Едва карета коронной стражи миновала ворота замка, Обноси затейливо выругался и начал расстёгивать свой мундир. Добравшись до нижней пуговицы, он с недоумением посмотрел на сидевшего напротив него лейтенанта.
- Ты чего ждёшь? Давай доставай, которая на травах... - с силой проведя ладонью по лицу, рит Нешадис с шумом выдохнул воздух. - Вот же достал, сука кручёная... Эта-эта, давай, на два пальца.
Закрыв глаза, Обноси прислушался к своим ощущениям, дожидаясь, пока скатившаяся вниз терпкая влага вспыхнет в его желудке маленьким файерболом. Он по опыту знал, насколько важно избавиться от излишнего напряжения, которое помогало ему во время встречи всё замечать, понимать и соответствующим образом реагировать. Это схожее с боевым азартом состояние дало рит Нешадису возможность пройти по лезвию бритвы, но изрядно вымотало уже немолодого начальника коронной стражи. А ведь ему ещё надо было вспомнить все повороты и закоулки этой очень непростой беседы, вновь и вновь оценивая слова, интонации и жесты самозваного магистра.
Сунув верному Салтоку опустевший стакан, Обноси задумался, куда, собственно, ему сейчас следует ехать. Усталость и вечерние сумерки были весомыми аргументами в пользу того, чтобы завершить этот день в своём доме на Баронской улице, но рядом с неугомонной Натодой анализировать что-либо было весьма затруднительно. При других обстоятельствах рит Нешадис скорее всего предпочёл бы жаркую постель, но проклятые маги затеяли большую игру, в которой на кону была и его собственная голова. Рисковать было нельзя, поэтому Обноси приказал повернуть карету в сторону замка коронной стражи.
Усевшись за свой стол, рит Нешадис положил перед собой стопку чистых листов и начал записывать всё, что было связано с Мантером, начиная с их первого обмена взглядами во дворе гостевого замка. Он не нуждался в пространных описаниях, ведь двух-трёх слов было вполне достаточно, чтобы его тренированная память могла восстановить всю картину в целом. На первый взгляд, всё это было достаточно хлопотным занятием, однако подобная метода уже не раз уберегала Обноси от серьёзных проблем, которые готовили ему лживые и лицемерные собеседники.
Двадцать семь лет назад лейтенанту коронной стражи, всегда предпочитавшему гусиному перу добрый клинок, и в голову не могло прийти, что он когда-нибудь будет корпеть над бумагами. После пьяной драки рит Нешадиса отправили служить в Казатал - небольшой городок на границе с Непшитом, известный своими контрабандистами и вездесущей красноватой пылью. Новым начальником Обноси стал пожилой капитан рит Матлафик, давным-давно сосланный в это захолустье за оскорбление племянника короля. Офицер понимал, что возвращение в Фур-Утиджи (как и новые нашивки) ему не грозит, поэтому постарался обустроить свою ссылку со всеми возможными удобствами. Желающих подзаработать на товарах из Дофатамбы всегда было предостаточно, но рит Матлафик не любил чужаков, предпочитая иметь дело с двумя местными кланами, промышлявшими в этих краях ещё во времена империи.
Его много раз пытались на чём-нибудь подловить, но все эти попытки заканчивались ничем, ведь капитан никогда не говорил что-то определённое во время первой встречи. Оставшись один, рит Матлафик садился за стол и с пером в руке начинал вспоминать все детали недавнего разговора. Завершив свой труд ближе к полуночи, он допивал дежурный графин вина и принимал окончательное решение по следующей встрече - ударить по рукам, перевести всё в шутку, приказать выбросить наглецов на улицу или отправить их за решётку.
Обноси долго сопротивлялся требованиям начальника предоставлять письменный отчёт о каждой встрече и поездке на границу, но капитан только усмехался, говоря, что не собирается терять обжитое место из-за строптивого придурка, не умеющего понимать увиденное и услышанное.
