Аннотация: Дуэльный рассказ, родившийся сам собой по дороге на работу. Мне просто стало любопытно взглянуть на феномен телепатии под несколько иным углом...
***
"А о чем думаешь ты?"
Думать....какое чертовски страшное слово. Думать - это не ментальный, а, скорее, физиологический процесс. Бум-бум-бум...в голове медленно переворачиваются и лопаются огромные красные пузыри, стоит мне на мгновение допустить в свой разум хоть единый проблеск мысли.
Отважиться ПОДУМАТЬ.
Это началось неделю назад. Пришлось уйти с работы пораньше - тупая ноющая боль в виске напоминала лениво прокручивающееся сверло дрели. Шеф Стентон, конечно, косо посмотрел на меня, но отпустил - в конце концов, я редко болел или брал отпуск, а работа на башенном кране требует недюжинной сосредоточенности.
"Один день, Френк, - сказал тогда шеф, ковыряя длинным желтым ногтем на мизинце кончик сигареты. Дешевая дрянь этот "Пэлл Мэлл"...- "один день, или можешь распрощаться с квартальным бонусом. У меня сейчас мало ребят, и работа будет простаивать".
"Только бабы могут неделями просиживать дома из-за больной головы", - усмехнулся тогда я, поворачивая ручку двери и скривился от внезапного укола боли в висок. Однако, всесте с этим, пришло и еще что-то. Какой-то отголосок прозвучал в мозгу, на мгновение заставив калейдоскоп обрывочных мыслей возникнуть перед внутренним взором: планы, отчеты, сметы, какая-то молоденькая студенточка в белом топике и коротеньких зеленых шортиках, и две девочки-близняшки, лет по восемь, не больше. В них я с каким-то ноющим замиранием сердца опознал дочек Шефа Стентона.
И это были не мои мысли. Словно кто-то насильно вскрыл мою черепную коробку и вложил туда это - на пару секунд, не больше.
Видения исчезли столь же внезапно- сколь появились. "Усталость", - подумал я и с облегчением вышел за дверь.
Больше я сюда не возвращался.
***
Вопреки моим ожиданиям, головная боль не прошла - ни на следующий день, ни через два дня. Она словно бы усиливалась - пульсирующими толчками загоняя мои собственные мысли куда-то на самое дно подсознания и подсовывая вместо них невнятно бормочущие, обрывочные остатки чужих.
Да. Именно чужих МЫСЛЕЙ. В этом я перестал сомневаться после ряда наблюдений, принесших мне только боль, разочарование и грусть.
Например, старая миссис Томлисон, часто заглядывающая к нам на огонек. "Паршивые ниггеры", - вот, что я услышал в своей голове, стоило ей только переступить порог. "Грязные, мерзкие ниггеры! Эйби Линкольн сделал большую глупость, освободив этих обезьян..."
Полный разочарования и ужаса, я выставил старуху за дверь и запретил Бетси пускать ее. Голова раскалывалась на части.
Джим Эйнер, мой закадычный друг, с которым мы частенько сидели в баре "Пьяная лисица" после работы и болели за "Ред сокс". Старина Джим, перебивающийся случайными заработками и обитаюзий в запущенной холостяцкой берлоге, завидовал мне. Люто, бешено завидовал тому,что у меня есть крепкая семья, постоянная работа и хороший дом. Джим, старина Джим, ради которого я был готов продать последнюю куртку, искренне и страстно желал мне сдохнуть.
Потрясение мое было столь жестоким, что я оборвал все контакты с другом - теперь уже бывшим - и запретил жене упоминать о нем всуе.
От головной боли перед глазами плыли оранжевые круги, и все расплывалось.
Бетси. Бетси Фишер, урожденная Уигелоу, моя любимая жена, с которой мы уже три года подряд безуспешно пытались зачать ребенка, не так давно сделала аборт от какого-то белого прохвоста из ее конторы.
Этого я уже вынести не мог. Так и не объяснив ничего жене, я ушел из дома, аккуратно заперев за собой дверь снаружи.
Я не простил ее.
Я боялся, что гребаная головная боль заставит меня причинить Бетси боль. А я, несмотря ни на что, по-прежнему любил ее.
На работу я так и не вернулся. Шеф так и не получил от меня объяснений. Наверное, на мое место уже взяли кого-нибудь...и почему-то мне хотелось, чтобы это был Джим Эйнер.
***
Номер дешевого мотеля. Влажная простынь, попахивающая плесенью. Юркие тараканы, снующие в трещинах на стене.
Томограмма головного мозга ничего не показала. Вернее, она показала, что я абсолютно здоров. Доктор Сэндлоу развел руками и предложил отправить меня на дополнительное обследование в Бостон, но я отказался. С меня хватает и нашего маленького Дэрабонта, который раньше казался мне тесным, как спичечный коробок. Головная боль и появившиеся вместе с ней...странности расширили Дэрабонт до безграничности Вселенной, наполнив его круглосуточным бормотанием.
И оно не смолкало. Господи Боже, оно не смолкало.
Головная боль никуда не ушла, напротив, она будто бы переселилась глубже. Теперь казалось, что болит сам мозг, и я порой очень ясно представлял себе, как бурлит мое серое вещество, взбухая лопающимися бордовыми пузырями.
Теперь я слышал гораздо больше. Еще два дня назад я мог различить лишь отголоски мыслей, а теперь мне стоило пройти мимо человека, как в голове фонтаном взрывалась вся его подноготная. Его мысли, страхи, эмоции - все так и кипело, стараясь перекричать друг друга.
