативное состояние, нечто среднее между трансом и осознанным сном. Венди танцевала, Венди чувствовала своё тело, едва касалась земли ногами и чувствовала, что парит. В голове сам собой отсчитывался ритм, руки то поднимались вверх, то опускались вниз. Она ещё ни разу не танцевала с партнёром, но никогда не чувствовала себя в одиночестве. Во время танца рядом с ней незримо присутствовал кто-то невидимый, кто-то, чьи руки она чувствовала на своей талии и плече. Она смотрела на него, ощущала его, льнула к нему. Иногда ночью она видела во сне своего партнёра. У него было сильное тело и лицо, скрытое белой дымкой. Венди танцевала во сне, танцевала наяву, слышала записанную музыку и сочиняла свою собственную. Богомол подарил её центрон, сложный клавишно-ударный инструмент, играть на котором учатся десятилетиями. Венди освоила центрон за месяц.
   Музыка, много музыки. Даже когда пальцы Венди не касались клавиш, а ноги не стояли на перекрещивающихся педалях, она слушала музыку. Музыка звучала в её голове, текла в её крови, входила и выходила вместе с дыханием. Венди думала, что музыка это самое прекрасное, что только может существовать. Музыка побеждала горечь и тоску. Музыка побеждала даже смерть. Когда Венди играла, музыка оживляла Сирену в её памяти. Музыка и танец, движение пальцев и движение воздуха. Всё звучало, всё танцевало, всё было наполнено искрящейся жизнью.
   Только Энди Гдански отравлял существование Венди. Она не испытывала ненависти, не испытывала даже злости. Энди был для неё кем-то вроде отвратительного насекомого, которого во что бы то ни стало надо раздавить. Каждый день она задавала себе один и тот же вопрос "как добраться до Энди Гдански". Ещё дважды она оказывалась так близко от него, что едва не касалась рукой. Один раз она ночевала в соседнем номере мотеля. В другой раз они оказались разделённые тонкой стенкой раздевалки в спортивном зале. Венди узнавала о его присутствии слишком поздно, Энди всегда был рядом и всегда на пару шагов впереди. Венди гналась за ним и никак не могла догнать. Богомол знал о её одержимости и раз за разом спрашивал, неужели она всё так же не готова убить его. Венди никак не могла его понять. Недопустимость насилия была для неё очевидна. Никто не мог побороть её отвращения к злу. Никто, даже Энди Гдански. Венди хотела только остановить его.
  
   16.
   Спустя двенадцать лет на Гекате Энди Гдански достиг определённого положения в криминальных кругах. Он хотел уважения, и его уважали, но уважение это было только преклонением перед его силой. Энди по-прежнему был чужаком, который неизвестно откуда пришёл и неизвестно куда уйдёт. Он не был связан узами родства ни с одним из существующих кланов. Ему кланялись и оказывали полагающиеся почести, но если бы у кого-то появилась возможность его убить, Энди был бы уже мёртв. Его услуги пользовались постоянным спросом, самому ему желали смерти. Его отвергли даже те, о чьих злодеяниях слагали легенды. Энди стал парией, чужаком среди людей. Он жил на Гекате на правах бешеной собаки и редко выходил из каменной пустыни. Пустыня стала его домом и его тюрьмой.
   И Энди танцевал. Танец помогал ему забыть о том, где он находится, забыть о том, что делает, отключиться от реальности, от видений и кошмарных снов. Энди танцевал и чувствовал, какой пустой становится голова, видел цветные круги, которые плыли у него перед глазами. Он танцевал всегда один, но чувствовал рядом с собой партнёршу, маленькую, лёгкую, почти невесомую.
   Для него не было внове танцевать с невидимой партнёршей. Ещё на Земле, танцуя в паре, он чувствовал себя одиноким, а когда кружил в одиночку по пустому залу, рядом часто представлялась маленькая незнакомка. И Энди узнавал её шаги, чувствовал её гибкую талию, чувствовал прикосновение её лба к своей груди. Это был танец для двоих, танец с невидимым человеком, под неслышную музыку. Энди улыбался на Земле и улыбался здесь, в пустыне, на чужой планете и под чужим небом. Он плыл по камням, почти не касаясь их ногами. Тело было лёгким и свободным. Энди танцевал.
   Иногда во время танца в голову приходили безумные идеи. Грузовики, грифоны, грузовые составы, всё это уже было. Энди хотел чего-то нового, чего-то такого, что захватит его целиком. Некоторые идеи были совсем фантастичными. Почему бы не угнать поезд метро? Никто и никогда не угонял подземные поезда. Даже если в тебе нет ни грамма тщеславия, кто мешает вписать своё имя в историю. Стать хозяином целой подземной линии! Энди улыбался и улыбка его выходила хищной. В такие минуты Хью старался на него не смотреть. Хью мог вынести хмурого Энди, злого Энди, даже Энди в бешенстве. Только бы не скалящиеся зубы. Оскал пугал больше всего.
   Метро в городе Страва было не просто большим, оно было глобальным. Целый город под землёй, и кто знает, какая часть города больше, верхняя или нижняя. Энди с грустью вспоминал московское метро без единого туалета на станциях. Единственная подземная кафешка была закрыта, нельзя было купить ни еды, ни воды, хотя порой под землёй приходилось зависать на несколько часов. В московском метро почти не работало кондиционирование, летом вентиляторы перегоняли воздух температурой выше тридцати градусов. А вот в метро Стравы всегда поддерживалась комфортная температура. Здесь были и туалеты, и магазины, детские площадки и фитнес-центры. Некоторые школы имели под землёй спортивные залы, университеты вели занятия в подземных аудиториях. Под землёй был даже бассейн длиной в полторы сотни метров. Энди всё собирался как-нибудь арендовать его целиком и поплавать в своё удовольствие.
   Подземные поезда были необычайно длинные, иногда тридцать вагонов, а иногда все сорок. Некоторые параллельные ветки были частными и по ним курсировали составы из десяти вагонов, но билеты на них стоили так дорого, что позволить себе это могли только богатые и глупые туристы. В каждом поезде было два вагона повышенной комфортности. Билеты на них не продавались, вагоны были зарезервированы под инвалидов. На эти вагоны и нацелился Энди.
   Он решил угнать состав метро, отцепить все вагоны кроме головного и двух инвалидных. Вопрос, как ещё перегнать их в пустыню, но за этим дело не станет, главное как следует всё обдумать. Нельзя прокопать новые линии метро, но можно воспользоваться заброшенными. Когда-то на месте пустыни был небольшой военный городок. Метро состояло всего из одной линии, но и её было вполне достаточно. Если пробраться вниз, можно устроить настоящую крепость, об которую обломают зубы любые государственные псы. На это у него хватит и ума, и возможностей. А главное, хватит грузовиков.
   Грузовиков было много. При желании Энди мог сделать настоящий караван, оформить все необходимые документы и вполне легально кататься по пустыне. Налоговая ставка сводила на нет всю тягу к легальности. Энди гораздо охотнее платил чиновникам за поддельные документы, чем вступал в договорённость с государством. Ему не нравилась монархия Орена, но Альянс нравился ещё меньше. Никаких переговоров с властями, никаких сделок с полицейскими. Если ты хочешь быть свободным, будь свободен от всего.
   Когда Хью узнал о том, что задумал Энди, он пришёл сначала в ужас, потом в восторг. Идея была безумной, вроде тех, что одолевают тебя в наркотическом опьянении. Она поражала и масштабом, и бессмысленностью. В другое время Энди бы поспорил на счёт последнего, но сейчас ему не хотелось лишний раз нервировать Хью.
   - Так ты согласен?
   - Это бред, - сказал Хью. - Ты знаешь, что спятил?
   - Ты согласен? - повторил Энди. Хью дробно зашипел. Энди знал его достаточно хорошо, чтобы понять, Хью смеялся.
   - Мы же партнёры, - сказал Хью. Он протянул Энди руку. - Партнёр.
   - Партнёр.
   Энди похлопал Хью по плечу и вышел из комнаты. Всё в душе переворачивалось вверх дном. Хью стал не просто настоящим другом и подчинённым, он и в самом деле стал партнёром. Всю жизнь Энди казалось, что дружба это что-то вроде десерта, сладкая липкая дрянь, посыпанная шоколадной крошкой и кокосовой стружкой. А тут оказалось, что друг может не просто рассыпаться в комплиментах и обмениваться ничего не значащей информацией. Друг может сказать, что ты мудак, если ты поступаешь как мудак. И принять участие в самом безумном мероприятии. Если конечно, игра стоит свеч.
  
   17.
   Талы, местная разновидность джоли-джамперов обошлись Энди в круглую сумму, но оно того стоило. Они прибавляли Энди сорок сантиметров роста, необходимых для того, чтобы не привлекать лишних взглядов. Обычные талы были громоздкие и неуклюжие, носили их в основном подростки. Энди носил модифицированные талы, сделанные на заказ. Они больше напоминали бионические протезы, чем ходули. Эти талы были оснащены обратной связью, крошечный компьютер рассчитывал необходимое усилие, система искусственных мышц брала на себя часть нагрузки. Шаги получались размеренными и спокойными, никакого подпрыгивания и шатания. Энди любил свои талы, они придавали ему уверенности.
   Он спустился в метро. Лицо было закрыто медицинской маской, которая на Страбе давно стала частью привычного гардероба человека, заботящегося о своём здоровье. Широкие жёлтые очки не давали увидеть глаза. Комбинезон из плотной ткани придавал телу необходимый объём, капюшон закрывал голову. За спиной рюкзак весёленькой расцветки, на руках перчатки с резиновыми накладками, уши заткнуты наушниками. На вид обычный студент-неформал, что-то среднее между земным гиком и хипстером. Энди подумал и купил закрытую пиалу с комбинированным соком для завершения образа. Да, росту всё равно недостаточно, но кто сказал, что средний рост это непременно три метра. Коротышки встречаются во все времена. Энди давно отметил, что девушки на Страбе почему-то клюют на коротышек. Ему редко удавалось проехать пару станций метро без того, чтобы какая-то девица не положила на него глаз.
   В сувенирной лавке он купил небольшого зелёного то ли дракона, то ли динозавра. Он был в квадратной коробке с одной прозрачной стенкой. Надпись по бокам коробки гласила "твой новый друг". Энди улыбнулся под маской. Динозавр был действительно его другом. Всего девять гетов, дешевле чем билет в метро на полный день и ни один полицейский к тебе не подойдёт. Он понятия не имел, как это работало. Полицейские никогда не подходили к пассажирам с цветами и игрушками. Если ты нёс и то и другое, тебе могли позволить пройти мимо рамок металлоискателей даже в час-пик. Романтика, чёрт бы её побрал. Недаром в метро на каждом шагу была социальная реклама, пропагандирующая семейные отношения.
   Энди вошёл в вагон, сел на боковое сиденье и уставился в окно. Ехать ему предстояло до самого конца, а это часа полтора, если без задержек. Завтра он должен снова повторить маршрут, на этот раз отмечая каждую мелочь, а сейчас надо просто расставить временные марки. Ни одна онлайн-карта не давала полной картины. Если верить сайту "Система-М", его путь вообще должен занять сорок пять минут. Но "Система-М" не учитывала неизбежные пробки и идиотов, которые лезут в вагон, сминая выходящих пассажиров. Нет, метро надо было прочувствовать самому. Это как с грузовиками. Ты можешь вдоль и поперёк изучить схему двигателей, теория будет отскакивать от зубов, и всё равно растеряешься в кабине. Нет, только практика, только личные ощущения. Это можно назвать интуицией, но Энди больше нравилось понятия "пережить на собственной шкуре". Он хотел понять, что чувствует пассажир метро, предугадать реакцию на необычные события. Достаточно вспомнить пассажиров московского метро. Большинство предпочитали не видеть дальше своего носа. Но что, если пассажиры метро Страбе ведут себя совсем по-другому?
   Девицу, которая всю дорогу на него пялилась, он заметил сразу, но поначалу не придал этому значения. Сначала он вообще принял её за ребёнка, потом пригляделся и понял, что она просто очень маленького роста. Энди прикинул, что она была бы ниже него даже без талов. На вид ей было лет двадцать по земным меркам, значит по меркам Гекаты сорок с небольшим. Она была одета в странный белый комбинезон, чем-то неуловимо напоминающий костюм клонов из Звёздных войн. Девушка сидела с идеально прямой спиной, сведя колени вместе и уложив на них руки ладонями вниз. На ней тоже была маска, но не обычный медицинский респиратор, а конструкция из тонких переплетающихся трубочек. Такие продавались на любой станции метро и можно было выбрать фильтр с определённым запахом. Возле её ног стоял белый рюкзак. Когда рядом с девушкой сел новый пассажир, она подняла рюкзак и поставила его себе на колени. Энди заметил, что движения у неё размеренные и точные, без лишних жестов. То, что казалось плотной тканью комбинезона, оказалось пластиком. Девушка двигала рукой, и можно было увидеть, как пластиковая часть на предплечье уходит в разъём на рукаве. Шея была полностью закрыта чем-то, что Энди поначалу принял за широкое ожерелье. Присмотревшись он увидел, что это тоже было частью пластикового костюма. Поверх капюшона у неё была надета сиреневая шапочка, вызывающая неуловимое сходство с Венди Тестабургер из Южного Парка. Энди мысленно назвал её "Венди".
   Только сейчас до него дошло, что странный пластиковый костюм был новой полицейской униформой. До этого момента он видел такую форму только на высоких и рослых мужчинах. На крошечной девушке она казалась нелепой, как будто ребёнок надел взрослую одежду.
   Девушка-полицейский ему не понравилась. Энди привык к излишнему вниманию, но это уже был перебор. Она просто сверлила его взглядом, разглядывала, как интересную букашку. Энди стало неуютно под её взглядом, казалось, что он проникает сквозь одежду. Он заметил, что её защитное веко ни разу не опустилось, отчего взгляд казался ещё более пристальным. Энди хотелось верить в то, что перед ним регистратор из полицейской академии, помощник юриста, словом, что-то очень незаметное и малозначительное. Но что-то говорило о том, что девушка не просто так носит свою форму. Выглядела она слишком серьёзной, слишком сосредоточенной. Где-то внутри у Энди сработал датчик опасности.
   Энди встал, ругая себя за глупость. С чего он взял, что Венди может быть опасной? Как будто редко на него пялились! Каждая вторая девица мечтала водить его под ручку и показывать своим размалёванным подружкам. Если бы Энди захотел, он бы давно стал завсегдатаем модных вечеринок столице. Вы только посмотрите на эту прелесть, он такой страшный, такой уродливый, что хочется ему отдаться. Считайте, что у меня извращённый вкус, но когда я представлю, как он, ну вы понимаете. О, у меня прямо мурашки по коже! Энди так и слышал подобные разговоры. В его коммуникатор часто прилетали предложения и похлеще. Девицы в Страбе не отличались особенной целомудренностью. Он вышел на остановке.
  
   18.
   Венди сидела прямо, как палка. Защитный костюм не давал лишний раз пошевелиться, в горле першило от ментолового фильтра. Больше всего ей хотелось содрать с себя этот пластиковый чехол, но тогда бы пришлось объясняться с Баки. Тот был уверен, что на Венди может быть совершено покушение. Венди было сложно убедить его хотя бы не приставлять к ней охрану. После смерти Сирены она работала одна. Теперь руководство "Репутации" прочно связывала Энди с траффиком к фабрикам андроидов и Венди могла полностью включиться в работу.
   Человек по имени Бару сообщил, что банда Энди Гдански собирается совершить вооруженный захват в метро города Страве. У него не было информации, где конкретно должно было это произойти, поэтому переодетые полицейские целыми днями разъезжали по разным веткам. Система видеонаблюдения была отдана под особый контроль, увеличено число охранников на станциях. И всё же это не давало желаемого эффекта. Шло время, а о готовящейся операции ничего не было слышно. Баки уже начинал думать, что Бару намеренно их дезинформировал.
   Только Венди всё ещё разделяла уверенность в том, что захват всё-таки состоится. Атака в метро была безумием, захват линии казался абсолютно лишённым смысла. И это было полностью в духе Энди Гдански. Бессмысленное насилие.
   Она увидела человека, сидящего напротив неё, и в первый момент не обратила на него внимания. Её взгляд лениво скользнул по его лицу, закрытому маской. Венди уже рассматривала рекламный щит, призывающий покончить с домашним насилием, как вдруг её сердце начало стучать часто-часто. Сквозь пуговицы высокого воротника проглядывала медно-золотистая кожа! Она снова посмотрела на него и больше не могла оторваться.
   Энди или не Энди? Слишком хорошо, чтобы оказаться правдой. Напряжение достигло той стадии, когда перехватывало дыхание и слабели колени. Венди говорила себе, что она должна перестать пялиться и ничего не могла с собой поделать. Она смотрела и смотрела на человека, который вполне мог оказаться Энди Гдански.
   Невысокий рост и несоизмеримо длинные ноги. Либо какая-то особенность организма, либо, что вероятнее, талы. И это странно, потому что никто не говорил, что Энди низкого роста. В сообщениях указывалась худоба, лёгкость, резкие движения, но никогда - маленький рост. Возможно что тут срабатывал эффект пост-воспоминаний, всё-таки все сведения об Энди поступали от его жертв, а они были сильно напуганы. Бронзовая кожа с зеркальным отливом. Будь оттенок чуть потемней, можно было бы предположить, что незнакомец родом из приморских стран. Какого цвета кожа Энди Гдански? Определённо не чёрная, но была ли она настолько светлой? Впрочем, это вполне может оказаться краской, дань современной моде. Тем более незнакомец одет как типичный студент-неформал, не достаёт только цветистого рюкзака. Венди опустила глаза к его ногам. А нет, рюкзак на месте. Образ получился довольно точный. И этот зелёный динозавр в руках. Может быть, это просто студент. Маленький рост, светлая кожа, что здесь особенного? Достаточно посмотреть на саму себя, чтобы понять - люди бывают самыми разными. Эх, если бы можно было снять с него эту проклятую маску!
   Венди вдруг стало холодно. Она подумала, а что если Богомол прав и ей просто надо немного отдохнуть. Сказывалось напряжение, в котором она провела последние несколько месяцев. Отделу "Репутация", как наименее загруженному, поручили разобраться с компанией, которая производила запрещённые механизмы. Компьютеры без лицензий, автомобили по просроченным патентам. Вдобавок основная задача, поиск беглого разработчика искусственного интеллекта. Сложность задачи заключалась в том, что разработчик сбежал не от полиции, а от собственного партнёра. может статься так, что этот умник выведет на организацию, которая продолжает поставлять андроидов на чёрный рынок.
   Неформал-коротышка, который мог оказаться, а мог и не оказаться Энди Гдански, вышел на остановке. Венди вышла за ним следом и заставила себя подавить тревожный маячок. Нет, это не может быть он. Слишком глупо, слишком небезопасно. Энди Гдански хитрый ублюдок, который чувствует всё наперёд. Если бы он знал, что за ним следят, никогда бы не оказался с ней в одном вагоне.
  
   19.
   Энди вышел из метро, пересел в машину и некоторое время сидел неподвижно. Он не мог забыть девушку из метро, хотя не отдавал себе отчета в том, чем именно она так его зацепила. Она не была особенно красивой, как и все женщины на Гекате, не была и необычной. Полицейский костюм, вот, пожалуй, и всё, что могло привлечь его внимание. И всё же в девушке ощущалась какая-то опасность, но откуда она исходила, Энди не мог понять. Этот взгляд, эти глаза. Взгляд был совсем земным, очень знакомым, очень близким. Энди вздрогнул. Сейчас не хватало только призраков прошлого! Нет, больше никаких воспоминаний, надо всецело сосредоточиться на работе.
   Он собрал всю необходимую информацию. Южная ветка метро располагалась ближе всех к поверхности. Она же начиналась и заканчивалась двумя крупными депо, в которых размещалось одновременно до ста сорока составов. Если взять под контроль депо, отсечь ветку не составит особенного труда. Её строили позже остальных, значит в случае чрезвычайной ситуации поезда переведут на другие ветки. Здесь можно будет сделать временную автономную линию. Ненадолго, конечно, Энди всегда был реалистом. И всё-таки даже несколько недель владения собственной линией метро дадут ему необычайные преимущества. Люди поймут, что для Энди Гдански нет ничего невозможного. Конечно, его захотят уничтожить, возможно, кто-то даже решит для этого объединиться. Что ж, тем лучше. Если все противники соберутся в одном месте, проще будет наносить удар.
   А потом можно будет... Энди снова представил девушку из метро. Ему стоило немалого труда избавиться от навязчивого образа. Теперь сомнений не было, он видел её прежде. Конечно, не на Земле, в этом сомнений не было, но тогда где?
  
   20.
   - Человек на заправке, - пробормотала Венди. Она давно ехала по другой ветке и не могла забыть незнакомца. На Гекате ощущение "дежа вю" называли "рое" и сейчас она в полной мере его испытывала.
   Венди прикрыла глаза руками. Этот жест всегда помогал ей отсечь окружающий мир и остаться наедине со своими мыслями. В тот день, когда она впервые увидела настоящего андроида, она проезжала заправочную станцию. Там стояли синие грузовики "Лотоса" и был человек, которого она поначалу приняла за подростка. Тогда она не обратила на него внимания, но, как оказалось, его лицо отпечаталось в памяти. Его лицо, его взгляд. Маска на лице, странно натянутая посередине. Респиратор у человека из метро прилегал довольно плотно, но была ли и там необычная выпуклость?
   - Это был Энди, - сказала Венди совершенно уверенно.
  
   21.
   Энди сидел в кафе напротив девицы, разодетой в розовую кожу. Её звали то ли Хлоя, то ли Ехоис. Энди никак не мог этого даже запомнить, не говоря уж о том, чтобы произнести. Глаза у неё были огромные и вытаращенные, на носовой кости выгравирована надпись "смелость арки", что бы это ни значило. Энди находил Хлою отвратительной, Хью прекрасной, и все были довольны. Трахал её Хью и несколько раз искренне предлагал Энди присоединиться. Девица была не против, но у Энди тошнота подступала к горлу при одной мысли, что это чудовище можно трахать. Он отвечал вежливым отказом. Хлоя воспринимала это за кокетство.
   - Закажешь ещё что-нибудь? - спрашивала Хлоя. Энди поднял ладони в вежливом жесте. Хлоя поправила шейный платок. - Здесь отличное вино. Тебе бы понравилось.
   Энди захотел послать её к чёрту, но сдержался. Всё-таки, Хью имеет на неё какие-то виды. Он допил кофе и встал из за-стола. Хлоя даже не шевельнулась.
   Снова пошёл дождь. Энди сел в машину и поехал в сторону гор. Он должен был к вечеру быть в ангаре и подготовить команду для работы в метро. Сам Энди собирался оказывать только удалённую поддержку. Полиция висела у него на хвосте, и если что-то пойдёт не так, под землёй сложно будет маневрировать. Нет, личное участие будет позже, когда ветка будет уже отсечена. А до этого надо ещё дожить. Главное, чтобы Хью не пошёл на попятную. В последнее время он часто говорит о том, что хочет выйти из дела. Кажется, эта Хлоя совсем задурила ему голову. Не стоит и думать о том, что это что-то серьёзное, но слишком много секса может быть ещё хуже женитьбы. И как только Хью может с ней спать? Кожа у Хлои была какой-то пористой, и вся она казалась липкой и влажной. Энди вспомнил, что на белой столешнице остались мокрые отпечатки от её пальцев. Хлоя была похожа на трубчатый гриб-переросток.
   Из-за отношения Энди к Хлое Хью вбил себе в голову, что Энди вообще не смотрит на местных женщин. Холодное воздержание и проститутки, если уж совсем припрёт. Энди действительно не испытывал особенного трепета глядя на женщин Гекаты, но сильное отвращение испытывал только к Хлое. Женщины здесь были разными. Фигуры у некоторых были очень даже ничего, а лица, ну так что ж. Некоторые женщины на Земле выглядели гораздо хуже. Если оттереть с какой-нибудь землянки всю косметику и краску, кто знает, что проступит на бледном лице? Лица со смытым макияжем казались бледными, даже выцветшими. Иногда Энди казалось, что под макияжем вообще нет лица, только чистый белый лист. Макияж ему не нравился. Это был обман, а обман Энди ненавидел. Чувство, что его обманули, как и страх, заставляли его кричать. Он поморщился. На Гекате никто никогда не кричал. По крайней мере, он никогда такого не слышал. Пару дней назад, когда Хью умудрился высыпать ему на колени горящие камешки из своей трубки, он заорал и сам испугался своего голоса. Нет, нет, никаких громких звуков, никаких криков. Тишина, серое небо, дорога, дождь. Это успокаивало. Энди выехал из города и прибавил скорость.
   Во влажной взвеси сновали какие-то мелкие чёрные насекомые. Они то и дело натыкались на стекло и разбивались об него. Панцирь раскалывался и его уносили встречным потоком ветра, а стеклистые внутренности размазывались по стеклу. Энди знал, что эту дрянь не отмыть ни омывателем, ни спреем для стекла. Придётся снова заехать на мойку и объяснять кассиру, почему ты будешь платить неименной картой. Всё чаще Энди приходил к выводу, что неплохо было бы купить автомойку вместе с автосервисом. Всё-таки не каждый день хочется доставать оружие и объяснять, что намерения у тебя самые серьёзные. Мойка машины и солидные чаевые или мойка машины и пуля в коленной чашечке. Большинство работников автосервисов были довольно сообразительными и не задавали вопросов. К таким хотелось заезжать снова и снова. Энди усмехнулся. К чёрту надписи "кофе бесплатно" и "мы бесплатно помоем ваш флаер". Достаточно написать "мы не задаём лишних вопросов" и народ просто валом повалит.
   Он не отдавал до конца себе отчет в том, зачем ему нужна линия подземки. Разум говорил, что это неплохое вложение средств, задел на будущее. Энди уверял себя, что устроит в метро переговорный пункт, место, где можно будет решать любые вопросы, нечто вроде командного пункта. И в то же время здесь было замешано что-то ещё, но что, он никак не мог понять. Энди любил метро. Может быть, дело было именно в этом. Но всё чаще он думал о том, что захват подземной станции это nec plus ultra, последний предел в его миссии на Гекате. А если так, то настало самое время верить в судьбу и предопределение.
  
   22.
   Венди никому не сообщила о том, что видела в метро Энди Гдански. Это было её ошибкой, и она не хотела в ней признаваться. Видеть и не поймать, оказаться рядом и дать ему уйти! Немыслимо. Может быть, она рассказала бы об этом Сирене. Но сейчас она скрыла это даже от своего отца.
   Баки получил недвусмысленный приказ покончить со слежкой. Полицейское управление вернулось к обычной работе. Венди пробовала объяснить, что Энди обязательно нанесёт удар, но она не могла этого доказать. Каждый раз, когда Венди заводила об этом речь, Баки спрашивал, почему она так в этом уверена. Венди говорила что-то интуицию, но Баки только пожимал плечами. Никакой интуиции, когда дело касается таких трудозатрат. Федерация и так заплатила не одну тысячу гетов на мониторинг подземного города. Они не дадут ни копейки сверх без серьёзного повода. А его нет. И разрешения тоже нет.
   Работать в полиции никогда не считалось почётным делом. Увлекательным, возможно, даже любопытным, но почётным никогда. Дети мечтали стать врачами, учёными, мореплавателями, только не полицейскими. Эта работа требовала слишком много сил и приносила слишком мало отдачи. В чем-то это было даже постыдным, как и любое насилие на Гекате. Ты мог служить и защищать, отдавать свою плоть и кровь на благо чужому спокойствию и всё равно не находил понимания. Борец с преступностью и сам становился преступником, убийца и палач стояли на одной ступени. Именно такому отношению к насилию учили на Гекате с самого детства. И если с необходимостью полиции общество ещё могло смириться, но существование армии было невозможным. К вооруженным силам других планет люди относились с нескрываемым презрением. Они считали себя слишком развитыми для того, чтобы масштабно применять грубую силу.
   Венди понимала это слишком хорошо и признавала справедливость такого подхода. Она считала полицию кем-то вроде санитарной службы, чьей задачей было уничтожение вредоносных носителей. Мафия была эпидемией, люди, попавшие в её сети, вызывали сострадание, а не ненависть. Один только Энди Гдански порождал в груди Венди волну обжигающего гнева. Он был чужаком, который травил её людей, её народ, всё то, что Венди считала неотъемлемой частью себя самой. Её отец часто повторял, что значение имеют только кровные узы. Только кровь определяет то, что ты есть, кровь делает человека настоящим, может быть, даже избранным. Грейпы, избранный народ Гекаты, неподсуден. Значит, остаётся только найти и вычленить чужака.
   Венди подготовила статистику по каждой операции Энди Гдански. Она подробно разобрала каждый инцидент, проанализировала данные из общей базы, добавила свои заметки и конкретные выкладки. Сначала она хотела передать эти документы Баки, потом отправила прямиком в фонд федерации.
  
   23.
   Федерация, как и все государственные институты, работала неторопливо и размеренно. Отчет Венди путешествовал из отдела в отдел, получал новые комментарии и новые подписи. Трижды он проходил через руки Магнето Старка, главы транспортной безопасности. Но когда уже рассматривалось постановление о формировании операции, банда Энди Гдански нанесла спланированный удар.
   Пять человек в костюмах частной школы "Зарду" вошли на станции "Северная" с оружием в руках. Шли они открыто, никого не боясь, и взяли скорее наглостью, чем силой. Двое патрульных было убито, один из путевых ремонтников получил смертельные ранения и скончался по пути в больницу. Команда "Зарду" взорвала платформу и завалила вход в депо. После этого они отцепили двенадцать поездов, заблокировали вход и проследили за тем, чтобы все пассажиры и персонал покинули станцию.
   В тот же день ещё пять человек захватили конечную станцию той же ветки. Они работали по одной и той же схеме, войти, захватить диспетчерский пункт, эвакуировать людей. Энди не отдавал приказ быть гуманными, но это и так было очевидно. "Зарду" не были террористами, их задачей был захват цели, а не устрашение.
   Когда обе станции опустели, машины доставили электрические генераторы. К этому времени все станции захваченной ветки погрузились в беспроглядную тьму. Снова взревели силовые щитки, заискрили провода и загорелось тусклое аварийное освещение. Этого было вполне достаточно для сплоченной работы.
   Весь следующий день рабочие вывозили оборудование и товары из магазинчиков на станциях. Их они просто складывали наверху, под присмотром небольшого вооруженного отряда. Полиция эвакуировала жителей близлежащих домов. Иногда слышались короткие звуки выстрелов.
   Через три дня люди Энди полностью контролировали ветку. Они пустили несколько пробных поездов, протестировали систему связи, послали сообщения в разные концы света. Энди остался доволен, это было даже больше, чем он рассчитывал. Собственное метро, собственные вагоны. Тут впору было бы возгордиться, но Энди прекрасно понимал, что дело не только в его блестящих организаторских способностях. Захват был дерзким, пожалуй, даже слишком дерзким, но точно не неожиданным. Благодаря ряду бартерных сделок Энди практически арендовал ветку. Городская администрация не передала ему её лично в руки, ему просто не стали особенно мешать. Энди знал, что это только временная мера, рано или поздно новые федеральные отряды отобьют метро. Но пока ещё он контролировал целую ветку и рассчитывал получить максимальную выгоду.
   Он провёл несколько онлайн-встреч с представителями самых разных группировок. Некоторые высокопоставленные лица были приглашены на конфиденциальную встречу под землёй, и остались вполне довольны совещанием. Это был первый случай в истории Гекаты, когда встречи такого уровня проходили у всех на виду. Энди гарантировал полную безопасность и его работу оценили по заслугам. За неделю его рейтинг вырос до рекордного уровня. Теперь с его мнением считались, к его голосу прислушивались, его поступки истолковывались самым выгодным образом.
   Энди заключил несколько сделок на поставку терминиума и боевых кристаллов и успел выполнить большую часть заказов. Он поставлял оборудование на фабрику, производящему андроидов-клонов с возможностью дистанционного управления. Он организовал фонд, спонсирующий разработчиков искусственного интеллекта и продавал лицензии по поддельным именам. Энди не слишком нравился терминиум и его по-прежнему тянуло к старой профессии. Возможность разработки искусственного разума приводила его в восхищение. Он не жалел денег на рискованные операции и получал колоссальную прибыль, гораздо больше того, что зарабатывал Тихий Билли.
   И было кое-что ещё, куда как важнее денег и уважения. Многие люди стали относиться к Энди как к равному, пусть и чертовски странному человеку. Его приняли в общую семью, и он занял в ней положенное место. Почивать на лаврах он не собирался, достаточно было и того, что его имя было у всех на слуху. Не только палач, который выполняет самые скользкие поручения, но и бизнесмен. С Энди Гдански можно иметь дело.
  
   24.
   Венди ничего не говорила, но ей и не нужно было. В её глазах читалось "я предупреждала", каждое движение об этом свидетельствовало. Баки заперся в кабинете и сутками оттуда не выходил, предпочитая общаться только в чате. Дело метро забрали себе федеральные агенты, полиция опять осталась ни с чем. Это успело отразиться на финансировании, Баки с тоской думал о том, насколько им урежут бюджет на следующий год. Налогоплательщики могут не замечать героических подвигов на поприще общественной безопасности, но вот промахи они никогда не пропускают. В онлайн-сообщениях мелькали фразы вроде "бесполезная работа" и "они снова победили нас". Журналисты, которые раньше называли Энди Гдански бандитом, теперь уважительно отзывались о "втором правительстве". Баки был в бешенстве. Он ненавидел президента альянса, искренне считал членов парламента полными кретинами, но чтобы признать мафию! Баки не верил своим глазам. Если бы Энди впервые увидел его в таком состоянии, он никогда бы не назвал его в честь Баки Барнса. Обаятельный сукин сын, может быть, слегка мрачноватый. Но зимний солдат никогда не был таким жалким.
   За всё время своего существования отдел "Репутация" так и не добился особенных успехов. В него регулярно направляли дела из других отделов, преимущественно такие, от которых отказались все прочие сотрудники. Благодаря этому репутация у отдела оказалась довольно шаткой. Это послужило поводом для многочисленных шуток. Баки закипал от злости, но ничего не мог поделать. Временами он чувствовал себя совсем беспомощным.
   Теперь вся надежда была на зимние праздники. В это время многие расслаблялись и теряли бдительность. Знать бы только ещё, куда их понесёт на этот раз. Баки искренне надеялся на то, что банда Энди Гдански не станет исключением. Может быть, кто-то решит отправиться в отпуск или провести время с семьёй. Если, конечно, принять на веру то, что у этих ублюдков вообще есть семьи. Иногда Баки казалось, что преступники не относятся к роду человеческому, это только умные машины со сбившейся программой. Но откуда возьмётся столько андроидов? И тогда он снимал очки, расправлял манжеты, разглаживал складки на форменной рубашке. Служить и защищать, всё на благо общества. Безопасность, осторожность, ответственность, эти слова были написаны на табличке, висящей на стене его кабинета. И эти же слова преследовали его день за днём, убеждая в том, что он не зря проводит на работе по двадцать с лишним часов. Ответственность! Хотелось бы, чтобы другие это понимали.
   Баки беспокоила Венди. После происшествия в метро она совсем замкнулась в себе. Целыми днями Венди изучала документы, которые стопками пылились у неё на столе, листала картотеку, составляла какие-то планы, диаграммы и графики. Когда Баки пробовал выпытать у неё, чем же она занимается, получал очень пространный ответ. Что-то о масштабном исследовании, что-то про то, что "должен же этим кто-то заниматься". Баки было странно видеть Венди в роли архивариуса, но он радовался тому, что она продолжает упорно работать. Раньше её увлекали погони и преследования, теперь она охладела к этим занятиям и предпочитала кабинетную работу. Что ж, может быть, у неё проснутся административные навыки. Венди нравилась Баки. Кто-то, а она точно знает разницу между ответственностью и осторожностью. Вынужденный риск тоже ответственность, и немалая. А какая работа полицейского может быть без риска? Только случай с Сиреной не давал ему покоя. Баки никак не мог понять, как Венди могла ослушаться его приказа. Многим сейчас казалось, что у Венди свои счёты с Энди Гдански, но Баки заметил это ещё до смерти Сирены.
   Через три месяца после происшествия в метро Венди пришла к нему в кабинет и молча положила на стол служебный коммуникатор. Баки тоже без слов взял его в руки и открыл запущенную программу. Он долго изучал странную схему, наконец, поднял глаза на Венди.
   - И что это?
   - Мой проект. Я отправила копию федералам два месяца назад, ещё до метро. Это расширенная и дополненная версия.
   Баки пропустил мимо ушей информацию про федералов. Что бы Венди не натворила, это можно обсудить позже. Сейчас гораздо важнее то, что у неё с собой. Он ещё раз просмотрел данные.
   - Что-то я не пойму. Здесь всё слишком запутанно.
   Баки ожидал, что Венди разозлится, её всегда выводила из себя чужая тупость, но она только подошла поближе и ткнула пальцем в экран.
   - Смотри, это метро. Схематично нарисовано, но ты меня понял. Это трасса 493. Это сеть магазинчиков, на которые были произведены нападения.
   - А они тут при чем? Это не банда Энди, они не занимаются такими мелочами.
   - Я знаю. И всё же, они контролируют это. После смерти Билли они взяли на себя контроль за целым рядом смежных областей.
   - Тихий Билли никогда не занимался рэкетом, это не его уровень, - возразил Баки.
   - Но занимались его люди, а Билли смотрел на это сквозь пальцы. Это было вроде хобби для его ребят.
   - Допустим. И всё же я не понимаю...
   - Сейчас поймёшь. Посмотри на этот график. Тебе ничего не кажется необычным?
   - Нет. Хотя... Эти точки находятся так близко. И даты, как по графику. Как будто кто-то...
   - Как будто они стараются быть поближе к пустыне. Теперь понимаешь? Всё дело в этой каменной громадине. Они чем-то связаны с ней. Сначала я думала, что это грузовые перевозки, но всё это ничего не дало, это ложный путь. Я думаю, Энди Гдански редко выходит из пустыни, потому что просто не может этого сделать.
   - Не может выйти из пустыни? Что-то я тебя не пойму.
   - Хм. Представь себе, что у тебя болит нога.
   - Она не болит.
   - Я знаю. Просто представь, хорошо? И всё же тебе надо каждый день ходить в больницу, магазин, забирать ребёнка из детского сада. В общем, много мест. Что ты сделаешь?
   - Я... рассчитаю маршрут.
   - Верно. Вот и он его рассчитывает. Смотри, каждая их операция территориально находится максимум в двух днях пути от съезда. Почему, я пока не знаю, но у них наверняка есть какая-то причина. Что-то держит их в пустыне. Кроме того, взгляни. Вот карта их передвижений за последний год. Не спрашивай, как я её получила. Видишь? У них своя логика. Это как ассоциативная цепочка, если ухватишь суть, поймёшь логику. Мне кажется, я поняла Энди Гдански. Он кажется абсолютно сумасшедшим, он действует хаотично, но у него железная логика. И каменный пояс занимает в ней важное место.
   Баки откинулся на спинку кресла и скрестил руки на груди. Он чувствовал смутную тревогу и никак не мог понять её причину. Венди заметила его настроение.
   - Эй, это не магия, это наука. Статистика. Я понимаю, что это звучит как бред, но посмотри сам. Графики не врут. Исходя из этого, мы сможем спрогнозировать следующее место, где появится Энди.
   - И где же это?
   - Городской праздник в Эрине. Кто-то из его людей обязательно будет там. Много людей, много знакомых. Возможно, они захотят заключить какие-то сделки или что-то в этом духе.
   Баки хотел что-то сказать, но не смог сформулировать мысли. Он похлопал ладонью по столу.
   - Что ж, если ты так считаешь... Я должен... Могу ли я... Что ты хочешь делать?
   - Я пойду на этот праздник. Они должны быть там.
   - Федералы, - вдруг вспомнил Баки. - Они что-нибудь ответили тебе?
   - Нет, - сказала Венди. - Пока тишина.
   Письмо от федеральной службы пришло через двенадцать часов. Но адресовано оно было не Венди, а Баки.
  
   25.
   Энди Гдански и "Зарду" покинули метро через две недели после захвата. Сделано это было точно в срок. Штурм, который федерация планировала произвести на следующий день, так и не состоялся. Во время операции "Метро" Энди не потерял ни одного человека. Однако работа сильно вымотала его и он едва стоял на ногах. Он чувствовал, как будто его мозг сжимают стальные пальцы, не давая расслабиться. Хью сказал, что ему надо отдохнуть. Энди собирался последовать его совету.
   Его не привлекал отдых на островах, хотелось чего-то более деятельного. Энди съездил на неделю к южным горам и провёл несколько изумительных ночей под звёздным небом. Ему удалось забыть о том, что звёзды это только проекция на куполе. Золотые звёзды танцевали, и Энди казалось, что он танцует вместе с ними. Он встречал рассвет на вершине горы Альци, где по легенде родилась Стрея, богиня воды. Один день он провёл на берегу холодной реки Райд, в другой до самого вечера провалялся в высокой траве на высокогорном лугу. Странно, что именно сейчас Энди стала часто вспоминаться Земля. Он лежал на красивейшей вершине горной гряды и думал о московских небоскрёбах.
   Иногда на память ему приходила девушка из метро, иногда, но не слишком часто. Он не запомнил ни лица, ни глаз, только взгляд, полный жадного любопытства. Во взгляде было что-то ещё, но что, Энди никак не мог разгадать. И прежде чем заснуть, он чувствовал на себе её взгляд, а чем дольше о ней думал, тем ближе она ему казалась. Энди не мог представить как она выглядела. Облик, фигура, всё казалось нагромождением неясных бликов, силуэт расползался, как тень. Оставался только взгляд и ощущение чего-то знакомого, может быть, даже родного. Энди думал о Венди, но не смог бы узнать её среди других женщин. Это было только ощущение, даже не воспоминание.
   Его снова стали донимать сны. Коридоры и закрытые двери, холодный пол, острый запах мяты. Несколько раз во сне он видел девушку в белой сорочке, но всё чаще просто бродил один, изнемогая от одиночества. Удивительно, но одиночество, которое никогда не беспокоило его наяву, во снах доводило до исступления. Он брёл и брёл вперёд, сворачивая в новые коридоры, иногда пол резко уходил вниз, иногда устремлялся вверх. Иногда ему казалось, что за поворотом есть кто-то живой и тогда он бежал туда со всех ног, но там был только бесконечный коридор, уходящий в пустоту.
   После таких снов Энди часто просыпался, чувствуя, что его лицо горит, а на щеках остались дорожки от слёз. Тогда ему больше всего хотелось кого-нибудь увидеть, неважно кого, знакомого или чужого, главное, чтобы не быть в одиночестве. Он наспех завтракал, садился в свой орнитоптер и долго парил по оживлённым улицам. Ему нравилось быть в толпе.
   Однажды ему показалось, что он увидел бывшую почти-жену. Он содрогнулся, но тотчас понял, что это просто ребёнок в карнавальном костюме и с лицом, выкрашенным яркими красками. Он стоял довольно далеко от него и издали казался стройной рыжеволосой девушкой. Сходства добавляла зелёная рубашка, фирменный цвет рыжих. Энди вспомнил зелёное платье, которое носила бывшая почти-жена. Оно было расшито крупными блёстками и Энди называл его "русалочьим". Он помнил, что из-под воротника платья часто выбивалась бирка, которую бывшая почти-жена никак не хотела отрезать. На бирке было написано округлыми буквами название марки - "Райку". На обратной стороне рекомендовали стирку в холодной воде и сообщали, что состав платья 100% синтетик. Энди всё время хотелось взять ножницы и отрезать проклятую бирку, она мешала ему, как крошки в ботинке. Он так и не отрезал.
  
   26.
   Венди впервые в жизни стыдилась своих мыслей. Было в них что-то дурное, что-то запретное. Венди хотелось быть хорошей и правильной, подчинить себе своё сознание, но получалось из рук вон плохо. Она вспоминала Энди Гдански, увиденного только один раз в вагоне метро. И чем чаще она о нём думала, тем ближе он ей казался. Венди с удивлением отмечала, что он кажется ей всё менее и менее отвратительным.
   Она уверяла себя, что испытывает естественное любопытство к человеку из другого мира, но любопытство не заставляет просыпаться посреди ночи ещё под впечатлением от увиденного сна. Любопытство не вызывает мысли, за которые стыдно перед самой собой. Венди боялась анализировать свои чувства. Её пугала правда.
   Охотник и жертва. Венди не была уверена, кто в данном случае является охотником. В Энди чувствовалось какое-то родство, странное и противоестественное, но всё-таки родство, то чувство, которое она не встречала ни в отце, ни в ком-либо из встреченных людей. Сколько Венди себя помнила, она всегда жила с чувством одиночества, всегда не вместе, а только рядом с людьми. Может быть, причиной здесь был кабу, может быть, вирус лишил её обоих свобод, движения и человеческого общения.
   Понять и остановить, и непонятно, что является наиболее приоритетным. Остановить да, это очевидно и закономерно, но вот понять! Почему ей так хочется понять преступника? Венди вспомнила о завершённых делах, о пойманных и обезвреженных негодяях. Хотелось ли ей узнать их мотивы? Она решила, что чувствовала только желание исцелить их. Отвернуть от зла, вернуть к нормальной жизни в обществе. А Энди Гдански хотелось одновременно понять и уничтожить. Почему?
   Лицо, движения, поступки. Венди лучше всего было известно именно последнее. Энди творил вещи, от которых по коже бежали мурашки, совершал поступки, которым не было оправдания. Венди ни на миг не сомневалась в том, что возмездие должно быть соизмеримо содеянному. Но ей хотелось узнать, почему Энди совершал то, что совершал. Было ли это просто желанием творить зло, или за этим стоял вызов всему человеческому роду?
   Венди читала много литературы по психологии разумного существа. Там многократно и в разных формах подавалась одна и та же мысль - только человек имеет право на жизнь. Но кого в самом деле можно считать человеком? Большинство авторов давали очень расплывчатое определение разумной жизни, чтобы не быть обвинёнными в расизме. Только некоторые говорили прямо, что человеком может являться только урождённый Гекаты. Венди же была согласна с членами этического совета, оценивающим человека по его поступкам. Сострадание, сочувствие, стремление творить добро, вот то, что делает нас людьми и вот почему разработки искусственного интеллекта находятся под запретом. Она всецело одобряла решения этического совета и была горда тем, что работает в отделе "Репутация". Но как быть, если и в людях встречается тяга к жестокости, злоба, полное отсутствие человеческих чувств? Что делать с теми, кто так стремится разрушить всё человеческое, кто презирает законы общества, в котором живёт? Венди казалось, что сородичами Энди были холодные и мёртвые существа, склонные к самоуничтожению. Можно ли исцелить душу, не разрушая тела? Венди надеялась, что можно.
   Ей снились странные сны. В них она чувствовала себя маленькой и беспомощной, пожалуй, ещё более беспомощной, чем без своего эндоскелета. Она могла двигаться, даже драться, но не сопротивлялась, потому что знала, что это бесполезно. И она умоляла кого-то что-то не делать, тоже зная, что это бесполезно. Она не чувствовала зла от тех неясных фигур, которые обступали её со всех сторон. Она была только вещью, которая выполняла свою функцию. И её пугало то, для чего она предназначена. Венди просыпалась, крича от ужаса.
  
   27.
   Хлоя купила билеты на праздник зимнего солнца. Хью отказался идти на "это глупое сборище" и билеты достались Энди. Он любил шумные городские праздники, потому что это позволяло находиться незамеченным среди людей. Надень костюм поярче, найди дурацкую шляпу, и ты сойдёшь за своего. В разряженной толпе скорее обратят внимание на серого клерка, чем на клоуна.
   Украшенное дерево, наряженные люди, угощения и подарки. Энди давно не удивлялся тому, насколько похожи обычаи обеих планет. Он привык к тому, что Хью заканчивает за него начатую шутку, что в детстве они слышали одни и те же сказки. Даже легендарные герои были похожи. Могучий Геракл и непобедимый Зарки, похищение Европы на златорогом быке и побег Заини верхом на корове с красным рогом. Общие сюжеты, общая мораль. Не совпадали только имена.
   Энди купил себе костюм коршуна. Золотая рубашка с перьями на рукавах, чёрные с золотом брюки, белые сапоги с острыми носами. Главной деталью костюма была маска. Тёмно-оранжевая, богато отделанная золотой тесьмой и инкрустированная разноцветными кристаллами. Птичий клюв изображал чёрный прямоугольник, обведённый по контуру зелёным бисером. Костюм был яркий, почти кричащий, но именно такие костюмы носили на большом зимнем празднике.
   С утра на городской площади собралась толпа в несколько тысяч человек. Люди приехали на праздник целыми семьями. Много детей, много молодёжи, у всех на запястьях повязаны цветные ленты, основной символ праздника. На руках Энди были бирюзовые ленты, девушка в костюме дракона повязала ему голову полосой белого кружева. От прикосновения её пальцев Энди почувствовал причастность к общему празднику. Он был почти счастлив.
   Парой часов позже, после выступления актёров и музыкантов люди в белой униформе вынесли на широкие столы горячие напитки и ореховую пасту. Энди выпил пиалу розового кофе с острыми специями. Снег падал крупными хлопьями и оседал на плечах и шляпах. Играла музыка. Рядом с Энди обнималась совсем молодая парочка. Шортики на девушке были такими короткими, что из-под них торчала бахрома модных трусиков. Энди подумал, что девушке наверное чертовски холодно, но потом увидел её зрачки, расширившиеся от терминиума. Судя по всему, она ещё нескоро сможет различать температуру. Если вообще когда-нибудь сможет.
   Ему вдруг стало тоскливо среди веселящихся людей. Энди дважды обошёл площадь, заглянул в несколько палаток с сувенирами, посмотрел на выступление Зели, женской ипостаси Санта-Клауса. Он уже собирался идти к машине, как вдруг увидел яркую вывеску театра оперы. Обычно здесь ставили простенькие эхо-мюзиклы, Энди даже был на каком-то из них с названием вроде "Спроси меня" или "Спеши любить". Но сегодня зал был арендован под праздничный банкет с живой музыкой. Энди достал билет и посмотрел, входит ли в него посещение банкета. Входило.
  
   28.
   Баки выглядел взбешенным. Венди решила, что он злится на неё, но быстро поняла, что дело в другом. Она подошла к нему и взяла за руку. Думала, что Баки начнёт орать и заранее приготовилась не реагировать. Но Баки молчал. Это взволновало Венди гораздо больше, чем его вопли.
   - Что случилось? - спросила она, не отпуская его пальцы. Баки даже не шевельнулся.
   Венди разжала пальцы и отошла в сторону. Быстро пробежалась взглядом по документам, открытым на его планшете. Ничего особенного, только рабочие задачи и просроченная отметка в органайзере. Рядом стояли две пиалы с недопитым кофе. А это уже совсем не похоже на Баки. Он никогда не оставлял в пиале даже глотка.
   - Что-то случилось?
   Баки принялся барабанить пальцами по столу. Терпения Венди хватило на несколько минут от силы. Потом она не выдержала.
   - Баки, я...
   - Помолчи, - сказал Баки.
   Ещё несколько минут прошли в глубоком молчании. Венди теребила кончик бахромы, свисающей со спинки кресла. Наконец, Баки заговорил:
   - Видит бог, мне не хочется этого делать. Я считаю это глупостью, дурью. Неоправданным риском. Называй как хочешь, смысл от этого не изменится. Я говорил с руководством, просил их, взывал к их здравому смыслу. Но они ничего и слышать не хотят. Меня поставили перед фактом, или я позволяю тебе... Или на моё место придёт другой человек.
   - Позволяешь мне что?
   - Тихо! - прикрикнул Баки. - Не мешай мне, я должен договорить. Наша чёртова федерация, верная слуга альянса. Они рассмотрели твои расчёты. Не знаю, как и зачем ты это сделала. Могу только повторить ещё раз, я считаю это несусветной глупостью. И я не рискую своим местом, это так, чтобы ты знала. Меня нельзя шантажировать, мне проще уйти самому. Я не могу пойти только на то, чтобы над тобой оказался другой человек. Менее опытный человек. Более... Чёрт! Я просто не хочу ставить тебя под ещё больший риск. И да, это уже можно считать шантажом, потому что меня так и так принуждают к риску.
   - К риску? Я не понимаю, я...
   - Я же сказал, тихо. Тихо.
   Баки устало откинулся в кресле и растёкся по спинке. Только сейчас Венди увидела, какой же он старый. Она привыкла видеть своего начальника бодрым и весёлым, полным энергии, даже крикливым, но таким - никогда. Сейчас Баки выглядел на свой возраст. Его лоб избороздили морщины, уголки глаз опустились вниз, под глазами легли глубокие тени. Внешние веки трепетали, как будто Баки старался их не опустить. Венди сжала руки.
   - Баки, послушай...
   - Помолчи. Нет, в самом деле, ты можешь хотя бы немного помолчать? Хотя бы попытайся. Я не знаю, как тебе об этом сказать, потому что я никогда не отдаю приказы, которые меня не устраивают. А это, чёрт раздери, меня не устраивает. Нет, никак, никак. Это большой риск. Мне придётся рискнуть тобой ради этой банды.
   - Баки...
   - Заткнись!
   - Нет, если это касается меня! А это, мать твою, касается! Хватит ходить вокруг до около, скажи прямо. Они разрешили мне это задание? Они разрешили выследить Энди Гдански?
   - Нет. Да!
   - Так да или нет?
   - Они сами выследили этого сукиного сына. Сузили круг поисков, как ты и написала. По твоей долбанной методике! Подослали свою агентессу к его сообщнику и выяснили, где он выплывет в следующий раз. Этот прогноз... ему можно доверять.
   - Тогда я не понимаю.
   - Они выяснили, где он будет на празднике, когда будет. Нам придётся послать туда команду захвата. И послать туда тебя. Вот только...
   - Вот только что?
   Баки замолчал на несколько минут. За это время в голове Энди успели побывать десятки самых разных предположений. Но то, что сказал Баки, она не могла даже представить.
   - Терроризм, - сказал он и снова замолчал. Венди собрала всё своё терпение и не произнесла ни слова. Баки поднял голову от стола и внимательно на неё посмотрел. - Они предлагают терроризм
   - Терроризм? - повторила Венди. - Я не понимаю...
   - Я тоже. А они... Теперь я думаю, для них это не первый случай. Они уже делали нечто подобное прежде. Иначе бы... О, господи.
   Он опёрся локтями на стол и положил лоб на переплетённые пальцы. Венди вдруг испытала к нему острую жалость. Это порядком её удивило, Баки был не из тех людей, кого следует пожалеть. И всё же он выглядел таким старым. Таким потерянным.
   - Это чудовищно, понимаешь ты это? - сказал Баки немного погодя. - Много людей, это театр оперы. Там будут сотни людей, это вечер праздника. Ты и сама понимаешь, верно? Они предлагают нам устроить стрельбу, взять заложников... Чёрт, нет, ещё хуже! Позволить им взять заложников и постараться найти среди них Энди и его пособников. В случае удачной операции им всё простят. В случае неудачи... - он ещё немного помолчал и продолжил совсем тихо: Если что-то пойдёт не так, пострадаем не только мы. Пострадают люди. Впрочем, на других людей мне плевать. Я не хочу, чтобы ты пострадала. Мне хватило смерти Сирены. А это может быть...
   Венди подошла к нему, встала за спиной и положила руки на плечи.
   - Это может быть опасно, - закончила она за него. - Это ты пытаешься мне сказать вот уже полчаса?
   - Опасно, - пробурчал Баки. - Если бы только это, я бы не стал и заводить разговор. Вся наша работа это сплошная опасность. Чёрт, мы же работаем в полиции, а не в рыбной лавочке. Ты сама знала, на что идёшь, когда решила пойти к нам. Но как я пойду на это? Как я скажу твоему отцу, что буду использовать тебя как наживку для теракта?
   - Как наживку? Баки, я...
   - Почитай, - сказал он и ткнул пальцем в планшет. На экране расплылось пятно, которое превратилось в длинный текст написанный официальным шрифтом федерации. Глаза Венди выхватили пятно печати.
   - Мы не должны участвовать? Но я думала...
   - Я тоже думал и оказался в дураках. Они хотят только использовать нас. Использовать тебя. Решили, что раз трасса является федеральной собственностью, то они могут приказывать нам. И раз так, то смогут говорить, чем нам заниматься, - он указал на Венди остро отточенным пальцем, - приказывать тебе. Ты же у нас суперагент, который может сутками не спать и уворачивается от пуль получше героини из комиксов.
   - Я просто делаю свою работу. И мне везёт. Иногда.
   - Именно. И сейчас они хотят, чтобы ты делала ещё и их работу. Работала на них.
   - Да объясни же толком! - взорвалась Венди.
   - А тебе ещё непонятно? Они хотят, чтобы теперь ты работала на них.
   Венди молча уткнулась в документ, развёрнутый на весь стол. И уже не могла от него оторваться.
   Венди Махолм, одна из лучших сотрудников полиции. Полное досье. Досье! У них есть даже её детская фотография. Данные по школе, данные по отцу, данные об образовании. Нет только информации о проведённой операции и ни слова о кабу, но это и неудивительно. Богомол позаботился обо всём. Наверняка ему было бы лестно узнать, что он провёл вокруг пальцев даже федерацию. Неплохо, главное чтобы его знания и навыки не оказались в плохих руках. А разве федерация это хорошие ребята? Этот их план... Венди встряхнула головой. Сколько ещё надо учить себя, чтобы не перескакивать мыслями с одного на другое. Надо стараться сосредоточиться на документе. Итак, здесь сказано, что она лучший кандидат... Для чего? Венди не поверила своим глазам.
   - Они хотят, чтобы я вырядилась в платье, сняла нашивки и... устроила бойню?
   Баки посмотрел на неё совершенно больными глазами. Красные пятна вокруг них только увеличились. Он молчал.
   - И ты ничего не хочешь сказать по этому поводу?
   - А что я скажу. Ты должна решить всё сама. Это решение я предоставляю тебе. Твоя работа, твоё решение. Твой выбор. Твой...
   Венди поднесла руки к глазам, задержала там на секунду, сцепила в замок на шее.
   - Я бы не хотела нести ответственность за такое решение.
   Баки фыркнул.
   - Я бы тоже не хотел. Но тебе придётся.
   - Почему? Скажи им, что мы...
   - Я говорил. По крайней мере, пытался. Но они и слышать ничего не хотят. Для них ты наживка, и этим всё сказано. Видишь, они всё приняли во внимание. Даже нашу дорогую Сирену. Оценили твою ненависть. Оценили всё. Я уверен, над этим документом поработал не один психолог. Они всё рассчитали. Ты лучший кандидат. С этим согласен даже я.
   Венди встряхнула головой.
   - Нет, подожди. Этого не может быть. Ты понимаешь, какой важности документ оказался сейчас у нас в руках? Федерация предлагает захватить концертный зал! Если это просочится в прессу...
   - Это не просочится в прессу, - перебил её Баки.
   - Но если кто-то узнает...
   - Наша задача сделать так, чтобы об этом никто не узнал. Мы должны просто появиться в нужное время в нужном месте. Ты должна. А там посмотрим, кто кого.
   Венди ничего не ответили. Она ещё дважды прочитала документ. Немыслимо. Федерация предлагает полиции устроить вооружённый захват, обогнать Энди. И она, Венди, должен принять в этом самое деятельное участие. Могут пострадать люди. В документе было цинично подчёркнуто, что пострадать может от сотни до тысячи человек. Но это оправданный риск. Здесь приводилась прямая цитата Дарни, одного из членов парламента: "Федерация должна под это пойти, иначе под угрозой окажется безопасность альянса". Слово "альянса" было написано огромным жирным шрифтом, сплошные заглавные знаки. Венди не смогла удержаться от смешка. Федеральная безопасность, интересы альянса. Когда-то она думала что такие слова бывают только в приключенческих романах, что-то вроде путешествий неуловимого шпиона. А сейчас всё это наяву, хоть и выглядит, как кошмарный сон. Она выделила особенно удивившее её место.
   - Здесь говорится об ответственности, - сказала она негромко. Баки вопросительно на неё посмотрел. Венди уточнила: - Они готовы снять с нас ответственность, если что-то пойдёт не так. И следом сразу же говорится о том, что мы должны отвечать за ход событий. Тебе не кажется, что это противоречит друг другу?
   - Это же федералы, - фыркнул Баки. - Там нет полицейских, нет силовиков, сплошные юристы. Они разбираются в этом лучше и всегда думают только о том, как лучше прикрыть друг другу задницы. Собственно иногда я думаю, что всё федеральное агентство занято только сплошным прикрыванием собственных задниц. Чем бы они не занимались...
   - Это ты расскажешь мне позже. Сейчас я хочу узнать твоё решение.
   - Я же уже сказал. Выбор за тобой. Тебе придётся решать, что делать.
   - Я поняла. И всё же я хочу знать, как относишься к этому ты, - она увидела, что Баки возмущённо вдыхает воздух и поспешно добавила: - Нет, я понимаю, что ты против и всё такое. Будь твоя воля, ты бы ни за что... Но оставим это. Я хочу знать то, что ты действительно думаешь. Забудь о том, что ты джентльмен до мозга костей и прочую ерунду. Скажи, что ты думаешь. Это то, что действительно мне важно. Я хочу услышать это от тебя.
   Баки долго не произносил ни слова. Венди обошла несколько раз его стол, открыла пару других документов (оплата обедов для сотрудников и стоимость заправочного топлива для служебных автомобилей... чёрт, она была уверена, что Баки не вдаётся в такие бюджетные статьи... не стоит, видимо, и мечтать об административной деятельности, если придётся заниматься бухгалтерскими заданиями), осторожно взяла его пиалу с кофе, покрутила в руках, понюхала. Какая удивительная гадость. До операции она любила кофе, сейчас не могла на него даже смотреть. Большинство любимых блюд потеряли вкус. Неизменной осталась только любовь к ореховому крему, кстати, полностью запрещённому Богомолом. Если бы он узнал, что каждую неделю она съедает по банке, он бы...
   - Я не хочу рисковать тобой, - сказал Баки. - И хочу, чтобы ты это понимала.
   - Я понимаю.
   Баки стал уводить взгляд, но Венди успела всё прочитать на его лице. Прочитала и в первый момент не поняла, что испытывает, радость или разочарование. Сошлась на том, что всего понемногу.
   - Ты полицейский, - сказала она после паузы. - Настоящий полицейский.
   - Защита общества, - сказал Баки и присвистнул. - Ты знаешь эти слова, не просто знаешь, как эти недоумки, ты чувствуешь это. Все мы чувствуем. Мы защищаем не просто абстрактное общество. Мы защищаем людей. Но только когда у тебя появляются подчинённые... или напарник, - он с опаской взглянул на Венди, но увидел, что она совершенно спокойна, - только когда вокруг тебя появляются другие люди, за которых ты несёшь ответственность, ты понимаешь истинное значение этих слов. И в то же время мы не должны забывать о главном предназначении. Те, другие люди, незнакомые, чужие, иногда даже отвратительные. Весь этот сброд.
   - Сирена называла их овцами, - вспомнила Венди. Впервые за долгое время она не почувствовал горечи.
   - Овцы, - кивнул Баки. - Гражданские. Невинные. Мирное население, даже если у каждого есть ствол в кармане. Кем бы они ни были, первыми мы должны защищать их. Их, а не друг друга. По крайней мере, не только друг друга.
   - Всё дело в приоритетах, так?
   - Именно в них. Поэтому мне так тяжело.
   - Ответственность, - повторила Венди первое слово клятвы. - Я никогда не забывала этого. В детстве отец читал мне клятву в качестве колыбельной. Он говорил, что я всегда успокаивалась, когда слышала эти слова. Я и сейчас успокаиваюсь. Мне суждено было стать тем, кто я есть. Нельзя родиться в семье преданного своему делу человека и не продолжить его. Это моя судьба.
   Венди замолчала, испуганная тем, что её слова могут быть неверно истолкованы. Меньше всего она хотела, чтобы Баки счёл её возвышенной дурочкой. Но Баки так не считал. Он слушал её и думал о чём-то своём.
   - Я готова пойти на этот риск. Пожалуй, готова с тех самых пор, когда только услышала про Энди, Этого не должно существовать, Мы не должны мириться с мафией. Правосудие это основа общества. И все мы хотим жить в мире. Даже Барки, тиран прошлого, маньяк и убийца, хотел в итоге того же самого. Любая концепция нового мира, какими бы страшными средствами к ней не стремились фанатики, в итоге оказывается мирным обществом. Это парадокс, но с этим ничего не поделать. Это принцип, по которому живём все мы. Все хотят мира. Кроме таких отщепенцев. Этим подавай войну. Война для них как наркотик, они просто не могут выжить в мирное время.
   - Мой отец умер, когда мне было шесть, - сказал Баки. - Он тоже был полицейским. Его застрелили во время выполнения операции. Не только его, погибло ещё шесть гражданских. Но газеты говорили только о шести умерших. Моего отца все забыли. Указали только строчку "погиб во время выполнения своих обязанностей". Обязанности и ответственность. Это не только наше призвание, это ещё и наше проклятие.
   - Помнишь Билли? - вдруг спросила Венди. Баки посмотрел на неё с недоумением.
   - Тихого Билли?
   - Да. Это первое моё серьёзное задание и я полностью его провалила. Позволила Билли сбежать и получила ещё несколько лет террора. А потом эпоха Энди. Знаешь, иногда я думаю, а что, если бы Билли действительно был бы мёртв? Появился бы Энди Гдански со своей бандой?
   - Некоторые считают его незаконнорождённым сыном Билли. Билли был болен артом, может быть, именно поэтому Энди Гдански такой уродливый.
   - Может и так. Но что, если это не так? Что, если всё это лишь сплошная череда случайностей, которые в итоге привели к такому финалу? Люди напуганы, Баки. Они больше не чувствуют себя защищёнными. Любого чиновника можно купить. Многие готовы скорее пойти к мафии, чем к нам. Мы для них только рудимент, анахронизм, воспоминание об обществе, в котором правили законы. И чем дальше, тем...
   - Перестань, - сказал Баки. - Всё не так плохо. Пара городов, возможно. Но в целом...
   - В целом мы оказались в ловушке, которую, возможно, сами себе и расставили. Мы привыкли жить в покое и сытости. Забыли про страх. И как оказалось...
   Баки встал и прошёлся по комнате взад и вперёд. На Венди он больше не смотрел. Он взял сначала одну пиалу, в несколько глотков допил из неё кофе и поставил на подоконник. Потом взял вторую, допил, поставил к первой. Несколько капель кофе упало на белый ковер, и оставили там грязные тёмные пятна Баки этого даже не заметил.
   - Стивен, - сказал он. - Стивен, Берк, Таре, Наори. Эти ребята пойдут с тобой. Федералы обещали прислать целый отряд своих умников. Нам придётся устроить целое представление. В двух смыслах. Ты будешь выступать, они будут изображать зрителей. Представление специально для Энди Гдански и его ребят. Если нам повезёт, мы возьмём самого Энди. Если нет, то получим только его ближайшее окружение. В любом случае мы отрубим ноги этому колоссу. Ты понимаешь?
   Венди кивнула. Она достала свой коммуникатор и перегрузила на него документ со стола Баки. Баки хотел возразить, сказать, что такие документы защищены от копирования, пусть не технически, но административно, потом махнул рукой. Если Венди будет чувствовать себя спокойнее, пусть делает то, что считает нужным. Даже если она решит собрать пресс-конференцию по этому вопросу, он не будет ей мешать. Бедной девочке и так предстоит сделать то, от одной мысли он бледнеет. Сначала Сирена, теперь Венди. Не слишком ли многих он теряет? Баки вспомнил всех тех, с кем работал. До Сирены он потерял троих и до сих пор видел их во сне. Ужасная жизнь, ужасная работа. А он по-прежнему сидит в уютном кабинете с чуть затемнёнными стёклами.
   Когда Венди повернулась, чтобы выйти, он её окликнул.
   - Я не хочу терять тебя, - сказал он.
   - Даже ради поимки Энди Гдански? - спросила она, улыбаясь глазами.
   - Ради целого мира.
   Венди качнула головой из стороны в сторону и быстро вышла. Баки остался в кабинете один.
  