В конце весны до стражников дошли слухи, что из Непшита не вернулись сразу четыре человека из клана Кавжен. Такого не случалось уже несколько лет, и капитан сразу начал ворчать, что добром это дело не кончится. Через три дня его опасения подтвердились: старейшины Кавжен обвинили лейтенанта в пособничестве клану Тейхелла, молодёжь которого стала подумывать об устранении конкурентов. Какими-либо доказательствами старейшины особо не заморачивались, им было достаточно того, что рит Нешадиса видели в трактире за одним столом с парнями из Тейхеллы. Приказав Обноси не высовываться, капитан поехал к главе клана Кавжен, прихватив с собой пачку донесений своего непутёвого заместителя.
Одноглазому Гимунту было плевать на какого-то там лейтенанта, но он ценил многолетние отношения с рит Матлафиком, поэтому решил лично разобраться в этом потенциально весьма опасном деле. В сообщении рит Нешадиса было сказано, что контрабандисты отмечали удачный поход к заливу Фамода, где они купили товары напрямую у меднолицых торговцев, избежав обременительных услуг непшитских посредников. Подогретые вином парни попросили зашедшего в трактир Обноси рассказать им о порядках в столичных борделях, про которые в Катазале ходили самые диковинные слухи.
Гимунт знал об этом успехе Тейхеллы, понимал интерес подвыпивших парней, но за гибель четверых членов клана кто-то должен был ответить. Обдумывая явно неоднозначную ситуацию, он перебирал донесения Обноси, пока не увидел недавнее сообщение о встрече с неизвестным дворянином возле пограничной Расератской пустоши. Лейтенант писал, что он остановил некоего барона рит Стахура с двумя вооруженными слугами, который вроде бы направлялся в предгорья Касатлено. Гимунт насторожился, ведь его люди шли именно через эту пустошь, а никакой барон через Катазал не проезжал (другой дороги к горам в этих краях просто не было). Взяв с собой троих старейшин, он вместе с капитаном поехал в казарму коронной стражи, где стал задавать рит Нешадису многочисленные вопросы об одежде, оружии и манерах этого барона и его спутников. Когда вспотевший от усердия Обноси вспомнил о рукояти кинжала с серебряным черепом наверху, один из старейшин, молчаливый угрюмый старик, неожиданно разразился потоком проклятий, несколько раз помянув какого-то фос Иглона.
Когда возбуждённые контрабандисты наконец-то покинули казарму, рит Матлафик тщательно протёр лысину полосатым платком, пробормотал несколько слов, глядя на икону с изображением благостного Альфира, и водрузил на стол объёмистую бутыль зелёного стекла.
- Садись, лейтенант. Ты морду-то вытри, блестит вся... Раз они тебя кончать передумали, за это надо выпить.
Пропустив несколько стаканчиков яблочной водки, вновь вспотевший капитан начал объяснять Обноси, почему считает его невероятно везучим человеком. Во-первых, граф фос Иглон не убил его при встрече. Во-вторых, клан Кавжен вместо того, чтобы просто порешить продавшегося придурка, захотел разобраться в этом мутном деле. Удача особенно широко улыбнулась лейтенанту, когда нашлись донесения о встречах в трактире и, главное, возле Расератской пустоши. И наконец, воспоминание о серебряном черепе воскресил в его голове не иначе как спустивший с небес Альфир.
С сожалением осмотрев полупустую бутыль, рит Матлафик вздохнул и начал не слишком внятно, но весьма подробно объяснять, кто, собственно, такой этот фос Иглон. Будучи одним из богатейших лотвигов Непшита, граф всю жизнь жаждал кем-то повелевать и командовать. Когда ему надоело измываться над своими крепостными и арендаторами, он попытался обложить данью проходившие через его земли караваны торговцев. Сокращение доходов казны очень не понравилось правящему герцогу, и он нашёл убедительные аргументы, вынудившие наглеца покинуть Непшит. Через несколько лет на трон в Толоналте уселся Сууш фос Соченто, и граф вновь объявился в своём побитом файерболами замке. Оглядевшись, фос Иглон вновь взялся за старое, на этот раз решив поставить в стойло контрабандистов Катазала. Хрустя завалявшимся в столе сухарём, капитан оценил перспективы этой затеи коротко и ясно: "Гимунт эту тварь в говне утопит".
