На остановке стояло довольно много народа, нервно переминаясь с ноги на ногу. Начинал накрапывать мелкий дождичек, который делал ожидание еще тягостнее: по причине ранее теплой и солнечной погоды практически никто с собой зонт не взял. Только одна женщина, стоявшая слева от меня, раскрыла ярко красный зонт громадных размеров.
Недовольство людей уже началось выражаться громко, злобно, непечатно. Особенно усердствовал в этом подвыпивший мужичок, одетый в коричневый пиджак поверх ярко-зеленой майки с какой-то надписью.
Ну, вот и она, родимая. Маршрутка типа "Газель" подкралась из-за угла. Все. Старт был дан. Толпа хлынула в транспортное средство. Особенно удивила пожилая женщина необъятных габаритов с превеликой плетеной корзиной. Она не просто прорывалась к двери, но и активно филейной частью своего тела расталкивала остальных. Мне пришлось пропустить всех обезумевших от привычного счастья дам и господ.
Но место, точнее полуместо мне досталось прямо рядом с габаритной женщиной, еще утробно дышавшей после взятия "Газели".
Маршрутка не трогалась. Вошедшие смиренно передавали за проезд.
Машина стояла, время шло. Народ начал тихо возмущаться. Особое рвение уже проявил худощавый мужчина предпенсионного возраста, смахивающего на киношного Арамиса:
- Когда же мы, наконец, поедем? У меня дел, знаете, по горло! - вскрикивал Арамис, обнимая свой кожаный портфель.
- Вот когда все передадут, тогда все и поедем! - парировал одного из мушкетеров водила, зыркнув в салон. - Бесплатно можно пешочком, да под дождиком. Сегодня как раз четверг!
Дело принимало неожиданный оборот. Никто не признавался в своей наглой жадности или домовитости. Никто не хотел покинуть салон. Дождь уже не моросил, а упрямо долбил по газели и всему ею окружающему.
- Так! Давайте вспомним всех передавших и вычислим гада! Небось память у всех не отшибло! - гаркнула моя соседка, чуть не спихнув меня на грязный пол.
Гадом быть не хотел никто. Пошло дознание. Водила с интересом смотрел в салон.
- Вот безобразие! Люди готовы из-за сущей мелочи расправы чинить, под дождь выставлять! - громко рассуждал Арамис, мусоля свой портфель. - Капитализм у всех мозги отбил.
Но остановить начатое уже было нельзя.
Начали почему-то с меня, но я был готов и к этому:
- Позвольте, - обратился к пышной соседке, - вы должны помнить, как я вас просил передать плату за проезд.
Она замерла. Потом ухмыльнулась и громыхнула:
- Этот наш!
"Почему "наш"? - подумал я. - Наверное, это следует понимать, что я среди тех, кто заплатил. Но, а кто не с нами, тот против нас и пусть под дождь идет сейчас. Себя эта женщина-следователь, видимо, автоматически внесла в группу оплативших. Впрочем, так оно и было".
Затем нашим стал пьяненький мужичок. Все помнили, как он, передавая за проезд, просыпал монетки и так смешно их собирал, периодически прикладываясь губами (не специально) к ногам сидящей напротив нимфоманки.
Нашими продолжали становиться другие. Так нашей стала супружеская пара, которая громко взывала к необходимости вернуть ей законную сдачу с сотни.
Назревал кризис, а мельком я заметил, что Арамис как-то тускнел на фоне общего ажиотажа. Еще немного допроса и Арамис остался в одиночестве. Он был не наш!
Арамис почуял скрытую агрессию, увидел хмурый взгляд водилы и стал судорожно извлекать из кармана мелочь.
- Вот жлобье, вот крохоборы, - практически шептал он, косясь на водителя. Видимо, боялся. Действительно, следуя его логике, жлобом и крохобором мог быть только водитель.
Но водитель не услышал. Может, сделал вид, что не услышал. Ему слушать и так приходится много чего занимательного о своей персоне и покруче.
Деньги были переданы. Маршрутка двинулась в путь. Арамис уставился в окно и судорожно что-то там высматривал прямо до своей остановки.