Крокодилов Матвей : другие произведения.

Правдиво о лжецитатах

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:


 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    В гостях у Кафки, Мамардашвили, Гегеля, Кейнса и псевдо-Никсона. Пять цитат и одна загадка.


   Введение: Откуда они пришли?
   "Слова мудрых -- как иглы и как вбитые гвозди,-- говорится в книге Екклезиаста,-- и составители их -- от единого пастыря". А хороший гвоздь в хозяйстве незаменим. Его можно забить в чужой гроб, приколотить им кого-нибудь к кресту, можно, наконец, просто вбить его в стену и повесить свою картину. Умение выстроить целый город без единого гвоздя утрачено мыслителями наших дней безвозвратно.
   Поэтому нет ничего удивительного в том, что эти гвозди нередко гнут, обрезают и чуть ли не в спираль заворачивают. Так и рождаются лжецитаты. И если цитата нужна, чтобы подкрепить тезис, то цель лжецитаты -- подчинить себе чужие слова и заставить их значить то, что положено. Цитата ищет союзника, а лжецитата -- захватчик по своей природе.
   Вот почему их так любят горе-публицисты, это паразиты мозга, претендующие на роль властителей дум. Цитата из классика (не важно, подлинная или нет) смотрится так же весомо, как цитата из Библии на средневековом соборе или цитата из Энгельса в Советском Союзе. Текст сразу начинает производить впечатление чего-то, сопричастного к таинственным глубинам премудрости. Можно спорить с автором, но попробуй поспорь с Гомером и Гесиодом! Долгая слава и воробья приравняет к богам.
   Лжецитатой я буду называть фрагмент текста, так исправленный, обрезанный и переписанный, чтобы он значил не то, что хотел сказать автор, а то, что хочет сказать, кто цитирует. Подчас для этого (как я покажу ниже) достаточно заменить имя автора. Особенно хорошо они смотрятся, если кого-нибудь критикуешь. В конце концов, намного легче разоблачить чужую глупость, чем самому сказать хоть что-нибудь умное.
   Что же интересного в такой лжи? А то, что она сознательна. Её младшие братья -- нередкие в полемике случаи, когда неприступные в авторском изложении доводы оппонента "пересказываются с цитатами" в нужном для опровержения ключе, а тезисы перепутываются и остаются непонятыми.
   Следует отметить, что лжецитата -- это не просто непонимание. Непонимание искренне, оно говорит "как услышал" и может быть устранено в следующем издании. Лжецитата всегда "улучшена", чтобы соответствовать либо обстановке, либо воззрениям того, кто цитирует, и при этом претендует на достоверность. Исторические романы и поддельные мемуары влагают в уста известных людей великое множество фраз, которых они никогда не произносили, бездарная книга о великом человеке может целиком исказить его образ -- но лжецитата становится собой только когда закрепится, "войдёт в дискурс" и станет популярным аргументом в дискуссии, неизменно характеризуя эпоху, на которую выпадет её слава.
   Разумеется, много ошибок порождает и самая невинная путаница. Так, иногда утверждают, что "Эффект Расёмона" (когда разные люди по-разному описывают одно и то же событие) назван в честь одноимённого рассказа Рюноске Акутагавы (1915). Однако прочитав этот рассказ, остаёшься в недоумении -- как раз "эффекта Расёмона" в нём и нет, а все события показаны глазами автора. Что до "эффекта Расёмона", то он берёт своё начало в совсем другом рассказе Акутагавы -- "В чаще" (1922). В 1950 году Акира Куросава экранизирует эти два рассказа (фильм "Расёмон") и именно в честь этого "Расёмона" эффект получит своё название. Другой пример невинной ошибки: в знаменитой истории о Фоме Аквинском и кроте собеседником философа нередко оказывается не его современник, прославленный теолог и естествоиспытатель Альберт Великий, а некий загадочный "император Альберт" (единственный "император Альберт" -- Карл VII Альбрехт -- правил Священной Римской Империей в 1742--1745 годах и никак не мог встретиться с Аквинатом). Эти ошибки не так интересны, потому что не открывают нам ничего о том времени, когда были совершены. Единственное, о чём они нам говорят -- что людям свойственно ошибаться и говорить не проверив, а это давно не новость.
   Я не буду касаться мифов (когда помимо слов и авторства "корректируются" и обстоятельства произнесения), а также просто сходных высказываний, которых при желании можно обнаружить великое множество, но в которых не найти сознательного заимствования и передёргивания. Также не будем касаться цитат, которые представляют собой очень грубое обобщение исходного текста ("бытиё определяет сознание", "свобода -- это осознанная необходимость", "красота спасёт мир" и т.д.). Наконец, не будем касаться прямых ошибок перевода, языковых интерференций и прочих ошибок, которые были совершены без малейшего стремления к выгоде -- вроде загадочного философа Киркегардта, который (с лёгкой руки Бердяева) уже много лет кочует по страницам интернетовских рефератов (на самом деле это, разумеется, Кьеркегор -- "Kierkegaard" -- прочитанное на немецкий манер и почему-то с добавленной буквой).
   Также не будем трогать цитаты будто бы из Маркса, Ванги и прочих, вроде тех, что ходили по Сети в конце 2008 года. Подделывать вердикты оракулов умели ещё древние римляне.
   Безумные выводы из чужих мыслей также не относятся к теме статьи. Их изучают и опровергают логика и (в особенно запущенных случаях) -- психиатрия. Вдумчивое прочтение нескольких сочинений по этим двум дисциплинам способствует резкому повышению критических способностей. Так, большинство книг, вызывавших прежде возмущение своей антинаучностью и странными выводами, сразу обнаруживают родство с глубокомысленными монологами про гастроном на улице Герцена или рассуждениями шизофреника Джимми о том, как у картинки может быть головная боль.
   Мы рассмотрим пять лжецитат, построенных пятью различными способами. В первой заменили автора, вторые грубо обрезали, полностью сменив тональность (с самоосуждения на самовосхваление), третью до предела обобщили, четвёртой придали совершенно другой контекст, а пятая прошла через две мясорубки -- сперва её обрезали, а потом ещё и приписали другому человеку, дабы не оставить это сокровище за проклятыми оппонентами.
   Попутно мы попытаемся выяснить, как могла возникнуть каждая их них. Академик В. П. Козлов, автор прекрасной дилогии о фальсификациях исторических документов, как-то отметил (цитирую приблизительно), что даже поддельный документ может считаться историческим источником -- но только это будет исторический источник того времени, когда была совершена подделка. Ведь мало кто подделывает из любви к искусству, и перевирает из презрения к человеческому легковерию. Большинство фальшивомонетчиков преследуют свою конкретную цель и только тот, кто зорко вглядится в технологию производства их продукции, сможет вывести мошенников на чистую воду.
   Добавим, что фальшивые цитаты, как и фальшивые деньги, по большому счёту немногого стоят. Если бы производство одной фальшивки обходилось дороже оригинала, люди просто бы не стали тратить свои силы и расплатились бы сэкономленными деньгами. Как раз мудрости в лжецитате обычно и нет, а вместо неё -- пропаганда, коньюктура, и минутное желание выставить противников идиотами.
   1. "Этот народ нельзя победить"
   Имеет ли смысл вопрос: "Как изменился бы смысл стихотворения "Белеет парус одинокий", если бы его написал не Лермонтов, а Хармс?"
  
