Куданенко Василий Васильевич : другие произведения.

Эволюция крови

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:

   СХИМА ДЛЯ ИМПЕРАТОРА.
  
   Часть 2
  
   ЭВОЛЮЦИЯ КРОВИ.
  
   Роман.
  
   Странник Григорий, который день проживал в Москве, ходил от одного дома к другому, и все никак не мог совладать с собой. Начиналась весна, все живое замерло в ожидании тепла и солнца, зелени и покоя. Сосульки на крышах храмов, становились все длиннее, иногда падали, обрушиваясь с грохотом, на едва успевающих разбежаться прохожих. На улицах царила грязь и сырость. И только вездесущие воробьи прыгали беззаботно по лошадиным яблокам, которыми густо были усеяны улицы столицы.
   Пора было и честь знать, погостил, и пора уходить из столицы, но неведомая ему сила не отпускала его из города, хотя его никто не гнал. Днем он ходил по монастырям и церквам, где и находил пристанище. Ночлежек он не любил, и оставался там в самом крайнем случае. Но покоя не было.
   Мучили сны. Стоило ему задремать, и тут же во сне являлся к нему святой старец и звал за собой, а позади огромные палаты, солнце и все сияет золотым светом. И говорит при этом разные слова, только разобрать Григорий ничего не может. Несколько раз так было, Григорий даже стал пугаться, что за знамение такое, какое испытание ему Бог посылает.
   А тут подвернулось, припозднился, шел по улице, искал где бы голову прислонить, да словно все опустело. Свет погас в фонарях, словно все вымерло. Григорий стал сомневаться, куда же его занесло. Да видит, идет кто - то впереди него, в длинном черном платье, вроде монашки, какой. Идет, да идет, ему что? Гриша за день так наломался, что и всего чего желал, так до постели добраться. И вдруг видит церковь на пути, горит лампада у входа, и монашка вроде как остановилась, и вдруг исчезла, словно в стену вошла. Григорий даже перекрестился, неужели с нечистой силой свидеться пришлось? Однако набрался смелости, и к стене подошел, глядь, а там ступеньки вроде бы, как под церковь идут. Но темно там, страшно. Но решил пойти, раз знамение, было, значит нужно идти. Сторожась, начал спускаться. А сердце так и сжимается, хотя сам не робкого десятка, кулаки с пуд. А ступени все ниже и ниже под землю, но темнота вроде бы слегка рассеивается. Присмотрелся, батюшки, на стенах свечки утыканы, от них и светло в узком проходе. А лабиринт все дальше ведет, тут только для одного проход и сделан. И тут до Гриши дошло, в подземные кельи он попал, слышать приходилось, а чтобы самому попасть, на то не сподобился, только теперь. Где - то в Москве есть храм, где монахи себя в подземелье запирают, спят, не ложась, на один глаз, едят раз в день, хлеб да воду, и прозорливы очень, силой обладают неимоверной.
   Страшно было, а шел, ног под собой не чуял. Стены черные, из камня выложены, проход узкий, мало одному пройти. Только услышал, как кто - то читает молитву, где - то сбоку, он заглянул. В небольшой келье, больше похожей на каменный мешок, горела свеча, на стене икона Спасителя, а перед ней стоит на коленях человечек в монашеском одеянии, и молится, так тихо, почти шепотом.
   Гриша тоже опустился на колени, и стал молиться, как умел. И странно. Вскоре он забыл, где он и как он сюда попал. Ему стало совсем спокойно и хорошо, словно он давно был здесь. Словно, ему давно знакомы эти стены, этот воздух, эта келья, в которой начисто отсутствовала какая - либо обстановка.
  -- Спасибо, Григорий, что пришел, давно я тебя ждал, - услышал он голос старца, - давно тебя жду, а ты все бродишь. А то боюсь, срок подойдет, а с тобой не повстречаюсь.
  -- А ты кто, - робея, спросил Григорий, - откуда мое имя тебе известно.
  -- Мне Гриша все известно, и на сто лет назад, и сто двести лет вперед, так что не обессудь, выслушай.
   Старец говорил, не поворачивая головы. Голос у него был четкий и ясный, слова произносил чисто.
  -- То не заслуга в будущее заглянуть, заслуга его исправить.
  -- А как это, разве такое под силу.
  -- Человеку все под силу, нет такого, чтобы человек не смог, если на то божье соизволение будет.
  -- Так мы все и живем по божьему соизволению, старче?
  -- Я тебе откроюсь, а ты запоминай. Я тебя наделю силой нечеловеческой, вровень с царями станешь, только знай, пока ты жив, тогда и царь твой жить будет. Умрет царь, Россия кровью изойдет, да так, что и не поднимется.
  -- Страшные слова говоришь, старче, да возможно ли такое? - у Григория нехорошо в душе шевельнулось, может и слушать такое не надо?
   Но перечить не стал.
  -- Верь Господу, я лишь слова его передаю, а ты судьбу свою знаешь, потому иди, послужи, никого не бойся, тебе столько отмеряно, сколько нужно. Царей береги, в них сила, православная, без них веры нет, да и Руси!
   Он вдруг замолчал, осекся на слове. В келье установилась мертвая тишина, ни единого звука не услышал Григорий. Боясь прикоснуться к лежащему старцу, он начал пятиться, осеняя себя крестом. И вдруг на его глазах произошло невиданное. В самом углу кельи зажегся голубой огонь, и оттуда полилась тонкая струйка воды. Ужас охватил Григория, не зря ему рассказывали про то, что старцы могут все.
   Он не помнил, как оказался на улице. Оглянулся, кругом огни, по улицам экипажи ездят, господа прогуливаются, бурлит Москва, и невдомек никому, что у них под ногами другая жизнь идет, страшный вулкан огонь разжигает. Перекрестился Григорий и побрел дальше, куда глаза глядят.
  
  
  
   Москва, Покровка, Потаповский переулок.
  
   В неприметной машине сидели двое прилично одетых мужчин среднего возраста, и молчали. Посмотреть со стороны, беседуют о чем - то о своем двое приятелей. Мало ли о чем можно поговорить в этот вечерний час. Изредка один из них бросал взгляд на окно третьего этажа, в котором, наверно единственном во всем здании горел свет. Было видно, что водитель машины, и его пассажир, очень красивый мужчина средних лет, никуда не торопились, и похоже, чего - то ожидали. А может быть, кого - то...
  
   Там же, в здании института.
  
   Это все враки, что время гениев прошло. На таких одиночках, как он, Шантанов Николай Николаевич, держалось и держится, и будет держаться все в этом мире. Конечно, сотни и тысячи людей трудятся, каждый по - своему. Добывают маленькие крупицы истины, и только гениям под силу осмыслить эту истину. И создать нечто такое, что и движет солнца и светила. Вот и он сегодня может сказать, что теперь солнца и светила двинутся в том направлении, какое задаст им он, в фигуральном конечно, смысле. Но все, что будет, происходит на этой земле, любые дела и поступки, будут подвластны ему, простому профессору, и он сможет управлять миром, или миром будут управлять другие, но сего помощью. И все это просто, гениально просто. Что теперь армия и тайная полиция? Все это никому не нужные игрушки, дорогостоящие, а порой и опасные. Теперь миром будут управлять те, сумеют построить совсем небольшой прибор, поднять его в космос, а оттуда посылать необходимые импульсы. И люди, либо будут делать то, что необходимо, либо умрут счастливой смертью, не чувствуя боли, вообще не испытывая ничего, кроме наслаждения. Можно вполне контролировать рождаемость, смертность, потребление, выборы без больших затрат, да мало ли.
   Шантанов поставил точку, откинулся в кресле, закрыл глаза, переживая экстаз успеха. Столько лет он шел к этому, и вот, наконец, все увенчалось сногсшибательным успехом, через что пришлось пройти, об этом мало кто знает. И вся эта дурацкая корпорация " Эра", с их начальством, строящим, из себя государевых людей. А если подумать, кто они? Он встал, достал дискету, положил ее в портфель, вместе с бумагами, лежащими на столе. Потянулся, можно идти, смело отдыхать, он вполне заслужил этот отдых. Выключил свет и вышел из кабинета.
   Мужчины в машине, заметив, что свет в окне потух, проявили мало беспокойства, однако один из них вышел из машины. А второй завел мотор, и отогнал машину вперед, поставив ее в самом начале вереницы автомобилей, припаркованных вдоль подъезда. Хлопнула дверь, и шантанов, достав из кармана ключи, поспешил к машине, нажимая на кнопку сигнализации. Он не заметил, откуда появился тот мужчина, в черном плаще, он столкнулся с ним, уже спустившись с тротуара.
  -- Извините, Николай Николаевич, - услышал он, и даже не удивился, мало ли случается.
   В туже минуту он почувствовал в животе острую боль, ноги подкосились, и он начал падать, инстинктивно подняв вверх руку с портфелем. Мужчина, подхватив портфель, и протянул правую руку. Последнее, что увидел Шантанов, направленный на него ствол пистолета.
   Мужчина, не торопясь, подошел к автомобилю, хлопнул дверью. В туже секунду автомобиль, рванулся с места, и покатил, путаясь в переулках.
  -- У тебя нервы, железные, - сказал восхищенно водитель, - просто как у Сталлоне!
  -- А то, - просто сказал мужчина, роясь в портфеле, - куда ему до нас.
   Он переложил все бумаги в свою сумку, а кассету переложил в свой карман.
  -- И, что за это дерьмо мужика и завалили? - спросил водитель, притормаживая на светофоре, глядя на вывеску ресторана.
  -- А ты, что думаешь, там миллион долларов найти? Откуда у него такие деньги. Останови, я дальше сам. Расчет, надеюсь, правильный?
  -- Правильный, правильный. Могли бы, и прибавить, - сказал он, притормаживая у тротуара.
  -- Я тебе, не мать Тереза, - ответил мужчина, и стал выходить из салона.
   Он встал, загородил спиной салон, и начал застегивать пальто. Затем захлопнул дверцу, и спокойно пошел по улице, разглядывая окна близлежащего ресторана.
   В автомобиле, крепко сжав руль в предсмертной судороге, откинув голову, остался молодой, симпатичный водитель. В его стекленеющих газах отражались огни встречных машин.
  
   Москва, помещение Славянского клуба.
  
   Официальная часть собрания членов Славянского клуба закончилось и началось в некотором роде, веселье. По уставу подобные собрания проходили каждый месяц в помещении клуба, и на нем присутствовали все члены клуба, за исключением тех, кого работа или иные обстоятельства забросили за пределы России. Таких членов клуба набиралось совсем не много. Да и мало кто рисковал нарушать взятые на себя обязательства и многие, отнюдь не испытывая приятных чувств, тем не менее ехали сюда, надев лучшие одежды, желательно только из бутика, желательно на машине, которая могла удивить друзей по клубу.
   Ярко горели электрические светильники, стилизованные под свечи, да и весь зал был отделан в стиле, слегка напоминавшем старинную залу. Огромный камин, с подсветкой, колонны, отделанные под мрамор, лепнина, все словно пыталось вернуть время далеко назад. Однако при внимательном рассмотрении вся эта роскошь производило впечатление дешевого балагана, который был сделан ради театрального представления, в котором артисты чуть - чуть задержались, и по инерции продолжают играть свою. Все это не вязалось с ультрасовременными автомобилями, костюмами от самых модных портных и музыкой, льющейся с высокого балкона.
   Официанты разносили бокала. Похоже, что вечер заканчивался, сейчас будут сказаны последние комплименты, высказаны предложения о встречах, светские любезности, которые необходимы в таких случаях. А потом, скучающая молодежь, чтобы вечер не пропал даром, поедет в заказанный ресторан, чтобы смыть с себя скуку сегодняшнего вечера, а те, кто постарше поедут домой с новой порцией впечатлений, из которых впоследствии, родятся новые сплетни.
   Савва Филиппович, стоя у колонны, осматривал зал в поисках необходимого ему господина. В зале было полно народа, все оживленно переговаривались, разбившись на небольшие группки, многие держали в руках бокалы с вином, в которых отражались электрический свет, бриллианты дам, лица собеседников. Многие из этих лиц очень часто мелькали на экранах телевизоров, обложках журналов, на различных рекламных щитах, а то и упаковках товаров ширпотреба. Здесь же многие говорили умные речи, но Савву это интересовало мало. За свои годы он столько наслушался умных речей, что больше обращал внимание на интонацию, чем на содержание. Он прекрасно знал, многие из тех, кто сейчас в этом зале, живут по принципу: " Слово данному лоху, словом не считается", а лохом каждый считает всех, кроме себя.
   Наконец, ему удалось разглядеть в толпе Ивана Ильича Бобрикова, невысокого лысого мужчину, что называется в теле, бывшего писателя и экономиста, а теперь ставшего банкиром, и особой, несколько приближенной к тому, кого Савва называл " светлейшеством".
   Иван Ильич, несмотря на свой грузный вид, резво двигался с симпатичной дамой неизвестного возраста, супругой известного артиста, прекрасно одетой. Они о чем - то оживленно разговаривали. И было понятно, что они так увлечены друг другом, что вряд ли одобрят вмешательство в их беседу. Но Савва, настойчиво двинулся сквозь толпу, навстречу парочке. Его высокая стройная фигура, в прекрасном черном костюме, и пышная шевелюра, с роскошной сединой, привлекала к себе внимание. Он замечал это внимание, и ему было приятно, что в свои почти шестьдесят, он так великолепно выглядит.
   -Иван Ильич, дорогой, я так давно мечтаю Вас увидеть! - Савва говорил приятным голосом, каким говорят вышколенные ораторы.
   -А Вы, Мария Николаевна, вы сегодня превзошли самую себя, - он продолжал расточать комплименты, но голос у него изменился, именно таким он нравился некогда супруге президента.
   -А Вы все такой же дамский угодник, - произнесла, улыбаясь, женщина, подавая руку для поцелуя, - вы с каждым днем становитесь все лучшее и лучше!
   -Я, как коньяк, - пошутил Савва, целуя протянутую ладонь, - чем старее, тем крепче.
   Рука женщины была чуточку влажной, и пахло дорогими духами. " Черте чем мажут", - подумал он. А вслух произнес:
  -- Куда мне до Вас, прелесть вы наша.
  -- Да, ладно, Вам, все вы шутите. Хотя, знаете, что отвратительно в нашей жизни, мы стали так редко встречаться. У нас столько тем для бесед. Пригласите к себе на вечер, я так давно не была на вашей даче.
  -- Я теперь там живу постоянно, поэтому буду рад вас видеть, у меня там так неописуемо замечательно. Поэтому я приглашаю вас завтра, вместе с Иваном Ильичем, семьями ко мне на вечерочек. Мангал разожжем, шашлыки поедим, немножко вина попьем.
   Ивану Ильичу, похоже, совсем не хотелось приезжать на дачу к Савве, он закрыл глаза, благо за стеклами было не разглядеть, но отказать не решился. Просто сослаться было не на что, да и кто его знает, раз зовут, значит что - то хочет от него, этот старый лис. И куда им, все мало!
   - Конечно, разве я могу, отказаться, - всплеснул он радостно руками, - Савва Филиппович, в любое время дня и ночи. Только позовите!
  -- Вот, видите, как все замечательно устроилось, - улыбнулась Мария Николаевна, - а сейчас друзья встретились и разошлись, а то мой родной, сейчас приступит к осушению винного погреба. А мне он нужен сегодня совсем трезвый. Пока, пока! - помахала она ручкой.
  -- Всех Вам благ, и завтра я вас жду у себя!
   Савва пожал на прощание руку Ивану Ильичу, и, проводив взглядом парочку, глянул на часы. Был второй час ночи. Хотелось спать, все - таки не двадцать лет, когда он спал через сутки.
   Народу в зале убавилось. Многие предпочли разъехаться, отметились на встрече и до свидания, до следующего месяца. Дочери своей он уже не увидел, только супруга стояла, беседуя с двумя знакомыми дамами.
   Савва подошел, слегка поклонился. Знакомство с дамами было шапочное, и можно было без лишних церемоний. В последнее время он стал тяготиться новыми знакомствами, хотя раньше никогда не отказывал себе в удовольствии поговорить со свежими людьми.
  -- Савва, нам пора ехать? - спросила супруга.
  -- Конечно, Галина Георгиевна, - нам уже совсем пора.
   Он всегда так при людях называл свою жену.
   -Уже и вечер на дворе, да и кучер заждался, - пошутил он, - внучек, наверное, не спит, нас ждет.
   -До свидания, всего вам хорошего, - попрощалась она с собеседницами, и, раскланявшись, оба поспешили к выходу.
   Серебристый "Мерседес" уверенно рассекал пустынный проспект, накручивая километры в сторону Одинцова. Слава вел машину уверенно, слава богу, он с ними более десятка лет. И он ему доверял, да больше и довериться было некому. А ехать по ночной Москве одно удовольствие. Нет этого выматывающего душу потока машин, эскортов с мигалками на крышах, нагловатых милиционеров, похожих на бандитов, бандитов похожих на милиционеров.
   А было время, и он ездил, с мигалкой, в сопровождении охраны, хотя тогда он меньше всего интересовался, каково другим в пробках. Он попал в самый сумасшедший период последней смуты, когда все перемешалось, и было совсем непонятно, что предстоит делать. Наступал момент, когда было понятно, что государство разрушилось, а каким может быть новое, было совсем непонятно. Да никто и не хотел этим заниматься. Тогда ему стало казаться, что он совсем близко к самому трону, еще шаг, совсем небольшой, и он сумеет войти в число небожителей. А вышло все по - другому.
   Нет, он уцелел, жив и здоров, оставил свой след в истории России, но быть остановленным почти у самой цели, это хуже, чем быть убитым в начале атаки. Власть - это бремя сильных, те, кто идет до конца, не оглядываясь, не боясь потерять все, даже жизнь. Ему в этой жизни, хуже, чем бомжу. У того есть смысл борьбы, есть за что бороться. А ему? Что ему нужно? Квартиры, огромный дом, машины, какая - то служба, вечера, знакомые, которые при разговоре пытаются скрыть за улыбкой презрение. Не смог, не сумел, слабак! Эти уважают ни деньги, деньгами этих нельзя удивить, эти уважают силу. При Иосифе все было верно.
   Винтовка рождала власть. Теперь деньги рождают власть, над этим он сейчас и будет работать. Это его предок был казацким полковником. И что не говори, у него хватит смелости разыграть до конца эту карту. Пусть никто не мечтает, что он успокоился, затих в своем поместье. Не дождутся!
   Автомобиль притормозил у шлагбаума, охранник, сверившись с номером машины, быстро открыл проезд. Мешковатая фигура охранника вызвала в нем легкое раздражение.
  -- Набрали какую - то деревню, - проговорил он, ни к кому не обращаясь.
   Жена спала, уткнувшись в подушки салона. Она стала все время засыпать в машине, наверное, годы брали свое. Савва покосился на нее и ничего не сказал. Навстречу машине медленно открывались ворота усадьбы. "Мерседес" прошуршал колесами по аллее, освещенной круглыми фонарями, мимо огромных елей, сливающихся с темным небом и, медленно подкатил к парадному подъезду. Огромный трехэтажный особняк, казалось, спал.
  
  
   Г. Хотьково, через три часа.
  
   Ровно в пять, и это было строго, Ванюша, молодой парень, начинал будить братию, исполняя данное ему отцом Феофаном послушание. Звон старого бронзового бубенца вызывал отвращение, но делать было нечего, таков устав. В разных углах бывшей бани, в которой мылись господа, некогда владельцы этой усадьбы начиналась возня, кряхтенье и кашель, а затем, кое - как одетые насельники спешили на двор. Баня, пережившая две революции, войны и много чего другого, вдруг превратилась в общежитие для непонятного люда, забредшего в эти края по нужде, а попросту спасаясь от холода и голодной смерти. Минут через пять все возвращались в дом, принимались наводить порядок, медленно осознавая, что наступает новый день и нужно как - то бороться за выживание в этом неприветливом мире. Посредине комнаты стоит огромная печка, которая обеспечивает всех теплом, но стены дырявые, и все выдувает, а заделать стены все недосуг. Вдоль стены стоят кровати, прикрытые солдатскими одеялами, шкаф, с книжками, на шкафу приемник, включать который можно только на одну волну. Наконец, из боковой комнаты, появляется приходской староста, он же эконом, невысокого роста рыжебородый парень, зовут которого Михаилом. Глаза у него быстрые, однако, в голове ветер, хотя он изо всех сил старается быть умнее, чем есть на самом деле. Все его поведение говорит, что идеал для него, это ротный старшина. Он вальяжно расчесывает свою, совсем негустую бороду, и отдает команду:
   -Строимся, братья!
   Зевая и толкаясь, насельники выстраиваются в одну шеренгу, и тупо устремляют взгляд в пол. Всем хочется спать. Какой не была бы прежня жизнь, все ощущали себя в человеческом праве поспать до свету, а тут непроглядная темь за окном и тоскливый день. Эконом оглядывает братию и кривит губу. Ну, что это за люди такие? Ну, Иван малой, этого мать упросила взять. У самой еще четверо, не прокормить. За ним Павел из Смоленска, похоже, беглый, но хитрован. Любит поесть да поспать, батюшка на него виды имеет. Хочет сделать алтарником, взамен нынешнего, который в семинарию собрался, а сейчас спит пока за стеной. Третий Федор, пожилой мужчин, по собственным рассказам капитаном служил на корабле, да упал и повредил спину. Да как проверишь? Сейчас кого не спроси, либо "афганец", либо еще что - ни будь, любят все героями называться. Но так мужик спокойный. За ним Валера, бывший артист или режиссер, но попросту алкоголик. Пока держится из последних сил. Еще молчаливый парень, Володя. Кто такой, не говорит, пришел, погибал совсем, батюшка из милости взял, в бане мыться пошли, а он израненный весь, словно из боя вышел. С тех пор его зауважали. Это надо же, что человек вынес. А привел его Виктор Любавин, высокий. Красивый парень, но с детства по колониям скитается. Ну, с кем, тут прикажете, приход обустраивать?
   Михаил хмурится, пытаясь нагнать страху. Хотя понимает: этот народ такое видел, что его испугать уже ничем не невозможно. Он набирает для храбрости воздуху и говорит:
  -- Нужно братия, за колодец браться!
   Все молчат, каждый думает о своем, ни все ли равно за что браться, денег все равно не заплатят. Работать придется только за этот угол в щелястой бане, да за постную пищу, от которой уже тошнит.
  -- Надо братцы, поработать во славу Божию, за месяц вырыть, - уверенным голосом говорит Михаил.
   И тут же добавляет:
  -- А то придется всех вас отправить, и других нанять.
  -- А глубина, какая, - рискует спросить Иван. Угроза все - же подействовала, на дворе зима, кому охота на улицу.
  -- Тридцать метров, - уверенно отвечает Михаил, - у соседей спрашивал, у них на такую глубину копан.
   Все притихли. Метр глубиной в день, это лихо.
  -- Будем копать в три смены, - заявил Михаил, - по очереди.
  -- А кто эту работу знает? - спохватился он вдруг.
   Все дружно молчали.
  -- Да, выкопаем, чего тут сложного, - бодро заверил Нелюбин, - дело привычное, бери да копай.
  -- Вот тебе и быть старшим нарядчиком, - облегченно вздохнул эконом, - найди инструмент, и после молитвы благословясь, за дело. А сейчас бегом на молитву.
  