Следующим утром Обноси сидел на заднем дворе казармы, тихо радуясь тому, что вновь может видеть голубое небо и плывущие на восток белые облака. Жизнь казалась лейтенанту удивительно приятным занятием, тем более что головная боль уже начала отступать под воздействием пива из стоявшего рядом с ним кувшина. В какой-то момент рит Нешадису захотелось поскорее забыть обо всех событиях вчерашнего дня, но воспоминание о чёрном зрачке предводителя клана, неторопливо расспрашивавшего его о встрече с дворянином, сидело в голове офицера подобно кованому арбалетному болту. Вчера он ощутил нетерпение стоявшей за его спиной смерти, и это чувство было совсем не похоже на пьянящую смесь азарта и риска, которую Обноси уже не раз довелось вкушать во время стычек, погонь и дуэлей.
На мгновение зажмурив глаза, лейтенант встал и пошёл проведать начальника, который, как оказалось, уже успел лишить зелёную бутыль определённой части содержимого. Кивнув Обноси, капитан положил перед ним стопку чистых листов и снял с полки массивную стеклянную чернильницу.
- Ты, я вижу, уже поправился, поэтому давай садись. Будешь донесение писать в Фур-Утиджи.
- Что писать-то, господин капитан? Про наши дела с Кавжен?
- Лейтенант, ты думаешь, если дураком прикинешься, писать не придётся? Хрен ты, сынок, угадал. Так вот, напишешь, что Катазальская бригада коронной стражи по-прежнему уделяет особое внимание обеспечению безопасности торговых связей королевства с Непшитом и противодействию деятельности контрабандистов, - видя недоумение Обноси, капитан погрозил ему пальцем. - Чего глаза вылупил? За что тебе корона здесь жалованье платит? За пошлины и спокойствие. Значит, этому мы и должны соответствовать. Усвоил? Но мы ж тут не совсем дураки, за интересы отечества жопу готовы рвать днём и ночью. Поэтому наши шпионы по всему Непшиту рыскают.
- Господин капитан, что за шпионы-то? Откуда они взялись?
- Альфир милостивый, а чем Кавжен и Тейхелла хуже? Пока мы с ними ладим, эти ребята нам всё расскажут. Ещё надо будет написать о возвращении фос Иглона и его нападении на людей Тейхеллы.
- А короне-то что с этого?
- Экий ты, сынок, деревянный, - наполнив стаканчики остатками яблочного пойла, капитан провозгласил тост за здоровье короля. - Чего-то она горчить стала, зараза... Так вот, ясное дело, что скоро граф начнёт грабить всех подряд, в том числе подданных герцога. Раньше всех, думаю, до него доберутся контрабандисты. У них с этим строго, своих людей Кавжен не простит. И когда наши друзья графа прикончат, мы доложил в Фур-Утиджи, что Катазальская бригада коронной стражи устранила угрозу приграничной торговле. Заодно оказав услугу дружественному, мать его, государству. Ты ведь, надеюсь, не забыл, что этот смутьян бунтовал против герцога?
- Не забыл, господин капитан. А в столице этому поверят?
- Ещё как! Во дворце чужое дерьмо всегда мёдом пахнет. Наш король с соседей ещё слупить что-нибудь захочет. За услугу... Ладно, лейтенант, садись, пиши, я пока пойду подремлю.
Обноси трижды переписывал донесение, раз за разом выслушивая то весьма содержательные, то просто ехидные замечания рит Матлафика. Последний вариант также не вызвал у него особого восторга, но проголодавшийся капитан решил, что для первого раза сойдёт. С этого дня вся переписка катазальской бригады стала обязанностью, тяжким грузом, а иногда (если начальник был не в духе) и проклятием рит Нешадиса. Постоянно попрекая Обноси за простоту стиля и бедность языка, капитан отправил его к местному лотвигу, в замке которого было больше трёх десятков печатных книг (сам барон предпочитал исторические фолианты, а его вторая жена - романы о героях и их прекрасных дамах).
