Куцевич Игорь Михайлович : другие произведения.

Две точки зрения

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  
  
  
  
  
   Игорь КУЦЕВИЧ
  
  
  
   ДВЕ ТОЧКИ ЗРЕНИЯ
  
  
  
   Стихи
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   Санкт-Петербург
   АССПИН
   2004
  
  
  
  
  
  
  
  
  ББК84. Р7
  К88
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  љ Куцевич И. М. Стихи. 2004
  ISBN 5-94158-068-1
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   ПЕРВАЯ ТОЧКА
  
   Стихи 60-х - 70-х годов
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   ГУСЛИ
  
  Рассказать тебе сказы иль сложить тебе были
  Про таежные дали, про звериную глушь,
  Где когда-то Алёнушка с братцем бродили
  И не пили воды из колдованных луж?
  
  Это просто, гляди:
  Вот чуть дрогнули струны -
  И мы в долгом пути,
  С жаждой справиться трудно.
  
  Наклоняюсь и пью
  Из следов подорожных.
  Ты отходишь, глядишь
  На меня осторожно.
  
  И в копыта врастаю я,
  Шерсть ползёт, как мочала!
  И тогда понимаю вдруг,
  Почему ты молчала...
  
  Я козленком спешил
  За тобою, Аленка,
  Спотыкаясь о шишки,
  Муравьиные горки.
  
  Я теленком мычал
  Тебе вдогонку:
  Не бросай же меня,
  Подожди, Алёнка!
  
  
  Но скрывается, тает
  Твой сарафан.
  Ты меня оставляешь
  На съеденье волкам.
  
  Улыбнешься в окошке
  И коса на весу,
  Когда рожки да ножки
  От меня пронесут...
  
  Ой вы звонкие гусли,
  Старинный ваш лад,
  Как бы тронуть вас, гусли,
  Так, чтоб путь вёл назад?
  Да, видать, не получится,
  Понапрасну труды.
  И у первой же лужицы,
  У первой воды,
  Лягут в разные стороны,
  Разойдутся следы.
  
  
  1960
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  Когда ночи каноны тревожно белы
  в завитках бороды книгочея
  когда
  когда уже в мыслях о твоей априорности
  свиваются в тугой жгут волосы Саргассова моря
  звеня над зеленоватой русалкой утопленников
  а телега ртами осей хватила осень
  мараную желчью сплюнутых деревьями листьев
  и рябь лица успев устояться
  и слово зацепившись суффиксом
  за крючок лифчика
  когда
  когда лишь холодных губ полыханье
  осклизлость камней
  и лужа луны
  шевелящая мокрыми ресницами медуз
  успевает выбормотать
  и пальцами синея на мраморе ванны
  о том что ты что тобой тебя
  и следующий вал уносит
  об ло мкифо рму л
  башмак кораблекрушения
  кастрюлю для супа иллюзий
  коронуясь твоим гребешком
  
  
  1961
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  Молчанье зданий. Подворотен ямы.
  Как город пуст. Быть может, брошен он.
  Лишь дотлевают огоньки рекламы,
  Да мрамор расползается колонн.
  
  В грудь мостовой вцепились плотно рельсы.
  Но им не прозвучать. Не зазвенеть.
  И голубям на площади не греться,
  Как девочке скакалкой не вертеть.
  
  И звук шагов. Но - никого навстречу.
  Так пустота становится судьбой.
  Как будто проклят ты. Как будто стал вдруг вечен.
  И ужас перед вечностью с собой.
  
  
  1962
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   ж ж ж
  
  
  
  Идти и спотыкаться,
  Идти и уставать
  И, как в кубизм Пикассо,
  Входить в свою кровать,
  
  В размытый ромб подушки,
  В изломы простыни...
  А сон во рту под утро
  Был вязким, как танин, -
  
  О толпах лилипутов,
  Едящих винегрет,
  Где кто-то что-то спутал
  И был за то воспет
  
  И награждён медалью
  Сферического льва,
  Подвязкой первой дамы
  И тангенсом родства.
  
  Читались речи чинно,
  Лауреат икал
  И чиркал в чьи-то чтива
  Автограф свой - И.К.
  
  Но сквозь графинов призму
  Вытягивался зал,
  Хватал за плечи с визгом,
  Тащил тащил в партер и за.
  
  И в их сужлений узость
  Я, как в ушко, стремлюсь.
  И мысль сквозит: "О ужас,
  Что, если не проснусь?!"
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  На желтом солнце сегидильи
  Костер танцующей Кармен.
  И губ стремительный кармин
  В кружении горящей птицы.
  
  А вечер - франт. В кармашке фрака
  Платка альпийская вершина.
  Скрипит песок под каблуком
  Обобществленного сеньора.
  
  Изысканная суета.
  Коровий воздух моциона.
  Расплывчатость обрюзгших увств.
  Автомобильный лак идиллий.
  
  И - острый полумрак любви.
  И горький вкус волос и тела.
  И выжженная тень Кармен
  На желтом солнце сегидильи.
  
  
  1963
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  Не потому, что воздух синь,
  А потому, что небо сине -
  Стрекочет городской фонтан
  И веет запахами сена.
  
  Забыв пересчитать себя,
  В решетке парка дремлют копья.
  По ним, как кровь, стекает зной,
  За три копейки с квасом куплен.
  
  Да, догадайся, что сентябрь
  Дожди за шиворот притащит
  И бросит их на произвол
  Судьбы и площади притихшей.
  
  
   1965
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   ж ж ж
  
  
  
  Он шел безоружный. Гремели калиток засовы.
  И музыка Баха взлетала под плеск голубей.
  И небо, как хлеба кусок, было густо посыпано солью.
  Он шел с сигаретой, прилипшей к печальной губе.
  
  А вечер закладывал краски за щеки деревьев,
  Как в рот - карамельку, как в крошках цветной леденец.
  А в окнах шел ужин. И пар восходил от тарелок.
  Над каждым столом нависал подбородком отец.
  
  А в окнах шла жизнь лиловей кафедральных штандартов:
  Невестки несли осторожно свои животы,
  Стенные часы от бессонницы глухо стонали.
  Старухи в углах разевали землистые рты.
  
  И в небе шла жизнь: шевелились тычинки созвездий.
  Но крылья дряхлели, но капала кровь - таял воск.
  И запах его был, как запах тех самых советов,
  В согласьи с которыми следует сделать кивок.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   ж ж ж
  
  
  Весна просушивает флаги.
  Протаявшие полюса.
  И дрейф окончен. И над "Фрамом"
  Проснувшиеся паруса.
  
  Домой - над черною водою,
  Домой - где сосен частокол,
  Жена хлопочет над плитою
  И окна пахнут чистотой.
  
  Домой - простись с последней льдиной,
  Домой - поправить шаткий стол,
  Домой - где все необходимо,
  Покамест не увидишь, что
  
  Весна развешивает флаги,
  А флаги - ветрам обтекать.
  А облако плывет, как флагман.
  А флот - он тоже облака.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  ВОЗВРАЩЕНИЕ АГАМЕМНОНА
  
  
  Вернулся царь из дальнего похода,
  К жене вернулся, к очагу и детям.
  Вошел во двор негнущейся походкой.
  Жена, его увидев, не зарделась.
  
  Но отсчитала должные поклоны,
  Но соблюла известные приличья,
  И щит взяла, чтоб украшал покои,
  И позвала фотографа получше.
  
  Ушла. А на отца смотрели дети.
  И утро было чистым и тревожным
  В предчувствии тяжелых следствий сделки
  Между мечом и сорною травою.
  
  Но кровь - потом. Сначала были дети,
  Не ведающие тревог коварства,
  Далекие от наготы идеи,
  Что царство начинается с кровати.
  
  Конец, конец войны. Рефлекс молчанья.
  Дым очага восходит к небу круто.
  И от ударов сердца кровь дичает.
  Но кровь - потом.
  Сначала будет утро.
  
  
  1966
  
  
  
  
  
  
   ж ж ж
  
  Бал. Всплески музыкальных волн и шпор.
  И пар круговорот, как пар, обычен,
  И тот полупоклон, и этот спор,
  И намечающееся событье:
  
  Ты обречен и будешь обращен
  Не тем, так этим в свой начальный облик,
  И подтвердят казенным сургучом
  О том, что ты остался, но как область.
  
  И плечи подтвердят, что обнимал,
  И губы подтвердят, что целовали.
  Но пальцы рвались в смысл твоих бумаг
  Еще когда тебя соборовали.
  
  И даже жизнь - какой она была?
  А впрочем, как сложилась - так сложилась.
  Слежалась, смерзлась в климате угла
  И по стеклу наискосок слезилась.
  
  Была другой. Их в равной мере жаль...
  Последний шаг не кажется последним:
  Идешь, как шёл, под шорохи дождя,
  На эшафот молвы, в подвалы следствий.
  
  Ночь напролет подследственна любовь.
  Ей вырывают ногти, жгут железом.
  И - к потолку, подвесив за ребро.
  О да, в слезах, конечно же, жалея...
  
  Арап, мальчишка, пеплом губ своих
  Благослови свое происхожденье.
  И этот год, и снег - благослови
  Покамест густ, покамест не редеет.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   ж ж ж
  
  
  Всеядность ветра. Сутолока дня.
  Случайных судеб легкая ранимость.
  И греешься в метро, как у огня,
  И, как река, у милой впав в немилость.
  
  И черта в том, что в чем-то ты был прав.
  В итоге и натаскан, и научен:
  Быть одному - без всех твоих приправ -
  Достаточно устойчивая участь.
  
  Иду. Гляжу на встречных. Не гляжу.
  Купить газеты. Вечно эта давка.
  Нас разделяет разнозначность чувств
  И просто чей-то локоть у прилавка.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   ж ж ж
  
  
  Уходишь - уходи. Не догоню.
  Уже. Теперь. И после этой ссоры.
  И ночью, что других ночей бессонней,
  Все письма я твои предам огню.
  
  Предам огню тебя, еретика!
  И отлучу анафемой от сердца.
  И, чтоб пресечь возможность воскресенья,
  Крест на подушку, около виска.
  
  Не существуешь. Нет тебя. Была...
  А мало ли что в этой жизни было.
  Но, боже, как крута свечи орбита
  И как стена неистово бела!
  
  На шелест этих губ, сухих, как дождь,
  Приди и даждь мне днесь себя. Покамест
  Я подожду, как ожидают камни
  Лавины, или как пустыня - дождь.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   ж ж ж
  
  
  Уйдёшь, как день, как сумерки, придёшь
  И, не простясь, появишься сегодня...
  Навзрыд пересыхающий поток,
  Теряющий и доводы, и воды.
  
  Ты слишком близко - руки, воздух, свет,
  Чтоб, отрешась, забыть тебя, запомнить,
  Со старой фотографией конверт
  Сегодняшнею датою восполнить.
  
  Я угадать хочу, как из тщеты
  Восстановить вчерашние активы.
  И ты ко мне бежишь из пустоты,
  Всё уменьшаясь далью перспективы.
  
  
  1967
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   ж ж ж
  
  
  Меня смущает ремесло
  Землепроходца и поэта.
  И тянет из чащобы слов
  Дымком походного рассвета.
  
  Мир ненадежен без тревог.
  Волнение лежит в основе
  И пульсовых толчков дорог,
  И гор крутого предисловья.
  
  Рассчитан день на столько дней,
  Чтоб, даже засыпая, помнить,
  Что этот лес других тесней
  И этот полдень равен полдню.
  
  Ущелья сбивчивый провал
  Возник заминкой двух профессий.
  И баргузин шевелит вал,
  Срываясь брызгами и в песню.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   ж ж ж
  
  
  Человеку нужен божок
  Для сугубо личного пользования.
  Повторяю, совсем небольшой -
  С карманный словарик польского.
  
  Чтоб ему вытирать лысину,
  Советоваться о деле,
  Чтобы знать все пружинки близких,
  Сохраняя видимость девства.
  
  Чтоб просить у него града
  На оранжерею соседей,
  Чтоб вымаливать лбом гарантии
  О защите своих сусеков.
  
  Человеку нужна богиня.
  Для сугубо личных привычек.
  С глазами голубыми
  И представительная.
  
  Чтоб она ему жарила мясо,
  Улыбалась в минуты сплина.
  Вообще - умела умаслить,
  А потом родила сына.
  
  Чтобы тихо катилось счастье,
  Настоенное на вере.
  Чтоб смотреть с детишками Чаплина,
  Чтоб мерцала семейная Вега.
  
  А когда одолеет тоска,
  Не вырубишь, не опишешь,
  Покажи богине божка.
  Пыльного - оплывшей.
  
  
  
  
  
  
  
  
   ж ж ж
  
  
  
  Люблю любовь - за беззащитность,
  За рахитический костяк,
  За сквозь асфальт травинки жизни
  И зыбкий небосклон куста.
  
  За невменяемость. За спешку.
  За правоту наперекор
  Прямым речам, кривым усмешкам
  И недоверью дураков.
  
  Люблю - за степень изумленья.
  За катастрофы, запах слив,
  Глаза, дожди, плоды, колени -
  За вновь открытие земли!
  
  Спешу успеть. Дышу минутой.
  И, ощутив заботы вес,
  Вдруг замечаю это утро,
  И это облако, и свет.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  Я знаю: слава мне необходима,
  А с ней и уваженье, и престиж.
  Но как костру прощают запах дыма,
  Так ты мне честолюбие простишь.
  
  Быть выше прочих, хоть в астроботанике.
  И это чувство - прочности залог,
  Хоть в нём оторванность островитянина
  И торопливый плавленый сырок.
  
  Быть выше прочих - голова на цыпочках.
  Но ты же знаешь, так уж повелось:
  Мне открывать, мне постигать рассыпчатость,
  Расплывчатость твоих ночных волос.
  
