Аннотация: путешествие в Италию из цикла рассказов Мы и заграница
Итальянские зарисовки
Криминская Зоя
Основные действующие лица
Мы с мужем, муж работает в институте, я на пенсии.
Наша дочь Катерина, замужем, мать троих дочерей, в настоящее время не работает.
Ее муж и наш зять Валера, предприниматель, основной спонсор поездки.
Настя, Соня, Аришка - их дочери, 14, 8, и 1,4 года, соответственно.
На эпизодических ролях служащие аэропорта, пассажиры лайнеров, официанты в ресторанах, таможенники, встречные на улицах.
* * *
Предыстория
Семья дочери решила выбраться этим летом на море.
Море манило девочек. Они слышали шелест волн, запах соленой воды, вспоминали чудесную истому во всем теле, когда, накупавшись, растягиваешься на берегу под палящими лучами знойного южного солнца.
Катя колебалась. Малышке не было и двух лет, а теория выращивания детей средней полосы гласит, что юг до трех лет нежелателен.
-Аришке тоже хочется покупаться. Ей понравится, я уверена,- убеждала маму Соня.
Папа Валера поддержал старших дочерей, и мама сдалась.
Ближайшие южные моря Черное и Средиземное, всего-то два, но мест для отдыха на них видимо-невидимо.
Катя предлагала посетить Кипр или Грецию, цены там были умеренные, но девочки и муж хотели в Италию.
-Ты, мамочка, уже была в Италии, а мы нет,- отстаивали свою позицию дочери.
-Пять лет учишь итальянский язык, ездила во Флоренцию якобы совершенствоваться в итальянском, вот я и посмотрю, как ты его выучила,- поддержал дочерей Валера.
И Италия была выбрана большинством голосов.
В квартире появились книжки об итальянских достопримечательностях, а Катя стала названивать в турагенства и обсуждать возможные варианты поселения.
Так возник дом на берегу Тирренского моря в приморском городке Террачина.
Дом был рассчитан на шестерых, а их было пятеро. Я, как хищник в засаде ждала, чем закончатся Катины поиски, и сейчас у меня появилась надежда, что можно будет приехать на халяву на несколько дней к дочери и тоже хоть одним глазком посмотреть на Италию.
Ирина, агент турагенства, организовавшая съем дома, узнала, что хозяева не возражают, если в их доме поселится на несколько дней еще парочка человек.
И мы договорились, что прилетим в Рим через неделю после Кати с семьей.
* * *
Пути-дороги в солнечный рай
-Итальянское посольство,- сказала дочь Катя с видом опытного, уже натерпевшегося человека,ќ- очень стабильно в своей непредсказуемости: никогда не знаешь, какие документы для визы они потребуют через неделю.
Фраза эта прозвучала, когда Алешке, понадобилась еще одна справка с работы: уже не из отдела кадров, где было указано, что работает, получает, и имеет отпуск на то время, на которое просит визу, а из бухгалтерии.
- Ну, понятно же, что не может он кормить тебя и еще развозить по Европе на те шесть тысяч рублей оклада, которые указаны у него в справке.
-Это еще понятно,- согласилась я,- но зачем им копия с внутреннего паспорта, если у них есть наши заграничные?
-А прописка?ќ И вообще мама, ну что ты в первый раз выезжаешь?
Все это мытарства с документами я вспоминала сейчас, в жуткую полуденную жару Италии, сидя на своей зеленой дорожной сумке одна одинешенька, без копейки денег и без документов. Рядом со мной стоял наш набитый непонятно чем черный чемодан и зеленая сумка. Все это, я, чемодан, и сумка находились на шестом этаже здания, рядом с римским аэропортом.
Где-то гудели самолеты, а здесь было относительно тихо, и совершенно пустая и ровная асфальтовая поверхность крыши несла на себе только пять автомобилей, и ни один из них не имел номера, помеченного на бирке ключей от машины, виданной Алешке в бюро проката, или как оно там по-итальянски называется.
Когда мы выяснили, что все машины нам не подходят, я не только не расстроилась, а была даже удовлетворена: я ни одной минуты не надеялась, что все будет в порядке, и все время ждала какой-нибудь неурядицы. Утвердилась я в мысли, что мы делаем что-то не то, когда лифт отказался везти нас на последний, шестой этаж, и Алешка, чтобы добраться, просто заклинил кнопку и держал ее, пока мы не добрались.
