Аннотация: Перебравшись (вместе с чаем и иероглифами) из Срединной Империи в страну Ямато, барсук-оборотень Тануки зажил совершенно другой жизнью. (Рассказ на конкурс квайданов.)
Перебравшись (вместе с чаем и иероглифами) из Срединной Империи в страну Ямато, барсук-оборотень Тануки зажил совершенно другой жизнью. На родине он занимал промежуточное положение между лазурными лисицами-духами тысячелетних лиственниц и девушками-выдрами озера Хушань - на одном из самых нижних этажей затейливой мифологической иерархии. Но в его полосатой мордочке было что-то привлекавшее сердца и очень скоро барсуки-оборотни стали искушать патриархов и прыгать по крышам императорского дворца. Позже у них появились свои алтари в горах, фехтовальщики, обученные своему искусству лукавым зверем и самурайские роды, называвшие Тануки среди предков.
Удивляться не приходится: даже его лишённый мистического ареола европейский собрат нередко задаёт жару. Гурисимику-сенсей рассказывает, что однажды несколько немецких биологов ночевали в Беловежской Пуще. Как-то ночью один вышел по нужде и нечаянно облил кравшегося в кустах барсука. Полный экологического гнева, барсук бросился на учёного, типнул его за тот самый орган и долго-долго, невзирая на ругань, удары и пинки участников экспедиции, не желал отпускать.
Алтарь Тануки, возле которого росла Адзаруни, был одним из самых известных. Её отец был при этом алтаре кем-то наподобие настоятеля, а матери она не знала - может быть, он просто удочерил осиротевшую девочку. Отец происходил из рода, управлявшего провинцией: он был чьим-то побочным сыном и в юности даже носил меч, но после смерти покровителя ушёл в монахи, надеясь вместе с именем сменить и судьбу. Тануки считался одним из предков клана и отец стал служителем, чтобы не отдавать родича в чужие руки. Упитанный и улыбчивый, с сильными, как у дровосека, руками, настоятель неплохо дополнял своего пронырливого подопечного.
Паломников было много, большей частью одиночки, любители извилистых дорог.
Адзаруни барсука недолюбливала. Высокая и сильная, с прямой, словно мачта, душой, она была совершенно помешана на фехтовании. Окрестные жители её боялись, парни распускали непристойные слухи, а люди из замка, приезжавшие на тайное поклонение, видели её тренировки и обещали, что по достижении зрелости дадут ей наставника.
- Она одержима,- говорил господин Курамори,- Но и одержимые могут принести пользу.
Адзаруни не обижалась. Её интересовали лишь рассветные ветры да взмахи меча.
Но первый серьёзный противник оказался не из тех, которых можно разрубить одним ударом. Спустя несколько дней после шестнадцатилетия замок решил выдать её замуж.
Женихом был назначен Като - девятнадцатилетний вассал семьи, управлявший соседней провинцией. Его отцу было рекомендовано совершить сепукку; сын сделал всё, чтобы проступки отца были забыты.
Политические мотивы смешивались здесь с любопыством: первая же семейная неурядица обещала закончится боем на мечах и было очень интересно, кто одержит победу.
Чтобы унижение стало окончательным, на свадьбу прибыла её подруга детства Кадзуко, знаменитая своими стихами и капризами. Давным-давно девочки лазили по алтарю, ловили рыбу в ручье, а однажды подрались, причём Адзаруни вышла победительницей. Позже Кадзуко получила придворную должность в Эдо и уехала вкушать столичные радости.
Так затягивалась вокруг неё шёлковая петля обычаев. Бессильная что-то изменить, Адзаруни проводила все свои дни в святилище. Её отец предпочитал жить внизу, в деревне, чтобы не портить одиночество Тануки и каждое утро подниматься по ста тридцати ступеням к крытому алтарю. Рядом стояла небольшая ухоженная хижинка; в ней можно было отварить риса или переждать жару. В этой хижине она отсыпалась по ночам и пряталась от редких паломников.
За несколько дней до свадьбы Като решил навестить свою будущую жену.
