Krieger : другие произведения.

Красные крылья

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Повесть номер два. О становлении Ангела.
  
   RED WINGS
  
   Глава первая. Pre-reload.
  
   "Не исполняющий Долга своего, должен быть предан Каре Божьей, ибо таковой есмь сука"
   Библия Красного Крыла, Откровения Патриарха номер 28, товарища Молотова.
  
   - Какие будут приказания, товарищ Зиновьев?
   - Как в зону прибудешь, продразвёрстку закажи, да речь толкнуть не забудь. Полсотни "лбов", как всегда.
   - Так точно, товарищ Зиновьев! - я бережно похлопал рукой по крышке саркофага, - с этим проблем не будет!
   - Да, и ещё забери наместника зоны Форсайт - на повышение идёт.
   - Исполним, товарищ Зиновьев!
   - Красные Крылья верят в вас, боец номер десять тысяч! Отбой.
   - Отбой, - сказал я и отключил коммлинк.
   За иллюминатором наставал полдень. Я ощутил, как солнце припекает борт вертолёта со звёздами на хвосте. Дерьмовая штука, эти транспортные вертолёты, но когда нужно спешно прибыть куда-то с тяжёлым грузом, то он незаменим.
   Сегодня мой тяжёлый груз - это саркофаг с Фанатиком внутри, плюс пятьдесят рекрутов. Прибавим к этому стрелковое оружие, детали для бронекостюмов и выйдет как раз полная нагрузка, которую при всём желании мне в одиночку не осилить.
   Зона приближалась. Уютно примостившаяся у подножья Уральских гор, она напоминала большую чернильную кляксу на светло-коричневой скатерти. Я пошёл на снижение. Из-за неприятных ощущений на этот раз я не уходил в нейротическое слияние c винтокрылой машиной, как того требовала должностная инструкция, а просто пилотировал вертолёт так же, как это делали тысячи пилотов до меня.
   Поискав глазами, я снова врубил коммлинк, настроился на нужную частоту и проорал:
   - Где сигнальные огни, мать вашу?!
   - Счас, счас, усё сделаем... - покорно забормотал динамик.
   Где-то далеко внизу осветилась вертолётная площадка. Матюгнувшись в коммлинк пару раз для острастки, я посадил транспортник.
   Вокруг площадки уже собралась небольшая толпа из местных. Оборванные грязные дети выжидающе смотрели на вытащенный мною саркофаг. Только несколько человек у колючей проволоки оглянулись пару раз и продолжили копать противотанковые рвы. Из толпы вышел седой одноглазый шахтёр и поклонился мне в ноги:
   - Рабочая зона имени архангела Гавриила приветствует вас, - сказал он, целуя землю перед моими ногами.
   - Отвали, гнида! - ответил я, пиная его по плечу, - где у вас оружейный завод?
   - Вон там, - десятки рук указали на возвышающееся над городом здание из стекла и бетона.
   - Ясно. Ящик потащите за мной, - чьи-то руки подхватили саркофаг и понесли.
   Я пошёл через зону. Я шёл сквозь ряды глинобитных бараков, где вонь и голод, казалось, поселились навечно. Отмахивался от жирных слепней и хрустел сочленениями бронекостюма, о котором большинство жителей зоны даже не слышали. Материл зенитчиков за позднее обнаружение.
   А на груди моей гордо сияла эмблема РИКК - серп и православный крест.
   Это дерьмо началось слишком давно, чтобы я мог быть его очевидцем. В конце двадцать первого века почти добитая Россия выбрала новый путь развития, единственно возможный в создавшемся положении - вернулась к тоталитарному коммунизму. Через несколько лет после этого в Сибири был найден Первоангел - высохшая мумия с остатками крыльев. Из неё извлекли ДНК и поставили клонирование Ангелов на поток. Специально обученные военному делу Ангелы быстро свергли ничтожное правительство и назвали себя Красными Крыльями.
   Через несколько лет ядерные ракеты превратили в пепел Америку, как наиболее опасного противника. Американский ответный удар даже не перелетел через океан. Божья сила защитила Матушку-Русь. Вскоре были аннексированы страны СНГ и Китай. Батальон китайских солдат с трудом мог противостоять одному Ангелу Красных Крыльев. Большинство китайцев было угнано на работы в северные части России, где этим тварям и было самое место.
   Я ещё успел поучаствовать в последних обречённых боях два десятка лет назад, когда правитель Китая на коленях умолял о милосердии у первого ворвавшегося в его резиденцию русского солдата-человека, ибо он был слишком низок, чтобы просить пощады у Ангелов.
   С колен подымалась Русь и крушила власть еретическую Мечом Божьим.
   Один способ остаться под сенью Бога - война. Один способ не прекращать войну - идти за такими, как я.
   И наступала власть Русской Империи Красных Крыльев...
   ...Уже заходя на территорию завода, я подумал, что тяжёлым крестом ничуть не менее удобно проламывать черепа, чем кузнечным молотом.
   Под выступление нам отдали сборочный цех. Саркофаг я поставил на массивную неприваренную башню танка, ввёл нужную комбинацию на замке и ввёл полумёртвому Фанатику внутри адреналин прямо в сонную артерию.
   Эти Фанатики - весьма странные существа. Будучи совершенно неприспособленными для боя, не отрастив даже зачатков крыльев и большую часть жизни пребывая в коматозном состоянии, Фанатики имели аномальное строение мозга и были идеальными "рупорами" Красных Крыльев. Они могли не задумываясь выступить с речью о необходимости войны с Европой и тут же перевести рельсы на необходимость союза с ней. Кто-то поговаривал, что это такая мутационная телепатия обычных ангелов, но я не больно-то в это верил.
   Его лёгкие с хрипением начали засасывать воздух. Она приоткрыл сперва один глаз, покрытый склеротическими бляшками, затем открыл второй.
   - Ооооо чёёёёём... го-о-хххр-ить?..
   - Необходимость увеличения показателей выпуска продукции и пятьдесят рекрутов. Сможешь?
   - Базаа..ров ноооль, - ответил он заученной фразой и выбрался из саркофага.
   Пару минут он постоял, приходя в себя и ловя взгляды собравшейся рабочей толпы. Затем пригладил редкие волосы на узком черепе, обтянутом землистой кожей, прокашлялся и начал речь:
   - Братья и сёстры мои! Любимые дети Господа нашего! Пришёл для Империи нашей трудный час!..
   Я отвернулся. Слишком хорошо мне были известны слова, которыми он заставит их обязаться увеличить в следующем месяце выпуск танков на пять процентов, а выпуск сверхлёгких пехотных пулемётов "Изверг" - на десять.
   "Братья и сёстры"... Глядя на худющих людей с горящими от религиозного восторга глазами, я невольно отметил, насколько они похожи на Фанатиков.
   Одна семья. Большая и голодная.
   - ...И каждый, пришедший в Крестоносную Красную Армию, обретёт в Раю жизнь вечную и спасение во веки веков, дабы неустанно прославлять Господа Бога. Аминь!
   - Аминь!
   Фанатик рухнул прямо мне на руки, харкая кровью и теряя сознание. Я бережно уложил его обратно и скомандовал толпе:
   - Оружие, бронекостюмы и гроб этот в вертолёт отнесите! Ну и добровольцы туда же...
   За погрузкой я уже не следил - просто задумчиво чистил ногти остриём боевого ножа и связывался с наместником. За моей спиной дрались желающие попасть в число пятидесяти везучих рекрутов. Прошло полчаса.
   Ни одна Власть не заставит людей повиноваться так, как заставляет их подчиняться Вера.
   - Наместник зоны Форсайт по вашему приказанию прибыла!
   Я обернулся. Передо мной стояла женщина лет тридцати в экзоскелете. Над серым щитком пси-экрана, имплантированного в черепную коробку, нависали соломенного цвета волосы. На правом бедре висел такой же, как и у меня "Изверг".
   Ничего так, фигуристая. Правда, слегка не в моём вкусе.
   - Вольно, товарищ Форсайт! Я здесь, чтобы доставить Вас... - вместо продолжения я показал глазами в небо.
   Форсайт почтительно склонила голову:
   - Повинуюсь воле Господа.
   ...Я закрывал пассажирский отсёк. Полсотни молодых парней, сверкая выбитыми зубами, радостно осклабилась мне.
   - Молодцы, - сказал я. Хотел добавить ещё и "сосут концы", но передумал.
   - Служим Красным Крыльям! - обрадовались истощённые "молодцы".
   Я вернулся в кабину. Неместник, вернее, наместница, уже устроилась в кресле и напряжённо буравила взглядом косые разрезы на спине моего бронекостюма.
   - Разрешите вопрос, товарищ Ангел?
   Я почесал нос, подумал и ответил:
   - Сергеем меня зовут. Можно просто Серый. Зае**ла уже.
   - Эээ, ладно... Серый. Эти разрезы в броне - они для крыльев, да?
   - А для чего ещё? Ясен хрен, что для них. В курсе, то тебя на повышение забирают?
   - Знаю. Наместник-человек не подходит Крыльям.
   Я поставил вертолёт на автопилот и ехидно добавил:
   - Если эта железка п**дой накроется, то я-то уж точно своим ходом на базу прилечу. Кстати, Форсайт - это имя или фамилия?
   - Фамилия. Меня зовут Анна.
   - Рад.
   - Я тоже.
   В бардачке как раз нашлась непочатая фляга с разбавленной водкой. Оттуда же я извлёк батон колбасы и два пластиковых стаканчика.
   - Ну что, Анют, за знакомство?
  
  
   Глава вторая. Ностальжи.
  
   "Когда тебя начнут терзать сомнения, вспомни о том, что осталось за твоей спиной"
   Устав Ангельских Сил РИКК.
  
   Мы выпили и закусили. Что-то тёплое опустилось в желудок. Форсайт смерила меня подозрительным взглядом:
   - Ангелы пьют?
   - И пьют, и много чего ещё делают... - со скрытым намёком ответил я.
   Анна недоумённо пожала плечами и уставилась в иллюминатор. Не зацепило - не любит экзотику. Ладно, проехали.
   Зря, между прочим, дёргается.
   - Ну хоть о жизни расскажи тогда. Один чёрт, ещё пару часов лететь, скучно.
   - Да чего рассказывать? - она снова пожала плечами, - в зоне родилась, выросла, стала надсмотрщиком, старшим надсмотрщиком, замом коменданта, самим комендантом, а там и наместником назначили. Ничего особенного. А ты?
   - Долго это рассказывать и не знаю, стоит ли.
   - Сам сказал, что лететь долго. Сам и разговор начал.
   - Да? Чёрт, я уже забыл. Ладно, давай ещё по стаканчику - рассказывать долго. Слушай.
   Снова опрокинув в себя разбавленную водку, я начал вспоминать.
   ...Каждому Ангелу Господь ещё до рождения даёт разум взрослого Ангела, поэтому последние несколько месяцев в утробе суррогатной матери, я со скукой слушал, что происходит снаружи и от нечего делать пинался сквозь матку, чтобы не забывала, что я ещё жив. Всё было вполне мирно и прекрасно. Я молился и с нетерпением ждал рождения.
   Сраная действительность превзошла собой все ожидания.
   Когда я всё же вылез сквозь узкий проход влагалища, весь измятый и мокрый, благодаря Бога за то, что у младенцев череп очень мягкий и разлепил глаза, первое, что я увидел, был прицел телекамер.
   Люди. Толпа людей с камерами и микрофонами, оплетёнными проводами, словно собственной ложью. С моим появлением они наперебой заорали в свои приборы:
   - Только что вы наблюдали рождение десятитысячного бойца Красных Крыльев!...
   - Эксклюзив из клонировального цеха!...
   - Только у нас!..
   - Это славное событие приурочено...
   - ...и да будет он защитником Веры...
   - АМИНЬ!
   Кто-то суёт мне под нос микрофон и вопит в ухо:
   - Ваши впечатления от земного бытия?!
   Я тогда совершенно потерялся и прошептал:
   - Матерь Божья...
   Кто-то в толпе разинул рот и громко сказал "Невье**ться!"
   Я широко улыбнулся беззубым ещё ртом и повторил этим людям первое выученное человеческое слово:
   - НЕВЬЕ**ТЬСЯ!!!
   Естественно, из "эксклюзива" это вырезали.
   Меня определили в Казанскую зону имени Рождества Христова. Первые несколько лет были довольно скучными - вокруг только срущие в штаны карапузы, да "Бихед и Батвис" по телевизору. Правда, мне давали читать книги, откуда я и узнавал о том, что меня ждёт. Только среди детей я ещё не понимал всей силы Красных Крыльев.
   Я молился о том, чтобы поскорее вырасти и стать воином Империи. Тогда я ещё не знал, что нельзя стать им без...
   Потом дети, окружавшие меня, начали говорить. Это были воистину чудесные годы моей жизни. Не отравленные взрослой ожесточённостью к собственной жизни, дети и были ангелами во плоти. Пусть их умственное развитие и недотягивало до моего, но тогда я понял, почему в Рай они попадают вне очереди.
   Первым вопросом было "Селёза, а откуда у тебя крылышки? Ты птиська, да?"
   Что я мог им ответить?
   Кошмар начался, когда у недавних детей пошёл переходный возраст. Я не умел драться и не хотел - не один Ангел не любит драк. Я был не таким, как все - под грязной холщовой рубашкой у меня всегда вздымались бугры крыльев.
   Когда становилось совсем плохо, я взлетал, но знал, что слишком слаб и что умру вне зоны. А они просто бегали за мной, ожидая, когда у меня кончаться силы и бросались в меня камнями. Взрослые не мешали им - они тоже боялись не такого.
   И я падал на землю и меня били, крича "Сдохни, летучая мразь!"
   Ты, наверное, не знаешь, Анна, но у всех Ангелов ранения и переломы заживают почти мгновенно. Убить меня может разве что разрыв тяжёлой противотанковой гранаты под ногами, но в бронекостюме это неактуально. Расплата за такую Божью Силу - превышенный болевой порог.
   Когда меня били, я умирал от боли. Я хотел смерти, остановки сердца, пришествия Ада - чего угодно, лишь бы перестать чувствовать боль, тупыми ударами льющуюся по всему телу, но но ёё не становилось меньше.
   Форсайт, ты не поверишь, но передние зубы мне выбивали больше пятидесяти раз, а они вырастали снова, и за это меня ненавидели ещё больше.
   Ненавидели и боялись.
   Потом я просто смотрел на костяные осколки и ощущал капающую из уголков рта кровь золотистого цвета. Да-да, Аня, у Ангелов золотистая кровь.
   И в шестнадцать лет случилось то, что должно было случиться - завязанные в узел стальные нервы со звоном лопнули.
   Я отследил её ночью. Подобрался со спины, ударил в ухо, содрал юбку и...
   Да, Анна, я её вы**ал. Жестоко и не жалея, вымещая злобу за таких, как она, которые даже не посмотрят на других. Ангелы даже это могут.
   Я трахал её долго, потом бил ногами это жалкое человечье тело, которое на поверку оказалось таким мягким и хрупким. Потом я сломал её шею камнем.
   Через несколько часов за мной прилетел Ангел. Сержант Красных Крыльев Алексей, взял меня за руку и повёл за собой. После этого я жил не на зоне, а в казармах Ангелов, обучаясь военному делу. Видишь - к наплечникам болтами привинчены металлические погоны рядового. Тогда-то я их и получил.
   Знаешь, кстати, в чём весь прикол? У Ангелов не может быть детей от человеческих женщин. Рождённого от другого Ангела ждёт та же судьба, что и его породивших.
   Я вижу, ты не понимаешь. зачем всё это было нужно. Я тоже не сразу понял.
   Ангел, выросший в обществе таких же детей Божьих, будет милосердным, добрым и светлым пацифистом, годным разве что на работу в госпиталях и больницах. Красным Крыльям не нужны мягкотелые ничтожества. Им нужны те. кто хлебнул с излишком людской ненависти, злобы и предательства. Ожесточившиеся на весь мир Иваны без роду-без племени, которые смогут переступить через нравственность, мораль, чувства и послать их на три известных буквы.
   Красным Крыльям нужны СОЛДАТЫ, а не Божьи одуванчики.
   ...В облаках показались посадочные огни. Надевая на себя шлем и защёлкивая кнопки, я приготовился слиться с вертолётом в общности сознаний. Она ещё не знает, чьих сознаний.
   - О чём слышала - забудь.
   Она подняла на меня потемневшие глаза и одними искусанными губами ответила:
   - Уже забыла.
  
