"...отныне моё отношение к современности - борьба не на жизнь, а на смерть".
Ф.Ницше
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
В этом году новогодние праздники затянулись, их превратили в новогодние каникулы, ну прямо как у детей, их праздновали впервые и с непривычки, особенно для непьющих людей, правда, в России таких почти нет, это нововведение превратилось в сущее мучение. Все устали от ежедневного пьянства страны. Раньше, до введения в стране закона о праздновании Нового года, похмелье после праздников на всех уровнях власти в итоге приводило к параличу страны и превращалось в общенациональную трагедию. Страна замирала на день, а то и два, как в дни похорон вождей, дожидаясь, когда власть очухается, придёт в себя и вновь закрутиться маховик госуправления. Теперь после введения закона о новогодних каникулах времени похмелиться, придти в себя, всем вроде достаточно, но страна, стала замирать намного дольше и, соответственно, терять намного больше. Для народа, который не имеет накоплений, и не может позволить себе использовать каникулярные дни для развлечений где-нибудь на Багамских островах, отдыхать за свой счёт оказалось накладно. Статистика отмечала в первой декаде января значительный спад (ВВП), внутреннего валового продукта. Правда, это такая химия, в которой не все ингредиенты обладают необходимой для учёта чистотой. Ну да иной раз, для выведения лукавой цифири, и нужны грязные данные. Например, гайка в машине учитывается, в случае с ВВП, статистикой несколько раз. Так накручивается стоимостной показатель, поэтому стоимость произведенной продукции за год, от неоднократного пересчёта одной и той же ерунды, в различных вариациях, пухнет как тесто на дрожжах. Поэтому удвоить или утроить ВВП, если будет соответствующая команда президента, для лукавой статистики не проблема. Так же как и сделать всех счастливыми. Надо только сложить доходы стариков, нуворишей и олигархов и вычислить отсюда средний доход на душу населения. Окажется, что в нашей стране бедных людей нет. ВВП, об удвоении которого так жадно мечтает президент, не что иное, как туфта, радующая глаз, но не прибавляющая ломаного гроша в кармане. Традиции и методология расчётов всевозможных показателей экономики и не только её перекочевали в новое царство-государство без изменений. Ещё В.И. Ленин отмечал заслуги статистики, этого важного инструмента социально-экономического лукавства. Большой асс этой науки и практически один из отцов создателей советской статистики, Б.Ц.Урланис был в своей отрасли кем-то вроде Курчатова в атомной промышленности страны, тоже шёл непроторенной дорогой, пахал статистическую целину. Слово Курчатова было законом для его подчиненных. Сам Берия боялся его: "А вдруг в карман брюк, гад, возьмёт и подкинет пакетик полония", - и яички так необходимые главе пытошного ведомства, когда отдыхал с барышнями на конспиративных квартирах, откажут. Трагедия. Еврей Фрейд установил, что деятельность мозга человека стимулируется сексуальной энергией, которую всемирно известный учёный обозвал либидо. В частности, мужское либидо, с точки зрения физиологии, представлено семенной жидкостью вырабатывающейся в яичках. Фрейд заметил, если сперма копилась в яичках, не направлялась, куда ей положено, он называл такое отклонение энергии сексуальных влечений от их прямого назначения сублимацией, в таком случае производительность интеллектуального или физического труда за счёт энергии либидо возрастала в несколько раз. Всё гениальное в этом мире, по Фрейду, продукт сублимации. Не зря в кремлёвской больнице высшим чинам партии, потенциальным кандидатам на погост у Кремлевской стены, продолжающим трудиться на благо страны, но находящимся в маразме, говорят даже Брежневу, в одряхлевшее тело впрыскивали вытяжку семенной жидкости обезьян. Чазов сам наблюдал за эффектом, но особой мозговой активности после инъекции у руководителей КПСС и страны не заметил. Разве что как-то раз Л.И.Брежнев, после полученной им очередной порции спермы обезьян полез на свою медсестру, с которой у него были шуры-муры. Она ему яички чесала, и пакетики усыпляющие подкладывала.
Таким образом, выводы Фрейда касались не только Берии, который не зря боялся за свои яички, но и творчества таких крупных учёных какими были и Курчатов и Урланис. Маститые учёные, не иначе, как только благодаря отклонению энергии сексуальных влечений, потрудились на славу: один создал атомную бомбу и открыл человечеству путь к овладению атомной энергией, а другой открыл миру советскую статистику, и её феномен в области квазинаучной методологии подтасовки цифр. Лукавая статистика, как любовно обзывал Урланис своё детище, могла выдать любой результат удобный власти, и делала это так ловко, не уступая в способности мошенничества опытному шулеру, который чтобы снять с игорного стола крупный выигрыш, передёргивает карты, и набирает нужное ему количество очков.
Поэтому, стоя перед Спасской башней Кремля, желая народу счастья и процветания, президент не кривит душой. Он искренне верит в то, что говорит, исходя из подсунутых ему главой статистического ведомства лукавых цифр, добытых с помощью теории вероятности и математической статистики и других хитрых научных дисциплин.
Кажется, Е.Гей, большой специалист по цифрам лукавой статистики, которому, учитывая горький опыт его нахождения на посту председателя правительства России можно было бы посоветовать сублимацию, но говорят, его отравили полонием и теперь ему вместо сублимации нужна кастрация, обработал президента и убедил его, что удвоение ВВП для страны панацея. И президент поверил. Требовал на каждом совещании диаграмму роста ВВП и громил непослушных чиновников, если цифирь не ползла вперед, туда к удвоению, где, по мнению Гея, был виден свет в конце туннеля. Это напоминало Божье царство Христа, наступление которого его секта, группировавшаяся вокруг него, ждала как манну небесную, уже завтра, в крайней случае при жизни Христа; даже распределили портфели назначений и места: кому с кем сидеть, как в Политбюро у коммунистов; определили и кто должен сидеть по правую руку Божьего сына, а кому сидеть по левую. Иуда Искариот спутал все карты. Продал Христа за тридцать серебренников первосвященникам и книжникам: его врагам - имеющим зуб на Спасителя. Финансовые дела в секте шли плохо, Иуда был в ней кем-то вроде казначея, а Божье царство не наступало, надо было на что-то жить: есть пить, оплачивать задушевные беседы Христа с Марией Магдалиной, на что-то покупать драгоценное миро, которое она возливала на голову Спасителя. Он любил, когда мягкие, нежные ручки Марии прикасались к нему. Пряный елей, которым она поливала ему ноги, возбуждал его. Наверно об этом экстатическом моменте говорит Фрейд, именно в эти минуты высшего блаженства можно пообещать и царство Божье, и совершать чудеса и уподобиться Богу, по крайней мере, приблизиться к нему, по силе влияния, на души людей. Окружающие Христа, будущие апостолы, чувствовали исполинскую силу его экстатической любви; производящие эту любовь половые органы этого богочеловека работали в такие моменты, как несколько атомных станций, сексуальная разрядка, напоминала ядерную реакцию, то о чём говорил Иисус в эти минуты, на вершине экстаза, в своей проповеди, эта поллюция слов, переполненного любовью Божьего сына стали ярчайшими страницами его жизни, его откровениями; через них пролился свет замысла основателя новой религии: перевернуть мир, открыть его заново, построить новый мир для бедных, для всех кто любит Бога, мир без ненависти, мир любви и справедливости. Когда мы читаем речи Иисуса в пересказе евангелистов, конечно, это совсем не то; их рассказ о каком-нибудь случае божественного откровения Христа можно сравнить с завядшим цветком. Утеряно многое. Свежесть, прелесть речи Бога; её тон, сила, модуляция, темп; не точен событийный рассказ, его фон, мизансцена; всё приблизительно, ибо ту чудесную ахинею, которую нёс в минуты откровения молодой Бог, наверно, повторить он не смог бы и Сам.
Получив тридцать серебреников за предательство, Иуда шепнул на ухо Левиту мытарю, другу Христа, что сыну Божьему грозит опасность и ему нужны тридцать серебреников, чтобы спасти Христа, подкупить стражу, которая должна была арестовать Спасителя. Левит, не задумываясь, отдал Иуде тридцать серебреников и тот, удвоив свой капитал, успокоился. Обогащение Иуды не удвоило ВВП секты, её дела были совсем плохи. Более того, преданный Иудой, Иисус попал в застенок римлян, не отказался от своего учения, продолжая отстаивать его, испытал ужасные муки, взошёл на Голгофу, где его казнили. Секту Христа разогнали, а Божье царство скоро превратилось в мечту всего человечества. Так и в отношениях президента с Егором Тимуровичем Геем. Последний выступил лукавым евреем, содрал с президента за спасение страны с помощью кукиша куш, и президент, не имея ничего лучше, стал убеждать всех, что станет хорошо, как только страна достигнет удвоения ВВП. Это тоже Божье царство только ему не суждено состояться. Через год президента с трона сгонят, невоплощённая мечта так и останется химерой, распять, как Христа, президента хоть и бывшего или Егора Тимуровича Гея, конечно, рука ни у кого не подымется.
Недомогание, которое распространилось среди кремлёвских чиновников из администрации президента и сановников высшего ранга из правительственной когорты, сразу после празднования Нового года, с такими же, как у них симптомами беспокоило и главного санитарного врача страны. Ищенко, ощутив у себя симптомы необычного заболевания, как опытный санитарный врач сразу подумал о надвигающейся на страну пандемии какого-то заболевания типа птичьего гриппа, только чего-то более страшного, поражающего головной мозг. "Американцы постарались, преподнесли народу России новогодний подарок", - с привычной злостью к вечным недругам страны подумал о них Ищенко. Однако шум поднимать, пока не стал. Собственная температура ещё не повод объявлять в стране чрезвычайную эпидемиологическую ситуацию. "Здесь что-то не то; что-то другое", - анализировал Ищенко грозные симптомы надвигающегося заболевания. Нужны были полные данные по этому заболеванию и сведения о числе заболевших в целом по России. "Надо срочно связаться со статистикой. Там всё знают, у них наверно уже что-то есть по этой новой напасти, и только получив необходимые данные можно будет сделать какие-то первые выводы и осторожные прогнозы", - решил он.
Симптомы были какие-то странные. Необычные. И вообще нетипичные для любого эпидемиологического заболевания. Они сводились к неестественной зимой у людей тяге к воде; у некоторых к нестерпимому желанию искупаться в реке, в проруби, причём, хотелось обязательно нырнуть с головой в ледяную воду. Ищенко даже подумал, что к нему, как и другим кремлевским чиновникам, прицепилась какая-то нервная болезнь, типа навязчивой фобии. Всё-таки сказывалось общее напряжение предновогодних дней. И ему тоже досталось. Такую нагрузку пришлось выдержать. Сколько проб винного изобилия кремлёвского стола пришлось сделать; уже одна только дегустация шампанского утомила его. Вообще это не его обязанность следить, чтобы по кремлёвским столам не ползали тараканы, чтобы в бутылках с грузинским вином не оказался стрихнин; у президента на этот счёт своих холуёв хватает, кто готов своей жизнью рисковать ради того, чтобы в Кремле напились, облевались, но никто не умер. Однако повышенное чувство ответственности главного санитарного врача страны не давало ему покоя, тем более, это был Новогодний бал в Кремле и давал его президент. Нет, он решил, что проверит всё сам. Передоверять кому-то такое ответственное дело не стал. И вот теперь чувствует себя плохо. "Неужели прохлопал"? - он почувствовал, как струйка холодного пота потекла по спине.
Пил вообще Ищенко мало, не привык пить по меркам кремлёвского двора, где традиции глубоких царевых запоев сохранялись с незапамятных времен. Только относительно недавно освободился от обязанностей дегустатора, ушедшего на покой последнего кремлёвского владыки. В подпитии, противный, мерзкий, неумный Хозяин Кремля больше всего доставал его. Даже когда ему пить было нельзя по медицинским показаниям, умудрялся с кем-нибудь налакаться; и всегда нёс такую чепуху! Ищенко иногда, должность обязывала, стоял рядом. Слушал, и уши вяли. Чтобы представить себе, что за вздор мог нести этот незабываемый государственный деятель, достаточно послушать Максима Галкина. Стопроцентное сходство с пародируемым героем. В связи с замашками этого бывшего члена Политбюро и потом руководителя государства Ищенко всегда вспоминает пример из своей студенческой практики в больнице в реанимационном отделении. Там лежал один доходяга. Бог уже собирался прибрать его, но тот продолжал цепляться за жизнь и даже не лишал себя утех, которые были для него почти смертельны. Ему ставили капельницы. Сестра выходила, он просил соседа такого же пьянчугу, чтобы тот калий в капельнице, который ему закапывали, сливал куда-нибудь; и в бутылку из-под него заливал водки, (маленькую, как тогда говорили), граммов двести пятьдесят. Очень спешил на тот свет, но Бог поставил его в очередь и он долго ещё отравлял покой персонала реанимационного отделения. Кремлёвский самодур напоминал этого пьянчугу своим бесстрашием. С другой стороны чего ему бояться, он знал, в любом случае его с того света вытянут. "Бархатная революция" этого Мельцина столько человеческой шелухи выкинула на поверхность; как любая пена она хотела быть сверху, и вся полезла во власть. Некоторые фавориты кремлёвского держиморды пары слов связать не могли: "какой-то плебей, из подонков общества, знает только русский матерный, и лезет не меньше чем в министры иностранных дел" - вспомнил Ищенко о нахрапистости и наглости, самомнении и амбициях соратников Мельцина. Как-то один такой герой "бархатной революции", из многочисленной своры слуг Хозяина Кремля, увидел, что Ищенко морщится и готов заткнуть уши, нежели слушать его цветастую речь густо украшенную мелизмами мата, плебей, видимо, мнил себя большим знатоком в языкознании, сказал ему: - "Чего морщишься? Привыкай. На таком языке будет говорить новая власть. Русский язык без мата, как булка без масла. Надо использовать это народное достояние на всех этажах власти". Довольный своей шуткой он засмеялся и отечески похлопал Ищенко по плечу. Власть в Кремле поменялась, а такие шуты, как этот неологизатор русского, остались, задницей приросли к своим местам. Сидят, не оторвать, оказывается, за них экс-президент просил очень.
"Нет", - подумал Ищенко про себя. Новогодняя дегустация здесь не при чём. И набрал телефон начальника ЦСУ страны: "Нужна, - сказал он ему, - вот такая информация...". И перечислил болезненные симптомы, которые сводили его с ума. Сделай это срочно, - попросил он.
- Я тебе и без сводки скажу, - ответил ему начальник ЦСУ. Какая-то зараза на Москву движется. На Москва-реке, Чистых прудах, столько "моржей" объявилось. И всё как ты говоришь. Хотят головой в прорубь. Милиция, МЧС, еле справляется. Есть несколько смертельных случаев.
-Да нет, - поморщился Ищенко, - это не то. Этим жарко, наверно, с похмелья. Столько дней пить температура у кого хочешь, поднимется. С похмелья баня, да моржевание самый лучший способ, чтобы выйти из запойного состояния.
- А ты откуда знаешь? Вроде не пьёшь. - Должность обязывает. Ты лучше дай мне сводку по стране, я всё же посмотрю, - попросил чиновника Ищенко и повесил трубку.
Президент сидел у окна своего кремлевского кабинета и размышлял, погрузился в тяжёлую думу. Нехорошее предчувствие одолевало его. Только что справили Новый год. Начался год свиньи. Ему уже доложили об истерике в СМИ, особенно за рубежом, которая, временами затихая, не прекращаясь, продолжается уже на протяжении долгого времени. Все СМИ заполнены рассказами об ужасных русских наводнивших Европу и полонивших её своим бесчинством, грязью, наглостью своих представителей, в основном из бизнеса, так называемых, новых русских, которые потеснили аборигенов, отобрав у них привычный комфорт и спокойствие. Приводится множество примеров поведения русских за рубежом, в качестве туристов, бизнесменов, политиков. Обращается внимание на их скотское, по другому его назвать трудно, поведение: пьянство, обжорство, расхристанность, наглость, цинизм, общее, тотальное бескультурье, невоспитанность. В карманах этих людей не меряно наворованных денег, иначе, откуда им взяться у вчерашних совков, если вся сырьевая база России в руках иностранного капитала, и нуворишей они в свои ряды не приглашают. Тем, с их предприимчивостью уголовников, и неутолёнными аппетитами остаётся одно - воровать, и, прежде всего, у государства, потому что больше негде, народ нищий. Власть состоит из таких же воров и хапуг, а, как известно, дурной пример заразителен, вот берут с неё пример. МВД, налоговая служба, в функциональном плане, импотенты; тотально коррумпированы, и находятся в нокауте, после соответствующих вливаний из Кремля. "Не трогать жителей Рублёвского шоссе и им подобных. Страна должна спать спокойно. Никакой гражданской войны мы не допустим. На Рублёвском шоссе живут представители правящего класса, который у власти", - заявили им чиновники из Кремля.
Новые русские, не зная, куда деть эти несметные наворованные богатства, спускают всё это в ресторанах и игорных заведениях за рубежом. Вывод зарубежных СМИ один: "Русские - свиньи". Пьянство у русских является национальной чертой издавна, которой они гордятся, как своей доблестью, Свинство, тоже теперь национальная черта русских, она добавила колорита этой нации варваров. Быть может свинство на Руси тоже кондовая, изначальная черта этой нации и появилась она не сегодня, просто раньше о ней не знали, потому что эмигранты из России после революции 1917 года были другие. Предки сегодняшних, новых русских, гуляющих на Елисейских полях, сидели у себя дома в России. Прежняя власть знала свой народ и для него устроила санитарный кордон, чтобы не ездили и не позорили страну. Новой власти на всё насрать, потому что сама такая же и состоит в основном из свиней.
Патриарх Русской православной церкви, Алексий II, недавно говорил президенту о беспокойстве католической церкви, в связи с настроением большинства её прихожан, которые осуждают поведение русских и сомневаются в христианском происхождении православной религии. "Они считают, - сказал патриарх, - что верующие, называющие себя православными христианами, не имеют на это права, так как исповедуют языческую религию и поклоняются не как все истинные христиане Иисусу Христу, а языческим богам и свинья у них главный языческий бог. И вспоминают Евангелие от Матфея, в частности, главу VIII, где в притче Иисуса Христа есть упоминание о роли свиней, как транспорта Дьявола и доставки на нём, по воле Бога, легиона чертей в преисподнюю. Таким образом, Бог освободил человека от Дьявола. Католики и мусульмане боятся, что русские своим свинством, накличут беду и вернут из преисподней Сатану. Религиозные войны в будущем вовсе не утопия считают они, и русские могут стать провокаторами такой всемирной бойни. Прологом такой войны можно считать войну в Чечне, где русские испытали на себе религиозную ненависть мусульман.
Это серьёзная политическая проблема, - сказал президенту патриарх: - Ею надо заниматься. Православная церковь, конечно, поможет, скажет своё слово в защиту людей и Веры, которую они исповедуют. Однако светская власть не должна стоять в стороне от этой проблемы. Она не должна заниматься только бизнесом, её прямая обязанность осуществлять нравственное и духовное воспитание нации. К сожалению, сама власть поражена дурной болезнью, которая как любая заразная болезнь перекинулась на людей, определенную достаточно большую часть народа России. Нажива любым путём - краеугольный камень политики нового государства. Эта цель для большей части его подданных стала единственным определяющим лейтмотивом всей проживаемой ими жизни. Повалены любые моральные, нравственные ограждения на пути к вседозволенности. На черном знамени этих современных флибустьеров: да - насилию, да - жестокости, да - цинизму, ибо цель оправдывает средства - так считают они. Поэтому в первую очередь власть должна провести санитарную выбраковку своих рядов, освободиться от своих падших морально разложившихся сотоварищей, вытравить самоубийственную смертельную заразу коррупции и другие недуги, вылечить себя и потом заняться народом, освободить его от недугов, которыми заразила. Уничтожить у него аморализм, распущенность, вседозволенность и цинизм. Найти что-то моральное, общечеловеческое, что могло бы объединить нацию, спасти её от духовного апокалипсиса, который грядёт. Противопоставить пандемии опустошения и духовного истощения человека, всё богатство культурного наследства страны, которым она располагает, призвать, как на службу в армии, интеллигенцию, людей науки, культуры и искусства тот тонкий слой культурной элиты, который остался в стране и не рассеялся по миру, тех, кто ещё не стал "гражданами вселенной" и применить их знания для воспитания народа как такового и, прежде всего, тех, кто находится у власти. Иначе новой Берлинской стены в духовном и моральном плане нам не избежать. Европа отгородится от нас, как в своё время китайцы китайской стеной от полчищ варваров завоевателей, претендующих на Веру и культуру древней нации. Нас будут бояться везде за рубежом, как какой-нибудь эпидемии птичьего гриппа".
"Свинство на Руси - национальная черта", - подвёл итог своим размышлениям президент и невесело усмехнулся. Год ожидали тяжелым: предстояли выборы депутатов разных уровней, в том числе в Госдуму. Ему хотелось, чтобы в предвыборной борьбе свинства было меньше. Потому что в политике облить кого-нибудь грязью, оговорить или допустить прочую мелочь морального плана, не считалось тяжелым проступком. Логика такого плана даже не включалась в правила игры противников, считалась если не естественными издержками противоборства, то чем-то допустимым, типа шалости.
Празднование Нового года ещё не закончилось, и взрывы смеха доносились из-за плотных, почти непроницаемых дверей кабинетов. Особенно весело в большом бальном зале Кремля у ёлки. Тусующуюся публика, в основном, была представлена теми, кому Кремль был доступен по службе или приглашена президентом, управлением делами президента. Это были люди известные, представители крупного бизнеса, из тех перед кем в России открываются любые двери, дипломатический корпус, музыканты, актёры. Елось и пилось вволю и всё на казённый счёт.
Президент вышел в зал, когда веселье было в разгаре, когда исчезла некоторая натянутость, чопорность и официальность первых минут новогоднего бала. Многие были уже навеселе. Известные представители творческой богемы громко хохотали, веселились, скоморошничали; это были узнаваемые всеми музыканты, певцы. Здесь они были только гостями. Играл под сурдинку небольшой, камерный состав симфонического оркестра. Сначала вокруг президента образовалась пустота, никто не рисковал её нарушить, подойти заговорить с ним. Он сделал это сам подошёл к фуршетному столику, вокруг которого стояли несколько человек. Президент знал тех с кем стоял за одним столиком. Легко завязалась беседа. И всё же во всей этой массе присутствующих не чувствовалось какой-то элегантности, особого шарма, который обычно присутствует на тусовках такого ранга. И всё вроде бы было хорошо. Все разодеты от кутюрье, сверкают бриллианты, изумруды, другие драгоценности, золотыми изделиями многие увешаны как папуасы своими бусами, их нет только в носу. Жаль. Золото, оттягивающее уши; золото в носу. Такие гости могли бы добавить колорита в эту массу избранных людей России. Может быть, они подойдут попозже. И всё же тусовка не тянет на общество высшего света и присутствие президента не меняет дело. Наверно, из-за обилия похабных лиц, которые никак не вписываются в эту мизансцену и своим поведением стараются превратить светское мероприятие в какую-нибудь пьянку на скотном дворе. Этот дискомфорт вносят новые русские и евреи олигархи, на которых ценностей больше, чем на всех вместе взятых манекенах в Эрмитаже, в зале ювелирного искусства. Современные евреи следят за собой. Теперь на плечах у них не увидишь вечной жидовской перхоти, потому что волосы напомажены или же у них стрижка от визажиста, как теперь называют себя парикмахеры, вроде Сергея Зверева, родоначальника трэша. О Звереве Борис Моисеев как-то сказал, что его навороченные, силиконовые губы напоминают ему куриные жопки.
Новые русские первыми начинают "слетать с катушек". Попавшие из грязи да в князи, купившие себе прошлое и к нему какие-то княжеские, графские и прочие атрибуты, а также гербовую рассыпающуюся от ветхости бумагу, удостоверяющую их родословную и теперь имеющие возможность предъявить себя почтенной публике, как равные, а то бери и выше, устроили дешевый кич, чтобы продемонстрировать, какие они крутые, и помимо своей воли стали показывать кто они и откуда на самом деле: выказывая отсутствующее у них и прикупленное по случаю: княжеское, графское и прочее достоинство и с избытком присутствующее хамство, невоспитанность грубость. Они смеялись, вспоминая, что отмечают год свиньи, и не удержались от удовольствия побыть в этом состоянии, которое ещё совсем недавно было их образом жизни, и совсем забыли, где они. Им стало казаться, что они опять в родном общежитии, котором жили той лимитой, которая приехала в столицу по оргнабору строить её. Вот, не стесняясь никого, и даже президента стали ползать по двору Кремля; визжат, как недорезанные поросята, так же хрюкают и пердят. А ведь старались из новых русских подобрать лучших; всё же к президенту на новогодний бал. Все они уже успели поучиться за рубежом: во Франции, Англии, где русских за последнее десятилетие стали ненавидеть больше чем своих чернокожих африканских друзей-алжирцев или других афроамериканцев, впрочем, как и выходцев из стран Ближнего Востока. И виной тому это самое кондовое русское свинство, которое просто так не вытравишь, не выбьешь, не запретишь.