   Который день двое солдат хоронились от немцев в болотах под небольшим городком, с чудным названием Лебедянь, что вычитали, когда переходили шоссе. На что, Иван - сибиряк, не потерявший чувство юмора, заметил:
  -- Не плохо бы к лебедушке подвалить, поесть бы, попить, может и чего другого, а потом и умирать можно.
   Путин только плечами пожал, дескать, поесть, попить бы не мешало, а вот умирать брат шалишь, рано. Они сидели под деревом, на сухом месте, жевали какую - то дрянь, смотрели в осколок синего неба над головами и думали каждый о своем. Меньше всего. Хотелось думать о том, что будет с ними дальше.
  -- Солдатское дело простое, пока жив - воюй, - сказал Иван, - только бы знать, как?
  -- А чего нам волноваться, немцев полно, только голодные мы, да и патронов, с гулькин нос.
  -- Надо своих искать, - решительно сказал Иван, - а так пропадем.
   Они помолчали, слышно было, как гудят надоедливо комары на поляне, и ветерок колышет листья берез.
  -- Слышь, Володь, - сказал Иван, - давай зарок, дадим, что в плен не пойдем, я сибиряк, из староверов, мы и перед царем шапки не ломали, а перед фрицами, тем боле.
  -- Только давай так, если кого ранят, то другой, если жив, добьет, а то сам знаешь, - согласился Владимир.
   Разговор был будничный. На то и война, на то и солдат, чтобы знать свою долю.
  -- Слушай, нужно идти, куском хлеба нужно разжиться, да ополоснуться. А то скоро сами в болотные кочки превратимся, - предложил Иван, - может, засветло набредем на хаты.
   И снова они побрели, утопая в болотной грязи, выискивая места посуше. К вечеру им улыбнулось счастье.
   Они вышли на край хутора, расположенного на большой поляне. Большой дом, был окружен многочисленными строениями, правда, довольно ветхими. Уже вечерело, лучи солнца скользили по верхушкам деревьев, и в воздухе ощущалось свежесть вечера. Казалось, что хутор заброшен, но друзья решили не торопиться. Если никого нет, то, что торопиться, а если есть, то не мешало узнать, друзья или враги, хотя от голода сводило животы. Они стали обходить хутор, прячась в лесных зарослях, обступивших поляну, и почти наткнулись на одинокую женскую фигуру, в черной кофте и такой же юбке, которая лопатой ковыряла землю.
   Иван недолго раздумывал, потом жестом показал, дескать, я пошел, а ты сиди здесь. Владимир кивнул головой в знак согласия, лег под куст и стал наблюдать.
   Иван вышел из кустов и подошел к женщине, стараясь не испугать ее своим появлением. Но та даже не подняла головы, когда он подошел и встал рядом. Она была совсем не старой, но на лице лежала печать лишений, которые превратили ее в старуху. Он постоял, потоптался, кашлянул, но та все также продолжала работать лопатой, пытаясь разрубить, огромный березовые корни.
  -- Мать, мы тут, - начал, было, Иван, и тотчас же осекся.
   Неподалеку он заметил завернутое в холстину небольшое тело, видимо ребенка, и тогда он сообразил, что женщина копает могилу, наверное, для собственного дитя.
  -- Прости, мать, - сказал он, - не знал.
   Женщина подняла на него глаза, они были красные, и посмотрела на Ивана Несколько мгновений, словно оценивала, а потом молча сунула ему в руки заступ. Тот взял, не зная, что с ним делать, но, подумав, отложил винтовку, и начал работу. Женщина удалилась в сторону строений. Иван проводил ее взглядом, но работу не бросил.
  -- Не должна же она поступить плохо, - решил он, - раз такое горе, то, что уж тут.
   Он копал довольно долго, изредка оглядываясь по сторонам, но ничего подозрительного не увидел. Ивану было плохо, от голода дрожали ноги и руки, но бросить работу он не мог, знал каково женщине закапывать своего ребенка, не приведи бог никому. Наконец, он увидел, как она быстрыми шагами приближается к нему, неся в руках небольшой мешок. Женщина подошла к нему, подала мешок, и потянулась за лопатой.
  -- Подожди, - сказал Иван, - не торопись.
   Он продолжал работать, ровняя края могилы, а она стояла рядом, словно каменная, наблюдая за работой. Не таясь, из кустов вышел Владимир, и, поняв все, положил винтовку, и стал помогать Ивану. Как бы они не были голодны, по - мужски не могли перенести ее скорбного вида. Они работали, стараясь не глядеть на тело ребенка, словно были в чем - то виноваты, а как не крути, по большому счету, конечно виноваты перед этой, рано постаревшей женщиной.
   Наконец, яму подровняли, и мужчины встали, женщина опустилась на колени, сняла холстину с лица, и они увидели лицо мальчика - подростка, с волосами цвета льна. Он был одет в белую рубашку, босой. Отчего он умер, они не стали спрашивать, Иван поднял мальчонку на руки, подал стоящему в яме Владимиру. Тот бережно, насколько это было возможно в тесной яме, словно боясь потревожить сон ребенка, положил на холодную водянистую землю. Через двадцать минут все было кончено, только холмик земли напоминал о том, что здесь могила. Женщина стояла молча, мужчины присели, Иван потянулся за мешком, развернул. В нем оказалась краюха черного хлеба, немного огурцов, и два яйца. Сдерживать себя они не могли, и принялись есть, стараясь растянуть удовольствие, подбирая каждую крошку. Женщина все также смотрела перед собой, и взгляд ее, казалось, был совсем далеко отсюда. Тем не менее, с едой они управились быстро, лишь осталось ощущение пищи на губах, и некоторого блаженства.
  -- Теперь бы в баньку, - заметил Иван.
   Уже почти стемнело, из лесу потянуло прохладой, и сидеть на земле было неудобно, да и морило в сон. Женщина словно очнулась. Она повернулась к ним лицом, посмотрела на них, и ни слова не говоря, сделала рукой жест, пошли мол. Иван сразу поднялся, увлекая за собой друга. Тот не перечил, идти, так идти.
  
  
  
   Москва, район Старого Арбата. 10 часов дня.
  
   Иван Николаевич Кузин, генеральный директор корпорации "Эра" уже почти добрался до места своей работы. День был зимний слякотный, но московские погоды ему нравились, хотя сам он был с юга. А в столице осел после института, работал инженером на заводе, чего - то там изобретал, но так ничем особым Родину не осчастливил. А потом ударился в бизнес, скорее ударили умные люди. И скромный инженер, которого все за глаза звали Кузей, а как же иначе, если фамилия обязывает, чудесным образом превратился в генерального директора этого самого института, а затем огромной империи, которую назвали "Эрой". Корпорация имела такую сложную структуру, и занималась такими проблемами, что многого ему самому было недоступно. Нет, все было в порядке. И шикарный офис, и штат и секретарши, охрана, зарплата, и поездки за границу. Даже орден за службу отечеству, который вручал в Кремле лично президент, но иногда по ночам его одолевал страх. Он понимал, что где - то, совсем рядом действует настоящая империя, со своими законами, куда ему вход запрещен, и любая его попытка закончится просто его смертью и торжественными похоронами на престижном месте. Кто был истинным хозяином этой империи, он, конечно, догадывался, но предпочитал молчать. Он просто подписывал документы, которые ему привозили молчаливые люди, молодые подтянутые. Он даже их не просматривал, он знал точно в них все в порядке. Там не к чему придраться любой инспекции и полиции. С ним имел дело только один банкир Бобриков, который тоже не очень распространялся по поводу дел его компании, а просто приносил контракты, на которых нужно было поставить его подпись. Все его попытки хоть как - то объясниться, наталкивались на стену вежливого молчания, а потом он сам отказался от этой мысли. А зачем ему это надо? В конце концов, за такие деньги можно и помолчать. Но газеты все же прочитывал аккуратно, да и слухи ползли такие, от которых ледяной холодок пробирался под самое сердце. Порой беги и сдавайся, да ведь все равно убьют, от этих и в тюрьме не спрячешься. А потому он решил на все махнуть рукой, чему быть того не миновать, да и привык уже к сытой привольной жизни, раньше нужно было думать, а теперь уж чего.
   Шофер поставил автомобиль на привычное место, и открыл дверцу, по привычке обводя окрестности взглядом. Охранник от бога, у "тела" прежнего президента служил, хотя кто его знает, кому сейчас служит. Да и не угадаешь. С улицы возьмешь еще хуже, точно на бандитов нарвешься. Он привычно неторопливо прошел по парадному, кивком головы поприветствовал вытянувшихся охранников, и в сопровождении одного из них, согласно инструкции поднялся на лифте к себе в кабинет на четвертом этаже. Из лифта по отдельному входу, он прошел в свой кабинет, разделся в гардеробной, причесал рукой волосы, и сел в кресло. В комнате было тепло, температура такая, какая ему нравилась. На столе тоже ничего лишнего, компьютер, телефон, на столе несколько папок с бумагами. Верхняя из них с почтой, строго для него, была такая корреспонденция, которую открывать не имел право никто. Он открыл папку. Все как обычно, ничего сверхъестественного нет. Обычная рутина, только все оформлено, словно государственная тайна. Ага, нет вот это не из этой серии, письмо от Бобрикова.
   Тот, правда, никаких писем не писал, все, что нужно обсуждали при встрече, да и что там обсуждать, потому вдвойне интересно. Иван Николаевич разорвал конверт. Прочитал, отложил листок. В письме просьба выйти на такой - то сайт, в такое - то время. Только и всего. Конференция у них намечается, приглашает соприсутствовать. Что такое Иван Ильич выдумал? Он нажал телефон внутренней связи.
  -- Доброе утро, Иван Николаевич! - услышал он в ответ голос секретарши.
  -- Леночка, будьте добры, пожалуйста, кофе, - попросил он.
   Затем включил компьютер и стал набирать нужный адрес. На экране мелькали привычные изображения, а потом проявилась заставка с набором непонятных слов. Раздалась неторопливая спокойная музыка, и Иван Николаевич ощутил приятное ощущение легкости.
   -Шалит, Иван Ильич! - подумал он, - вишь, чем развлекается.
   На экране замелькали круги, треугольники, все это в таком феерическом сочетании, которое трудно представить в жизни. Но странно, ощущение легкости нарастало, словно Иван Николаевич выпил какой - напиток. Заворожено смотрел он на экран, все более подчиняясь невидимой воле. Ему почему - то захотелось спать, он хотел подняться, чтобы прогнать это наваждение сна. Но сил не было, и хотелось продлить это состояние. Так хорошо ему никогда не было. Медленно, картинка стала меняться. На экране высветилось лицо какого - то неизвестного мужчины с бородой, который своим взглядом, казалось, проникал в самое сердце. Он произносил слова, но Иван Николаевич уже не различал слов. Сон полностью овладел им. А вот веки глаз сомкнуть он не мог, никаких усилий ему для этого не хватало. Взгляд мужчины с экрана, словно не отпускал его. Постепенно изображение удалялось, и вместе ним удалялось желание жить. Экран гас. И так же медленно угасал и Иван Николаевич.
   Посмотрев на часы, Леночка взяла поднос с кофе, и, растворив дверь, вошла в кабинет. Увидев хозяина кабинета сидящим в несколько странной позе в своем кресле, она нисколько не удивилась, словно это было нормальное состояние. Она поставила перед ним кофе, выключила компьютер, смахнула со стола письмо в корзину. Затем подошла к окну, отодвинула штору, и еще раз бросив взгляд, вышла из кабинета, тихо прикрыв за собой дверь.
   Напротив здания корпорации в видавшей виды, машине сидел непримечательный мужчина средних лет. Он был одет очень просто, так выглядят ученые полуразорившегося института, потерявшие всякую надежду на лучшее. Увидев, как поднялась штора на четвертом этаже, он спокойно завел мотор, и неторопливо поехал по проспекту, втискиваясь в поток машин.
  
   Дачный поселок " Лебединое озеро"
  
   Савва так и не заснул, возвратившись из клуба. Он разделся, но не пошел в общую спальню, а расположился в своем кабинете, опустился в огромное кожаное кресло, завернувшись в халат, и погрузился в раздумье. Рядом спала маленькая собачка, какой - то трудно произносимой породы, да перед собой он поставил бутылку вина, которое помогало ему скоротать время до рассвета. Он должен был хорошо подумать над тем, к чему всегда стремился, стать властью в этом огромном, не ухоженном государстве. Будучи человеком первого призыва во власть, он не растерял того позыва, который испытал, вращаясь среди тех, кто был истинным хозяином жизни. А теперь он совсем никто, имя таким никто, и звать их никак, и числом они - тьма. И тогда он задумал вернуться туда, где он мог ощущать себя человеком, но не подчиненным, а хозяином, и шансы у него были.
   Он уже несколько дней жил в тревожном ожидании, хотя видимых причин для этого не было. Домашние дела его волновали мало, а замысел, над которым он работал последнее время, постепенно приобретал реальные черты. Время работало на него, и вокруг Саввы стал образовываться круг людей, не связанных формально никакими обязательствами, но близкими по духу, и тем целям, в которых они порой боялись признаться даже самим себе. Однако было общее, что связывало всех людей его круга, даже тех, кто был на вершине успеха. Всех объединял самый примитивный пещерный страх, от которого было невозможно избавиться. Казалось, что он стал составной частью их тела, мысли. Страхом был насыщен воздух, которым они дышали, воду которую они пили, изысканную пищу, которую они поглощали в неимоверных количествах, нагружая свои желудки. Даже любовь превращалась в лекарство от страха, и самые извращенные формы отношений между мужчиной и женщиной, вдруг вспыхивали, подобно эпидемии, за них хватались как за наркотик, который, давая минутное наслаждение, еще больше разрушал тело и душу людей. Однако Савва знал, что эти люди ловят те моменты счастья, когда близость к власти дает некоторую видимость защиты от гнетущего состояния неуверенности. Они отчетливо понимали, что их состояние построено на банальном воровстве, и всех их таланты, которыми они так кичатся, чем напоминают повадки мелкого жулика, место которому в подворотне, а не в роскошных залах дворцов и казино. У всех была только одна мечта, что пройдет некоторое время, когда можно нормально жить. Чтобы оно наступило как можно быстрее, когда некому будет вспомнить, как составлялись первые капиталы. И откуда взялась роскошная жизнь их детей, бесконечные разъезды за границу, и что вновь можно, желательно при жизни, а не посмертно, быть человеком свободным, а не ходить с этой вонючей охраной, отравляющей жизнь.
   Никогда не существует детального плана заговора, одно как бы вырастает из другого, это невидимая цепь, каждое звено в которой связано друг с другом. Дело в оттенках, где каждый искал что - то такое, что задевало его личный интерес. И на первом месте стояли деньги, или защита того, что составляло смысл жизни. И это опять были деньги. С высоты его денежного трона были видны все тайные нити, питающие власть. Сосредоточить в одних руках, дело невозможное, но повернуть их себе на пользу, вот над чем он работал в последнее время. Он знал самое главное, то, что именуется высокопарно, тайными пружинами власти, а, в сущности, представляют собой, совокупность случайностей и самого подлого пресмыкания перед теми, кто может распоряжаться деньгами и жизнью людей. Савва видел, как президент старается стянуть в единое целое огромную рассыпающуюся империю, уже не державу. С помощью инструмента, который в народе именуют законом. Но богатый от закона всегда откупится, а нищему закон не нужен, потому что ему собственно, нечего терять. Нищие живут по понятиям, выданным им еще две тысячи лет назад. Страна держалась за счет тонкого слоя бюрократов, действительно считающих себя людьми, способными переварить все эти временные, как они считали, трудности, работая на износ. Только было одно обстоятельство, которое обрекало их на неуспех, это деньги. Да, те самые деньги, которые рекой потекли в казну из нефтяного фонтана. Вместе с этими деньгами в страну пришла полная уверенность, что не нужно строить ничего капитального, строить заводы и пахать землю. Все это удел лохов, нужно поделить нефтяные скважины, затем поделить земли, леса, рельсы с помощью того самого закона, и дальше будет все хорошо, ведь деньги в России имею только зеленый цвет. И было еще одно обстоятельство, которое обрекало на неуспех любой начинание власти. Президент, подобно многим из своего окружения, считал свою точку зрения на все происходящее единственно возможной, создав некоторую стройную, по его мнению, картину происходящего. И очень болезненно переживал, когда на деле все оказывалось совершенно не так, как в его замечательной схеме.
   А все, в природе, развивалось по своим законам, бал правили деньги, а не закон. И постепенно, все в стране превращалось в одно бесконечное шоу, где роли были заранее оговорены, а режиссеры, скрывались за кулисами, не желая появляться перед публикой. И одним из таких режиссеров предстояло стать ему. Что же, он готов.
   Так и не отпив вина, Савва, уснул в своем кресле. За окном бледнела зимняя ночь.
  
  
  
   Турция, небольшой курортный город.
  
   Двое мужчин сидели в креслах, и пили чай. Одеты они были очень просто, словно только что пришли с улицы, чтобы отдохнуть, попить чаю, перекинуться парой фраз. А затем снова пойти на пляж и окунуться в ласковые чистые воды бассейна. Один из собеседников, по внешнему виду, больше напоминал южанина, в другом без труда угадывался славянин, хотя оба разговаривали на чистом русском языке. Так разговаривают между собой люди, который давно знают друг друга, и потому говорят все достаточно откровенно.
  -- Ты же понимаешь, Ахмат, ведь в чем смысл прошлого десятилетия для России и русских? Если отбросить весь бред, мы вернули страну в нормальное состояние, которое спасло просто от катастрофы. Никакая сила не спасла бы Советский Союз от очередной войны, а мир от гибели. Тут надо отделять идеологию для внутреннего потребления, от того, что мы называем исторической миссией. В чем заключалась историческая миссия России? Быть буфером между Европой и Азией? Никто этого отрицать не сможет, да это и не нужно. Нынешняя глобальная технология этого уже не требует. И, следовательно, Россия в таком виде. В каком она существует, уже не нужна. Ей нужно занять иное, соответствующее положение.
  -- Валерий, вы правильно понимаете то, что происходит в мире. Если говорить глобально, то и миссия белой расы на этой планете тоже подходит к концу. Ее достижения должны стать общемировыми, а сама раса превратиться в тот слой, который образует новое поколение народов. Мы с этим и не спорим. И не собираемся вырезать все белое население или превращать его в рабов. Вопрос идет о других вещах. И исторические обиды это просто мелочь. Вы же понимаете. Что сегодня нет такого уголка даже в вашей России, где нет мусульман или китайцев. А вы уверены. Что приход китайцев для вас лучший выбор по сравнению с мусульманами. Все русское население это меньше пяти процентов населения Китая. Вы хотите раствориться в этой массе? Китайские товарищи проглотят вас и вашу территорию, и тогда наступит мировое господство, по сравнению с которым все прошлые империи покажутся просто детской игрой. Поэтому, не лучше ли нам стать союзниками? А вам не перейти к нам под нашу защиту и покровительство.
  -- Тут вопрос не столько экономики, сколько идеологии, не так просто переломить эту логику.
  -- Тогда объясните, а кто вспоминает поход Наполеона, а немцев? Они ведь дважды только за тридцать лет побывали в России. Хотя они в каком - то смысле действовали на опережение, если заняться историей и отбросить политику. Русский народ тем и счастлив, что не догадывается о своей истории, иначе бы никто не пошел умирать за своих правителей.
   Ахмат отпил чай, внимательно посмотрел на своего собеседника. Вместе с Валерием они вместе учились в Москве и даже дружили, а потом служили в одном ведомстве. Валера, помолчав, спросил:
  -- Как это все замышляется?
  -- Все очень просто. Русские вернутся в лоно своей настоящей Родины, у них там всего достаточно, и земли и воды. Прекрасные города, нужно все это обустроить. Для этого достаточно того населения, которое будет считать себя славянским. Лет через двадцать, они вполне смогут стать без ущерба для себя похожими на современную Германию. Сибирь, конечно, из - чего и идет весь спор, превратиться в некую свободную зону под нашим контролем. Это будет некое хозяйственное образование для транснациональных корпораций, доходы с которого будут получать все заинтересованные лица. Вот для этого нам и нужен халифат, чтобы противостоять аннексии Сибири. Убедите всех, что любая война для России гибельна, она ничего не решает в современных условиях, она вызывает лишь напрасные страдания.
  -- И когда этот план будет реализован?
  -- Весь срок - ближайшие десять лет. Следующий президент вашего государства будет великим человеком, именно он избавит свой народ от проклятой миссии славян, умирать во имя благополучия других.
  
