И не открыть окно, потому что шум тысячи машин, несущихся по проспекту, врывается в уши и затапливает их.
И все слова тонут, медленно идут ко дну и, кажется, что так никогда и не достигнут сознания.
И не открыть дверь, потому что суета тысячи копошащихся и мельтешащих человечков, извиваясь, вползает в комнату и опутывает мысли, сковывает их, как веревками, как цепями.
И не повернуться в себя, потому что тысячи любопытных глаз целятся тебе в спину.
И чувствуешь холодок от этих прицелов, и выстрелы взглядов остаются страшными шрамами на незащищенной спине.
И тысяча рук, дающих и берущих, взмахивающих и похлопывающих, тянутся, как щупальца, и высасывают всё из тебя.
И только одна мысль дает силы это выдержать:
То, что за тысячью дверей
в такой же комнате
такой же человечек
так же, как ты, расстрелянный тысячью разнокалиберных глаз,
связанный, задушенный, утопленный,
терпит такую же пытку,
так же, как ты, вцепившись содранными в кровь руками
в тоненькую ниточку,
соединяющих два израненных сердца.
На двух берегах бурного потока, несущего смерть и называемого жизнью, разделенные тысячью лиц, тысячью судеб, стоят два разлученных человечка и пристально смотрят друг другу в глаза.
И нет возможности перейти поток. Но жива в них надежда и вера.
И есть та самая ниточка, протянутая через горы и равнины, через годы и времена.
И потому нет отчаянья в их глазах. И потому они так спокойны.
И пролетают мимо них несущиеся человечки в своих ревущих машинах.
И проходят мимо них безразличные человечки, занятые своей судьбой.
И безликие человечки, прыгая по ступенькам, пересекают проспект по подземному переходу по привычному и безопасному маршруту.
И только два разлученных человечка, как часовые, стоят по разные стороны потока и смотрят друг на друга, боясь сдвинуться с места и потерять хрупкую нить.
И одеяния их красны от кровоточащих ран.
И лица их красны от страдания и от слез.
И мир, беспечный, беспутный и безразличный, проносится мимо и по ним, не замечая их.
Но выглянуло сквозь тучи солнце, замигало желтым светом, подбадривая их.
Сейчас, вот сейчас, еще немного, еще совсем чуть-чуть.
И остановился поток.
И расступился поток.
И разлученные человечки, сойдя с тротуара на мостовую, сменили свои красные одежды на зеленые.
И сжалась пружинкой ниточка, бросив человечков друг к другу.
И они соединились, прижались, стоя на островке безопасности посреди вновь ожившего потока.
И шум проносится мимо, не касаясь их.
И щупальца извиваются за их спинами, не причиняя им вреда.
И нет прицелов у пустых глазниц безликих человечков, несущих в тяжелых хозяйственных сумках свою судьбу.
И даже время обтекает их.
И оно не может коснуться их своими корявыми грязными пальцами. До тех пор, пока