О, эти пули! Эти выстрелы! Эти сверкающие капли на мутном полотне окна, не дающие возможности разглядеть безлюдные улицы.
А как все начиналось - стояли смирно, чуть-чуть удрученно, понурив тяжелые головы в голубых ушанках. А вокруг - метели, метели, как будто насовсем закружили и унеслись обратно к северу. О, где же ты, мама, мамочка дорогая моя, не укрыться мне от этих выстрелов. И вдруг - солнце! Как копьем пронзает низкие тучи. И мороз по коже, на щеке румянцем пригорюнилась и ушла опять жалкая, рыжая.
И стоим мы, немного усталые, а вокруг всё грохочут и топают парами. Круговерть несусветная. А во мне всё чужое и старое, и домой под крыло улететь бы... улететь бы белою чайкой, над тем полем сейчас покружить бы. Обмахнуть бы прохладой весенней всех, кто плечом подпирал меня, не давая нарушить шаг стройный.
Но идем мы, держась крепко за руки, и дыханием общим колышем бескрайнее море. И снова, снова пронзает, и вперед! Вперед! И на "раз-два"! И на полный шаг! И рвет горло песня знакомая, и мелькают вокруг лица, лица, руки бледные... Слева - глаза, словно ночь черные, справа - сполохи, красные сполохи. Поле огромное, серое перед нами качается, ничего не видно среди низких туч. Запою я песню громко! Чтобы было везде слышно! А вокруг только - промахи, промахи, потому что кончились выстрелы...
Миллионами пролетят мимо выстрелы, упадут мне на плечи годами. Те усталость и голубые ушанки долгожданными станут приятелями. Буду ждать их я каждое лето, с каждой осенью все сильнее. Потому что мелькают размытые, неуклюжие, совершенно немые капли на оконном стекле в моей комнате. Не вернуть мне назад эти выстрелы, эти плечи, эти руки, не дававшие мне упасть и разбиться вдребезги, это наше дыхание, одно на всех, как облако.
И стою я в окне непричесанная, улыбаюсь глазами женщины, потому что есть у меня эти выстрелы, и никто их, никто не отнимет.