  
   Москва, Ясенево, пятый этаж.
  
   Полковник Романов, откинувшись на спинку кресла, на некоторое время задумался. Потом потянулся к столу, достал пачку сигарет. Такое случалось с ним крайне редко, и только тогда, когда нужно было принимать ответственное решение. Это только в книгах, ответственные решения принимают вожди и полководцы, все это решается здесь, в неприметных кабинетах. Правду говорят те, кто утверждает, что войны выигрывают полковники, а сражения солдаты. Вот и настал тот момент, который может повернуть историю страны в новом направлении, и если не все, то многое зависит от него, безвестного полковника, сидящего здесь, в небольшом кабинете на пятом этаже. И должность у него полковника, совсем скромная. Начальник аналитического отдела южного направления. А в отделе он, секретарша, приставленная следить за ним, да два сотрудника, лоботряса, высиживающие время и приглядывающих тепло место в бизнесе. Лаврентия на вас нет, он бы вас научил родину любить.
   А все было просто. Просматривая последние новости, он Романов, наткнулся на небольшую заметку, о том, что господин Ахмат Курбанов создает фонд " Конвергенция", призванный объединить азиатские и мусульманские народы, для отстаивания их интересов в условиях глобализации и предстоящей мировой войны. Большей пакости и трудно было представить. Для немногих посвященных это означало, что начинается новая война. И эта война начнется уже в Сибири. Он давно уже следил за всей этой компанией, и видно, что сейчас их замысел начинает обретать зримые очертания. В Сибири немало мест, где можно организовать заваруху, там горючего хватит, обвинить во всем ближайших соседей, а потом придти на помощь. А Боливар двоих не выдержит. Собственно, соседи на южных границах Сибири спокойно ждут, когда плод созреет и упадет к их ногам, а сами потихоньку осваивают территорию. Сколько там, в Сибири населения. По пальцам перечтешь, тридцать миллионов не наберется. Если прикинуть сроки, все на все у Ахмата уйдет два года, а через два года жди войны где - ни будь в Туве, место для этого идеальное, и никакой Шойгу не поможет.
   Полковник подвинул поближе кресло к компьютеру.
  -- Для начала изложим все на бумаге для самого себя, а потом посмотрим, откуда дует ветер, не похоже, чтобы без наших тут обошлось.
   В бане, топившейся по - черному, слегка пахло дымом, было совсем темно. Только в углу чуть колебался свет плошки. Иван, лежа на полке, хлестал себя веником до изнеможения, затем обливался холодной водой из шайки и выкатывался ползком на улицу, хлебнуть свежего воздуха. Закутавшись в тряпье, они сидели на трухлявом бревне, и приходили в себя. Казалось, что нет войны, что сейчас они помоются в горячей бане, придут в дом, и там их встретят, накормят, и они уснут. Но где - то громыхало, и это возвращало в сегодняшний день.
  -- А у тебя, кто - ни - будь, есть, - спросил Иван.
   Он смотрел на звезды, рассыпанные по ночному небу, на яркий лунный диск, полукружьем уснувшем, среди звезд.
  -- Нет, - ответил Володя после раздумий, - только отец.
  -- А это как? - удивился Иван, - как так можно? Я хоть и старовер, а у меня всегда девок полно было, хоть папаня и драл за это как сидорову козу. А потом отступился, сказал, что черного кобеля не отмоешь до бела.
   Он замолчал, углубившись в свои воспоминания.
  -- Да знаешь, тут история такая, я в детстве память потерял, даже не знаю почему, врач сказал от испуга, сказал, что может, вернется.
  -- Это, как потерял, совсем ничего не помнишь?
  -- Совсем ничего, не имени, ни отчества.
  -- Ну, ты, брат, даешь. А я вот все помню, особенно насчет баб. Я так до войны и не женился, думаю, женюсь, а что с другими делать? Что, на них и смотреть нельзя? Кто сказал, что они чужие, они все мои. Я их всех люблю.
  -- Так уж и всех, и хромых, и слепых?
  -- А что, была у нас в деревне слепая, с детства, болезнь, какую - то перенесла, так всем девка взяла, и лицом, и статью. Но парни от нее шарахались, а она придет на посиделки, сядет в сторонке, и прислушивается. Ну и вышел между нами парнями грех, кто с ней переспит, тому бутылка водки. Дернули жребий, и мне досталось. Я думаю, с лица воду не пить, а ночью все равно темно. Ну и стал с ней разговоры вести, до дома провожаться. А она не против, только улыбается, и все меня ласково называет. Ну и завел я ее в баню, прижал, как положено, она и не сопротивлялась. Тут, я тебе скажу, я такой любви ни до, ни после не знал, больше таких женщин и не встречал, хотя была девочкой. Короче, пропал я. Всем парням морду набил, чтобы про уговор забыли. Только она сама мне сказала, что меня любит, только отпускает меня, не хочет мне жизнь портить. И замуж за старика вышла, и девчонку родила, на меня похожую. Так, что мне умирать не страшно, что - то да от меня останется.
  -- Тебе проще, значит, мне жить придется, - сделал вывод Володя.
  -- Ну, тебя, пойдем еще попаримся, а то, не дай бог, на том свете придется.
   Чуть позже пришла хозяйка, принесла по рубашке, видимо, мужнины вещи, подала, не обращая внимания на их наготу. И позвала их в дом. Впервые они услышали ее голос, простой, смирившийся со всем, что происходит, голос нестарой женщины. В доме их ждал накрытый скромный стол, хлеб да картошка, что еще солдату надо?
   Пока они ели, она сидела рядом, и смотрела на них, словно пытаясь запомнить их лица. Горела свеча, тени бродили по стенам, а они ели молча, пытаясь хоть чуть - чуть ощутить нормальную человеческую жизнь с домашней едой, баней, женской лаской, вечерними разговорами, всем тем, что кануло куда - то в безызвестность, и за возвращение которой нужно платить каждому такую большую цену.
  -- Батюшка, - обратилась вдруг женщина к Владимиру, - послушай меня.
   В эту минуту она походила на икону древнего письма, вдруг оказавшуюся в этом убогом деревенском жилище.
  -- Тебе жить, тебя война коснется, но не сожжет, и пламя ее как огонь, опалит сына твоего, он и царем будет. А война не кончится, этой войне не будет конца, война та в людях. Ты себя, батюшка, не скоро обретешь, а как обретешь, так знай, молчание твое золото, оно дорого стоит.
  -- Ты о чем таком говоришь? - спросил удивленно Владимир, - чудно это все.
  -- А ты не удивляйся ничему, все уже ясно, все сбудется. А сейчас спать ложитесь, будет вам.
   Она встала, перекрестилась и медленно, горбатясь, пошла из избы вон.
  
  
   Москва, Цветной бульвар.
  
   Наталья Саввична проснулась, как и положено девушке ее возраста и положения проснулась в удобное для нее время и не одна. Господин Сатаров спал спокойно, словно у себя дома. Вчера, после утомительного собрания в Славянском клубе, глупых речей, толстых мужчин, и их жен, они оторвались, что называется на полную катушку, в ресторане.... А это, совсем неважно в каком, главное было весело, и нисколько не утомительно. Да и Александр не разыгрывал из себя героя - любовника, все произошло совершенно спокойно, без всяких резких движений, одно удовольствие и никаких проблем. Действительно, у мужчин его возраста своя прелесть. Не то, что у этих юнцов, строящих из себя гигантов бизнеса и секса. Она встала, ощущая в теле некоторую усталость. Сквозь жалюзи пробивался солнечный свет, с улицы доносился легкий шум движения машин, где - то работал отбойный молоток. Ступая босыми ногами по мягкому ковру, Наташа вышла из спальни. Через минуту она уже ощущала на теле приятные струйки воды. Утро начиналось для нее совсем неплохо. Она перебирала в памяти, что предстоит ей за сегодняшний день. Все как обычно. Завтрак, поездка в парикмахерскую, потом за город на дачу к родителям. А там вечная скука и пристальный взгляд матери.
   Почему, дескать, опять ребенком не занимаешься? А у ребенка кроме кучи учителей и гувернанток есть еще и родной отец, правда, сволочь порядочная. Короче, никакого просвета. Самое главное, придется дать окончательный ответ Андрею, раз мальчику нужен отец, то Андрей подойдет на эту роль лучше всех. Это точно знает, что ему можно, а чего нельзя. Она закрыла душ, сняла полотенце, приготовленное домработницей, растерлась стоя перед зеркалом. А, что там ни говори, выглядит она для своих лет прекрасно. Совсем, даже неплохо. Она бросила полотенце и снова вернулась в спальню. Сатаров
   уже стоял одетый и что - то приглаживал на лысой голове. При свете дня он уже не казался таким привлекательным, как вчера, но все же еще сохранял мужскую стать
  -- Доброе утро, Наташа, - произнес он, своим глуховатым голосом, - вы - богиня!
   Он смотрел на нее восхищенно, ни мало не заботясь о том, чтобы произвести на нее впечатление. Было видно, что он действительно восхищается ее телом, движениями молодых ног и рук. Наташа кивнула, деланно равнодушно. Только спросила:
  -- Сигаретку даме не дадите?
  -- Пожалте, - подыгрывая ей, ответил он, - всегда самые лучшие.
   Наташа накинула халатик и села в кресло, выбросив оттуда вещи, и закурила, оглядывая Сатарова внимательным взглядом. Тот подал ей пепельницу и продолжал надевать пиджак, мурлыча под нос непонятную мелодию.
  -- Слушайте, Сатаров, произнесла Наташа, пуская сигаретный дым в потолок, я хочу, чтобы из этого получилось хорошее для нас с вами. Вы не против?
  -- Я всегда за хорошее, - произнес он тотчас, ни минуты не колеблясь, только если ваши маменька с папенькой дознаются, нам будет маленький абзац.
  -- Плевать! - решительно отрезала Наталья, - мне решать, как скажу, так и будет.
   Сатаров уже затягивал галстук, достал из кармана мобильный телефон, нажал кнопку, тот сразу зазвонил на английский манер. Он вздохнул:
  -- Давай, крошка, до вечера, созвонимся, дела зовут!
   И приложил телефонный аппарат к уху.
   Через некоторое время, провожаемый взглядом охранника, он выходил из холла, направляясь к своей машине.
  -- Это ведь ни с чем не сравнимое удовольствие, отомстить своему врагу, оттрахав, его дочь. Это интереснее, чем вытереть зад его портретом. Я это могу, а он нет, да и не я один!
   Через минуту его машина уже неслась в общем, потоке автомашин. В голове были совсем другие мысли.
  
   Деревня Мишино, церковь Христа Спасителя, полдень.
  
  -- Вот и пришли, - Виктор сбросил с плеча пару лопат, лом.
   Остальные тоже побросали свою ношу.
  -- Давай, закурим, - обратился он к Павлу, оглядываясь кругом.
   Троица присела на валяющийся рядом ствол спиленного дерева, и молча стали осматривать ближайшие окрестности. Перед ними была деревянная церковь, обшитая вагонкой, с небольшим крыльцом. Перед ней огромная куча снега, чуть далее два небольших домика, затем огромный недостроенный дом, с пустыми окнами, затянутыми наспех пленкой. Церковь располагалась на самой вершине горы, рядом дома небольшой деревни, которую со всех сторон окружал лес.
  -- А зачем тут колодец, - спросил Володя, - тут ведь до воды этажей десять.
  -- А батя, решил здесь монастырь завести, - сказал Павел, - вон большой дом видишь, там монахи жить будут, а у церкви будет источник святой, так положено.
  -- Так уж и святой? - усомнился Нелюбин, откуда святость - то?
  -- Ну, это, дело наживное, а место тут красивое, что ни говори.
   Место и впрямь было красивейшее! Огромное голубое небо, зеленая стена хвойного леса, за церковью угадывался пруд, за ним огромное поле.
   Дверь церкви открылось, из нее вышел парень и направился к ним.
  -- Здравствуйте, братья! - поприветствовал он сидящих.
   Был он невысокого роста, чернявый, в нем угадывалось, что - то азиатское.
  -- Тамбовский волк, тебе товарищ! - ответил Нелюбин, сплевывая табачную слюну, и подавая руку, - как дела, мусульманин?
  -- Какой я тебе мусульманин? - ответил тот, крепко пожимая руки всем.
  -- А кто же ты, - вступил в разговор Павел, - ты по паспорту, кто?
  -- Ну, Бацаном зовут, а фамилия Бадмаев?
  -- А сам калмык, какой же ты православный? - не унимался Нелюбин, - мусульманин и есть.
  -- А тот Бадмаев, что при царе был, тебе не родственник? - спросил Володя.
  -- Вроде как дед, - ответил парень, - а мы все крещеные.
  -- Да ладно, живи, чего уж там, - сказал Нелюбин, - нам все равно. Лучше давай чифирнем, а?
   Все молчаливо согласились, и стали собирать дрова на костер, поручив Володе наблюдать за дорогой, неровен час, появится староста Михаил. Тогда быть наказание за простой, об это двести поясных поклонов. Любимое развлечение для него, наблюдать, как братия поклоны отбивают, в грехах каются.
   Володя наблюдал, как медленно разгорается пламя. Здесь уже он более двух недель, а тогда, его почти мертвого доставил в больницу Боцман, капитан. Прибывший на прииск, он не растерялся, и, вытащив на себе, на лодке доставил в больницу. Что и говорить, родился лейтенант Семенов в рубашке. Три месяца его по частям собирали в госпитале. А потом, перед самой выпиской к нему пришел невысокий человек в штатском, вызвал его в сад, и они долго сидели на лавочке под большим деревом. Он представился Федором Ивановичем, показал удостоверение, выслушал, все, что хотел выслушать и сказал:
  -- Слушайте меня внимательно, молодой человек. Все, что вы мне тут рассказали, очень интересно, но не стоит главного, вашей жизни. Все дело в том, что вы никогда не были работником милиции, и если вы решитесь доказать обратное, место в психбольнице вам обеспечено, это все не сложно. Вы рядовой гражданин, живите и наслаждайтесь. Вот вам документы, деньги, и попытайтесь быстрее исчезнуть из этого города, тогда можете рассчитывать на спокойную жизнь, и считайте, что вам повезло в этой жизни. У вас же была невеста, вот и найдите ее.
   Он достал из кармана пакет, желтого цвета.
  -- Вот здесь деньги на первое место, чистый паспорт, на ваше настоящее имя. А с остальными трудностями вы справитесь, у вас это получится.
   Он встал, крепко пожал Володе руку, и исчез за больничной оградой, словно растворился в суете городской улицы.
   В ту же ночь Володя исчез из больницы. У него хватило ума не ехать поездом. А просто пешком уйти из города, кто знает, наверное, Бог хранил его для своего, никому не понятного замысла. В итоге, после нескольких месяцев скитаний, он оказался здесь, так и не представляя, что же ему делать дальше.
   Чайник запыхтел, Виктор высыпал туда пачку чая, и стал колдовать над ним, а остальные внимательно наблюдали за тем, что происходит. Наконец, напиток готов, жидкость дегтярного цвета перелили в жестяную банку и пустили по кругу. Всем досталось понемногу этой вяжущей во рту жидкости. Володя не стал отказываться, все - таки это был мужской ритуал. Затем, постояв несколько минут, Виктор скомандовал:
  -- Давайте начинать, хоть разметим, да окопаем!
   Он взял лом, подошел, снял рукавицы, и жестом, привыкшего к лому, человека ударил ломом о землю.
  -- Вот здесь и начнем, братия!
  
  
   Москва, офис корпорации " Эра".
  
   Секретарь Леночка, посмотрела на часы, оглядела сидящих в приемной на диване посетителей и подняла телефон внутренней связи. Шеф не отвечал. Она пожала плечами, встала, и, приоткрыв дверь, вошла в кабинет, провожаемая взглядами людей. Она, действительно, была хороша на зависть, и когда через некоторое время она выбежала из кабинета, с испуганным выражением лица, то многие поняли, что случилось, что - то совсем ужасное. Рухнув за свой стол, она трясущимися руками набрала телефон начальника службы охраны, и снова побежала в кабинет. Через три минуты вихрем через приемную пролетел сам начальник охраны, высокий худощавый мужчина, с двумя мужчинами, одетыми одинаково в черные костюмы. Но помощь Ивану Николаевичу уже не требовалась. Начальник приложил пальцы к шее полулежащего в кресле шефа, пожал плечами и ладонью закрыл глаза. Затем посмотрел на стоявших в оцепенении помощников и скомандовал:
  -- Все вон! А ты, - обратился он к Леночке, - вызови скорую помощь!
   Когда за всеми закрылась дверь, он достал мобильный телефон, набрал номер. Ждать пришлось недолго.
  -- С Иваном Николаевичем плохо, Иван Ильич, - сказал он трубку, не представляясь.
  -- Что так, совсем плохо? - услышал он в трубке спокойный голос.
  -- Совсем, - подтвердил он.
  -- Ну, так, что теперь волноваться, действуй по инструкции, у вас на такой случай все прописано, портфель изыми в первую очередь. Карманы проверь, мало ли чего, он в последнее время сильно нервный был.
   Невидимый собеседник отключился, и начальник охраны сунул свой телефон в карман. Очень быстро он достал из кармана умершего ключи. Все содержимое сейфа, не глядя выгреб в его же портфель, просмотрел ящик стола, и немедля вышел через второй выход, не забыв прихватить корзину для бумаг. Он спустился на свой этаж, не разбирая содержимое портфеля, засунул в ящик стола, а корзину оставил около своего стола. И набрал номер телефона отделения милиции, приступив к привычной для него работе.
   Через полчаса приемная стала заполняться людьми. Приехала скорая помощь, старый врач - балагур, седой и слегка пьяный, не притрагиваясь к телу Ивана Николаевича, приступил к оформлению бумаг, дожидаясь прибытия милиции. Он вел себя как хозяин, намекая на необходимость помянуть покойного. В конце концов, Леночка принесла початую бутылку коньяка, чем привела в неописуемый восторг всю бригаду. Прибывшая милиция, в лице молодого капитана, и совсем юного лейтенанта, осмотрев стол и кабинет, не обнаружили ничего такого, что вызывало бы подозрения, и разрешили вывезти мертвое тело Ивана Николаевича.
   Молодцы санитары положили тело на носилки, взяли деньги за доставку тела в морг, выпили за его упокой, и понесли на выход. В коридорах стояли растерянные сотрудники, и вид мертвого тела, прикрытого простыней, вызывало у всех состояние ужаса. Многие закрывали двери, думая больше о том, как эта смерть отразится на их положении, чем о самом Иване Николаевиче.
   Проводив всех, начальник охраны вошел к себе в кабинет, запер дверь, достал портфель и начал изучать его содержимое. Ничего такого, что могло привлечь его внимание, там не было. Немного денег, бумаги, всякая мелочь. Обычное барахло. И в тоже время он понимал, что в этой смерти есть загадочное, не совсем понятная ему составляющая. Слишком спокоен был голос того, с кем он говорил по телефону. Словно, эта смерть ожидалась, и не была неожиданностью. А раз так, по всему должна быть зацепка, позволяющая прояснить, как это было сделано. Никаких видимых следов насилия или отравления заметно не было. Отравление тоже маловероятно, зачем оставлять следы. Что же такое удалось придумать? Ему совсем было, не жаль умершего. Человек, вставший на такой путь, должен быть готовым ко всему, просто ему хотелось извлечь из этого выгоду, и собачий нюх старого сыскаря подсказывал, что он совсем близко, что все лежит на поверхности. Нужно только чуть напрячься, и секрет откроется. Но все напрасно, ничего, что могло пролить свет на последние минуты жизни Ивана Ильича, и обстоятельства его смерти, отыскать не удавалось. Он решил еще раз проверить кабинет, может быть, удастся найти какой - то след. И, выходя из - за стола, запнулся о принесенную корзину для бумаг. Она опрокинулась, и из нее выпало несколько бумажек. Чертыхнувшись, и сетуя на свою неловкость, он наклонился и стал собирать бумаги. И тут его внимание привлек лист письма, приглашавшее Ивана Ильича принять участие в конференции. И приглашал его никто иной, как сам Бобриков. А почему он не мог пригласить его самого к себе, или переговорить по телефону? И зачем Ивану Ильичу эта конференция. Он выгреб и сам конверт. Снова странность, на конверте отсутствовал штамп почты. Тогда как этот конверт попал на стол к начальнику, кто его туда мог принести? Больше ничего интересного найти он не смог. Сложив найденное к себе в портфель, он взял корзину и снова понес наверх, по дороге размышляя над тем, есть в этом смысл, или это из области случайных чисел, не имеющих никакого отношения к этой смерти.
  
  
   Одинцово, вечер того же дня.
  