  
   Глава третья. Базовые директивы.
  
   "Внемли Гласу Господа и исполни его, ибо это есть долг Ангела"
   Библия Красных Крыльев, первая Заповедь.
  
   Из тумана медленно выплыл металлический бок с символом РИКК.
   - Это что - и есть Небо? - Форсайт выглядела слегка разочарованной.
   - Угу. А ты чего ожидала?
   - Ну... - она призадумалась и не ответила.
   - Знаю, о чём думала. Но материальные облака - это детские сказки. Перед тобой цитадель Красных Крыльев - тяжёлый летающий ракетный крейсер "Вера".
   Металлический бок всё приближался и приближался и уже можно было по достоинству оценить всю циклопическую мощь православия и коммунизма - тройную броню, счетверенные зенитные орудия и столбы раскалённого газа из сопел, поддерживающих его в воздухе.
   Прямо перед иллюминатором величественно проплыла прикреплённая к борту осадная пушка калибром пятнадцать тысяч миллиметров. Такой можно уничтожить небольшую деревню.
   Анна смотрела, чуть приоткрыв рот, а я же договаривался о посадке. Но краем глаз, уткнутых в приборную панель, я видел подтверждение несокрушимости Русской Империи.
   Несокрушимости нашей Веры.
   Сажая вертолёт в ангар я подумал. что просто нельзя увидеть сразу весь крейсер сразу, как нельзя объять необъятное.
   Навстречу уже спешили люди в форме техников.
   - О прибытии доложили?
   - Так точно! - отвечает один из них.
   - Тогда пойдём, - мы вылезаем из вертолёта и вместе идём сквозь переплетение коридоров, периодически козыряя старшим по званию Ангелам и даже людям.
   Ангельское звание рядового соответствует человеческому званию лейтенанта. Я знаю, что это правильно, но мне, Ангелу, Воину Бога, всегда казалось немного оскорбительным - козырять перед каким-нибудь человеком-майором.
   "Это всё от гордыни. Укрепи свою веру и служи Красным Крыльям."
   Странно, но на этом корабле я регулярно слышу подобный шёпот из своего подсознания и рад этому - Бог помнит обо мне, потому что он в каждом из нас. Нужно просто уметь слушать.
   Миновав третий десяток раздвижных переборок и уже в десятый раз предьявив свой ID, мы оказались перед массивной треугольной дверью, высотой в пять человеческих ростов. На металле двери была огневеющими в полумраке красками нарисованы только две вещи.
   Серп - служи Красным Крыльям.
   Крест - верь в Бога.
   Эти намертво вбитые в память два символа с любовью заставили меня подумать о том, кто за дверью.
   - ОН там? - спросила Форсайт, нервничая.
   - Да. Но ты пойдёшь одна.
   - Почему? - в её глазах явственно прочиталась тоска.
   - Возвышение человека до Ангела - слишком интимный процесс. Да, кстати, верхнюю часть экзоскелета лучше сними.
   - Зачем? - кроме тоски в глазах появилось ещё и раздражение на очередного кобеля.
   - На спине лопнет.
   - Под экзоскелетом одежду не носят.
   - Я знаю.
   - Как же к Богу полуголой пойду? - уже недоумение.
   - Он всех примет такими, какие они есть. Он превыше всего. А я тактично отвернусь.
   В этой женщине слишком много эмоций.
   Разглядывая противоположную стену, я услышал щелчки отцепляемых креплений и шорох сбрасываемой брони. Затем осторожные, неуверенные шаги и почти неслышный шелест двери. Не удержался и оглянулся.
   Колеблющаяся и робкая человеческая фигурка, идущая в темноту, в которой вековечным светом сияют снежно-белые Крылья. Идущая к Богу, который...
   Нет-нет, мне показалось. В голову случайно пришла одна мысль, но она была настолько нелепа и чудовищна, что я отбросил её не обдумывая. Просто взял доспех под мышку и пошёл в казармы.
   Пройти в нужное помещение. По нужному коридору. Найти номер своего барака. Пройти внутрь, поздоровавшись со всеми присутствующими. Упасть на койку, не раздеваясь.
   Я слишком устал от повторяющихся механистичных действий - дыхания, секса и жизни.
   В нашем бараке был традиционный бедлам - четыре мужика и пять женщин молотили по боксёрским грушам, читали вслух Библию Красных Крыльев, выжимали гантели и ожесточённо спорили между собой, жестикулирую крыльями и руками.
   Я нажал на кнопочку на внутренней стороне стального ворота бронекостюма и он раскрылся, словно ракушка, а я вылез оттуда и с наслаждением прошёлся пару метров, чувствуя себя сбросившим пятнадцатикилограммовую тяжесть.
   На мне та же, что и на всех, холщовая серая рубашка и штаны. Под бронёй я тот же, что и раньше.
   Теперь аккуратно повешу его на спецвешалку, прилягу и подожду. Подумаю. Помолюсь.
   Я открыл глаза и посмотрел на стену. Там висел агитплакат Красных Крыльев. Маленькая и ничтожная человечья фигурка, идущая сквозь тьму и боль, и расправляющиеся у неё за спиной Божьи крылья. Надпись снизу:
   "Все мы - дети Господа. Помните об Отце."
   Засыпая, я подумал, как же этот агитплакат прав.
   Проснулся я через несколько часов от дружных радостных криков и звона кружек. Разлепил глаза, почесался и сел.
   Посредине барака на табуретке сидела ошалевшая и радостная Анна в наброшенной на плечи чьей-то рубашке. Над её плечами уже возвышались два окровавленных крыла, продравших себе путь сквозь оковы плоти и хрящей.
   Она подняла взгляд на меня:
   - Спасибо, Серый...
   И в этих словах было многое.
   Клятва верности Красным Крыльям и Благословение Господне, вытягивающиеся сквозь кожу лопатки и дикое ощущение чистоты и благодарности Богу. Все эмоции обращённой в Крестоносную Красную Армию были выражены этими двумя словами.
   Потом мы все вместе пили самодельную брагу, "выдоенную" рядовым Михаилом из самогонного аппарата под его койкой. Пили, радовались и не пьянели, потому что у каждого из нас был свой особый метаболизм, позволяющий почти мгновенно перерабатывать алкоголь.
   Уже за полночь он же услышал по радио о том, что случилось в Варшаве.
   "Внимание, внимание! Экстренное сообщение! Полчаса назад террористом-неверным было подорвано здание комендатуры Варшавы. В связи с этим РИКК объявляет войну Польше, как государству не вступившему в Европейский Альянс..."
   Дальше мы уже не слушали. Просто сидели на койках с недопитыми кружками и думали. Каждый о своём.
   "На всё воля Божья" - пронеслось в мозгу и я начал чистить "Изверг"
   Это великолепная вещь. Выглядит он как сужающаяся трапеция. в верхней части которой помещается боекомплект на двадцать стандартных магазинов по пятнадцать 7.62мм пуль. В нижней части - спусковой механизм, состоящий из эргономичной рукоятки и спецотверстия со спусковым курком. Добрую половину занимал удобный приклад, защёлкивающийся на соответствующих зажимах кистевой части бронекостюма. Итого - 300 кусочков смерти общим весом в пять килограммов.
   Я отвлёкся от протирания оружия и ещё раз взглянул на Форсайт. Ей будет трудно, но она привыкнет.
   Она сможет.
   Снова начиналась война, в которой мы обречены на победу. Как двадцать лет назад. мне опять придётся в одиночку идти на пулемёты, воя от боли и слушая чавканье пуль, прошивающих моё тело. Дерьмо.
   Но это и называется "быть Ангелом Красных Крыльев"...
   ...Наутро я разбудил её и сказал:
   - Вставай, есть дело.
   - Мммм... Какое ещё дело? - пробормотала она спросонок.
   - Просто иди за мной и увидишь.
   Она всё-таки встала и протирая глаза кулаком, поплелась за мной, периодически взмахивая новыми крыльями и радостно оглядываясь на них. Я понимал её, но перед том, как радоваться, ей ещё кое-что нужно было узнать.
   ...Войдя в комнату, она опешила:
   - Почему этот человек привязан к креслу?
   Действительно, в центре комнаты стояло большое стоматологическое кресло, к которому был привязан один из вчерашних рекрутов с завязанным ртом. В подлокотнике кресла рядами стояло пять пустых фармацевтических ампул.
   - Сейчас увидишь.
   Я приложил ладонь к его щеке и сказал громко и властно:
   - Приношу тебя в жертву делу Красных Крыльев.
   Парень задёргался и завыл, потом бессильно развалился в кресле. Я вынул кляп из его рта - он идиотски улыбался, глядя на меня остановившимся взглядом. С уголка губ стекала слюна.
   Я выщелкнул одну из пяти пустых ампул. Теперь она была полной белой жидкостью.
   - Ч-что ты с ним сделал?! - чуть не сорвалась в истерику Анна.
   - Смотри и запоминай. Это его душа. Ангелу одной такой ампулы внутривенно хватает на месяц, в течение которого он может ничего не есть и не пить.
   - Т-ты...
   - Да, Анна. Я принёс его в жертву, сделав идиотом до конца жизни. Кончится она довольно скоро.
   Я нажал на кнопку в спинке кресла. Двадцать шесть лезвий-хваталок одновременно переломали ему рёбра и вырвали из спины позвоночник. Парень взвыл и замер со стеклянными глазами.
   Форсайт уже ничего не говорила. Я почувствовал. что если сейчас не сказать что-нибудь, то Красные Крылья потеряют её навсегда.
   - Для нейротической связи пилота и машины используются человеческие нервы. Принося эту малую жертву, мы спасаем тысячи водителей и пилотов, сливающихся с машиной в одно целое.
   Помни - остальные сорок пять будут служить в Красной Армии.
   Она ничего не сказала. Просто убежала.
   Я провёл ещё четыре извлечения. Сложил "улов" в пакет и вышел из операционной. Пять позвоночников, четыре белых ампулы и одна чёрная, вырезанный из черепа третьего рекрута имплантант координации. По инструкции белую и чёрную ампулы оставил себе, а ещё три и всё остальное сдал в нейроцех.
   В бараке Форсайт молча плакала на своей койке. Я коснулся её плеча и положил рядом ампулы.
   - Чёрная - душа наркомана. Вкалывая её, ты становишься бесчувственной к любой боли и веришь гораздо сильнее.
   Она посмотрела на меня, всхлипнула и промолчала.
   - Это жизнь Ангела, боец Форсайт. Привыкай. Когда будет трудно, читай вот это.
   И я положил на койку Библию Красных Крыльев.
  
  
   Глава четвёртая. Десант.
  
   "Не слышишь команд - слушай пулемёты"
   Плакат в цеху танкостроительного завода.
  