Те трудности при подъеме, которые встали на нашем пути и с которыми мой муж успешно справился, указывали на то, что мы едем не туда. Не на каждом шагу в Италии встречаются инженеры-физики по образованию, а еще корнями с Урала, которые могут проявить такое завидное упорство и смекалку во время подъема на лифте, а значит, мы едем туда, куда никто не ездит, и, вероятно, не найдем там того, что нам надо.
Вообще, первая встреча с Италией вовсе не походила на встречу с древним Римом, или с эпохой Возрождения и фрески Рафаэля не мелькали перед глазами, когда мы целый час обивались в аэропорту, дожидаясь, когда нам выдадут багаж.
После двадцатиминутного напряженного вглядывания в транспортер, который должен был везти багаж с нашего рейса, и на котором крутилась тройка чемоданов, табло виновато замигало и сменило номер рейса.
Мы расслабились.
-А у тебя евро есть?- спросила я мужа.
-Нет, я забыл поменять.
-А как же мы без копейки?
Я взяла у мужа двадцать долларов и направилась к будке со знакомой надписью "change".
Курс указывался один и три, но когда я подала двадцать долларов, мне выдали только десять!
Я запротестовала всеми силами своего английского!
Вай оунли тен? Е курс из ван фри. Вай оунли тен?
Толстый итальянец-кассир совершенно не смотрелся, как пойманный с поличным. Он тыкал пальцем в чек, который был у меня в руках, и утверждал, что там все написано.
Очки мои были сданы в багаж, увидеть я ничего не могла; я в сердцах по-русски сказала итальянцу, что это настоящий грабеж среди бела дня, и удалилась с десятью евро жаловаться мужу. Подлец-итальянец, с моей точки зрения, должен был быть мне премного благодарен, что я в такой ситуации так мягко его обругала.
Мужа я нашла на том же самом месте, где мы расстались, что само по себе было так невероятно, что радость от встречи заслонила огорчение от грабительского обмена.
Радовалась я недолго.
Верный своим привычкам, Алексей потерялся в следующие полчаса, так как в городе Алексей исчезает также быстро, как между елками в нашем Подмосковном лесу.
Вот только что мелькал тут, - и уже нет. И испарился он, конечно, в тот момент, когда я, проявив свой максимум английских знаний, выяснила, что наш багаж уже фифтин минитс подают, просто не на том транспортере, возле которого мы стоим.
Сердито фыркнув, я подумала, что не стоило лететь за бешенные деньги из Москвы в Рим, чтобы попасть в такую неразбериху, какой хватает и в Москве.
Я оглянулась, надеясь увидеть мужа, который был за моей спиной, чтобы сообщить ему радостную весть о возможности получить, наконец, багаж.
Но за те две минуты, что я говорила со служащим, муж бесследно исчез. Исчезли из поля моего зрения и все примелькавшиеся за три часа перелета лица московских пассажиров.
Я стояла в толпе в своей шляпе с полями, одинокая на огромном пространстве аэропорта, забитого народом.
И я поступила так, как поступаю в таких случаях, когда Алексей удирает от меня в лесу.
Я закричала во всю силу своих легких:
-Лешаааа!
Звук ааа жалобно звенел, но никакого отзвука не последовало.
-Лешаааа, - еще раз попробовала я, но мой одинокий слабый голос тонул в гаме людей и шуме кондиционера, рокоте моторов отлетающих и приземляющихся самолетов и угасал на расстоянии не более двух метров от меня.
Я замолкла, продолжая глазами выискивать мужа среди снующей толпы.
-Ну что, идем, что ли?!- раздалось под ухом. Я обернулась и увидела Алексея с нашим багажом в руках.
Потом мы долго и нудно тащились по коридорам-переходам с движущимися лентами транспортеров, на которых по-итальянски советовали что-то не делать, но что именно, было непонятно, и мы поступали, как нам было удобно, и ставили багаж на транспортер.
На каждом перекрестке мы вертели головой, выискивая названия агентства по аренде автомобилей. Мы выискали из всех надписей ту, что больше всего походила на название фирмы, названной нам в Москве, и теперь стремились к ней. На шестом пролете мы выползли на перекресток и обнаружили, что фирма исчезла.
Мы тщательно прочитали все три вывески, которые висели над нашими головами, но, увы.
-Как же так, - возопил Алешка, - этого не может быть,- и мы минуты две стояли в ступоре, не понимая, что нам теперь делать, и какой Иван Сусанин издевается над бедными туристами. Наконец, я додумалась оглянуться назад и увидела, что бюро находится там, откуда мы приехали.
Видимо, мы его пропустили, и пришлось в седьмой раз затаскивать чемоданы на транспортер и ехать обратно.