   Савва Филиппович пробыл в спортзале столько, сколько сам назначил себе. Он всегда неукоснительно выполнял правило, и ничто не могло ему помешать заниматься на спортивных тренажерах. Еще с того времени, когда его имя произносили рядом с именем президента, он не пропускал ни одного дня. Всегда и везде находил для этого время. Правда, теперь штангу и гири заменили тренажеры, и чем он гордился, никогда не опускался до тенниса, а уж теперь и подавно, до горных лыж. Он всегда прислушивался к своему телу, и, уловив момент приятной усталости, пошел в бассейн, вход в который был расположен на первом этаже. Тело приятно ощущало теплую нагретую воду. Ему нравилось это животное ощущение свободы, которое доступно совсем немногим, и только тем, кто презрел все условности этого мира людей. В воде ему всегда хорошо думалось. Он стал с некоторых пор понимать, почему многие из сильных людей в этом мире так любили заниматься делами в бассейнах. Только подражать никому не хотелось. Его занимала только одна мысль, что можно было принести своего, такого, что могло заставить людей признать его правоту и силу. Имитатор, это всего лишь жалкая пародия, можно сколько угодно пытаться нравиться людям, но участь твоя незавидна. Это только глупые люди в борьбе за власть надеются на толпу и выборы. Любая борьба за власть, это, прежде всего, заговор одной части правящего класса против другой. Отсюда, чтобы заговор был успешным нужно ответить всего на три вопроса: с кем, когда и где? Вопросы простые, да ответы на них сложные. Отложим ответы на вечер, сейчас приедет Иван Ильич, старая лиса, потомок бериевца и институтки, и тогда получим ответ хотя бы на первый вопрос.
   Он вышел из воды, скинул плавки и пошел под душ. Растерся полотенцем и, ощущая прилив сил, бодрый и свежий двинулся наверх.
   Иван Ильич сидел напротив, в мягком кожаном кресле, и его круглое лицо, половину которого занимали дорогие с толстыми линзами, выражало полное благодушие. Он был склонен к беседе, и как всегда жаловался на происки конкурентов, пытающихся оттереть его царственного плеча. Во всем этом была логика. Новая метла мести могла только по - новому, но новые волки представляли немалую опасность. Греха не оберешься.
  -- Савва, не мне тебе рассказывать, как все делается, тебе не хуже меня известно, у нас власть как в любой роте. Ротный, деды, черпаки и салаги. Каждый хочет быть ближе к телу, и всем наплевать, что за этим последует, да оно и правильно, сделать ничего нельзя. Хоть бы это удержать, что осталось.
  -- Это что, негласное мнение?
  -- Это не мнение, это факт! Можно перестрелять кучу народа, тут, слава богу, опыт имеется, только это ни к чему не приведет. Просто технология не та. Тут только один выход, отказываться от Сибири, Дальнего Востока, прочих территорий, и все сосредотачивать в пределах Владимирского княжества.
  -- Это как, серьезно? - удивился Савва.
  -- Тут можно все что угодно предпринимать, только иного не дано. Отъедь от Москвы, и кругом пустыня, с этим бы справиться. Потому система так и самонастраивается, согласно законам рынка. Все вывести, что можно, сосредоточить в здесь в Москве. А, там, что Бог даст!
   Иван Ильич порозовел, было понятно, что несколько волнуется, и все что он говорит, затрагивает его душу. Воспитанный в прежнее время, он никак не мог смириться с тем, что происходит вокруг.
  -- Но ведь это само собой не делается?
  -- Ну, разумеется, только чем в Сибири люди будут заниматься при такой системе? Зачем им Москва, а они Москве? Там ничего производить нельзя, если зеков не плодить. Сколько там нефтяных скважин? ГЭС и Норильск, а все остальное, просто территория, как бесплатное приложение, одни хлопоты.
   Савва задумался. Все это не представляла ничего такого, за что можно было зацепиться, все это он уже проходил, это снизу мерещится, что на Олимпе все знают и все видят. Там менее всего уверены в завтрашнем дне.
  -- А кто сейчас в фаворе? - спросил он задумчиво, поднося к губам бокал.
  -- Трудно сказать, но заметно, есть у нас компания, сумасшедших, которые решили стать новыми Аракчеевыми, с утра до вечера и с вечера до утра все перьями строчат, все бумагами обложились. Сами считают, что готовы спасти Россию, даже термин придумали " Россия - крепость". Одним словом, решили показать всем новую "кузькину мать".
   Иван Ильич даже хохотнул от удачного сравнения.
  -- Они так и предлагают, границу на замок, всех на цугундер, внешнюю политику сменить разведкой, внутри полная либерализация, если губернатор, к слову, бизнес завел, то на десять лет в Магадан без выезда. Зато выезд за границу только раз в два года, и внешняя торговля на замок.
  -- И что " светлейшество"?
  -- Изучают, среди прочих.
   Открылась дверь, в комнату вбежал внук Володя, а следом маленькая шустрая собачка.
  -- Дед, ты где, ты мне обещал сыграть со мной!
   Он не стоял на месте. Худенький, фигурой он походил на Савву. Подбежав к креслу, он прильнул к деду.
  -- Пойдем, дед. Ты же всегда говорил, что обещания нужно выполнять!
  -- Иди, готовь поле боя! - похлопал его по спине Савва,- иду, иду!
  -- Тоже Владимир Владимирович? - поинтересовался Иван Ильич, провожая взглядом внука Саввы.
  -- Хорошо, что не Ильич, - отшутился тот, поднимаясь с кресла, - пойдем, Иван Ильич к женщинам, поди, заждались.
   Иван Ильич гнал машину по пустому шоссе, нимало не заботясь о знаках светофоров. Да и кто его остановит, любой постовой, увидев такой номер, сочтет за благо, закрыть глаза на его нарушения. Когда - то это приносило ему удовольствие, но сейчас больше раздражало, большой бардак начинался с маленького беспорядка. Вот и после разговора с Саввой Иван Ильич не мог успокоиться. Его больше волновало ни то, что было сказано, а то было недоговорено. В этом был весь Савва, провинциал, попавший в Кремль с приходом Ельцина, когда тот пугнул, было кремлевских сидельцев. Да не тут то было! Старик быстро понял, что против ветра, пардон, ничего не получится. Кто не с нами, тот против президента. Вот и весь лозунг власти, на ближайшие годы. Но при этом подразумевается, что президент приходит и уходит, а вот они, вечные. С того момента, как Россия появилась. А царь, то бишь президент, должен только озвучить их мысли, своим именем исполнить их волю.
   Савва еще легко отделался, только перешел на почетную должность. Живет под присмотром, но, видно, не успокоился, казачья кровь взыграла. Что же, дорога сама по себе тем и хороша, что ей нет конца. Захочешь дойти до Иркутска, а дойдешь только до Елабуги, и то радость, шел. Хотя, у Саввы может и получится, если шею не сломает, у нас это просто.
   Машин на проспекте было мало. Далеко за полночь, бледные огни фонарей высвечивали рекламные щиты, автобусные остановки, редких смельчаков, рискнувших ночью выйти на улицы города.
  -- Столько лет прошло, а что изменилось? Те же городовые, те же лихие разбойники!
   В чем твой замысел, Господи, открой тайну!
  
   Ближнее Подмосковье.
  
   На станции Раменское поезда никогда не останавливаются, остановка здесь - это удел шустрых электричек. Когда - то рядом со станцией шумел многоголосый базар, однако теперь это место обнесли огромным деревянным забором, рынок убрали, и дежурному милиционеру не осталось ничего другого, как гонять местных алкоголиков, да редких старушек, с их грошовым товаром. Занятие скучное и довольно утомительное, как и безрезультатное.
   Сержант Федоров поднялся на переход, и встал, наблюдая за перроном, на котором толпились пассажиры, ожидающие электричку на Москву. Отсюда, где стоял сержант, было неплохо все видно, да и спускаться вниз не хотелось. Время ближе к полудню, среди пассажиров в основном те, кто едет в Москву по своим делам.
   Электропоезд медленно подошел к перрону, толпа быстро разбежалась по вагонам, и зеленая змеистая лента споро побежала в сторону столицы. Остатки пассажиров быстро исчезли с перрона, и тут внимание сержанта привлекла фигура одиноко стоящего мужчины, невысокого роста, в простой куртке серого цвета. Казалось, что он не понимает, зачем он здесь, на этом перроне, словно приехал неизвестную ему местность.
  -- Похоже, мой клиент, - решил Федоров, и начал неторопливо спускаться по крутой лестнице, не упуская из поля зрения мужчину. А тот, казалось, совсем и не собирался никуда уходить, словно пригвожденный к месту, стоял, рассматривая пристанционные строения.
  -- Чего стоим, кого ждем? - решил пошутить сержант, подходя, и поднимая ладонь, собираясь представиться.
   Все - таки надо соблюдать устав. Однако по всему было видно, что мужчине было все равно. Он стоял, подобно затравленному зверю озираясь по сторонам, словно не понимая, как он здесь очутился.
  -- Сержант Федоров, документы, пожалуйста, - сказал милиционер, опуская руку.
  -- Где я, - спросил мужчина растерянным голосом.
  -- Ты, что пьяный? - решил не церемониться сержант, - не соображаешь ничего? Сам откуда?
   Однако ответа на свои вопросы Федоров не получил. Мужчина продолжал озираться по сторонам, глядя на него диким безумным взглядом. Сержант чуть отодвинулся, решив, что так будет безопаснее для него, а то мало ли чего?
  -- Я не знаю, - ответил потерянно мужчина, - я ничего не помню!
  -- Как это, ничего не помню, ни имени, ни фамилии, ты что, псих?
  -- Не знаю, - пожал плечами мужчина, - я, правда, ничего не помню, хоть убейте!
  -- Ну, ты даешь! - удивился сержант, - как это так?
  -- Не знаю, как, не помню?
   Федоров посмотрел на мужчину внимательно, чувствовалось, что тот не врет. Ни на лице, ни на одежде не было видно никаких следов загула, свойственных алкоголикам. На вид, обычный мужик средних лет, на щеках суточная щетина. В толпе ничем и не выделишь, простой работяга.
  -- Этого мне только не хватало, - вздохнул про себя Федоров, но отступать было некуда.
  -- Пройдемте со мной, гражданин, там разберемся, - настойчиво предложил он мужчине.
   Мужчина, нисколько не сопротивляясь, пошел вперед, а Федоров, чуть сзади, как положено, соблюдая дистанцию. Они поднялись по лестнице, и вскоре оказались в отделении, где мирно спал напарник, на жестком диване.
  -- Вставай, - растолкал его Федоров, - дело есть.
   И взялся за телефон.
  
   Где - то на фронте, год 1942.
  
   Наутро, едва забрезжил рассвет, собрались уходить. Просыпались с трудом, долго ворочались, но оставаться было нельзя. Едва прогнав сон, стали натягивать не совсем просохшую одежду, брезентовые сапоги, прочую амуницию. Иван поглядывал на половину хозяйки, словно ожидая чего - то, и точно, дождался, вышла провожать. Была она одета в одну ночную рубашку, босая, с распущенными волосами, и присмотреться, совсем не старая. Она, ни слова не говоря, подошла к Ивану, и опустила голову на плечо.
  -- Когда успел, - удивился Владимир, - вместе спать легли.
   Но что тут поделаешь, дело полюбовное. Может оно и правильно, война. Он вышел во двор, оставив их наедине, прощаются, вряд ли когда увидятся больше на этом свете.
   Солнце уже было высоко, прогнав утреннюю прохладу, пели птицы, все в природе было наполнено покоем, да оно и, правда, какое дело ей до людской глупости. Как не называй. А все равно, война не божье дело, а человечье. Все не хотят войны, а года без войны не проходит.
   Вышел Иван, неся в руках небольшой мешок. Шел не оглядываясь, словно отрезал себя от прошлой ночи, от этой женщины и этого дома. А она стояла на крыльце, и крестила их, провожая в неизвестность.
  -- Сама пришла, - сказал просто Иван, - и то правда, совсем ей плохо, ни мужа, ни сына, одна, как былина, голову приложить некуда.
   Владимир молчал, знал. Может быть, для них это последнее утешение, коротка любовь, да все ж человечья.
  -- Может ребенчишко родит, - рассуждал Иван, неторопливо шагая рядом, - и мне память, и ей все не так страшно. Чей бы бычок не скакал, а теленок ее будет.
   Что на это можно было возразить?
   Лес жил своей жизнью, болото хлюпало под ногами, но вскоре они вышли на наезженную лесную дорогу, идти стало легче. Следов от машин было не видно, значит, враги сюда не совались. Шли на восток, на звук отдаленных артиллерийских разрывов, с дороги не собьешься.
   Солнце было к полудню, сошли с дороги, сели на сухое место. Иван достал краюху мягкого хлеба, разделили, стали жевать.
  -- Слышь, Володь, если что, - задумчиво произнес Иван, - ты меня раненым не бросай, я не могу в неволе жить. Лучше застрели, это ведь не страшно, от своих избавление принять.
  -- Так у нас всего по патрону, где больше возьмем?
  -- На нас хватит, а о других Бог позаботится, - философски заметил Иван, - а в плен я не пойду.
   Они не закончили жевать, раздался стук тележных колес, они осторожно раздвинули кусты. Впереди показалась телега, на которой ехали два мужика, а сзади за телегу, словно на аркане был привязан красноармеец, совсем еще мальчик, салажонок. Был он бос, и руки у него были связаны.
  -- Ах ты, сволочи, какие, выстрели, лошадь понесет, и солдату конец, - проскрипел зубами Иван,
   Раздумывал он секунду:
  -- Жди меня, и помни, что я сказал, - прошептал он, и рванулся из кустов, навстречу телеге. Все произошло очень быстро.
   Иван вскинул винтовку, сделал шаг, навстречу обалдевшим от неожиданности ездокам, и выстрелил прямо в лоб лошади. Она, рухнула словно, подрубленная, на передние ноги, а Иван все не уходил с дороги, ждал, когда солдатик сумеет освободиться от петли. Мужики шустро скатились с телеги, и один в туже секунду начал стрелять в стоящего на дороге Ивана. Этой минуты хватило солдату сбросить с себя петлю, он прыжком оказался в придорожных кустах. Только Ивану было уже не убежать. Он сидел на траве, зажимая раненую грудь, пытаясь встать, и все глядя в сторону леса. Ездоки, подождав минуту, другую, поднялись, и не спеша, держа винтовки наперевес, подошли к подстреленному Ивану.
  -- Ты, что дура, коммунист что ли? - спросил один из них, разглядывая Ивана.
  -- Не, не похож, - заметил другой, - вишь, крест на нем.
  -- Одно другому не мешает, - он вдруг со всего размаху пнул ногой неподвижного Ивана.
  -- Получай, чтоб веселее на то свет уходить было!
   Из глубины леса хлопнул одиночный выстрел. Мужик странно хрюкнул, и стал валиться набок, заглатывая мертвыми губами воздух.
  
   Лондон, Сити.
  
   Алексей торопливо, насколько можно было не выделяться в толпе, таких же, как он клерков, шел в свой офис. Идти оставалось совсем немного, но оставаться на сыром воздухе, то же не очень хотелось. Никак он не мог привыкнуть к этой лондонской погоде. По сравнению с ней родное Гадюкино просто курорт. Но что делать, еще контракт не скоро закончится, да и опыт необходим, а это и есть стартовый капитал для будущей успешной жизни. Он поднялся на ступени малоприметного офиса, нажал кнопку звонка. Через несколько секунд входная дверь отворилась, и он оказался внутри небольшого, скромно отделанного помещения. За стойкой сидел охранник, заученным жестом ответивший на его приветствие. Алексей по лестнице поднялся к себе на второй этаж. Вот и двери его кабинета, все как обычно. Компьютер, письменный стол, шкаф. Все скромно, как и положено клерку его уровня. Он поставил зонт, снял пальто, опустился в кресло. В туже минуту засветился монитор, вот и началась работа. Он открыл почту, перебрал всякий несущественный хлам. Привычного письма от отца не было. Он привык, что по утрам он получал письмо от Ивана Николаевича, с разного рода наставлениями, небольшими просьбами и прочим, и никогда этот порядок не нарушался. Он набрал номер мобильного телефона отца, но ответа не получил. Сердце екнуло, он решил позвонить домой. Через три минуты он знал все. Рыдающая домработница сумела выдавить из себя, что Иван Николаевич умер, а все остальное, слава богу, хорошо, и даже погода как на заказ, солнышко. Алексей сложил телефон, и задумчиво поглядел к окно. По стеклу медленно стекали струйки дождя. То, чего он опасался в последнее время, случилось. Это только отец не понимал, или делал вид, что не понимает, что происходит вокруг него. А, скорее всего, просто не мог ничего сделать. Из такого бизнеса просто та не уходят, как говорил их общий знакомый: " Хорошо, что сюда вход рубль, да плохо, что два выход". Вот отец и рассчитался за выход. На мониторе возникла надпись: " Мистер Кузин, просим прибыть к руководству на 10 часов на конференцию".
   - Быстро же они поняли, - мелькнула мысль в Алексея, - все знают, одно слово, Холмсы.
  
   Москва, отделение милиции.
  
  -- Говоришь, ничего серьезного не произошло, никаких следов насилия не обнаружено? Сам и умер? А это в наше время самое подозрительное, - назидательно сказал майор капитану Белову, - ты быстро дело оформи, зайди к экспертам, да в архив, а то все - таки не бомж с улицы, мало ли чего.
  -- Слушаюсь, товарищ майор! Думаю, что просто переработал, может, сердце схватило, к вечеру оформлю.
   Капитану Белову и без этого хватало дел. Контингент был такой, что только успевай поворачиваться, потому смерть гражданина на работе, без видимых следов насилия, пустая бумажная работа. Ничего более, одно удовольствие. Он прошел к себе в кабинет, и первым делом позвонил в морг. Эксперт, долго экал и мекал, а потом все - таки согласился, сделать работу сегодня, учитывая важный статус клиента:
  -- Приезжай, капитан, часов в пять, да привози чего - ни будь закусить, а выпивку, я у покойников займу, им она все равно без надобности, они народ покладистый, - пошутил эксперт.
   Капитан посмотрел на часы, времени было достаточно, нужно заняться другими делами, только все дела не переделаешь.
  
   Лондон, Сити.
  
  -- Я Вам, выражаю искренне соболезнование, - голос Бориса, быстрый и нервный, звучал в ушах у Алексея, - кроме того, я удивлен всем происшедшим и подозреваю, что здесь есть определенные вопросы. Впрочем, удивляться ничему не приходится, такова реальность дня.
   Борис сидел напротив, утопая в широком кожаном кресле, отчего лицо, казалось, выходило из спинки кресла. Глаза его были полуприкрыты веками, он продолжал говорить, мало заботясь о том, слушает ли его собеседник.
  -- Через три часа вы вылетаете в Москву, билет вам уже готов, а я хотел бы дать вам некоторые невинные поручения, которые вы постарайтесь выполнить, конечно, если будет на то время.
   Он открыл глаза и вопросительно посмотрел на Алексея. Тот кивнул, хотя понимал, что, учитывая положения Бориса, выполнение его поручения будет связано с определенным риском.
  -- Ничего криминального в моих поручениях нет, - заверил Борис, - просто передадите привет некоторым товарищам, которые со мной встречаться не рискуют напрямую, а с вами вполне могут это сделать. А по телефону говорить, не хочется доставлять хлопоты нашим чекистам, а о они бедняги, измаялись на мне зарабатывать деньги. Вот вам несколько записок, конверты открыты, тайнописи нет, передайте по адресами, вместе с самым сердечным приветом от меня. А, по приезду, мы с вами основательно побеседуем о вашем будущем. Согласны, дорогой Алексей Иванович?
  -- Согласен, - Алексей встал с кресла, они пожали друг другу руки, - и он вышел из кабинета, провожаемый внимательным взглядом хозяина кабинета.
  -- Одно не плохо, еще не научились вживлять в глаз видеокамеру для наблюдения, а то бы совсем жизни не стало.
   Мысль ему понравилась, он задумался.
  -- А, так ли уж это, невозможно? И кто может ответить на этот вопрос?
   Он расположился в кресле, достал телефон, и позвонил. Разговор был очень коротким, через пять минут, он уже выходил из кабинета, застегивая на ходу пальто.
  
   Москва, отдел судебной экспертизы.
  