   В. Руднев "О недостоверности: Против Витгенштейна", 42.
  
   Фраза попеременно приписывается то немецким солдатам, поражённых количеством девственниц в Советском Союзе, то сэру Уинстону Черчиллю, который увидел, как советские дети в 30-градусный мороз едят мороженное на улице. Иногда вместо Черчилля фигурирует один американец.
   Вторая версия сходу вызывает серьёзные сомнения -- Уинстон Черчилль посещал Советский Союз в феврале 1945, в ходе Ялтинской конференции. Даже в феврале температура в Крыму редко опускается меньше минус 10, тем более на тёплом южном побережье.
   Что касается первой версии, то ни имени этого неведомого солдата (в некоторых версиях это даже "докладывают Гитлеру"), ни источника этой примечательной фразы нигде и никогда не приводят.
   А что особенно примечательно -- ещё за 20 лет до начала войны удивительно сходную фразу произнёс Франц Кафка в одной из бесед со своим другом Густавом Яноухом. Позже Яноух восстановит эти разговоры из своих дневников и напечатает отдельной книгой ("Gespraeche mit Kafka", 1951) [к сожалению, конвертер не понимает умляютов. Здесь и далее в цитатах из немецкого они заменены на диграфы - ae, oe, ue]. Там и находим примечательный фрагмент (http://literatura.prag.ru/Kafka%20-%20Gustav%20Janouch.htm):
  
