Креймер Захар Яковлевич : другие произведения.

Мирослав Андреев

"Самиздат": [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:


 Ваша оценка:

  Со Славкой я познакомился, когда ему было 18 лет. Стихи писал он, конечно, классные.
  Жил он и во Фрунзе, где учился на филфаке, и во Пскове. Мать его жила в г. Рыбачье, ныне - г. Иссык-Куль. Однажды я поехал в командировку в г. Рыбачье, приехав в Рыбачье, встретил на железнодорожном вокзале Сашу Соколова, тоже с ЛИТО 'Горные Зори'. Оказалось, он приехал в гости к Мирославу. Вечером мы встретились и втроём до глубокой ночи наперебой читали стихи.
  Из Интернета я узнал, что его уже нет в живых. Вот что я нашёл о Славке в Интернете.
  
  http://vesti.lenta.ru/knigi/2000/08/10/andreev/
  поэт Мирослав Андреев был убит в этом году. Ему было сорок лет. Спустя полгода друзья издали сборник его избранных стихотворений.
  Фигура Андреева в определенном смысле - знаковая для всего псковского андеграунда (да и не только псковского). Он был соредактором самиздатского альманаха "Майя", в котором печатались не только местные, но также питерские поэты (такие как Олег Охапкин, Виктор Кривулин, Сергей Стратановский), неофициальные авторы из Фрунзе, Вильнюса, Кишинева (подробнее об альманахе - в "НЛО", ?34, 1998, в статье самого Андреева). Это издание представляло собой уникальную попытку провинциального, а не столичного взгляда на неподцензурную литературу. После смерти другого соредактора "Майи", поэта Евгения Шешолина, Андреев составил полное собрание его сочинений - в машинописи.
  "Высокий, тощий, как бы "мослатый", с откинутой назад головой, жесткими русыми "патлами" схожий с любимым им Дж. Моррисоном, синими глазами будто всегда смотрящий вдаль, оттого что вечно сломаны или утеряны очки - Мирослав читал стихи, как мантры, но чуть агрессивнее, - завороженно следуя ритму," - пишет в предисловии к "Дремучей лавке" еще один значительный деятель псковского андеграунда Всеволод Рожнятовский. Судя по всему, Андреев был поэтом стихийным, чем-то вроде Леонида Губанова (только на поколение младше), - оттого его тексты оставляют впечатление своего рода "непричесанности", и притом не сознательной, а вынужденной. Громоздкие и расплывчатые стихотворения не свободны от провисаний, проборматываний, но часто встречаются и действительно удачные фрагменты:
  На Древе Жизни зайчики плясали,
  Бахвалились лениво небеса...
  ("High! /II/")
  Я - гражданин эпохи троглодитов,
  Дитя луны и дыма, мак жую,
  Запью, завороженный, и пою,
  Но беден слог, мелодия избита.
  ("Записки двойника")
  И вот, когда был выкопан подвал,
  Достаточно глубоким для печали,
  Наш горбоносый спутник обещал
  Не углублять губительные дали...
  ("Дремучая лавка")
  Или вот еще - дань увлечению восточной поэзией (ею переболели, кажется, очень многие самиздатские авторы той эпохи), изящное псевдохайку:
  В детском парке вдруг
  Заиграет Beatles -
  Счастье! Первый снег.
  Мирослав Андреев, конечно же, поэт не первого ряда, но поэт интересный и, как писали в советских предисловиях, "самобытный". Во всяком случае, любое издание "малых поэтов" советского андеграунда надо приветствовать и поощрять, хотя, увы, все чаще подобные издания оказываются посмертными.
  
  Вот стихи М.Андреева, которые хранятся в моём архиве.
  
  Мирослав Андреев
  
  * * *
  
  Тебе последний мой секрет
  Откроет сердце:
  В моём шкафу живёт скелет
  За шаткой дверцей.
  