Но Адзаруни увидела его раньше. Возле алтаря росла большая красная сосна и она обожала забираться на неё и разглядывать окрестности: в хорошую погоду можно было разглядеть стены замка и даже лодки на пристани. Дорога была видна как на ладони, и одинокий всадник сразу бросился в глаза. Даже, в сумерках, можно было разглядеть нашитый на груди герб.
- Там мой жених,- сообщила она отцу,- Но мы будем разговаривать утром.
Когда Като приехал, в деревне уже зажгли фонари. Поговорив с отцом невесты, он устроился на постоялом дворе.
В час, когда полночь затопила и небо, и землю, Адзаруни выбралась из придорожных кустов с верёвкой в одной руке и ножом в другой. Перебравшись через стену, она прокралась на второй этаж и бесшумно распорола бумажную дверь комнаты.
Она не собиралась его убивать. Просто объяснит, чем может закончится их первая брачная ночь.
Словно кошка, прыгнула она в комнату - и замерла, ничего не понимая. Комната была пуста. Только ветер колыхал холодные белые занавески.
Дорога назад, к алтарю словно завязывалась в узел под ногами; первый раз в жизни её светлая лента казалась чужой и незнакомой. На поляне её ожидало ещё одно чудо: в хижине горела жаровня.
"Тануки пришёл,- решила она,- и утащил Като. А теперь и меня утащит."
За все шестнадцать лет жизни она видела Тануки только во сне, но по случаю таких бед он мог явиться и во плоти.
Она вдохнула поглубже - и ворвалась в домик, крича и замахиваясь, словно мясник на огромную тушу. Споткнулась об жаровню, обожглась и замерла, чувствуя себя очень глупо.
Вместо Тануки в хижине был Като.
После долгих извинений выяснилось, что он влюблён в Кадзуко, чья изнеженность казалось ему редким предметом роскоши. Большую часть разговора он описывал достоинства своей избранницы и Адзаруни потребовалось немало усилий, чтобы узнать, при чём здесь она.
Като просил её помочь устроить свидание в каком-нибудь уединённом месте, где можно говорить не через решётку. А ещё лучше - прожить несколько месяцев, пока в замке не смирятся с его выбором.
Адзаруни уступила им хижину.
Свидание состоялось спустя три дня, мрачной грозовой ночью, какие бывают после долгой и пыльной жары. Адзаруни стояла на пороге в бамбуковой шляпе, опущенной на глаза, и опиралась на меч. Её можно было принять за бродячего ронина.
(Меч нашёлся в хижине, когда она и Като приводили её в порядок. А вот короткого, для боя в комнате или в лесу, они не нашли; отец, должно быть, хранил его дома.)
Лил дождь, пахнущий горьким осенним дымом. Адзаруни растворялась в его шёпоте. Вздохи и скрипы из домика ей не нравились, как не нравилось всё, созданное руками человека, и она вслушивалась в далёкие звуки, окаймлявшие ночь: шум взмыленного ручья, несущегося во весь опор по горному склону, перестук капель на сосновых лапах, траве и чешуе черепицы и тяжёлые, словно бочки, раскаты далёкого грома. Потом вплёлся ещё один звук: звонкие, регулярные шлепки ниже по склону. Сначала она думала, что это олень, а после, прислушавшись, поняла, что звук совсем человеческий: чьи-то деревянные сандалии стукали по каменной лестнице.
Дождь усилился, его струи лились с полей шляпы, словно серебряный занавес из воды. Сверкнула молния и она увидела незваного гостя: в таких же, как у неё, широкой шляпе и чёрной накидке, с бамбуковым посохом в одной руке и каким-то свитком в другой, перед ней стоял её отец.
Раскат грома проглотил начало его речи.
- ...или плачь, а лучше плачь, чтобы потом по-настоящему радоваться. Ты добилась своего. Замок будет просить для тебя меч и веер самурая.
- Отец, что ты говоришь?- девушка нахмурила мокрые брови,- Разве женщине может быть пожалован воинский титул? Или ты думаешь, что я совершенно обезумела и не знаю обычаев?