  Была пора - ломали копья рыцари.
  И мне чертить головки на полях.
  Ах Бонапарт, ах мания величия!
  И стружки роз, и пушечки палят.
  
  А слава - улетай клубочком дыма
  Ввысь, где парит в надзвёздной тишине
  Осознанная мной необходимость
  Свободы быть с собою наравне.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   ж ж ж
  
  
  Мой дух, моя вчерашняя гордыня,
  Годами отражая взмах бровей,
  Ты дышишь на меня, как Змей Горыныч,
  Как взмах мечом, как сонный соловей.
  
  Осоловев от сказанного залпом,
  Тебя не пригублю, не погублю,
  В окрошке пар, с одышкою вокзала,
  Шепча вдогонку - я тебя люблю.
  
  Люблю, люблю... Мне холодно, ты слышишь. Люблю, мне очень холодно, накинь
  Любое из твоих слепых излишеств
  На плечи мне ошибкою руки.
  
  Пусть речь твоя узоры обозначит,
  Морозным утром высветлит зрачки,
  Зажмурившись - и то не обознаюсь,
  Не перепутав и не различив.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   ж ж ж
  
  
  
  Хочу, как в воду высохшей реки,
  Войти в давно испытанное чувство.
  Определив его, я стал бы чуждым
  Ежевечерних приступов тоски.
  
  Мой олимпийский, век мой золотой,
  В каких мгновеньях неопределимых
  Лежишь ты антикварно неделимой
  Монетою с античной головой...
  
  Хоть отпечаток, паутинный след!
  Я стал бы восстанавливать на совесть
  Эпохой той случившееся солнце
  Сквозь повторений выморочный свет.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   ж ж ж
  
  
  
  И пусть вчерашний голос твой
  Хранится у меня в ладонях
  Дождя серебряной листвой
  В чеканке тишины бездонной.
  
  Я всей знакомостью имен,
  Картавостью помех и судеб
  К простым устам твоим склонен,
  К теплу твоей магнитной сути.
  
  Лишь ожидание звонка
  Удерживает в равновесии
  Предвосхищением глотка
  Колеблемые день и вечер.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   ж ж ж
  
  
  Ощупывая каждый рельс,
  Перебирая здания,
  Идёт не дождь, идёт процесс,
  Процесс запоминания.
  
  ...Запомнить вволю, наобум,
  Покуда весь не вышел,
  Афиш линялую судьбу,
  Зонты, деревья, крыши.
  
  Копить подряд. Не различать,
  Что - лучше и что - хуже,
  Чтоб было что припоминать
  В часы великой суши.
  
  
  1969
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   ж ж ж
  
  
   Давным-давно
  я понял, что войду
  в глубокий воздух
  твоего доверья.
  
  Я чувствовал,
  что мир в твоих руках
  и сладок,
  и протяжно музыкален.
  
  И сквозь века,
  растоптанные в пыль
  набегами злокозненного ханства,
  я видел сохранившийся ковыль
  и небо в рамке
  твоего дыханья.
  
  На срезе жизни,
  гибкой ветке дня,
  плодоносящего вчерашним солнцем,
  мне хочется сказать тебе "люблю" -
  твоей руке,
  девичеству,
  прощанью.
  
  
  1969
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   ж ж ж
  
  
  
  
  Который день не спит любовь,
  Перебирает все приметы,
  И вздрагивает от звонков,
  И охлаждает лоб компрессом.
  
  Её вдруг видят на ногах
  Расхристанной, с открытым горлом.
  Она садится на трамвай,
  Не слыша окриков знакомых.
  
  И вспоминает путь домой
  (Ещё сквозь глухоту болезни),
  И прикасается к стеклу,
  Очерчивает пальцем окна,
  
  Ведёт по черепице крыш,
  По бархатной струне романса,
  Звучащего весь долгий путь,
  До самого конца ромашки.
  
  
  1970
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   МАТРЁШКА ДОЖДЯ
  
  
   1
  
  Дождь - горький пьяница,
  забулдыга в мокрых калошах,
  бормочущий нечто пляжное
  Под аккомпанемент коррозии.
  
  Ты идешь по бессоннице
  и держишь руки у глаз,
  и дождь - от Бристоля
  до этого вот угла...
  
  Ну, дождь, составной, как бионика-
  из брызг и струй чехарды
  Бристоль - это в Альбионе,
  туманном, как ты.
  
  Как ты, далеком,
  как ты, приблизительном.
  Труб сточных рокот.
  Струй продолжительность.
  
  
   2
  
  
  До первых трамваев
  бессонницу дождь барабанит,
  до первых трамваев
  ты мокнешь у стен балагана.
  Растянуто надвое время
  часами песочными.
  Стекают за ворот
  холодные струйки бессонницы.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   3
  
  
  Сегодня день дождем убит.
  И дождь идет, в гул труб окутан,
  Невыносимый, как любви
  Моей классическая скука.
  
  Природа вторит мне всерьез:
  Преображаясь жанром , город
  Из окон льет потоки слез
  И подступает ими к горлу.
  
  Давно привычен горизонт -
  Прямоугольный профиль зданий.
  Клубок ребячьих голосов
  В парадном кошками растянут.
  
  И лестничных площадок звон
  Сквозь гулкое гуденье лифта
  Звучит так фехтовально зло
  И романтически гневливо.
  
  
  
   4
  
  Деревья осенние, русые.
  Неба не удержать.
  Подпрыгивает по лужам
  стеклянное сердце дождя.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   5
  
  
  А он дымится дождиком,
  Мой город, мой сосед,
  Глаза каналов черные
  Окунув в рассвет.
  
  И щебетанье площади
  Под клювом голубей,
  И лужи, будто пролежни,
  И мост напряг хребет.
  
  Мой адмирал, любимая,
  Мой геометр, тоска.
  И площадь голубиная
  Тебе давно тесна...
  
  Играйте Баха, улицы,
  Играйте, как мячом.
  Гудя пустыми урнами,
  Надув кварталы щек.
  
  Мне ж этот ветер - прадедом
  В косоворотке брызг,
  Малиновый, как праздники,
  Что под гармоник визг.
  .
  
  
  
  
   6
  
  На ощупь тебе мне верится
  кромешным ковшом медведицы
  окном каплей крови солнцем
  щепотью поваренной соли
  трамвайными рельсами мятыми
  и чаем заправленным мятою
  клянусь комариным гуденьем
  дождя явным грехопаденьем
  
  А ты улыбаешься зыбко,
  зрачков лиловеет тушь.
  Дождь швейной машинкой "Зингер"
  шьет к сердцу заплаты луж.
  
  
   7
  
  Постой, давай подумаем спокойно.
  Пусть - дождь. Но, помещенный во вторую
  Строку, он будет слышен лишь с балкона.
  И на здоровье город пусть титрует.
  
  Подышим вслух. И, как в конце пиратства,
  Присядем обрастать домашней снастью,
  Рассчитывая месяцев припасы
  По ямочкам между костями пястья.
  
  
  
  
  1971
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   ж ж ж
  
  
  День дышит на стекло витрин,
  А вечер зажигает свечи
  Над ужином в кругу семьи.
  И круг стола, и клубы речи.
  
  Сидит гитара за столом,
  В кудрях желтеют папильотки.
  Прекрасны бедра, как всегда,
  И чуть расплюснуты на стуле.
  
  Вовсю субботой дышит грудь.
  Сомнамбулические очи
  Соединяют фавна пыл
  И лунной крови непорочность.
  
  И золотое спит тепло,
  И потолок тенями полон,
  И время надевать пальто.
  Прощанье переходит в полночь,
  
  Преобразуемую в снег,
  Чтоб снегом улицу затарить.
  Прощанье двух, прощанье всех
  На всякий случай, впрок, на старость.
  
  Исподтишка приходит срок
  Собой распорядиться с толком
  И тихую зажечь свечу
  Над собственной судьбы истоком.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   ж ж ж
  
  
  
  Я не знал, что мне делать
  С моими стихами.
  А оказывается, они преспокойно
  Живут и сами.
  
  Ходят друг к другу в гости,
  В магазины и кино,
  Примеряются к ГОСТу,
  Стучат в домино.
  
  Обсуждают соседей,
  Выцарапывают льготы,
  Сетуют на сердце,
  Правительство и погоду.
  
  В общем, живут, как люди.
  И хоть я
  Свои стихи породил,
  Убивать их не буду.
  
  
  1971
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   ж ж ж
  
  
  Когда, любовь моя,
  Ты мне надоедаешь
  И пудру не могу не видеть я
  На теле твоего смешного носа,
  И волоски над верхнею губой
  Становятся длиннее опозданья,
  Оказывается походка странной -
  Одновременно птичьей и солдатской,
  И...
  Впрочем, я остановлюсь:
  Кто знает,
  Где ты должна мизинцем шевельнуть,
  Чтоб, изменяясь, оставаться в русле
  Бегущей с гор, бунтующей любви.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   ж ж ж
  
  
  В один прекрасный день я вдруг
  Почувствовал себя свободным
  От обязательств благородных,
  От рук и губ, творящих круг.
  
  Так, кажется, переболев,
  Вживаются в освобожденье.
  И в легких кислорода жженье
  Напоминает, что - беглец.
  
  Неубедительность любви
  С непривлекательностью долга
  Открыли мне в теченье года
  Стекла вокзального изгиб.
  
  И в зыбкой оптике слезы
  Плывут деревья, тонут лица:
  Все, показавшееся лишним,
  Все, показавшее язык.
  
  ...Жизнь с понедельника - не вздор,
  Но только точно в понедельник,
  Но только с толикой надежды,
  Но только с двери сняв запор.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   ж ж ж
  
  
  Земля, мой глобус голубо-зеленый,
  Где желтые пустыни в пятнах карт.
  Меридианы тянутся за рощи
  И параллели катятся в закат.
  
  Развязан воздух, как развязан узел,
  Семейственны дороги и листва.
  Но, как оброк, обременяют узы
  Глухого добровольного вдовства.
  
  Любовь, тореадор и некто Ленский.
  Пока профан, но будет просвещен:
  Начнется бал, бык рухнет на колени.
  Поднимут тело, разнесут крюшон.
  
  Вы, облака, сплетенья трав, деревья,
  Своим существованием сквозным
  Продлите мир и обусловьте время
  В колеблющихся сумерках весны.
  
  Продлите мир - и плеск озерных крыльев,
  Усталое смятенье после ссор,
  И во внезапном озаренье крике
  Булыжных улиц гулкий горизонт,
  
  Где царствуют потерянные души -
  До плоти первых утренних шагов,
  До рта, до выдвижения по службе
  В разряд воздушно-розовых шаров.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   ж ж ж
  
  
  Привыкнуть и не замечать.
  Привыкнуть,
  Как привыкает ствол дичка
  К прививке.
  
  Как привыкает ночь к огням
  И крикам,
  А воздух - к четырём стенам
  И крыше.
  
  Уйти в привычку
  С головой,
  Отвыкнув быть
  Самим собой.
  
  И деревом осенним вдруг увидеть
  На собственных ветвях
  Чужую плоть.
  И стряхивать, и стряхивать её...
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   ж ж ж
  
  
  
  Не стоит прозревший идальго
  Ни лат, ни копья, ни коня.
  Напрасно прекрасная дама
  Его будет ждать у окна.
  
  Напрасно обиженных слезы.
  Обычен сиротский удел.
  Бессмысленны метаморфозы
  Высокие мельниц, людей
  
  Кихано, пожалуйте бриться!
  Жужжит над вареньем оса.
  Не стоит очнувшийся рыцарь
  Ни рыцарства, ни колдовства.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   ж ж ж
  
  
  Проклятая тема,
  Которой не чужд:
  Инерция тела,
  Инерция чувств.
  
  А были не будет -
  Была, да сплыла.
  И не было будто,
  И кос не плела.
  
  И только дорога,
  И пыль, и цветы.
  И неба дерюга
  Легла на мосты.
  
  Инерция радуг
  У высохших рек,
  Инерция взгляда,
  Инерция век.
  
  Войдешь и забудешь,
  И спишь на ходу,
  Нелепей, чем Будда
  В тифозном бреду.
  
  Качаются стены,
  Теней произвол.
  Инерция сердца,
  Инерция слов.
  
  И память об этом
  За линией хат
  Пылит, как объезды
  И бьет, как ухаб.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   ж ж ж
  
  
  ...Рассеян снег. Дома в кофейной гуще
  С задумчивым младенцем на руках
  Зевком подъезда обнажают сущность
  Дворов, весь год любивших впопыхах.
  
  Ах, этот двор! Сквозь плесени цветенье
  И сохнущее дымное белье
  Тянулись к месту встреч тенями стены
  И вздрагивали в скважине дверной.
  
  Конец любви венчал начало брака.
  Рассола фиолетовый цветок
  Благоухал в петлице новобранца.
  Полы скрипели. Раздвигался стол.
  
  (Скорей, скорее! В недрах гастронома
  Рождественская зреет колбаса
  И голубой слезою астронома
  Бутылочные блещут небеса).
  
  ...Года идут. Не старятся соседи.
  Щекочет ноздри обновленный дым.
  Рассеян снег. И розовое сердце
  Побулькивает в выпуклой груди.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   ж ж ж
  
  
  
  Когда я уходил от милой,
  Сирень переводила дух.
  И граммофон вечерней урны
  Пропел мне, что любовь прошла.
  
  Мела шаляпинская вьюга.
  Под флюгером кружился дом.
  По освещённому фасаду
  Ползла газета - таракан.
  
  И в ней прозрачный палец фото
  Твердил с настойчивостью дятла,
  Что выцвел олимпийский вымпел.
  Рапиры спят. Любовь прошла.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  Сомнительные дни приходят в жизнь мою
  С холодным светом вод, неверными ветрами.
  Двусмысленна небес пустая акварель,
  И улица галдит, как вспугнутая роща.
  