Президент был совсем не глупым человеком. Эту фразу стоит пояснить, поскольку кому-то она может показаться неприличной. В истории России столько раз престол занимали недостойные его люди, которым просто нельзя было доверять власть или, по крайней мере, делать это было опасно. Тем не менее, власть в России много раз, доверяли олигофренам, шизофреникам, параноикам, мегаломанам, просто дуракам, авантюристам, мошенникам и проходимцам. Президент, предыдущий перед нынешним Хозяином Кремля, ушёл на покой, и говорят даже по собственной воле, без понуждения, во что верится с трудом, проходимцем не был, но авантюрист был отчаянный. Сам, своим умом, править Россией не мог, поэтому собрал команду подонков из отъявленных мошенников, к тому же завербованных ЦРУ, и они, практически, стали управлять страной. А наш авантюрист сначала играл в теннис с приятелем из Свердловска, и что бы у того было какое-нибудь занятие, не бил баклуши, когда не играл с ним в теннис, определил его в государственные секретари. При разделе СССР в Беловежской Пуще, этот теннисист, который стал серым кардиналом президента России, играл с ним в паре и ему, в большей степени мы обязаны той подлости, которая там свершилась; после подписи пьяного авантюриста могучее государство, Союз Советских Социалистических Республик, де юре прекратил своё существование; скоро авантюрист заболел и из этого состояния не выходил до конца своего правления. Казалось бы, что мог в таком состоянии он натворить? Какой принести вред России? Люди, которые крышевали президента и скрывали от народа его беспомощность, а позже маразм, те, кто правил Россией, подсовывали ему на подпись судьбоносные для страны документы. И каким бы не был этот президент голым королём, этого и теперь никто не хочет признать, (не выгодно, да и крайне опасно), он не был, по крайней мере, это достоверно не установлено, психически больным человеком и поэтому подпись на всех подписанных им документах признаётся действительной; а история в своих анналах метаморфозы с государством, произошедшие по воле других людей, всё равно отнесёт на его счёт.
Нынешний президент исполнял свои обязанности второй срок, который скоро заканчивался. Видя то скотство, которое новые русские устроили на новогоднем балу в Кремле, он не мог не вспомнить недобрым словом человека, которому страна обязана появлением этой массы серых, невоспитанных, но ушлых, наглых и подлых людей, которые теперь считают себя хозяевами России. Тем правящим классом, о появлении которого в России так пёкся и в настоящее время не отрёкся от него, его создатель, Е.Гей. На первых порах Сутин был президентом номинально, числился им де юре. Он был не более чем протеже Мельцина и олигархов евреев, он был обязан им и должен был плясать под их дудку. Он был марионеткой, не более. Сутин, по существу, придя к власти, не имел опоры, не имел собственной элиты. Самостоятельность ему нужна была, как воздух. Как её приобрести подсказал ему никто иной, как Е.Гей. Класс предпринимателей из новых русских, который он создал, и продолжал пестовать он предложил сделать правящим классом, который поддержал бы президента. Создание партии власти из подонков Е.Гея, явилось результатом лоббистской деятельности представителя президента в Госдуме. Сутин был доволен проделанной работой, он получил то, что хотел, и чего у него не было. Он получил свою элиту, на которую теперь опирался. Правда, что это за люди он не знал. Близко он их видел не часто. Новогодний бал был таким мероприятием, на котором он собрал всех. Он брезгливо наблюдал за разгулом своей элиты. "Да, они помогли ему и в какой-то мере избавили от опеки олигархов. Он смог провести кой-какую ревизию политического наследства Мельцина. В Госдуме теперь без проволочек в виде законов оформляются его предложения. Но подонки Е.Гея действительно захватывают власть и всё больше тянут на себя её одеяло. Наверно пришло время расстаться с ними, как сделал это в своё время Гитлер с коричневыми отрядами Рема. Среди подонков Е.Гея, тех, кто оказался по протекции президента в Госдуме, стал депутатом, много неполноценных людей, всевозможных извращенцев. Сам Е.Гей, говорят, тоже извращенец; духовный отец, и создатель правящей элиты - гомосексуалист. Общественное мнение, те же СМИ постоянно поминают новых русских: "притчей во языцех" стали их нравы. В ФСБ на многих из них есть компромат. Это не будет Варфоломеевская ночь, надо избавляться от них легальным путём. Необходимо будет переговорить с директором ФСБ, подумать вместе, как это лучше сделать, - подумал президент, глядя на свою разгулявшуюся элиту: - И другим будет наука. Может быть, притихнут. А нет поправим. Иногда, чтобы предотвратить взрыв негодования народных масс следует взять в свои руки вожжи. Он вспомнил Макиавелли: "Когда на чашу весов поставлено высшее социальное благо - порядок и стабильность государь не должен бояться быть жестоким. Для острастки лучше казнить столько, сколько надо, ибо казни касаются всё-таки отдельных лиц, а беспорядки - бедствие для всех".
Президент понимал, что с нравственностью построенной на торгашестве и выгоде, нравственностью отвергающей все моральные установления прежнего строя далеко не уедешь. Он понимал, люди имеют право презирать прежнюю мораль, они настрадались от неё и могут питать к ней только ненависть, но это не значит, что можно отрицать само понятие морали и её необходимость. Но реальность была такова, что в государстве не осталось никаких нравственных опор, всё продавалось и покупалось - это было единственное кредо нового государственного устройства, кредо саморазрушения общественного строя, когда всё было обречено, но никто ещё не чувствовал этого за вакханалией разгула, в котором оказалась страна. Это абсурдное состояние не могло длиться долго: "лёд под нашими ногами стал слишком тонок: я ощущаю своей кожей гибельное тёплое дыхание южного ветра" - писал Ницше о грядущей мировой войне, предсказывая её своим гением предвидения, задолго до того как о ней, как о реально надвигающейся катастрофе заговорили в Европе. И сейчас происходило нечто подобное; "эпоха Мельцина" ушла в прошлое, подвергнув тотальному разрушению не только материальные основы государства, но и нравы людей; и в смертельном кризисе духа нации, уже слышен тонкий хруст социального строения государства и прежде чем, как Атлантида уйти под воду, оно по инерции, словно по скользкому льду, не встречая ни малейшего сопротивления, или чьей-то попытки затормозить гибельное движение, спешит обрести историческую вечность, как некогда приобрели её другие исчезнувшие цивилизации.
Президент относительно недавно, когда пошёл второй срок его правления, освободился от железной смирительной рубашки, которую на него надели, евреи-олигархи и Мельцин, недавно получил возможность самостоятельно жить дышать и трудиться на благо России. Независимость далась нелегко, пришлось участвовать в подковёрной борьбе, это было противно и тяжело, но чувство свободы, которое он теперь ощущал, того стоило. Первый срок президентства Сутина запомнился всем его афоризмами; как государственному деятелю, лидеру страны, ему не давали расти, всё время подрезали его амбиции. Только теперь к концу второго срока он почувствовал, что вошёл в полосу компетентности. Теперь он сам принимал решения и знал, что его воля - закон. Он мешал правительству делать глупости, запрещал Госдуме принимать идиотские законы, короче, был тем, кем он должен был стать с самого начала. Он оказался среди немногих, кто слышал "хруст в социальном строении государства"; даром предвидения он не обладал, но слышал и видел, что твориться в стране и понимал, что без радикального хирургического вмешательства не обойтись. Оборзевшие олигархи и новые русские вели страну в никуда. Они узурпировали возможность обогащения, установившийся статус-кво, допуска в бизнес избранных, их устраивал; для этого они купили власть, сами стали властью и навсегда отсекли возможность народа разбогатеть. И с этим надо было что-то делать.
От колхоза им XXII съезда КПСС, гремевшего по области рекордными по тем временам надоям молока; колхоза-миллионера серьёзно занимающегося свиноводством, короче, от знаменитого хозяйства не осталось почти ничего. Ни хозяйства, ни славы. В огромных продуваемых всеми ветрами наземных бетонных бункерах колхоз содержал свиней столько же, сколько чиновников сегодня в московской мэрии, которая содержит их на деньги налогоплательщика, не скупясь, оплачивая нелёгкий труд протирать штаны на стуле (теперь, правда, у всех кресла) этой армии прохиндеев. Сравнение, может быть, и некорректное. Свиньи животные всё-таки полезные и когда-то колхоз им XXII съезда КПСС давал через закрытые московские распределители на столы некоторых заслуженных москвичей много свиных деликатесов. А какой толк от депутатов и чиновников, протирающих штаны? Конечно, трутни и равнять их по продовольственной значимости со свиньями, пожалуй, будет несправедливо; свиньи могут обидеться.
Раньше за рекордные надои молока, суточный надой от одной колхозной коровы умещался в трёхлитровой банке, многие колхозники были награждены высокими правительственными наградами, а молодые колхозницы, помиловидней, и с жопами потолще становились депутатами Верховного Совета СССР, это почитай, как сегодня депутат Госдумы. Теперь всё поменялось. В Госдуме состав преимущественно мужской. Когда-то радостно было смотреть на стать румяных с толстыми жопами и хорошими титьками баб, депутатов Верховного Совета СССР. Теперь, когда попадаешь в Госдуму, то кажется, что попал в клуб пидерастов. Баб мало, какие-то ненастоящие. Нет натуры, такой, какую любила знаменитый скульптор советского времени Вера Петровна Мухина. Товарищ Сталин тоже любил таких баб, какими видела их знаменитый скульптор; Сталин смотрел на баб её глазами. Это был стандарт на баб советского времени. В те времена "вобла" с какого-нибудь показа мод от кутюрье, прямо с подиума пошла бы в ГУЛАГ, куда-нибудь на сибирские морозы демонстрировать соболя ворам в законе и лагерным начальникам из НКВД. Правильно говорят: "Новое-это хорошо забытое старое". Вот уже где-то на конгрессе моды в Париже принято решение о том, что тощих баб из моды вон. Русские красавицы, не испорченные столицей, откуда-нибудь из провинции, розовощёкие с титьками, как у Маши Распутиной, но только настоящими, не силиконовыми, опять будут диктовать моду, только теперь уже как стандарт мировой моды.
В Госдуме баб почти не видно и чтобы компенсировать этот недостаток многие мужики депутаты отрастили у себя титьки, больше чем у другой бабы, или сделали себе вместе с наколкой: "Мама я родину люблю" силиконовые инъекции. Отрастили, госбюджет позволяет, курдюки. Жопы теперь у них толще, чем у баб. Правда в эту сторону подстёгивает депутатов и общее увлечение народных избранников нетрадиционной секскультурой. Пропаганда однополой любви даёт свои результаты. Поцелуйчики депутатов, теперь что-то вроде крепкого мужского рукопожатия. И вообще, богемный образ жизни многих депутатов, на образ жизни предлагаемый диетологами не похож. Они всегда там, где обычно тусуется политико-педерастическая богема, в вертепе на Тверской, созданном архитекторами и дизайнерами на основании тщательного изучения развалин Содома и Гоморры, где народные избранники наслаждаются особой атмосферой мужской любви, пьют, трендят и нажираются как свиньи. Откуда же взяться депутату с фигурой атлета. Вот был один, Шандыбин, то ли полномочия кончились, то ли выгнали. У него традиционная ориентация и поэтому не удержался и где-то на банкете умудрился ущипнуть за задницу заместителя председателя Госдумы, какую-то бабу с Дальнего Востока, а потом Фукамаду, известную представительницу нацменьшинств и упёртую до фанатизма сторонницу СПС. А умная тётка. Шандыбин поцеловал ручку Фукамады и похвалил её спортивный вид. Сказал, что сравнение не в пользу попки заместителя председателя Думы. Та обиделась, тем более в Париже только что прошёл упоминавшийся конгресс противников высушенного тела. На партийном собрании "Единой России" была принята соответствующая резолюция по этому поводу и она, как женщина, закалённая в партийной борьбе, строго блюдущая дисциплину партии, свой экстерьер привела в соответствие с партийными нормами. Женщина в формате Веры Мухиной стала на все сто процентов отвечать не только новым европейским стандартам, но морально-этическим нормам, самой строгой в отношении морального облика своих членов, партии "Единая Россия. И вдруг такое обвинение. И Шандыбин исчез.
В покосившихся домишках также как и прежде, только теперь они считались свободными предпринимателями и фермерами, жили доярки, животноводы со свинофермы, механизаторы, трактористы и другой рабочий народ, бывшего и некогда прославленного колхоза им. XXII съезда КПСС, а теперь спившиеся, опустившиеся, безработные люди. На повороте с шоссейной дороги осталось бетонное основание и плакат, на котором ещё можно было прочитать слова: "Мы придём к победе коммунистического труда". Как черт ладана должны были бояться его победы и люди, устанавливавшие на бетонном основании это заклинание коммунистов, и колхозники. Это, прежде всего, их должен был зомбировать, плакат, нацеливая на горизонт, который, как в пустыне, удалялся по мере приближения к нему. Но люди, не придавали значения заклинанию на противотанковом бетонном сооружении. Они пели "День победы, как он был от нас далёк", - и не рассчитывали, что доживут до времени торжества коммунистического труда. Оказалось, что день, когда коммунистический труд победил этих людей, был не так далёк. Он победил их, и в результате они остались у разбитого корыта, ни с чем. Результаты коммунистического труда в виде разрушенного, разграбленного, некогда процветающего сельскохозяйственного производства и брошенной сгнившей техники можно было видеть кругом, когда едешь к центральной усадьбе бывшего колхоза им XXII съезда КПСС. Когда советская власть кончилась, не стало погонял от КПСС, коммунистический труд державшийся на палочной дисциплине комиссаров прекратил своё существование. Никто не хотел трудиться и получать по уравниловке, когда заработанное людьми не зависело от того, много, честно ты трудился или пьянствовал и валял дурака. Получали все одинаково, одни гроши. Однако народ, привыкший к погонялам, к системе безответственности, когда производителя мало волновали или не волновали вообще такие вопросы как сохранность товарной продукции её сбыт, предоставленный самому себе, отвыкший от инициативы, не обученный предпринимательству растерялся, не зная как распорядиться свободой хозяйствования, положился на Бога, думая, что выручит, стал чего-то ждать. Что, может быть, кто-нибудь приедет, научит, что делать дальше. Всё встало и замерло, а потом стало разваливаться. Потому что единственная инициатива, которую освоили колхозники, как предприниматели, заключалась в их предприимчивости по части растаскивания колхозной, а значит, считали они, их собственности. Они старались поскорее растащить колхоз по домам. И скоро от него ничего не осталось. Товарное производство, превратилось в натуральное хозяйство, сосредоточилось по избам и кормило живущих в деревне людей. Колхоз перестал существовать. Так продолжалось долго, пока не ушёл на покой народный вождь, президент Ельцин, давший крепостному народу волю, с которой они не знали что делать. И кроме неё за всё время своего правления не давший селу ничего, что могло помочь развитию капиталистического сельскохозяйственного производства, чтобы у людей появилась работа. С приходом нового президента у людей забрезжила надежда на возрождение сельского хозяйства и на помощь государства крестьянству. На родину, в свои заброшенные дома, стали возвращаться бывшие колхозники, из своих деревенских, из тех, кто когда-то уехал из родного дома в поисках сытной жизни. Они посмотрели, как живут в других местах, кое - чему научились и сами. Односельчане надеялись, что свои иммигранты станут фермерами, будут развивать здесь на земле товарное хозяйство, им потребуются рабочие руки, они дадут всем желающим работу и как паровоз потащат за собой в светлое капиталистическое будущее отчаявшихся ждать лучшей доли людей.
Наконец, в этих краях появились спонсоры. Появилась возможность с их помощью восстановить некогда мощное свиноводческое хозяйство; наличие кадров, опыт безработных, пускай даже опустившихся, но знающих это дело людей, облегчал организационные трудности. Спонсоры давали шанс выжить, обрести себя, вновь стать людьми тем, кто ещё мог преодолеть себя и своё пьянство. Спонсоры частично восстановили свиноферму, оснастили её необходимым импортным оборудованием. За рубежом, в Голландии, ближе не нашли, купили свиней особой породы и скоро вокруг свинофермы по зеленой травке, которой буйно заросла бетонная коробка колхозного свинарника, весело забегали выводки цветных поросят иностранной породы. Те из местных, кто когда-то работал на свиноферме, никогда не видели таких зверей, которых тоже обзывали свиньями. Потому что это зверьё было цветное, всё заросло пятнами из разноцветной шерсти, и три чёрных полоски пробегавших по спине симпатично завершали наряд голландских красавиц. С трудом собрали коллектив скотников из бывших колхозников, в прошлом имеющих опыт работы на свиноферме, кто мог держать в руках вилы у кого хватало сил говно от свиней отгрести и свежей соломки подстелить. Такие мужики считались ценными работниками, их старались удержать на ферме, привлечь разными благами, рассчитывались с ними вовремя и обещали в перспективе большую зарплату. Бабы опять, как некогда, стали скотницами они, в основном, ухаживали за свиньями, кормили, поили их; поросят выводили погулять на травку.
Зависть у русского к успеху соседа национальной чертой не является, но распространена в России широко. Работающая свиноферма, разговоры о больших заработках доходили до спившейся деревенской голытьбы. Она люто возненавидела этот форпост капиталистического хозяйства на своей земле. Неработающая, спившаяся дрянь ходила вокруг фермы высматривала, чтобы стащить. Самым ценным, ради чего эти прощелыги были готовы на всё, естественно, были иностранные свинки, молодняк, который много не весил, много бегал и его можно было завлечь в какой-нибудь капкан со съестным запахом. Бабы днём присматривали за своими подопечными свинками, глаз с них не спускали, знали аппетиты местных алкашей. А ночью пришлось на ферме держать охрану. В охранники нанялся скотник Фрол и его жена Дарья. При Советской власти она ходила в депутатах Верховного Совета СССР. Председатель колхоза ручку ей жал, и то, что раньше делал при её мужике, не стесняясь, хлопал свою доярку по жопе, теперь не смел. Слава её закатилась вместе с Советской властью. Она вернулась на ферму доить коров и работала на ферме вместе с другими бабами простой дояркой до тех пор, пока коровы не стали падать и дохнуть от голода. Какое уж тут молоко. Ферму закрыли, и она осталась без работы. Жили с Фролом эти страшные годы, как и все. Кормились с огорода. Фрол выпивал и раньше. Но пил один. Дарья была в почёте, депутат и если выпивала рюмку, другую так и то только по праздникам. Теперь из того, что выращивали на приусадебном участке, почти весь урожай, за вычетом той малости, что оставляли себе, своё молоко от единственной коровы, сало - всё везли на попутке к шоссейной дороге, и там стояли целый день и торговали своим товаром, предлагая его проезжающим мимо них людям. С такой торговли излишка не было, но от тоски, от казавшейся безысходности, всё чаще и сама Дарья вместе с Фролом стала прикладываться к рюмке. Потом, бабы спиваются быстро, а она к тому же была непьющей, такие к алкоголю иммунитета не имеют, дошла до ручки, стала пить уже, что придётся; сначала, пока продавался, пила одеколон, позже в местный магазин стали завозить жидкость для мытья окон, перешли со своим мужиком на неё. Все кругом пили её и похваливали и они попробовали. Утром глянули друг на друга, вроде всё на месте и живы. Через пару лет заслуженная чета превратилась в таких же опустившихся, спившихся односельчан, что бродили по деревне без дела и по утрам решали задачу, где взять денег на опохмелку и чем похмелиться.
И вдруг это неожиданное возрождение свинофермы. Казалось опустившиеся, потерявшие всякий интерес к жизни люди, потеряны навсегда. Оказывается, бывают исключения. Кто помог? Бог или батюшка Иакинф, или сама себя подняла, опомнилась, так это тоже Божья воля, только стала Дарья ходить на свиноферму, её приняли скотницей. Нравились ей весёлые, озорные, поросята из далёкой Голландии. Молодой двадцатисемилетний священник, отец Иакинф, который, за неимением своего жилья, стал жить в её доме, собирался восстановить разрушенную церковь, что стояла недалеко от деревни. Своими разговорами о Боге, о нравственном долге каждого человека, даже если тот упал, совершить подвиг, подняться, и выполнить волю Божью работать, не спрашивая кому это нужно, за этим на землю послал его Бог; растревожил её истерзанную растрёпанную душу. Дарья и Фрола за собой потащила на ферму, а поддерживал её усилия спасти ещё одну загубленную душу, опять отец Иакинф. Чуда в возрождении этой семьи, в отказе её от беспробудного пьянства не было. Работа на свиноферме давалась нелегко. Отвыкла Дарья от тяжелой работы. Чудные свинки, пятачками в поисках лакомства, тыкавшиеся ей в руки, гостинец из дома, морковку, репку, Дарья часто захватывала с собой, привязали её к ним, и занятая постоянно работой она постепенно совершала тот подвиг, о котором ей говорил Иакинф.
Был чудесный вечер. Осень украсила землю, природа готовилась к зиме, но деревья, прежде чем сбросить листву, одевались в золотой наряд, стояли так и ждали ветра, который оголил бы их, просыпал золото листвы и укрыл ею всё вокруг, вроде одеяла, прикрыл землю, чтобы зимой она не простыла.
Дарья за день устала и сидела возле фермы. Ей ничего не хотелось привычная тоска грызла душу. Но в ней уже не было той безысходности, которая столько времени терзала её. Пришёл откуда-то и подсел к ней отец Иакинф.
- Ты, не против? - спросил он её.
- Садитесь батюшка, - сказала она и подвинулась на лавке, освободила ему место.
- Ах, батюшка, в душе по-прежнему если не гадко, то кисло. Сморщиться хочется. По
сторонам не глядится. Смотреть в одну точку, как эти, как их? Йоги? Да? Сосредоточится в себе, забыть обо всём, почувствовать тепло, спокойствие.
- Это не то спокойствие, которое тебе необходимо - не согласился с её настроением священник. Это спокойствие истощения, тупость, доходящая до анестезии. Такое состояние помогает расслабиться, забыться, отдохнуть, но оно не плодотворно. Ты зря киснешь. Дела у вас на ферме идут неплохо. Я знаю, что будете расширяться. Станете торговать элитными поросятами. Разбогатеете. С планами ваших спонсоров я знаком, они большие.
- Да, этим и живём только. Надеемся, что встанем на ноги. И всё равно страшно. Не верится, что всё позади. Многое не от нас зависит. Ведь не сами устроили мы себе такую жизнь. Нас кинули как слепых котят, только не утопили. Так мы сами топили себя в вине, и всякой гадости, чтобы забыться, не просыпаться, не вставать по утрам, зная, что нас приговорили к самоистреблению. И кто? Власть, которой мы доверяли, отдали молодость, жизнь. А что получили взамен? Кукиш? Вот уж воистину. Паны дерутся, а у холопов чубы трещат. Горбачёв с Ельциным власть не поделили. Один в кусты, когда до дела дошло, улетел в Форос. А проходимец, пьяница и обманщик из-за его трусости занял кресло президента. Теперь Горбачёв говорит, что Ельцина надо было послом куда-нибудь отправить. И не было бы "бархатной революции", плоды которой, батюшка, мы с вами сегодня пожинаем.
- Знаешь, Дарья меня мало занимает это прошлое. Оно цинично, примитивно, полно подлости и злодеяний. Поэтому я избегаю разговоров о нём. Когда фарисеи хотели расправиться с Иисусом, они задали ему провокационный вопрос. Иисус не был бы тем, кто он есть, если бы не знал, как на него ответить. Он сказал фарисеям своё знаменитое изречение: "Отдайте кесарево кесарю, Божие Богу". Я не занимаюсь политикой и здесь не затем, чтобы готовить новую революцию. Я здесь потому, что меня позвал в дорогу Бог и определил место, где я смогу оказать людям наибольшую пользу. И вот я здесь. Мой долг и подвиг перед людьми и Богом бороться за людские души, которые здесь гибнут, чтобы вернуть их в храм, который мы здесь восстановим, вернуть их Господу нашему. В этом я вижу единственный способ объединить людей, вернуть им разум, чтобы не повторилось то, о чём ты мне сейчас говоришь, чтобы проходимцы не могли использовать мятущиеся души, их политическую слепоту и наивность. Только опора на Бога может спасти людей от повторения прошлого. В храме не агитируют, в храме не страхуют от ошибок в жизни, в храме говорят о Боге. Человек встречается здесь с Богом опосредственно, путём мысли или молитвы, и в такой встрече с Ним есть величайшая возможность, выйдя из храма принять правильное решение.