Леша оформлял документы, а я тихо дремала, стоя у чемодана в довольно большом, набитом народом холле, в котором и располагалось пресловутое бюро. Периодически я открывала глаза, глядела на мужа, который оживленно беседовал со служащей, и думала:
-Алешка хорошо знает английский,- и снова дремала.
Вот зря я так думала. Сглазила, он чего-то не понял, завез меня туда, куда и лифт ехать не хотел, и теперь бросил одну со шмотками, а сам пошел разбираться.
И через полчаса, когда я уже подошла к лифту, чтобы проверить, не застрял ли там мой любимый муж, Алексей въехал на площадку на большой блестящей голубой машине, которая оказалась местным фиатом.
И мы отправились в дальнейший путь сначала в сторону Рима и далее, без всяких проволочек, следуя указателям "Napoli", мы выехали на автостраду и устремились на юг.
Катя подробно рассказала Алешке, как добираться, и мы знали, что Латина на полпути, а вскоре появился указатель на Террачину, и спустя полтора часа затрещал телефон, это Катерина выясняла, где же мы находимся.
-После моста направо,- объясняла нам дочь,- там будет указатель вилла "Виола".
Мы проехали мост, повернули направо, уперлись в тупик, вернулись на автостраду, и в следующий раз свернули уже под надписью вилла Виола, и вот на углу нас встречают: Катеринка с Аринкой в коляске, улыбающиеся, искренне обрадованные, Соня с Настеной, и Валера в шортах поблескивал очками за ними.
Странно, но все же добрались, по чужой стране, на непривычной машине.
* * *
Место действия
Мы занимали четверть дома, двухэтажную квартиру с тремя спальными комнатами и санузлом наверху и с гостиной и кухней внизу. Каждая территория была ограждена зелеными насаждениями, кустами высотой около двух метров, с глянцевитыми темно-зелеными листьями.
Мы с Алешкой расположились на диване на первом этаже.
Возле дверей в кухню стоял большой красивый стол, вдоль стены стол-шкаф с выдвижными ящиками вверху и дверцами в нижней части.
Торец лестницы был украшен фаянсовыми декоративными тарелками.
На стенках висели незатейливые картинки.
Из гостиной было три двери: на кухню и две наружу: одна стеклянная, вторая массивная деревянная. Кухня было проходной, из нее тоже была дверь наружу.
Сама планировка говорила о том, что это дом для юга, и тепло тут не берегли.
Можно себе представить в России жилище с тремя выходами на зимний мороз?
В зале был камин, а вот наверху никаких приспособлений для обогрева я не заметила.
На улицу, в узкий проезд, вела небольшая калитка. Ближнее пространство около дома, патио, было выложено плиткой, и часть его находилось в тени довольно обширного навеса.
Общая площадь участка была не больше трех соток, а то и меньше.
Газон совсем засох, так как гости не знали, как включать насос в колодце.
Напротив кухни стояли два дерева: лимонное и фиговое, а за фиговым деревом прятался уличный душ. Никаких веревок для сушки белья на территории не было.
Помывшись, мы развешивали купальники на ветки фигового дерева. А когда Соня попросила лимон к чаю, я пошла и срезала лимон с дерева.
Участок представлял собой клин с обрезанным острым концом, с торца клина бамбуковые ворота, всегда закрытые, вели на площадь, разлинованную для стоянки автомобилей.
За площадью находилась пиццерия, скрывающаяся за живой изгородью. Места для еды располагались под тентом. Стен не было.
За пиццерией были пляж и море, проход туда был справа. Дорожка, выложенная прямо на песке, вела к зонтикам на берегу. Такие зонтики с лежаками группами стояли вдоль моря. Между ними находились небольшие пространства дикого пляжа.
Зонтик стоил в магазине пятьдесят евро, а съем зонтика на день стоил 16.
Зонт окупался за три дня!
Но он был тяжелый, и надо было с ним таскаться взад вперед. Море было совсем рядом, и мы не пользовались зонтиками, купались и прямо в плавках шли домой, принимали душ и располагались в тени навеса, на патио.
* * *
День первый. Элегия. Гора Цирцеи.
Италия это миф. Мечта из солнца, великолепия храмов, полотен старых мастеров, величественных развалин древних цивилизаций.
И все это на фоне сказочных декораций обрывистых скалистых гор и синего теплого моря, вечной зелени пиний, и кажущееся таким же вечным буйное цветение кустов олеандров.
Сейчас, когда я пишу эти строки, за окном осень нашей нежной, не утомительной, полезной для здоровья средней полосы.