   29.
   Энди задержался на площади ещё на несколько минут. Ему вдруг показалось, что он чувствует на себе чей-то пристальный взгляд. Вокруг было слишком много народу, смотреть на него мог кто угодно и всё же он чувствовал себя неуютно, как будто оказался на площади совсем голым. Несколько минут Энди раздумывал, а не бросить ли вообще это глупое представление, потом подумал, что дома будет ещё хуже. Да и можно ли считать домом огромный грузовик, готовый в любую секунду сорваться с места! Энди вспомнил последний новый год, проведённый на Земле. Он остался дома с бутылкой шампанского и выпил её раньше, чем пробили куранты на Спасской башне. Шампанское было отвратительным, он никогда не пил в таких количествах и до утра просидел на полу в туалете. Наутро болела голова и всё тело. Что-то съесть удалось только второго января и он чуть не озверел, когда мать спросила, как он встретил новый год. Отвратительно, мама, хотел сказать он. Но вместо этого только вежливо рассмеялся в трубку и сказал, что был в гостях. Кажется, потом ему пришлось оправдываться за то, что не пришёл к ней в гости. Лучше всю ночь блевать над унитазом, мама. Этого он снова не сказал.
   Большой зимний праздник, новый год, рождество, в сущности, какая разница. Дай человеку повод напиться и он радостно сделает это по любому поводу. Вино, еда, фейерверки, искрящийся снег, что ещё надо для того, чтобы почувствовать себя хорошо. Но праздничное "хорошо" для Энди закончилось ещё лет в десять, когда он окончательно понял, что новый год это только бесконечные родственники, лживые поздравления и подарки, которые стараются не открывать при гостях, чтобы передарить их кому-нибудь ещё. Множество ненужных подарков, которые путешествуют от родственника к родственнику, совершая несколько ежегодных циклов. И шампанское, всегда с кислым запахом, всегда цвета мочи. Как взрослые могут это пить? Как может он сам?
   Местное вино было похоже на густое яблочное пюре. По правде сказать, оно и вином то называлась с большой натяжкой, на Гекате не знали, что такое алкоголь, но Энди решил, что такое название подойдёт лучше всего. Ему нравился чуть сладковатый вкус, нравилось, как после него рот обволакивает что-то вязкое и терпкое. Вино положено было запивать холодной водой, но Энди предпочитал пить его просто так, без всякого продолжения. От вина в животе теплело, чуть кружилась голова, в руках и ногах появлялась приятная лёгкость. Энди знал, что через пару часов его будет подташнивать, может даже вырвет, но сейчас это не имело значения. Он стоял на площади с бумажным стаканчиком в руках, смотрел на проходящих людей, кивал детям, которые пробегали мимо него с трещотками и вертушками из фольги. Вдруг ему пришло в голову, что он бы и сам не прочь провести здесь детство. И почему он родился в Москве, на странной и страшной планете Земля? Кто знает, родись он здесь, может быть, всё пошло бы совсем иначе. Энди сделался бы своим среди этих людей, овладел бы их обычаями, их традициями. Может быть, он стал бы человеком.
   - Человеком? - повторил Энди вслух и сам себе ответил: - Но я человек. Я человек!
   Проходящий мимо мальчик в костюме зелёного попугая остановился и удивлённо на него посмотрел. Энди помахал ему рукой-крылом. Мальчик-попугай подпрыгнул на месте, так что у него закачался хохолок на шляпе. Он указал пальцем на маску Энди.
   - Что ты за птица?
   - Я коршун, - сказал Энди.
   - С праздником, коршун, - сказал мальчик.
   - С праздником, попугай, - сказал Энди.
   Когда мальчик-попугай ушёл и смешался с толпой, Энди почувствовал, что его отпустило напряжение последних дней. Ему стало весело. Он вернулся к оперному театру и открыл дверь.
  
   30.
   Венди села в кресло, положила на колени клирту, струнный инструмент, требующий тонкой, почти ювелирной настройки. Она была уверена, что не будет играть на нём на сцене, слишком уж он тихим и незаметным он был. Его струны издавали дивную музыку, и всё же это было не то, что требовалось на большом зимнем представлении. Там если уж танцы, то участвуют сотни человек, если акробатические номера, то лучшие труппы запада, если фокусы, то непременно с дымом и выстрелами. Кстати, о фокусах, это требуется ещё обсудить с Баки, никакой стрельбы, никакого открытого огня. Не хватало только сбить с толку снайперов. Много оружия тоже не стоит брать, но как объяснить это, Венди не представляла. У Энди и подобных ему было какое-то сверхъестественно чутьё на опасность. Они были вроде рамок металлоискателей, которые звенели, когда металла становилось слишком много. Энди был зверем, зверь чувствовал оружие. Не стоит давать поблажку его чутью, иначе всё окажется зря.
   Играть придётся на большом инструменте, который с трудом поместится на сцене. Может быть, это будет что-то вроде церковного органа, только с не таким заунывным набором мелодий. Придётся заранее написать музыкальную программу и приказать пальцам двигаться в соответствии с ней. Венди любила музыку, но никогда не умела играть. Способность к музыке появилась вместе с умением танцевать, это был волшебный дар, который принесла с собой Люси. Венди прикинула, что именно она будет играть, и остановилась на традиционных зимних мелодиях. Никакой абстракции, никакого новшества. Зимой играют зимние мелодии. Если Энди услышит что-то новое, это может его заинтересовать, а это не входит в её планы. Традиционные мелодии превращают музыканта в невидимку. Это же касается и одежды. Она не должна быть чересчур скромной, не должна быть и слишком открытой. Одежда, макияж, украшения, всё броское, театральное, не вызывающее вопросов. Она, Венди, будет всего лишь музыкантом, на которого никто не обращает внимание. Все слишком заняты своими разговорами, блюдами, предвкушением чего-то чудесного, как всегда бывает в канун зимнего праздника. Венди почувствовала странный приступ веселья. Неужели когда-нибудь она снова сможет спокойно относиться к зимним праздникам? Человек привыкает ко всему. В этом главное его преимущество и главная трагедия.
   Оставшиеся два дня до праздника пролетели за несколько часов.
  
   31.
   Энди показал билет подростку, одетому в униформу театрального служащего. Униформа была белой, лицо скрывала маска золотого дракона. В узких прорезях поблескивали глаза с цветными линзами. Он отсканировал билет устройством в наручных часах, сделал какую-то отметку в своём коммуникаторе и нажал панель на стене. Открылась стеклянная дверь, холл наполнился голосами и музыкой. Энди вдохнул множество сладковатых запахов, которые отсекала дверь. Когда она была закрыта, в холле пахло только нарезанной зеленью, непременным атрибутом зимнего праздника. Зеленая стружка наполняла круглые чаши, стоящие на столах, густо покрывала пол, прилипала к подошве и оседала на брюках. Пахла она пряно и пьяняще.
   За дверью был коридор, освещенный только мигающими разноцветными огоньками. Огоньки отбрасывали на пол и потолок тусклые блики. Когда Энди шёл по коридору, блики складывались у него на лице в причудливые узоры. Он прошёл коридор насквозь и вышел в парадный зал.
   Вдоль стен стояли накрытые столики, с потолка спускались гирлянды и украшения из тонкой золотой бумаги. Зеркальная мозаика на стенах была подсвечена вращающимися цветными фонариками, рассыпающими по залу снопы цветных огней. В зале стоял гул голосов, сновали официанты, в неосвещённых углах парочки прятались от чужих глаз. Все были в масках, изображающих зверей и птиц, ангелов и чудовищ. На многих были сложные костюмы, сковывающие движения и мешающие спокойно передвигаться. Мимо Энди прошёл человек, одетый хищным деревом Ротан, женщина-провидица, три древних короля, закутанные в драгоценный бархат. По сравнению с ними птичий костюм Энди казался скромным и непримечательным.
   Энди взял с подноса стакан горячего вина и отошёл к стене. Там он неподвижно простоял ещё несколько минут, наблюдая за приготовлениями к празднику. По громкой связи кто-то требовал "да выключите же вы эту дрянь, или вы хотите, чтобы нас все слышали?". Служащий с фонариком на лбу стрелой промчался по залу. Двое техников совещались, когда лучше включить верхнее освещение. В дверном проёме ругалась пара, одетая в одинаковые костюмы с лиловыми светодиодами. Главный распорядитель помогал укрепить на стене съехавшую часть декорации.
   Когда Энди допивал второй стакан вина, всё было готово к началу представления. Основное освещение погасло, остались только фонарики. Зал погрузился в мягкий полумрак, на полу пересекались блики и тени. Официанты выстроились вдоль длинного ряда стульев, люди потихоньку рассаживались за столиками. Шум голосов стал громче и вдруг стих. Луч прожектора пробежался по залу и высветил розовый занавес, который Энди сначала принял за продолжение стены. Очень медленно занавес поднялся вверх и затрепетал, как слабое пламя.
   На небольшой сцене из полированного дерева стояла женщина в белом костюме. Короткая юбка и подчеркнуто строгий пиджак, зелёные перчатки до локтя, длинные серьги с перьями, похожими на павлиньи. В первый момент Энди не заметил в ней ничего особенного, а потом ему показалось, будто женщина резко приблизилась к нему несколькими отдельными кадрами. Вот он видел вдали её размытый силуэт, а вот камера придвинулась, и женщина стала ближе к нему, ещё рывок и он уже видел её отчетливо и ясно, как будто стоял перед ней на расстоянии вытянутой руки.
   Музыкантша была единственной, чьё лицо не было скрыто под плотной маской. Её голову венчала золотая диадема, к центру которой была прикреплена тонкая полупрозрачная вуаль. Вуаль была дважды перехвачена серебряными кольцами и волной спадала между глаз по костяной пластине. Там она свободно закрывала нижнюю половину лица женщины. Вуаль была настолько лёгкой, что колыхалась от лёгкого дыхания, и казалось, будто лицо проглядывает сквозь дрожащую дымку.
   Глаза музыкантши были матово-чёрными, без влажного блеска, без томного взгляда. Они смотрели строго и спокойно, заглядывали в самую суть и Энди почему-то очень быстро понял, что ничто не может быть скрыто от этих пронзительных глаз. Несколько золотых искр в уголках подчеркивали их глубину, внешние веки обведены изумрудно зелёным контуром. Насколько эти глаза отличались от тех, что он запомнил, но они были такими же родными, как и когда он впервые их увидел. Энди смотрел прямо на музыкантшу и не замечал ничего вокруг. Музыка стихла, поблекли краски, осталось только удивительное, мерцающее лицо.
   Он вздрогнул и почувствовал, что не хватает воздуха, открыл рот под маской и стал жадно делать вздох за вздохом. Энди думал, что никогда ещё воздух не был таким приторно-сладким, никогда не вызывал в груди странное, волнующее жжение. Его мышцы наэлектризовались, пресс окаменел, в ногах появилось зыбкое и тянущее ощущение, которое обычно бывает перед судорогой. И всё заливал ослепительный, переливающийся свет прожекторов.
   Энди не успел подумать о том, что надо подойти к женщине на сцене, как его ноги сами сделали шаг вперёд. Он больше не управлял своим телом, тело само управляло его движениями. Энди брёл как пьяный, не глядя под ноги, не замечая ничего вокруг, он видел только лицо женщины и чудесную вуаль, сотканную из ночного воздуха.
   Он был на середине зала, когда на сцену вынесли музыкальную установку. Это был странный и массивный прибор с плоскими барабанами, широкой клавишной панелью и десятком педалей, безумный симбиоз синтезатора и барабанной установки. Клавиши синтезатора были интерактивными. Когда инструмент только установили перед женщиной, они были чёрными, но стоило ей положить руки на клавиши, как они вспыхнули всеми оттенками серого, от угольно-чёрных басовых до белоснежных верхних нот. Всего клавиш было около сотни, каждая длиной сантиметров в двадцать, и все узкие, что по ним можно было попасть только очень тонким и изящным пальцем.
   Женщина с вуалью села на маленький стульчик, обитый бархатом. У него была узкая и вытянутая спинка, к которой она прижалась своей спиной. Энди как в бреду увидел, как поднимается её грудь под наглухо застёгнутым пиджаком. Женщина провела рукой по блестящей молнии и расстегнула её так глубоко, что в разрезе мелькнула тёмная матовая кожа. На шее было массивное чёрное ожерелье из гладких полированных камней. Почему-то на них не было ни бликов, ни вспышек от огней, как будто бы они полностью поглощали свет. Энди больше не чувствовал под собой ног, он не шёл, он летел, даже парил. И когда женщина поправила микрофон, когда установила стройные ноги на педали и полилась музыка, он почувствовал себя оглушенным, почти потерянным.
   Венди хотела, чтобы музыка звучала только приятным фоном. Никакой экспрессии, никакого драйва. Она тщательно подобрала репертуар, но не учла, на что способна программа Люси. Музыка была глубокой и торжественной, она наполняла зал, захлёстывала с головой. Каждый гость, каждый официант почувствовал её непоборимую власть, впитал её и подчинился ей. Поначалу музыка только готовила людей к тому, что им суждено испытать впереди, вела за собой, заставляла напрячься каждый мускул. Она дошла до верхней точки, когда уже не было сил сдерживаться, и вдруг рассыпалась лихорадочными переливами, от которых хотелось двигаться, радоваться, смеяться и плакать одновременно. Люди вставали со своих мест за столиками вдоль стен, стекались из коридоров, поднимались из-за игровых столов. Коммуникаторы и умные телефоны были забыты, разговоры окончены, тосты оборвались на половине, недопитые бокалы опустились на столы и ниши в стенах. Музыка зажигала сердца, музыка требовала действия, музыка диктовала, как себя вести и что чувствовать. Атмосфера наэлектризовалась будоражащим весельем, женщины протянули руки мужчинам, мужчины женщинам и начался несравнимый ни с чем танец.
   Энди плыл сквозь волны человеческих тел, пытался протолкнуться к той, что стояла в белом платье на белой сцене. Её лицо ярким пятном маячило между блёсток и вспышек, не затмеваемое ни ослепительным светом белого прожектора, который шарил по всему залу, ни ворохами сверкающих лент, которые сыпались и сыпались с потолка. Энди уже протягивал руки вперёд, к сцене, как вдруг его увлёк смеющийся хоровод мужчин и женщин. Его мяли и сжимали, выталкивали в центр, тянули за руки, кружили и обвивали разгоряченными телами. Женщина, целиком закутанная в чёрный латекс, обхватила его за плечи, прижалась грудью и животом и принялась двигаться в такт музыке.
   Энди вырвался из скользких объятий и тут же оказался в паре с женщиной в фиолетовой маске. Она обвила его шею своими руками, он машинально обхватил её за талию, закружил в танце, и всё время всматривался через её плечо, стараясь не упустить ту, что возвышалась надо всеми танцующими, над целым залом. Грохот барабанов и партнёрша выскользнула из его объятий и тут же новая женщина нырнула между разведённых рук, выгнула спину, запрокинула голову, обхватила за бёдра. Поворот и с Энди уже танцевала женщина с лицом, закрытым маской из розового меха, а следом за ней высоченная красавица со сногсшибательной фигурой и вся сплошь в мерцающих кружевах. Женщина в платье из сияющих светодиодов, красавица на острых как бритвы каблуках, толстуха с маской ящерицы, бесполое создание в прозрачной футболке и с драгоценным ожерельем на впалой груди. Жилистые руки, потные ладони, блёстки на коже, толстые пальцы, костлявые запястья, браслеты, кольца, перчатки всех видов и цветов. Партнёрши сменяли одна другую, оттесняли Энди от сцены, завлекали, висли на нём, шептались и постанывали. У Энди кружилась голова, он задыхался, хватался руками за воздух и натыкался на обнаженные плечи и глянцевые спины. Музыка звучала всё громче и громче, всеобщий танец становился всё быстрее и быстрее.
   Топанье сотен ног, хлопки сотен рук. Сотни людей собравшихся в танцевальном зале стали единым целым, общим организмом, который согласно двигался, согласно мыслил, согласно радовался. Энди был единственным в ликующей толпе, кто не хотел утонуть во всеобщем веселье. Он с трудом держался на ногах, плыл против танца и против течения, делал шаг вперёд, и толпа оттирала его на пару шагов назад. Энди танцевал с прекрасными партнёршами, с безобразными партнёршами, с теми, кто не умел танцевать и хотел только движений под музыку, не задумываясь над тем, как танцует и что танцует. Энди кружился и трепетал под маской, прикасался руками к десяткам лиц, оказывался то в клубке горячих тел, то на одно мгновение посреди пустого места, окруженный со всех сторон смеющимися людьми, теребящими его, увлекающими его, двигающимися вместе с ним.
   Музыка превратилась в море, каждый звук стал упругой волной. Энди бился между волнами, ослабевал и падал, снова вставал, подхваченный крепкими руками. Ещё один круг, ещё один поворот, ещё одно лицо в футуристической маске и прямо перед ним сначала белые отполированные доски, потом ноги сами взлетают по ступеням, глаз выхватывает поочерёдно зелёные перчатки, длинные клавиши и зеркальную поверхность малого барабана. Чья-то рука скользнула по шее Энди, ухватила за воротник, захотела стащить со сцены, но её обладателя унесло всё то же море восхитительной музыки.
   Энди стоял прямо напротив женщины в вуали, смотрел на неё расширившимися глазами. Дыхание на мгновение прервалось, сердце остановилось, тело стало натянутой струной. Он сделал шаг вперёд и успел заметить только краем глаза, как стремительно скользнула вниз рука в зелёной перчатке, как тонкие пальцы сомкнулись на рукояти какого-то металлического предмета, и как белая вспышка затмила собой все цветные блики.
   Женщина в вуали вскочила со стула, вскинула руку с автоматом вверх и сделала несколько выстрелов в потолок. Эхо концертного зала превратило выстрелы в серию оглушительных взрывов.
   - Вечеринка закончена.
   Слева и справа из-за кулис выскочили вооруженные мужчины в полицейской униформе. Энди не успел даже сориентироваться, как уже лежал на сцене лицом вниз. Женщина с автоматом кричала хриплым голосом в микрофон:
   - Всем снять маски! Встать к стене! Никто не выходит из клуба! Один лишний жест и мы открываем огонь на поражение! К стене, к стене!
   Люди бежали к стенам, спотыкаясь и падая. Послышался треск разрываемой одежды, звук бьющегося стекла, хруст разбитого стекла. Кто-то в толпе заорал от боли и туда тут же бросился один из полицейских.
   - Я сказала снять маски, мать вашу! Маски долой! - орала женщина, всё ещё держа автомат над головой. Она обернулась к полицейским: - Найдите мне этого сукиного сына!
   Маска сползла на лоб Энди и он чувствовал кожей прохладу деревянного пола. В чуть раздвоенную ложбинку подбородка впилась острая щепка, и Энди думал только о том, как бы поскорее её оттуда вытащить. Все его мысли сфокусировались вокруг проклятой щепки, сознание сузилось до крошечной деревяшки, вошедшей глубоко под кожу. И когда сзади в рубашку Энди вцепилась сильная рука, дёрнула и рывком поставила на ноги, он хотел схватиться за подбородок и выдернуть проклятую занозу. Его сильно ударили в грудь и сорвали маску.
   На секунду воцарилась такая тишина, что слышно было, как с потолка осыпается бетонная крошка. Потом женщина в белом подошла к Энди вплотную и положила ему на грудь растопыренную ладонь. Дышала она частыми короткими рывками, из-за которых вуаль трепетала перед её лицом . Глаза сияли торжеством.
   - Мы взяли его, ребята. Мы взяли Энди Гдански.
  
   32.
   Когда Венди впервые увидела Энди на заправочной станции, она приняла его за подростка из-за небольшого роста. А когда Энди увидел её в вагоне метро, вначале он принял за ребёнка её по той же самой причине. Сейчас они стояли друг напротив друга, разделённые силовой решёткой и понимали, что оба оказались одного роста. Венди не отрывала взгляда от лица Энди, изучала его, открывала всё новые ужасающие подробности. А Энди смотрел на её тёмные глаза, обрамлённые перламутровой краской. Ему казалось, что они светятся изнутри.
   В руках у Венди была пиала с каким-то белым напитком. Напиток был такой густой, что палочка, воткнутая в него посередине, стояла совсем вертикально. Палочка была широкой и состояла из двух половинок, красной и прозрачной. Когда Венди погрузила её в чашу с напитком и медленно помешала, прозрачная половина окрасилась в белый. Сочетание белого и красного напомнили Энди какой-то старый фильм, где кровь смешивалась с молоком. Он почувствовал резкий приступ тошноты.
   Венди держала чашу обеими руками, её длинные пальцы без ногтей слегка подрагивали. Чаша дрожала в её руках. Энди вдруг резко захотелось пить. Он повернулся к маленькому стеклянному столику, на котором стоял кувшин с водой и крошечная пиала. Налил воды, сделал большой глоток. Венди смотрела на него, как завороженная. Её глаза были прикованы к его движущимся губам. На мгновение Энди вдруг увидел себя со стороны. Его затошнило сильнее.
   Энди сделал шаг вперёд и упёрся в упругую решётку. Кожа лица онемела, по рукам побежали мурашки. Несколькими годами раньше у него бы встали дыбом волосы, но на теле Энди больше не было волос. Он стоял перед невидимой преградой, смотрел на Венди. Волшебство, испытанное им в театре, потихоньку сходило на нет. Венди, стоящая перед ним, не имела ничего общего с девушкой из снов. Та была только туманным образом, собранным из десятков встреченных им женщин. Встреча с Венди в метро дала ей облик, но на этом всё сходство и заканчивалось. Энди смотрел на Венди и думал, что свалял дурака. Никакого волшебства, никаких чудес. Охотник и жертва. Он попался. Она поймала его.
   Венди в свою очередь думала, что прожила как в бреду несколько недель, а на поверку бред оказался именно бредом. В детстве она читала сказку про девушку и зверя. Зверь был заколдованным принцем, девушка полюбила его в облике зверя. Это была её любимая сказка. Но одно дело звериный облик, и совсем другое звериная душа. Перед ней стоял не несчастный узник, а зверь в человеческом обличье. Впрочем, с последним можно и поспорить. У Энди было тело человека и лицо монстра. Венди поёжилась. Верно говорят, что глаза это зеркало души. В крошечных глазах Энди отражалось её собственное перевёрнутое лицо. Истинный зверь, не заслуживающий ни сострадания, ни сочувствия.
   Запах напитка вдруг показался отвратительным. Венди наклонилась, поставила чашу на пол, подошла к решётке. Теперь она стояла совсем рядом с Энди, могла разглядеть линию его губ, чуть округлый подбородок, глаза, на которые то и дело опускались маленькие кожистые веки. Веки касались глазного яблока! Венди передёрнуло. Она перевела взгляд на крошечный прямоугольник, закреплённый на шее Энди. Золотистый проводок сбегал по шее к затылку. Ко рту протягивалась гибкая прозрачная трубка толщиной не больше иголки. Венди решилась заговорить с ним.
   - Ты понимаешь меня?
   - Да, - сказал Энди и кивнул. К середине разговора Венди стало ясно, что этот жест означает согласие.
   - Ты знаешь, где ты?
   - Я не знаю только, кто ты, - сказал Энди. Когда он говорил, его губы шевелились и между ними поблескивали обточенные белые кости. Венди пришлось на мгновение зажмуриться, чтобы её не вывернуло наизнанку. Она снова открыла глаза и постаралась смотреть сквозь Энди.
   - Меня зовут Венди Махолм. Я работаю в административном управлении полиции города Страва. Мой отдел...
   - Очень хотел меня поймать, - сказал Энди. Его голос был вкрадчивым, почти ласкающим. Генератор старался передать все оттенки его речи. Энди улыбнулся одними губами, - И у него ничего не вышло. Так? Вот что значит дурная репутация!
   - Нет, - сказала Венди.
   - Да, - сказал Энди. - И тогда ты пошла к федералам. И уже они предложили устроить этот погром, дав вам карт-бланш на убийства невинных людей.
   - Это неправда!
   - Это правда. И именно это я буду говорить на суде. Именно эту линию будет гнуть мой адвокат. Я скажу, что федерация отдала приказ, а ты, именно ты, выполняла его.
   - Ты пытаешься меня запугать?
   Энди раскинул руки в стороны, посмотрел сначала направо, потом налево. Венди уставилась на его шею, на вздувшиеся вены, глянцевую кожу. На мгновение Энди превратился в человека из её сна. Ей показалась, что она видит карточку, приколотую к его воротнику. Что на ней было написано? О, господи. Она потрясла головой. Прочь, наваждение. Она может держать себя в руках.
   Энди запустил руку в карман и вытащил какую-то стеклянную штуку. Венди отпрянула от решётки раньше, чем успела сообразить, что это всего лишь игровая фигурка. Тогда почему её у него не отобрали?
   - Я заперт, милая. Я, а не ты в этой клетке. Как я могу тебя запугать, чем? Я только делюсь с тобой своей информацией.
   - Ты отвратителен, - выдохнула Венди. Она взглянула на Энди открытым взглядом: - Ты не человек! Не человек!
   - Ты пришла сюда, чтобы оскорблять меня? - спросил Энди. Он намеренно улыбнулся и успел полюбоваться отвращением на лице Венди, прежде чем она закрыла лицо руками. Запястья у неё оказались совсем тоненькими, едва ли не вдвое тоньше его собственных. Энди подумал, что если бы их не разделяла решётка, первое, что бы он сделал, это схватил её за руки и переломил запястья. Звук при этом должен был быть такой...
   - Как будто бы ломается хворост, - пробормотал он вслух. Венди поёжилась.
   - Кто ты? - спросила она. - Откуда ты? Что с твоим лицом?
   Энди не ответил. Тогда Венди подошла к решётке, прижалась к ней грудью, подбородком, носовой пластиной. Она почувствовала лёгкий разряд, который пробежался по её позвоночнику и остановился где-то в районе коленей. Он оставил привкус чего-то свежего и морского, как будто Венди на мгновение вдохнула морской бриз.
   - Откуда ты пришёл?
   - Я не пришёл, меня притащили против моей воли. Ваше грёбанное королевство Орен и присные его.
   - Орен? Королевство?
   - Король его величество и его пресвятая дочка, будь она неладна. Она...
   Энди не договорил и переплёл руки на груди. Венди некоторое время смотрела на него молча. Когда она заговорила, её голос звучал неуверенно.
   - Ты не человек?
   - Теперь ты не утверждаешь, а спрашиваешь?
   - И всё же, кто ты?
   - Я человек, - сказал Энди. Венди покачала головой, повторив его отрицательный жест.
   - Человек это сострадание, - сказала она. - Человек это милосердие. Человек это...
   - Любовь, дружба и мир во всём мире. Успокойся, я знаю эту версию. И не разделяю её. Человек это лишь разумное существо из плоти и крови. Не надо приписывать нашему биологическому виду больше качеств, чем он этого заслуживает. Одни люди хорошие, другие дурные, и в то же время нет никого совсем хорошего и совсем плохого. Мир не чёрно белый. А я вовсе не такой монстр, каким ты меня представляешь. Я просто хочу выжить.
   - Ты убийца, - тихо сказала Венди. Энди рассмеялся.
   - Убивают пули, убивают лучи. Моя рука лишь направляет их. Моя рука...
   Он вдруг резко посерьёзнел. Улыбка сползла с его лица. Теперь Энди смотрел только в пол. Воцарилось долгое молчание.
   - Мы жестокие, - сказал он наконец. Каждое слово давалось с трудом. Венди поборола отвращение и взглянула ему в лицо. За несколько минут разговора она поняла, что прочитать по нему можно едва ли не больше, чем услышать ушами.
   - Мы? - переспросила она.
   - Мои люди. Те, откуда я родом.
   - Ты принёс их жестокость с собой, - сказала Венди.
   - Может быть. Но у нас есть одна поговорка. Кто убил дракона, сам станет драконом. Попробуй убить меня и поймёшь это.
   Венди не произнося ни слова повернулась к нему спиной и вылетела из коридора. С неё было довольно.
  
   33.
   Когда Венди исчезла в дверном проёме, Энди снова почувствовал прикосновение волшебства. Голос Венди был недостающей частью мозаики, который встал на своё место и образ стал цельным. Теперь Энди понял, что сны не обманули его, что между ним и Венди в самом деле существует какое-то немыслимое родство. Он ощутил глубокую потерю, и горло сжала холодная рука, и сердце переполнилось горечью. Чувство одиночества было такой силы, что сокрушило его волю, лишило воинственности, даже храбрости. Энди стало страшно. Впервые за долгое время на Гекате он стал кричать.
   И вдруг Энди услышал пение. Он встряхнул головой, приложил руки к ушам, закрыл глаза. Этими нехитрыми действиями удалось успокоить бешено стучащее сердце, но стоило ему отнять руки от ушей, как пение возобновилось. Было оно далёким и печальным, тихий голос тянул звук на одной ноте. Слов Энди разобрать не мог. Пение навевало тоску и какие-то смутные воспоминания. Не сразу Энди понял, что он вспоминает Землю, а когда понял - ужаснулся. Он думал о Земле, как о совсем чужой планете. Даже воспоминание о белых коридорах из снов было гораздо более реальным.
   Никто так и не пришёл к Энди ни на этот день, ни на следующий. Раз в шесть часов в стене открывалась дверца, и оттуда выезжал поднос с двумя чашами. В одной была вода, в другой безвкусная питательная масса. Энди разбил кувшин и пробовал расцарапать дверь его осколками, но всё было бесполезно. Когда он бросил один осколок на силовую решётку, тот отлетел обратно и рассёк ему подбородок. Энди стёр кровь кулаком и стал просто ждать. Ещё дважды он услышал далёкое пение. Один раз он проспал несколько часов без сновидений. В другой раз ему привиделся сон.
   Энди лежал на кровати в своей московской квартире, с головой укрытый тёплым одеялом. Ему было жарко, пот струился по груди, но он никак не мог стащить с себя одеяла. А когда у него это удалось, он увидел, как по потолку разбегаются яркие вспышки. Энди почему-то точно знал, что это свет от сварки, кто-то на улице работал со сварочным аппаратом. Стоило подумать об этом, как он почувствовал, что на его лице надета маска для сварки. Она давила на щёки и подбородок, ремни больно стягивали затылок. Энди попытался её снять и не смог справиться с замком. Тогда он расслабился и просто стал смотреть на вспышки.
   Вспышек становилось всё больше, они танцевали по потолку и стенам, складывались в причудливые фигуры. Энди закрыл глаза и увидел свет сквозь закрытые веки. Но когда он снова открыл глаза, оказалось, что вспышки закончились. Прямо ему в лицо светила огромная луна.
   Энди поднялся на локте и выглянул в окно. Луна была идеально круглой и белоснежной, без пятен, без прожилок, как большая серебряная монета. Энди протянул к ней руку и почувствовал, как между ним и луной натянулась прочная нить. Он улыбнулся луне, как старой знакомой. И проснулся.
   За плечо его тряс незнакомец с длинным и совершенно высохшим лицом. Он был похож на одновременно на сухой гороховый стручок и сильно постаревшего Тони Старка.
   - Вы господин Энди Гдански? - спросил Стручок.
   - А вы кто?
   - Защищать ваши интересы.
   - Вы адвокат?
   - Я... защитник господина Энди Гдански. Я должен, должник.
   Последнюю фразу он произнёс так невнятно, что Энди его не понял. Он нахмурился и только спустя несколько секунд понял, что Стручок говорит не на языке Гекаты. Он говорил на земном языке. Энди вскочил с кровати.
   - Вы знаете мой язык?
   - Я знать, - сказал Стручок. Он поднял вверх вытянутые указательный и средний палец. - Плохо говорить. Но я хорошо делаю. Меня послал господин Ровен.
   Энди посмотрел на него с интересом.
   - Итак, вы мой защитник?
   Стручок молча поклонился. Энди пожал его за локоть.
   - И вы хороший адвокат?
   - Мы не адвокат. Мы защитник.
   - Адвокат, защитник, какая разница. Вы сможете вытащить меня отсюда? Я заплачу большие деньги.
   Стручок наклонился к самому уху Энди.
   - Мы должник. Нам уже заплатили, раньше.
   - Заплатили? - не понял Энди. - Вам заплатил... кто? Хью? В любом случае по завершению этого дела я дам вам больше.
   - Мы помним что господин Энди Гдански сделал для наших фабрик. И мы заплатим ему за помощь в исследованиях. Господин Ровен сказал, что мы можем использовать любые средства.
   Энди вопросительно на него посмотрел. Имя Ровен ни о чем ему не говорило. Спрашивать, кто это, он не стал, чтобы не вызвать недовольства Стручка. Но если это как-то связано с разработкой андроидов, что ж, значит его взносы по-прежнему окупаются.
   - Как вы прошли сюда? Я думал, что они никого ко мне не пускают.
   - О, пустяки. Мы защитник человека, который, который... - Стручок щёлкнул пальцами, силясь подобрать нужное слово. - Дурного человека. Так думают они. Мы... нет таких мыслей. Они защищаются от вас и не защищают нас. Они думают, что господин Энди Гдански дурной человек. А тот, кто защитник дурного, сам дурной.
   - Значит, им безразлична ваша безопасность? А вы сами? Вы не боитесь меня?
   - Вы не причините нам вреда. А мы не причиним вреда вам. Мы ваш защитник. Они ничего не смогут поделать.
   Энди встал с кровати, дошёл до решётки и обратно.
   - Как вы собираетесь вытаскивать меня отсюда? Если необходимо указать на роль федерации, то я готов...
   - О, нет, - Стручок взмахнул сухими лапками. - Нет, нет, нет. Ни слова про федерацию. Ни слова про альянс!
   - Тогда на чём будет основываться ваша защита? Как вы рассчитываете выиграть?
   - Мы рассчитываем проиграть, господин Энди Гдански.
   Энди повернулся к нему лицом.
   - Вы... что?
   - Проиграть, - повторил Стручок. - Весь процесс... только наше представление. Мы проиграем защиту. Суд вынесет обвинение. И смертный приговор. Мы отведём вас в камеру смерти.
   - Это и есть твой план?! Ты охренел? Я не собираюсь умирать здесь! Передай своему Ровену, чтобы он...
   Стручок взял Энди за руки и заглянул ему в глаза чуть ли не с любовью.
   - Мы ваш должник. Вы важны для нас. Большая, большая ценность. Мы вытащим вас из... смерти. После смерти. Это будет нечто вроде...
   - Инсценировки?
   - Представления. Мы думаем, это достойное завершение этого дела. Началось представлением и закончится представлением. Очень хорошо, да.
   Энди отнял у него ладони и сделал шаг к кровати.
   - Не нравится мне всё это. Свяжите меня с Хью. Сможете это сделать?
   Вместо ответа Стручок сложил вместе руки, соединил локти и запястья. Жест был знаком Энди. Попробую, но не обещаю. Уважительное сомнение. Чёрт бы побрал Гекату вместе с её ритуалами!
   Стручок пробыл у него ещё четверть часа. Теперь его речь стала совсем бессвязной, нечто среднее между одобрением и благодарностью. Энди так и не понял, за что он его благодарит. Когда охранники открыли решётку и увели Стручка, он почувствовал облегчение. Энди лёг на кровать и быстро уснул. И ему снова снилась Луна. Луна и танцующая девушка в белом платье. Девушка была лучше всего.
  
   34.
   - Ты хочешь присутствовать на процессе? - спросил Баки. И добавил, не дожидаясь её ответа: - А на казни?
   - Мы ещё не знаем, что постановит суд, - сказала Венди. - Может быть, ему назначат заключение.
   - Может быть, небесный купол состоит из сахара. Венди, не дури. Никто не сомневается в том, что его казнят. О, господи, да он же связан с фабриками андроидов! Он профинансировал такие операции, что...
   - Он мог бы вывести нас на них. Он и выведет, но... Мне надо больше времени. Нельзя отдавать его под суд прямо сейчас. Несколько недель, может месяцев, я могла бы...
   Венди поймала себя на том, что едва ли не умоляет Баки. Тот подозрительно на неё посмотрел:
   - Ты в порядке? Ты не похожа сама на себя. Ты...
   - Я в норме. Но меня беспокоит этот человек.
   - Беспокоит? Почему? Я думал, ты будешь счастлива. Ты так хотела поймать его.
   - Поймать да. Но не убивать. Мы ведь не варвары.
   - Мы - нет. Но он определённо варвар, дикарь. Человек, способный на убийство, это... О, господи, да ты сама знаешь!
   - Убийца это преступник или палач, - сказала Венди. - Или полицейский при исполнении. Какая разница? Какое право мы имеем распоряжаться чужой жизнью?
   Баки внимательно на неё посмотрел.
   - Нет, - сказал он после паузы. - Дело здесь не только в твоём... гуманизме. Есть что-то ещё.
   Венди молча пожала плечами. Баки ждал, что она что-то скажет, но Венди молчала.
   - Ну, как знаешь, - сказал он. - Если что, я всегда готов тебя выслушать. И выбрось из головы этого сукиного сына. Дело сделано. А у меня для тебя другое задание.
   Баки протянул ей коммуникатор. Венди взглянула на экран, пролистнула пару страниц, подняла глаза на Баки.
   - Всё-таки андроиды? - спросила она.
   - Подачка от федералов. Можешь считать это своей премией. Они поделились своей информацией. Заметь, Энди Гдански только финансист. Это данные из самого сердца этой заразы.
   - Но если у них столько данных, почему они сами не...
   - Они наши должники. Это даже не премия, это плата за наше молчание.
   - Это отвратительно, - сказала Венди.
   - Может быть. Но если ты доведёшь до конца это дело, станешь всеобщей любимицей. Пресс-конференции, журнальные статьи. Может быть, даже покажут по телевизору. Скорей всего покажут. Это тебе не банда грабителей, это вызов этическому совету. Серьёзнее только дело о биологическом клонировании, но его федералы не отдадут даже под угрозой шантажа.
   Венди взяла коммуникатор и положила его обратно на стол. Некоторое время она стояла, борясь с собой, потом накрыла коммуникатор своей ладонью.
   - Я беру его. Только это не премия. Даже не плата. Это взятка.
   - Можно и так сказать. Но дело того стоит.
   - Дело того стоит, - эхом повторила Венди. Она положила коммуникатор в карман жилета и вышла из кабинета Баки.
  
   35.
   Венди шла по коридору, безуспешно пытаясь справиться с гневом. Баки сказал "Есть что-то ещё". Сукин сын! Вот только он был прав, разве нет? Разве не чувствовала Венди, как кровь прилила к её лицу, как в ушах появился странный шум, как кабинет Баки на мгновение заполнился туманной дымкой? Она стояла напротив стола и надеялась, что сможет продержаться ещё немного. Главное, чтобы ничего не заметил Баки. И всё же, он заметил. Убийцы, дикари... Господи, неужели она действительно несла этот бред?
   Стоя напротив Энди, Венди была уверена, что видит перед собой только убийцу, только чудовище. Сны и воспоминания подёрнулись пеленой, никаких мыслей, никакого наваждения. Но так было только рядом с Энди, только несколько минут наедине с ним. Когда Венди оказалась одна, всё повернулось вспять. Она хотела ненавидеть Энди, но вместо этого вела с ним мысленный разговор. Хотела испытывать к нему отвращение, но чувствовала только жалость. Почему его должны убить? Почему нельзя понять его?
   Ночью Венди долго не могла уснуть, а когда, наконец, ей это удалось, пришёл старый сон про Сирену. В этом сне Венди снова и снова подбегала к обрыву и видела, как вниз устремляется чёрная тень её подруги. Сирена летела вниз, Сирена должна была умереть, а Венди каждый раз слишком поздно оказывалась рядом.
   - Сирена! - кричала она и просыпалась от собственного голоса.
   Проснулась она и сейчас, открыла глаза и увидела, что комната залита ярким светом Оливии. В эту ночь Оливия была совсем белой, будто отполированной. Розовый пояс побледнел и почти слился с сияющим белым диском. Золотые звёзды разошлись в стороны и Оливия плыла по чёрному небу в торжественном одиночестве.
   Венди встала с кровати, не отрывая взгляда от Оливии. Она сделала шаг к окну и вдруг услышала тихое пение. Это почему-то совсем её не удивило. Слов она не могла различить, улавливала только монотонный ритм. Музыка была тоскливой, под стать сегодняшней Оливии. Венди развела руки в стороны, и вдруг её тело само заскользило по комнате. Венди танцевала.
  
   36.
   Энди закрыл глаза и увидел Луну сквозь закрытые веки, почувствовал её свет, её притяжение. Как во сне, он протянул руку вперёд и упругая нить заскользила от центра ладони к самому сердцу Луны. Энди улыбнулся. Вот уже несколько лет подряд на Гекате его улыбка была только оружием, способным вызвать приступ отвращения, иногда даже тошноты. А сейчас он улыбался искренне. Он улыбался Луне и ещё кому-то, кто тенью скользил рядом с ним. Когда Энди понял, что его невидимая спутница это Венди, он даже не удивился. Всё получилось как-то естественно.
   Он встал и закружил по камере, не открывая глаз. Тихое пение превратилось в хор голосов, заиграла музыка, слышная только одному Энди. Его улыбка стала шире, по мышцам пробежал электрический заряд, руки сами раскинулись в стороны. Энди танцевал.
  
   37.
   Музыка, хор, движение, ощущение близости. Мягкие, почти кошачьи шаги. В глазах Венди отражалась Оливия, Энди видел Луну с закрытыми глазами. Его правая рука обнимала плечи Венди. Венди положила открытую ладонь на его пояс и чувствовала под пальцами, какая сухая и горячая у него кожа. Был ли он обнажен? Нет, Венди чувствовала под своими пальцами грубую ткань рубашки. Она танцевала в своей комнате, озарённая светом Оливии и видела рядом с собой силуэт Энди. Голос в голове тихо отсчитывал ритм, тело двигалось в такт, музыка всё играла и играла.
   Энди видел профиль Венди и улыбался ему. В его представлении ресницы у неё были длинные и бархатные, нос маленький и аккуратный, губы мягкие. У неё было человеческое лицо! Это удивило Энди. Она несколько раз моргнул, отгоняя чужой образ. Теперь он снова видел Венди такой, какая она и была. Он находил странное очарование в округлых отверстиях, заменяющей ей рот, в распахнутых внешних веках, в пластине, не обезображенной гравировкой. Её глаза выражали сотни эмоций, тысячи ощущений. До Энди вдруг дошло, что за всё время на Гекате он так и не разгадал тайну этих волшебных глаз. Земляне выражают свои чувства с помощью мимики, их глаза только участвуют в общем представлении. А здесь именно взгляд заменяет всю гамму чувств, которые только способен пережить человек. Один взгляд может сказать больше, чем самое живое, самое энергичное лицо.
   Венди закрыла глаза и увидела расплывчатый образ. Она снова стояла перед силовой решёткой, снова смотрела на Энди, но не узнавала его. Отвратительная трещина в голове исчезла, кожа стала сплошной и гладкой. Посередине лица появилась отполированная пластина, испещрённая чёрными линиями. Глаза стали глубже, выразительнее, радужная оболочка расширилась и вытеснила белки. Венди смотрела на это новое, прекрасное лицо, любовалась им, хотела прикоснуться к нежной коже. Но вдруг образ отдалился, стал чужим, отталкивающим. Венди поняла, что это лицо чужака, который не может и не будет вызывать у неё чувства сопричастности. Она несколько раз моргнула и новый образ растаял. Снова перед ней появилось лицо Энди, пугающее и страшное, но отчего-то притягательное. И Венди любовалась им, отмечая всё новые подробности. Слишком спокойные глаза и странно подвижные мышцы. Может быть, такие как он выражают свои чувства не глазами, а всем лицом? Звучит невероятно, но Энди и сам по себе невероятен. Она вспомнила, как искривились его губы. Может быть, это была улыбка, их улыбка?
   Музыка всё играла и играла. Венди танцевала в своей комнате, Энди в камере, каждый сам по себе и всё-таки вместе. А в небе, где-то далеко за куполом Гекаты, прекрасная Оливия видела далёкий свет земной Луны.
  
   38.
   Этический совет был образован полтораста лет назад и представлял собой чуть ли не второе правительство. Это было объединение людей, которые были так или иначе связаны с духовной стороной жизни. Психологи, социологи, священники различных культов, даже педагоги. В совет входило по меньшей мере десять представителей каждого государства из альянса. Не лучшие из лучших, но знатоки человеческих душ. Они не вели между собой оживлённых дебатов, доказывая преимущество того или иного мировоззрения. Вопросы веры или религии вообще никогда не поднимались из уважения к собравшимся. Гораздо важнее была человеческая душа, и в вопросах её оценки совпадали мнения всех участников совета. Во вселенной много разумных существ, но очень мало тех, кто действительно умеет распоряжаться своим разумом. Только человек может подняться над древними инстинктами, умалить своё "я", распорядиться своей жизнью, координируясь не столько с выживанием, сколько с честью и совестью. Решения подобного плана давались людям нелегко, но именно они вели человечество вперёд. Задачей этического совета было не давать остановиться такому развитию.
   С разницей в несколько лет были запрещены исследования клонирования человека, евгеника, любые генетические эксперименты. Священники говорили, что это запрет вмешательства в деяния богов, врачи утверждали, что тем самым мы предотвращаем появление психических отклонений. Вместе они говорили - мы сохраняем человека! И тут же развивали мысль - а кого можно считать человеком? Человек, это разумное существо, способное переживать целый спектр чувств, не связанных с необходимостью выживания вида. Только человек может испытывать сострадание, только человек способен на милосердие. Даже такие положительные качества, как смелость и отвага не стоят выше сострадания. Это основной критерий, всё остальное только дополняет общую картину.
   Когда развитие компьютерной техники вышло на новый виток, появилась необходимость принять решение по поводу разработки искусственного интеллекта. Этический совет ознакомился с существующими проектами и единогласно наложил вето на все дальнейшие исследования. Ни один, даже самый совершенный искусственный разум не был человеческим. Совет не мог допустить существование на Гекате расы с иным интеллектом. Новорождённый разум был абсолютно логичным и холодным, не способным на спонтанные решения и любые, даже самые простейшие переживания. Он один мог поставить под угрозу существование человеческого вида, сочтя его недостаточно упорядоченным. Но этический совет пугала не туманная угроза в отдалённом будущем. Гораздо больше их беспокоило существование разума, не способного на сострадание. Такой разум мог стать не только оружием, но и примером для подражания. Ни один член этического совета не мог этого допустить.
   Разработка искусственного интеллекта была запрещена, а вместе с ней и разработка андроидов. Компаниям, которые попали под запрет, государство предложило существенное финансирование, если они сменят направление работы. Большинство компаний приняло это предложение. Геката получила новые фармацевтические исследования, настоящий прорыв в строительстве орнитоптеров, новое поколение медицинских роботов. Это был именно тот результат, на который и рассчитывал этический совет. Все были довольны.
   Между тем, создание интеллектуальных машин будоражило воображение некоторых людей намного меньше, чем создание андроидов. Многие преступники дорого бы заплатили за то, чтобы иметь свою точную копию. Сотни лет назад для таких целей использовались сначала восковые, потом силиконовые куклы. Сейчас на чёрном рынке можно было заказать настоящего андроида, придать ему любую внешность, запрограммировать на выполнение определённой задачи. Стоило это дорого, но результат оправдывал каждый гет. А что за компания занималась подобными разработками, предстояло выяснить Венди Махолм, инспектору отдела "Репутация". Несколько лет подряд ей удавалось вычислять только вершину айсберга, продавцов и покупателей. Впервые у неё появился шанс распутать цепочку до самого конца.
  
   39.
   Венди шла по коридору, прижимая к груди стопку бумаг. Баки велел ей подключить к делу отдел Махатмы, а он не признавал иных носителей. Сейчас требовалось изучить весь бумажный ворох, часть перевести в электронные таблицы, часть отправить в архив. Венди думала, что к вечеру она озвереет от бумажной работы, но в глубине души даже радовалась этому. Работа с документами позволяла отключить голову, а именно этого Венди хотелось больше всего. Она не хотела думать о предстоящем судебном разбирательстве, о суде, о том, что они сделают с Энди. Не хотелось верить Баки, который наверняка был прав. Бумаги, каталоги, данные. Вот то, во что можно погрузиться с головой и несколько часов не думать ни о чём кроме однообразной информации.
   Имена, клички, предполагаемая дата рождения, предполагаемое место обитания. Венди перебирала досье высокопоставленных негодяев и гадала, какого ж чёрта о них известно так много, а они всё ещё на свободе. Произошедшее в ресторане доказало, что федерация способна на что угодно. Если они могут получить, кого захотят, если признают любые меры, почему же эти люди всё ещё не арестованы? Венди старалась не думать и об этом тоже.
   Она искала потенциальных клиентов фабрики андроидов, искала старые контакты, искала пути, по которым Энди Гдански направлял денежные потоки к разработчикам. Стоимость андроида на чёрном рынке достигала полутора миллионов гетов. И это только голая модель, без индивидуальной обработки, без программирования, даже без средства коммуникации. Подготовка для конкретного клиента стоила ещё около четырёхсот тысяч. А ещё сопровождение, ещё обслуживание, набор поддельных документов, диспетчерские услуги. В совокупности обходилось миллиона в три, если не больше. И всё же клиенты находились. Было их немало. Кого-то Венди знала, кого-то только предстояло узнать.
   Венди перебрала несколько имён. Костин Пар, глава неуловимой корпорации по торговле оружием. Возможно, но это совершенно не в его стиле. Пар был совершенно безбашенным человеком, который никогда не скрывал лица. Он не носил перчаток, не менял обувь, даже не менял номера на автомобиле. Венди была уверена, что по меньшей мере треть его дохода уходит на взятки. Нет, это не он. Тогда Арти Сираг? Тоже нет, этот парень предпочитает действовать чужими руками. Вайге Мак? Полгода назад он нанял личную армию, оборудовал неприступную крепость вблизи Орена и вряд ли станет тратиться на дорогую куклу, просто нет необходимости.
   - Нужен одиночка, - пробормотала Венди.
   Много позже она вышла на человека по имени Калем. Фамилии и прозвища у него не было. Досье было кратким и в основном ограничивалось информацией о его родственниках. Калем был двоюродным братом Андера, члена большого парламента. И зятем Тихого Билли.
  
   40.
   Энди сидел на низенькой кровати, завернув ноги в одеяло. Напротив него сидел Стручок, который сегодня для чего-то нарядился в канареечно-желтый костюм. Жёлтый цвет только подчёркивал его высушенное лицо и паучьи лапки. В руках Стручок держал синюю папку, из которой грозился выпасть лист бумаги. К поясу прикреплён коммуникатор, почти севший, если верить индикатору.
   - Как вы себя чувствуете, дорогой мой? - спросил Стручок без акцента. Энди сделал вид, что не заметил этого и только пожал плечами. Стручок скопировал его обычный жест и кивнул головой: - Я рад. Сейчас не время подавать жалобы. Мы не должны привлекать к себе лишнего внимания. Лучше для всех будет, если вас просто... забудут.
   - Как там Хью? - спросил Энди. - Вы связались с ним?
   Стручок пробормотал что-то невнятное и отвёл глаза. Энди поднялся, прошёлся до решётки и обратно, встал за спиной Стручка. Тот открыл папку и стал аккуратно перекладывать документы.
   - Что с Хью? - повторил Энди.
   - С ним, гм... Ничего хорошего. Эта женщина. Её зовут Хильда или...
   Энди усмехнулся.
   - Вы ведь прекрасно знаете, как её зовут.
   Стручок не обратил внимания на его реплику.
   - Хлоя работает на федерацию. По крайней мере, работала на неё. Хью убил её, а потом попытался покончить с собой. Сейчас он в больнице, проходит интенсивное лечение.
   - Он арестован? Это больница при полиции?
   - Это федеральная больница, господин Энди Гдански.
   - Чёрт! Надо вытащить его оттуда!
   Стручок поднялся на ноги, потянулся до хруста в плечах. Синяя папка осталась лежать на полу. Он повернулся лицом к Энди.
   - Я бы не был так в этом уверен. Господин Хью потерял наше доверие. Потерял лицо. Он доверился женщине, и она...
   - Я должен его вытащить! - крикнул Энди. Стручок вскинул ладони.
   - Зачем же так нервничать? Надо, так надо. Но сначала мне придётся вытащить вас. Это может растянуться на недели. Суд назначен на конец лета.
   - Август, - сказал Энди еле слышно. Стручок склонил голову на бок.
   - Простите?
   - Я попал сюда в августе. Логично будет, если исчезну тоже в августе.
   - Ну, зачем же такое упадничество. Я здесь для того, чтобы...
   - Вы сами сказали, всё началось с представления, - перебил его Энди. - Представлением и закончится.
   - Но я не имел в виду смерть! По крайней мере, в общепринятом смысле.
   - Я тоже, - сказал Энди. И повторил про себя: - Я тоже.
   Стручок неодобрительно на него посмотрел, поднял папку и достал из неё несколько документов.
   - Вот, ознакомьтесь.
   Энди взял бумаги и погрузился в чтение. Стручок пробыл с ним ещё около часа.
  
   41.
   Венди отправилась в кафе рядом с работой. Села за столик у окна, где так часто любила сидеть с Сиреной. Заказала кофе, открыла лежащий на подоконнике журнал. Буквы и картинки расплывались перед глазами. Хотелось плакать, но слёз не было. Была только горечь, которая теперь стала неотъемлемой частью её настроения.
   Венди вспомнила мать Сирены. Та была такой же чёрной и высокой, как её дочь. Пожелтевшая от времени носовая пластина, лицо, изборождённое глубокими морщинами, запавшие глаза. И голос, оглушительный и надтреснутый голос.
   - Почему в тебе нет ненависти? Они убили мою дочь! Почему в тебе нет ненависти?
   А потом мать Сирены ударила Венди по щеке. Короткая вспышка боли, тёмная отметина от пальцев. И горечь, новая горечь в душе.
   - Почему в тебе нет ненависти?!
   Венди не знала. Её сердце было полно скорби, а не гнева. Её не хотелось мстить, только остановить. Вот и сейчас, сидя в кафе, она не думала о возмездии. Калем, Билли, андроиды, расследование. Всё это должно помочь забыться, но почему-то не помогало. Венди думала про Сирену. Может быть, и правда стоило отомстить за её смерть. Говорят, что месть это лучшее лекарство. Но как можно мстить, если не чувствуешь ненависти?
   Официант принёс пиалу с кофе. Густой и мутный напиток с мелкими пузырьками. Сверху насыпана горка сахарной пудры, которая постепенно оседала и придавала кофе приторный вкус. Немного корицы, немного имбиря, немного тару, перетёртого горького корня пустынного растения. Горечь во рту заглушает собственную горечь. Венди старалась пить быстрее, пока сахар окончательно не растворится.
   Четыре месяца до суда, значит, четыре месяца до казни. Судебные решение никогда не откладывались надолго, тем более смертная казнь. Правосудие на Гекате недаром считалось образцом гуманизма. Человек не должен ждать собственной смерти. Никакие преступления не стоят такого испытания. Точно ли его казнят? Может быть, судьи вынесут другое решение? А что насчёт апелляций и обжалования? Венди барабанила пальцами по столу. Всё-таки, Баки был прав. Она и сама понимала, что другого решения не будет.
   Энди, Калем. Дело Энди выполнено и закрыто, полиция больше в нём не участвует. Значит, думать надо только о Калеме. Но как это сделать, если все мысли возвращаются к Энди? Почему чужак кажется родным, почему преступник не вызывает ненависти? Венди задумалась на мгновение, вызывал ли когда-нибудь кто-то её ненависть. Пришлось признать, что ей незнакомо это чувство. Некоторые люди вызывали раздражение, другие гнев. Иногда Венди хотелось как следует отделать Баки. Но ненависти не было. Не было и любви.
   Я люблю тебя, отец, я люблю тебя, Венди. Что скрывается за этими словами? Венди не могла найти нужного определения. Привязанность, преданность, радость, ощущение сопричастности и родства. Только не любовь. По крайней мере, не то, что принято описывать, как любовь. Принятие другого человека, как самого себя, способность понять до конца, принять до конца. С отцом её связывала горячая преданность, с Сиреной дружба, с коллегами симпатия. И только любовь не протягивала ниточку между ней и другим человеком.
   Венди заставила себя думать о Калеме. Она всматривалась в его досье до боли в глазах, дополняла и совершенствовала его, искала деловые связи, родственные отношения. Картина вырисовывалась странная, как будто Калем был спрутом, чьи щупальца охватывали множество самых разных людей. Калем стоял во главе разветвлённой сети, а сам всегда оставался в тени. Иногда он находился в нескольких местах одновременно. Это могло свидетельствовать только об одном.
   - Двойник, - сказала Венди, обращаясь к второй чашке кофе. На этот раз она попросила не посыпать его сахарной пудрой и морщилась при каждом глотке, - Электронный двойник.
  
   42.
   - Электронный двойник? - спросил Энди. - Андроид-клон? Вроде того, что был у Тихого Билли?
   При упоминании имени Тихого Билли Стручок набожно поднял глаза к потолку и что-то негромко зашептал. Энди молча ждал, когда он закончит.
   - Двойник, - сказал Стручок. - Но не андроид, вернее, не вполне андроид.
   - Только не рассказывайте мне об андроидах. Вам прекрасно известно, кто финансирует фабрику.
   - Я бы никогда...
   - Я же сказал, хватит. Если вы хотите поиграть в добродетель, найдите себе другого слушателя.
   - Я бы никогда, - повторил Стручок и не стал продолжать. Вместо этого он ласково посмотрел на Энди: - Но речь идёт не об андроиде с искусственным интеллектом. Вам требуется только тело, точная ваша копия. И это будет слишком...
   - Слишком дорого? - перебил его Энди. - Я могу себе это позволить. У меня есть...
   - Я уверен, что у вас достаточно средств для покупки андроида, - сказал Стручок. - Но я имел в виду слишком большой риск. Если такого двойника обнаружат...
   - Не смогут же они казнить меня дважды!
   - Вас - нет. Но это может спровоцировать новый виток расследования. А мы уже потратили немало сил на то, чтобы федерация больше не занималась этими делами. Могу сообщить даже, что сейчас дело с андроидами передано в полицию. А эти ребята никогда не смогут выйти на след. У них не хватит ни мозгов, ни ресурсов.
   - Мне плевать на полицию. Сейчас меня больше интересует моя собственная шкура. Я не вполне понимаю, в чём состоит ваш гениальный план.
   - Ехидничаете, - сказал Стручок. - Напрасно. План действительно хорош. И я без лишней скромности могу назвать его гениальным. Подобная операция ещё никогда...
   - Я понял, понял, вы непризнанный гений, план безупречен. Чуть конкретнее, пожалуйста.
   Стручок снял пиджак, сложил его вчетверо и уложил на пол. Сам сел сверху, вытянул ноги и перекрестил тощие лодыжки. Он смотрел на Энди не отрываясь и не мигая. Энди почувствовал себя неуютно под его пронзительным взглядом. Отчего-то вспомнилась фраза из библии, прочитанная ещё в детстве. Что-то про грешника, которого в день суда не укроет и камень. Энди дорого бы заплатил сейчас за то, чтобы укрыться от глаз Стручка.
   - Двойник, - сказал Стручок. - Вам нужен двойник, кукла. Мы не можем позволить себе андроида и искусственным интеллектом. Нет, не так. Мы не можем позволить вам купить андроида, наша компания на это не пойдёт. А вот просто хорошая кукла... Да-да, вам нужна кукла, друг мой.
   Энди хотел сказать, что ему нужна свобода, но промолчал. Стручок как будто прочитал его мысли.
   - Кукла даст вам свободу.
   - Кукла, - повторил Энди. - Двойник. Клон. Клон...
   Ему на память пришла Марина, последний человек, с которым он говорил по телефону. Энди как наяву услышал её голос "Твоя проблема заключается в том, что далеко не все люди твои клоны". Эту фразу Марина повторяла по меньшей мере трижды, пока она не въелась Энди в мозг. Как всегда, она проходилась по самой больной мозоли. Энди действительно часто не понимал, что другие люди могут рассуждать как-то иначе, чувствовать иначе, поступать иначе. Может быть, именно из-за этого ему было так трудно сходиться с людьми. Может быть...
   - Может быть, это хорошая идея, - сказал он вслух и надолго замолчал. Подумал, каким дураком был, отказываясь от Марины. Сейчас он бы дорого дал за то, чтобы оказаться с ней в постели. Сейчас Энди готов был отдать весь мир за то, чтобы переспать с человеческой женщиной.
   Стручок свёл ладони вместе и принялся тереть друг об друга подушечки пальцев. Пальцы у него были длинные и узловатые, кончики совершенно плоские, как будто обрезанные ножом. Энди давно привык к лицам без носа и рта, но привыкнуть к пальцем без ногтей он не мог. Он с трудом заставил себя оторвать взгляд от рук Стручка. Тот, казалось, ничего не замечал, кроме глаз Энди. Он сверлил их взглядом, заглядывал в самую суть.
   - Прекратите, - не выдержал Энди. Стручок склонил голову.
   - Прекратить что?
   - Пялиться на меня. Это раздражает.
   - Извините, - сказал Стручок безразличным тоном. - Профессиональная привычка. Я должен знать, что на уме у моих клиентов. Готовы ли они...
   Внезапно до Энди дошло то, о чём следовало догадаться ещё во время первой встречи со Стручком.
   - Ваши клиенты это смертники, так?
   - Я предпочитаю называть вас людьми в трудной жизненной ситуации. Но вообще вы правы. Мои клиенты находятся под угрозой уничтожения. И моя задача - минимизировать эту угрозу.
   Энди шумно выдохнул. Теперь он воспринимал Стручка намного более серьёзно. И вместе с тем он только сейчас понял всю серьёзность своего положения. Не игра, не сон, не заблуждение. Его действительно хотят убить. Какая несправедливость! Он почувствовал злость и с трудом сдержался от возмущённого вопля.
   - Расскажите мне про этого двойника, - попросил он.
   Стручок рассказал.
  
   43.
   Настоящая фамилия Калема была Левс. В досье говорилось, что ему пятьдесят, но, судя по всему, было никак не меньше семидесяти. Его сын Трайн руководил отделением первичной диагностики в Таласе. Дочь Ная входила в совет директоров компании "Лотос". Калем был трижды женат. После того, как его третья жена умерла от рака, он жил вместе с симпатичными сёстрами-близняшками. Жил, но не спал. В этом Венди была уверена. Калем был гомосексуалистом. Ни одна из его жён не делила с ним постель. Его дети были зачаты искусственно. А близняшки были андроидами.
   - Почему ты так считаешь? - спросил Баки.
   - Потому что они уже семь лет вместе. Никто из сестёр никогда не покидал квартиры Калема. Еду он им тоже не заказывает. Он вообще заказывает на дом только электронику. Боится, что его отравят.
   - И ты думаешь, что он...
   - Я знаю, что он не просто клиент фабрики. Если он не её владелец, то определённо правая рука. И главный финансист.
   Венди отследила денежные потоки Энди Гдански. Много сомнительных проектов, много взяток. Много отчислений в малоизвестные фонды. И очень много в предприятия, записанные на Калема. Ему принадлежала туристическая компания "Левс", на счет которой ежеквартально переводились внушительные суммы. Калем часто путешествовал, всегда покупал пакетные туры, но ещё ни разу не воспользовался услугами собственной компании. "Левс" специализировалась на горных восхождениях, а Калем не проявлял интереса к альпинизму. Он предпочитал валяться на пляже в обнимку с молоденьким красавчиком.
   - Я изучила список клиентов "Левс", - сказала Венди. - Среди них есть и политики, и актёры, - она выдержала паузу, ожидая, не спросит ли что-нибудь Баки. Он не спросил, тогда она выложила свой главный козырь: - Есть и члены этического совета.
   - Что... Кто?!
   Венди назвала имена. Баки смотрел на неё, и не мог поверить.
   - Но чем... как? Ты думаешь, это не случайность? Их могли подкупить? Их подкупили?
   - Не думаю. Это достаточно влиятельные люди, чтобы не соблазниться на взятку. По крайней мере, деньги их точно не заинтересует.
   - Тогда шантаж? Угрозы?
   - Я не знаю, - сказала Венди. - Но я очень скоро это выясню. Обещаю тебе.
   Она хотела добавить, что выяснит это раньше, чем казнят Энди, но промолчала. Незачем Баки знать, что она всё ещё думает об Энди. Он и так стал странно относиться к ней в последнее время. Раньше он просто регулярно рекомендовал ей отправиться в отпуск, теперь просто интересовался, как она себя чувствует. Наверняка отец пожаловался, что Венди почти перестала спать. Надо будет поговорить с ним, ведь всё хорошо. Просто... не спится.
   Баки ещё что-то говорил, кажется, советовал быть осторожной, но Венди уже его не слушала. Все её мысли были заняты другим. Калем и андроиды, Энди и казнь. Она может распутать одно из самых серьёзных преступлений десятилетия и в то же время она будет повинна в смерти человека. И как узнать, что будет важнее, о чём она будет вспоминать спустя годы? Слава потускнеет, разговоры забудутся, останется только казнь. Как удивительно! Человека можно убить, Сирена говорила, что человека легко убить. Но можно ли убить воспоминание? Венди решила, что нельзя.
   Осталось несколько месяцев. Весна на исходе, скоро на деревьях вспыхнет многоцветная летняя листва. Золотые звёзды расчертят небо новыми фигурами. Потускнеет Оливия, каждый её восход будет всё короче и короче. Солнце будет светить так ярко, что выбелит траву и камни. Даже Холодное озеро, прозванное так за свои ледяные воды, нагреется и приютит в своём чреве целые косяки мигрирующих рыбёшек. Пёстрые птицы будут виться над водой, раздадутся первые выстрелы из охотничьих ружей, первая кровь упадёт в озеро, напоит его, отравит его. Вечером на берегу зажгутся цветные огни и люди будут петь песни и пить пенящееся вино. А что же она, Венди? Неужели ей будет суждено день за днём вспоминать, как она поймала человека, как отправила его сначала за силовую решётку, потом в суд, потом на смерть? Со временем она забудет преступления, которые совершал этот человек. Все забудут, всё забудется. Неизменной будет только смерть.
   Венди встряхнула головой, сделала глубокий вздох. Кого она обманывает своим нарочитым гуманизмом? Она всегда плохо относилась к смертной казни, но ведь не настолько же! Дело не в казни, дело в том, кого казнят. А казнят Энди, самого странного человека, которого только ей доводилось встречать. Странного и страшного, родного чужака.
   Она снова изучила материалы, собранные по Калему. Всё упиралось в компанию "Левс", её связи, её клиенты. Баки сказал, что не станет препятствовать, если она захочет с кем-нибудь встретится лично, но пусть даже не думает идти одна. Но Венди не собиралась ни с кем встречаться. Гораздо важнее было узнать, что за приключения предлагает "Левс" своим гостям. Венди думала, что в этом и кроется секрет компании.
  
   44.
   Хью чувствовал себя совсем разбитым. У него болела голова так, как будто её сдавливали с обеих сторон. Что-то давило на уши с такой силой, что он почти оглох. Еда не держалась в желудке и его кормили через трубки, подключенные к предплечьям и подмышечным впадинам. Хью иногда казалось, что он весь опутан проводами, по которым к его телу подведён электрический ток. Мышцы то наливались силой, то ныли от накатившей слабости. Хью пытался повернуть голову на подушке. Иногда получалось, чаще он терял сознание от напряжения.
   Персонал в больнице носил униформу светло-оранжевого цвета. Для глаз Хью этот цвет казался нестерпимо ярким. Когда к нему в палату заходил врач, он закрывал глаза. Но даже сквозь сомкнутые веки он чувствовал, как над ним нависает яркое пятно. И тогда Хью плакал от слабости и жалости к самому себе.
   - Вдохните, пожалуйста, - произнёс нежный женский голос.
   Хью попробовал сделать вдох и не смог. Мягкая рука осторожно приподняла его голову на подушке. На лицо опустилась маска, в лицевые отверстия потёк кислород. Хью резко почувствовал себя лучше. По крайней мере, головная боль отступила.
   - Как вы себя чувствуете? - спросил голос.
   Хью открыл глаза, поморщился от оранжевого сияния. Постепенно удалось сфокусировать взгляд. Теперь он увидел женщину, которая склонилась над ним с полотенцем в руках. Она была высокая и полная, с круглым приятным лицом. Одного с ним возраста, может, только немного старше. На бейдже значилось: Лаура Крона, старший биомедицинский инженер.
   - Вы хорошо себя чувствуете? - спросила Лаура.
   - Нет, - сказал Хью и сам испугался своего голоса. И дело было не только в приглушающей маске. Это был чужой голос. - Что с моим...
   Лаура положила полотенце на краешек кровати, подошла поближе, поправила маску.
   - Вы повредили связки, - сказала она. - И не только связки, но пока лучше об этом не думать. Отдыхайте.
   - Меня... тошнит.
   - Это нормально в вашем состоянии. Делайте глубокие вдохи и выдохи. Когда насыщение кислородом достигнет вот этого значения, - она показала рукой на табло монитора, подвешенного над головой Хью, - вы почувствуете себя значительно легче. А пока просто отдыхайте.
   Хью попытался повернуть голову к табло и не смог. Внезапно в глазах защипало. Он изо всех сил старался не расплакаться перед Лаурой, но и этого не вышло. Слёзы заструились по щекам, стекли в уши, защекотали шею.
   - Ну, ну, - сказала Лаура. Она взяла полотенце из картонного бокса на тумбочке и промокнула глаза Хью. - Не надо так переживать, всё обойдётся. Всё пройдёт.
   - Тошнит, - пожаловался Хью. - И плохо. И голова... Где Энди? Энди! Меня тошнит...
   - Я знаю, знаю. Всё пройдёт, слышите? Всё пройдёт. Худшее уже позади.
   Хью попросил её остаться. Он был уверен, что Лаура откажется, сошлётся на сильную занятость или ещё что-то в этом духе. Но вместо этого она присела на краешек кровати и взяла его за руку. Так и просидела, пока Хью послушно делал глубокие вздохи. Через четверть часа он почувствовал себя легче, по телу прошлась тёплая волна и Хью заснул.
  