Отец Иакинф, а ещё недавно, в миру, Алексей Алексеевич Свинарёв теперь точно и не помнил, отчего ему так захотелось учиться в ЛЭТА им. Графтио. Скорее всего, подбил школьный приятель, уговорил пойти с ним учиться и далее, и поступить в ВУЗ. Приятель поступал в ЛЭТА, вот заодно с ним поступил в это уважаемое высшее учебное заведение и Алексей Алексеевич. Этот институт, куда он попал, в общем-то, случайно, тем не менее, закончил с красным дипломом. Энергетика страны ко времени окончания им ВУЗ(а), как впрочем и всё остальное бывшее народное хозяйство, находилось в плачевном состоянии. В Советском Союзе эта была престижная отрасль народного хозяйства и по степени важности шла сразу же за оборонными отраслями и космонавтикой. В той стране, в которой ему по малолетству уже не пришлось поработать энергетиком, (а работа была интересной), новые энергетические мощности вводились каждый год. Под гидростанции поворачивали реки, взрывали горные массивы; по новому рукотворному руслу реки впадали в водохранилища, вода из которых крутила турбины новых мощных электростанций. Энергосистема была "закольцована" и переизбыток мощности в любой момент мог быть переброшен в любую часть страны, где её не хватало. Восемь часовых поясов позволяли трудиться стране полные сутки. Оттуда, где ложились спать, энергомощность перебрасывали туда, где люди нуждались в ней, где они только продирали глаза, где ещё только наступало утро и вставало яркое умытое солнце. Выкурив сигарету, попив чайку, поев перловой кашки, рабочий класс на своих заводах занимал свои рабочие места, где их уже ждали станки и другая полезная техника, уже обеспеченная электричеством; кто-то должен был нажать кнопку "пуск" и вся эта машинная мощь должна была весело закрутиться, запеть, чтобы статистики вечером могли посчитать, сколько ВВП прибавилось в стране за эти сутки.
Энергетикой страны управляли много лет отработавшие в ней грамотные, технически хорошо подготовленные люди, профессионалы, специалисты своего дела. Профанов в этой отрасли не держали, да и делать им было здесь нечего и просто для них опасно. Теперь были другие времена. Электричество, как продукт, как другое сырьё: нефть, газ, уголь необходимые промышленности, без которых она ничто, для людей пришедших руководить энергетикой было где-то на последнем месте; на первом месте у них был бизнес-план, а электричество стало товаром, спекулируя которым на нём можно было хорошо заработать. Их, прежде всего, интересовало, сколько энергетика может дать электричества и сколько его можно продать. Закольцованную систему разорвали и поделили между хищниками: ворами в законе, прохиндеями евреями и другой публикой, которая после "бархатной революции" оказалась на верху, во власти; порулила там, насытилась и искала, устав от трудов неправедных, что-то спокойное, какой-то бизнес, как какой-нибудь свечной заводик, который всегда с прибылью; их устраивало что-нибудь со сверхприбылью и чтобы надолго. Таким бизнесом пристанью стала для них энергетика. Свет и тепло всегда будут нужны людям. Энергетика в этом смысле долгоиграющая пластинка. Не смотря на то, что куски энергосистемы считались частной собственностью захвативших её людей, они вновь уже как собственники объединились, так как друг без друга они существовать не могли и поэтому организовались в РАО ЕЭС и доверили руководить единой энергетической системой самому главному прихватизатору страны, человеку ловкому, имеющему тонкий нюх на всё, что могло принести прибыль, мошеннику, обладающему феноменальными способностями. В этой непростой, деликатной сфере, где действуют совсем неглупые люди, он чувствовал себя всегда уверенно, как рыба в воде, и поэтому достиг многого. Благодаря талантам руководителя РАО ЕЭС скоро могучая энергетика страны, от которой всё что она производила, забирали, но ничего не давали взамен, стала стремительно разваливаться. У руководителя РАО ЕС был большой опыт развала страны, а тут была всего лишь энергетика. Масштабы, конечно, несопоставимые, поэтому и средства были выбраны традиционные для таких операций: банальные, примитивные, очевидные.
Поскольку новых энергетических мощностей не строили и старые не ремонтировали, а энергетические ВУЗ(ы) продолжали выпускать молодых специалистов-энергетиков их перепроизводство сказалось быстро. Устроиться по специальности было трудно. А если что-то и предлагали, то, как правило, грошовую работу, на зарплату, которую предлагали, прожить было невозможно. Алексей Алексеевич, выпускник престижного ВУЗ(а), отличник учёбы с красным дипломом, был смущён тем обстоятельством, что не может найти себе достойную работу по специальности. Он не понимал как это системе производящей столько электрической энергии, её производству не требуются молодые подготовленные кадры специалистов. Почему-то требовались бухгалтеры, менеджеры, пресс-секретари и просто секретари начальника, переводчики с иностранного языка, одни только девушки. Алексей Алексеевич удивлялся, требовались совсем не те специалисты. Из тех, кто даёт энергетике жизнь, не требовался никто. Он не стал разбираться, почему так происходит. Энергетика хищников совсем не привлекала его. Природа, Вечность, Бог - эти значительные для думающих, немножко философствующих людей ценности стали занимать его всё больше и больше. Он не был особо прилежным христианином. Родители крестили его, и на этом домашнее церковное воспитание его окончилось. О вере, церкви и христианской жизни он узнал сам позже из разных источников. По церковным праздникам он заходил в русскую православную церковь; смотрел, слушал, но особого влечения к Церкви в себе не ощущал. Иногда призвание приходит как озарение. Нежданно-негаданно. Просто видимо есть Час, когда человек открывает в себе способность к чему-нибудь. И всё чему учился ранее и к чему он стремился, становится неинтересным, скушным, постным. Так случилось и с Алексей Алексеевичем. Он вдруг неожиданно для себя поступил в семинарию, что находится в Александро-Невской лавре, в Санкт-Петербурге, и ещё несколько лет учился в ней. Священники были нужны. Церковь после многих лет унижения, возрождалась вновь. Она была нужна людям. Кто-то должен был быть между людьми и Богом; кто-то должен был молиться за них взывать к Богу, чтобы с Его помощью противостоять богопротивной светской власти оборотней; кто-то должен был дать надежду и утешение людям. Нужны были подвижники, настоящие христиане, люди глубоко верующие, давно установившие с помощью молитвы свои отношения с Богом, способные донести просьбы людей до Бога, научить их Вере, отвести от греха, защитить от лиходеев, рождённых "бархатной революцией", выродков, свободных от всяких принципов морали, христианских заповедей, обижающих народ, которые полезли из всех щелей, как тараканы и действуют, так как сама власть, уподобившись грабителю с большой дороги.
Семинарию Алексей Алексеевич закончил, как и ВУЗ с отличием и был рукоположен в священнический сан и определен настоятелем церкви, в селе Отрадное, Тверской губернии. Митрополит, с которым у него была единственная встреча, на которой он напутствовал выпускников семинарии получивших назначения на священническую службу из тех, кто не захотел стать монахом, не сильно обрадовал его, сказав, что церковь, где он будет служить Богу, находится в плохом состоянии, и по существу, новому священнику придётся строить её заново. Отец Иакинф, так решили назвать его для церкви, при распределении в епархии на службу, не стал роптать на судьбу, которая с самого начала самостоятельного служения Богу нового пастыря, почему-то проявила к нему немилость, и сразу обрекала его на изрядные трудности. Хотя, если следовать логике Макиавелли, можно было найти оправдание такому её решению. Макиавелли говорил, что судьба - женщина, и чтобы одержать над ней верх нужно её бить и толкать. В таких случаях она чаще уступает победу, чем в случае проявления к ней холодности. Вряд ли отец Иакинф был способен на это. У него не было равнодушия к судьбе, но и подталкивать её он не хотел - всё таки женщина, неудобно и он выбрал нечто среднее: шёл у неё на поводу. В Церкви, как и в светском мире, всё устроено по одним и тем же правилам. Расположение владыки и хороший приход надо было чем-то заслужить или купить. То, что отец Иакинф с отличием окончил семинарию, видимо, ничего не значило. Вокруг митрополита крутился сонм прихлебателей и различных холуёв. После крушения коммунизма в стране не у дел, оказались лишними те, кто преподавал научный коммунизм и учил атеизму в различных высших учебных заведениях. Люди, как правило, беспринципные, безнравственных, циничные и порочные. Немногим из них, повезло как Бурбулису - заведующему кафедрой научного коммунизма в Свердловске. Он сразу попал в "дамки", стал государственным секретарём, его пригрел по знакомству Ельцин. Остальных спас церковный бум. Люди-оборотни, теперь они служили Богу, но, по-прежнему не верили ни во что. Оказавшись в церкви, многие из них добились своей ревностной службой расположения иерархов и пользовались их благосклонностью. Они не отказались от своих "светских" привычек и за различные услуги по-прежнему получали мзду. Отец Иакинф мог с кем-нибудь из них, за мзду или как-нибудь по-другому, например, через "мужскую дружбу" решить свой вопрос. Но это было для него совершенно неприемлемо, и он отправился к месту своего назначения.
Приехав на место своей службы, вместо церкви, отец Иакинф нашёл одни её развалины. Чтобы восстановить церковь, нужны были большие финансовые средства, а также его настойчивость, упорство, воля и самое главное уверенность в том, что такой подвиг, как восстановление заброшенной и разрушенной церкви, ему по силам. Когда его из епархии отпустили к месту назначения, сказали, что помогут, и небольшие средства на восстановление церкви выделят, и он в ближайшее время их получит. Но, в основном, он должен надеяться на себя и уповать на Бога. Авось кто-нибудь поможет: прихожане, спонсоры, да мало ли кто - всё зависит, какую выстроит он линию своего поведения.
Прежде всего, ему надо было представиться людям, с которыми он должен был жить, людьми, погрязшими в грехах, и главный их грех увлечением зелёным змием. Отец Иакинф рассчитывал, что с помощью молитвы и проповеди поможет людям избавиться от пагубной страсти, они встанут на путь истинный, станут настоящими христианами. То есть теми, кто вспоминает Бога не только в всуе, а постоянно живёт в единении с Ним. Отец Иакинф надеялся, что ему удастся открыть души людей для Бога, и тогда они захотят с Ним общаться и построят для себя свою церковь, которую будут любить и охранять так же, как свою жизнь. Где провести первую встречу с местными жителями ему подсказали сразу же, его будущие прихожане, которые, увидев священника, сначала онемели, но потом дружно покатились со смеху. Отец Иакинф приехал в рясе, и она повергла их в щенячий восторг. На центральной площади бывшего колхоза стоял заброшенный дом культуры, с разбитыми стёклами, выломанными рамами и дверьми. Кое-где валялись с вывалившимися наружу синтепоновами потрохами стулья из киноконцертного зала дома культуры. Вот в нём и решил провести свою первую беседу с прихожанами отец Иакинф.
Из ЦСУ на компьютер Ищенко прислали сводку с данными по стране, которые он ожидал. Плохо работает медицинская статистика или сказывались праздники, врачи гуляют, и статистические талоны, которые они обязаны заполнять, естественно, за дни праздника остались незаполненными, однако сводка выглядела тоже праздничной, намного лучше, чем в рабочие дни. Можно было предположить что угодно. Любимый народом новогодний праздник, а теперь ещё с пролонгацией на неделю, вызвал эмоциональный подъём, а с водочкой с обильным застольем по-русски, когда вся страна, опустошив магазины, сожрала и выпила в эти восемь праздничных дней столько, сколько в другом небольшом государстве выпивают и съедают за год, заставил забыть людей про болезни. Все, вдруг, выздоровели. В доме, котором жил Ищенко, консьержка жаловалась ему: "Мусоропровод забит вполне съедобными продуктами. Яблоко надкусил и выбросил. Мясо показалось жестким тоже в мусоропровод. Торты, объелись ими, выбрасывают целыми коробками. Праздник крысам устраивают. И это притом, что три четверти населения нищие. Мясо не едят годами. А как же христианские заповеди. Говорил ведь Христос, чтобы богатые делились с бедными. Грешат люди, грешат. Рано или поздно слеза голодного ребёнка аукнется и у них бедой. По-другому не бывает. Если не наказать таких людей другие станут сомневаться, спрашивать: "А где же Бог?"".
"Свиньи", - подумал Ищенко про людей, с которыми жил в одном доме, вспомнив рассказ консьержки из своего подъезда. "Жрут, как свиньи, потому что никак не насытятся. Была бы возможность ели бы впрок. "Увлечение" преимущественно новых русских. Тем не менее, обжорство этих русских отмечено за рубежом, вместе с пьянством оно теперь составляет ещё одну примету, ещё одну дурную черту нации. Что тут скажешь? Ведь столько лет голодали. Теперь, разбогатев, имеют право". Он вспомнил свои двухкамерные, огромные холодильники, которые жена забивала продуктами так, как будто готовилась выдержать в квартире атомную зиму. Вспомнил свой праздничный стол с чудовищным кремлёвским изобилием. Еды на столах было столько, что было ясно, всего не съесть и всё равно ставили. "Попробовал яблоко и выбросил", - вспомнил он консьержку: - Вот так и у него в семье; попробовали, и назад, в холодильник, больше не ставят. Всё в мусоропровод выбрасывают. Нет, уж увольте, - подумал он о жене и её епархии, - вмешиваться наводить порядок, призывать жить скромнее. Какая чушь. Деньги для того и существуют, чтобы их тратить. Слеза ребёнка, - какая-то достоевщина". От подобных мыслей он почувствовал только раздражение: "Его образ жизни реабилитирует его труд - гуманистический по своему существу. Сколько лет он стоит на страже здоровья нации - с гордостью подумал о себе Ищенко: - Он столько сделал для страны, для народа. Может, в конце концов, он позволить себе быть богатым, жить в своё удовольствие. Он не записывал себя в монахи, не давал обет воздержания. Всё что имею, я заслужил своим трудом", - соврал он себе, чтобы успокоиться. От этих мыслей ему стало как-то не по себе, боже упаси, никакого раскаяния, однако он почувствовал какой-то дискомфорт, как будто взялся руками за крышку грязного унитаза. Захотелось вымыть руки. Чувство было непреодолимое, его просто тянуло в собственный персональный туалет, к воде, услышать шум воды заполняющей раковину, хотелось нагнуть голову и подставить её под сильную струю воды. Но он ещё справлялся с подобными ничем не оправданными желаниями, и остался сидеть на месте.
"Вот, опять", - подумал он. С ним явно творилось что-то неладное. Он сделал несколько телефонных звонков людям из кремлёвской администрации, они были на кремлёвском балу в новогодние праздники. О делах не говорил, пытался расспросить: как проводят новогодние праздники, чем занимались, как самочувствие? У всех всё было как обычно, если не считать, что все кому он звонил, приглашали в гости на дачу, попариться, окунуться в проруби на речке и попить водочки. Вроде ничего особенного, но в голосе людей, с которыми он говорил, он уловил какую-то растерянность. Они явно хотели что-то сказать ему, но, видимо, стеснялись. Ищенко набрал номер министра здравоохранения Сурабова, чтобы поделиться своими сомнениями, которые не оставляли его, беспокоило и состояние собственной психики, которое оставляло желать лучшего. Нет, признаваться тому, что, может быть, заболел он не собирался, но сделать небольшую разведку, расспросить, нет ли у него сведений об аномальных явлениях среди людей из элиты вращающейся вокруг Кремля надо бы было. То, что что-то случилось, он не сомневался. Важно было установить размер случившегося. "Это, - он подумал, - будет сделать довольно сложно. Люди пока можно будут скрывать свой недуг".
Министр здравоохранения Сурабов был у себя дома, лежал в гостиной на диване. Кожаная подушка была положена под голову, лоб украшало мокрое полотенце; как только оно немного нагреваясь, подсыхало, жена меняла ему его на свежее. Вообще ему хотелось не холодную мокрую повязку на лоб, а окунуть всю голову куда-нибудь в холодную воду и так держать её. Без мокрого полотенца на лбу голова ничего не соображала. Какая-то вата заполнила её. Ему казалось если подержать голову в холодной воде то всё пройдёт, однако жена не разрешала подобный эксперимент, боялась, что он простудит голову. Какая-то хворь навалилась на него, и он не знал, как с ней справиться.
Министр здравоохранения не был врачом, у него не было медицинского образования. Подобные метаморфозы с людьми, назначаемыми на ответственные посты в государстве: в сфере производства, науки, государственного управления, где необходимость специального образования ощущалась как воздух, мало смущало их протеже, поскольку у них в основе принципа отбора претендентов лежали совсем другие критерии: преданность своему протеже и способность быть максимально ему полезным. Сурабов был таким человеком и не однажды доказывал это, кладя голову на рельсы вместо другого или становясь камикадзе, закрывая собой позор Хозяина. Оттого, наверно, он чувствовал себя неуязвимым, непотопляемым, и поэтому совсем не обращал внимания на то, что говорят о нём, совсем не считался с общественным мнением. Проворачивая фантастические афёры на виду у всех, он совсем не боялся последствий. Публично поносимый всеми, он, тем не менее, был одним из неприкасаемых. С ним по доблести и смелости обращаться со страной, как с распутной девкой, мог сравниться разве что Анатолий Борисович Байчуйс, председатель РАО ЕЭС, который самоуверенно считал, что ему совсем не обязательно иметь специальное образование и опыт работы в этой важнейшей отрасли промышленного производства производящей электрическую энергию для всей страны; управлять всей энергетикой страны можно и без такого необходимого минимума; он тоже был неприкасаемый.
Где-то в другой комнате, наверно, в детской звенели колокольчиками голоса любимых детей, своих и других, тоже теперь своих; Сурабов взял их в свою семью из детского дома. Всё-таки Бог большой фантазёр или из него хотят сделать какого-то извращенца, который позволяет соединять в человеке: гений и злодейство, порочность и бескорыстную любовь, неудержимую алчность и альтруизм. Сколько махровых преступников плачут при виде птички с перебитым крылом. Серийные убийцы, без счёту лишая жизни людей, не могут обойтись без слёз, читая "Му-Му". И таких примеров не счесть. Прав, конечно, прав Фромм, рассуждая о садомазохизме. Фашизм - это не выдумка Господа Бога. Это дело рук людей. Любовь и ненависть - в одной упаковке, оказывается, могут сосуществовать. Поэт А.Сурков говорил о необходимости воспитывать у людей мужественный гуманизм, в основе которого лежит "суровое и прекрасное понятие ненависть". Даже в советское время он остался не услышанным. И только теперь новая власть призвала в свои ряды неизвестно откуда взявшихся мужественных гуманистов, и один из них сейчас лежал дома больной с симптомами заболевания, которые описал Ищенко, а вокруг больного бегали милые ещё совсем безгрешные создания, его дети.
Позвонил Ищенко. Они поговорили о том, о сём, вроде говорить больше было не о чем, но Ищенко не вешал трубку, тянул резину и Сурабов понял, что он хочет его о чём-то спросить и не решается. Ищенко был врач, правда специалист по кухням, по всякой мерзости, которая бегает там: крысам, тараканам и другой нечисти. Хлебная должность была в советское время, да и сейчас никто не жалуется. Хлеб с маслом, балычок омуля и чёрная икорка в доме всегда есть, не только к застолью. Сурабов решил открыться ему.
- Приболел, вот что-то. Наверно после праздников. Ты знаешь, температуры нет, а голова какая-то ватная. Полотенце мокрое на лоб положил, чуть полегчало. А вообще хочется голову опустить в холодную воду. Как ты думаешь, что это такое? Не зараза ль, какая? Наверно на кремлёвском столе подхватил. Или отравили медленно действующим ядом. Ты же понимаешь. Желающих расправиться со мной, только кликни, очередь выстроится. У меня ведь дети. Может отвезти их на дачу?
- Я как раз тебя о болезни хотел спросить, но не только твоей. С такими симптомами уже достаточно много людей и возможно ты прав. Это какая-то неизвестная нам зараза. Однако хочу сразу же тебя успокоить. Чтобы кто-то проник на кремлёвскую кухню, - это маловероятно. Диагностическая лаборатория, которой располагает комбинат питания в Кремле, делает невозможным распространение какой-либо инфекции, или массовое отравление людей во время проведения мероприятий вроде новогоднего бала в Кремле. Источник появившейся заразы не там. Но при всей фантастичности такого предположения не стоит исключать и этой версии случившегося. Такое ощущение, что мы вернулись во времена Макиавелли и яд становится самым популярным оружием террористов. Только посмотри, каким экзотичным становится такое оружие. Полоний. Ещё совсем недавно, никому бы и в голову не пришло использовать радиоактивные материалы для убийства проштрафившихся шпионов или политических деятелей. Пока убили только одного человека, а, сколько невольно пострадавших. Курьеров и исполнителей. Это оттого, что техника применения подобного террористического оружия ещё несовершенна. Широкое распространение оно получит, я надеюсь, ещё не скоро. Это наша фора во времени, чтобы принять надлежащие превентивные меры для встречи с таким оружием и сделать всё, чтобы не пропустить его к нам. Ну а направленный, индивидуальный террор, против кого-нибудь из первых лиц государства, мы научились с ним справляться давно; за камикадзе, которые пробуют всё, что готовят на кремлёвской кухне, прежде чем что-то попадёт на стол к Хозяину, здесь не последнее слово. В последнее время никого из них не хоронили, а то давно бы все всполошились.
Я, думаю, что за своих детей ты можешь быть спокоен. У них же тоже каникулы, конечно, отвези их на дачу. Свежий воздух полезен всем, плюс физическая активность. Это пойдёт им на пользу. Будут лучше учиться. Я ведь перед звонком тебе разговаривал с ЦСУ. Там сегодня дежурит Лукьянов. Я спросил его статистическую сводку по эпидемиологическим заболеваниям за последние дни по России, спросил, не отмечается ли чего-нибудь необычного, сказал ему о симптомах неизвестной болезни, которые беспокоят меня. Он сказал, что массовое моржевание кажется ему подозрительным. Оказывается Москве столько моржей, а мы ничего про них не знаем. Можно подумать, что в столице есть большая секта моржей раньше почему-то остававшаяся незамеченной. Народ лезет в воду, где только можно. Там где чистая вода и позволяет глубина, бурят лунку под самую большую жопу и люди бросается в прорубь. Пытаются нырять с головой. Есть смертные случаи. Ну, такое неожиданное влечение к воде, наверно, всё-таки можно как-то попробовать объяснить. Столько дней пить. У людей поднимается давление; если наши предки в таких случаях собирались на льду и бились на кольях, лупили друг друга до крови, и таким образом, через кровопускание снижали опасно высокое давление, то эти, уже не бьют друг друга, всё-таки сказывается влияние цивилизации, они просто бросаются головой в прорубь, в ледяной воде приходят в себя. Замёрзнут, и можно опять к столу. Но такое объяснение не очень убедительно. Вот по первому каналу телевидения несколько месяцев шла передача "Звёзды на льду". Какой она бум вызвала. Вспомнили о фигурном катании, которое когда-то в стране было одним из самых популярных видов спорта. Все бросились покупать коньки, все захотели стать "звёздами на льду". Но это эффект удачной передачи, эффект своеобразного рекламного шоу, с которым не сравнится никакая реклама. Понятен психоз, который охватил страну, понятно желание людей. А моржевание не может случиться вдруг, стать в короткое время массовым, чтобы тысячи людей словно сорвавшись с цепи все разом бросились в студеную январскую воду. Моржевание - это длительный процесс. Нужна постепенность, тренировки на снегу с растиранием, хождением обнаженным по морозу, выработка толерантности к холоду и только после этого можно приступать к водным процедурам. Но не бросаться головой в прорубь. Конечно, празднование Нового года, длительные застольные каникулы сыграли определённую роль. Известно, что пьяному море по колено. Но этих самоубийц не так много. Откуда остальные? Лукьянов говорит, что моржеванием занято много людей. И не один день люди заняты подобным "крещением".