Тусклый свет, нетопленые квартиры, унылая пелена туч закрыла небо. И даже деревья стоят какие-то буро-зеленые, не радуют глаз, не пламенеют пожаром желтых, красных, оранжевых листьев. Текущие унылой чередой короткие дни, длинные вечера, предстоящая темень ноября. И нельзя поверить в существование солнца, юга, теплого моря, изнурительной жары.
Босые ноги оставляют отпечатки на мокром песке, набегающие волны смывают, выравнивают их, и, оглянувшись назад, видишь вновь гладкий берег и пузырьки пены ушедшей волны.
И так было всегда, и тысячу, и две тысячи, и три тысячи лет назад. С незапамятных времен поселились в этих благодатных местах люди, и с тех пор волны смывают их следы на песке.
Смыли они и наши следы, и ничего бы не осталось в этих местах на память о нашем невероятном здесь присутствии, если бы Соня не написала на ограде неизвестной могилы свое имя. Внутри этой ограды высился каменный крест, а сама она была покрыта многочисленными надписями: это были имена людей, желающих увековечить свое пребывание здесь.
Древнюю могилу с крестом девочки отыскали на вершине знаменитой горы, на которой Цирцея превратила незадачливых путников Одиссея в свиней.
Гора эта была нашим первым посещением достопримечательностей Итальянской земли. На нее мы въехали по крутому серпантину, насчитывающему около восьми крутых виражей, остановились в тени на оборудованной стоянке для машин.
Вокруг стоянки клубились заросли низкорослых деревьев, густые и однообразные. Моря видно не было.
Наша четверка туристов, Соня, Настя, Алексей и я, вышли из машины, и девочки, которые здесь уже бывали с родителями, решительно двинулись в путь. Через несколько метров открылся великолепный вид на море. На горизонте маячили три маленьких каменистых острова. Издали они казались просто грудой камней.
-Это циклоп бросал камни в уплывающего Одиссея,- объяснила мне Настя.
От нагромождения камней необозримая водная гладь простиралась до ближайшего мыса. Страшен был великан, запросто швыряющий такие булыжники.
Синева моря в просвете осталась позади, мы окунулись в густые заросли. Асфальт закончился, под ногами была неровная каменистая дорога. Легко верилось, что возраст этой дороги насчитывает тысячелетия. Идти было трудно, мои ноги скользили по камням. Дети и Алексей передвигались быстро и вскоре исчезли за очередным поворотом. Я осталась одна.
Кругом было тихо, только чуть шумел ветер в ветвях деревьев.
Наверное, это оливковые рощи, подумалось мне. Я оглядела ветки, но плодов не увидела.
Булыжники под ногами, тишина, высота, все это навевало мысли о вечности.
Приключения Одиссея были так невероятны, сказочные чудовища, с которыми встречался герой, так очевидно придуманы, что и сам герой, как мне казалось до сих пор, само собой и не существовал.
Но в Италии, ковыляя по вполне реальной местности, где все эти приключения якобы имели место, я начинала верить не только в существование Одиссея, но и в надменную Цирцею, превращавшую взглядом мужчин в свиней.
Да и не так уж невозможно превратить в свиней мужчин, которые долго плыли по морям, месяцами не видели женщин. В каждой сказке есть доля правды.
Мне надоело скользить ногами по камням. Дорога петляла, шла то вверх, то вниз, в глубокой тени не было солнца, но было душно, и я села на большой булыжник, решив дождаться своих путешественников, которые должны были дойти до обрыва, и подняться обратно.
Стоило мне присесть, как наступило безмолвие высоты. Море и город были далеко внизу, и их шум сюда не доносился. Утихло и шуршание камней, шорох моих собственных шагов, такие реальные, такое успокаивающие. Было тихо, душно и слегка жутко. Казалось, сейчас раздадутся шаги, появится из-за деревьев статная женская фигура, Цирцея посмотрит на меня ,и я сожмусь в комок под презрительным взглядом молодой сказочной красавицы...
Я задумалась о том, как буду объяснять Цирцее свое здесь возмутительное и недопустимое присутствие.
Ничего вразумительного не приходило в голову. Но тут я с облегчением услышала шаги и звонкие девичьи голоса.
Это перекликались возвращавшиеся Соня с Настей. Вскоре донесся и глуховатый голос Алексея.
Дорога, по которой они ушли вниз, не вела к подножию горы у самого моря, доходила до крутого обрыва метрах в двухстах от того камня, на котором я сидела, и заканчивалась.
На обратном пути мы с Соней считали повороты. Расхождение в нашем счете было невелико, всего один поворот.