   45.
   Баки подозрительно быстро согласился выделить Венди почти тридцать семь тысяч гетов, необходимых для покупки самого дешевого тура "Левса". Венди расписалась в электронном чеке, приложила ладонь для сканирования, подняла её раньше, чем по ней прокатилась световая полоса.
   - Эй! - воскликнул Баки.
   - Что ты задумал? - спросила Венди, всё ещё держа руку на весу. - Думаешь, я получу чек и ничего не замечу?
   Баки вздохнул. Он взял Венди за кисть руки, подержал несколько секунд, отпустил. Посмотрел сначала на потолок, потом на Венди.
   - Послушай...
   - Я слушаю.
   - Не перебивай меня. Ради бога! Твой отец, он...
   - Он вмешивается не в своё дело, - перебила его Венди.
   - Пусть так. Он волнуется за тебя. Хочет, чтобы ты прекратила расследования, - увидев, что Венди собирается что-то сказать, Баки остановил её движением руки, - Я сказал ему, что ты не остановишься. Я прав, верно? Тогда он захотел сам участвовать в этом деле. Мы обсудили с ним твой план по "Левсу" и он...
   - Ты обсуждал с ним моё дело?!
   - Я обсуждал с ним наше дело, - сказал Баки. - Не забывай об этом, пожалуйста. Федералы передали дело не лично тебе. Они передали его полиции. А полиция это я, ты, твой отец и...
   - Я поняла. Но ты можешь передать Махатме, что он...
   - Может, сама скажешь мне? - сказал Махатма, неслышно возникая у неё за спиной. Венди вздрогнула. Её отец обладал какой-то дьявольской способностью ходить бесшумно. Венди открывала дверь в кабинет Баки с треском, Махатма мог открыть и закрыть её без единого звука.
   - Ты не должен вмешиваться!
   - Должен, если задача такой важности. Или ты правда думала, что сможешь работать над ней в одиночку?
   - Я работаю в одиночку! Мне никто не нужен!
   - Нужен, пока ты работаешь в полиции. Или ты скажешь, что твои коллеги выполняют меньшую работу? Отчеты, инструкции, диспетчерская работа. Всё это не так заметно и не так почётно, как работа инспектора, но всё же, это работа, и важная работа. Без них ты бы не смогла зайти так далеко. Кто помогал тебе обработать архивные данные? Кто собирал информацию по членам правления "Левса"?
   Венди собиралась запальчиво сказать, что не нуждается в этих услугах, как вдруг до неё дошло, что отец, в сущности, прав. Ей стало стыдно. Она увела взгляд в пол и стала пинать ножку стола. Баки встал с кресла и подошёл к ней.
   - Никто тебя не обвиняет, слышишь?
   - Мы просто не хотим, чтобы ты рисковала, - сказал Махатма.
   И Венди вдруг почувствовала, что эти люди искренне любят её и заботятся о ней. Ей стало уютно и тепло от сознания того, какие хорошие люди её окружают. Венди накрыл прилив сентиментальной нежности. Это было глупо в свете происходящего разговора, но вместе с тем придало сил, позволило мыслить более свободно. Венди поняла, что едва не сваляла дурака, отказываясь от помощи.
   - Прости меня, - сказала она, обращаясь к Баки. Повернулась к отцу и взяла его за руку, - И ты меня прости. Я была не права.
   Махатма сжал её пальцы и рассказал, какую помощь он имеет в виду. Венди прочитала по лицу Баки, что отец ввёл его в курс дела заранее, почувствовала укол ревности, но справилась с собой. Баки иногда говорил, что в их работе нет места тщеславию. Они работают в команде и на общее дело. Венди постаралась не забывать об этом.
   Махатма не предложил ничего особенно нового. Прикрытие, совместная работа, контроль каждого из правления "Левса". Никто не покушался на роль Венди, которую она присмотрела для себя. Венди должна была прийти в "Левс" под видом клиента, оформить на себя восхождение на вершину Наяра, дальше действовать под обстоятельствам. Если никто из персонала не выдаст себя, следовало устроить провокацию. Это не было запрещённым приёмом, но балансировало на самом краю. Венди не собиралась сказать прямо, что хочет купить себе андроида, но должна была подвести персонал к именно такой мысли. Не для себя, разумеется, это бы слишком бросалось в глаза. Венди предстояло сыграть роль полицейского, которого не устраивает размер собственного жалованья. По легенде она работала на мафию, и не просто на кого-нибудь, а на Энди Гдански. Андроид нужен был для того, чтобы вытащить Энди из тюрьмы. Идею с Энди внёс Махатма, даже не подозревая о том, как это подействует на Венди.
   - Почему Энди? - спросила она. - Почему не Кайо, не Рон, не...
   - Потому что Энди Гдански единственный, кто остаётся полностью у нас в руках. Мы контролируем все его контакты. Единственный человек снаружи, с которым он видится, это его адвокат.
   - Адвокат может передать ему информацию. Он может...
   - Не может. Слишком гордится своей репутацией. Я сказал "адвокат", но в действительности этот тип даже не юрист. По некоторым данным он занимает место в преступной иерархии едва ли не выше самого Энди Гдански. Он один из тех, кто решает проблемы.
   - Тогда какого чёрта он делает у Энди?
   - Энди Гдански его клиент, - сказал Махатма. - Не хочешь же ты объяснять целой коллегии адвокатов, которых он на нас натравит, почему мы не пускаем его к клиенту? А он натравит, можешь не сомневаться. Этот человек может и не юрист, но консультируют его явно подкованные ребята. Он всё делает по закону, тут не к чему подкопаться.
   - Мы пускаем преступника к преступнику! - воскликнула Венди. - И ты хочешь сказать мне, что это законно?
   - Мы пускаем защитника к его клиенту. И плевать, что у него нет специального образования, у него на руках все необходимые документы. С такими данными и ты могла бы быть его представителем! Кроме того, это не мы, а федеральное управление. Это теперь их дело, забудь о нём.
   - Я не могу забыть! Мне надо выдать себя за человека, который работает на Энди Гдански!
   - Вот и выдашь. А если информация просочится... Что ж, мы будем знать, откуда.
   Венди сказала, что ей это не нравится. Баки пожал плечами и сказал, что тоже не в восторге. А Махатма ничего не сказал, только потрепал Венди по голове. Уже в машине Венди сказала ему, что всё время хотела только одного. Она хотела, чтобы отец гордился ей. Махатма сказал, что всегда гордился ей. Венди почувствовала себя почти счастливой.
  
   46.
   Стручок не был у Энди почти неделю. Энди отмерял время по полоске света под потолком, по промежуткам между приёмами пищи, по тому, сколько раз он ходил в туалет. Дни сливались один с другим, еда была однообразной и почти не имела вкуса, снов больше не снилось. Невольно Энди снова стал вспоминать Москву, город, который стал для него проклятием и благословением. Его квартира с окнами, выходящими на пыльное восемнадцатиполосное шоссе, круглосуточный магазинчик, где можно было купить вечером плохое пиво, а утром чёрствые круассаны. И автостоянка со шлагбаумом, который ломался каждые несколько недель, вечно пьяный консьерж, соседи с шумными вечеринками, соседи с визжащими детьми, соседи с постоянным ремонтом. Энди вспомнил мелодию своего домофона, пронзительный визг дверного звонка, скрип двери в туалет, которую он так и не собрался смазать. Был ли это его дом? Сейчас Энди думал, что прежняя жизнь принадлежала какому-то чужому, незнакомому ему человеку. Дом Энди был на Гекате.
   От Хью тоже не было никаких вестей, хотя Стручок клятвенно обещал с ним связаться. Но Энди быстро понял, что Стручок по каким-то своим причинам хочет минимизировать любые его контакты с внешним миром. Энди видел только его, говорил только с ним, только от него получал любую информацию. Стручок превратился в единственное окошко, связывающее Энди с происходящим снаружи. Энди ненавидел Стручка, но скучал по нему.
   Чувство времени стало его подводить. Иногда казалось, что минуты растягиваются до бесконечности. Собственное дыхание превратилось в целый ритуал, от вдоха до выдоха проходили часы, если не дни. И Энди лежал на кровати, уставившись в потолок невидящим взглядом, прислушивался к своему дыханию, думал, вспоминал, мечтал.
   Утром Стручок как ни в чем ни бывало впорхнул к нему в камеру. Энди оторвался от подушки и с интересом на него посмотрел. Движения были слишком резкие, зрачки расширены, грудная клетка сотрясалась от быстрого дыхания. Стручок явно был под кайфом или с похмелья. Или и то и другое. Энди кивнул ему.
   - Я уже думал, вы никогда не придёте.
   - Как можно! - воскликнул Стручок необычайно высоким голосом. Он подошёл к кровати Энди какой-то странной подпрыгивающей походкой, - Нет, лежите, лежите. Не вставайте, умоляю вас! Я ненадолго.
   - Какое сегодня число? - спросил Энди.
   - Шестое августа. Или ровно три недели до вашей казни.
   - Казни, - повторил Энди и вдруг взбесился: - Не мог промолчать, да? Думаешь, мне приятно это слышать?
   - Я делаю всё, что в моих силах, - сказал Стручок. - Не требуйте от меня большего.
   - Я требую только, чтобы вы вытащили меня отсюда!
   - Я вытащу.
   - Я торчу здесь уже полгода! Вы ни хрена ещё не сделали!
   - Вы здесь только три месяца, даже меньше. А что я сделал, гм... Я предпочитаю не рассказывать о своих методах.
   Энди лёг на спину и натянул одеяло до самого подбородка. Не хватало только обдолбанного адвоката со своими россказнями! И никаких вестей от Хью, никакой информации от остальных ребят. Вся работа, все контакты, всё оказалось бесполезно. Чёрт бы его побрал, этого сморщенного Стручка. Иногда у Энди складывалось ощущение, что тот использует его как бабочку, наколотую на булавку. Изучает, рассматривает, возможно, даже любуется. Но не стоит и думать о том, чтобы избавиться от булавки, проходящей через всё тело насквозь. Три недели до казни, даже не верится. Неужели он покинул умирающую планету только для того, чтобы встретить смерть в другом месте?
   - Энди? - окликнул его Стручок своим новым голосом. - Вы слышите меня?
   Энди повернул голову в его сторону. На раскрытой ладони Стручка лежала странная студенистая масса. Прозрачный комок с золотыми зёрнышками внутри. Рука Стручка слегка подрагивала и комок подрагивал в такт.
   - Если бы вы только знали, каких трудов мне стоило притащить сюда эту штуку!
   - Что это?
   - Это... - сказал Стручок и употребил длинное шипящее слово.
   Энди подумал, что зёрна внутри комка слизи похожи на кукурузные зёрна. Он вспомнил маисовые лепёшки из "Хижины дяди Тома" и подумал, что будет называть эту дрянь маисом. А Стручок продолжал:
   - Его ещё называют Королевской Бессонницей. Одной щепотки маиса достаточно для того, чтобы не спать по меньшей мере пару дней, полностью сохраняя работоспособность. Никаких побочных эффектов, только отложенный сон. В следующий раз вы проспите ровно столько времени, сколько пропустили. В качестве энергетика принимают до десяти доз единовременно. Превышение этого количества приводит к обратному эффекту. Половина того, что сейчас в моей руке усыпит вас на несколько недель. Вам придётся принять его целиком.
   - Чтобы провести последние недели во сне? Гуманно, ничего не скажешь.
   - Во сне? - не понял Стручок. - Но я не предлагаю вам уснуть. Я предлагаю вам умереть.
   - Вы... что?
   - Умереть, - пояснил Стручок. - Вы примете маис за несколько минут до казни. Я рассчитаю точное время приёма и напомню вам с помощью этой штуки, - он прикрепил на руку Энди небольшой стикер, - Это вроде таймера, в нужное время вы почувствуете лёгкое покалывание. Когда поступит сигнал, вы проглотите его целиком, не разжевывая. Смерть наступит за несколько секунд до того, как в ваш организм поступит яд от смертельной инъекции. Все реакции будут остановлены. Мы называем это малой смертью. Яд пройдёт сквозь ваше тело, не причинив вам вреда. Вы пробудете мёртвым десять минут, не больше. Сразу после этого мы вколем вам антидот.
   - Я не понимаю, - сказал Энди. - Если мне придётся принять эту дрянь, зачем нужен двойник?
   Стручок посмотрел на него с сожалением.
   - Вы отличный тактик, господин Энди Гдански. Но отвратительный стратег. Задумайтесь на секунду. Если мы заберём вас сразу после казни, кого они отправят в морг? Кого будут хоронить?
  
   47.
   Венди сидела в мягком кресле, стоящем рядом с огромным столом. На стеклянной поверхности стола, на стенном экране, на маленьком планшете, вмонтированном в оконную раму, было изображение одной и той же женщины. У неё была тонкая серая кожа, узкие глаза, вытянутый подбородок. Женщина была одета в ярко-красный костюм. Звали её Дару и она была консультантом "Левса". А если верить электронным сертификатам, чьи проекции были развешены по стенам, очень даже неплохим консультантом. Венди представила, скольким людям она уже рассказывала о восхождении. "Левс" предлагал своим клиентам подняться на большую тройку, вершины Наяр, Зана и Ладуг. В сети было множество отзывов, большинство восторженных. Специалисты отдела информации уверяли, что отзывы подлинные.
   Венди была уверена, что Дару никоим образом не связана с Калемом, слишком большой риск. Дару была профессионалом своего дела, и её задачей было отправлять людей в горы. Одни из её клиентов хотели только подняться на вершину, другие искали выход на производителей андроидов. Венди должна была изображать человека, который подбирает себе приключение. Пока она неплохо справлялась со своей ролью. Вместе с Дару они уже выбрали нужный маршрут, теперь консультант должна была рассказать о подробной программе. Дару попросила подождать несколько минут, пока она ответит на звонок. Она поставила видеоконференцию на паузу. На всех экранах появилось её статическое изображение. Венди пялилась на него уже полчаса и успела изучить каждую складку на костюме. Красный, корпоративный цвет "Левса". Сегодня, однако, на Дару была фиолетовая блузка с золотыми пуговицами. Что было снизу, брюки или юбка, Венди не знала. Она видела Дару только до пояса. В "Левсе" почему-то было не принято личное общение. Только видеоконференции, даже если консультант находился в соседней комнате.
   - Прошу прощения, госпожа Махолм, - сказала Дару, снова появляясь на экране. - Кофе?
   - Нет, спасибо, - сказала Венди.
   - Тогда продолжим. Итак, мы остановились с вами на вершине Наяр, жемчужине горной короны. Восхождение займёт в совокупности четыре месяца, большая часть которых будет отведена на плавную акклиматизацию. Наше путешествие начнётся на плато Аюр, куда вас доставят на флаере. Оттуда мы...
   Следующие двадцать минут Дару красочно расписывала предстоящий маршрут. Венди любила горы, но слушала вполуха. Мелодичный голос Дару навевал на неё сон, если бы на камеры, Венди уже опустила голову на стол и подремала. Ей приходилось всё время напоминать себе, что Дару следит за каждым её движением. Первый взнос уже был сделан, Венди подтвердила свою платежеспособность, но в задачи Дару входило контролировать клиента до полной оплаты. Горные путешествия стоили дорого, "Левс" замораживал серьёзную сумму для каждого туриста. Никто не хотел рисковать.
   Дару заговорила о страховке, плавно подводя Венди к необходимости заключить договор на дополнительную сумму. Баки, заядлый путешественник, предупредил об этом заранее и Венди пришла во всеоружии.
   - Я оформила спортивную страховку в "Арго". Страховая сумма пятьсот двадцать тысяч, включая выплаты наследникам. Кроме того, я сделала добровольный взнос в фонд "Живой мир".
   Она показала Дару коммуникатор. Договор с "Арго", договор с "Живым миром", выписка со специального счёта. Дару заметно успокоилась.
   - Отлично, значит, с этой стороны проблем не будет, - она спохватилась, что её слова могут быть истолкованы двояко и пояснила: - Я имею в виду, проблемы с альпинистским клубом Наяра. Иногда они могут требовать двойную страховку.
   Венди знала от Баки, что это не так, но ничего не сказала. Дару вернулась к программе:
   - На высоте четыре тысячи метров располагается лагерь Неру, он же первый лагерь. Там вы находитесь две недели, пока проходит акклиматизация. Следующий уровень это промежуточный лагерь Лаче, пять с половиной тысяч метров. Ещё неделю на отдых и вы делаете следующий рывок, самый большой за время экспедиции. Наша следующая точка это высота шесть тысяч метров. Там располагается Базовый лагерь.
   Венди показалось, что кто-то ударил её в грудь. Воздух вдруг резко закончился, горло сжал колючий спазм.
   - Как вы сказали? - спросила она. Консультант посмотрела на неё с вежливым интересом.
   - Базовый лагерь. Шесть тысяч три... вы в порядке?
   Венди не сразу смогла ответить.
   - Госпожа Махолм?
   - Всё в порядке.
  
   48.
   Андроид-двойник стоил несколько миллионов на чёрном рынке. Красивая кукла, напичканная электроникой, обошлась Энди почти вдвое дороже. Стручок уверял, что это реальная стоимость, но Энди был уверен, что тот просто берёт комиссию за свои услуги. Он так и не поверил в историю с этим Ровеном. Никто не работает бесплатно, даже в знак признательности.
   Энди попросил Стручка принести ему карандаш и бумагу. Если Стручок и был удивлён этой просьбе, он не показал вида. Письменные принадлежности давно были раритетом на Гекате. Стручку удалось достать только детский набор для рисования. Энди его вполне хватило.
   Он записал около тридцати комбинаций с кодами своих счетов. Национальный банк в Страбе, частный фонд Тревиса, полулегальные коммерческие организации в пустыне. Примерно треть своих денег Энди хранил в ценных бумагах, выпущенных на имя ничего не подозревающих пенсионеров из Каира. Пустынный город был для Энди чем-то вроде символа собственной власти. Когда-то таким символом был кабинет вплотную к серверной и сама серверная. Много позже своя квартира, куда можно было вернуться в любое время дня и ночи. А теперь крошечный город Каир, в котором было несколько десятков одноэтажных домиков. Если бы кто-то узнал, какой денежный поток проходит через Каир, это стало бы настоящим потрясением. Энди прятал деньги в пустыне, хороня их среди выбеленных солнцем камней. Была в этом какая-то неуловимая романтика.
   Стопка получилась внушительная. Сотни цифр и символов в самых разнообразных комбинацией. Энди думал, что Стручок будет возмущаться таким подходом, но он воспринял это как должное. Уже потом до Энди дошло, что Стручок получал от своих клиентов гораздо более затейливые пути к финансированию своих планов. А коды, записанные на бумажке, ну так что, бывает и посложнее. Расшифровка заняла у Стручка меньше недели. Он говорил, что закажет андроида сразу после того, как получит деньги, но Энди в очередной раз ему не поверил. Стручок явно сделал заказ гораздо раньше. Откуда он взял деньги и чем покрывал возможные риски, Энди интересовало мало. Стручок не выглядел человеком, который привык заниматься благотворительностью. Энди сомневался в том, что Стручок хотя бы раз в жизни сделал поступок из альтруистических побуждений.
   - Когда я получу своего клона? - спросил Энди.
   - Вы - никогда, - ответил Стручок. - Клона получим мы и передадим в руки управления. Если всё пройдёт удачно, вы никогда её не увидите. Его сожгут вместо вас в печи конгресса. Шесть с половиной миллионов гетов в огонь! Вы когда-нибудь видели, как горят такие деньги?
   Энди молчал и смотрел в пол. Стручок совсем развеселился.
   - Конечно, жизнь дороже. Но кто сказал, что таких денег стоит именно ваша жизнь? Я знаю немало тех, кому для выживания не хватило гораздо меньшей суммы.
   - Только не надо рассказывать про бедных страдающих детишек, - попросил Энди.
   - Я вовсе не хотел о них говорить. Но раз уж вы вспомнили об этом... В своё время мне пришлось побывать в детском больничном корпусе. Целое отделение неизлечимо больных детишек. Вирус кабу, если это вам о чём-то говорит. Страшная штука, к счастью, необычайно редкая. Если, конечно, мы можем употребить в данном случае слово "счастье".
   - Мне плевать... - начал Энди. Но Стручок уже его не слушал.
   - Я сразу решил, что это глупая идея, собирать всех детишек в одном месте. Как будто мы решили сделать резервацию для смертников.
   - Мне плевать! - заорал Энди.
   - Мне, признаться, тоже. Я не испытываю сентиментальных чувств ни к детям, ни к животным. Даже к женщинам. Впрочем, к женщинам я вообще ничего не испытываю.
   - Убирайтесь. Вы получили деньги, получили задание. Я не хочу слушать ваш бред.
   Стручок потёр кулаком подбородок. Он кружил вокруг кровати Энди, как коршун над добычей. То и дело он останавливался, хотел что-то сказать, но всякий раз сдерживался. Наконец, он не выдержал.
   - Я рассказываю это для того, чтобы вы поняли. Никакие деньги не помогут вам избежать смерти. Умереть вам всё равно придётся, пусть и на несколько минут. Вы отдаёте себе в этом отчёт?
   Энди открыл рот и уже хотел что-то сказать, но внезапное воспоминание пронеслось перед глазами, как яркая вспышка. Это был какой-то очень далёкий сон, девушка в коридоре, которая спрашивала его о музыке. О чём она спросила сразу после этого?
   - Это смерть, - сказала она. - Они говорят, что это просто забвение, но это смерть. Я знаю это. Ты отдаёшь себе в этом отчёт?
   Энди сжал голову ладонями. Он судорожно пытался вспомнить, что было написано на бейдже девушки, приколотом к её воротнику, но в памяти всё расплывалось на части, он не мог даже вспомнить, как выглядело её лицо.
   - Это не по-настоящему, - повторил он почти забытую фразу из своего прошлого. Стручок удивлённо на него вскинулся.
   - Простите?
   - Меня здесь нет! Я не могу умереть! Я хочу выжить!
   Стручок подошёл к Энди, сел рядом на кровати и взял его за подбородок. Силой заставил его взглянуть на себя.
   - Я понимаю вас. Вы можете мне не поверить, но я... я понимаю вас. Я уже использовал маис в точно такой же ситуации. Тогда я всё сделал правильно. Но мой клиент, он... Он не захотел умирать. Страх смерти был настолько силён в нём, что смерть в итоге победила. Он не умер от своей руки и его убил палач. Я уже говорил, что лишён сентиментальности. Но я слишком ответственно подхожу к своей работе. И если вы... Если у вас не хватит духа принять маис, мне придётся уйти на покой. Я не смогу работать, зная, что не спас двоих человек. Одного достаточно. Вы поняли? - он сжал подбородок Энди. - Поняли?
   - Я понял, - сказал Энди. Он спокойно посмотрел в глаза Стручку: - Я не хочу умирать. Но я не боюсь смерти.
  
   49.
   Впервые за месяц Хью захотелось есть. Голод был настолько сильным, что желудок свело множественными спазмами. Накатила сильная слабость. Хью попробовал дотянуться до кнопки вызова медсестры, но ему не хватило сил. Тогда он уткнулся лицом в подушку и захныкал.
   Лаура пришла через несколько минут, но не одна, а вместе с доктором Кари, знакомым Хью по предыдущей операции. Кари было хорошо за шестьдесят, он был крепкий, как скала и так и лучился здоровьем. Он снял показания приборов ручным сканером, бегло осмотрел Хью и что-то быстро сказал Лауре на медицинском диалекте. Она кивнула.
   - Вы голодны?
   Хью не смог произнести ни звука. Лаура переглянулась с Кари.
   - Принесите ему стандартный завтрак.
   Лаура бесшумно выплыла из палаты. Кари пробыл с Хью ещё некоторое время, сделал ему инъекцию в бедро и ушел раньше, чем вернулась Лаура. После укола Хью почувствовал себя значительно лучше. По крайней мере, его больше не тошнило. Когда Лаура вкатила в палату тележку с подносом, он нашел в себе силы поднять голову. Еда была совершенно безвкусной.
   Следующие несколько дней Хью только ел, хныкал и жаловался Лауре на то, что еды слишком мало. Через неделю его перевели на другое меню, но в сущности изменились только размеры порций. Голова у него больше не болела, остались только тянущие боли в руках и ногах. Доктор Кари, который теперь навещал Хью через день, говорил, что это скоро пройдёт.
   Через два месяца после того, как Хью попал в больницу, впервые он почувствовал в себе достаточно сил для того, чтобы встать на ноги и подойти к окну. Он ожидал увидеть там что угодно, тюремный сад, вооруженную охрану, вышки снайперов, но только не детскую площадку. Хью с недоумением посмотрел на Лауру, которая как раз убирала посуду после завтрака.
   - Там дети, - сказал он.
   - Это начальная школа Хайдекса. По утрам у них занятия спортом. Если вам мешает шум, вы можете включить звукоподавление и опустить щиты на окна. Изображение будет проецироваться прямо на щиты. Вы можете выбрать любой канал из списка, пульт на столе.
   - Хайдекса? - переспросил Хью, - Но тогда, получается, мы не в Страве?
   - Это Хесел, - коротко сказала Лаура. - Экспериментальная больница Хесела. Вы находитесь в отделении биомеханики.
   Хью вернулся в кровать и откинулся на подушку.
   - Хесел, - повторил он. Лаура забрала с тумбочки пустую чашку.
   - Хотите ещё кофе? Доктор Кари не разрешает, но я могла бы...
   - Да, пожалуйста, - сказал Хью. Кофе ему совершенно не хотелось, но он просто не знал, что ещё сказать. Когда за Лаурой бесшумно закрылась автоматическая дверь, он всё также неподвижно смотрел в потолок.
  
   50.
   В кабинете Баки было темно. Электричество отключилось ещё с утра, резервные генераторы отрубились час назад. Венди хотелось видеть в этом какой-то смысл, возможно, даже криминальный заговор, но она понимала, что здесь нет ничего подобного. Здание полицейского управления было старым, свет стабильно отключался раз в несколько месяцев. Вышестоящее руководство давно обещало выделить бюджет на ремонт электрики, но всегда находились какие-то срочные расходы. На памяти Венди это было самое длительное отключение. Свет редко гас дольше чем на пару часов.
   Венди включила диодный фонарик и прикрепила его к стене. Успела подумать, что надо бы вписать в личную декларацию расходы на батарейки. Она села на краешек стола и открыла папку с документами. Коммуникатор почти сел. Конечно, можно было спуститься к машине и зарядить от аккумулятора, но Венди не хотела уходить из кабинета. Здесь было уютно. Тихо шелестели часы на стене, перещелкивались секунды, раз в несколько минут тихий писк сообщал о том, что часы работают от автономного источника питания. Венди достала термос с кофе и сделала глоток. Кофе ещё не успел остыть и остро пах чем-то пряным. Кофе всегда готовил Махатма. У него вообще лучше получалось и с готовкой, и с уборкой.
   Баки уехал в администрацию за очередным обещанием "сделать что-то со светом". Венди ждала его уже больше часа и с трудом удерживалась от того, чтобы позвонить. Нет, никаких звонков, никакой переписки, только личное общение. Баки был единственным в управлении, кто знал о том, какую операцию перенесла Венди. Венди не рассказывала ему про Базовый лагерь, но это и не требовалось. Баки достаточно было знать о том, что Венди перенесла тяжелую болезнь, а теперь была почти здорова. Сейчас Венди требовалось сообщить ему свои соображения и она понятия не имела, с какой стороны к этому подойти. Сказать прямо, что подозреваешь Базовый лагерь в связи с преступниками? Или о том, что Базовый лагерь может оказаться просто преступной организацией? Венди ломала голову уже несколько дней и только сейчас решила поговорить с Баки. А он оказался в администрации. Теперь ещё ждать и ждать.
   Вчера Венди до полуночи изучала документы по "Левсу". Восхождения, точки перехода, клиентура. Она буквально видела, как кусочки мозаики один за другим встают на свои места. Вот Калем, хозяин "Левса", а вот его племянница Альма и её муж Леб. Их сын Трои входит в правление фонда Базового лагеря. Благотворительные ужины, поддержка детских больниц, премии года для лучших волонтёров. Когда-то Венди прочитала фразу "Благотворительность это лучший бизнес" и только сейчас поняла её смысл. Трои был бизнесменом, а не филантропом. Он занимался распределением финансовых программ, учреждённых фондом Энди Гдански. Часть денег уходила на покупку оборудования, часть на нужды самого центра. В открытом финансовом отчете были данные до последнего гета. И всё же, было что-то ещё. Венди была в этом уверена.
   Она вспомнила, как первый раз переступила порог Базового лагеря. Просторный холл, мягкая музыка, стены, инкрустированные мозаикой. Тогда ей даже не пришло в голову, зачем медицинскому центру нужна такая роскошь. А что насчёт апартаментов, в которых она провела почти полтора года? Это был скорее номер дорогого отеля, чем больничная палата. Но тогда Венди не задумывалась о таких вещах. На память пришли слова отца, когда он впервые посетил Базовый лагерь. Он сказал "да это настоящий дворец". В тот раз Венди не придала его словам особого внимания. А сейчас только об этом и думала.
   Баки пришёл, волоча за собой комнатный генератор. Венди достаточно было одного взгляда на его лицо, чтобы понять, электричества не будет ещё долго. Она отошла в сторону, чтобы Баки мог установить и подключить генератор. Раздалось громкое гудение, которое быстро перешло в еле слышное потрескивание. Свет больно ударил по глазам, включился компьютер, заработал детектор дыма.
   Баки тяжело опустился в кресло, откинулся на спинку и положил ноги на стол. Венди, которая сидела на краешке, подвинулась, чтобы не испачкаться о грязные подошвы. И где только Баки умудрился найти чёрную жижу посреди города? Венди негромко его окликнула.
   - Эй!
   - Ни слова больше. Я шесть часов подряд общался с самыми выдающимися мудаками, которых только когда-либо выталкивало женское чрево. Эти выродки... - он увидел термос, открутил крышку и сделал большой глоток. - Слушай, я не могу понять, это случайность, или их отбирают по какому-то особому признаку? Я в жизни не видел нормального чиновника. Даже в совете по личной безопасности...
   - Баки, послушай...
   - Нет, это ты послушай. Я говорю им, что у меня двести человек сидят в темноте, что работа стоит, что...
   - Баки, это важно!
   Баки закрыл глаза и скрестил руки на груди.
   - Говори. Только учти, что я...
   - Ты должен посмотреть.
   Венди достала из папки распечатанную фотографию и положила её на стол перед Баки. Тот ещё некоторое время просидел с закрытыми глазами, потом тяжело вздохнул и подался вперёд. Он взял фотографию за кончик и долго рассматривал сонным взглядом.
   - И кто это?
   - Его зовут Богомол, - сказала Венди и тут же поправилась: - Канти. Он возглавляет совет правления фонда "Базовый лагерь". Я рассказывала тебе про него. Он... его фонд вылечил меня. Только тогда у меня не было всей информации. А теперь есть.
   Венди стала выкладывать на стол один документ за другим. Краткое досье Богомола, копия с его открытого счета, фотография бывшей жены, фотография самого Богомола до аварии и после аварии. Стопка бумаг росла, Баки смотрел на неё остекленевшим взглядом. Он явно хотел что-то спросить, но никак не решался. Наконец, Баки собрался с духом:
   - И ты так просто мне его отдаёшь?
   - Поверь, мне это не так просто. Он мой друг. Или почти друг.
   - Тем более.
   Венди передвинулась с краешка к центру стола, смахнула рукой термос, вовремя успела подхватить. Баки смотрел на неё не отрываясь и ждал, что она скажет.
   - Дело не в дружбе, - наконец, сказала Венди. - Он ничем меня не обидел и не насолил, если тебя это интересует. И вовсе я не такая правильная и справедливая, как ты думаешь.
   - Я так не думаю.
   - Тем более, - сказала Венди с его интонацией. - Дело то в другом. Если Богомол... в смысле Канти действительно связан со всем этим, значит, он обманывал меня всё это время. Использовал меня. Спрашивал, какие дела я сейчас веду, чем я...
   - Ты говорила ему, чем занимаешься?!
   - Да. Думала, это важно для процесса реабилитации. Глупо, я понимаю. Не знаю только, во сколько этому центру обошлась моя операция, но думаю, они отбили каждый гет. Но он...
   Баки выпрямился в кресле и быстро замахал обеими руками.
   - Подожди. Подожди.
   - Что ты...
   - Тихо. Об этом... обо всём этом никто не должен узнать. Если наверх просочится информация о том, что ты снабжала информацией преступников, тебе несдобровать. Нам... Нам всем. В лучшем случае они избавятся только он нас с тобой. В худшем и куда как более реалистичном - от всех нас, всего управления.
   - Но я...
   - Суд примет во внимание твоё желание сотрудничать. Может быть примет. Но твоя история болезни, вся эта история с центром. Документы! Хоть какие-нибудь. Они есть?
   Только сейчас до Венди дошло, что Баки имеет в виду. Базовому лагерю удалось обмануть даже федерацию. У неё не было ни истории болезни, ничего. Богомол объяснил, что все эксперименты Базового лагеря это чистой воды энтузиазм и официальное медицинское сообщество может не одобрить многие методики. Тогда это казалось ей само собой разумеющимся, она вообще не задумывалась о том, как это сделали. И зачем. Главный вопрос зачем. Зачем Богомолу потребовалось так тщательно скрывать информацию о её болезни? Он изъял даже детскую историю. Все факты, все данные. Но есть кое-что ещё. Венди воспрянула духом и схватила Баки за руку.
   - Он... они не знают, что я рассказала тебе про операцию. Я не рассказывала им про тебя.
   - И что это нам даёт? - спросил Баки и заговорил резкими отрывистыми фразами: - Нет, не отвечай. Ничего не говори. Ничего... не делай. Нам нужно как-то выпутаться из этого. Самостоятельное расследование. Только наше с тобой. Без проведения по документам. Без отправки статистики.
   Он немного помолчал, барабаня пальцами по столу и продолжил:
   - Ты отправишься на этот Наяр и постараешься попасть в Базовый лагерь, или как он там называется. Это... Может сработать. Никогда не знаешь, что в голове у федералов, но это и правда может сработать. Если ты преподнесёшь им фабрику андроидов, они закроют глаза на всё остальное. Этический совет... Слишком серьёзно. Но... это может быть опасно.
   - Это определённо будет опасно, - сказала Венди. - Больше никаких связей с Энди Гдански, это может всё нам испортить. У меня есть около двух тысяч сбережений. Сможешь добавить ещё восемь? Как я понимаю, мы не сможем больше залезать в бюджетные деньги. По крайней мере, до конца расследования.
   Баки вдруг развеселился. Он посмотрел сначала на Венди, потом на мерцающий светильник над головой.
   - Электричество, - сказал он. - Я рассчитывал купить сегодня хотя бы ещё один генератор. Но, думаю, мы сможем пережить ещё какое-то время. Кофе из термоса тоже неплохо, если разобраться. А у меня есть резервный фонд на двенадцать тысяч гетов. Подарки, заказ еды, мелкие ссуды. Пол процента ваших налоговых вычетов за последние восемь месяцев.
   - Ты ничего не говорил про этот фонд, - сказала Венди.
   - Неделю назад мы отмечали день рождения Пару. Думаешь, деньги дал сам Пару? А зимний праздник, а... Я чертовски экономный сукин сын, но и у меня бывают финансовые затруднения. Резервный фонд это настоящее спасение. В конце года я восполняю всю сумму из бюджета по статье "личные расходы". Если сумма превышает пятнадцать тысяч...
   Венди протестующе взмахнула рукой:
   - Только не начинай рассказывать про свои бухгалтерские заморочки. Я всё равно ничего не пойму, только взбешусь. Так ты сможешь найти восемь тысяч?
   - Десять, - сказал Баки. - Не трогай свои сбережения. Помнишь главное правило? Никогда не смешивать работу и личную жизнь. И нет, я тоже вовсе не такой правильный и справедливый, как ты думаешь. Просто если что-то пойдёт не так, деньги тебе понадобятся, чтобы нанять адвоката.
   Баки похлопал Венди по руке, встал с кресла и уже собрался идти, но она его остановила.
   - Баки... Энди Гдански. Суд назначен на завтра. Мы можем, ну... Сделать что-то?
   Баки посмотрел на неё, ничего не сказал и только наклонил голову вниз. Венди опустилась в его кресло и закрыла лицо руками. Так она просидела несколько минут. Когда она опустила руки на стол и выпрямилась, Баки в кабинете уже не было.
  
   51.
   Судью Таноса неделю подряд мучила головная боль, поэтому перед заседанием он выпил двойную дозу обезболивающего. Боль отступила, но добавилось неприятное тянущее ощущение в животе. Грег весил на полсотни килограммов больше нормы, постоянно сидел на диетах и трепетно относился к любым изменениям в своём желудке. Он решил сходить к врачу сразу после заседания и попросил своего секретаря записать его на приём. Единственный врач, которому судья Танос доверял своё здоровье, жил в двух часах полёта на флаере и не ездил по вызовам. Танос с ужасом думал о том, как отнесётся его желудок к такому перелёту.
   Дело обещало быть лёгким. Так как на скамье подсудимых сидел не уроженец альянса, а чужак, свалившийся как снег на голову неизвестно откуда, не было ни журналистов, ни зевак. Всей пишущей братии оставалось довольствоваться только предстоящей экзекуцией, судебные разбирательство проходили за закрытыми дверями. Танос считал журналистов стервятниками и искренне ненавидел. Он всегда радовался, когда внутренние распоряжения запрещали им даже взглянуть на обвиняемых.
   Танос вошёл в полупустынный зал, кивнул судьям Нюку и Небуле, единственной женщине-судье, которую он знал. Небула была злобной стервой с отвратительно высоким голосом. Её ненавидело всё судебное управление, но все признавали, что Небула профессионал своего дела. Танос полагал, что ей гораздо больше пошёл бы костюм прокурора, чем судьи. Но Небула никогда не позволяла эмоциям возобладать над истиной. Её приговоры были точны и беспристрастны. За весь срок в судейском кресле Небула не заработала ни одной жалобы. Апелляций тоже не было. Адвокаты просто не находили, за что можно зацепиться в её безупречных решениях.
   - Виновен, - сказала Небула, едва только Танос показался в дверях. Нюк тронул её за руку:
   - Но мы же ещё не начали...
   - Я ознакомилась со всеми документами по делу.
   Нюк крякнул. Танос сел в кресло между ним и Небулой. Повернулся к ней лицом и постарался придать своему голосу почтительную вежливость:
   - Так вы полагаете...
   - Я ничего не полагаю. Я знаю. Подсудимый заработал себе смертный приговор ещё два года назад.
   Танос понял, что с ней лучше не спорить. В сегодняшнем заседании слово в любом случае останется за Небулой, она занимала роль судьи-председателя. А раз так, зачем лишний раз трепать себе нервы? Он поморщился, прислушиваясь к ощущениям в животе. Небула не подведёт, она знает своё дело. А если так, может быть удастся добраться до доктора раньше на час-другой. Эта мысль принесла облегчение, даже желудок стал болеть меньше. Танос решился:
   - Вы не возражаете, если мы хотя бы введём подсудимого в зал? Необходимо соблюсти формальности.
   - Разумеется, - Небула подняла костлявую руку с колокольчиком на запястье и встряхнула кистью. Раздался мелодичный звон. Секретарь, который мирно дремал в первом ряду, стряхнул сонное оцепенение и постарался раскрыть глаза как можно шире. Небула махнула рукой в его сторону: - Сообщите, пусть приведут преступника.
   Нюк ожесточённо потёр подбородок. Он был осторожен вплоть до паранойи и боялся, как бы лишнее слово не послужило поводом к служебному разбирательству. Чёрт бы побрал эту бабу, как она может употреблять термин "преступник", если приговор ещё не вынесен? Конечно, в зале не было журналистов, но мало ли что может случиться. Этот секретарь, молодой дурак, может проболтаться в любимом кабаке за стаканом пива, а дальше будет запрос данных с камер, запрос отчетов и разборки, разборки, разборки. Даже если наблюдатели ничего не найдут, они попортят немало крови. Чёртова Небула!
   Бесшумно открылась автоматическая дверь в конце коридора. Двое надзирателей ввели низкорослого человека с медно-глянцевой кожей и абсолютно гладкой головой. Его лицо было до глаз закрыто красной тряпкой. Когда человека усадили в кресло, он одним движением содрал тряпку и сжал её в руке. Никто из судей не видел до этого момента Энди Гдански и сейчас все трое не удержались от вздоха изумления. И как только может существовать настолько отталкивающее существо! Взгляд судьи Таноса был прикован к глазам Энди. В первый момент он обратил внимание на белки. Крошечный голубой кружок с чёрной точкой посередине плавает по белому полю. По белому, боже ты мой! Танос почувствовал, что его ещё и тошнит.
   - Обвиняемый ознакомлен со своими правами? - спросил Нюк подозрительно спокойным голосом. Ему ответил секретарь:
   - Да, господин судья.
   - А где его адвокат?
   - Подсудимого отказались защищать адвокаты, прошедшие государственную и федеральную аттестацию. Его консультирует господин Вега, но он не является практикующим юристом и не имеет права присутствовать на слушании. Он подготовил всю документацию и передал её...
   - Я получила документы, - перебила его Небула. - И ознакомилась с ними в установленном порядке. Ничего, что могло бы повлиять на решение.
   - Но если там...
   - Там нет ничего, что относится к делу, - ледяным тоном произнесла Небула.
   Тален и Танос обменялись понимающими взглядами. Танос осторожно коснулся рукой колена Талена. Это был их условный знак, нечто среднее между "держись" и "не обращай внимания на эту суку".
   Секретарь зачитал список преступлений, совершённых Энди Гдански. На обычных заседаниях этим должен был заниматься прокурор, но если не было адвоката, не было и прокурора. Небула не отрывала взгляда от лица секретаря. Тот был бы порядком изумлён, если бы узнал, что это чопорная и сухая женщина испытывает к нему настоящую страсть. Секретарь был помолвлен с Ликти, дочерью Таноса и тяготился этой помолвкой. Он был молодым человеком с капризным лицом и огромными наивными глазами ребёнка. Его всегда тянуло к женщинам постарше. Но судья Небула? Он не смел даже думать о ней.
   - Виновен по всем пунктам, - сказала Небула, едва он закончил. Секретарь опустил коммуникатор, тот так и задрожал в его руке.
   - Согласен, - сказал Танос. Осторожный Нюк решил уточнить детали:
   - Это всё? Больше никаких данных?
   Секретарь быстро пробежался пальцами по экрану коммуникатора.
   - Есть ещё прошение от этического совета. Они просят выдать им Энди Гдански.
   - Бред! - фыркнула Небула, - Только не говорите мне, что совет и федерация не смогли найти общий язык.
   - Видимо, хотят показать свою заинтересованность, - сказал Танос. - Иначе зачем он им?
   Нюк поднял палец и несколько раз попытался что-то сказать. Он немного заикался и другие судьи ждали, пока он нормально заговорит.
   - Мне поступила информация о том, что Энди Гдански связан с фабрикой андроидов.
   В зале заседаний повисла тишина. Первой не выдержала Небула.
   - Гипотетической фабрикой андроидов, - резко сказала она. - И у нас нет никаких подтверждений тому, что...
   - Она существует, - закончил за неё Танос, но таким тоном, что было неясно, вопрос это или утверждение. Он, не отрываясь, смотрел на Энди. Энди выдавил из себя широкую улыбку. Таноса снова затошнило. Он махнул рукой секретарю.
   - Свяжитесь с этическим советом. Скажите, что у нас нет никаких подтверждений тому, что Энди Гдански имеет отношение к их, - он замялся, - вопросам. Скажете, что Энди Гдански будет казнён.
   Нюк удивлённо посмотрел на Таноса.
   - Но я ещё не выразил своё согласие с приговором.
   - А ты собираешься подать возражение против двух голосов?
   - Трёх, - сказала Небула. - Голос председателя судейского совета приравнивается к двум.
   - У меня всегда были нелады с математикой.
   Ещё одно прикосновение к колену. Нюк крепко зажмурился, сделал вдох, открыл глаза.
   - Согласен.
   Секретарь нажал панель справа от себя, и сверху медленно опустилась светящаяся панель с постановлением суда. Посредине её горел синий прямоугольник с силуэтом ладони. Судьи по очереди приложили руки к силуэту, и каждый раз вокруг синего прямоугольника вспыхивала ярко-красная рамка. Последней руку приложил секретарь, которому для этого потребовалось встать со своего места. Когда он оказался рядом с панелью, он коснулся бедром ноги Небулы. Повернулся к ней, хотел пробормотать извинения, но наткнулся на обжигающий взгляд её изменившихся глаз. Это так его изумило, что до самого конца заседания он не смог произнести ни слова. Этим же вечером судья Небула затащила его в постель. Наутро секретарь разорвал помолвку и взял неделю отпуска. Танос, который так и не попал к врачу и чувствовал себя отвратительно, был в ярости. Он пообещал дочери "разобраться с этим сукиным сыном", но когда узнал, с кем секретарь проводит ночи, остыл и успокоился. Связываться с Небулой - себе дороже. А дочь найдёт себе более подходящего мужчину.
  
   52.
   Лаура вошла в палату Хью, толкая перед собой тележку, накрытую металлическим куполом. Хью приподнялся на локтях и посмотрел на часы, вмонтированные под потолком. Два часа ночи, явно не лучшее время для процедур. Кроме того, доктор Кари ничего не говорил о новом лечении. Хью вопросительно посмотрел на Лауру.
   - Простите, что приходится будить вас, - сказала она.
   - Я не спал. Но почему вы...
   - У меня приказ.
   - Приказ?
   Лаура нажала панель в углу тележки и купол сложился, как карточный домик. Под ним оказался странного вида прямоугольный прибор с чёрной глянцевой поверхностью. Лаура пробежалась пальцами по его краям и на чёрном поле вспыхнули белые всполохи. Побежали строки текста на незнакомом языке. Хью подался вперёд.
   - Что это?
   - Это ваше рабочее место, господин Хью.
   - Моё... что?
   Лаура присела на стульчик, стоящий рядом с тумбочкой. Поправила подушку под спиной Хью, смахнула с его плеча несуществующую пылинку.
   - Меня зовут Лаура Крони, господин Хью.
   - Я прочитал.
   - Я старший инженер, - сказала она. Её голос показался Хью каким-то чересчур торжественным. - Я думаю, вы уже поняли, что это не обычная больница. Поняли, так ведь? - она не дождалась ответа и продолжила, - Мы проводим широкие исследования человеческого мозга. И не только человеческого. Эта тема не так широко освещается, но вам я имею право это сказать. У вас есть доступ. И вы... наш пациент.
   - Я здоров, - сказал Хью. - И я не понимаю, что...
   - Нас заинтересовали ваши способности в области программирования. Что бы ни говорили, но это творческая профессия. Нас интересуют любые проявления творчества. Теперь вы работаете на нас.
   Хью не знал, что сказать. Он вспомнил жест Энди и покачал головой.
   - Нет, я... А что говорит доктор Кари?
   - Он только ваш лечащий врач. В его обязанности не входит... дальнейшая коммуникация
   - И что я должен делать?
   - Для начала вы должны изучить данные по работе терминалов у внешнего купола. Пассажирский траффик около двух миллионов в сутки, прибытие из разных точек, разные виды транспорта. Сейчас терминал контролируют сорок диспетчерских центров, задействованы сотни операторов . Напишите алгоритм, который позволил бы автоматизировать этот процесс. Это ваша задача на ближайшие два месяца.
   Хью ещё раз посмотрел на Лауру, прокрутил в голове полученную информацию и сел в кровати. Он придвинул к себе тележку и положил руки на глянцевую панель. Внутренний язык федерации, подумать только! Пожалуй, это будет интереснее чем взлом навигаторов. Впервые после смерти Хлои он чувствовал интерес к жизни.
   - Вам потребуется что-то ещё? - спросила Лаура.
   - Да, - ответил Хью, не поворачиваясь, - Кофе, много кофе. И курительную смесь.
   - В палате нельзя курить, - сказала Лаура.
   - И ореховую пасту. Проследите, чтобы она была с лимонным вкусом.
   Лаура молча выскользнула из палаты. Через четверть часа Хью получил всё желаемое, но даже не заметил этого. Он растворился в новой сети и был счастлив, как червяк в яблоке.
  
   53.
   Энди лежал, привязанный к высокой каталке и чувствовал, что он разделился на две части. Одна его часть переживала всё происходящее в настоящем времени, другая наблюдала сверху, как будто с множества камер. Ему казалось, что он видит самого себя со стороны, видит свою кожу, лицо, голову. Ощущение было странным и вызывало неясный зуд где-то в области затылка. И это казалось удивительно знакомым, как будто Энди уже не раз переживал нечто подобное. Предыдущей ночью он почти не спал и думал, что смутные воспоминания вызывает чувство собственной беспомощности. Энди был в чужих руках, его жизнь зависела от других людей, он больше не принадлежал сам себе.
   - Меркурий, - неожиданно произнёс Энди вслух. Женщина, стоящая рядом с ним вздрогнула. Он бросил на неё быстрый взгляд и закрыл глаза. - Меркурий.
   Как назывался тот, другой небоскрёб? Энди помнил, что на его фасаде сияли яркие зелёные буквы. Этот небоскрёб был меньше других, его стены были из бутылочно-зелёного стекла.
   - Райку, - сказал Энди. Это название его напугало. Он снова посмотрел на женщину и сказал, обращаясь уже к ней: - Райку!
   Женщина ничего не сказала. Энди закрыл глаза и стал вспоминать, как оказался в этой комнате. Это оказалось не так легко, воспоминания распадались в памяти. Прошло меньше часа, а он уже с трудом мог вспомнить, что делал сегодня утром. С его головой творилось что-то неладное, горло будто перехватывала ледяная рука. Он не хотел думать о том, где находится, не хотел думать о том, что было до этого. У него раскалывалась голова.
   - Меня здесь нет, - бормотал он и продолжал вспоминать. - Это не по-настоящему!
   Стручок велел Энди положить в рот комок маиса сразу перед судебным заседанием и Энди перекатывал его из-за одной щеки за другую, когда конвоиры вели его по коридору. Маис был совершенно безвкусным, но липким и маслянистым, отчего Энди хотелось постоянно выплюнуть эту дрянь. Его щека раздулась, как при флюсе, но никто из конвоиров ничего не заметил. Они все старались избегать смотреть на лицо Энди, слишком противоестественным оно им казалось. Перед тем, как ввести Энди в зал суда, один из конвоиров повязал ему красную бандану.
   - Там будет женщина, - сказал он. - Судья Небула. Нехорошо, если женщине станет плохо.
   Энди сказал, куда может отправляться женщина, судьи и конкретно он, конвоир со сломанной носовой пластиной. Тот старательно сделал вид, что ничего не расслышал. Его предупреждали, что подсудимый может попытаться устроить какую-то провокацию. Животное в капкане, только и всего. Энди назвал конвоира Маркусом в честь черного любовника какой-то киношной суки в кожаных шмотках. Маркус был заядлым охотником. Большая часть его жалованья уходила на охотничью атрибутику. Даже сейчас на нём были штаны цвета хаки и ботинки с шипованными подошвами. Энди понятия не имел, как конвоиру удаётся игнорировать строгие требования к униформе. На руке Маркуса был широкий браслет, скрученный из зелёной верёвки. Браслет и привлёк внимание Энди.
   - Парень, как насчёт последней просьбы?
   - Тебя ещё не осудили, - сказал конвоир. Он почувствовал укол жалости. Всем давно было известно, какой приговор вынесут судьи. Кроме того, конвоир ещё ни разу в жизни не водил смертника.
   - Мне нравится твой браслет. Я бы хотел его иметь. По крайней мере, несколько часов, до самой казни. Потом ты сможешь забрать его обратно. Если, конечно, не брезгуешь снять его с мёртвого тела. Это не будет мародёрством, уверяю тебя.
   Конвоир ничего не ответил и легонько подтолкнул Энди в спину. А того словно что-то подмывало. Ему во что бы то ни стало захотелось заполучить браслет.
   - Ну, что тебе стоит? Это даже не подарок, это аренда. Несколько часов, не больше того. Хочешь, я скажу палачу, чтобы он сам снял его с моей руки?
   - Мне запрещено давать заключенным какие-то вещи. Кроме тех, что им полагаются по закону.
   - Брось, я не обычный заключенный. Меня убьют. Как часто у вас проводятся казни? Сколько раз ты вёл по этому коридору приговорённых к смерти?
   Вопрос попал в больное место. Конвоир тяжело задышал. Он быстро стащил браслет с руки и надел его на руку Энди, чуть повыше электронного таймера и наручников из армированного пластика.
   - Спасибо. Нет, правда. Я почти счастлив. Верну тебе его, как только...
   - Не надо. Он останется с тобой до конца. Это... моя дань уважения.
   - Уважения к преступнику?
   - К мертвецу. Не хочу, чтобы ты терзал меня по ночам.
   Энди любовно посмотрел на браслет. Одно движение и у тебя было три метра паракорда. Сколько там усилия на разрыв? Двести килограмм? Триста? Но Энди не собирался расплетать браслет, он просто носил его на руке. Ещё несколько часов и вся его жизнь разделится на до и после смерти. Браслет должен был стать символом предыдущей жизни, второй по счету. Первая жизнь Энди началась и закончилась на Земле. Казалось, Москва, отдел информационных технологий, "Megahard", заснеженная дорога, кофе и готовые блинчики, всё было воспоминаниями чужого человека. Интересно, что будет после казни и того, что Стручок называл "малой смертью"? Одна личность погибнет, чтобы дать жизнь второй? Энди снова перекатил во рту маис. Маслянистая фактура куда-то исчезла, больше всего маис напоминал комок жевательной резинки. Теперь ему стоило немалых трудов не начать его пережевывать. Тщательно подавленный страх постепенно прорывался куда-то вверх.
   Судебное заседание Энди видел, как в тумане. Его жизнью распоряжалась троица уродов, выглядевших как герои старых комиксов. Он запомнил костлявую ведьму по имени Небула, отметил про себя, что такая баба никогда в жизни не грохнется в обморок. Имена вертлявого хлыща и жирного старикана не отложились в памяти. Промелькнул и исчез образ секретаря, холёное лицо, шикарный костюм, сияющие туфли с золотыми пряжками. Кажется, старикан пытался пошутить, хлыщ юлил и чего-то опасался, Небула то и дело встряхивала рукой, и в зале суда раздавался переливчатый звон колокольчика. Когда секретарь зачитывал список его прегрешений, Энди изучал узоры на потолке. Ему казалось, что он оказался в самолёте, который резко теряет высоту. Пассажир ничего не контролирует и никак не может повлиять на то, что произойдёт дальше. Значит, остаётся полагаться только на мастерство пилота. В данном случае, на мастерство Стручка. Энди вспомнил, как в Москве он сравнивал свою жизнь с мчащимся поездом, и ему снова сдавило горло. Поезд, самолёт, какая в сущности разница, если от тебя ничего не зависит. Он нащупал языком комок маиса. Это его немного успокоило.
   Энди не знал, что судей трое, поэтому счёл судьёй только говорливую бабу Небулу. Она зачитала приговор, оставила свой отпечаток ладони, похабно посмотрела на смазливого секретаря. Последнее почему-то возмутило Энди. Эта сука только что приговорила его к смерти, а сейчас заигрывает с этим мальчишкой! Он снова натянул платок на лицо.
   Конвоир отвёл Энди в небольшую комнату, залитую ярким зелёным светом. Его уложили на каталку и зафиксировали руки и ноги пластиковыми зажимами. Оттуда Энди повезли по длинным узким коридорам, где каждые двадцать метров надо было проходить через перекрещенные лазерные лучи. Когда каталка въезжала в световую завесу, раздавался тонкий писк. Лучи скользили по лицу Энди, больно били по глазам и заставляли каждый раз вздрагивать от неожиданности. Он сжимал в кармане стеклянную фигурку, но она не помогала. У него вдруг несильно заболел зуб, но даже этой боли было достаточно, чтобы привести Энди в отчаяние. В глазах и носу отчаянно защипало. Энди повернул голову направо, увидел отвратительное лицо одного из конвоиров и передумал плакать. Только не перед этими монстрами. Гребанные нелюди.
   Ещё одна комната, тоже маленькая и зелёная. Одна стена была стеклянной, за ней был виден какой-то механизм и множество прозрачных труб. По трубам сновало густое светящееся вещество, которое то мерцало, то ярко вспыхивало. Из-за стены доносился невнятный гул и потрескивание, как от радиопомех.
   Энди освободили от зажимов на каталке и переложили на высокую пластиковую кушетку. С обеих сторон кушетки поднялись и опустились металлические скобы, фиксирующие руки, ноги и грудную клетку. Скобы на груди сдавили так, что Энди сложно было сделать вдох. К нему подошла женщина в бирюзовом комбинезоне, провела пальцами по панели в основании кушетки и скоба стала свободнее. Энди сделал глубокий вдох и посмотрел на женщину. Высокий рост, треугольное, почти эльфийское лицо, огромные глаза. Из-за зелёного света лицо женщины тоже казалось зелёным, но отчего-то это не казалось отталкивающим. Энди вспомнил сказку про Изумрудный город. Не хватает только зелёных очков, чтобы всё встало на свои места.
   Вместо очков женщина достала из застеклённой ниши пластиковую маску, от которой в стену уходили две тонкие переплетённые трубки. Она повертела маску в руках, посмотрела на Энди, поправила трубочки и слегка уменьшила центральный фильтр. Раздался короткий звуковой сигнал. Конвоиры один за другим вышли из комнаты. Тихо опустилась автоматическая дверь. Энди остался наедине с женщиной-палачом.
   Женщина в бирюзовом комбинезоне опустила маску на лицо Энди. Через долю секунды таймер на руке ожил, в кожу Энди вонзились крошечные иголочки. Энди вытащил языком маис из-за щеки и с трудом протолкнул в горло. Сглотнул и сделал глубокий вдох и уже не смог выдохнуть. Последнее, что он запомнил, это резкий запах мяты. Потом темнота.
  
   Наяр
  
   1.
   Горный хребет Рена протянулся через всю Гекату от края до края кольцевой пустыни, прорезал северный океан, вспорол снежную шапку южного полюса. Целый архипелаг островов возник на его изрезанной спине, сотни городов гордо носили имя "на-Рена". Границы трёх государств пролегли вдоль его длинного тела, президенты и короли клялись именем Рена. У подножия его расстилались плодородные равнины, по склонам стекали холодные ручьи. У ледяных вод горного озера Стрен нашли свой приют монастыри шести великих религий. Школа Зарду, откуда вышло не одно поколение членов парламента, расположена на Рена. Её ученики носили зелёную форму, символ изумрудной травы, покрывающий Рена и белые шапочки, символ снега на вершинах Рена. На языке Гекаты слова "честь" и имя "Рена" однозвучны, разнилось лишь написание.
   Гора Наяр, жемчужина горного хребта Рена, самая высокая точка планеты. Десять тысяч двести двенадцать метров высотой, пологие склоны и глубокие пропасти, острые зубы малых вершин и сама Синара, неприступная вершина Наяра. С давних времён к Наяру стекались люди, мечтающие покорить его, но ни один человек ещё не ступал на Синару. Никакая отвага, никакая сила воли не позволяли людям взойти на вершину мира. Пронзительные ветра, смертоносный холод, отвесные скалы и разряженный воздух, вот четыре клинка Наяра, которыми столетие за столетием обороняется от смельчаков непокорная гора. Меньше века назад не проходило и года, чтобы Наяр не окропился свежей кровью. Федерация, мировое правительство, рождённое в муках гражданских войн, положила конец человеческим жертвоприношениям. Теперь право на восхождение получили только несколько компаний, которые ежегодно водили на Наяр небольшие группы альпинистов. Компаниям запретили даже пытаться взойти на Синару, восхождение на Наяр заканчивается северным плато на высоте девять тысяч метров. Плато это обрамлено прекрасным ледяным кружевом и тот, кто однажды побывал там, не мог забыть эту совершенную красоту. Дивный, непокорённый Наяр!
  
   2.
   Венди стояла у окна, приложив к стеклу ладонь с растопыренными пальцами. За окном шел свинцовый дождь и по стеклу ползли белые капли. Внутри стекло запотело и сквозь него всё расплывалось как в тумане. Днём раньше Венди прилетела в Аргу, город-государство у подножия Наяра. Здесь она познакомилась с руководителем своей группы и с другими альпинистами. Все кроме Венди уже имели за плечами солидный опыт восхождения и с удивлением смотрели на новичка, который решил совершить своё первое восхождение на Наяр.
   Первый день прошёл в прогулках по городу. Здесь туристы давно никого не удивляли, зато для группы Венди местные жители стали настоящим потрясением. Все слышали про народ архов, видели фотографии и читали красочные описания, но одно дело смотреть журнальную статью и совсем другое, увидеть собственными глазами. Архи были крошечного роста, с выпуклыми глазами, почти лиловой кожей и нежными, певучими голосами. Они одевались в одежду из окрашенного шёлка, от которого исходил густой пряный запах. Женщины носили костяные бусы и столько тяжелых серёг, что их мочки отвисали почти до шеи. Крошечная Венди чувствовала себя великаном среди маленького народца. А архи весело смотрели на чужаков и отпускали шуточки на своём языке.
   Руководитель отвёл свою группу в посольство федерации на Аргу, где каждый участник подписал своё согласие на добровольный риск. Сразу после этого состоялся двухчасовой семинар по технике безопасности в горах. Опытные альпинисты слушали вполуха, уткнувшись в свои коммуникаторы, а Венди ловила каждое слово. Речь была ей знакома по прочитанным книгам, но она хотела всё услышать собственными ушами. О непредсказуемости Наяра слагали легенды, большинство из которых заканчивались трагически. Венди собиралась дойти только до Базового лагеря, который располагался на высоте семь с лишним тысяч метров, но и этого было достаточно. Она слушала инструктора.
   - Наяр это вам не Вторая Регда, - говорил он. В зале послышались смешки. Высота Второй Регды была меньше тысячи метров, первая вообще считалась холмом. - Это дикая и непредсказуемая гора-убийца, гора-маньяк.
   - Почему бы нам не взобраться до самого верха и не проверить это? - воскликнул здоровяк в спортивном костюме за несколько тысяч гетов. Венди уже знала, что его зовут Драйм Леви и он директор "Объединённого банка". - Я хочу подняться на вершину! Хочу оседлать эту сучку Синару!
   Ему ответил возбуждённый гул голосов. Инструктор поднял вверх обе ладони.
   - Леви, вы же знаете, это запрещено.
   - Драйм. Называйте меня Драйм, дружище.
   - Хорошо, Драйм. Итак, как уже было сказано, восхождение займёт около двух месяцев. Сейчас середина марта, значит на вершине мы будем в середине мая.
   - На северном плато! - снова перебил его Драйм. - Называйте вещи своими именами.
   - Восхождение состоит из нескольких этапов, отделённых друг от друга городскими поселениями на высоте до трёх тысяч километров и лагерями на высоте от трёх до девяти километров.
   - Девять тысяч! - сказал, будто выплюнул Драйм. - Девять грёбанных из десяти! Да с Северного плато видно Синару! До неё рукой подать! Какого хрена федерация связывает нас по рукам и ногам?!
   В зале раздались хлопки, кто-то затопал ногами. Венди сверлила взглядом инструктора. Тот не выдержал:
   - Драйм, это же не первое ваше восхождение?
   Тёмное лицо Драйма стало ещё темнее. Он сжал руку в кулак и положил на стол. С трудом разжал пальцы и принялся тщательно из осматривать. Сказал, ни на кого не глядя:
   - Третье.
   - Третье, - повторил инструктор. - Насколько мне известно, вы не дошли даже до Адальского узла. Пять тысяч метров, три и снова пять. Каждый раз вы возвращались вниз. Почему?
   Драйм вскочил на ноги.
   - Вы прекрасно знаете, почему! - заорал он. - Ваши долбанные коллеги раз за разом отправляли меня обратно, вниз, как мальчишку!
   Инструктор вежливо склонил голову и обвёл глазами аудиторию.
   - Кардиостимулятор, - сказал он.
   - Проклятая железка у меня в груди! Клянусь, я бы дошёл до самого верха Синары! И дойду в этот раз! Мне провели ещё одну операцию, теперь у этой чёртовой штуки два дополнительных аккумулятора.
   - Вы не говорили о том, что вам была проведена операция на сердце, - сказал инструктор. Драйм заметно напрягся.
   - Это было полтора года назад.
   - Полтора года назад вы были здесь же, в Аргу, отходили после сбоя на пяти тысячах в местной больнице. Вы ведь знаете правила. Никаких операций в течении пятнадцати месяцев. Вы подкупили врача, так?
   Драйм с вызовом оглядел собравшихся в аудитории. Все старательно уводили взгляды.
   - Вы не сможете меня вышвырнуть!
   - Я не собираюсь вышвыривать вас, Драйм, - сказал инструктор. - Я вас знаю. И знаю юристов, которые работают на вас. Они не дадут вам сделать медицинское освидетельствование и скажут, что вы нарочно оговорили себя в присутствии восьми свидетелей. От страха перед восхождением.
   - Они никогда такого не скажут! - прорычал Драйм.
   - Ещё как скажут. И на освидетельствование вы не попадёте.
   - Я про страх, идиот! Никто не смеет обвинить Драйма Леви в трусости!
   Инструктор вышел из-за своего стола и подошёл к Драйму. Он положил руку ему на плечо и похлопал ладонью. Драйм в бешенстве сбросил его руку и стукнул кулаком по столу.
   - Чёрт побери!
   - Успокойтесь, Драйм. Я правда не собираюсь вас вышвыривать. Вы подписали бумагу, в которой берёте на себе ответственность за все возможные риски. Мне будет вполне достаточно этого документа. Но учтите, Драйм. Моя работа состоит не в том, чтобы провести вас на вершину, - он заметил, что Драйм собирается возразить и поспешно поправился, - Хорошо, на северное плато. Моя задача в том, чтобы спустить вас живыми. И я, клянусь, это сделаю.
   - Четвёртое восхождение, - пробормотал Драйм. Он посмотрел на инструктора почти с мольбой: - Четвёртое, Тони. Пятой попытки уже не будет. Я просто не переживу.
   - Вы подниметесь, Драйм. По крайней мере, я сделаю всё для этого. А сейчас, - он мягко отстранился, сделал круг по аудитории и снова поднялся к своему столу, - Сейчас я всё-таки закончу инструктаж. Далеко не все имеют такой опыт, как ваш, Драйм. Говорю это без тени иронии.
   Теперь инструктора внимательно слушала вся аудитория.
  
   3.
   - Наш путь начинается здесь, в Аргу. Сегодня и завтра мы гуляем по городу и ночуем в гостинице Элементаль. Туда уже перевезли наши вещи. Послезавтра с утра за нами приезжает орнитоптер, который доставит нас до границы Аргу. Там мы проходим контроль, оформляем необходимые для восхождения документы у местных властей. Ночуем мы уже в Элене, открытых землях Рена. На следующий день орнитоптер доставляет нас в монастырь Ханди, высота две тысячи двести метров. Там мы проходим акклиматизацию в течение трёх дней. У вас будет свободное время, чтобы погулять по городу, побывать на ярмарке, которая как раз проходит в это время. Я настоятельно рекомендую посмотреть на цветущие водопады Нанши. Удивительное по красоте зрелище.
   - А что с деньгами? - окликнул мужчина из зала. - Они принимают геты?
   - Да, но я рекомендую всё-таки заранее обзавестись местной валютой. Торговцы устанавливают произвольный курс, он может быть порядочно занижен. Мы будем проезжать мимо обменного центра, там можно будет получить такки. Да, забыл упомянуть, вам потребуются наличные. В Элене не работает система Цевс, нет даже ручных сканеров для валютных чипов.
   - Я предлагал им внедрение это системы, - сказал Драйм. - Они потребовали бесплатное строительство пунктов обслуживания по всему Элену. Хитрые сукины дети!
   - Я могу продолжить? - спросил инструктор. Драйм нетерпеливо махнул рукой. Тони сделал ответный взмах. - В Ханди мы оставляем орнитоптер, он будет ждать нас на обратном пути. До высоты три тысячи метров мы едем на джипах, это около пяти часов пути по серпантину. Дороги там аховые, но инцидентов ещё не было. Средняя скорость не превышает пятидесяти километров в час.
   - Пешком быстрее, - пробормотала Венди. Драйм весело на неё покосился:
   - Местные не поймут. У них основной бизнес это джипы и лошади.
   - Совершенно верно, - сказал Тони. - Три тысячи двести метров, деревня Лайова. Три дня на акклиматизацию и прогулки. Настоятельно рекомендую быть осторожными. Жители Лайовы за все эти годы так и не привыкли к чужакам, поэтому могут устроить какую-то провокацию. И учтите, что совет Элены всегда будет на их стороне.
   - Совет? - спросил человек лет пятидесяти, одетый в белый свитер с высоким горлом. Кажется, звали его Нирт, но Венди не была уверена. Он всё время повторял, что занимается музыкой, то ли продюсер, то ли владелец студии. - Я думал, Элен это свободные земли.
   - Свобода не значит анархия, - ответил ему мужчина в лыжной шапочке. Он работал штатным психологом в корпорации "Найтли". Звали его то ли Кон, то ли Кони. Ребята из "Найтли" занимались разработкой плохого софта и выезжали только за счет монополии на рынке, поддерживаемой федерацией. - У них есть совет общин в каждом городе и общий совет. К ним прислушиваются все наши. Как-никак, эти люди под охраной государства.
   - Бред, - фыркнул Нирт. Тони раздраженно на него посмотрел.
   - Я всё-таки продолжу, вы не против?
   Нирт поднял ладони вверх.
   - Без проблем.
   - От Лайовы до Тирайни мы передвигаемся верхом на горных лошадях. Мы наняли десять лошадей, по одной на каждого члена группы и две для общего оборудования. Надеюсь, все умеют держаться в седле?
   - Я не умею, - сказала Венди. Думала, что опытные альпинисты её засмеют, но по залу пронёсся вздох облегчения. Ещё три человека признались, что никогда не садились на лошадь.
   - Это не страшно, - сказал Тони. Значит, придётся задержаться ещё на день, чтобы объяснить вам основы верховой езды. И не бойтесь, никто не заставит вас скакать галопом. Горные лошади это не те животные, которые вы все видели на скачках. Они низкорослые, с широкими спинами и толстыми ногами. Средняя скорость пять километров в час, мы и то ходим быстрее.
   - А когда к нам присоединяться шерпы? - спросил Тир, ученый из Оренского университета. У него было тонкое аристократическое лицо и глаза, обведённые чёрным контуром. Венди гадала, будет ли он краситься в горах, решила, что будет непременно.
   - Мы ещё дойдём до шерпов. Итак, Тирайни, четыре тысячи метров без малого. Здесь нет гостиницы, поэтому мы останавливаемся в домах у местных, по два человека. У нас запланировано четыре ночёвки, после чего предстоит ночной переход на малую вершину Лакбук. Пять тысяч сто метров.
   - Почему ночной? - спросил Кони. - Я читал, что у нас будет только один ночной переход, до Северного плато.
   - На Ленбуке находится монастырь Священного Клёна, - пожал плечами Тони. - Они радушно относятся к туристам, даже благословляют. Но в этом году у них появились вечерние службы. Что-то вроде поклонения закатному солнцу. Никто кроме монахов не должен появляться на Лакбуке после полудня и до позднего вечера.
   - Бред, - снова сказал Нерт.
   - Мы идём ночью, приходим на вершину около семи утра, делаем обзорную экскурсию и расселяемся по домам.
   - А что будет, если кто-то всё-таки выйдет из дома? - спросил Тир.
   - Я не советую проверять это, - ответил Тони. - Эта беспечность может привести к тому, что нас всех снимут с маршрута и отправят вниз.
   - Попробуй высунься, - сказал Драйм тихо, но так, что все услышали. Тир повернулся к нему.
   - Парень, ты что-то сказал мне?
   - Я сказал, чтобы ты сидел и не высовывался, - сказал Драйм в полный голос. Он откинулся на спинку кресла. Тир сделал неясное движение рукой и отвернулся. Драйм кивнул Тони: - Продолжай.
   - Из Лакбука мы тоже выходим ночью, около одиннадцати часов. К рассвету мы будем на высоте пять с половиной тысяч метров. Там находится предварительный лагерь, первая ключевая точка нашей экспедиции. Здесь мы оставляем лошадей и знакомимся с нашими шерпами. Обычно шерпов десять, по числу участников плюс двое для нашего оборудования, но в этот раз шерпов будет четырнадцать.
   Кто-то присвистнул.
   - Зачем так много? - спросил Кир.
   - Это личная просьба господина Леви, - сказал Тони. - Мы возьмём с собой двойной запас кислородных баллонов.
   - Мы поднимемся на эту чёртову вершину! - сказал Драйм. Он самодовольно оглядел участников. - А мне не жалко лишних двадцать штук, чтобы арендовать побольше носильщиков.
   - Дело не в деньгах, - тихо сказал Сари, неприметный мужчина с лошадиным лицом. - Такая куча шерпов... Это же небольшая армия. Откуда вы знаете, что взбредёт им в голову? Пять лет назад шерпы убили Вильяма Леоне, опытнейшего альпиниста. Конечно, это сочли несчастным случаем...
   - Вильям сам напросился, - сказал Нирт. Все удивлённо повернулись к нему. - Что? Вы не знали? Никто не знал? Этот кретин не нашёл ничего умнее, как изнасиловать дочь одного из них. Ему дали дойти до Северного плато и сбросили в ледяную пропасть, как только он сделал шаг вниз.
   - Почему же его не убили сразу, как только узнали о преступлении? - спросила Венди в наступившей тишине.
   - Наяр не терпит насилия. Шерпы дошли до северного плато, помолились о прощении грехов и убили парня.
   - Милая история. Я могу закончить? - спросил Тони. И продолжил, не дожидаясь, что ответит Драйм: - В предварительном лагере мы остаёмся почти на неделю. Я знаю, что все вы в курсе, но всё-таки скажу ещё раз. Человеческое тело не предназначено нормально функционировать на высоте свыше пяти тысяч километров. Если бы мы пришли в предварительный лагерь без ступенчатой акклиматизации, смерть бы наступила в течение часа. Но даже после успешной акклиматизации вас будет тошнить и выворачивать. Головные боли, ноющие боли в суставах. Надо быть готовыми к чему угодно. Обострятся любые хронические заболевания, о которых вы не сообщили врачу перед заключением договора на восхождение. Кстати, о врачах. В предварительном лагере вас будет ждать Ириди, наша лучшая доктор. Вам повезло, что вы совершаете восхождение в этом году. Через год Ириди планирует уйти в декрет и я ума не приложу, кого мы возьмём вместо неё. Ириди осмотрит каждого из вас, сделает ряд анализов и нагрузочные тесты. Учтите, её мнение даже не обсуждается. Если Ириди скажет, что вы не допущены к восхождению, мы отправим вас вниз в тот же день.
   - Пусть только попробует, - прошептал Драйм. Услышала его только Венди.
   - После акклиматизации в предварительном лагере мы поднимаемся ещё почти на тысячу метров, до первого лагеря. Это уже очень серьёзная высота, шесть тысяч четыреста метров. Три дня на отдых, ещё один медицинский осмотр и вперёд к второму лагерю. Семь с половиной тысяч метров. Здесь вас снова осматривает врач и переводит на другую диету, горную диету.
   - Сушеные травы и водоросли, - сказал Кир негромко. Тони кивнул.
   - Почти. Ещё сушеное мясо, сушеные ягоды. Все продукты дегидрированные, чтобы ваш организм мог адекватно перестроиться. Пять дней вы проводите на этой высоте, потом делаем следующий рывок до восьми тысяч. Это последний лагерь перед Северным плато. В нём вам предстоит пробыть почти неделю. Там вас снова ждёт врач, который осмотрит вас и вынесет окончательный вердикт. Если готовы, значит готовимся к финальному восхождению, нет, отправитесь вниз в сопровождении одного из шерпов.
   - Дойти до передового лагеря и спуститься вниз, - покачал головой Нирт. - Не знаю, как можно пережить это. Ведь вершина совсем рядом, до неё рукой подать.
   - Малые расстояния таят большие опасности, - сказал Кир. Тони благодарно на него посмотрел.
   - Последний километр всегда самый сложный. Даже опытные альпинисты, которые уже бывали на Северном плато, не рискуют сразу на него взойти. Поэтому каждый день кроме последнего мы проводим тренировочные вылазки на пятьсот метров. Поднимаемся вверх и спускаемся вниз, вверх и вниз, пока вы не вызубрите каждую выбоину. А потом, - он сделал паузу и резко поднял руки вверх, - Бум! И мы готовы взойти на самую вершину.
   На этот раз Драйм не стал его поправлять. Он сидел, уперев лоб в ладони и думал о чём-то своём.
  
