...На фоне престолоблюстителей, важных, налитых собственной значимостью по самые уши, он выглядел натуральным безродным щенком. Забитым, голодным, не смотря на все усилия лейб-куафера - вечно взъерошенным. Щенком на цепи. Шаг вправо, шаг влево, одно неверное слово - и сразу дают понять, насколько она коротка. Прилюдно ласково похлопывая рукой в белоснежной байковой перчатке по плечу и льстиво улыбаясь омертвевшими глазами. А кулуарно - выкручивая до слёзной боли нос или, форменно, тряся за воротник куцего мундирчика. Оба напомаженных ублюдка макнут мордой в лужу с изуверским наслаждением, напоминая - кто сейчас главный. Не скрывая абсолютно: взять бы тебя, сучонка, да подушкой, подушкой!..
Сколько ещё времени отмеряно?.. До совершеннолетия?.. А наступит ли оно? Скорее, всё закончится раньше. Спасибо папеньке, что добрый был да отзывчивый. Окружил себя, опутал такими "верными и преданными"... Врагу не пожелаешь. По гроб жизни благодарствие. Судя по всему - жизни короткой...
То, что ещё дышалось - не заслуга его. Просто заигрались престоблюстители в игры подковёрные. И граф, и князь светлейший. Интригуют, союзников ищут, переманивают, копят силы. Чтоб враз - и окончательно. Сущие два паука в одной банке. Нет - две гадюки! Два упыря. Непохожие внешне и такие одинаковые изнутри. Подлые, безжалостные, ледяные. И уверенные. Слишком...
А нету опоры! Поддержки неоткуда ждать! Даже просто пожаловаться, выплакаться - и то некому.
Маменьке? И что? Увядшая на глазах, сгорбленная, вместо изящных фрейлин окружённая чёрными монашками, души продавшими, ясное дело, кому, "супруга императора" с той скорбной поры затихарилась в дальнем крыле дворца и носа не показывает. Лишь изредка, по великим праздникам, на молебен и обратно. А в редчайшие моменты уединения с сыном только прижимает его к себе да всхлипывает. Всё она понимает. Всё. Да сделать не может...
На торжественных выездах сам он видел теперь молчащих, старательно прячущих взгляды горожан. Пикнуть никто в толпе не осмеливался: "Слава цесаревичу!" А ведь кричали, кричали раньше. Ему, радостному, улыбающемуся до ушей, сидевшему вместе с отцом на вороном жеребце. Кричали. Не из-под палки, душевно...
А гвардия, спросите?... Гвардия?! Это прадедушка, Господи, благослови его душу, вот так, на штыках гренадёров, на оскаленной и рычащей волне сумел. Потому что прошёл с ними кровавую войну от и до. Хлебал из одного котла да в одном строю бился. А сейчас, что за гвардия?
Даже в Ближнем Конвое не осталось ни одного знакомого лица. Стояли теперь на постах болваны с оловянными, пускай позолоченными, пуговицами и такими же оловянными глазами. Умеющие только молчать или рявкать непонятно-грохочуще: "Здравжелаввашимпервысочссво!" И офицеры все из ниоткуда. Кто с мерзкими лисьими мордами и повадками. Кто пришибленые или испуганные...
Всех, кого он захватил цепкой детской памятью из столичных гвардейских полков - и ветеранов с заплетёнными по традиции в косички бакенбардами, и юных поручиков, с которыми было так упоительно скакать и фехтовать, всех, всех расскассировали, раскидали по задрипанным гарнизонам или вышвырнули на пенсион. А то и хуже. Потому как несколько дней, вскоре после обретения престолоблюстителевой опеки, слышался по городу странный сухой гром при ясном небе. И его самого не выпускали из комнат даже на нижний этаж дворца...
Только с моряками душа приоткрывалась. Их-то никто и не подумал трогать. И так жизнью обижены. Флот всегда был где-то в конце списка. Нормального дворянина туда и калачом не заманишь - тяжко, муторно да, что говорить, голодно. Вот и шли туда мелкопоместные, для кого и рубль - в радость. И служили не за что, а потому что. Тем более сейчас. А некогда грозные линейники и фрегаты потихоньку ветшали, старели, гнили, шли на дрова и растопку, уменьшаясь в числе...
Но, всё равно, поднимаясь на борт настоящего боевого корабля, он чувствовал себя окрылённым. С мореманами общаясь запросто. Как и те с ним. Без лизоблюдства и надменности, по-мужски грубовато. Главное - без опеки этих двух тварей. Поди-ка, уследи за пацанёнком в лабиринте корабельных внутренностей! Самому бы обратно выбраться из этих закоулков, тесноты и переплетения всяческих верёвок с дурацкими названиями...
И с особенной, злобной радостью, наблюдал он, как зеленеют рожи обоих престолоблюстителей при самой малой качке. Его-то морская болезнь не брала нисколечко. А на день святого Зофимы, покровителя всех плавающих, хочешь не хочешь - пройдись в парадном строю перед главной крепостью, запирающей своими гранитными фортами вход в столичную гавань, покажись подданным...
Вот и сегодня, стоя рядом с капитаном "Стрижа", лучшего бегуна во всём флоте, он был счастлив. Выкрашенный в чёрную и белую краску корвет лихо резал острым носом волну, проносясь мимо заякорённых громадин. Протяжное "ура!" с палуб линейных кораблей смешивалось с дымом салютов, солнце блестело на воде, а ошалевшие чайки кричали что-то непотребное...
