Аннотация: Тайный рассказ для Ультриха-фон-Спартакуса
«Интересно»,— подумал Тюлень, тыкая пальцем в круглую кнопку,— «интересно, а бывает что-нибудь за езду на лифте в пьяном виде?»
Ответом ему была тишина. Тюлень щёлкнул ещё пару раз, отступил и только сейчас заметил табличку: ЛИФТ НЕ РАБОТАЕТ.
— Вот же…— последнее слово потерялось, ну и фиг с ним. Тюлень уже прикидывал, сколько займёт путь наверх. Пойзон жила в 76-й, на предпоследнем этаже. И кто додумался строить эти дурацкие четырнадцатиэтажки? Наверняка этот был милый добродушный архитектор-очкарик, который жил в симпатичном одноэтажном коттеджике и понятия не имел, что лифт может сдохнуть.
Рюкзак оттягивали семь банок пива, семнадцать свечей и толстенный чёрный том Бэнкса, а на тринадцатом этаже притягивал день рождения, с травой и цветами. Наконец, Пойзон перетянула. Тюлень допил восьмую, необязательную «Балтику» и поставил её на ступеньку. А потом двинул вверх.
Подъезд был утроен в идиотском стиле всех дешёвых многоэтажек последних лет — сплошные голые стены, а к квартирам нужно переходить по балкончику. Уже через пару минут Тюлень сбился со счёта и решил посмотреть на номера квартир. Четвёртый этаж…
— Вот гэ!— пробормотал он уже на балкончике, изо всех сил стараясь не смотреть вниз. С самого детства он не выносил даже двухэтажной высоты.
…Ступеньки, ступеньки, ступеньки. Стоптанные, чумазые, закопченные. И пыльные жёлтые лампочки в лохмотьях паутины.
Он ещё раз посмотрел этаж. Номера квартир были 47, 48… а заканчивались почему-то 17-м.
Седьмой, что ли? Тюлень попытался подсчитать, но кое-что ему мешало. Ехидный голос где-то на задворках сознания упорно твердил, что в прошлый раз квартир было больше.
Тюлень бросился обратно, взлетел на следующий этаж и обнаружил вместо балкона небольшую грязную комнатку, где в пыльных лучах солнца сохло чьё-то бельё. Похожие комнатки были в доме у бабки где-то на Речице — Тюлень не заезжал к ней уже лет двести.
Пришлось сползать вниз — к счастью, балкон пока был на месте.
Прикинуть этаж по высоте тоже не вышло. Голова моментально начинала кружиться, асфальт прыгал вверх, а в черепе стучало, что здесь очень, очень, ОЧЕНЬ высоко. Пришлось вернуться обратно.
Ещё через несколько этажей Тюлень присел отдохнуть, посмаковал пиво и решил повторить проверку. Номера квартир оказались шестнадцатеричными, а на грязном полу коридорчика какие-то неизвестные криминалисты нарисовали силуэт покойника. Смотреть с балкона Тюлень не рискнул — дальние дома казались совсем крошечными и вдобавок дул ветер. Вечный ветер высоты.
Тюлень уже сворачивал на лестницу, когда услышал стук крыльев. На перилах сидел кирпично-рыжий городской голубь и смотрел чёрным глазом-бусиной куда-то вниз.
Под ногами лежали камушки. Тюлень, опустился на корточки, поднял самый крупный и отточенным движением шпульнул в голубя. Птица дёрнулась, захлопала, подалась к небу, а потом завалилась на перебитое крыло и ухнула за бетонный бордюр.
Преодолевая тошноту, Тюлень посмотрел через перила. Крохотный комок ржавых перьев долго, бесконечно долго падаль вдоль гигантской кирпичной стены, пока, наконец, не хрустнул об асфальт. Немного полегчало.
Следующую бутылку Тюлень выдул прямо на балконе и швырнул вслед за птицей. Вернулся на лестницу и зашагал вверх.
Через два пролёта он оказался на лестничной клетке с квартирами. Три одинаковые двери с пустыми табличками и без звонков. Тюлень открыл среднюю и обнаружил женский туалет, заваленный мусором. Осталось только мотнуть головой и чапать дальше.
За следующие тысячу тысяч ступенек жидкий подарок уменьшился на две бутылки, а переходы на балконы исчезли совсем. Всё чаще и чаще попадались целые площадки дверей, некоторые с табличками: LXX, XXL, 1001, 515h и Ф7. Изменилась и лестница — иногда у неё появлялись другие перила, менялся цвет грязных стен, попадались даже закручено-нечитабельные граффити, а один раз даже расплывшийся зимний пейзаж. Через две площадки, после трёх выпукло-алых R, слившихся в на редкость замысловатую позу, он встретил комиссию из ЖЭСа.
Они появились из боковой дверцы — небольшая кучка выцветших людей, серых, как куски цемента, все в пиджаках и галстуках. Главным был толсторожий подагрик в мерзком пиджаке.
— Мы видим… мы видим колоссальные усилия, которые прилагает наше ведомство в области жилищных массивов. Так…
— Простите, а как пройти к квартире 76?
ЖЭСовец смерил Тюленя презрительным взором. Да, да, та самая молодёжь, которая гадит в подъездах и разрушила оборонный бюджет страны.
— Идите в эту дверь и дальше по коридору,— сверкнул очками, как Джордж Буш старший в своё время,— Кабинет семь.
Каменное лицо с омерзительно крохотным подбородком давало понять, что переспрашивать, как квартира 76 могла поместиться в кабинете 7, по меньшей мере, бессмысленно.