  Где мой вчерашний дом? Кораблики имен.
  Луна дает побег в любой оконной раме.
  И каждая любовь на выдумки хитра
  С приколотой к бедру сакраментальной розой.
  
  Но если этот бюст перевести в металл
  И если этот взгляд облагородить кистью-
  То надлежало дуть в тугие паруса -
  От отчих берегов к супруге живописца.
  
  И, прикатив к утру в стародворянский сад,
  К брюссельским кружевам на тряском тарантасе,
  Над чашкою ловить прославленный твой взгляд,
  Как плащ, расправив тень на солнечной террасе.
  
  
  1972
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   ГОРОДИЩЕ
  
  
  
  
   1
  
  
  Не Модильяни - вечер
  так обескровил лица,
  лишил глаза зрачков
  и надломил так шеи...
  
  Жужжит электроголубь
  на станции подземки
  и сок течет по стеблю
  в зубоврачебный грунт.
  
  Окончена работа,
  окончена работа.
  И поезд тащит пробку
  из горлышка туннеля.
  
  И в желтоватом свете
  летят тела и локти -
  вдоль, по оси движенья -
  прически, кофты, рты...
  
  Здесьнетниостановок
  Нимузыкальныхпауз
  пакет усталых следствий
  на полпути домой
  
  
  
  
  
  
  
  
   2
  
  
  На полпути к дороге,
  попав в конторский клей,
  я повстречался с другом -
  вот имя... Хоть убей.
  
  Наш разговор был долог.
  Друг ковырял в зубах.
  Я знал, что он мне дорог,
  но только чем - забыл.
  
  Потом запели скрипки
  и, чтоб смягчить печаль,
  друг подарил мне скрепки,
  а я ему - печать.
  
  И горные вершины,
  где солнце льет сургуч,
  и тихие долины,
  и месяц среди туч...
  
  Я вспоминаю часто
  контору: степь, гроза.
  И друг стоит с печатью
  растроганный, в слезах...
  
  
  
   3
  
  Мы привыкаем привыкать
  И, озабочены грядущим,
  не замечаем ни плевка,
  ни наступившего удушья.
  
  Свистит стальная карусель.
  Из крана каплет керосин.
  
  Но в красный день календаря.
  когда удавом спит работа
  и барабанная заря
  гулять выводит за ворота,
  
  Когда шумит веселый двор
  и у ларьков вскипает пена -
  любой пустяк ласкает взор,
  любая песня ждет припева.
  
  И не предвидится поломки
  Под небом тонкого помола.
  
  
   4
  
  С балкона виден вертолет,
  летящий задом наперед.
  
  А за окном стена
  и комната без дна.
  
  И ты глаза закрыла,
  Сложила крылья.
  
  Во тьме белеют ноги,
  как известь на дороге.
  
  И легкий твой чулок
  всплыл под потолок.
  
  
  
  
  
  
  
   5
  
  Итожишь день, а год пройдет...
  Возведена в хоромах ёлка.
  За хмурой горною грядой
  хрустальная сверкает горка.
  
  Пора пересчитать друзей
  и разобраться в переменах,
  за год случившихся в душе,
  а новый год все перемелет.
  
  (Но перемелется - мука,
  И если уж толочь, то ступу,
  пока привинчена рука -
  сустав в сустав - к лопатке стула).
  
  Что календарь предусмотрел?
  И ровное дыханье хвои
  какую выдует метель
  из ваты, снега, доброй воли?
  
  ...Январский день - троянский конь,
  абсурд, любезная игрушка,
  одышка служба резь хлопушка
  любовь замерзшее окно
  
  
  Октябрь,1972
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   ВТОРАЯ ТОЧКА
  
   Стихи 2000 - 2004 годов
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  Все настоящее
   растащено.
  Осталось лишь ненастоящее.
  
  Лжепатриоты, псевдовитязи -
   ненастоящее правительство.
  
  Бюджет в прорехах
   и заплатах.
  Ненастоящая зарплата.
  
  Уроков в школе нет - бастуют
  учителя; но все - впустую.
  
  Заводы - в спячке постаментов,
  больницы -
   без медикаментов.
  
  Продажность - это ремесло.
  Агонизирует село.
  
  Бродягой, позабывшим отчество,
  бредет отечество
   без общества.
  
  Во мгле почти уж не видна
  ненастоящая
   страна.
  
  
  1998
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  Есть жизнь и смерть.
  Есть правда посерёдке,
  Неверная,
  Как третья рюмка водки.
  
  Казалось, много.
  Прожил - стало мало.
  Финал -
  Интерпретация начала.
  
  Идя, как устоялось,
  От противного,
  Ты сам себя всю жизнь
  Интерпретируешь.
  
  Здесь преуспел,
  А лучше бы сознался.
  Тогда стерпел,
  А лучше бы сорвался.
  
  Жил впрок. С натугой.
  Всуе. Упуская.
  Кайлом рисунок
  Сбив наскальный.
  
  Итог сквозит
  Подсказкой недоумку:
  На посошок
  Пора бы тяпнуть рюмку.
  
  
  2001
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   ж ж ж
  
  
  
  
  Я не живу, а доживаю.
  Дожевываю. Дошиваю.
  Точнее, доперелицовываю.
  (Пора). Полупарализованным
  От пьянки, длящейся в периоде,
  Еще пеняя на политиков,
  Но более - с недоуменьем -
  На собственное неуменье
  Войти, продолжиться и влиться
  В любимых руки, губы, лица.
  Досдюживаю. Доживаю.
  Как вес натужно дожимаю.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   ТЕХНОЛОГИЯ ПОЛЁТА
  
  
  Без видимого сверхусилия,
  Паря, скользя, взмывая вверх,
  Раскинув руки, словно крылья,
  Летит воздушный человек.
  
  Гимнаст воздушный - труд рекорда,
  Летучей жизни мадригал
  И совращенье пешехода
  На переход в иной астрал.
  
  А здесь - от склона оттолкнуться,
  На воздух лечь, отринув шаг,
  И полететь, как вдруг проснуться,
  Свободно и легко дыша.
  
  Слегка прогнувшись для паренья,
  Расставив руки без затей,
  И основное - устремленье
  Безоговорочно лететь.
  
  Ребенок, над отцом взлетевший,
  Подхвачен им в паденья миг
  И вновь отправлен вверх депешей
  Зимовщика на материк, -
  
  Спонтанно постигает сущность,
  Что небожителей роднит.
  Феномен этот не изучен,
  Закон подручный не открыт...
  
  Пронизана возвратным действом
  Сегодня краткая пора:
  Воспоминаемое в детстве -
  Невоплощенное вчера.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   ж ж ж
  
  
  У нас умер друг,
  погибла собака.
  Стало меньше света,
  больше мрака.
  
  Казалось бы, ничего
  для счета ровного:
  прибавилось ничьего,
  убавилось кровного.
  
  Истаяло рыжее,
  теплое, закадычное.
  Вспучилось грыжей
  никудышное.
  
  не вымолить
  прежнее нам
  даждь днесь
  на небесном безбрежье
  пес дождись.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   ВАВИЛОН
  
  
  Ни этот склон щебенчатый, ни схрон,
  Где два бомжа, а также имя оно...
  Ты не вернешься больше в Вавилон,
  Ты не увидишь больше Вавилона.
  
  Зачем тянуться к ветке, где лимон,
  Всей тяжестью продукта валового?
  Ты не вернешься больше в Вавилон,
  Ты не увидишь больше Вавилона.
  
  Студентом вечным, невскою волной,
  Забыв и тщась, припомнив и филоня,
  Ты не увидишь больше Вавилон,
  Ты не увидишь больше Вавилона.
  
  (Где начинался мир - для тех двоих
  И третьего, стоявшего в сторонке.
  На этот краткий магниевый миг
  Еще хватило фотохромной пленки).
  
  И потому, что город порожден
  Имперскою двуглавою вороной,
  Ты не вернешься больше в Вавилон -
  Он погребен под новым вавилоном.
  
  Лежи, читай. С гримасой волевой
  Накапай сорок капель корвалола:
  Ты не увидишь больше Вавилон,
  Поскольку нету больше Вавилона.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   ж ж ж
  
  
  Ты пил всю жизнь -
  Так пей же до конца
  С угрюмым вожделением
  Истца.
  
  Ты врал себе всю жизнь -
  Ну так порадуйся:
  И ты, и прежний ты
  С собой поладили,
  
  Найдя ту точку
  Соприкосновенья,
  Где всё смешалось:
  Сопли, кровь из вены...
  
  Что тут добавить...
  Дождик моросит.
  Кирпич ограды.
  Травки малахит.
  
  Естественно,
  Наличествует лучик
  Надежды: в новой жизни
  Будет лучше.
  
  Но что такое
  Лучше или хуже -
  Похмельный завтрак
  Или трезвый ужин...
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   ж ж ж
  
  
  
  Я по комнатам ходил
  И случайно жизнь закрыл.
  За спиной, за дверью ломкой
  Пусть лежит себе морковкой.
  
  
  Октябрь,,2002
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   ЕВРЕЙСКОЕ КЛАДБИЩЕ
  
  Не как-нибудь, не где-нибудь,
  В каком-то месте мерзком,
  Похороните-ка меня
  На кладбище еврейском.
  
  От Катерин, от Васей, Петь
  Не отрекаясь вовсе,
  Я попрошу меня отпеть,
  Христиане, по-жидовски.
  
  Я среди Ицеков и Сар
  Пребуду, упокоен:
  Вот Брахвельды - и млад, и стар.
  Вот Кесельман. Вот Кохан.
  
  И с русским именем одна
  Ты в этой скорбной чаше:
  Наташа. Первая жена.
  Белицкая Наташа.
  
  Бинты, уколы и цветы
  Отталкиваю взглядом.
  Мне лучше оттого, что ты,
  Михаил Израилевич, рядом.
  
  Как ни крути, день стоит дня,
  Пусть ноша непосильна.
  И воля будь на то моя,
  Я всех вас воскресил бы.
  
  Я не пытаюсь все понять
  И не скорблю библейски...
  Похороните-ка меня
  На кладбище еврейском.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   ОЗЕРКИ
  
  
  На последний этаж поднимаюсь
  Без лукавства и без озорства...
  Вот который уж год ошиваюсь
  На пленэре, сиречь в Озерках.
  
  Я гляжу на пейзаж, удивляюсь:
  Всё в каких-то несвязных кусках.
  Так везде? Так чего ж тогда маюсь,
  Или только вот здесь, в Озерках?
  
  Лишь ступеньки от барских усадеб.
  Флаг российский над башней закис.
  Новый год притаился в засаде,
  Где-то в мае придя в Озерки.
  
  Я насос пришпандорю к ракете,
  Так, чтоб махом за тучу - и ах!
  Не найдёте меня в целом свете -
  Отыщите меня в Озерках.
  
  Опознайте меня. Разбудите.
  Дайте в лоб. Причешете впотьмах.
  Не в таверне, не в пабе, не в сити,
  Где ещё - не скажу, не просите...
  Отыщите меня в Озерках.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   ж ж ж
  
  
  
  Вот дождь идет, рифмуя все подряд.
  Вот галеоны на Неве стоят.
  А вот, презрев кикимор и химеры,
  Шагает по проспекту чувство меры.
  
  Сто зданий, утверждавшихся веками,
  Из подворотен щерятся волками.
  Районов спальных оторопь: бидоны
  С дешевым молоком, дерьмо, гондоны.
  
  Смеркается, как водится, лилово.
  Сморкается простуженное слово.
  И вне каких-то городских реалий
  Прочеркнут небосклон полоской алой.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   ПАУЗА
  
  
   "Сделай паузу,скушай Твикс"
  
  
  Прологом, эпилогом ли, углем
  На четвертушке сочиняя кляузу, m
  В тушь для тату обмокнутой иглой -
  Повремени. Помешкай.
  Сделай паузу.
  
  Чтоб не впотьмах.
  Чтоб не свело узлом
  И под чужим не просквозило парусом -
  Забудь. Зажмурься.
  Золото сдай в лом.
  Перетерпи. Придумай.
  Сделай паузу.
  
  Что завтра:
  Бить челом или ""Шалом!""?
  Поторопись.
  Твой возраст - это деревце.
  Мои ж ночные страхи за углом -
  Страшилка из папье - маше, безделица.
  
  Но даже если так,
  Наморщив лоб,
  Языческой размахивая палицей,
  Взимая дань или платя налог,
  Скажи ""Перезвоню"".
  И сделай паузу.
  
  ...Свет ночника. Прервавшееся вдруг
  Дыханье. Вспышкой разрешенье хаоса
  Предназначений. Настежь поутру
  Окно.
  И затянувшаяся пауза.
  
  
  
  
  
  
  
  
   ДВЕРЬ
  
  
  Я помню эту дверь -
  Хорезм ли, Бухара...
  Ты заплати, эмир,
  Ты заплати сполна мне.
  Конечно же, базар.
  Конечно же, жара.
  Зелёный чай. Зелёный
  Чай. Халат. Подрамник.
  
  Я помню эту дверь,
  Узорчатость резьбы.
  Хорезм ли, Бухара,
  Приблудный Верещагин.
  Как медные горят
  На солнцепёке лбы.
  Торгуют кос-халвой
  И старыми вещами.
  
  Какой там райсовет,
  Какой второй маршрут...
  Мечети купол
  Голубой и вечный.
  И те, что рядом,
  Ничего не ждут на остановке
  Первой и конечной.
  
  Ещё немного -
  Тайны яств и вин
  Познаешь
  И изысканного яда...
  Но в эту дверь,
  Упрямый славянин,
  Не то, чтобы открыть, -
  Стучать не надо.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   ВКРАТЦЕ
  
  
  Произошёл. Ушёл.
  Пришёл. Свалился.
  Вбил пресловутый гвоздь.
  Купил пальто. Подшился.
  