  -- Петрович, тебя к шефу на ковер! - бодро объявил санитар, заходя в прозекторскую, живо.
  -- Сейчас, только трусы на коленках расправлю, - ответил тот, кого назвали Петровичем.
   Он только что располосовал грудь очередному " клиенту", и внимательно рассматривал содержимое.
  -- Все брошу и пойду!
  -- Да, ладно, подождет, куда ему торопиться. А, то сам знаешь нашего, с утра борзой, как стая гномов!
  -- Знаю, как не знать.
   Петрович с сожалением отложил инструмент, скинул перчатки, медицинский халат, не пугать же народ в коридоре своим видом, и пошел на выход.
   - Посмотри, чтобы не сбежал, - бросил он товарищу, прикрывая за собой дверь.
   В коридоре было совсем пусто, и, пройдя приемную, он остановился, вопросительно взглянув на секретаршу. Та кивнула:
  -- Заходите, Юрий Иванович ждет.
   Петрович открыл дверь и оказался в прекрасно обставленном кабинете, где за новеньким столом располагался директор.
  -- Петрович, заходи, дело есть, - вместо приветствия выдал Юрий Иванович.
  -- Здравствуйте, Юрий Иванович, - все - таки сказал Петрович, стараясь придать лицу приятное выражение лица.
   Но Юрий Иванович мало обратил на это внимание. Видимо, он торопился.
  -- Кузин Иван Николаевич у тебя? - спросил он, и, отыскав на столе нужную бумагу, подвинул на край стола.
  -- Вот, сволочь, брезгует в руки давать, - подумал Петрович, а вслух сказал:
  -- На столе, Юрий Иванович.
  -- Ты, вот, возьми эту бумагу, родственники просят не вскрывать, дело там ясное, сердечный приступ, подпиши экспертизу. Я прошу, - с ударением на последней фразе закончил обращение директор.
   Петрович вздохнул, взял бумагу и вышел из кабинета:
  -- Что - то сердечного приступа там и не наблюдается, - промелькнула у него мысль, - неужто опять взятку взял, Юрик?
   В убогой прозекторской ему стало совсем тошно. После роскошного директорского кабинета, его цветущего вида, той брезгливости, с которым он бросил на стол бумаги, вид задрипанных столов, распластанного трупа, пятен крови на полу, все вызвало в нем протест.
  -- Я тебе подпишу, я тебе так подпишу, что ты у меня кровью умоешься! - решил он.
   Подойдя к шкафчику, висевшему на окне, он достал бутылку водки, налил стакан, и, не морщась, выпил. Затем надел халат, и подошел к трупу, сиротливо лежавшему на цинковом столе.
  -- Нуте-с, отведаем фруттис, - пришла на ум ему дурацкая фраза из рекламного ролика, - что там у нас, дорогой товарищ Кузин?
   Капитана Белова Петрович встретил уже крепко навеселе. Впрочем, никто никогда и не осуждал людей его профессии за такую, понятную для людей слабость. Но как говаривал сам Петрович, " Мастерство не пропьешь", за годы работы, он бывал в таких переделках, от которых нормальный человек давно бы "завернул ласты". Особенно, тяжко переносил поездки в Чечню, когда приходилось видеть глаза матерей, для которых было последним счастьем найти свою кровинушку, в этом кровавом месиве. Он возвращался из таких командировок в таком состоянии, что жена, привыкшая ко всему, неделю боялась заговорить с ним на обыденные темы.
  -- А капиташа, - приветствовал он Белова, - все служишь проклятым буржуям?
  -- Служу, - вздохнул капитан, - хлеб жую.
  -- Тогда давай по сто грамм, а потом покурим. Идет?
  -- Идет, - капитан согласно кивнул, - когда меня резать будешь, учти, что вместе пили, будь нежным, понял?
  -- Сделаю в лучшем виде, - заверил Петрович, - ты у меня лучше, чем Ильич выглядеть будешь!
  
   Домой капитан возвращался электричкой. Жил он за городом, и машины не имел, чем вызывал некоторое удивление своих коллег, умудряющихся разъезжать на весьма дорогих иномарках. К нему не раз подкатывали с такими предложениями за всякого рода услуги, но Белов все время уклонялся от подобных соблазнов. Шутил, мол, ума не хватает, да и ездить не умею, хотя водительские права хранил еще с армии. Начальник райотдела тоже приберегал капитана, ему то же были нужны те, на кого хоть как - то можно было положиться, иначе сожрут, и костей не оставят.
   То, что он услышал от Петровича, заставило его призадуматься. В его папке лежало заключение эксперта, оформленное по всем правилам, из которого следовало, что гражданин Кузин скончался от обширнейшего инфаркта, и смерть его никакого криминала не имеет. А с другой стороны, и Петрович давал голову на отсечение, что сердце у того, такое, что с ним можно лететь в космос, и все остальное в полном порядке. Отчего он умер, совсем непонятно, желудок абсолютно чист, никакого следа яда нет. Такое ощущение, что человек просто уснул. И не захотел просыпаться. Прямо, счастливая смерть.
   То, что Кузин умер, по какой - то причине, было не так важно, для следствия, по крайней мере, сейчас. Важнее, что подделали документы о его смерти, причем на весьма высоком уровне, раз сам директор учреждения пошел на это дело. Отсюда, вывод, кому - то очень не хочется, чтобы поползли слухи о том, что в смерти Кузина есть непонятная составляющая.
  -- Так, вот, слухами, мы их пугнем, - решил капитан, - только как это сделать, чтобы самому в труп не превратиться, не хочется к Петровичу раньше времени на стол ложиться.
   Он представил себя на столе в прозекторской, и его передернуло. Он повернул голову и стал смотреть на пробегающие пристанционные огоньки. Все - таки веселее занятие, чем думать о смерти.
  
   Москва, Востриковское кладбище.
  
   Похороны Ивана Николаевича были неспешными и немноголюдными, как и бывает в таких случаях. Немногочисленные родственники, небольшая группа сослуживцев, завсегдатаи похорон, живущие этим промыслом, вот и все кто провожал, умер
   шего у его могилы. Алексей Иванович, прилетевший загодя, держался, понимая, что смерть отца, это то, что изменению не подлежит, и ничего сделать невозможно. Он был сдержан, принимал соболезнования, как и положено, и старался не вмешиваться во все тонкости траурной церемонии, всецело положившись на старания элитной похоронной конторы. Его, впрочем, сильно коробило это слово - элитное, как будто для смерти есть разница, по какому разряду хоронят покойного. По какому принципу выбрали именно это кладбище, Алексей заранее не спросил, и только увидев громадные надгробья из черного мрамора, с которых смотрели молодые лица. Он ужаснулся вечному соседству покойного отца, на которое он был обречен, и что, приходя сюда, он, сын, будет постоянно натыкаться на эти произведения, призванные утешить людское самолюбие, но не горе. Но было уже поздно. Слава Богу, в аллее, где зияла желтизной вырытая могила, соседство было скромное, можно сказать вполне интеллигентное. Запущенные надгробья и ограды свидетельствовали, что родственники похороненных здесь заняты более насущными делами, и им все недосуг заняться обустройством последнего пристанища усопших. Алексей услышал это слово из уст, какого - то сослуживца, невысокого, достаточно скромно одетого мужчины, произносившего последнее слово прощания над раскрытым гробом, в котором лежал Иван Николаевич, с лицом совсем непохожим на то, к которому так привык Алексей. Он стоял рядом, совсем не слушал слова, которые говорили выступающие, а смотрел, как мелкие снежинки падают на прикрытые черной лентой мертвое лицо, и думал, что, наверное, это хорошо, что отец сможет напоследок ощутить прикосновение холодного снега, прежде чем растаять в вечном небытие. Рядом не совсем учтиво толкались незнакомые люди, совсем нестарый мужчина, споткнувшись, ухватился за его пальто, извинился шепотом, и поспешил отойти в сторону. Затем могильщики в черной одежде, забили крышку гроба, и опустили его в могилу, стараясь не спешить. Алексей раньше избегал таких церемоний, и потому несколько растерялся, не зная, что же делать дальше. Но выручил Иван Ильич, который старался до этого момента не мозолить ему глаза, а теперь на правах друга семьи подошел к Алексею.
  -- Алексей, поедемте ко мне домой, там и помянем Ивана Николаевича, а там без вас разберутся, - предложил он.
   Алексей кивнул в знак согласия. Уходя, он обернулся, еще раз посмотрел на невысокий могильный холмик, понимая, что не скоро приедет на это место, его быт и работа никак не способствовали этому. Затем пошел вслед за Иваном Ильичем решительным шагом.
   В машине, кроме водителя, находился еще один мужчина.
  -- Знакомьтесь, Сатаров, - произнес Иван Ильич, представляя его Алексею, - мой хороший друг и боевой товарищ.
   Сатаров обернулся, и протянул красивую мужскую руку. Они поздоровались крепким мужским жестом, и Алексей машинально отметил, что у его нового знакомого крепкая хватка спортсмена, человека решительного, и не склонного к долгим размышлениям.
   Шофер управлял машиной виртуозно, обходя все пробки, и выискивая самые просветы в потоке машин. Все молчали. И чтобы как - то завязать беседу, Иван Ильич спросил:
   - Как там Лондон, какие там погоды?
   Алексей решил поддержать разговор.
  -- Да все как обычно, дождь да туман, без перемен.
   Он мало вдумывался в разговор, мысли его были заняты другим. Однако продолжать разговор не пришлось. Въехав во двор новой высотки, машина остановилась, и Иван Ильич распахнул дверцу.
  -- Прошу вас, господа! - пригласил он сидевших в машине широким жестом.
   Алексей, выйдя из машины, по привычке, снял перчатки, и стал запихивать их в карман пальто. Но ему что - то мешало, он сунул ладонь, и пальцы нащупали небольшой тонкий конверт. Он удивился, никаких конвертов в кармане он, отродясь, не держал, не имел такой привычки. Не задумываясь, он вытащил конверт, на ходу разорвал его, поспешая, за Бобриковым, Сатаров шел сзади, чуть склонив свою лысую голову. В конверте оказался сложенный вдвое лист. Он развернул его, прочитал, пытаясь понять смысл написанного. То, что он прочитал, заставило его на минуту остановиться. На листе бумаги, компьютерным шрифтом, было набрано:
   " ПРЕДУПРЕЖДАЮ! ВАШЕГО ОТЦА УБИЛИ! ПРИЧИНУ СМЕРТИ ПЫТАЮТСЯ СКРЫТЬ".
   В растерянности он повертел листок. Ничего более на листе не было. Весь в смятении, он спрятал лист обратно в конверт, конверт сунул обратно в пальто, и вошел в подъезд, где его дожидался радушный хозяин.
  
   Церковь Христа Спасителя, д. Мишино.
  
   Копать зимой колодец оказалось несложным занятием. Замерзший слой грунта пробили очень быстро, земля под снегом не очень замерзла. И первые метры грунта подавались легко. Виктор, на правах старшего иногда сдерживал своих помощников, призывая их не очень торопить события. Тонкостей этого дела не знал никто, а на настоящих копателей у настоятеля видимо, просто не было денег, а может, ему просто хотелось сэкономить. Копали по одному, соблюдая очередь. Один работал в узкой, немногим более метра яме, другой веревкой вытаскивал на веревке ведро с грунтом, и наблюдал за дорогой, по которой мог в любой момент показаться Михаил, чтобы вовремя поднять тревогу. Третий в это время спал в бане, либо кипятил чай на небольшом костерке, разложенном рядом. Через час происходила смена ролей, и потому все шло хорошо. Во время обеда, все бросали работу, и ели то, что приносил Ванюша с монастырской столовой. Обед был скромен. Черный непропеченый хлеб, горошница, да чай, но и этому все были рады. Куда пойдешь среди зимы? До первого постового милиционера, а кому хочется? Обедали в предбаннике, а потом все заваливались спать, особенно, если гонец сообщал, что эконом занят, и вряд ли появится в ближайшие часы. Другим занятием были разговоры о прошлой жизни, или будущем. Калмык, которого все звали Валерой, топил храм, и поскольку был молод, мог часами рассказывать о своей жизни, но чем он мог поразить прошедших ту же школу, своих товарищей? Все его похождения, воровство автомагнитол, завершилось банальной отсидкой в колонии. И, тем не менее, он был настолько молод, что искренне верил в свое будущее. Как и все, он мечтал стать артистом, и сочинять песни. Народ, ради развлечения ему поддакивал.
   -Я, своему отрядному начальнику, за условное освобождение, две тысячи обещал, - сообщил он.
  -- И, что, отдал? - спросил недоверчиво Виктор.
  -- Нет пока, но отдам, обязательно, - ответил Валера.
   Он открыл печку и подкидывал в горящее пламя полено. В бане было тепло, и выходить на улицу не хотелось. Володя дремал, его смена только что закончилась перед обедом, и у него было законное право на отдых.
  -- А как, там, в Калмыкии, чего там хорошего? - спросил Павел, ему как - то не очень хотелось слушать по порядки в зоне.
  -- А ты чего, не слышал, - обиделся Валера, - у нас хорошо, теплее, чем здесь.
  -- Нищих там много, и овец, - задумчиво протянул Виктор, - голые степи и воды нет, а что есть, так соленая.
  -- А во всем русские виноваты, - ответил Валера, - а так, мы бы как в Японии жили.
  -- Ну, ты хватил, - удивился Иван, - это что, так?
  -- А вот, всех ведь в Сибирь отправили, кто?
  -- Точно, Сталин, настоящий русский, - заметил Виктор.
   Вести такие разговоры ему не очень хотелось, они ему в зоне надоели, да и что толку.
  -- Не знаю, ничего, все равно русские, - настаивал Валера.
  -- А за что сослали, ты знаешь, - вспомнил тюремные университеты Виктор, - ты бы сначала поинтересовался.
   Валера промолчал.
  -- Вот то - то и оно, - словно для самого себя проговорил Виктор, - а лучше тебе и не знать. А то все на голой заднице сидим, а туда же русские, калмыки. И откуда это дерьмо у людей прет?
   Валера обиженно замолчал. И дома никто не ждет, и тут голодать по помойкам приходилось.
  -- Пойдем, поработаем, а то уже скоро и вечер, а там и спать.
   Ему тоже по жизни пришлось несладко. Родом из старорусской семьи, он нутром ощущал несправедливость устройства этой жизни. Но как всякий, проведший годы в заключении, он научился скрывать эту ранимость за внешним спокойствием и покорностью обстоятельствам. Ближе к вечеру, прибежал гонцом Ванюша, принес приказ батюшки. Завтра аврал, скоро приходской праздник, потому оставить на охрану церкви Володю, а остальным завтра придется распиливать дубы в бывшей барской усадьбе. Валера был даже доволен, будет с кем поговорить, сидеть по ночам в церкви одному было немного страшно, пусть другие посидят. Работу сразу побросали, и ушли, оставив Володю одного в теплом помещении бани.
  
  
   Москва, проспект Мира.
  
  -- Так что же решил господин Еленин?
   Поминальный обед плавно перерос в спокойную деловую беседу.
   Мужчины остались в белых рубашках, без галстуков. Втроем, они расположились за небольшим антикварным столиком, на котором стояла початая бутылка водки, и маленькие рюмочки. Все сидели в гостевых креслах, в комнате был тихо, и даже уличный шум не проникал сквозь оконные рамы. Мебели в комнате было мало, не было даже телевизора, только шкафы с книгами в добротных переплетах, и еще небольшой диван.
  -- Так что же наш, дорогой Борис? - повторил Алексею свой вопрос Иван Ильич. Он снял очки и стал протирать толстые стекла.
  -- Все сложно, - ответил Алексей, стараясь отвлечься от мыслей, связанных с тем самым письмом, найденным им в кармане пальто, у него слишком мало места для маневра, а это вынуждает его действовать крайне осторожно.
  -- Но ведь бизнес его нисколько не пострадал, в отличие от некоторых, - заметил Сатаров, - по моим сведениям даже укрепился.
  -- Борис нужен власти, он ни только много чего знает, он сам эту власть создал, а это совсем другое дело. Его задача, подобно Фениксу, восстать в нужном месте, в нужное время, в нужном образе.
  -- Хотелось бы верить, - заметил Иван Ильич, - что этот образ будет таким, каким нужно власти. А если, не дай Бог, случится облом.
  -- Ну, господин Еленин, вряд ли уже способен на импровизацию!
  -- Вы думаете, что он уже не способен на заговор? - уточнил Сатаров.
   Он даже не хотел скрывать цели своего вопроса, вот так в лоб и сразу. Иван Ильич даже поразился его смелости. Хотя всегда может отговориться, если донесут. Профессия мол, такая, журналист, чего бы ему, не проявить любопытство.
   Алексей несколько минут раздумывал, а потом ответил:
  -- В частной беседе, господин Еленин сказал, что в России можно бороться с президентом, но победить в этой борьбе невозможно, если только президент не начнет воевать сам с этой самой властью. В этом он убежден абсолютно, и всю свою стратегию строит именно на этом.
   В комнате повисло молчание. Сатаров разлил водку по рюмкам.
  -- Давайте, господа выпьем, помянем вашего батюшку, - предложил он.
   Не чокаясь, все выпили.
  -- Он рассматривает этот вариант как самый реальный, - спросил Иван Ильич, поставив рюмку на столик.
  -- Он бизнесмен, господа, не забывайте. Для него это самый дешевый и самый выгодный проект, для него это просто дело времени.
   Минут через пять Сатаров стал собираться.
  -- А не хотите поехать со мной, - предложил он Алексею, - развеетесь, - а то ночь еще длинная.
   Алексей, подумав, согласился, быть одному в такую ночь страшно, лучше быть на людях. Они раскланялись с Иваном Ильичем, и вскоре уже были в машине.
   На Москву уже пала ночь, расцвеченная тысячами огней рекламы, вывесок казино и ночных клубов. Все привлекало глаз, везде были люди, словно им и не нужно было спать, чтобы днем зарабатывать себе на жизнь. Роскошные машины, дамы и господа, вперемешку с уличными проститутками заполняли чрево ночного города. Богатство и нищета, все сплелось в ленту ночной столицы. Странно, и за эту жизнь человечество, в том числе русские люди платили жизнями, чтобы все это полонило улицы города. Может прав Еленин, Москва сама погибнет, и погубит других, нужно просто подождать, когда гниение превратит румянец в гниющие миазмы.
   Они зашли в маленький уютный ресторанчик, сели за столик, заказанный на троих. Сатаров извинился, сославшись на то, что ждет на ужин женщину, с которой недавно познакомился. Просто потрясающая женщина. В зале было немноголюдно, несколько молодых пар мирно беседовали друг с другом друг с другом, погруженные в свои заботы. Они не успели приступить к ужину, как Сатаров поднялся навстречу молодой, стройной женщины, стремительно, как ходят уверенные в себе люди, женщине. У нее были правильные черты лица, выдававшую в ней казачку, она была намного моложе Сатарова, было видно, что тому это очень льстило. Молодая пара, сидевшая рядом, прекратила беседу, и из-под тишка наблюдала, как грациозно, соблюдая все тонкости, она садится за столик. Сатаров, улыбаясь, поспешил представить Наташу Алексею. Тот встал, поклонился, и тогда понял, почему они пришли в этот малоприметный ресторанчик, ее фамилия обязывала соблюдать некоторую осторожность, чтобы избежать разговоров недоброжелателей.
   Алексей недолго задержался за столом.
  -- Все - таки лучше поехать домой, и выспаться, - решил он, и, откланявшись, пошел к выходу.
   Ему надо было оценить весь сегодняшний день, и похороны отца и письмо, в котором его предупреждали о том, что отец умер не своей смерти, и разговор в доме Ивана Ильича, все выстраивалось в некую цепь, в которой необходимо было уловить главное звено. Он принял пальто из рук швейцара, надел его на себя перед зеркалом, достал перчатки, скинул в карман ладонь, и оторопел от неожиданности. Карман был пуст. Он проверил другой карман, решив, что в спешке сунул его другой.
   Но и там ничего не обнаружил. Он потоптался несколько мгновений перед зеркалом, и пошел на выход в совершенной растерянности.
   Домой он возвращался на такси, в стареньких " Жигулях", за рулем которых сидел разбитной парень в кожаной куртке, который не умолкал ни на секунду, видимо, считая своей обязанностью развлекать пассажира. Но Алексей почти не слышал слов таксиста, голова его была занята совсем другим. Он пытался понять, что происходит, и не мог найти никакого логического объяснения. Каким образом письмо попало к нему, это еще можно было объяснить. В толпе это не сложно, но как оно могло исчезнуть, и зачем оно исчезло, ведь он успел его прочитать.
   В квартире было пусто, все было прибрано. Он разделся, прошел на кухню, сел за огромный стол, и глубокая тоска охватила его. Нужно было решаться на какой - то определенный шаг. Можно было оставить все так, как есть. Сделать вид, что ничего не случилось, не было этого письма. Улететь первым рейсом в Лондон, и жить там, в привычной среде. А ведь это и будет первым шагом к гибели. Просто, все заинтересованные лица поймут, что из него можно вить веревки, а раз так они и будут вить из него веревки, и каждый будет добиваться своего. А чего своего? Ну, что же, ставки сделаны, господа!
   Он поднялся, и пошел к себе в спальню.
  -- Утро вечера мудренее, - решил он.
  
  
   Москва, на следующий день.
  
  
   Савва Филиппович тщательно одевался перед зеркалом. Ему просто нравилось видеть свое худощавое, полное жизненных сил лицо в этом огромном зеркале. Наверное, судьба нам не подвластна, она существует по своим законам, которые нам не подвластны, иначе, зачем человек появляется на свет? Не люди, это просто некая биомасса, включенная в природу, а именно человек. Вот он, например? В кабинет неслышно вошла Галина Георгиевна, она была совсем по - домашнему, одета, и вид у нее после сна оставлял желать лучшего. Савва внутренне поморщился, он не любил, когда супруга появлялась в таком виде, это было как напоминание грядущей старости и немощи. Однако та, совсем не обращала на это никакого внимания. Семьей управляла она, и тут он ничего не мог противопоставить. Ну не сражаться же, как на ринге, хотя он знал многих мужчин из своего круга, жены которых ходили с синяками.
   - Доброе утро, Савва, - произнесла она, и присела на край кресла, присядь на минутку, нужно поговорить.
   Голос у нее был усталым, потухшим, она не походила на ту живую, подвижную как ртуть, хозяйку дома и мать, какой ее знали все, и восхищались ее активностью. Она с трудом перенесла их отлучение от кормила, так и не поняв суть этой несправедливости. И жила с тех пор как бы по инерции, с удивлением оглядываясь на тех, кто занял их место. Последними словами в разговоре с женой президента, были: " За что?". Кто знает, за что?
  -- Савва, меня беспокоит Наташа, с ней происходит не совсем понятное, - сказала супруга.
  -- И что же такое непонятное, - видимо разговора было не избежать, он опустился в кресло за столом.
  -- Она встречается с Сатаровым, - стараясь не смотреть на него, произнесла Галина Георгиевна.
   В комнате воцарилась гробовая тишина.
  -- Это что, шутка, - спросил Савва, чувствуя, как кровь хлынула к голове.
  -- Это, к сожалению, правда, - ответила Галина Георгиевна, сдерживаясь, насколько это было в ее силах.
  -- Ей, что, своих, мало, что, совсем с ума сошла, - он почти кричал, сам не замечая силы своего голоса.
  -- Не кричи, ты же знаешь, что этим делу не поможешь, успокойся, - просто сказала супруга.
  -- Как такое может быть, - Савва чуть не стонал, - родная дочь спит с моим злейшим врагом, да как же так? Где, она, где?
  -- Она спит, а ты помолчи, может он того и добивается, чтобы тебя вывести из равновесия.
  -- Он меня давно вывел, еще тогда, когда поливал меня помоями на каждом углу, вместе со своими усатыми дружками. Теперь за моих детей взялся! Не бывать этому, не бывать! В порошок сотру, в пыль!
   Он представил, как его любимая младшая дочь, спит в постели с Сатаровым, как он держит в своих руках ее тело, и на некоторое время потерял дар речи. Потом гнев ушел, он посмотрел на сидящую перед ним супругу, словно хотел спросить, а зачем она здесь.
  -- Обещай мне, что с Наташей ты не будешь, груб, достаточно того, что с ней я сама переговорю, - попросила она спокойным голосом.
  -- Обещаю, - махнул он рукой, - с ней сама разбирайся, а Сатаров...
   Он не закончил фразу.
   - Ну, с ним, как хочешь, это твое, законное.
   Она поднялась, и вышла из кабинета. Савва остался один. На душе было муторно, словно на него вылили ушат грязной холодной воды.
  -- Вот, что поганец задумал, решил добить окончательно, мало ему, все мало.
   В кабинет постучались, Савва бросил взгляд на часы.
  -- Входи, - произнес он, придав лицу обычное выражение уверенности и силы.
   Вошел охранник.
  -- Забирай портфель, едем.
  -- Слушаюсь, - четко ответил тот, взял портфель и вышел из комнаты.
   Савва Филиппович поднялся с кресла. Он и в свои шестьдесят выглядел крепким и здоровым мужчиной, полным сил и готовым ко всякой борьбе.
  -- Смотри, Сатаров, не ошибись, а то больно будет, - произнес он, и стремительно вышел в дверь.
  