   Кафка: Что вы читаете?
   Яноух: "Ташкент - город хлебный"...
   Кафка: Изумительная книга. Я недавно прочитал ее за один вечер.
   Яноух: Мне кажется, книга эта скорее документ, нежели произведение искусства.
   Кафка: Всякое подлинное искусство - документ, свидетельство. Народ, у которого такие мальчики, как в этой книге, - такой народ нельзя победить.
   Яноух: Но дело, вероятно, не в единицах.
   Кафка: Напротив! Вид материи определяется количеством электронов в атоме. Уровень массы зависит от сознания единиц.
  
   Как же попала эта цитата в популярное обращение? Ведь Кафка, хоть и известный, но никак не "народный" писатель, и до Перестройки его сочинения издавались всего один раз (однотомник 1965 года). К тому же, это даже не сам Кафка, а полумемуарная книга о нём.
   Однако этому находится объяснение. Книга Яноуха действительно не выходила на русском языке целиком. Однако её сокращённая версия помещена в качестве приложения к однотомнику "Избранного" Кафки (М. "Радуга", 1989), изданному весьма большим тиражом. Даже сейчас если пойти в библиотеку и попросить Кафку, вам с довольно большой вероятностью принесут именно эту книгу: она стоит на полке первой и даже спустя тридцать лет выглядит как новенькая (в то время как издание 1965-го года стало библиографической редкостью). Искомую фразу легко находим на странице 550. Русскоязычный читатель советского времени не мог за неё не зацепиться - "Ташкент -- город хлебный" тогда проходили в школе.
   Весьма вероятно, что её популяризировал некий журналист, потому что уж больно удачно смотрится. Другое дело, что мрачный экспрессионист Кафка не очень тянет на друга Советского Союза. И только много позже, уже ближе к середине 90-х, у фразы появились новые авторы.
   2. "Внутренняя поверхность раковины отражает образ самоуважения грузина, его чувство собственного достоинства"
   Дастуридзе продрог и честил Шалибашвили чем свет стоит. Перепало и нам. "Не брани его, Коста, он порядочный человек, да к тому же и умница". "Это дьявол и сукин сын, - не согласился Дастуридзе. - Когда в Хони блоху освежевали и шкуру в Куру выбросили, прибило ее в Гори, горийцы сказали, что больно много мяса на шкуре осталось. Один из этих горийцев Шалибашвили дедом приходится. Броцой его звали".
  
   Чабуа Амирэджеби, "Дата Туташхиа"
  
   На закате Перестройки прославленный философ, уроженец солнечного Гори Мераб Мамардашвили стал активным сторонником независимости Грузии. Именно из его выступлений тех времён взяты цитаты, в которых он осуждает казаков за колонизацию Аляски, а русских в целом -- за то, что режут селёдку на газете. Вот в каком виде их обычно приводят:
  
   Цитата 1:
   "Русские, куда бы ни переместились - в качестве казаков на Байкал или на Камчатку, их даже занесло на Аляску и, слава Богу, вовремя продали ее, и она не оказалась сегодня той мерзостью, в которую они ее скорее бы всего превратили, - куда бы они ни переместились, они рабство несли на спинах своих"
  
   Цитата 2:
   "Существует грузинское достоинство. Мы не хотели принимать эту дерьмовую, нищую жизнь, которой довольствуются русские. Они с ней согласны, мы - грузины - нет. Посмотрите на тбилисские дома, тротуары. Грязные дома, обветшалые ворота, зато внутри благоустроенные квартиры, забитые вещами, высококачественной импортной аппаратурой. Это атмосфера отражает самоуважение грузин, которое отсутствует у русских. Русские готовы есть селедку на клочке газеты. Нормальный, не выродившийся грузин на это не способен. Внутренняя поверхность раковины отражает образ самоуважения грузина, его чувство собственного достоинства".
  