  Сел. Осмотрелся.
  Съел биодобавки.
  Сам не курил,
  Но дым вдыхал табачный.
  
  Чего-то сотворил. Внедрил.
  Расслабился.
  Но все держал внутри.
  Оплыл. Обабился.
  
  Попробовал присесть -
  Заскрежетало:
  Протест
  От заржавевших гениталий.
  
  Нахмурился -
  Не хуже бандюков.
  Смягчился.
  Всё простил.
  И был таков.
  
  
  
  
  
  
  
   ж ж ж
  
  
  Позвони мне раздолбанным летом,
  В экономике чуя надлом,
  Папиросу куря в стиле ретро.
  Прибыль крошкой табачной возьмём.
  
  Растаможив виток перегона,
  Что согнулось, вовсю разогни.
  Дозвонись из пустого вагона,
  Полустанков считая огни.
  
  Что спросить у толкучки базарной,
  Чем спугнуть оголтелую грусть?
  Позвони мне от пробляди барной, -
  Я досдам и присоединюсь.
  
  Расквитавшись с дурною приметой
  Малой кровью и сбитым замком,
  Даму я угощу сигаретой
  С лиловатым двойным ободком.
  
  Ощути, как призыв инородный,
  Запах дыма, виргинский мотив,
  Набери номер иногородний,
  Прядь на палеу, как диск, накрутив.
  
  Мы с тобою сыграем без правил,
  Проигравшись, вернёмся назад,
  Самосад в чашку трубки заправив
  И ногами давя виноград.
  
  Залатаем дырявую крышу,
  Обновим домотканый порог...
  И тогда, наконец, я услышу
  Твой дошедший из дали звонок.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   СЛАВЯНСКИЙ БОГ
  
  
  Здесь днем уснул забытый бог славянский,
  Уже текучкой не обременен,
  От света на глаза надев повязку,
  Вне суеты, вне быта, вне времен.
  
  Намаявшись, назлясь, нагоревавшись
  И натрудившись на своем веку,
  Не павший, просто без вести пропавший,
  На левом, на сердечном спит боку.
  
  Он не ушел. Так, не искали что-то.
  Слал весточки. Был рядом на земле.
  А вот теперь остался без работы.
  Вне обручений и поминок вне.
  
  Что снится богу в этом отдаленье,
  Что принесут грядущие года ...
  Крещеный, но в языческом смятенье,
  Я не берусь об этом и гадать.
  
  И как прознать, что в мареве не канет
  Он, и отринет сон, и без затей
  Повязку снимет с глаз, вздохнет и станет
  Сбирать своих разрозненных детей .
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   ШАХТА
  
  
  Ребята, нас замуровало.
  Не выбраться из-под завала.
  
  Случайно уцелевший телефон,
  В нем - музыкальный фон.
  
  Да, это мы. Которые из-под земли.
  Дайте дозвониться до семьи!
  
  В общем, что темнить -
  Хреново.
  Нас спасают
  или уже хоронят?
  
  Отдаем
  последнюю получку
  на властей
  и олигархов случку.
  
  Как хотите,
  так и понимайте.
  Опускайте
  или поднимайте.
  
  Или оставляйте
  Все как есть.
  Вы же наверху.
  Была бы честь.
  
  
  
  
  
  
  ИЗ ТРУСКАВЦА С ЛЮБОВЬЮ
  
  
   1
  
  Отринь текущих дней смиренье,
  Возьми свой простенький баян,
  Над перламутром кнопок рея
  Турецкий марш мне пробуянь.
  
  Из стопки книг в запечье дачном
  Учебник старый извлеки
  И вспомни, как решал задачку
  С теченьем каверзной реки.
  
  Пройдись к недальнему бювету,
  Где рокот минеральных вод,
  Презрев в пути заказ билетов,
  Из суммы вычтя перевод.
  
  Споткнись, за шахматный сядь столик.
  Не велика ли ставка, взвесь.
  Твой конь по-прежнему зашорен,
  Но в перспективу смотрит ферзь.
  
  Вернись во Львов, где внятным эхом
  Любовь, студенчество, загул,
  Чтоб окончательно уехать
  Не в Ленинград, так в Петербург.
  
  И выиграй тяжелый эндшпиль,
  Весь промежуток опустя,
  Пусть - и Дюма-отец опешит -
  Пусть даже сорок лет спустя,
  
  Чтобы вобрать в сухой остаток
  И алхимический состав...
  А точку рано еще ставить,
  А точку здесь ты и не ставь.
  
  
  
  
  
   2
  
  Второй заезд. Занюханный вокзал.
  Здесь мухи спят. Здесь нищий не ютится.
  Но даже штатных коек ломкий вал
  Подбросит вверх заезжего артиста.
  
  Спонтанный хор, двоясь, течёт в курзал.
  Лодыжка. Загорелая ключица.
  А я не помню, что наобещал,
  Хотя готов учиться и учиться.
  
  Подсунь подругу. Переадресуй.
  Родившись в фильдеперсовой рубашке,
  Порадуйся, что я не рукосуй,
  И номер два храни в тугом кармашке.
  
  Бильярдный шар, межлиственный резон...
  По терренкура выверенной тропке
  Иду, пася намеченный блузон,
  Прильнувший к галицийской круглой попке.
  
  Всё отложу. Пойму, как должно, смысл
  Путёвки, и курсовки, и билета,
  Осваивая треугольный мыс
  В позиции двужильного валета.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   ПОЭЗИЯ И ПРОЗА
  
  
  Стол, молоко и хлеб. Чего же проще.
  Чего еще желать - весны, скворцов ...
  Поэзия всегда приходит к прозе:
  Не сразу, но в конце концов.
  
  По сути, между ними нет различий:
  Отсвечивает камушками дно
  Одной реки, плывут года и лица
  В одном и том же зазеркалье... Но
  
  Стих по строенью строже.
  Так рассчитано,
  Что выдерни хоть строчку -
  Стих рассыплется.
  
  И, принципу тому же
  Не переча,
  Поэты в большинстве
  Недолговечны.
  
  ... Давно пересеклись миры и игры,
  А в них война без устали идет.
  Но где поэт порой не перепрыгнет,
  Прозаик непременно проползет.
  
  И именно поэтому, пророча
  В издательстве или тени олив
  Поэт рассеян, вспыльчив и неточен,
  Ну, а прозаик - тот нетороплив:
  
  Вот сел за стол, взял хлеб и в этой позе
  Застыл, раздумий тяжких не тая ...
  Поэзия всегда стремится к прозе,
  Предчувствуя разгадку бытия.
  
  
  
  
  
  
  
  
   КЛОНОКИБО
  
  
  Мне тыщу лет.
  Статистик, отступись.
  Идет мое здоровье на поправку.
  И клонолошадь скачет по степи
  И трогает губами
  Киботравку.
  
  Не икебана - техноколдовство.
  Взял и продлил
  Земные все заботы:
  Поставил клонопочки, кибово -
  Одушевленье вдул,
  Взул кибоботы.
  
  Пошарил по карманам.
  Вспомнил, что
  Сегодня вторник.
  Кошке корм насыпал.
  Почистил зубы дважды.
  Сел за стол. Прокашлялся.
  Свой нос потер мясистый.
  
  Да... А еще точнее - нет.
  И среди строчек яви и отточий
  Я попрошу еще на тыщу лет,
  Как призывник,
  Еще одну отсрочку.
  
  Не потому, что лошади в степи
  И что мундиры - с клоноэполетами,
  А если слово дал -
  Клонотерпи.
  Не потому, ты что...
  И не поэтому.
  
  
  
  
  
  
  
   УРОК ЖИВОПИСИ
  В ПОНЕДЕЛЬНИК УТРОМ
  
  
  Стоит бутылка на столе
  Из синего металла.
  Чем и похожа на стилет.
  В ней от бутылки мало.
  
  С ней по соседству рос стакан.
  Попробуйте представить:
  Он в блюдце гранями стекал.
  Его я переставил.
  
  Вот хлеб. Его изображать
  Пристало в форме диска.
  А перспектива не нужна.
  Здесь всё должно быть близко.
  
  И присмотритесь: этот фон
  Никак ни с чем не вяжется.
  Не нарушая комильфо,
  Мы от него откажемся.
  
  А с ним отвергнем, дорожа
  Достоинством, весь колер.
  Куда приличней подражать
  Венецианской школе.
  
  Мы пририсуем триста грамм,
  Вольём их в ту бутылку,
  На фоне телефонограмм
  И старого ботинка.
  
  А чтоб из прошлого привет
  Прочувствовал потомок,
  Необходим лишь ровный свет
  И чтобы цвет был ломок.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   ПОСЕЛОК УТЕШЕНИЕ
  
  
  Утешение - вправо от трассы.
  Пять минут по колдобинам тряским,
  Семь минут по пригоркам волшебным -
  И поселок, всем на утешенье.
  
  Теремов здесь резных -
  Каждый первый.
  Воздух лечит
  И печень, и нервы.
  
  Нет технического здесь училища,
  Но зато есть свое утешилище,
  Где на полном серьёзе, с успехом,
  Всех желающих учат утехам.
  
  Ну, а девицы красны, а баня,
  А с блинами икра, а рыбалка!
  
  Мужики, как один,
  Все с усами:
  Жнут лишь то,
  Что посеяли сами.
  
  И к тому же добры и речисты -
  Убежденные утешисты.
  
  Пей, гуляй,
  Над собой потешайся.
  Пригорюнишься -
  Поутешают.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  ...Не бывал, не видал, но, наверное,
  Чтоб избыть настроение скверное,
  Как диковинное длинношеее,
  Меж полей без хлебов - Утешение.
  
  В комариной атаке
  И в сабельной
  Так щекотно влететь
  В утешабельность
  
  И найти
  Среди взглядов почтительных
  На печатном меду
  Утешительность...
  
  По мобильнику
  Дам уточнение:
  Ехал в Сланцы,
  Свернул в Утешение.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   ФАЛАФЕЛЬ
  
  
  На полке, где лежат метизы,
  И где росток дала свирель,
  И пыль где улеглась хвостисто,
  Я встретил слово "фалафель"
  
  На жестяной коробке длинной,
  Нацелившейся мне в висок
  Латиницей про витамины,
  И "фалафель" - наискосок.
  
  Трофей, конечно же, пустяшный,
  Сунь в лингвистический портфель.
  Сродни названию мультяшки:
  Ну, фалафель - и фалафель.
  
  ...А статься всё могло иначе:
  Есть фирма, и не бракодел.
  Работает с большой отдачей.
  И в ней хозяин - Фалафел.
  
  Не знают в доме споров, криков,
  Садятся все за общий стол.
  Хозяина родные кличут
  Кормилец наш - наш Фалафёл.
  
  Но нет, я вижу и отсюда:
  Приоткрывает робко дверь
  И с нотной папкой входит чудо,
  Зовущаяся Фалафель.
  
  
  
  
  
  Горчинка или же травинка,
  Матерчатый ли поясок,
  Полуденная ли тропинка,
  Ведущая через лесок...
  
  В ручей из подо льдов суровых,
  Трепещущую, как форель,
  Я отпускаю это слово,
  Я выпускаю Фалафель.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   ж ж ж
  
  
  О господи, как ты речист,
  Когда молчание пречисто.
  И купол твой под небом чист,
  И иноки твои плечисты.
  
  И снег, придя на Рождество,
  Как колдовство, сыпуч и истов,
  Скрипуч, не требуя ни снов,
  Ни слов, ни истин - просто чисто.
  
  Мне просто чисто, мне впервой
  Так чисто, что рассвет расхристан
  И призрак драки ножевой
  Дрожит подложечным регистром.
  
  О господи, как слеп рыбак!
  Пусть рыб число в корзине тает,
  Ты делишь их, и делишь так,
  Что всем всегда всего хватает.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   Памяти Вити Верховского
  
  
  И потому, что вспять нельзя,
  И щек мороз не подрумянит
  Ушедшему на небеса,
  Где климат благостней -
  Помянем.
  
  Сороковины за столом,
  В квартире, где твой дух витает,
  Где не знавали карт Таро
  И где свеча у снимка тает,
  
  Где мы пока ещё видны
  Друг другу чётко, без тумана,
  Без ретуши и кривизны...
  Без сладкогласия -
  Помянем.
  
  Остались две судьбы и скол
  От третьей, что в другие выси
  Ушла, и нету до сих пор.
  Да и не будет - был да вышел.
  
  Но так внезапно, так вразнос.
  Не отзвонив, не отшутившись.
  Без оговорок. Во весь рост.
  Не охнув. Не перекрестившись.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  Декабрьских дней досужий хор
  Разгадкой легкою поманит.
  Но что нам этот давний спор
  Сегодня, здесь, сейчас...
  Помянем.
  
  Помянем, чтобы не забыть:
  Последний раз хозяин с ложкой.
  Помянем, чтобы дальше жить,
  Что, знаешь сам, - не невозможно.
  
  
  Январь, 2004
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  НИЗВЕРЖЕНИЕ В СОН
  
  
  Я погружаюсь в бездну сна,
  Водоворот без права вето.
  И светит черная луна
  Пронзительным и ярким светом.
  
  Несясь по кругу, не тону.
  Охвачен холодом нездешним,
  Все ближе я к воронки дну,
  Откуда гул идет кромешный.
  
  И на виду, наклон храня,
  Висят, вращаясь в смертном рвенье,
  Напротив, рядом, сквозь меня
  Суда, лари, кресты, деревья.
  
  И наперегонки, взахлеб
  Ныряют в глотку исполину,
  Отринув всё, что быть могло,
  Смирясь, чтоб не тянуть резину.
  