  
   Москва, офис на Садовой.
  
   Иван Ильич приехал в один из своих, разбросанных по Москве, офисов, прошел, ни с кем не здороваясь, в свой кабинет, и закрыл дверь. Здесь он бывал тогда, когда встречался по особо важным делам, не терпящим никакого отлагательства с теми людьми, которые в силу разных причин не могли встретиться с ними в другом месте. Неприметный офис неприметной фирмы, сотрудники которой считали, что шеф просто мелкий коммерсант, торгующий тем, что попадалось под руку. Он и не пытался их в этом разубедить, зарплату платил аккуратно, на работе появлялся редко. А что еще человеку для полного счастья нужно. Он набрал номер телефона, и, подождав три минуты, положил трубку обратно. Условный сигнал был послан, теперь оставалось только ждать.
   Ровно через пятнадцать минут вошла секретарша, на ее выцветшем лице отразилось нечто похожее на улыбку.
   - Иван Ильич, к вам посетитель, господин Сергеев, - произнесла она сколь можно торжественным голосом.
   Ей так редко приходилось это делать, что она хотела показать свои способности.
  -- Попросите, - сухо бросил Иван Ильич, и стал вставать из - за стола.
   Гостей он всегда встречал стоя.
   В кабинет вошел невысокий, плотного телосложения человек, штатский костюм которого никак не мог скрыть военную выправку.
  -- Проходи, присаживайся, - сказал хозяин кабинета, пожимая руку гостю, есть небольшой разговор.
  -- Что - ни будь, случилось, встревожился гость, усаживаясь в кресло.
  -- Да как сказать, - произнес Иван Ильич, подавая гостю конверт, - сам посмотри.
   Тот развернул, внимательно прочитал, повертел его в руках, словно хотел удостовериться, что больше ничего нет, и снова вложил лист в конверт.
  -- Где - то прокололись, - произнес он задумчиво, - так бывает, но ничего страшного пока я не вижу.
  -- Вот, то - то и оно, что пока. Алексей уже прочитал, а он не тот человек, чтобы забыть, он умный, он рыть начнет.
  -- Пусть роет, а мы ему поможем, он ведь все равно к нам прибежит.
  -- Это твое дело, только приберите за собой, коли, наследили, не мне же это делать, - сказал Иван Ильич, подавая руку для прощания.
   Гость тотчас покинул кабинет. Иван Ильич вышел вслед за ним, спустя некоторое время, попрощавшись с секретаршей. У входа его ждала машина с триколором на номерах, он сел и уже через несколько минут, постовой у въезда в Боровицкие ворота Кремля отдавал ему честь. Жизнь продолжалась.
  
   Деревня Мишино, церковь.
  
   На следующий день на церковном дворе было затишье. Пришедший в качестве посланца Ванюша принес Володе кое - какую еду и батюшкино благословение нести службу ему одному, топить храм, чистить снег, поскольку все остальные заняты на более важных и срочных работах. Передав все это, словно его жалила оса в причинное место, он быстро удалился, оставив его одного. Володя был рад этому, ему давно хотелось побыть одному, чтобы привести в порядок свои мысли, и свои желания. Он отложил обед, взял в руки лопату, и долго, стараясь выложиться, наводил порядок в церковной ограде. День был теплый, дул легкий ветерок, принося из ближайшего леса запах свежести. Он работал, сняв с себя одежду, и тело несло облегчение и звериную радость бытия. Он, словно, алкоголик в предвкушении выпивки, гнал от себя мысли, стараясь потом предаться этому запретному, но такому сладостному делу, как в одиночестве размышлять о своей жизни. Он не сразу заметил, как к церкви подъехала машина, из нее вышел молодой спортивного вида мужчина, и, оглядевшись, пошел на церковный двор.
  -- Здравствуйте, - окликнул он Володю, - Бог вам в помощь!
  -- Здравствуйте, - ответил на приветствие Володя, и стал, опершись на лопату, которой чистил снег, и оглядев незнакомца.
  -- Как у вас тут замечательно, - произнес тот, - просто душа радуется.
   Он по - доброму улыбался, и Володя избавился от некоторой настороженности.
  -- Да, у нас тут всегда хорошо, - улыбнулся он.
  -- Я вам, просто завидую, а батюшку где можно найти?
  -- Да его здесь нет. Он сейчас занят.
  -- Жаль, - вздохнул парень, - и спросил, - а зайти в церковь можно?
  -- Почему же нельзя, можно.
   Володя накинул на себя рубашку, и пошел открывать дверь притвора.
  -- Отец мой любил бывать здесь, а теперь не может прийти, - пояснил гость.
   Они прошли внутрь храма. Там было прохладно, и стоял легкий полумрак. Володя остался стоять у входа, ощущая, как холодит, остывающее под рубашкой потное тело.
   Алексей выбрал несколько свечей, и стал обходить, иконы, развешенные по стенам храма. Они были простыми, принесенными из деревенских изб. Видимо, переходили по наследству, хранились бережно до лучших времен, и вот, теперь они оказались здесь. Алексей раньше никак не мог понять, зачем отец тратит время и ездит сюда, в такую глушь, по московским меркам, и совсем не любит бывать в роскошных храмах столицы. И только теперь, после его ухода, понял разницу между парадной, показушной стороной жизни, которую тот должен был вести в силу своего положения, и этой интимной, куда отец никого не пускал, находя здесь отдых своей душе. Алексей зажег свечу от горевшей лампады, и вдруг остановился. Взгляд его словно споткнулся, прямо перед ним в богатом окладе висела икона Богородицы, но главное, под ней была прибита табличка, с именем дарителя. На ней значилось: " Иван Николаевич Кузин". Он долго стоял перед этой иконой, и никак не мог понять смысл того, что хотел отец вложить в эту икону. Она не была новой, скорее всего написана была очень давно, только оклад был современным, но то что отец имел определенный замысел, жертвуя ее церкви, не оставляло никакого сомнения. Он медленно двинулся дальше, поставил свечу перед распятием и подошел к стоящему Володе.
  -- Спасибо, - поблагодарил он, - оденьтесь, а то холодно, и только тут заметил, что все тело собеседника покрыто шрамами, но говорить ничего не стал.
  -- Я хочу денег немного оставить для храма, передайте, пожалуйста.
   Он вытащил бумажник, и, не считая, передал увесистую пачку.
  -- А как сказать, от кого? - спросил Володя.
  -- Это совсем неважно, передайте и все.
   Они вышли на улицу, играло солнце в чистом голубом небе. В воздухе неуловимо пахло приближением весны, и новых неизведанных ощущений.
   - Ну, пока, до встречи, - сказал Алексей, у него было ощущение, что они действительно еще встретятся.
   Он подал Володе руку, тот крепко пожал ее. Гость был ему симпатичен, и он пошел провожать его до машины. И уже сидя в машине, гость подал визитку и сказал:
  -- Запомни, меня Алексеем зовут! - и нажал на газ.
  
   Пригород Москвы, вечер.
  
   Алексей подъехал к невзрачному домику, расположенному в центре улице, застроенной одноэтажными домами. Улицу давно не чистили от снега, но все же проехать было можно, и с честью справившись с фигурами высшего шоферского мастерства, он остановился у нужного ему дома. Ворота, видевшие краску лет десять назад, были приоткрыты, что означало присутствие дома самого хозяина. Во дворе, засыпанном снегом, суетился пес, тот самый. Который провожал Алексея из этого дома пять лет назад. Он поднялся на крыльцо, открыл дощатую дверь на веранду, и оказался перед обитой простым дерматином дверью. Он постучал:
  -- Войдите! - раздался за дверью грубый мужской голос.
   Он распахнул дверь, и оказался в прилично отделанной прихожей, в которой его встретил невысокий парень, примерно одного с ним возраста.
  -- Ого, - сказал он удивленно, увидев на пороге гостя, - кого я вижу, Алеху!
  -- Костя! - только и произнес Алексей, - живой бродяга!
   Они обнялись, как старые друзья после долгой разлуки. Через десять минут Алексей сидел за столом в прекрасно отделанной комнате за столом, уставленной деревенской закуской, бутылкой самогона, которая как- то не вязалась с мощным компьютером, огромным телевизором, и прочими атрибутами современной жизни.
   Они выпили, и, после воспоминаний о совместных друзьях и подругах, Алексей перешел к делу.
  -- У меня дело к тебе, Костик, - сказал он, - совсем печальное.
  -- Я знаю, - нисколько не удивился тот, - в сети было.
  -- Дело не в этом, понимаешь, тут другая проблема.
   И он, не торопясь, рассказал о событиях прошедшего дня.
  -- Я хочу, чтобы ты помог мне в этом деле, - заключил он, - только на тебя и надежда.
  -- А почему, мало ли разных агентств, прокуроров, гебешников, наконец, - заупрямился Костя. Я кто, вольный стрелок, так сказать, свободный художник.
  -- Такой мне и нужен, чтобы был чист, как слеза. А для всех тех, кого ты назвал, это просто бизнес, а мне нужен поэт. Как ты.
  -- Знаешь, - после некоторого раздумья произнес Костя, - я тебе готов помочь, только учти, если дело запахнет жареным, я пас. Не герой я, так что выкручиваться тебе самому придется. Дело даже не в деньгах, которыми твой отец управлял, это мелочи, тут в чем - то другом, а я больше всего на свете боюсь вот этого другого. За деньги убивают на улице, из пистолета, или машину взрывают, а, тут, судя по всему метод дистанционного воздействия, а это дорогого стоит. Это уже иные сферы.
  -- А что это за метод? - спросил Алексей.
  -- Понимаешь, в свое время были такие наработки, суть которых сводилась к тому, что человеком, а, следовательно, и подданными, можно управлять дистанционно, посредством электронных средств, например радио и телевидения. Ты Алана помнишь и иных?
   Алексей кивнул, он очень внимательно слушал.
  -- Так вот, это все из той оперы. Пока товарищи выступали, шла некая подкладка, которая решала определенные, политические задачи. И если ты сегодня смотришь некоторые шоу, то никакой гарантии, что на тебя не идет определенное воздействие, нет.
  -- И что же дальше?
  -- А дальше вот, что. С помощью электроники, можно заложить программу, которая доведет определенный сигнал до потребителя, с помощью которого можно человека и убить. Или сделать ему сердечный приступ, и никакая экспертиза не найдет следов воздействия. Человек просто умрет счастливой смертью, безболезненно. Представляешь, какие перспективы, кто сумеет заполучить такую программу? Просто все отдыхают.
  -- А это не из области фантазии? - переспросил Алексей.
  -- Есть определенные технологические сложности, главная из которой, это моделирование самой жизни, но при определенных условиях этим можно пользоваться и сейчас. Какой уровень у этих разработок, судить не могу, пока. Но то, что они есть, можешь не сомневаться, это еще с тридцатых годов тянется. Так то вот, друг.
  
  
   Москва, отдел судебных экспертиз.
  
  
   С утра у Петровича не заладилось. Толи зимняя погода, то ли еще навалилась какая напасть, но тревога с утра давила сердце, хотя, что может случиться на работе в морге? Покойникам все равно, они на тебя жаловаться не будут. Работы было как всегда, что называется, завались, и Петрович, не отходил от стола весь день, даже не приближаясь к своему заветному шкафчику. Мертвецы все были плановые, то есть те, которые, умерли сами по себе, без чьей - то посторонней помощи. Он подписал все нужные бумаги, вымыл тщательно руки, раздумывая, не нарушить ли сегодня традицию, и не пойти ли домой трезвым, но тут в комнату заглянул охранник. Оглянувшись по сторонам, он достал бутылку водки и пару огурцов.
  -- Петрович, пособи, а то мне одному много, - попросил он.
   Петрович взял бутылку. На четырехугольном штофе была приклеена синяя этикетка с надписью "Свобода".
  -- Смотри, ведь как верно подметили, - сказал он, - ведь точно, как после свободы, чем больше хватишь, тем тяжелее похмелье. Ну, давай за свободу, - согласился он.
   Они выпили, о чем - то поговорили, и Петрович, пройдя по длинному коридору, вскоре оказался на улице. Было уже темно, горели уличные фонари, освещая поток машин, людей жмущихся друг к другу, собак, путающихся под ногами прохожих. Обычный зимний вечер, который не сулил ничего хорошего. Маленькая квартира в хрущевке, стареющая жена, старая мебель, вот и все, что он видит в этой жизни. А может быть, так и должно было случиться в этой жизни. Может в этом и есть его предназначение? Он всегда. До самой смерти будет помнить глаза почти обезумевшей от горя матери, три года искавшей своего сына в Чечне, побывавшей под обстрелом, ночевавшей по подвалам, продавшей все, чтобы выкупить у горцев его полуразложившееся тело. Это был действительно, тело ее единственного сына. И когда он сказал ей об этом, для нее в этом мире все стало на свое место, у нее было место дороже ее дома, и теплого угла.
   Он вышел из троллейбуса, подождал, когда он освободит переход, и не спеша, стал переходить улицу, оглядываясь по сторонам. Неприметная машина мышиного цвета, ехавшая в потоке, вдруг, словно цепная собака, сорвавшаяся с цепи, рванула, вперед, тело Петровича от удара подлетело вверх, и упало под колеса автомобиля. Машина проехала по нему, и, прибавив ход, скрылась за углом. Последнее, что уместилось в меркнущем сознании Петровича, это полный боли взгляд солдатской матери. Все сбылось, как мечталось.
  
   Москва, центр.
  
  
   Домой Алексей возвратился вечером. Поставил машину в подземный гараж, он поднялся к себе в квартиру, разделся и прошел на кухню. Заварил кофе и прошел к отцу в кабинет. Поставил кофейник на письменный стол, сел в кресло, в котором любил сидеть Иван Николаевич, и задумался, подводя итоги дней проведенных в столице.
   Итоги, говоря языком газетчиков, были совсем неутешительные. Смерть отца была совсем не случайной, хотя случайных смертей не бывает вовсе. Кому - то была нужна его жизнь, а точнее его молчание, причем, судя по всему, он не ожидал, откуда может прийти такая опасность. Ничто, в разговорах с ним, Алексей не чувствовал. Странное письмо, которое неожиданно появилось, и так же неожиданно исчезло. Факт тоже примечательный, значит, есть люди, которые хотят знать правду, а может, знают ее, о смерти отца. И этот разговор с Костей. Неужели, в этой жизни подчинено этому безликому, совершенно неощутимому созданию, которое все называют властью? И люди готовы жертвовать самой жизнью ради увивания этим, считая все остальное второстепенным, совершенно никчемным? Если то, что рассказал Костик, правда, хоть в малейшей степени, то всем нам грош цена, мы все лишь куклы в этом хороводе, и спастись от этого нет никакой возможности. Ему вспомнился один из последних разговоров с Елениным в далеком Лондоне.
  -- Вы знаете, Алексей, - быстро говорил он, по привычке проглатывая слова, - все, что делается в этом мире, подчинено только одному, самому важному, это подчинение массы воле правящего класса. Ценность любого изобретения, любого открытия признается только тогда, когда это придает власти новые возможности для подчинения себе все большой массы людей. В том числе и в области политики. Все эти разговоры о режимах, президентах, революциях не стоят и выеденного яйца. Все это имеет значение только в смысле того, удалось или нет определенной части правящего класса удержать господство над другими. А как это оформляется, это уже дело техники. Поэтому, не стоит сильно переживать по поводу событий в России. Все это технология, заложена отнюдь не в последние годы, это только результат событий начала века? А итог? Миссия России завершена, и все закончится великим исходом русских в центральные губернии, если они захотят окончательно стать европейцами, над, чем мы сейчас работаем, или что упаси Бог, в Сибирь, о чем мечталось Гитлеру. Вот, этот выбор и нужно сделать буквально в ближайшие годы. Это и есть, мой милый завершение спора между националистами и интернационалистами.
   Только вот, при чем тут отец? Ему все споры были до лампочки, или нет? Он посмотрел на часы. А все - таки неплохо в этой самой церквушке, где он был сегодня утром. Может, в этом и есть тот смысл жизни, над которым все так бьются, о вот тот молодой, весь изрезанный сторож, не мучается, а просто так живет, сколько ему отпущено, откуда знаешь, сколько тебе отпущено.
  -- Не забыть, завтра просмотреть весь кабинет, может быть, что - ни будь да прояснится.
   И пошел в спальную комнату.
  
   Деревня Мишино, ночь.
  
   К ночи совсем потеплело, подул теплый ветер, и над церковью заблестело звездное ночное небо. В деревне постепенно гасли огни, переставали лаять собаки, и только где - то внизу гремела музыка неугомонных дачников. Володя, пораженный красотой ночи, сидел в церковной ограде на лавочке, и смотрел на окружающую его красоту. Раньше у него не было времени просто ощутить это время и это пространство, все время что - то застило ему глаза. А теперь в тишине ночи, до боли в сердце, он понимал, что жизнь скроена из этих кусочков воздуха, неба, звезд, среди которых движется, сверкая огнями огромный самолет.
   ...он медленно, пронзенный болью, падал из кабины вертолета, цепляясь за края кабины, а винты все тянули машину вверх, затем рука Маши, которой она пыталась удержать его при падении, ее глаза, рот, перекошенный в диком крике.
   Он упал на ветви огромной елки, и это спасло его при падении, чудо свершилось, его тело приземлилось на моховую подстилку, без всяких переломов. Он очнулся оттого, что его тащили на руках, и, открыв глаза, он различил лицо Боцмана, по которому ручьями катил пот. А потом госпиталь, похожий на камеру, или камера похожая на госпиталь. И теперь он здесь, который месяц в поисках Маши, ведь должна же она быть здесь. Только вот, зачем она ему, точнее, он ей. Нищий, оборванный, здравствуйте, помогите бывшему ... Бывшему, кому?
   Бывших любимых не бывает. Они либо есть, либо их никогда не было. Было уже поздно, нужно было топить печь в храме. Володя встал и пошел в храм. В храме было темно, сквозь окошки пробивался неясный свет, оставляя свои следы на деревянном полу, на стенах, увешанных иконами. Кое - где угольками мерцали лампады. Так, в темноте, он подошел к печке, и поджег дрова. Огонь разгорелся быстро.
  
  
   Москва, отделение милиции.
  
   Рабочий день заканчивался, и как обычно, Белов, слегка обалдевший от рабочего дня, начал собирать бумаги на рабочем столе. Это только кажется, что в работе следователя много интересного, а так, одна писанина, сиди и заполняй бумаги. Родился, женился. Когда пришел, чего принес, чего взял. И дома рассказать толком нечего. Отворилась дверь, и в кабинет вошел Вадим из соседнего отдела. Он огляделся по сторонам и сказал:
  -- Давай, махнем завтра на дачу ко мне, мяса пожарим, погода вроде бы ничего, а?
  -- А давай, что там думать, - согласился Белов.
   День на природе, пусть и в простом деревянном домике, который Вадим называл, несколько преувеличивая, дачей все же лучше, чем валяться весь день на диване.
  -- Ну, и отлично, мясо за тобой, за мной все остальное. Готовь семью, я за тобой заеду.
   И уже в дверях спохватился:
  -- Чуть не забыл сообщить, Петровича, из экспертизы, вчера "Жигули" сбили. Насмерть. Вот ведь как, а хороший мужик был!
   И закрыл дверь. Капитан несколько мгновений приходил в себя, пытаясь переварить услышанное. Вот и началось, завертелось колесо, подминая под себя всех, кто попадает на дороге, давит и, будет давить безжалостно всех. И Петрович, всего лишь один из многих, он просто стоял рядом с огнем и сгорел от одного неосторожного движения. Значит, игра идет по - крупному. Он достал дело о смерти господина Кузина. Что же, его надо немедленно закрывать, пойти и сдать, что бы самому не засветиться, и не вызвать подозрений, а вот дело о смерти Петровича можно продолжить, негласно. Тут пока можно, пока не горячо, когда спохватятся, может быть и будет чем поторговаться. Ведь Петрович и, правда, был настоящим мужиком.
  