   Мне удалось разыскать полные версии этих текстов. Любопытствующие обращаются в ближайшую библиотеку за книгой М. Мамардашвили "Как я понимаю философию" (М. "Культура", 1992). Эта книга -- сборник заметок и интервью 1988--1991 годов.
   В этом случае обрезанные куски намного важнее расхожего текста, а сам текст весьма длинный. Поэтому я решил отказаться от графического выделения, предоставив читателю самому судить, о чём на самом деле говорит автор. Следует отметить, что в обоих случаях это не оригинальное сочинения, и интервью, прошедшее редактуру.
  
   На стр. 330:
   Русские, куда бы ни переместились -- в качестве казаков на Байкал или на Камчатку, их даже занесло на Аляску и, слава Богу, вовремя продали ее, и она не оказалась на сегодняшний день той мерзостью, в которую мы ее скорее бы всего превратили, -- куда бы они ни переместились, они рабство несли на спинах своих -- то, от чего бежали.
  
   ("Другое небо". Первая публикация:"Латинская Америка". М., 1990, N 3, с. 83--99)
  
   Рассуждению не откажешь в логике. Беглецам свойственно воспроизводить (подчас бессознательно) условия жизни бывшей родины. До этого он противопоставляет "казакам" американцев с Великой Хартией Вольностей, которые "несли не отрицание, а утверждение". Хотя от философа, конечно, ждёшь большей объективности и более удачных примеров. С другой стороны, он рассуждает вполне в русле перестроечной риторики.
   Что до второй цитаты, то Мамардашвили, конечно, был грузинским националистом и сторонником полной автономии (собственно, этим и объясняется его характеристика своей позиции как антирусской -- в глазах мира он хотел быть грузином). Другое дело, что в полном виде приведённая цитата -- не столько одобрение, сколько горькое признание того, что грузин, хоть селёдку на чём попало не режет, очень равнодушен к делам государственным.
   Её стоит привести вместе с предыдущими репликами, чтобы показать отношение философа к первому президенту новой, независимой Грузии.
  
   На стр. 348-350:
  
