Аннотация: Кригер тоже бухает. Ссорится с друзьями. Думает о судьбе промышленности. И даже пишет об этом по ночам.
Новый порядок.
- Всем оставаться на своих местах! Работу не прекращать!
Глаза контролёра режут по моему лицу, привычно втягиваю голову в плечи. Воет воздушная сирена. После секундного перерыва конвейер продолжает движение. Серая змея, покрытая засохшими разводами солярки и сукровицей, начинается где-то в бесконечности и уползает туда же, сворачиваясь лентой Мёбиуса в воспалённом сознании.
По громкой связи вежливый, но очень настойчивый голос приказывает занятым в обороне занять свои места. Меня это не касается. Пока что.
Делаю короткий взмах топором. Ещё. Ещё. Ещё. Краем глаза вижу, что разделываю тело старухи. Глотаю слюну. Напротив меня работает женщина. Когда-то я помнил её имя. Забыл и не хочу вспоминать. Называю Нимфой. Она аккуратно снимает скальпы с тел и кладёт их на боковую ленту, ведущую в печь. Волосы никому не нужны, просто отходы. А у неё красивые - тёмно-русые. Грязные и сальные, естественно. При такой работе это неизбежно. С тоской думаю об отросшем ёжике волос на черепе.
Визжит авиабомба. У меня пересыхает во рту. В памяти всплывает схематичное изображение, чётко видны стабилизаторы, те самые, что издают этот ноющий звук. Не прерываясь, замечаю, как у Нимфы подрагивают руки.
- Нам уже в-вы-дали карточки?..
Её бессмысленный взгляд на секунду делается ясным. Слышен грохот разрывов и тявканье зениток, глупое и бесполезное.
- Да. Пятьдесят единиц в этом, пятьдесят единиц, этом месяце. Пятьдесят.
Нимфа заговаривается от страха. Снова уходит в себя. Мне сложно её винить. Первое время я тоже с трудом стоял на ногах. До тех пор, пока не научился работать без эмоций и жить на треть войсковой нормы. Пока не поверил пропаганде, тонким ручейком, вливавшейся в уши по ночам через персональный агитатор у койки. Хотя верил и раньше. Это не сегодня началось. Помаленьку-потихоньку что-то ломалось в жизни, пока не сломалось окончательно.
Где-то сверху сыпется побелка и стёкла. Кто-то громко кричит. Я вижу контролёра, держащегося руками за шею, из которой торчит осколок. Из-под пальцев течёт кровь и лезет что-то хрящеватое и некрасивое. Контролёр падает на конвейер. Прежде, чем мы успеваем осознать, что делаем, он, ещё хрипящий и дёргающий ногами в агонии, продолжает путь по конвейеру в виде кучки стандартно сложенного мяса. Успеваю украсть пистолет. Если бы он был обычным погибшим солдатом, в начале ленты его выковыряли бы из брони, потом передали бы на наш участок и далее, пока не получится новое исходное сырьё. Но ушёл путём рабочего. Честь и память ему.
Бронекостюм починят или переплавят, биомасса станет вкусной питательной кашей. Белки, жиры, углеводы. На конвейер тянется тонкая ниточка липкой слюны. Всё для войны, в том числе мои пять копеек.
- Скажи мне... За кого ты голосовала?..
Конвейер снова останавливается. Где-то сбоку, среди десятков и сотен одинаковых тощих фигур в серых робах, кто-то материться. Смутно виден подымающийся и опускающийся липко-красный топор. Слышны приказы. Конвейер идёт дальше.
Пользуясь передышкой, Нимфа вытаскивает инжектор и делает себе укол в сонную артерию.
- Ещё до войны, до войны?.. Не помню. Нет войны до войны, нет, нет, нет.
Я тоже не помню. Память затёрлась с годами, поистлела. Мутными кусками проступает какая-то часть детства, лицо женщины, которую я звал матерью и всё. Хотя я не мог не проголосовать за нашего лидера. Первые и последние выборы. Кажется, выбор был только в том, по какую сторону баррикад вставать. Нимфа улыбается страшным и непривычным движением. Заскорузлые мышцы раздвигают губы.
- Нет войны. Мы не умираем, войны, нет. Живём вечно, пока в мире, вечно, войны, остаётся наша душа, душа войны.
Желудок скручивает спазмом. Её правый зрачок сжат в точку, левый неестественно расширен. Оба смотрят в разные стороны.
- Однажды... твоя рел-лигия убьёт теб-бя.
Она меня не слышит, длинные пальцы продолжают дело, головной мозг ушёл в мир иллюзий. Надсадный вой сверху на пару секунд превращается в грохот сбитого бомбардировщика. Иногда я думаю, не кажется ли Нимфе мой мир иллюзией, не считает ли она, что до сих пор живёт вне Нового Порядка. Эскапизм. Религия. Увеличение дозы. Её духовный учитель такой же дёрганный, как и она. Пару раз видел его, по просьбе администрации Завода он бесплатно распространял дурь, при этом лихорадочно нашёптывая бессмыслицу. Вот такие вот верования.
Кто-то поддаётся панике, топот, очереди с верхних уровней. Вижу целящихся солдат. Треск. Тело в красном. Работа продолжается. Откуда-то идёт ледяной сквозняк и меня колотит.
- У тебя не было м-мысли однажды выработать свою норм-му? Пер-ревестисссь в войска?..
Красивые пальчики отточенным движением срезают скальп с головы мёртвого ребёнка.
- А я... Я... Просто должен. Кроме долга... н-ничего нет. Совсем ничего.
Слова выталкиваются как ледяные глыбы. Улетают в пустоту. Может быть, до войны мы могли бы полюбить друг друга, до этой сосущей пустоты, Завода и марширующих железных отрядов. Пытаюсь представить. Нет, не могу. Я забыл это с Новым Порядком. Или даже раньше.
- У м-мен-ня такое чувст-во, что кроме Завода, только пус-с-тота.
Она протирает инструмент. По ближайшей стене чёрными змеями идут трещины.
- Не имеет значения, значения, мы всё равно ненастоящие пластиковые солдатики, значения не имеет, всё равно.
Вспыхивает надпись ·ЭВАКУАЦИЯ ПЕРСОНАЛАЋ. Тут же гаснет. Видимо, начался штурм. Производственные мощности - это нужная штука. Трясёт. Холод, голод, бессонница. Хочется положить голову на конвейер и больше не поднимать.
Вытаскивая украденный пистолет, влажный от крови разделанного контролёра, привычным движением целюсь и стреляю в сторону врагов до опустения обоймы. Звенят гильзы. Надеюсь, я кого-то убил.
- Не обращ-щай, кхе, вним-мания.
Разрывной пулей Нимфе отрывает правую ладонь. Крупный калибр. Она не замечает увечья. Расползающийся пожар. Обречённую оборону. Сверхгосударство живёт вне её.
Нимфа стоит и смотрит на меня. Бью её по лицу. Нулевая реакция. В её свободе лишь равнодушие, в моём долге - объективное понимание и ответственность.
Гарь, копоть, треск. Мы молчим, а вокруг нас и внутри нас - бесконечные усталость и холод, ничего больше.