Annotation

     Звонок интеркома вырвал Еремеева из полудрёмы.

     — Саныч, ты там как, в сознании? — ожила трубка голосом Меергольда.

     — Ещё один? — обреченно утончил Еремеев.

     — А то! Всё как ты любишь, терминальная стадия. Подходи в восьмую.

     Проведя руками по отёкшему лицу, Еремеев тяжело поднялся и, миновав приемную, захромал к изолятору. Поначалу, когда вирус не воспринимали серьезно, они вели осмотры в обычных приемных, но, оценив скорость распространения, стали помещать всех тестируемых в изоляторы сразу.

     Недолгая прогулка разогнала состояние полусна, но не более. Двенадцатичасовая смена в его возрасте переносилась уже не так легко, как в молодости — к сорока годам вместе с опытом пришел и букет профессиональных болячек.

     Проведя пропуском по электрозамку тамбура, Еремеев вошел в помещение изолятора. Семён Меергольд, последние годы бывший его бессменным напарником, привычно опутывал доставленного заражённого веером датчиков.

     Молодой, качнулась на краю сознания непрошенная мысль. Пациент действительно был молод, вирус, как будто издеваясь, поражал молодежь и пожилых без разбора. Расположившись в кресле напротив пациента, Еремеев, дождавшись окончания манипуляций Семёна, щелчком пальцев привлек внимание парня к себе.

     — Меня зовут Александр Александрович Еремеев, я твой назначенный врач терапевт. Ты понимаешь меня?

     Легкое напряжение мимических мышц подсказало Еремееву что пациент пытается сфокусироваться.

     — Д-да, понимаю. П-почему я здесь? Я же здоров.

     — Возможно ты слышал про волну заражений вирусом, поражающим ЦНС? Судя по ряду косвенных признаков, ты инфицирован. Нам необходимо провести дополнительную диагностику.

     Привычная ложь легко срывалась с губ. Практически сразу после выявления были установлены и неизбежная летальность заражения, и признаки, явно его характеризующие. Но врачи с упорством про̀клятых продолжали нарабатывать статистику в своей бесконечной войне с безносой.

     — Итак, в целях оценить состояние высшей нервной деятельности я буду зачитывать тебе вопросы. Твоя задача не задумываясь отвечать на них.

     — Хорошо.

     Еремеев перевел глаза на опросник.

     — Если при трудоустройстве вам помимо оклада предлагают что-то ещё, как бы вы, одним словом, охарактеризовали это?

     — Плюшки?

     Еремеев хмурится. Попадание с первого же вопроса было не таким и частым, но всегда неприятным.

     — Хорошо, тогда так — вы играете в компьютерную игру, и ваш персонаж получил стартовые усиления, опишите это, одним словом.

     Парень недоуменно смотрит на врача.

     — Э-э-э, стартовые плюшки?

     — Как насчет случая, когда ваш социальный статус дает вам что-либо по отношению к другим?

     — Плюшки…

     С каждым вопросом Еремеев убеждался что просвета не будет. Стадия была действительно терминальной. Не выдержав, под недоуменным взглядом Семёна, он отложил опросник и сцепив пальцы уставился на пациента.

     — Попробуем по-другому, я буду произносить слово, а ты повторять за мной. Хорошо?

     — Да.

     — Привилегии.

     — Приви… плюшки.

     — Выгоды.

     — П-п-плюшки.

     — Гандикап.

     У парня при попытке повтора внезапно начинает идти изо рта пена. Глядя, как Меергольд безуспешно пытается купировать приступ, Еремеев безучастно разглядывает опросник. Он не добрался и до второго маркера, а реакции пациента указывают на полную деградацию лобных долей. Жить парнишке осталось пару дней, а понимания что происходит у них не прибавилось. В пациентах как будто срабатывал рубильник отупения, за считанные недели превращая их в овощей.

     Мы проиграем эту войну, внезапно осознал Еремеев. Если бы вернуться в первые дни эпидемии и каждого такого любителя плюшек сразу ликвидировать… Мечты, мечты.

     А ведь были и другие маркеры — «тушки», «не судите строго», десятки их.

     Парень тем временем что-то сипел, затихая в конвульсиях. Еремеев прислушался.

     — Не на экзамене же, кха-кхааа… — тянул подросток.

     Врач зло сплюнул и поднялся.

     — Семён, поеду я. Постараюсь выспаться. Может на свежую голову что придумаю, а то уже чушь какая-то в голову лезет.

     — Езжай Саныч, на тебе действительно лица нет — отозвался Меергольд. — Вряд ли за остаток ночи что изменится.

     Еремеев лишь молчаливо махнул на прощание рукой.

     Оба врача даже не подозревали, с чем им предстояло столкнуться утром. Вирус добрался до аудитории Тик-Тока.