   - Теперь помолитесь, солдаты Божьи.
   Меж шеренг строя прошли такие же солдаты, катя перед собой тележку с закреплённым телевизором.
   В Уставе Ангельских Сил есть даже команда "Молитесь!", но её почти никогда не используют - у большинства бойцов при виде экрана отказывают ноги.
   Падая на колени, я мельком увидел татуировку на шее "катильщика" - факел, перекрещённый с молотом. Внутренняя Безопасность, не иначе. Они же - Главное Инквизиторское Управление. Но молитва отвлекла меня.
   На экране показались два знакомых каждому снежно-белых крыла. И всё - только темнота, из которой доносился голос:
   - Братья и сёстры! Царство Божие приближается, но дверь в небо высока и не открыть её простому солдату.
   Один лишь есть способ послужить на благо Господа и Красных Крыльев - взойти к Раю по груде черепов неверующих, язычников и врагов Империи.
   Ворог убитый - радость в сердце Юожием.
   Молитесь за танкистов, на чьих плечах вы въедете в Рай. За пехотинцев, неотступно следующих по предначертанному Верой пути. За электрошокеров, оружием своим изгоняющим врагов в бездны Ада. За связистов, что дадут вам голос и уши для восславления имени Христова. За пилотов, с машинами слившихся по моеЙ воле и для вашего Спасения. За моряков, сквозь стихию идущих. За тех, кто уже не полетит с вами рядом.
   Молитесь, дети мои. За живых и за мёртвых.
   Верьте в себя. Надейтесь на лучшее. Служите Красным Крыльям.
   Аминь.
   - Аминь, - прошелестело вокруг.
   - Встать!
   Все встали. Телевизор уже отключили.
   - Разбиться на тройки!
   В моей паре оказались двое - угрюмый короткостриженный паренёк лет двадцати и зрелый мужик с рассеянным взглядом.
   Я протянул руку.
   - Сергей.
   - Красноармеец Андрей Иванов, - ответил парень, почёсывая висок.
   - А я... - начал было мужчина, но раздалась команда "Ангелам - зацепить!" и пришлось повиноваться.
   Для тех, кто в танке, поясняю. Сейчас я нахожусь на нижней палубе "Веры" в компании около трёхсот людей и Ангелов. Это десант на Краков. В сотне метров другие триста бойцов ждут команды штурмовать Варшаву и много, очень много ещё войск собрано. Десант так происходит - Ангел хватает двух солдат-людей за специально прицепленные к спинному сегменту брони поручни, спрыгивает в приготовленный люк и через несколько минут свободного падения все трое благополучно приземляются, достают оружие и оперативно занимают город в компании остальных солдат.
   Где же всё остальное? - спросите вы. Пока что нету. Танки, артиллерия и другая непереносимая на руках техника уже катит по польским дорогам. Естественно, польская армия тоже собирается в один кулак, но пока не собралась, мы ударим её наиболее сильно.
   Надеть пуленепробиваемый глухой шлем, закинуть за плечо походный мешок со всем необходимым и зацепить бойцов за поручни.
   Через минуту мы будем пролетать над Краковом.
   - Ну чё, готовы?
   - Пионер всегда готов, - сострил парень.
   А я успел увидеть Форсайт в двадцати метрах от себя. Она напряжённо сжимала поручни и нервно помахивала крыльями.
   Не умеет. Не уверена.
   Сможет.
   Ну и...
   - ДЕСАНТ!!!
   Люк. Воздух. Прыжок.
   Краем глаза я заметил сотни падающих вниз тел. Некоторые кувыркались в воздухе, кто-то даже отцепился от Ангела по неосторожности и дрыгая ногами, падал в ночной простор.
   А мы просто летели с небес на землю, как три падших ангела.
   Мельком я даже поблагодарил Господа за его прозорливость - три обвешанных железом бойца падают вниз с такой же скоростью, что и гвоздь. Правда, я однажды слышал, что это называется "закон физики", но я не понял, что это такое.
   Я и считать-то умею только до тысячи.
   Ветер. Хладный ветер обвевал разгорячённое ожиданием тело, сводил мёртвой хваткой пальцы на поручнях, ибо в моих руках была жизнь тех, кто умеет летать только вниз.
   Свободное падение - это прекрасно.
   Через несколько минут свиста в ушах внизу замелькали огоньки ночного Кракова. Ещё через минуту огоньки превратились в зенитные прожекторы. Через полминуты небо заполнилось разрывами фосфорическими строчками пулемётных трасс.
   От моей брони срикошетило, а мужика тюкнуло под обод шлема. Так вот, без слова, без звука и был убит красноармеец, за которого я отвечал перед Богом и своей совестью. Хотя ему, в принципе, было уже всё равно.
   Поэтому я разжал левую руку.
   Труп ещё некоторое время падал рядом, хлеща уносимыми из-под шлема струйками крови, затем его отнесло вбок и он пропал из виду.
   Пятнадцать секунд до приземления.
   - Готовься, - шепчу я Андрею, хотя знаю, что он этого не услышит.
   Десять секунд.
   Напрячь мышцы спины, лопаток и крылового киля. Не падай - планируй.
   Небо засияло десятками взмахов белых крыльев. Ангелы шли на посадку.
   Крыло пробили почти сразу же в трёх местах. Естественно, оно мгновенно заросло, но я потерял контроль над полётом и чуть не выпустил солдата из рук.
   Город был виден уже как на ладони - вывшие на улицах сирены и стягивающиеся машины полиции. Потом несколько сильных взрывов на окраинах - крейсер бомбил зенитки.
   Слишком резко коснувшись земли, я на несколько секунд потерял сознание от боли, переломав обе ноги в коленях. Посадка вышла жестковатой.
   Поднявшись, я пригладил взлохмаченные волосы и сказал:
   - Ну чё ждёшь? Пошли.
   И мы пошли.
   Через пару метров мы увидели второго бойца, убитого в падении. Из-под шлема толчками вытекала кровь, а тело было похоже на изломанную куклу с красно-омерзительной начинкой внутри.
   Человеческая кровь. Почему-то я всегда испытываю к ней болезненный интерес.
   Дерьмо. Я так и не узнал его имени.
   Захват вышел какой-то скучный и совсем неинтересный. Первый час мы сверялись с коммлинками и курсировали по городу, отстреливая польских ментов. Они точно были самоубийцами. Предположим, им удалось бы из своих допотопных стволов завалить Андрея, но я мог идти на них раздетым и безоружным.
   Меня можно убить разнеся голову из дробовика, пиля циркуляркой в течение пяти минут или сунув мои пальцы в розетку секунд на пятьдесят. Пули слишком вторичны, чтобы обращать на них внимание.
   Местные же просто в ужасе разбегались кто куда. Иногда мы постреливали им в спины, изничтожая неполноценных во славу Красных Крыльев.
   У дверей сожжённого магазина я увидел оборванного мальчишку лет пятнадцати. Он играл на губной гармошке, словно не замечая ничего вокруг. На асфальте перед ним стояла кепка с парой медяков на дне.
   А потом я понял, что пацан слепой.
   Убить слишком просто. Я поднял с земли камень и положил в кепку.
   - Кушай на здоровье...
   Мальчишка ничего не ответил. Всё так же он играл на губной гармошке.
   Скоро коммлинк пробормотал:
   - Рядовой Ангел номер десять тысяч! Костел за углом забаррикадирован изнутри. Из наличных сил в этом районе только люди. Требуется ваша помощь. Направляйтесь туда.
   - Так точно! - ответил я и прибавил шагу.
   Перед костелом уже собралось около десяти солдат, но штурмовать её никто не собирался. Пробегая открытый участок, я заметил блеск на прицеле снайперской винтовки в окне второго этажа. Видимо, снайпер был невнимателен, потому что даже не выстрелил.
   Привалившись к кирпичной стене переулка, я открыл крышку магазина "Изверга" и выщелкнул четыре пустых обоймы. Пошарив по вещмешку, вставил новые. Заодно достал чёрную ампулу и одноразовый шприц. Парень с интересом следил за моими действиями.
   Залить в шприц чёрную и вязкую жидкость. Отстегнуть бронеперчатку. На пару сантиметров вонзить иглу в плоть. Достать до вены и впрыснуть себе всё. Постоять немного. Всё. Пришло.
   Уффф! Это кончилось. Эта сраная жизнь кончилась сегодня для кого-то, хвала Христу! Командование требует от меня убить засевших в костеле. Костел - католическая церковь, значит, убив их, я принесу пользу Богу и Красным Крыльям.
   Крылья стали жёстче и немного почернели. Это нормально. Это хорошо. Убивать - хорошо. Убивать еретиков - ещё лучше.
   - Жди, - сказал я Андрею. Он кивнул.
   Жёстким и уверенным в себе шагом пошёл к крыльцу. Навстречу мне открыли огонь примерно из пяти стволов. Мелкокалиберные пистолеты только оцарапали броню на груди. Одно слово - мелкашки.
   Пинком открыть дверь костела. Сразу же - пулемёт. Я нафаршировал пулемётчика целой обоймой, но до этого он успел "изжевать" мне плечо, разбив наплечник. Расправившись с главной угрозой, обращаю внимание на остальную мелочь. Всё ясно - десяток полицейских, уже пять секунд бьющих по мне.
   Всё, еретики. Пришёл Страшный Суд.
   Взлететь под свод костела и открыть ответный огонь. Огонь во имя Господа, разрывающий никчемные и хлипкие человеческие тела на куски. Вылетающий из спин кровавыми хлопьями и столь сладостно жрущий мягкие черепа.
   Свинец есть судья, а я - палач.
   Убив девятерых. на последнего я спикировал, максимально разнеся крылья в стороны. Ставшее словно стальным крыло просто разрезало его и он упал, булькая разодранным горлом.
   Вроде всё. И к ним пришло Царство Божие. Мой долг перед Красными Крыльями здесь исполнен.
   Клац...
   Негромкий звук. С таким звуком патрон заходит в магазин.
   Я ещё успел обернуться. В свете зажжёных свечей стоял священник в развевающейся рясе с охотничьим дробовиком наперевес. Подробнее рассмотреть не успел - заряд дроби проломил нижнюю часть шлема и отбросил меня на пол, залив его лужей золотистого цвета.
   - Ну всё, сука... - зловеще сказал я, чувствуя как зарастает простреленная навылет глотка.
   Подняться. Не обращая внимания на новый "клац" и подойти к нему. Вырвать из рук дробовик и переломать об колено. Схватить за горло и поднять над землёй.
   Только сейчас я разглядел его получше. Аккуратная бородка, лицо человека лет тридцати пяти-сорока и странное просветление в глазах. Он не боится.
   - Страшно? - спрашиваю я.
   Он качает головой.
   - На всё воля Божья.
   Я замечаю распятие на его груди.
   - Божья?! Нет у тебя Бога, тварь!
   Я схватил его в охапку и потащил к кресту.
   - Видишь, у него ноги не так прибиты! Неправильный твой Бог! Нет его! -я сломал крест, бросил его на пол и растоптал железными подошвами лицо приколоченного, - и сам ты сука и гореть будешь вечно!
   Снова схватив его за горло, я напряг руки. Сейчас, уже сейчас на свете станет одним выродком меньше...
   - Рядовой номер десять тысяч! Отставить!
   В дверях костела стоит человек-старлей.
   - Отконвоируйте пленного к нашим войскам по Восточному шоссе! Для его защиты вам в помощь будет придан БТР.
   Злоба медленно остывала. Дотащив за шкирку священника до крыльца, я и в самом деле увидел БТР с наспех замазанным флагом Польши на борту. Люк открылся и в нём показались соломенные волосы Форсайт. Она сказала:
   - Садись, Серый.
   Я слегка удивился, но... Чего не бывает.
   Позади меня солдаты уже несли канистры с бензином...
  
  
   Глава пятая. Самое лучшее.
  
   "Воин Красных Крыьев поступается чувствами, когда это нужно для блага других."
   Библия Красных Крыльев, пятая заповедь.
  
   В десантном отделении БТРа было темно и душно. Где-то рядом звенел на ухабах бронекостюм Анны. Я втолкнул священника и связал ему руки собственным ремнём. В
  