Я эпидемиологом стал не сегодня. Поверь моему опыту моржевание это, если можно так сказать, момент истины. Это показатель неблагополучия пока только в Москве? или уже по всей стране? я этого сегодня не знаю. И если это эпидемиология, то паразит, попадая к человеку, в первую очередь поражает мозг. По схеме поражения болезнь напоминает клещевой энцефалит. Тот, поражая мозг, отключает двигательные функции, а эта зараза на что способна?
-Ты думаешь? - испуганно спросил его Сурабов: - Это же скандал. А если эта зараза начнёт распространяться? Надо что-то делать. Ставить президента в известность. Взять списки приглашенных на кремлёвский банкет, проверить всех на наличие у них общих симптомов заболевания. И если это эпидемия начинать работать. Пусть ФСБ со своей стороны займётся, пусть ищут, берут след, надо, во что бы то ни стало найти переносчика эпидемии. Вирус, бацилла, что это? надо срочно выяснить.
Борис Николаевич проснулся ещё затемно. Хотя сейчас в январе такое затемно ещё не означало, что рано. Разбудила мучавшая его во сне жажда. Наверно оттого, что лежал на спине и, видимо, храпел. Он ощущал себя так, как когда-то с похмелья. Стакан с ключевой водой стоял рядом. Он протянул руку и выпил воды. За водой ходил сам к источнику, ему говорили, что вода в нём какая-то особенная все хвори снимает. "Врут что ли" - подумал он. Эффекта, на который он рассчитывал, не было. Он полежал немного, потом сел на постели и сунул ноги в тапки. Подставил руку под жопу, упёрся в неё и поднялся с постели. Постоял, прислушиваясь к себе, решил, что всё более или менее в норме и двинулся в ванную комнату. Пустил в раковине холодную воду, ополоснул лицо, но от такого полоскания под струёй воды удовлетворения не почувствовал. Чтобы снять навалившуюся на него тяжесть ему хотелось встать под холодный душ и так постоять немного. "Вроде не жарко, а хочется в холодную воду" - промелькнула у него какая-то странная мысль. "С чего бы это так тянет к воде" - размышлял он: "Соленого вчера ничего не ел и ничего раздражающего, острого, как и назначил врач во всём строгая диета. А самочувствие не к чёрту. Выпить, что ли рюмку водки да маслинкой солененькой закусить?" - размечтался он. Такими размышлениями старые запойные пьяницы иногда доводят себя до экстаза. И бывают, близки к исполнению желания. "Нет, нет, - осадил он свой пыл, - разбужу своим шастаньем домашних. Да и где она водка? Если бы всё так просто, как с водой, взял и выпил, а тут предстоит путешествие по дому с нежелательными последствиями. Разбужу людей: охрану или кого-нибудь из домашних". Какая-то физическая и моральная тягота обволокла его, и он чувствовал, что ему под такой попоной тяжело. Он видел сегодня сон, и он не выходил у него из головы. Обычно он не помнил, что видел во сне. А этот был как наяву, стоял перед глазами, не проходил, мучил его. Он отогнал его от себя, опять наклонился над раковиной наполнил её холодной водой опустил в неё голову и теперь стоял так какое-то время, пока не почувствовал как деревенеет лицо. Взял махровое полотенце и крепко растёр лицо. За окном светлело. Освещенная дорожка от крыльца убегала куда-то в темнеющий лес. Светлым пятном, на его фоне выделялась поляна, белая, чистая, засыпанная свежим снегом. Он знал, что поляна это озеро, где так хорошо плавалось летом. "Вот хорошо искупаться бы сейчас, прямо в озере в холодной воде" - пришла к нему сумасшедшая мысль. Пойду, схожу, потопчусь на озере. Наверно благодать. Можно сегодня будет прорубь провертеть, посидеть у воды с удочкой. Может быть, что-нибудь поймаю. Это была альтернатива подспудному, идущему откуда-то из подсознания желанию, которое он спрятал подальше. Липкая мысль о воде не отпускала его и этот ужасный сон тоже. Похоже, настроение испорчено на весь день. Он стал одеваться, собираясь выйти на улицу. "Пойду на улицу, может быть, всё пройдёт, на воздухе всегда лучше и думается хорошо". Он хотел прокрутить в голове события, о которых забыл, события далёкого прошлого. Теперь он проживал новую жизнь, и в ней не было места тем раздумьям, в которые он собирался погрузиться. Но чтобы отвязаться ото сна, стряхнуть с себя наваждение, которым мучился, настроение всё равно было испорчено, решил переворошить некоторые страницы былого. Сон был странный. И он хотел разобраться в себе.
Ему приснилось, что находится где-то под землёю, огромное полупустое помещение, большой горящий камин, единственное освещение этой большой комнаты. Красноватый полумрак заливает всё кругом, в кресле у камина, по рогам и копытам он определил, сидит Дьявол, тот приглашает его сесть в кресло напротив. Он говорит ему: "Ты находишься в преисподней, куда я пригласил тебя для беседы со мной, кто я ты уже наверно и сам догадался. Я Князь тьмы, Дьявол, а ты мой вассал. Пришло время кое-что тебе рассказать, просветить тебя по поводу твоей службы у меня, тем более, твоя земная служба подходит к концу. Скоро ты умрёшь, но, не ведая кому, служишь, надеешься, как и все, что попадёшь в Царствие небесное. "Небось, хочешь попасть в рай?" - Дьявол засмеялся отвратительным смехом. А, что ты сделал такого, в своей жизни, чтобы оказаться там? Всё что ты делал в своей жизни, ты сделал это, служа мне, выполнял мои приказы, как слуга дьявола, не подозревая об этом, поскольку давно продал мне свою душу, ради власти. Выбора у тебя не было, ты не мог получить её по-другому, как только став моим слугой. "Харизма" - это божья милость, о которой все говорили тебе и о том, что ты среди других божьих избранников обладаешь ею, оказалась не более чем химерой, ты поверил в неё из-за лести твоих холуёв, которых набрал себе слугами. Они бессовестно обманывали тебя и пользовались тобой. Избранником Бога, человеком богоносцем ты никогда не был. Обещая людям манну небесную, ты сознательно обманывал свой народ; в тебе всегда сидел бес и не один, иногда много, если так было нужно мне, они сидели в тебе маленькие бесенята, как аскариды, такие червячки, которые живут в человеке и особенно любят детей. И ты бесился управляемый мною. Твоё истинное имя Легион, а всё что ты сделал - это дело рук Дьявола. Ты вспомни свою жизнь. Она сплошная подлость. Ты шёл к власти, как по шпалам идёт паровоз, только шпалы эти были из людей. Ты, людоед. Ты служил коммунистам и отказался от Бога, и превратился в оборотня, как только тебе понадобилась власть. Ты помнишь, что сказал Иоанн Креститель фарисеям и саддукеям, идущим к нему креститься? Он сказал им: "...порождение ехидны! Кто внушил вам бежать от будущего гнева?". Он потребовал от них, чтобы они совершили "достойный плод покаяния". А ты каялся когда-нибудь? Ты ходил в церковь один без свиты холуёв, пытался там говорить с Богом, покаяться в содеянном? Грехи твои огромны. Но огромна и милость Бога, может быть, Он простил бы и тебя? Нет, ты так и не пришёл. Мешала гордость. Ты, ничтожество, возомнил себя земным богом. Ты приходил в церковь только по праздникам, чтобы народ видел тебя и думал, что ты молишься за них, кого бессовестно ограбил. Как Иуда, ты целовал икону с ликом Иисуса Христа, которую тебе подставляли, целовал крест у Преосвященного в руке, и своего предательства не чувствовал. Играл в Веру и Бога, притворялся и лгал, чем ты занимался всю свою жизнь. И доигрался. Бог теперь, навсегда отвернулся от тебя. Ты обречен и после своей смерти ты будешь со мной".
"Неправда всё это, неправда, какой подлый сон! - возмущался Мельцин, не успокаиваясь, заново переживая приснившийся ему разговор с Дьяволом. Зажгло в груди, занялось пожаром. Стало жарко. Тем не менее, чувствовал он себя неплохо. Он расстегнул шубу и полез рукой туда, где жгло, за рубахой, там, на груди, он носил золотой крест на цепочке. Жгло так сильно, что он снял его, стащил через голову. Крест нагрелся не больше положенного, не больше температуры тела. Он был тёплый и у него в руках быстро остывал. Жечь там, где он был, перестало. "Странно" - проворчал Мельцин, - какая-то чертовщина". Опять вспомнил Дьявола, снял шапку и перекрестился на всякий случай. Он никогда не был религиозным человеком, родители у него были верующие, при рождении, конечно, крестили его, но сам он, отдавая дань воспитанию в духе коммунистических традиций, на религию, Церковь, смотрел как на что-то ненужное, из развенчанного прошлого своей страны, и даже вредное, мешающее строить светлое будущее советского народа - коммунизм. Из курса атеизма он запомнил главную заповедь этой науки о том, что религия это опиум для народа. По этой причине в Бога никогда не верил, и никогда сомнения на эту тему не тревожили и не посещали его душу. Его коммунистические убеждения всегда были убеждениями конъюнктурщика. Он читал труды классиков марксизма-ленинизма только по необходимости и мало что понял из прочитанного и, естественно, поэтому ничего из Маркса, Энгельса, Ленина не помнил. Его настольной книгой всегда был краткий курс истории ВКП(б) - учебник по истории КПСС для неграмотных людей, специально адаптированный для них. Правда, в своей автобиографии, он написал, что когда принимали его в КПСС, его спросили об отношениях с классиками марксизма-ленинизма, и он сказал, что досконально изучил труды Маркса, Энгельса Ленина и перечитывает их постоянно. Ложь во имя спасения. Потом, занимаясь партийной работой, он быстро привык к ней. Он быстро понял, что только с её помощью он может подняться к своему "Пику коммунизма", и покорить его. В этом смысле вера в коммунистические идеалы напоминала веру в Бога, когда тоже верят в Спасителя, во имя своего спасения, не требуя доказательств реальности Его существования. Поэтому когда пришёл час оборотня ему ничего не стоило поменять знак своих несуществующих убеждений на противоположный.
Он дошёл до озера, но был уже не один. Охранник видел, как он вышел из дома и побежал за ним. Было тихо, безветренно, небольшой морозец пощипывал уши. Лёд был присыпан снегом. В руках у Мельцина ничего не было, чем можно бы было разгрести снег. Он стал ногами растаскивать его по сторонам, делал это интуитивно, расчищал место под полынью, которую хотел сделать в этом месте. Ледовый панцирь, сковавший воду проступил из под снега, который легко разлетался в стороны, благодаря усилиям Мельцина, ему хотелось потоптаться на чистом льду. Охранник подумал, что Хозяин под впечатлением телевизионной передачи "Звёзды на льду" вспомнил свою молодость и хочет придти сюда, покататься по льду озера на коньках, и оценивает возможность подобного развлечения, в котором наверно примут участие и его внуки. Тем более у них сейчас каникулы и они здесь. Знал бы он, чего хочет Мельцин на самом деле.
Мельцин меньше всего был озабочен расчисткой катка, делал это почти машинально, разбрасывал снег в стороны, что-то бубнил себе под нос, от предложения охранника разгрести снег лопатами, тот сказал, что сходит за ними, он отказался. Он продолжал свой спор с Дьяволом, который, похоже, надолго оседлал его память. "Слуга дьявола, - подумал он: - и продал свою душу ему ради власти. Причем здесь дьявол? Воля к власти есть во всех проявлениях жизни, она присуща всякому живому существу. Стремление властвовать - общая склонность человеческого рода. В этом желании нет ничего демонического, оно вполне рационально. Жажда власти самоочевидная составная часть природы человека. Мне в стремлении властвовать, природой было отпущено больше чем другим. И я обязан был реализовать себя. Я с детства всегда и во всём хотел быть первым. Лидировать во всём. Имея такую психологическую доминанту, я не мог думать ни о чём, только о том, как получить власть над людьми, какими способами пробиться на Олимп власти. Я рос в таких условиях, что в лучшем случае мог рассчитывать на место преступного авторитета, такова была моя жизнь, и мир, который меня тогда окружал. И, тем не менее, я стремился жить по правилам, и если не по христианским заповедям, о которых, естественно, я тогда ничего не слышал, жить не по лжи. У меня долго сохранялась вера в то, что это единственно правильный путь и только придерживаясь общепринятых принципов морали, о которых и родители и педагоги прожужжали мне все уши, я достигну своей цели. Сколько за них, за эти принципы, пришлось драться в прямом и переносом смысле. Сервантеса я не читал. И о его Дон Кихоте ничего не слышал. Но был, как и он идеалистом. Все надо мной смеялись. Уже потом, в институте, изучая диалектический материализм, я наткнулся на философскую догму, когда прочитал: "Бытие определяет сознание" и осознал, как я ошибался; перестал придерживаться искусственных построений, абстрактных моральных принципов по которым жить невозможно. Моя воля к власти крепла, а сама власть стала для меня потребностью. И не просто власть: чиновника, прораба, кем я тогда был, или партийного функционера среднего уровня, моей целью стало, амбиции требовали этого, завоевание власти на Кремлёвском Олимпе. Но я понял одно, что если я хочу попасть туда, то с Дон Кихотом и его принципами придётся расстаться. Политика сама по себе грязная вещь и по своей сути не может быть другой она всегда аморальна. В России, под господством коммунистов, не было другого способа пробиться к власти, как только стать этим самым коммунистом. Партия насчитывала в своих рядах 18 миллионов человек. Однако большинство оказалось в партии вовсе не для того, чтобы оказаться у власти. Они вступили в неё, чтобы решать какие-то свои шкурные или бытовые проблемы, которые без партийного билета в кармане было не решить. Поэтому стать коммунистом было не просто. Существовал строгий отбор людей решивших связать свою жизнь с партией. Сито партийной комиссии проходили не все. У евреев, интеллигенции, инженерных кадров с высшим образованием, гарантии стать членом КПСС не было. Всё-таки партия была рабочего класса. Ему и был открыт зеленый свет. Но партия давно переродилась, рабочий класс нужен был для массовости, он никогда ничего не решал в делах правящей партии. КПСС превратилась в бюрократическую структуру, управляющую государством. Я хотел, я мечтал о партийной работе. Судьба оказалась ко мне благосклонной, и мне довольно быстро удалось стать руководителем среднего звена в структуре КПСС, однако полностью реализовать свои амбиции, было непросто. Дальше путь наверх для меня был закрыт, как говорят психологи, я достиг, потолка своей компетентности, так как незаурядных способностей, выделяющих меня среди других партийных руководителей, у меня не было. Не было харизмы соответствующей масштабу личности государственного деятеля, таланта крупного организатора производства или управленца, да и знаний тоже, не тянул я на лидера страны; блажь Ленина, его уверенность, в том, что управлять государством может и кухарка, дорого обошлась коммунистам. Сколько они наломали дров, пока система вырастила кадры своих управленцев: А.Вознесенского, А.Косыгина и других. Управлять государством, без соответствующих знаний, обладая только опытом партийного руководства - преступно. У меня не было легальных возможностей быть востребованным властью. Возможно, что чёрт меня попутал на этом этапе. Чтобы двигаться дальше надо было вступить в сделку со своей совестью, или забыть о ней и стать законченным подлецом. "Быть или не быть" раздумий по этому поводу у меня не было. Я слышал звуки фанфар, они приветствовали победителя, стать им должен был только я. Как из провинции выбраться в столицу, за счёт каких ресурсов перетащить на свою сторону тех, кто мог бы помочь мне в реализации моих притязаний на власть? На Руси всегда ресурсами, помогающими в таких случаях, был алкоголь. Я челноком летал в Москву и обратно, в Свердловск, и решал свои строительные проблемы. Дополнительное финансирование, защита какого-нибудь строительного проекта, имеющего значение для города, всё служило поводом для застолья, где я знакомился накоротке со многими людьми из ЦК КПСС и других структур власти. Человек я общительный и скоро со многими людьми, представляющими партийную власть в стране стал "на ты". Нужен был заключительный аккорд, венчающий мою карьеру в Свердловске. И вот я сделал то, на что не решился ни один из лидеров свердловских коммунистов, правивших в области до меня. Я выступил с почином о снесении в Свердловске дома, где жил перед смертью последний русский царь со своей семьёй, дома в котором по приказу Я.Свердлова, вместе с семьей его расстреляли. Я аргументировал свою позицию тем, что это место всегда служило местом паломничества русских людей, где они молились за упокой царя и царской семьи, незаконно пострадавших от советской власти. Царизм и его преступления паломники пытались обелить. Царь воспринимался ими как мученик, который пострадал за Россию и её народ. Русская православная церковь собиралась канонизировать царя, сделать его святым. Это место всегда служило постоянным источником возбуждения антисоветских настроений, источником возникновения оппозиции советской власти, в общем, это было место, которое по недосмотру властей, являлось живой памятью канувшему в Лету режиму.
Я провёл акцию по уничтожению места памяти русского царя и царской семьи без эксцессов. Получил благодарность Генерального секретаря КПСС, а скоро Егор Кузьмич Лигачёв, который находился в нашем крае с деловым визитом, пригласил меня в Москву, в ЦК КПСС, заведующим отделом строительства. И когда теперь на меня смертным грехом вешают моё решение о проведение этой акции, я говорю своим критикам: "А что бы вы сделали в моём положении? В конечном счёте, так решила партия, не выполнить её волю я не мог. Это было бы равнозначно моей политической смерти. Этого допустить было нельзя. Конечно, говоря так, я лукавлю, в безвыходное положение поставил себя я сам, преследуя единственную цель; мне необходимо было попасть в Кремль, и царь стал козырной картой, другого шанса у меня не было, мне важно было не запятнать себя в этой грязной игре и, по-моему, мне это удалось. Я попал в заветный ареопаг, почти достиг цели, и сумел сохранить лицо человека подневольного причастного к драматическому эпизоду в силу обстоятельств своей политической карьеры в Свердловске. Время было другое, другой общественно-политический строй и власть была в руках КПСС. В её тисках у меня не было другого выхода. Власть генерального секретаря ЦК КПСС распространялась над одной шестой частью суши планеты. Передо мною открывалась заманчивая перспектива стать императором в этой стране. Расстаться с этой мыслью, совсем не беспочвенной, похоронить мечту своими руками. Ну, уж нет!
Мельцин так погрузился в свои мысли, что не заметил, как они вернулись к дому и теперь он ходит вокруг него, не в силах остановиться и прервать этот бесконечный монолог с самим собой. "Борис Николаевич"! - позвал его охранник. Он не сразу откликнулся, цепкие мысли ещё держали его, и он как после наркоза постепенно возвращался к действительности, поднял голову и непонимающим взглядом посмотрел на охранника: - "Пора в дом, завтракать, - сказал он ему, - все встали и ждут вас. Вы давно гуляете, отдохните, потом, если захотите, можно будет опять прогуляться".
Мельцин послушно, как на автопилоте, пошёл за ним, не понимая, куда идёт и зачем, поднялся на крыльцо и вошёл в дом. Только здесь он окончательно пришёл в себя. "После завтрака надо подняться к себе в кабинет, - подумал он, - и кое-что посмотреть". Ему хотелось разобраться в наветах дьявола. Такое случается с некоторыми людьми с определенным складом характера. Им сделали больно, и у них появляется потребность в ещё большей боли, чтобы заглушить прежнюю обиду. Авторитарная личность, может служить примером такого страдания. Вот такой приступ мазохизма испытывал сейчас и Мельцин.
Отец Иакинф приехал в село Отрадное, сразу после выпускных экзаменов; не стал отдыхать. Ему хотелось за лето как-то обосноваться в селе, познакомиться с людьми, примелькаться, чтобы они привыкли к нему. И самое главное, пока тепло, надо было расконсервировать заброшенную, разрушенную церковь. Её развалины украшала живописная зелень, которая уже, видимо, давно поселилась здесь. Укрытые от ветра, разрослись молодые берёзки, кусты ивы прикрывали зияющие пустоты. Глазницы окон были украшены полевыми цветами: иван-чай, ромашка и другими названия которых он не знал, двор, вернее то место, где некогда проходили церковные службы, все подходы к самой церкви был заполнен вездесущими лопухами. Необходимо было с чего-то начать, сделать первые шаги, пусть это будет хотя бы расчистка церковной территории от разросшейся зелени, кирпичного лома и прочего мусора, накопившегося в стенах церкви, чтобы люди увидели, что у церкви появился хозяин. Отец Иакинф решил эти работы выполнить сам, показать людям, что его намерения не пустой звук. Он здесь всерьёз и надолго. По крайнеё мере ему хотелось так думать. На собрание, которое он провёл в Доме культуры, пришло человек 80-100, и он не ожидал такой реакции на своё приглашение. Такая активность населения обрадовала его. Объявление он повесил на дверях магазина, и это было единственно достойное место, где он мог поместить своё приглашение. Магазин посещали все: и старый и малый, и жители из соседних сёл. Только здесь можно было купить какой-нибудь суррогат, заменяющий местному населению неподъёмную по цене, дорогую водку. Вот и стали такие магазины заодно исполнять роль информационных центров местного значения: все слухи, сплетни и новости где что случилось, можно было узнать только здесь.
На собрании в Доме культуры Отец Иакинф представился всем. Сказал о своей миссии в их краях. Снова должна быть у них церковь, снова они должны слушать в ней слово Божье, стать прилежными христианами, приходить не по приказанию, а по требованию собственной совести к нему на исповедь, причаститься, чтобы вспомнить что они крещеные люди, и то, что они православный народ. "Много ли крещёных среди вас? - спросил Отец Иакинф присутствующих. "Все" - ответил ему нестройный хор голосов. "Вот и хорошо, значит, вон уже на какую силу единомышленников я могу опереться в делах богоугодных. Первое, и самое главное, среди таких дел - это дело, в которое должны включиться все. Мы должны постараться в кратчайшие сроки восстановить нашу церковь. Финансирование строительных работ в ближайшее время будет открыто, но без вашей помощи, любой на которую вы способны, не обойтись. И ещё. О помощи. Мне, чтобы заниматься делами прихода, который доверили мне церковные власти нужно временное жильё. Я думаю, это ненадолго. Может быть, кто-нибудь из присутствующих мне поможет найти его. Я буду очень признателен". В зале зашумели, слышалось "конечно, поможем" несколько человек подняли руки. "Сделаем так, - сказал Отец Иакинф, - наверно есть те, у кого ко мне есть вопросы. Если они не срочные, то я отвечу на них в следующий раз. На этом я прощаюсь со всеми. Остаются только те, кто поднял руки. Если я их правильно понял, они хотят предложить мне жильё".
Отец Иакинф согласился жить у Фрола с Дарьей. Комната в их доме, которую они ему предложили, имела отдельный выход на улицу. Ему это понравилось. Прямо от дверей его комнаты крыльцо и от него дорожка к калитке. К нему могут приходить люди, не беспокоя хозяев. Это облегчит посетителям отца Иакинфа общение с ним. Уже скоро наряду с делами связанными с восстановлением церкви, которыми отец Иакинф был занят постоянно, он стал заниматься делами церковными и служить людям, своим прихожанам, и как священник.
В большом, селе, на его центральной площади, где когда-то размещалось правление колхоза стояли два пятиэтажных блочных дома, построенных в хорошие для колхоза времена. На другой стороне площади, так сказать, формируя её архитектурный облик, построили дом культуры, в котором провёл свою первую беседу с прихожанами своей церкви отец Иакинф. Пятиэтажные дома, ещё в те времена, когда колхоз занимался свиноводством, заселили колхозниками, преимущественно работниками свиноводческого комплекса, который находился недалеко, в километре от центральной площади, на окраине села. Люди неохотно въезжали в дома больше предназначенные для проживания городских жителей, они словно предчувствовали горькую судьбу этих новостроек, им приходилось оставлять под снос свои часто ветхие, но родные стены, в которых до этого переселения прожили всю свою жизнь. И не только они, их родители; в этих стенах жили и давно умерли и те, кто когда-то обосновался на этой земле, закрепив своё присутствие на ней постройкой своего дома. Привыкшие иметь своё подсобное хозяйство, в связи с переездом на новое место жительства они лишились и его. У новостроек, в которые переехали колхозники, они разбили небольшие огородики, но разве могли они сравниться с приусадебным участком возле собственного дома. Так что поневоле они становились городскими жителями. Колхозная котельная обеспечивала теплом большой машинный парк колхоза, а когда построили эти два пятиэтажных дома, то и они стали снабжаться теплом из этого единственного источника теплоснабжения. Газ был привозной, его возила машина, меняя несколько раз в месяц, пустые баллоны на баллоны с газом. В этих пятиэтажках на первом этаже расположились: правление колхоза, сельсовет, столовая и продовольственный магазин.
