Обычно такие истории случаются по ночам, ну или на худой конец, по вечерам, однако в данном случае дневной свет не делает сие происшествие менее зловещим.
Позволю себе небольшое отступление от событий, непосредственно повлиявших на написание этого рассказа. Речь в нем пойдет о самом обыкновенном упырьке, вампиреныше, облюбовавшем для своего житья старенькое кладбище, которое и на кладбище-то похоже не было, разве что то тут, то там мелькнет покрытый бурной, но неприглядной растительностью, кусок надгробия. Жил он там один-одинешенек, другие вампиры его не признавали, уж слишком он был какой-то неуклюжий, хотя, наверное, это слишком мягкое определение тех неприятностей, которые он доставил в начале своего вампирского послесмертия своим соседям-упырям. Да и кровопийцей он стал, можно сказать, совсем случайно, просто из-за своей врожденной невезучести он и умереть-то как следует не смог. Хотя, конечно, как у человека у него это вышло, да не совсем, и после укуса несчастного вампира, имени которого уже никто и не хочет вспоминать, он обречен влачить жалкое существование упыря-изгоя.
При жизни его звали Гордон, а в его бытность вампиром его называли исключительно "ходячая угроза", но это не слишком благозвучное сочетание, и по сему мы будем называть его именем, которое он носил, будучи простым смертным.
Гордон проводил ночи в поисках крыс и других грызунов, дабы утолить голод, однако и это нехитрое занятие частенько его подводило, отчего он исхудал чрезмерно и был бледнее и тщедушнее самого блеклого из вампиров. На то, чтобы попить человечьей кровушки, у него не хватало ни умения, ни смелости, впрочем, в дыре его обитания и людей-то днем с огнем не сыщешь. Днем же он пытался поспать, хотя и это у него не очень хорошо получалось, поскольку, являясь существом весьма беспокойным и вертлявым, он никак не мог следовать своей вампирской природе и вести противный себе образ послесмертия. А в те редкие часы, когда ему удавалось войти в состояние, напоминающее человеческий сон, он прятался в дупле от злого для его незагорелой кожи солнечного света. Вопреки расхожему мнению, в гробу он не спал, потому что был весьма брезглив и не мог занимать помещение, ранее принадлежавшее весьма неприглядным с виду личностям.
А теперь после краткого экскурса в вампирскую бытность можно прейти непосредственно к событиям, которые послужили целью написания сего опуса.
Так вот, как-то утром Гордон, как обычно, ползал по своим владениям, он приспособился существовать и при дневном свете, используя нехитрую конструкцию из дерева и лохмотьев, подобранных по крупицам с почивших. Со стороны это выглядело как самопередвигающийся шалаш, что было бы, в известной степени, забавно, если бы не было на самом деле так печально. Наконец, после долгих усилий вампиреныш дополз до границы кладбища, которое находилось на холме и, по обычаю, улегся там, наблюдая за развернувшейся внизу равниной. Гордон, хоть и был упырем, все же не был лишен некоторого подобия вампирской души, что позволяло ему чувствовать не только страх и голод, но также тоску и одиночество. Изредка проезжавшие вдали повозки с людьми вызывали у него известную неприязнь вкупе с завистью, все-таки обрывки воспоминаний о человечьей жизни были намного приятней нынешнего прозябания.
А в этот день он увидел сразу несколько средств передвижения людей, двигавшихся, что самое удивительное, в его сторону. Дороги, ведшей к кладбищу, не было, что навело вампира на мысль, что они идут за ним. Поддавшись позорному страху, он кинулся обратно в сердце своего вампирьева королевства, чтобы залечь в своем дупле поглубже. Конечно, где-то глубоко в его истлевшем мозгу промелькнула быстро-быстро мысль о возможной добыче, и его упырьская сущность затряслась от предвкушения, но в короткой борьбе победу нокаутом одержал липкий страх за свое никчемное существование. А человеческие существа тем временем приближались, и уже можно было различить их голоса. Гордон, затаившейся в своем дупле как улитка, стал прислушиваться, но все его попытки потерпели крах, и он ждал, когда они приблизятся.
Вскоре он смог разглядеть своих нежданных посетителей: среди них были как мужчины, так и женщины - всего их было семеро. Трое мужчин, трое женщин и старуха, показавшаяся даже упырю отвратительной. Все они были очень сосредоточены и немногословны, лица мужчин были изрезаны морщинами, а волосы женщин были покрыты сединой, несмотря на то, что выглядели они весьма молодо. Мрачная процессия дошла прямо до середины кладбища, где находились самые старые захоронения, которые, если присмотреться, образовывали что-то наподобие треугольника. Как назло они остановились в нескольких шагах от логова Гордона, и старуха страшным даже для вампира голосом закричала: "Я чую здесь смерть", и указала своим корявым пальцем прямо на дупло. Упырь чуть не обделался со страху, но, по счастью, процесс человеческого пищеварения был ему несвойственен. "Но здесь она повсюду, нет ничего странного, это же кладбище несправедливо убиенных, смерть здесь никогда не упокоится", - ответил ведьме один из мужчин. Она ничего не сказала в ответ, только скорчила еще более мерзкую физиономию и уселась на торчавшую корягу. Все остальные же занялись какими-то приготовлениями и не обращали более на нее никакого внимания.