...доктор Сэндлоу задушил в детстве скотч-терьера сестры, и я даже могу указать место, где он его закопал. Интересно, осталось ли там хоть что-нибудь?...
Я гребаный телепат, господибожемой, что же мне делать? И это не прикольно, ни фига не прикольно, как думал я в детстве, листая комиксы про профессора Икс. Интересно, он так же мучался?
***
Это усиливается. Я уже почти не различаю разницы между своими мыслями и чужими; моя голова теперь напоминает пустую тыкву, в которой плещется какая-то мешанина. Образы, обрывки воспоминаний, эмоции - все смешалось в невообразимую кашу, и даже когда я пытаюсь произнести хоть слово, я не могу поручиться, что это говорю я.
Вот уже три дня я живу под мостом. Тролль под мостом...это звучит смешно, но я не могу смеяться: мне кажется, что от смеха в моем мозгу начинают перекатываться шарики, наполненные желе. Они глухо стукаются друг об друга.
(я ненавижу желе господитыбожемой за что)
Мост полуразрушен и находится недалеко от города. Здесь безлюдно, и это хорошо: в последнее время я не могу находиться среди людей.
(мистер Эннеми из библиоеки по пятницам ходит к любовнице, а его жена трахается с молочником по понедельникам, веселая семейка)
Головная боль становится все сильнее, и я перестаю воспринимать окружающую реальност. Все вокруг кажется мне заключенным в один огромный сосуд из дымчатого (дымного?) стекла. Кажется я начал постепенно привыкать к боли.
Здесь никого нет, кроме крыс, да и те боятся меня. Наверное, чувствуют неладное.
(интересно, о чем думают крысы?)
Становится хуже. До меня уже долетают мысли горожан.
(а о чем думает город?)
Это невыносимо. Эта жуткая какофония (симфония) в моей голове.
Интересно, на кого я похож? Скорее всего, на грязный скелет: последний раз я ел перед тем, как переселиться под мост. И это была
(крыса?)
Булочка, сдобная булочка. Я стащил ее с прилавка. Меня сейчас вывернет наизнанку.
Я все решил. Здесь быстрое течение и достаточно глубоко, чтобы полностью погрузить голову. Может быть, тогда головная боль уйдет?
(будет ли болеть мертвая голова?)
***
-Эй, Джеймисон!
Патрульный нехотя захлопнул мобильный-раскладушку и нехотя подошел к напарнику. Тот стоял, брезгливо вглядываясь в потемки под мостом.
-Глянь-ка.
Луч фонарика высветил ноги в грязно-синих джинсах и замызганных кроссовках.
-Пресвятая Матерь Божья, - ахнул Мишель Джеймисон и дрожащей рукой осенил себя крестным знамением. Его напарник, вчерашний выпускник Академии, побледнел до синевы и чуть было не выронил фонарь. Однако бывалый Джеймисон быстро справился с первичным шоком, выхватил его у мальчишки и вновь направил в темноту под мостом.
Их взгляду предстало тело чернокожего мужчины, голова которого была полностью погружена в воду. По всей видимости, смерть наступила не так давно, так как тело не успело порядком разбухнуть. В воздухе витал слабый запах разложения.
Позади Джеймисона послышались булькающие звуки: его напарник, содрогаясь, извергал из себя обед. Это был первый труп, увиденный им, и первичный шок оказался слишком сильным.
Тем временем Джеймисон, пригнувшись и прикрыв лицо рукавом, шагнул под мост и, поднапрягшись, перевернул ногой труп. Тот с уханьем упал на спину, раскинув руки. Из воды показалось лицо: посеревшее, с закаченными вверх глазами, оно навек застыло в гримасе неимоверной боли.
Джеймисон поднял рацию ко рту:
-Это Френк Маршалл, - сообщил он напарнику, взирающему на труп в оцепенении, - его жена обратилась вчера к нам с заявлением об исчезновени мужа. Интересно, как беднягу сюда занесло...
Его напарник промолчал, всем своим видом выражая отчаянное желание убраться подальше оттуда. Джеймисон хмыкнул и нажал было кнопку вызова...как вдруг в его голове отчетливо прозвучал чей-то голос:
"А о чем думаешь ты?"
Внезапно вихрь давно забытых воспоминаний, вперемешку с недавними мыслями, пронесся перед внутренним взором Джеймисона. Два брата, играющих на заднем дворе дома в Минессоте, индейка ко дню Благодарения, старый кот Черныш, умерший семь лет назад...
-Боже! - Джеймисон выронил рацию и скорчился от головной боли, прижав пальцы к вискам. Краем глаза он увидел, что его напарник с тихим стоном падает на землю.
-Что, черт подери, происходит?!
Вопрос был задан в пустоту, но ответ на него пришел немедля.
"Уходите. Я слишком устал."
Видения померкли вместе с головной болью, и Джеймисону удалось, шатаясь, разогнуться.
-Уходим, - прохрипел он, обращаясь к осоловело моргающему парню.
-Но, Пит...
-Живо! - взревел патрульный, лихорадочно запихиая рацию за ремень. Он выскочил из-под моста и, схватив напарника за шиворот, запихнул его в патрульную машину.
Когда он уже захлопывал за собой дверь, во тьме под мостом ему почудилось движение.
Добрая сотня крыс, семеня, выползала на освещенное пространство. Оказавшись в зоне видимости, они застывали столбиками, внимательно наблюдая за патрульными умными глазами.
Слишком умными, чтобы быть просто крысиными.