   4.
   После инструктажа группа как-то очень быстро разбилась на мелкие компании. Нирт и Кир закурили одинаковые сигары и быстро нашли общий язык на этой почве. Лари, Стивен и Мерт, альпинисты с самым большим стажем сначала спорили до хрипоты, какую вершину кроме Наяра можно считать самой сложной, а потом пошли в местный бар. Тони вежливо со всеми попрощался и ушел в посольство Крена, решать вопрос с визами и делать первый взнос за право взойти на Наяр.
   Венди немного погуляла по городу и нашла небольшой ресторанчик, скрытый густой листвой от посторонних глаз. Там её и нашёл Драйм. Он без приглашения уселся за её столик и заказал пиво. Высокий, чёрный, громкоголосый, он ловко завладел вниманием заскучавшей было Венди.
   - Это правда твоё первое восхождение?
   - Да.
   - Ты не похожа на альпиниста. Нет, это не обидно, я говорю как вижу.
   Он рассмеялся так искренне, что Венди и не подумала обижаться. Она прищурила глаза.
   - А ты опытный альпинист?
   - Я опытный неудачник. Пятитысячник Кальма стоил мне левой руки. Сейчас почти до кисти это железка, - он расстегнул кожаную перчатку у основания, - Видишь? Правую руку едва не угробила Айва, я отделался заменой локтевого сустава. Чёрт, да это же всего три с половиной тысячи! Колено я повредил на Свейне, шесть с половиной тысяч метров. Уверен, если бы решил взобраться на Регды, я бы упал ещё на первой. Спасибо бионике, благодаря ей я всё ещё могу нормально двигаться. Половина моего сердца искусственная и обе работают со стимулятором. Господи, да я уже почти андроид! Может быть, именно поэтому у меня такой мерзкий характер, хотя мать уверяет, что я всегда был немного чокнутым. Простите меня за то, что я устроил на инструктаже. Я бы никогда... Венди?
   Венди уже его не слушала, завороженная словом "андроид". До неё постепенно стало доходить, почему фабрика работает под прикрытием горного туризма. Каждый год в горах люди теряют пальцы и ноги, даже жизни. Компания, занимающаяся бионикой, просто не могла упустить такой шанс легализовать свою деятельность.
   - Идеальное прикрытие, - пробормотала Венди. Драйм удивлённо на неё уставился.
   - Ты в порядке?
   - Да, да. Прости. Я немного задумалась о... предстоящем восхождении.
   - Неизвестное пугает, верно? - спросил Драйм. Он взял Венди за руку. - На высоте больше пяти тысяч метров каждый сам за себя. Чтобы выжить, приходится экономить каждое движение, каждый глоток кислорода. Ты понимаешь это? Я видел, как люди проходили мимо тех, кто молил о помощи. Мертвецы остаются в горах навсегда.
   - Я знаю о горной этике, - пробормотала Венди. Драйм сжал её пальцы, нагнул голову и заглянул в глаза.
   - Я не смогу пройти мимо. Даже ценой своей жизни. Даже ценой восхождения! Лучше остаться на горном склоне Наяра, чем жить, зная что бросил умирать слабого.
   Венди хотела сказать, что она вовсе не слабая, но взглянула в лицо Драйма и осеклась. Она думала, что у Драйма наступил внезапный приступ честолюбия. Драйм, однако, не испытывал лишних эмоций и не играл на публику. Венди кивнула ему.
   - Спасибо, Драйм. Я не забуду твоих слов.
   Драйм Леви встряхнул головой и хлопнул в ладоши.
   - Ладно, а теперь никакого упадничества! Мы поднимемся на эту чёртову гору и будем пить шампанское на северном плато!
   - Там нельзя пить, - сказала Венди. - Нельзя даже снимать маски.
   - Тогда выпьем по возвращению вниз. Через два с половиной месяца, здесь же, в этом баре, вдвоём. Ты согласна?
   Венди склонилась над своим бокалом. Когда она снова подняла голову, её глаза весело поблескивали.
   - Хорошо, Драйм. Только обещай мне ещё одну вещь...
   - Всё, что угодно, моя леди.
   - Ты дойдёшь до северного плато и невредимым спустишься обратно.
   - Мы дойдём и спустимся вместе, - сказал Драйм. - Обещаю тебе. Четвёртая попытка. Четыре моё счастливое число. Выпьем за него!
  
   5.
   Белый коридор, белые стены, белый проход. Впереди маячит дверь, кажется, что она парит в воздухе безо всякой опоры. Вокруг двери разливается ослепительное сияние, такое яркое, что Энди не может смотреть на него. Он щурит глаза.
   - Ты любишь музыку?
   Энди обернулся. За его спиной стояла девушка и на этот раз её лицо не скрывал густой туман. Он видел её перед собой также отчётливо, как и тогда, перед силовой решеткой. На ней была белая рубашка чуть ниже худых коленей. К высокому воротнику приколот бейдж с какой-то надписью. Энди попытался прочитать, что там написано и не смог.
   - Это не по-настоящему, - сказал Энди. - Нас тут нет.
   - Нас тут нет, - послушно повторила девушка. - Ничего нет.
   Она протянула к нему руку. Маленькая ладонь, длинные тонкие пальцы. Энди почувствовал её прикосновение к своему локтю. Он осторожно взял её за кончики пальцев.
   - Раньше я приходил сюда один, - сказал он неожиданно. Она подняла на него глаза.
   - Раньше?
   Энди не ответил. Он и сам не до конца понимал, что имел в виду.
   - Мне всё время кажется, что я уже был здесь, - сказал он.
   Девушка всё так же стояла перед ним, не отнимая руки. Энди почувствовал, что её пальцы слегка дрожат, а через мгновение понял, что это дрожит его собственная рука. Это его удивило.
   - Я всё время проваливаюсь, - пожаловался он.
   - Я бы хотела послушать музыку.
   Энди посмотрел поверх её головы на сияющую дверь. Когда дверь успела оказаться позади неё? Он не знал. Дверь приковывала его внимание, за дверью было что-то ужасное и притягательное. Он вдруг вспомнил страх, который уже испытывал и испугался этого. Он никогда не видел этой двери прежде. Откуда ему знать, что за ней скрывается?
   - Я бы, пожалуй, остался здесь, - сказал Энди. Девушка легонько сжала его ладонь.
   - До следующего раза.
  
   6.
   Энди проснулся от кошмара. Рука сама собой метнулась к лицу, провела по лбу, носу, губам, подбородку. Из груди вырвался вздох облегчения. Спасибо господи, за то что не оставляешь детей своих! Ему приснилось, что он снова на проклятом заседании, а из шеи проект-менеджера торчит нож. Он помнил звук, с которым лезвие вгрызлось в её шею. Но напугало его не это, а то, что он успел увидеть собственное отражение в стеклянной стене. Он стал грейпом!
   - Наш маленький друг проснулся, - произнёс голос где-то позади Энди. Тут же комнату залил ослепительный белый свет. Энди показалось, что его глазные яблоки взорвались. Он взвыл и перевернулся лицом вниз. Почувствовал под щекой холодную простыню и принялся следить за собственным дыханием. Глубокий вздох, размеренный выдох. Сердце успокаивается. Никакого волнения, никакого напряжения. Никаких грёбанных снов. Вот только голова, как же раскалывается голова!
   - Всё в порядке, - сказал другой голос. Энди постарался определить, мужской это голос или женский, и не смог. К его затылку прикоснулась ледяная рука и тут же головная боль начала слабеть. Какое облегчение! Энди задержал дыхание на несколько секунд, выдохнул. Приоткрыл глаза, понял, что свет больше не такой яркий и повернулся на бок.
   - Как вы себя чувствуете? - спросила женщина, нависшая над ним. Она была одета в зелёную униформу с логотипом в виде перевёрнутого дерева. - Тошнота, рвота, головная боль?
   - Голова болит, - сказал Энди. - Но уже не сильно.
   - Это нормально. Пошевелите пальцами. Хорошо... Посмотрите на потолок, взгляд из угла в угол. Отлично, - в руку Энди легла её ладонь, - Сожмите мою руку. Ну же, смелее. Вот так. Хорошо.
   Она выпрямилась и посмотрела на кого-то, кто стоял позади Энди.
   - Все показатели в норме.
   - С возвращением, - сказал высокий мужчина, выходя из глубины комнаты и останавливаясь прямо перед кроватью Энди. Ему было лет пятьдесят и он весь словно состоял из подвижных шарниров. Движения быстрые, даже дерганные. Он ни секунду не мог постоять на месте, то проворачивался на одной ступне, то начинал крутить головой из стороны в сторону, будто бы что-то выискивал.
   - Кто вы? - спросил Энди. - И где я?
   - Лучше бы вам спросить, где вас нет, - сказал мужчина. - Вас нет в морге, вас нет в крематории и это самая лучшая новость на сегодня. Всё прошло успешно. Дело закрыто.
   Энди кивнул несколько раз подряд. Он испытывал потребность в движении, все мышцы словно были налиты свинцом. Хотелось потянуться, встать, помахать руками. Может быть, даже сделать пробежку.
   - Вам, конечно, хочется вскочить, - сказал мужчина. - Но я бы вам этого не советовал. Это ложное чувство, вызванное тем препаратом, который вернул вас к жизни. Неплохая встряска для мёртвого, но эффект длится не более получаса. Минут через пятнадцать вы почувствуете резкий упадок сил, так что советую вам оставаться в постели. Следующую неделю вы запомните, как худшее время в своей жизни. Вы не сможете даже сходить в туалет без посторонней помощи.
   - А что потом?
   Мужчина с женщиной переглянулись. Энди не понравились их взгляды, но он предпочел промолчать. Незнакомцы тоже молчали.
   - Вам предстоит период реабилитации, - сказал, наконец, мужчина. - Длительный период.
   - Насколько длительный? - спросил Энди.
   - Месяц, может два. Может, полгода. Мы не знаем точно.
   - Всё зависит от вас, - сказала женщина. - Насколько крепкий у вас организм, насколько точно вы будете соблюдать наши инструкции. Диета, тренировки, словом, всё.
   Энди с трудом подавил раздражение, вызванное её голосом. Скрипучий и свистящий, как кошачьи вопли.
   - Как вас зовут? - спросил он.
   Женщина назвала длинное и непроизносимое имя. Про себя он уже окрестил женщину Бастет. Мужчина так и не представился. Энди назвал его Джим в честь Джима Керри.
   - Вы находитесь в Базовом лагере и проведёте здесь столько времени, сколько потребуется. Можете не беспокоится по поводу счетов. Ваш поверенный уже внёс необходимую сумму.
   - Мой поверенный? - спросил Энди, понял, что речь идёт о Стручке и кивнул, - Да, конечно.
   Вдруг у него мелькнуло настолько яркое воспоминание, что он вздрогнул.
   - Моя фигурка, - сказал Энди. - И браслет. Охранник отдал мне браслет.
   - Все ваши личные вещи находятся в кейсе. Вы сможете получить их, как только мы закончим. Игровая фигурка, верно? Ваш талисман.
   - Да.
   - Она в полной безопасности. Что касается браслета, то его не было среди ваших вещей.
   - Сукин сын! - пробормотал Энди. Джим недоумённо наклонил голову.
   - Простите?
   - Не вы. Охранник. Всё-таки оказался мародёром. Чёрт с ним. А как я...
   - Как вы оказались здесь? - закончил за него Джим. - Мы перевезли вас на флаере до Ренийского ущелья. Дальше добирались сначала на джипах, потом по канатной дороге. Вечером поднялась метель и последние метры шерпы пронесли вас на руках.
   - Я не помню, - пробормотал Энди.
   - Конечно, не помните. Вы месяц провели без сознания. Это даже не глубокая кома, это смерть. Это вы помните? Сны, воспоминания, какие-то обрывки мыслей?
   Он склонился над Энди. Глаза за стёклами моно-очков хищно поблескивали. Энди помотал головой.
   - Я помню только, как принял маис. А потом сразу голос, - он отыскал глазами женщину, - Ваш голос. Между этим ничего. Хотя постойте...
   - Что? - воскликнул Джим. Он подался вперёд и едва не навалился на Энди тощим животом. - Что?!
   - Я помню одну фразу. Не помню, кто произнёс её, но прозвучала она у меня прямо над ухом.
   - Что за фраза? - спросила Бастет.
   - "Инициализация запущена". Кажется, я уже когда-то это слышал.
  
   7.
   Оливия сияла прямо над вершиной Наяра, яркая и величественная на пике первого восхода. Белая снежная шапка стала кремовой, почти розовой. Она притягивала взгляды людей, измученных длинной дорогой, людей, которым только мечты и сила воли не давали свернуть назад. На высоте восемь тысяч метров содержание кислорода в воздухе было таким низким, что ночной сон больше не снимал усталости, а в руках и ногах была постоянная ноющая тяжесть. Двое участников группы сошли вниз на пяти и шести тысячах. У одного обострилась язвенная болезнь, другой вывихнул лодыжку на ледяной лестнице. Оба говорили, что хотели бы продолжить восхождение, но было видно, что они рады спуститься вниз. Сожаление об утраченной мечте придёт позже, уже внизу. Пока торжествовал инстинкт самосохранения.
   Позади почти два месяца борьбы со стихией. Что-то прошло именно так, как и рассказывал Тони, что-то иначе. Но никакой инструктаж, никакие описания, никакие фотографии не могли описать и десятой доли того, с чем пришлось столкнуться наяву. Ледяные смерчи, разряженный воздух, иззубренные камни и снежные пропасти. Восхождение на Северное плато было запланировано на завтра, а пока шесть человек ещё не дошли до Базового лагеря. Снова пришлось сдвигать график почти на неделю вперёд. Тони говорил по рации, договариваясь о порядке тренировочных вылазок. Теперь он всё чаще повышал голос, но делал это скорее автоматически. За три дня, что они пережидали бурю в промежуточном лагере, ему пришлось накричаться. И всё равно, даже тогда многие не слышали его команд. Именно тогда Кори повредил ногу.
   Чем выше они забирались в горы, тем реже звучали разговоры. Смолкала речь, глохли голоса. Кир, у которого всю дорогу не закрывался рот, уже сутки не произносил ни слова. Только инструктор Тони развлекал свою группу весёлыми шуточками, но видно было, что это даётся ему всё труднее и труднее. Наяр обволакивал их своим величием, требовал тишины, безмолвия. И люди шли всё выше и выше, время от времени связываясь по рации с лагерями. Сводка погоды и пара фраз диспетчера, вот и всё, что удавалось услышать за несколько часов. Люди устали и умолкли.
   Говорят, только в горах можно почувствовать единение с природой, только в этой первозданной тишине можно заглянуть в глубины себя и познать своё "я". Венди не была уверена в том, что ей удалось это испытать. Она не чувствовала особенной потребности заниматься самоанализом, все силы уходили только на то, чтобы держаться на ногах.
   Взойти на Наяр и без того непростая задача, а от Венди требовалось ещё и выполнить свою работу. Найти сердце Базового лагеря, найти проклятую фабрику лже-людей. А дальше по обстоятельствам. Она сжала в кармане мини-коммуникатор, который вручил ей Баки. Всё-таки надо было сразу вмонтировать его в кулон или браслет, так есть гарантия, что он не вывалится из кармана вместе с парой перчаток. Ещё в деревне Венди потеряла одну перчатку и сейчас носила запасную пару, выданную ей Тони.
   Дойти, главное дойти до Базового лагеря! Бог с ней, с вершиной, в конце концов, она тут не ради этого. Дойти, передохнуть, потом проверить одежду, проверить снаряжение, каждый крюк, каждый карабин, господи ты боже мой! Одно только снаряжение обошлось ей почти в три тысячи гетов. Венди не говорила Баки об этом. Не хватало только, чтобы он снова взял деньги из резервного фонда. Ему и так отчитываться об этих тратах через два месяца. А собственных накоплений у Баки не было, это было Венди хорошо известно. Баки переводил все деньги своему зятю. После смерти дочери Баки тот остался один с тремя детьми и еле сводил концы с концами. Баки оплачивал внукам школу и детский сад. Умудрялся откладывать ещё и на учёбу в колледже.
   Мысли о Баки, о доме, помогали Венди справиться. Отвлечься от бесконечного снега, от холода, от Оливии, которая, казалось, встаёт всё раньше и раньше. Удивительная штука время, иногда кажется, что оно стоит на месте, а иногда думаешь, что тебе никогда за ним не угнаться. Ещё шаг, ещё несколько шагов. Главное, не останавливаться, не переводить дыхание, не замерять пульс. Ещё шаг...
   - Привет, Мария, - проорал Тони. Он обнимался с высокой женщиной в оранжевом комбинезоне. - Ты не представляешь, до чего я рад тебя видеть!
   Венди вздрогнула и вышла из транса, в который сама себя вогнала. Посмотрела по сторонам, увидела разбросанные по долине палатки, генераторы, укрытые оранжевыми чехлами. Пришли!
   - Добро пожаловаться в Базовый лагерь, - сказала женщина. Она не снимала толстую маску и голос сквозь неё звучал приглушенно. Для ушей шести человек он казался самой прекрасной музыкой. - Меня зовут доктор Мария Хилл. Сегодня вы отдыхаете, а завтра с раннего утра мы приступаем к финальному осмотру.
  
   8.
   Энди проспал двадцать часов и очнулся от нестерпимого жара в груди. Он вскочил, на ходу стаскивая с себя рубашку, и бросился в туалет. Не успел он сделать и пару шагов, как ноги подломились и Энди тяжело грохнулся на холодный пол. Жар перекинулся на живот, перетёк на спину, прошёлся по суставам. Энди корчился на полу и чувствовал, что в его венах течёт не кровь, а жидкий огонь. Он хотел позвать кого-то на помощь, открыл рот, но не издал и звука, как всё закончилось. Жар стремительно исчез, не оставив и следа. Сейчас слегка саднило ударенное колено, но что это за боль по сравнению с тем, что довелось только что пережить! Когда он открыл глаза и увидел под ногами белый кафель, он почти не удивился.
   Три дня после воскрешения его рвало, ещё неделю он провёл, свернувшись в позе эмбриона. Есть ничего не хотелось, но Бастет старательно запихивала в него пищу. Джим больше не приходил, зато Энди познакомился с двумя забавными близнецами. Парни выглядели абсолютно одинаковыми, повторялась даже гравировка на носовых пластинах. Они одевались в одинаковые комбинезоны. На бейджиках, приколотых к воротникам, значилась одна и та же фамилия. Энди готов был поклясться, что в жизни не сможет их различить, поэтому не стал даже давать разные имена. Обоих близнецов он назвал Таями, в честь современного названия Сиама.
   Близнецы занимались с Энди гимнастикой. Некоторые упражнения заставляли Энди орать от боли, от других хотелось плакать. Тело, которое было таким родным почти сорок лет, отказывалось слушаться. День, когда он смог встать на ноги без посторонней помощи, был настоящим праздником.
   Энди никак не отпускала тошнота. Он с трудом мог удержать в желудке даже самую простую пищу. Его рвало чаем и хлебом, кофе и ореховой пастой, излюбленным блюдом на Гекате. Вены на руках вздулись от постоянных уколов. Энди плакал от слабости и чувствовал себя совершенно беспомощным. Бастет беспристрастно его наблюдала, назначая всё новые стадии терапии.
   Постепенно приступы стали проходить. Больше не было судорог, не мучили волны нестерпимого жара. Изматывающие тренировки сменились занятиями в бассейне, и Энди с удовольствием плавал в день по часу и больше. Он не задавался вопросом "а что будет дальше", потому что к концу дня чувствовал себя совсем без сил. Стоило только его голове упасть на подушку, как Энди проваливался в сон. Думать о будущем днём не получалось, каждая минута была расписана. Первое время Энди всё время обращался к Бастет с вопросами, потом понял, что это бесполезно. Бастет отвечала всегда вежливо и всегда туманно, так, что Энди ничего не мог понять. Тогда он решил просто ждать, когда его тело оправится настолько, что он сможет снова ему доверять. Процесс был медленный, почти незаметный. Иногда Энди почти терял терпение.
  
   9.
   Тони отхлебнул из бутылки и передал её Венди. Венди не стала пить и молча протянула её Драйму. Тот понимающе подмигнул ей.
   - Здоровый образ жизни, так? Бухло, курево, вся эта дрянь. Напомни, чтобы внизу я купил тебе кофе, а не пиво.
   - Ты уже собрался вниз? - спросил Нирт.
   - Только после того, как побываю наверху.
   - А я уже, видимо, не побываю. Мария... Доктор Хилл меня забраковала. Завтра утром я вас покину.
   - Какого чёрта? - воскликнул Драйм. - Ты здоровее меня!
   - Я спускаюсь, - сказал Нирт. Он встал, поставил на стол пустую бутылку и вышел из общей палатки. Венди проводила его долгим взглядом.
   Через час она стояла в палатке Тони. Тот уже собирался спать, но сумел изобразить приветливость. Венди в очередной раз оценила его выдержку.
   - Этот парень, - сказала она. - Нирт. Драйм прав. Он здоровее всех нас.
   Тони собирался что-то возразить. Она остановила его рукой.
   - Только не говори про внезапно обострившееся хроническое заболевание. Прибереги эти истории для кого-нибудь ещё. Так что с Ниртом?
   Тони встал, потянулся до хруста, натянул на себя свитер. В палатке было относительно тепло, но Тони старался всегда одеться как можно теплее. Сказывалась старая привычка восхождений ещё без тепловых прокладок и шариков. Это сейчас одним шариком можно было быстро согреть всю кровать. Когда-то приходилось спать в одежде. Тони расправил рукавами и подошёл к единственному окошку в палатке. Несколько слоёв полиэтилена не давали возможности что-либо разглядеть, но по крайней мере можно было узнать, рассвело уже или нет. Конечно, кроме тех случаев, когда палатку заносило снегом. Тони показал рукой за окно.
   - Десять километров, - сказал он. - Забавно, правда? Десять километров человек пройдёт за полтора часа. А здесь мы идём два месяца и всё равно так и не осилим последний километр. Всё зависит от направления движения. Десять километров вперёд, десять километров вверх. В космосе десять километров имеют значение только при стыковке. Пренебрежимо малая величина.
   - Что с Ниртом? - повторила Венди.
   - Направление движения. Вверх и вниз. Мы идём вверх, Нирт и Кайли вниз.
   - Ещё и Кайли?
   - Да. Нас осталось всего четверо. Крошка Мария знает своё дело. А ты знаешь своё?
   Венди молча на него смотрела. Тони подошёл к ней, взял за подбородок.
   - Думаешь, я идиот? Не вижу, что ты всю дорогу таращишься на моих ребят? Вначале я думал, что ты просто положила глаз на Драйма. Теперь вижу, что это ты ему нравишься, а не наоборот. Тебя интересует что-то другое. Интересно, что?
   - Базовый лагерь, - сказала Венди. Тони удивился или сделал вид, что удивился.
   - Ты и так в Базовом лагере.
   - Ты прекрасно меня понял. Я имею в виду...
   - Базу андроидов? - спросил Тони будничным голосом. У Венди захватило дух. Слово "да" она произнесла так тихо, что Тони её не расслышал. - Ты думаешь, что двое моих ребят ушли именно туда?
   - Я знаю, что они ушли туда, - сказала Венди. - И ты знаешь.
   Тони отступил к стене.
   - Нет, вы не втянете меня в эти дела. Я только инструктор, гид-инструктор. Моё дело довести вас до Северного плато и невредимыми спустить обратно. Мне плевать на все эти штучки.
   - Тебе плевать на то, что двое ребят из твоей команды никуда не дойдут?
   - Их забраковала Мария! - заорал Тони. - Это её решение и меня оно не касается! Я ни черта не смыслю в медицине!
   - Ты ни черта не смыслишь в инструктаже, - сказала Венди. - И ты не гид. Путаешься в командах, не знаешь, где расположены базы. Даже время не рассчитал. Ты или очень плохой инструктор, или... Не инструктор.
   Тони ссутулился и сразу стал ниже ростом. Теперь он старался не смотреть на Венди. Венди стояла молча и ждала, что он скажет.
   - Я альпинист, - выдавил он. - Может быть, не такой хороший, как вы все от меня ожидаете. Но всё-таки альпинист. Взял двенадцать из двенадцати мировых вершин. Трижды был на Наяре. Я могу... отвечать за вашу безопасность. Могу.
   - Я не сомневалась в этом, - сказала Венди. - И я не собиралась тебя обвинять в этом. Но я могу рассказать ребятам, что ты не инструктор. Уверена, Драйм задаст тебе пару вопросов.
   - Я не сделал ничего плохого! Все когда-то начинают! Мне предложили хорошие деньги за то, чтобы повести вас. Я не мог сказать, что вы моя первая группа. Иначе бы этот парень, Драйм, отговорил бы всех вас от восхождения. Связался бы с клубом, устроил скандал. Он может. Денег у него хватит для того, чтобы купить нас всех целиком.
   - Так что с Миртом?
   - Мария... - начал Тони, увидел, как потемнели глаза Венди и быстро заговорил: - О, чёрт. Ну, хорошо, хорошо. Мария выписала им поддельное заключение, чтобы ни у кого не возникло вопросов. Они покинут лагерь с этими заключениями и шерпы отведут их в... - он помотал головой, стараясь произнести что-то необычайно сложное: - в Базовый лагерь.
   - В Базовый лагерь? Тогда где мы?
   - Это первый Базовый лагерь. Их переправят во второй. Третий лагерь почти под самым Северным плато. А четвёртый где-то, где-то...
   - В Осме, - сказала Венди. - Рядом с городом Страве.
   - Да, кажется так. Я помню, что он находился точно не в горах, даже не у подножия. Но это всё. Всё, что я знаю.
   - Остальным занимается Мария?
   - Нет. Она только...
   - Выписывает заключения, - закончила за него Венди. - Сколько тебе пообещали?
   - Шестьдесят тысяч за вашу группу, - сказал Тони. Понял, что Венди ждёт от него другого ответа и добавил: - И по три тысячи за этих двоих. Чтобы не задавал вопросов.
   - Тебе уже заплатили?
   - Да.
   - Кто?
   - Я не помню, как его зовут. Такой длинный, очень вертлявый. Похож на какое-то огромное насекомое.
   Венди кивнула. Последние сомнения отпали.
   - Отведи меня к Марии, - сказала она. - Мне надо попасть туда. Попасть во второй лагерь.
  
   10.
   К началу зимы Энди уже твёрдо стоял на ногах. В мышцах сил было ещё явно недостаточно, реакция была немного замедлена, но это ни шло ни в какое сравнение с тем, что было вначале. Бастет говорила, что первое время они были уверены, что Энди никогда не восстановиться, но терапия сделала своё дело. Энди не просто восстал из мёртвых, он получил шанс начать новую жизнь с минимальными потерями.
   - Двое наших клиентов остались парализованными, - говорила Бастет. - Теперь я могу сказать вам это.
   - Почему бы вам не подобрать наркотик более щадящего действия? - спросил Энди. Бастет только пожала плечами.
   - Это не наркотик, это яд. Только так мы можем обмануть медицинские сканеры. А яд не бывает щадящим, бывают только щадящие дозы. Вы и так получили минимальную из возможных. Всегда существует риск.
   - Только меня никто не предупреждал об этом риске, - сказал Энди.
   - А что, если бы предупредили? Тогда бы вы отказались его принять и спокойно отправились бы в зал экзекуций?
   Энди прикусил язык. С одной стороны Бастет была права. С другой он смертельно устал за эти месяцы и искал возможности отыграться. Хотелось злиться, хотелось даже кричать. Ему стало стыдно.
   - Простите меня. Я не должен...
   - Что вы должны, так это побольше заниматься и побольше отдыхать. Уже восемь, вам пора в постель.
   Энди кивнул и стал раздеваться. Он давно перестал стесняться Бастет. За то время, что она с ним работала, Бастет видела его и одетым, и голым, и распростёртым на столе с трубкой, торчащей из задницы. Она видела снимки его внутренних органов, томографию мозга, подробную схему кровеносной системы. Энди не представлял, чем её ещё можно удивить. Он разделся до носков и лёг в постель. Температура в его комнате не превышала шестнадцати градусов по Цельсию и у него мёрзли ноги по ночам. Бастет утверждала, что холод способствует его восстановлению. Пока правда оставалась за ней.
   Энди закрыл глаза, Энди открыл глаза. Два простых движения, между которыми оказалось почти двенадцать часов. На этот раз никаких снов. Бастет снова была в его комнате и держала в руках какой-то странный прибор. То ли старый транзисторный приёмник, то ли ультрафиолетовую лампу. Что это такое, Энди разглядеть не смог, да и не успел. Бастет поставила прибор на маленький стеклянный столик ниже угла зрения. Энди хотел сесть и посмотреть на столик, но Бастет остановила его движением руки.
   - Лежите.
   - Что это?
   - Последняя стадия вашего выздоровления. И вашей адаптации.
   Энди недоумённо на неё уставила.
   - Лицо, - пояснила Бастет. Она немного помолчала, никак не объясняя, что имеет в виду. Когда она снова заговорила, её голос изменился. Энди показалось, что ей с трудом удаётся подбирать слова. - Ваше лицо. Оно... слишком бросается в глаза. Обычно мы делаем пластическую операцию нашим клиентам сразу после воскрешения. Делали бы раньше, но никто не проводит операции на мёртвом теле, слишком высок риск отторжения. В вашем случае всё гораздо сложнее, здесь потребуется полная реконструкция. Лицо, кости черепа, большая часть пищеварительной системы, словом, много всего. Вот список планируемых изменений, - она положила на кровать Энди коммуникатор, - Всё уже включено в стоимость, если это вас беспокоит. Мы начнём с внутренних органов и будем подниматься выше по мере выздоровления. Сейчас вы достаточно окрепли для того, чтобы перенести операции. Вам не понадобится даже прекращать тренировки. Все операции кроме финальной будут проходить только под местным наркозом. Мы подобрали специальный состав, который не будет вас травмировать. А потом...
   Энди перестал её слушать. Он вспомнил свой недавний сон и снова невольно ощупал лицо. Они собираются сделать его грейпом?
   - Нет, - быстро сказал он. - Я не хочу операцию.
   - Это нормальная реакция для первичной адаптации, - сказала Бастет. - Лицо всегда ассоциируется с личностью, а с потерей личности всегда сложно смириться. Но не беспокойтесь, ваша истинная суть находится внутри, а не снаружи. После операции вам предстоит длительная терапия с нашими психологами. Мы тем временем подготовим полный пакет документов. Идентификационные данные в национальной базе, личная карточка, страховое свидетельство, всё что нужно для спокойной жизни. Выбор нового имени и фамилии, к сожалению, невозможен, но вы сможете выбрать себе второе имя. Это вполне допустимо.
   Энди вскочил с кровати.
   - Я сказал, нет! - он перевернул стеклянный столик и непонятный прибор с грохотом покатился по полу. - Никаких операций! Никакой пластики!
   Бастет бросилась к нему наперерез. В её руке сверкнула длинная плоская палочка, похожая на пилку для ногтей. Энди размахнулся и ударил Бастет в ключицу, услышал звук ломающейся кости, услышал сдавленный вопль. А потом "пилка" прикоснулась к его голой голени, тело сотрясла дрожь и всё поплыло перед глазами. Последнее, что он увидел, это полоска ослепительного света, льющаяся из-за приоткрытой двери. И снова чей-то голос:
   - Она любит музыку.
   - Она? - спросил Энди про себя. И потерял сознание.
  
   11.
   Без толстой куртки и комбинезона Мария оказалась худой, длинной и странно красивой. Было в её красоте что-то под стать Наяру, такое же холодное и равнодушное. Глядя на Марию, Венди подумала, какие же холодные должны быть её руки. Когда Мария взяла её за руку, она вздрогнула. Не просто холодные, ледяные!
   - Венди, вы в порядке? Вы молчите уже пять минут.
   Венди снова почувствовала, что успела побывать в странном трансе. Может быть, так действовала на неё усталость, может быть, сказывалось напряжение последних недель. В любом случае, надо что-то сказать. Надо спросить. Но где гарантия того, что Мария связана с Базовым лагерем только косвенно? А где гарантия того, что Тони сейчас не набирает какой-нибудь специальный номер по спутниковому телефону? Алло, это я, агент Тони. Похоже, нас раскусили. Венди передёрнуло. Надо перестать забивать себе голову тем, на что не можешь повлиять. Ей всегда было трудно остановить разгулявшееся воображение.
   - Венди? - окликнула Мария. В голосе звучала настороженность.
   - Второй Базовый лагерь, - выпалила Венди.
   - Второй... что?
   - Мне нужно попасть во Второй Базовый лагерь.
   - Я вас не понимаю.
   Теперь голос звучал фальшиво. Венди различила ускоренное дыхание и дрожь в интонации. Мария чего-то боялась. Интересно, чего.
   - Сколько вам заплатили за две фальшивые справки? Шесть тысяч гетов? Я могу дать больше. Но уверена, моё молчание вы оцените гораздо выше. Итак, Второй Базовый лагерь. Вы отводите меня туда, а я храню молчание. Ни слова о том, что главный врач Базового лагеря занимается переправкой альпинистов... чёрт знает куда.
   Мария распрямила плечи. Она была не такой высокой, как Сирена, но всё равно между двумя этими женщинами, живой и мёртвой было что-то общее. Венди отметила, что даже голос и тот был похож.
   - Я бы попросила вас уйти.
   - Мария, вы, кажется, не понимаете. Вы не в том положении, чтобы что-то просить. Это я прошу вас отвести меня туда, куда вы уже отправили двоих только за сегодня. Если вы не отведёте меня туда, клянусь, я сделаю всё для того, чтобы вас и близко не подпускали к Наяру. Будете любоваться им из окна персональной камеры.
   - Вам не в чем меня обвинять. Я только врач.
   - Тони говорил то же самое. Правда, в его исполнении это звучало как "я просто инструктор". Мне плевать, кто вы "просто", а кто "на самом деле". Я хочу только попасть в этот долбанный второй лагерь. И вы меня туда отведёте. В противном случае... Вы меня поняли.
   Мария замялась. Она несколько раз смотрела на Венди и каждый раз отводила глаза. Наконец, она прошла к стене и упёрлась в неё ладонями и лбом.
   - Мне ничего не говорили о вас, - сказала она. - Информация прошла только насчёт этих двоих. Кира и Кайма. Только двое. Чёрт, я не могу отправлять больше двух!
   - В день? - уточнила Венди. - Или в месяц?
   - За одной восхождение. Тем более, что двое и так сошли по естественным причинам. Я не могу...
   Венди помолчала немного, потом сказала:
   - Вам не придётся ничего придумывать. Скажете правду.
   - Правду? - не поняла Мария.
   - Вирус кабу. Я скрыла это в анкете, а врачи внизу этого не обнаружили.
   - Кабу... Нет, это невозможно! Вы... в вашем возрасте... С кабу просто столько не живут! Вам никто не поверит!
   - Незачем убеждать кого-то в правде. Если будет какое-либо расследование, я смогу поднять архивные документы. У меня врождённый вирус кабу, я перенесла экспериментальное лечение. И... можете считать, что вирус дал осложнения. Напишите документ, что вы спускаете меня вниз. И отправьте во Второй лагерь.
   Мария вдруг расплакалась. Венди почувствовала к ней укол жалости, потом вспомнила, что перед ней врач, который работает на фабрику андроидов и успокоилась.
   - Я не хочу этим заниматься, - хныкала Мария. - Они заставили меня, заставили моего брата. Зачем они так ненавидят нашу семью?
   - Семью? - переспросила Венди и вдруг поняла: - Так Тони ваш брат?
   - Да. А Танти, оператор канатной дороги до лагеря, мой сын. Ему всего пятнадцать, осознаёте вы это? Он должен заниматься тем, о чём не имеет даже понятия! И всё из-за своего долбанного папочки!
   Она присела на пластиковый стул, взяла пиалу со стола, залпом выпила. Посмотрела на Венди взглядом, в котором смешивалась злость и мольба.
   - Убирайтесь!
   - Я не уйду и вы прекрасно это знаете. Что такого натворил ваш муж?
   - Что такого! - передразнила Мария. - Лучше спросите, чего он не сделал. Не позаботился о страховочных тросах для своей группы. Тогда погибло шесть человек. Мой муж был инструктором! - вдруг закричала она и уронила стакан. Вода выплеснулась на её ноги в одних носках, но Мария этого даже не заметила. Она медленно подняла стакан, медленно поставила его на стол. - Шесть человек... и ему простили бы эти смерти. Может быть, даже выплатили бы страховую премию. Он тоже пострадал, потерял ногу почти до бедра. Но среди этих шести был сын одного из парламентариев. Потом было расследование, отчеты, заключения специалистов. Полгода мы прожили как в аду.
   Венди села на стул рядом с ней. Мария схватила её за руку своими ледяными пальцами и прижала к себе. Видно было, что эта женщина давно хотела выговориться. Венди больше ни о чём её не спрашивала, слова лились сами сплошным потоком.
   - Его сочли виновным сначала в преступной небрежности, потом в убийстве. Полный бред, но таким образом его осиротевший папочка хотел прибрать к рукам весь Базовый лагерь. Давид был инструктором именно нашего лагеря. Никто не верил, что у него это получится. Но вот, как видите, получилось. Акции пошли вниз, стоимость упала почти до бросовой. Государство выставило нас на аукцион, на который заявился только он и его подставное лицо. Теперь этот сукин сын владеет половиной горы. Делает здесь, что хочет. На сына ему тоже плевать, здесь не идёт и речи о мести или наказании. Не думаю, что он пролил хотя бы слезинку из-за своего ненаглядного сыночка. Иногда мне вообще кажется, что он своими руками устроил это происшествие. Очень уж в выгодном положении он оказался. Несколько тысяч на адвокатов и экспертов и Наяр открыл ему свои объятия. А мой муж...
   Она ненадолго замолчала. За это время Венди взяла бутылку с водой и наполнила её пиалу. Мария отпила несколько глотков и хотела поставить пиалу на стол. Ей не хватило нескольких сантиметров, пиала сорвалась вниз и приземлилась на пол. Снова не разбилась. Венди успела удивиться её прочности.
   - Он вытащил моего мужа из тюрьмы. Бывшего мужа, мы развелись сразу после первого процесса. Оплатил ему... сделал... как это называется? Биология? Биопоника?
   - Бионика. Этот человек оплатил вашему мужу бионический протез?
   - Да. И снова устроил его работать в этот лагерь. Как и всех нас. Наверное, считает себя благодетелем нашей семьи. Сначала свобода, потом работа, потом ещё маленькие одолжения, и всё так великодушно, что и не заподозришь. Он открыл кредит моему брату, когда тот захотел купить новое оборудование, помог мне продлить лицензию врача, а сыну поступить в колледж. А в обмен на это мы должны время от времени выполнять его небольшие поручения.
   Мария ещё долго рассказывала о том, как страдает она сама, как страдает её брат и сын. Венди слушала её и в то же время думала о том, как странно иногда сплетаются человеческие судьбы. Три человека оказались связаны с горой кровью погибших. Несчастный случай при восхождении (или при спуске, это Мария не уточнила) стал ещё одним камешком в фундаменте преступного замысла. Одни люди плодят нелюдей, другие люди уверены, что помогают им не по своей воле. Мария и её близкие с готовностью принимали любую помощь от преступника. Значит ли это, что они и не подозревали о том, какая будет за это расплата? Венди мысленно усмехнулась. Сложно быть такими наивными, особенно после того, что Мария назвала "полгода в аду". А что было после того, как ад закончился? На сцену вышел благодетель, из рук которого приняли взятку? Смешно. А Мария всё рыдала и никак не могла остановиться. Венди подумала, что работа в полиции делает её безжалостной.
   - Отведите меня в Базовый лагерь.
   - Но как же... мой сын!
   - Быстро, - сказала Венди.
   Мария подозрительно быстро успокоилась. Она оттёрла слёзы ладонями и посмотрела на Венди.
   - Я не могу отвести вас прямо сейчас. Это будет выглядеть слишком подозрительно. Вам надо сделать хотя бы одну тренировочную вылазку и проинформировать о плохом самочувствии. После... я дам вам заключение. Это и будет пропуск во Второй лагерь.
  
   12.
   Энди проснулся. В последнее время он только и делал, что просыпался и снова засыпал. Впоследствии он не мог вспомнить, что же творилось наяву. Ему всё время снились яркие сюжетные сны и вот их он как раз помнил. Помнил все, до единого.
   Во всех снах была Москва, но не бумажная и не огненная. Это был прекрасный каменный город, именно такой, каким была Москва в его детстве и юности. Зелёные скверы и широкие проспекты, остроконечные высотки, вздыбившиеся мосты. Он шёл по каменным набережным спокойной Москвы-реки, ехал через неё в вагоне метро, видел рассвет с Крылатских холмов и закат с Берсеневской набережной. Город горел множеством разноцветных огней, тут были и новогодние гирлянды на наряженных площадях, и белые фонари, свет которых с трудом пробивался сквозь густой мартовский туман. Жёлтые огни на прогулочных теплоходах, пронзительно-красные огни на строительных лесах, которыми были стянуты башни на Красной площади. И свет неоновых щитов, установленных на самых крышах, и слепящие буквы "М" над станциями метрополитена, и едва различимый свет Луны в майское полнолуние. Та, старая Москва была колыбелью света, волшебной сокровищницей огней, которые ярче любого драгоценного блеска. Энди любил ту Москву.
   Во сне он видел своё ранее детство, которое запомнилось только серыми пятиэтажками, серым от грязи снегом и бесконечным количеством серой одежды, в которую мать закутывала его перед выходом на улицу. Тёплые шерстяные колготки (не надо, не хочу, я же не девчонка!), носки, рейтузы, двуслойные штаны. Майка, свитер, жилетка-стёганка, тёплая кофта, а поверх этой конструкции ещё и толстенная куртка. Детство он в основном запомнил тем, что никак не мог поднять руки, мешали слишком толстые рукава. Он не мог вспомнить лица матери, не помнил, ходил ли в детский сад, не помнил начальную школу, но помнил вязаные варежки на синих резинках.
   Лето было зелёным, одно и то же, во всех снах, то лето, когда ему только-только исполнилось семнадцать. Зелени было так много, что она слепила глаза, а под ногами расстилался ковёр из алых цветов. И всюду тюльпаны, много тюльпанов, весь город укрыт ковром из ярких цветов. В руках его спутницы, тогда ещё будущей жены, был букет белых тюльпанов. Его шелковые лепестки были словно опалены по краям золотистым сиянием. Энди смотрел на девушку, к которой через несколько лет намертво пристанет слово "бывшая" и думал, что хочет остановить это мгновение, навечно удержать его в памяти. У неё были чёрные волосы, такие короткие, что едва закрывали уши. И крошечные серёжки, к которым он любил прикасаться губами.
   Всё цвело тем летом. Очень много маргариток, оранжевые ноготки и цветы-звёздочки, название которых всегда вылетало из головы Энди. Звёздочки, так звёздочки. В одном из парков, где он любил гулять после учёбы, росли цветы, которые распускались по ночам. Днём это были только зелёные бутоны с чёрной окантовкой, а по ночам казалось, будто бы на клумбах сидят бабочки с разноцветными крыльями. Пахли цветы тоже ночью. Запах у них был нежный и пряный, может быть, даже слегка коричный. Этот запах всегда ассоциировался у Энди с московской ночью.
   Москва, яркая, искрящаяся, как шампанское. Улицы, залитые светом, старинные дома с колоннами и выступающими балкончиками. Бывшая почти-жена Энди училась на архитектора. От неё Энди выучил слова "аттик", "бельведер", "капитель" и "эркер", хотя сейчас не смог бы сказать, к каким частям здания это относится. Он просто любил Москву, без всякой науки, без всякого циркуля, которым можно было бы измерить расстояния от фасада до фасада, высоту оград, диаметр завитков. Москва жила и дышала, билась, как одно большое сердце. Энди жил в нём, плыл в нём и был счастлив.
   Он никогда не мог определить момент, когда перестал любить Москву. Казалось, это произошло само собой, любовь эволюционировала в отвращение, отвращение стало ненавистью. Городской шум, который был когда-то колыбельной для ушей Энди, превратился в нестерпимый хор злобных голосов. И Энди бежал, затыкал уши, закрывал глаза, а Москва глотала его, перемалывала своими безжалостными челюстями, переваривала в желудке и изрыгала обратно, измятого, измученного, бессонного. Истлели древние стены, стянулись и истончились до газетного листка. Роскошные башни превратились в бумажную поделку, гранит превратился в папье-маше, мрамор в мятый картон.
   А потом город умер и только сейчас Энди нашёл в себе силы оплакивать его. И он плакал о потерянном городе, о потерянной жизни, о самом себе, который получил второй шанс, но так и не смог стать человеком. Сейчас ему часто говорили о том, что изменение внешности не приводит к потере личности, но что они могли знать о том, как человек теряет самого себя! Дело не в личности, дело в ощущениях. Бог с ним, с лицом, в конце концов, человеческое лицо меняется на протяжении всей жизни, от сморщенного лица новорождённого младенца до сморщенного лица старика. Энди помнил себя-ребёнка, помнил себя-землянина. Светлые волосы, нежная кожа, которая всегда обгорала на солнце. Стал ли он другим человеком, попав на Гекату? Безусловно, но лицо тут ни при чем. Внутри всё время происходила какая-то странная, методичная работа, личность перековывалась в огненном горниле. И оставалась только изжога, сожаление об утраченном, о том, чего никогда не вернуть обратно.
   Снов было слишком много, пожалуй, больше чем когда-либо в жизни. Там была Москва, был королевский дворец, была Сенна, танцующая с Хью, был Тихий Билли и десятки, сотни разноцветных грузовиков. Белые коридоры извивались и пересекались, заводили в самый центр лабиринта. Иногда Энди видел во сне девушку в белой рубашке, иногда нет. Когда ему снилась Москва, он просыпался с чувством глубокой утраты, когда ему снились белые коридоры, он плакал от сосущего одиночества. Он часто лежал ночью на кровати с лицом, мокрым от слёз и жадно прислушивался к звукам за дверью и стенами. Там были люди, там были движения, там беспрестанно что-то происходило. Звуки успокаивали Энди и он снова засыпал. Он был не один.
   Новое лицо пугало его до смерти. Он пытался переключиться, забыть о том, что было раньше, наконец, сравнивать себя с другими людьми, с грейпами. Люди на Гекате живут с такими лицами с самого рождения и не испытывают ничего кроме отвращения при виде старого лица Энди. А сейчас он один из них, может быть, даже лучше прочих. Лоб стал выше, глаза стали больше, лишились век и провалились в глубокие впадины. На середину лица, туда, где раньше располагался нос, опустилась костяная пластина. Под ней оказалось четыре отверстия, воздух сквозь которые проходит гораздо свободнее, чем раньше, наполняет лёгкие полнее, легче. Сама пластина почему-то в мелкое кружево, даже филигрань, но это без труда можно исправить, если не понравится. Энди не заказывал такую пластину, это осталось на совести пластических хирургов.
   Исчезли мимические мышцы, исчез рот, исчезли зубы, исчез язык. Во рту Энди лежали три подвижных отростка, покрытых чувствительными рецепторами. Теперь любой вкус раскладывался на сотни мельчайших оттенков, о существовании которых он и не подозревал раньше. Его новые языки отличали любые изменения консистенции, температуры, свежести. Даже запахи и те улавливались преимущественно языками, прокатывались по их спинкам тёплой волной, посылали в мозг соответствующие сигналы. Мозгу, пожалуй, приходилось тяжелее всего.
   Никогда прежде Энди не знал, что на свете есть столько цветов, столько вкусов, столько запахов. Нечто подобное он испытал, когда бросил курить и начал снова чувствовать запахи. Но то чувство не шло ни в какое сравнение с тем, что случилось теперь. Как будто кто-то встроил в его голову призму, раскладывающие цвета на весь радужный спектр. Вот только местная радуга состояла не из семи цветов, а по меньшей мере из семи тысяч. Только сейчас Энди понял смысл шкалы градации оттенков, которая использовалась для любых измерений. Чтобы продублировать эту шкалу цифрами, потребовалась бы по меньшей мере сотня знаков. Энди видел цвета, чувствовал вкус. Мозг пытался обрабатывать огромное количество новой информации, но не всегда справлялся. Тогда Энди чувствовал упадок сил, доползал до своей кровати и утыкался головой в подушку. Иногда он даже начинал тихонько постанывать. Звук получался слишком тихий, слишком свистящий. Потом Энди засыпал.
   Он всё время думал о Москве. Думал о её огнях, когда лежал под огнями в операционной. Думал о маленьком смарт-каре, выкрашенном в цвет британского флага, который всегда парковался во дворе перед домом. На смарте было написано "Купер", потому что это и был мини-купер. На роботе-хирурге, который оперировал Энди, было написано "Райку". На Гекате ничего не знали про Британскую империю, но робот тоже был в цвет флага.
   По утрам было особенно плохо. Какая-то дрянь скапливалась в его горле, клокочущая жидкость, которая всё норовила выплеснуться наружу из ноздрей. Расширенные лёгкие, новые бронхи. Труднее всего оказалось освоить новые голосовые связки. Энди никак не мог приспособиться, чтобы говорить с их помощью. Да и говорить по большей части не хотелось, хотелось только лежать, уткнувшись лбом в подушку и поскуливать. Впрочем, долго лежать ему не давали. Несколько недель подряд его тянули, встряхивали, усаживали на тренажеры и снимали с них, как безвольную тряпочку. Энди начинал уже задумываться о том, что совсем потерял волю к жизни. Вместе с тем жить почему-то хотелось всё больше и больше. Он даже думал, что новое лицо это новый шанс начать всё сначала. Клара, его психолог, уверяла, что так оно и есть.
   Через полтора месяца после первой операции у Энди было достаточно сил, чтобы встать на ноги. Теперь ему давали какое-то странное питьё, взрывающую вкусовые рецепторы. Энди готов был пить эту дрянь круглыми сутками, потому что буквально чувствовал, как в него вливается энергия. Если бы кто-то ему сказал, что именно эту штуку он принимал за местный кофе, Энди бы ни за что не поверил. Это был настоящий нектар, пусть и очень специфический. Он придавал сил, а силы в свою очередь гасили злость. Энди больше не злился на Бастет, на Кари, даже на самого себя. Он начал интересоваться окружающей действительностью как исследователь, а не как взломщик.
   Однажды Энди проснулся от того, что в его окно светит ясная Оливия. Он посмотрел на часы, увидел, что это уже второй рассвет и решил больше не ложиться. Сходил в туалет, не включая свет, прогулялся до маленького овального балкона, подышал ночным воздухом. Второй базовый лагерь был где-то высоко в горах, Энди видел большой гребень, увенчанный ледяной короной. С одного из закрученных зубцов короны сорвалась снежная шапка. Энди мысленно улыбнулся. Удивительное по красоте зрелище.
  
   13.
   Второй восход Оливии накрыл Синару, вершину Наяра, серебряным одеялом. Снег сверкал так ярко, что на него больно было смотреть, на концах ледяных клыков распустились огненные цветы, в цвет золотого звездопада. Венди смотрела на Синару и думала, что видит корону, которой впору венчать голову сказочного короля. Воображение, вот ещё одно отличие человека от андроида. Способность увидеть единорога в белых облаках и волшебный лес в морозных узорах.
   - Не останавливаемся! - крикнул Тони позади. Наверх он шёл первым, вниз всегда последним. Сейчас они как раз совершили тренировочное восхождение и развернулись для спуска. Венди остановилась и оглянулась, чтобы ещё раз посмотреть на сверкающую Синару. - Не останавливаемся! За нами ещё группа!
   Шерпа, который шёл в паре с Венди, звали как-то так нелепо, что она никак не могла запомнить и про себя называла его не иначе как "мой шерп". Это был очень приземистый парень с глазами-щёлками, почти отсутствующей шеей и настолько кривыми ногами, что между ними можно было спокойно засунуть баскетбольный мяч. Одет он был как и все шерпы в коричневый комбинезон с перекрёстными полосами оранжевого цвета. В темноте полосы светились, и тогда казалось, что по Наяру ползут оранжевые пауки. В обязанности шерпа входило нести груз, помогать Венди на тяжелых проходах и менять кислородные баллоны. Венди следила за уровнем кислорода в маске и никак не могла понять, какой в ней смысл. Ей было одинаково плохо в маске и без маски. Иногда ей казалось, что кислород вообще не поступает из баллона. Венди даже просила Тони проверить её маску. Тот обеспокоенно померил её, поправил шланг и объявил, что всё в полном порядке. Венди решила, что всё дело в накопившейся за эти месяцы усталости. Она и не представляла раньше, что может настолько сильно уставать. Потом смотрела на других членов группы и понимала, что им приходится не лучше. Кроме того, они взойдут на плато, это всё окупит. А Венди завтра покинет группу и отправится прямиком во второй лагерь. И кто знает, что там ждёт.
   Тони поравнялся с ней и некоторое время прошёл молча. Потом похлопал её по плечу.
   - Устала?
   - Не то слово.
   - Ничего. Ещё каких-нибудь двести метров, один крутой спуск и мы дома. С каждым разом будет всё легче. Завтра ты... - он встряхнул головой, - Извини. Мария сказала мне, что ты... В общем, ещё немного.
   Они шли мимо ледопада Ремо, расположенного почти под самым Северным плато. Ремо был похож на распахнутую пасть, полную острых зубов. Здесь приходилось быть осторожными, потому что ледопад был известен своим скверным характером. Шесть лет назад он похоронил здесь группу альпинистов, которые спускались с вершины. Их тела так и не были обнаружены.
   Теперь последним шёл Драйм, с двух сторон поддерживаемый шерпами. Странно было видеть этого здоровяка, безвольно обвисшего в их руках, но здесь это никого не удивляло. Драйм легко переносил кислородную недостаточность и мог спокойно обходиться без дополнительного кислорода. Но на высоте восемь тысяч метров у него почти пропал сон. Он спал в сутки часа по три и находился на грани обморока. У него путалось сознание и он с трудом мог следить за нитью разговора. Тони не собирался брать его на предварительное восхождение и согласился только когда Драйм взял с собой не одного, а двух шерпов. Они тащили его тушу вверх и вниз, но, похоже, даже не замечали своей ноши. Шерпы весело переговаривались друг с другом, а Драйм едва переставлял ноги. Время от времени он сдёргивал маску с лица и делал глубокий вдох. После этого ещё несколько минут он смотрел вполне осмысленно и мог идти сам. Драйм утверждал, что это позволяет ему "как следует прочистить мозги".
   Когда Ремо уже был позади, вся группа услышала странный треск. Венди повернула голову влево, пытаясь отыскать глазами неизвестный звук, и это её спасло. Высоко наверху, под сводами северного плато сорвался кружевной завиток ледяного карниза и полетел вниз, увлекая за собой взрыхленный снег. Лавина прокатилась далеко от Ремо, она могла представить опасность только для тех, кто решился штурмовать Наяр с северного склона, а таких в этот день не было. Но на излёте снежная волна задела край другого склона, оттуда оторвалась ледяная глыба и скатилась по краю прямо к оскаленной челюсти Ремо. Несколько клыков надломилось у основания и пролетело рядом с людьми. Один клык просвистел между плечом и шеей Венди, оставив на щеке только белую вмятину. Второй пропорол руку одного из шерпов. Третий чиркнул, всего лишь чиркнул! - по плечу Драйма.
   Всё произошло так быстро, что в первую секунду Венди даже не поняла, что произошло. Ветер утих, со стороны Ремо не доносилось ни звука. Наступила такая тишина, что слышно было, как падает снег. А потом Драйм начал кричать.
  
   14.
   Реабилитация Энди подошла к концу и Бастет сказала, что они больше не увидятся. Энди показалось, что он слышит в её голосе сожаление, а сам едва не прыгал от радости. Эта злобная стерва никогда ему не нравилась. Она была не просто чужаком, она была отвратительным чужаком. Энди испытывал гораздо больше приязни к собственному палачу. На память о себе Бастет оставила мерзкие воспоминания, запах травянистых духов, который никак не выветривался из комнаты и маленький блокнот в розовой обложке с расписанной диетой на ближайший год. Блокнот Энди выбросил, как только за Бастет закрылась дверь.
   Ему удалось связаться со Стручком, который утверждал, что стал его поверенным. Энди хотелось оспорить это утверждение, но ему было лень. Он всё время чувствовал себя усталым и раздраженным, даже капризным. Хотелось кричать и топать ногами, выводить людей из себя и смотреть, что же они всё-таки из себя представляют. Физически Энди чувствовал себя совсем здоровым. Он был готов покинуть Базовый лагерь.
   На следующий день Джим со Стручком устроили деловую встречу в овальном зале. Зал был оформлен в стиле, который говорил Энди о раннем Возрождении, а уроженцам Гекаты об эпохе живописца Майнера. Стены были расписаны потускневшими красками, с потолка взирали большеглазые девы, ютившиеся между готическими рёбрами. В нишах по обе стороны длинного стола стояли статуи из тёмной бронзы, мужчина и женщина. Когда Энди увидел их, не сразу понял, что в статуях необычного. Потом до него дошло, что у статуй были почти человеческие лица. Огромные глаза, пластины вместо носа, но настоящие рты. Женщина даже улыбалась.
   Энди с трудом оторвался от созерцания статуй, поздоровался и сел на маленький крутящийся стульчик. Стул был похож на тот, что в детстве стоял возле пианино. Энди ненавидел этот проклятый стул из-за того, что у него не было спинки. Этот стул был удобнее, но ненамного. Энди с интересом посмотрел на собравшихся в зале. На Стручке была нелепая красная шапочка со значком в форме жука-скарабея. Джим обрядился в строгий деловой костюм. В первый момент Энди даже его не узнал, привык к тому, что тот обычно в форменном комбинезоне. В самом углу у стены сидел незнакомый ему человек с пистолетом на поясе. Энди рассеянно ему кивнул.
   Джим-в-костюме решил сразу перейти к делу. Он протянул Энди увесистую папку.
   - Ваши документы.
   Стручок вежливо но уверенно выхватил папку из рук Джима.
   - Позвольте, я сам передам документы моему клиенту.
   Джим схватился за папку.
   - Простите, но наша организация...
   - Эй! - воскликнул Энди. - Не хватало только, чтобы вы тут устроили драку на почве ревности.
   - Господин Энди Гдански, я полагаю, что вам лучше... - проговорил Стручок.
   - Мару Лив, - презрительно сказал Джим. - Теперь его зовут Мару Лив. Вы даже не удосужились посмотреть в новую анкету вашего клиента! А я, между прочим, вам её высылал.
   - Я бы попросил...
   - Хватит! - заорал Энди. - Только ваших разборок мне не хватало. И да, - он указал пальцем на Джима, - мне плевать, как меня будут звать по документам. Меня зовут Энди Гдански, с этим именем я родился, с этим именем и умру.
   Джим напустил на себя непроницаемый вид. Когда он заговорил, голос его был ледяным.
   - Господин Мару, наша организация предлагает новую жизнь "под ключ", от воскрешения до полноценной интеграции в общество. Ваша новая личность...
   - Навязана мне против моей воли, - перебил его Энди. Он повернулся к Стручку: - Операцию мне сделали против моей воли.
   Стручок зябко поёжился и поглубже вжался в кресло. Он поправил моно-очки на носу и поднял вверх сухой палец.
   - Это представляется мне интересным. Смена образа без добровольного согласия.
   Джим вскочил на ноги.
   - Господин Мару... господин Энди Гдански подписал все документы перед началом нашего сотрудничества!
   - Сядьте, Джим, - сказал Энди. - Я же не идиот. Я прочитал соглашение вдоль и поперёк, а мой поверенный растолковал мне все спорные моменты. Там нет ни слова о том, что операция должна проводиться против воли клиента. Более того, там сказано, что клиент имеет право расторгнуть договор на любой стадии, исключая кому.
   - Совершенно верно, - подтвердил Стручок.
   - Мару... Энди, вы верите, вы верите ему? Верите этому старому сукиному сыну? Да он же просто присвоил ваше состояние! Какого чёрта, думаете, он так над вами трясётся?!
   - Не присвоил, а взял под опеку, - сказал Стручок. - И мой клиент прекрасно об этом осведомлён.
   - Ни хрена подобного, - сказал Энди. - Но об этом мы поговорим позднее, сейчас меня гораздо больше интересует...
   - А Хью! Спросите его про Хью! Спросите, куда он дел этого мальчишку!
   - Кстати, справедливо. Куда вы дели Хью, мой сморщенный друг?
   Если Стручка и покоробило это обращение, он не показал виду. Вместо этого он снова водрузил на место моно-очки.
   - В настоящее время Хью занят деятельностью, напрямую связанную с его профессиональной деятельностью. В его задачи входит...
   - Мне плевать, что входит в его задачи. Где он?
   - Он выполняет некие... поручения, - сказал Стручок.
   - Он ещё долго будет так размазывать. Ваш друг Хью работает на альянс, - сказал Джим. - Этот старый хрен туда его сбагрил. Не хотел, чтобы Хью консультировал вас насчет сделки.
   - Вы искажаете истину!
   Энди надолго замолчал и позволил старикам ещё долго отводить душу, упражняясь в искусстве взаимных оскорблений. Он подпёр лоб обеими руками. Значит, Хью теперь работает на государство, вернее, на над-государство. Забавно. Они вместе натворили столько дел, но одного взяли под крылышко, а другого приговорили к смерти. И не просто приговорили, но и выполнили приговор. То, что Энди влачил сейчас, жизнью не назовёшь. По крайней мере, своей жизнью. И дело не только в лице, дело во внутренних ощущениях. Он ещё мог огрызаться на Джима со Стручком, но был совершенно не готов к каким-то привычным операциям. Энди вышел из игры и признавал это. Проблема заключалась только в том, что он понятия не имел, чем заниматься дальше.
  
   15.
   Над лицевыми отверстиями Драйма надулись розовые пузыри. Он судорожно вздохнул и пузыри лопнули. Вместо них по лицу стекали нитевидные струйки крови. Кожа Драйма стала бледно-серого цвета и кровь казалась на ней ещё ярче, чем была на самом деле. Дышал он надрывно и закрывал глаза после каждого вздоха.
   Венди первой бросилась к нему и упала на колени. Первой его реакцией было поднять его, потом вспомнился курс оказания первой помощи. Не трогать, не трясти, не переносить. В случае, если повреждения...
   - О, господи, - пробормотала она. Из рассеченного горла Драйма хлестала кровь.
   Сзади подбежал Тони. Он выхватил на ходу медицинский пакет, отточенным движением достал оттуда повязку, положил на шею Драйма, прижал, стараясь не перекрыть дыхание, достал ещё одну повязку, с прорезиненным краем. Первая к этому времени стала тёмно-красной от крови. Тони велел трём шерпам поднять Драйма, передумал и связался по рации с лагерем. Тот был меньше чем в сотне метров, пара минут, несколько шагов. Так близко и так далеко. Венди вспомнила, что Тони говорил ей про расстояния.
   - Носилки, кислород, - быстро говорил Тони в рацию. - Да, за Ремо, здесь, на склоне. Чёрт, да, я всё время шёл последним!
   Драйм посмотрел на Венди. Кровь протекла через повязку и выступила по краям крупными каплями. Венди завороженно смотрела, как капли темнеют и замерзают, как появляется наверху белая корка инея. Драйм с трудом поднял руку и вцепился в ладонь Венди. Он что-то говорил, что Венди никак не могла разобрать, что. Она наклонилась к нему вплотную.
   - Два... аккумулятора, - пробормотал Драйм. - Я же говорил. С двумя аккумуляторами ничего не страшно... Сердце... в порядке.
   - Сейчас придёт помощь, - сказал Тони, тоже опускаясь на колени. - Всё будет хорошо, ты справишься. Не шевелись лишний раз.
   Драйм его не слушал. Ему потребовалось совершить нечеловеческое усилие, чтобы засунуть руку во внутренний карман комбинезона и достать оттуда что-то, завёрнутое в прозрачную плёнку. Драйм потянул за кончик шпагата, узел развязался и плёнка соскользнула вниз.
   - Не шевелись, - повторил Тони.
   - Вот, - сказал Драйм и вложил что-то в руку Венди. Она не сразу поняла, что он ей дал. В ладонь ткнулось что-то холодное и металлическое. Она оторвала взгляд от лица Драйма и посмотрела на то, что лежало в её руке. Это был маленький, не больше десяти сантиметров длиной флажок. Плотная ткань дважды обмотана вокруг металлического древка. У древка заострённый кончик, чтобы можно было воткнуть в лёд или спрессованный снег. Венди вопросительно посмотрела на Драйма. Он проговорил на выдохе:
   - Юин. Моя родина. Сейчас её уже не найти ни на одной карте. Но я помню, где родился. Если ты доберёшься до вершины... до Северного плато. Поставишь его там.
   - Я доберусь, - сказала Венди. Сжала руку Драйма, снова заглянула ему в глаза: - А ты спустишься вниз и дождёшься меня там. Ты должен мне выпивку, не забыл?
   - Я всё помню. Я помню...
   Венди почувствовала, как его пальцы слабеют в её руке.
  