   Деревня Мишино, ночь.
  
   Володя и не заметил, как задремал, глядя на робкие блики пламени, пробивающиеся сквозь щели в дверцах топки.
   ... Проснулся он в кромешной тьме, даже лампада, висевшая над алтарем, погасла, и только краснели точки замирающих углей в куче золы. Он встал, раздосадованный тем, что проспал и придется заново разжигать огонь в топке. И тут заметил, как из стены пробивается робкий поток света, словно расцветает цветок, выделяя голубое сияние. Пораженный, он подошел поближе, и замер. На стене, среди других икон, развешенных на стене, светилась та самая икона Богородицы, старинного письма. При робком свете икона стала еще более загадочной, и хотя днем Володя мало обращал на нее внимание, он вспомнил, что ее подарили для храма, вот и свидетельство тому, да и гость, приезжавший сегодня днем, тоже долго стоял возле нее. Он никак не мог решить, что это перед ним, неумело перекрестился, и тут свечение стало исчезать, а затем исчезло и вовсе. Все снова погрузилось во тьму.
  
   Подмосковье, Кратово.
  
   Костя Белкин, которого все с детства звали просто " Кобел", был одним из тех странных личностей, которыми полна Москва, да и любая другая столица в мире. Причем в любое время и при любых властях, они образуют тот колорит, который и придает пикантность власти. Любая власть держится на дремучей уверенности провинциалов, что уж там, в Москве сидят умные все знающие люди, которые с утра, до вечера озабочены делом защиты униженных и оскорбленных. А жители столицы, в большинстве своем знают точно. Власть не умнее их, а раз так, чего тут собственно, в тапки какать? И Кобел на полную катушку использовал свой авантюрный склад ума, что давало ему возможность неплохо зарабатывать, ничем не рискуя в этой жизни, только сохраняя некоторую скромность быта. Зачем ему лишние хлопоты?
   После ухода Алексея, убрал со стола грязную посуду, достал лист бумаги, и сел за компьютер, решив не откладывать дело в долгий ящик. На листе бумаги написал: " И. Н. Кузин", поставил вопросительный знак. Люди в бизнесе, как и в политике, совсем не те, за кого себя выдают. Биография, это всего лишь то, что люди придумывают себе сами, то, что им выгодно о себе рассказать, стыдно, все - таки умирать негодяем. Отсюда, " не верь ни глазам своим, ни ушам, а тем более, своему сердцу". В такой момент у Кости появлялся азарт, как у вора, который вышел на дело с отмычкой. Первый поворот ключа, и засветился экран компьютера, второй - замок щелкнул, и он начал копаться в шкафах, расставленных в квартире, что - то выставлено напоказ, схватил и беги, быстрей. Все это дешевка, это приманка для дураков, все нужное спрятано надежно, и, тем не менее, кто сказал, что они умнее нас? Они такие же, они тоже живут этим.
   Через три часа непрерывной работы перед Костей лежало несколько листов, исписанных вдоль и поперек его мелким, аккуратным почерком. Он отключил компьютер, и, закрыв ладонями лицо, впал в раздумье. Он любил думать именно так, словно желая отсечь себя от внешнего мира, весь, погрузившись в глубину того, что ему удалось узнать. Это только дураки думают, что есть государственные секреты, которые можно скрыть, это невозможно, кроме каких ни - будь мелочей. Так и тут, если свести воедино, все что удалось за три часа прочитать Кости, то картина выглядела занятной. Первое, что вытекало из всей информации. В стране назревал очередной передел власти, а точнее заговор. Это само по себе не новость, такое случается постоянно, и ничего тут страшного нет. Ну, перешла власть от Ивана Ивановича с одного конца коридора, к Николаю Николаевичу на другой конец коридора, что от этого изменится? Посредине коридора находится Президент. Только деньги в другой банк пойдут, так к этому все привыкли. Нехай делят, лишь бы нас не трогали. А вот тут было нечто новое. Возник некий центр, который решил поставить под полный контроль все ключевые фигуры во властной среде с помощью самых простых методов, доступных по цене и по технологиям, и даже не затрачивая особо средств. Все в пределах той структуры, которая должна быть создана. Кто решает все вопросы в политике, а, следовательно, в бизнесе. Две с половиной тысячи человек на всю страну, десять тысяч на весь мир. Что нужно сделать, чтобы контролировать весь процесс, исходя из глобальных интересов? Взять под электронный колпак вот это, совсем небольшое количество людей. А как это сделать? И можно ли перенести контроль на массу людей? А легко! Современные технологии это позволяют, и вот этими технологиями и занимается корпорация " Эра", в которой и служил покойный Иван Николаевич. Современный фюрер придет не на танке, новый фюрер придет во всем блеске телевизионных шоу. И тогда все просто. Создать иллюзию счастья для массы, успеха для элиты, управлять жизнью и смертью будут из телевизионной студии. А господин Кузин не захотел, где - то прокололся, и на себе испытал, что же это такое, дистанционное управление личностью. Витаменеджмент, а каково, звучит? Только, насколько все это продвинулось, или это очередная афера, как с красной ртутью. А то будешь спрашивать: " Где же, мальчик, а мальчика, скажут, и не было".
  -- Ну, что же выясним, - решил он, и отправился спать.
  
  
  
   Москва, Арбат.
  
   Савве хорошо был виден из окна кортеж, сопровождающий лимузин президента. Он не любил смотреть на эту картину, и всегда отходил от окна. Было время, когда он сам проносился с подобной помпой по проспекту, но, зная характер нынешнего, не всегда был уверен, что в машине именно он. Это во многих вещах был непредсказуем, а потому опасен для него, а, следовательно, и для многих из тех, кто его окружали. За годы, проведенные в этой среде, он привык к тому, что слова, ничего не значат, по своему смыслу, и те, кто их произносить хотят сказать совсем не - то, что другие вкладывают в их смысл. Важен подтекст, а он как раз и доступен только тем, кто знает все закулисье, скрытое за Боровицкими воротами.
   Неделю, его пригласил на обед старый друг, из тех, с кем они начинали работу на самой вершине власти. Они были много обязаны друг другу, и иногда позволяли себе встретиться, несмотря на плотное окружение всяких благонадзирающих за их поведением. Беседовали о том, о сем, травили анекдоты, а потом, улучив момент, по одному вышли на открытую веранду, где можно было поговорить в относительной безопасности, хотя бы полчаса.
  -- Поверь, мне Савва, - маленький плотный, его собеседник, горячился в разговоре, торопливо выплескивая слова, - началось самое худшее, на что можно было рассчитывать, началось преддверие катастрофы.
  -- Нам эту катастрофу обещают каждый год, - Савва был выше собеседника на голову, и был спокоен, - чего тут волноваться?
  -- Не шути, Савва, я не о том. Я понимаю, что с нами хотят разобраться по полной программе, причем в самое ближайшее время.
   Савва смотрел на открывающийся перед ним вид на Москву. Крыши домов. Местами, занесенные снегом, сосульки, угрожающе свисающие с крыш, поток машин, идущий там, далеко внизу. И они, всего две песчинки в этом мире, которому глубоко наплевать на то, что они стоят здесь, и обсуждают, жить им или умереть.
   - А ты как, думал, кто тебе простит нищету, безденежье? Ты, что Петя, решил, это все так и пройдет? Так не бывает! Кого - то все равно на кол будут сажать. Вот нас и готовят на роль сукиных сынов.
   Савва говорил совершенно спокойно, паника, которая сквозила в словах его собеседника, вызывала в нем отвращение, как и сам Петр. Что же так волноваться, на то и профессия обязывает, быть к этому готовым, если ведешь свою партию, а не поешь под "фанеру".
  -- Да я, даже не своей шкуре, подавятся, я ведь о том, что за этим последует? Ведь, в конечном счете, это война! Ведь Союз, в том виде как он существовал, ни что иное, как вселенская катастрофа.
  -- Ты, что уже последнее слово читаешь. Не волнуйся, тебе его не представят, отведут к стеночке и все, чего зря тебя слушать? Нынешние и сами с этим согласны, только для мировой истории твоя смерть не трагедия, не переживай. Это для тебя трагедия, а все, кто твоей смертью свою жизнь продлят, тому только радоваться будут. Это и есть борьба за выживание, хотя конец и так известен.
   Они помолчали, Петр понял, что Савве давно все известно, чего тут рассусоливать.
  -- Так что же ты намерен делать, Петя? Плакаться, потом будем, когда поведут.
  -- Ну и юмор у тебя, - он не договорил, достал из кармана сложенные листы бумаги, - прочти.
   Савва Филиппович достал очки, не торопясь, развернул листы и начал читать, придерживая на ветру шевелящиеся листочки. Дочитав до конца, он свернул их, и вернул обратно собеседнику. Тот достал зажигалку, чиркнул и поджег. Некоторое время оба молча наблюдали за тем, как пламя пожирало листы.
  -- Занятно, - задумчиво произнес Савва, - весьма занятно.
   И не говоря больше не слова, оба пошли обратно в ресторанный зал.
  
   Москва, отделение милиции.
  
   Капитан Белов заступил на дежурство по району в понедельник, отдохнувший и посвежевший. Выходные, проведенные у друга на даче, в лесу, среди лесной тишины и снега, принесли некоторое успокоение. Весь день, занятый по службе, он почти забыл о смерти Петровича, отложив дело на потом, но судьба сама шла ему навстречу.
   Двое молодых сержанта притащили в дежурку небольшого, плохо одетого мужичка, и возмущенно, перебивая друг друга, сообщили, что вот этот гражданин четверть часа назад, пытался справить небольшую прямо на угол здания отдела. Мужик стоял молча, совсем не оправдывался, и его небритое лицо не выражало ничего, кроме обреченной покорности. Белов, приглядевшись, отпустил постовых, и, крикнув помощника, распорядился отправить его в камеру, но заносить в журнал воздержался. Через некоторое время, достав принесенный из дома ужин, добавил бутылку с остатками водки, найденную в укромном месте, и зашел в камеру " хранения", где спал на нарах тот самый мужик.
   -Вставайте, господин следователь! - произнес он, закрыв за собой дверь, - ты что, сюда спать пришел?
  -- Только у тебя тут и выспишься, - ответил тот, кого Белов назвал следователем, - еще бы пожрать чего принес, да выпить.
  -- На, держи, ешь.
   Капитан положил на стол сверток с продуктами, подал руку, мужчина пожал руку, кивнул головой, и потянулся за бутылкой. Выпив, он принялся, есть, стараясь не показать, что смертельно голоден. Капитан сел, напротив, на соседнюю скамейку, и молчал, стараясь не смотреть, как жадно ест его бывший товарищ, ставший по стечению обстоятельств человеком без определенного места жительства.
   - Спасибо тебе, Васильевич, выручил бродягу, а то хоть помирай, не знаю, как и до лета дотянуть.
   Видно было, что голод отпустил, и бродяге стало легче дышать, появилась надежда дожить хотя бы до завтрашнего утра. Белов помолчал еще некоторое время, потом сказал:
  -- У меня к тебе дело есть, помоги, в долгу не останусь.
  -- Говори, - сказал бродяга, - все для тебя сделаю, за то, что меня не брезгаешь.
  -- Не о том, это все пустяки. Мне точно узнать надо, кто Петровича завалил?
  -- Вот и его, - произнес задумчиво мужик, - меня хоть в живых оставили, а его нет.
   Он замолчал, как бы размышляя, над услышанным, потом сказал:
  -- Петрович был человеком честным, он выпить мог, да и кто там трезвым работать будет. Что - то, наверное, подписать просили, а он не стал, а может, подписал, а потом и убрали. Теперь ищи ветра в поле.
  -- Так, что? - капитан проявил настойчивость, - у вас ведь разведка еще та.
  -- Да, это все не проблема, только у меня вопрос, а тебе зачем? На деньги развести хочешь кого?
  -- Дураком, ты был, дураком и помрешь, - с обидой в голосе сказал Белов, - мне их поганые деньги, сам знаешь.
  -- Да уж, знаю, - согласился бродяга, - кому другому бы отказал, а тебе нет. Сделаю, все что смогу.
  -- Только ни домой, ни на работу мне не звони, найдешь или записку в карман опустишь. А то нас с тобой вслед за Петровичем отправят, а мне как - то не хочется.
   Капитан встал:
  -- Ты поспи еще, буду уходить, открою. Будь здоров!
  -- Служи, капитан, - ответил, заваливаясь, на нары бродяга, - привет жене и детям!
   Капитан вернулся в дежурную комнату, тщательно вымыл руки, все - таки не хотелось заболеть от рукопожатия своего бывшего сослуживца. То, что он выполнит свое обещание, он нисколько не сомневался, и оттого что будет в его сообщении, можно будет принимать решение. Кому и сколько.
  
   Москва, дачный поселок "Лебединое озеро".
  
  
   Наташа любила просыпаться за городом поздно, когда в доме наступит полная тишина. Отец и Андрей разъедутся по своим делам, сына тоже отвезут в школу, и только мать будет хлопотать по дому, занимаясь своими домашними делами вместе с домработницей. В спальне она слышала их шаги, лай собак, бегающих по этажам по своим собачьим делам, редкое хлопанье дверей, да унылое тарахтенье мотора снегоуборщика за окном. Снега в этом году привалило много, и дворник вставал рано, чтобы успеть убрать снег с центральной аллеи. Она любила, проснувшись лежать с открытыми глазами, смотреть в потолок. Она выстраивала прошлые и предстоящие события в некоторую цепь, пытаясь найти во всем этом какие - то определенные закономерности, или знаки. И если ей удавалось предугадать события, она радовалась, считая что, обладает некими знаниями, которые уберегут ее от всяческих бед в будущем. Но часто случалось совсем наоборот, происходили события, в которых она окончательно запутывалась, и ей было трудно без чьей- либо помощи выбраться из этого круга. Вот и сегодня, ей хотелось понять, что принесет ей связь с Сатаровым, человеком ее круга и ее положения. Нет, она могла закрутить роман с человеком, который занимал более скромное положение, чем она, но в этом было что - то унизительное. Ей хотелось занять такое положение, при котором она была лучшей среди равных. Ее замужество с Юрием, рождение сына, и последующий развод, лишь убедили в том, что она вполне может претендовать на лучшее, чем быть просто домохозяйкой. Даже в таком большом и богатом доме, как этот. А Андрей? Ну, что же? С ним всегда можно договориться, в конце концов, он тоже много чего получит из брака с ней. Хотя, она подумает, нужно ли им заключать этот союз, как - то нет у нее особого желания. А Сатаров, совсем другое дело, от него и веет совсем другим. Такую сила и уверенность дается с рождения только избранным, и дается только тем, кому глубоко наплевать на все людские условности. У них один закон, одно право сильного умом и духом. В дверь, не постучавшись, вошла мать. Для своих лет она неплохо выглядела, но визит ее, судя по выражению ее лица, предстояло выслушать родительское наставление. Она не ошиблась, мать не стала ходить вокруг да около:
  -- У меня к тебе серьезный разговор, дорогая, - произнесла она, насколько это у нее получалось строгим голосом, - ты меня, пожалуйста, выслушай, не перебивай, хорошо?
  -- Хорошо, мама, - кротким голосом произнесла Наташа, садясь на постели, и подложив под спину подушку, - я тебя очень внимательно слушаю.
  -- Я говорила сегодня с папой, о твоем новом знакомом, этом Сатарове, - начала она.
  -- И? - Наташа не дала договорить матери, видимо этот разговор был ей не очень приятен, она не любила обсуждать с матерью эти дела.
  -- Он очень недоволен, - произнесла мать, - да и Андрей, как он на это посмотрит?
  -- Ему не надо никуда смотреть, - ответила Наташа, - а папа? Ну, что ему стоит, переморщиться?
  -- Ты, так говоришь, как будто ему легко узнать, что ты встречаешься с его злейшим врагом! - заволновалась Галина Григорьевна, - ты только подумай, каково ему это слышать!
  -- Мама, я тебя умоляю! Не надо из всего этого делать трагедию! Когда это было, да и кому это интересно? Лично мне это все по барабану!
  -- Ну, зачем ты так говоришь, - ведь неужели мало других, вполне приличных людей, а не этот журналист, - чуть не задохнулась от негодования мать, выслушав отповедь дочери, - ты же знаешь, сколько папа потерял из - за его статей.
  -- Зато я приобрела, - пошутила Наташа, и зевнула, показывая тем самым, что дальнейший разговор бесполезен.
  -- Смотри, я тебя предупредила, - отчеканила Галина Григорьевна, - подумай, еще не поздно, дальше расхлебывать всем придется.
   И подняв голову, неторопливо вышла из спальни.
  
  
   Москва, клуб журналистов на Мясницкой.
  
  
   Сатаров, между тем спокойно обедал в компании молодого, прилично одетого господина, легкий акцент у которого выдавал его за иностранца, но уже, что называется обрусевшего, понявшего и принявшего некоторые стороны русской жизни. Сатаров называл его запросто Полом, а тот, не оставаясь в долгу, именовал Джеком. Беседовали они довольно долго, но беседой увлеклись настолько, что не замечали косого взгляда бармена, недовольного тем, что господа и едят и пьют мало, а в основном говорят.
  -- Вы, знаете, Пол, - говорил Сатаров, - в вашем проекте есть одна слабость, которая вас и погубит.
  -- Это что, такое, - спросил Пол, - что меня должно погубить.
  -- Все ведь просто, и вы сами это хорошо понимаете. Отношение к доллару, или рублю в России и Америки, это земля и небо, здесь сходства никакого нет, и быть не может.
  -- В каком смысле разное? - поинтересовался Пол, прищурив глаза, цвет которых выдавал в нем славянские корни.
  -- В самом, что ни на есть интересном. В Америке все молятся на доллар, потому, что доллар там заработан, головой или руками, а в России, - украден, тоже головой или руками. Отсюда, украл и нужно быстрей спрятать или промотать, чтобы другие у тебя уже не украли, а то у нас это быстро. У нас так было всегда, поэтому если вы хотите задать обществу вопрос, откуда у людей деньги, то имейте в виду, для народа это совсем не новость. Так и сто пятьдесят лет назад было, вопрос в другом, что ос всем этим делать?
  -- Неужели у русских нет никакой программы, как жить дальше? Ведь это же просто ужасно, как живут люди. Я был, я сам все видел, и это рядом со столицей.
  -- Самый важный вопрос, который никак не удается решить, что делать с самими русскими, - хмурясь, ответил Сатаров, если бы удалось решить русский вопрос, все остальное - просто мелочь.
  -- Я вас не понял, - переспросил Пол, - что вы хотите этим сказать? Территориальные претензии?
  -- Причем тут территория, вопрос о другом. Пол, дружище, подумайте сами, в этом глобальном мире, места для России просто не предусмотрено. Россия поставляла на мировой рынок золото и солдат, а кому это теперь нужно? Теперь это могут сделать кавказцы. Они теперь не страшны, теперь страшны китайцы. А русские могут раствориться или скукожиться в небольшое государство, как римляне. Чем не жизнь, а?
  -- И когда это произойдет?
  -- Мы с вами присутствуем при этом, Пол! Потому, все что вы пишите, не совсем верно. Либо удастся сохранить что - ни будь, либо достанется врагам европейской цивилизации. Ведь китайцы пока не воюют между собой, у них расширение жизненного пространства, вот главная задача. А через десять лет, при таких темпах, нефть в Сибири закончится, и кому все это надо?
  -- Неужели это политика уже обрела реальные черты?
  -- Любая политика определяется практикой, так что тут волноваться? Все остальное лишь дымовая завеса, власть всегда пытается доказать, что может больше, чем может, из всего делает великую тайну. Людям горше всего понять, что власть не умнее их. Про себя люди догадываются, что они такие, а вот про вождей не хотят. Боятся.
   Пол покачал головой. Он мог доверять Сатарову, тот был из тех людей, которые отличаются умением все знать. И про всех. У Сатарова было чутье, проще говоря, талант, разговаривать с людьми, и быть незаменимым для определенного рода дел.
  -- Так, я не должен печатать свои материалы, это ваше личное мнение, Саша?
  -- В таких вещах не бывает личного мнения, кому нужно мое личное мнение. Это просто совет.
   Они помолчали. Каждый думал о своем. Сатаров симпатизировал этому "русскому" американцу, и понимал, чем тот рискует, пытаясь заглянуть святая святых бизнеса, в личные кошельки.
  -- Давайте, Пол, выпьем за вашу удачу, я вам искренне желаю удачи!
  
   Пол вышел из клуба, и направился к станции метро. Идти было совсем недалеко, завернуть за угол, пройти плотный ряд припаркованных авто, и спуститься в подземный переход. Но он не спешил. Ему хотелось взвесить все, что удалось узнать за время этого короткого разговора. Если следовать логике, то ему передали черную метку, предупреждение. А это уже совсем серьезно, это не просто пожелание, и ослушаться, значит, подписать себе если не смертный приговор, то войну, в которой он заведомо проиграет. И в лучшем случае, ему придется покинуть эту страну, которую его дед вынужден, был оставить вместе с отступающим Врангелем. Неужели, все так плохо? И действительно существует такой план приведения русских границ в оптимальные размеры? А ведь Сатаров, выдумывать ничего не будет, ему это не надо. Хотя, зачем бы он докладывал об этом ему, Полу? Значит, у него или его соратников есть свой интерес, причем немалый. Какая - то часть бизнеса и власти хочет еще побороться за прежнюю Россию, и ищет себе поддержку в его лице. И в каком виде? А, наверное, все просто, им как раз и нужно, чтобы в печати появился тот самый список, в котором будут фамилии богатейших семей России, людей объективно стоящих за распад государства. Они знают, он на это решится, он отступать не любит, да и убить иностранца не просто, не всякий решится. Что же, они все рассчитали правильно, он хоть и американец, но русский.
   Он спустился по мокрым ступенькам в полутемный вестибюль метро, не замечая, что за ним неотступно движется молодой человек в черной кожаной куртке, и вязаной шапочке. С ним вместе они вошли в вагон электрички, а затем он проводил его до самого подъезда, в котором жил Пол.
  