Когда советская власть приказала долго жить, без неё колхоз развалился. Машино-тракторую станцию растащили, уголь привозить перестали, отапливать пустой с выбитыми стёклами машинный двор было незачем, и пятиэтажные дома остались без воды, тепла и без газа. За электричество колхозникам, жителям пятиэтажек, платить было нечем, тогда отключили и его. Скоро пятиэтажные дома вымерли. Люди разбежались кто куда. Те, кому бежать было некуда, поставили в квартирах буржуйки, ими обогревались и на них же готовили себе какую-то еду. Нищета и постепенное умирание были уделом тех, кто остался жить в этих домах. Умирали в основном от зелья, которым торговал магазин, оставшийся там, где и был, уцелевший, и теперь удерживающийся на плаву за счёт отравы, которой исправно поил тех, от кого кормился. Торгаши вроде не страдают близорукостью, а эти, получалось, что не думали о своём будущем жили одним днём, как и большинство односельчан.
Появившиеся спонсоры, отремонтировали свиноферму, оснастили её необходимым оборудованием, укомплектовали её штат, а своё представительство в лице управляющего свиноводческим хозяйством компании спонсора, и несколько его сотрудников разместили в одной из пятиэтажек, отремонтировав помещения правления колхоза. Установили необходимую оргтехнику, связь, привезли офисную мебель; задача у людей, которых они оставили трудиться в офисе, была одна: свиноферма должна была работать как часы и к концу года выдать первую товарную продукцию.
Отец Иакинф постепенно знакомился со своим приходом и людьми, проживающими в нём. Он уже примелькался многим, его узнавали, кланялись или просто здоровались с ним. Он взял за правило, когда не был завязан на делах связанных с работами по восстановлению церкви, обходить дома своих потенциальных прихожан. Обычно его приходу были рады, встречали приветливо, приглашали в дом и старались задержать у себя подольше: вопросов к нему было много, и люди жаждали получить на них у него ответ. Отец Иакинф, казалось им, был ближе к Богу, и знает гораздо больше остальных, его ответам на их вопросы можно было верить. Бедным, измученным неопределенностью своего существования людям становилось после беседы со священником легче. Такой деревенский телеграф, как "сарафанное радио" работал исправно, молва о новом молодом священнике, который не гнушается подолгу беседовать с простыми людьми, и находит слова утешения для каждого, кто обратился к нему, бежала впереди него. Многие из бесед с другими односельчанами уже кое-что знали о нём. Когда он бывал у кого-нибудь в доме, он не отказывал людям, если его просили рассказать о себе. Его внешний вид, приветливая улыбка, тембр голоса, манера рассказывать или слушать собеседника нравилась людям. Все спрашивали, когда он начнёт проводить церковные службы, но это было пока невозможно. Не проповедовать же их под открытым небом. Проводить службы в разграбленном доме культуры ему претило и потом, неизвестно как отнесутся к этому в сельской администрации. Он был там один раз, отметился у главы администрации, женщины средних лет, познакомился с ней, они немного поговорили, отец Иакинф удивился, что в таком захолустье с ним беседовал такой интересный человек. Он постеснялся спросить каким ветром её занесло в эти края; удивился её оппозиционному настрою к власти, которой служит, но, позже, увидев своими глазами то, о чём она говорила, понял её.
Она сказала, что высоко ценит его миссию, но не скрыла, что в её успех верит с трудом. "Батюшка, - сказала она ему, - вы сами увидите, до чего дошёл народ. Он брошен властью, спивается, превращается в свиней, умирает и помочь ему получается что некому. У меня в руках власть символическая. Ни соответствующих полномочий, ни денег. Могу вот, разве что брак зарегистрировать, так в брак вступать некому, молодёжи нет, вывелась, разбежалась кто куда. Ну, ещё свидетельство о смерти выдать, - это приходится делать часто. Власть и народ антиподы у них разные интересы и стоят они по разные стороны пока невидимого барьера, который в любой момент может превратиться в баррикады. Бунт на Руси всегда был проявлением крайней степени отчаяния народных масс. Вы посмотрите, как живут люди, до чего довело их равнодушие власти. Сейчас они находятся у той черты, перейдя которую у них останется одна возможность выжить, это смести антинародный режим олигархов и прочей дряни. Пока от народного гнева, как и при коммунистах, власть спасает водка. В 1985 году Горбачёв совершил роковую ошибку, не разобравшись в чем действительная причина раскручивающейся трагедии двухсот двадцати миллионного народа, по совету Лигачёва ввёл в стране сухой закон. И к чему в результате это привело? К тому, что сегодня мы с вами стоим у разбитого корыта. Пожинаем плоды похмельного синдрома страны, который продолжается уже два десятилетия.
Я представитель власти и должна её защищать, и нарисовать вам идиллическую картину жизни крестьянства в посткоммунистической России и назвать её: "Кому на Руси жить хорошо". Подкорректировав А.Некрасова убрать вопрос. Мол, как хорошо нам теперь без коммунистов, но я этого делать не собираюсь. Считайте, что я у вас на исповеди, потому что, то, о чём мы с вами говорим, пусть лучше останется между нами. Я не защитник коммунистов, никогда не была в партии и, тем не менее, при коммунистах человек не был так заброшен, предоставлен самому себе, обладал такой бы свободой, которой не знал, как распорядиться и о которой новые хозяева жизни говорят как своём главном достижении. Свободой от чего? От того, чем живёт человек? Обязанности трудиться? Тамара Петровна, так представилась женщина, с которой он беседовал, взяла со стола раскрытую книгу. Вот, послушайте, это как раз к вопросу о свободе людей: "Свободным именуешь ты себя? Лучше властную мысль свою скажи мне, а что мне в том, что ты бежал из под какого-то ярма. Из тех ли ты, которым дозволено сбросить с себя ярмо? Много есть таких, которые, отбросив своё подчинение, отбросили с ним последнюю свою ценность. Свободен от чего? Какое дело Заратустре! Но пусть ответит свет очей твоих: свободен для чего"? Она отложила книгу. "Так говорил Заратустра", сочинение Фридриха Ницше, прочёл на обложке книги отец Иакинф. "Однако, странные вкусы у руководителя местной администрации" - подумал священник. "Разве виноваты люди, - продолжала говорить ему Тамара Петровна, - что выросшие при Советской власти они без помочей обходиться не могут. Ими должен всегда кто-то руководить, говорить что делать. Приказывать и если кто-то хочет быть совсем свободным, как сейчас, вон шатаясь, бродят по селу, валяются в лужах, храпят как свиньи, беспощадно наказывать. Репрессии для человека, выращенного в специфической среде, теперь её называют совковой, что для скотины кнут должны быть в резерве власти обязательно. Даже если эта власть полностью отказывается от методов правления прежней власти, она не должна отказываться от народа, должна помочь ему с реабилитацией, должна научить его жить в новой экономической среде, а не грабить, не оставляя ему надежды выбраться из того дерьма в которое она этот народ окунула. Вопреки, казалось бы, естественному, единственно правильному решению власти, за счёт ресурсов, которые имеются в стране поддержать народ какое-то время на плаву, научить его плавать в новой экономической среде и только после этого освободить от своей опеки, предоставить его самому себе, ресурсы, которые вытащили бы народ из ямы, отданы в распоряжение алчных и хищных людей, олигархов, так их теперь называют. Они превратили народное достояние людей живущих на этой земле, граждан этой страны, в свою собственность и доходами от неё делятся только с власть предержащими чиновниками, и сонмом всевозможных жуликов и прохиндеев, которых власть благодаря собственному распутству вырастила. Сегодня мои слова, может быть, уже звучат с опозданием. Поезд ушёл. Многое безвозвратно потеряно. Вместе со страной, которую потеряли, мы потеряли и её народ. Всё достанется хищникам. На смену потерянным поколениям людей, которых называют совками, идёт племя молодое и незнакомое, которое уже кое-где прорастает чертополохом. От будущего пахнет порохом гражданской войны. Безусловно, батюшка, вернуть заблудших людей в лоно церкви непростая задача, особенно людей, до которых и Слово то Божье уже не может, наверно, дойти. И, тем не менее, дьявольскому шабашу власти, которая всё время доказывает, что мораль - это химера и воспитывает своим примером людей в поклонении не Богу, а золотому тельцу, должен быть противовес, центр моральной, духовной нравственности и чистоты, и, конечно, как мне кажется, только Церковь могла бы справиться с такой задачей. Отвлечь людей от дьявольских увлечений, вернуть их к христианским моральным ценностям, утраченным с помощью бесовской власти, вернуть им сознание того, что они люди, а не звери и жить должны не с ощущением, что живут в волчьей стае, а живут среди подобных себе, тех, кого называют Homo sapiens, видимо, батюшка, ваша задача, - сказала Тамара Петровна и улыбнулась. Глава местной администрации тепло распрощалась с отцом Иакинфом.
Отец Иакинф давно уже собирался посетить людей живущих в пятиэтажных домах, познакомиться с ними, посмотреть, как они живут. Он уже слышал о невзгодах, которые преследуют бедных людей, хотел поговорить с ними, и насколько это возможно, поддержать их. Слово Божье, проповедь могли послужить и утешением и вселить в отчаявшихся людей надежду; должны наступить и для них лучшие времена. Потом отец Иакинф имел намерение зайти в офис, в котором занимались животноводством, где восстанавливали былую славу отечественного свиноводства, разводили элитную породу свиней.
Его хождение по подъездам одного из пятиэтажных домов, визиты к жителям этого дома оставили самое ужасное впечатление. Он не подозревал, что человек может дойти до такой жизни, так опуститься, превратиться в животное неизвестной породы. Разговаривать было не с кем. Двери квартир были распахнуты. Замков в них не было, наверно, потому что они были не нужны. Квартиры стояли пустые, стёкла в окнах были выбиты. На полу в некоторых квартирах, валялось какое-то тряпьё, на котором, видимо, спали люди. Сейчас почти во всех квартирах никого не было. А там где кто-то был, это было нечто напоминающее человека. На все вопросы это существо мычало, и сказать что-то членораздельное не могло. Жестами и мычанием, существо привлекало внимание отца Иакинфа, видимо, принимая его за кого-то своего, кто принёс ему выпить. Он больше не мог находиться здесь в этом смраде, видеть крайнюю степень превращения человеческой твари в ничто, и вышел на свежий воздух. Набрал полные лёгкие воздуха и выдохнул. И сделал так несколько раз. И не мог надышаться, казалось, он побывал в газовой камере. Ему никак было не освободиться от ядовитых испарений, которыми надышался в доме, не удавалось полностью очистить лёгкие; его тошнило. Отец Иакинф с трудом пришёл в себя. В соседнем доме он не стал ходить по квартирам, не мог пересилить себя, своей брезгливости, не мог видеть в каких условиях живут люди, видеть ужасающую грязь и дышать запахом гниющего тела, сразу направился в офис, в котором находилось управление свиноводческого хозяйства. Вывески у закрытых дверей офиса не было. Зато был звонок. Отец Иакинф воспользовался им и нажал на него. К дверям подошла молодая девушка, городского вида, в деловом, видимо, фирменном костюме. Она увидела рясу священника, и ничего не спрашивая у него, в стену у входных дверей был вделан домофон, открыла ему дверь. "Здравствуёте батюшка", - первой поздоровалась девушка. И засмеялась.
- Можно к вам? - поклонившись ей, спросил отец Иакинф.
- Конечно. Я вам рада. Заходите. Только если вы по делу вам придётся прийти в другой раз или подождать. В офисе сейчас никого нет. Я одна. Если вы не спешите, мы можем выпить с вами кофе. Если не секрет вы расскажете, что привело вас к нам.
- Да нет, какой секрет. Деловая необходимость и любопытство. Хотел познакомиться с вашими менеджерами. Так называются ваши коллеги?
--
Да, можно называть их и так.
Они прошли по коридору и вошли в предпоследнюю комнату.
- Это наша приёмная и моё рабочее место. Там, дальше, кабинет моего начальника. Меня звать Марина. А как вас звать я уже знаю. Отец Иакинф?
- Уже знаете моё имя? - спросил её отец Иакинф: - Впрочем, чему я удивляюсь, конечно, в селе подобные новости распространяются быстро. И потом я, в некоторой степени, публичный человек и даже заинтересован в том, чтобы обо мне не только слышали, но меня видели, и были знакомы со мной.
Марина засмеялась: - Я слышала о вас, слышала, что молодой, представительный, красивый, обходительный, настоящий священник. А как говорит. Заслушаешься. Здесь интересных людей мало. Тем более, молодых. Скучно. Поговорить и то не с кем. Батюшка, - улыбнулась она, - а у вас ведь есть светское имя? Можно я буду называть вас по имени, которое вам дали родители. Вы сейчас же не на службе? У нас с вами приватная беседа. Вам с женщинами помимо службы не запрещено общаться? Я имею в виду молодых женщин и девушек. Вы сейчас не грешите, общаясь со мною? Жаль будет, если вы пришли только по делу, и мы в дальнейшем не сможем с вами общаться запросто. Вы мне нравитесь.
Марина кокетничала и не скрывала этого. Иакинфу Марина тоже понравилась сразу. Последнее время он занимался только церковью и совсем забросил светскую жизнь, в которой прекрасному женскому полу отводилось у него не последнее место. Здесь в приходе завести себе женщину не представлялось возможным, где её взять, и потом, пойдут совсем ненужные разговоры, которые могут ему сильно навредить, особенно сейчас, когда он только начал свою службу священником.
Иакинф успокоил Марину.
- Марина, я священник, а не монах, и обет безбрачия не давал, могу жить с женщиной. Правда, на законных основаниях. Как муж. Женщина единственная и неповторимая, должна быть моей женой. А общаться вне церкви, с женщинами, девушками, не как священник, как простой светский человек, почему и нет? Вот грешить мне с ними нельзя.
- Отец Иакинф, вы же не женаты. Какой грех? Единственную и неповторимую надо искать, как вы найдёте её, если всё время один; только через опыт общения с женщиной, сравнивая одну с другой, вы сможете найти свой идеал той женщины, которая вам нужна. Если вы будете всё время один, то вам будет тяжело выбрать себе суженую и не сделать при этом ошибки. Чтобы узы Гименея потом не тяготили вас, сейчас вы всё время кого-то должны любить, стараться не пропустить не одной красивой женщины. Если хотите, - Марина засмеялась, - вы должны устать от любви. Тогда у вас будет больше шансов найти, единственную и неповторимую, осмысленнее будет ваш выбор. А то ошибётесь, и будете мучиться. Узы Гименея превратятся в кандалы. У вас ведь не будет возможности что-либо исправить. Вот и будете с нелюбимою, коротать свой век. Нет, вы не имеете права на ошибку. Какой ужас, в вашем возрасте обходиться без женщины. Мне вас так жалко и хочется вам помочь.
- Стать моей единственной и неповторимой?
- Увы. Уже мне суждено другое. "Я другому отдана; я буду век ему верна". Кажется, так у Пушкина описывается коллизия наших с вами возможностей. Мой начальник - это мой муж. Неужели вы думаете, я в этой глуши смогла бы жить одна. Так как вас звать? Вы мне всё ещё не сказали.
- Простите, забыл. Этот ваш безжалостный натиск поверг меня в некоторое смущение. Я растерялся. Я думал, вы будете стеснительны со мной и робки, всё-таки священник, а вы без обиняков, не церемонясь, решили штурмом взять меня. Признаюсь, Марина, честно, вам это удалось. А звать меня Алексей Алексеевич. Вы меня можете называть Алексей.
-Ну, вот. Как здорово. Алексей, вы знаете, до сегодняшнего дня у меня не было среди знакомых священника.
-А теперь у вас будет свой домашний священник, и вы можете его приглашать, когда захотите исповедаться в грехах.
-А если мне захочется со священником чего-то другого?
-Ах, Марина вы же замужем. А мне нельзя грешить.
-Придётся грешить нам обоим.
Оба весело засмеялись. Между ними возникла такая приязнь, которая появляется, когда люди нравятся друг другу с первого взгляда. У Иакинфа появилось опасное для него чувственное влечение к Марине. Это было так естественно. Он не был монахом, но жил как монах. Конечно, страдания плоти доставляли ему некоторое беспокойство. Он не привык к такому долгому воздержанию. И вот, наконец, встретил молодую, красивую женщину. И та оказалась замужем. А эти намёки, всё пустое. Так, игра чувств, фантазии. Но разговор им обоим приятен. Надо было расслабиться, немного забыться, отойти от ужаса действительности, с которой он столкнулся в двух шагах отсюда.
Марина сварила кофе, и они пили его из маленьких кофейных чашечек с блюдцами. На столе были ещё маленькие аппетитные сладкие рогалики.
- Марина, - обратился Иакинф к девушке, - а внедорожник, который стоит под окнами, случайно не ваш?
- Случайно мой. Муж подарил. Без машины здесь делать нечего. Как это вы, батюшка, умудряетесь обходиться без машины. Ведь, наверно, столько приходится ходить?
Назвала Иакинфа, батюшкой не по чину, а как бы забавляясь. Ей нравилось такое обращение, тем более к молодому понравившемуся ей необычному гостю.
- И ездить. Я же церковь должен восстановить. Строительными работами занимаюсь сам, а я не строитель. Это такая морока. В проектно-сметной документации одно, а приезжаешь к строителям, это какие-то волки, на меня как на бедную овцу накидываются. Договор на подрядные работы заключают исходя из своих соображений. Всё втридорога. Управление делами епархии финансирует строительство только согласно существующей смете. А её надо выбросить. Инфляция своё дело сделала, и строители-кровососы своего не хотят упустить. Почему-то все считают, что у церкви денег не меряно, думают, что они, как манная с небес сыпется. Я стараюсь не влезать в мирские дела, но противно, когда начинают считать у тебя в кармане те, кто разорил страну, довёл её до такого плачевного состояния. И, пожалуйста, Марина, не зови меня батюшкой. Имя Алексей тебе, что уже разонравилось? Или ты хочешь, чтобы у нас с тобой были только официальные отношения?
- Нет, что ты, - Марине показалось, что отец Иакинф обиделся на неё. "Не заметила, сказала что-то, что ему не понравилось". Марина забылась и обратилась к нему на ты: - Наоборот, я хочу с тобой дружить. Она споткнулась на слове с тобой, посмотрела на Иакинфа и спросила его: - Ты не будешь возражать, если мы будем на ты?
- Нет. И, по-моему, мы это уже сделали. Они оба рассмеялись.
- Марина, а ты завтра куда-нибудь поедешь? Если поедешь, не подбросишь меня до остановки автобуса на шоссе? Мне надо на кирпичный завод съездить.
- Я сейчас тебе ничего не могу сказать. Приедет муж, и мы всё решим. Может быть, не я, а он отвезёт тебя прямо на кирпичный завод.
Они выпили кофе, посидели ещё. Выходить на улицу с Мариной отец Иакинф не стал. "Мало ли что. Пойдут сплетни не нужные ни ей, ни тем более ему" - подумал он.
- Я пойду, пожалуй, - спустя какое-то время сказал Иакинф: - Видимо, сегодня мне твоего мужа не дождаться.
- Смотри, как знаешь, но лучше дождись. Его очень сложно поймать на месте. Телефона у тебя нет и созвониться с ним ты тоже не можешь. Подожди, я сейчас ему позвоню.
Марина вышла в соседнюю комнату и прикрыла дверь. Через минуту вышла оттуда и сказала Иакинфу: - Илья сказал, что будет через пятнадцать минут. Просил вас подождать его. Она улыбнулась ему: - Неофициальная часть нашей встречи закончилась, но не расстраивайся, это только технический перерыв, на время знакомства с моим мужем. Я думаю, мы скоро вернёмся к установившимся между нами тёплым доверительным отношениям.
Действительно, как и обещала Марина, минут через двадцать, подъехала чёрная "ауди" с тонированными стёклами. С Ильёй приехал, наверно, весь персонал офиса. Илья один, через приёмную, где сидели отец Иакинф и Марина, прошёл к себе,
- Отец Иакинф, пожалуйста, прошу вас, заходите, - пригласил он священника дожидающегося его в приёмной: - Марина позвонила мне и сказала, что ждёте меня. Такой визитёр в нашем скромном офисе явление необычное, я уже слышал о вас, и у меня было намерение познакомиться с вами. Вот бросил все дела и решил, что нашу встречу откладывать не стоит и вот я перед вами. Располагайтесь поудобнее, и чтобы вы чувствовали себя спокойнее скажу сразу, что время нашей с вами беседы неограниченно. Мы можем сначала поговорить о деле, которое вас, наверно, привело к нам и потом беседовать на любую тему, интересующую вас. Я постараюсь ответить на все ваши вопросы. Звать меня вы может Ильёй Николаевичем, но мы, по-моему, одного возраста и поэтому если будете называть меня Ильёй, то я не обижусь, - закончил Илья своё предисловие к разговору со священником.
- Мне приятно, - сказал отец Иакинф, - что сегодня уже второй раз в вашем офисе меня называют по имени. Я местный священник, публичный человек и если сельские жители здороваются со мной, то это потому, что я уже не раз проводил с ними встречи. Кроме того, фигура деревенского священника для ваших мест новая, где-то экзотическая, и поэтому ко мне проявляется повышенный интерес, но это совсем не значит, что в фирме занимающейся бизнесом и далёкой от деревенских пересудов и новостей местного значения тоже должны знать обо мне. Я тешу себя мыслью о том, что моё имя стало известно вам, потому что я стараюсь своей деятельностью вернуть человека в храм, заново учу его молиться Богу, стараюсь дать ему веру в христианские добродетели и доказать, что их исполнение, не химера, а практика поведения человека среди людей себе подобных, выверенная самой жизнью. Что долг человека выполнить его предназначение определенное ему Богом при рождении. Счастье жить на Земле - это Божья воля и надо честно и добросовестно исполнить свой земной долг перед Ним. Среди тех, кого я опекаю, таким образом, и работники вашего предприятия. Многие из них совсем недавно вели образ жизни недостойный человека, стали большими грешниками и причины этого и мне и вам хорошо известны. Новая власть отказалась от людей, бросила их на произвол судьбы, и не все смогли противостоять незаслуженно свалившемуся на них несчастью. К сожалению, моя миссия запоздала, и поддержать людей было некому, и они бросились в омут, из которого многие выбираются только сейчас благодаря, как мне кажется, нашей совместной помощи. Конечно, духовная помощь одна не может противостоять злу и ваше участие в их судьбе, материальная забота о людях совсем потерявших надежду найти работу имеет огромное значение в их жизни.
- Конечно, конечно, отец Иакинф, мы знаем о вас и вашей благородной деятельности, прежде всего от наших работников, - сказал Илья, выслушав священника: - Ваша помощь для этих людей бесценна. Нравственное возрождение, здесь, сейчас, без церкви невозможно.
- Я сегодня был ещё в одном месте, - сказал Отец Иакинф, - в соседнем доме. То, что я увидел, не потрясло, нет, повергло меня в ужас. Я мальчиком видел фильм Михаила Ромма "Обыкновенный фашизм". В фильме показывали людей в концлагерях и до чего они были доведены ревнителями чистоты расы. Но это была целая программа тотального уничтожения расово-неполноценных народов. Это был геноцид. Там люди были доведены до подобного состояния нелюдями, садистами. Это был обыкновенный фашизм. Когда в соседнем доме я увидел ползающих, замученных нищетой, водкой, болезнями, высушенных голодом, мало напоминающих людей, каких-то тварей, я сразу вспомнил о фашизме и его главном инструменте по уничтожению людей, терроре, массовом терроре, потому что надо говорить именно о нём. Этот дом, его обитатели, лишь капля в том море безнадёжности, отчаяния, и разрухи, в котором пребывает народ этой страны, представители которой, её правители, больше всех в мире говорят о гуманизме, обвиняя весь мир в его отсутствии, и сами проводят геноцид против собственного народа.
Этих людей, в этом доме, уже не спасти. Души этих людей давно и наглухо закрыты. Их надо бы накормить, но, по-моему, и это поздно, их надо лечить, и здесь, кажется, опоздали. Где была медицина раньше? Когда было ещё не поздно определить их в психиатрические лечебные заведения и попытаться спасти.