  Был жёлтый день. И осень шла,
  Сентябрь резвился.
  С двадцать четвёртого числа
  Он поселился.
  
  Вошёл - и в шкаф, и озорной
  Натуре верен:
  Спокоен днём, но в час ночной
  Скребётся в двери.
  
  Потом смеётся. Этот смех
  Протяжный, тихий.
  По кабинету без помех
  Летает лихо.
  
  Мне успокаивать его -
  Сплошная мука:
  А вдруг открою дверь, а он
  Откусит руку.
  
  Тебе последний мой секрет
  Откроет сердце:
  В моём шкафу живёт скелет
  За шаткой дверцей.
  
  
  Поэма TERRA INCOGNITA - 1. Она мне очень нравится, в ней есть какая-то завораживающая магия.
  
  
  TERRA INCOGNITA - 1
  
   Поэма
  
   "Я всю жизнь мечтаю подсмотреть,
   что делается в моей комнате, когда
   меня там нет'.
   М. Андреев
  
   "Почему ж я скучаю? Иль берег мне мил?
   Парапетов Европы фамильная дрёма?
   Я, что мог лишь томиться, за тысячу миль
   Чуя течку слоновью и тягу Мальстрёма'.
   А. Рембо
  
  Солнце машет 'Прощай!' Качается, словно кадило,
  Уходя по снегам,
  Всё уходит по красным снегам...
  В нашем тихом саду
  Все деревья морозом сгубило.
  Заменить надо в комнате несколько рам.
  
  Опоздал я опять,
  Очарованный жизнью осенней.
  Вот зима на дворе - заменить бы картины на стенах,
  Надо б выбросить книги
  На скрипучий чердак,
  А потом уж смотреть на озёрную жёлтую пену,
  На закат, на встревоженных волн кавардак.
  
  Помнишь женщин на пляже?
  Глаза зелены под очками,
  Улыбаются лица,
  И тянутся руки за нами.
  Помнишь вечер июльский?
  Пятнадцать разнеженных женщин
  Допивают вино
  И закатом их праздник увенчан.
  
  Вспомнив их, загрустил,
  Закурил ароматное зелье.
  Лёг. Ресницы прикрыл,
  И унынье плывёт над постелью.
  Почему я грущу?
  Словно слышен мне хор погребальный,
  Или флейты мотив,
  Пролетевший печально, печально...
  Потому что в душе у меня
  Трижды пять одиноких застроек,
  Ходит ветер, смеясь
  В них
  И смех его долог и горек.
  
  Помнишь, снились нам сны, где мы плавно и долго летали,
  Но по прихоти лет никогда не вернуться тем снам,
  В наших душах живёт коронованный призрак печали,
  И к земле приковал, и летать запрещает он нам.
  
  В нашем тихом саду
  Висит на ветвях облетевших
  Темнота. И во льду
  Слёзы острые мёртвых черешен.
  О, как тих этот сад,
  Захлебнувшийся кровью! Но если
  Плотно веки прижать,
  Ты услышишь старинные песни,
  Все великие тайны
  Всех времён по тропинкам не бродят, -
  Задремали в саду
  В колыхании тихих мелодий,
  Словно сад переехал
  На полотна старинных картин,
  А картины ожили -
  Я случайно заметил их жизнь,
  Я люблю ту страну:
  Там руины и древние парки,
  Там отходит ко сну,
  И зевает огромная арка,
  Там в дворцах распевают тяжёлые капли фонтана,
  Там по жезлу монарха бесстрастно бредёт муравей,
  Каравеллы привозят сокровища из Индостана,
  И герольды трубят во все щёки среди площадей.
  
  Не один уже лист, не одну мы тетрадь исписали
  И о свойствах тоски, и о том, как приятно гулять
  В зеленеющем парке, где статую чью-то украли
  Позапрошлой зимой и кому-то пытались продать.
  Ха-ха-ха! - мы отметим, прочтя чьи- нибудь пасторали,
  Мы бывали в полях - там не так, там не так, там не так...
  Поселился в душе коронованный призрак печали
  И бормочет: 'Пиши о запретном полёте, дурак!'
  