Тюлень покорно нырнул в тесный коридорчик. За спиной медленно стихал бесконечный монолог:
—…весь вопрос должен быть актуально оправдан. Так, согласно последним распоряжениям правительства, планируется перевод армии на оправдавшее себя в других областях хозяйства формы собственности, которые…
Голый, без единой двери, коридор свернул и вывел в тупик. Там была только табличка на стене: «Уважаемые жильцы! Помните, что лестничная клетка — это часть вашей квартиры!»
— Лестничная клетка,— бормотал Тюлень, выбираясь обратно на лестницу,— Да уж, и вправду, что Клетка, то Клетка.
На лестнице было пусто, комиссия уже ушла. Тюлень представил, как пришлось бы их расспрашивать насчёт выхода и его едва не стошнило. Потребовались срочные меры — посему наше герой поставил рюкзак на ступеньку, достал бутылку, и, абсолютно неожиданно для себя самого, одним ударом расколошматил её об стенку. Схватил рюкзак и поплёлся дальше.
На площадке, где жужжала одинокая полусдохшая лампочка, лестница разветвлялась на две. Тюлень постоял и выбрал правую.
Время исчезло, как исчезла прежняя пойзонова четырнадцатиэтажка. Вокруг вставал бесконечный мир стен, копоти, колотой штукатурки и неизменно запертых дверей. Свет давали лампочки, воздух дул из ржавой вентиляции. Он шёл бесконечными лестницами, запутанными коридорами, ломился в двери и за каждой, которая поддавалась, находил либо очередной тупиковый коридор, либо глухую кирпичную кладку. Один раз нашёл график уборки подъезда и попытался поджечь. Сырая бумага не горела.
Людей не было. Временами откуда-то сверху доносилось эхо перепалки — громкой, гулкой, мерзкими старушечьими голосами — но когда он добирался до площадки, находил только свежий мусор. Иногда там попадалось что-то съедобное.
Пиво закончилось.
Ещё через какое-то время мохнатые крысы, дравшиеся в вентиляционной трубе, могли бы увидеть нечто необычное. На грязном полу горели пять свечек, расставленных в форме креста. Рядом на коленях стоял Тюлень и истово молился. Слов он не знал.
— Господи, помоги,— закончил Тюлень, вскинул рюкзак на плечо и зашагал дальше.
Спустя два коридоры и двенадцать пролётов Тюлень наткнулся на стрелку: «кв 66—80». Он ускорил шаг и вскоре обнаружил, что стало светлее.
На следующем повороте он зажмурился. Огромная вереница ламп тянулась по полу, стенам и потолку, образуя нелепый прямоугольник света. Поверху тянулся транспарант: «Добро пожаловать в кв. 76!», а внизу, на верёвке, картонка полаконичней: РЕМОНТ.
Тюлень взвыл, рванул верёвку, бросился вверх. Миновал пролёт, свернул и вскрикнул, судорожно вцепившись в расшатанные перила. Перед ним была пропасть — следующий пролёт просто отсутствовал.
Тюлень не помнил, как брёл обратно. Кажется, впервые за своё путешествие он шёл вниз, а не вверх.
Он опять был на полу, вокруг потрескивали окровавленные свечи. На миниатюрном алтаре из консервных банок корчилась крыса.
— Приди, о Ваал, кровавый Царь Тьмы!— бормотал Тюлень,— Приди, приди — И ВЫТАЩИ МЕНЯ ОТСЮДА!!!
Когда он открыл глаза, прямо перед ним был лифт. Великолепный, фешенебельный лифт со створками из красного дерева.
Створки разъехались. Стены внутри были зеркальными, и когда он шагнул внутрь, с разных сторон тоже шагнули сотни одинаковых Тюленей.
Прямо как у Адольфа в «Орлином гнезде»,— подумал Тюлень, изучая белые кнопки. Длинная вереница уходила чуть ли не в пол…
Каждая кнопка обозначала квартиру. Внизу подмигивала самая симпатичная: «выход».
Тюлень закрыл глаза и ткнул в 76-ю.
Лифт взревел, дернулся, и Тюлень полетел на колени. Кабина застонала, заскрипел пластик, захлопали, выпрыгивая из пазов, гвозди. Тюлень вскрикнул, попытался ухватиться за поручни, но было поздно — старый, как мир, Лифт Дьявола трещал по всем швам. Кабина с сатанинским воем уносилась вверх, а пол, расшатанный двухтысячелетними перегрузками, отпал и распахнулся, как огромная пасть, ощетинившись чёрными зубами гвоздей.
Руки скользнули по зеркалу, и Тюлень полетел вниз, мимо лестниц, кроплений, кабелей и опор, в бесконечную тьму, которая с каждым днём становится жарче.
Труп Тюкова нашли в подвале. Причину смерти установить не удалось — опередим милицию, за телом пришла некая комиссия из ЖЭСа и больше ни тела, ни комиссии никто не видел.
Но все дети той четырнадцатиэтажки (за исключением Пети из 27-й, который «математический гений») знают — по ночам, когда, когда опускаются все решётки и лестничные клетки превращаются в клетки настоящие, непослушные дети, решившие по темноте сбежать из дому, непременно встретят Клеточника, кошмарную лохматую тушу с красными глазёнками, от которой жутко разит пивом. Что именно он делает с детьми, никто не знает (может быть, увозит на лифте?), но зато все, все знают, что задних ног у Клеточника нет, а вместо них — огромный хвост с ластами, как у рыбы или тюленя.