  Летят на мерный звук сверчка
  Присутственно, неосторожно.
  И по периметру зрачка
  Луна вращается безбожно.
  
  ...Я выплыву, спрямляя путь,
  Когда смогу не злясь, не супясь,
  Сквозь воду руку протолкнуть,
  Чтобы браслет часов нащупать.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   ж ж ж
  
  
  Перестань, опрокинься, как лужица,
  Запрокинься, как лес и река.
  И пусть эта мелодия кружится
  И кружится, крошась... Ну, пока.
  
  Ну, пока - и когда еще свидимся,
  Если свидимся, если пока.
  Если некто подвинтит все винтики,
  Чтоб всамделишно нас опекать.
  
  Не березовая, не свирельная,
  Не итог, лишь свершившийся факт,
  Но аквариумно-акварельная,
  Но моя, но моё... Ну, пока.
  
  Если день потихоньку чернеет
  И, как прежде, склон неба покат
  И ворон воронёных вернее
  Мне ленфильмовский кинопрокат,
  
  Если даже в бреду и споткнувшись,
  Чтоб не плакать, я влезу в плакат,
  Ты скажи мне, простясь, улыбнувшись
  И простив, уходя, - ну, пока...
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   ПЕРВАЯ ФОТОГРАФИЯ
  
  
  Ребенок - спусковой крючок пейзажа.
  Вот осени (весны?) холодный свет.
  На фотографии без эпатажа:
  Склон, роща, озеро, безлиственный сюжет.
  
  У межвременья так уныл регламент!
  Но все преображается в момент
  С возникновеньем на переднем плане
  Ребенка двух - двух с половиной лет.
  
  Руками взмах - в ветвях продленье жеста.
  Топорщится укромная трава.
  Взлетает птица. Все находит место.
  И время есть, и воздух, и слова.
  
  
  Май, 2002
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   Халиде
  
  Потому что простыл
  В этом столпотворенье,
  Я прочту тебе грустное
  Стихотворенье.
  
  Свитер, шарф и носки -
  Всё из шерсти верблюжьей.
  Помассируй виски,
  И никто нам не нужен.
  
  Ровно греет огонь
  Очага нарисованного:
  Красно - пламенный конь
  Над поленьев тусовкой.
  
  На экране окна
  И деревья, и птицы.
  Но не будет кина,
  Только сумрак сгустится.
  
  И понятней всего,
  Что во всем, бывшем рядом
  И вовне - что сегодня
  Ни складу, ни ладу.
  
  Не намеренно, нет,
  Без интриг, безыскусно:
  Ты, рассеянный свет,
  Тёплый шарф...
  Просто грустно.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   ж ж ж
  
  
  В вагоне продаются семена.
  Растения зовут по именам:
  
  Кинза, укроп, петрушка - что угодно,
  На подоконных что растёт угодьях,
  
  Чтоб посрамить зануду с кислой миной
  Пунцовою щекою витамина...
  
  В вагоне предлагают имена.
  На вынос, под залог, на семена.
  
  Иван, Наина, Всеволод, Арсений...
  И это не торговля - воскресение.
  
  Что в имени усталом и замызганном,
  Пластинке устаревшей и заигранной,
  
  В проплешинах, шипенье вместо звука...
  Смените имя. Съешьте вука-вуку.
  
  Фамилию смените, подженившись.
  Уйдите в тапках друга, вдрызг напившись.
  
  Смените место жительства, работу,
  Жену отговорите от аборта.
  
  Не семените. Накачайте пресс.
  На всём былом поставьте жирный крест.
  
  Смените всё - судьбу и заморочки...
  Но отчество к вам постучится ночью.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   ж ж ж
  
  
  Ну что ты... Даже если вспять,
  Опаздывая на работу,
  Вчера простуженно сипя,
  Сегодня здравствуя... Ну что ты.
  
  От неприкормленной реки
  До неприкаянной охоты,
  До слёз, до гробовой доски,
  До скоро свидимся... Ну что ты.
  
  Мне этих дней густой замес,
  Чреватый переосмысленьем
  Себя, других, пустых небес,
  И в них - астральным исчисленьем
  
  Того, что будет и войдёт
  В разбухший том семейной саги, -
  Как доходяге кислород
  И ведомства печать - бумаге.
  
  Но среди разного всего,
  Чужого, своего до рвоты,
  Не снегирём, так хоть совой
  И междуптичием - ну что ты...
  
  Из приснопамятной зимы
  Влетят в аптеку Парацельса
  Не только встрёпанные мы:
  И "ну", и "что", и " ты" с рецептом,
  
  Чтоб, успокоясь и остыв,
  Сглотнув таблетку анальгина,
  Под разведённые мосты
  Со сладким привкусом ангины...
  
  
  
  
  
  
  
  
   ж ж ж
  
  
  Подсыхающей струйкой из вены
  Иссякает моё вдохновенье.
  Небеса опустились пониже,
  Щи вчерашние стали пожиже.
  Гости нашего города - гунны,
  А на сдаче одни лезут бубны.
  Не вороной и не воронёнком -
  Провороненным кем-то ребёнком
  День слоняется, смят, переверчен,
  Между сумрачным утром и вечером,
  По асфальту всего променада,
  Мимо зимнего Летнего сада,
  Над автобусами и трамваями,
  Под карнизами крыш подвывая,
  На железном ходу похохатывая,
  С - не попасть бы в беду - адвокатами...
  Вы Таити меня не томите,
  Иссякают мои тити-мити.
  И уже не проходит, не катит,
  Иссякает, струясь, истекает
  Время, место, Нева, Исаакий -
  Всё уйдёт подчистую, иссякнет...
  Сохранится прообраз пейзажа
  И картонный муляж Эрмитажа,
  И почти незаметный, в обрез,
  Отлучённый от звука диез.
  А в углу, мельтеша, словно моль,
  И вне нотного стана - бемоль.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   ж ж ж
  
  
  Каким был долгим март -
  Холодным, зимним...
  Оставив слякоть,
  Снег вдруг исчезал,
  Ведя себя, как шарик на резинке,
  Снующий между "можно" и "нельзя".
  
  Каким был долгим март
  Ещё в апреле,
  В заложниках тягучего дождя...
  Ну, что здесь торговаться, в самом деле.
  Всё сбудется.
  Но позже, погодя.
  
  Всё сложится,
  Срастётся и случится,
  Пусть даже незамеченным пройдёт,
  Пластиной на разбитую ключицу
  Наложится...
  Я знаю наперёд
  
  Что станется,
  Да так, что против света,
  За календарной распасовкой карт,
  Горючей слёз, точнее, чем примета...
  И всё-таки
  Каким был долгим март...
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   ж ж ж
  
  
  Мне стиль достался по наследству
  От прадеда, от мясника:
  Рубить точнёхонько по следу
  Удара первого, на "хак!".
  
  Чтоб развалилась эта сырость,
  Явивши сочленений суть,
  Чтоб сердцевина обнажилась,
  А там - что псу под хвост, что в суп.
  
  Постичь всё то, что было смыслом
  В биенье ритмов и аорт,
  Покуда кровью не умылось
  Под окончательный расчёт,
  
  Не стёрлось, не поизносилось,
  Некстати не произошло
  И, окрещённое ошибкой,
  Эксперту ушлому ушло...
  
  Чем пластуном по кабинетам,
  На жестяном плакате вскачь,
  Чем сожалеть потом об этом, -
  Вот фартук, туша и секач...
  
  (Стиль стилю рознь. Что толку в стиле,
  С которым наживёшь врагов,
  В пустой окажешься квартире,
  Сопьёшься, наломаешь дров)
  
  Жить предпочтительней по средствам,
  Когда иначе не прожить...
  Такое у меня наследство -
  Ни прокутить, ни заложить.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  РИСОВАНИЕ В ДЕТСКОМ САДУ
  
  
  За все неумалимые грехи,
  За то, что позабыл и ветром в поле,
  Не кайся, не казнись - пиши стихи,
  Но каясь и казнясь - пиши тем более...
  
  Провисли небеса бельём несохнущим,
  День грязен, сер, в себе разочарован.
  А в младшей группе все рисуют солнышко,
  В март добавляя чистого с червонным.
  
  А вот уже рисуют человечков,
  Что держатся за руки, не отпустят.
  Их чаще трое. Связь их долговечна.
  И волосы у всех - цветной капустой...
  
  От шелухи и просто чепухи
  Чтоб отвязаться, если маракуешь,
  Всё отложи, забрось - пиши стихи,
  Поскольку так уже не нарисуешь.
  
  И чтоб, приняв в рисунке чудеса,
  Где уши свечкой, хвост, срамна рубаха,
  Нос - изумруд, чтоб в рифму написать,
  Не усомнясь ничуть: "Алтай, собака".
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   ж ж ж
  
  
  Я снеговик. В снегах мои дороги.
  Без снега мир - невнятный черновик.
  Чтоб набело переписать все строки
  Холмов, предместий, нужен снеговик.
  
  В центр города не вхож: иное царство.
  Расхожее, разъезжее, без снов.
  Метели предрождественской лекарства
  Хватает лишь на несколько часов.
  
  А я - с времён языческих - надолго.
  И в следующий сезон, исколеся
  Все севера, вернусь из чувства долга
  К тебе, мерзлее средней, полоса.
  
  Где власти вертикаль уткнулась в землю,
  Оставшуюся той же, что всегда,
  Приемлющую то, что не приемлет
  Давно уже ни воздух, ни вода.
  
  Я не в дозоре, не свершаю требу...
  Через Сибирь, Поволжье, на Валдай
  Снег падает, к земле склоняя небо,
  Хоть неба из-за снега не видать.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  КРОНШТАДСКОЕ КЛАДБИЩЕ
  
  
  Побродим, побредим,
  Попав в этот бредень,
  Куда добровольно
  И без выходных,
  Но волей уже не своей,
  А родных.
  Поводим рукою
  Над этим покоем.
  Гвоздики в снегу,
  Как в расплавленной вазе.
  Побродим по грязи,
  Побредим без связи:
  Небесным пространством
  Над этим скопленьем
  Деревьев, останков,
  Пустот, поколений;
  Трёхмерностью факта
  В двухмерности акта,
  Согласно которому
  Смерть - от инфаркта...
  Готова окрестность
  Мирить нас с бедою
  Водою апрельскою,
  Талой водою,
  Размыв, подтопив,
  Просочась и впитавшись,
  Оставшись кладбищенской,
  Будучи талой.
  
  Торчком ли, ничком,
  Но внизу, вровень с нами
  Летит сквознячком
  Надконфорочным пламя...
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  Чтоб выжить, не сбрендить,
  Побродим, побредим,
  Не с тем, чтоб кичиться,
  А тем, что случится,
  Уйдя не в анналы,
  Не водоканалом...
  Не фертом мальтийским,
  Действительным, статским,
  А ветром балтийским
  Над фортом кронштадским.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   ж ж ж
  
  
  Уже, казалось, всё отвспоминалось,
  Отохалось и разошлось впотьмах,
  Заныканные растащив манатки,
  Со съеденной помадой на губах.
  
  Уже, казалось, всё... И то, что после
  Случится, и случась, произойдёт,
  И что, казалось, меховая полость,
  Всё запахнув, морозно унесёт...
  
  Уже- но как же... Всё, уже - но всё же...
  И так, и эдак шевеля в горсти,
  Монетку на вселенский этот обжиг
  Не пронести, а взяв, не унести...
  
  Я всякий раз, в толпе тебя увидев,,
  В лице мужском ли, женском угадав,
  Узнав, толкнув и нехотя обидев,
  Нет, не узнав и всё же не отдав...
  
  Отлаженность чужого песнопенья
  Над тем, чему безыскорно истлеть,
  И хрупких этих два приспособленья,
  Ничуть не помогающих лететь.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   НАД ВИТЕБСКОМ
  
  
  Как будто я не знаю, что внутри
  Колосса то же, что у лилипута;
  Как будто не известно: не хитри,
  Покуда чёрт не дёрнул, не попутал.
  
  И вижу: над кладбищенским жнивьём
  И сизыми, и пегими полями,
  Над статной старью, муторным новьём
  И шляпы отсыревшими полями
  
  Летит, без пересадок и хлопот,
  Гротескный зонтик сунувши подмышку,
  Сосед портной, булавок полон рот,
  Над крышею двускатною помешкав.
  
  Настырной коммуналке невдомёк,
  Что, хоть и не расстрелян, не повешен,
  На полотне оставил не намёк,
  А точный адрес для второй повестки.
  
  Десяток душ, как водится, смутив
  И оперным плафоном отзеркалив
  Троцкистско-анархический мотив,
  Он внеакадемично эпохален.
  
  Но полностью в анналах тех забыт,
  Где комиссарской проскрипел тужуркой,
  Был выявлен, распознан и избыт,
  Тем самым избежав свиданья с муркой.
  
  
  
  
  
  
  
   ж ж ж
  
  
  Спасительна не страсть, а снасть,
  Ей позволяющая прясть,
  Всё распуская ночью.
  Гомеровский веночек.
  Вечерняя прохлада.
  Две кисти винограда.
  
  Спасительна любая власть,
  Не позволяющая красть.
  Но в поисках примера
  Что ни возьми - чрезмерно.
  
  Прялась, конечно, пряжа
  Недалеко от пляжа.
  Да всё там было рядом:
  Гектар, другой ... Эллада.
  С таможней шито-крыто
  И в двух гребках от Крита.
  
  Глушь. Парфенон. Заборы.
  Подпольный цех. Офшоры.
  
  Отсарафань по радио:
  Что спрядено - украдено.
  Лежит в надёжном месте.
  Твой Одиссей. Мы вместе.
  