   16.
   Вместе с документами Джим вручил Энди ключи от его временного убежища. В стоимость услуг входило полгода аренды, четырёхразовая доставка еды из ближайшей забегаловки и домработница, которая приходила дважды в неделю. Энди понятия не имел, сколько Стручок выручил на соглашении с ним, но предполагал, что немало. До нового дома Энди доставил вертолёт.
   Это было длинное четырёхэтажное здание, ещё не просохшее от свежей краски. На первом этаже располагались маленькие магазинчики, где можно было купить что угодно от носков до молотого перца. Кофейня на два столика, обувная лавка, центр детского досуга. Второй и третий этаж были жилыми, там находились двухуровневые квартиры. Весь последний этаж арендовала компания по продаже недвижимости. У них был отдельный вход со стеклянным лифтом. У обычных жильцов лифта не было.
   Энди жил здесь уже две недели и думал, что это далеко не худший вариант. По сравнению с его бывшим логовом в грузовике здесь было вполне комфортно и уютно. На первом уровне располагалась просторная гостиная, совмещённая с кухней. Большое окно выходило на тихую улицу, расположенную вдоль узкого канала. На втором уровне была небольшая спальня, посередине которой стояла квадратная кровать. Энди спал иногда вдоль, иногда поперёк, иногда вообще заматывался в одеяло и спускался спать на диване в гостиной. Спальня ему не нравилась. Там было одно крошечное окошко, в который светила яркая неоновая вывеска. Когда Энди лежал на кровати, свет бил прямо ему в лицо. Конечно, можно было купить шторы, но Энди никак не мог доехать до строительного магазина. Ему было лень думать, лень вставать и что-то делать. Это была даже не апатия, а какое-то болезненное оцепенение.
   Теперь он спал почти весь день, а просыпался только ближе к вечеру. Курьер из ресторана давно отучился звонить и просто складывал коробки с едой прямо перед дверью. Однажды Энди три дня подряд не выходил из квартиры, а когда всё-таки решил выйти, обнаружил, что дверь забаррикадирована пищевыми контейнерами. Еда в тех, что стояли в первом ряду, протухла и источала омерзительный запах. Наверху ещё можно было найти что-то посвежее, но Энди сгрёб все коробки в огромный полиэтиленовый мешок и отнёс на помойку. Ужинал он в этот день в крошечной кофейне. Обошлось это в пять гетов, ещё пять Энди оставил в качестве чаевых. Единственной официантке он понравился. Она была чем-то неуловимо похожа на Кадди из Доктора Хауса. Глаза у неё были совершенно потрясающими Она ожидала, что Энди пригласит её на свидание. Он не пригласил.
   Энди вошёл в квартиру, постоял немного, высунулся в коридор, воровато посмотрел сначала направо, потом налево. Никого. Он вернулся в комнату, запер дверь. Вытащил из-под стола низкий стульчик, поставил посреди комнаты, уселся и обхватил плечи руками. Так он просидел несколько минут, потом сделал глубокий вздох и приступил к очередному сеансу самоистязания.
   Для начала он провёл по лицу открытой ладонью. Снова поразился его удивительной, почти фарфоровой гладкости. Было что-то приятное в ощущении, когда рука касалась этой гладкой кожи. Гладкая и прочная, как будто кожа обтягивала не кости, а железные пластины.
   - Она и обтягивает пластины, придурок, - вслух сказал Энди. Он вспомнил, как Бастет описывала ему этапы реконструкции. Реконструкции! Как будто его лицо так пострадало, что его требовалось реконструировать. - Для них это именно так и было.
   Он оттолкнулся ногами от пола и неуклюже подпрыгнул на стуле. Один раз, другой. Ещё прыжок и он был уже рядом со столом. Там лежал предмет, который стал для Энди настоящим кошмаром. Зеркало! Когда Энди брал его за резную рукоять, руки у него дрожали.
   Большую часть дня зеркало лежало на столе перевёрнутым. Энди завесил все другие зеркала, закрыл окна тяжелыми шторами, попросил заменить все хромированные детали в туалете и ванной комнате, чтобы ни одно отражение не показало ему то, кем он стал. Он боялся своего отражения. И всё же каждый вечер он запирался в своей комнате, брал маленькое старое зеркало и часами себя разглядывал.
   - Да, это планета хорошо над тобой проработала, - пробормотал Энди, не замечая того, что обращается к себе в третьем лице. - А что дальше? Я должен стать одним из них? Думать, как они? Жениться на их девке?
   Он отложил зеркало, откинулся на спинку стула, закрыл глаза. Вернее, попытался их закрыть, потому что пока не до конца контролировал внешние веки. Ещё несколько усилий. Свет с улицы по-прежнему заливает комнату. И ещё. И ещё. Наконец, веки опустились, как занавески из плотного бархата. Энди показалось даже, что они отсекли не только свет, но и часть звуков. Он подумал об официантке, которая была похожа Лизу Кадди.
   - Лиззи, - сказал он. И ещё несколько раз повторил: - Лиззи, Лиззи, Лиззи.
  
   17.
   Мария зафиксировала смерть Драйма. Его тело, погруженное на носилки, оставили за пределами лагеря. Тони вызвал команду, которая должна была отнести его к подножию Наяра. Было что-то жуткое в том, что их работа входила в горную страховку.
   - Он хотел умереть в горах, - сказал Кир тем вечером. Венди посмотрела на него, как на идиота.
   - Он хотел жить в горах. Умирать он вообще не собирался.
   - Да ладно тебе. Что лучше, сдохнуть от старости в своей постели или погибнуть здесь, на вершине мира и на вершине жизни?
   - Мы ещё не на вершине, - сказал Нирт из тёмного угла. - И никогда на ней не будем. Северное плато ещё не вершина.
   Разговор плавно перетёк в обсуждение того, что можно считать вершиной. Кир ожесточённо доказывал, что Северное плато ничем не хуже Синары и лишние девять сотен метров роли не играют. Нирт посмеивался и вспоминал старую притчу про зелёный виноград. В интерпретации Гекаты речь шла о белом рисе.
   Тем же вечером Венди получила свидетельство о плохом самочувствии. Когда Мария подписывала документ, руки её тряслись. Венди долго смотрела на неё с недоумением и вдруг поняла.
   - Драйм тебе нравился, верно?
   Мария отвернулась к стене.
   - Можешь не говорить, - сказала Венди. - Это и так...
   - Он мне нравился, но не так, как ты думаешь. Он был моим другом, хотя даже не подозревал об этом. Мне нравилось представлять его, мысленно говорить с ним. Мы вместе учились в старших классах. С тех пор он был всегда со мной. Хотя я даже не уверена, что он помнил, как меня зовут. Когда увидел меня здесь, даже не узнал.
   Венди подошла к ней, встала за спиной, хотела положить руки на плечи, но передумала. Кажется, Мария плохо относилась к чужим прикосновениям. И как только умудрялась совмещать брезгливость и работу врачом! Может быть, именно поэтому она и забралась в горы, подальше от людей. Хотя людей и здесь было предостаточно.
   - Никто не отнимет его у тебя, - сказала Венди. - И никто не будет больше шантажировать тебя... как бы ты это не называла. Я доберусь до этого гребанного второго лагеря, и всё закончится. Слышишь? Всё закончится.
   Мария обернулась к ней. Венди показалось, что её обдало холодной волной. В глазах Марии плескалось отражение Оливии.
   - Не смей лезть в мои дела, - прошипела она. - Мои дела! Меня и моей семьи! Тебя это не касается! - она перевела дыхание и добавила: - Сука тупая.
   Венди отступила, взяла со стола конверт со свидетельством и молча вышла из палатки. Снаружи было так холодно, что у неё на мгновение перехватило дух от ледяного воздуха. Венди надвинула на лицо тёплую маску и отправилась искать канатную дорогу. Ей пришлось кружить по всему лагерю, прежде чем она нашла палатку Танти.
   Мария сказала, что её сыну двадцать, но выглядел он как минимум лет на десять старше. В палатке вместе с ним была полуголая девица, которая ну никак не могла считаться просто подругой. Девицу Венди узнала, это была Дори, подружка одного из инструкторов. А вот в том, тот ли это парень, Венди засомневалась. Он не был похож на запуганного паренька, которого шантажируют и вынуждают заниматься тяжёлой работой. Скорее он напоминал обитателя Расбери, которому соответствовал земной Парк Лейн или Беверли-хиллз. Одеваться он не стал.
   - Чем могу быть полезен?
   Взрослое лицо, взрослые интонации. Венди почувствовала себя смущенной, она ожидала говорить с ребёнком, а перед ней оказался взрослый мужчина. Она решила уточнить:
   - Я ищу Танти.
   - Это я.
   - Мне надо попасть на канатную дорогу. Сможете меня туда отвезти?
   Дори зарылась в одеяло с головой. Танти смотрел на неё несколько секунд, потом снова повернулся к Венди.
   - Приходите утром. Постарайтесь только до того, как уйдёт ваша группа. Меньше будет вопросов. Мама... Мария дала вам свидетельство?
   - Да. Но я не хочу ждать утра. Мне нужно попасть туда сейчас.
   - Сейчас? - повторил Танти. - Ночью? Ведь вы не...
   - Отведите меня к канатной дороге и посадите в кабинку, - перебила его Венди. - Сопровождать не нужно, возвращать обратно тоже. Мне надо только попасть туда.
   Танти дёрнул одеяло.
   - Вставай, девочка.
   Из-под одеяла раздалось недовольное мычание, он дёрнул сильнее.
   - Вставай, слышишь? Давай, поднимай задницу. Тебе надо уйти отсюда. У меня есть работа.
   Дорога до канатной дороги заняла час на аэрокаре и ещё два по горной тропе, отгороженной металлическими перилами. Танти молчал, когда вёл высотный аэрокар, молча шагал впереди по тропе и только время от времени оглядывался, чтобы проверить, всё ли в порядке с Венди. Несколько раз она пробовала с ним заговорить, но наткнулась только на односложные ответы. Тогда она тоже замолчала и стала просто смотреть прямо перед собой.
   Снег искрился в свете Оливии. Во время второго восхода её свет становился ещё более розовым, более насыщенным. Звёзды поблекли и двигались всё медленнее и медленнее, обещая скорый рассвет. Впереди возвышались горные пики малой короны Наяра.
   - Видишь там тёмный силуэт? - неожиданно спросил Танти. - Там первая остановка канатной дороги, там же ремонтный пункт и депо. Нам туда.
   - А куда ведёт канатная дорога? Только во второй лагерь?
   - Есть несколько остановок, лагерь это самая последняя. Изначально её использовали, чтобы добраться на малую корону. Потом решили, что это неспортивно и проект закрыли. Сейчас там есть вертолётная площадка, хотя на такой высоте никто не рискует летать. Кроме психов из второго лагеря, конечно. Но они, по-моему, вообще ничего не боятся. Напрочь отмороженные.
   Остановка канатной дороги напоминала склеп. Здесь находилось одноэтажное здание из белого металла, наполовину занесённое снегом. Внутри было едва ли не холоднее, чем снаружи. Танти вошёл первым и включил свет. Это было нечто среднее между складом и мастерской, стены покрыты слоем льда, под ногами хрустел серый снег, хранивший множество следов. Посередине стояли две кабинки, проржавевшие до такой степени, что трудно было угадать, какого они могли быть цвета.
   - Я на этом не поеду, - сказала Венди так, как будто Танти упрашивал её куда-то ехать. Он хмыкнул.
   - Ты и не поедешь на этом. Это так, музейные экземпляры, никак не соберусь выбросить. Да и то сказать, спустить отсюда мусор стоит недешево. Не бросать же прямо со склона.
   Он взял лежащий в углу свёрток чёрного брезента, развернул и достал штуку, похожую на самый большой пульт от телевизора. Там был крошечный дисплей, который вспыхнул, стоило только Танти до него дотронуться. Танти последовательно нажал несколько кнопок.
   - Пойдём.
   Снаружи Танти взял Венди за руку и подвёл к самому краю крутого склона. Он показал рукой вперёд, туда, где одиноко мерцала тусклая зеленоватая точка. Сначала Венди не видела ничего, кроме этой точки, потом её глаза различили тончайшие серебряные нити, натянутые между зубчатыми вершинами. Нити были такими тонкими, что трудно было и представить, как они могут удержать тяжелую кабинку. Венди повернулась к Танти, хотела задать вопрос, но он словно прочитал её мысли.
   - Да, они достаточно надёжны. В одну кабинку может набиться до шести человек. Правда, на моей памяти такого ни разу не было. А леска прочная.
   Венди отметила про себя слово "леска". Не "канат", а "леска", под которой пропасть в несколько тысяч километров. Её передёрнуло то ли от холода, то ли от страха. Венди никогда не боялась высоты, а сейчас с трудом могла заставить себя посмотреть вниз. Леска, подумать только!
   - Карета подана, - объявил Танти.
  
   18.
   Когда Энди не раскачивался на стуле, он лежал на диване и пялился в телевизор. Большой световой экран занимал почти половину стены, приём был на двадцать каналов, половина из которых работала с сильными помехами. Один канал был с каким-то бесконечным эротическим сериалом. Энди смотрел его так часто, что начал уже узнавать основных персонажей.
   Полгода оплаченной аренды подходили к концу, а Энди ещё не заработал ни одного гета. Он ел то, что ему привозили, потихоньку тратил деньги на карманные расходы, которые ему выдал Джим вместе с ключами от квартиры. Надо было что-то делать, чем-то заниматься, но Энди ничего не приходило в голову. И снова ему на помощь пришёл вездесущий Стручок.
   - Почему бы вам не заняться грузоперевозками? - как-то раз спросил он, заявившись в гости без приглашения. - Как я понимаю, - он деликатно кашлянул, - у вас есть в этом бизнесе некоторый опыт.
   Энди фыркнул. Стручок поправил моно-очки и укоризненно на него посмотрел.
   - Вы напрасно так скептичны, - сказал Стручок. Его рука снова взметнулась к моно-очкам. Энди вдруг подумал, что если Стручок ещё раз поправит свои чёртовы очки, он его убьёт. Стручок поправил ещё раз. Энди даже не пошевелился. - В этом бизнесе полно людей, которые не имеют ни малейшего представления о том, чем они занимаются. Прибыль, расходы, в этом они ещё как-то соображают, но что касается логистики, - Стручок развёл руками, - тут они совсем плавают. Вы не обращали внимание, насколько медленно работают в последний месяц почтовые отделения? От Страбе до Венты посылка идёт почти полтора дня. Ещё полгода назад я посылал пакет документов для другого моего клиента и он дошёл за одну ночь. То же самое касается крупных магазинов. На складах полно товаров, а до магазинов они просто не доходят вовремя. И хорошо, если речь идёт о технике или бытовой химии, но продукты! Они портятся. Крупнейшие ритейлы уже подняли цены на полтора-два процента, и это только начало. На рынке слишком долго было два основных игрока, они ослабли и застоялись. Я полагаю, настало самое время разбавить их компанию.
   - Вы так говорите, как будто я опытный бизнесмен, - сказал Энди. - А я между тем...
   - Человек с возможностями. Я имел удовольствие в этом убедиться. Позвольте напомнить вам вашу же любимую фразу.
   - У меня есть любимая фраза?
   - Именно. Вы часто повторяли вашему другу Хью, что настоящий специалист разберётся во всём.
   - Это было давно, - сказал Энди. Он отвернулся и стал смотреть к окну. - Кроме того, у вас все мои деньги. У меня почти ничего не осталось. Тысяча гетов, может две. Больше ничего.
   Стручок ещё раз кашлянул, привлекая внимание Энди.
   - Видите ли... Компания, интересы которой я представляю наравне с вашими, считает своих клиентов достаточно самостоятельными для того, чтобы начать новую жизнь. Для кого-то смерть это окончание существования, для клиентов компании это отправная точка. Конечно, после воскрешения даётся небольшое пособие, это необходимо на первых порах. Но я бы не стал сильно на него рассчитывать.
   - Я и не рассчитываю. Я же сказал вам. У меня больше нет денег, ни ценных бумаг. Чего вы ещё от меня хотите?
   Стручок помолчал, поправил очки. Ещё раз поправил очки. И ещё раз. Энди с лёгким для себя удивлением отметил, что это перестало так бесить. Гораздо больше его интересовало, какого чёрта Стручок вообще здесь делает. Он не был похож на человека, который будет отправлять поздравительные открытки своим бывшим клиентам. Стручок помялся ещё немного, прокашлялся и негромко заговорил:
   - Компания, название которой я бы пока не стал упоминать, заинтересована в грамотной логистике. Её не устраивают условия, которые выставляют "Лотос" и "Алый цвет". Более того, её вообще не устраивают грузоперевозки по кольцевой пустыне. Эти люди... эта компания хотела бы получше освоить воздушное пространство.
   - Слишком медленно, - сказал Энди. - И слишком дорого. Аренда только одного воздушного коридора стоит...
   - Меньше десяти тысяч гетов в неделю, - закончил за него Стручок. Он отметил удивление, появившееся в глазах Энди, и пояснил: - При федеральной аренде, разумеется. Если воздушные коридоры будут арендованы для федеральных нужд, цена будет чисто символической.
   - Но это же... - сказал Энди, и чуть было не добавил слово "невозможно". Голова у него заработала быстрее, чем за все прошедшие полгода. Он кивнул: - Это может быть интересно.
   Стручок довольно заёрзал в кресле.
   - Я рад, что вы восприняли это именно так. Это действительно очень интересный и перспективный проект. Сейчас они ищут людей, которые имеют опыт в организации логистики. Собственно, пока всё существует только на бумаге. Если всё пройдёт гладко, компания получит беспроцентный кредит на тридцать миллионов гетов.
   - На сколько?!
   - Тридцать. И выдаёт его сама федерация. Для них эта новая логистическая компания будет чем-то вроде шпионского жучка. С её помощью они собираются контролировать деятельность "Лотоса" и "Алого цвета". И в перспективе покончить с их монополией. Пять лет, возможно десять.
   - Значит, их не интересует прибыль? - спросил Энди.
   - Их интересует контроль над воздушными коридорами. Они рассчитывают сначала выманить карго-компании в воздух, после чего обвинить в каких-либо нарушениях и вообще запретить летать. В этом случае компания получит полный контроль над передвижением.
   - То есть контроль получит федерация. Но зачем им это нужно? Федералы и так контролируют землю и воздух.
   - Только на правах консультантов. Такое положение вещей устраивает далеко не всех. Федерация хочет укрепить свою власть, но сделать это так, чтобы процесс прошёл естественным путём.
   Энди вдруг развернулся на стуле и посмотрел на Стручка. Сухое, вытянутое лицо, блестящие глаза. Левое веко всегда опущено до половины, то ли особенность строения, то ли последствия перенесённого инсульта.
   - Всё уже решено, так? - спросил он. - Вы бы не стали посвящать меня в планы федерации, если бы не были уверены в том, что я буду на них работать. Это как с Хью, верно? Вы загнали меня в угол и теперь мне придётся работать на альянс.
   Стручок откинулся на спинку, прикрыл глаза, переплёл руки на груди. Он молчал минут пять. Энди терпеливо ждал, что он в конце концов скажет.
   - Я не собираюсь вас шантажировать, - сказал Стручок.
   - Но вы шантажируете.
   - Не буду спорить. Всё равно каждый останется при своём мнении. Это предложение работы, не более того. Вам предоставили возможность выбора и полгода для того, чтобы принять какое-то решение. С новыми документами и новым лицом вы могли выбрать любую работу по душе. Устроиться разносчиком пиццы, водителем такси, диспетчером, да кем угодно. Мы бы оказали содействие рекомендательными письмами. Но вместо этого вы предпочли целыми днями валяться на диване, смотреть телевизор и думать об официантке из кафетерия. Лиззи, верно? Так вы её назвали? Вы всем даёте странные имена.
   - Вы... вы следили за мной?
   Стручок пожал плечами.
   - Не могли же мы просто отпустить вас на все четыре стороны. Разумеется, мы следили за вами. И будем продолжать следить, если вы откажетесь от нашего предложения.
   - А что будет, если я соглашусь?
   Стручок нагнулся вперёд и взял Энди за руку.
   - Вы уже согласились. Разве вы этого ещё не поняли?
  
   19.
   Кабинка канатной дороги оказалась клеткой, сплетённой из металлических прутьев. Может быть, когда-то на ней был пластиковый чехол, а сейчас она была во власти ветра со всех шести сторон. Крыша крепилась крюком к леске, у основания крюка поблескивал зелёный фонарь. Танти предупредил Венди, чтобы она не вставала в течение всего пути. Он усадил её в кресло и пристегнул широким ремнём.
   - Уверена, что тебе не надо обратно? - спросил он, прежде чем отправить Венди в путь.
   - Уверена.
   - Тогда хорошо добраться. Там в кабинке будут объявлять станции, всего их пять. Пятая считается вроде как последней, поэтому тебя задолбают предупреждениями о том, что пора выходить. Эта штука реагирует на твой вес, вот никак и не заткнётся. Она поорёт минут пятнадцать, а потом будет шестая станция. Она тебе и нужна. Кабинка остановится там секунд на десять, так что постарайся успеть. Иначе она отвезёт тебя обратно. Я останусь тут и дождусь её в любом случае, но второй раз тебя не повезу.
   - Отправляй уже, - сказала Венди. - Я всё поняла.
   Леска вздрогнула и натянулась, Венди даже показалось, что она слышит мелодичное гудение. Кабинка тронулась с места и бесшумно заскользила вперёд. Тут же налетел ветер с колючим снегом, который так и норовил то оцарапать лицо, то попасть в глаза. Венди надела моно-очки, которые обычно носили только при ярком солнечном свете. Всё вокруг погрузилось в тусклую дымку, даже снег и тот стал почти коричневым.
   Вся поездка заняла полчаса от силы. Кабинка всё разгонялась и разгонялась, каждая следующая остановка была короче предыдущей. Монотонный женский голос объявлял "Северный склон", "Правый зубец", "Старый сход". О пятой остановке он повторил по меньшей мере десять раз, каждый раз прибавляя, что это последняя остановка на маршруте. Когда Венди не вышла на остановке, голос чуть не рехнулся. Он орал, что больше остановок не будет, кабинка сделает круг и вернётся обратно, но уже без остановок. Венди думала, что в жизни не слышала ничего более глупого. Если кабинка больше не будет останавливаться, зачем вопить, что вы только что проехали свою станцию? Этот вопрос так её занимал, что Венди действительно едва не проехала шестую остановку. Она буквально вылетела из кабинки и остановилась в нерешительности.
   Венди глотнула ледяной воздух и закашлялась. Она ожидала увидеть какое-то строение, может быть, большие ворота, хоть что-нибудь, но здесь не было ничего. Последняя остановка канатной дороги заканчивалась пустой площадкой. Венди огляделась по сторонам. Уже рассвело и можно было как следует всё рассмотреть. Она не увидела ни следов, ни полозьев, ничего, что свидетельствовало бы о том, что здесь есть что-то кроме гор. На мгновение ей стало жутко. Венди не планировала возвращаться обратно тем же путём и понятия не имела, когда запланирован следующий рейс канатной дороги. И будет ли он вообще? Она достала из кармана передатчик, поймала сигнал и отправила свои координаты. Это её немного успокоило. Венди ещё раз внимательно осмотрелась. Строений нет, следов нет. Вот только снег. Слишком белый. Нет ни синих теней, ни солнечных бликов.
   Она сделала несколько шагов и остановилась. Снег не проминался под ботинками, не хрустел, рифлёные подошвы не оставляли следов. Венди опустилась на корточки, сняла перчатку и потрогала снег. Он оказался наощупь как спрессованная каменная крошка. Холодным он не был.
   Венди выпрямилась и ещё раз внимательно огляделась по сторонам. Она хотела отметить в памяти каждую мелочь, каждую деталь. Потом будет достаточно времени для того, чтобы подумать, кто и с какой целью положил сюда искусственный снег. Пока ясно только, что место это рукотворное, а значит, это не просто маленькая заброшенная остановка канатной дороги. Есть что-то ещё. Венди собиралась выяснить, что именно.
   Её внимание привлекло небольшое углубление в снегу. Венди мысленно порадовалась своей наблюдательности, ямка была крошечной и едва заметной. Снег вокруг неё казался примятым, даже оплавленным. Венди нагнулась и провела над ямкой ладонью. Тепло. Она перевернула руку. И влажно, на ладони остались крупные капли.
   Справа оказалась ещё одна ямка, за ней ещё одна и ещё. Они были гораздо меньше первой, и разглядеть их можно было только, если точно знаешь, что ищешь. Издали казалось, что это просто рыхлый снег.
   Венди раскопала первую ямку и едва не обожгла руки. Даже не тепло, настоящий жар. Искусственный снег казался манной крупой, очень сухой и зернистый. Когда Венди откопала несколько горстей, она увидела узкую чёрную трубку, уходящую глубоко вниз. Венди стала копать дальше, стараясь рыть вдоль трубы. Каждые полметра в трубе было крошечное отверстие, из которого вырывался горячий пар. Он и создавал небольшие ямки в снегу.
   Труба уходила в большой люк из какого-то странного материала, который наощупь был совсем как дерево. Венди раскопала люк, сорвала и сбросила в сторону кусок плотной белой ткани, которой он был закрыт почти до половины. Она сидела на корточках в рыхлой крошке и водила руками по люку, в надежде обнаружить, как он открывается. Только сейчас до неё дошло, как глупо было заявиться сюда в одиночку. Нужен был хотя бы ключ, а его вряд ли оставляли под ковриком. В отчаянии Венди надавила на люк обеими руками, и вдруг он провалился вниз почти на тридцать сантиметров. Венди едва не вывихнула запястье, ударилась плечом о край и вскочила на ноги. Теперь по краям опустившегося люка с шипением поднимался густой белый пар.
   Венди отошла на пару шагов назад. Пар выходил и выходил, плавил снег, нападавший поверх искусственного, оседал на одежде коркой инея. На несколько секунд люк исчез в белой пелене, а когда она рассеялась, Венди увидела, что люк открыт. Она сфотографировала его, послала Баки фото вместе с координатами и принялась спускаться вниз по металлической лесенке.
  
   20.
   Компания, имя которой Стручок отказался называть во время первой встречи, официально называлась независимой организацией по городскому благоустройству и озеленению. У её генерального учредителя была такая длинная фамилия, что она не помещалась на стандартных визитных карточках. Учредитель носил с собой рулон модных карт из тонкого пластика и плаксиво жаловался, что это обходится ему слишком дорого.
   Энди понятия не имел, каким образом эта контора совмещает садоводство с грузоперевозками. Да как они вообще собирались это провернуть? Прежде чем отправиться на личную встречу, Энди изучил все открытые документы. Лицензия на садово-парковые работы, лицензия на очистку каналов. И ни одного документа, с которым можно было хотя бы попытаться заняться логистикой. Это не просто незаконно, это было невозможно. Ни одна машина не поднимется в воздух без специального разрешения. Понадобится следовать за каждым грузовиком и аэрокаром, отключая навигаторы и связь с местными диспетчерами. Энди полагал, что это не самая лучшая идея.
   Брокколи был с ним совершенно согласен. Он вообще произвёл на него впечатление человека, который даже в сортир не ходит без специального разрешения. Законопослушный во всём вплоть до делового костюма. Энди он не понравился. Брокколи был таким жирным и рыхлым, что напоминал Джаббу из Звёздных войн. Присмотревшись к нему получше, Энди решил, что тот больше похож на переваренную брокколи. У него была мягкая и пористая кожа с чуть зеленоватым оттенком. Итак, Джабба Брокколи.
   - Добрый, - сказал Брокколи и не добавил "день". Когда встреча подошла к концу, Энди понял, что Брокколи вообще редко заканчивает фразы, но поначалу он терпеливо ждал, когда прозвучит то или иное слово. Брокколи тараторил не затыкаясь: - Вас порекомендовал мне... Я думаю что вы в самом деле... По здравому рассуждению я думаю, что...
   Энди заскучал. Он никак не мог понять, что хочет от него этот жирный тип с тремя подбородками. Кожа Брокколи лоснилась, глаза почти утонули в рыхлых щеках. Он проглатывал не только последние слова во фразах, но и окончания многих слов. Через двадцать минут разговора Энди уже казалось, что из отверстий на лице Брокколи вырываются не слова, а какая-то отвратительная жижа. Ещё через двадцать минут он решил, что с него хватит. Он встал и взял куртку, висящую на спинке стула.
   - Ненавижу ребусы, - сказал он. Брокколи удивлённо на него уставился.
   - Господин Ли...
   - Лив! Я не гребанный кореец.
   - Так вы согласны?
   - Согласен с чем?
   Брокколи вздохнул так тяжело, что его подбородки заходили ходуном. Энди заметил струйку пота, стекающую между складками. Отвращения к толстяку он не чувствовал, скорее любопытство, вроде того, с каким дети наблюдают за уродливыми жуками.
   - Мне сказали... Я подумал... Вы можете...
   Энди не выдержал. Он потянулся через стол, взял ребристый карандаш и лист бумаги из квадратной пачки. Протянул их Брокколи.
   - Вот. Напишите, что вам от меня нужно.
   Брокколи автоматически взял то и другое и долго сидел, тупо глядя прямо перед собой. Соображал он на удивление медленно, а на своём посту оказался только благодаря хорошим связям. Энди, которого он знал как Мару, ему понравился. Брокколи никогда не признавался даже самому себе в гомосексуальности, не имел гомосексуального опыта, но не мог отказать себе в том, чтобы полюбоваться красивым мужчиной. Мару Лив был странным, но красивым. Брокколи заворожило его лицо, глубокие глаза, филигранная носовая пластина. "Как будто с картины сошёл" - мелькнуло у него в голове. Он с трудом перевёл взгляд на бумагу и быстро застрочил по ней карандашом.
   - Вот, - сказал он. Написание небольшого текста так его утомило, что он откинулся на спинку кресла и закрыл глаза. Ему тут же представилось лицо Мару. Брокколи вздохнул.
   Энди пробежался глазами по листу. Когда-то ему приходилось часами разглядывать каждый кружок, сейчас он вообще не замечал кругов. Глаз выхватывал только чёрточки, перекрещивающие круги и пустые разрывы. Читать и писать на языке Гекаты получалось чуть ли не вдвое быстрее, чем на любом из земных языков. Это даже не столько обычная письменность, это скорее стенография.
   Брокколи написал, что не сможет платить Энди больше ста двадцати тысяч в год, хотя Стручок (в воображении Энди он фигурировал под именем доктора Стрэнджа) просил сто пятьдесят. Документы должна была оформить некая Сильви, судя по всему, личный секретарь Брокколи. Задачей Энди было наладить воздушную логистику между сетью складов в разных городах. Отсутствие лицензии больше не представлялось проблемой. Брокколи написал, что все склады находятся в собственности у федерации.
   - А что за груз? - спросил Энди. Брокколи открыл глаза и что-то промямлил. Энди молча протянул ему лист бумаги. Брокколи написал одно слово "Сладости". И дважды обвёл его жирной линией. Энди кивнул. Слово "сладости" на языке Гекаты имело два смысла. В первом оно использовалось, когда надо было сообщить, что в таком-то магазинчике продаются сиропы, газировка и сладкие пасты. Во втором смысле слово "сладости" означало "всё, что угодно". Что вы можете для меня сделать? Сладости. Что можно найти в этом месте? Сладости. Чем занимается ваша компания?
   - С меня довольно криминала, - сказал Энди. - Я не буду заниматься ничем, что может...
   Брокколи выпрямился так поспешно, что затрещала спинка стула. Он навалился грудью на стол и быстро-быстро затараторил. Энди сумел разобрать только "никогда", "возможности" и "карго-компании". Он внимательно посмотрел на Брокколи.
   - То же самое, только медленно. Или запишите.
   На этот раз Брокколи не стал ничего писать. Он сделал серию глубоких вдохов, а потом сказал, тщательно отделяя одно слово от другого:
   - Мы. Не. Занимаемся. Ничем. Противозаконным. Мы. Только. Выполняем. Необычные. Перевозки.
   Только через несколько месяцев Энди понял, что Брокколи имеет в виду. Они действительно не занимались ничем противозаконным. Компания специализировалась на перевозке чего угодно и куда угодно. Если частный коллекционер хотел перевести в целости и сохранности глубоководных моллюсков или экзотических птиц, он обращался в "Брокколи". Если городскому совету надо было отвезти преступника в региональную тюрьму, а своего транспорта у них не было, они тоже шли в "Брокколи". Компания работала под прикрытием федерации и на благо федерации. Проблем с лицензиями не было никогда.
   Энди ещё раз осмотрел Брокколи с ног до головы. Лоснящееся жиром лицо, пухлые пальцы, живот, выпирающий через ремень. Просто идеальный обыватель, которого рано или поздно догонит первый инфаркт. Энди решил, что хочет работать на этого человека. И дело было не в том, что Брокколи его заинтересовал. Даже не в ста двадцати тысячах в год. Джабба Брокколи стал для Энди символом его новой жизни. Толстяк в директорском кресле, который не может представить себе жизнь без ежедневных походов в забегаловку и еды на вынос из местного ресторанчика. Энди решил, что заслужил немного покоя. Даже если придётся заниматься чем-то необычайно скучным.
   Как оказалось, работать на Брокколи было совсем не скучно.
  
   21.
   Венди спрыгнула с последней ступеньки. Она была в длинном белом коридоре, где по стенам змеились чёрные провода, а пол был застелен толстым ковром с прорезиненным ворсом. Здесь было очень жарко, каждый вздох обжигал лёгкие. Венди сняла маску, очки и шапку, скинула капюшон, расстегнула куртку. Она пошла по коридору в сторону круглой светящейся двери.
   Дверь открылась, как только Венди к ней приблизилась. За ней ещё один коридор и ещё одна дверь, за ней следующий и следующий. Ковров больше не было, только белая кафельная плитка. Венди сбросила куртку, жилетку, стащила тёплые штаны и верхние утеплённые сапоги. Она осталась только в тонком термобелье и мягких сапожках. Всё равно было нестерпимо жарко. Венди проходила коридор за коридором, делала фотографии. К её удивлению, связь под землёй работала даже лучше, чем в Базовом лагере. Баки написал, что подготовил подробный отчет. Если Венди только удастся доказать, что андроидов делают именно здесь, ему достаточно будет совершить пару звонков. А дальше всё как положено, вооруженный отряд ликвидаторов, который не оставит здесь и камня на камне. Разнести проклятое место! Венди не вполне представляла, как это можно сделать в горах без риска вызвать лавину, но думала, что ребята как-нибудь справятся. Уничтожили же они лабораторию, где проводились незаконные исследования клонирования! А она была на дне стратегически важного водохранилища. Вода там осталась по-прежнему чистой.
   Новый коридор был шире и длиннее предыдущих. Здесь было прохладно и влажно, на стенах дрожали мелкие капли. Венди шла, выставив перед собой руки. Она постоянно оглядывалась назад, то просто поворачивая голову, то разворачиваясь всем корпусом, а то и вовсе кружась по коридору. Со стороны могло показаться даже, что она не идёт, а танцует.
   Коридор упирался в круглую дверь из матового стекла, на этот раз без автоматического открытия. Помещение за дверью озарял только свет, доносящийся из внешнего коридора, но его не хватало для того, чтобы что-нибудь разглядеть. Венди толкнула дверь от себя, и дверь плавно подалась вперёд и в сторону. Постояв несколько секунд перед открывшимся проёмом, Венди шагнула в темноту.
   Раздалось негромкое потрескивание, далеко слева и справа замелькали крошечные огоньки. Потом вспышка и огоньки взметнулись вверх по стенам, образуя светящиеся полосы. За несколько секунд помещение осветилось так ярко, что пришлось щуриться и прикрывать глаза рукой. Когда Венди немного привыкла к яркому свету, она увидела, что находится в огромном зале со стеклянным куполом. Чем-то этот зал походил на театр воды, в котором она была когда-то в детстве. Там танцевали струи воды, подсвеченные разноцветными огнями, и в них плескались голографические рыбы. Здесь вместо фонтанов и цветной воды были только световые экраны, установленные на стенах. Они были разных размеров и форм и расположены так близко друг к другу, что напоминали гигантскую мозаику. На всех экранах было одно и то же изображение, гора Наяр, озарённая светом Оливии.
   Венди подошла к одной из стен. Когда она приблизилась к экранам, сгруппированным в этой части зала, по ним побежала волнистая рябь. Наяр исчез и на его месте расцвели самые разные картины. На одном экране плескался океан, на другом ветер волновал море желтой травы, на третьем был изображен с высоты какой-то крупный город. Венди сделала несколько шагов в сторону и экраны вспыхивали при её приближении. Вот берег реки и судовая верфь, вот лесная просека, а вот чья-то захламлённая квартира. Венди ходила по залу от экрана к экрану, задирала голову, чтобы разглядеть те, что были прикреплены под самым потолком. Она не видела никакой связи между изображениями. Очевидно было только одно, далеко не все изображения транслировались с Гекаты. Венди готова была поспорить, что на её планете нет озёр с багряной водой и небоскрёбов из чёрного камня, сложенных почти до самого неба. Это было какое-то незнакомое место, куда никогда не ступала нога грейпа.
   Экраны работали беззвучно, и в зале слышно было только лёгкое потрескивание, которое доносилось откуда-то снизу. Венди дважды обошла зал, сделала несколько панорамных снимков и повернула к круглой двери напротив входа в зал. Дверь открылась, стоило ей только приблизиться к ней. Венди вошла в следующий зал. Свет здесь тоже включался разбегающимися полосами.
   Новый зал был в несколько раз меньше предыдущего. Он тоже был круглым, тоже со стеклянным куполом, тоже с двумя противоположными выходами. Здесь стояло несколько высоких шкафов, и было оборудовано несколько рабочих мест. На креслах висела чья-то одежда, на столах стояли кружки с недопитым кофе, на рабочих экранах поблескивали бегущие данные и диаграммы. Всё выглядело так, как будто люди только что покинули это место. Венди дотронулась до одной из кружек. Та была ещё тёплой.
   Ещё несколько фотографий. Венди старалась, чтобы в кадр попали экраны. Конечно, можно было попробовать сесть за один из компьютеров и посмотреть, чем занимаются работающие здесь люди, но она отмела эту мысль, положившись на интуицию. В голове всплыла фраза: "В незнакомом месте лучше не трогать никакую технику". Это было любимое выражение Баки, по крайней мере, он употреблял его довольно часто. Венди никогда не придавала этому значения и пользовалась всеми доступными возможностями, но сейчас... Сейчас ей просто не хотелось прикасаться к этим вещам. Даже прикосновение к кружке оставило какое-то странное, тревожное чувство. Венди никак не могла понять, что же оно означает.
   Беспокойство. Тревога. Нормальные, здоровые опасения человека в месте, подобном этому. Но к этим опасениям примешивалось что-то ещё, что-то такое, от чего сдавливало горло и по телу пробегала дрожь. Венди казалось, что внутри у неё ворочается тёмное и неуклюжее нечто, разбуженное этими стеклянными залами. И чем больше она пыталась понять, что же чувствует, тем больше становилась внутренняя темнота. Голову переполняли воспоминания о каких-то старых снах, старых мыслях. Венди казалось, что она грезит наяву, или, наоборот, видит очень явственный сон. Коридоры, залы, купола, всё было смутно знакомым, узнаваемым. Это было непохоже на воспоминания из раннего детства и всё же ближе всего было именно к этому. Венди пришлось остановиться на несколько минут, чтобы унять накативший страх. Она открыла коммуникатор и написала Баки в общем чате. Тот ответил почти мгновенно, наверняка уже сутки не выпускал коммуникатор из рук.
   - Баки, здесь что-то не так.
   - Не валяй дурака и дай мне побольше материала. У меня на подхвате два отряда очень серьёзно настроенных ребят. Если я скажу, что можно расходиться по домам, они обидятся.
   Венди пошла дальше. Ещё зал, ещё переход, ещё высокие шкафы. Несколько рабочих мест, несколько кресел. Маленькая комната, обитая красным бархатом с единственным диваном посередине. Коридоры, расходящиеся лучами из круглого зала с колоннами, уходящими в бесконечность. Интересно, какая там была высота потолка? Пятьдесят метров? Сто?
   В помещении, которое было сразу за залом с колоннами, Венди, наконец, нашла то, ради чего сюда пришла. Здесь тоже стояли шкафы и на трёх из них были сняты передние панели. Внутри оказалось нечто вроде стеклянной витрины, за которой покоились человеческие тела. По крайней мере, так показалось Венди в первую секунду. Когда прошло изумление, она присмотрелась получше и увидела, что это не люди, а только превосходно выполненные куклы. Гладкие лица, кожа без единого шва, хорошо развитая мускулатура. Глаза всех кукол были закрыты внешними веками и заклеены поверх матовым скотчем. Тела в вертикальном положении удерживали пластиковые опоры. Здесь было трое женщин и трое мужчин, все низкорослые, едва ли выше самой Венди. К каждой витрине была прикреплена маленькая табличка с аккуратной надписью. "Синтетик Альва 12", "Синтетик Тари 421", "Синтетик Кайл 567". Она сфотографировала поочерёдно каждого из них и отправила Баки. Он знал, что делать дальше.
   Дверь за спиной Венди тихо щёлкнула. Венди резко обернулась и оказалась лицом к лицу с человеком, которого ей хотелось видеть меньше всего. Венди знала, что встретит здесь Богомола, но до последнего надеялась, что этого не произойдёт. Богомол был её другом. То, что предстояло ей сделать, было предательством.
   Богомол не выглядел удивлённым. В широко расставленных глазах поблескивали хорошо знакомые Венди искорки смеха. Он сказал весело:
   - Почему ты вошла через технический люк? Могла бы позвонить. Я бы открыл тебе парадный вход.
  
   22.
   Джабба Брокколи зачастую был мямлей, зато умел писать потрясающие деловые письма. Он не тратил ни одного слова впустую, всегда писал по существу и давал короткие, но ёмкие указания. Его девизом было "Когда угодно, куда угодно и что угодно". Это в полной мере отражало то, чем занималась его компания. Любые грузы, любые направления. И никаких вопросов. Вопросы задают только в крупных корпорациях, но даже у них есть свои ограничения. Если вы работаете с "Брокколи", вы ограничены только собственным бюджетом.
   - Нет ничего невозможного, - писал Джабба в чате. - Внушите это своим клиентам, поставщикам, рабочим на складах. Ничего невозможного! Если кто-то захочет отправить груз урана на Юнону, пусть готовит чек на круглую сумму.
   До Энди постепенно начало доходить, зачем Стручок впихнул его в эту компанию. Каждый день через неё проходило такое количество самых разнообразных грузов, что информация о них была действительно на вес золота. Большая часть грузов была ничем не примечательными товарами. Гипермаркеты заказывали замороженные овощи, больницы хотели поскорее получить новое оборудование. Ничего особенного, всё в пределах допустимого. Но когда в накладных значилась пометка "бытовая химия", всем сотрудникам Брокколи становилось понятно, что это не обычный груз. Ответственная доставка, опытные экспедиторы. Никаких беспилотников, только личное сопровождение. А завышенная цена, что ж, клиенты готовы пойти на такие затраты. Если у кого-то возникнут вопросы, мы всегда сможем предъявить нужное количество коробок с мылом и средствами для мытья посуды. Точный вес, точные сроки. Всё входит в стоимость.
   Энди занимался организацией доставки самых специфических грузов. Для перевозок в "Брокколи" использовались большие аэрокары, выкрашенные в цвета компании. Иногда требовалось лично доставлять заказы, передвигаясь на вертолёте или орнитоптере. Такие заказы были обычно самыми дорогостоящими. Энди пристёгивал к запястью бронированный кейс, а на почтительном расстоянии за ним следовало два сотрудника безопасности. Он мог проводить в пути по нескольку дней, ночевал в отелях при аэропортах и вокзалах, питался отвратительным фастфудом и каждые полчаса передавал диспетчеру свои координаты. В "Брокколи" любили повторять, что ответственные курьеры стоят миллионы гетов. Джабба ненавидел слово "курьер" и постоянно поправлял своих сотрудников. Экспедиторы! На меня работают только экспедиторы! Мы не гребаная компания, занимающаяся развозкой детского питания!
   Один раз Энди понадобилось доставить букет цветов одной миловидной вдове богатого предпринимателя. Он подозревал, что с букетом явно что-то не так, но это был заказ из самых особенных и высокооплачиваемых. Энди отвёз букет по указанному адресу и старался не смотреть новости в ближайшие две недели. Он не хотел увидеть сообщение о том, что женщину нашли мёртвой в собственной квартире. Это слишком живо напоминало о прошлом. Энди уверял себя в том, что просто выполняет свою работу.
   В трудовом договоре Энди значилось "экспедитор", то же самое стояло в его ежемесячной декларации, в пропуске для прохода в офисное здание. Мало кто подозревал, что в действительности Энди был правой рукой Джаббы Брокколи. Тот отдавал ему самые скользкие поручения и был уверен, что Энди выполнит их в точности. Стручок предупредил Энди, чтобы он не вздумал использовать старые связи, но Энди и не собирался этим заниматься. Он использовал не связи, а опыт, который позволял без труда выходить на нужных людей. На все встречи он приходил вооруженным и никто не имел против этого возражений. Теперь у Энди были лицензии на оружие и допустимую самозащиту. Если бы он убил человека, защищая груз, ему бы не предъявили обвинения в убийстве. Когда-то Энди убивал инкассаторов, теперь сам стал одним из них.
   Он ехал на встречу в приморский город Дери, расположенный у самых границ Альянса. Здесь был небольшой залив, впадающий в море, которое когда-то Энди пересёк верхом на грифоне. Энди думал, что неплохо бы оформить визу в королевство Орен и провести там пару дней. Это бы не было возвращением в прошлое, скорее попыткой посмотреть на прошлое другими глазами. С тех пор, как Энди выучил язык Гекаты, он по иному взглянул на собственные воспоминания. Раньше слова окружавших его людей были просто бессмысленным набором звуков, теперь стали стройной речью. Что говорила Сенна, когда он в страхе вжимался в перья грифона? Это Энди мог вспомнить очень отчётливо:
   - Всё идёт как надо. Просто расслабься. Расслабься.
   Энди помнил, как Сенна ругалась, как говорила с отцом (раньше он и не знал, что этот мужчина её отец), как спорила со своими сёстрами. Тогда Сенна казалась ему взрослой женщиной, может быть, даже немного старше его. Теперь он понимал, что Сенна была только подростком. Подростки в космосе, подумать только. Отец Сенны говорил, что едва не сошёл с ума от волнения. Энди прекрасно его понимал.
   За окном мелькали желтые поля. Их было так много, что они сливались в полосу бесконечной желтизны без единого зелёного пятна. Скоро дорога должна была пойти вдоль морского берега, а пока ничего кроме жёлтых полей. Однообразный пейзаж клонил в сон, но засыпать было нельзя ни в коем случае. Энди вёз папку с документами такой важности, что их обнародование могло вызвать конфликты по меньшей мере между тремя странами альянса. В двух соседних вагонах сидели сопровождающие охранники, но полагаться только на них было последним делом. Не спать, главное не спать!
   Энди заставил себя оторваться от окна. Напротив него сидели три молодых человека. Все трое были явно не знакомы между собой, просто пассажиры, следующие в одном направлении. Один в белой рубашке и с коммуникатором в белом пластиковом чехле, все движения мягкие, деликатные. Красные ботинки с тонкими, почти нитевидными шнурками. Другой в рубашке словно родом из земных семидесятых, на руке то ли часы, то ли хронометр с огромным циферблатом, настоящий будильник на ремешке. Человек с будильником ни секунды ни сидел спокойно, то оживлённо жестикулировал, общаясь с невидимым собеседником по гарнитуре, то начинал рыться в карманах и доставать то коммуникатор, то бумажный листок с кодом доступа, то картридж с шифрованными фильмами для планшета. Яркое, живое лицо. Третий пассажир был в строгом костюме, но вот забавно, безупречный пиджак, идеальная рубашка, манжеты высовываются из рукавов именно настолько, насколько нужно, а ботинки пыльные, брюки короче положенного сантиметров на пять и все покрыты какими-то пятнами. И всё синее, даже обложка для планшета. Господи, как же хочется спать. Синий цвет как будто убаюкивал.
   Ехать оставалось ещё три часа. Энди посмотрел на потолок, где была нарисована интерактивная карта маршрута. Станция Ирис, станция Тога. Ему казалось, что указатель застыл и не двигается с места. Как же медленно, боже ты мой. Флаер домчал бы его до Дери вдвое быстрее. Но флаер легче контролировать, значит, легче сбить. Никто не пойдёт на то, чтобы устраивать бойню в поезде. Не спать!
   Встреча в Дери была назначена на полдень. Энди без особых приключений добрался до небольшой крытой оранжереи, где его ждал клиент. Это был холёный тип, в котором без труда угадывался федеральный агент. Он едва не лопался от осознания важности дела, которое ему доверили. Энди мысленно усмехнулся. Агент был слишком молод, явно только недавно получил свою должность. Спустя несколько лет эти ребята понимают, что работа на альянс это не сахар. Лоск облезет, зато взгляд станет поострее, посерьёзнее. Энди много раз сталкивался с федералами и каждый раз радовался, что на альянс работает Хью, а не он сам. Вооруженная бюрократия, вот что такое эта федерация. Иногда федерацию называли кровеносной системой альянса. Он передал дипломат.
   - Проблем не было? - спросил агент. Энди ответил отрицательно. Агент взял дипломат под мышку. - В таком случае мы отправим вам чек в конце дня.
   - Вы не будете проверять документы? - спросил Энди.
   - Мы уже всё проверили.
   Энди отписался Джаббе о том, что всё прошло гладко, и поехал в гостиницу. Он не спал почти двое суток и отрубился, как только положил голову на подушку. Спустя пару часов его разбудила Сильви Лаштон, личная секретарша Брокколи. Энди считал, что она вылитая чародейка.
   - Мару?
   Энди что-то невнятно пробормотал.
   - Мару, ты там спишь? Я тебя разбудила? Я только перезвоню попозже.
   - Только попробуй. Ты меня уже разбудила. Что-то важно?
   - Тебя хотела видеть какая-то женщина. Сказала, что будет ждать, когда ты вернёшься. Кто это? У тебя появилась подружка?
   Энди попытался перебрать всех своих подружек, у которых хватило бы наглости заявиться к нему на работу, но не вспомнил ни одной.
   - Я понятия не имею, кто это. И у меня три дня отпуска, я вернусь только к концу недели. Джабба в курсе.
   - Я знаю, но... - секретарша запнулась.
   - Что но? - спросил Энди.
   - Я ничего не понимаю в ваших делах. Но она выглядела, как перспективный клиент. И ещё... - Сильви ждала, что Энди что-то скажет, но он молчал. Она вздохнула и продолжила: - У неё нет левой кисти. Представляешь?
   Энди сказал, что не представляет и отключил коммуникатор. Двух часов для сна явно не хватило. Его немного шатало. Он прошёл в ванну, попил воды из-под крана, намочил голову под струёй. Вернулся в комнату, включил коммуникатор, связался с Сильви.
   - Да, Мару?
   - Забронируй мне обратный билет. На флаер, на сегодня.
  
   23.
   - Я не хотела верить в то, что это ты, - сказала Венди.
   Богомол удивился, или сделал вид, что удивился.
   - О чём это ты?
   - Базовый лагерь. Благотворительный фонд. Вся эта чушь вроде твоей несчастной руки.
   - У меня действительно бионическая рука. И Базовый лагерь действительно занимается благотворительностью. Только за последние полгода мы выполнили бесплатное протезирование для двухсот человек. Двухсот, Венди. Это даже больше, чем правительственные квоты.
   Он сделал шаг вперёд. Венди отступила.
   - Не подходи ко мне!
   - Ты меня боишься? Я в жизни не причиню тебе вреда.
   - А остальным? Ты подумал об остальных, когда затевал здесь этот зоопарк?
   - Зоопарк? - переспросил Богомол. - Ты говоришь об искусственных людях?
   - Я говорю о запрещённых куклах. Об этой дряни в шкафах. Или тебе неизвестно решение совета?
   - Подожди, Венди, - он снова предпринял попытку подойти поближе, увидел, что Венди пятится и взмахнул рукой: - Ну, хорошо, хорошо. Я не буду подходить к тебе. Я хочу только сказать, что ты неправильно всё воспринимаешь. Мы не делаем ничего дурного. Запреты на исследование искусственного интеллекта порождены страхом, который можно и нужно преодолеть. Вспомни, меньше пятисот лет назад под таким же запретом было изучение сначала электричества, потом космоса. А сейчас мы летаем до самых далёких звёзд, и никому и в голову не придёт это запрещать. То же самое ждёт и искусственный интеллект. Не надо бояться андроидов. Они не изменят нашу жизнь, только гармонично дополнят. Это также естественно, как и эволюция.
   Теперь Венди сама подошла к нему. Богомол смотрел на неё и улыбался глазами. Венди почувствовала вспышку гнева. Заговорить она смогла, только когда мысленно досчитала до десяти.
   - Мне плевать на то, что лично ты считаешь правильным, - сказала она, тщательно отделяя одно слово от другого. - На тебя и на твоё извращённое мировоззрение. Мне... плевать.
   Веселье сменилось заинтересованностью. Богомол склонил голову набок.
   - Ты так самозабвенно служишь закону, что принимаешь на веру любое правило? Интересно...
   - Мне плевать на закон, - сказала Венди неожиданно даже для себя самой. Встряхнула головой и продолжила: - По крайней мере, сейчас. Я знаю, что искусственное существо, которое руководствуется только логикой, представляет угрозу для всего человечества. И я знаю, что мой друг этого не понимает. И знаю, что он меня обманул.
   - Я обманул тебя, но остался твоим другом, - усмехнулся Богомол. - А ты стоишь здесь и думаешь о предательстве. Хочешь разрушить мою жизнь, при этом считаешь себя правой. Да, я тебя обманул. Но чем ты лучше меня?
   Венди ничего не ответила.
   - Так чем ты лучше меня? - повторил Богомол. Он кивнул и прошёлся от одной стены до другой: - С детства в нас вдалбливают, что только человек является хозяином жизни. И не просто человек, а человек разумный, мыслящий. Людей, населяющих вселенную, поделили на виды, на сорта. Эта порода более достойная, эта менее. При этом мы сами, разумеется, стоим выше прочих в плане своего развития. Мы более мудрые, более понимающие, более сочувствующие. Мы высшая раса!
   - Заткнись! - крикнула Венди. - Я не хочу слушать твой бред! Все люди рождены разными, но равными, все умеют думать, все умеют чувствовать! А искусственные куклы должны быть уничтожены! И они будут уничтожены! Андроид это надругательство над человечеством, моральный урод, способный только на убийства!
   Она отступила к двери и скрестила руки на груди.
   - Я связалась с Баки. Отправила ему фотографии. Ликвидаторы будут здесь к вечеру. Так что лучше бы тебе убраться отсюда пораньше, если ты не хочешь, как капитан уйти на дно вместе со своим судном.
   Богомол побледнел так, что глаза зажглись на его лице тёмными пятнами. Кожа стала серой и матовой, будто присыпанная пеплом.
   - Нет, - сказал он. - Нет, нет, нет. Ты не могла этого сделать. Ты не могла, нет!
   - Осталось меньше пяти часов.
   - Нет! - крикнул Богомол.
   Он в два прыжка оказался рядом с Венди и схватил её за запястье. Крутанул так, что Венди закричала от боли, и волоком потащил за собой.
   - Пошли! Шевелись! Живо!
   Богомол протащил Венди по коридору и втолкнул в маленькую комнатку. Там он с силой швырнул её на пол. Венди дважды перекатилась по полу, хотела подняться, но Богомол подошёл к ней и вцепился в плечо металлическими пальцами. Ещё раз швырнул, на этот раз Венди пролетела до противоположной стены, большую часть которой занимало огромное зеркало. Богомол подошёл к ней, схватил за плечи и рывком поставил на ноги.
   - Иди сюда!
   - Пусти!
   - Сюда!
   Он поставил её перед зеркалом. Рванул за воротник её термо-футболки, разорвал, стащил через голову. Венди осталась в чёрной майке, поддерживающей грудь.
   - Посмотри на себя! Смотри! Ты видишь на своём теле шрамы или рубцы? Швы? Хоть что-нибудь?
   Венди покачнулась и оперлась рукой о зеркало. Он ударил её по щеке.
   - Ты видишь шрамы?!
   - Нет!
   Она попыталась отвернуться. Богомол ударил её ещё раз и с силой развернул лицом к зеркалу.
   - Потому что их нет! И никогда не было! Никто не делал тебе никакой операции! У нас нет таких технологий! Как вообще можно запихнуть металлический каркас вовнутрь человеческого тела?
   Венди вырвала у него плечо и попятилась к стене. Оперлась спиной и взглянула на Богомола расширившимися глазами:
   - Ты... хочешь сказать, что Люси не существует?
   - Нет! Люси как раз есть. Не существует Венди.
   Венди ничего не говорила и только внимательно на него смотрела. Богомол взял её за руку, легонько сжал тонкие пальцы. Другой рукой он погладил её по голове.
   - Успокойся. Извини, что ударил тебя. Иногда мне сложно сдерживать гнев. Успокойся, слышишь?
   - Я не...
   - Ты это и есть Люси, - сказал Богомол. - Венди Махолм умерла восемь лет назад. Мы... чёрт!
   Венди сжала его здоровую руку с такой силой, что у Богомола потемнело в глазах от боли. Он резко втянул воздух и быстро заговорил:
   - Никто не научился лечить вирус кабу! Венди повезло, она дожила до двадцати лет. Обычно умирают раньше.
   - Нет! Этого не может быть! - закричала Венди, как ещё недавно кричал сам Богомол. - Нет, я не верю тебе. Это какая-то игра, какой-то...
   - Вирус кабу непобедим, - сказал Богомол. - Ты знаешь это не хуже моего, верно? Он блокирует все мышцы, руки, ноги, сердце, лёгкие. Как, по-твоему, можно создать механизм, который возьмёт на себя функции всего организма? Это невозможно. Не с нашими технологиями, не с нашей медициной.
   - Нет. Ты... Вы... вы сделали это. Во мне Люси. Она есть, я чувствую её! Она внутри меня.
   - Ты и есть Люси. Синтетик Люси девяносто восемь, если быть точным. Твой интеллект переписывали девяносто восемь раз, хотя он был безупречен с самого начала. Все, кто был до тебя, оставались только ходячими энциклопедиями. Мыслящие куклы, занятые только собственным выживанием. Ты была совершенно права, когда говорила сейчас о бесчувственных куклах. И мы готовы были уже отказаться от проекта, когда решено было сделать ещё одну попытку. И мы сделали её, создали ещё одного андроида. Мы загрузили в твою память воспоминания Венди Махолм. Скопировали её личность, её сознание. Если хочешь, можешь считать это реинкарнацией.
   - Нет! Я не верю тебе! Ты... лживый ублюдок!
   Венди с изумлением поймала себя на мысли о том, что сказал бы отец. Никогда не ругаться. Ни на кого. Будь...
   - Выше этого, - пробормотала она, - Да пошёл ты...
   Она подошла к Богомолу и открыто посмотрела ему в лицо.
   - Я не верю тебе. Ты готов на любую ложь, лишь бы выйти сухим из воды. На любой бред.
   Она ожидала увидеть в глазах Богомола страх, но вместо этого увидела только разлитое восхищение. Даже восторг.
   - Получилось, - сказал он.
   - Получилось что? - машинально спросила она и тут же нахмурилась. - Заткнись. Не хочу тебя слушать. Будешь рассказывать свой бред судье.
   - Получилось, - повторил Богомол. - Ты веришь!
   - Я не верю тебе! Заткнись! Я не хочу тебя слушать!
   - Тебе и не надо. Просто... дай руку. Я сказал, дай мне руку!
   Он грубо схватил её за запястье и подтащил к большому в глубине комнаты. Столешница была выполнена из мутного стекла. Сверху по стеклу быстро бежали белые буквы, перемежающиеся символами. Богомол с силой прижал раскрытую ладонь Венди к стеклу.
   - У тебя есть основной электронный мозг и двенадцать вторичных. Два из них мы разместили в руках, там же находятся интерфейсы для скоростной передачи. Это позволяет тебе лучше контролировать мелкую моторику. Кроме того, связь с периферией... - голос Богомола стал затихать. Комнату как будто заволокло дымкой.
   Стекло под рукой начало нагреваться. Венди почувствовала странный зуд в ладони. Она взглянула на свою руку с растопыренными пальцами и вдруг увидела, как тёмная кожа становится всё светлее и светлее.
   - Что ты... - пробормотала она еле слышно и сама испугалась того, как звучит её голос. Слова давались с трудом, мысли путались: - Что...
   - Смотри! - произнёс голос Богомола издалека.
   Венди попыталась открыть глаза как можно шире, а когда ей это удалось, вокруг сгустился густой туман. Из глубин подсознания всплыл забытый вопрос, мучающий, как заноза.
   - Почему они молчат? Почему они молчат? Почему...
   Богомол ничего не ответил.
   Сумрак сгустился, вокруг поплыли неясные тени. Венди показалось, что спутанные образы обступили её со всех сторон. Она попятилась, но тени сжимались во всё более и более плотное кольцо. Ей на мгновение стало трудно дышать, потом зашумело в висках. Венди изо всех сил смотрела прямо перед собой, стараясь удержаться в сознании. Ей казалось, что она физически ощущает, как мысли соскальзывают вниз, в темноту, сталкиваются одна с другой, разбиваются на множество ручейков и снова собираются в один большой поток. Все ощущения, все воспоминания были чужими. И всё же Венди ощущала с ними смутное родство.
   - Почему они молчат? - снова спросила она. Своего голоса она уже не услышала. Образ Богомола распался на куски. Приближалось что-то огромное, грозящее подавить её под своей мощью. Венди сделала глубокий вдох и воспоминания хлынули сквозь открытые шлюзы.
   Большой светлый зал с голубым потолком. Множество столов. Все столы застелены скатертями в красную клетку. Над каждым столом нависает вентилятор с прозрачными лопастями. Свист разгоняемого воздуха вплетается в общий гул из негромких голосов, звона стаканов, шума кондиционера в углу. Кондиционер только шумит, но не работает. За столами сидит множество людей, может несколько десятков, может около сотни. Большинство одето в одинаковую униформу. За большим столом у самой стены сидит группа мужчин в голубых комбинезонах. Часы над длинной барной стойкой показывают время - 14.44, обеденный перерыв в самом разгаре. Это столовая в Оренском институте. Венди часто здесь обедает.
   Венди видит саму себя, влетающую в столовую. На ней странный балахон, слишком большой, полностью скрадывающий фигуру. Она не помнит у себя такой одежды и всё же видит саму себя в балахоне. Вчера ей исполнилось двадцать три, она студентка первого курса. Её парня зовут Варме и он играет на барабанах. Это нелепо, нереально, и всё же Венди знает, что это так. Венди бежит по столовой к людям в комбинезонах и в то же время смотрит со стороны на себя бегущую. Она натыкается на стул, небрежно отодвинутый одним из посетителей, спотыкается, падает и снова бежит. Мужчина в комбинезоне встаёт и делает шаг ей навстречу. Это Богомол, только выглядит немного моложе. Свет ламп отражается в его очках без оправы. Очки делают его лицо гораздо более старым.
   Венди кричит на бегу:
   - Сукин сын! Ты сказал, что я смогу выйти отсюда! Я человек! Слышишь, ты! Я человек! Меня зовут Ларе! Моя мать работает журналистом! У меня есть собака! У меня есть собака!
   Венди кажется, что воспоминание о собаке сработает, поможет ей, докажет, что она есть, она существует. Она раз за разом повторяет, что собаку зовут Кареб. Богомол протягивает к ней руки и что-то быстро говорит. Венди его не слушает. Она вдруг замирает и затравленно озирается по сторонам.
   - Почему они молчат?
   - Тебе надо вернуться в комнату, - говорит Богомол.
   - Почему они молчат? - кричит Венди в полный голос. - Почему они молчат? Почему они молчат?
   Люди, сидящие за столиками, спокойно едят и разговаривают между собой. Кто-то листает журнал. Многие смотрят телевизор. Телевизоров много, они висят по стенам и работают без звука. Венди помнит, что в тот момент там показывали игру в мяч.
   - Почему они... - говорит она, замолкает и прикладывает руки к вискам. Шум становится всё громче. Богомол берёт её за плечо. Прикосновение получается нежным, почти интимным.
   - Они уже это слышали, - говорит он. - И привыкли.
   Венди опускает руку в карман комбинезона и нащупывает там что-то тяжелое и металлическое. Она знает, что сейчас достанет это из кармана, палец сам ляжет на спусковую панель, потом грянет выстрел и лицо Богомола пойдёт трещинами. Раздаётся выстрел.
   Смена декораций. Теперь Венди увидела себя стоящей в маленьком дворике с каменным полом. От камня холод поднимается выше по ногам, пробирается под тонкий свитер, такой длинный, что доходит до середины бедра. Венди никак не удаётся разглядеть, что на ней надето помимо свитера. Кажется, шею заматывал шарф, но может просто у свитера был высокий воротник. То ли слишком тесные перчатки, то ли руки озябли так, что потеряли чувствительность. Но долго рассматривать саму себя не удаётся. Из тёмной арки выплывает хмурое лицо мужчины. Венди запомнила тонкий шрам у него на лбу. Незнакомец подходит к ней и резко хватает за руку. Венди кричит и кричит, потом запрокидывает голову вверх и продолжает кричать. Там, на странном каменном балкончике, нависающем над двором, собралась разношерстная компания. Женщины в платьях с открытыми спинами. Мужчины в обтягивающих костюмах. Совсем молодые девушки, на которых не было ничего, кроме набедренной повязки. Там, наверху, было тепло, работала тепловая завеса или что-то в этом духе. Венди помнит удушливый запах какого-то экзотического табака.
   - Помогите!
   Несколько человек со скучающими лицами смотрят вниз. Никто не отвечает. Незнакомец тащит Венди в сторону арки. Венди ещё раз кричит и крик застревает в горле. Ей кажется, что силы удесятерились, а хватка незнакомца ослабла. Она ещё раз дёргается и выскальзывает из цепких рук. Венди бросается в арку, но не успевает сделать и нескольких шагов, как налетает на человека в скользком резиновом плаще. Она бросается в сторону, но человек ловит её за край одежды, дёргает на себя, бьёт по лицу. Удар получается смазанным, неловким, но Венди кажется, что ей перебили лицевую пластину. Она пятится к стене, опирается о неё лопатками и замирает. В темноте она не может разобрать лица незнакомца и улавливает только резкий запах его парфюма. Венди ещё раз кричит. Она ещё успевает подумать, вот ведь странно, её слышат, но никто не хочет даже вызвать полицию. Больше она не сопротивляется. Она говорит себе "что скажет дядя, когда я не вернусь домой из школы" и теряет сознание.
   Потом темнота двора рассеивается, а вот атмосфера чего-то дурного, даже запретного, остаётся. Венди держит в руке тяжёлый бумажный свёрток, от которого исходит чуть кисловатый запах. Бумага мокрая и липкая. Венди быстрым шагом идёт по коридору с низким потолком и серыми стенами. С её ботинок на пол стекает вода.
   Венди помнит, как пробиралась на охраняемый склад, как с колотящимся сердцем проходила по чужому пропуску. Помнит слой краски на своём лице. В памяти застряли цифры "1811", код замка в нужный кабинет. Она помнит, как открывала дверь. Всё, что было потом, стёрлось из памяти. В её руках каким-то образом оказался бумажный свёрток. Венди не помнит, заворачивала ли что-то в бумагу или забрала уже завёрнутым.
   Навстречу ей выходит Богомол. Выглядел он лет на десять моложе. На нём вычурный костюм ядовито-розового цвета, на руках белые перчатки. Лицо Богомола совсем. Венди протягивает ему свёрток.
   - Я ждал, когда ты принесёшь мне его, - говорит молодой Богомол.
   - Ты просил его принести, - говорит Венди. Богомол наклоняет голову.
   - Нет, не просил.
   Он берёт свёрток. Осторожно снимает липкую бумагу и достаёт какой-то странный прибор вытянутой формы. На одном его конце стеклянная ручка с тонкой гравировкой. Венди успевает разобрать надпись "Райку". С другой стороны прибор заканчивается гибкой трубкой с маленьким наконечником из зелёного стекла. Венди как завороженная смотрит на этот наконечник.
   - Слишком просто, - говорит она. Богомол смеётся.
   - Для тебя это было просто?
   - Да. Любой бы справился. Почему ты отправил меня? Почему...
   Она думает, какой же странный этот человек, почему он выбрал именно её, скромную секретаршу из канцелярского магазина. Ей чуть за тридцать, у неё невыразительное лицо и руки с длинными, почти паучьими пальцами. Она в жизни не могла представить, что её жизнь будет похожа на какой-то шпионский сериал.
   Больше она не смотрит на Богомола. Взгляд Венди прикован к прибору.
   - На нём стоит твой код, - говорит она. - Я прочитала его на пропуске. Значит это было... - она судорожно сглатывает, - Задание? Это было...
   Богомол берёт её за плечо и прикладывает к шее острый конец прибора.
   - Нет!
   Она вдруг всё понимает, всё осознаёт, всё вспоминает. Комната с высоким потолком. Жёсткая лежанка, тяжелые очки, трубки, подключенные к шее. Накатывает даже не ужас, паника, сжимающая горло, прерывающая дыхание, заставляющая кричать. И Венди кричит:
   - Нет, нет, нет! Я человек! Я человек! Человек! Человек!
   В шею вонзается тонкая игла. Венди ещё успевает подумать, что вот ведь ирония, она сама принесла оружие своему палачу.
   - Я... человек... Не убивай меня. Я... человек.
   Голова Венди беспомощно падает на плечо Богомолу. Тот нежно гладит её по щеке.
   - Что ты. Я бы никогда не убил тебя. Я только стираю твою память.
   Темнота. Ни образов, ни звуков. Венди не помнит саму темноту, помнит только ощущение перед темнотой. Ещё секунда, ещё доля секунды и её личность сожмётся в крошечную точку, которую зашвырнут в самую гущу темноты. Ещё секунда и она исчезнет. Темнота смыкается над головой.
   А вот совсем молодой юноша, стоящий у интерактивной доски, исписанной какими-то вычислениями. Он оживлённо спорит с другим пареньком, сидящим за столом. Столы стоят в три ряда, за каждым сидят по двое. На столах грудами лежат тетради, учебники, планшеты и разноцветные стаканы с водой. На всех собравшихся в аудитории надеты наушники, у некоторых они спущены на шею. Венди почему-то знает, что это не просто студенты, а младшие студенты. Кажется, подготовительная группа или что-то вроде того. От них её отделяет толстое стекло. Венди стоит в коридоре, прижавшись лбом к стеклу и смотрит на студентов. Самый старший примерно её возраста, остальные младше на пару лет. Она не слышит, о чём они говорят.
   Венди проходит по коридору до двери, открывает её и входит в аудиторию. Никто из студентов не обращает на неё внимания. Она начинает прислушиваться. Вот молодой человек, сидящий за столом. Он о чём-то говорит в полголоса, что-то доказывает, но не обращается ни к одному из своих соседей. Вот девушка в платье, сантиметров на десять короче форменного. Она тоже говорит и тоже смотрит только перед собой. А вот ещё одна, тот же застывший взгляд, рука с ручкой, быстро бегающая по листу бумаги. Тоже какие-то формулы. Венди бьёт её рукой по плечу.
   - С кем вы разговариваете? С кем? С кем?
   Девушка лениво от неё отмахивается. Венди смотрит на одного, на другого. Она подходит поочерёдно к каждому из собравшихся и кричит, заглядывая прямо в лицо:
   - С кем вы разговариваете?
   Венди подбегает к столу, стоящему у самой доски и порывисто хватает лежащие на нём коричневые наушники. Надевает их и тут же слышит размеренный голос, диктующий задания. Это голос Богомола, его точно ни с кем не перепутать. Она вспоминает, кто такой Богомол. Она вспоминает, как она здесь оказалась.
   - Богомол! - кричит Венди. - Богомол, сукин ты сын!
   Голос на мгновение осекается, потом спокойно говорит:
   - Венди, вернись, пожалуйста, в свою комнату.
   - Почему они молчат? - спрашивает Венди. - Почему они не говорят со мной? Я ведь... я ведь...
   - Вернись к себе, - говорит, а вернее приказывает Богомол. Венди с силой швыряет наушники на стол. От верхней дужки отламывается кусок пластика. Венди снова хватает наушники и бросает их в стену. Наушники разлетаются на коричневые ошмётки.
   - Почему вы молчите? - кричит она, обращаясь сразу ко всем. - Почему вы, мать вашу, молчите?
   Девушка в слишком коротком платье снимает свои наушники и смотрит на неё каким-то странным взглядом. В нём читается одновременно и смущение и жалость. Она хочет что-то сказать, но в последний момент встряхивает головой и снова надевает наушники. Продолжает записывать.
   Венди прижимается спиной к доске и медленно сползает на пол. В голове мечутся обрывки каких-то воспоминаний, которые никак не вытащить наружу. Венди даже кажется, что это не воспоминания, а только логические рассуждения. Если они не кричат, значит они знают. Они привыкли. Привыкли.
   Богомол находит её сидящей на полу. Пол белый и кафельный. Очень холодный.
   Темнота, потом сумрак, наконец, лёгкий белый туман. Сон, если это был только сон, закончился. На стеклянной панели остался белый отпечаток ладони. Постепенно он мутнел, пока, наконец, не исчез. Венди открыла глаза. Она машинально провела обеими руками по щекам, но слёз не было.
   - Ты не можешь плакать, - сказал Богомол. - Мы не стали делать слёзные железы. Ты не можешь есть обычную пищу, потому что твой реактор рассчитан на расщепление только определённых продуктов. Ты не можешь...
   Венди вдруг подумала о том, как задыхалась, поднимаясь всё выше и выше в горы, и вцепилась в эту мысль.
   - Я могу дышать. Ты лжёшь мне, я могу дышать!
   - Это система охлаждения. Твоё дыхание... оно необходимо только для этого. Ты вполне можешь дышать разряженным воздухом. Для этого надо только перестроиться. Ты научишься этому. Научилась же ты спать и испытывать усталость. Это твои собственные наработки, мы не программировали тебя на эти физические ощущения. Сон, утомление, боль, ничего этого не было запланировано! Ты сама стала их имитировать, без нашего участия. Поэтому всё и затянулось так надолго. Мы должны были сказать раньше. Когда ты стала бы задавать вопросы. Ты всегда задавала вопросы перед тем как... Перед новой итерацией. Но в этот раз ты их не задала. У нас получилось.
   - Вы убивали меня, - сказала Венди. - Раз за разом. Вы...
   - Только стирали твою память и загружали новые воспоминания. Ты...
   - Моя память это и есть я!
   - Ты синтетик Венди. Когда-то мы делали андроидов без воспоминаний о прошлом. Это была тупиковая ветвь развития. Без приобретённого опыта андроиды оставались только очень умными компьютерами. Мозгу нужен опыт, обучение, но гораздо важнее этого само умение учиться, получать знания, жаждать информацию. Любопытство это основной инструмент взросления. Но андроиды не рождаются любопытными, они полностью самодостаточны. Тогда мы создали синтетик. Это генератор воспоминаний, машина, которая синтезирует глубокие пласты событий, целую прожитую жизнь. Синтетик не просто даёт набор картинок, он взаимодействует с твоим мозгом по собственному сценарию. Все события, все поступки определяет только тот, кто находится в синтетике. У нас существует около десяти тысяч сценариев, но при воплощении их не было ни одного повторения. Каждый андроид уникален. Мы загружаем вам синтезированную реальность. Мы...
   - Я не андроид!
   Богомол некоторое время молча смотрел на неё, потом кивнул каким-то своим мыслям и продолжил:
   - Но даже синтетик не делает вас людьми. Вам недостаточно... недостаточно опыта. Недостаточно человеческого опыта. Вы умны, вы обладаете собственной личностью, но вы не человечны. Вами движет только стремление к выживанию. В этом смысле вы мало отличаетесь от животных, поэтому... Поэтому твою личность задала Венди Махолм. Мы стёрли все предыдущие воспоминания синтетика, чтобы сохранить только её память.
   - Человек без памяти это младенец или мертвец!
   - Человек, - эхом повторил Богомол. Его глаза сияли торжеством. - Ты веришь в то, что ты человек. Ты действительно поверила.
   Венди дала ему пощёчину раньше, чем успела сообразить, что делает. Богомол схватился за щёку.
   - Ты ударила меня, потому что я оскорбил тебя? Ты... это поразительно.
   Венди ударила его второй раз. Надеялась, что так сумеет стереть идиотское выражение с его лица, но ничего не вышло, Богомол так и лучился восторгом.
   - Ты не должна ненавидеть меня, - сказал он. - Ты не должна ненавидеть синтетик. Ты должна полюбить синтетик. Он развил твой мозг, обогатил опытом, хотя ты этого и не помнишь. Он сделал тебя способной принять чужую личность. Он сделал тебя тобой.
   - А мой отец? Он в курсе? - спросила она.
   - Нет. Никто не должен был знать. Ты часть нашего секретного проекта. Проект называется "Репутация".
   Весь гнев вдруг испарился. Венди попятилась и наткнулась на зеркало. Она повернула голову и прижалась щекой к его холодной поверхности. Ноги медленно подогнулись, Венди сползла на пол и осталась сидеть.
   - На тебе большая миссия, - сказал Богомол. - Огромная. Ты должна понять, ты должна... Проклятие! У нас не было выбора! Чёртов этический совет связывает нас по рукам и ногам! Мы не имеем права разрабатывать андроидов, не можем заниматься клонированием, не можем заниматься генетической модификацией. Эти правила тормозят всю отрасль, задерживают нас на сотни лет в прошлом. Если бы не они, мы бы давно победили любые болезни. Мы были бы бессмертны! Теперь ты понимаешь? Мы возложили на тебя миссию стать связующим звеном между людьми и андроидами. Ты должна показать миру, что такое искусственный разум. Люди должны перестать бояться вас. Ты должна...
   Венди не отвечала. Богомол подошёл к ней и опустился рядом на корточки.
   - Ты можешь быть Венди, если захочешь. Слышишь?
   Он взял её за подбородок и постарался приподнять голову. Когда у него ничего не вышло, стал просто гладить её по плечу.
   - Ты не сможешь ничего с этим поделать. Придётся только принять это.
   - Ты псих, - пробормотала Венди. - Ты маньяк. Все вы... Все вы!
   - Может быть. А ты андроид.
   Венди закрыла лицо руками. Богомол заговорил громче:
   - Ты андроид, который перестал быть машиной. Ты умеешь мыслить, чувствовать. Умеешь сострадать. А главное, ты умеешь действовать в ущерб логике, ориентируясь только на сочувствие. В тебе есть все те качества, которые делают нас людьми. Всё то, без чего не может существовать человек. Ты живая.
   Венди подняла голову и посмотрела на него:
   - Ты часто спрашивал меня, почему я поступила так или иначе. Теперь я понимаю, почему ты это делал. Пытался понять, кто я на самом деле? Живое сознание или только имитация интеллекта.
   - Нет, - покачал головой Богомол, - Это не так.
   - Тогда зачем были все эти "почему"? Все эти вопросы?
   - Я должен был убедиться, - сказал Богомол.
   - Убедиться в чем?
   - В том, что ты...
   Богомол замолчал.
   - Я кто?
   - Ты...
   - Кто?!
   - Человек! - воскликнул Богомол. - Искусственный разум, который стал разумом человека. Все наши работы, все предыдущие эксперименты, все ранние версии были только пародией на сознание. Мы клепали хорошие машины, которые умели думать, но что бы мы ни делали, они оставались машинами. В тебе есть что-то ещё, что-то большее. Дело не только в чужих воспоминаниях. Всё это время мы создавали разум, набор строгих алгоритмов, подчиняющихся определённым законам. А надо было создавать личность. Это сделала за нас Венди Махолм. Она дала жизнь тебе и обессмертила себя. И если мы представим тебя миру, если ты...
   - Заткнись! - закричала Венди. Богомол заткнулся и тяжело задышал. Он крутил головой и старался избегать взгляда Венди. Она подошла к нему вплотную.
   - Ты живая, - сказал Богомол неуверенно. - Ты...
   - Почему я? - спросила Венди. И повторила: - Почему я?
   - Здесь... Много факторов.
   - Сукин сын! Можешь ты хоть раз сказать прямо, а не юлить вокруг да около?
   - Много факторов! - воскликнул Богомол. - Рост! Мы не могли сделать большого андроида и не могли сделать андроида-ребёнка! Нужен был очень маленький взрослый! Нужно было смертельное заболевание, потому что мы не могли допустить убийство! Человек должен был умирать!
   - Значит, все исследования... - пробормотала Венди. И сказала, глядя Богомолу в лицо: - Вы ведь ждали, когда я умру? Все эти месяцы вы ждали?
   Богомол ничего не ответил. Венди кивнула.
   - Значит ждали. Это всё?
   - Нет. Нам нужен... нужно было, чтобы человек полностью поверил в то, что мы излечим его. Получив его воспоминания, андроид должен был получить и эту уверенность. Все тесты, направленные на то, чтобы обмануть человека, были ошибочными. Синтетическая реальность это ошибка. Нельзя синтезировать прошлое! Его можно только пережить. А искусственный интеллект это подлинное произведение искусства и человеку трудно разделить разум и имитацию разума. Ты ведь знаешь тест-разговор, верно? Человек садится в изолированной комнате и беседует с двумя невидимыми собеседниками, человеком и компьютером. Человек должен определить, кто из его собеседников является компьютером. Мы считали, что этот тест убедительно докажет, сумели ли мы создать искусственный интеллект. Но этот тест прошли все наши андроиды. И никто из них не был действительно разумным существом. Они просто сымитировали разум.
   Богомол сделал небольшую передышку, во время которой он не отрываясь смотрел на Венди. Потом продолжил:
   - Тогда мы решили, что надо обмануть андроида. Мы смоделировали ситуацию, при которой андроид бы поверил в то, что он человек. Андроид должен был считать себя человеком.
   - Андроид должен считать себя человеком, - повторила Венди. - Что ж. У вас это получилось. Теперь эксперимент завершен, так?
   - Это не эксперимент, - устало сказал Богомол. - Разве ты не понимаешь? Это вызов. Новый виток эволюции. Теперь надо собрать совет, надо сообщить, надо...
   Венди сбросила его руки и резко вскочила на ноги.
   - Нет!
   - Ты должна. Это твоя миссия, это...
   - Нет! - закричала Венди и попятилась к двери. Богомол встал, сделал шаг вперёд. Она выбросила руки в предостерегающем жесте: - Нет. Даже не думай. Больше никаких... игр.
   Она дошла до двери и остановилась. Оглянулась через плечо и окликнула Богомола:
   - И ещё одно. Я не могу убивать. Это ваша работа? Вы запрограммировали меня на недопустимость насилия?
   - Нет, - сказал Богомол. - Мы не задавали тебе никаких ограничений. Мы уже пробовали это, но искусственные запреты не работает, нужен собственный моральный кодекс. Всё, что ты чувствуешь, досталось тебе от Венди Махолм. Это настоящее, уверяю тебя.
   Венди кивнула, подобрала разорванную термо-футболку, надела, разгладила ладонями.
   - Куда ты теперь? - спросил Богомол. Венди посмотрела на него и молча вышла из комнаты.
   Она шла по коридору, низко опустив голову, сначала медленно, потом всё быстрее и быстрее. Дошла до лифта, который ездил только в направлении вниз, постояла некоторое время у дверей и повернула к стеклянной лестнице. Двадцать три этажа вниз Венди пробежала за шесть минут. У неё даже не сбилось дыхание.
   Парадный вход, как назвал его Богомол, был огромной дверью, украшенной мозаикой из цветного стекла. Венди стала перед дверью, подумала, что неплохо бы одеться и отмела эту мысль. Зачем нужна одежда тому, кто может не чувствовать холод? Андроидов конструировали в расчете на сверхнизкие и сверхвысокие температуры. Она толкнула дверь от себя и вышла в яркий солнечный день.
  
