Он не чета столичным городам -
Сладчайше-неприличный Амстердам.
О весело снующие народы
В приплясах распоясанной свободы,
О девки в окнах, кажущи себя,
Как храмовые жилистые мощи -
Одна другой не плоше и не площе, -
О душах впалых исподволь скорбя...
О стройно-шоколадные фасады -
Украшенные кремами громады.
И сладострастья тёмная вода,
Текущая каналами стыда
И утоляющая сладкий улиц привкус,
Но не отравы запрещённый вкус -
Щекочущий, как мускус, вечный Искус,
Точней - не искус, кажется - искус.
Иисус Христос, забравшийся во храмы,
Не примешался к звуку вечной драмы
Разлада страшного меж телом и душой. -
Ему во мраке храмов хорошо!
А тело здесь творило - что хотело.
Пороками страдая то и дело,
В тюрьме телесной узница-душа
Нетленна оставалась и свежа.
Светла порой и даже дерзновенна -
Она вкушала прелести степенно
Стреноженно-мирского естества
У Рембранта живого мастерства,
Ван Гоговых издёрганных борений,
Да у французистых стихотворений -
Смешения проказы и прикрас -
Восславленных и прОклятых не раз.
Здесь тихо происходит примиренье
Греха и святости, поста и объеденья,
Домов и лодок братская борьба.
А под ногами плещется судьба
Европы юной, краденной Зевесом,
Зане лихой был боженька повеса,
Балдевший от телес, как от вина.
Но - всё прошло - и юность и вина...
Любуется Европа сыном-градом.
Его расклад изящнейший - услада
Красотке бычьей. Рада и она,
Что хоть частично объединена...
А красота, ночами вдоль каналов
Бредёт одна под часики вокзалов
И в залы пышных модных кабаков,
В себя влюбляя юных стариков.
Театры зычно предлагают действо.
Углы-язычники - ранжир злодейства:
Насилия, убийства, воровства
И грубого - без смысла - озорства.
И катится волна на берег твёрдый...
А фонарей расплавленные морды
Залили светом площадной экран.
О Амстердам! - Ты - вольности роман!
Дитя любви не мрачно-европейской -
Универсальной - божье-прохиндейской.
Во имя всех - и грешных и святых -
Живи и радуй взор, и дух, и стих..
10.03.2001