  ...И, как вначале, рядом
  Две кисти винограда,
  И, истончась, растаяв,
  Ненужных странствий тайна.
  Песочек под ногами.
  Жизнь не нужна другая.
  Набухших депозитов страсть,
  Чулка сползающая снасть
  На уровне колена...
  Всё прочее - келейно.
  
  
  
  
  
  
  
   СКАРАБЕЙ ИЗ МЯКИША
  
  
  
   1
  
  Проспясь, из-за окна воочию,
  В заснеженном и хрупком мире,
  Где сор вороны напророчат,
  Где соврано и наворочено,
  А что непрочно - раскурочено,
  Пощелкаем на три-четыре.
  
  А лучше бы на раз, два, три.
  А лучше бы - на удивиться
  Тому, что у тебя внутри,
  Тому, что сколько ты не ври,
  Ты в эту выбоину врыт
  И как веревочке не виться...
  
  Что марта может быть трезвонней
  И забубеннее, когда
  Отмыт и матов подоконник,
  Открыт и не прочитан сонник
  И благостней нет благовоний,
  Чем те, где талая вода...
  
  Пошарь под полкой, под подушкой.
  Очнись. Белья возьми комплект.
  Умойся. Хрупни ржавой сушкой.
  Не заменяй родное лучшим.
  Не жди полушечной получки.
  Всё обретёт и вес, и цвет.
  Перемогись. Рассвет утонет
  И растворится. Нет его.
  Промозглый. Выморочный. Донный.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  Похмельный. Выдуманный. Сонный.
  Ледащий. Бритвенный. Ледовый.
  
  Я покажу тебе свои ладони
  И разведу их - нету ничего.
  
  
   2
  
  Ну просто нету ничего.
  Вот нету.
  Шёл мимо. Переночевал.
  Доел котлету.
  
  И сиднем так сижу с тех пор,
  Никем не спрошенный.
  Ну нету ничего в упор
  И ничегошеньки.
  
  Мне что - с утра поёт щегол
  И гуси - лебеди?
  А если нету ничего,
  А если нетути?
  
  Топор повесь - не продохнуть.
  Стена качается.
  И ни хрена. Ни на чуть-чуть.
  Что есть - кончается.
  
  Раздухарись - разубедишь.
  Зови к ответу,
  Чтоб получить калёный шиш.
  Ну, нет. Ну, нету.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  Хоть окропи водой живой,
  Хоть мёртвой, - в Лету!
  Где ничего - там ничего
  Впрошвырку нету.
  
  Окстись, припомнив и крестясь,
  Придвинься к свету
  На всех на четырёх мастях,
  А пятой - нету!
  
  Все пальцы собери в горсти,
  Яви искусство.
  Но как колечко не крути,
  Ну просто пусто...
  
  
   3
  
  На ус мотая все приметы,
  Пронизывая тьмою тьму,
  Я демоном ловлю отсветы...
  Но это - что-то не пойму.
  
  Справляюсь с кодами аккордно,
  Зевнув, читаю между строк,
  На "ты" с просодией и кордой...
  Но чтоб такое - невдомёк.
  
  Варю борщи, грибы солю я,
  Хожу гулять, учусь во сне,
  Церковное чту "Аллилуйя!"...
  Но это ваше - не по мне.
  
  Ведь если надо, я с душою
  Приму, умою, оботру,
  Лесковским обернусь левшою...
  А это - нет, не по нутру.
  
  
  
  
  
  
  
  
  Добро б ещё - в какой- то пьесе.
  Чуть-чуть. Ну, максимум, на треть.
  И чтоб без освещенья прессой.
  И то - сначала б просмотреть.
  
  Так - да в любое время суток!
  Сяк - ренессанс и даже сюр!
  Но это - уж не обессудьте...
  Хватили эка. Чересчур.
  
  
   4
  
  Из-за наста,
  Мезги, снега рыхлого
  Я не вижу ни зги.
  Нету выхода.
  
  Не мороченный,
  Не отмороженный,
  Лбом упёршись сижу.
  Скоморошничаю.
  
  Что колоду мутить:
  Снилась выгода.
  А теперь всё в утиль.
  Нету выхода.
  
  Бьюсь об стенку,
  Грызу пол кирпичный:
  Я не тутошний.
  Непривычно.
  
  И, короче открыток и спроса,
  Скажет мне судия красноносый,
  Не скрывая всегдашнего выхлопа:
  Мне невыгодно.
  
  
  
  
  
  
  
  ...Ухмыльнусь, проходя
  Мимо выхода,
  За которым -
  Ни вдоха, ни выдоха.
  
   5
  
  Я не еду. Никак.
  С мочекаменной почкой.
  Убоясь сквозняка.
  Обзаведшись отсрочкой.
  
  Не пристёгнут погон.
  За царя, за победу
  Я полез бы в вагон.
  Ну, а так - не поеду.
  
  К паре-тройке столиц
  От родного уезда
  Ковролин расстели -
  Не пойду, не поеду.
  
  От свекольной бурды
  И разбитой посуды,
  От беды, от балды
  Не уеду отсюда.
  
  Шти ли лаптем хлебать,
  Мять костюм от Версаче
  Буду здесь - прозябать,
  Воздвигать, подвизаться.
  
  Зазовут нянчить грусть,
  Выводить с солнца пятна -
  До зимы продержусь
  И уеду обратно.
  
  ...Тем прельщает распад,
  Что изнанкою к свету.
  И никто не распят...
  Никуда не уеду.
  
  
  
  
  
   6
  
  
  В Эгейском море нету кораблей.
  Плыви и грабь.
  И храм, и дом разрушен.
  Болтается на шее скарабей
  Из мякиша.
  Чем хуже - тем и лучше.
  
  А уж кому - попробуй разберись.
  Переиграй, раз не в ладах с собою.
  Настойкою нестойкий барбарис
  За этой стойкой, где заказы с бою...
  
  Мне наплевать и так всё безразлично:
  Насилье, мародерство - всё равно
  Лежать, пуская сопли,
  Купно, лично
  И исходясь в спонтанное говно...
  
  Я вижу: между теми, кто ограблен
  И грабил, симпатическую связь,
  Сводящую их.
  Словно мир весь краплен.
  А тут уж всё равно,
  Какая масть...
  
  Меж двух времён и истин всяк двурушник.
  В Эгейском море нету кораблей.
  Но нет уже и нас. И храм разрушен.
  От дома ни следа. Лишь скарабей.
  
  
  Февраль-апрель, 2004
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   ГИМН ГОРОДА
  
  
  По сковородке елозя,
  Щель затыкая, если дует,
  Ты помни, что тебе нельзя
  То, что другой переколдует.
  
  Подставив медное плечо
  Под юбилейное застолье,
  Смахни помёт с бровей и щёк,
  В кармашек сунь гранитный стольник.
  
  И тароват, и даровит,
  Ударь под дых, придя на помощь,
  Всё позабудь, но сделай вид,
  Что непременно, что припомнишь.
  
  От тягомотины дворов
  И оттого, что чтим и чистим,
  До первых - с просыпа - воров
  И до вторых - с разбора - истин.
  
  Взмахни обтёрханным крылом
  И, купол накреня державный,
  Присевши надо всем орлом,
  Не забывай, что ты здесь главный.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   ж ж ж
  
  
  Меня прельщает это освещенье
  И преломленье света на лице,
  И не прошенье, нет, скорей, прощенье,
  И не прощенье - красок тех рецепт.
  
  Мне важно, как ты сдвинешься, подвинув
  Тот полусвет и эту полутень,
  Тем самым проясняя сумрак винный,
  Вчерашний вечер, завтрашний весь день.
  
  Мне собирать упавшее не надо,
  Скользнувшее под пресс календаря...
  В чередованье слёз, дождя и града,
  Палитру четвертушками даря,
  
  В две кисти, убавляя, добавляя,
  Спеша за ускользающим лучом,
  Перемудрив, убрав, пристроясь с края.
  Впрок. До аукциона. Ни о чём.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   ж ж ж
  
  
  Мне выкроить всего три дня
  В ближайшие две - три недели,
  Чтоб ни друзья и ни родня
  Не докучали, не радели.
  
  Три дня: всего-то ничего.
  Вы не успеете заметить
  И неприхода моего,
  И неухода из семейства.
  
  Иных я льгот не попрошу,
  Искомого поскольку хватит
  Пусть не на пару новых шуб,
  Не на раскрутку пары партий,
  
  А лишь на то, что не успел,
  Всегда считая, что успею,
  Под стопку новых сунув дел,
  Которые с другими спелись.
  
  Но оказалось, что вилась
  Вторая нить, в другие выси,
  С привычной разорвавши связь.
  И лучше бы поторопиться
  
  Без кривотолков, не чинясь,
  Выкладываясь до хрипенья.
  Всего-то ничего: три дня.
  Но я, ей-богу же, успею...
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   ж ж ж
  
  
  
  Я выдуман, я не пройду,
  Я виртуален, не опознан,
  А если даже и пройду,
  То тут же буду и отозван.
  
  Фантом, весь в сыпи передряг,
  Весь в комплексах из дальних далей,
  И более - устал, продрог,
  Отвергнут и неактуален.
  
  Наполеоновский корабль,
  Что в полночь ревностно приходит,
  Но что тут делать до утра -
  И государственно уходит.
  
  Давайте проще: я пришёл,
  Взглянул на вас, вы пригляделись,
  Но что в развале этих щёк
  И дрожи рук сгодится в деле
  
  Вам, мне, казне, редакторам,
  Трамваям, воробьям, бутылкам,
  Пустым с вчерашнего утра,
  Гаишникам, бомжам, бутыркам...
  
  Весь передёргивая мир,
  На новую продёрнув нитку,
  Перетряся стекляный миф,
  Польщусь на рыночную скидку.
  
  Незаживлённых числя ран
  Достаточно на перековку,
  Уйду за плоский свой экран,
  Чтоб вас узреть, нажав на кнопку.
  
  
  
  
  
   ПОСЕЩЕНИЕ
  
  Я не в себе. И не в тебе.
  Не в вас, не в нас
  И не в профкоме.
  Вчера, сегодня и теперь
  Я в коечке.
  В глубокой коме.
  
  Веду растительную жизнь.
  Произрастаю протоплазмой.
  Пытаюсь передвинуть кисть,
  Настроить глаз потухший лазер.
  
  Пришли, водчонку принесли.
  Ну, молодца, ну, постарались.
  Напяльте тёплые носки,
  А что обгадил - постирайте.
  
  Как надо - не произойдёт,
  И как хотелось - не случится.
  Я ваш фамильный идиот.
  Прокис компот, саднит ключица.
  
  Все апельсины - на разбор
  И в тумбочку вся минералка.
  О чём там, говоришь, сыр-бор?
  Давай, я подпишу. Не жалко.
  
  Отдавши судороге власть,
  Пойму, набычась,
  Как передвинуться и впасть
  В косноязычье.
  
  Придвиньте утку, уходя.
  Взмахните вишней,
  Меня не переубедя.
  Шурша. Мне слышно.
  
  
  
  
  
  
   ж ж ж
  
  
  
  Глухие, сумрачные тексты
  Вперекосяк.
  Без места жительства, но в секте.
  Невыводимый, как инсекты,
  Разбух в кистях.
  
  Встречаясь утром на площадке
  С соседями, обвит плющом,
  На детской проскакав лошадке,
  Гремя обёрткой шоколадки
  И нагишом,
  
  Из ящика газету вынув
  И переждав
  Сквозняк, собаку, кошку, выдру,
  Топчан, бомжа, чекушку, вёдро,
  Аншлюс, анклав,
  
  Уйду на пенсию, опомнясь,
  Поизносясь,
  Страховочный разгладя полис,
  Предписанное всё исполнив,
  Скорбя, смеясь...
  
  Да что там - никогда и сразу,
  И вопреки
  (Пока заходит ум за разум
  И фраза обличает фразу,
  Дезинфицируя заразу
  До дна реки):
  
  Простор, вчерашнее веселье
  Исподтишка,
  Рассол, всегдашнее похмелье,
  Воздушный змей, бечёвки пенье,
  Лазурь, тоска.
  
  
  
  
  
  
  
  
   ж ж ж
  
  
  Мне кажется: за эту выйдя дверь,
  Вы всё начнёте снова, вы опомнитесь.
  Уедете домой, в Калугу, Тверь,
  Очнётесь в коммуналке, тесной комнате.
  
  Мне кажется, что в золоте волос
  Вы вовсе - и за деньги - не состаритесь.
  А так и простоите во весь рост,
  Во всю себя, покупками затарившись..
  
  Но что могу я предложить взамен
  Всего, что обретёте и припрячете,
  Чтоб увезти за тридевять земель
  На Сивке-Бурке и в озябшем платьице...
  
  И ваш каскад, спадающий стремглав
  На плечи и ключицы, вы заметили
  (Помедлив и с груди чуть приубрав),
  Не заслонит мне тяготы семейные.
  
  И если даже позвонит сестра,
  Провидя роль не лишнего, но третьего,
  На телефонной станции вчера
  Мы никогда, чего уж там, не встретимся.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   ж ж жТ
  
  
  А вы уже уходите туда,
  Где провода гудят и где крапива,
  Где невская колышется вода,
  Где нет соседей и живут счастливо.
  
  А вы уже уходите вовсю,
  Забрав с собою все свои манатки,
  Осеннюю и летнюю листву,
  Оскомину, скакалку, пряжу, прятки.
  
  А вы уже уходите, смеясь,
  Распахнутые, вместе,
  В старых тапках,
  Оставив позади подъездов мразь
  И пару биографий в серых папках.
  
  Над площадью вчерашний ветер ждет,
  Над завтрашним сегодняшнее реет.
  И облачный клубится слева торт
  Размером с неродные Пиренеи.
  
  Я легкою походкою пройдусь,
  По площади, по плитам и асфальту,
  С неразберихой этой разберусь,
  Которая де-юре и де-факто.
  