- Ваше императорское высочество, не желаете ли совершить небольшой вояж до Кремень-камня?
Граф Банев скривил узкие губы и процедил:
- Его высочество не жела...
- Желаю!!!
- Нет, не желают!
- Но...
- Никаких "но"!.. Видите - туча на горизонте, погода явно скоро испортится!.. Капитан, мы возвращаемся!
Сказал, как отрезал. Капитан дёрнул подбородком в поклоне. Деревенщина, тьфу, что с такого возьмёшь! Престолоблюститель развернулся и, прямой, как палка, зашагал к трапу. На палубу, где давно был накрыт стол на две персоны, и граф Нийский уже изнемогал в ожидании.
Ох, как сверкнули глаза цесаревича! Дыру бы в сплошь вышитом золотом и усыпанном блестящими побрякушками графском камзоле прожечь могли. Была в них такая боль и такая лютая ненависть загнанного волчонка к мучителям, исступлённая и страшная!
Капитан кашлянул и, сдёрнув с коротко остриженной головы парадную треуголку, почтительно склонился перед цесаревичем.
- Ваше высочество, разрешите пригласить и вас в каюту отобедать?.. Как говорится, чем богаты!
Прикусив губу и едва сдерживая слезы мальчишка кивнул.
- Сочту за честь, Александр Германович!..
- В таком случае, позвольте отдать распоряжения о дальнейшем курсе?
Цесаревич попытался улыбнуться:
- Вы здесь хозяин, господин капитан, первый после бога!..
В тесной, но чертовски уютной каюте с низким подволоком и закреплёнными на переборке разномастными бутылками с крохотными парусниками внутри, за столом с немудрёными переменами блюд цесаревич оттаял. Пусть они скоро вернутся в столицу. Пусть за расчерченными на квадратики оконцами стало темно и серо и уже слегка покачивало, ему было хорошо.
- Государь!
- Тш-ш-ш!.. Не надо так, Александр Германович!.. Не надо!.. Пожалуйста!.. Не дай вам бог, услышит кто-нибудь!
Капитан хмыкнул.
- Нет у меня на борту таких негодяев!.. Не держим!
- Вы счастливый...
- Ваше... высочество... У меня есть для вас небольшой подарок... Не откажите!
- Подарок?!.. Мне?!
- Да.
Капитан вытащил из-под койки сундучок, из сундучка - продолговатый свёрток и развернул бархат.
- Кортик?!
- Так точно!.. Примите от меня, от всей команды и от флота нашего... От чистого сердца!
Встав на колено, капитан протянул дар цесаревичу.
- Это кортик вашего деда... После битвы при Анамских островах он лично наградил им деда моего, абордаж-мастера линейного корабля "Сивуч"... За отвагу при полонении вражеского флагмана... Как реликвия, кортик перешёл к моему батюшке, а затем - ко мне...
И, по-детски кривя в плаче рот, уткнулся лицом в мундир с одиноким крестиком. Капитан прижал к груди захлебнувшегося слезами наследника.
- Тихо, тихо... Всё будет хорошо... Не бойся...
- А-а-а!!!...
Господи, за что этому парнишке выпала ТАКАЯ судьба? Заскорузлой рукой поглаживая непослушные вихры, мужчина оскалился. Ну, нет, дудки! Никогда флот не подводил своего суверена!..
В борт ударила волна, и они оба едва устояли на ногах. Тут же в дверь каюты постучали.
- Господин капитан третьего ранга!... Ваш высокбродь!..
- Да!
Матрос, сдёрнув зюйдвестку с головы, просунулся внутрь из мокроты.
- Ваш высокбродь!
- Что там?
- Господин старпом просят вас подняться на мостик!
- Передай, что уже иду!
- Слушссь!..
Блеснув аксельбантами, капитан накинул тяжёлый плащ.
- Ваше высочество, извините меня, что временно покидаю вас!
- Увольте, Александр Германович!
- Не скучайте, я скоро!.. И... поверьте мне, всё будет хорошо!..
"Объявляем всем верным Нашим подданным:
Богу, в неисповедимых судьбах Его, благоугодно было
завершить славное Царствование Возлюбленного Родителя Нашего
мученической кончиной, и на Престолоблюстителей Государства Нашего возложить Священный долг управления до постижения Нами совершеннолетия.
Но стихия Божия омрачила всю землю Нашу скорбию и ужасом, прервав в единый час жизни Светлейшего Князя Нийского и графа Банева...
Повинуясь воле Провидения и Закону наследия Государственного, Мы в страшный час всенародной печали приняли на Себя бремя Самодержавного Правления, пред Лицем Всевышнего Бога веруя, что, предопределив Нам дело Власти в столь тяжкое и многотрудное время, Он не оставит Нас Своею Всесильной помощью. Веруем также, что горячия молитвы благочестиваго народа, во всём свете известнаго любовию и преданностью своим Государям, привлекут благословение Божие на Нас и на предлежащий Нам труд Правления...
Дан в Светлограде, в 7-й день иуля, в лето от Рождества Христова тысяча восемьсот тридцать первое, Царствования же Нашего в первое."
Александр Германович Санин, теперь уже капитан первого ранга, отложил хрустнувший лист манифеста и, до побелевших костяшек, стиснул кулаки. В ушах до сих пор стоял поросячий визг летящих в свинцовую воду, испачканных с головы до ног в собственной блевотине престолоблюстителей...