Соника считала правильно, а я ошиблась, но во время признала свою ошибку.( Посмела бы я ее не признать!)
В городке у подножия горы я села рисовать, а муж с внучками пошли искать мороженое, и продавщица мороженого оказалась русской. Это было приятно, но смазывало необычность нашего здесь пребывания.
* * *
Тирренское море
Тиренское море оказалось мелким возле берега. Бредешь, бредешь по щиколотку, потом по колено, потом еще по колено, наконец, вода поднялась до горла. Оглянешься на назад, пляж в золотой дымке вырисовывается так далеко, что плыть в открытое море в глубину кажется безумием самоубийства, поэтому поворачиваешь к берегу и плывешь обратно, сухопутное существо к твердой суше.
Не успеешь проплыть десять метров, как колени упираются в песок.
Приплыл.
Впрочем, никто из итальянцев и не плавает. Каждое утро далеко в море виднелось только три головы: это были Валера, Алексей, Катя и во время вечернего купания дополнительно к ним мелькала среди волн голова Насти.
Наплававшись, вся наша многочисленная семья уходила с солнца домой. А итальянцы оставались на берегу в тени зонтиков. Они просто жили там, под зонтиками: спали, ели, читали, в то время как их дети не вылезали из моря, булькались в воде
Не слышала я никаких пронзительных криков, как на Батумском берегу:
-Саша, осторожней, не ходи далеко в воду, там уже глубоко.
И действительно, было глубоко. На расстоянии пяти метров на Батумском огромном пляже уже взрослому с головой, а у ребенка оставался каких-то полтора метра возле берега.
А это мелкое море было море для детей. Ласковое теплое, песчаное.
Валера брал младшенькую за ручонки, заходил в воду, и полоскал там дочь на волнах, слегка приподнимая, когда накатывало, и опуская вниз, когда волна отступала. На маленьком шкодливом личике внучки цепенела улыбка, четыре зуба умильно белели под приподнятой нижней губой.
Прополоскавшись, самые маленькие аборигены выползали на берег и строили замки из песка. А разбойница Аришка, спасшись от отца, с завидным упорством пыталась эти замки разрушить. Однажды так обидела четырехлетнего малыша, черноглазого хорошенького итальянца, что он совсем было собрался уронить слезу, но мама его устыдила.
Пожилые люди совершали моцион вдоль берега: от пляжа центральной части Теречины до мола было больше двух км.
Вода была прозрачной, но море неспокойным. Все время небольшая волна.
Часто по утрам с моря тянул сильный ветер, слышался шум прибоя, и казалось, что там буря.
Я представляла огромные трехметровые волны, красный флаг, полощущийся на ветру и видный далеко с бульвара- еще до того, как подойдешь к воде, проникаешься грозным предупреждением: купаться запрещено, опасно для жизни.
А здесь флаг всегда был красным, и что это могло значить, непонятно.
Как-то раз было все же приличное волнение, и я легла на берег, в надежде, что набегающая волна меня подхватит и отнесет к берегу.
Но волне хватало сил только на то, чтобы уложить меня продольно берегу. Выдохнувшись, она отступила, и на прощание насыпала мне за пазуху мелкого противного песку.
В спокойную погоду на песке пестрели ракушки: мелкие, голубовато-бежевые и яркие, большие, оранжево-коричневые. Многие из них были с маленькими дырочками. Катя с Соней собирали ракушки с дырочками и нанизывали из них ожерелья и браслеты. А я собирала все подряд, чтобы раскидать их на берегу декоративного прудика, который я собиралась выкопать на своем дачном участке.
Каждый вечер Соня внимательно просматривала мой улов и выбирала те ракушки, которые, по ее мнению, годились для изготовления украшений.
* * *
Кошки
Ничего не оставляй,- строго сказала мне дочь в первый же вечер. Собирайте вещи, полотенца с шезлонгов. Сами шезлонги переворачивайте.
-Воруют?- удивилась я.- Залезают ночью?
-Залезают,- подтвердила Катя. -Люди не знаю, а вот кошек здесь пруд пруди. Так и шастают, наглые, крикливые.
В первую же ночь раздался резкий стук чего-то опрокинутого и визг пострадавшего кота.
Клеенку на столе утром пришлось шпарить кипятком, смывая возможные следы кошек, а в последующие дни мы просто ее снимали.
Кошек я разглядела на другой день и пришла к выводу, что существует некая порода разномастных кошек, проживающих только на юге. Батуми и Рим находятся на одной и той же широте и кошки в этих городах одинаковые: тощие-претощие. Истощенный облик кошек наводил на мысли, что такие существа должны еле передвигаться, но это был камуфляж: кошки были предприимчивы, пакостливы и горласты.