  Которая вокруг и навсегда,
  Как выцветшее старенькое небо,
  Как выцветшая старая вода,
  Как выпить водки и краюха хлеба.
  
  
  Мой бедный дом. Невзрачный потолок.
  Кряжистые, приземистые стены.
  Глагол, деепричастие, предлог.
  Пролог небытия. Предлог измены.
  
  
  
  
  
  
  Придите. Возвратите поворот
  Трамвая на шестую, без последствий.
  Без остановок, зонтиков и нот,
  Без писем и каких-либо известий.
  
  Вы всё верните, дух переведя:
  Верните тот конверт с посыльным вместе,
  Верните город с запахом дождя
  И два цуката, запеченных в тесте.
  
  Переболев, весенней ниткой птиц
  В простывшем, просыхающем зените,
  Доверенностей без, уже без лиц,
  Вы, не вернувшись, все-таки верните...
  
  Верните, подзабыв, наискосок.
  Не ведая, похоже, что творите,
  Таблеткой и затылок и висок
  Утихомирив и уняв, верните.
  
  
  Май, 2004
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   ж ж ж
  
  
  
  Снег повалил с тем, чтоб идти всю ночь.
  Нехитрое развитие сюжета.
  И вдоль, и поперёк, домой и прочь,
  По мерке километра и сажени.
  
  Шаги смягчая, разбавляя смех,
  Над Купчино, над Невским и Литейным,
  Выкладываясь, провисает снег
  Большим махровым белым полотенцем.
  
  Глух, безразличен, дальновидно слеп,
  В мерцанье фар и святочного сленга
  Нешуточный сегодня катит снег,
  И ничего не видно, кроме снега.
  
  И пусть вот так, до дальнего угла,
  Крошась и рея, всуе, до рассвета,
  Крутится снега праздничная мгла,
  Ища в душе отсвета ли, ответа.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  НАЧАЛО ПЕРВОЙ МИРОВОЙ ВОЙНЫ,
  28 ИЮНЯ 1914 ГОДА
  
  
  Семь пуль Гаврило Принцип вбил,
  Эрцгерцога с женой убил,
  Чтоб вышла справедливость,
  А что не так - разбилось.
  
  И в это всё толчком, с курка
  Влетели земли, облака,
  Народы, пушки, газы ...
  Грядущее недалеко:
  Октябрь, Вторая, Холокост,
  Исчадия заразы,
  Где рай, соблазн и тайный лаз,
  И где убийство без прикрас.
  
  Куда летит весь мир, смеясь,
  От голода распухнув,
  Взрываясь, жалуясь, давясь,
  Гуля и перепутав.
  В тисках одной колоды
  Шестёрки, кукловоды...
  
  Мой Каин, брат и лучший друг,
  Как чист и выверен твой плуг,
  Кто встретится в пути нам,
  Пока рисует полукруг
  Не нож, а клюв утиный.
  
  Пока устои все крепки,
  Не дали волю черни,
  Содом, Гоморра - городки
  Районного значения...
  
  А что случилось, если бы
  Свой браунинг прелестный
  Гаврило Принцип взять забыл -
  Давно неинтересно.
  
  
  Июнь, 2004
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   ж ж ж
  
  
  Пусть я - приспособленье для стихов.
  Не суши для и не для чебуреков.
  Каков уж получился. Вот таков
  Таксономично: гомо и эректус.
  
  Но, выпив или попусту бродя,
  Но, возалкав и перебив посуду,
  На гамбургский всё счёт переведя,
  На бывшую жену оформив ссуду,
  
  Я пальцем в ваших строчках повожу,
  Чтоб после палец вытереть салфеткой.
  Не удивлюсь, прибор не положу,
  С соседской перемолвившись нимфеткой.
  
  Все - люди. И на мне полно грехов.
  Под ними век бы мне ходить сутулясь.
  Но я - приспособленье для стихов,
  Которые диктуются, диктуясь.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   БЕЗ НАЧАЛА
  
  
  Льёт дождь. Тогда был мокрый снег.
  Когда - тогда? К чему приткнуться
  Без предоплаты за ночлег,
  Чтоб оценить мог без помех
  Неубеждённый человек
  Идею равенства Прокруста.
  
  Льёт дождь, который был вчера,
  С тех пор ничуть не изменившись.
  Так неизменчива игра,
  Так не замечена пора
  Дней перехода в вечера,
  Поминок - в тезоименитство.
  
  Передоверьте свой протест,
  Хоть не помогут здесь и маги.
  Всё протестируя окрест,
  Протечкой выявив подтекст,
  Дождь пронесёт свой зыбкий крест
  До той, что стерпит всё, бумаги.
  
  Когда был мокрый снег - предлог
  Отксерить серое на сером?
  Странноприимный крив порог,
  Всё скручено в бараний рог,
  Сам по себе лежак не плох,
  Но оценить придётся в целом.
  
  К чему приткнуться, если всё
  Так убедительно линяет,
  И липнет к мётлам мокрый сор,
  Неизносима шерсть кальсон,
  Гундосит городской шансон
  И что-то ветка там роняет.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  Льёт дождь. Примерочный ночлег.
  Все именины по наитью.
  Высокий штиль рождает сленг,
  К которому лишь имярек,
  Неубеждённый человек,
  Сумеет не приноровиться.
  
  Укоротив и растянув,
  На свой манер переиначив,
  Крутя прокрустову струну
  На колышке меж "на" и "ну",
  Льёт дождь мелодию одну,
  Которой, усыпляя, нянчит.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   МЕХАНИЧЕСКИЕ ЧАСЫ
  
  
  Пока всё сено не взошло на вилы,
  Шло время. Здесь оно остановилось.
  А так, на подзаводе, шло и шло,
  Своё осуществляя ремесло.
  
  Пока часы вращались в поднебесье,
  Пока рябины все не порябели,
  Пока мы не увидели весло
  Светящееся, в половодье слов,
  
  Шло время гренадёром, секундантом,
  В шиншилле, камуфляже, круглой датой,
  Закрученное вечером головкой
  С пружинной круглосуточной сноровкой...
  
  Ты никогда тот полдень не исправишь,
  Не сдвинешь стрелки - пальцы лишь поранишь.
  И если уж накатят все двенадцать,
  Придётся и войти, и обвенчаться.
  
  Постой, повремени. Скажи на милость,
  Зачем в твоих глазах такая сырость.
  Есть Новый год. Есть старый Новый год.
  И время не стоит. Оно идёт.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   ПРЕДЧУВСТВИЕ
  
  
  Наследственное безземелье,
  Меня под подошвы мети.
  На фото давнишнем семейном,
  Я в центре стою, чтоб расти.
  
  В кудрях, гимназической робе,
  В ознобе, тоске, полусне,
  Я в родственном стыну сугробе,
  Смиряясь с грядущим пенсне.
  
  Под чутким надзором правительств,
  В державном регистре октав,
  В предчувствии штатных прививок
  Просторный рукав закатав.
  
  Карманы подшив - для зарплаты,
  Подмышкой грозя костылю,
  Моргнув, улыбнувшись, заплакав,
  Я в фокусе гордо стою.
  
  Подсунут под ноги махине,
  В тумане, щенячьем бреду,
  От олимпиады доныне
  Я всё предвкушаю. Я жду...
  
  А всё остальное - как чтиво,
  Угадано наперечёт:
  Субъект, но в прищур объектива,
  Объект, но вовсю, под расчёт.
  
  Грядущее, верь: я угадан
  Тобой, я тебя угадал.
  Копытом истоптанным гадом,
  Вокзалом, влетевшим в вокзал.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   ж ж ж
  
  
  
  Какая гадость эти дети.
  Какая прелесть этот грипп
  Под бронхиальный свист и хрип
  И при невыключенном свете...
  
  Какая гадость этот грипп.
  С летучим субфебрилитетом,
  Постельным суверенитетом...
  Давно уже охрип Архип.
  
  И жёсткий аспирин в горсти,
  И на пороге старой школы
  Нас ждут немецкие глаголы
  С забывчивостью травести.
  
  Лежать в поту, не пропотев,
  Дневник у чада подытожить,
  Не видеть собственной бы рожи,
  С последних не слететь петель,
  
  Не продолжая манускрипт
  И открестившись от вендетты...
  Какая прелесть эти дети.
  Но хуже - разве этот грипп.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   ж ж ж
  
  
  Ты мне в живот кричи, натужно, снова,
  В рот, уши, между пальцами кричи.
  Не мельтеши. Не пропускай ни слова.
  Не можешь закричать - хоть не молчи.
  
  Кричи неколебимо, без условий,
  Взахлёб и под салютом все вождей,
  Не различая наций и сословий,
  Воистину, без никаких гвоздей.
  
  Сиреной ли пожарной, просто басом,
  Отбив ладони, проглотив язык,
  Саженками, солдатиком и брассом,
  Произведи востребованный крик.
  
  Передарив полученное в детстве
  И потеряв от дома все ключи,
  Бомжом, подозреваемым в наследстве,
  Кромешным утром, заполночь - кричи...
  
  Всё отомрёт - и фауна, и флора,
  Общественность, всяк сущий в ней язык.
  И только лиловатый у забора
  Останется лежать последний крик.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   ж ж ж
  
  
  Из кадра уберите этот дождь.
  К чему-нибудь другому приурочьте.
  Да он и так вчера шёл и всю ночь,
  Всерьёз, исподтишка и понарошку.
  
  Из жизни уберите этот день.
  А лучше этот месяц уберите.
  А лучше этот год. И эту тень.
  А заодно и облако в зените.
  
  Настройте резкость. Выбросьте ключи -
  Ваш дом давно обчищен. И побрейтесь.
  Придите завтра, справку притащив
  О диарее в подотчётном рейсе.
  
  Тогда скорее возвратится дочь,
  Что с экстази застряла на таможне.
  Но уберите к чёрту этот дождь.
  Ведь капает. Ведь льёт. Ну невозможно.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   ж ж ж
  
  
  
  Под свежевыбеленным небом
  На киммерийский торный склон
  Приходят жимолость, вербена,
  Чебрец, барвинок, эстрагон.
  
  И уходить никто не хочет,
  Отдав букет смолистых вин
  За прикуп и прописку в Сочи
  И санаторный мандарин.
  
  Язон, откликнись из утробы
  Тебя не растворивших лет.
  Попробуй выплыть, плыть попробуй
  На травяной, цикадный свет.
  
  На цвет, на запах, на удачу,
  Уду, захламленный чердак,
  Непересчитанную сдачу
  Отдав за тонущий пятак.
  
  Побелка отливает синью.
  И завершает укорот
  Земля, горчащая полынью,
  Змея, целующая в рот.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   ж ж ж
  
  
  Ну что ты морщишь кнопку носа.
  Я на неё не надавлю.
  Ты спи. Я не задам вопроса
  И не отвечу, что люблю,
  
  Поскольку спишь. И спи спокойно,
  От сквозняка чуть трепеща,
  Как спит несъеденный свекольник
  У миски съеденной борща.
  
  Спи, жизнь не выплеснется мимо,
  Не выхлопнется в потолок,
  У мелкого, но у залива,
  Хоть запоздало, но вдомёк.
  
  Составь всех спящих список сразу,
  Проскрипционному сродни,
  Но чтоб распространить заразу,
  А не избыть. Спала - и спи.
  
  На чёрствой от досад подушке,
  В сердцах, у Спаса-на-Крови,
  И с плюшевой своей игрушкой,
  Чтоб вволю выспаться - поспи.
  
  И чтобы в пять не обнулиться
  И в полшестого не пропасть,
  Непрожитое обналичить,
  Ты спи, загадывая спать.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   ПРЕВРАЩЕНИЕ
  
  
  Презрев дороги окружной
  Бред, срыв пригорки,
  Приходит человек с ружьём
  И смотрит зорко.
  
  Не дрогнув, не перекрестясь,
  Не зная меры,
  Проходит человек-костяк
  Чужой химеры.
  
  Политзанятия ведя,
  Чтоб птичку в клетку,
  Восходит человек вождя
  По пятилеткам.
  
  Пятиконечной чтоб звезды
  Петь полнокровье
  И сладкий ведомственный дым
  Над скудной кровлей.
  
  Всё подсчитав и протряся
  На пол опилки,
  Доходит человек-висяк,
  Не снятый с вилки.
  
  Но вот, удачи протеже,
  В устройстве новым
  Он чувствует себя уже
  Вальтом бубновым.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  Мне всех бездомных не пригреть,
  Считая ровней.
  Я лишь о тех, чья жизнь и смерть
  Как нездоровье.
  
  Я лишь о том, как, подустав
  И сожалея,
  Дуэльный совместить устав
  С бронежилетом.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   ж ж ж
  
  
  Полпервого...Чьего? Которого?
  Луи, Пипина ли Короткого?
  
  И с кем прикажете мне знаться,
  Раз всякий час у вас чинятся,
  
  Высчитывая в изголовье
  Все пять условий родословной?
  
  Династии мусолят цифры,
  С правительством меняя шифры.
  
  Давно за Думу не в ответе
  Ни Александр Второй, ни Третий.
  
  Мы встретимся у поворота
  С полпервого до полвторого...
  
  Полпервого? Чьего, которого?
  История грешит повторами.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   ВТОРАЯ ФОТОГРАФИЯ
  
  
  Как кстати тёплый дождь! И огород
  Пупырчатый, продёрнутый зелёным,
  С улыбкою щербатой во весь рот
  И огурцом, заранее солёным.
  
  Как кстати: нить родства из прежних бед,
  Метаморфоз студенческих Овидий,
  Хотя бы для того, чтобы в обед
  На этой даче близких всех увидеть.
  
  И снимка обозначить вертикаль,
  Опорных точек понимая важность,
  А их четыре, как мастей у карт:
  Собака, я, жена, а Соня- дважды.
  
