Как и во всём Советском Союзе, на ЗиЛе присутствовала система номенклатурных уровней. Добившись определённого начальствующего положения, сотрудник мог не заботиться о своей дальнейшей производственной карьере даже в случае закрытия его подразделения. Он начинал "гулять" по всему заводу в горизонтальной плоскости достигнутого управленческого ранга. Когда Владимир Иванович перешёл в наш отдел на непонятную должность "Главного ведущего специалиста", никто особо не удивился. До этого Владимир служил начальником недавно распущенного научно-технического отдела, и теперь какое-то время должен был перекантоваться у нас, пока в недрах предприятия не освободится место управленца его уровня. В конце 80-х, как и прежде, "табель о рангах" на заводе соблюдалась свято. Естественно, на работе он не усердствовал - ждал назначения. Но участвовал в совещаниях, проводил переговоры, писал отчёты и предписания - всё, как положено.
Владимир Иванович прошёл путь, стандартный для ЗиЛовца во втором поколении. Его отец, приехав в Москву, устроился по лимиту на завод и дорос до Главного диспетчера АСК. Владимир сначала окончил ЗиЛовский Техникум, затем Завод-ВТУЗ и к 40-ка годам дослужился до начальника отдела. Проживал он в заводском доме на Коломенской в отдельной трёхкомнатной квартире с женой и двумя дочками. Супругу он "привёз" из отпуска в Ялтинском доме отдыха. Уроженка Кондалакши испытывала к мужу благоговейную благодарность "по гроб жизни", за то, что стала москвичкой. Поэтому Владимир Иванович мог позволить себе независимый образ жизни и не отказывался от немудрёных удовольствий. По выходным он со своим соседом, таким же начальником отдела, ходил гулять в парк Коломенское, где активно знакомился с девушками и "поддруживал" с ними на лоне природы. По будням, идя домой с работы, покупал пару бутылочек портвейна и употреблял напиток, сидя в удобном кресле перед телевизором из высоких "височных" стаканов, пока не засыпал. Выпивал Владимир каждый день, но на работу утром приходил бодрый и весёлый. "Я тебя, Константин, не понимаю - то ты пьёшь, то не пьёшь, то нет настроения. Вот я за последние четыре года не выпил вечером всего один раз, и то, когда был в командировке в Берлине, и деньги кончились!".
Несмотря на послужной список, Владимир Иванович разительно отличался от основной зиловской массы, во-первых - широтой и разнообразием интересов, а во-вторых - постоянным наличием в кошельке изрядной суммы денег. Он предпочитал сиреневые "четвертные": они по размеру идеально входили в его импортный "лопатник", приобретённый в командировке в братской ГДР. Владимир охотно давал взаймы, чем также сильно разнился с коллективом отдела и завода. Мне очень импонировало его увлечение джазовой музыкой и роком, абсолютно нестандартное для заводчан, предпочитавших Валерия Леонтьева и группу "Комбинация".
Последние 5 лет ситуация с реализацией готовой продукции на ЗиЛе была не самой радостной, полностью соответствуя общему положению в Союзе. Грузовики шли по бартеру в страны третьего мира в обмен на "товары повышенного спроса", такие как шампунь, дамские трусы-неделька, иранские армейские ботинки и тому подобное. Изредка "пробегали" и приличные вещи, типа пакистанских кожаных пиджаков и музыкальных центров "Sony", но на них почему-то спроса не было, зато за шампуни сотрудники готовы были перегрызть друг другу глотки. На ЗиЛе учредили институт выборного "совета трудового коллектива", в котором одно ответственное лицо отвечало за справедливое распределение дефицита. У нас в подразделении самым объективным и беспристрастным единогласно признали и выбрали меня. До рукоприкладства дело не доходило, но "телеги" за несправедливую раздачу на меня катали регулярно и, как следствие, вызывали на общезаводскую конфликтную комиссию. Учитывая юридическую грамотность (три курса ВЮЗИ) и умение излагать доходчиво, все спорные ситуации всегда разрешались в мою пользу.
