Сидели на Манежной, курили заморские сигарки, выслушивали многочисленные предложения сексуальных услуг мальчиков и девочек, всё отвергли, это было не кстати, да и не в нашем стиле. Смотрели на кровавую луну, угрожающе зависшую где-то над Кропоткинской, возможно чуть дальше. Три человека, посидели ещё немного, даже выпили чего-то, решили пора, спустились в метро и разошлись - три человека, три рукава переходов, каждый поехал на свою окраину. Смертельно тоскливо, как всегда, величественные пустынные залы, лишь без тронов и благородных кровей персонажей, всё оглашается стонами виолончелей из орущих на пределе наушников.
Оказываюсь в поезде, вокруг замечаю ещё несколько путников в никуда, но даже (здесь следовало бы воскликнуть "о боже") мне их рожи кажутся слишком унылыми, слишком тоскливыми, слишком никчёмными. Ох как не хочется быть похожим на эти отвратные рожи, до боли в висках и онемения клапанов сердца. Насилую мышцы лица в попытке улыбаться, не желаю быть похожим на эти мерзкие рожи. Видимо неудачно, совсем что-то не то получается, раз эти рожи начали на меня косить своими отталкивающе мелко-хищническими крысиными бусинами. Да ведь это морлоки, страшно подумать, что я среди них, а ещё хуже, что не могу вырваться из этого мешка.
Ура, моя остановка, пересадка, опять виолончели, опять голова сжимается между пульсирующих в экстазе динамиков - готика-классика-этника, всё в едином порыве хоть немного отвлекает от зрелищ этих морд, они повсюду, меня же здесь почти нет. Я где-то между ядром и стратосферой, везде, жаль что только "почти", проклятое тело мешает, всё ему неймётся - то спать не хочет, то есть, то жить, какое уж тут летать или проникать сквозь слои базальта.
Небольшой фрик-эксперимент: захожу в вагон, морд немного, но всё же есть десятка два. Я начинаю ходить вдоль вагона туда-сюда, туда-сюда, пока морды не замечают аномалии, вскоре отрывают взгляды от игрушек в мобильниках и сцепленных на промежностях пальцах, изучают меня. Те которые едут по двое или трое начинают ухмыляться и даже осмеливаются ржать, а одиночки никогда не осмеливаются этого делать, даже если вдвое шире меня в плечах и копытах. Почему-то. Ещё остановка, не моя, просто перехожу в другой вагон, там ко мне ещё не воспылали горячей вагонной любовью, веду себя прилично, опять меняю вагон, потом ещё, ещё разок, пока не приходит конец пути, ветки и практически всего вечера.
Взлетаю по лестнице, вконец ошалевшие виолончели добивают мои перепонки - хрен с ними, у меня внутри уже давно разрушились вещи поважнее перепонок. Беречь их это почти как покрепче держать в руках фотоаппарат в стремительно падающем вниз самолёте, когда уже нет ни крыльев, ни надежды. Брось ты на хрен этот свой аппарат и молись скорее, на пару священных слов ещё найдётся пара мгновений, бог выделил тебе их специально, что бы ты помолился. Чёрт с ним с самолётом, не об этом сейчас...
Я на улице, ночь, почти никого, луны нет, ничего нет, совершенно ничего нет, точнее нет ничего такого, что бы с уверенностью можно было сказать, что здесь есть хоть что-то. Звёзды! До хрена! Даже сквозь смог и что там ещё зависло над головой. Звёзды как-то нехорошо разглядывают меня, их подозрительно много на подозрительно чёрном отравленном небе Москвы. Я понимаю - надо бежать, звёзды собрались обрушиться с неба и жадно впиться в мой воспалённый мозг. И я бегу, со всех ног, от самого метро и до самой двери, дышать не могу, пот ручьями, духота и всё такое, кто-то что-то кричал, я бежал ещё быстрее, судорожно извлекая предательски звенящую связку ключей, с ненавистью вонзаю ключи в двери, ноги в ступени.
И вот я в квартире, кошка орёт, беру её на руки, говорю "привет милая, ну что опять за вопли?". Хотя вопрос риторический. Трыньк-трыньк-трыньк, смс спрашивает как я добрался и всё ли нормально. "Vse OK, jivoy :)" отвечаю я без всякой уверенности в этом. Где же эта чёртова пачка сигарет...