Пережив потрясение от такого количества книг, лейтенант быстро понял, что больше всего в них ему нравятся многозначительные и живописные узоры, сплетённые авторами из обычных, казалось бы, слов. Со временем он стал использовать нечто подобное в своих донесениях, каждый раз удостаиваясь одобрительной ухмылки начальника. Через несколько месяцев капитан приказал в каждой исходящей бумаге писать под своей должностью и званием ещё одну короткую строчку: "Исполнил лейтенант рит Нешадис".
Весной следующего года пришёл приказ о переводе Обноси в столицу, и только после встречи с благодушно настроенным начальником коронной стражи он понял, какую роль в его жизни сыграла эта дополнительная строка. Старый служака рит Чатнаса всегда завидовал умению складно писать и говорить, поэтому сразу же обратил внимание на изысканный слог донесений из далёкого Катазала. Вскоре автор этих словесных изысков получил капитанские нашивки, а уже в начале осени его вызвал на дуэль сын герцога фос Потанкаса, которому очень не нравился острый язык безродного офицера. Когда рит Чатнаса запретил проведение поединка, Обноси обзавёлся первым влиятельным врагом, который стал для него хорошим стимулом для ещё более рьяного и исполнения своих служебных обязанностей.
После кончины старого герцога на трон взошёл тридцатидвухлетний Апсама, долгие годы находившийся в тени своего отца. Не обладая ни острым умом, ни твёрдостью характера, он так и не смог стать сколь-нибудь значимой фигурой в глазах тангесокского дворянства, принявшего его власть скорее в силу уже успевшей устояться традиции. Мало что понимая в финансах и дипломатии, Апсама начал с перестановок среди придворных и чиновников, возвышая немногочисленных хорошо знакомых ему людей. Когда рит Чатнаса узнал, что на его место король прочит командира своей личной охраны фос Яхолта, многоопытный начальник коронной стражи предпочёл сам подать прошение об отставке. Спешно сворачивая дела, он тем не менее успел отправить своего любимца в самое безопасное для него место - кишевшие коренжарцами предгорья Касатлено.
Лотвиги в эти беспокойные места старались не соваться, зато здесь в избытке имелись горячие головы, и начальники рит Нешадиса были не в восторге от его стремления решать все проблемы с помощью клинков. В результате за два с лишним года Обноси сменил три места службы, в каждом из которых местные дворяне и простолюдины ещё долго вспоминали скорого на расправу, но справедливого капитана.
Рано или поздно коренжарцы наверняка бы добрались до ненавистного офицера, но однажды пришло высочайшее повеление срочно прибыть в Фур-Утиджи, где Обноси сразу же получил майорские нашивки и должность заместителя начальника коронной стражи. Причиной столь радикальных изменений в жизни рит Нешадиса стала вспышка ярости Апсамы фос Нкаревшита, взбешённого высокомерием аристократов, многие из которых продолжали высмеивать нового короля и задирать людей из его ближайшего окружения (своеобразным спусковым крючком стали похороны двух друзей детства, убитых на дуэлях в течение всего нескольких дней). Обвиняя фос Яхолта и всю коронную стражу в импотенции, король неожиданно вспомнил об офицере, который хорошо умел писать толковые донесения и раздражать столичных аристократов.
Получив от фос Нкаревшита особые полномочия, Обноси начал действовать быстро и решительно. Большинство его людей были сыновьями мелких торговцев и ремесленников, для которых было за счастье поглумиться над спесивыми дворянами, выкручивая им руки в кружевных манжетах. Запретив своим людям участвовать в дуэлях, сам рит Нешадис охотно принимал вызовы взбешённых лотвигов и их прихлебателей, наглядно демонстрируя им разницу между классическим фехтованием и свирепой рубкой с иштошами и другими ордынцами в ярких одеждах. Он старался никого не убивать, но и без того число жаждавших проучить наглеца быстро сошло на нет. Теперь им оставалось только шипеть и проклинать безродную тварь, надеясь, что когда-нибудь король сам избавится от этого порождения Молкота.