Сорока двух летний заместитель начальника нашего отдела, Юрий Филиппович, персонаж с зашкаливающим самомнением и ярко-выраженным нестабильным состоянием нервной системы, однажды пообещал встретить меня за проходной, дабы разрешить по-мужски своё недовольство моим самоуправством. Накануне я несправедливо обделил его крайне необходимыми индийскими дамскими трусиками. Не имея желания самолично вступать в рукопашную с "нездоровым на голову" коллегой, я позвонил другу детства Эдуардику "Родственнику", проживающему вплотную к нужной проходной, и предложил ему подразмяться, зная о его любви к участию в "товарищеских недоразумениях". Широко улыбающийся Эдик подошёл к отирающемуся у выхода с завода "обделённому дефицитом" и поинтересовался: "Это вы Константина ожидаете?". На удивлённо-неприязненный кивок "Родственник" радостно возгласил "Я за него!" и с этими словами первым же ударом своротил Юрию Филипповичу челюсть. Потерпевший пробюллетенил неделю, никогда более претензий не предъявлял и вплоть до моего увольнения смотрел на меня с опаской.
Владимир Иванович к дефициту относился индифферентно, за дешёвые товары не бился, но когда по бартеру поступила аудиовидеотехника, тут же взял своё. При распределении в первую очередь учитывался ЗиЛовский стаж, в который у Владимира засчитывался и техникум, так что, учитывая, что и таблица учёта выбранных им товаров повышенного спроса была девственно чиста, телевизор AKAI и видеомагнитофон Sony он оттопырил без всякой конкуренции. Естественно, завистливые коллеги тут же написали возмущённое письмо в заводской профком о том, что я "порадел родному человечку".
В тот период в многочисленной свободной прессе уже вовсю бичевали Коммунистическую Партию за развал промышленности и страны, и даже на "ретроградном" ЗиЛе народ начал сдавать партбилеты. Владимир Иванович вышел из партии одним из первых в отделе и на открытом собрании произнёс с большим юмором запоминающуюся речь о своих страданиях при прежнем коммунистическом режиме.
Каждый август в течение нескольких лет Владимир подробно расспрашивал меня, довольного и загорелого о реалиях "дикого" Крымского отдыха. Сам он регулярно посещал многочисленные ЗиЛовские пансионаты и базы отдыха. Весной 90-го Владимир Иванович поинтересовался: "Константин! Как думаешь, мне в Гурзуфе понравится?". Как я понимал, его больше волновала возможность вписаться в нашу московскую компанию "ветеранов". Не воспринимая его намерений серьёзно, я считал их ни к чему не обязывающим трёпом.
Каково же было моё удивление, когда в середине нашего с Шурой "Помидором" двухнедельного летнего отпуска в Гурзуфе объявился Владимир Иванович. Сначала мы приютили его у нас в квартире на улице Строителей. Но после того, как у него случился краткосрочный роман с молодой любвеобильной хозяйкой, Владимир "от греха подальше" от нас съехал и подселился к своим новым молодым приятелям Александру и Олегу, также впервые заехавшим в крымский посёлок.
Два весёлых молодца из Химок едва познакомившись с Владимиром Ивановичем, сразу стали друзьями "не разлей вода". Разновозрастное трио объединяла общность интересов - музыка, напитки и девчонки, которые одинаково охотно "поддруживали" и с "возрастным" Владимиром и с вчерашними школьниками Сашкой и Олежкой. В Москве штаны на бёдрах оба юнца поддерживали, приторговывая на Арбате всякой всячиной.
В гурзуфский коллектив отдыхающих Владимир Иванович влился совершенно естественно, хотя разительно отличался от большинства формой одежды. По Гурзуфу в любое время дня и ночи он рассекал в расшитом драконами шёлковом халате до пят, заграничной панаме и с небольшим кожаным кофром через плечо. В "косметичке" у Владимира постоянно имелись бутылка "Гуцульского крепкого напитка", гранёный стакан и прошлогодняя газета китайских коммунистов "Жэньминь Жибао" на русском языке, статьи из которой он звучно декламировал на аллеях в минуты отдохновения к общему восторгу окружающих. Владимир Иванович быстро обрёл два постоянных места дневного отдыха, в которых я его обнаруживал при необходимости: лавка на одной из аллей, служившая штабом их троице, и положенный под стену променада в непростреливаемую лучами солнца мёртвую зону лежак, на который ослабленный напитками Владимир уходил подремать - позагорать во всей своей экипировке.
