Генка был отпетым хулиганом. По нему плакала детская комната милиции и колония. Так каждый день твердила классная и завуч. Рыжая ябеда- отличница Машка недовольно фыркала и просила ее отсадить от хулигана. В директорском кабинете Генка проводил едва ли не больше времени, чем сам директор.
Мать приходила вечером со смены хмурая, молча открывала дневник и привычным уже движением, молча, доставала из шифоньера отцовский ремень. Генка, так же молча получал заслуженную порцию, и нехотя плелся есть борщ стоя.
Каждый вечер, ворочаясь в постели, подбирая положение для пострадавшего места, Генка давал себе слово завязать. Мать было жалко. По-детски, до слез жалко.
Но днем в школе, как обычно, подходили старшеклассники:
-Эй, малой, изобрази-ка Лидку из десятого "В"...
Не был Генка трусом, и мог бы отказаться. Но уже не лезли на уроке в его взъерошенную голову реакции нейтрализации, центробежные силы и всякие прочие биссектрисы. А представлял он лишь неземную красоту Лидки из десятого "В".
И на перемене что-то толкало его на преступление. Он снова брался за маркер и портил школьное имущество. Конечно, ему потом жали руки, сличая изображение с оригиналом, и что-то говорили об уважении. Вот только сам он себя ненавидел с этого момента и до вечернего ворочанья в постели.
-Эй, малой!
Генка обернулся, его догонял Жека из третьего подъезда, сын завуча.
-У меня кой-что для тебя есть. Вот,- Жека протягивал объемную сумку, - Брат уехал в институт поступать, просил передать кому-то понимающему...
Генка раскрыл сумку и задохнулся, не то от внезапного счастья, не то от едкого запаха краски от лежащих там баллончиков. Жека увидел его реакцию и засмеялся, не дожидаясь ответа.
-Иди к переезду, и хватит стены портить!..
Но Генка уже не слушал.
-Зеленые глаза, рыжие веснушки..., - твердил он себе набегу, -Это тебе не маркером! Вот увидишь!
Утром все ребята шли в школу по пустырю мимо заводского забора, а Машка- ябеда впервые опоздала. Она стояла и любовалась своим портретом...