Рит Нешадис и сам понимал, что рассчитывать на сколь-нибудь длительное благорасположение такого человека как Апсама было бы верхом глупости и самонадеянности. Надо было подумать о своём завтрашнем дне, и здесь Обноси очень помогли уроки капитана рит Матлафика, приучившего его записывать и анализировать все свои встречи и происходившие вокруг события. Проведя за своим столом немало дней и ночей, он сформулировал несколько правил общения с королём и его супругой, точно которых мало в чём уступала расчётам астрономов, наблюдавших за движением Афрая, Мирелу и Кисейту.
Апсаме никогда нельзя было говорить "нет", "это не так" или "это невозможно", ведь все его высказывания изначально были преисполнены мудрости и глубокого смысла. Однако придворным дозволялось их толковать, и рит Нешадис быстро научился с помощью многословных уточнений выворачивать слова короля буквально наизнанку, оставляя его в уверенности, что верный стражник всё понял правильно. Если возникала какая-либо серьёзная проблема, к фом Нкаревшиту следовало идти с уже готовым решением, заранее продумав все повороты необременительной болтовни, которая должна была не только подвести коронованную особу к осознанию сложившейся ситуации, но и вложить в его голову более-менее равноценные способы выхода из неё. Не менее важно было по любому поводу льстить королеве, имевшей на своего супруга достаточно большое влияние. Её главным достоинствами Обноси считал любовь к романам и искреннее любопытство, с которым Вельта слушала его малость приукрашенные рассказы о приключениях и схватках на дальних границах Тангесока.
Изо дня в день следуя этим правилам, рит Нешадис за каких-то три года обзавёлся чудодейственной кирасой в виде полного доверия королевской четы, которая всегда была рада видеть обходительного, красноречивого и всё понимающего майора коронной стражи, сумевшего внушить обнаглевшим лотвигам должное почтение к его величеству Апсаме фос Нкаревшиту. От этой брони отскакивали любые порочившие Обноси слухи и обвинения, при этом самые назойливые недоброжелатели не раз имели возможность пожалеть о своих наветах. Удвоив, а затем и утроив число осведомителей, Обноси обзавёлся целой библиотекой доносов и сообщений, содержавших огромное количество сведений о друзьях, встречах, привычках и секретах множества дворян, состоятельных торговцев и ремесленников. Теперь рит Нешадис мог предотвратить нежелательное развитие событий, просто побеседовав с кем надо в каком-нибудь тихом месте. В четырёх случаях из пяти подготовленной капитаном фос Лесварти подборки материалов было более чем достаточно, если же излишне самоуверенный господин продолжал упорствовать, в следующий раз они встречались уже в подвале коронной стражи.
Вернувшись с одной из таких встреч, Обноси сидел на веранде своего дома, пил душистый фандрак и размышлял, что ему, пожалуй, пора позаботиться и о собственном благополучии и состоянии. Казённого жалования вполне хватало на содержание двухэтажного дома с пятью слугами, подарки Натоде и маленькие радости на стороне, однако счёт в местном банке талмади рос слишком медленно, чтобы он мог служить надёжной гарантией безбедной и, что не менее важно, безопасной старости. Различные подарки и подношения были приятным дополнением к должности, однако мало влияли на общую картину. Офицерам и сержантам коронной и городской стражи, впрочем, не возбранялось иметь собственные лавки и мастерские, только вот получаемая от них прибыль редко бывала сколь-нибудь значимой. В этом рит Нешадис уже успел убедиться, год назад прикупив по случаю приличную лавку на Каретной улице, торговавшую различными вещицами и тканями из Ракверата и соседних с нм государств.
Нет, нужны были новые источники доходов, и ниоткуда не следовало, что они обязательно должны были быть законными. Опускаться до обычного вымогательства и грабежей Обноси не собирался, так как хорошо знал, какой сетью шпионов и соглядатаев располагает его ведомство. Замять, конечно, можно было многое, но такие дела бесплатно не делались, к тому же всегда существовала вероятность, что и после соответствующей оплаты кто-то сохранит копию доноса, терпеливо дожидаясь своего часа. Немалые деньги крутились в торговле вином, но тон здесь задавали небрисские и лиштоинские торговцы, которые давно обзавелись серьёзными покровителями во дворце. Без серьёзных разборок здесь было не обойтись, но рит Нешадис меньше всего хотел конфликтовать с могущественным Тильданом.