- Наш господин добился того, чтобы твоё дело рассмотрел сам император. Услышав о твоём упорстве, он подготовил указ о том, что тебе, отныне, следует считаться мужчиной и состоять в первом сословье.
- Отчего же такая милость?
- Потому что на тебя будет возложена миссия большой важности.
"Он говорит словами из свитка",- подумала Адзаруни,- "Надо же, ещё не забыл иероглифы".
Сама она выучилась лишь "женскому письму".
- Что за миссия?
- По наущению некоего злого духа, проникшего в его, некогда благословенное, семейство, наместник соседней провинции вступил в отношения с заморскими дьяволами. Несколько дней назад он и другие безумцы подняли мятеж против императора. Ещё раньше под предлогом свадьбы они послали в замок этого мерзавца Като, который должен был убедить нашего господина принять сторону проклятых мятежников. Когда же наш господин отказал ему - Като внезапно исчез вместе с госпожой Кадзуко. Ты знаешь здесь все тропы, пещеры и хижины. Найди и убей их обоих!
- Будет исполнено, отец,- девушка поклонилось быстрее, чем он успел закрыть рот. Сейчас, излив слова из свитка, он понемногу приходил в себя: отошёл от хижины и сел на скамейку возле святилища, словно не хотел иметь ничего общего с тем, что происходит. Сказать от себя он не успел - Адзаруни уже отбросила шляпу на спину и нырнула в дом.
Там было жарко и темно и звуки любви ползали по стенам, полу и потолку, словно хотели ускользнуть от её всесокрушающего удара. Пришлось зажечь фонарь и она увидела на полу два горячих золотистых тела, перечёркнутых чёрным шёлком волос, слишком занятые, чтобы отвлекаться на вошедшую.
Като был снизу: он заметил её первым и уже хотел спросить, не собирается ли она присоединится к их забавам. Адзаруни крепко-крепко сжала веки, разом выкинула из головы все мысли, взмахнула (тысячи тренировок) мечом и изо всех сил ударила - насквозь, изо всех сил, и невидимая кровь забрызгала ей лицо.
Она не открывала глаза ни когда затихли вопли и хрип, ни когда перестала дрожить рукоятка, ни когда затрепетал и погас фонарь. Только когда что-то тёплое прильнуло к её ногам, она распахнула глаза и поняла, что стоит в луже чужой крови.
Дождь уже умер, в окне виднелась луна, похожая на далёкий хрустальный шар, и в её нежном женственном свете всё было чёрным: и груда из сплетённых тел на полу, и их кровь, окатившая стены и затёкшая ей под сандалии, и узкая дуга старого меча, пронзившего плоть и ушедшего сквозь настил прямо в землю. Вытащить его было непросто, он поддался только с третьей попытки.
Вытирая лезвие и лицо чем-то из одежды незадачливых любовников, она пыталась разобраться с новым чувством. Ей казалось, что после удара её душа стала такой же, как и лезвие меча: цельная, непреклонная, и изящно изогнутая, она была готова поразить всё, что будет угодно её господину.
На пороге её встретили посвежевший воздух и умытые звёзды. Она оглянулась в поисках отца, но нигде его не увидила.
А на скамейке сидел барсук - огромный, полосатый, лоснящийся даже в лунном свете. Заметив девушку, зверь изучил её ленивыми глазами, отвратительно фыркнул и бросился прочь - молния меча звякнула по пустому месту, выломав несколько щепок.
К мокрому дереву прилип обрывок свитка, измазанный следами барсучьих лап. Адзаруни бросилась в святилище за свечой, чувствуя, что земля словно выскальзывает из-под ног.
На обрывке было одно-единственное слово, нацарапанное звериными когтями. Словно иронизируя над её безграмотностью, внизу была написана расшифровка азбукой хираганы.
Одно-единственное слово.
"Убийца".
Адзаруни попыталась вспомнить, какая казнь назначается женщине, убившей человека из военного сословия и придворную даму, но не смогла. И, опёршись на меч, в первый и последний раз в своей жизни расплакалась.