   принципе, убить себя ему нечем, но просто на всякий случай. Закончив эти приготовления, я перелез в водительскую кабину.
   БТР уже катил по захваченному городу. Периодически на глаза мне попадались горящие магазины. На стене рядом с одним таким я даже увидел нарисованный от руки чем-то красным символ Красных Крыльев и подпись: "Смерть неверным!"
   Форсайт же сидела за рулём в общепринятой серой рубашке и таких же штанах и как-то лениво крутила водительскую "баранку". Однако надо отдать ей должное - вела она мастерски. Аккуратно объезжала все выбоины и развороченные авто, а когда путь преградила целая полоса трупов, не задумываясь, вдарила по газам.
   Небольшая встряска и мы едем дальше.
   - Где так водить научилась? - спросил я её.
   Она ответила не отрывая взгляда от дороги:
   - На своей зоне. Там как раз бронемашины пехоты чинили. А я лет десять назад там и работала.
   - БМП и БТР - разные вещи.
   - Знаю. Суть одна. Как там этот поляк?
   - Да никак. Связал и положил. Теперь давай определимся - куда ехать?
   - А что тебе сказали?
   - Сказали, что до ближайшей войсковой части. Там и сдать на руки. Только где она - эта войсковая часть?
   - Мы едем по Восточному шоссе. Обязательно встретим.
   - А если нет? Тогда...
   Я вытащил из вещмешка карту и несколько минут её разглядывал.
   - ...тогда едем в зону КЛ-117. Как раз практически на границе с Польшей.
   - Договорились.
   - Договорились.
   Она на секунду повернулась ко мне лицом и я заметил то, что не замечал раньше.
   У неё были вертикальные кошачьи зрачки. Как и у меня сейчас.
   - Ты тоже колола себе чёрную?
   - Да.
   - Ну и как?
   - Ты был прав, Серый. Веришь гораздо сильнее.
   Я задумчиво посмотрел на неё и повторил услышанное и неведомо как переведённое изменённым сознанием полчаса назад:
   - На всё воля Божья.
   Мы замолчали. Скоро Краков кончился и под колёса потекло самое обычное шоссе, каких тысячи, с редколесьем по обе стороны дороги. Делать было нечего. Мне стало скучно.
   - Ладно. Пойду с поляком посижу. Появится кто - скажешь. Без меня - за старшего. Пойдёт?
   - Угу. Кстати, совсем забыла.
   Не поворачивая головы, она залезла одной рукой в свой вещмешок и извлекла оттуда пару новеньких погон, отливающих металлом.
   - Держи. За этот костел тебе младшего сержанта дали. Просили передать, да я уже забыла.
   Я повертел в руках две прямоугольных железки.
   - Ну спасибо. Только один мне привинчивать не к чему. Наплечник разбили, суки.
   Она ничего не ответила.
   Я полез обратно в десантное отделение, сжимая погоны в руке. Священник всё так же молча лежал в углу. Я достал небольшую отвёртку и начал отвинчивать погоны рядового, сняв для удобства наплечник и зажав его меж колен. Неожиданно связанный глубоко вздохнул и попросил:
   - Отпусти.
   - Что ты сказал?!
   Странно, но укол всё ещё действует. Видимо, голова воспринимает не столько слова, сколько мыслеобразы и передаёт их обратно. Неудивительно, если учесть, каким образом эти ампулы добываются.
   - Я сказал: "Отпусти"
   - Не-а. Не отпущу, - меня начинала забавлять эта ситуация.
   - Пожалуйста.
   - А ты попроси как следует, сука.
   Он промолчал.
   - Ладно-ладно. Не парься, борода, развяжу.
   Он ещё несколько секунд потирал затёкшие руки, затем сказал:
   - Спасибо.
   - Пожалуйста, - глухо откликнулся я и продолжил отвинчивать погон.
   Пмолчали. Он почесал щеку, о чём-то подумал, горестно дёрнул себя за бородку и вполголоса сказал:
   - Всё. Конец моей Польше...
   Затем встал на колени и обратясь куда-то сквозь грязный потолок бронетранстортёра, начал молиться по-польски.
   Я плохо слушал. Смысл всех на свете молитв был мне давно известен и я знал, что это не главное. Главное - вера в то, во имя чего молишься.
   У этого поляка нет его костела. Наверняка он больше не увидит свою семью, если она у него есть. Польша тоже скоро перестанет существовать, а станет частью Русской Империи. Его Бог лжив.
   Я верю в своего Бога и Красные Крылья. Ему даже верить не во что.
   - Кому молишься. борода?
   Он грустно усмехнулся.
   - Господу.
   - Смысл? Твой Господь - не православный. Не Главнокомандующий войсками Красной Армии. Брось. Твоего Бога нет.
   - А твой есть?
   Я чуть не выронил отвёртку.
   - Ты думай, о чём спрашиваешь! Не будь ты ценной птицей, по зубам бы получил за такой вопрос.
   - Так он есть или нет?
   - А я есть?
   - Конечно. Несуществующее не может быть русским оккупантом.
   - А я - его отдалённая и несовершенная копия. А копии надо снимать с оригинала. Понял?
   - Бог тебя поймёт. А убивать невинных - плохо.
   - А звать-то тебя как?
   - Вацлав Врочек.
   - Так вот, Вацлав. Убивать во славу Господа - хорошо. Хорошее перевешивает.
   - Бог - для всех один. Только называется у всех по-разному.
   Он покачал головой и продолжил молитву. Я всё-таки ввинтил погон в наплечник и прикрепил его на место. Другой засунул в набедренный карман - пусть полежит до лучших времён.
   От нечего делать вернулся в кабину. Ничего не изменилось - Форсайт всё так же вела БТР.
   - А почему не подключаешься?
   - Не люблю я эти штуки со слиянием. Особенно когда узнала, как всё это делается, - она брезгливо передёрнула плечами.
   - Не хочешь - не надо. Как десант прошёл?
   - Хреново. Моих обоих почти сразу положили. А у тебя как?
   - Только одного в полёте.
   - Ну-ну... А меня ещё в электрошокеры зачислили.
   - Ты не говорила.
   - Думала, ты провода на броне заметил.
   - Да нет. Я невни... Что там на дороге?
   - Сама не пойму. Пыль какая-то. Сейчас вот поближе подъеду...
   Через несколько минут уже можно было разглядеть, что же создавало эту пыль - колонна войск Красной Армии.
   Впереди ехали танки с надписями на бортах "Идём на Польшу". Поодаль шли грузовики, набитые солдатами. Потом тяжёлые САУ. Самоходные платформы с зенитными установками. Парящие в небе снайперы с штурмовыми винтовками.
   Дух Русской Империи. Её армия и сила.
   Остановились мы примерно на середине колонны, возле танка, на броне которого ехала рота солдат во главе с Ангелом-майором. Я откозырял из люка.
   - Здравия желаю, товарищ майор!
   - Вам также. В чём дело?
   - Пленного привезли!
   - Где он? - в его глазах загорелся охотничий блеск.
   - В десантном отсёке. Посмотрите?
   - Конечно. Открывай.
   Пока я открыл заднюю стенку БТРа, прошло секунд десять, не больше. Когда же я её открыл, то увидел...
   Тот самый Вацлав, голый до пояса, равнодушно защёлкивал зажимы на нижней части бронекостюма Анны. Увидев нас, он сощурился от восходящего солнца и спросил:
   - Что такое?
   Майор повернулся ко мне и внимательно посмотрел на меня пронизывающим взглядом.
   В верхней части женской модели грудь выдаётся вперёд. Не надел, сволочь.
   - А вы кто такой?
   - Рядовой номер семь тысяч пятнадцать, десант на Краков.
   - А этот... - майор хотел сказать "человек", - младший сержант утверждает, что вы - его пленный.
   Священник притворно удивился:
   - Дак то из моей "тройки". Только он со второй со вчера приняли по паре "чёрных", вот и отойти не могут...
   От столь бессовестного вранья у меня дыхание перехватило.
   - Да я тебя, суку, в порошок...
   Ангел повернулся ко мне и заметил мои "кошачьи" зрачки.
   - Да... Мне всё ясно. Не будь здесь солдат, дал бы я вам за обман начальства по шее, а так... - и махнул рукой. Солдаты на танке захохотали.
   Я хотел сказать ещё что-то, как-то убедить майора в своей правоте, но вдруг понял, что мне уже не поверят.
   Рука самопроизвольно полезла в вещмешок за белой ампулой и наткнулась на горстку стеклянных осколков. Наверное, разбил при падении. А больше ничем не докажешь. Без "белой" токсины не нейтрализуются и я так и останусь неправым.
   - Товарищ майор! А у вас белой ампулы не найдётся?
   Он смерил меня презрительным взглядом, затем обратился к одному из подчинённых:
   - Лейтенант пять тысяч двадцаь седьмой! Дайте-ка товарищу белую ампулу.
   Он сделал какое-то странное ударение на слове "белую"
   Заветная стекляшка легла мне в руки. Майор, не оборачиваясь, забрался на танк и приказал ехать дальше.
   - Стойте! Я вам сейчас докажу!
   - Крыльям докажешь! - ответили мне, смеясь.
   И они уехали. А я стоял как оплёванный.
   Затем дождался, когда колонна проедет, залез в БТР, плотно закрыл крышку отсека и со всей силы дал священнику по уху. Тот отлетел в угол и остался лежать, зажимая порванную мочку.
   И русский ведь знал, гад. И меня вокруг пальца обвёл. И ещё живым хочет остаться.
   Несколько секунд я боролся с диким желанием прямо здесь, на грязном пол до смерти забить его ногами, потом снова связал ему руки ремнём, снял доспехи Анны и перелез к ней в кабину, пару раз вытерев ноги о лежавшую на полу рясу Вацлава.
   Вот так. Оплёванный мундир - изгаженная ряса.
   Наверное,у меня на лице было написано что-то такое, что она слегка отодвинулась.
   - Не поверил?
   - Нет. И всё из-за этого скота...
   - Я бы вылезла, да у меня зрачки такие же... - извиняющимся тоном ответила Форсайт.
   - Теперь всем следующим далее войскам приказ спустят - мол, не верить этим дуракам на БТРе! Козёл, *ля! - я ещ пару раз крепко выматерился, - согласно Уставу, с обколотыми "чёрным" они не имеют права общаться и воевать в одном сторою. Ведь если его колоть чаще раза в месяц, то и подсесть можно. А всё из-за него!
   - И что теперь?
   - Да ничего. Везти нам его до КЛ-117 девятьсот километров. Там-то разберутся, да...
   Вместо продолжения я сплюнул на пол.
   - Ладно, Серый, не расстраивайся. Всё ещё будет хорошо...
   Лёгкое поглаживание по сведённым в злобе костяшкам. Она пытается меня успокоить. В её голосе слышится ещё что-то, кроме материнской жалости к обиженному ребёнку. Что-то... большее, чем сочувствие.
   Или мне показалось?
   В любом случае, надо ехать.
   - Ага. Ложись-ка спать. Ампулу вечером на двоих вколем. А я пока поведу.
   Она пожала плечами, но ушла.
   Я вытащил из приборной панели две нейроиглы и воткнул их в сгиб локтя. Нескольо секунд наблюдал, как в меня затекает прозрачная жидкость спецраствора.
   Синапсы. Коннект. Слияние.
   Теперь нет Серого. Он всего лишь полключённое ко мне тело. Я - БТР. БТР - это я. Во мне что-то взревело, завёлся мотор и я поехал по шоссе, наслаждаясь знакомым ощущением нового бронированного тела.
   Соляра исправно растекалась по мне, наполняя энергией. Колёса бежали по асфальту так, как не бегут самые сильные ноги. Глазами-фарами я прорезал солнечный свет.
   Я был механическим подобием Бога.
   Следующие десять часов не принесли ничего нового. По сторонам - всё то же редколесье, дорога та же и солярки ещё хватает. Кончится - стрельну у армейцев. На это дадут.
   ...Уже вечером я съехал в кювет, отключился и развёл костёр. Сучья наломала Анна, а потом ушла спать сегодняшнюю норму в машину, предварительно вколов вместе со мной белую ампулу. Я остался греться, глядя на звёзды. Скоро к костру подошёл Вацлав в своей грязной рясе и со связаннными руками. Осторожно присел рядом.
   - Ты... это... извини.
   Я не ответил.
   - Просто знаю я, что со мной сделают.
   Тишина в ответ.
   - Я в школе русский выучил, вот и сообразил. Не обижайся.
   - Чего обижаться? Нариком выставил - это ж здорово... - наконец откликнулся я.
   - У него свои пути, - сказал священник многозначительно.
   - То есть?
   - Я так разумею - если была тебе судьба в это попасть, то так и должно быть.
   - Нет судьбы, а есть воля Бога и приказ Красных Крыльев, - угрюмо процитировал я третью заповедь.
   - Я не это имел в виду. Просто итог у тебя один. И у меня один. Дело в том, как мы к этому придём...
   Я с тоской подумал, что он прав. И люди смертны, и Ангелы. Мы просто живём дольше лет на десять-двадцать. А там - уже нет никакой разницы, кто и как.
   Я не верил в рассказы о Рае. Слишком много я видел в жизни, как хорошие люди умирали лютой смертью, не заслуживая этого. Иногда я был этому причиной. Исполнял приказы Красных Крыльев.
   Почему на входе в Рай такие дорогие билеты?
   - То есть, надо брать от себя больше, чем ты можешь, - затараторил Вацлав, заметив мою задумчивость, - жить каждый день, как свой последний, с самым лучшим, что у тебя было за всю жизнь. Понимаешь?
   Лёгкая полуулыбка тронула моё лицо.
   - Кажется, понимаю. Последний день, да? Самое лучшее?
   Вытящив флягу с самогоном, я махнул для храбрости и направился к БТРу, спиной чувствуя недоумённый взгляд священника.
   ...Вернулся через пять минут, держась за уже зажившую щёку. Одетый и злой. Сел у костра и с грустью сказал:
   - Мне показалось...
   Поляк в очередной раз покачал головой, быстро помолился и ушёл спать.
   А я так и сидел до рассвета, с необъяснимой горечью глядя то на искры в огне, то на бусинки звёзд в бескрайнем Млечном Пути.
   Всё ещё будет. Но не с нами.
  
  
   Глава шестая. Драг-рейсер.
  
   "Следует также внимательно следить за чистотой раствора"
   Курс нейрофизиологии Ангелов, первая лекция.
  