Геноцид и состояние медицинской помощи в стране звенья одной преступной цепи. Медицина в этой стране - это новообразование, раковая опухоль, которая поразила весь народ. Вместо лечения медицина убивает его. В этой стране неважно богатый ты или бедный. Для медицины, которая существует в стране, это не имеет значения: умирают от её "помощи" все, попавшие в её смертельные объятия. Бедные от недоступной для них медицинской помощи, богатые от помощи, которую оказывают им врачи шарлатаны. Ибо современная отечественная медицина очаг бездарей, невежд, циников и хапуг-мздоимцев. Говорят, что чиновник берет чаще и больше всех. Это заблуждение. Среди врачей - тотальное мздоимство. И самое главное, что огромное число людей умирает по причине невежества врачей. Диплом врача купить сегодня ничего не стоит. Как и сертификат, учёную степень кандидата, или доктора наук. И приходит больной к такому доктору, доверяет ему свою жизнь, платит бешеные деньги никак не соотносящиеся со сложностью медицинских манипуляций. И в результате оказывается в полированном фанерованном под дуб гробу.
Отец Иакинф прервал себя на полуслове. Он видел непонимающие взгляды Ильи и Марины, которая тоже вошла в кабинет и слушала его.
- Илья, извините, не сдержался. Со мной это бывает редко. Просто то, что я увидел, вывело меня из себя. Мирская жизнь - это вообще не моё дело. Но здесь убивают людей. И никому до этого нет дела. И меня не может не тревожить это равнодушие власть предержащих.
Илья спросил священника: - Отец Иакинф, может быть, ваше, красноречие и недвусмысленные намёки на власть предержащих это камешек в наш огород? Вы наверно нас считаете заодно со злодеями от власти, людьми, которые видят, что совершается преступление, из-за полного забвения властью ещё живых людей, и ничего не делают, чтобы облегчить судьбу несчастных, попавших в жернова развалившейся государственной системы. Позвольте уважаемый отец Иакинф отмести ваши подозрения. Мы появились в этих краях не намного раньше вас, так как только в апреле мы окончательно решили, что в этом месте у нас будет своё животноводческое хозяйство. Всё, что мы сделали, и что теперь имеем, - это кредит нашей фирмы, выделенный нам, как разработчикам проекта, для его реализации. И сейчас мы по-прежнему живём в кредит. Конечно, мы видим, что происходит рядом, но реально можем помочь только тем людям, которые могут и хотят трудиться. Мы не благотворительная организация. Наша кампания занимается благотворительностью, но средства, которые выделяются на эти цели, в основном, направляются в здравоохранение, о котором вы так нелестно отзываетесь, хотя, по сути, всё верно, практическая медицина превратилась в разбойничью контору по выколачиванию денег из несчастных людей, которым не повезло и они заболели. Мы спонсируем одно направление научно-практической медицины, наш проект это реализация на практике одной его идеи. Вот эти прекрасные свинки, которых мы будем разводить, помогут излечиться людям от страшных заболеваний. Эти свинки особенные они родом из Южной Африки, попали в лабораторию биотехнологий в Голландии, после того как у них были выявлены некоторые уникальные свойства, которые с помощью генной инженерии и специальных методов могут быть использовании при лечении некоторых заболеваний у человека. Я не раскрываю вам подробностей нашего бизнеса, связанного с этими зверушками, поскольку на сегодня это наша коммерческая тайна. Но, думаю, со временем мы посвятим вас и во все остальные детали нашего предприятия.
Илья помолчал и спросил у отца Иакинфа: - Теперь, когда мы немножко поговорили о разном, может быть, вы отец Иакинф скажете о цели вашего визита.
- Знаете, Илья, я взял за правило, когда не занят на строительстве церкви, обязательно обходить свой приход и знакомиться с людьми, беседовать с ними, хочу знать о своих прихожанах, как можно больше. Кто чем живёт, какие сомнения, горести, или радости и такое бывает у людей, что у них на сердце, хочу знать какое у них отношение к церкви и Богу и чем здесь я могу помочь. Приход большой, времени на беседы с людьми у меня не так много. Церкви, где можно бы было собирать всех, пока нет. Вот и занимаюсь паломничеством, пока не обойду всех. Сегодня хотел познакомиться с жителями двух пятиэтажных домов. К сожалению, вы уже знаете, ничего не получилось. Вот, теперь, зашёл к вам. Вы здесь в этих местах, как говорили раньше, "градообразующее" предприятие. Мне интересно было бы познакомиться с его руководителями, узнать больше о вашем бизнесе, ближайших планах, и, конечно, о том, что в перспективе ждёт людей работающих у вас, вы сегодня здесь определяете направление движения. Видите, от ваших успехов, от того насколько удачной окажется реализация проекта зависит будущее живущих здесь людей, не только работающих у вас, но и их семей.
Илья пересел в кресло за столом переговоров, поближе к священнику: - Я не против такого знакомства - сказал он. Ваш интерес к работе нашего предприятия и желание познакомиться с его руководителями понятно. О нашем предприятии я почти всё рассказал, добавлю только, что к концу года мы должны дать первую товарную продукцию, наши южноафриканские свинки должны вырасти, приобрести свои замечательные свойства, после чего мы их отправим в наш научно-производственный и медицинский центр, это конечный этап проекта в котором я участвую. Свинки это базовое звено технологической цепочки проекта. С началом его реализации мы начнём зарабатывать деньги, чтобы в кратчайшие сроки расплатиться с кредиторами и в дальнейшем уже ни от кого не зависеть; мы будем иметь свой бизнес, будем развивать его, он обеспечит наше будущее. Уходить отсюда после того, как проект даст отдачу, мы не собираемся. По крайней мере, работой местные жители будут обеспечены надолго.
Отец Иакинф, - предложил Илья священнику, - может быть, нам будет удобнее разговаривать за круглым столом? Вы не против такого предложения? Тогда я позову своих товарищей. Марина нам поможет с сервировкой стола, закусками, а с бутылками мы разберёмся сами? Не так ли, отец Иакинф? Знаете, вы же сейчас не на службе. Может быть, перейдём на более короткую ногу.
- Я согласен - ответил ему священник: - Алексей, Алексеевич, - представился он Илье. Можно Алексей - запнувшись, добавил он.
- Как вы относитесь к спиртному? Водка, коньяк?
- Нет. Если можно коньяк. Я пью мало. И поэтому предпочитаю что-нибудь хорошее. - А это мы сейчас проверим, - засмеялся Илья.
Подошли сотрудники Ильи, Иакинф познакомился и с ними. Марина накрыла стол, и скоро за столом стало весело. Иакинф соскучился по такой компании. Последнее время так надоела его постная жизнь: бесприютная, без общения с людьми его круга, наконец, без женщин. Марина не забывала Алексея иногда подходила, садилась рядом. Они выпили с ней: она шампанского, а он чуть-чуть коньячку из своей, как блюдечко широкой и мелкой рюмки. Она что-то говорила, глядя прямо ему в глаза, зрачки её глаз были расширены, "это когда бывает больно или хорошо", - подумал он; при этом, ладонь её, возможно случайно, несколько раз прикасалась к его колену. Сердце у него каждый раз проваливалось куда-то вниз, или сходило с ума и начинало часто стучать, бедное оно на что-то надеялось. А он повторял про себя: "И не введи нас во искушение, но избави нас от лукавого". Но эти мудрые слова не действовали.
С Ильёй он договорился, что тот завтра отвезёт его на кирпичный завод. Илья знал директора завода и обещал помочь с ценой на кирпич. Решили, что и со строительством церкви он тоже что-нибудь придумает. К осени, - пообещал он, - на первом этаже церкви можно будет уже проводить службу. Знакомство Иакинфа с этими "прихожанами" оказалось для него весьма полезным. Илья отвёз его до дома, где жил Иакинф, на дворе была уже ночь. Засыпая, он видел глаза Марины. "Господи, помоги и спаси. Господи, помоги мне", - прошептал он и уснул.
Марина проснулась первой. Илья ещё спал. Она посмотрела на часы, пора было вставать. Она потянулась на постели, зашевелилась, повернулась к Илье, он сразу же открыл глаза. "Не спал, не хотел будить, ждал, когда проснусь?" - догадалась она, обняла его и сразу почувствовала, как сладкая волна желания заливает её. Им обоим было хорошо. Этот утренний секс доставлял им радость первого общения друг с другом и, конечно, удовольствие. Они ещё не устали от него и друг друга. И такое подтверждение любви им требовалось постоянно. Она поцеловала его и пошла в ванну. Когда она вышла из неё, Илья уже встал. Сидел в трусах и рубашке на табурете у барной стойки, которая у них была сооружена на кухне. Пил минеральную газированную воду.
-Вчера немного перебрал, мучает жажда, - объяснил он Марине своё желание.
- Слушай, Илья, а ты не много вчера наобещал священнику?
- Да он вроде неплохой парень, мы ему поможем, и он нам тоже, когда понадобится.
- Он что тебя без очереди в рай пустит или грехи твои за тебя замаливать будет?
- Слушай, Марина, у тебя всё так примитивно. Я не собираюсь тебе доказывать, что церковь в этом месте необходима. Отец Иакинф грамотный священник и если своими проповедями образумит народ, будет "сеять доброе разумное, вечное" учить их быть воздержанными, не воровать, не пакостить, сможет улучшить нравы этих серых, тёмных, забитых людей; нам, от этого, только плюс. Мы будем в выигрыше, и наши материальные вложения окупятся уже тем, что, работая у нас, эти несчастные люди станут менее алчным, жадными и, может быть, хотя бы у нас перестанут воровать. В стране некому кроме церкви заниматься улучшением нравов населения страны. Власть поощряет разнузданность, пьянство, разврат, проявляет преступное равнодушие к проблемам воспитания молодёжи и если не поощряет, то ничего не делает, для того чтобы наркотики, как эпидемия чумы, или другой страшной заразы, не распространялись в стране. Это всё бизнес, по доходности ни с чем не сравнимый. И власть, естественно, от него кормится.
- Илья, ты говори да не заговаривайся, если не хочешь неприятностей. То, что простят попу, не простят тебе. Если он будет ругать власть с амвона, это его личное дело, но я уверена, что его за такие проповеди отлучат от церкви. Хочешь помочь отцу Иакинфу, считаешь, что мы должны это сделать, это в наших интересах? Дай ему, что он просит, но молча. Не надо распространяться о причинах нашего альтруизма. Помогаем церкви, она воспитывает людей. И всё. Понял? Я не хочу, чтобы у нас с тобой были неприятности.
Марина обняла Илью за шею, села рядом с ним прижалась к нему щекой.
- А знаешь, мне понравился отец Иакинф, - сказал она ему: - Красивый породистый мужик. Можно подумать, что церковь, как и хореографическое училище, набирает своих учеников, проводя кастинг; в семинарии проводят предварительный отбор молодых людей по внешним данным, а потом, уже, придавая этому меньшее значение, определяют, что у будущего семинариста в голове. У Иакинфа, по-моему, и с тем и с другим всё в порядке.
- Вчерашнего вечера тебе было мало, чтобы убедиться в этом? Ты, наверно, хочешь разобраться с этим до конца?
- Я, думаю, он никуда не денется, ещё успею. Он хороший компаньон в ваших загульных мероприятиях. Вы вроде вчера подружились. Мне, кажется, он вчера был не последний раз у нас в гостях.
- Я вижу, что он тебе нравится, только смотри, не опоздай. Какая-нибудь деревенская красавица перехватит его у тебя.
- Откуда они здесь. Нет. Он смотрел на меня влюблёнными глазами. По-моему он влюбился в меня.
- Брось. Он просто хочет тебя. Как любую другую женщину, если бы такая оказалась с ним рядом. Но их здесь нет.
- Поспорим, что у него это не просто похоть. Он не такой.
- На что поспорим, я не вижу предмета спора.
- Что у него ко мне платоническое чувство. Я для него богиня, предмет для обожания и только.
- Как ты это собираешься доказать? Поиграть с ним в любовь и попытаться завлечь его к себе в постель? Я тебе ещё раз повторяю. Его любовь это просто облатка голой страсти, желания овладеть тобой. Всё та же похоть, только у интеллигентного человека. Илья отодвинулся от Марины. "Слушай, и не вешай мне лапшу на уши. Влюбился. Что ты хочешь от меня? Поспорить со мной? Чтобы у тебя было основание переспать с ним? Уж не ты ли влюбилась в него? И укрепляешь свои тылы, если вдруг не устоишь и окажешься в его объятиях? А знаешь, я, пожалуй, поспорю с тобой, чтобы при любом исходе твоей интрижки со священником не остаться в накладе. Я тебя знаю, если ты чего-то захочешь, тебя не удержать. Соглашусь я на спор или нет, это мало что для тебя значит. Ты всё равно всё сделаешь по-своему. И потом, я почти уверен, ты не трахнешь его. Только измучаешь бедного парня. Он верующий и как отец Сергий у Толстого скорее отрубит себе палец, чем переспит с тобой.
- Но отец Сергий всё-таки не удержался и позже имел полоумную дочь купца.
- Да, но после этого он стал рабом Божьим и великим грешником. Правда, это случилось, когда он пресытился своим монашеством, когда понял, что церковь - это тоже большая ложь только во спасение, так как человек без Бога превратился бы в животное, в ту тварь, из которой он вылупился. Отец Иакинф только начинает свою службу Богу, для него связь с тобой равноценна самоубийству. Так что на кону нашего с тобой спора?
-Что хочешь. А discretion.
- Хорошо, - согласился Илья.
Они поели и стали собираться на работу.
- Слушай, раз у нас с тобой такие дела, - начал Илья.
Марина оборвала его: - У нас с тобой, кроме семейных, никаких дел нет. Есть работа, где ты мой начальник. Она подошла к нему, обняла его и сказала: Не надо себя накручивать из-за каких-то дурацких разговоров. Я хочу быть с тобою, я не делаю безумных поступков, ты знаешь это не мой стиль жизни.
- Это меня успокаивает. Послушай, Марина, я хотел сказать, у меня есть дела, которые я недоделал вчера, мне не очень хочется ехать на кирпичный завод, я позвоню туда, а сам останусь здесь с ребятами. Илья улыбнулся, - возьми свою машину, съездишь к Иакинфу, заберешь его и свезёшь на кирпичный завод, раз уж я ему обещал свою помощь. Решите там всё, и я жду тебя в офисе вечером, но одну без священника, как ты хотела с ним согрешить будешь каяться ему где-нибудь в другом месте, - не удержался и съязвил он.
Марина отчего-то радостно засмеялась, прижалась к нему, и они пошли к выходу из дома.
Иакинф был дома, встал рано сотворил свою обычную утреннюю молитву. С особым чувством он прочитал молитву Святому духу: "Царю Небесный, Утешителю, Душе истины, прииде и вселися в ны, и очисти ны от всякия скверны, и спаси Блаже, души наша". "Господи Иисусе Христе, сыне Божий, помилуй мя", - произнёс он и встал с колен, закончив молиться. Дарья принесла ему поесть: кашки и сладкого чаю с булкой. Он не стал после завтрака ничего читать или делать какую-нибудь работу, а вышел на крыльцо, сел на лавочку, которая стояла здесь, и стал ждать Илью.
Скоро послышался шум мотора и к дому подъехал внедорожник. Из него вышла Марина и направилась к нему. Сердце у него упало, и он подумал: - "Я пропал". Он вспомнил молитву последних оптинских старцев и для крепости духа прочитал и её. "Господи дай мне силу перенести утомление наступающего дня и все события в течение дня. Руководи моею волею и научи меня молиться, верить, надеяться, терпеть, прощать и любить. Аминь". Он встал, перекрестился и пошёл навстречу Марине. Она была оживлена и явно была рада встрече с ним.
- Доброе утро, отец Иакинф, - улыбаясь, приветствовала она его. Не ожидали меня?
- Да, уж. А почему не приехал Илья? - спросил он её.
- А я не могу его заменить? Или вы боитесь ехать со мной? - она засмеялась: - Не бойтесь. Я вожу машину так же хорошо, как делаю всё остальное. Илья не может у него срочные дела. Обманывать людей не в его правилах. Он попросил меня помочь вам. Он звонил на кирпичный завод, и там нас ждут. Поехали?
- Да, конечно, я готов.
Они подошли к машине; Иакинф сел впереди, рядом с Мариной. Она включила зажигание, мотор бесшумно зашелестел, и скоро они уже ехали по просёлочной дороге в сторону шоссе.
-Вам понравился вчерашний вечер? - спросила его Марина.
- Да, очень. Я давно уже не встречался с образованными, умными, интересными людьми. Знаете, соскучился по нормальной жизни. Я не думал, что будет так тяжело привыкать к новому образу жизни, тяжело отказаться от прежних привычек, терпеть некоторые лишения, с которыми теперь связан мой быт. Тем не менее, я сам выбрал для себя свою судьбу и должен подчиниться ей, другого выхода у меня нет.
- Наверно, выход всегда есть, из любой ситуации, - Марина засмеялась, - вопрос в том, чтобы он не был болезненным и не оставлял травм. Я имею в виду душевных травм. Не оставлял зарубок на сердце, после которых человек часто ломается, и остальную жизнь проживает всё время дуя на воду, боясь снова обжечься.
Марина посмотрела на Иакинфа. Он сидел какой-то напряженный и зашоренный и смотрел вперед. Разговор давался ему тяжело, он явно боялся, что Марина свернёт на опасную тропу, и не хотел боли.
- Мы что опять перешли на вы? Отец Иакинф вы сидите какой-то официальный, чужой. Будто у нас ничего не было и мы незнакомы. У нас был прекрасный вечер, на котором вы сбросили эти так не идущие вам шоры, были обычным человеком, хорошим кампанейским парнем. Я, надеюсь, могу позволить себе быть с вами такой, какой мне хочется? Быть естественной, и не думать о том, что я еду со священником, с которым можно говорить только о том, что связано с душой, религией, о том, что вращается вокруг одного солнца, говорить только о Боге
- Марина, зачем вы так? Зачем вы пытаетесь меня обидеть? Я вроде не заслужил этого. Ради Бога, не надо ничего придумывать. Пойми, ты молодая, красивая женщина. Ты мне очень нравишься. Как я должен вести себя с тобой, чтобы не сорваться и не наделать глупостей. Ты же понимаешь, что даже сейчас, когда на мне нет рясы и я не на службе всё равно я должен придерживаться установленных для священника правил поведения, ибо навсегда выбрал для себя свой крест. Поверь, это испытание не для слабых, сидеть рядом с такой женщиной как ты и притворяться, делать вид, что я равнодушен к тебе и твоим чарам, твоему очаровательному кокетству, которым ты владеешь в совершенстве. Вольно или невольно, но ты сводишь меня с ума, а я должен сопротивляться и не поддаться желанию соблазнительного флирта с тобой. Это не значит, что для меня не существует женщин, мы говорили об этом с тобою вчера, но ты, к сожалению, не мой случай. Вот почему я такой, как тебе кажется зашоренный и неприступный.
- Слушай, Алексей, я тебе не зря сказала, что безвыходных ситуаций не бывает. Именно поэтому о человеке говорят, что он homo sapiens - человек разумный. И ты мне нравишься, и между нами возникло, понимаешь, уже возникло чувство, бороться с которым глупо. Это не значит, что мы должны сразу же бросаться друг к другу в объятия и не значит, что мы не должны его замечать. Что делать? Попробовать найти выход, который не заключается в том, что мы разойдёмся; вот только съездим на кирпичный завод, и больше встречаться не будем.
- У тебя есть предложения, как преодолеть нашу несовместимость? - спросил Алексей.
- Да. Свернуть с шоссе. Остановиться где-нибудь недалеко от него и отдохнуть. Я устала. Полчаса нам хватит? - Марина засмеялась.
-На что? - Испуганно спросил её Алексей.
- Я же сказала, отдохнуть.
- А без этого никак?
- Ты водишь машину?
- Нет.
- Мы уже полтора часа едем. Я больше не могу. Не бойся, с тобой ничего не случится. Я не собираюсь к тебе приставать.
Алексей вспыхнул, сердито сказал Марине: - Перестань издеваться надо мной. Мы поссоримся. Ты этого хочешь? В этом твой выход?
У, ты можешь быть сердитым. Тебе даже идёт. Не поссоримся. У тебя просто какая-то фобия, на всё что связано с сексом. Именно поэтому мы не поссоримся. Я помогу тебе преодолеть её.
- Марина!
Они свернули с шоссе проехали по какой-то лесной дорожке метров пятьсот и встали. Оба вышли из машины и поднялись на пригорок, который весь зарос цветущим вереском. Они опустились в розовый туман. Вереск был достаточно высокий, и он скрыл их от всех. Машину тоже было не видно, но была включена сигнализация, да и сама машина, практически, стояла рядом. Марина взяла из машины какую-то подстилку, и они устроились на ней. Она откинулась на подстилку. Алексей сидел рядом. Оба молчали. Она взяла его руку, сказала, - "послушай как бьётся сердце". И положила её к себе на грудь. На ней было лёгкое платье и под ним ничего не было. Алексею показалось, что он падает в сладкий розовый туман. Сомнение ушло прочь. Он почувствовал себя свободным, как будто освободился от пут. Кроме глаз Марины он не видел ничего. Она поощряла его, ласкала его лицо, волосы, стала расстёгивать ему рубашку. Он наклонился над ней и поцеловал её в губы. Они слились в этом поцелуе сумасшедшем, запретном. Он длился, казалось им, целую вечность и так сладко так хорошо было обоим. Вдруг она неожиданно для себя укусила его губу. Он отпрянул от неё: - "Ты что, Марина?", - спросил он её. "Я нечаянно, - сказала она, - извини меня". Кровь выступила на губе, и он слизнул её языком. Она была солёная, как слеза. Марина попыталась притянуть его к себе поцеловать, загладить эту нечаянную выходку, но он вырвался, вскочил на ноги и побежал к машине. Он сел у машины, сорвал с себя часы, ударил их стеклом о камень. Осколком стекла, он глубоко порезал себе вены у запястья. Густо побежала кровь. Он сидел и смотрел, как возле ноги стекает в траву струйка крови, "солёной как слеза" - вспомнил он. Он был пустой, опустошенный и ни о чём не хотел думать. Он не собирался умирать, эта кровь и боль нужны были ему, как акт искупления его греха, как акт наказания себя за слабость; он должен был прочувствовать собственную мерзость.
С горки спустилась Марина. Она увидела, что он сделал с рукой. "Алексей, что ты наделал? Ты с ума сошёл". Она заплакала. Взяла его руку, в машине была аптечка, и она перетянула ему руку жгутом. Рану продезинфицировала йодом и забинтовала ему руку. Села рядом. "Прости меня", - попросила она у него. "Бог простит" - ответил он ей.
- Я не хотела этого, Алексей, - сказала она ему.
- Было бы ещё хуже, но ангел хранитель не оставил нас, не дал совершиться непоправимому.
На завод они не поехали. Алексей сидел бледный, его тошнило, чувствовал он себя плохо. Марина держалась из последних сил, ей хотелось рыдать. На Алексея она не смотрела. Она отвезла его к дому, в котором он жил. Они попрощались. Алексей вышел из машины, захлопнув дверь. Марина не поехала в офис к Илье, осталась дома. Достала бутылку сухого мартини и вечером, когда пришёл Илья, она спала непробудным сном.