Весьма прибыльным делом была торговля людьми, в том числе подростками, на которых всегда был спрос со стороны похотливых богачей и извращенцев. Многие дворяне относились к работорговле весьма снисходительно, но Обноси, много чего повидавший на южной границе, считал это занятие верхом гнусности. Когда один из придворных как бы в шутку сказал, что люди становятся рабами по воле богов, майор быстро заставил лотвига замолчать: "Оно, может, и так, но я уже зарубил столько ордынцев, что Альфиру придётся со мной считаться".
Допив вторую чашку фандрака, рит Нешадис пришёл к выводу, что наиболее перспективным делом была оптовая торговля наркотиками, которая за последние годы расцвела в Фур-Утиджи пышным цветом. Причина этого явления была в том, что уритофорцы, поставлявшие на юг Бонтоса всю чёрную рыбу и основную часть йолбы, предпочитали продавать свой товар в крупных приморских городах, не слишком удалённых от устья их родного Велитара. Длительное время основной перевалочной базой для торговцев наркотиками был Ансис, где оседала немалая часть этого зелья. В какой-то момент у старого герцога лопнуло терпение, и он спустил с цепи свою тайную стражу, разрешив людям рит Корвенци не церемониться ни с торговцами, ни с теми, кто так или иначе им помогал. За одну ночь в Ансисе было убито множество преступников, после чего уритофорцы уже не решались заплывать со своим товаром дальше столицы Тангесока.
После этой зачистки Трун Синдат, Огола Винсайт, клан Саласбо и банда рыжего Нахура, ранее травившие исключительно своих земляков, получили возможность дотянуться до южного побережья Бонтоса, включая такой лакомый кусок как богатый и падкий на всяческие пороки Тильодан. Этот бурный период расширения сфер влияния пережить удалось не всем - исчез отправившийся в Лиштоин громогласный Нахур, в Ансисе повесили младшего брата Огола, вздумавшего самостоятельно вести дела в Тиваре, наплевав на уцелевших местных торговцев (старший Винсайт не сомневался, что именно они и сдали тайной страже не по уму самоуверенного конкурента).
К этому времени у Обноси были кое-какие деловые связи с кланом Саласбо, сумевшим наладить поставку уритофорского зелья в небольшие порты Небриса и восстановившим былые связи с Фериром. Исходя из того, что никакая подушка под задницей лишней не бывает, рит Нешадис живописал королю, как завербованные им торговцы шпионят в соседних странах, проникая в тайные замыслы недругов Тангесока. И не только шпионят, но и по мере сил способствуют моральному разложению их извечного противника - Тивара. Апсама был в восторге от всего услышанного, разрешив Обноси и дальше действовать по своему усмотрению.
Получив благословление короля и его материальное воплощении в виде генеральского вензеля с четырьмя рубинами, рит Нешадис за каких-то два года обеспечил удвоение оборота Саласбо. Деньги текли рекой, но северяне по-прежнему качали головами, вспоминая, сколько зелья в былые годы удавалось сбывать в Ансисе. Дела в герцогстве действительно шли туго, и Обноси очень обрадовался, когда в Фур-Утиджи объявился худощавый тиварец средних лет, с ходу закупивший йолбы на две сотни золотых. Через месяц он выложил триста монет за пакет чёрной рыбы, упрекнув продавцов в том, что они берут у северян товар не самого лучшего качества (в зависимости от продолжительности магической обработки знатоки различали чёрную, серую и мутную рыбу).
В следующий свой приезд этот человек по имени Варсам встретился с Обноси, сообщив ему, что знает беглого уритофорского колдуна, умевшего доводить порошок бути-двар до настоящего качества. Они договорились о встрече, к концу которой пришедший в себя рит Нешадис с ужасом понял, что от ныне он - шпион тайной стражи Тивара, по рукам и ногам связанный договором с каплями собственной крови.