- Мерзко, - оборачивается ко мне Багор. - Может, не пойдем сегодня?
- Пойдем. Лучше уже не будет. Похолодает еще - придется ждать пока залив не встанет. Пойдем сегодня.
- Не лежит душа, - отвечает он, покорно сталкивая лодку. - Не стоит ходить, задницей чую.
- Вчера не пошли. Позавчера тоже не пошли.
Молчит. Берется за весло. Я делаю шаг - судно покачивается - промахиваюсь, падаю на колени. Брызги. В отворот болотного сапога затекает вода. Чертыхаюсь, залезаю, сажусь на корме.
- Не стоит ходить, - констатирует Багор, отталкиваясь веслом от донного песка.
Узкая треугольная бухта начинает расширяться, заболоченные берега расползаются в стороны. Слева - мыс, справа резко уходящий на север край острова, на котором в мутном бульоне мороси уже не различить деревни. Дальше - открытая вода. Два часа в ту сторону, два часа - обратно, там - за два часа управимся... штормовых предупреждений не было, а пешком залив и за сутки не обогнешь - по извилистому, большей частью заболоченному берегу. Все будет хорошо. Не генери, брат.
Монотонно поскрипывает еще не совсем промокшая древесина.
- Суши, - говорю. - Заводиться буду.
Багор поднимает весла, кладет их вдоль борта. Закутывается в плащ. Оглядывается.
- Пусто как. Птиц нет.
- Сохнут, - отзываюсь я. - Прячутся.
С третьего рывка мотор начинает тарахтеть, но тут же глохнет. Пробую еще раз. Потом еще. Заводится только через пятнадцать минут. Ну, слава богу. На Багра на смотрю. Я знаю, что он думает.
Суденышко мчится через залив - единственное подвижное существо во всей округе, словно муха на полированном столе. Ни тебе птиц, ни тебе нерпы, волны - и те застыли. Лишь упрямое, бестолковое насекомое с двумя микробами на спине ползет по мутному, темному, бездонному зеркалу, оставляя на нем длинный уродливый рубец. Даже отвратительная полуснежная морось остановилась в воздухе, не падает на воду, будто не в силах преодолеть вязкое сопротивление воздуха у поверхности.
- Заснул, что ли? - окликает Багор. - Глуши, приехали.
Два часа прошло как пять минут. Или времени просто не было нынче на заливе?
Оживившийся напарник бодро подгребает к берегу. Привычной, уже порядком размокшей тропкой добираемся до коптилен. Багор нервничает, бегает туда-сюда, перетаскивая в лодку заготовленную рыбу. Меня не торопит, но, чувствуется, недоволен - еле хожу, ноги тяжелые, будто пытаются при каждом шаге врасти в берег, пустить корни, остаться тут навсегда, не возвращаться, не возвращаться, ни в коем случае на возвращаться на воду.
За час все сделано. А кажется, что прошла целая вечность.
Перед отплытием Багор опять помрачнел и замкнулся. Молчит. И откуда-то я знаю: стоит теперь слово сказать - останемся ночевать на коптильнях. Останемся. Но завтра все равно идти. А если шторм?
Отходим. Гляжу вперед, вижу - широкая полоса волнующейся воды у берега как лентой опоясывает мертвое, неподвижное зеркало залива.
- Заводись здесь, - резким, охрипшим голосом командует напарник. - Здесь, там не заведешься!
В глазах - паника. Я не знаю почему, но и сам чувствую, что лучше спешить. Меж тем Багор уже бросил весла, слабые волны медленно сносят нас обратно к берегу.... слабые волны, будто обессиленные, будто больные, будто что-то - или кто-то - выпил, вытянул из них всю энергию. Завожусь резко и сразу. Суденышко с криком дергается, пролетает полосу живой воды и врезается в полированное море. Туда, где кончается время.
Не знаю, сколько мы плывем. Не знаю, куда мы плывем. Обычно как только исчезает берег позади - тут же показывается прямо по курсу узкая полоска домашнего. Так бывает всегда.
Только не сегодня. Тяжелая, густая, вязкая взвесь закрывает все, лишь память рук помогает удерживать лодку в правильном направлении. И лучше отключить мысли, чтобы не мешали рукам помнить.
- Сколько мы уже идем, Багор?
Напарник молчит, вглядываясь в глубину темного зеркала.
- Багор?
Нет ответа.
- Что ты там увидел?
Не шевелится. Рискуя потерять направление, склоняюсь к воде - посмотреть за борт.
- Нет! - Багор извергает утробный рык, по-прежнему не двигаясь с места и не отводя глаз от темной бездны.
Мотор глохнет. Чувствую, как откуда-то снизу, с кончиков пальцев ног, из деревянного дна лодки начинает просачиваться в тело оцепенелый ужас. Дергаю снова и снова, но знаю - не заведу...
Мрак под нами рассеивается - какой-то свет из глубины растет-крепнет-приближается к поверхности... теперь уже и я не могу оторвать глаз от страшной воды. Краем глаза вижу неподвижный силуэт Багра. Жив или умер? - проносится в голове. Дыхания не слышно...
Из темноты, из моря, из-под моря, из-под земли, из-под планеты, из первозданного хаоса - из-под первозданного хаоса - не верю, что ближе - поднимаются два золотых гигантских глаза. Глаза не мигают. Глаза несут холод, смерть, грусть запредельного. "Холодно", - звучит голос в голове, в животе, в ногах и руках, во всем мире - внутри и снаружи. "Холодно", - отзывается Багор, и вдруг, будто очнувшись, со всех сил толкает меня сапогом в колено.
- Не смотри! - воет он и мешком сваливается на банку.
От внезапной боли теряю равновесие и ударяюсь подбородком о борт. Искры из глаз.
Очухиваюсь. Темное море. Оживающая, уже не зеркальная вода. Близкая полоска берега прямо по курсу.
В голове - легко и светло, и лишь сердце лихорадочно колотится, пытаясь проломить ребра - так бывает ночью, когда жажда жизни выбрасывает из кошмарного сна.
Багор безжизненной грудой лежит на дне лодки. Все хорошо, брат, уже пришли.
Не поднимая весел, на полном ходу подлетаю к берегу. Глушу мотор, катер по инерции несется вперед, зарывается носом в песок.
- Багор!
Молчание.
- Вставай, брат, приехали.
Поднимается тяжело, не оборачиваясь ко мне, выходит на берег. Выскакиваю следом. Холодный, мокрый снег по-прежнему падает на лицо. Стою, не знаю - плакать или смеяться.
- Багор? Ты в порядке, брат?
Медленно оборачивается. Огромные золотые наполненные запредельной грустью глаза смотрят на меня.