Местные женщины выносили еду этим кошкам, складывали на бумажках возле бордюров.
Кошки кидались к этой еде, каждый хватал, что успевал, но потасовок не было. Я прониклась уважением к коммуникабельности и терпимости кошек: собаки в такой ситуации грызлись в полном смысле слова. Попробуй какая-нибудь шавка утащить кость у большого пса. Ей не поздоровится.
Я нарисовала велосипедистов, едущих мимо нашей калитки, и кошек, кормящихся напротив.
* * *
Террачина.
В Террачине и ее окрестностях было много достопримечательностей: храм Юпитера, исторический центр и археологический музей, расположенный рядом с развалившейся виллой Тиберия и сохранившимся гротом, которым когда удивлял своих гостей Тиберий.
Катерина с Настей собрались в Террачину за покупками, им что-то было остро необходимо, а мы с Алешкой осматривать музеи. Соня осталась дома с папой и Аришкой.
По дороге Катя подробно рассказала, что нам следует посетить и как удобнее туда проехать. Мы высадили дочь с внучкой в центре города, а сами продолжили путь, и несмотря на подробные Катины указания, благополучно не нашли археологический музей.
Указатель музея был какой-то невыразительный, я не заметила его, и мы проскочили мимо.
Развернуться было невозможно. Дорога была разделена двумя ярко белыми сплошными линиями, навстречу и за нами шли на большой скорости грузовики и фуры, и пришлось нам с Алешкой ехать туда, куда ведет дорога.
Дорога шла вдоль моря, потом нырнула в короткий тоннель, выбралась на простор.
Справа синело море, слева отвесно возвышались скалы. Разворота все не было, и мы нырнули во второй тоннель, снова выскочили на слепящий глаза солнечный свет, и через сто метров третий тоннель, длинный, с окнами в сторону моря.
Только после третьего тоннеля мы смогли развернуться и помчались обратно. Живописные виды вокруг уменьшали нашу досаду за пропущенный музей.
-Катя ни о каких тоннелях не говорила, - сказал Алексей. -Значит музей при выезде из последнего, третьего тоннеля, перед городом.
Мы остановили машину возле мусорных баков, перешли дорогу.
За дорогой стоял высокий забор с железной сеткой. Забор заканчивался и шел спуск к морю.
Предполагая, что грот где-то внизу, мы начали спускаться, а потом увидели молодую черноглазую итальянку с такой же темноволосой и черноглазой девочкой и попытались выяснить у нее, как нам попасть в музей Тиберия.
Она-то нас поняла, слово музей международное, но ее попытки жестами объясниться с нами оказались неудачными.
Посмотрев внимательно на наши непонимающие физиономии, она решительно пошла с нами обратно, вышла на дорогу и указала на проход в заборе.
Мы усердно покивали головами в знак нашей признательности, а Алешка повздыхал, что мы заставили женщину тащиться по такому солнцепеку по нашим делам, но, как позднее объяснила нам Катя, итальянцам не свойственно бросать гостей на произвол судьбы.
В музее на витринах под стеклом и за стеклом лежали всяческие обломки, на которые всегда интересно поглазеть, но вспомнить потом, что именно ты видел, для простых смертных, не археологов, невозможно.
Впечатлила меня только нога Полифема, одноглазого циклопа, с которым боролся Одиссей, и который накидал кучи камней на горизонте. Ступня была с мою голень.
Рядом со ступней стояла скульптурная группа, изображающая спящего циклопа Полифема, опоенного Одиссеем.
Циклоп полулежал, бессильно опустив руки, его единственный глаз во лбу был закрыт. А коварные Одиссей со спутниками осторожно подкрадывались к нему. В руках одного было копье, острие которого было направлено в закрытый глаз Полифема.
Казалось, еще секунда, и великан закричит от боли, вскочит, и начнет крушить все вокруг.
Эта скульптурная композиция была воссоздана по обломкам и ступне уже в наше время, и была она в три раза меньше древней.
Соседний угол музея занимала скульптура Цирцеи со свинюшками перед ней.
Настя позднее рассказала нам, что отец дразнил их всякий раз, когда они ели свинину в Италии:
-Это все потомки тех путешественников, которых Цирцея превращала в свинок.
Музей был небольшой, мы охладились кондиционером и спустились к вилле Тиберия, расположенной у моря.