   Заснул я вчера почти под утро. Спал часа два. Наверное это меня и выручило.
   Боль. Страшная боль во всём теле. Та, что искромсает мои кости на ошмётки кровяной бездны, за которой уже не будет грани между жизнью и смертью, белым и чёрным и даже этой грани уже не будет, потому что не будет меня.
   БОЛЬНО
   Полуослепший от боли, я пополз к БТРу. Рядом с колесом в ладонь впилось что-то острое. Стекло. Осколки вчерашней ампулы. Белый порошок.
   Я лизнул его, преодолевая отвращение к вкусу собственной крови. Это был
   МЕЛ.
   Сука! Тварь! Майор, я тебя ненавижу!
   Нужно оказать себе первую помощь. С трудом поднявшись на колени, я вытащил армейский нож, снял бронеперчатку, зажмурился и...
   Разрезы. Жёлтые полосы по коже. Фонтаны золотистой крови, бьющие из порезов прямо в нервную систему. Они заживают, а я режу дальше, пока не выливаю на траву поллитра своей крови. Затем дёргаю себя за основание языка и обильно блюю на всё это. Красное, жёлтое, зелёное - я просто художник.
   Вроде немного полегчало.
   И тут я вспомнил, что Форсайт тоже колола себе эту ампулу.
   В груди зажглось что-то дикое. Струдом добравшись до машины, я нашёл Форсат лежащей на полу и бессвязно шепчущей что-то в потолок. Оттолкнув подбежавшего поляка, я изрезал ей руки и заставил проблеваться. Шёпот стал ещё бессвязнее, а её лицо побелело.
   Срочно. Медпомощь. Обоим.
   Я завёл двигатель и рванул по шоссе, не жалея солярки.
   Ехать до КЛ-117. Быстрее. Я смогу...
   Не смог. Горючка кончилась за двадцать километров до зоны. БТР пришлось бросить, а Форсайт нести на руках. Поляк понуро побрёл следом - понимал, что в cлучае побега ни черта ему не светит.
   Взваливая её на себя, я ещё успел подумать, до чего она тяжёлая... Потом понял, что у неё не ангельские полые кости, а самые обычные человеческие и на секунду стало как-то по особому жалко её - такую слабую и бессильную, и стыдно перед самим собой за то, что вчера вот так, по кобелиному, полез к ней и получил по морде. Прости, Анна.
   Теперь идти. Долго, трудно и больно, но мы дойдём. Слышишь, сестрёнка, я обещаю - дойдём. По-любому. Не можем не дойти. За моей спиной Бог, Крестоносная Армия и Красные Крылья. Это моя Родина и всё будет хорошо.
   - Сергей, где живёт твоя семья?
   Я не знаю, зачем священник это спросил.
   - В казармах.
   - Я не это имел в виду. Твои отец и мать - где они?
   Косая ухмылка.
   - Мой отец - высохший труп Первоангела. Моя мать - женщина из клонировального завода с отключённым мозгом. Доволен, гад?
   Он нахмурился.
   - Нет у тебя никого. И Родины нет тоже.
   Слышишь, Анюта? Никого у нас с тобой нет. Паскудно, правда? Ещё и дождь начался - уходит лето... Но всё же это моя страна - Россия и сам я - русский. А ещё у меня есть Вера. Понимаешь?! С ней я родился, с ней и сдохну и сейчас я верю, что всё будет в порядке.
   А дождь уже хлещет по асфальту...
   Всё равно. Я же здоровый мужик, а ты больная женщина. Не может всё быть так несправедливо. Есть же кто-то выше, самый добрый, умный и хороший. Служи ему - и сделаешь мир лучше. А иначе - зачем жить дальше? Нанизан бисер детских слез
   На прядь моих седых волос...
   А ветер влажными руками
   В нее вплетет мою мечту о маме... Старая строевая песня. Очередная войсковая часть. Электрошокеры. Полежи пока на обочине, сестра. Надо кое-что сделать против Устава, но Бог простит. Молоко - не опьяняло...
   Солнце лоб не согревало...
   А мое тело без пупка -
   Ласкают только провода... Подхожу. "Кто такой?" Теперь - никто. Я - ваше возмездие, гниды. Карающий Меч Божий. Всех вас, ублюдков, ненавижу. Все вы одинаковые - что вы, что майор... Я так давно уже мечтаю,
   Чтоб мне хотя бы имя дали...
   Нет ни детства, ни морщин
   У тех, кто создан без мужчин... С размаху - первому встречному в рыло! И чтоб нос резлетелся кровавым комком! С локтя в глотку! Харкайся кровью, чмо! Всем отомщу!!! НЕНАВИЖУ!!! Сегодня ночью я поклялся
   Той, что жизнь мне - не дарила,
   Что одарю ее болезнью:
   Пусть станет гладь реки - могилой... Вжжжжж!" - сказало что-то за спиной и я, падая, успел понять, что мне в спину всадили несколько киловольт тока.
   Вряд ли человек выживет после такого. Мясо просто сгорает, а кости обугливаются. Шансов нет. А у Ангелов есть.
   ...Тылы отходящей части. Люди. Много полуголых и избитых людей, связанных цепью. Их подгоняют прикладами, и у каждого в ладони зажат взрывпакет от гранаты. На месте им выдадут запал и с этой самой гранатой погонят на польские танки.
   Враги народа - вот кто это. Мразь, шваль и ничтожества.
   За ними грузовики, полные гробов-саркофагов - нужно обращать Польшу в Веру Красных Крыльев.
   А потом - грузовики с самыми обычными цинковыми гробами. "Груз-200" никогда не окончится...
   - Сергей, вставай!
   - Он-ни уж-же ушшшшлииии?
   Слова медленно сочатся сквозь зубы.
   - Да. А у тебя...
   Чёрт, я и сам уже вижу. В обеих крыльях дыры по три сантиметра в диаметре - ток прожёг их насквозь. Всё. Не летать мне ещё неделю. Электрошоковые раны очень плохо заживают.
   Ладно, Форсайт, ерунда. Прорвёмся. Не впервой. Ты только живи, ладно?
   - Вацлав, что такое смерть?
   - Конечная станция на пути к бессмертию.
   - А жизнь?
   - Заплёванный вагон...
   Идём. Сперва ток из батарей на плечах поступает в трансформатор, потом в разрядные иглы на перчатках и жжёт мягкую плоть. Не взлететь мне теперь, бескрылому. Гнусным хорьком зелю жрать буду. Уроды.
   А сам-то я лучше? Не знаю. Что я в жизни хорошего сделал? Служил Богу и Красным Крыльям. Убивал. Расстреливал. Выдирал позвонки.
   Только зло.
   Солдафон. Сука. Ненавижу.
   Мы пришли. Ты не слушай, ты дыши. Эй, на вышках, я свой! Узнали. Давай я тебе лучше песенку спою. Я её среди людских детёнышей слышал:Спи, моя мерзость, усни...
   Утром проснёшься в крови... - Там другие слова.
   Вот видишь, я даже слов не знаю. Мне мама колыбельную не пела. Не было у меня мамы. Такая я сволочь.
   - ВРАЧА СЕЙЧАС ЖЕ!!!
   Занятые своими делами жители зоны с интресом смотрят на меня. Молчат.
   - Где здесь врач?!
   Улыбаются. Обступают. С пулемётных вышек им что-то кричат Ангелы, но они не слушают. Рады. Издеваются.
   - Долетался, г**дон?!
   - Х** тебе, а не врач!
   - Вали в п**ду со своей б**дью!
   Злобно матерятся. Обступили. Вацлав куда-то пропал - наверное, уже затянуло в гущу. Дерьмо. Форсайт придётся опустить на землю. "Изверг" на толпу.
   - ОТОЙДИТЕ ВСЕ ИЛИ Я СТРЕЛЯЮ!!!
   Отошли. Чтобы набросится. Чёртовы люмпены...
   Я успел выкосить человек десять, после чего сильный удыр выбил пулемёт из рук, переломав пальцы. Я упал в метре от Анны. Сразу же по броне гулко застучали ногами, камнями и арматурами.
   Рабочие зоны бьют упавшего воина Господа ногами. Как нелепо.
   Сестрёнка, сопротивляйся. Вствай и беги. Я прикрою.
   Удар.
   Не слушай - это не кости в крыльях ломаются. Это дождь. Ты же наверняка любишь дождь.Ведь любишь?..
   Хруст.
   Чьи-то цепкие пальцы уже отстёгивают броню. Не дамся, твари! Держись, Форсайт, я доползу.
   Удар.
   У тебя всё лицо в золотистой краске. Закрыл голову руками - по по истресканной ручной броне бьют топором. Жёлтая кровь хлюпает в перчатках.
   Треск.
   Я знаю, тебе очень больно. Мне тоже. Лишь бы не свалится от болевого шока. Потерял сознание - конец.
   Удар.
   По переломанным пальцам уже прыгают. Ангелы в охранении открыли огонь по головам скотов. Мы выдюжим. Ползти всего десяток сантиметров...
   Вой.
   Почти ничего не вижу кровь заливает глаза костюм содрали держись доползу собой закрою...
   Удар...
  
  
   Глава седьмая. Заведи мою плоть.
  
   "Максимальное время клинической смерти - 5-15 минут."
   Медицинский справочник - Как состояние?
   - Крайне тяжёлое...
   Не было больше ни ударов, ни пулемётного треска, ни переломанных костей.
   Ничего этого не было.
   Было неяркое осеннее солнце и пожухлая трава по пояс. Трава, которой так приятно касаться, чувствуя как она обвевает искалеченное тело мягким коконом и забывать обо всём...
   Среди травяного моря было шоссе, построенное Господом в начале Творения мира. И скакало четыре всадника с закрытыми лицами на стальных конях. Я помню страшный дробот, с которым копыта выворачивали асфальт и нечеловеческую неподвижность сидящих.
   - Анальгетики ему срочно! Конкретнее о состоянии!
   - Множественные переломы и внутренние кровоизлияния...
   И сеял Господь с небес чёрные зёрна и превращалась трава в колючую проволоку, меж рядов которой устало шли почерневшие от угольной пыли шахтёры и девушка с автоматом через плечо. Падал наземь усталый человек, получал удар прикладом в спину и шёл дальше, ненавидя позади идущую.
   Шла дорога та к костелу, одинокому и безлюдному. Незримым духом встречал я пришедших, укрывал боль их чёрным саваном и вручал оружие против сил зла.
   Разрывала кожу дева-надсмотрщик и шёл на костел Антихрист в доспехах, взлетал и убивал лютой ненавистью, смеялся над верой моей и тащил меня в бездны Ада...
   - Возможна ампутация...
   ...Я иду за каталкой. На каталке чьё-то изломанное тело. Раздробленные в клочья крылья, лицо, сведённое в нечеловеческой гримасе и мотки кишок, валящиеся из разорванного живота. Рядом со мной идёт Тень. Она рядом, но отдаляется всё дальше и дальше. Почему-то я вспоминаю девушку, которую сперва изнасиловал, а потом сломал шею камнем когда-то давным-давно.
   Душу терзает неоформленное в мысль желание всё изменить. Стать другим.
   Получить бессмертие и бесконечные патроны.
   Вернуть то, что ушло навсегда.
   Но больше всего я хочу, чтобы парень на каталке выжил.
   - Тело уже не регенерирует. Скальпель мне...
   Вокруг человека много людей в белых халатах. Они режут его тело острыми ножами, и течёт жёлтая кровь по медицинским трубкам. Мне немного жаль беднягу, с которым жизнь обошлась так жестоко. Тень зовёт меня за собой и я иду. Иду по коридору лазарета, чьи белые стены постепенно окрашиваются красным.
   Надо мной три красных Луны. В коридоре много дверей, но все они закрыты. Тень идёт всё медленнее, потом падает на колени и ползёт дальше, понемногу обретая чёткие контуры и становясь похожекй на женщину, имя которой я не могу вспомнить.
   - Встань с колен.
   - Не могу. У меня оторваны ноги.
   - Пилу для костей мне и четыре кубика белого. Как пульс?
   - Падает...
   И я вижу, что ног у неё действительно нет, а по полу волочатся какие-то склизкие мотки, выпадающие из её груди и оставляющие кровавый след. Мне больно и плохо.
   - Адреналин прямо в сердце! Зашиваем грудную клетку...
   Почему-то в груди становится очень тесно. Я, наверное, плачу. Очертания коридора теряются и я вижу вокруг себя зимнее поле. Китайские солдаты, стреляющие на поражение по тясычам полуголых измученных людей, ежесекундно падающих под смертным шквалом. Сотни тех, кто стоит позади, плетьми и оружием гоня врагов народа на гибель. Та девушка - среди них. Псы Красных Крыльев.
   Одинокая крылатая фигура, сквозь зубной скрежет идущая по трупам и несущая смерть.
   Это я.
  
   Громом ударенный, скошенный молнией,
   Вечно в бреду, вполовину с бессонницей
   Шёл Правитель без имени-отчества,
   Падал, вставал в родстве с одиночеством...
  
   - Приваривайте имплантанты. Протез сюда...
   Я в полутёмной комнате стою на табуретке и на шее моей петля. Смутно знакомая женщина в бронекостюме и с соломенного цвета причёской устало забивает магазины в патронное отделение "Изверга" Мне даже не страшно. Я тоже от всего устал.
   - Бинты и гипс. Ещё камфары. Почти закончили...
   В комнате кирпичные стены, стол, за которым она сидит и небольшой стенд с оружием. На столе несколько магазинов и чёрный противогаз. Напротив меня висит флаг с эмблемой. Я не могу разобрать её - там точно есть полукруг и крест, но это не символ Красных Крыльев.
   - Сердце остановилось!
   - Будем запускать...
   Почему-то мне хочется остаться с ней. С ней тепло, с другими - холод. Мы оба это понимаем, но женщина заряжет пулемёт и таким же усталым движением берёт со стола противогаз. На меня смотрят бесчувственные кругляши плексигласовых стёкол.
   - Дай мне остаться... - прошу я непослушными губами.
   - Нельзя., - отрицательное мотание головой, - Потом...
   - А как же ты? - почему-то без неё мне будет больно.
   Противогаз плотно облегает её череп, скрывая такое знакомое лицо. Теперь - только лёд воздушных фильтров и резиновое равнодушие.
   - А мне теперь всю смерть воевать... Уходи.
   Наверное, наши тела сейчас кромсают на части толпы скотов. Жаль.
   - Пятьсот джоулей! Раз,.. два...три... Разряд!
   Она стреляет мне в грудь, предварительно поставив переключатель пулемёта в положение "autо". Плоть послушно расступается перед всепобеждающим металлом. Табуретка с суицидальным скрипом летит из-под ног. Ломается шея и взрывается на миллионы кусков сердце, а уже падаю в глубину смертной бездны, чтобы на дне увидеть слабый лучик света, приподняться на койке, порвав какие-то опутавшие тело провода и захрипеть в белый потолок лазарета новорождённым криком:
   - ЖИИИИИВООООООООООЙ!!!
  
  
   Глава восьмая. Aftershock.
  
   "Ты нужен Богу"
   Агитплакат Красных Крыльев.
  