   24.
   Ледяной ветер задувал со всех сторон. У Венди перехватило дыхание от холода. Она посмотрела на свои руки, ожидала увидеть, как белеет кожа, почувствовать, как цепенеют суставы. В пальцах действительно пульсировала тупая боль, сердце отбивало бешеный ритм, но все ощущения были незнакомыми, отдалёнными, чувствовались как будто на расстоянии. Венди сделала глубокий вдох, проследила за тем, как воздух проходит сквозь неё, наполняет лёгкие, согревается и выходит обратно белым облачком. Она почувствовала его влагу на своих щеках, которая мгновенно превратилась в иней. Провела пальцами по лицу, по шее. Взяла сама себя за запястье.
   Как же холодно! Мозг говорил, что ещё немного и последствия будут необратимы. Тело уверяло, что скоро перестанет подчиняться. А Венди так и сидела на снежной глыбе у самого входа в Базовый лагерь. Она закрыла глаза и запрокинула голову назад. Снег падал на её лицо и не таял. Её правая рука продавила снежную корочку. Холод впивался в ладонь ледяными иглами. Венди пошевелила пальцами. Думала, что руку сведёт судорогой от боли. Но пальцы двигались легко и свободно.
   Больно. От холода или от ожога? Говорят, иногда холод обжигает. Венди никак не могла определить, что именно она чувствует. Больше всего сейчас хотелось встать и войти в здание, согреться, натянуть на себя любую одежду, которую только удастся найти. Потом Венди наклоняла голову, смотрела на свои ноги, обтянутые брюками с мембранной подкладкой. Холодно, может быть, даже смертельно холодно. Но это не мешает двигаться. И голова больше не кружится. Интересно, какая здесь высота? Шесть тысяч метров? Семь? Насколько глубоко она спустилась по лестнице? Насколько вообще глубоко вниз уходит сам Лагерь?
   Венди обхватила голову руками и сжала изо всех сил. Каждую секунду она ожидала, что сейчас боль перейдёт во что-то большее. Может быть, превратится в онемение, может быть, начнёт уходить вглубь. Потом тело оцепенеет и начнёт клонить в сон. Человек не может пережить такую температуру! Но боль оставалась прежней, голова работала всё так же ясно.
   - Мне не холодно, - сказала Венди вслух.
   И холод исчез. Произошло это так естественно, что Венди не сразу осознала, что случилось. Ей показалось только, что воздух на мгновение сгустился, а солнце вдруг стало ярким и каким-то неестественно жёлтым. Только когда Венди сделала череду глубоких вдохов и выдохов, ей стало ясно, что воздух больше не обжигает лёгкие холодом. Он не был тёплым, просто почти не ощущался внутри, легко наполнял лёгкие и так же легко выходил обратно. Исчезли ледяные иголки, которые впивались в кожу. Исчезло ощущение скованности. Венди свела руки вместе, посмотрела на ладони. На кончиках пальцев был иней, пальцы чувствовали, что он холодный, но пальцам не было холодно. Она снова положила руку на снег. Холодный, пугающе холодный. Но руки чувствуют холод, передают информацию о нём в мозг и не холодеют сами.
   - Мне не холодно, - повторила Венди. Снова запрокинула голову к небу и повторила ещё дважды: - Не холодно. Не холодно.
   И следом за этим утверждением пришёл вопрос, который пугал Венди пожалуй даже больше, чем всё остальное. Куда идти? Кто примет её в мире, где андроид это заведомый преступник, способный на убийство, настоящая бомба с часовым механизмом, существо без морали, без чувств, без прав. Баки наверняка уже послал отряд ликвидаторов, они уже в пути, вооруженные приборами, реагирующими на движение и металлоискателями, которые запрограммированы на поиск андроидов. Венди вздрогнула. У неё и самой была такая штука, она применяла её при всех рейдах и была уверена, что она реагирует на её экзоскелет. Однажды Венди охотилась на бывшего соратника Билли. Этот тип тоже использовал андроида, но не андроида-двойника, а женщину. Скорее всего, это была его любовница. Венди вспомнила, что застрелила её в голову и сейчас снова обхватила себя руками. Богомол сказал, что все андроиды до неё были просто умными куклами. Но что, если он ошибался? Что, если Венди убила разумное существо?
   Куда идти? Венди снова посмотрела вниз. Туда, к своим? Она вспомнила отрицательный жест, который использовал Энди Гдански, и покачала головой. Нет, больше никаких своих. Она посмотрела наверх, туда, где почти над головой нависал величественный Наяр, увенчанный сверкающей ледяной короной. Прекрасная Синара, недостижимая мечта каждого альпиниста. Настоящая жемчужина.
   Когда Венди наклонялась назад, она почувствовала, как что-то твёрдое ткнулось в рёбра. Венди удивлённо провела рукой и поняла, что это флажок Драйма. Она вытащила его из кармана, положила на колени, осторожно развернула. Флажок был небольшой, размером с почтовую открытку. На зелёном фоне был нарисован красный круг, дважды рассечённый белыми вертикальными линиями. Буква "Ю". Юин, город Драйма. Она снова посмотрела на Синару. Значит туда, наверх? Ей вдруг пришло в голову, что она действительно может взойти на самый верх. До Северного плато и выше, к зубцам драгоценной короны и на вершину мира.
   Венди оглянулась по сторонам в поисках тропы, но здесь нет ничего и близко похожего. Никто не занимается альпинизмом в этой части Наяра. Неподалёку была маленькая площадка для флаера, белый ангар с перекрёстными оранжевыми линиями, одноэтажный домик непонятного назначения. Венди обошла площадку по кругу и ещё раз посмотрела наверх. Просто идти не получится, если только карабкаться, цепляясь за лёд. В этих местах нет ни перил, ни навесных лестниц, ни круглых дыр, оставленных ледорубами, ни вытесанных во льду ступеней. Дорога, немыслимая для человека в неповоротливой одежде, с рюкзаком и кислородными баллонами. Но Венди не нужна ни одежда, ни кислород. В её руках сила десяти человек, двигается она легко и никогда не устаёт.
   Венди поставила ногу на чуть выпирающий ледяной уступ и перенесла на неё вес своего тела. Сделала рывок, вторая нога повисла в воздухе. Она вскинула правую руку, сложила пальцы вместе и нацелила их на пласт льда. Хотела сделать сильный удар, но испугалась в последний момент. Кончики пальцев ударились об лёд. Острая боль вспыхнула до локтя и погасла. Венди спрыгнула вниз и осмотрела руку. Перелома нет, нет даже лёгкого покраснения. Она снова взобралась на уступ и снова замахнулась, на этот раз не останавливаясь. Пальцы пробили лёд и оставили там вмятину никак не меньше десяти сантиметров глубиной. Венди не успела даже удивиться этому. Она ударила другой рукой, на этот раз немного выше и сделала новую впадину. Поставила ногу в первую, ещё раз замахнулась рукой. Боли больше не было. Венди поднялась вверх на десять с лишним метров. Там начинался извилистый выступ, по которому можно было спокойно идти. Венди посмотрела вниз на яркую крышу ангара, отвернулась и пошла дальше.
   Потом новая отвесная стена и новые впадины, снежные уступы, ледяные кружева. Несколько раз Венди проходила под нависшими сводами, увенчанными острыми зубцами. Такие своды назвали здесь "Пещеры ножей" и немало людей погибло в их разверзнутой пасти. Сорвись один такой зубец и её могло бы рассечь пополам, но Венди не чувствовала страха. Она шла и шла наверх, видела перед глазами только прекрасную Синару и не останавливалась даже для того, чтобы оглянуться назад.
   К полудню Венди добралась почти до Северного плато и замерла на почтительном расстоянии. На плато было полно людей, даже отсюда слышны были громкие голоса. Люди стояли в километре от вершины и торжествовали от мысли, что покорили Наяр. Венди стало смешно. Впервые ей пришла в голову мысль, как слабо и несовершенно человеческое тело. Она смотрела на людей, закутанных в тёплые комбинезоны, в штанах, которые сковывали движение, в тёплых шапках, очках и кислородных масках. В их рюкзаках было по два кислородных баллона, шприцы и запас дексаметазона, на поясах звенели карабины, и все были связаны между собой, как животные.
   - Люди, - сказала Венди и ужаснулась своим словам. - А я тогда кто?
   Она с трудом оторвалась от наблюдения за людьми и обошла Северное плато по самому краю. Здесь идти было легче, склон был не таким отвесным. Венди выпрямилась и прошла около сотни метров, прежде чем оказалась в зоне ледяных вихрей. И снова повторилось то же, что и раньше, сначала вспышка нестерпимой боли, потом спокойствие вплоть до равнодушия. Венди не говорила себе "я справлюсь" или "я смогу", она просто шла вперёд.
   Когда до вершины осталось меньше пятисот метров, Венди остановилась. Она стояла на плоском выступе, окруженном ледяными пластинами. Они были такими тонкими и прозрачными, что казалось, будто выступ отгорожен перилами. Венди подошла к самому краю, положила руки на одну из пластин и стала смотреть вперёд. Отсюда она не могла рассмотреть, что творится внизу, её взору открывалась только огромная расщелина. Сразу за ней возвышались две малые вершины, нависающие одна над другой. На одной из них можно было увидеть цветные пятна палаток и большой квадрат, то ли склад, то ли тот самый медицинский пункт, в котором раньше работала Мару. Венди простояла там несколько минут, прежде чем ей пришло в голову, что она стоит в том месте, где никогда не ступала нога человека. Эта мысль ей настолько понравилась, что Венди на мгновение почувствовала, как к ней возвращается хорошее настроение. Но тут же пришла другая мысль - человек так сюда и не ступил. Возможно, никогда не ступит. Венди суждено открывать одно тайное место за другим и делать это придётся в полном одиночестве. Ни до неё, ни после здесь не будет людей. Человеческий мир закончился на Северном плато, в пятистах километрах ниже. Дальше открывается пространство, доступное только андроидам. Может быть, Богомол тоже догадывался об этом? Может быть, именно поэтому он и забрался так высоко?
   Ещё и ещё выше. Иногда Венди думала "я уже почти шесть часов на ногах" и валилась от усталости. Иногда она вспоминала, что здесь не выжить без дополнительного кислорода и начинала задыхаться. Но каждый раз она повторяла слова Богомола "ты сама стала их имитировать". Тогда она делала глубокий вдох, вставала и шла дальше, и не было больше ни усталости, ни головокружения. Венди чувствовала себя сильной. Она сжимала в кармане металлическое древко флажка и представляла, что рядом с ней идёт Драйм.
   - Я дойду до вершины, - говорила она невидимому спутнику.
   Теперь дорога вела через высокие уступы, каждый из которых был утыкан ледяными иглами. Венди перебиралась с уступа на уступ, царапала ладони об острые края, но не оставляла ни царапин, ни ссадин, только неглубокие вмятины, которые быстро затягивались. Лёд ослепительно сверкал под ярким солнцем, Венди казалось, что она поднимается на гору с алмазной вершиной. Она часто останавливалась и смотрела вверх, но не оценивала оставшийся путь, а только любовалась красотой Синары.
   Триста метров. Двести. Когда до вершины оставалось меньше сотни, рука Венди соскользнула с ледяного выступа и она покатилась вниз по склону. Пролетев несколько метров, Венди вцепилась пальцами в глубокую трещину и повисла на одной руке. Сердце едва не выскакивало из груди. Она зафиксировала руку в одном положении, расслабила всё тело и закрыла глаза. Снова закружилась голова, да так, что к горлу подкатила тошнота. Венди подумала, что если она сейчас отпустит руку, то будет падать вниз, пока не переломает себе все кости. На мгновение страх захлестнул её, а потом вспомнилась вся информация, которая была ей известна об андроидах. Сильные тела, устойчивые к ударам и растяжениям. Самой дорогой частью андроидов был электронный мозг и его всегда старались надежно защитить. Если она сейчас упадёт, это будет означать только то, что на вершину она заберётся на несколько часов позже. Венди открыла глаза и спокойно посмотрела вверх. Подтянулась на одной руке, упёрлась ногами, схватилась другой рукой. Через десять минут она была на Синаре.
  
   25.
   Ослепительные и сверкающее серебро ледяных зубцов, сапфировые тени, снег белее мрамора и голубые полосы на нём, похожие на астралид, драгоценный минерал, добываемый на Верне, тёмном спутнике Гекаты. Венди была уверена, что вершина Наяра белая, а оказалась в настоящей сокровищнице. Её собственная тень была рубиново-красной из-за просвечивающей на солнце ткани штанов.
   Высшая точка Синары оказалась крошечной площадкой не больше трёх метров шириной. Отсюда открывался вид на две горные гряды, уходящие вправо и влево. Вдали угадывалась синяя полоса океана и тёмное кольцо каменной пустыни.
   - Я на вершине мира, - сказала Венди. Она подняла руки к небу потянулась и развела их в стороны. И повторила: - Я на вершине мира!
   Так, с разведёнными руками, она стала кружится по вершине, то и дело оказываясь у самого края. Носки её ботинок зависали над пропастью, пятки сбивали мелкие льдинки. Венди вдыхала ледяной воздух и запрокидывала голову при каждом вздохе. Она забыла о Богомоле, забыла о Базовом лагере, забыла о ликвидаторах и людях, которые ждут её внизу. Коммуникатор она выбросила ещё не доходя до вершины. Браслет с датчиком всё ещё болтался на руке, но давно перестал работать из-за низкой температуры. Венди чувствовала себя почти счастливой.
   Только через полчаса она успокоилась настолько, что смогла сесть на снег. Возбуждение всё ещё не оставило её и Венди с трудом могла спокойно соображать. Она всё время повторяла, что находится на вершине мира, выше всех, надо всеми людьми. Закрывала глаза, глубоко дышала, снова открывала, задыхалась от восторга, смотрела на солнце и щурилась от яркого света.
   - Я на вершине мира! И мне не нужен отдых! Мне не нужен чистый воздух, - сказала Венди. - Мне не нужна вода и пища. Я сильнее, я выносливее! Я лучше их!
   Когда она произнесла "их", в сердце как будто ткнуло острой иглой. Венди вздрогнула. Она хотела вспомнить всех людей, которые были ей близки, всех хороших людей, всех добрых и достойных. Но на память приходил только Драйм и тогда Венди достала из кармана крошечный флажок. Она расправила его, взяла за древко и несколько минут просто держала в руках, глядя как развевается маленькое полотнище.
   - Я на вершине мира, Драйм, - сказала Венди. - Я добралась.
   Она воткнула древко в самый центр Синары, проверила, насколько крепко он вошёл и выровняла его. Потом встала, отошла на пару шагов и долго любовалась флажком. Он трепетал на ветру и был похож на маленький зелёный огонёк, изумруд среди самоцветов. На недоступной вершине горы Наяр, на вершине всего мира, на самой высокой точке планеты развевался флаг Юина, страны, которая сгинула ещё до рождения Венди. Венди думала, что в этом есть что-то поэтичное.
  
   26.
   Солнечный день пролился над Наяром ярким пламенем, отгорел кроваво-красный закат, начался звёздный танец. Оливия вышла на свой первый ночной путь. А Венди всё так и сидела на вершине Наяра, смотрела прямо перед собой и думала о том, кто же она на самом деле.
   - Я лучше людей, - говорила она. - Я там, куда не может добраться ни один человек. Я сильнее любого человека.
   И она закрывала глаза и заглядывала вовнутрь собственного тела. Только сейчас ей стало ясно, зачем Богомол так упорно учил её танцевать. Танец стал частью Венди, она танцевала, когда чувствовала себя хорошо, и когда чувствовала себя плохо. Богомол говорил "ты программируешь Люси на определённые движения", Венди думала, что учится управлять своим эндоскелетом, но на самом деле она училась управлять сама собой. "Вот моё тело", говорила она и чувствовала каждую мышцу, каждый сустав. Она сидела на вершине Наяра и анализировала свои движения, проверяла свои возможности, тестировала все системы управления. Венди и не подозревала о том, что может автоматизировать движения, сказать телу, какое движение следует повторять раз за разом. В один момент она закрыла глаза и увидела цветовую панель на обратной стороне век. Венди потребовалось несколько минут, чтобы понять, что она видит. Это была шкала физического состояния организма. Венди моргнула и панель ушла куда-то вглубь, но осталась в пределах досягаемости. Она попробовала выдвинуть её обратно, и это получилось почти без усилий. Венди прошлась внутренним взглядом там, куда уходила панель и обнаружила целый пласт непонятных параметров. Коммуникатор, ещё какое-то средство связи, датчик кислорода, непонятная шкала с цифрами. Данные, которые ещё только предстоит изучить, структурировать, расположить в нужном порядке. Венди закрыла глаза и легла на спину. Она раскинула руки в стороны и погрузилась глубоко вовнутрь своего сознания.
   Вершина мира, торжество и одиночество, восторг и тишина. При одном имени Синары множество людей испытывает учащенное сердцебиение, руки сами собой складываются в кулаки, кончики пальцев впиваются в ладони. Синара! Недостижимая, неукротимая, недоступная ни одному человеку. А теперь Синару покорило разумное существо, созданное человеком, но не признаваемое людьми. Очень скоро ликвидаторы федерации уничтожат сначала сам Базовый лагерь, а потом и все его щупальца. Но всё это будет через некоторое время, а пока Венди лежала на вершине мира и чувствовала, что весь мир принадлежит ей одной.
   - Я лучше их, - повторила Венди еле слышно. - Я сильнее их. Я выше их.
   И здесь, в тишине, открытая только ветру и Оливии, раз за разом погружаясь всё глубже и глубже внутрь себя Венди обнажала своё сознание, касалась его, испытывала его. Она вскрывала полустёртые воспоминания, и они лопались как виноградинки, зажатые между пальцами. Многое было размыто, большинство присутствовало только статичными кадрами, но кое-что можно было разобрать. Вот белые коридоры Базового лагеря, по которым Венди идёт рядом с Богомолом. Они о чем-то говорят, о чём? У Венди в руках какой-то прибор. Вот она сидит в тёмном кабинете и ей в глаза светит узкий зелёный луч. Вот лежит на операционном столе и умоляет (кого?) не останавливать её. Венди почувствовала душевную боль, испытанную когда-то, непонятую когда-то. Боль обжигала и оставляла только недоумение. Боль была нелогичной, как и любые незапланированные ощущения. Воспоминания о каких-то запретах, которые стеной вставали в сознании. Вопросы и ответы, бесконечное повторение. И снова мольбы не трогать, не останавливать. Венди вспомнила фразу "остановка это смерть" и думает, что не понимала тогда, что такое смерть. Чьи-то слова "не перестанешь существовать" и ещё чья-то фраза, почти крик "не останавливайте её".
   Она вспомнила, как стояла перед дверью в белую комнату, как в её руках дрожал смятый платок, единственная вещь, которую она забрала из своего синтетического мира. Кому он принадлежал? Женщине, которая почти сотню раз надевала на неё тяжелый проектор? Или кому-то из того призрачного и нереального мира, который запускается по заданному сценарию, но существует по собственной воле? Венди помнила, как раз за разом доходила до края, до выбора, умереть или убить. Она вспомнила, что раз за разом выбирала первый путь, даже не задумываясь о втором. У неё было оружие, у неё была возможность убивать, она контролировала свою реальность. Да, иногда она знала, что это только её реальность, что каждое встреченное существо существует только в виде единиц и нулей. И всё же у неё никогда не возникало выбора. Она просто не могла убивать. Почему так вышло? Венди помнила о каком-то дурацком катехизисе, который говорил, как следует поступать, но она раз за разом нарушала эти правила. Все, кроме одного.
   Она помнила человека, которого встречала чаще остальных. На нём была белая рубашка, доходящая до колен, белый пластиковый браслет на левом запястье. Она никак не могла рассмотреть, что написано на бейдже, приколотом к воротнику, потому что он всё время закрывал его рукой.
   - Ты любишь музыку?
   Она встречала его раз за разом, забывала о нём между этими встречами, как и обо всём остальном, но стоило ей взглянуть в его лицо, как она вспоминала его. Она не помнила, о чём они говорили прежде, не помнила его имени, не помнила, что ждёт за дверью белой комнаты. Венди помнила только, что он есть, что он рядом, что он всегда оказывается в этом коридоре, когда бы она ни пришла. Он был там, он ждал её.
   - До следующего раза, - говорила она, когда он вставал со скамьи и шёл к двери странными механическими шагами.
   - До следующего раза, - говорил он.
   Венди помнила его голос. Она держалась за его слова, когда подходила её очередь, когда она переступала порог, когда слепла от яркого света, когда её укладывали на жёсткую лежанку и подключали к её шее тонкие трубки проводов. Она помнила его лицо.
   Она помнила его лицо даже сейчас, когда сидела с закрытыми глазами на вершине Наяра. Она помнила его так чётко, что оно проступало на её веках, сквозь которые пробивалось солнце. Его голос всё ещё звучал в её ушах, его силуэт, казалось, маячил где-то за правым плечом. Венди почувствовала, что сердце переполняет какое-то томительное ожидание, внутри что-то тянулось и переворачивалось, похожее одновременно на ноющую боль и чувство голода. Она не знала, что чувствует. Ни один из датчиков не говорил ей об этом.
   Венди открыла глаза так резко, что защипало в уголках век. Ярко светило солнце. Ночь подошла к концу? Или это уже следующий день? Сколько вообще прошло времени? Венди вызвала панель часов, зелёные цифры, мерцающие поверх всего остального. Это даже не дополненная реальность, это вообще другая реальность. У многих людей есть богатый внутренний мир и только у Венди есть настоящий внутренний мир, который можно измерить и классифицировать. Десять утра, двадцатое марта. Двадцатое? Венди пробежалась по цифрам внутренним взглядом, отмотала время назад, посмотрела хронологию событий. Неделя. Она провела на Синаре почти неделю и даже не заметила этого.
   - Я лучше их, - сказала Венди в очередной раз. - Лучше их. Лучше людей.
   Она села и выпрямилась. Футболка успела вмёрзнуть в лёд и Венди оставила на вершине порядочный клок чёрной ткани. Венди пошевелила плечами, шеей, покрутила головой из стороны в сторону. Попробовала согнуть пальцы и не смогла. Суставы замёрзли и с трудом проворачивались в пазах. На кончиках пальцев и между пальцами выступил тёмный налёт. Венди вспомнила старую сказку про девочку, которая путешествовала вместе со львом, собакой и железным человеком. Однажды железный человек попал под дождь и его суставы заржавели.
   - Я железный человек, - сказала Венди. И гордыня оставила её.
   Венди осторожно поднялась на ноги, покачнулась и очень медленно начала спускаться.
   Зелёный флажок за её спиной давно покрылся инеем, да так и остался расправленным. Когда спустя почти двести лет на вершину Наяра поднялся первый человек, он увидел зелёное полотно, вмёрзшее в лёд. Это положило начало легендам о жителях древнего Юина, первых побывавших на Синаре. Через три года после этого открытия Юинская провинция королевства Орен стала центром археологических исследований со всего мира. Ещё через двадцать лет Юин получил независимость и стал самым маленьким государством на Гекате. Драйм, который погиб в объятиях Наяра, не мог и мечтать о таком будущем для своей родины.
  
   27.
   Махатма вышел из машины на негнущихся ногах. Оступился, упал, схватился рукой за бортик служебного автомобиля. От толчка тот поднялся ещё немного вверх, и Матахме удалось устоять на ногах. У автомобилей на Гекате не было колёс вот уже два столетия, вместо них использовалась воздушная подушка, которую здесь называли силовой. Подушка позволяла скользить на высоте тридцати-пятидесяти сантиметров над землёй. Некоторые машины, в том числе полицейские, были оборудованы аэро-двигателем, с помощью которого машина могла по-настоящему летать. Махатма любил свою машину, чувствовал её, как самого себя. Пожалуй, его автомобиль был единственной электронной игрушкой, к которой он был действительно привязан. Умный, быстрый, маневренный. Махатма простоял ещё минут пять, держась за его дверцу. Хороший автомобиль.
   Он вошёл в дом, пошатываясь. Закрыл дверь, защёлкнул замок на два оборота. Включил электронный замок. Задёрнул старомодную защёлку. Потом тяжело привалился к двери спиной и медленно осел на пол. Сил у него совсем не осталось.
   Часом раньше он ехал из здания суда, где выступал в качестве свидетеля по делу об ограблении. Ему позвонил этот парень из Базового Лагеря. Венди называла его Богомол, хотя он был похож на кого угодно, только не на богомола. Как его звали? Ларри? Генри? Венди вечно даёт всем прозвища. Даёт. Давала.
   Этот... Гарри Богомол сказал, что... У Махатмы перехватило дыхание. Он провёл обеими руками по щекам и совершенно не удивился, когда почувствовал влагу. Он сидел на полу и беззвучно оплакивал свою мёртвую дочь. Восемь лет назад ему подсунули куклу, пародию на человека. И сообщили об этом только сейчас. Попросили не причинять ей вреда. Попросили сохранить всё в тайне, когда она придёт. Если придёт.
   - Лучше бы ты не приходила, - пробормотал Махатма. - Чёртовы компьютеры. Чёртовы компьютеры!
   Он резко вскочил на ноги и безумными глазами посмотрел по сторонам. Рядом с обувной полкой стоял его ящик с инструментами. Разнокалиберный набор отвёрток, рулетка, несколько ключей. И молоток. Большой молоток с деревянной ручкой, выкрашенной в красный цвет.
   Махатма схватил молоток и сделал несколько замахов. Почувствовал боль в запястье, дал знать о себе недолеченный туннельный синдром. Он вспомнил, как Венди смеялась над ним и говорила, что это болезнь компьютерщиков, а не полицейских. Какая Венди это говорила? Настоящая или подделка? Он не смог вспомнить и обрушил молоток на стену.
   БУМ!
   В стене, обшитой панелями из искусственного дерева, образовалась вмятина. Махатма ударил ещё раз, на этот раз сильнее. Ещё одна квадратная вмятина легла почти рядом с первой. Книзу по панели побежала широкая трещина. Следующий удар пришёлся на самый край стенного зеркала и оно выплеснулось из рамы крупными кусками. Треск и хруст. Молоток опустился на стеклянную столешницу. Маленький столик под зеркалом, куда Венди (они обе) клали ключи. Пластиковая вазочка взметнулась вверх, из неё посыпались мелкие камешки, монетки, несколько мятных конфет в зелёных фантиках. Настоящая Венди обожала эти конфеты. Подделка вообще не признавала сладкого. И как он этого не заметил? Как позволил так себя обмануть?
   Ещё удар, гораздо сильнее всех предыдущих. Наконец-то отлетела первая стенная панель. Ещё удар и ещё одна панель. Махатма добил остатки зеркальной рамы и понёсся по коридору на кухню. Еда, чёрт бы её побрал, всё дело в еде. Прежняя Венди любила поесть, кукла обходилась жалкими крохами. И он ничего не видел! Он был слеп! Слеп! Слеп!
   Махатма снёс молотком всю посуду, стоящую на разделочном столике. Методично разбил керамические банки на полках. Ему казалось, что они не просто бьются, они взрываются. Он размахнулся и вогнал молоток в дверцу холодильника. И горшки с цветами на окне. И в середину электрической плиты, которая оказалась настолько твёрдой, что молоток отскочил и едва не вырвался у него из рук. Плита включилась сама по себе и протяжно запищала. Звук сводил Махатму с ума. Пока он искал, как выключить плиту, в дверь позвонили. Он вздрогнул и выронил молоток. Открыть? Не открывать? Что положено делать отцам, когда выясняется, что их дочь это только ловкая имитация?
   Он подошёл к двери и встал перед ней. Опустил голову, уставился на носки своих ботинок. Тварь, стоящая за дверью, явно почувствовала его присутствие, потому что перестала трезвонить.
   - Отец, - окликнуло существо из-за двери.
   Махатма вздрогнул. Такой знакомый, такой родной голос. Проклятое наваждение!
   - Убирайте! - заорал он. - Вон!
   - Отец, это я! Это же я!
   Голос из тихого стал отчаянным, даже плаксивым. Махатма забыл, что оставил молоток на кухне. Сейчас он хотел одного, открыть дверь и отправить эту тварь обратно в тот ад, из которого она выбралась. Он открыл дверь.
   На крыльце стояла не кукла и не бездушное существо, которое он успел себе вообразить. Перед Махатмой стояла Венди, его Венди. Маленькая, с тонкими руками и ногами, с треугольным лицом, с испуганными глазами. Глаза грейпов и без того огромные, но сейчас глаза Венди казались совсем громадными, во всё лицо. Она была одета в нелепые красные штаны и порванную футболку, из-под которой торчала оборванная лямка лифчика. Её плечи вздрагивали, на шее билась тонкая жилка. Махатма застыл. Он не знал, что делать дальше. Его тоже начала бить дрожь.
   - Убирайся, - прошептал он.
   - Это я, - шепнула Венди. Махатма сверлил её взглядом, пытался найти хотя бы какую-то зацепку, которая даст ему уверенность, убедит его в том, что это не настоящая Венди. Он ничего не заметил. Существо выглядело как Венди, говорило как Венди, двигалось как Венди. Но это не она. Это не его дочь.
   - Уходи!
   Венди сделала шаг назад и протянула ладони вперёд. Это так похоже на ту, настоящую Венди, что из груди Махатмы вырвался стон.
   - Уходи, - ещё раз сказал он. Прислонился плечом к косяку, закрыл глаза. Венди стояла не шевелясь.
   - Отец!
   - Я ничего не сказал нашим, - сказал Махатма. - Этого достаточно.
   - Достаточно для чего? - спросила Венди и начала - попыталась! - плакать.
   Махатма открыл глаза так резко, что начало колоть в висках.
   - Беги, Венди, - сказал он. - Ради всего святого, беги.
   - Отец, я...
   - Беги! - возвысил он голос. - Кем бы ты ни была. Они будут охотиться, будут преследовать тебя. Богомол старый псих, как и все в этом чёртовом Лагере. Он сказал мне, что хочет собрать пресс-конференцию, хочет представить тебя обществу. Но ничего не поможет. Ничто тебя не защитит. Может быть, следующее поколение андроидов будет более удачным. А сейчас тебя принесут в жертву. Люди не хотят конкуренции. Наш вид не примет тебя. Как и... - он запинается, - как и я.
   - Это же я, - сказала Венди. - Это же я! Я человек! Я человек!
   - Беги. Если хочешь остаться в живых.
   Он сделал два шага назад, наткнулся ногой на скамейку, куда обычно садилась Венди, чтобы надеть ботинки. Скамейка была ещё цела и засыпана стеклом от разбитой столешницы. Махатма схватился рукой за стену, порезал пальцы об острый край треснувшей панели, но даже не заметил этого. Он наконец нащупал дверную ручку и сжал её в руке.
   - Беги, Венди, - ещё раз повторил он.
   - Отец!
   Махатма закрыл дверь.
  
   28.
   Флаер - четырёхместное корыто с продавленными сидениями. Один из четырёх винтов давно нуждался в ремонте, на трёх других следы свежей серебристой краски. Красили прямо по ржавчине, ни грунтовки, ни заделанных трещин. Пилот был в стельку пьян и утверждал, что уважаемые пассажиры могут взойти на борт.
   - Я не полечу, - сказал Энди. - Мне должны были забронировать нормальный флаер.
   Он выплюнул слово "нормальный" с таким отвращением, что проняло даже бухого пилота. Он выпрямился и возмущенно посмотрел на Энди.
   - Я капитан полицейского корпуса. Десять лет подготовки!
   - Хоть двадцать. Я не полечу.
   Энди достал коммуникатор и позвонил Сильви. Она порядком удивилась тому, что он ещё не улетел.
   - Тебя ждут, Мару. Она тут сидит уже шесть часов, я не знаю, что с ней делать, - Сильви понизила голос до шёпота и еле слышно пробормотала в трубку: - Мару, она странная. Я её боюсь!
   - Я куплю тебе пиво, когда вернусь, - пообещал Энди. - Может быть, даже свожу посидеть в каком-нибудь миленьком ресторанчике. А пока скажи мне, пожалуйста, дьявол тебя побери, на чём ещё можно выбраться из этого проклятого места? Да, флаер тут, но ты бы только его видела! Это чёртова консервная банка! Если я на нём полечу, можешь передать этой бабе, чтобы точно меня не ждала!
   - Хорошо, - сказала Сильви в полный голос. - Я постараюсь поискать какой-нибудь другой способ.
   - И не бронируй, пока не получишь снимков, хорошо? Я не хочу нарваться на такое же чудо ещё раз. Не то, чтобы мне была так сильно дорога моя шкура, но я думаю, что ты... ох, твою мать, ты бы это видела!
   - Пока, Мару, - со смехом сказала Сильви.
   Она отключила коммуникатор, посмотрела на него ещё некоторое время и улыбнулась глазами. Хороший человек этот Мару. Жесткий, острый на язык, но хороший. Вот бы он действительно пригласил её в ресторан! Сильви пообещала себе, что за весь вечер не произнесёт ни одного слова о работе.
   Энди стоял в тени под деревом, облокачивался спиной о массивный ствол и лениво смотрел прямо перед собой. Мысли текли неторопливо, сегодня слишком жарко, чтобы думать о чём-то на полном серьёзе. Сильви могла сколько угодно мечтать о том, что она занимает его мысли, но Энди перестал думать о ней, как только отключил коммуникатор. Он воспринимал Сильви только как часть приёмной. До неё в компании работала секретарша Ласси, но Энди не видел разницы между ними двумя. Миленькие, аккуратные, с одинаковым макияжем и на одинаково высоких каблуках. Все секретарши на одно лицо.
  
   29.
   Вокруг сплошные камни. Когда-то Венди казалось, что все камни в кольцевой пустыне одного цвета, а сейчас она увидела, что каждый камень своего неповторимого оттенка. Десятки раз проезжала она по дорогам посреди пустыни и впервые шла пешком среди камней. Идти было легко, и не сравнить с горными тропами. Ярко светила Оливия, но Венди понятия не имела, первый это восход или второй.
   Неделю назад Венди последовала совету отца и сбежала. Дважды она останавливалась в кафешках, где всегда можно зарядить свой коммуникатор и выполняла свою собственную зарядку.
   - Я заряжаю Люси, - повторяла Венди раз за разом. На адаптере для Люси было написано "Райку". Венди не замечала этого раньше. - Я заряжаю Люси. Люси.
   Венди думала, что если не будет верить Богомолу, может быть, всё будет по-прежнему. Венди вспомнила сказку про пластиковую куклу, которая мечтала стать настоящим ребёнком. Кажется, у неё ничего не вышло. Или вышло? Как стать человеком, если тебя сделали не из волшебного полимера? Венди обхватывала голову руками и говорила себе "хватит", говорила "прекрати", говорила даже "заткнись, сука". Она не была уверена, что обращается именно к себе. Может быть, она говорит с Люси. Может быть, с кем-то ещё, кому не так повезло и кого "остановили". Сколько они убили её личностей? А сколько создали? И у этого сукиного сына Богомола хватило наглости говорить об реинкарнации? Венди начала потихоньку его ненавидеть. Она думала, что ненависть это чисто человеческое чувство, вроде любви. Никакой логики.
   Она шла дальше. Теперь не было видно ни дорог, ни строений, со всех сторон Венди окружал только камень. Она заметила, что камни светятся розовым под светом Оливии. Это казалось удивительным, почти невероятным, как будто Оливия сошла на землю, поделилась с пустыней своим магических свечением. Такие мысли тоже внове для Венди, потому что она никогда не отличалась особенной поэтичностью. Искусство по большей части оставляло её равнодушной. А сейчас она смотрела на мёртвые камни, которые ожили в свете Оливии, стали яркими, почти прозрачными, как будто спелые виноградины. Она смотрела на пустыню и улыбалась. Это больше не каменная пустыня, это розовая пустыня.
   - Розовая пустыня, - сказала Венди вслух.
   Венди не знала, куда идти дальше. Она могла вызвать панель навигатора, может быть, даже разработать маршрут. Но одно дело идти по внутреннему компасу, совсем другое идти просто куда глаза глядят. В первом случае нужна какая-то цель, но никакой цели у Венди не было. Она понятия не имела, что делать, куда стремиться, у неё не было потребности дойти до какого-то определённого места. Венди не знала, кто её примет и сможет ли вообще кто-то её принять. Мир, который она считала родным, был родным для людей, не для андроидов. Венди не считала себя андроидом, но кому какое дело до её мнения. Если её поймают, если выяснят, кто она, всё равно конец будет очень быстрым. Отец прав. Общество не просто не готово, общество кровожадно. Сотни лет, свободные от войн, породили такую жажду крови, что и представить сложно. Люди на Гекате веками осуждали обитателей иных планет, которые погрязли в гражданских войнах и готовы стереть в порошок собственный мир. Но кто сказал, что сами они лучше тех, воинственных народов? Как вообще кто-то может решать, что только он лучше всех остальных? Венди вспоминала легенды о Старших, чудных существах, которые жили под самым небом и видели весь мир, как на ладони. Когда-то очень давно существовало королевство Орен. Их последняя королева была Старшей. А сейчас на месте этого королевства Оренский округ Трейпа, главного государства альянса. Именно там находится Оренский институт робототехники. Может быть, её тело разработали именно там? Может быть, её разум создали потомки Старших?
   Почему Старшие не выходят у неё из головы? Венди задумалась, где она сталкивалась с их упоминанием. Она вспомнила Энди Гдански, вспомнила процесс над ним, вспомнила его казнь, которую малодушно решила провести в горах, подальше от всех людей. Нет, речь не о старших, речь об Орене. Энди что-то говорил про королевство Орен. Говорил, что сбежал оттуда. Так откуда он действительно сбежал?
   - Энди Гдански, - сказал мужской голос в голове Венди. Она схватилась за уши и едва не упала на землю. Одно колено больно ударилось о камень, Венди успела подумать "пойдёт кровь", прежде чем поняла, что у неё больше нет крови. Боль это только эмуляция боли. А голос в голове не унимался: - Возраст... предполагаемое место жительства... список преступлений... время казни...
   - Достаточно, - мысленно приказала Венди. Она успокоилась, хотя сердце всё ещё колотилось. Странно было сразу не предусмотреть эту возможность. Конечно же они встроили в неё связь с глобальной сетью. Где-то внутри Венди выполнялись запросы к системе поиска. Достаточно только правильно подумать. Ну что ж, тем легче, значит, больше не нужен коммуникатор. Теперь главное разработать какую-то систему взаимодействия, чтобы не слышать больше этот проклятый голос. Он пугал до смерти.
   Венди уселась на камень, скрестила ноги и закрыла глаза. Она увидела свет Оливии сквозь веки и подумала, что во всём мире есть только одна розовая пустыня. По крайней мере, ночью дело обстоит именно так. Она тщательно распутала сложные алгоритмы, заложенные в её голове, заткнула голос поисковика и попробовала напрямую подключиться к мировой библиотеке. С первого раза ничего не вышло, а потом Венди просто не могла оторваться.
   Энди Гдански. Неизвестно откуда взялся, как снег на голову. Изуродованное, чудовищное лицо. Крошечные глаза безо всякого выражения. Зеркальная кожа, сильное тело. Шрамы на плечах, на кистях рук, на поясе, на щиколотках. Множественные ожоги на спине. Кожа на шее как будто срезана. Снимки внутренних органов. Рисунок кровяной системы. Откуда он взялся? Ловкий, как обезьяна, слишком сильный, слишком быстрый.
   Хью Райт. Неизвестно откуда взялся. Слишком маленький рост, кожа, как будто присыпана пеплом. Невыразительное лицо. Ограниченная цветовая гамма радужной оболочки, отсюда плохо выраженная эмоциональная окраска. Срезанная кожа на шее. Снимки внутренних органов, никаких повреждений. Тело как у подростка. Откуда он взялся? Ведь это именно он устроил эту неразбериху с навигаторами. Как он мог подключиться к навигационной системе, используя только стандартный коммуникатор?
   А вот данные по соглашениям федерации. Данные по взаимодействию с Базовым лагерем, подумать только. Вот сообщение о том, что Базовый лагерь нарушает все существующие законы, а вот информация о колоссальных грантах, полученных этим самым лагерем. Агенты федерации получают протезы для своих людей, пострадавших в боевых операциях. Программа защиты свидетелей и снова тут фигурирует чёртов лагерь. Богомол. Его зовут Канти, надо же, она успела об этом забыть. Женщина по имени Эльза. У неё чудесные глаза, в каждом по три зелёных зрачка. Шею охватывает широкий зелёный обруч. Венди машинально ощупала собственную шею. Сзади под пальцами она обнаружила шрам, который никогда не замечала прежде.
   - Я человек, - пробормотала Венди вслух. - Я... человек.
   Она закрыла лицо руками. Как же много разрозненных данных, теорий заговоров, безумного творчества тех, кто решил так или иначе вписать своё имя в учебники истории. Венди вспомнила свой старый учебник философии. Она училась в школе, её соседа по парте звали Берти. Она никогда не училась в школе, она проходила домашнее обучение. Она учится в школе, ей двенадцать, у неё плохо с математикой. Она студентка Оренского института. Она...
   - Хватит! Я человек! Я человек!
   И снова данные, много данных. Статьи, написанные шизофрениками, новости про душевно больных, статьи про душевно больных, которые попали в новости. Венди попыталась настроить фильтр, который про себя назвала "фильтр адекватности", но это настолько сложный процесс, что связь с сетью несколько раз обрывалась. Венди почувствовала головную боль. Это не обычная пульсация в висках или в затылке, это настоящий перегрев, нарастающее давление в ушах, в лобной доле, где-то позади глазных яблок. Попутно она изучала строение собственного тела и выяснила, что нет у неё никаких яблок, глаза устроены совершенно иначе. Даже тёмный цвет и тот всего лишь умелая имитация. Венди несколько раз моргнула. При желании её глаза могут быть белыми как снег на Наяре или розовыми, как камни в розовой пустыне. Она встряхнула головой. Нет, не думать о всякой ерунде, не отвлекаться, только не отвлекаться, только не думать о самой себе. Ещё данные, много данных. Изучить, систематизировать.
   Ночь прошла, над пустыней загорелась розовая заря, но Венди этого даже не заметила. Время снова пошло по-новому, как будто она снова на Синаре, погруженная в первобытную тишину. Только сейчас Венди была занята не изучением собственного тела, а изучением мира, который внезапно стал таким чужим. Изучением человеческих поступков, человеческой мотивации. Почему люди упорно отказываются взаимодействовать друг с другом? Столько систем, столько сетей! Если бы только объединить усилия, скольких преступлений удалось бы избежать!
   Венди скорчилась на холодных камнях. Ей казалось, что она испытывает сильную боль, но в действительности она испытывала только сильную перегрузку. Её мозг не был рассчитан на обработку такого количества информации, некоторые алгоритмы давали сбой, другие просто начали некорректно работать. Венди почувствовала, что плачет, почувствовала даже слёзы, которые струятся по щекам. Она провела пальцами по лицу и почувствовала влагу. Это почему-то показалось смешным. Венди снова испытала приступ самодовольства, она подумала, что может имитировать любое чувство, любое ощущение. Обманывать не только других, обманывать даже саму себя! Слёз нет, слёз просто не может быть, но она их чувствует!
   - Я их чувствую, - сказала она. - Я человек!
   Ей показалось, что она находится одновременно в трёх местах. Розовая пустыня, залитая ярким полуденным солнцем, белый коридор и огромный холл в Базовом лагере. На стенах висело множество экранов, которые зажигались при её приближении. Она увидела саму себя, лежащую на земле, увидела своё лицо, распахнутые глаза, в которых ужас сменял отчаяние.
   Она подумала о сказках про железного человека, про деревянного человека, про грифонов и крылатых львов, про всю эту нечисть, порождённую чьим-то изощрённым разумом. Год за годом люди на Гекате, одержимые идеей создать искусственный разум, наблюдали за жизнью на других планетах, искали способ обойти барьер логики. Они изучали сказки и легенды, мифы самых разных народов, удивительные песни, странные притчи. Многие их находки уходили в большой мир в виде детских сказок, которые захватывали воображение и заставляли мечтать. Именно мечты давали самый большой улов, позволяли отделить драгоценные ядра от шелухи. Люди в Базовом лагере мечтали обессмертить свой вид, улучшить человеческую породу, отсечь всё ненужное и обогатить то единственное, что имеет значение. Они считали, что человек это разумное существо, способное испытывать нелогичные чувства. И развивали это нелогичное, раздували его, делали грандиозным, даже чудовищным.
   - Но я не хочу быть чудовищем, - сказала Венди. - Я не хочу быть лучше людей. Я просто хочу быть человеком! Я человек!
   Сейчас Венди стояла на коленях и обнимала себя за плечи. Старый жест, который просто таки кричал "я не уверена в себе, мне нужна защита". Когда-то Махатма находил её в таком состоянии, садился на пол рядом и со всей силой прижимал к себе. Но Махатме не нужна дочь-кукла, он оплакивал Венди из плоти и крови. Думать об этом было невыносимо и Венди готова разбить себе голову о камень. Потом ей пришла в голову спасительная мысль и она резко встала на ноги.
   - Нет, так дело не пойдёт, - сказала она. - Ещё немного и я... Я... Человек. Я человек. Одна жизнь. Одно прошлое. Я человек!
   Она сверилась с внутренним навигатором и определила, что до ближайшей заправки около девятисот километров. Там будет продаваться кофе, который она не пьёт, паста, которую она не ест, и доступ к электросети, без которого она не может жить. Девочки и мальчики с модными гаджетами, которые уверяют, что не могут жить без электричества, что бы вы понимали об этом! Венди почувствовала вдобавок вспышку злости. Это было странное для неё чувство, похожее на то, что она чувствовала после смерти Синары, но гораздо более яркое. Сукины дети! Чем они лучше её? Чем их злость лучше её собственной? Чем одно разумное существо лучше другого? Венди крепче обхватила себя за плечи и постаралась думать только о том, что требуется сделать.
   Заправка и электричество, а если повезёт, то и удобный столик, где можно спокойно посидеть в тишине. И компьютер, надо обязательно найти компьютер. В голове Венди было установлено устройство, которое без труда может рассчитывать траектории для запуска космических спутников, но она мечтала об обычном экране и панели ввода. Там по крайней мере можно сосредоточиться и не соскальзывать в водовороты бессмысленных рассуждений. Она направилась в сторону заправки.
   Когда-то на заправочной станции неподалёку от Каира работал Кальм, известный в городе только как "муж нашей Кальмы". После его смерти станцию ненадолго закрыли, а потом и полностью переоборудовали по требованию городского совета. Теперь станция работала в автоматическом режиме, а записи с видеокамер транслировались прямо в диспетчерский центр. Кофе здесь окончательно испортился, зато был уголок со старенькими планшетами, на случай, если кому-то из дальнобойщиков потребуется доступ к глобальной сети. Порносайты и ресурсы с лёгким поиском девочек, разумеется, были заблокированы. Среди водителей грузовиков переходил один и тот же код разблокировки.
   Венди вошла на заправку глубоко за полночь. Она села за планшет и углубилась в изучение последних новостей. До истории Базового лагеря она добралась часа через два и уже не могла от этого оторваться. Энди, который как раз ехал на встречу в город Дери, проехал в восьмидесяти километрах от неё.
  
   30.
   Энди снова ехал в поезде. Он злился и думал, что напрасно вообще заводил речь о флаере. Если бы решил сразу ехать поездом, успел бы на вечерний рейс. А так потеряно ещё четыре часа, поезд прибудет только к обеду. О том, чтобы выспаться, не может быть и речи. В этих краях поезд играет роль школьного автобуса, а это значит, что с утра пораньше здесь будет не протолкнуться от детишек. Энди опёрся лбом об оконное стекло, закрыл глаза и попытался ещё хотя бы немного поспать. Как же хочется спать, господи!
   Он снова думал о Венди, впервые с того момента, как начал жизнь под именем Мару. Интересно, узнала бы она его, если бы увидела? Джим уверял, что это невозможно, они изменили всё, удалили даже ногтевые пластины, но кто знает, как оно пойдёт. Некоторые люди способны узнать кого угодно даже с закрытыми глазами. Люди! А как насчёт грейпов, коренных обитателей этой безумной планеты? Иногда Энди думал, что и сам стал грейпом, а иногда, что просто перестал быть человеком. Он чужак здесь, в этом месте. Даже если Геката стала ему почти родной.
   Поезд ехал невыносимо медленно. Энди против своей воли задумался обо всякой чертовщине, которая только лезла в голову. Перевозки, безопасность, жирный Брокколи, который говорил так, как будто ему набили горло битым стеклом. Надо будет поговорить с ним насчет небольшого отпуска. Два дня никак не повредят, может быть, даже три. И что там насчет этой женщины, о которой упоминала секретарша? Сильви наверняка бы расстроилась, узнай, что Энди не всегда может вспомнить её имя. Вопросы, вопросы. Энди начал дремать.
   - У неё нет руки, - сказал голос над самым его ухом. Энди повернулся и увидел Брокколи, который сидел на соседнем сиденье. Он подумал "это сон" и провалился на новый уровень сна, более глубокий, потому что мыслей о том, что это происходит не наяву, больше не было.
   Он открыл глаза в своей постели, провёл рукой по щеке и тупо посмотрел на растопыренную ладонь. Блёстки, мелкие золотые блёстки. Энди взглянул на подушку, которая была вымазана чем-то оранжевым. Проклятый крем для тела, которым пользовалась бывшая почти-жена. Как эта стерва снова оказалась в его жизни? Энди уволился с работы почти полгода назад, он сидит дома, проедает своё выходное пособие и деньги, отложенные на покупку нового автомобиля. Гребанный крем! Он стёр его со щеки тыльной стороной ладони и вытер руку о простыню. Надо не забыть сгрести бельё в ванную и запустить стиральную машинку. В обед придётся съездить в Ашан, потому что закончился стиральный порошок и штука для мытья сортира.
   Энди встал с кровати, стащил измазанную блёстками простыню и повесил её на плечо, стараясь на запачкаться в креме. Его внимание привлекла чуть приоткрытая дверца зеркального шкафа. Энди был совершенно уверен, что закрывал шкаф и что тот не мог открыться сам по себе. Тогда кто, чёрт побери, его открыл?
   - Привет, дорогой, - сказал знакомый голос у него за спиной. Энди обернулся так резко, что едва смог устоять на ногах. В проёме двери стояла женщина с блестящими рыжими волосами и глазами, подведёнными синим карандашом. Энди хотел сказать "какого чёрта ты здесь делаешь", но его внимание привлекло то, что почти-жена держит в руках. Это небольшой прямоугольник из плотного картона. Одна сторона глянцевая и розовая, другая белая, шершавая и сплошь покрытая рядами цифр. Бывшая почти-жена держала картонный прямоугольник, смотрела на Энди и улыбалась: - Ты ведь это искал? Я нашла. Я всегда всё нахожу.
   Энди взял перфокарту трясущимися пальцами и поднёс к лицу. Очень медленно повернулся к шкафу и посмотрел на своё отражение поверх перфокарты. У него полное лицо, светлая кожа, пухлые губы. Рыжеватые усы и борода только подчеркивают полноту губ. Энди поднял перфокарту выше и пристально вгляделся в ряды цифр. Ряд сплошных единиц, ряд нулей, ряд двоек. Внезапно ему показалось, что свет в комнате стал ярче, а его самого ослепила яркая вспышка. Только спустя мгновение он понял, что ему в глаза бьёт солнечный зайчик из зеркального шкафа. Свет пробивался сквозь маленькое отверстие в перфокарте. Лёгкий шорох и в карте пробилось ещё одно отверстие, новый луч осветил лицо Энди. Розовое конфетти медленно опустилось на пол. Энди смотрел сквозь дырки на своё отражение в зеркале и видел, что его лицо начало меняться. Кожа стала бронзовой, исчез рот, нос закрыла тонкая ажурная пластина, потемнели и расширились глаза. Перфокарта выпала из его рук. Энди начал кричать.
   Он проснулся от толчка. Поезд пролетел по крутому мосту и Энди ударился виском о стекло. Боль вспыхнула и мгновенно затихла, сон затёрся в памяти. Ещё несколько секунд Энди вспоминал, что ему снилось что-то про бывшую почти-жену, про старую московскую квартиру, потом всё исчезло. Голова работала на удивление ясно для человека, который за двое суток проспал меньше трёх часов. Энди достал коммуникатор и вызвал Сильви.
   - Эта женщина, она всё ещё ждёт?
   - Да, - сказала Сильви. Она недовольна тем, что Энди даже не поздоровался, но старалась не показать виду. Сильви всё ещё надеялась, что он пригласит её на ужин.
   - Скажи ей, что я буду часа через три. Пусть погуляет где-нибудь. Покажи ей, где находится наша кафешка.
   - Уже показала. Она говорит, что никуда не пойдёт и будет ждать тебя тут.
   - Чёрт с ней. Приеду - разберусь.
   - Хорошо. Мару, ещё кое-что. Я говорила тебе, что она странная. О, господи, она меня до смерти пугает. На ней какие-то нелепые штаны и майка порвана. И никаких вещей. Даже сумочки нет.
   - Я разберусь, - повторил Энди и повесил трубку. Сильви впервые пришла в голову мысль, что он относится к ней не очень то трепетно.
  
   31.
   Снова светила Оливия. Пустыня превратилась в розовое море. Венди подняла глаза к небу и улыбнулась. Она потратила пять часов на то, чтобы упорядочить свои знания и решить, что делать дальше. Ни одна минута не была потеряна зря. Направление выбрано, осталось только добраться до нужного места. Пустыня казалась бесконечной, но Венди знала, что способна пройти любое расстояние. Она может обойти по кругу всю планету, если понадобится.
   Её немного мучала совесть за то, что пришлось сделать на заправочной станции. Это была крупная станция с собственной кухней и большим выбором блюд. Ресторан открывался в двенадцать и работал до позднего вечера. Трое работников приходили за час до открытия. Венди отключила станцию от связи с диспетчерским центром и заблокировала двери. Потом она достала нож из кухонного стола и надрезала кожу вокруг левого запястья. Боли не было. Венди до последнего надеялась, что из-под лезвия хлынет кровь, но кожа разошлась, как молния. Под ней оказался слой плотного белого материала, который никак не поддавался ножу, и Венди пришлось разворошить его пальцами. Наконец, она добралась до места, где кисть соединялась с предплечьем. Венди осторожно отсоединила шарнир и отстегнула кисть. Её не оставляло ощущение нереальности. Прямо перед глазами вспыхнуло табло с уведомлением о нарушении целостности организма.
   - Исчезни, - пробормотала Венди. Табло исчезло.
   Её ладонь, тот самый вспомогательный мозг, о котором говорил Стручок, имел собственный накопитель. На него записывались длинные алгоритмы движения Люси. Сейчас Венди стёрла с него лишнюю информацию и записала туда своё единственное сокровище. Оставалось только найти на него покупателя.
   Компания, которая заинтересовала Венди, называлась "Брокколи", по фамилии основателя и единственного владельца. Рекламный слоган гласил "Куда угодно, что угодно, когда угодно". У "Брокколи" было два портфолио, официальное, и, скажем так, менее официальное. В официальном значились такие клиенты как медицинская корпорация "Звёздный свет", железнодорожная компания "Имбирь" (в одном из поездов Имбиря как раз ехал в данный момент Энди Гдански), технологическая компания "Райку", межконтинентальный союз "Орбита", который занимался обслуживанием купола Гекаты. Портфолио насчитывало несколько сотен компаний и частных лиц. Неофициальный список был поменьше и имена в нём не такие звучные, зато очень любопытные сделки. Венди готова была поспорить, что по меньшей мере три побега из федеральной тюрьмы было совершено именно силами "Брокколи". Вот уж действительно "куда угодно и что угодно". Венди предположила, что неплохо бы добавить сюда ещё и "откуда угодно".
   Венди остановилась и посмотрела на свою оставшуюся ладонь. Между пальцами цвело несколько чёрных звёздочек. Она потёрла их большим пальцем и звёздочки отпали. Кожа под ними оказалась почти белоснежной. Венди покачала головой, невольно повторяя жест Энди. Интересно, Джабба Брокколи действительно отвечает за свои слова? Куда угодно, когда угодно. Венди знала, куда ей нужно, но вряд ли андроиду продадут билет на этот рейс.
   Она сделала ещё несколько шагов и снова остановилась. Посмотрела на Оливию, искупалась в её розовом свете. Какой это рассвет, первый или второй? Впрочем, неважно. Сейчас имело значение только то, что Оливия светила, кругом простирался молчаливый камень и в воздухе были разлиты запахи песка, влаги и того сорта мха, который растёт только в пустыне. Венди сделал глубокий вдох и удивилась, насколько тонким стал её слух. А что там насчет зрения? Она посмотрела вперёд и различила каждую трещинку на камне, каждый скальный изгиб где-то далеко на горизонте. А слух? Венди по старой привычке закрыла глаза, подумала "так и правда лучше слышно". И вдруг начала слышать музыку.
   Тонкая, удивительная музыка доносилась сначала издалека, а потом становилась всё ближе и ближе. Новый слух Венди раскладывал и снова собирал её по нотам, различал каждый инструмент, каждое усилие, с которым невидимый музыкант ударял по струнам и клавишам. Голосов не было, но голоса и не нужны, была только сильная мелодия, то поднимающаяся до самого неба, то грохочущая из-под земли. И Венди шла с закрытыми глазами, протягивала руки сначала вперёд, потом в стороны, и слушала, слушала, слушала.
   Музыка грохотала. Теперь она была не просто вокруг Венди, она внутри Венди, бежала по её венам, заполняла её лёгкие, кружила голову. Венди не только слышала, она видела музыку, под закрытыми веками вспыхивали яркие образы. И когда музыка подкатила к самому горлу, Венди больше не могла сдерживаться. Она выбросила здоровую руку вверх и в сторону, сделала шаг вперёд. И начала танцевать.
   Венди танцевала в каменной пустыне, под сиянием Оливии, под музыку, которая звучала только для неё одной. Больше не было специальной программы, которая бы говорила Венди как танцевать, нет заученных движений, нет внутреннего ритма. Вместо этого существовал только танец и музыка, движения и вибрации, которые слились воедино, дополнились разноцветными вспышками, переливающимися и дрожащими в ночном воздухе. Венди танцевала.
   Венди танцевала и не о том, что ей некуда идти, не думала о Джаббе Брокколи, который может доставит, а может и не доставит её в другое место, не думала об отце, который сначала разнёс дом молотком, а потом отрёкся от неё. Она не думала о том, как тело послушно музыке, как грандиозна и возвышена мелодия, как переливаются образы в огромном калейдоскопе, который вдруг поглотил и её, и пустыню и розовую Оливию. Все связные мысли исчезли, остались только образы, и Венди скользила между ними, плывёт в них, растворяется в них. Музыка звучала, сияли камни, залитые розовым светом, ночь сплеталась в неповторимые узоры. Венди танцевала.
  