   -- ...Прежде всего надо остановить тех, кто слишком торопится. Я говорю о правых радикал-националистах.
   -- То есть?
   -- Правые националисты -- это группа Гамсахурдиа. Опасно не то, что эта группа существует; она должна существовать по моей же концепции структурирования. Но структурирование должно быть таким, чтобы не позволить этой группе замалчивать действительность, правду во имя патриотического образа Грузии. Этому надо воспрепятствовать. Сама же тенденция должна существовать и быть представлена в общем политическом спектре будущего, потому что пока еще никакого спектра политических партий не существует. Есть только отдельные личности, которые на ощупь ищут свой путь. В настоящее время различаются не партии, а личности, их представляющие. Но весь этот процесс должен идти в таком направлении, чтобы все партии выражали структурированную социальную и экономическую реальность групп, отличающихся друг от друга своими интересами, статусом...
   -- Как вы считаете, являются ли события последних дней этапом этого процесса?
   -- Будем надеяться. Нужно противодействовать ханжеским попыткам остановить этот процесс. Мы находимся в движении, и его надо продолжать. Мы начали двигаться, не зная точно, куда мы идем. Мы надеемся выяснить направление движения по дороге. Но нас не должны останавливать или говорить нам, что "Грузия должна блюсти чистоту грузинской крови...". Априорно было принято решение о том, что только еще предстоит открыть. Нет, не надо торопиться. Но это могут понять лишь зрелые люди. К сожалению, у нас очень мало культурных, политически зрелых людей... Я не хочу употреблять слово "интеллигенция", которое ненавижу, особенно то смакование, с которым его произносят. С особым упоением произнося по-русски слово "интеллигент", отсутствующее в европейских языках, достигают чуть ли не сексуального, эротического блаженства. Мне ненавистно это самолюбование. Я говорю о людях зрелых, компетентных. У нас их очень мало, потому что их энергия была направлена в другое русло, на выживание любыми способами. Конечно, существует грузинское достоинство. Мы не хотели принимать эту дерьмовую, нищую жизнь, которой довольствуются русские. Они с ней согласны, мы -- грузины -- нет.
   Но в результате каждый пытается выжить самостоятельно, оказавшись в отдельной лодке со своими знакомыми и родственниками. Отдельной от чего? От республики, от respublica, то есть общественного дела, общественного пространства... Почти как в Италии в XIX и даже XX веках, когда наблюдался упадок итальянского общества, разрыв общественных связей, царил принцип "каждый за себя", и все это с присущим итальянцам обаянием. У нас похожая ситуация. С тем же обаянием каждый плывет в своей лодке, пренебрегая общественными интересами.
   Посмотрите на тбилисские дома, тротуары -- общественное пространство. Физический образ наших отношений с respublica, общественным делом. Грязные ворота, обветшалые дома, даже крысы и обваливающиеся стены. Таков вид снаружи, зато внутри благоустроенные квартиры, забитые вещами, высококачественной импортной аппаратурой... Эта атмосфера отражает самоуважение грузин, которое отсутствует, как я уже говорил, у русских. Натужное уважение, граничащее с одержимостью. Обстановка, среда отражают мое отношение к самому себе, мое самоуважение. На стол я стелю скатерть, а не газету. Русские готовы есть селедку на клочке газеты. Нормальный, не выродившийся грузин на это не способен. Внутренняя поверхность раковины отражает образ самоуважения грузина, его чувство собственного достоинства. Вне раковины -- асфальт и улицы, общественное пространство, гражданское пространство, которое этого не отражает. Вот физический образ того социального и духовного феномена, который есть отношение грузина с respublica.
  
   ("Жизнь шпиона". Интервью состоялось 20 августа 1990 года в Тбилиси. Опубликовано в: "Искусство кино". М., 1991, N 5, с. 31 --39.)
  
   Да, внутренняя сторона раковины всегда сверкает чистым перламутром, и моллюск исчезает в ней, оставляя общественному пространству нечто серое и шершавое. Увы, справедливо не только для Грузии.
   За промежуток времени между интервью и публикацией книги в Грузии вспыхнула гражданская война, а Гамсахурдиа рассорился со всеми, с кем только мог. Фразы пришлись ко двору, ведь именно такое ждёшь из уст самодовольного агрессора. И стали гулять -- сначала из уст в уста, а потом и по интернету.
   3. "История учит лишь тому, что ничему не учит"
   Этот "summus philosophus" Датской академии [т.е., Гегель -- М. К.] размазывал бессмыслицу, как ни один смертный до него, так что кто может читать его наиболее прославленное произведение, так называемую "Феноменологию духа", не испытывая в то же время такого чувства, как если бы он был в доме умалишенных, -- того надо считать достойным этого местожительства.
  
   Артур Шопенгауэр, предисловие к первому изданию "Двух основных проблем этики"
  
   Вынесенная в заголовок фраза Георга Вильгельма Фридриха Гегеля -- пожалуй, единственный осколок его туманных конструкций, который встречается в нашей повседневной речи.
   Горестно цитируют её всезнающие журналисты. Она украсит любой рассказ об оплошностях власть имущих, и автор на фоне обилия чужих глупостей непременно покажется мудрецом. "Их" история не учит ничему, в то время как "мы" всенепременно научены горьким опытом, да вот только "они" "нас" так никогда и не послушают...
   Немцы тоже чтят эту фразу. В частности, она украшает заключительные страницы школьного учебника новейшей истории 2000-го года издания, и выглядит там следующим образом:
  
   Aus der Geschichte der Voelker koennen wir lernen, dass die Voelker aus der Geschichte nichts gelernt haben.
  