  В дверную тьму проёма я ушёл.
  Снаружи свет пусть льёт и колобродит,
  Поскольку если общий кров и стол,
  Всегда есть тот, кто объектив наводит.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   ж ж ж
  
  
  Не сдерживая сильных чувств,
  Отмахиваясь от снежинок,
  Продлив крестины до поминок,
  Я весь воляре, я лечу.
  
  Мотор задумав перебрать,
  С утра чердак подняв вверх днищем,
  Чтоб на крыло хоть часть жилища...
  На чём приходится летать!
  
  Едва слышна зенита медь.
  Спиралью выстроены выси,
  Бельём невыжатым провисли:
  Попробуй смаху пролететь.
  
  Но, набирая высоту,
  По полвинта, по сантиметру,
  Внизу оставив сантименты,
  Не заземляясь, я лету.
  
  Чтобы пропеллер завертеть,
  Чтобы плакату удивиться,
  Где родина: вдова - истица,
  И, всё поняв, лететь, лететь.
  
  В судьбе я дырку проверчу.
  Лечу, я так хочу, воляре,
  На ступе, на воздушном шаре...
  Не обессудьте - я лечу.
  
  
  
  
  Volare - я летаю ( итал.). Рефрен некогда популярной итальянской песни.
  
  
   ж ж ж
  
  
  Спектакль плохой. И свет гас много раз:
  Мистические вмешивались силы.
  И как там не старался богомаз,
  Тянуло снизу холодом могилы.
  
  Спектакль плохой. Плохое колдовство.
  Плохое воровство. И всё плохое.
  Дуэль, но видно, что изогнут ствол.
  И всё не так, как надо, происходит.
  
  Спекталь фуфло. Я буду повторять
  И задником, и каждой мизансценой,
  Что ей здесь не придётся изменять,
  Поскольку и не пахнет здесь изменой.
  
  Поскольку слов таких нет в словаре,
  Который всем вручён был под расписку:
  Любовь, тоска, рассол, Пуанкаре,
  Пердюмонокль и далее по списку.
  
  Поскольку нет в буфете коньяка,
  Который бы связал два этих акта,
  Смыл послевкусье желчи с языка
  И уберёг от давнего инфаркта.
  
  Актёров разгоню ко всем чертям.
  Возьму других. Носком касаясь лужи,
  Премьеру отменю. Скажу гостям:
  Спектакль дерьмо. Но всё могло быть хуже.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   ж ж ж
  
  
  В двенадцать Одиссей покинет порт:
  Отдаст швартовы, в банк - остаток спермы.
  Физподготовку впишет в клетку "спорт"
  И перестанет действовать на нервы.
  
  В двенадцать Одиссей уйдёт с гудком.
  Но паруса вовсю свои расправит,
  Пообещав, что воссоздаст профком
  И прочее, по мелочи, исправит.
  
  В двенадцать Одиссей таки уйдёт
  В рубашке белой, лаковых штиблетах,
  В свой бункер, сняв весь выигрыш в джекпот,
  Чтоб застрелиться там из пистолета.
  
  Но, чтоб не мельтешить туды-сюды
  И не гадать, и чтоб не волноваться,
  Вы только уточните, без балды,
  Куда там Одиссей уйдёт в двенадцать?
  
  Примкнув к данайцам с некоторых пор,
  По-родственному непатриотично,
  В двенадцать Одиссей покинет порт,
  Чтоб сразу же в него и возвратиться,
  
  Не мешкая, корнями прорасти,
  Лозу в правах уравнивая с рыбой...
  Да, кстати, Одиссей давно в пути.
  Сейчас он между Сциллой и Харибдой.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   ж ж ж
  
  
  
  Чтобы это воспроизвести,
  Это следует произнести,
  
  Взвесить, покатать на блюдце слуха
  И яичком заложить за ухо.
  
  И не важно, что это за "это"
  И какой величины и цвета:
  
  Карточный угар библиотеки,
  Вия поднимаемые веки.
  
  Взгляд, метнувший диск сковороды
  Через стадион алаверды.
  
  Утренняя, с выигрыша, пруха:
  В пруд курортный с лебедями ухнуть.
  
  И от Гагр до метрополитена
  Промокать похмелье полотенцем...
  
  Вот подъезд и вот твоя квартира
  С вектором от кухни до сортира.
  
  До окна, до шейного платка,
  До берестяного хохолка,
  
  И до блюдца, на котором стоя
  Держится яичко золотое...
  
  Чтобы это воспроизвести,
  Надо втихомолку подрасти.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   ж ж ж
  
  
  Театр отражает время...
  За что так времени досталось
  И почему такое бремя
  Растаскивают на детали.
  
  Пусть небо отражает воду.
  Вода его преображает
  Под донную струю, погоду
  И снова небом возвращает.
  
  Давай на утренней линейке
  Невиданно преобразимся,
  На чём-то плоском, фото, мельком
  Трёхмерно разом отразимся.
  
  А, собственно, зачем вторженье
  В чужую жизнь и неполадки.
  Давай воспримем отторженье
  Как отраженье шоколадки.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   ж ж ж
  
  
  О, как я вам звонил, расстроясь,
  Как вашего контральто ждал,
  Чтоб дивного халата пояс
  Вас без него опоясал.
  
  До всех до шёлковых примерок,
  От чашки кофе и до пят,
  До частных с придурью проверок
  И забубённых эскапад.
  
  Когда всё кончится, я знаю,
  Иссякнет и произойдёт,
  Я, утомившись, сяду с краю
  И ножки свешу наперёд.
  
  Но даже в сумеречной ложе,
  Монарший упредив испуг,
  Я угадаю вас по коже
  И по скороговорке губ.
  
  Примите сразу этот перстень
  И оцените кабошон,
  И занавес отзанавесьте
  Одетой, то есть нагишом.
  
  И, если сможете, простите
  Купеческой гулянки лад
  И в знак прощения примите
  Пять хризантем на ваш халат.
  
  
  
  
   ж ж ж
  
  
  Давай качаться на качелях,
  По-сологубовски ропща,
  Покуда не окоченели,
  Застряв в трезубце буквы "ща".
  
  Давай на стареньких качаться,
  Давай на новеньких скрипеть,
  Давай под зеркалом венчаться
  И под чужую скрипку петь.
  
  Давай - под ропот всех условий,
  Давай до сдачи чертежей,
  Поскольку часу час не ровен,
  А ровни столько, хоть убей.
  
  Чем удивить тебя, столица,
  Каким напёрстком обстучать,
  И как ты хочешь: притулиться,
  Прокашляться, перемолчать,
  
  Пока не выловят с поличным
  И, не колеблясь, ни на шаг
  Не отходя, сугубо лично,
  За тело держится душа?
  
  Но ты стоишь за этой кромкой.
  Ты даже дальше отойдёшь,
  Чтоб за копеечной поломкой
  Не обнаруживалась ложь.
  
  Да просто так, без внятной цели,
  Без точки с запятой в конце
  Давай качаться на качелях,
  Вверх через низ, вдоль, на каче...
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   СЧЁТ И ЧТЕНИЕ
  
  
  Всё, что капилось, я пересчитаю,
  Поскольку полагается считать.
  Я что-то всё роман не дочитаю,
  Который мне никак не дочитать.
  
  Завязка есть. Но автор, кстати, бредит.
  Развязку и в бинокль не увидать.
  И бродят рядом белые медведи,
  Чернильницею носа поводя.
  
  Не отпоить пьянчугу крепким чаем.
  Раз начато, то следует кончать.
  Я что-то всё роман не дочитаю,
  Который этим стал и докучать.
  
  И обернулся разовой игрушкой,
  Отдушкою, водицею в горсти,
  Аккредитивом, зачерствевшей сушкой
  И чем ещё там... Господи, прости.
  
  В конце концов, умру, не досчитая:
  Семипалатинск, Кокчетав, Чита...
  Я что-то всё роман не дочитаю,
  А он другим романам не чета.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   ОСТРОВ СОКРОВИЩ
  
  
  ...К тому же здесь положена земля,
  Которая, конечно, тоже остров.
  Проблема не стояла бы так остро,
  Когда бы не была бы так остра.
  
  Не в том сыр-бор, к чему её припишут,
  К кому она, как лодка, приплывёт,
  А как материковый свистнет пищик
  И что там с ней потом произойдёт.
  
  Чем мыкаться без лада и без срока
  У деревень и пастбищ на виду,
  С Меркатора спросить бы надо строго
  За чушь в картографическом ряду.
  
  Да что там карт и атласов условья.
  Любой наместник был бы просто рад
  Такой кусище канцелярской кровью
  Вписать в свой европейский палисад.
  
  И к этому так явственна причастность
  Тех, кто гулял с собакой круглый год,
  А сам участок продолжает шастать,
  Пока хозяина не обретёт.
  
  И потому весь остров с белизною
  Песчаных кос и видом райских врат
  Я на пиратской старой карте скрою,
  Сместив исходный пункт координат.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   УГОЛ, ПРЯМАЯ И ВОЛНА
  
  
  Не радуйся углу - он обитаем
  И многими ещё произрастёт.
  Присядем на ступени, поболтаем,
  Пока волна под ноги не плеснёт.
  
  Не доверяй прямой - она вторична,
  От толкованья снов произойдя.
  От Гаванской пройдёмся до Наличной,
  Кварталы параллельные ведя.
  
  И, не сводя запутанные счёты
  Любви с разлукой, дружбы с ворожбой,
  Сначала стороной пройдём нечётной,
  Чтоб возвратиться чётной стороной.
  
  Забудь число, которым номер дома
  И завтрашний предсказан листопад,
  И коммуналки зыбкая истома,
  Где так всё неэвклидно невпопад.
  
  Запомнить остаётся только музу,
  Бродяжничество ей вменив в вину,.
  И мелкую, вздымающую мусор,
  Идущую от катера волну.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   ГЛАВНЫЙ ШТАБ
  
  
  Не передёргивая в среду
  И злоупотребив в четверг
  Я в пятницу к вам отобедать
  Приду, нащупав пяткой твердь.
  
  Презрев кабальные условья
  И всё ещё навеселе
  За ваше выпью я здоровье
  И за приверженность семье,
  
  Влепившей свой чеканный профиль
  В империал и соверен.
  С презреньем отвергая крохи
  Я представим как суверен:
  
  а) Мой геном вовне ревизий;
  б) Трон наследством я приму;
  в) Наконец, я независим
  По сану, чести и уму.
  
  И если завтра карта ляжет,
  Как ей положено лежать,
  И царствующая пролаза
  Не соберётся вдруг рожать, -
  
  Взойду, от ноши не отпрянув,
  Полками площадь подравняв,
  Небес дымящуюся рану
  Штандартом перебинтовав,
  
  Чтоб просветить декабрьским растром,
  Указом вбить, ввинтить винтом:
  Свобода, равенство и братство -
  Французская болезнь, фантом.
  
  
  
  
  
  
  
  
  Но кто чему у нас научен,
  Покамест был правитель слаб...
  Бог с ним, с обедом. Вашу ручку...
  Опаздываю в Главный штаб.
  
  Как будто в нём без долгих прений,
  За нас, за царствующий дом
  Командно-красным, в воскресенье
  Всё выправят карандашом.
  
  Как будто старую игрушку
  Из-под кровати и фронтов
  Достанут и зарядят пушку
  Букетом фруктов и цветов,
  
  Как будто трезвое "как будто"
  Позволит мне раздутый штат,
  Всё нетто вытянув из брутто
  У входа к вам и в Главный штаб.
  
  .
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   ж ж ж
  
  
  Взять на учёт расхожесть встреч
  И штатную похожесть судеб,
  Чтобы тебя предостеречь:
  Неожидаемое будет.
  
  Без проволочек разведёт
  Неразделимые дороги,
  По ордерам проволочёт,
  Сбивая ноги о пороги.
  
  Врозь наши души улетят,
   Телам оставив сны и иски,
  И с теми, что вослед глядят,
  Лишившись права переписки.
  
  И новый совершенный круг,
  Но проецируясь иначе,
  Соизмереньем прежних мук
  Для нас же будет предназначен.
  ББК84.Р7
  К88
  
  Куцевич И. М. Две точки зрения. Книга стихов. СПб.: АССПИН, 2004. - 148 с.
  ISBN 5-94158-068-1
  
   љ Куцевич И. М. Стихи. 2004
  
  
  
  
  
  Игорь Михайлович Куцевич
  ДВЕ ТОЧКИ ЗРЕНИЯ
  Книга стихов
  
  
  
  
  
  авторской редакции
  Технический редактор В.А. Неёлова
  Компьютерная графика - Людмила Похис
  Корректура автора.
  
  ИД - Љ02293 от 11.07.2000 г.
  Подписано к печати 5.10.2004. Формат 60х84/16. Бумага офсетная "Светокопи". Печать ризографическая, гарнитура "Таймс". Печ. л. 4. Тираж 100. Заказ 015/02.
  Издательство "АССПИН" (Союз писателей России, СПБ ул. Думская, 5/22, пом. 143)
  ЛР Љ 040815 от 22.05.97
  Отпечатано в отделе оперативной полиграфии НИИХ СпбГУ
  198904, Санкт-Петербург, Старый Петергоф,
  Университетский пр., д. 2.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  Игорь КУЦЕВИЧ
  
  
  
  
  
  ДВЕ ТОЧКИ ЗРЕНИЯ
  
  
  
  
  
  В сборнике представлены стихотворения, прежде всего двух периодов: 1960-1970-ых годов и написанных уже после 2000 года. То, что делал поэт в тридцатилетнем промежутке между этими периодами, нашло отражение в стихотворении "Вкратце" и ряде научных публикаций. Автор - кандидат психологических наук, один из создателей систем психологического отбора в гражданской авиации нашей страны.
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"