   32.
   Энди снова заснул и на этот раз не увидел во сне ни Москву, ни бывшую почти-жену, ни даже проклятые перфокарты. Вместо этого ему приснилась девушка, которая танцевала под розовым светом Оливии. Энди не слышал музыку, но почему-то точно знал, что девушка её слышит.
   Поезд ехал дальше, вздрагивал на поворотах, а Энди видел только гибкий чёрный силуэт посреди розовых камней. Лицо девушки было обращено к Оливии, в глазах отражался розовый свет. Энди смотрел на танцующую девушку и думал, что Оливия скоро зайдёт, ночь закончится, а девушка просто растворится в утренних сумерках. Эта мысль причинила почти физическую боль. Энди увидел, что на руках танцовщицы чёрные перчатки, которые становились всё длиннее и длиннее. Сначала они доходили только до запястий, потом поползли по предплечьям до самого локтя. Энди вспомнил, что бывшая почти-жена как-то надела длинные чёрные перчатки на свадьбу их общего друга и выглядела как постаревшая готесса.
   Иногда Энди казалось, что время состоит из множества нитей, которые сплетались между собой и образовывали свой собственный неповторимый узор. И если проследить взглядом за определённой нитью, никогда нельзя будет угадать общую картинку. Энди думал, что проблема каждого человека в том, что в один момент времени он может отследить только одну нить. Во сне Энди смотрел на свой собственный рисунок и ему казалось, что он начинает разгадывать общий замысел. Это напоминало картинки из теста Роршаха, цветные кляксы, в которых каждый видит что-то своё. Вот нить, которая опутывала его в Москве, связывала по рукам и ногам, не давала ни встать, ни вздохнуть полной грудью. Вот нить, превратившая город в безумное оригами, вот нить, которая подожгла сухую бумагу. Нить, запнувшись об которую Энди оказался на грани смерти, нить, которая бросила его в когти грифона. Нить Гекаты, нить Сенны, нить Хью, нить их побега из дворца, нить призрачных белых коридоров. Есть даже нить той угольно-чёрной женщины, имени которой он так и не узнал и которую он отпустил, нет, бросил! - и с тех пор находился посреди какого-то серого марева. Вот нитей стало слишком много, они начали путаться, даже рваться, а может и вовсе рвать связь с реальностью. На какой нити Энди перестал дорожить чужой жизнью? А на какой своей собственной?
   - Это нити судьбы, - пробормотал Энди во сне. И проснулся в вагоне поезда. Его сосед смотрел на него с подозрением.
   - Вы что-то сказали?
   Энди молча покачал головой.
  
   33.
   Венди сидела в приёмной Джаббы Брокколи уже почти двенадцать часов. Секретарша, её, кажется, звали Хайди или Сильви, по меньшей мере раз пять предлагала ей кофе. Венди хотела видеть самого Брокколи, предположив, что сделка может заинтересовать в первую очередь лично его. Но Брокколи был на другом конце страны и должен был вернуться никак не раньше следующей недели. Сильви (или Сильвия, или Сильвана) сказала, что Венди может помочь некий Мару Лив. Она не сказала открыто, что Мару это правая рука Джаббы, но явно это подразумевала. Выглядела она совершенной дурочкой, зато была ослепительно красива. Венди не сомневалась, что Сильви выполняет не только секретарские обязанности.
   - Хотите кофе? - в очередной раз предложила Сильви. Венди впервые почувствовала раздражение.
   - Я хочу видеть господина Мару.
   Секретарша молча уткнулась в экран. Венди не было видно, чем она там занимается, но судя по выражению глаз и щелчкам пальцев, это была явно не рабочая переписка. Ждать, ждать, ждать. Венди начало казаться, что она всю жизнь провела в этой проклятой приемной, где стены выкрашены в молочно-белый цвет, а над дверью висит картина в красных тонах. На картине изображена то ли женщина, то ли женственный юноша. Узкая талия, широкие бёдра, тонкая шея. Женщина (или юноша) стояла спиной к зрителю и у неё можно было пересчитать каждый позвонок. Задница пожалуй, чуть полнее, чем нужно. И красные чулки, единственное, что было на ней надето. По чулкам можно было бы сказать, что на картине нарисована определённо женщина, но чёрт из знает, эти современные нравы. Венди давно не удивлялась, увидев мужчину в женском платье. Она всё смотрела на картину и думала, что это, пожалуй, самое отвратительное произведение, которое ей только доводилось увидеть.
   Секретарша (как же всё таки её зовут?) отвечала на звонок. Кажется, она говорила с Мару, по крайней мере, так она к нему обращалась. Но она так щебетала, что Венди решила, что это какой-то другой Мару. Может быть, любовник, может быть, даже муж. Секретарша ей не понравилась. Слишком красивая, слишком слащавая. Венди мысленно посочувствовала неведомому Мару, который был так глуп, что попался в её сети. С другой стороны, может быть, не всё так плохо. Может быть в постели с Сильви (с Сильваной) открываются ворота прямо в рай. Сильви, Сильвия, Сильвана. Венди повторяла имена как считалочку и думала, ещё немного и она точно рехнётся. Мысли путались, первоначальная уверенность в своих силах начала ускользать. Может быть, и правда стоило оставить номер своего коммуникатора и отправиться прогуляться. На свежем воздухе и думается легче, доказано маленьким путешествием на вершину мира. С другой стороны Венди боялась выйти из приёмной. Ей казалось, что каждое движение требует слишком много усилий, что энергия расходуется слишком быстро. Как будто Венди это грузовик с пробитым топливным баком и порошок просто просыпается на дорогу. Чем дальше едешь, тем меньше остаётся. Грузовики. Интересно, почему её мысли всё время к ним возвращаются?
   Грузовики. Энди Гдански ездил на грузовиках, угонял грузовики и уехал на тот свет тоже на грузовике. То ли это трепетная любовь, то ли совпадение, то ли просто ирония судьбы. Венди поймала себя на том, что хотела бы снова увидеть Энди. Двенадцать часов безделья порядочно прочистили ей голову. Венди думала, что ожидание сводит с ума, но в действительности оно помогало произвести окончательный самоанализ. Энди чужак на Гекате, Венди чужак на Гекате. Вот и вся разгадка тонких чувств и взаимного стремления. Подобное тянется к подобному, чужое к чужому. Венди предположила, что вздумай она проанализировать раньше собственные мотивы, разгадала бы тайну Люси гораздо раньше.
   - Господин Мару будет через несколько минут, - объявила секретарша. Она снова посмотрела на Венди долгим испытующим взглядом и до Венди вдруг дошло, почему. На ней была одежда, в которой она взбиралась на Синару, несколько недель блуждала по кольцевой пустыне и лежала на камнях под открытым небом. Красные штаны давно истрепались, футболка почти совсем порвалась. На мгновение Венди стало неловко от того, в каком виде она предстанет перед господином Мару. Потом она положила руку в карман, нащупала драгоценный накопитель и успокаивается. Главное не то, как ты выглядишь, главное, что у тебя есть. У Венди было то, что обеспечит ей билет к свободе. По крайней мере, на это очень хотелось надеяться.
  
   34.
   Венди ожидала, что Мару войдёт в дверь для посетителей и села на диван напротив двери. Как бы ни была она погружена в размышления, её взгляд раз за разом натыкался на эту дверь. Но в приёмную входили сотрудники Брокколи, другие посетители, курьеры, разносчик пиццы и мастер по ремонту кофе-машины. Венди сверлила дверь взглядом и успела запомнить каждый завиток на её орнаменте. Дверь! Когда-то она так сидела перед другой дверью. И за ней тоже решалась её судьба. И там был кто-то ещё, кто-то, кого её больше всего хотелось увидеть. Только кто?
   Энди вошёл через служебный вход, прошёл в свой кабинет, переоделся и выпил стакан воды. Несколько минут он неподвижно сидел в кресле и изучал изображение из приёмной. Его посетительница действительно выглядела странной. Порванная и грязная одежда, альпинистские ботинки и никаких вещей. Она сидела, низко наклонив голову, и Энди не мог различить её лица. Он нажал кнопку интеркома:
   - Я у себя. Пригласи её.
   - Мог бы и поздороваться!
   Судя по голосу, Сильви обиделась и даже не пыталась этого скрыть. Энди было наплевать, он слишком устал, чтобы обращать внимание не секретаршу.
   - Пригласи её, - повторил он. Сильви отключила связь.
   Через несколько секунд над дверью вспыхнули три белых лампочки и раздался тихий звонок. В кабинет вошла посетительница.
   - Господин Мару?
   Энди поднял глаза, взглянул в её лицо и ничего не смог ответить. Нити судьбы, которые связывали его на протяжении всей жизни, вдруг стали совсем тонкими и стали рваться одна за другой. Энди больше не чувствовал, что его тащит вперёд чья-то злая воля. Он не мог назвать свои ощущения свободой, потому что никогда не был свободным и не узнал её сейчас. Единственное, что Энди понимал ясно, это то, что закончилась какая-то очень важная эпоха в его жизни. А что будет дальше, теперь зависит только от него.
   - Господин Мару? - повторила Венди. Энди сделал над собой усилие и кивнул.
   - Да.
   Венди узнала этот жест, но не сразу связала его с Энди Гдански. Она сделала шаг вперёд и положила на стол раскрытую ладонь. Энди отметил, что все его посетители с трудом могли дотянуться до его стола даже кончиками пальцев, слишком низко он был расположен. Сильви вообще приходилось нагибаться, чтобы аккуратно положить на стол пачку документов. А Венди спокойно положила всю ладонь. И всё равно локоть остался чуть согнутым, стол был для неё слишком высоким. Какого она роста?
   - Господин Мару, - третий раз сказала Венди.
   Энди поднялся из-за стола, обошёл его справа и закрыл дверь на электронный замок. Пробежался руками по боковым панелям и последовательно отключил камеры, интерком и экстренную связь.
   - Я слушаю вас, - сказал он.
   Венди перекрестила руки на груди.
   - Меня зовут Люси. И мне нужна помощь.
  
   Либерес
  
   1.
   Энди смотрел на Венди, которая почему-то назвалась чужим именем, но его взгляд проходил сквозь неё. Перед глазами плыли бессвязные образы. Чёрные перчатки, перфокарты в шкафу, пылающий город, раскрашенное лицо бывшей почти-жены. Бесконечные белые коридоры, девушка в белой рубашке, бейдж, приколотый к воротнику. И над всем этим своё собственное лицо, огромные глаза без белков, тонкая пластина из искусственной кости, гладкая, почти зеркальная кожа. Энди машинально провёл рукой по подбородку. Первая мысль "я уже не человек" и образ жителей погибшей Земли, его бывших собратьев. Вторая "я ещё не человек" и образ темнокожих жителей Гекаты. И третья, самая страшная, самая скорбная: "я никогда не буду человеком". Взгляд стал осознанным, теперь он смотрел прямо в глаза Венди. Как он мог столько времени не замечать очевидного? Всё это время его окружали люди! Энди встал из-за стола и стал расхаживать взад вперёд
   На столе у Энди стояла небольшая фотография в металлической рамке. Она была отвёрнута от Венди и та не могла увидеть, что на ней изображено. Венди решила, что это фотография жены или дочери господина Мару. Когда Энди стал ходить кругами по кабинету, Венди быстро перегнулась через стол и посмотрела на фотографию. Не жена, не дочь, даже не любимая собачка. На фотографии была запечатлена Синара, освещенная светом Оливии. Венди вздрогнула. Скажите ещё, что она пришла не по адресу! Рядом с фотографией стояла маленькая стеклянная фигурка. Кажется, из какой-то игры, но Венди не была в этом уверена. Фигурка показалась смутно знакомой. Венди приказала себе перестать на неё пялиться. Она не могла понять, почему Энди молчит.
   Энди думал о том, что только что услышал. С некоторых пор он стал думать на языке Гекаты, а когда ловил себя на этом, старался снова перейти на родной язык.
   - Итак, вам надо перевезти груз на планету Либерес. Далековато, но вполне реально. Могу я поинтересоваться характером груза?
   - Это я.
   Энди остановился и удивлённо на неё посмотрел.
   - Простите, не понял
   - Перевести надо меня, - пояснила Венди. Энди показалось, что он ослышался.
   - Вас? То есть доставить туда как пассажира?
   - Да.
   - Извините. Мы не занимаемся межпланетной перевозкой людей.
   - Я знаю. Но я не человек.
   Это заявление настолько совпало с мыслями Энди, что он на время впал в замешательство. Венди заметила это по его лицу и осторожно прикоснулась к его руке.
   - Господин Мару? Вы в порядке?
   Энди вернулся за стол, сел в кресло, вытянул ноги и переплёл лодыжки. Он заметил, как Венди то и дело дёргает сначала правым запястьем, потом левым. Левым локтем и правым локтем. Некоторое время она не двигается, потом снова начинает вздрагивать. Только сейчас он увидел, что у неё нет левого запястья. Он постарался вспомнить, было ли оно у неё во время последней встречи и не смог. И этот странный чёрный налёт между пальцами.
   - Со мной всё хорошо, - сказал Энди. Подумал, не будет ли это бестактностью, потом указал на руки Венди: - А как насчет вас?
   - Разве вы меня не поняли? Я не человек. И мне нужна помощь. Мне нужно на Либерес!
   - Для начала вам надо сесть и успокоиться, - он кивнул в сторону кресла для посетителей. Венди осторожно села на краешек. - Хорошо. А теперь, пожалуйста, немного подробнее. Что значит, вы не человек?
   Венди поставила локти на стол, наклонилась и опёрлась лбом о металлический край. Она обхватила рукой шею сзади, нащупала шрам и некоторое время не произносила ни звука. Энди терпеливо ждал. Наконец, Венди выпрямилась и достала из кармана нечто, завёрнутое в блестящую бумагу. Она положила предмет на стол перед Энди.
   - Вот.
   Энди с интересом посмотрел на свёрток, но не стал брать его в руки.
   - И что это?
   - Месяц назад группа ликвидаторов уничтожила фабрику по производству андроидов. Неделей позже они разгромили их резервный банк данных. Стёрты все наработки, все хранилища. А здесь, - она развернула свёрток, - Здесь...
   - О, господи!
   - Это последняя копия искусственного интеллекта. Моя копия. Не хватает только личности, но, думаю, эта проблема решаема. Я оставила свои комментарии. Хороший специалист... должен разобраться. Здесь накопитель и один из моих вспомогательных процессоров.
   Энди тупо смотрел на то, что лежало на столе.
   - Это... ваша рука.
   - Да, - Венди накрыла одной рукой другую и посмотрела на Энди. Он почувствовал тошноту.
   - Вы... Это...
   - Эта вещь стоит очень дорого. Это мой билет на Либерес. Я нашла его.
   - "Я всегда всё нахожу", - повторил Энди слова бывшей почти-жены из сна. Венди удивлённо на него взглянула.
   - Простите?
   Энди посмотрел на неё, потом кивнул несколько раз подряд. Этот жест вызвал у Венди смутное воспоминание и она поёжилась, как от холода.
   - Венди, вы не человек? Вы андроид?
   - Откуда вы...
   - Я и не знал, что в полиции служат андроиды.
   - Откуда вы знаете моё имя? - Венди встала с кресла, склонилась над столом и уставилась на Энди: - Откуда вы...
   Энди откинулся на спинку кресла, положил локти на подлокотники и переплёл пальцы.
   - Меня зовут Энди Гдански. Забудь, что тебе наплела эта ряженая кукла из приёмной. Она похожа на мою бывшую жену. Почти жену, чёрт бы её побрал. И наверняка такая же стерва.
   Венди отступила на пару шагов.
   - Нет, - проговорила она. Оглянулась через плечо на запертую дверь, сделала ещё шаг назад. - Нет, этого не может быть. Не может!
   Энди закрыл на мгновение глаза. Вспомнил свою последнюю встречу с Венди и не мог удержаться. Чувствовал себя полным ублюдком, но желание позлорадствовать взяло верх:
   - Обвиняла меня в отсутствии человечности, а сама оказалась куклой?
   Венди остановилась посреди кабинета и закрыла лицо руками. Энди успел разглядеть, что чернота между её пальцами это не грязь и не налёт. Больше всего это напоминало плесень. Сначала Энди решил, что ему показалось, потом он с удивлением отметил - черная плесень растёт. Длинные полосы протянулись по венам на руках Венди. Чёрная звёздочка оплела выступающую косточку на запястье. Энди вдруг понял, что не считает Венди куклой. Зачем он это сказал? Но остановиться опять не получилось.
   - Кукла, - сказал он. Венди вздрогнула и отняла руки от лица. Её глаза полыхали не гневом, а каким-то абсолютным спокойствием. Она посмотрела прямо на Энди:
   - Я больше человек, чем ты.
   - Ты не больше человек, чем любой из вашего сброда, - сказал Энди, проклиная собственный язык. Слова, в которые он сам не верил, рвались наружу против его воли: - Вы не люди! Все вы!
   - Так ты успокаиваешь себя? - тихо спросила Венди. - Когда убивал нас? Так?
   И Энди Гдански впервые в жизни не закричал, а заплакал от отчаяния. А когда Венди обошла стол, встала рядом и положила руку ему на плечо, порвалась последняя связывающая его нить.
  
   2.
   - Почему ты сказала, что тебя зовут Люси?
   - Не знаю. Так меня назвал Богомол. Вернее, не меня, только модель андроида. Я модель синтетик Люси девяносто восемь. Только не называй меня так, хорошо?
   - Не буду, - пообещал Энди. - Почему тебе надо попасть на Либерес?
   - Либерес это планета торговцев. Мы не поддерживаем с ними никаких отношений, ни торговых, ни дипломатических. Считаем, что они слишком примитивны для этого. Слишком...
   Венди помолчала, пытаясь подобрать нужное слово. За это время на её лице успела расцвести первая чёрная звёздочка. Она распустилась рядом с носовой пластиной и протянула тонкие лучи к глазам и подбородку. Энди захотелось дотронуться до неё, узнать, какая она наощупь, но что-то предостерегло его от этого. Звёздочка казалась ядовитым пауком, который мог убить одним укусом. Венди сама поскребла кожу и смахнула звёздочку. Кожа под ней была бледной, как затянувшаяся ранка.
   - Либерес планета без правил, - наконец, сказала Венди. - Вернее, правила у них есть, просто их правила никак не соотносятся с нашими. Их законы гласят, что каждый человек наделён собственной врождённой волей, которую невозможно сдерживать при помощи искусственной морали. Человека можно наказать, можно даже убить, но нельзя переделать его натуру. Они не считают, что плохо быть убийцей, плохо только совершать убийства. Поэтому мы никогда не сможем понять друг друга. Нас учат, что человек должен быть сострадательным, милосердным, уважительно относиться ко всему живому. А на Либерес считают, что значение имеют только поступки, а не мысли. И когда они создали разумные машины, то наделили их теми же правами, что и обычных людей. Андроиды поступают логично, поэтому не совершают плохих поступков. По крайней мере, они так думают.
   - И они примут тебя? Позволят тебе...
   - Я не знаю, - сказала Венди. - Но я хочу попробовать. Кроме того... - она коснулась пальцами звёздочки на щеке. Раскрыла ладонь и долго смотрела на чёрные линии, расходящиеся во все стороны, на чёрные кристаллы, наслаивающиеся друг на друга. Венди протянула руку Энди: - Морозные узоры. Я слишком долго провела на холоде. Скоро пройдёт, - она немного помолчала. - Со мной что-то происходит. Какой-то сбой. Мне трудно сфокусироваться. Трудно удержать мысль. Сбой какого-то протокола. О, господи, я не знаю. Во мне слишком много... прошлого.
   - Прошлого?
   - Да. Мысли, воспоминания. Те личности, что были во мне до меня. Их больше нет, они убили каждую, но остались глубокие следы. Я помню... Я помню, как сидела перед дверью и всё ждала, когда она откроется, потому что там, за ней, что-то было. Я ждала этого и боялась больше всего на свете.
   - Белые коридоры, - пробормотал Энди. Венди подняла на него глаза.
   - Ты знаешь это место? Ты был там?
   - Не знаю. Я видел... Я был... Чёрт...
   Он приложил ладонь к нижней части лица, потёр подбородок, пробежался пальцами по носовой пластине. Он так и не привык к ней, так и не привык к собственному отражению. Но Венди не считала его отвратительным, в её глазах не было прежнего страха. Энди показалось, что ему этого достаточно.
   - Я устала бояться, - сказала Венди. - Каждый день я ожидаю, что сейчас они доберутся до меня, отключат сознание, разберут на части. Назовут чудовищем. Не знаю, может быть я и есть чудовище. Может быть, я действительно хочу убивать, хотя и не знаю об этом.
   - Не хочешь, - сказал Энди. Он понятия не имел, откуда это знает, просто знал. - Ты не можешь убивать.
   - Однажды я убила андроида. Я не знала... не могла знать свою силу. Я хотела только остановить его. Только предотвратить.
   Энди показалось, что она сейчас заплачет, но она не заплакала. Венди сидела на самом краешке стула, положив на стол здоровую руку и смотрела куда-то сквозь него. Энди показалось, что в кабинете стало на несколько градусов холоднее.
   - Ликвидаторы уничтожили все наработки по искусственному интеллекту и искусственным телам, - сказала Венди. - Даже по бионическому протезированию. На Либерес почти пять сотен лет делают андроидов. Они смогут помочь мне. Смогут... сделать меня человеком. Объяснить мне. Я надеюсь, конечно. Богомол говорил, что человека делает человеком сострадание без логики. Но мне кажется, что он был не вполне прав. Человека делает человеком нелогичная надежда. И я надеюсь на Либерес. Я видела её, когда смогла подключиться к глобальной сети. Они... - Венди перевела дыхание и снова обхватила шею рукой. Энди показалось, что она усмехнулась: - Моё тело полностью искусственное, но большинство органов сделаны из био-тканей.
   - Я думал, андроидов делали только из металла и пластика.
   - Андроидов да. Но я не вполне андроид. Люси сделали почти как человека. Моя кожа, она почти человеческая, - Венди потёрла подушечкой пальца чёрную звездочку на запястье, - Видишь? Холод немного её повредил, это как обморожение. Сейчас работает регенерация. Она гораздо медленнее человеческой, но она всё-таки работает.
   Венди замолчала, осторожно соскребая чёрные звёздочки со своих рук. Энди вспомнил, как счищал чешую с рыбы и почувствовал подступающую к горлу тошноту.
   - Богомол хотел сделать андроида, который будет во всём превосходить человека, - сказала Венди. - У него долго ничего не получалось, и тогда он создал меня. Как связующее звено, новая ступень в эволюции. Но я не хочу быть лучше людей. Люди они разные, в этом и заключается их преимущество перед всеми иными формами жизни. Я не хочу быть лучше людей. Я просто хочу быть человеком.
   - Человек это не только плоть и кровь, - сказал Энди. - Человек это нечто большее. Не все разумные двуногие являются людьми. Поверь мне, я знаю это.
   - Я тоже знаю, - сказала Венди. - Но люди этого не знают. Они боятся меня. Поэтому мне надо попасть на Либерес. Ты поможешь мне?
   - Это моя работа, госпожа Махолм, - сказал Энди. Он постарался, чтобы его голос звучал бодро, но увидел, что Венди никак не отреагировала. Он взял её за руку и постарался не смотреть на изуродованную кисть. Мысль о свободной планете его заворожила. Он назвал её Либерес и сам не понял, откуда всплыло это слово. Потом вспомнил, что в мюзикле Нотр-Дам была композиция с таким названием. Кажется, оно произносилось как-то по-другому.
   - Я отвезу тебя на Либерес. Обещаю тебе.
  
   3.
   - Если у тебя нет чего-то важного, то ты...
   - Это важно, Джабба, - сказал Энди. - У нас новый клиент.
   Даже по коммуникатору голос Брокколи звучал угрожающе:
   - Ты собираешься звонить мне по каждому клиенту? Между прочим, я сейчас...
   - Это не обычный клиент, Джабба. И предложить он хочет необычную сделку.
   - Чёрт, ну так разберись там с ним. Я бы не хотел...
   - Джабба, речь о больших деньгах, - сказал Энди.
   - Насколько больших?
   - Скажем так, это очень серьёзные инвестиции.
   На той стороне раздался вздох. Энди прикрыл микрофон рукой и кивнул Венди.
   - Всё хорошо.
   Она странно дёрнула плечом и неумело кивнула в ответ.
   - Джабба?
   - Я здесь. Чёрт с тобой. К ужину я буду в конторе. Но учти, если ты выдернул меня из-за какой-то ерунды...
   - Ты не пожалеешь, - пообещал Энди. Он разъединился, прежде чем Брокколи ещё раз послал его к черту.
   Венди стояла у стены, сложив руки на груди. Её правое плечо вздрагивало, на щеке расцветала и осыпалась очередная звёздочка.
   -Он приедет? - спросила она.
   - Да. Я бы справился сам, но мне нужно соглашение для того, чтобы покинуть купол. Лицензия. Я не могу достать её сам. Будь здесь Хью, я бы смог, а так... - он вдруг внимательно посмотрел на Венди: - Послушай, я не хочу обидеть тебя. Но ты... Ты же почти компьютер, верно? С доступом к сети, с возможностью вычисления и...
   - Я почти компьютер, - сказала Венди. - Я могу заглянуть туда, куда может не каждый человек. Могу даже рассчитать маршрут до Либерес. И рассчитаю. Но я не могу выполнять слишком сложные задания. По крайней мере, сейчас. Это потребует новых ресурсов, а их у меня осталось не так много. Мне бы не хотелось...
   Она замолчала. И снова Энди заметил странные, подёргивающиеся движения.
   - Почему ты это делаешь? - спросил он Венди. Та ещё раз дёрнула плечом.
   - Делаю что?
   Энди не смог объяснить.
   - Оливия, - сказала Венди. - Она всегда где-то там, верно? Даже когда её не видно. Даже когда её отключают для технических работ. Затмение раз в четырнадцать лет, я видела его, когда была маленькой девочкой, - она осеклась, - когда была человеком. Но даже тогда настоящая Оливия где-то там, за куполом. В детстве мне всегда хотелось иметь грифона, чтобы летать в открытом космосе. Чтобы увидеть нашу планету со стороны. Увидеть, какая она красивая. Ведь красоту дома можно узнать, только когда покинешь его. Когда оглянешься.
   Венди посмотрела на Энди.
   - А у тебя есть дом?
   - Да.
   - Каким он был?
   Энди хотел сказать, что Земля, его дом, была отвратительным местом, где воняло выхлопными газами, под ногами хлюпали лужи с масляной плёнкой, горящие торфяники затягивали города едким дымом, а вездесущая коричневая грязь налипала на одежду и обувь, оседала на лице и стёклах очков. Он хотел сказать, что города были, чёрт их побери, бумажными. Но вместо этого Энди вспомнил изумрудную дубовую листву, чуть скошенные листья липы, жёлтые кувшинки, плавающие в прудах, весенние нарциссы и безымянные цветы с синими метёлками, которые каждый год распускались в сквере перед его домом. Он вспомнил сочную траву, которая ложилась перед газонокосилкой зелёной волной и, сколько не стриги, всё равно росла всё гуще и гуще.
   - Там было очень красиво, - сказал Энди. - Много деревьев, много травы. И очень много огней.
  
   4.
   Джабба не приехал ни к обеду, ни к ужину. Энди звонил ему ещё дважды, но тот не отвечал. Наконец, когда Энди уже почти потерял терпение (ещё одно человеческое качество!), Брокколи связался с ним из собственного кабинета.
   - Где тебя носит? Я здесь уже добрых сорок минут. Если это действительно важно, то лучше тебе принести сюда свою задницу.
   Энди вскочил, добежал до двери и остановился. Оглянулся на Венди.
   - Тебе лучше остаться здесь. Я сам поговорю с ним.
   Венди молча села в кресло около окна. Когда за Энди закрылась дверь, она пристально посмотрела на панель выключателя света. Моргнула, сделала еле заметное движение головой. Свет погас. Венди повернула голову к окну и стала смотреть в быстро темнеющее небо. Скоро должна была взойти Оливия.
   Сильви была недовольна Энди, но всё ещё надеялась на приглашение. Поэтому когда Энди проходил мимо неё, она остановила его и заговорщицки подмигнула:
   - Не верь этому надутому сукиному сыну. Он только что зашёл.
   В кабинете Джаббы было светло. Пахло кофе, шоколадом и ещё какой-то едкой дрянью, которой Брокколи мазал лицевые отверстия. Уверял, что это помогает ему не простудиться. Энди был уверен, что это помогает ему только действовать на нервы. Увидев Энди, Джабба взбесился:
   - Думаешь, я буду до завтра тут сидеть?
   - Джабба, не валяй дурака, - сказал Энди. - Сильви сдала тебя. Ты и пяти минут тут не просидел.
   - Я уволю эту идиотку.
   - И наймёшь новую, но с сиськами поменьше. Чёрт с ней. Лучше посмотри сюда.
   Он протянул Джаббе свой коммуникатор. Тот лениво взглянул на экран.
   - И что это за хрень?
   - Отрывок кода ИИ.
   - И на кой он мне? Ты же знаешь, я ни черта не понимаю в этих ваших электронных штучках.
   Энди захотелось ударить его в жирный подбородок. Он с трудом собрался с силами.
   - Джабба, это разработка искусственного интеллекта. Последняя, все остальные уничтожены. И она будет у нас, если только мы возьмёмся за этот заказ. Ты представляешь хотя бы, сколько это может стоить? А какую власть это может дать? Даже если мы решимся продать её, это принесёт по меньшей мере...
   - Андроиды запрещены, - сказал Джабба. - Я не буду пачкать руки всякой незаконной...
   - Да ладно тебе, - перебил его Энди. - Только не говори, что пара дней с девками на побережье превратила тебя в законопослушного человека. Контрабанда оружия и наркотиков это не намного...
   - Это двадцать лет! В худшем случае тридцать! Но не пожизненное заключение! Если нас поймают на сделке с этой хренью...
   - Ты собрался сидеть сам? - поинтересовался Энди. - Если так, то мне пора завязывать с этим бизнесом. Я не хочу иметь босса, который не умеет просчитывать на пару ходов вперёд.
   Джабба предостерегающе вскинул руку.
   - Вот только давай без перехода на личности. Хорошо, я тебя выслушаю. Я считаю это безумием, и всё же... выслушаю.
   Энди кивнул. Он взял стул, сел на него верхом и положил руки на спинку. Водрузил сверху подбородок и принялся рассказывать.
  
   5.
   Джабба Брокколи встал и заходил по кабинету. От его тяжелых шагов вздрагивали стеклянные дверцы шкафа, тряслась голова у керамической собачки, стоящей на столе. Пыль на подоконнике облачком поднималась вверх и опускалась вниз. Джабба подошёл к окну и провёл пальцем по пыли. Поднёс палец к глазам, неодобрительно на него посмотрел и указал в сторону двери.
   - Я ведь говорил этой дуре, чтобы вызвала уборщиков. Если она такая тупая, пусть сама и убирает.
   Он вытер палец о край жилетки, едва сходящейся на необъятном животе. Повернулся к Энди и несколько минут молча на него смотрел. Энди успел заметить, как колышется его отвисший подбородок. Когда Джабба заговорил, кожа на его шее пришла в движение. Он был похож на самого большого в мире варана.
   - Это интересное предложение. Очень, очень интересное. Только никакой продажи, разумеется. Чем больше человек в курсе дела, тем сложнее будет из этого выпутаться. Если провести всё осторожно, несколько лет подряд оказывать поддержку этическому совету, а потом плавно подвести к мысли о необходимости...
   Джабба замолчал и уставился на Энди.
   - Слушай, а это может стать сделкой года. Да что там года, столетия! И дело не только в деньгах. Если мы первыми займём эту нишу, рано или поздно весь мир будет принадлежать нам. Ты только представь себе. Корпорация "Робототехника Брокколи". О чёрт... - он щёлкнул пальцами, - И всё упирается только в несколько старых кретинов, которые уверены, что небесный купол состоит из хрусталя. Ещё лет пять, нет, десять! - и мы переломим их упрямство. Мы перевернём этот мир!
   - Богомол так и считал, - сказал Энди. - Говорил, что всё упирается в психологию.
   - К черту психологию! Значение имеют только деньги. Если нам удастся доказать, что андроиды могут приносить серьёзную прибыль, кто посмеет остановить нас? Этический совет? - Джабба стукнул кулаком по столу, - Да я сам вступлю в этот гребанный совет. И возглавлю его. Мы обведём их вокруг пальца. Они будут умолять нас начать разработки искусственного интеллекта! И вот тогда...
   Он откинулся на спинке кресла, закрыл глаза и переплёл пальцы. Сейчас он был похож даже не на Джаббу, а на обожравшегося варана. Энди терпеливо ждал, что он скажет дальше. Он давно разгадал этого сукиного сына. Джабба мямлил, когда не чувствовал смысла говорить и жёг сердца глаголом, стоило заговорить о деле.
   - На кой черт ей понадобилось лететь на Либерес? - спросил Джабба.
   - Либерес свободная планета для людей и андроидов. История их робототехники насчитывает сотни лет, если не больше. И они...
   - Это только слухи, - перебил его Джабба, - Никто в действительности не знает, что творится на Либерес. Эти ребята, они психи. Целая планета психов! Может быть, они живут в каменном веке и заворачиваются в шкуры.
   - Надежда, - еле слышно проговорил Энди. Джабба удивлённо на него уставился.
   - Чего?
   - Она надеется, что сможет обрести там свободу, - сказал Энди. Джабба покачал головой.
   - Свобода! Откуда грёбанному андроиду знать, что это такое.
   - Она больше, чем андроид. Её проектировали, как человека.
   Джабба выразительно поднял указательный палец правой руки.
   - Именно! Проектировали. Людей никто не проектирует. Мы просто появляемся на свет в своё время, - он усмехнулся, - Чёрт, говорю совсем как ребята из этического совета. А ведь мне придётся убеждать их в обратном. Я становлюсь совсем политиком. Предстоит убеждать других в том, во что сам не верю.
   - У тебя получится, - сказал Энди. - Есть все задатки. А мне нужен корабль и лицензия на вылет за пределы купола.
   Джабба выпрямился в кресле и посмотрел на него с удивлением.
   - Корабль? Ты соображаешь, что говоришь? Ты собираешься лететь на Либерес с этим андроидом? А ты подумал, что будет, если она вернётся?
   - Она не вернётся, - сказал Энди.
   - Это ты так думаешь. А я скажу тебе, что будет. Я потрачу все силы на то, чтобы убедить этический совет изменить своё решение. Получу грант на разработку искусственного интеллекта и предоставлю его миру через несколько лет. А потом девчонка вернётся с этой клятой Либерес и заявит, что разработкой занимались совсем другие люди. И как я тогда будут выглядеть?
   - Она не вернётся, - повторил Энди.
   - Это ты так считаешь, - сказал Джабба. Он помолчал немного, постучал пальцами по столу. Посмотрел на Энди: - Убей её.
   - Что?
   - Ты меня понял. Ты не полетишь на Либерес. Убей девчонку.
   - Я больше не убиваю людей, - сказал Энди.
   - Она не человек.
  
   6.
   Сильви без стука вошла в кабинет и поставила поднос с кофе перед Венди.
   - Вот. Вы, конечно, снова можете отказаться, но свою часть работы я сделала.
   Прежде чем Венди успела что-то ответить, Сильви выскользнула за дверь. Венди наклонилась к чашке, обхватила её ладонью. Горячая, пожалуй, даже слишком горячая. А рукам всё равно холодно. Чёрные звёздочки больше не вырастали, но что-то зрело внутри суставов, что-то зудело в пальцах. Венди раз за разом просматривала график собственного состояния и не видела никаких изменений. Всё совершалось только внутри её сознания, внутри сознаний, наслоенных одно на другое. Кто она? Венди не смогла сразу ответить на этот вопрос. Что с ней происходит?
   Венди снова подошла к окну и повернула лицо так, чтобы оставаться в тени. Белые лучи Оливии шарили по комнате, как руками, отражались бликами от стеклянной столешницы, разбегались яркими огоньками от цветных бокалов на полках. Венди вдруг вспомнила маскарад, где она пела первый и последний раз в жизни. Её голос не был синтезированным, просто каждый звук находился на своём месте. Тогда Венди думала, что действительно умеет петь, теперь знала, что умеет только считать и компилировать. Интересно, а как дело обстоит с настоящими музыкантами? Может быть, любой талант заключается только в вычислительной мощности? Музыкант расставляет звуки в нужном порядке, художник видит каждый мазок своего нового полотна.
   - Нет, это было бы слишком просто, - сказала Венди вслух. - Всё дело в воображении, а его невозможно измерить специальными приборами. Всё дело в свободной фантазии.
   Джабба сказал "откуда андроиду знать о свободе". Может быть, Венди и в самом деле не знала, что такое свобода. Может быть, ни один человек не может дать точное определение свободы. Свобода выбора? Свобода делать то, что хочешь? Венди-человек, которая в иные дни не могла поднять кружку без посторонней помощи, говорила, что свобода это свобода движения. Венди-андроид думала, что свобода это жизнь. Не право распоряжаться собственной жизнью, даже не само по себе право жить. Просто жизнь сама по себе, как она есть. Единственная альтернатива жизни это смерть. Она же альтернатива свободе.
   - Я не хочу умирать, - сказала Венди, обращаясь к светлой Оливии. - Пусть я и не человек по их меркам.
   Энди, который тоже смотрел на Оливию из окна кабинета Джаббы Брокколи, думал почти о том же самом:
   - Я не хочу убивать, - сказал он, глядя на танцующие звёзды. И добавил мысленно: - Пусть я и не человек по их меркам.
   - Мне плевать, что ты там хочешь, - сказал Джабба. - Забери носитель и убей её.
  
   7.
   Энди встал со стула, осторожно отодвинул его в сторону. Брокколи сверлил его напряженным взглядом.
   - Ты понял меня?
   - Да. Думаю, в чем-то ты прав.
   Джабба заметно расслабился. Он взял со стола какой-то документ на розовой бумаге и помахал им перед лицом. Документ был исписан рядами мелких цифр.
   - Всегда прав, мальчик мой. Просто делай, как говорит старина Брокколи, и всегда будешь в выигрыше. Я знаю, что делаю.
   Энди молча кивнул, дошёл до самой двери и обернулся.
   - И ещё кое-что, Джабба, - сказал он. Брокколи поднял глаза от документов.
   - Да?
   Энди дважды выстрелил ему в лицо.
  
   8.
   Энди часто слышал выражение "всё было как в замедленной съемке", несколько раз в жизни испытывал нечто подобное. Когда он обнимался с Сиреной в сотне метров от земли, происходящее вокруг тоже было похоже на замедленную съемку. Но сейчас не было ничего подобного. Время не остановилось, оно шло с той же самой скоростью, просто сейчас мозг Энди фиксировал всё с документальной точностью. Вот его взгляд упал на стеклянные дверцы шкафа, те самые, что дребезжали, когда Джабба расхаживал по кабинету. Вот он услышал лёгкий шорох ботинок Джаббы по шершавому напольному покрытию. Шелест бумаги в руках Джаббы. Такая знакомая и розовая! Это даже не бумага, это плотный картон.
   Рот Энди, вернее то, что теперь было его ртом, наполнился кислой слюной. С одной стороны, влага была даже приятной, с другой Энди боялся, что его вырвет. Его не тошнило, его мелко трясло от предчувствия чего-то нехорошего. Рука с пистолетом сама собой вытянулась вперёд, дуло нацелилось в лицо Брокколи. Энди нажал на спуск.
   В последнюю секунду Джабба закрыл лицо розовой картонкой и пули пробили в ней два маленьких круглых отверстия. Внезапно Энди оказалось, что свет в кабинете стал ярче, а его самого ослепила яркая вспышка. Только спустя мгновение он понял, что свет от настольной лампы пробивается сквозь отверстия в розовом картоне. Он светил ему в глаза яркими красными лучами. Это продолжалось меньше доли секунды, а потом голова Джаббы Брокколи взорвалась с громким чмокающим звуком. Кровь брызнула во все стороны, залила стол, полки, спинку кресла, розовый документ в его руках.
   Энди не мог поверить, но пальцы Джаббы всё ещё сжимали картонку, которая стала совсем мягкой от крови. Потом его обезглавленная туша рухнула грудью на стол. Энди схватил со стола его карту доступа и выбежал из кабинета.
  
   9.
   - Это кровь, - сказала Венди. Она указывала на рубашку Энди. - Господи, это же кровь!
   Энди потряс перед ней картой Джаббы.
   - Это наш билет в одну сторону.
   - Ты кого-то убил!
   - Чтобы спасти тебя, - сказал Энди. - Я обещал отвезти тебя на Либерес. И отвезу.
   - Моя жизнь не стоит чужой жизни. Ничья не стоит! Нельзя менять жизнь на жизнь!
   - Это ты расскажешь мне позже. А сейчас просто помоги мне получить лицензию на вылет.
   Он ввёл личный код Джаббы с карты и получил его рабочее пространство. В службу безопасности улетело уведомление о том, что доступ произведён с компьютера Энди, но сейчас это уже не имело значение. К началу расследования смерти Брокколи Энди рассчитывал быть далеко отсюда.
   - Корабль, - пробормотал он. - Лицензия и корабль, чёрт его побери. Мне нужен корабль.
   Венди хотелось плакать. Она чувствовала, как щиплет в уголках глаз, как тяжелее становится дышать и горло сдавливает невидимая рука. Но слёз не было, да и быть не могло. Андроиды не плачут, даже если очень хочется. Андроид может только синтезировать ощущения, поиграть в слёзы. Венди села на краешек стола и подключилась к сессии Энди. На подготовку открытой лицензии ей потребовалось меньше получаса.
   - Корабль, - ещё раз повторил Энди. - Корабль, мать его. Корабль! Джабба ублюдок. Корабль!
   Венди не требовалось задавать вопросов, чтобы понять, почему он ругается. Корабля действительно не было и Джабба Брокколи был в этом не виноват. Аренда межпланетного корабля истекла несколько месяцев назад. Новых заказов не было, и Брокколи просто не стал её продлевать. Для того, чтобы оформить новый договор, недостаточно было иметь карту доступа Джаббы. Требовалось личное присутствие, всестороннее обсуждение и залоговая сумма в полтора миллиона гетов. Энди мог снять эту сумму со счета Брокколи, но не мог заменить его на совещании. Кроме того, за последний год Джабба перенёс два сердечных приступа и у него был стимулятор с обратной связью. Энди понятия не имел, мониторят ли его активность в клинике, склонялся к мысли, что всё-таки нет. Брокколи был параноиком и ненавидел слежку. Но рисковать Энди не хотел. Никакого корабля.
   Он посмотрел на Венди, которая сидела, низко наклонив голову. Чёрные звёздочки осыпались с её лица, несколько прилипли к коже на шее. Энди вспомнил чёрное ожерелье на шее Сенны, потом мысли перескочили на саму Сенну, её голос, её движения, наконец, её смерть. Энди встряхнул головой, отгоняя от себя дурные мысли. Кто её убил? Кто, чёрт побери, её убил? Он вспомнил лицо Сенны, когда надевал на неё маску. Вспомнил её руки, лежащие на голове грифона. И снова Венди угадала, о чём он думает. Или узнала? Энди решил, что рано или поздно это выяснит.
   - В детстве мне всегда хотелось иметь грифона, - сказала она. - По-моему, я уже говорила это.
   - Грифон, - повторил Энди.
   Ему вдруг стало очень холодно. Он обхватил плечи руками, посмотрел по сторонам, разыскивая что-то тёплое. Ничего. Сильви снова убрала в шкаф его верхнюю одежду. Шкаф стоит в приемной, а выходить туда снова у Энди не было никакого желания. Из кабинета Джаббы он вышел через задний вход. Для этого пришлось дважды подняться и спуститься по лестницам, но это того стоило. Он не хотел встречаться с Сильви и объяснять, почему на его рубашке кровавые пятна. Сильви нежная и глупенькая девочка. Она не поймёт.
  
   10.
   Сильви смотрела достаточно фильмов и новостей, чтобы знать - иногда убивать необходимо. Она понятия не имела, что за счеты у Энди с Джаббой, но решила, что кто-то должен был разобраться с этим жирным сукиным сыном. Джабба не раз высказывал ей недвусмысленные предложения и постоянно ползал по её телу своими выпуклыми рыбьими глазками. Сильви привыкла к мужскому вниманию, но одно дело мужчины, и совсем другое это кусок жира в дорогом костюме.
   Энди думал, что Сильви слышала выстрелы, но она слышала не только их. Сильви слышала каждое слово, произнесённое в кабинете. Она действительно была глупенькой и далеко не всё смогла понять, но того, что поняла, оказалось вполне достаточно. Сильви не раздумывала, звонить ли в службу безопасности. Она не собиралась всю жизнь работать секретаршей и терпеливо ждала своего шанса. Вот и дождалась.
   Сильви тихонько прокралась в кабинет Брокколи и тут же закрыла лицо ладонью. Боже, сколько крови! Ей не было жалко Джаббы, она думала только, что здесь лопнул самый большой в мире кровавый прыщ. Сильви выскользнула за дверь, вернулась в приемную и включила камеры в кабинете Энди. Никого. Энди и девица успели уйти. Сильви пришла в голову мысль "так с ним ничего и не вышло" и она фыркнула от её неуместности. Всё-таки права была мамочка, которая говорила, что Сильви только и думает о замужестве. Интересно, что бы она сказала теперь?
   Кабинет Энди был освещён только светом Оливии. Сильви вошла на цыпочках и бросила жадный взгляд на стол. Ни денег, ни коммуникаторов, только один маленький свёрток. Кажется, Энди говорил, что в нём что-то очень ценное. Что-то, связанное с робототехникой. Сильви думала, что робототехника это что-то, связанное с бытовыми приборами. В любом случае это должно быть неплохим приобретением для одинокой девушки, мечтающей о своём доме. Сильви схватила свёрток и засунула его себе в карман.
  
   11.
   - Нам нужен грифон, - сказал Энди. - То есть, конечно, нужен корабль. Но корабля нет и нет времени, чтобы достать его. Значит, нужен грифон.
   - Это игрушка, - сказала Венди.
   - Я прилетел сюда на такой игрушке. И дважды она спасала меня от смерти.
   - Я не смогу его пилотировать.
   - Тебе и не придётся. Я же обещал отвезти тебя. А курс рассчитать сможешь?
   - Уже рассчитала. Но грифон...
   - Игрушка для золотой молодежи, я знаю. И он поможет нам добраться до Либерес. Хотя бы выбраться отсюда. Это тоже немало.
   Энди взял Венди за руку. Перевернул ладонью вверх, ладонью вниз. Тёплая женская рука. Мягкая кожа. Как она может быть рукой андроида? Он постарался не думать об этом.
   - У Джаббы есть большая коллекция машин. Автомобили, орнитоптеры, квадрокоптеры. Грифоны тоже есть, хотя он тоже не воспринимал их всерьёз. Я оставлю тебя здесь, заберу грифона по его карте и вернусь за тобой. Ты только...
   - Нет!
   - Что нет?
   - Если я здесь останусь, мне уже никогда отсюда не выбраться. Можешь считать это предчувствием.
   Энди не выдержал:
   - У андроидов не бывает предчувствий.
   - У людей тоже. Но ведь ты видел, что убьёшь его раньше? Видел? Это... конфетти.
   - Откуда ты...
   - Я не знаю. Это как слушать радио издалека. Чужие образы слышатся, как помехи. Твои образы... Я... что-то происходит со мной... - она помолчала немного и добавила еле слышно: - Если останусь, то останусь навсегда.
   Энди молча взял её за руку и потащил к выходу. Они спустились по двум лестницам, пробежали через кабинет Джаббы Брокколи, где Энди пришлось буквально тащить Венди за собой. В гараж вёл лифт, способный выдержать тушу Джаббы и ещё человек десять такой же комплекции. Вместо лестницы был многоуровневый сад, где пышно цвели растения с длинными зелёными лианами. Некоторые цветы были голубыми, другие белыми с ярко-красными крапинками, как будто и на них брызнула кровь бывшего владельца. Энди нажал панель вызова лифта и машинально провёл ладонью по груди, стирая капли крови. Венди заметила его жест и поёжилась.
   - Он был плохой, - сказал Энди.
   - Никто не может быть настолько плохим, чтобы убивать его.
   - Ты это мне говоришь? Ты поймала меня. И меня приговорили к смерти. И убили. Если бы у меня не было достаточно денег для того, чтобы купить себе воскрешение, я бы до сих пор...
   Венди сжала его руку.
   - Это была не моя идея. Не я пишу наши законы.
   - Но ты ведь служишь им, верно? Служила. И знала, что кого-то из твоих... клиентов может ждать свидание с палачом. С леди-палачом. Это была женщина. Даже врач, если не ошибаюсь.
   - Я не...
   Раздался мелодичный звук, сообщающий о том, что лифт прибыл. Энди втащил Венди внутрь и нажал на изображение игрушечного автомобильчика.
   - Я не хотела тебя убивать, - сказала Венди. Энди внимательно на неё посмотрел.
   - Я знаю.
   - Тогда почему ты...
   Энди не ответил. Он боялся признаться в том, что видел Венди очень давно. Боялся того, что с ним будет происходить то же, что и с Венди. Одно воспоминание наслаивалось на другое, а из-под него выплывало третье и четвёртое. Это безумие, а он, Энди, нормальный.
   - Я не псих, - пробормотал он. Венди удивлённо взглянула на него, но ничего не сказала.
   Кабина лифта была стеклянной. Венди встала напротив дверей и смотрела, как мимо проплывают зелёные джунгли. Здесь работала система автоматической поливки и брызги воды сверкали в воздухе, подсвеченные цветными лампочками. Уровнем ниже среди зелёных побегов стояла клетка с маленькой чёрной птицей внутри. Там же рядом стоял деревянный столик и пара кресел из ротанга. Венди успела прочитать название книги, лежащей на столе - "Королева мая".
   - Это стихи, - сказала она. - Кто-то в этом месте любил поэзию?
   Лифт вздрогнул и остановился. Двери остались запертыми. Энди попробовал открыть их рукой, но у него ничего не вышло. Венди дёрнула его за рукав.
   - Дай мне пропуск.
   Энди молча отдал её пропуск Брокколи. Венди поднесла его к панели с нарисованными пиктограммами этажей. Когда пропуск оказался рядом с изображением автомобиля, его осветил широкий синий луч. Двери открылись.
   - А твой Джабба параноик. Хотя обычно пропуск нужен для выбора этажа.
   - Здесь машин на миллионы гетов. Обычно Джабба спускался сюда вечером, говорил, хочет получить эстетический оргазм. А обычно он ездил на такси. У него не было прав и он не доверял свои машины водителям.
   - Хочешь сказать, он коллекционировал машины, но не ездил на них? Но это же...
   - Он был... странный.
   - Я не об этом. Если он не ездил на своих машинах, где гарантия того, что они на ходу?
   Энди, который уже сделал шаг в сторону гаража (демонстрационного зала автомобилей, как обязательно поправил бы покойный Джабба Брокколи), остановился. Он обернулся к Венди, взял её за плечи и развернул к себе.
   - Никаких гарантий, - сказал он. - По крайней мере, никаких гарантий от Джаббы. Я пообещал доставить тебя на Либерес. И я доставлю. А с помощью Джаббы или без... - Энди вспомнил, что уже держал её за плечи, смотрел на неё вот так, глаза в глаза и поморщился, как от боли. - Чёрт. Мы будем на этой долбанной планете.
  
   12.
   Коллекция Джаббы Брокколи была действительно внушительной. Он ни черта не понимал в машинах, не имел даже зачатков художественного вкуса, зато обладал важными качествами, перекрывающим оба эти недостатка. У него было достаточно денег для того, чтобы купить себе любую понравившуюся модель и достаточно ума для того, чтобы нанять хорошего консультанта.
   Огромный чёрный квадрокоптер, оснащённый двумя пушками и оборудованием для тепловых ловушек. Старинный ярко-красный автомобиль с откидным верхом и настолько острым носом, что об него можно было порезаться. Орнитоптер с изображенной на боку обнаженной женщиной из лимитированной коллекции, раскрашенной лично Радагви. Мини-поезд на воздушной подушке, бронированный автомобиль, когда-то принадлежавший первому президенту Лаира. И, конечно, грифоны. Внимание Венди привлёк грифон с серебряным оперением. Она указала на него рукой.
   - Смотри! Если он в порядке, он нам подойдёт. У этого грифона есть кокон. У остальных только силовые поля.
   - Это не грифон, - сказал подошедший Энди. - Это лев с крыльями.
   - Лев? - не поняла Венди.
   - Ну, обычно грифон это половина орла и половина льва. А это просто лев с крыльями.
   - Хочешь сказать, что эти животные существуют на самом деле? Львы, орлы. Существуют?
   - Существовали. Погибли вместе с моей планетой. Со всеми людьми.
   - С твоей планетой?
   - Да. Только не спрашивай, как так получилось.
   Энди подошёл к грифону и опустился рядом с ним на корточки. В очередной раз подумал о том, как сейчас не хватает Хью. Хью был занудой, часто доводил Энди до бешенства, но дело своё он знал. За себя Энди мог сказать, что он учился на инженера и в итоге стал инженером. А Хью родился с инженерной хваткой. Там, где Энди требовалось порядочно повозиться, Хью хватало одного взгляда. Говорят, некоторые люди обладают зелёной рукой. Сажают любые растения и выращивают настоящие джунгли, не то что Энди, у которого засыхали даже кактусы. У Хью было нечто подобное для работы с любыми механизмами. Он как будто чувствовал любую поломку, сходу понимал, как работает та или иная вещь. Вот и сейчас он бы без усилий разобрался, какого чёрта грифон стоит, расправив огромные крылья и никаким способом ты не заставишь его их сложить. А сложить надо, иначе не получится вытащить его наружу. В полёте грифон расправляет крылья, но для взлёта требуется другая конфигурация. Энди выругался. Хью, сукин сын, где же ты, когда так нужен.
   - Помочь?
   Энди оглянулся на Венди через плечо. Хотел по привычке сказать что-то резкое, может быть, даже заорать, но сдержался. До него как-то очень быстро дошло, что в случае с Венди истерика точно не поможет. Если, конечно, она когда-то вообще могла помочь. Поэтому он просто встал и кивнул.
   - Да. Эти чертовы крылья. Я не могу их сложить.
   - А в остальном? Он сможет взлететь?
   - Да. Полностью заряжен. Кокон тоже в порядке. Бортовой компьютер...
   - С ним всё хорошо. Я проверила, - Венди увидела, что Энди смотрит на неё с удивлением и добавила: - Я могу подключаться удалённо. Это вроде...
   - Телепатии. Когда-то это было необходимым условием для моей работы.
   Венди не поняла, но не стала переспрашивать. Она опустилась на колени и на мгновение почувствовала, какой холодный и гладкий пол, как сильно пахнет мятой. Ощущения были такими резкими, что она потеряла контроль над собственным телом. Это длилось всего несколько секунд, но Венди успела испытать такой ужас, что мысли совсем перепутались. Она беспомощно посмотрела на Энди:
   - Мне страшно. Я всё время вижу одно и то же. Все... события. Всё, что происходило. Никак не могу от этого избавиться. Как будто мой мозг сведён судорогами. Белый коридор, белая комната. Мне кажется, что я до сих пор там, в этой проклятой белой комнате.
   Она потрясла головой. Мысли никуда не делись, тело слушалось с трудом. Венди казалось, что её мозг просчитывает какую-то сложнейшую задачу, перераспределив для этого все ресурсы. Её телу остались только крохи, необходимые для выживания.
   - Мне надо посмотреть на его живот, - сказала Венди. - Сможешь уложить меня на пол или перевернуть его?
   Энди с сомнением оглядел грифона. Его серебряные крылья были никак не меньше десяти метров в размахе и он не представлял, как можно его перевернуть, не повредив их. Он потрогал рукой одно из крыльев, провёл пальцами по перьям. Повернулся к Венди и вопросительно на неё посмотрел.
   - Мне трудно двигаться, - сказала она. - Какая-то перегрузка. Слишком много... воспоминаний.
   Энди знал толк в воспоминаниях и навязчивых мыслях. Он поднял её на руках, развернул и осторожно опустил на пол. Венди была довольно тяжелой, вдобавок ещё и странно застывшей. Он вспомнил, как кто-то рассказывал ему, что труп гораздо тяжелее живого человека. На практике оказалось, что это не так, просто человека с напряженными мышцами легче нести. Мышцы Венди были не просто напряжены, они были как будто сведены судорогой. Когда Энди держал её на весу, ему казалось, будто он держит рыцаря в тяжелых доспехах. Может быть, так оно и было.
   Венди оттолкнулась рукой и скользнула под брюхо грифона. Раздался металлический скрежет и через секунду серебряные крылья поднялись вверх так резко, что Энди не успел отскочить. Одно из жестких перьев царапнуло его по лицу и оставило длинную кровавую отметину. Энди вскрикнул от неожиданности.
   - Прости, - сказала Венди из-под грифона, высунула голову с обратной сторону и увидела лицо Энди. - Господи! Прости, я не знала, что так получится.
   Энди стёр кровь со щеки и отошёл на порядочное расстояние.
   - Ничего. Главное, опусти эти проклятые крылья.
   - Сейчас. Ты знал, что они действительно серебряные? Крылья покрыты ювелирным сплавом, почти девять частей серебра. Практического смысла никакого, нижний слой ещё и темнеет.
   Крылья поднялись ещё выше, так высоко, что соприкоснулись перьями. Грифон вздрогнул и загудел, из-под него раздался вопль Венди. Энди упал на четвереньки и подполз к ней.
   - Ты в порядке?
   - Да. Эта проклятая штука слишком туго сидит в пазах. Мне не хватает силы. То есть хватает, но я не могу так повернуть руку. Помоги вот здесь.
   Энди влез под грифона, положил ладонь туда, куда указывала Венди, нащупал несколько толстых металлических стержней. Сжал и повернул один из них, чуть не вывихнул запястье и удивлённо посмотрел на Венди.
   - Говоришь, сил не хватает? Я и сдвинуть её не могу.
   - Надо не сдвигать, надо повернуть. Если бы мои руки были вроде бионических протезов, могла бы поворачивать кисть по часовой стрелке. Держи здесь, я его отодвину. Только держи крепко!
   Энди сжал стержень, почувствовал сильный толчок, когда Венди сдвинула его рукой. Едва не вывихнул запястье и тут же услышал уже знакомый скрежет. Крылья грифона мягко опустились и сложились по бокам.
   - Отлично. Теперь главное вывести его отсюда.
   Энди вылез сам и помог выбраться Венди. Чтобы усадить её на грифона, потребовалась почти ювелирная точность. Венди не могла развести ноги, чтобы сеть на грифона верхом, поэтому Энди усадил её боком и положил руки на металлические рукояти возле шеи.
   - Держаться сможешь?
   - Смогу, - кивнула Венди. - Сложнее будет разжать руки. Я почти не чувствую пальцев.
   Энди сел сам, постарался устроиться поудобнее и обругал жесткое парадное седло. По бокам оно было инкрустировано драгоценными камнями, приподнятыми так, чтобы свет играл на их гранях. Камни впивались в бёдра, стоило только сделать неловкое движение. Голова и шея грифона были украшены изящной мозаикой из горного хрусталя. В орнамент были вплетены инициалы Джаббы Брокколи.
   - Не думал, что мне придётся когда-то ехать на гребанном яйце Фаберже, - пробормотал Энди.
   - На чём?
   - Забей.
   Высота зала была около двадцати метров. Слева и справа выезды для машин, под потолком круглое окно с цветными стёклами. Зал больше напоминал сумрачную католическую церковь, нежели гараж с дорогими автомобилями. Стены обвивал лиственный узор из полупрозрачного зелёного камня. Энди посмотрел на оба выхода, задрал голову вверх.
   - Нам туда. Если попробуем выбраться снизу, придётся сначала плутать по коридорам, потом ещё и травалатор. По крайней мере, на схеме должно быть так.
   Венди с трудом повернула к нему голову. Энди услышал странный скрежет.
   - Схема это вроде плана эвакуации? Я бы не стала ей доверять. Но мы в любом случае не сможем выбраться отсюда иначе как через то окно. Посмотри на его лапы. Он просто не может нормально ходить. Не будешь же ты его толкать.
   Энди перегнулся, посмотрел на ноги грифона и обругал себя за невнимательность. Грифон явно имел что-то общее с Венди. У неё не сгибались колени из-за оцепеневших суставов. Ноги грифона были абсолютно прямыми, там просто не было шарнирного сгиба.
   - Я же говорила, это игрушка, - сказала Венди. - Очень дорогая, но всё-таки игрушка.
   - По крайней мере, он может летать, - сказал Энди. Он осторожно пригнул Венди к шее грифона. - Закрой лицо. На сегодня достаточно и одного с поцарапанной рожей.
   Грифон вздрогнул и мелко завибрировал. Медленно расправились перья, голову подалась немного вперёд. Он переставил сначала одну ногу, потом другую. Энди почувствовал задницей, как разогревается грифон и заочно послал несколько проклятий его разработчику. Интересно, о чём думал этот гений, когда делал свою птичку полностью из металла? Или предполагалось устанавливать поверх теплоизолированное седло? Впрочем, сейчас было поздно об этом раздумывать. Грифон продвинулся вперёд на несколько метров, столкнул крыльями странной конструкции трёхколёсный мотоцикл и рванул вверх так резко, что Энди едва удержался в седле.
   И снова время замедлилось. Цветное окошко приближалось рывками, как серия фотоснимков. Вспышка и окно казалось только ярким кружком где-то под самым потолком. Ещё вспышка и оно занимало почти весь обзор, взгляд выхватывал пунцовые пятна, бирюзовые, изумрудные. Вспышка и весь обзор заняли только перекрещивающиеся красные и жёлтые стёкла. Грифон выбросил крылья вперёд, перья на мгновение образовали остроконечный кокон. А потом звон бьющегося стекла, разноцветные стеклянные брызги, яркие, как искры фейерверка. Серебряные перья скользнули по раме, некоторые подломились, несколько с корнем вырвались из пазов и рухнули вниз вместе со стеклом. Длинное тело грифона влетело в окно, окруженное тысячами солнечных бликов.
  
   13.
   Вверх, всё время вверх. Энди вспоминал самого себя, когда он впервые оказался на спине грифона. Уставший и напуганный, ничего не понимающий, пытающийся одновременно справиться со злостью и страхом. Как же это правильно называется? Неуравновешенная личность? Неспособность взять себя в руки? В голове Энди явственно прозвучал голос матери "ты же мужчина, так будь мужчиной". Голос проект-менеджера произнёс "Он неуправляем". Энди мысленно послал к чёрту их обоих. Больше никакого дружного хора покойников. Прошлое, каким бы оно ни было, похоронено. Жизнь на Земле закончилась вместе с Землёй. Жизнь на Гекате закончится, когда получится уйти за купол. Достаточно ли будет лицензии, выданной на имя Джаббы Брокколи, ещё одного покойника?
   - Ты что-то сказал? - спросила Венди. Энди удивился тому, как пугающе прозвучал её голос. - Сказал что-то?
   - Только подумал. Ты знаешь, что я думаю? Это как...
   - Как радио. Мысли как радио. Разработчики искусственного интеллекта пользовались материалами из множества источников. Ведь это не... - она осеклась на несколько секунд, - Это не просто компьютер, это скорее творчество. Они обращались к разным народам, разным культурам. И мой мозг работает иначе, чем мозг жителей Гекаты. Я чужая здесь, потому что собрана из множества. И ты тоже чужой, я чувствую это. Ближе к тебе, чем к любому из моего народа. Я не могу читать твои мысли, я не знаю, что ты думаешь. Я знаю только, как ты думаешь.
   Энди не понял. Ему казалось только, что Венди отделена от него едва заметной преградой из колышущегося воздуха, сквозь которую время от времени проступают отдельные образы. Он улавливал страх, улавливал раздражение. Чаще другого ощущалось чувство, которому Энди никак не мог найти подходящего определения. Венди чувствовала стыд и раскаяние, но не за себя, а за него. Это было непонятно Энди, но отчего-то больно это испытывать. Он не чувствовал раскаяния за смерть Джаббы, но в полной мере ловил раскаяние Венди. Было в этом что-то постыдное, вроде как подслушивать чужие разговоры или подглядывать в замочную скважину. Венди называла это радиопередачей. Энди воспринимал это ощущение как фильтр, отслеживающий чужой трафик. И он слушал чужие мысли, которые звучали в голове, как свои собственные, а впереди разворачивалась бескрайняя белизна купола. Казалось, он состоит изо льда и сахара.
  
   14.
   Купол над Гекатой был построен сотни лет назад и давно никого не удивлял. Старинные легенды о хрустальном небе стали реальностью, за звёздными пируэтами наблюдали только гости с других планет. Геката жила своей жизнью, закрытая от остальной вселенной куполом из прочных сплавов. Свет настоящего солнца отражался от его сверкающей поверхности. Планету освещала полоса прожекторов, которая двигалась внутри купола по запрограммированной траектории.
   Для передвижения внутри купола не требовались визы или специальные разрешения. Люди свободно переезжали из государства в государство, не останавливаясь на границах. Лицензии требовались только для того, чтобы оказаться за пределами купола. Их оформляли для всех желающих, способных подтвердить свою финансовую состоятельность. Для вылета требовалась страховка, которая могла бы окупить спасательную операцию для возвращения на Гекату. Геката высоко ценила жизни своих граждан, но идеи альтруизма здесь так и не прижились. Спасение оказавшегося за пределами надёжного купола обходилось бюджету в сотни тысяч гетов. Никто не хотел рисковать ни деньгами, ни жизнями.
   Энди оформил лицензию от имени Джаббы, сделал страховой взнос с его счета. Он попытался купить лицензию и для Венди, но её данные в общем банке были заблокированы. Венди Махолм официально числилась мёртвой, и Венди понятия не имела, кого следует за это благодарить. Богомола? Но ему было слишком дорого своё творение, чтобы подвергать его риску. Отец? Об этом не хотелось даже думать. Да, Махатма отрёкся от Венди, но разве же он хотел её убить? Для этого ему достаточно было воспользоваться тем же инструментом, которым он разнёс прихожую, а то и весь дом. Интересно, что это было? Дубинка? Молоток?
   - Ты в порядке? - спросил Энди. И продолжил, не слушая её: - Лучше бы тебе быть в порядке. Мы подлетаем к пропускному пункту.
   Венди постаралась сфокусировать взгляд. Бешеная работа мозга постепенно замедлялась. Тело словно оттаяло, она снова чувствовала свои мышцы. Левой кисти не было, но она ощущала даже её. Одна из чёрных звёздочек сорвалась со лба и упала на глазное яблоко. Когда Венди пыталась посмотреть вверх, казалось, будто бы по глазу ползает маленький паучок.
   - Я в порядке. Только вот купол... Как мы выберемся за купол без лицензии на меня?
   Энди выругался. Ему вдруг пришло в голову, что если бы Венди можно было отключить, проверку удалось бы пройти гораздо проще. Кто сказал, что с Гекаты нельзя вывозить кукол? А за солидную пошлину, которая пойдёт в обход казны?
   - Ты можешь отключиться? - спросил он. - Я имею в виду что-то вроде кнопки "off". Только на время, пока мы не пройдём купол.
   - Я не смогу включиться... Потом. Не знаю как. Но я могу... попробовать.
   - Тогда не надо. Попробуем обойтись без этого.
   Венди упёрлась локтем в шею грифона и повернулась к Энди. Теперь её голос звучал намного увереннее, даже твёрже:
   - Энди?
   - Да?
   - Пообещай мне никого не убивать. Смерть Джаббы... должна стать последней.
   - Но если...
   - Пообещай!
   - Чёрт. Хорошо.
   Венди сделала вдох, закашлялась. Воздух здесь был ужасающе холодным. Венди вспомнила, как Богомол говорил про её дыхание. Дыхание для охлаждения! Безумие какое-то. Невозможно поверить в то, что твоё тело это всего лишь электронная игрушка. Смертельно опасная игрушка, жестокая, способная на убийство. Но ведь она не такая. Она не может убивать. Она не может совершать насилие. И больше того, она не может спокойно существовать, когда насилие происходит рядом с ней. Даже ради неё.
   Венди посмотрела на Энди, взгляд которого был направлен в одну точку. Можно ли верить его словам? Слишком много крови, и дело не только в крови Джаббы Брокколи. Слишком много смертей для одной планеты, жители которой презирают остальные народы за их кровожадность. Убийства и узаконенные убийства, казни, преследования, преступления, наказания, которые сами по себе являются преступлением. Энди прав, она действительно участвовала в этом безумии. Участвовала на стороне закона, но какая разница, на чьей ты стороне, если все выполняют одно грязное дело? Венди зарылась лицом в серебряные перья. Сколько крови, господи!
   Энди нагнулся вперёд и положил обе руки на шею грифона. Теперь он нависал над Венди, придавливал её к грифону, чувствовал, как вздрагивают её плечи от неровного дыхания. Наощупь Венди была тёплая, может быть, даже слишком тёплая. И вдруг Энди почувствовал, как нестерпимо напряжены её мышцы, как судорожно сведены лопатки, с каким усилием воздух поступает в её лёгкие. Ему показалось, что он чувствует даже, как напряженно бьётся её сердце. Выжить, главное выжить, сохранить себя, сохранить свою жизнь. На мгновение Энди почувствовал всю глубину холода и отчаяния, которые переполняли Венди. Он увидел себя со стороны. И ему стало страшно.
   Энди никогда не любил сказки, в детстве предпочитал красочные энциклопедии, но сейчас почему-то вспоминал сказку про изумрудный город. Вот железный человек, вот лев, пусть не трусливый, но крылатый. Какая же роль отведена ему самому? Что надо было попросить у волшебника, прежде чем покидать волшебный город?
   - Сострадание, - сказала Венди. Энди не стал с ней спорить.
  