  
   Прохрипев в потолок, я снова потерял сознание. Когда я очнулся, то увидел, что медицинских приборов больше нет, а сам я лежу на узкой больничной койке под белым одеялом в небольшом боксе. Рядом с койкой на стуле сидела девушка-Ангел в медицинской униформе и читала книгу. Наверное, моя сиделка.
   - Невье...ться... - сказал я первое пришедшее на ум.
   Девушка посмотрела на меня и радостно улыбнулась.
   - С возвращением! Как ваше самочувствие?
   - Херово...
   - Это бывает. Я сейчас позову врача и он вам всё расскажет.
   Она ушла куда-то, хлопнув на прощанье дверью. Я попытался встать с койки, но не смог. Моё тело стягивали кожаные ремни - по рукам, ногам и в районе шеи. Интересно, зачем?
   Через несколько секунд вошёл высокий худощавый человек в забрызганном кровью халате и та медсестричка.
   - Здравствуйте, больной! Как самочувствие? - сразу виден холодный деловитый тон.
   - Нормально, но зачем ремни?
   - Для нашей общей безопасности. Сейчас я зачитаю вам медицинское заключение. Слушайте внимательно.
   Пошарив где-то за пределами моего обзора, он достал несколько листов бумаги и начал читать:
   - Пациент под номером семьсот тридцать попал в лазарет в крайне тяжёлом состоянии. Пульс - сорок ударов в минуту, давление - пятьдесят на восемьдесят. Общая симптоматика: пятнадцать открытых переломов в правом крыле, девятнадцать - в левом, переломы третьего, пятого, десятого и одиннадцатого рёбер, компрессионный перелом позвоночника, по пять переломов на руках, рваные, колотые и резаные повреждения внутренних органов (кишечника, сердца и печени), кровоизлияния, множественные травмы - ушибы, раны, порезы... Вы понимаете, о чём я говорю?
   - Мне сильно досталось.
   - Точно. Толпу отогнали, когда вас уже начинали потрошить. Продолжаем: были введены морфий... ну, это можно пропустить... Операцию проводил хирург В. Колов. Это я, - он скромно склонил голову.
   - Ну и что же дальше?
   - Да ничего. В вас влили три литра крови, запускали сердце, накладывали гипс, на секунду вы пришли в себя, затем лежали без сознания день, но всё срослось. Теперь переходим к плохому... Катя, проверьте, надёжно ли закреплены ремни...
   - Надёжно.
   - Да что такое? - Я ещё не понимал, но уже догадывался...
   Хирург откинул со лба волосы и с каменным лицом прочитал:
   - Были ампутированы оба крыла в районе третьего и четвёртого сегментов, а также левая рука с середины локтя...
   Несколько секунд я лежал молча. Переваривал услышанное. Потом понял...
   Никого и никогда я так не ненавидел в своей жизни, как этого сраного хирурга в беленьком халате. Мне до боли в костяшках захотелось встать и проломить ему череп этой самой койкой за то, что сделал меня таким обрубком.
   В костяшке...
   - С вами всё нормально?
   - НЕТ, СУКА, НЕНОРМАЛЬНО! НА КОЙ ТЫ МЕНЯ ТАКИМ СДЕЛАЛ, ГНИДА?! ПОДЫХАТЬ БЫ ЛУЧШЕ ОСТАВИЛ! ТОЛЬКО РЕМНИ РАЗМОТАЙ - ЧЕТВЕРТУЮ!!! НЕНАВИЖУ!!! УБЬЮ!!! ЗАЧЕМ ИЗУРОДОВАЛ?! ЗАЧЕМ?!
   Он постоял пару секунд и вышел. Осталась только девушка, которую врач назвал Катей. Не обращая на неё внимания, я бессильно выл в пустоту.
   Её ладонь мягко легла на мой лоб:
   - Не переживайте так, Сергей... Всё ещё будет хорошо...
   - Развяжи...
   - Обещаешь, что ничего не сломаешь?
   - Обещаю.
   Если бы она ничего не сделала, то я бы всё-таки нечеловеческим усилием порвал ремни, схватил бы её за плечи и с размаху обрушил бы на пол вниз головой. Изломал бы.
   Но она отстегнула ремни и я смог встать и посмотреть на то, что от меня осталось.
   В правом крыле первые тридцать сантиметров шли обычной плотью, покрытой перьями, а дальше начинались перекрытые друг с другмо штыри, приваренные к костям с перетянутой меж ними тонкой чёрной плёнкой. От правого крыла осталось вообще сантиметров десять.
   Но больнее всего мне стало, когда я посмотрел на свою бывшую левую руку. Немного ниже плеча шли два таких же штыря, скреплённых поперечными кольцами и кончавшимися уродливым металлическим приспособлением с тремя хваталами-пальцами, которые тут же сжались в некое подобие кулака.
   Клешня - вот что это такое.
   В бессильной злобе я заскрипел зубами. Чёртовы имплантанты. Наверно, руку и крылья размолотили в кашу.
   - Врач говорит, что летать вы сможете. Правда, не очень высоко, но сможете...
   Дура. Пытается меня обнадёжить.
   - На кой мне такая лапа? Кому я теперь нужен?!
   Она серьёзно посмотрел на меня.
   - А кому ты был нужен раньше?
   Богу и Красным Крыльям. Я им и сейчас нужен - с такими увечьями стрелять можно. А больше никому.
   - Вот видишь - всё ещё будет хорошо.
   - Не будет. Уйди.
   В этот момент в дверь постучали.
   Не дожидаясь приглашения, вошёл человек в чёрной форме. С татуировкой на шее. Факел и молот.
   - Инквизиция. Выйдите, пожалуйста.
   У Иквизиции была своя форма - без погон, но с лычками, на которых в обязательном порядке были красные кресты. Ладно скроенные чёрные мундиры, как на подбор колючие глаза и гремящие берцы. Вошедшему человеку было как и мне, лет сорок-сорок пять. У него было самое обычное лицо, но глаза... Они так и излучали недоверие и враждебность, складывавающиеся в тяжёлый цепкий взгляд, ищущий топливо для святых костров.
   - Вы - Ангел под номером десять тысяч?
   - Так точно. С кем имею честь?
   - Экзекутор Николай Иванов.
   Почему-то он сразу мне не понарвился. Возможно, виной тому было то состояние беспросветной тоски, в которое я впал несколько минут назад.
   - Для начала позвольте поздравить вас, - голос холодный и ровный. Будет самому себе приговор зачитывать - не запнётся.
   - С чем?
   - Позавчера войска Красных Крыльев разгромили польскую армию. Польша аннексирована к Русской Империи.
   Странно, но мне было всё равно.
   - У меня даже фото есть. Посмотрите.
   Он извлёк из кармана фотографию. На ней радостно улыбающийся красноармеец стоял, поставив ногу на грудь ребёнка. У меня удивлённо взлетели брови.
   - Захватили школу и держали три дня. Потом расстреляли, естественно.
   - Зачем?
   - Солдатские развлечения, ничего не поделаешь, - он с деланным возмущением пожал плечами.
   - Это всё?
   - Не совсем. Теперь, собственно, к делу. По нашим данным, во время операции вы совместно с другим Ангелом...
   ...Другим Ангелом... В памяти что-то шевельнулось. Нет, не помню.
   - ...конвоировали пленного католического священника. Так?
   - Так точно. Было дело.
   - Далее в результате невыясненного инцидента вы вкололи себе меловой раствор, очевидно приняв его за белую ампулу.
   - Дак это ж...
   - Я сейчас скажу, что знаю, а вы потом расскажете, как было дело. Так вот, на следующий день после этого вы избили троих бойцов Крестоносной Красной Армии.
   - Откуда всё знаете?
   - Допрос священника, ваш диагноз... Кроме того, у нас ведь и иные методы... - он как-то нехорошо улыбнулся. - А сейчас рассказывайте, как всё было.
   - Я и ещё один Ангел...
   Я начал рассказывать. Но одного не мог вспомнить - кем же был этот второй Ангел?
   Экзекутор слушал внимательно и не пер######вал, только изредка делал пометки в чёрном блокноте. Дойдя до места встречи с Ангелом-майором, попросил назвать номер части. Я ответил, что на бортах САУ было обозначение 223-й бронетанковой. Он кивнул и сказав: "Накажем", продолжил слушать. Я рассказал всё, что знал и меня почему-то не оставляло ощущение, что эти слова ему давно известны и то, что я скажу, он наперёд знает.
   - Так почему же вы избили этих красноармейцев?
   - Злой был.
   - На майора?
   - Да.
   - А ведь и убить могли. Тогда бы с вами трибунал разговаривал.
   - Знаю.
   - Что ж нам с тобой делать, сержант? - он задумчиво почесал карандашом подбородок.
   - Что хотите, то и делайте. Я - младший сержант Красных Крыльев и подчинюсь воле Инквизиции.
   - Хмм... - он с неким сомнением посмотрел на меня. - Что ж, Сергей, через два часа подходите к центру колонии. Там будут казнить напавших рабочих. - он встал и откозырял, давая понять, что разговор окончен.
   ...Груда терзающих тел. Я куда-то ползу. К какой-то женщине. Её звали Форсайт. Точно. Я вспомнил! Но где же она? Неужели мертва?
   У самой двери Инквизитор повернулся, мелькнув чем-то металлическим среди слишком правильно растущих перьев на крыльях и ответил на незаданный вопрос:
   - Священника не тронули - не разобрали форму креста на шее. Что же касается того рядового Ангела... Нападавшие утверждают, что вы закрыли её своим телом, но ни бронекостюма, ни тела Анны Форсайт так и не нашли. Кстати, Серый, сочувствую увечью.
   Дополз-таки. Кажется, я знаю, зачем Форсайт имплантировала себе пси-экран в череп.
   В этот раз в голосе Инквизитора мелькнуло настоящее, неподдельное сочувствие. Как знать - может быть, и его когда-то кромсали на части?
   Скоро вернулась Катерина. Она показала мне, как обращаться с протезами руки и крыльев. Потом принесла мне немного еды и уселась рядом, наблюдая, как я ем.
   Ммм, вкусная колбаса. Давно такой не жрал. Последний раз - когда пил с Анной за знакомство.
   Не думай.
   - Сильно голодный, да? - спросила сиделка.
   - Сильно. Давно не кололся.
   - Чем? - она нахмурилась.
   - Белыми.
   - Что это такое?
   Внезапно я понял, что она из тех самых выросших без людей "Божьих одуванчиков". Её не били и не издевались над ней. Она никогда не колола себе ни белых, ни чёрных.
   Она ничего не знает.
   - Так. Лекарство... Колбасы хочешь?
   - Да нет, спасибо. Я уже поела. А ты на меня не смотри - сам голодный.
   - Ладно.
   Потом я лёг на койку и постарался заснуть и не думать ни о чём. Ни о чём не вспоминать. Забыть.
   Два часа пролетели быстро. В лазарете мне выдали новый бронекостюм с привинченными на целые наплечники погонами. Новые крылья тоже складывались за спину и тоже могли вылезать сквозь щели на спине, но это были не мои крылья.
   Надевая перчатки, я привычным движением сунул руку в металлический раструб и понял, что делаю неправильно - клешня не влезала в перчатку. Я горько усмехнулся и положил её в карман.
   В центре колонии было много народа. Слишком много для обычного дня. Потом я заметил, как боязливо расступается передо мной толпа.
   Потом понял, почему.
   В середине площади стояло восьмиугольное сооружение из армированного стекла. Внутри стояло несколько десятков человек, которых не расстреляла охрана. Я знал, что это за сооружение.
   Газовая камера.
   Неподалёку под охраной двух Инквизиторов стоял сильно помятый Вацлав. Почему-то у одного из Инквизиторов в руках был молот.
   Незаметно из толпы ко мне подошёл тот самый Экзекутор и зашептал на ухо:
   - Будешь палачом - докажешь Веру. Откажешься - пойдёшь во враги народа. Выбирай.
  
  
   Глава девятая. Солдат.
  
   "Не жалей никого и не позволяй жалеть тебя"
   Устав Красных Крыльев.
  