Развалины соответствовали названию, от построек остался один фундамент, и почему-то это напомнило мне развалины Брестской крепости. Побродив между ними, мы направились к гроту: большую, уходящую в скалу пещеру природного происхождения, внутри которой был бассейн с рыбами. Бассейн выглядел рукотворным. Вода в нем была темно-зеленая, сквозь воду просвечивали красные и оранжевые рыбы. С потолка грота свисали сталактиты. После уличной жары от свод пещеры и воды веяло приятной прохладой.
В общем, этот Тиберий ухватил местную достопримечательность в частное владение, и потом хвастал ею перед друзьями.
На обратном пути мы честно поехали по улице Виале Европа, на которой условились подхватить Настю и Катерину, но тщетно я вглядывалась в прохожих. Дочки с внучкой мы так и не увидели. Они добрались сами, пришли через час после нас. Купили Насте пляжные шлепки, с красивыми цветочками, украшающие открытые пальцы ног.
* * *
Храм Юпитера.
Террачина примостилась у подножия горы, на которой с незапамятных времен возвышался храм Юпитера. Храм, не в пример особняку Тиберия, лучше сохранился, и от этого являл собой более интересное зрелище: Там были стены, комнаты, коридоры с арками, в которых можно было бродить. Храм великого громовержца строился на тысячелетия, и пару тысчонок лет, с до христовых времен, он вполне вероятно, простоял. Выщербленные ветрами стены его не обрушились, не сравнялись с землей. Он величественно возвышался на горе, этот памятник всемогущему богу языческой эпохи.
Две тысячи лет назад люди поклонялись могущественному Юпитеру и верили в его существование, так же как в существование других, многочисленных богов не меньше, чем теперешние поколения людей верят в своих моно богов.
Возле этого храма на горе, у подножия которой далеко внизу пенилось море, было о чем поразмыслить.
От входа в храм вниз на долину открывался обширный вид. Две горы выходили к берегу моря: одна гора Цирцеи, которая сейчас маячила перед нами, а вторая, пониже, гора Юпитера, на которой мы находились. Между ними была просторная равнина, побережье которой было занято Терачиной.
Домики густо лепились к морю, а потом разрежаясь, уходили в сторону и скрывались за горой, расположенной левее.
Я присела и набросала это вид, а девочки с Алешкой ушли дальше. Вскоре и я пошла за ними и нашла их на другой стороне горы, у обрыва. Они сидели в тени стен на огромных камнях и болтали. Обрыв с этой стороны был огражден не сеткой, а обыкновенной городьбой. Я и здесь кинулась рисовать.
Возвращаться мы не стали, вышли к месту парковки другой дорогой, фактически обойдя храм кругом.
Спуск вниз был не таким впечатляющим. Поворотов здесь было меньше, гора была ниже, чем гора Цирцеи, машина плавно скатилась вниз.
В городе мы купили пять дынь. Дыни и арбузы продавались прямо на улице, причем один небольшой арбуз стоил столько же, сколько пять дынь: три евро.
После покупки дынь мы поколесили по Террачине.
Настя искала колониальную лавку, в которой она с Катей в побывали в прошлый раз, когда мы высаживали их в центре города , а сами гостили у Тиберия. В этой замечательной лавке, в которой мне так и не удалось побывать, продавалось множество хитрых товаров из соседних стран, в том числе и африканских.
Настя чувствовала, что лавка где-то здесь, рядом. Центр был небольшой, и все было рядом, но попробуй найди!
Настя вылезла из машины, и попросив нас подождать ее немного, исчезла в ближайшем переулке.
Я достала пастель и нарисовала улочку, где мы стояли. Мотор был выключен, кондиционер тоже, и через двадцать минут стало невыносимо жарко в машине.
-Я пожалуй, выйду на Европиен, и потопаю пешком в сторону дома, -сказала я Алешке.- А то очень жарко. Вы на обратно пути меня подберете.
-Иди, посмотри на какой улице мы находимся, а то не встретимся, -сказал муж.
Я хотела ему втолковать, что название улочки, на которой стоит сейчас наш фиат, никак не может помешать ему проехать мимо меня, не заметив, но по выражению лица Алексея поняла, что спорить опасно, и если я буду спорить, то он точно проедет мимо, и я протопаю все пять километров до дому пешком.
Уже подходя к вывески, я сообразила, что я-то сейчас узнаю название улицы, на которой стоит машина, но Настя совершенно точно ее не знает, забыла посмотреть, и сейчас мечется по городку, не может нас найти. Только этим и можно объяснить, что она отсутствует уже полчаса.
Настя знала отсюда дорогу домой, могла дойти пешком, но мне совсем не улыбалось предстать перед взглядами дочери и зятя, потеряв посреди Италии их старшую дочь.
