Во сне много прелестей. Но и кошмаров немало. Но что самое главное и страшное, сон ты всегда воспринимаешь за реальность, пока не проснешься.
Саниалита видела себя маленькой, как много лет назад. Вот мама протягивает ей руку и улыбается, а с другой стороны отец делает тоже самое. Они на прогулке солнечным днем в Тарвудском лесу, что находится рядом с Хириосом. Мимо пролетает белая бабочка, и девочка устремляется за ней, перепрыгивая через цветы. Упустив насекомое из виду, Саниалита поворачивается назад и глядит в глаза отцу. Он улыбается ей в ответ, поправляет круглые очки, через которые видно добрые карие глаза, подзывает ее рукой. Он не особо высокий и статный, с осанкой аристократа и небольшим животом. Но папа добрый и справедливый, всегда утешит и поможет. Он оборачивается к маме и хватает ее за талию, прижимает к себе, собираясь поцеловать. Саниалита нетвердыми, детскими шагами направляется к ним, однако дерево на миг скрывает ее от отца и матери.
Вдруг, вместо него появляется Солис Ровен. И мать снова целуется с ним, так жарко, как никогда не целовалась с отцом. Они обнимают друг друга, начинают стаскивать с себя одежду, медленно опускаются на траву. Фесендра гладит Ровена по спине, царапая его кожу, а он хватает мать так крепко, будто пытается задавить.
"Куда делся мой папа, что ты сделал с ним?" - Саниалита кричит, почти плачет. Влюбленные отрываются на миг от своего занятия и смотрят на девочку. Мать - с сочувствием, Ровен - с победной улыбкой. Он усмехается, а потом и вовсе начинает заливаться хохотом, держа Фесендру руками. Наклоняется и снова начинает ее любить, но мать не сопротивляется... почему?
Саниалита приходит в ярость. Она со всех ног кидается, собираясь разорвать в клочья обоих и...
...резко садится на постели, чуть не сваливаясь на пол.
"Сон. Всего лишь сон. Слишком реальный, но все-таки не настоящий. Слава богу... Голова болит и кружится..." Девушка шумно выдохнула. Волосы у нее растрепаны, а глаза широко раскрыты. Комната залита светом солнца, отражающегося от плит пола. Постель вся мокрая от пота и тело с пижамой тоже. Саниалита зевнула, широко раскрыв рот, и почувствовала, как длинные клыки трутся о внутреннюю сторону губы. Она остолбенела.
"Значит, все это произошло наяву". Воспоминания начали проясняться. Дядя Перри, музыкант, танец и прогулка с Ровеном, разговор с Донтарро Лависом и, наконец, поцелуй матери и Ровена. Все по очереди. Последнее что она помнила, это как она смотрела на себя в зеркало. Желтые глаза, острые когти, шерсть на руке. Такого сильного приступа она не помнила...
Вошедший Миррен застал Саниалиту сидящей на постели. Солнце освещало правую сторону ее волос, которые закрывали наклоненное лицо кудрями. Он видел, как руки у нее дрожали, сжатые в кулаки, и порадовался, что дал ей большую дозу успокоительного пару часов назад.
- Добрый день, Сани, - он часто называл ее так - девушку и старого лекаря связывало гораздо больше, чем просто постоянная близость. Миррен знал ее с детства, он был как старый добрый дедушка, и отец доверял ему, что возводило Миррена в круг тех людей, с которыми можно делать почти все то, что и с родителями. Она так привыкла к лекарю, что не стеснялась говорить просто, без прикрас этикета. Но сейчас она не ответила, лишь подняла взгляд и встретилась глазами с ним. Он вздрогнул, подумав на миг, что она сейчас кинется на него. Глаза у нее сверкали, а клыки придавали оскаленный вид рту. Это случалось каждый раз, как он видел ее в приступе. Но потом он понял, что она смотрит будто сквозь него.
- Ну и запах тут, надо бы окно открыть, а то воздух застоялся.
Он подошел к стеклу, за которым виднелся сад. Они были на втором этаже поместья Больвонов в жилой части здания. Внутрь хлынул свежий весенний воздух с еще зимним холодком.
- Долго же ты проспала. Солнце уже вышло из зенита. Как ты себя чувствуешь?
Саниалита не ответила.
- Сани... - он подошел к ней и положил руку на плечо. Кожа была горячей и влажной, как если бы при лихорадке. Но так бывало всегда при приступах.
- Что я натворила на этот раз? - с дрожью в голосе спросила девушка, не полнимая головы.
- По счастью, ничего серьезного. Одну уборную теперь придется чинить, но больше ничего не произошло. Ты вовремя ушла... от людей.
Она немного расслабилась. Саниалита боялась услышать каждый раз, что навредила чем-то другим, а особенно матери. Для нее всегда было тяжело просыпаться после приступов и думать, не пострадал ли кто. Один раз было такое, что она ранила Бриса так, что у него остался длинный шрам на руке. А в другой раз она сломала шею коню Пинти, любимому животному, на котором так любила кататься. Это было не так давно, так что Саниалита все больше боялась последствий.
Она обернулась к Миррену.
- Пожалуйста, скажи, что это не правда. Что моя мать не... любит Солиса Ровена.
Он растерялся и опустил взгляд.
- Прости дорогая. Не могу тебе соврать. Но сам я узнал об этом только вчера.
Она всхлипнула, и Миррен обнял ее, желая успокоить. Он понимал ее расстройство, нелегко принять выбор матери после смерти отца. Лекарь гладил девушку по спине, шепча что-то успокаивающее на ухо. Но тут он приметил что-то странное. От Саниалиты веяло каким-то новым, непонятным запахом. Он бы не заметил этого, но пахло слишком сильно. Вдруг он понял, откуда взялась такой странный спертый воздух в комнате. Такого раньше тоже не было. В прошлые разы он не придавал запаху значения, однако вспомнил, что читал в одной книге: "для многих животных запах имеет большое значение, у каждого существа он свой и отражает состояние организма". Однако запах Саниалиты изменился, а значит с организмом тоже произошли перемены. Для Миррена, как большого знатока науки это было странно и необъяснимо. Хотя, чему тут удивляться. Саниалита и так единственная девушка во всем мире с подобной проблемой.
Он немного отстранился, все так же держа ее за плечи.
- Ты ничего не чувствуешь?
- О чем ты? - она недоуменно посмотрела на него. Было непривычно ее видеть в обычном настроении, но с внешними изменениями. Они всегда исчезали только после приступов, поэтому Миррен привык опасаться ее, когда она так выглядит.
- Принюхайся.
Саниалита втянула воздух. Потом повторила это, словно ища источник запаха. Она понюхала одеяло, потом свою одежду и тут же покраснела.
- Ой... это, наверное, от меня пахнет так. Как от собаки прямо.
Она еще больше покраснела и прикрылась одеялом, будто пытаясь отрезать путь запахам.
- Ничего страшного, - сказал Миррен. - Это еще одна особенность твоей метаморфозы. Придется привыкнуть к этому. Может мыться придется чаще, всего-то.
Он постарался сделать свой тон как можно более непринужденным. Но внутри лекарь понимал, что это признак глобальных изменений в организме Саниалиты.
- Мне надо принять ванну...
На этот раз пришел черед Миррена краснеть. Он и не подумал, что сидит рядом с девушкой, на которой одета одна пижама, хоть она ему почти что внучка.
- Я позову Бриса, чтобы он набрал воды и... Нам надо потом поговорить, после того, как приведешь себя в порядок. Приходи в мой кабинет, я буду там ждать, хорошо?