Мельцин открыл тяжелый увесистый однотомник под названием "Эпоха Мельцина". Мелованная, глянцевая бумага, масса прекрасных фотографий, и текст. Компания кремлёвских писателей, возглавляемая Сатаровым, верным холуём и талантливым борзописцем, специализирующимся на написании подобных панегириков, постаралась на славу. Мельцин лично отбирал эту публику, способную любую ложь, сделать вкусной конфеткой. Он даже не стал заглядывать в книгу. Он знал, что ложь, перемешанная с правдой усваивается хорошо, успокаивает и сам начинаешь верить в написанное. Сейчас он не хотел читать этот сладкий сироп, эту энциклопедию подвигов Мельцина, книгу для потомков, так определил он задачу, стоящую перед создателями его политической биографии. Ему хотелось горечи, а значит правды, которую он мог узнать из самиздатовской брошюрки, подаренной ему тем же Сатаровым. Тот где-то раздобыл её и подсунул ему. Наверно, для того, чтобы бывшего вождя не заносило от "Эпохи Мельцина", чтобы он всё таки иногда опускался на землю и был осторожен, с легендами на свой счёт, особенно из фолианта мастеров придворного портрета, не привыкал к ним, как реальным события из своей жизни и помнил, что этот фолиант, не правдивый исторический документ, а всего лишь фальшивка и как любая фальшивка ничего не стоит. Этому сочинению грош цена в базарный день. Он помнил, какое состояние ярости охватило его, когда он прочитал жалкое самиздатовское сочинение, цель которого было только одна - уничтожить его. Он дал команду найти этого бумагомарателя и уничтожить, но так чтобы прежде чем умер, натерпелся бы невыносимой муки душевной и физической. Нет, он не хотел его пытать в застенках на Лубянке. Он отправил его в сумасшедший дом, чтобы там превратили его в животное вроде свиньи, чтобы жрал, срал и валялся в собственном дерьме. А чтобы жизнь не казалось ему раем, держали всё время в сознании и не давали спать, чтобы мучить его собственной ничтожностью. Он даже не знает, что стало с этим человеком, однако знает, что команду выполнили и поместили его биографа психоаналитика в сумасшедший дом. Сейчас он знал точно, не зря разгребал снег на замерзшем озере, почему ему так хочется боли. Невыносимой боли. Он приготовлял себя к покаянию и смерти. Он теперь понял, о чём говорил ему бес и почему называл его Легионом. Апокалипсис "эпохи Мельцина" грядёт и до него подать рукой, ему предстоит быть первым, и незамеченное никем ещё одно превращение превратить в небытие. Невыносимая боль превратится в анестезию, от неё померкнет сознание, и он устремится туда в пропасть, где через покаяние встретит свою смерть. Вот перед ним книжка, которая станет источником невыносимой боли. Это сочинение человека, которого он уничтожил, отправив за его откровение в сумасшедший дом. Он взял в руки книжку. Когда-то её специально для него перепечатали крупным шрифтом. Мельцин надел очки и принялся, как это делают мало читающие люди, шевеля губами, её перечитывать.
ОПЫТ ПЕРЕОЦЕНКИ НЕКОТОРЫХ ЦЕННОСТЕЙ
(фашизм у власти в России)
"Обо всём, что беспокоило душу"
Адольф Гитлер
Философия - наука абстрактная, не любит актуальных проблем, тем более привязки к действительности. Рассуждать вообще и в частности о том, что к реальной жизни не имеет никакого отношения, вот её предмет и круг проблем, которым заняты люди, отгородившиеся от мира с его суетой и проблемами кажущимися им, даже если от их решения зависит будущее государства или планеты, неинтересными. Философия не рассматривает практических проблем и в этом она напоминает фундаментальную науку, напоминает и только, не больше.
Вот бы мне в моей юдоли ненастных, мучительно тянущихся дней, что определены мне судьбой теперь уже до конца жизни, найти какой-то философский вопрос, который был мне интересен, был бы велик по охвату наблюдаемого материала, чтобы я увлёкся им и занимался до конца своих в этом случае уже нескучных дней. Это спокойное, ровное занятие то, что мне нужно и можно, ибо всё остальное противопоказано, так как требует сил, здоровья и нервной энергии. Ничего этого у меня нет. Я настолько слаб, что иногда за своё бессилие обзываю себя "хрустальным мальчиком". Даже смотреть в окно бывает тяжело. Невольно расстраиваюсь. Не могу научиться равнодушию, мне бы оно пригодилось.
У дома устроили газон. Весна. Начинает зеленеть трава, но люди отчего-то не хотят замечать газон и оставляют на нём свои машины. Какая уж тут трава. Даже чертополох здесь не станет расти. Думаешь: - "вот, сволочи, ведь устроено для них, для людей. Неужели не понимают"? Конечно, понимают. Не пойдёшь же с ними драться. Поднимается раздражение. А как же? Я живой человек. Рефлекторно вырабатывается адреналин, тут уж ничего не поделаешь, человек, как и всё живое в природе, не может не реагировать на раздражитель. Так он устроен. Скопившаяся энергия, небольшая, не использованная, не разрядившись, где-то откладывается, чтобы, однажды, накопившись до определенного порога, выплеснуться на каком-нибудь пустяке, что сразу отразится на больном сердце, сосудах. И таких раздражителей множество. Вокруг кипит жизнь со всеми её коллизиями, которые случаются постоянно, в ней участвуют полноценные, здоровые люди так и должно быть. Закрыть глаза, чтобы ничего не видеть, заткнуть уши, чтобы не слышать, нет, это невозможно. Проще умереть, но не хочется доставлять удовольствие тем, кто отправил на тот свет за последние тринадцать лет столько народа, сколько обычно гибнет людей в лихие времена, когда война, когда эпидемии вроде чумы.
Я не думаю, что у тех людей пришедших к власти в 1991 году была подобная цель. Цель у них была захват власти, а это, так сказать, издержки. Помните сталинское: "Лес рубят, щепки летят". В России человеческая жизнь всегда ценилась не больше комариной. Зудит комар, надоедает, взяли прихлопнули, чтобы не мешал, и вся недолга. Так и с человеком. Так что геноцид термидора Мельцина не более чем побочный результат так называемой "бархатной революции", прогнозируемый результат. Никого из тех, кто её творил не волновало, что счёт шёл на миллионы ни в чём неповинных людей. Бац! Как комара. Какие проблемы? Как красиво теперь называются революции: бархатная, оранжевая, революция роз. Можно подумать красочный карнавал устраивают современные имиджмейкеры заговоров, переворотов и путчей. А самое грозное оружие, с которым захватывают власть - это петарды.
Развивать эту тему нет желания, она, как трава, которая теперь не вырастет на газоне, раздражает сердце, заводит, просыпается злость, начинает ворочаться ненависть, застарелая, бесполезная, нереализованная. Вот почему лучше заниматься философией, возможно в ней я найду способ, как поквитаться с обидчиками, при этом сохранив душевный покой. Буду спокоен как боги, которых ничего не трогает. Шопенгауэр, Ницше помогли Гитлеру написать "Mеin Kampf". Он сидел в камере крепости Ландсберг, писал своё нетленное творение и, наверно, читал их. Меня воодушевляет его пример. Я нахожусь примерно в равных условиях. Правда, у меня нет такого славного прошлого и я нездоров. Поэтому у меня не будет такой производительности труда. Первую часть своего труда Гитлер написал за три месяца. Хороший результат. Спортивный. Книга поначалу была задумана как отчёт об итогах "четырёх с половиной лет борьбы". Отсюда, видимо, её название. На самом деле, как говорил Гитлер, он "должен был написать обо всём, что беспокоило душу". И отчёт о борьбе превратился в мировоззренческое "идейное построение, от последовательности и консистенции которого перехватывает дыхание".
Что ж, я тоже буду стараться, чтобы у тех, кому адресовано это моё сочинение перехватило дух. Я надеюсь, что времени у меня достаточно и, может быть, я тоже напишу что-нибудь подобное, если я буду, последователен, стану и дальше придерживаться темы, предложенной фюрером и как он писать "обо всём, что беспокоило душу".
В том, что фашисты оказались у власти в России, 1991 году, ничего особенного и загадочного нет. Это закономерный исход огромной многолетней плодотворной целенаправленной работы объединённых сил за рубежом и у нас внутри страны, сплоченных ненавистью к коммунизму, у которых во все эти годы была одна цель, свалить коммунизм. Сложившаяся в стране политическая и экономическая ситуация в конце восьмидесятых годов XX века определила время реванша. Коммунизм сам дал трещину, его здание, в отличие от накренившейся Пизанской башни, стоящей так не один век, заваливалось всё больше и грозило рухнуть. Архитекторы будущего России старались ускорить его падение и с помощью проверенных средств обрабатывали народ обещаниями счастливой жизни, благ, которые он получит: "вот только надо помочь окончательно снести остатки тоталитарного строя" - говорили ему: - "Мы наш, мы новый мир построим, кто был ничем, тот станет всем" - продолжали обещать устроители будущего. Слушающие агитаторов, где-то слышали уже эту песню, но хотелось верить сладкоголосым плагиаторам, "певцам" демократических преобразований. То что "демократические" преобразования будут осуществляться фашистскими методами, конечно, скрыли. А то, что сам вождь "бархатной" революции - фашист и методы управления государством будут соответствующими, он открывать не спешил. Людей с уголовной психологией в России полно, поэтому Мельцину подобрать соответствующую команду "единомышленников" оказалось несложно. Гайдар, Чубайс даже для фашистской Германии, для её вождей, наверно стали бы откровением.
Так что это не описка в названии политической силы, которая по сегодняшний день правит страной. Фашизм у власти читаю я в справочнике - открытая террористическая диктатура наиболее реакционных и агрессивных сил буржуазии и финансового капитала. Значит, я ничего не перепутал и не выдаю чёрное за белое или наоборот. Какой-то троянский конь под флагом демократических преобразований с "демократами" на борту и своим впередсмотрящим, которого боготворил народ, проник за кремлёвскую стену. На то чтобы страна и народ увидели, кого они пустили за кремлёвскую стену, кто занял престол много времени не потребовалось, первые шаги нового вождя и людишек, что пустили к власти вместе с ним показали: в Кремле оборотни.
Мне скажут истинный, кондовый фашизм обладает, в том числе, и другими признаками, он выступает во главе сил антикоммунизма, проповедует крайний шовинизм и расизм, мракобесие, антигуманизм. Классической формы фашизма уже давно не существует и, слава Богу, в этом повинна наша страна, разгромившая в 1945 году тот фашизм, ядром политики которого был лозунг: "Drank nach Osten". Был Нюрнберг и в, основном, те, кто приводил в исполнение бредовые идеи фюрера, практики фашизма, были повешены. Но это не значит, что с фашизмом всё было кончено. Он, как бывает с вирусом или бактериями мутировал, и мало того, как это называется в паразитологии, капсулировался и до поры до времени, без нужды в нём, как клоп засох, чтобы скоро быть кое-где востребованным уже как неофашизм. В России разгромившей фашизм, его появление казалось вообще невозможно. Кто бы мог подумать, что Горбачёв, придя в 1985 году к власти, когда стал расшатывать коммунизм, когда зашевелились на кухнях "демократы", разбудит бациллу фашизма, особую доморощенную, российскую культуру. Питательной почвой для неё, как ни странно стала демократическая среда, которая была неоднородна. Истинные демократы, как редкие драгоценные камни встречались в ней не часто, в основном уголовники-прохиндеи, готовые служить хоть чёрту. Почувствовав запах жареного, примчались в Россию из-за рубежа, такие, кто "готовил" революцию там. Их называли "диссидентами" и борцами за права человека и ещё узниками совести. В общем, они когда-то, по различным причинам, уехали на Запад, среди них было много скверных, непорядочных людей, уголовников. Правозащитная деятельность не была для них потребностью, моральным долгом. Все они ненавидели советский строй, но причины были разные. Звание "диссидента", правозащитника помогало им объедать фонд Солженицына и других преуспевающих соплеменников, регулярно получать подачки и тем жить. Многие подрабатывали в НТС, рупоре ЦРУ, вещающем на СССР. Своего голоса они не имели, помогали громить коммунизм по указке работодателей. У Бердяева подобная лакейская прыть где-то названа смердяковщиной. Эти люди примкнули к российским "демократам" только потому, что призрак капитализма, хотя бы в виде цеховиков-подпольщиков уже вовсю бродил по России и в случае прихода этой скверны к власти грозил вырваться на свободу. От такой яви, захватывало дух. В новой России они надеялись поправить свои дела и были уверены, что здесь оценят их помощь и воздадут по "заслугам" за прошлое.
Вот эти прохиндеи и составили ударный отряд, который привёл Мельцина к власти. Власть им досталась легко, почти даром, вряд ли эти революционеры бархатной революции, встретив серьёзный отпор, получили её, они бросили бы своего вождя и ретировались, ушли бы опять фарцевать, спекулировать, Россия огромна, растворились бы без следа на её бескрайних просторах или исчезли заграницей, чтобы скулить там, оправдывая своё поражение. Но им просто повезло, с середины 80-х годов XX века в России не было настоящей власти. На Кремлевский Олимп, теперь приходили, не хочется их даже так называть, вожди, лучше воспользуемся неологизмом "во власть", какие-то маразматики - временщики на пол года, год, для того чтобы у них появилось основание залечь на погосте у Кремлёвской стены, последний из этой серии вождей по натуре авантюрист был моложе остальных и на погост не собирался, сумел стать даже президентом страны, он много болтал о демократии, плюрализме и доболтался до того, что и, правда, поверил в неё, и когда надо было применить силу к тем, кто, прикрываясь демократией, как щитом, пытался захватить власть вырвать её у него из рук он спасовал, испугался крови, и тогда его сковырнули как засохшую болячку, бесполезную и ненужную.
После революции 1917 года государственная прочность страны, её существование, заслуга Сталина и его опричников. Он сцементировал страну, победил фашизм, и только смерть помешала его стремлению к мировой гегемонии. Ибо был прозорлив и видел то, что не хотят замечать сегодня действующие политики. Завоевание мирового господства для Сталина не было блажью. Цитирую Гитлера: "Государственные границы устанавливаются и изменяются людьми, только безмозглому идиоту они представляются неизменными, сила завоевателя с избытком служит доказательством его права, кто имеет, тот имеет". Новые реальные претенденты на российские просторы: США, Китай, Япония. Если "безмозглые идиоты", руководя государством, будут по-прежнему хапать и заниматься своими делами, Россия обречена. В том состоянии, в котором она сейчас находится - ей не уцелеть. Последователи фюрера, любители территориальных пространств, не упустят шанс и великое государство в крайне бедственном положении, из-за тотального воровства и коррумпированности власти, перманентно пребывающее в состоянии хронической дистрофии, с национальными окраинами, тяготеющими к югославскому варианту, не способное никому дать отпор, опять окажется под чьи-то игом. "Каждый народ с честолюбивой фантазией нуждается в определенном количестве пространства, в количестве территории, которое делает его независимым ... историческое величие страны зависит от географической протяженности её границ". Мне кажется, честолюбивые фантазии китайцев скоро превратятся в реальность, и так уже "подбрюшье" России превращено в их колонию. Говорят, Сталин предупреждал соратников об аппетитах соседей. Парализованный, еле шевелящий языком, он хотел что-то сказать им. Они услышали только одно: "Просрете без меня Россию".
Как Мельцин, этот коммунист-оборотень, бывший член Политбюро, оказался у власти всем кажется, что они знают, потому сами были свидетелями его восхождения, уверены, что всё видели, и что подсунуть кота в мешке им не могли, и не существует тайных пружин приведения к власти ими выбранного государя. Мельцин занял своё место на законных основаниях, как вождь, который прошёл легитимацию, правда, эти законные основания были настолько шаткими, неуверенными, натянутыми, что его право на трон казалось таким непрочным, таким сомнительным, но на это закрыли глаза, формально был необходимый минимум голосов избирателей, и это решило дело. Складывалось впечатление, что он как вор пробрался к власти через чёрный ход и как вор захватил её. Занял место благодаря стечению обстоятельств: политического вакуума власти, разболтанной до безобразия государственной машины, и всему что способствовало тому, чтобы какой-нибудь прохиндей занял трон. Что, в общем-то, и случилось. Однако, не всё так просто. При "воцарении" Бориса без "потусторонних" сил не обошлось. Вообще с организацией русской государственности всегда были проблемы, они начались не после Сталина, намного раньше и продолжались до тех пор, пока в Россию не пришли варяги, не те, что известны под именами Рюрика, Синеуса, Трувора. Нет, те, что триста лет сидели на троне в России: Романовы, конечно они.
Вот что говорит Гитлер по этому поводу. Стоит прислушаться, он знает что говорит. Кстати об этом же пишет в своём романе "Август 1914 года" и А.И.Солженицын. Правда, недобрым словом евреев не поминает. Сионизм - это не его тема. Итак, Гитлер: "Организация русской государственности была не результатом государственно-политических способностей славянства в России, а в большей степени лишь чудесным примером государствообразующей действенности германского элемента в неполноценной расе <...>. Столетиями жила Россия за счёт германского ядра своих высших руководящих слоёв. Можно считать, что сегодня оно почти без остатка истреблено и уничтожено. На его место пришёл еврей.... Гигантская империя на востоке созрела для крушения. Еврейское господство в России будет и концом России как государства. Мы избраны судьбой стать свидетелями катастрофы, которая явится мощнейшим подтверждением правильности расовой теории фелькише".
Всё так. Такое впечатление, как будто эти слова сказаны Гитлером сегодня. Так они актуальны. Единственно в чём он переборщил это, говоря о роли еврея в разрушении страны во времена Сталина. С изгнанием в 1927 году из страны Троцкого роль евреев в управлении страной стала ничтожной, и нанести ей серьёзный вред они просто физически не могли. Как известно, еврей у Гитлера больше конёк, для технико-пропагандистских мероприятий, выбранный им враг, которого надо уничтожить, ибо от него все несчастья. Он сам признавался: "Если бы еврея не было, нам следовало бы его выдумать". И всё-таки в расовой теории Гитлера есть зерно истины относительно враждебности евреев к нации, в которой они паразитируют. Как показывает исторический опыт, в трудные моменты её истории, евреи поступают точно так же, как поступил Иуда Искариот с Иисусом, он предал его. Корысть, алчность, нажива любой ценой, генетически закрепленные отвратительные черты этой нации. Поэтому в переломные моменты жизни государства евреи в нём становятся опасны. Делаются по определению Гитлера "зримыми врагами". Ибо как только они покидают "черту оседлости", то выбирают себе профессии, которыми не должны заниматься. В этих профессиях их недостатки полностью раскрываются, и как картёжному шулеру с ловкими от природы руками, позволяют реализовать себя. Это что-то вроде таланта, для которого нужны определенные условия, чтобы он полностью проявил себя. "Талант" евреев отличается своей демонической направленностью. Они превращаются в вампиров, и как эти кровососы, истощают нацию и государство, делают их донорами своих неумеренных аппетитов. Особенно благодатно для них время социальных потрясений, когда хорошо развитый природный ум позволяет им на время брать в свои руки бразды правления, использовать в своих целях хаос, приводить верных им людей, не евреев, к власти и сполна получать с них за свои услуги, пользуясь казной государства как своим карманом. В своём выводе я не усматриваю антисемитизма. Цыгане склонны к воровству. У русских тоже достаточно отвратительных недостатков: пьянство, грязь, тотальное воровство, мздоимство, казнокрадство. Для лечения подобных социальных болезней, нужны радикальные меры. И чем жестче, тем лучше. С евреями и с их недостатками всё гораздо сложнее, так как они морального порядка. Первобытный инстинкт самосохранения подарил им извращённую мораль, и обвинять их в аморальности это то же самое, что упрекать человека в поведении соответствующем десяти заповедям. Как больной аутизмом, иногда имеющий высокие способности в какой-то области знаний, всё равно не может стать нормальным человеком и должен оставаться в рамках своей судьбы, так и евреи, одна из древнейших на земле наций, которая дала миру Иисуса, на земле иудеев в муках христианство делало свои первые шаги, нация, которая имеет неоспоримые заслуги перед человечеством, которая давно превратила свои природные недостатки в достоинства, цивилизовала их, создала философию прибавочной стоимости, в которой нажива главный приводной механизм, осевого стержня движения мировой истории, однако, в целом, в своём подсознании, осталась народом с всё теми же первобытными инстинктами, какими обладал первобытный еврей, которому было всё мало, и поэтому сегодня он более чем когда-нибудь стал опасен, так как претендует на господство в мире, как только оказывается у власти. Еврею надо запретить заниматься определённым родом деятельности. Ему противопоказаны политика, менеджмент на уровне управления государством. Ибо если ему не запретить заниматься этими сферами деятельности, если этого не сделать, тогда Гитлер прав. Еврей - враг и от него все несчастья.
Гитлер почти угадал, кто разрушит Россию. Господство отечественной еврейской мафии, которую подсунул Мельцину международный сионизм. Готовя реставрацию капитализма в России, сионисты вместе с ЦРУ давно готовили кадры подонков способных из-за кулис, оставаясь в тени, стать истинными организаторами революционных событий 1991 года. Вдохновитель толпы, вождь "бархатной" революции, не подозревал, что он со своими адептами в руках международного сионизма, что эта надгосударственная структура через свою агентуру в России, тех, кого потом назвали "олигархами", помогла ему прорваться к власти, что он всего лишь марионетка в руках своего окружения, в котором полно евреев, среди которых, возглавляемая Гайдаром, тогда совсем неизвестная "дворовая" команда молодых талантливых подонков, ниспровергателей прежнего строя. Теперь это хорошо известные одиозные фигуры, такие как Березовский, Чубайс, Кох, Ходорковский, Абрамович и другие евреи. Об этих других только теперь становится что-то известно и то не по их воле. Так Андрей Шлейфер, Джонатан Хей, получив из секретного фонда ЦРУ 57 млн. долларов, финансировали через Гайдара и Чубайса шоковую терапию в России. Сколько млн. долларов из ассигнованных на проведение "бархатной революции" в России прилипло к рукам этого интернационального "квартета" история умалчивает. Однако судебный процесс над Шлейфером и Хеем, состоялся. На него в качестве обвиняемых вызывались и Гайдар и Чубайс, но они не явились. Их покровитель, Хозяин Кремля, отмазал их от уголовного преследования. Другие евреи, оставаясь в тени, были неизвестны Мельцину до тех пор, пока, как пирог, Россию не стали делить на части, тогда они тоже предъявили ему счёт. Вдруг к своему изумлению новый кремлёвский владыка узнал, что обязан этой сионистской мафии всем, что он не цезарь, а слуга международного сионизма, проводник его воли. Чудо, благодаря которому состоялась его легитимация и восхождение на трон в Кремле, это дело рук евреев, "бархатная" революция" - детище ЦРУ и международного сионизма, это они финансировали переворот, подготовили, обучили людей из окружения вождя и выбрали "момент истины". Когда надо было, чтобы Мельцин остался один реальным кандидатом на пост главы государства оторвался от своих соперников, евреи из окружения Мельцина провёли пиар-компанию и дискредитировали коммунистов, как Гитлер в своё время свалил на евреев все беды нации, так сионисты обвинили коммунистов во всех смертных грехах и Мельцин с трудом, но победил.
Коммунист, скажут мне про Мельцина, ладно, тут всё ясно. Но почему фашист? Фашизм, как определенный мировоззренческий взгляд, выраженный в решениях, действиях или поступках, может исповедоваться человеком вследствие привитой ему соответствующей идеологии, а может появиться у него, как природная аномалия или патология, выражающаяся формированием в неразвитом сознании моральных установок, отличающихся от общепринятых или их отсутствием вовсе. Будущий вождь воспитывался, как и все советские дети, но у него была одна психологическая особенность, она заключалась в его любви к уголовно-маргинальной среде. В своей книжке "Исповедь на заданную тему" он вспоминает свою молодость и в частности один эпизод из неё: свою поездку по стране с уголовниками на крыше вагона поезда. Книжка агитационная, написана в преддверии выборов в Верховный Совет СССР и в ней всё отлакировано и продумано, как лучше, с наиболее выгодной стороны, подать будущего вождя. Юмашев, который, по-видимому, написал книжку с того, что наговорил ему Мельцин, его смелость и находчивость решил отразить в этом упоминании о коротком общении своего патрона с уголовниками. Наверно так хотелось Мельцину. Его влекли культ силы, жестокость исповедуемые в уголовной среде. Где-то подсознательно он ощущал тягу к этому миру, он не был для него чужим и он оставил его словно реминисценцию красивого сна, даже в своей предвыборной брошюре. Вынужденный притворяться, нацепив на себя маску пай мальчика он испытывал неудобство, ему страшно хотелось в тот мир, чтобы разгрузиться и отвести душу, но он не сознавался в этом даже себе. В нём сидел зверь и он это знал, но всему своё время. Его целью была не тюремная власть. Там куда он стремился, если достичь этой вершины, разрешалось всё, там тоже можно было зверствовать, и это был совершенно иной уровень. Время упоения властью для него пришло позже. В сочетании с догмами коммунизма потенциальная склонность к садизму выпестовала в нём коммунофашиста. Он был краснокоричневый, таким пошёл во власть, и мог быть только авторитарным правителем. Ему не хватило времени, евреи не дали осуществить задуманное: революцию, по его сценарию. Всё произошло так внезапно. С легализацией в фашиста пришлось подождать. Он был вознесен на кремлёвский Олимп народом, его считали демократическим вождём, в окружении были не только евреи, нельзя было вот так просто расстаться с демократами, отлучить их от себя. Пусть только прикрытием, ширмой для него были они, но сразу прогнать их он не мог. Многие были популярны в народе. Нет, одним махом превратиться в диктатора, узурпатора власти, ему бы не дали, и он подчинился ситуации и кукловодам.