Тем временем Гордон остался в убежище один на один со своими мыслями: "Ну, это же надо так угораздило-то, из всех прекрасных нетронутых кладбищ должен был выбрать именно это, не, куда это годиться, а? опять стал посмешищем, да если бы собратья узнали... хотя они бы и не удивились, наверное, рады были бы...ну, да ладно, надо лучше подумать, как выбираться отсюда, а это следует срочно сделать, особенно, если эти людишки пришли за тем, о чем я подумал... эх, пропащая моя душонка".
А солнце в это время, невзирая на возню внизу, близилось к зениту, гости Гордона ускорили свои приготовления и стали возбужденно о чем-то перешептываться. Постепенно их лица приобретали некую торжественность и на них явственно сказывалось нетерпение, предшествующее, очевидно, какому-то важному событию.
"Наконец-то, наконец-то, это осуществится, надеюсь, мы не зря так долго ждали и так тщательно готовились", - произнес мужчина, который чертил причудливые фигуры на земле.
Ему никто не ответил, но явственно чувствовалось, что остальные разделяют его восторг.
Гордон же размышлял о своем побеге, он знал, ну, или, по крайней мере, догадывался, чем ему сулят эти приготовления. Судя по всему, это сборище одержимых, как про себя называл их вампир, задумало созвать души всех жертв, которые, как, к сожалению, только теперь он понял, здесь обретались в не совсем упокоенном виде, точнее сказать, совсем неупокоенном. Эти наивные людишки полагали, что смогут заставить призраков служить собственным интересам, да вот только Гордон знал, что эти силы им не по зубам. Получив свободу, эти, жаждущие крови привидения, уже не подчинятся никому, будут сеять ужасы, смерть и прочее. Вампира, вообще, мало интересовала судьба человечества, поскольку, он давно не принадлежал к оному, однако всем известно, что призраки весьма и весьма недолюбливают упырей, не только как конкурентов в борьбе за слабую людскую душонку (хотя, по сути, кровососы довольствуются несколько другим), но и ... просто потому что так уж повелось.
Он решил дождаться начала ритуала и тогда уже начать действовать, надеясь на то, что увлеченные своими манипуляциями участники сего мероприятия попросту не заметят прошмыгнувшую тень.
Гордон не знал подробностей обряда, поэтому напряженно вглядывался в движения собравшихся. Его задача еще усложнялась тем, что день только разгорался, и солнце палило вовсю, для ночного народа это было сущее наказание. Гордон не мог обернуться в летучую мышь при свете дня, да и, к слову сказать, у него и без того это не шибко выходило, раз или два удалось, но взлететь эта мышь могла с трудом, в конце концов, он оставил всякие попытки превращения.
В это время сборище заметно оживилось и приступило к пению каких-то псалмов, или чего-то в этом роде, что было довольно заунывно и наводило тоску. Какие-то непонятные предметы были разложены как будто в определенном порядке внутри треугольника, образованного надгробиями. Гордон понимал, что времени у него не так много, что пора бежать, и стал потихоньку выбираться из убежища. Все шло хорошо, но тут, как назло, лохмотья его плаща зацепились за сук, торчавший чуть пониже дупла, и он с хрустом повис на нем, буквально в метре от земли. Широкая крона дерева прикрывала его от солнца, но столь неудобная поза не позволяла ему выпутаться, и упырь болтался в своих тряпках буквально на виду у погрузившейся в мрачное пение группы. Наконец, его усердие по выпутыванию было вознаграждено, и вампир плюхнулся самым неподобающим образом на землю и быстренько спрятался за дерево, но погруженные в себя сектанты не обратили на шум никакого внимания.
Гордон затаился, не зная, что делать, солнечный свет заливал все вокруг, а его плащ превратился в рваную тряпку. Пока он напрягал извилины по части того, как же выбраться из этой, становящейся весьма угрожающей ситуации, ритуал начал подходить к концу, и, земля по всему кладбищу начала зловеще вибрировать под ставшие уже невыносимыми стенания темного сборища. Вампир в последнем усилии, изрядно подгоняемый страхом, попытался обернуться хотя бы во что-нибудь, могущее побыстрее удрать из этого проклятого места.
Казалось бы, ему это удалось, но ненадолго, поскольку начавшие вырываться из своего заточения духи, буквально, заставили замереть его на месте. Он понял, что все потеряно и в последнем отчаянном усилии прыгнул в середину треугольника и прямо на лежащий там непонятный артефакт. По-видимому, ритуал не был завершен, и пронзительный визг призраков заполонил все пространство вокруг. Они стали постепенно втягиваться обратно в воронку, образованную прыгнувшим в середину Гордоном. Постепенно все души исчезли, а вызвавшие их к жизни пали жертвами их последней мести всему живому.
Что же случилось с вампиром неясно. Он просто исчез, попав в центр соединения сил. Мертв ли он окончательно или нет, никто не знает. Быть может в следующем повествовании и появиться несчастный упырь Гордон, волей-неволей спасший, ну, допустим, не все человечество, но все-таки значительную его часть.