Наш поселок окружали бескрайние поля, засеянные рожью, кукурузой или подсолнечником. От железнодорожного моста, что перекинулся через мелеющую летом речку, шла грунтовка - дорога, рассекающая эти поля узким пояском. По ней очень редко ездили машины, а в основном, пешим ходом добирались до выделенных под картошку участков. Их выделяли работникам "Механического завода", где мама работала штамповщицей в заготовительном цеху... Мне было жутковато идти по грунтовке, окруженной высокорослыми посадками, стоящими глухой выше моего роста стеной по обеим сторонами. Узкая полоска голубого неба над головой, а под ногами - такая же, только зеленая и цветистая. Но мама рядом, а значит, все будет хорошо. Вот сходим, прополем картошку - и домой.
Многое позабылось, но эта дорога - путь в мое далекое детство. Детский сад, куда я ходила, относился к маминому заводу и находился рядом. Мама участвовала в художественной самодеятельности, вот и я часто после ужина в детском саду оказывалась на заводе. Там в здании управления был клуб. Таких, как я, хватало, и пока родители пели, мы обследовали цеха, показывали друг другу, где работает папа или мама. В общем, и сад, и завод были для нас чем -то родным и доступным. В сад я ходила удовольствием, там всегда интересно и вкусно. А еще я любила кашу. Особенно, манную. Дома была гороховая, пшенная простая, молочная или яркая с тыквой, а вот детсадовская каша была вкуснее всех. Особенно, если с киселем - белый холмик, окруженный малиновым морем. Надо аккуратно брать и то, и другое - и не спеша есть, наслаждаясь сочетанием двойного лакомства.
А вот с геркулесом я познакомилась очень поздно, сначала узнала, что есть овес и овсюг. Было мне одиннадцать лет. Мама тогда долго болела, и ей пришлось сменить место работы. По профессии она - агроном, и вот бывший руководитель "Семенной лаборатории", который знал маму еще молодым специалистом, принял ее в штат. В лаборатории исследовали и проверяли семена. В полотняных мешочках под номерами привозил колхозное зерно. Лаборанты его разбирали, выделяли сорные примеси, степень заражённости головней и процентную всхожесть. Летние каникулы, я по привычке оставшейся с завода, бегала к маме на работу. Мне было интересно. Вот мама разбирает образец. Специальной лапкой, зернышко по зернышку, отделяя битые, сор и другие семена. Только это - не рожь или пшеница, я их хорошо знаю, а что-то другое, узкое, немного колючее. Оказывается, овес, а это я слышала. Им лошадей кормят. Кручу в пальчиках, разглядываю и вижу, что один кончик у него в виде махонького копытца.
Показываю маме. А она говорит, что это - овсюг - вредный полевой злак, всегда любит прятаться среди настоящего овса. Вот с ним мы и боремся, проверяем, много ли его в семенах. Если много, зерно пойдет на корм скоту. А то попадет в кашу или муку - и испортит вкус. Я попробовала зернышко на зуб, горько. Так и узнала, что из овса делают кашу, но пробовать желания не возникло. Все же это - животная еда, так считалось.
Многие любят овсяное печенье, а мне оно не пришлось по вкусу. В нем, несмотря на обилие сахара, я всегда чувствовала ту горчинку вредного овса, овсюга. В семье супруга печенье ценили, и чтобы не обижать близких мне людей, я печенюшку обмазывала маслом, получалось что-то похожее на пирожное. Съедала пару штук. А с овсянкой меня подружила дочка. Когда пришло время прикорма, врач посоветовал толокно. Надо, значит, надо. Варю, пробую сама прежде, чем кормить дорогое дитятко. Ничего, нежно и на вкус приятно. Дочка уписывает за обе щеки. Но остатки же не выбрасывать - доедаю. Так и едим ее на двоих. По мере взросления переходим на более крупный помол. А тут как раз фильм вышел про Шерлока Холмса - и там знаменитая фраза. Вот так овсянка с подачи героев фильма и стала любимым деликатесом, которым я балую себя, не опасаясь лишнего веса.