Скульптор Э.Неизвестный памятник Хрущёву на его могиле, изобразил в двух цветах чёрном и белом, подчеркнув неоднозначность личности незаурядного человека. Также ли был незауряден новый вождь? Это был харизматический лидер? Человек выдающихся способностей? Что его партийное прошлое кричало об этом? Почему его носили на руках, почему его боготворили, почему затаив дыхание, слушали его косноязычный бред? Затмение ума одновременно нашло на всех? Может быть, как Кашпировский, этот человек обладал гипнотическими способностями? Что там стадион. Он наверно загипнотизировал весь народ? Мне хочется понять этот феномен, уцепиться за что-то, что помогло мне в поисках истины, найти ключ от входа, открывающего дверь в преисподнюю, к механизму, скорее всего универсальному, благодаря которому множество авантюристов-политиков известных из истории государств и народов получили абсолютную власть. Одни, для того чтобы оседлать её, покрасоваться и исчезнуть в потёмках прошлого без следа, другие, чтобы прочно срастись с ней, чтобы шпорами, нагайкою прокладывать свой путь в истории, и осаживать озверевший от боли, бешенства, и злобы поднявшийся на дыбы народ.
Законы политической механики были знакомы будущему вождю, не владея этим инструментарием, вряд ли он пробрался бы к власти при коммунистах. Сейчас у него стояла задача стать вождём не свердловских коммунистов, а всего народа. Теперь он играл на очень скользком и опасном политическом поле, в игру за власть над страной, которая могла принести ему победу или политическую смерть. К счастью для игрока законы политической механики универсальны, как правила игры на теннисном корте или футбольном поле у Абрамовича, они одинаковы для еврея и для русского. Поменялись игроки на политическом поле, но правила игры остались прежними. Изменился состав болельщиков. Они, как известно, не принимают участие в игре, но их поддержка определяет многое. За них надо бороться. Один из наиболее действенных принципов политической борьбы хорошо известен - это ложь. Убедительная ложь, как, правило, замешанная на правде - главное средство расстройства рядов противника, она лишает его, сплоченности, деморализует, дезориентирует, меняет знак убеждений противника на противоположный, и перетягивает его силы на другую сторону. Состав болельщиков изменился значительно. Противники-коммунисты из ЦК КПСС сами оттолкнули от себя большую часть своего электората травлей Мельцина. Но это не значит, что электорат сразу перешёл на его сторону. Надо было чем-то очень действенным смутить потенциальных сторонников, найти лозунг, который бы привлёк на сторону опального критика коммунистов всех: и бывших сторонников коммунистов, и маргинальные слои населения, и интеллигенцию, чтобы все они пошли за ним. Политическая ситуация в стране в конце восьмидесятых годов сама подсказывала, что может преодолеть инерцию масс, как победить. Пустые прилавки в магазинах и с утра до позднего вечера болтовня демократов, переместившихся с кухни на экраны телевизоров, вот что позволило Мельцину объединить всех под лозунгом, который выражал интересы масс. Этот типичный вождь толпы нашёл болевое место народа, использовал тоску людей по устроенной, сытной жизни, заставил заговорить алчность. Алчность стала движущей силой революции, которую он потом назвал "бархатной". "Мифическое богатство, ещё раз богатство и трижды богатство, богатство не общества, отдельного жалкого индивида было её единственной определяющей целью", в этом цитате из Маркса содержалась квинтэссенция совершаемой революции. Народ услышал то, что хотел. Мельцин вытащил на свет старый, сильно потрёпанный лозунг Бухарина "Обогащайтесь", под ним в революцию готовы были идти все. Демократизация страны и приватизация госсобственности, передача её в собственность народу, создание государства, где все будут счастливы, эти приложения к основному лозунгу революции народ воспринял, как обычную трескотню коммунистов и оказался прав, за лукавой терминологией не было ничего. "Демократия, демократизация" какую только грязь не прикрывают понятия, которыми спекулируют вожди всех известных революций. Народ давно перестал обращать внимания на эти заклинания новоявленных спасителей России. Новоявленные жонглёры, старыми понятиями, посвежее придумать ничего не смогли, морочили голову бедным людям, обещая людям манну небесную. Тем не менее, этот плагиат стал официальным прикрытием "бархатной" революции, вроде рекламного щита с рекламой использованных презервативов от ВИЧ-инфекции, пока Мельцин не утвердился на троне самодержца Всея Руси. Тогда незачем стало лгать. Демократизация по Ельцину не сделала людей счастливыми, оказалась не более чем преднамеренной предвыборной ложью, которая открылась, когда пришедшие к власти подонки растащили Россию.
Так борьба за самосохранение, выживание в политической среде, бросок за властью, большая ложь, в которую от безысходности поверили многие, превратила члена Политбюро КПСС, коммуниста, не имеющего никаких заслуг, известного всем разве что своими скандалами с Горбачевым и дурным характером, в лидера демократической революции. Иногда, кажется, что всё это произошло не только оттого, что народ глуп, но, что так было решено, там, наверху, у Создателя. И он просто закрыл глаза: "Пусть будет. Дурак и власть - это не смертельно", - сказал, наверно, и поморщился.
На первый взгляд кажется странным, что у Мельцина такая привязанность, я бы сказал любовь к евреям. Антисемитизм в России многовековая традиция. Помните у Достоевского в его "Бесах" есть, "жидок Лямкин"? Писатель говорит о нём, как-то походя, неуважительно, как о собаке. И этот симптом антисемитизма всегда был присущ, как нечто вполне естественное, всему слою культурных, просвещенных людей России. А что тогда говорить о простом народе. Давно не любят евреев в России и к тому есть веские основания. Мельцин выходец из российской глубинки, почти деревенский, грубый, озлобленный серой жизнью и своими несчастьями мужик из Сибири, эдакий деревенский Чингиз-Хан, презрение и злость к отцу за побои, чувство физической неполноценности он должен был каким-то образом, помимо драк, так сказать, в "интеллектуальном" порядке перенести на других, в таких случаях обычно евреи могут заместить "агрессора", в данном случае отца и компенсировать ему ущемленное "Супер-Эго". Наверно так и было. Ещё большую нелюбовь должны были вызывать евреи, когда Мельцин стал партийным лидером. Должность обязывала. Антисемитизм при коммунистах был государственной политикой. Опять вспомним товарища Сталина. К концу жизни он был поглощен идеей "сионистских" заговоров" и организовал кампанию против так называемых "безродных космополитов". Гитлеровское "окончательное решение еврейского вопроса" он считал "правильным" и даже "гениальным". Если бы Сталин умер позже, советские евреи, возможно, были бы депортированы из центральных городов в отдаленные районы. Те, кто остался в Москве, должны были бы носить желтые звёзды, пришитые на рукавах. Об уровне антисемитизма среди партийных вождей более позднего времени, когда Мельцин уже занимался партийной работой в Свердловске, можно судить по анекдоту о руководителе Ленинградских коммунистов В.С.Толстикове, ставшего при Брежневе изгоем, чем-то не угодил генералиссимусу, и он отправил его в отставку послом в Китай. Новый посол прилетел в Китай, спускается по трапу самолёта, его встречают китайцы, разная дипломатическая шелупонь. Уровень встречающих не для посла великой державы. Толстиков раздосадовано говорит этой мелочи: "Ну, что жиды, прищурились"? По всей видимости, не меньшим антисемитом был и Мельцин, в мемуарах и в агитационной книжонке, из которой я уже цитировал, этого, конечно, не найдёшь. Если бы он был более откровенен в ней, он мог бы рассказать, как, человек воспитанный на антисемитизме, который в нём существует на уровне собачьего рефлекса, на дух не переносящий евреев, ему как собаке кошку хочется укусить еврея, когда видит его, умудрился полюбить еврейку и жениться на ней. История с женитьбой на Наине Иосифовне кажется фантастической и нереальной, учитывая его фанатичную волю к власти. В этой истории Мельцин сумел найти решение неразрешимой проблемы. Вопреки мнению Козьмы Пруткова, который где-то говорит, что в одну повозку впрячь не можно осла и трепетную лань, такое иногда происходит. У людей подобных Мельцину, непреодолимые трудности вызывают нечто напоминающее экзотермическую реакцию, рождённая ею энергия способна преодолеть любые препятствия, она подпитывает силы и укрепляет его волю к власти. Ради карьеры Мельцин не бросил еврейку и серьёзно осложнил себе жизнь. Стал как Янус двуликим. На посту вождя свердловских коммунистов громил евреев, перекрывал им кислород, а дома его встречала жена еврейка, которую он любил, и, карабкаясь за властью на Олимп, расстаться с ней, как с тяжелой, тянущей назад ношей, не собирался. Поэтому нет ничего странного в повороте на сто восемьдесят градусов лицом к евреям, когда он стал готовить свою "бархатную революцию". "Без евреев будет не обойтись", - подсказала ему жена, и вокруг него забегали, зашустрили эти непременные спутники любой революции. Запрятав подальше свой антисемитизм, он приветливо распахнул им свои объятия, хотел использовать их мозги, учитывал опыт Октябрьской революции: Парвус, Ганецкий, пломбированный вагон с Лениным и евреями. Без этой доставки немцами Ленина с евреями в Россию, без евреев вообще, скорее всего, революция не состоялась бы. Ему импонировала жестокость евреев, с которой они утверждали в России коммунизм. Свердлов разрешил уничтожить царя и его семью, Троцкий в должности военного комиссара лютовал разъезжая по фронтам гражданской войны на персональном бронепоезде. В эмиграции он негодовал. Сталин украл у него планы коллективизации сельского хозяйства и индустриализации страны. У Троцкого основной упор в индустриализации страны делался на репрессированных строителей коммунизма, на селе трудовые армии должны были сражаться за высокие урожаи, попутно уничтожая как класс кулаков. Сталин трудовые армии заменил колхозами.
Чубайс в жестокости проводимой им реформы по приватизации государственной собственности, колоссальности масштабов афёры по уничтожению промышленного потенциала страны, преступной дерзости по передаче в руки иностранного капитала всех её сырьевых отраслей ни в чём не уступал этим историческим персонажам.
Фашизм Мельцина и сионизм, как лёд и пламя, казалось, что вместе они невозможны. В России всё возможно и сионизм "по умолчанию" образовал с фашистом союз, мотивировав его, как необходимый технический ход, тем более у Мельцина, в отличие от Гитлера, расовая проблема, связанная с евреями, была решена в пользу последних. Фашиствующий сионизм Мельцина, стал одним из инструментов внутренней политики новой власти. Усилия Мельцина по развалу России, без евреев и применения фашистских методов были бы не эффективны. Для того, чтобы отобрать у людей всё, что было нажито ими, их сбережения, обнулить зарплату и пенсии за счёт искусственно вызванной гиперинфляции надо обладать природными данными, которые имеют только евреи, их "недостатками": способностями Гобсека, чтобы чувствовать себя как рыба в воде там где деньги делают деньги, где финансовые афёры не более чем способ заработать, при этом разоряя добропорядочных граждан, для которых коварство власти это удар в солнечное сплетение, для большинства смертельный, не испытывать никаких эмоций, обладать бесчувственностью гитлеровских палачей. В школе эсэсовцев жестокость трактовалась как черта исключительно мужественная, действия, когда-то вызывавшие отвращение, выполнялись автоматически, все человеческие чувства были подвергнуты кастрации. Гайдар и фашиствуюшие сионисты - "олигархи", чудовищное порождение эпохи Мельцина, ничем не отличались от этих зверей. Конечно, они знали о краеугольном принципе Макиавелли, по поводу неприкосновенности имущества граждан, знали о том, что чтобы не понуждало государство к конфискации, в нашем случае к рестрикции накоплений граждан, делать этого нельзя. Тем не менее. Выполняя волю Мельцина, зондеркоманда евреев во главе с Гайдаром нарушила этот принцип и выполнила эту бесчеловечную работу. Народ мог опомниться, собраться с силами, и выплеснуть своё негодование на улицу это могло превратиться в вооруженное сопротивление, но этого не произошло, мафия сионистов рассчитала правильно, действовала нагло, потому что была уверена в том, что грабёж населения волнений не вызовет, бунт должен созреть, а "отставленная" реакция их не пугала. Было совершенно очевидно, что свой капитал в России они держать не будут. Работая с упреждением, будущее после их "успехов" по развалу России работало против Мельцина, евреи были уверены, что он вряд ли долго продержится на кремлёвском Олимпе, они решили помочь ему и позаботиться о его финансовой безопасности, создав мафиозную структуру "Семья", для него и его жены, к которой испытывали самые тёплые чувства и огромную благодарность, всё-таки одна раса, одна кровь, она помогала им как могла; покладистость Мельцина в общении с ними и её заслуга. "Семья" гарантировала Мельцину непотопляемость в случае любого форс-мажора, чего, скорее всего, было не избежать, вождь фашиствующих сионистов эту опасность ощущал задницей, как в детстве перед поркой отца, он был уверен, желающих высечь его достаточно.
Я пытаюсь рассказать об опыте возрождения фашизма, появления его в стране, как пандемии заразной болезни, после вполне легальной прививки, правда, не груши к яблоне, а вполне подходящих друг к другу культур: фашизма к сионизму, прививки более чем удачной, настолько её успех оказался неожиданным. Для того, чтобы она произошла пришлось преодолеть серьёзное отторжение друг от друга двух идеологий. Фашисты появились даже в тундре. Здесь живёт один старый эвенк, охотник, бьёт белку в глаз. В Отечественную войну, также метко бил фашистов на фронте. Теперь ему говорят, он должен кланяться им. А он не понимает: "почему"? Еврей, фашист,перекрестившийся в чукчу, олигарх Абрамович побаивается его. Ему доложили, что дед шалит, намерен увеличить свой военный счёт. Эвенк иногда тайком в своём чуме прилаживает старый карабин и с нетерпением ждёт в гости Абрамовича, хочет уложить его, как белку, одним выстрелом в глаз, проверить, не потерял ли сноровку.
Я всё время возвращаюсь к Мельцину, хотя он сам почти не интересен, но он был тем человеком, который открыл зеленый свет, "разрешил по совести", пандемию фашизма в России. Этот "Живой труп", оставил после себя воспоминания о чём угодно только не о самом главном тягчайшем грехе всей своей жизни, удачливого авантюриста, побывавшего на Кремлёвском Олимпе, которого не расстреляли, не распяли, он счастливо избежал заслуженной участи (хотя как знать) и спокойно? с удовольствием? доживает то, что отмерено ему свыше. Судьба огромного в два кирпича фолианта, который называется "Эпоха Мельцина", написанного его лакеями, придворными борзописцами, как и всех подобных сочинений незавидная. "Бессмертный" труд, напечатанный на лучшем полиграфическом оборудовании, с использованием последних достижений в области полиграфии, на мелованной бумаге, с прекрасными иллюстрациями будет пылиться где-нибудь на складах, как некогда собрания сочинений членов Политбюро ЦК КПСС. Поскольку книга, безусловно, уже оплачена за казенный счёт, распространители этого чтива ничем не рискуют, убытков они не понесут, пусть полежит, если будет нераспродана они её выбросят.
Из труда экс-президента много не узнаешь. "Эпоха Мельцина", продолжалась около двенадцати лет, на год меньше срока существования "тысячелетнего" рейха" Гитлера. Фюреру удалось сокрушить и разрушить, конечно, гораздо больше, он действовал масштабнее, он был одержим идеей завоевания мирового господства. Маниакальное Lebensraum преследовало его. Ему нужны были страны и континенты. Мельцин был скромнее, его аппетиты не распространялись так далеко. Ему нужна была власть над одной шестой частью суши, и он получил ее, чтобы разрушить страну, уничтожить её промышленный потенциал, то, что не удалось сделать в своё время Гитлеру. Мельцина, его менталитет антисемита маргинала, если он читал Гитлера, безусловно, грели слова того о том, "что совесть - это позорное пятно, подобно обрезанию, и что как то, так и другое есть еврейские недостатки". Он не был евреем, и у него не было совести, у него не было недостатков. Похвала Гитлера ему была бы обеспечена. "Эпоха" Мельцина скроена по лекалу фашиста, которым он был, в том, что это так, я думаю, теперь ни у кого нет сомнений.
Мне всё же хочется понять, я уже об этом писал выше, механику того, как с данными маргинала, наперекор судьбе, вопреки природе, огораживающей, как правило, ареал обитания таких людей, я имею в виду Мельцина, они пробираются к власти. С другой стороны отрицательная пассионарность - это та же пассионарность, только со знаком минус, направленная на разрушение, может быть, это в какой-то мере объясняет его феномен. И конечно этот маргинал-пассионарий, прежде всего, повинен в распространении не идей, идеолог он хреновый, практики фашизма, который с его лёгкой руки, с поджопника Гайдару, стал распространяться в России, и который уже второе десятилетие лютует в стране, и почти погубил её. Эта сторона деятельности маргинала-пассионария имеет непосредственное отношение к теме исследуемого материала, но в "Эпохе Мельцина" об этом ничего, естественно, нет.
Удивляться нам придётся ещё не раз, поскольку, чтобы докопаться до истины, придётся пользоваться такими источниками, в которые лакеи-борзописцы, сочинители "Эпохи Мельцина", не заглядывали. Нет, и не существует прямых улик доказывающих тот факт, что Мельцин и фашизм в России, то же самое, что Гитлер и фашизм в Германии. Существуют только косвенные доказательства этой страшной правды. Их множество, это касается и свидетельских показаний. Я упомяну только то, что видел, читал или знаю. Фашизм Мельцина часто проявляется опосредственно в действиях других людей, или уже как результат исполнения указов, законов имеющих человеконенавистническую сущность, делающих жизнь простых людей невыносимой. Даже если их инициировал кто-то другой, Мельцин всегда был последним, тем человеком кто разрешал зеленый свет фантазиям своих подчиненных фашистов.
Вообще фашизм в какой-то мере (по Гитлеру) - объединение "неполноценных" людей, немцев по национальности, собравшихся вместе для того, чтобы с помощью евангелия фашизма, книги "Mеin Kampf", написанной вождём нации, и "Воли к власти", сочинения духовного наставника Гитлера, Ницше, преодолеть имеющийся у каждого и у всех вместе комплекс неполноценности, поверить в себя, в превосходство арийской расы, в своё предназначение, завоевать для Германии необходимое ей жизненное пространство (Lebensraum) и дать начало родословной "сверчеловека", чтобы этот супермен, когда появится, завоевал для тысячелетнего рейха уже весь мир. Гитлер говорил, что этот процесс рассчитан на столетия. Немцы были неосторожны и вступали в брак с евреями и раса теперь надолго испорчена, разведена еврейской кровью. С каждым новым поколением арийцев разведенной еврейской крови будет становиться всё меньше и учёные будущего установят тот счастливый момент, когда родится первый "сверхчеловек". Тогда все возрадуются и споют: "Deutschland, Deutschland, uеber alles..." Чистота породы даётся действительно непросто, трудности этого процесса ощущают на себе даже собаки. Какой-нибудь резеншнауцер в кобелином азарте залезть на суку любой породы может, а вот сука этой породы (резеншнауцер) подставить зад понравившейся ей дворняжке ни-ни. Позор и суке и владельцу её.
Опять смотрим словарь: "Фашизм (ит. fascismo от fascio - пучок, связка, объединение)- политическое течение, использующее в своих целях различные слои населения, особенно его маргинальную часть", т. е. обиженных властью, униженных и оскорбленных, деклассированные элементы. Таким образом, людей с различными комплексами неполноценности, неполноценных людей в прямом смысле этого слова, имеющих физические недостатки и психические отклонения. Например, Рем был гомосексуалист. Сам Гитлер страдал сексуальными расстройствами. В Германии в тот период, когда Гитлер готовился к захвату власти, искалеченных людей с отсутствием у человека руки, ноги, пальцев на руке, было очень много, сказывались последствия войны. Сегодня в России, которая воевала в Афганистане, Чечне, тоже достаточно много инвалидов, просто их не видно, другие времена, другой уровень техники протезирования. Люди, прошедшие войну, с особым психическим складом личности, война в психологию поведения этих людей внесла свой вклад, заставила смотреть на мир другими глазами, наложила на них свой несмываемый отпечаток. Это потенциальные бунтари, энергия которых всё время подпитывается их комплексом неполноценности. Первые задиры, прошедшие школу войны, воины всегда готовые к самому жестокому бою. Иметь такой электорат мечта любого фюрера, тем более что этих потенциальных сторонников легко перетянуть на свою сторону достаточно пообещать, что в любой пивной каждое утро сторонники фюрера бесплатно будут получать кружку хорошего пива. Эти люди в силу своих психологических особенностей в первую очередь составляют человеческую базу фашизма.
Гитлер не зря на первых порах часто использовал эту массу "неполноценных" людей. Эта масса, приученная беспрекословно подчиняться своим командирам на войне была податлива как пластилин, он мог делать с ней что хотел. Воля фюрера для этих людей была неоспоримой истиной, не подвергаемой и тени сомнения. При выполнении его приказов, как и положено солдату, они не раздумывали, и даже кровь не останавливала их. Магия его харизмы заставляла забывать обо всех сомнениях на свете. Это они проложили ему дорогу к власти.
То, что у Гитлера была харизма политического вождя неоспоримо. Потому что это уже исторический факт. Вообще же вопрос доказательства наличия харизмы у политического лидера весьма сложный. Особенно спорны претензии на харизму у современных вождей.
Не могло быть приязни у Троцкого к Сталину по многим причинам, и он не сдержался и в своей книжке "Сталин" отметил, что в полицейском протоколе, как важные для сыска физические недостатки упоминаются: сросшиеся два пальца на левой ноге и "сухорукость" у будущего вождя мирового пролетариата. Наполеон был маленького роста, Моисей заикался и другие исторические персонажи, без которых история могла быть другой, вспомним из Российской истории Лжедимитрия, одна рука короче другой, имели те или иные недостатки в физическом или психическом развитии. Поэтому психологи склоняются к выводу, из которого следует, харизматические вожди, как и маги и шаманы, должны иметь особенную историю, физический недостаток или психический изъян, они отмечают, что харизма более благосклонна к этим людям. Я, было, вспомнил отсутствие двух пальцев на левой руке у Мельцина и чуть не закричал: "Эврика! Я нашёл"! Как я просмотрел этот недостаток-достоинство харизматического вождя. Харизма (kharisma - божественная милость, дар от kharis - от прелесть, удовольствие). Вот где разгадка нашего феномена показалось мне. Это тот ресурс, который позволил Мельцину стать вождём несчастного народа, которым кто только не помыкал. "Сам Бог на его стороне" - подумал я. Харизма предполагает в её обладателе: мощь, силу, волю, обаяние и другие нужные лидеру качества. Замечательно. И не закричал от радости, потому что червь сомнения продолжал грызть меня. Что-то не складывалось. Гитлер - фашист, злодей, мошенник, авантюрист и etc,. И Мельцин - фашист, злодей, мошенник, авантюрист не меньший. С 1945 года время прошло достаточно, и мы должны признать что меньше, менее значительными "заслуги" Гитлера не стали. Он вмурован в историю и никакая сила его из неё уже не выкинет, нравится это кому-то или нет. "Божественная милость" не может быть источником бедствий целого мира. А он, несомненно, ею был наделен. Тут другое: "Тут дело фантастическое, мрачное, дело современное, нашего времени случай-с, когда помутилось сердце человеческое; когда цитируется фраза, что кровь "освежает"; когда вся жизнь проповедуется в комфорте. Тут книжные мечты-с, тут теоретически раздраженное сердце". Это из Достоевского его "Преступление и наказание". "Теоретически раздраженное сердце" - привело Гитлера к власти и вывело на арену мировой истории, оставив грядущим поколениям, пример невменяемости харизматической личности, когда харизма человека с "раздраженным" сердцем была использована не во благо, а во зло. Он заставил поверить в свою исключительность целую нацию. Одержимый демонической идеей, он направил её к ложной цели и заставил нацию совершить самоубийство во имя вождя и его мегаломании.
Что касается Мельцина. Времени, когда он пресытился властью и отвалился от неё, как насытившийся клоп, тоже прошло уже достаточно. Можно писать post skriptum его "эпохе". Она была коротка, и вся обосрана, как детская рубашка. И состояла из одних поражений. И это единственная его заслуга, где он отличился и был заметен. Человеческая история сплошь состоит из примеров обратных, когда к власти приходили люди, затем чтобы побеждать. "Победителей не судят", какой бы ценой не досталась победа - лейтмотив признания заслуг вождя.