   Грамматически она устроена чуть сложнее и, если задуматься, несёт другой смысл. Более близкий перевод звучит так: "Из истории народов мы можем усвоить, что народы ничего из неё не усвоили". Эту фразу можно трактовать и как противопоставление близорукой массы зоркому исследователю, который легко различает, насколько повторяют друг друга различные эпохи. Получается, что история всё же может научить -- но не народ, а исследователя.
   К сожалению, в учебнике не написано, из какого сочинения Гегеля взята эта цитата. Розыски приводят нас к куда более пространной цитате из предисловия к "Лекциям по философии истории" ("Vorlesungen ueber die Philosophie der Geschichte") (1822-1831) -- сочинению, которое не следует путать с трёхтомными "Лекциями по истории философии" ("Vorlesungen ueber die Geschichte der Philosophie") того же автора:
  
   Was die Erfahrung aber und die Geschichte lehren, ist dieses, daß Voelker und Regierungen niemals etwas aus der Geschichte gelernt und nach Lehren, die aus derselben zu ziehen gewesen waeren, gehandelt haben.
  
   Приведём весь сопутствующий абзац по русскому изданию 1994 года, чтобы ничего не упустить:
  
   Здесь следует в особенности упомянуть о моральных рефлексиях и о моральном поучении, которое следует извлекать из истории и для которого история часто излагалась. Хотя можно сказать, что примеры хорошего возвышают душу и что их следует приводить при нравственном воспитании детей, чтобы внушить им превосходные правила, однако судьбы народов и государств, их интересы, состояние и переживаемые ими осложнения являются иною областью. Правителям, государственным людям и народам с важностью советуют извлекать поучения из опыта истории. Но опыт и история учат, что народы и правительства никогда ничему не научились из истории и не действовали согласно поучениям, которые можно было бы извлечь из нее. В каждую эпоху оказываются такие особые обстоятельства, каждая эпоха является настолько индивидуальным состоянием, что в эту эпоху необходимо и возможно принимать лишь такие решения, которые вытекают из самого этого состояния. В сутолоке мировых событий не помогает общий принцип или воспоминание о сходных обстоятельствах, потому что бледное воспоминание прошлого не имеет никакой силы по сравнению с жизненностью и свободой настоящего.
   (стр. 61--62)
  
   В этой части предисловия речь идёт о т.н. прагматической истории -- когда описывая события прошлого пытаются сопоставить им параллели из сегодняшнего дня. Гегель считает её бесплодной, потому что при таком рассмотрении мы на самом деле не воспринимаем прошлое, а попросту проецируем на него наши заблуждения сегодняшнего дня и перекраиваем его под теперешние стандарты нашей цивилизации, так как настоящее слишком сильно влияет на прошлое.
   Легко, однако, заметить, его собственная концепция истории ненамного лучше критикуемой. Всевластие настоящего в моральных оценках (Поппер назовёт это "моральным футуризмом"), неявно требует от человечества, чтобы каждый его шаг был шагом вперёд, как если бы "вселенная постоянно изучала философию Гегеля" (Б. Рассел). Да и наисовершеннейшее (если верить Гегелю) Прусское королевство давным-давно переместилась в мир идей, в то время как традиции "несовершенной" Англии во многом считаются образцовыми.
   А фраза осталась и живёт. И мы поливаем ей, как уксусом, однообразный салат политических новостей.
   (Впрочем, седовласые профессора вспомнят ещё Сову Минервы, которая вылетает лишь в сумерках. Это тоже Гегель).
  
   Цитата Шопенгауэра, предпосланная этой главке в качестве эпиграфа, примечательна тем, что нередко объёдиняется в одни афоризм с фразой о том, что Гегель "не только не имеет никаких заслуг перед философией, но оказал на нее и через это вообще на всю немецкую литературу крайне пагубное, поистине отупляющее, можно сказать, тлетворное влияние". В оригинальном "Предисловии" к первому изданию "Двух основных проблем этики" эти фразы имеются, но между ними ещё около двух страниц печатного текста. Судя по всему, их объединила позднейшая традиция. Тем более примечательно, что общий смысл остался нетронутым.
   4. "В долгосрочной перспективе мы мертвы"
   Ежегодно на проституцию тратит человечество около пятисот миллиардов рублей, не считая косвенных затрат здоровья, потери колоссального времени, наличия целого международного общественно вредного класса проституток и проститутов и пр. и т.п.
   На эти сбережения, которые в сумме дадут около триллиона рублей в год, можно купить молока, сметаны и творога для каждого.
  