   Я слишком хорошо знал, что мне придётся выбрать.
   - Я докажу свою Веру. Можете начинать.
   Я скромно встал рядом с газовой камерой. Один из Инквизиторов прокашлялся, поправил кобуру на поясе и мерным речитативом начал зачитывать приговор:
   - За нападение на Ангелов, хранителей ваших, за предание Веры православной...
   Почему это всегда так долго?
   - ...приговариваются к смерти через газовую камеру!
   Кажется, по ту сторону стекла что-то кричали. Я не слушал.
   - Ангел номер десять тысяч!
   - Я!
   - Приведите приговор в исполнение!
   - Есть!
   Я дёрнул за рычаг рядом с камерой. Собравшийся вокруг народ заметно взволновался. Мне было отлично известно, что будет сейчас - небольшой мешочек с порошком опустится в химраствор где-то под полом и получившиеся ядовитые пары через дыры поступят к приговорённым.
   Дёрни за рычаг. Всё предельно просто.
   Первая минута.
   Сначала словно бы ничего не случилось - люди в камере всё так же стояли, глядя на меня исподлобья. Потом некоторые закашляли, кто-то упал на пол.
   В толпе заплакали дети, но матерям не дали их увести.
   Пятая минута.
   Руки уже начинали раздирать глотки в обречённой надежде добыть глоток кислорода, а тем временем рвота обильно орошала стекло в оранжево-розовый цвет безысходности.
   Десятая минута.
   На пределе сил несколько бились в стекло с такой яростной решимостью, что оно содрогалось от ударов. Бесполезно - их кулаки были разбиты до костей, но ни трещинки не нарушило торжества справедливости.
   Пятнадцатая минута.
   Рвота стала красной. Какой-то обессилевший мужик вытащил из-за щеки согнутую проволоку, разогнул её слабеющими пальцами и с размаху воткнул себе в глаз. Инквизиторы сработали не очень хорошо.
   Блюют даже те, кто просто смотрит.
   Двадцатая минута.
   Никто уже не шевелится. Только беззвучно капают из раззявленных ртов багровые пузыри. Толпа подавленно молчит.
   Мне не было их жаль. Для меня эти люди окончательно погибли ещё тогда, когда бросились на меня. Дёргая за рычаг, я просто поставил точку в неприятном разговоре.
   Но радости не было тоже.
   - Кхм...
   Что-то ещё.
   - Также есть ещё и приговор еретику Вацлаву Врочеку...
   Дерьмо. Я знал, что всё не так просто.
   - Отродию Зла, ересиарху, чужую веру исповедующему, так в своём грехе и не раскаявшемуся...
   Поляк побледнел. Только сейчас я заметил, что всё его лицо в ссадинах.
   - ...Надлежит принять смерть во имя Господа Бога нашего и Красных Крыльев!
   Инквизитор подождал немного, словно наслаждаясь произведённым эффектом и выбросил во взорвавшуюся восторгом толпу одно хлёсткое слово:
   - КОЛЕСОВАТЬ!!!
   Тотчас же чьи-то руки сунули мне в ладонь тяжёлый кузнечный молот. Вацлава уже привязывали к горизонтальному колесу на эшафоте.
   - Работай, сержант... Доказывай...
   Толпа ликует. Мгновенно вспотевшая ладонь сжала рукоять. Левая не вспотела.
   Она пуста.
   Крылья синтетические. Жалость убита. Решение принято.
   Я подхожу к нему медленными шагами. Он смотрит на меня и молится, едва шевеля губами.
   Размах.
   Извини, друг, так будет правильнее для всех.
   Левая рука с хрустом вывернута под неестествнным углом. Губа закушена.
   Размах.
   Ни черта уже не будет. За всё спасибо, Вацлав.
   Правая трещит и обнажает белую кость. Ни слова. Расстрел взглядом.
   Размах.
   Этим скотам весело от твоих мучений. Не слушай. Просто прими этот проклятый мир, каков он есть.
   Коленная чашечка правой ноги, чавкнув, протыкает нервный центр. Пустота. Ноль звуков.
   Размах.
   Как это неправильно... Наплевать. Я - солдат... Палач.
   Мышцы левой ноги разорваны мощным ударом. Белое лицо, всклокоченная в смертной муке бородка.
   На молот налипли лоскуты отодранной кожи. Рукоять липкая от крови. Теперь перетянуть верёвками всё тело, чтобы пятки касались затылка. Чтобы свернувшаяся кровь убивала долго.
   Всё правильно. Надёжно и просто - как я всегда делал.
   Извини.
   С неба льётся дождь.
   Убить виноватых, чтобы напугать. Убить правых, чтобы развеселить. Хлеб заменяется зрелищами.
   Скотам весело. Мне паскудно.
   Я больше не смотрел на то, что было за спиной. Я прорывался сквозь толпу торжествующих харь, восторженных рыл и ненавистных рож. Не хочу никого видеть. Проклятый дождь.
   Господи, помоги мне.
   Лазарет привычно выплыл из косых полос ливня. Я открываю дверь, невидяще бреду по знакомым белым коридорам и стучусь в известную дверь. Открывает Катя.
   - Ты чего?- Бедная мышка. Она напугана.
   Мои руки в крови, а короткий армейский ёжик слипся в мокрые иголки, и я стою перед ней, такой страшный и жалкий, как недоутопленный щенок, скалящий клыки.
   - К тебе я пришёл... - Хриплый кашель горестно прищуренных зрачков.
   - Ко мне... Ты плачешь, Серый...
   Она поняла. Почти.
   ...Уже закрывая за собой дверь бокса и целуя пресные и ненужные губы, я всё ещё повторял, как заведённый:
   - Не плачу... Это дождь... Солдаты не плачут...
   С ней не было холодно. Но и тепла не было тоже.
   ...Уже после всего, такого нелепого и странного действа, я ещё сжимал её тело правой рукой, потому что в самках волна затухает медленнее, потому что так принято, потому что левая рука - мёртвая клешня...
   Она повернулась ко мне и пристально посмотрела в глаза.
   - Зачем ты пришёл?
   - Мне было плохо.
   - Я поняла... Почему?
   Знает ли этот ребёнок, по какому асфальту она ходит? Нет. Но должна знать.
   - Я казнил рабочих и священника.
   Мучительно закрытые веки. Барабанящие по окну капли. Ногти, впившиеся в кожу плеча и металл крыльев. Один вопрос:
   - ЗАЧЕМ?
   Как ей объяснить очевидное?
   Как заставить её понять суть Веры?
   Вспомнить ломающие нос кулаки и убить в себе жалость?
   - Потому что я Ангел Красных Крыльев.
   Она не понимает. Несчастная.
   Моя рука попыталась пригладить её лицо и стереть капающие слёзы, но вместо этого сделала три глубоких царапины, точас зажившие, но от этого не менее болезненные.
   Дурак. Сделал хуже.
   Эти протезом не приласкаешь и не погладишь нежно. Клешнёй можно бить по лицу, ломать кости и рвать мясо, но ничего больше.
   Чего ты хотел, солдат?
   - Как же мне тебя жалко...
   Я встал с постели и оделся. Подошёл к окну и немного помолчал, наблюдая за стекающими по стеклу каплями. Повернулся к ней, оскаленный:
   - Дура. Никогда не жалей другого!
   - По...чему?
   - Потому что тебя никто не пожалеет. Мир жесток, глупышка.
   - Просто мне было жаль, что...
   Взгляд на клешню и протезы крыльев.
   - ...Что я калека, да?! Пожалела убогого?! Уходи отсюда.
   - Прости, я...
   - НЕ ПРОЩУ! УБИРАЙСЯ, ТВАРЬ!
   - Ты не...
   - ЕЩЁ КАК ПОНИМАЮ! СУКА! ВАЛИ НА Х...! НА КОЙ ТЕБЕ ОБРУБОК?!
   Она всё-таки встала и тихонько всхлипывала, одеваясь. С небольшим трудом я подавил в себе желание остановить её.
   У двери она обернулась. Теперь она плакала, не стыдясь этого.
   - Серый...
   Молчание.
   - Серый... Я люблю тебя.
   Моё лицо - горькая циничная ухмылка.
   Моя поза - разворот для удара.
   Мои кулаки - сжаты.
   Удар.
   Она упала, ударившись о косяк. Из-под красивых губ потекла жёлтая кровь, смешанная с осколками зубов. Наверное, она впервые чувствует такую муку.
   - Сволочь ты, Серый...
   Стройная спина уходящей. Заново выросшие зубы. Злые слёзы.
   - Тот, кто боли не познал, тот не познает и любви.
   Наивная. Не жаль.
   Я вышел из лазарета. Дождь всё ещё хлестал по голове беспощадными струями. По щекам текла вода. Несолёная.
   Я с тоской посмотрел за спину. Полимерные крылья словно вздрогнули.
   Смогу ли я?
   Расправить во всю ширину. Взмахнуть. Ещё раз. Оторваться от земли.
   Я всё ещё могу летать.
   Выше и выше. Сквозь дождь прямо к Богу. Всё ещё будет в порядке. Выше. Не всё так плохо.
   Крылья слишком тяжелы. Мышцы спины взрываются болью и я падаю в грязь.
   Нет. Не будет. Крылья - не мои. Всё - не моё.
   ...Стук в дверь застал меня за сидящем на кровати, держащемся за голову. Я поднял глаза. Это был Экзекутор.
   - Здравствуй, Ангел.
   - Здравствуй...
   Он без приглашения присел рядом и поставил на койку пакет, круглящийся бутылкой.
   Он всё понял. Он всё знал.
   - Выпьем, сержант.
   - Выпьем, Экзекутор.
   Инквизитор разлил водку по стопкам из того же пакета.
   - В переводе на армейские звания - полковник.
   - Понятно, товарищ... полковник.
   - Сейчас можно на "ты"
   - Ладно.
   - Бог с нами. Вздрогнули...
   Мы выпили и помолчали. Первым заговорил Николай:
   - Зря Катерину прогнал.
   - Может быть. Она ж не знает ничего.
   - Не вернётся.
   - Знаю. Разливай давай...
   - Ага... Сейчас.
   - Слушай, Николай, я вот часто думаю: почему мы такие?
   - Какие? - он непонимающе посмотрел на меня.
   - Какие есть. Сволочи.
   - Ааааа... - он махнул рукой. - Не нами начато, не нами закончится.
   - Просто смотри сам: имя, фамилия, отчество - отняли, свободу - отняли... - я начал загибать пальцы.
   - ...Хлеб заменили ампулами, родителей - казармами, уважение - презрением, - продолжил он.
   - Откуда ты знаешь?
   - Не ты один такой умный. Я тоже думал, изучал и анализировал. Ты не поверишь, но я читал Библию, напечатанную до пришествия Красных Крыльев.
   - Таких нет.
   - В архивах Инквизиции есть всё. Лучше выпей.
   С бульканьем по пищеводу прошла ещё стопка водки.
   - Кха.. И что же там?
   - Десять заповедей.
   - Угу. "Нет судьбы...", "Будь безжалостен..." и так далее.
   - Нет. Ты даже не поверишь, что.
   - Что же?
   - "Не убий", "Не создай себе кумира", "Чти отца своего и мать свою"
   Ха-ха-ха! Как смешно! До слёз смешно.
   - Да, я в первый раз прочитал, тоже смеялся, а теперь думаю - может, тогда было лучше?
   - Не знаю. Чего гадать - это было раньше.
   - Раньше тоже был коммунизм. И это не было ни хорошо, ни плохо. Это было нормально. Тогда... Ладно... Ну давай ещё по одной. Последней.
   - Кстати...
   - Знаю. С протезом тяжело только первое время. Пошли...
   Эта стопка прошла тяжело, тошнотной тяжестью отозвавшись в груди.
   - Откуда ты...
   - Знаю. Смотри.
   Инквизитор расстегнул гимнастёрку и я увидел, что ниже пятого ребра он весь металлический. Потом перевёл взгляд на собственный протез. Да...
   - Шесть десятых моего тела мне не принадлежит. Протезы и имплантанты - собственность Красных Крыльев.
   - Как же тебя так?
   - Огнемётом жгли. И крылья сгорели, и всё... - в глубине карих глаз отразилась застарелая боль, но потом вновь сменилась патентованным фанатичным выражением.
   Теперь мне ясно, почему большая часть Инквизиции вызывает у меня странное чувство чего-то неестественного.
   - Ладно. Пора мне. Прощай, сержант. Когда подойдёт время - будь твёрд и безжалостен. Чего я тут сказал - ты не слышал.
   - Конечно. Прощай, Экзекутор. Ждут?
   - Полковника никто не ждёт... - грустно сказал он ушёл.
   Я некоторое время сидел и размышлял над его словами, затем надел броню, одел на руку пулемёт и ушёл тоже. По известному мне адресу.
   ...Поляк всё так же висел на колесе. Судя по хриплому дыханию, он был ещё жив. Я пощупал переломанные конечности и вздохнул - уже необратимо.
   - Я не Ангел. - Сквозь боль улыбнулся он.
   Я не ответил. Просто снял "Изверг" с предохранителя.
   - Погоди, солдат... Сперва послушай... Легенда старая, но слушать недолго...
   - Хорошо.
   - Слушай. слушай... Было когда-то два Бога, два брата - Красный и Чёрный... кха! Но... Чёрный возгордился и пошёл войной на брата и была вой... хрррр... война страшная, но Красный победил, а Чёрный был убит...
   - Я что-то такое слышал...
   - Да... Но вот в чём штука - Красный стал Чёрным. Всё повторяется... Оставь меня, не бери грех на душу...
   - У Ангелов нет души.
   - Тогда стреляй...
   ...Минуту спустя я бежал куда-то за город, по пожухлой мокрой траве, под прицелом ночных звёзд и с одним желанием: убежать. Позади остались Форсайт, Экзекутор, Катя и Вацлав с дыркой во лбу. Впереди не было ничего. Посредине был я.
   Я, бегущий сквозь дождь.
   Я, скользящий по траве.
   Я, лежащий в грязи.
   Завтра я поговорю с Богом. Завтра я узнаю всё. Завтра я стану другим. Но это будет завтра.
   А пока я усну под дождём.
  
  
   Глава десятая. Auto-repeat.
  
   "Ангел номер 10000 - морально неустойчив, сомневается..."
   Досье Инквизиции.
  