Я вздохнула, вернулась к машине, сообщила мужу название улицы, он тут же по карте проложил мне маршрут, с которого я сбилась на ближайшем же углу, вышла на нужную улицу на квартал ниже, чем мне было приказано, и потопала на север, по направлению к дому.
Я прошла километр, второй. Город закончился, начались отели и небольшие дома с палисадниками.
Прошло уже больше часа, как Настя ушла из машины, полчаса, как я путешествовала пешком.
Я останавливалась, оглядывалась, всматривалась в каждую серо-голубую машину сзади себя. Нет, это были не они.
И только когда до дому осталось не более полутора км, меня нагнали внучки и муж.
Как я и предполагала, Настя действительно не запомнила название улицы и не могла ее найти.
Алешка сидел в машине и наблюдал за проходящими. Наконец, он увидел, как Настя решительным шагом, взбивая коленками юбку в розовую пену, пересекла улочку на перекрестке, и скрылась за углом. На длинный гудок, который послал ей вслед дед, она не отреагировала.
-Ты сиди, -сказал дед младшей, вернее средней внучке,- а я попробую догнать эту сумасшедшую.
Алексей в три прыжка достиг угла и оглянулся. В последний момент боковым зрением увидел, как розовый подол мелькнул и скрылся за следующим углом. Пришлось Алексею побегать, прежде чем поймал Настю. А потом они тоже сбились с маршрута, так любовно проложенного Алексеем по карте, и он вернулся к началу улицы Виале Европа, так как не был уверен, а вдруг я одиноко стою на углу все это время.
Не знаю, что рассказали родителям дети, а мы помалкивали. У самих рыльце в пушку было. Позволили девчонке шляться одной по чужому городу.
Исторический центр.
Как я поняла, в Италии каждый городок имеет свой исторический центр, где стоят развалины со времен римлян, и сооружения более поздних периодов, но не моложе восьмисот лет. Все что еще не перевалило за восемьсот лет, еще не история, а сегодняшний день.
В день, когда мы собрались оглядеть центр, вся семья Военных решилась выбраться в город.
Вывозил нас Алешка частями: сначала вывез меня и старших девочек, а потом Катю, Валеру и Аришку.
Пока он ездил за второй партией, я пристроилась в тени и рисовала лестницу в гору, и часть красивого здания, в котором располагалась местная церковь. Здание это мало напоминало привычные соборы.
Девочки разглядывали витрины киоска, искали себе поживы.
Ко мне подошла женщина и стала просить милостыню. Жест был международный: протянутая рука и горестные интонации.
Я развела руками, объясняя ей, что у меня с собой нет никаких денег.
Черные глаза женщины светились недоверием. Она прямо таки настаивала на милостыне.
Проследив за ее взглядом, я увидела, что она смотрит на мой блестящий очечник, который можно было принять за кошелек.
Пришлось мне, чтобы избавиться от попрошайки, взять в руки очечник, положить туда очки, чтобы объяснить его назначение, а потом еще и потрясти вниз головой, чтобы показать, что там помещаются только очки, а денег никаких нет.
Женщина злобно сверкнула на меня глазами, и ушла с оскорбленным видом, как будто я обещала ей деньги, и не дала.
В этот момент подъехал Алешка, выгрузил зятя с дочерью и младшей внучкой, и мы разделились: Соня ушла с сестрой и родителями, а Настя осталась с нами. Мы пошли в гору по узкой улочке, выложенной камнями. Въезд машинам туда был запрещен, но мотоциклисты независимо урча, разъезжали, нарушая тишину и покой.
Мы вышли на старинную площадь, справа от ее возвышалась бывшая колонна, уже из привычного светло-бежевого камня, каким отличались все римские постройки.
Слева стояло красивое старинное здание в хорошем состоянии, особенно радующая взор в контрасте с обломками веков справа. Вся площадь было не более ста метров в поперечнике.
Я пристроилась на большом камне в тени порисовать, Настя осталась со мной, и тоже взялась за пастель, а Алешка отправился обозревать окрестности.
К нам с Настей подошел немолодой итальянец, посмотрел мой рисунок, похвалил, показав большой палец наверх, и пытался завязать разговор. Но, к сожалению, ни итальянский, ни французский я не понимала, а он не знал русского и английского.
Поэтому он подтвердил свой жест словом гут, поулыбался нам и удалился.
День был исключительный. В первый и последний раз за все время пребывания в Италии наблюдалось столь пристальное внимание ко мне со стороны коренных жителей.