   Дж. М. Кейнс*
  
   В оригинале -- In the long run we are all dead.
   Фраза сэра Джона Майнарда Кейнса, первого барона Кейнса, одного из известнейших экономистов XX века. Его не следует путать с отцом, тоже экономистом -- тот был Джон Невилл Кейнс, и бароном не был. Источником фразы зачастую ошибочно называют opus magnum Кейнса - "Общую теория занятости, процента и денег".
   Нередко употребляется в значении "после нас хоть потоп". В этом случае цитируется неодобрительным тоном, чтобы намекнуть на временный характер предпринимаемых мер -- когда вместо коренного решения проблемы снимают её симптомы, перекладывая все неприятности на головы последующих поколений. Особенно усердствуют люди из числа сторонников австрийской школы, которые вот уже восемьдесят лет не могут простить Кейнсу его русскую жену, спекуляции на бирже и победу в споре с фон Хайеком. Если вы придёте на их лекцию, то обязательно её услышите.
   Любят её и последователи Кейнса. В их устах она намекает на недопустимость откладывания на потом и ожидания, пока "само рассосётся". Так она звучит из уст Пола Кругмана (лаурета Нобелевской премии за 1993-й год). Особенно актуальна в разгар экономических депрессий, в качестве аргумента против такого же древнего довода о том, что рынок сам о себе позаботиться и показатели рано или поздно придут в норму. Прийти-то они придут,-- возражают кейнсианцы им сочувствующие,-- но доживём ли мы до этого счастливого времени? И что помешает показателям снова эту норму покинуть?
   А ведь фраза грубейшим образом вырвана из контекста, и была высказана по поводу совсем другого вопроса. Взята она из первого раздела третьей главы "Трактата о денежной реформе", написанного в начале 1920-х годов (в главе 4-ой, к примеру, "теперь" -- это октябрь 1923 года) и оперативно переведённого в том числе и на русский язык. В некоторых энциклопедиях "Трактат" датируется 1930-м, но, по всей видимости, это просто год переиздания.
   В интересующем нас месте Кейнс рассуждает о количественной теории денег и теории Альфреда Маршалла. Там же он обосновывает тезис о том, что денежная масса не подчиняется "идеальным" моделям и поэтому численных прогнозы сбываются с большими опозданиями -- к примеру, даже получив деньги на руки, люди пытаются их копить, а не сразу пускают в оборот, и т.д.
   В переводе А.С. Каменицкого (М. "Экономическая жизнь", 1925, стр. 43) отрывок, из которого и позаимствовали цитату, выглядит следующим образом (сохранена пунктуация оригинала):
  
   "С птичьего полёта" это по-видимому так и обстоит. [...] Но взгляд с птичьего полёта плохой руководитель для анализа существующего положения вещей. С птичьего полёта мы все кажемся мертвецами. Экономисты бы слишком облегчили себе задачу и лишили бы её какой бы то ни было ценности, если бы они во время бури могли нам только сказать, что когда шторм будет далеко позади, океан вновь успокоится.
   (в лакуне -- не относящийся к нашей теме сведенья из финансовой статистики США вскоре после завершения Гражданской Войны)
  