  Я припал к тишине,
  Отказавшись от долгого взгляда,
  Ощущаю, как сон выбирается тихо из сада,
  И уходит, скорбя до прихода январского утра.
  Ночь, как негр
  По полям,
  Где стоят погребальные урны.
  
  Может быть, ночь возьмёт
  И меня за то множество строчек,
  Где все звуки о ней,
  И все буквы пропитаны ночью.
  
  ...Я за нею уйду,
  Моя мысль поплывёт в утлой лодке
  По извилинам мозга.
  Поплывёт по каналам Египта.
  Этой ночью уйду
  И, если дано мне вернуться,
  Положу всё, что видел,
  В поэму, как ложечку в блюдце,
  Этой ночью пойдёт,
  Как по сцене театра абсурда,
  Моя длинная тень - я душою её назову.
  Там за окнами тьма,
  Там за окнами тьма без предела,
  Если утро настанет, -
  Я вернусь, задремавшее тело.
  
  Никогда - и зачем? - не добраться к заоблачным далям,
  Но однажды какой-то нам всё-таки нужен полёт.
  В наших душах живёт коронованный призрак печали,
  Колет сердце наточенной шпагой и песни поёт.
  
  Но уносится ночь
  В страну безысходного детства,
  Где весёлая старость
  Его на пускает погреться.
  У огромных костров
  Собираются смутные мысли,
  А на ветках дубов
  Нерождённые звуки повисли.
  Порой слышен намёк,
  Божественный и развратный,
  Под словами рабынь,
  Изнеженностью Клеопатры.
  И медлительный звон -
  В нём ни тени, ни звука о горе,
  Говорит - всех времён
  Наслажденья на экстренном сборе.
  
  А в оставленном доме
  Безвременье наступило,
  Опустевшее небо
  Нависает, как крест над могилой.
  
  У костра буду греться
  В обнимку с покорной кокоткой,
  Но вернусь, моё сердце,
  Сжатое спазмой щекотки.
  Я вернусь к тебе утром,
  Если утру всё-таки сбыться,
  Но твой бешеный хохот
  Не даёт до конца мне забыться.
  Я вернусь,
  Но пока,
  Запах моря вдыхая,
  Кончиками пальцев ощущая прибой,
  Я лежу на песке. Надо мною летают
  Чайки многоголосой гурьбой.
  
  А в оставленном доме
  Безвременье наступило,
  Опустевшее небо
  Нависает, как крест над могилой.
  А в оставленном доме
  Моё тело лежит бездыханным,
  Моё сердце хохочет,
  А хохот безумный и пьяный.
  Ровно в полночь в том доме включается кем-то приёмник,
  И сквозь окна и двери влетает гостей хоровод,
  И садятся за стол, а их руки и лица бескровны,
  Они слушают музыку, ждут терпеливо, и вот
  Коронованный призрак выходит на волю и тихо
  Чёрный плащ свой снимает, на спинку дивана кладёт,
  И, царапая шпагой шкафы, он в такт музыке лихо
  Пляшет и песни,
  Унылые песни поёт.
  Я вернусь к тебе утром,
  Моё задремавшее тело,
  Но пока я один,
  И шуршит бирюзовый прибой,
  Он выносит на берег
  Тысячи маленьких раковин,
  Они запахом напоминают
  Нашего сада плоды.
  
  Помнишь сад в сентябре,
  Когда снег неожиданно выпал.
  И наставил на яблоках печати грядущей зимы?
  Так закрой же глаза, попытайся припомнить тот запах,
  Запах розовых яблок, -
  Тогда уже таял и капал
  Ранний снег,
  И наш дом, покосившийся набок
  Хлюпал в чёрную грязь.
  И если случится
  Так, что в точности вспомнишь,
  То вместе со мной,
  Однажды увидишь прибой бирюзовый
  Услышишь гудящий прибой...
  