За пристрастие к "Гуцульскому", на этикетке которого гордо красовалось разъяснение "Изготовлен из лучших сортов яблочных спиртов", Владимира Ивановича скоро окрестили "Гуцулом", что его совершенно не обидело. Утром на аллеях привычно слышалось: "А вон и "Гуцул" в пальто со своей косметичкой!", и появлялся Владимир в окружении своих клевретов. Олежка с ассигнованными старшим товарищем деньгами сразу отправлялся на дачу к бессменному "хозяину" коктейль-холла "Пифу" за "Гуцульским", и очередной день троицы бодро начинался.
Любимец дам - гурзуфский старожил Володя "Осташка" взял трио под своё крыло и представил их свежеприехавшей компании девчушек из Орла. Дальше определить было трудно, кто над кем взял шефство, но с какого-то момента при Владимире состояла то одна, то другая симпатичная молодая женщина, проводившая с ним дни и ночи. В кильватере вожака постоянно просматривались оба младших приятеля.
В один из дней, отдыхая под "Грибами", Владимир свёл знакомство с возвращающимся с пленэра московским художником Лавинским, своим тёзкой и ровесником. У них сразу нашлись общие интересы, и Владимир Иванович со товарищи зачастил в гости к своему новому знакомцу в Коровинский Дом Творчества.
У нас с Шурой отпуск заканчивался, и тепло распрощавшись с "Гуцулом" во время традиционного "отплызда", мы улетели в Москву.
Когда Владимир Иванович не появился на работе и через две недели после моего возвращения, я забеспокоился, но у отдельской табельщицы выяснил, что к полному отпуску за текущий год он присовокупил ещё три недели отгулов, скопившихся за истекшее время.
Встретились мы с ним в первую субботу сентября на традиционной московской Гурзуфской стрелке у Памятника Маяковскому. Владимир Иванович прибыл при фотоаппарате "Зенит-Е" и последовательно запечатлел на плёнку все события и перипетии этого замечательного дня. Николай "Африканыч" вместе с Валеркой Оболенским арендовали речной трамвайчик и устроили "пьяный пароход" в Москве. Компания из семи десятков отдыхающих полдня крейсировала по фарватеру Москвы-реки с эпизодическими остановками на пристанях вблизи магазинов для пополнения запасов спиртного. Приехавшие на "стрелку" гости из Вильнюса, Киева, Минска, Кривого Рога и других долов и весей Союза резвились на пароходике в лучших традициях Крымского отдыха. "Гуцул" фотодокументировал весь вояж, и с трудом высадившись на твёрдую землю, мы закончили праздник в мастерской его друга Лавинского в одном из Арбатских переулков.
С последующего понедельника Владимир Иванович вышел на работу, но каждый день уходил с обеда и ехал на Арбат к Сашке с Олежкой, где вместе с юными друзьями активно "вдувал" иностранным и отечественным туристам картины местных художников. Базой трио являлась мастерская Лавинского, где они держали свой товарный запас и отмечали особо успешные сделки. В один особо добычливый день, плотно отпраздновав удачу, "Гуцул" по дороге домой зацепился ботинком за булыжную мостовую Арбата и разбил о камни физиономию. Отсидев на больничном неделю, он появился на работе и написал заявление "по собственному желанию". Больше на заводе я Владимира Ивановича не видел.
Последний раз мы встретились на Арбате в середине 90-х; сильно нетрезвый "Гуцул" восседал возле стенда с разноплановой "мазнёй" и выглядел натуральным Арбатским аборигеном. Узнав меня с трудом, он обрадовался и предложил продолжить веселье в грузинском ресторанчике напротив, но я спешил и "не мог соответствовать".
На память с той Гурзуфской стрелки осталась пачка фотографий, на одной из которых запечатлён и сам фотограф в обнимку с "Осташкой".