  
   Когда я проснулся, был уже вечер. Первое, что я увидел, был сухой стебель степного ковыля, смоченный тяжёлыми дождевыми каплями. Потом увидел ещё один. И ещё...
   Тело ломило, будто меня медленно прокручивали через мясорубку. Пошатнувшись, я встал, сорвав травинку по пути. Жестковатый вкус приятно обжёг растресканные губы. Теперь назад, в зону. Уже скоро.
   Эх, ковылёк, одни мы с тобой остались. Умрём и не заметят. Обидно, правда?
   По дороге я несколько раз падал и вставал снова. Голова отказывалась работать, а мышцы тяжули вниз многотонной тяжестью.
   Наверно, я болен. Ничего, скоро это будет уже неважно.
   Как там говорил Инквизитор Николай? "Полковника никто не ждёт?" Не помню, но, кажется, так. В принципе правильная фраза. Не только полковника.
   Вообще никого не ждут.
   ...Скоро показались ворота с неизменными пулемётными вышками. Может быть, там дежурили те же самые Ангелы. Я не знал, но прошёл сквозь ворота. Молча кивнул в ответ на приветствие.
   Почему-то мне казалось, что я вижу всё это в последний раз. Кто знает...
   На складе я получил пять комплектных обойм для "Изверга". Пожилой человек-интендант сухо сказал "до свидания" и отвернулся. Странная полоса отчуждения невидимой плёнкой ложилась между мной и всем миром.
   Но мне было всё равно. Ничего уже не держало.
   На часах было 23.17, когда я направился к вертолётному ангару твёрдым шагом всё решившего человека. По причине экономии электричества уличное освещение было отключено и никто не увидел меня.
   Шорох.
   Странный звук в кустах.
   Хруст.
   Служба в армии научила меня никогда не пренебрегать странными вещами. А то, что на окраине рабочей зоны я услышал треск ломаемых костей, было очень странно.
   Осторожно раздвигая листья и стараясь ступать как можно бесшумнее, я подобрался поближе к источнику звука. Через несколько секунд я услышал прерывистые женские всхлипы.
   Ангелы? Рабочие? Брошенная жена?
   Стоит ли вмешиватся?
   Не додумав мысль до конца, я раздвинул ветви.
   Стоит.
   На земле сидела девушка лет шестнадцати в простой серой робе, под которыми вздымались бугорки грудей и острые углы крыльев. Она плакала. Подле неё лежало то, что с натяжкой можно было бы назвать телом. Изломанная кукла с красной краской, вытекающей из рваных ран на спине. Человек дышал с булькающим хрипением ипытался уползти на руках. Рядом валялось орудие преступления - острый обрезок стального листа.
   - Ты убила его?
   Рыдания.
   - Он был таким же скотом, как и другие?
   Судорожный вдох.
   - Он был... сукой он был! Ненавижу его! Убила бы! - девушка злобно пнула тело по рёбрам.
   - Ты ведь Ангел, да?
   - Да... А ты кто такой?
   - Младший сержант Красной Армии Сергей Иванов. А ты?
   - Машей меня зовут...
   - Ты действительно хотела его убить?
   Снова слёзы. Злые слёзы.
   - И убью! Они мне жизнь сломали! За что они надо мной издевались?! Гниды бескрылые!
   Слушая Машу, я невольно вспомнил сержанта Алексея Иванова, вытиравшего слёзы с щёк шестнадцатилетнего Ангела, который только что убил человека.
   На следующий день Алексей застрелился...
   - Убьёшь? Так давай же.
   Прочная рукоятка армейского ножа втиснулась в узкую девичью ладонь.
   - Смелей. Убивать легко.
   Чвак.
   Лезвие вошло под лопатку, пропоров мускулы и сердце чавкнуло предсмертной болью.
   Девушка-Ангел убила в первый раз. Не в последний.
   Опять всхлипы.
   - Что же теперь делать?! Меня же эти... - она не смогла произнести это слово, - убьют! Не могу я вернуться...
   - И не надо. Пойдём со мной.
   - Куда?
   - К Богу. Ты нужна Ему.
   ...В ангаре мы тихо забрались в вертолёт. Ключи лежали в третьем ящике пятого шкафа, как и в ту ночь, когда так же улетал я.
   Двигатель завёлся с третьей попытки. Внизу прощальным реквиемом проплыми какие-то постройки и осталась только темнота и звёзды.
   Нас скоро хватятся. Искать никто не будет. Каждый знает - если два Ангела пропали средь ночи и где-нибудь в лесу нашли изуродованный труп местного задиры, значит, они уже не вернутся.
   Или вернутся другими.
   Мария заметила блеснувшие в на свету металлические пальцы и испуганно дёрнулась. Сразу видно, зелёная ещё.
   - Эт-то у тебя что?
   - Имплантант.
   - Не жмёт? - наверное, она подумала, что это вроде перчатки.
   - Чего нет, тому ничего не жмёт...
   - Так это...
   - Ага. Руку такие же, как и тот, оторвали с костями. И крылья...
   - Ты летать-то хоть можешь?
   Вместо ответа я, насколько позволяла кабина, расправил протезы.
   - На этом - могу, но невысоко.
   - Ты жалеешь об этом?
   Жалею ли я? Мало у меня настолько же сильных желаний, чем желание снова стать нормальным Ангелом, а не инвалидом-железкой. Но что привело меня к этому?
   Рекруты. Анна. Краков. Вацлав. Ампула. Толпа. Катерина.
   Всё ушло.
   ...Наверное, она подумала, что я не расслышал и настойчиво повторила:
   - Жалеешь?
   - Не знаю, - честно ответил я.
   Она отвернулась к иллюминатору и замолчала. Я не трогла её расспросами - пусть сама всё осознает до конца и почувствует, что первая песчинка уже упала на дно часов. Пусть спит.
   ...Через несколько часов вертолёт садился на площадку крейсера. Того самого, с орудиями невозможного калибра и тройной бронёй. Под дождём металлические бока сверкали не так уверенно, как в прошлый раз, а по-другому - горько и жалко.
   - Выходи, Мария.
   В моём отделении давным-давно позабытых казарм нас встретили с радостью. Новый солдат православной Империи - всегда праздник в сердце верующего.
   - Знакомьтесь, это Мария.
   - Михаил.
   - Игорь.
   - Линда...
   Я смотрел на радостные лица этих Ангелов и думал: помнят ли они, как сами стояли так под перекрётным огнём взглядов?
   Под радостью спрятана горечь. Помнят.
   - Спасибо, ребят. Я сейчас уйду ненадолго, дайте Маше пару слов сказать.
   Со словами "Конечно!" и "Базаров ноль!", солдаты отошли в сторону.
   - Слушай меня. Здесь никто не будет над тобой издеваться. Никто не ударит. Не сделает больно. Если ты будешь верить, то всё будет в порядке. Теперь это твоя семья. Твой дом. Прощай.
   Она посмотрела остановившимися глазами. Всё понимает. Она будет хорошим солдатом. Хорошим Ангелом.
   Не всё повторится.
   Закрывая за собой дверь, я почувствовал. что в гроб моей же рукой был забит предпоследний гвоздь.
   ...Что-то завязло в зубах. Ковырнув ногтем, я с удивлением увидел изжёванные зелёные волокна.
   Ковыль, ты всё ещё со мной. Слава Богу.
   ...На всём пути у меня спросили ID только два раза. Никто не поинтересовался, что у меня было за дело к Богу. Каждый как будто виедл на моём лице что-то особенное и не задавал вопросов.
   Последний коридор. Дальше - огромная стальная дверь с символом РИКК. Там всё и решится.
   - Кто такой?!
   Какой-то человек-страж не спит ночью. Ещё молодой, старается.
   - Младший сержант Сергей Иванов.
   - Старший лейтенант Авель Косов. По какому делу?
   - С Ним поговорить надо.
   Косая как фамилия улыбка тронула лицо парня.
   - Нельзя.
   Мне сейчас можно.
   - Пропусти, летёха...
   - Пошёл отсюда! - он замахнулся прикладом.
   - Пусти гад! - в дикой ярости я бросился на него, забыв об оружии.
   Мы повалились на пол, вцепившись друг в друга. Жёсткий кулак несколько раз ударил меня в скулу, локоть стукнул в сочленение брони.
   Извернуться. Схватить человека за горло. Правой.
   Болевой захват локтя. Мне не больно. Металл не болит.
   Давление нарастает. В его взгляде зажигается знакомое фанатичное сияние.
   Крак! Резким рывком клешня разломана надвое вместе с бронепластиной.
   Получи, Авель.
   Размах. Острыми стальными обломками имплантанта - под дых. Насквозь.
   Булькающий хрип.
   Издох.
   Господи, почему всё повторилось снова?
   Я привалился к холодной двири и вытер пот с лица. Всё кончилось, теперь надо ответить на вопросы. Возможно, самые важные вопросы в моей жизни.
   По телу медленно растекалась боль.
   Верю ли я по-настоящему?
   (Без дула у виска)
   Нужны ли мне Красные Крылья?
   (И новая война)
   ...И хорошее мне от вас было, и плохое. И чёрное, и белое.
   Я умирал и воскресал.
   Любил и ненавидел.
   Дарил жизнь и забирал её.
   Почему же так трудно дать два простых ответа на два простых вопроса?!
   Изувечили вы меня.
   Иногда, если всё, что тебе остаётся - это поступить неправильно, то это скорее не ошибка, а судьба.
   Нет Судьбы, а есть Вера.
   Что же правильное, настоящее? То, что не повторяется?
   Что такое правда?
   Я знаю. Ответы даны.
   Решение принято.
  
  
   БЕСКРЫЛЫЙ
  
   Нет! Нет! Нет...
   Всё не так.
   Бог - не существо с гигантскими крыльями. Он у каждого в голове и называется "совестью". А так - нет ничего.
   Свою я продал за погоны кучке властных сволочей.
   Я прижался пылающим лбом к холодному металлу двери.
   Почему?
   Металл поехал в стороны.
   Значит вызываешь на откровенность, да? Сейчас поговорим по душам...
   За дверью была только темнота и круг неяркого света, в котором колебался чей-то нечёткий силуэт спиной ко мне.
   Сжав кулак и плюнув на пол, я шагнул вперёд.
   Фигура обернулась.
   Передо мной стоял тощий парень лет восемнадцати-двадцати и с интересом смотрел на меня исподлобья. Потом с иронией вскинул руки:
   - Здравствуй, сын мой!
   Я опешил.
   - Ты... ты и есть... Бог?!
   Парень ухмыльнулся.
   - Для тебя - да. Понимаешь, Серый, это я тебя создал. Всю душу вложил...
   - Не верю, - перебил я.
   - ...А ты вот какой мразью оказался... - он глубоко вздохнул и ударил меня в нос.
   На мгновенеье свет в глазах померк. Только что бывший полумрак внезапно сменился ярким режущим глаза солнцем.
   Где-то наверху удалялась "Вера", ежесекундно становясь всё меньше.
   Где-то внизу неудержимо приближалась земля.
   Я падал.
   Бронекостюм раскалился от страшной скорости, лёгкие жгло в невыносимой муке, а руки инстинктивно закрыли лицо, но мозг не переставая вопил об одном: это конец.
   Но шанс был. Маленький, но шанс.
   До земли полкилометра...
   Я горел.
   За сто метров до смерти я резко раскрыл крылья.
   Застонали от непосильной нагрузки протезы, взвыли несущие рёбра и где-то за спиной послышался такой знакомый хруст костей. Моих костей.
  
   А потом был страшный удар.
  
   ...Очнулся я от резкого жжения по всему телу. Прокашлявшись горьким дымом, я последним усилием вылез из бронекостюма и обессиленно упал рядом, скуля от тянущего чувства на лице.
   Хотелось просто лежать, не думать ни о чём и вот так вот смотреть в чистое синее небо...
   Рядом исходила дымом и гарью почерневшая броня. Лопатки адски болели, но почему-то не зарастали.
   Сверху на плечо опустилось перо. Обычное перо, но при взгляде на него что-то во мне надломилось.
   Оно было замарано моей кровью.
   Красной кровью.
   ...Не помню, сколько я тогда грыз землю зубами в припадке неистового ужаса. Всё рухнуло одним выстрелом. Это даже хуже, чем конец...
   Наконец подняв глаза, я увидел неподалёку от себя уже ставшие родными ворота КЛ-117. Прямо передо мной на траву опускался Ангел.
   - Здравствуй, добрый че...
   Первый же удар выбил мне три зуба.
   Уже потом, когда по обожжённой спине, оставляя кровяные полосы, хлестали плетью; когда заковывали в общую цепь изувеченную правую руку; когда в ладонь впихнули взрывпакет, я всё понял.
   - Мама, а кто это такие?
   - Лена, это враги народа. Не смотри на них, - отвечала маленькой девочке с соломенными волосами её мать в форме надсмотрщика и прикладом погоняла идущих.
   Перед глазами проплывали грязные спины, покрыте рубцами. Многие - с ранами на лопатках.
   Все - опустив головы.
   Прощальным фейерверком отсалютовал крематорий зоны. На лицо мне посыпался угольно-чёрный пепел. Может быть, это жгли убитых мною. До скрипа в зубах я жевал его, подавляя в груди всхлипы.
   Всё повторялось.
   И до того страшно было и безрадостно вокруг, что я поднял взгляд к небу.
   Но увидел там пустоту.
   Нет там никого. На голову упала первая снежинка.
   Но у меня ещё есть надежда. Есть запал. Есть те, кому хуже меня. Есть берёзы по краям дороги.
   Есть Россия.
  
   И это всё моё. Родное.
  
  
   ЭПИЛОГ
  
  
   Прошли годы.
  
   В результате успешных боевых действий половина Европы была включена в состав Российской Империи Красных Крыльев. Крестоносная Красная Армия покоряла мир.
  
   Над Японией и Австралией медленно расцветали термоядерные взрывы.
  
   На клон-заводе был рождён стотысячный Ангел.
   Он родился немым.
  
   На стене рейхстага солдаты писали почти те же слова, что и их предки века назад:
   "Бойцы 312-й киборг-дивизии. Дошли до Берлина"
   Но воины дописывали то, чего раньше не было:
   "Пойдём дальше"
  
   Всё повторялось. Но что-то становилось другим.
  
   Никто не знал, куда исчез Сергей Иванов. Поговаривали о гробе с десятитысячным номером, о похожем на него Паладине из Инквизиции, много о чём... В любом случае, чьи-то руки сдавали неразборчиво подписанную папку-досье под номером 10000 в архив.
  
   В Нигде под слышимые ей одной звуки маршировала демон Рейхсканцелярии Ада Анна Форсайт, калёным железом выжигавшая падших и щурясь от света трёх красных Лун.
  
   Полковник Николай Иванов был повышен в чине до генерал-майора.
  
   Ангел-медик Екатерина Иванова застрелилась спустя год после исчезновения Сергея, оставив после себя сына, отец которого остался неизвестным.
   ...Где-то под Логовом Лидера (бывшей Варшавой) в степи по колено в снегу шли двое.
   Женщина с чёрными волосами, в которые вплетались снежные вихри, устало передвигала ноги.
   Мужчина, из-под бронекостюма которого виднелись лейтенантские знаки отличия, что-то шептал про себя. Оба тащили на плечах крест.
   Тяжёлый стальной крест. Без серпа, фотографии и имени.
   Их предвижения не были похожи на блуждания. Через полчаса они остановились на неприметном взгорке. Лейтенант достал из кармана карту и сверился с ней.
   - Да, пришли. Начнём.
   Сапёрными лопатками они вместе выкопали яму, воткнули крест и закопали, обложив камнями. Оба работали старательно и лишь дыхание нарушало вой вьюги, да тускло блестели на неярком солнце солдатские жетоны.
  
   "Иванова Мария Ивановна" и "Иванов Алексей Сергеевич"
  
   Закончив, достали фляги и три стакана: два - себе, один перед крестом. По давнему русскому обычаю, молча выпили.
  
   Посреди степи возвышался добротный металлический крест над братской могилой погибших при взятии Варшавы. В неё складывали всех - русских и поляков, Ангелов и солдат и даже врагов народа - всех. И правых и виноватых. Перед тем, как уйти, мужчина и женщина постояли у могилы, прощаясь, словно за их спинами стояли те, кто уже не мог попросить о последней услуге.
   Едва трепыхались на ветру траурным полотном выпущенные серые крылья.
  
   Всем поклонились.
   Всех помянули.
   И за всех помолились.
   За живых и за мёртвых.
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"