  Ведь ты тоже их тех, кто не видел в реальности моря.
  
  Стоит только представить...
  Однажды шумящие ветки
  Превратятся в шумящие волны,
  В зелёные, в чёрные волны...
  
  Здесь порою на берег приходит большая волна
  И подносит водорослей зелёные водоросли.
  В каюте души поёт скитаний струна,
  А паруса залатаны полностью.
  Час назад провожали меня ласковым словом
  Пятнадцать солёногрудых наяд,
  Они пели песни и песни, сливались над молом
  С ликованием чаек, всего час назад
  Здесь на отмели жёлтой за талию схвачено лето,
  С ним в обнимку корабль! Дорога твоя далека,
  Но какою-то ночью сквозь полог июньского ветра
  Мне в глаза брызнет пламя недремлющего маяка.
  Он из тех, он из тех, что уже не однажды мешали
  Завершить полным счастьем мечты сокровенной полёт.
  В НАШИХ ДУШАХ ЖИВЁТ КОРОНОВАННЫЙ ПРИЗРАК ПЕЧАЛИ,
  КОЛЕТ СЕРДЦЕ НАТОЧЕННОЙ ШПАГОЙ И ПЕСНИ ПОЁТ.
  Колет сердце, царапает, к смеху безумному клонит,
  Через море кричит мне, что сердце ведь тоже из тех,
  Торопись, мой корабль, быть может, уйдёшь от погони,
  И на рифе смертельном отвечу я смехом на смех.
  
  Вот опять мы над книгой спокойно прикончили время,
  Мы вживаемся в образ, а образ вживается в нас,
  Но любимый герой
  Превращается в тяжкое бремя,
  Воскрешённый однажды,
  Посаженный нами на трон.
  Он над сердцем парит,
  На дороге мечты и порыва,
  Словно совесть встаёт и готов раскроить тебе грудь,
  Но укором своим он однажды у края обрыва
  Соблазнит меня в бездну направить насмешливый путь.
  И я буду лететь,
  Чтоб заметить в лице его ужас,
  Я готов не такую в сознании выкормить мысль.
  Но тропа у обрыва становится уже и уже,
  Впереди - пустота, -
  Хоть за прошлое снова держись.
  Неужели назад?
  Моя тень замерла, онемела,
  Не колеблема морем, терзаема снегом огня,
  Неужели вернусь я опять к тебе, мёртвое тело,
  Неужели я в зеркале снова увижу своё взгляд?
  В нашем тихом саду
  Ожидание утра и света,
  В моей брошенной комнате
  Так без меня хорошо!
  Неужели вернусь, неужели мне будет приветом
  Ощущенье того, что в меня снова кто-то вошёл?
  
  Я конечно, обманут.
  Конечно же, ветер озёрный
  Обнимал меня ночью, конечно же умерший сад
  Приносил вместе с ветром мне в душу свой запах тлетворный,
  И куда тем пятнадцати до крепкотелых наяд!
  
  Овевающий урны
  Зимний ветер вернувшийся горек
  В своём смехе и мной
  Ощущается вдвое сильней,
  Потому что в душе у меня
  Трижды пять одиноких застроек...
  
  Где-то там, далеко к жезлу пригвождён муравей.
  
  Возвращается солнце и снежные хмурые дали
  Красит в розовый цвет. Облака кавалькадой идут.
  В наших душах живёт коронованный призрак печали,
  Коронованный принц,
  Чёрный принц -
  Его - Гамлет зовут.
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
Э.Бланк "Пленница чужого мира" О.Копылова "Невеста звездного принца" А.Позин "Меч Тамерлана.Крестьянский сын,дворянская дочь"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"