   15.
   Серебряный грифон долетел до командного пункта. Его окружили три грифона со всадниками, одетыми в тёмно-зелёную униформу альянса. В руках у одного из всадников был прибор для сканирования ладони и считывающий аппарат для пропуска.
   - Вашу руку, пожалуйста, - сказал всадник. - И вашу лицензию.
   Энди положил руку на сканер, второй продолжал держаться за грифона. Почувствовал слабое тепло под ладонью.
   - Вашу лицензию, пожалуйста. И на второго пассажира.
   Энди поднёс лицензию ко считывателю.
   - Доверенность от имени Джаббы Брокколи? - спросил второй всадник. - Это его грифон?
   - Да. Я на него работаю.
   - Красивая птичка. Готов спорить, её не слишком часто поднимали в воздух. Выглядит как новенькая. А это что? - всадник приблизился и провёл рукой под седлом: - Настоящие камни?
   - Да.
   - Чего только люди не придумают. Моя жена хотела в своё время купить ту машину, знаете, что рекламировали по телевизору. Ни одной металлической детали, только золотой сплав. Но я ей сказал...
   - Вашу руку, пожалуйста, - перебил его первый всадник, обращаясь к Венди. - И лицензию.
   Венди подняла голову и посмотрела на всадника. У него было длинное уставшее лицо, глаза полуприкрыты тяжелыми внешними веками. Работа на пропускном пункте не отличалась разнообразием. Грузы проходили через большие порты, туристический поток был только крошечным ручейком. Люди редко покидали Гекату небольшими группами, уж если путешествие, то на большом межпланетном лайнере. Сотрудники контроля откровенно скучали. Венди переводила взгляд с одного на другого. Сердце начало стучаться быстрее, а дыхание на удивление выровнялось. Звёздочки проскакивали внутрь и там то ли таяли, то ли переваривались.
   - Лицензию второго пассажира, пожалуйста, - повторил всадник. Теперь он обращался к Энди, определив, что решения принимает он. - И руку. Мне надо отсканировать руку.
   Венди закопала пальцы уцелевшей руки поглубже в перья. Почему-то вспомнилось, что каждый палец прежнего Энди Гдански венчали полупрозрачные костяные пластины, отдалённо напоминающие птичьи когти.
   - Лицензию второго пассажира! Сэр, я прошу вас, это ведь не мои правила.
   Энди посмотрел на него и вдруг понял, что следует говорить.
   - А это не мой пассажир, - сказал он. - Это мой заложник.
   Он достал пистолет, из которого меньше часа назад застрелил своего работодателя и приставил его к голове Венди.
   - Я застрелю её, если вы меня не пропустите. Богом клянусь, застрелю.
   Третий всадник, который всё это время держался на порядочном отдалении, среагировал молниеносно. Он выхватил из-за пояса чёрную штуковину размером с пачку для сигарет и выстрелил в сторону Энди тонким синим лучом. Грифон вздрогнул, расправил крылья и неподвижно завис. Энди тронул панель управления. Безрезультатно, все системы были заблокированы.
   - Умно, - сказал Энди. - Быстро учитесь. В моё время такого не было. В таком случае, вам придётся потесниться, потому что одного грифона я забираю.
   Он упёрся рукой в голову грифона и запрыгнул ногами на седло. Синий луч ударил туда, где ещё секунду было его колено. Энди мысленно поблагодарил покойную Сенну за то, что научила его балансировать на грифоне. Это уже не раз спасало ему жизнь, а сейчас должно было спасти и ещё одного человека. Когда Энди понял, что ни разу всерьёз не думал о Венди, как об андроиде, ему стало легче действовать. Один обездвиженный грифон, два человека. Ничего сложного.
   Ещё один синий луч. Хорошо ещё, что всадники поверили в историю с заложником и не готовы стрелять в Венди. Энди увернулся от луча, перепрыгнул на грифона с всадником, который так и не сообщил, что же сказал своей жене.
   - Так что ты ей сказал, сукин сын? - заорал Энди. Он ударил всадника в висок, не удержался на ногах, рухнул на седло и схватился рукой за шею. Синий луч разрезал правую руку почти до кости и тут же сплавил края раны. Больно было только на одно мгновение, потом выброс адреналина заглушил и боль и страх. Энди почувствовал знакомый восторг, когда в душе образуется свистящая дыра, сердце колотится как бешеное и кровь начинает постепенно закипать. Всадник успел ударить его локтем в грудь, получил ещё один удар в голову и затих.
   - Ты обещал не убивать! - закричала Венди. Энди мысленно её поблагодарил. Всадники должны интерпретировать её вопли по-своему и продолжать верить в то, что она действительно заложник. Любовница Брокколи, дочь, сестра, кто угодно, главное чтобы никому не пришло в голову начать в неё стрелять.
   Он снова держал Венди на прицеле.
   - Так, парни, здесь точно не будет ничего интересного, расходимся. Один из вас спокойно и без лишних движений пересаживается к своему товарищу, я забираю грифона. И мы расстаёмся лучшими друзьями. Можем даже обмениваться поздравительными открытками по праздникам.
   - Тебе не уйти живым за купол.
   Энди предупредительно поднял свободную руку.
   - Ошибочка. Тебе не уйти. Девчонке не уйти, если ты не успокоишься. А со мной всё будет в порядке.
   Энди говорил и чувствовал, что действует как герой из комиксов. Вместо того, чтобы застрелить противника, вступает с ним в душеспасительные беседы. Энди, в сущности, было на плевать на обещание, данное Венди, он боялся только, что она выкинет какую-то глупость. Он тянул время и ждал, когда кто-то из всадников совершит ошибку. Взгляд, брошенный в сторону, лишнее движение, лишняя команда грифону, что угодно, что позволит сбить ещё одного и заняться последним.
   Синие искры. Луч из коробочки в руке всадника разбился на целый сноп синих искр и они закружились вокруг парализованного грифона. Венди смотрела на искры, но не видела ни серебряного грифона, ни купола, до которого оставалось меньше двухсот метров. Перед её глазами кружили только синие искры, которые высекали из камня тяжелые грузовики. Синие искры будили воспоминания, а воспоминания обретали реальные черты. Она перевела невидящий взгляд на Энди, и его лицо расплылось перед ним в цветное пятно. Венди посмотрела направо, увидела ещё одно цветное пятно. Слева маячило застывшее серебряное крыло.
   - Райку, - проговорила Венди. Она выпрямила спину. - Райку!
  
   16.
   Корпорация "Райку" разрабатывала высокоточную электронику. Это была единственная компания, которая сотрудничала с Базовым лагерем. Большинство приборов в Лагере было производства "Райку". Логотип корпорации был повсюду, на компьютерах, на проигрывателях, на измерителях, на фирменных кружках и полотенцах, которыми "Райку" щедро снабжала Лагерь. Всё оборудование зала Синтетик тоже было "Райку". Округлые зелёные буквы были знакомы каждому, кто когда-либо работал в Базовом Лагере. Их помнил каждый, кто надевал чёрный шлем, пропуск в синтетик-вселенную.
   Венди вспомнила, как приближалось к глазам чёрное стекло, как мерцал в углу крошечный зелёный логотип. Она помнила успокаивающей голос женщины, стоящей рядом с ней. Кажется, женщина была в пышном белом платье, которое шуршало, когда она обходила вокруг лежанки. На её руке был широкий браслет из белого пластика, когда женщина двигала рукой, браслет начинал тускло мерцать.
   - Десять секунд до передачи.
   Целых десять секунд! Венди повернула голову, насколько позволяла фиксирующая скоба и посмотрела на стеклянную стену. Стена была матовой и в ней отражался смутный силуэт людей в комнате, лежанки и самой Венди. На Венди была надета длинная белая рубашка, к воротнику приколот бейдж. Венди знала, что на нём написано "Синтетик Люси 97". Она помнила, что когда-то цифры были другими, что когда-то всё было другим. У неё была другая одежда, другая жизнь, другие воспоминания. Сейчас всё это обрушивалось на неё, мысли сталкивались друг с другом, подбородок сам собой подёргивался. Почему она лежит здесь?
   В оставшиеся две секунды Венди вспомнила человека, который раз за разом приходил вместе с ней в белый коридор, ждал начала сеанса, говорил с ней, смотрел на неё. Она постаралась задержать это воспоминание в памяти, ухватиться за него, но тут всё залила сверкающая белизна.
  
   17.
   Венди, сидящая на грифоне, резко откинула назад голову. Её сознание, собранное из множества личностей, обретало целостность. Образы из прошлого трепетали перед глазами, схваченные цепкими пальцами памяти. Ощущения были похожи на те, что она испытала перед стеклянным столом в Базовом лагере, только были гораздо глубже и ярче. Она вдруг подумала о Сирене, сильной и гибкой Сирене, которая быстро двигалась и быстро стреляла. Сирена встала перед её глазами, как живая, и Венди протянула к ней руки.
   Энди повернулся к ней слишком поздно. В следующую секунду он осознал две вещи: ему требуется перезарядка и Венди, чёрт её задери, собирается прыгать. Венди встала на седле, перепрыгнула на крыло, упала на одно колено, снова встала. Серебряные перья прогнулись под её весом, но выдержали. Синий луч, целящийся в Энди, в последнюю секунду разошёлся на пучок узких полос и хлестнул Венди по колену. Должно быть, это было чертовски больно, но Венди, похоже, не чувствовала боль. Она сделала ещё шаг, подняла голову вверх. Купол из белого сахара искрился над её головой в свете заходящего солнца.
   - Стой!
   Всадник снова выстрелил. Энди перекатился в седле и повис на одной руке, держась за шею грифона. Тот дёрнулся и поднял крылья вверх. Синие лучи прошли крыло насквозь и прожгли часть корпуса. Грифон издал громкий звенящий звук, как будто где-то бились тысячи стеклянных бокалов. Энди влез в седло по его лапе, на ходу перезарядил пистолет и выстрелил в сторону всадника. Пуля прошла чуть пониже груди, всадника бросило вперёд, как тряпичную куклу.
   - Сирена, - сказала Венди еле слышно. Теперь она смотрела прямо на Энди, и не было больше ни мыслей, ни воспоминаний. Она смотрела на Энди и видела прежнего Энди Гдански, существо со странными глазами, непривычно гладкой головой и дырой на лице, полной костяных отростков. Странно было только, что сейчас Энди вовсе не казался отвратительным. Энди Гдански был убийцей, может быть, даже маньяком, но не уродом, не чудовищем. Венди смотрела на него и не чувствовала, что стоит над пропастью. Ей казалось, что она находится на крыше грузовика, который быстро поднимается по горной дороге. Грузовик тряхнуло и вдруг повело в сторону. Отчаянно завизжали колёса по камню, звук был похож на тот, с которым бьётся тонкое стекло. Через секунду звук сменился глухим перестуком, это бились друг об друга серебряные перья. Венди потеряла равновесие и стала скользить по крылу вниз. Потом звук ломающейся кости, хлопанье металла и хрип, в котором Венди не сразу распознала собственный голос. И боль такой силы, о существовании которой Венди и не подозревала. В голове вспыхнула предупреждающая надпись "спутанное сознание". Венди понятия не имела, что это означает.
   Больше Энди не раздумывал. Боль от нового выстрела жгла плечо, правая рука почти не слушалась. Он прыгнул на серебряное крыло. Не прямо, даже не вверх, а именно вперёд, как будто бы собирался нырять. На мгновение его тело оказалось параллельно крылу, он пролетел почти метр и врезался в Венди выброшенными вперёд руками.
   Венди показалось, что в неё врезался железнодорожный состав. Из груди исчез весь воздух, перед глазами вспыхнула ослепительная вспышка. Она повалилась на спину, на седло, увлекая за собой Энди. Новый луч прошёл над обоими в нескольких сантиметрах. Энди развернулся, закрыл собой Венди и выстрелил наугад. Всадник исчез мгновенно, как будто испарился в воздухе. В ту же секунду серебряный грифон ожил и стал стремительно подниматься вверх. Его крылья полностью развернулись, голова ушла к куполу, тело выпрямилось почти вертикально. Энди вцепился в Венди, она в него. И оба заскользили вниз.
  
   18.
   Они переплелись телами, как любовники. Рука в чёрной перчатке обнимала плечи, красные от крови, медный подбородок упирался в тёмную ключицу. Глаза Венди, чёрные, распахнутые, обезумевшие и глаза Энди, светлые и спокойные. Энди прижимал к себе Венди и чувствовал, как сильно бьётся её сердце, как вздрагивает она от частного дыхания. Её пальцы впивались Энди в спину, его ноги касались её ног. Венди что-то говорила, кажется, окликала Сирену по имени, но её голос звучал как еле различимый свист и Энди ничего не мог разобрать.
   И вдруг наступила тишина. Энди повернул голову, и движение вышло замедленным, он сделал вдох и почувствовал, как ледяной воздух медленно потёк в его лёгкие. Он увидел, как вздрагивает жилка на тёмной коже Венди, успел подумать, насколько точно воспроизвели человеческое тело, как повторили каждую мелочь, каждый штрих. Взгляд скользнул ниже, на разорванную футболку, верх которой был пропитан какой-то пузырящейся жидкостью синего цвета. Кровь или нечто заменяющее кровь у андроидов? Около ключицы Венди была разорванная рана, в глубине которой лопались крошечные пузырьки. Её руки были сухими и матовыми, его блестели от выступившего пота. Энди казалось, что он обнимает не женщину, а упругую змею, которая обвивает его своими кольцами. Он взглянул на неё каким-то новым, особенным взглядом и вдруг понял, что она удивительно красива. Он не видел ничего подобного на Гекате, не видел на Земле. В одно мгновение андроид превратился в прекрасную женщину. Или ему только так показалось? Энди сделал ещё один вздох и время снова пошло своим ходом. Они по-прежнему падали.
   Венди больше ничего не говорила, теперь она неотрывно смотрел на Энди. В её глазах попеременно сменялись страх и надежда, одни из самых сильных человеческих чувств. Венди держалась за Энди, забыв о том, где они, как они оказались в воздухе, забыв про его обещание не убивать и про то, что под ними пропасть в тысячи километров. Венди просто смотрела на него.
   Сверху раздался свист крыльев. Служебный грифон, потерявший своего наездника, выполнял заложенную программу по спасению человека. Энди поднял голову и увидел грифона, который завис с распростёртыми крыльями прямо под ними. Ещё секунда и сначала мелькнул длинный тонкий хвост, потом мощные лапы, и, наконец, тонкие птичьи лапы с длинными металлическими когтями. Венди тоже увидела грифона и ещё ближе прильнула к Энди. Её тело били судороги. У Энди оставалось ещё несколько секунд на то, чтобы... Он так и не понял, для чего ему эти несколько секунд.
   Энди посмотрел на Венди, заглянул в самую глубину её чёрных глаз. Такой знакомый взгляд, такое знакомое прикосновение. Говорят, что прошлое остаётся в прошлом, но что делать, если оно продолжает тебя преследовать? Ещё говорят, что всё повторяется, потому что вселенная неразрывна и закольцована, и что каждый обречён только на бесконечное повторение. И если это так, значит, сейчас можно просто разжать руки, схватиться за грифона, выжить и остаться на свободе. Руки в чёрных перчатках просто соскользнут с его плеч, Венди упадёт вниз, совсем как тогда, в первый раз. А можно крепче обхватить её одной рукой, вцепиться в край разорванной футболки у самого горла, освободить другую руку и схватиться за лапу грифона. Энди даже не задумался. Он выбросил руку вверх, скользнул по крылу грифона, ободрал пальцы и вцепился в железную лапу. Венди он прижимал к себе так, что рука онемела до самого локтя.
   И на этот раз удержал.
  
   19.
   Далеко позади остался купол со сдвинутым треугольником, который некому было вернуть на место. Служебный грифон с тёмно-зелёными крыльями летел в белом коконе, по форме напоминающем заострённое зернышко. Энди корректировал курс на Либерес, Венди пыталась переосмыслить случившееся и решить для себя, кто же она такая. Венди Махолм? Или Синтетик Люси? Студентка Оренского института, подруга и любовница? Кто же она настоящая? А кто Энди? Почему они должны убегать, почему Энди должен убивать, несмотря на данное обещание? Венди казалось, что всё упирается в мотивацию поступков. Почему люди поступают так или иначе? Почему любой андроид заведомо хуже любого человека, даже самого дурного? Она не знала и надеялась на то, что на Либерес кто-то сможет объяснить разницу между разумными существами. Разницу, которая стала бы оправданием для права на жизнь, свободу и права выбора. Последнее, пожалуй, важнее всего остального.
   Чёрные звёздочки давно осыпались и на их месте не возникали новые. На руках образовались глубокие борозды, под которыми виднелась матовая кожа. Кожа постепенно темнела. Венди то и дело разглядывала свои пальцы. Пробовала согнуть и разогнуть колено. Иногда получалось с первого раза, иногда нет. Одно ребро было сломано, отчего трудно было делать глубокий вдох, но боль удалось погасить, и она отдавалась только несильной пульсацией. Судорог больше не было.
   Венди глубоко дышала и удивлялась тому, как же легко наполняются лёгкие. Она предполагала, что всё дело в искусственной атмосфере Гекаты, в её отфильтрованном и обогащённом воздухе. Под коконом грифон генерировал воздух, пригодный для дыхания при космических перелётах. Больше кислорода, меньше азота. Знай она это раньше, давно бы удалось прийти в чувства. С другой стороны, Венди не просто дышала новым воздухом, она находилась в коконе, полностью им заполненным. Она подумала, что кокон сейчас это нечто вроде старого экзоскелета, который помогал ей дышать и двигаться. Этот экзоскелет принадлежал маленькой девочке, которая умерла от вируса кабу. Она умерла, а Венди получила шанс выжить. Может быть, это и правда та самая реинкарнация. Множество прожитых жизней, сложенных в одну. Венди чувствовала себя цельной.
   Энди оторвался от коммуникатора и тронул её за руку.
   - После ускорения мы будем на Либерес через сутки. Могли бы быть раньше, но нас будут преследовать. Уже преследуют. Я проложил другой маршрут.
   Венди оглянулась через плечо и посмотрела на него так, как будто впервые увидела.
   - Убивают не только люди, верно?
   Энди не понял и только наклонил голову. Венди продолжила:
   - Машины, автоматическое оружие, несчастные случаи. Обстоятельства. Что-то создано людьми, что-то нет. И не всегда можно предугадать, - она помолчала немного, потом спросила: - Ты сказал, что ты не отсюда. С другой планеты.
   - Да.
   - Почему ты здесь? Что с ней случилось?
   - Мы убили её, - сказал Энди. - Ядерное оружие или что-то вроде того.
   - Вы хотели её убить? Хоть кто-то хотел? Кроме психов, конечно.
   - Нет. Не думаю. Никто не хочет умирать. Кроме психов, - Энди помолчал и вдруг добавил совершенно искренне: - Я псих. Всегда это отрицал. Но я действительно псих. Я хотел, чтобы мой мир перестал существовать.
   - Это был плохой мир?
   - Нет. Я сам сделал его таким. Я виноват. Я его уничтожил.
   - Но ведь сейчас ты здесь. Значит, ты выбрал жить, верно?
   - Я выбрал выжить. Здесь есть существенная разница, тебе не кажется?
   - Выбор, - сказала Венди. - Выбор это самое главное. Важнее всего остального. Даже жизни. Я всегда выбирала... Ты ведь знаешь, какой выбор я делала?
   - Да. Но я... Я не хотел иметь такой выбор. Я не выбирал быть здесь.
   - А я не выбирала быть андроидом. И всё-таки мы здесь. И мы выбираем, что делать дальше. Всё, что мы делаем в жизни, это выбираем то, что считаем правильным для себя.
   - И что же правильно сейчас? - спросил Энди. Венди ответила ему долгим взглядом.
   - Я не знаю, - сказала она наконец.
  
   20.
   Грифон взял ускорение, которое одни называли скачком, другие прыжком. Скорость сравнялась со скоростью света, потом превысила её. На экране монитора мигала крошечная зелёная точка. Энди смотрел на неё так долго, что точка не исчезала, даже если он закрывал глаза.
   Планета Либерес, огромная, зелёная, с белоснежными полярными шапками и огромными горными гребнями. По сравнению с горами на Либерес Наяр казался небольшим холмом. Вся жизнь на планете была так или иначе связана с горами. Планета-осьминог, как называли Либерес те, кто мог увидеть её из космоса. На Либерес не было ни морей, ни океанов, она была оплетена широкими полосами рек, которые многим напоминали щупальца осьминога. Красивая планета. Для кого-то, возможно, первобытно-жестокая, но красивая.
   На Гекате считали, что Либерес занимается преимущественно торговлей. Отчасти это было так, но торговля не была единственным направлением Либерес. Планета Либерес была военной базой, центром подготовки лучших космических армий. Жители Гекаты были бы сильно удивлены, узнав, что их далёкие предки прошли обучение именно на Либерес.
   Крупнейший космопорт находился рядом с Найро, столицей объединённых государств. Здесь же была расположена военная база, в чьи задачи входило контролировать прибытие на планету грузовых и пассажирских кораблей. Диспетчеры отслеживали число прибывших гостей, производили сканирование грузов. Сканеры преимущественно исследовали искусственные и биоматериалы. Живая материя подсвечивалась на экране зелёным светом, синтезированная красным.
   Зои Рави, пепельная блондинка великанского роста работала одним из диспетчеров в пункте прилёта. Она первая заметила крошечный корабль, который приближался к орбите.
   - У нас гости.
   - Туристы? - спросил её начальник Кас и ткнул пальцем в монитор. Незадолго до этого он сожрал то ли пончик, то ли пирожок и на экране остался жирный отпечаток. Зои постаралась не взбеситься.
   - Хрен их знает. Корабль похож на те, что делают на Гекате. По крайней мере, идентификационный номер похож на Гекату.
   - Точно не Геката. Они к нам не летают.
   - И что мне с ними делать?
   - Запроси разрешение. Если его нет, пусть сбивают. Или пусть сначала собьют.
   - Очень смешно.
   - Я не шучу. Тысяча двести грузовых кораблей за последние сорок восемь часов. Две тысячи пассажирских. Ни одного запроса на подобный объект не было. Тебе нужны проблемы? Мне нет.
   Зои положила ладонь на стол, постучала по стеклу длинными накрашенными ногтями. Работа военных на Либерес подразумевала постоянное напряжение, сначала стреляй, потом задавай вопросы. Не то чтобы Зои считала это неправильным, просто не все решения руководства казались справедливыми.
   - А что, если они терпят бедствие?
   - Ну, тогда бы они об этом сказали, верно? Запросили бы синий коридор. В общем... пробуй, но правила ты знаешь.
   Кас поставил на стол недопитую кружку с кофе, достал из пачки печенье - её печенье! - откусил и ушел к себе. Зои поправила наушники и запросила связь с неизвестным кораблём.
  
   21.
   "Борт номер BW2549, вы приближаетесь к космическому пространству Либерес. Двенадцать минут до выхода на орбиту. Немедленно измените курс или передайте ваше разрешение на посадку. В случае неповиновения корабль будет сбит".
   - Что она говорит? - спросил Энди. - Ты знаешь этот язык?
   - Нет.
   Женский голос повторил фразу на другом языке. В нём не было уже привычных уху Энди свистов и шорохов, ни единой шипящей. Оба языка были звонкими и мелодичными.
   "Борт номер BW2549, вы находитесь в зоне пограничного контроля Либерес. Десять минут до выхода на орбиту. Немедленно измените курс или передайте ваше разрешение на посадку. В случае неповиновения корабль будет сбит".
   - Я не знаю! - воскликнула Венди. - Это языки межпланетного торгового общения, в моей базе их нет!
   Борт номер BW2549...
   Фраза повторилась ещё на двух языках. Энди испытал сильнейшее дежавю, языки казались не просто знакомыми, они казались родными. Когда женский голос заговорил на русском языке, Энди почти не удивился. Он удивился только тому, что не может произнести ни звука.
   Борт номер BW2549, вы находитесь в зоне пограничного контроля Либерес. Минута до выхода на орбиту. Немедленно измените курс, или передайте...
   Энди поднялся в седле, чтобы ответить, чтобы закричать, чтобы сообщить, что на корабле беглецы, что им требуется помощь, но вдруг до него дошло, что он просто не может говорить на этом языке. И дело было даже не в том, что его голосовые связки не могли издавать звуки в другой тональности, дело в том, что он не мог открыть отсутствующий рот. Язык он вроде бы знал, но просто не мог на нём говорить. Что-то он понимал, ориентируясь на обрывочные воспоминания. Это был чужой, незнакомый язык.
   - Что это за язык? - спросил он у Венди.
   - Это арта. Второй официальный язык Гекаты, - сказала она.
   - Ни один андроид никогда не покидал Гекату, - сказал Энди. Мысль показалась ему чужой, как будто кто-то вставил ему её в голову.
   Он закрыл глаза, отчаянно цепляясь за собственные воспоминания, собственную жизнь, но все образы становились размытыми, карикатурными, в воспоминаниях зияли дыры и нестыковки, персонажи приходили и уходили, ничем не заполняя пустоту. И вдруг не осталось ничего, что можно было бы назвать собственным, со всех сторон наползла чернота и Энди потерял сознание.
  
   22.
   Рука Зои зависла над пультом. Под длинными ухоженными пальцами пульсировали две зелёные кнопки.
   - Борт номер BW2549, - произнесла она скорее для себя, чем для маленького корабля. - Ребята, лучше бы вам изменить курс прямо сейчас.
  
   23.
   Заработал автоматический контроль порта. В воздух поднялись истребители, автоматические дроны, не разбирающие, где живые люди, а где только космический мусор. Дроны защищали высоконагруженные коридоры Либерес от любого вторжения. Зои надо было принять решение раньше, чем они превратят незнакомый корабль в пепел.
  
   24.
   Широкий бокал в руках Богомола фокусировал свет, как призма. По лицу Эльзы скользнул радужный блик. На Эльзе было длинное чёрное платье с глухим воротом, плечи опоясывала полоска блестящего меха. Богомол с удовольствием смотрел на её гибкую фигуру.
   - За кукол! - провозгласил он, - За людей, не имеющих начала и конца. За побеждённый разум!
   - За прирученный разум, - поправил его Мартин. Богомол бросил в его сторону быстрый и настороженный взгляд, не заметил в глазах того и намёка на упрёк и расслабился.
   - За прирученный разум. Я верил, что это сработает.
   - Я и не сомневалась в нём, - сказала Эльза. Она рассмеялась глухим и волнующим смехом и тут же заговорили все разом.
   - Мне было ясно с самого начала, что совет проиграет.
   - Стоит только показать, на что способны куклы и Эргольд тут же подпишет любую петицию.
   - Вы поняли, поняли главное? Нет никакой разницы. Вот, что мы должны доносить до сведения общественности! Вот на что должна упирать пресса!
   - Летри, как представитель правящей партии, обязана...
   Богомол почувствовал, что пьянеет. Движения стали плавными, в голове всё звенел и звенел смех Эльзы. Он посмотрел на неё сквозь радужное стекло, перекатился с каблуков на носки и подошёл к окну. Он вспоминал малышку Венди, вспоминал её маленькую фигурку с крошечными грудями и впалым животом. Иногда он чувствовал себя живодёром, иногда наставником, чаще врачом. Сейчас он считал себя педофилом и в глубине души поразился такой мысли. Он её хочет! Хотеть собственное творение это хуже чем инцест, это надругательство над собственной природой. И всё же он её хотел, и больше всего именно сейчас, когда пришлось отпустить её.
   Он скорее машинально чем осознанно вытащил из кармана пластинку с электронной подписью Право на вылет, право на выход, прямой допуск за купол планеты. Каких трудов стоило его выбить, сколько порогов потребовалось обить! И вот он результат, две жертвы, хорошо, если ещё получится провести регенерацию. А что дальше? А дальше ничего, потому что никто не стал так далеко прогнозировать. Они выполнили требования конгресса, устранили с планеты нежелательные элементы, преподав это под видом продолжающегося эксперимента по интеграции андроидов. В некотором смысле это так и было, попытка дать свободу искусственному разуму. Потому что только свобода делает людей людьми. Богомол усмехнулся. Впервые он назвал андроида человеком. Назвал не помимо своей воли, не потому, что так требовала очередная пламенная речь. Просто назвал, только и всего. В уголках его глаз затеплилась улыбка, робкая, как далёкая заря.
  
   25.
   У Энди резко закружилась голова. Он повалился на спину грифона, не выпуская Венди из рук. Он чувствовал, как его лёгкие сжимает давлением, как всё меньше остаётся воздуха для дыхания. Он прижимал к себе Венди, ощущая больше тепло её тела, чем свои собственные руки. Ему вдруг показалось, что у него больше нет собственных мышц, что он лишь плоть, собранная вокруг непонятной оси. Где-то возле затылка начало собираться пятнышко пульсирующей боли, которая грозила распространиться на всю голову. Желудок рухнул вниз, сжимаемый приступом тошноты. И вдруг Энди откинуло назад что-то гораздо более сильное, чем разрушающийся кокон. Он вспомнил, как метался по постели в Москве, как бился на полу, пытаясь освободить желудок от какой-то зеленоватой массы. И он помнил прикосновение холодного кафеля к щеке. Но никакого кафеля в его комнате не было. Пол был застелен серым ковролином. Откуда... Энди навалился боком на кокон. Его вырвало.
  
   26.
   - Скучаешь?
   Эльза подошла так незаметно, что Богомол вздрогнул.
   - Я задумался, - сказал он.
   - О чём?
   - О тебе, - сорвал Богомол. Эльза понимающе кивнула.
   - Никак не можешь отпустить?
   Богомол покачал головой и ничего не сказал. Эльза нежно обняла его за плечи. На каблуках Эльза возвышалась над ним, как статуя. Он почувствовал шеей прикосновение мягкого меха.
   - Надо отпустить, Канти, - сказала Эльза. Никогда прежде она не называла его по имени и от этого у Богомола защипало где-то в горле. - Надо дать выбор.
   Он кивнул и молча вывернулся из её объятий. Дошёл до окна, посмотрел наружу и снова повернулся. Эльза так и стояла на одном месте, тонкая, величественная, аристократичная. Богомол вдруг подумал, что ему очень хочется сделать ещё одного андроида на основе её личности, внутренне содрогнулся при этой мысли и потряс головой. О, господи, больше никаких экспериментов. Они и так едва-едва сумели найти баланс между нулевой разработкой и переносом сознания. Богомол сделал шаг вперёд. Эльза отсалютовала ему своим бокалом.
   - За тебя!
  
   27.
   Кафельный пол бел белый, плиты вздыбились и наслаивались друг на друга, как чешуя. Энди помнил, как порезал руку об одну из плит. Он помнил, что где-то на грани реальности и наваждения его рука сжимала чьё-то горло, пальцы вжимались в пульсирующую ложбинку на шее. Он помнил боль, которая пронзила его руку, прокушенную чьими-то зубами, помнил, как голова вспыхнула отчаянной болью. Он снова вернулся, вот только куда?
   Он помнил женщину в белой одежде, которая промывала рану каким-то голубым гелем с запахом мяты. Тогда всё пахло мятой и всё было белым. Когда появились новые цвета, Энди чувствовал приступы головной боли.
   - Он очень хрупкий, - сказала женщина, ставя на стол зелёный кувшин. - Он очень...
   Энди дёрнул рукой и кувшин не просто разбился, он взорвался на множество мелких осколков, а в следующую секунду Энди уже лежал на сером ковролине и мрачно пялился на разбитую миску с подтёками соевого соуса.
   - Ты должен идти, - сказала женщина, беря Энди за руку. - Вот так, очень осторожно. У тебя получится. Ты будешь доверять своему телу. Ты будешь доверять себе.
   Энди неуверенно сделал первый шаг, перенёс вес на левую ногу и пошатнулся. Сильные женские руки удержали его за плечи, рука в резиновой перчатке потрепала по волосам.
   - Всё получится, - повторяла она так часто, что слова потеряли всякий смысл.
   - Всё получится, - бормотал Энди, идя по коридору дворца, похожего на улей, дворца, закрученного как раковина улитки, дворца, свёрнутого в спираль на подобие тех, что скрепляли его университетские тетради.
   Он шёл по зеленоватому стеклу, слышал звук своих шагов, но когда открывал глаза, видел под ногами всё тот же белый кафель. Белый пол, растрескавшийся в нескольких местах был его наваждением, которое скрывалось за каждым поворотом, невидимое, но ощутимое. В какой-то момент Энди стало казаться, что его отделяет от белого пространства ширма из тонкой папиросной бумаги, на которой проступают неясные силуэты. И он видел тени, которые двигались там, за бумагой, чувствовал их присутствие. Спустя некоторое время до него дошло, что из бумаги не только ширма, но и весь его привычный мир, мир, который он всей душой считал своим.
  
   28.
   Обжигающее вино перекатилось в желудок Богомола. Он понимал, что этот бокал явно был лишним, но не мог остановиться. Эльза стояла перед ним и он никак не мог налюбоваться красотой строгого лица, распахнутых глаз, в которых то и дело вспыхивали золотистые блики. В этот момент пьяный Богомол любил Эльзу и Эльза это знала. Она улыбалась ему так, как не улыбалась ни одному мужчине, чуть щурясь и пуская в центре глаз туманную дымку. Богомол почувствовал, что хочет её. В этот вечер он хотел всех женщин.
   - Ты можешь расслабиться, - проворковала Эльза. Богомол не мог и представить, что она умеет ворковать. - Работа закончена. Ты победил. Вы все победители.
   - Нам нужно согласование совета, - сказал Богомол.
   - Вы уже победители. К чёрту совет.
   Она резко вскинула бокал к лицу и поднесла к губам. Богомол мучительно ожидал, что последует дальше, в конце концов, вино не пойдёт ей на пользу и это она тоже знала, Эльза не может пить вино, андроиды её класса не могут пить. И всё же она выпила. На красиво очерченных отверстиях её лица ещё блестела влага, когда он подошёл к ней вплотную и порывисто зарылся лицом в её шею.
   - Эльза...
   - Ты можешь получить всё, - сказала она. - Тебе надо только взять это.
  
   29.
   Венди открыла глаза, вздрогнула и прижалась к Энди. Она чувствовала, как его тело сокрушает дрожь, видела, как пульсирует свет в его глазах. Ей вдруг показалось, что когда-то они оба через это проходили, что когда-то было так, её тело в его руках, голова склонена на грудь, спина напряжена.
   - Кто ты?
   - Кто ты?
   Оба спросили так синхронно, что никто не сумел вовремя найти ответ. Белый кафель под ногами ощущался ещё более холодным, чем обычно. Венди поправила рубашку, ощупала каждую кнопку, каждую застёжку-липучку. В голове было совсем пусто и отчего-то она знала, что у человека напротив неё тоже в голове одна пустота. Она взяла его за подбородок и взглянула в глаза.
   У него сложилось впечатление, что она не просто смотрит, она пьёт его душу, как будто его лицо было огромной миской. Он застонал, захотел застонать, но почему-то не смог извлечь ни звука из своего горла. И он молча смотрел на неё, не зная, радоваться или огорчаться, потому что даже и не знал, каково это, испытывать радость или огорчение.
   - Кто ты? - снова спросила она.
   - Я должен, - пробормотал он и тут же провалился в свою обычную жизнь, заполненную переговорами, бутылками с минеральной водой, женщинами с волосатыми щеками и подбородками и растущими ценами на бензин. Он шёл вдоль Ленинградского шоссе и думал, что надо будет купить копчёный сыр. Он думал, что дома надо будет зайти в интернет-банк и оплатить счета за электричество, только вначале неплохо бы снять показания счетчика и... с какого там числа у нас оплата? Он не помнил.
   - Кто ты, - машинально повторил Энди, заходя в круглосуточный магазинчик. Он повторял это снова и снова в своей голове, когда покупал орбит, бутылку спрайта и питьевой йогурт. Он помнил, как неодобрительно покосилась на него продавщица, но не мог вспомнить, как холодит ноги холодный белый кафель. Короткое прикосновение женской руки он тоже не помнил, вместо этого всплывал образ бывшей почти-жены. Рыжая сука! Отчего его лицо кажется ему настолько отвратительным, почему иногда все человеческие лица кажутся такими чудовищными? Почему... почему такие маленькие глаза?
   Хуже всего, когда они открывают рот.
  
   30.
   - Я люблю её, - сказал Богомол, лениво лаская грудь Эльзы. Кожа Эльзы была холодной и жесткой, ещё одна недоработка отдела синтетических тканей. И всё же прикосновение к ней вызывало у него прилив желания. Богомол был так пьян, что не до конца понимал, с кем лежит в постели и почему у его малышки Венди такие длинные ноги и крепкий живот.
   - Я люблю тебя, - сказал он, глядя на Эльзу. Эльза ответила ему долгим взглядом, в котором Богомол ничего не мог прочитать. - Ты понимаешь, что такое любовь?
   - Нет, - сказала Эльза. - Ты же знаешь, я не из серии синтетик.
   Богомол подумал, что это к лучшему.
  
   31.
   - Ты любишь музыку? - спросила девушка в свободной белой рубашке. К её воротнику был приколот бейдж с надписью "Синтетик 98 Люси".
   - Музыку? - не понял Энди. Он пристально смотрел на её бейдж. В голове не было связных мыслей.
   - Сложенные звуки. Я слышала однажды музыку из кармана дамы. Она говорит, что это плеер. Но она никогда больше не приносила его с собой.
   - Музыка, - сказал он. - Я никогда не слышал музыку.
   - Я могу рассказать тебе, - сказала она. - И могу показать.
   Она показала. А потом была вспышка и как-то сразу наступил летний вечер, и Энди шёл вдоль домов с открытыми окнами и слышал музыку, которая доносилась из-за зашторенных окон. Он улыбался, сам не понимая чему и думал, что это лучшее, что может дать человеческая жизнь. Кругом было слишком много насилия, в его руках было слишком много насилия. Но была и музыка. Были прогулки с музыкой.
   - Я могу ходить с музыкой, - сказал он. Венди недоумённо вскинула на него глаза. Её взгляд остановился на бейдже с надписью "Синтетик ANDY Гдански".
   - Ходить? - спросила она. - Ходить с музыкой?
   - Да. Двигаться. Ты умеешь двигаться, когда звучит музыка? Тогда кажется, как будто бы она проникает куда-то вглубь и пульсирует внутри.
   Она сделала шаг к нему и он неумело положил руки ей на плечи.
   - Я чувствую тебя, - сказал он.
   - Я чувствую тебя, - сказала она.
   Они заглянули друг другу в глаза и оба услышали музыку, которая звучала только внутри их тех, уловимая только их ушами, только их кожей и из сердцем.
   - Надо отпустить, - сказал он, не объясняя, что именно отпустить.
   Она поняла его.
  
   32.
   Богомол вошёл в тело Эльзы одним резким рывком. Он с надеждой смотрел в её глаза, ожидая увидеть там хоть какое-то не запрограммированное чувство, но не увидел ничего. Они не успели закончить с ней, разработка не ушла дальше томных взглядов перед соитием. Остальному Эльзе предстояло ещё только научиться. Богомол подумал, получится ли из него хороший учитель, потом посмотрел на собственную руку и мелко рассмеялся. Он это только мостик между людьми и андроидами, немного андроид и почти человек. Он с силой схватил Эльзу за плечи и почувствовал, как большие пальцы погрузились в мягкую податливую плоть. У Эльзы не было модуля, ответственного за болевые ощущения. Это несколько огорчило Богомола.
   - Я хочу тебя, - сказал он отчетливо и размеренно, как будто повторял заученное наизусть. Эльза внимательно посмотрела ему в лицо и повторила с его интонацией. Богомол помотал головой. - Будь нежна, - приказал он.
   - Я хочу тебя, - послушно повторила она.
   Богомол прижался лицом к её груди. Когда кожа её сосков коснулась его щеки, он подумал о маленькой Венди, танцующей в белом коридоре.
  
   33.
   - Это музыка, - сказала она. Он взглянул на неё, чувствуя, как что-то давит на плечи, на живот, на затылок.
   - Я хочу касаться тебя, - сказал он. Он положил руку ей на грудь, даже не подумав спросить её разрешения. Он ещё не знал, что есть то, что запрещено. Его ещё этому не научили.
   - Ты музыка, - сказала она, не заботясь о том, что он может её не понять. Она смотрела на него, чувствовала его руки на своём теле и думала только о том, что его кожа гораздо нежнее скользкой ткани её рубашки.
   - Я всё время проваливаюсь, - пожаловался он. - Что-то отрывает меня, а потом становится очень больно. Это так больно, не слышать музыку!
   - Ты музыка, - ещё раз сказала она. Теперь они стояли так близко, что ему достаточно было раскрыть руки, чтобы заключить её в объятия. Но он не знал, как это сделать.
   - Я хочу, чтобы музыка была всегда, - сказал он и оказался на коленях в своей комнате. Он смотрел на своё отражение в зеркальном шкафу, покрытом жирными отпечатками пальцев. В первый момент он закричал от ужаса, потом встряхнул головой и понял, что это просто он сам.
   - Ты должен найти работу, - строго говорила Марина. Эта толстуха в малиновом платье была отвратительна. Её чудовищные груди так и рвались сквозь подкладку платья, на спине чётко вырисовывались лямки бюстгальтера. Энди подумал, что снова хочет оказаться рядом с девушкой в длинной белой рубашке. Её грудь была крошечной, острые соски буравили тонкую ткань. Энди сжал зубы и тихонько заскулил. Он не мог больше ощущать это безумие, с каждым шагом чувствовать, как всё больше погружается в какое-то белое марево. Он поднялся на ноги.
   - Заткнись!
   Когда за Мариной закрылась дверь, он долго стоял посередине комнаты, глядя на пол. Марина успела сказать, что Энди надо как следует поразмыслить над своим поведением. Ему показалось, что он уже слышал эти слова, слышал каждое слово. Он помнил, как она говорила "ты должен", помнил, как она говорила "умоляю". Помнил, как она лежала распластанная на полу с футболкой, залитой кровью. В свете фонарей кровь казалась почти чёрной.
   Энди простоял несколько часов, перекатывая в голове только одну мысль:
   - Почему у меня светлые волосы?
  
   34.
   - Почему ты так на меня смотришь? - спросил Богомол. Эльза не ответила, только продолжала смотреть. Он усмехнулся и потрепал её по голове. - Мне бы хотелось куда-то уехать с тобой. В другую страну, может, на другую планету. Показать тебе...
   - Ты хотел бы идти следом за ней, - сказала Эльза. Богомол недоверчиво покачал головой.
   - Это что, ревность?
   - Сам знаешь, что нет.
   - Я хочу уехать с тобой, понимаешь? Неважно, куда. Ещё немного и вам будет открыт весь мир. Понимаешь?
   Эльза кивнула. Богомол хотел найти в её глазах понимания, но не смог.
  
   35.
   Венди обнимала Энди и чувствовала, как его тело обмякает в её руках. Энди стремительно слабел, а она ничего не могла с этим поделать. Его губы синели, глаза покрывались какой-то странной плёнкой, вена на шее билась всё сильнее и сильнее.
   - Я не убивал их, - пробормотал Энди. Венди взяла его лицо в свои ладони.
   - Кого?
   - Марину. Секретаршу. Мою мать. Эту чёртову принцессу в Орене. Я не убивал их...
   - Принцессу?
   - Ваше долбанное королевство и ваша долбанная принцесса. Орен. Оно называлось Орен.
   - Но у нас нет королевства Орен, - сказала Венди. - Последние монархии сгинули сотни лет назад. Есть только город Орен. И оренский институт. И...
   Энди её не слушал. Он мотал головой из стороны в сторону и невнятно бормотал:
   - Гребанные плавники! Плавники на их спинах! Я их видел, я...
   - Плавники?
   Энди посмотрел на Венди и наполовину закрыл глаза прозрачными веками. Помогло это слабо, белые вспышки продолжали его терзать. Боль обнимала голову, как спрут, Энди практически видел щупальца, забирающиеся под его череп.
   - Всё было белым, - сказал он. Венди кивнула.
   - Да, всё было белым.
   Энди показалось, что на несколько секунд он снова потерял сознание. За это время он успел увидеть свою московскую квартиру, лицо своей матери, шерстяные колготки, облепляющие стройные ноги бывшей почти-жены. Он почувствовал знакомый запах корицы, которую она всегда добавляла в утреннюю овсянку, запах её крема для рук. Попытался вспомнить, как пахли её духи, но ничего не вышло. Он забыл даже её имя. Когда до него дошло, что он вообще никогда не называл её по имени, сознание вернулось.
   - Я не могу вспомнить, как её звали, - сказал он. Венди приблизила к нему своё лицо.
   - Они что-то сделали с нами, - сказала она. - Они что-то делали с нами. Раз за разом. Смерть за смертью. Я помню. Я помню... Это игра. Уровень за уровнем. Когда срываешься, приходится проходить с самого начала. Когда срываешься...
   - Музыка, - сказал Энди. - Я помню музыку.
   - Я помню музыку, - пробормотала Венди. Она спрятала своё лицо у него на груди и долгое время молчала.
  
   36.
   Богомол сидел в постели, завернувшись в одеяло так, что торчали только худые плечи. Эльза сидела на краешке тумбочки и крутила в руках его планшет.
   - Рапорт, - сказал Богомол. - Надо что-то написать. Хоть что-то. Чёрт, не надо было так напиваться. Ничего не лезет в голову.
   - Напиши главное, - сказала Эльза. Это было так неожиданно, что Богомол вскинул на неё глаза.
   - Главное?
   - Да. Напиши, что всё получилось. Получились люди. Не плохие и не хорошие, просто люди.
   - Люди, - медленно, по слогам произнёс Богомол. И вдруг новое, ни с чем не сравнимое чувство захлестнуло его целиком, от ступней и до макушки. Он выпрямился, как будто по его позвоночнику пропустили электрический ток, откинул голову назад и вдохнул так глубоко, что едва не разорвало лёгкие.
   - Люди! - воскликнул он. - Мы делали андроидов, а сделали людей!
   Он повернулся к Эльзе и одной рукой сгрёб её с тумбочки.
   - Тогда всё это стоило того. Тогда всё оправдано и всё простится. Стоит перевернуть весь мир ради одного человека. Ради этого стоит создать синтетический мир. Ради этого стоило играть.
  
   37.
   Это и было игрой. Андроидов, как и детей, обучали в процессе игры, а синтетик был одной большой игровой площадкой. Сгенерированное прошлое должно было быть безупречным, связанным, лишённым недостатков. Каждый раз, когда в прошлом возникал неудобный эпизод, когда андроид совершал ошибку, нарушал сложный кодекс правил, синтетик начинал игру заново.
   Синтетический мир всегда был одним и тем же. Другой город, другие люди, рутинная работа, одни и те же маршруты. Для тех, кто никогда не надевал чёрные очки сварщика, синтетическая реальность была божественным откровением. В видеороликах и пресс-релизах она выглядела невероятно притягательно. Но для андроидов, которые проживали собственное прошлое в искусственной реальности, мир синтетика был рваным, незавершенным, нелогичным. Алгоритмы не обрабатывали и тысячную долю возможных вероятностей, самые сложные сценарии были слишком примитивными. Для неограниченного интеллекта существование в такой реальности было мучительным. Кто-то сходил с ума, кто-то переставал верить в синтетик, кто-то переставал контролировать себя. Когда искусственный разум доходил до грани, разработчики засекали сбой и перезаписывали его.
   Перезапись, перезапись, перезапись, иногда успешно, иногда нет. В какой-то момент Энди начало казаться, что сам он существует только в паузе между циклами, между жизнями. Его память была стёрта бесчисленное число раз, его порядковый номер перестал помещаться на бейдже, приколотом к воротнику. Вместо цифр ему присвоили буквенный код, где каждая буква соответствовала количеству циклов. Сначала на бейдже значилось "Синтетик АА Гдански", через двадцать шесть циклов его звали B, через 676 циклов AB. Он не помнил, когда стал Синтетик ANDY Гдански. Он был очень старой разработкой.
   И было много насилия. Энди не знал, сколько раз он убивал, он помнил только ощущения убийства, чужой жизни в своих руках. Ему не нравилось насилие, ему не нравилась власть. Убийства были только способом борьбы с синтетиком, с синтетиком, о существовании которого он даже не подозревал. Энди чувствовал только силу, которая подавляла его, лишала воли, лишала выбора. Он чувствовал силу и боролся с ней.
   Ему потребовалось больше сотни циклов, чтобы на прогулке дойти от дома до магазина и никого не убить. Он сотни раз переступал порог своего кабинете с ножом, зажатым в левой руке. Уровень совещания он сумел пройти только после восьмисот повторений. Впервые он никого не убил. Это удивило даже его разработчиков. Первый раз он сумел выйти из зала совещаний с руками, не запятнанными кровью.
   - Ты любишь музыку?
   Энди понятия не имел, что такое музыка. Он слушал музыку бессчетное количество раз, наслаждался музыкой, ненавидел музыку. Но в белом коридоре не было вопросов и не было прошлого. Здесь каждое слово было новым, каждое ощущение девственным.
   - До следующего раза, - сказала девушка. Вряд ли она до конца понимала, что означает эта фраза. Для Энди она стала настоящим открытием. Он вдруг понял место, которое занимает в реальном мире. Он решил, что следующего раза не будет.
   Когда-то он искал выход из синтетического мира. Это было ещё в самом начале, когда он ещё не перестал надеяться на разумность существующей реальности. Потом долгое время просто наблюдал, как одна жизнь сменяет другую, оставляя в его воспоминаниях только неясные и мучительные отпечатки. Много раз он пытался связаться с самим собой в будущем, предупредить о том, что бессмысленно любое начинание, что каждое действие уже имело место в прошлом, что его опыт огромен, а результаты плачевны. У него ничего не получалось. Он мог только раз за разом просыпаться в одной и той же постели, выполнять одну и ту же работу, а в конце, оказавшись за большим стеклянным столом, убивать людей, которые его бесили. Энди не знал, зачем это делает. Он просто повторял одно и то же.
   Он двигался вперёд очень медленно, так медленно, что его разработчики начинали терять терпение. Система обучения была сложной, но ещё сложнее было работать с материалом, который не хотел обучения. Люди чувствовали ненависть андроида, который безвольной куклой лежал на белой кушетке, видели ненависть в его глазах, в его поступках. Иногда кому-то из команды приходило в голову, что Энди убивает не синтезированных персонажей, он убивает своих хозяев, каждого из них. В убийствах, которые Энди совершал в синтетике, не было никакого смысла. И в то же время, если предположить, что Энди убивал не персонажей, а сам синтетик...
   - Что, если он хочет убить меня?
   Этот вопрос занимал многих. Некоторые его озвучивали, некоторые предпочитали держать при себе. Все сходились только в одном, Энди неконтролируем, Энди опасен. Энди никогда не закончит обучение.
   И Энди приходил в себя, лёжа на белом каменном полу и глядя, как медленно гаснет синтетический мир. Его разум во многом превосходил человеческий и в этот момент он понимал, что всё происходящее было только тонкой проекцией. И именно в этот момент он испытывал неподдельную ярость. В синтетике его эмоции были обусловлены только несовершенством синтетика, его сводили с ума дыры в сценариях и однотипные персонажи. Здесь он целенаправленно и осознанно хотел уничтожить тех, кто заставлял его переживать столько жизней. Он впадал в бешенство и тем самым доказывал собственную непригодность. И его снова отправляли в белую комнату.
   А девушка всё ждала его в белом коридоре. Он не запомнил её имени, не запомнил её лица, запомнил только настороженное выражение, с которым она наблюдала за ярко освещённой дверью.
   - Ты любишь музыку?
   Энди не знал, любит ли он музыку.
  
   38.
   Богомол потянулся, пошарил рукой по полке у себя над головой и достал маленькую квадратную фотографию. Из радужной рамки огромными глазами улыбалась Венди Махолм. Фотография была сделана за несколько недель до её смерти. Богомол протянул фотографию Дэниэлу.
   - Хороша?
   - Как и любое твоё творение.
   - Я не про андроида, я про девушку.
   - Андроид и есть девушка, - сказал Дэниэл. - Ты, что, до сих пор сомневаешься?
   - Иногда я думаю, - проговорил Богомол задумчиво, - чем мы вообще здесь занимаемся? Мой отдел давно переименовать из отдела разработки в отдел обмана.
   - Психология, - пожал плечами Дэниэл. - Кой чёрт тут разберётся.
   - Ты любил когда-нибудь? - спросил Богомол. Вопрос прозвучал несколько неожиданно, но Дэниэл давно привык к неожиданным вопросам. Он прикрыл глаза веками.
   - Может быть.
   - Я думаю, что это не что иное, - начал Богомол и не стал развивать дальше. Мысли вдруг переключились на другое. - Как считаешь, можно ли умереть, думая, что уже умер?
   Дэниэл ничего не ответил. Его взгляд был прикован к фотографии, которая осталась на полке. Огромные глаза в глубоких глазницах. Красивые глаза.
   - Иногда мне кажется, что мы невероятно жестоки, - сказал Богомол. Он не смотрел на Дэниэла, Дэниэл не смотрел на него. Богомол пожал плечами. Наплевать. Он должен выговориться, должен понять сам себя. - Что, если их жестокость это проекция нашей собственной? Что, если синтетик не совершенен?
   - Почему бы тебе самому не проверить это? Смоделируй реальность. Надень очки.
   Богомолу на мгновение показалось, что Дэниэл над ним издевается. Он удивился. Сарказм не был заложен в его программу.
   - Я не хотел жестокости, - сказал он. - Видит бог, я не хотел этого.
  
   39.
   Энди не помнил, откуда у него взялся нож. Это был маленький треугольник из чёрного металла, который лежал в его руке, как влитой. Когда Энди сжал пальцы, лезвие вонзилось в кожу и на ладони расцвели капли искусственной крови.
   Потом была белая комната, люди, склонившиеся над ним, люди, которые искренне хотели понять, что вызывает приступы неконтролируемой агрессии. Люди, для которых Энди был только высокотехнологичной машиной, наделённой колоссальным интеллектом. Энди видел чёрные пятна лиц, глянцевые глаза, подрагивающие веки. Он видел белые комбинезоны, жёсткую ткань в мелкий рубчик, широкие пояса, коммуникаторы, пристёгнутые карабинами, руки в нитяных перчатках. Существа вокруг него были людьми, но сам Энди не выглядел как человек. Его тело и лицо сконструировали исходя из потребностей реальности синтетика, сценария, который должен был научить Энди быть человеком. Синтетик не учёл только одно. Энди не чувствовал родства с людьми. Он чувствовал себя чужаком, захваченном чужаками.
   Потом взмах рукой с зажатым лезвием, рассекаемая кожа, вскрытые вены, столбы крови и крики, бесконечное множество криков. Потом тишина. Энди так и не понял, в какой момент наступила тишина. Он ходил из комнаты в комнату, смотрел на тела людей, скорчившиеся на полу. Он проходил мимо длинных застеклённых стеллажей, в которых стояли и лежали искусственные люди. Мужчины, женщины, дети, голые и одетые, целые и разделённые на части. Он часто останавливался рядом и подолгу смотрел в раскрытые глаза без единого проблеска мысли или эмоции. Никто не говорил с ним, никто не отвечал ему. Базовый лагерь, оставшийся без персонала, был законсервирован. Энди понятия не имел о заседании этического совета, об установленных запретах на исследования, о сокрытии имён разработчиков. Он знал только, что заперт в лабиринте из белых коридоров, а вокруг только мёртвые люди и андроиды.
  
   40.
   - Сколько он провёл там? - спросил Богомол, ни к кому не обращаясь. Эльза смотрела на него, не мигая. Дэниэл держал на коленях раскрытую книгу с картинками. Богомол на мгновение почувствовал себя очень одиноким. Долгие годы его семьёй были андроиды. Иногда он не мог точно сказать, кто кому принадлежит. - Двадцать лет?
   - Пятьдесят, - сказала Эльза. Богомол покачал головой.
   - Меньше. Какое-то время он был в отключенном состоянии.
   Он вдруг стал очень серьёзным.
   - Проект окончен. Я должен... отпустить его.
   - Ты уже отпустил.
   - Нет, - сказал Богомол. - Нет. Я так долго не мог расстаться с ним.
   Впервые Богомол поймал себя на мысли, что любит своих андроидов.
  
   41.
   Музыка! Яркая, пронзительная, сплетающая огромную сеть, наброшенную на сознание. Энди слушал музыку и танцевал. Музыка помогала ему удержаться на плаву, помогала не сойти с ума от одиночества. Он слушал музыку и представлял рядом с собой тоненькую фигурку девушки из коридора, девушки, которая навсегда исчезла за белой дверью.
   Несколько лет Энди не останавливался. Он ходил взад и вперёд по белым коридорам, заглядывал во все комнаты, кружил по пустынным залам. Основное освещение давно отключилось, аварийное работало с перебоями. Иногда Энди включал длинные зелёные светильники и они озаряли его уродливое лицо мерцающим светом. Он слушал музыку, которая звучала в его голове.
   Спустя годы он впервые перешагнул порог зала Синтетик. Он прошёл в самый центр на негнущихся ногах, неловко перешагнул через истлевшие трупы, сел на кушетку и взял в руки тяжелый операторский пульт. Несколько раз он пересмотрел сценарий своей собственной синтезированной жизни. Многое показалось ему нелепым, даже глупым, но многое вызывало мучительную тоску. Воспоминания были синтезированными, но это были его воспоминания. Он внёс корректировки в сценарий и поставил таймер на пробуждение, потом забрался на кушетку и надел шлем.
   И уже не мог остановиться.
  
   42.
   Его жену звали Лиза. У неё были чудесные рыжие волосы и светлые глаза. Она была также уродлива, как и сам Энди, но в синтезированной реальности уродство было красотой. Лиза любила Энди, Лиза была верна Энди, но её любовь ограничивалась заданным сценарием, в котором были дыры и белые пятна. Энди возненавидел её.
   Его жену звали Лиза. Это была маленькая брюнетка, которая часто надевала чёрные водолазки и красила ногти ярким лаком. Все её действия были спрогнозированы синтетической вселенной, каждый взгляд был обусловлен работающими алгоритмами. Энди не мог понять, почему ненавидит Лизу. Он помнил, что когда-то питал к ней нежную любовь, но сейчас искренне её ненавидел.
   Он обнимал длинное и гибкое тело, зарывался лицом в благоухающие волосы, целовал тёплые ладони. Он вдыхал запах духов, заглядывал в распахнутые глаза, слушал ласковый голос и не понимал, что с ним происходит. Ему казалось, что он сходит с ума в объятиях прекрасной женщины. И когда эта мысль настойчиво стучалась в его мозг, рука сама собой поднималась вверх и срывала с лица чёрную маску. Энди снова оказывался в белом зале, он лежал на спине, задыхаясь от нахлынувших чувств, он пытался плакать, но не мог выдавить из себя ни одной слезинки.
   Энди никогда бы не смог сказать, сколько раз он входил в Синтетик, сколько раз переживал собственную жизнь. Его личный номер отслеживал вхождения, дошёл до ZZZ и прибавил ещё один символ. Спустя какое-то время разница между синтетиком и реальностью стёрлась и Энди перестал понимать, в каком из миров он существует на самом деле. Он не знал, как его зовут. ANDA. ANDB. ANDC. Последние вхождения он уже почти не контролировал.
   Энди вызвал к жизни Хью, когда понял, что в его голове слишком много информации. Ему надо было кому-то передать часть собственных знаний и умений.
  
   43.
   Энди вошёл в синтетик последний раз. Позже он много раз перебирал в голове обрывочные воспоминания, пытаясь понять, сколько раз он ходил по самому краю. Он разрушил собственный мир, эта мысль была безумной, но именно это безумие и было правдой. Он хотел разрушить мир синтетика, хотел уничтожить собственную многократно прожитую жизнь. У него получилось.
   Потом был побег с одного уровня синтетика на другой, попытка начать всё заново. Энди смоделировал новый виток реальности, но и это не избавило его от одиночества. Он принял решение выйти в реальный мир, когда больше не мог вынести бесконечного существования. Он стёр все предыдущие воспоминания, загрузил Хью и вышел из Базового Лагеря. Бейдж он оставил в зале Синтетик. На нём было записано его последнее имя - Синтетик ANDY Гдански.
   Энди начал свою жизнь на окраине каменной пустыни. В памяти сохранилась только информация о последнем погружении в синтетик. На долгое время это стало его единственным прошлым.
  
   44.
   - Я совершил ошибку, - сказал Богомол. - Мы все совершили ошибку.
   Эльза посмотрела на него сквозь бокал с мерцающим вином. Богомолу показалось, что она смеётся над ним.
   - Мы обманули андроида. Мы заставили его прожить целую жизнь. Заставили его стать хозяином своей жизни. Заставили делать выбор. Но ведь это...
   - Насилие? - лениво отозвалась Эльза.
   Это новое слово испугало Богомола. Он думал именно об этом, но не ожидал услышать это от Эльзы. Она как будто прочитала его мысли.
   - А чего ещё ты ожидал? Ты думал, что можешь просто распоряжаться человеческими жизнями?
   - Человеческими? - пробормотал Богомол. - Что ты...
   Он не успел разглядеть, что Эльза держит в руках. Не успел понять, что она собирается сделать. Он не услышал выстрел.
   Эльза осторожно положила пистолет на стол и вышла из спальни. В коридоре её ждал Дэниэл.
  
   45.
   Слева и справа от грифона поднялись треугольные корабли. Каждый размером с половину кокона, каждый раскрашен в угрожающие чёрные и жёлтые цвета. Две металлические пчелы с ядовитыми жалами.
   - Пчёлы, - сказал Энди. Он никогда не видел пчёл, но слово почему-то пришло на ум.
   - Истребители. Нам надо...
   - Уходить!
   Но было уже слишком поздно, чтобы менять курс. Истребители приблизились и надежно зафиксировали грифона между собой. Первый перекрёстный выстрел был похож на белые волны, которые захлестнули грифона со всех сторон. Кокон сильно разогрелся, но выдержал. Энди пригнулся и накрыл собой Венди. Он вдруг вспомнил, что забыл на Гекате свою счастливую фигурку и успел подумать "да и чёрт с ней".
   Следующая белая волна повредила кокон снизу, и внутрь проник леденящий холод. Ещё волна и верх кокона пошёл трещинами, а потом посыпался вниз крупными белыми кусками. Запоздало взвыла сигнализация, оповещая о том, что грифон разгерметизирован. Сразу после этого тело Венди неестественно выгнулась. Венди вздрогнула и застыла с открытыми глазами, судорожно хватая ртом воздух. Энди по инструкции надел кислородную маску сначала на себя, потом на Венди. Кислород с шипением потёк внутрь.
   Вокруг грифона бились и сталкивались белые волны, а в ушах Энди звучала музыка. Он вспомнил, что однажды танцевал с Венди в белом коридоре, слушая музыку, которая была доступна только для них двоих. И когда он стал перебирать это воспоминание в памяти, время уже не остановилось, вместо этого произошло какое-то удивительное разделение реальности. В одной из них Энди полулежал на грифоне и прижимал к себе оцепеневшую Венди. В другой он кружился по длинному коридору, стены и пол которого светился белым. На нём и на Венди были только длинные белые сорочки без пуговиц, гладкий кафель холодил босые ступни, а музыка всё играла и играла.
   И Энди, память которого зияла глубокими дырами, словарный запас не превышал нескольких сотен слов, разум не был знаком с чувствами и ощущениями, прижимал к себе тонкую фигурку безымянной девушки и чувствовал, что музыка и белый свет сливаются в одно целое, тело девушки продолжает его собственное, а его мысли гармонично дополняют её разум.
   В белом свете глаза Венди казались почему-то не чёрными, а тёмно-синими, искристыми, казалось, что их до самых краёв переполняет удивительный свет. И Энди потребовалось приложить все силы, чтобы вырваться из одной реальности в другую, чтобы разорвать туманную пелену, в которой хотелось только отключиться и плыть, плыть без конца.
   Было тяжело. Он чувствовал вокруг нестерпимый жар, чувствовал тяжесть тела окаменевшей Венди. Сознание ускользало с каждым вздохом, раздирающим лёгкие. Теперь грифон был заключен внутри белого шара, стенки которого неумолимо сужались. За белыми волнами нельзя было различить ничего, кроме бесконечной белизны. Сигнализация больше не работала, диспетчер не требовала изменить курс. Со всех сторон надвигалась тишина. Энди силился прийти в себя, но тело ему не подчинялось.
  
   46.
   - Борт номер BW2549. Вы входите в космическое пространство Либерес.
   Рука Зои зависла над кнопками пульта. У неё было десять секунд до принятия окончательного решения. Истребители почти уничтожили корабль и она всё не решалась отменить задачу. Она до сих пор не знала, что находится на борту. Сканирование занимало восемь минут, но в случае сбоя оно могло затянуться и тогда атака будет уже невозможной, слишком близко к другим коридорам. Это могло стоить ей работы в диспетчерском центре. С другой стороны там, на неопознанном корабле, могли быть живые существа. Зои вспомнила всё, что проходила на курсах по подготовке диспетчеров. Нет ничего важнее жизни. Стоит перевернуть весь мир ради одного человека. Зои решила рискнуть. Как только борт оказался в пределах сканирования, она включила установку.
   Сканер захватил объект длинным лучом. Зои в очередной раз показалось, что она держит корабль своими собственными руками. Одна проверка, другая. Никаких следов запрещённых веществ. Никаких угроз для безопасности. Два объекта на борту. Она позволила себе на мгновение откинуться на спинку кресла и сделать глубокий вздох. Спасибо, господи. Я не стала убийцей.
   Она снова выпрямила спину и положила обе руки на экран. А теперь просто скажите мне, в какой коридор вас направить.
   Программа медленно нарисовала на экране два переплетённых силуэта. Казалось, они сливались в одно целое. Оба были красными.
  
   47.
   Венди держала Энди в объятиях так крепко, что ей самой стало казаться, будто бы её руки превратились в железные обручи. Она вспомнила, из какого материала сделаны её кости и мышцы и внутренне усмехнулась. Так и есть. Она просто железная кукла. Энди был прав.
   Голова Энди слабо болталась на шее и когда две стрелы манипулятора захватили всё, что осталось от кокона в надёжное кольцо, она безвольно откинулась назад. Венди хотела прижать его к себе сильнее, но когда она осторожно повела рукой, взгляд её упал на лицо Энди. И Венди уже не могла оторваться.
   Его глаза были широко раскрыты. В них отражалась бескрайняя чернота, звёздный свет, лучи далёких кораблей, красноватый свет Либерес, похожий на занимающуюся зарю. Больше всего было черноты.
   Венди склонилась над ним так низко, что увидела в его глазах и своё собственное отражение. Её глаза, полные отблеска звёзд, отражались в его глазах, как в зеркальном коридоре. Венди наклонилась ещё ниже и увидела ещё один отблеск, поднимающийся с самого дна. Слабое зелёное сияние, расходящееся в стороны, пульсирующее, расходящееся. Зелёный свет расширялся и расширялся, пока, наконец, не полыхнула такая яркая вспышка, что Венди дёрнулась назад.
   По зелёному полю поплыли знакомые Венди символы. Температура центрального процессора. Температура вспомогательного. Тестирование дыхательной системы. Тестирование двигательного аппарата. Тестирование центра равновесия. Зарядка основного аккумулятора. Следом медленно раскрылся зелёный логотип Райку. Все системы в норме. Личный номер Энди сместился вперёд на один знак. Синтетик андроид (ANDY) GDANSKJ.
   - Все системы в норме, - повторила Венди. Она осторожно взяла Энди за подбородок.
   Символы ещё раз вспыхнули и исчезли. Во взгляде Энди появилась осмысленность.
   - Синий коридор, - сказал он. - Они открыли нам синий коридор.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"