   Формулировка, как легко заметить, совсем другая, куда более тяжеловесная, и не мудрено, что в советское время эта цитата прошла незамеченной.
   Она проникнет в русскоязычный дискурс только в нулевых годах, с появлением первых переводов статей публицистов из либератарианского лагеря. В них Кейнсу уготовлена почётная роль Искусителя, по вине которого мы все и страдаем от кризисов, ураганов и государственного вмешательства и чьё появление было предсказано известной русской пословицей "Опасайтесь лысых и усатых". А так как кризис был тогда уже не за горами и его не пророчил только ленивый, то и фраза пришлась ко двору.
   Теперь её включают (в несколько расширенном виде) даже в сборники афоризмов: "Долгосрочная перспектива" -- плохой советчик в текущих делах. В долгосрочной перспективе все мы мертвы.
   Преданность к этой фразе со стороны столь непохожих людей даёт нам повод перейти к следующей цитате, тоже связанной с фамилией Кейнса.
   5. "Мы теперь все кейнсианцы"
   В оригинале -- We are all Keynesians now.
   Эту фразу традиционно приписывают Ричарду Никсону. Однако если мы откроем журнал Time за декабрь 1965 года, то с удивлением обнаружим, что её произнёс Милтон Фридман (см. http://www.time.com/time/magazine/article/0,9171,842353,00.html).
   Да-да, тот самый Милтон Фридман, который требовал сдать Кейнса в архив, и с именем которого связан реванш неоклассической школы. Она будет в моде с 1975 по начало 90-х, и самые разные её ответвления будут ставить свои (весьма противоречивые) эксперименты то в Чили, то в Мексике, то в Нигерии. Если вспомнить историю дискуссии экономических школ, то кейнсианец Фридман -- это почти такая же фантастика, как те мифические японцы, которые "научились у вашего Сталина, как нам развивать экономику". Её влияние до сих пор огромно, и уже в 1994 году Фукуяма напишет в предисловии к "Доверию", что Чикагская школа, способна объяснить 75% всего, что происходит в мировой экономике (кейнсианство, впрочем, уже готовилось взять реванш).
   Но вернёмся в 60-ые. 4 февраля 1966 года всё тот же "Time" опубликует письмо всё того же Милтона Фридмана следующего содержания (оригинал здесь -- http://www.time.com/time/magazine/article/0,9171,898916-2,00.html):
  
   Sir: You quote me [Dec. 31] as saying: "We are all Keynesians now." The quotation is correct, but taken out of context. As best I can recall it, the context was: "In one sense, we are all Keynesians now; in another, nobody is any longer a Keynesian." The second half is at least as important as the first.
  
   Разумеется, оно не будет вынесено на обложку и пройдёт совершенно незамеченным. А позже начнётся энергетический кризис начала 1970-х, неоклассическая школа вольётся в мейнстрим и закипят дискуссии, для которых так важны удачные фразы, которые можно выставлять, не думая о контексте.
   Фраза эта примечательна и вариациями, которые она породила. Когда одному из основных оппонентов Кейнса, фон Хайеку, исполнилось восемьдесят лет, канцлер Германии от социал-демократов Хельмут Шмидт отправил ему поздравительную телеграмму: "Мы все теперь хайекианцы" (мне, увы, не удалось найти её немецкого оригинала, английскую версию "We are all Hayekians now" любит цитировать Хоппе). Эту фразу тоже нередко цитируют, причём обстоятельства её появления становятся всё фантастичней. Так лжецитата даёт со временем поросль.
   Вообще, кризисы и суматоха всегда повышают интерес к громким именам и упрощению известных теорий -- в наше время это заметно без труда. Простодушному разуму всегда кажется, что в зареве конца света уж точно осознаешь смысл, сокрытый в запутанных рассуждениях "Капитала" и кровавых мистериях "Апокалипсиса". Вот и цитата с обложки сменила автора, благо, никто уже не мог вспомнить, о чём писал Time лет 10 назад.
   Заключение
   На закуску я осмелюсь предложить читателю небольшую загадку. Попытайтесь угадать имя человека, написавшего эти строки:
  
   Попытка построить социализм на развалинах колониального, полуколониального, полуфеодального порядка, без единой новой демократической державы, без развития нового, демократического государственного хозяйства, без развития частного капиталистического и кооперативного хозяйства, без развития национальной, научной, массовой культуры, то есть культуры новой демократии, без раскрепощения и развития инициативы людей -- одним словом без доведения до конца демократической революции -- это совершеннейшая утопия.
  
   Я несколько подправил их, переформулировав некоторые термины, чтобы усложнить задачу любителям интернет-поиска.
  
   --
   *(на самом деле -- Андрей Платонов, см. http://lib.ru/PLATONOW/antisexus.txt)
  
  

 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"