   Подмосковье, д. Мишино.
  
   Работа над рытьем колодца продолжалась, хотя грунт становился все тверже. Пришлось установить ворот, и ведра с землей, уже доставали с большой глубины, вываливая их вдоль ямы. Глубина колодца тоже увеличивалась, и это обстоятельство тревожило Виктора, быстрые темпы его не устраивали. Сейчас на глубине работал Павел, а Володя и Виктор с помощью ворота поднимали выкопанный грунт. Уже начинало темнеть, все находились в предвкушении отдыха после трудового дня, когда на церковном дворе появился Ванюша. Он был какой- то потерянный. Как побитая собачонка, жался по углам, но на вопросы не отвечал, только отмахивался. Когда совсем на дворе стало темно, Виктор, на правах старшего, скомандовал:
   - Все, шабаш, братья, отдыхаем!
   Все пошли отдыхать в теплую баню, ожидая гонца с ужином. Но вместо гонца приехал Михаил, с бритоголовым молодым парнем, в спортивном костюме. Который держал в руках бейсбольную биту. Ударом ноги Михаил открыл дверь в баню, все поднялись, встревоженные столь странным визитом.
  -- Так, братья, - не здороваясь, сказал Михаил, остановившись посреди бани, - что же это получается, батюшка за вас с утра до вечера поклоны кладет, у бога вам спасения просит, а вы, только гадите.
   Все молчали, не понимая, что же такое могло случиться. Михаил взял в руки биту. И погладил ее. Видимо, это придало ему храбрости.
  -- Миша, ты скажи, что случилось, за что хоть бить будешь, - сразу сообразил многоопытный Виктор.
  -- А то, вы не знаете? Кто деньги у батюшки украл, что принесли отсюда, а?
   Стало ясно, что исчезли те самые деньги, которые Алексей пожертвовал, а Володя отдал отцу Феофану. Денег было много. И у кого - то душа не выдержала такого соблазна.
  -- Так, а мы как, мы весь день тут, - сказал Павел, - кто возле денег был, тот и взял.
  -- А мне все равно, но чтобы деньги были! - жестко заявил Михаил, - а то мы вдвоем из вас выбивать их и будем.
  -- А где мы их возьмем, если не брали, - резонно заявил Виктор, - может это малой, где он кстати?
   Точно, Ванюши с ними не было, никто не мог сказать, где он. Вроде бы все видели. Что пришел под вечер, а потом куда - то исчез.
  -- А, ну всем искать, найду, все ребра пересчитаю! - заявил Михаил.
   Все разбрелись в поисках пропавшего Ивана. Но где его найдешь в такой темноте, да и вряд ли он останется здесь, скорее всего, убежал в неизвестном направлении. Побегает, да и вернется. Всем хотелось, чтобы эта неприятная суета быстрее закончилась, думалось об отдыхе после трудового дня. Володя отошел довольно далеко, к самой кромке леса, за которой начинался большой овраг, а справа дорога, ведущая в дачный поселок. Там он услышал крики, и отчаянный вопль Ванюши:
  -- Миша, не надо! Не надо, больно!
   Володя поспешил прямо по заснеженному полю, туда, где раздавался душераздирающий крик. При свете фар автомобиля, он увидел, как парень в спортивном костюме, бейсбольной битой избивает, катающегося на земле Ивана, а Михаил совершенно спокойно стоит рядом, наблюдая за происходящим. Кровь ударила Володе в голову. Он бросился на парня, в попытке отобрать биту, но тот уже озверел от крика.
  -- Ах, ты, - взревел он, и через секунду на Володю обрушились удары его могучих кулаков.
   От напряжения у Володи перед глазами поплыли кровавые круги, парень был крепок и неплохо тренирован. Он понял, что такого натиска ему долго не выдержать. Тогда им обоим придется очень плохо.
  -- Ваня, беги, - закричал он, - давай быстрей.
   Удары следовали один за другим, но на счастье Володи, вдоль дороги протекал небольшой ручей, который почему - то не замерз. Поднатужившись, почти теряя сознание, он рывком оторвал от земли противника и скинул его в мутный липкий ил. С Михаилом он справился быстро, тот сам с испугу, осыпая его проклятиями, прыгнул в ручей, спасаясь, от разъяренного Володи. В довершении всего, Володя доставшейся ему, как победителю, битой разбил стекло и фары автомобиля, и осыпаемый проклятиями поверженных врагов, не спешно, удалился по дороге, стараясь отдышаться.
   Впрочем, идти ему было некуда. Ни знакомых. Ни денег у него не было, впереди только темная ночь. И полная неизвестность. Отойдя совсем немного, он услышал за собой торопливые шаги, неужели его хотят догнать, а если у них какое - ни будь оружие? Он сжался, не желая спасаться бегством, и резко обернулся. Всмотревшись, он понял, что его догоняет Ванюша, видимо он все же не бросил своего спасителя.
  -- Дядя Вова, я не нарочно, я мамке хотел отдать, Пашке, брату, на сердце операцию делать надо, за деньги!
   Он рыдал взахлеб, как рыдают маленькие дети, столкнувшиеся с несправедливостью взрослых. Володя подошел к нему:
  -- Перестань, слышишь, ты же взрослый мужик.
  -- Я бы отдал, честное слово, отдал, отработал бы, Пашку жалко, умрет!
  -- Ну, все пошли, дорога еще дальняя, - сказал он, поразившись своей уверенности, будто он знал, куда им идти.
  
  
   Подмосковье, дачный поселок.
  
  
   Володя - маленький болтался без дела по дому. Как - то так получилось. Что про него все забыли из - за непонятной суеты, возникшей в доме после возвращения мамы. Мама приехала почему - то рано утром, когда Володю еще не отправляли в школу, и тетя Марина, гувернантка, вышла утром. Собирать его в школу несколько озабоченная. Потом его вытолкали в школу, как выразился водитель. Он работал у них так давно, что вполне мог высказывать все, что думает, ему это прощалось. В школу они ехали затемно, машин было еще мало, дико хотелось спать. Горели придорожные фонари вдоль дороги, освещая забрызганные грязью полукружья щитов, черные квадраты темных окон, за которыми спали счастливые люди. Он считал счастливыми всех, кроме себя. Нет, у него было все, чего просто не могло быть у этих людей, безмятежно спящих в своих маленьких домиках, бредущих пешком по улицам, в то время. Пока он едет в своей немецкой машине. Но у них было главное - была свобода. А он на всю жизнь лишен этой свободы, и все ради чего он живет, это быть лучше других. Как говорит дедушка Савва, у него все должно быть все самое лучшее. А ему этого не хочется, все время кем - то быть, кроме, как самим собой. Как это тяжело, потерять самого себя. Надо сейчас придти в школу, улыбаться таким же мальчикам и девочкам, каждый из которых такой же, как он. Он с трудом высидел положенные уроки, даже не стал приставать к Таньке Бибиковой, о которой бабушка Галя говорила как о невесте. И то, мама банкирша, а все - таки, зачем жениться? Многие мальчики чего - то там рассказывают, да и он сам однажды подсмотрел, как родители играли и целовались, но ему это не понравилось. Хотя Танька девчонка не плохая, но зачем она нужна?
   В обед он только поковырялся в тарелках, отдал большую часть собачкам, и обрадованный известием, что учительницы английского языка сегодня не будет, пошел в свою комнату и завалился на кровать.
   А потом навалилась, как говорил дедушка Савва, хандра. Сначала он задремал, потом проснулся и стал бродить по пустому дому. Все было знакомо и совсем неинтересно. В доме было много вещей. Но от мебели, кожаных кресел, зеркал веяло чужим, словно все было как в магазине.
   Он спустился вниз по лестнице, в столовую, прошел через забитую посудой комнату. В огромных шкафах стояли серебряные кубки, подаренные дедушке, тарелки и чашки, расписанные голубыми цветами, все это бабушка называла коротким как выстрел словом: "Гжель", и всегда заботилась, что уборщица не умеет обращаться с это посудой. В другой комнате был огромный камин, на котором стоял телефон с золоченой ручкой, огромный телевизор, а на стене картина, на которой огромные страшные дядьки, ростом в полстены, писали кому - то письмо. Дедушка всегда показывал эту картину гостям, и говорил, что вот этот дядька, в зеленом халате, есть его далекий предок. Гости осматривали картину и радостно улыбались. Они радовались, что, слава богу, это было давно, и дедушки нет сабли, а то бы он их всех порубал, или заставил носить вот такие огромные чубы. А вот и нет, на дверях следующей комнаты, во всю стену огромными буквами во всю стену вырезано золотыми буквами:
   "ВЕРА, ОТЕЧЕСТВО, ВОЛЯ".
   Володя сколько раз читал эти слова, и дедушка Савва всякий раз объяснял, что это их семейный девиз, но бабушка Галя почему - то при этом морщила лоб, и говорила что - ни будь неподходящее.
   Володя остановился, еще раз прочитал надпись. Вера - это понятно, имя есть вера, Отечество, ну это имя отца, у него Алексеевич, а вот воля? Что значит воля?
   Он услышал хлопанье дверей, лай собак, чьи - то быстрые шаги. Распахнулась дверь, и на пороге появился дядя Андрей. Он был взволнован, в распахнутой куртке и горящими щеками.
  -- Не знаешь, где Наташа? - спросил он, справившись с волнением.
  -- Нет, - растерянно проговорил Володя, - не знаю.
   - Хорошо, - Андрей круто развернулся и вышел из комнаты, оставив удивленного мальчика в этой огромной никчемной комнате.
  
  
  
   Москва, шоссе Энтузиастов.
  
   Бывший следователь, а теперь гражданин без определенных занятий, имеющий в определенных кругах прозвище "Перец", с утра слонялся по району, в поисках смысла жизни. С утра смысл жизни отсутствовал напрочь, никого из своих знакомых встретить не удалось. Все, как сквозь землю провалились, и потому раздосадованный на такое невезение, Перец присел на скамейку в парке, ожидая, когда фортуна повернется к нему лицом. Но в парке народу было совсем немного, в основном граждане и гражданки, выгуливали собак всяческих пород, иногда обмениваясь между собой короткими новостями. Перец завернулся поплотнее, в свою потрепанную одежонку, теряя последнее присутствие духа, как вдруг заметил своего старинного приятеля, с которым вместе росли, и который отличался только тем, что имел гараж, оставшийся у него от проданной машины в эпоху начала капитализма на акции. Акциями потом Сергеевич оклеил не только гараж, но и туалет, что давало ему некоторое удовлетворение, поскольку напоминало о его светлом прошлом, которое никак не хотело стать будущим. Видно было, что Сергеевич шел в гараж, и душа его требовала компании. И вот компания ему подвернулась в лице Перца, который тоже страдал от недостатка общения.
  -- Ты, куда. Сергеевич, - произнес бывший следователь, - чего тебе дома не сидится?
  -- А чего там высидишь, я же не наседка, чтобы в гнезде сидеть! - бодро ответил Сергеевич, обрадованный нежданной встречи.
   Они поздоровались. Хотя они оба оказались в этой жизни не в лучшем положении, он уважали друг друга по - своему, за то, что сумели сохранить остатки человеческого достоинства, помнили, что он люди, а не полное быдло. Он присел рядом на скамейку, достал из кармана початую бутылку водки, пластмассовый стакан:
  -- Пить будешь, - предложил он Перцу, - разжился немного.
  -- Буду, - не стал возражать Перец, - только заесть бы чем?
  -- Ты, похоже, балериной стал, - попенял Сергеевич, но достал кусок хлеба и огурец.
   Но выпить не дала невесть откуда взявшаяся дворничиха. Баталия была шумная, но короткая, и оба друга, с позором были изгнаны с насиженного места.
  -- Айда, ко мне в гараж, - предложил Сергеевич, - там спокойнее, а то тут не дадут.
   Перец согласился. Идти было совсем недалеко, и через минут десять, они оба оказались перед гаражом Сергеевича.
  -- Ты, не удивляйся, у меня теперь тут машину Ромка ставит, пристал, продай, да продай, а не продаешь, так хоть так разреши машину поставить. Ну, я и дозволил.
   И действительно, в гараже, заваленным разнокалиберным хламом, стоял довольно потрепанные " Жигули", у которого при ближайшем рассмотрении оказалось, разбито переднее стекло.
  -- Вот тут, и начнем, - сказал Сергеевич, ставя бутылку и кладя хлеб на капот машины, - тут, слава богу, баб нету.
   Он вернулся к воротам гаража, включил свет, и Перец увидел, что на стекле машины видны небольшие красноватые потоки, словно кто - то провел по разбитому стеклу кисточкой с бурой краской. Перец, видевший такое не раз во время службы, насторожился, но как ни в чем, ни бывало, приступил к священному действу, начал разливать по стаканам водку. Выпили. Несколько помолчали, ощущая, как разливается по жилам крепкая жидкость.
  -- А вроде ничего, - заключил Перец, - можно пить.
  -- Это я по знакомству беру. Тут одна продает, так хоть не отравит, - ответил Сергеевич.
  -- Сейчас не угадаешь, - философски заметил Перец, - да и кто будет проверять, отчего мы померли, а нам то не интересно будет!
  -- Оно и верно, - согласился с ним товарищ, - нам лишь бы не мучится.
   Выпили еще по одной. И тут перец вроде бы, невзначай, спросил:
  -- А кто это, твой Ромка, что за гусь?
  -- А шут его знает, - махнул рукой Сергеевич, - сейчас не поймешь толи бандит, толи порядочный человек. Но так обходительный, зря говорить не буду.
  -- А чего у него с машиной, как на такой ездить?
   Сергеевич только пожал плечами:
  -- Раньше другая машина стояла, а куда подевалась, не знаю.
   Хлопнула дверь, и на пороге появился молодой мужчина в добротной кожаной куртке, и вязаной шапочке. Сергеевич сразу признал в нем Романа.
   - Извини, Рома, мы тут похозяйничали без тебя, выпить негде, гонят со всех сторон.
   Тот нисколько не удивился, махнул рукой в знак приветствия, подошел к машине, достал из багажника небольшой сверток.
  -- С нами не выпьешь, - поинтересовался Сергеевич, - вроде водка ничего, не паленка.
  -- Нет, спасибо, - отмахнулся от приглашения Роман.
  -- А чего это у тебя все стекло в крови, - не удержался Перец, - случайно не того?
  -- Чего не того? - переспросил как - то задумчиво гость, - ты кто?
  -- Я, когда следователем был, немало таких штук видел. Один к одному.
   Перец испытующе посмотрел на Романа.
  -- Следователем, говоришь? Это хорошо, это замечательно! - он подошел ближе.
   И, прежде чем Перец успел сообразить, у Романа в руке возник пистолет. Пуля вошла ему точно в сердце, он рухнул прямо на капот. Бутылка опрокинулась, и водка полилась по капоту машины. Сергеевич, расширенными от ужаса глазами, молча смотрел на все происходящее, не в силах пошевелиться.
  -- Извини, Сергеевич, - просто сказал Роман, направляя ствол пистолета на остолбеневшего Сергеевича, - надо знать, с кем дружбу водить.
   Роман, не торопясь, достал канистру с бензином. Также, не спеша, облил машину, тела, неподвижно лежащие, возле машины. И, оглядевшись, вышел из гаража, оставив чуть приоткрытой двери. Затем взял приготовленную заранее пропитанную тряпку, положил ее поближе к выходу, и пошел садиться в машину. Немного отъехав, он притормозил, подождал, когда из дверей гаража повалил дым, и, нажав на газ, резко взял с места. Все складывалось удачно. После такого пожара, вряд ли чего останется, да и кто будет доискиваться, а так и концы в воду.
  
  
  
   Ночь они проспали в заброшенном дачном доме, к счастью, сторож тоже спал, не слишком заботясь об охране вверенного ему имущества. Утром, чуть свет, Володя разбудил Ивана, и они пошли к станции. Нужно было как можно быстрее, убираться с дачного поселка, и был только один выход, идти на станцию, садиться в первую электричку, и уезжать в столицу. Он пока плохо представлял, что же им делать, он хотел сначала приказать Ванюше вернуться домой, но, увидев его умоляющие глаза, понял, что прогонять его бесполезно. Теперь нужно было думать за двоих. Электричка в Абрамцево останавливалась на короткие минуты, они сумели даже занять места, и Ваня, сморенный теплом, быстро уснул, опершись на Володино плечо. Давно Володя не испытывал ничего подобного, однако нужно было решать, что же им предстоит в Москве. И тут он вспомнил, что где - то у него должна быть визитка, данная Алексеем, и как утопающий хватается за соломинку, так и он судорожно начал искать этот плотный кусочек картона. В конце концов, на его счастье, ему удалось отыскать визитку, и, прочитав, он успокоился. Ему почему - то стало казаться, что этот симпатичный парень, примерно одного с ним возраста, сумеет помочь, если не ему самому, то хотя бы Ванюше, возвращение которого на прежнее место грозило ему крупными неприятностями. Они вышли на одной из станций, где - еще не было турникетов, и оказались на улице, полной людей и движущихся автомобилей. Было сыро и холодно, они стояли посреди тротуара, размышляя, как можно добраться до указанного адреса, их со всех сторон обтекал поток равнодушных людей, торопящихся по своим делам. Идти пришлось долго, мимо роскошных магазинов, ресторанов, шикарных офисов, и Володе казалось, что люди в этом городе, лишь некое приложение к этим нагромождениям человеческой воли и разума. Уставшие, они, наконец, добрались до нужного им дома. Взглянув на новенькую высотку, Володя погрустнел. Вряд ли, человек, проживающий в таком доме, свяжется с двумя незнакомыми людьми, которых он совсем не знает. Ругая себя за легкомыслие, он открыл дверь в подъезд, и они оказались в роскошном холле, где за стойкой сидел охранник. Он сразу уставился на вошедших, прикидывая, каким образом вышибить не прошеных гостей. Делать было нечего, и Володя, взяв визитку, молча подал ее охраннику.
   Тот хотел, было возмутиться, но, поглядев на выражение лица Володи, передумал, и набрал номер домофона. Через три минуты томительного ожидания перед ними предстал сам Алексей, и, бросив на них взгляд, не сказав не слова, жестом пригласи их пройти следом за ним. Еще через пару минут они снимали с себя одежду в большой, добротно отделанной прихожей.
  -- А теперь, в ванную, - распорядился Алексей, - пока я на стол накрою!
   Через минуту они уже оба были в ванной комнате. Чудо свершилось.
  
  
   Москва, лаборатория НИИ, 2000 г., лето.
  
   Огромный зал был забит электроникой, но в зале было абсолютно тихо. Могло показаться на первый взгляд, что здесь совершенно замерла жизнь. Людей было совсем немного. Несколько операторов располагались у мониторов, да несколько человек собрались за столом, на котором были разложены листы бумаги. По внешнему виду, все они мало различались между собой, и все выдавало в них людей, одержимых наукой. За исключением одного, высокого, стройного мужчины, в прекрасно сшитом костюме, однако и он предпочитал вести разговор на равных.
  -- Таким образом, Федор Иванович, - обращаясь в основном к нему, говорил убедительным тоном мужчина с седой шевелюрой, - мы из стадии лабораторных разработок, подошли к моменту, когда можем приступить к практике.
  -- А какова степень успеха? - спросил тот, - вы можете гарантировать, что все не закончится блефом?
  -- Мы настроены на проведение успешных испытаний нашего комплекса в самое ближайшее время. В принципе, нам ничего не мешает приступить к апробации прямо сейчас, но нужна санкция, поскольку последствия могут быть чрезвычайными.
  -- Вы просчитали все локальные и глобальные риски господин Шантанов, - каковы могут быть последствия? - мужчина сцепил руки, что означало, что он сильно волнуется.
  -- Есть два варианта, которые возможны, есть две цели, и, исходя из них, мы и разработали сценарий эксперимента.
   Шантанов все говорил по памяти, не заглядывая ни в какие записи. Было заметно, что для него это очень важный момент в жизни.
  -- По первому варианту, воздействие может быть направлено на объект условного противника, как в воздухе, так и на земле. Однако предпочтительнее осуществить воздействие на подводную цель, поскольку ее самоуничтожение вызовет гораздо меньшее подозрение, поскольку все можно объяснить только техногенной аварией. Это несколько подорвет престиж подводного флота, но никаких последствий иметь не будет. По крайней мере, в обозримом будущем.
  -- А еще, какие варианты? - спросил мужчина.
  -- Если воздействие будет осуществлено на подводный объект России, то последствия, в любом случае, будут более значимы, - ответил Шантанов, - причем все факторы учесть трудно, но в некотором смысле, второй вариант предпочтительнее.
  -- Хорошо, сегодня вечером, вы будете знать, по какому плану действовать. Желаю удачи, господа!
   Федор Иванович встал во весь свой рост, пожал всем руки, и вышел, оставив всех в хорошем настроении. Мужчины принялись оживленно обсуждать напутствие гостя. Было понятно, что они довольны происходящим.
  
   В тот же вечер, на даче в подмосковной Жуковке.
  
  -- Федор Иванович, Вы совершенно правы, - собеседник невысокий, живой как ртуть человек в спортивном костюме, ходил по кабинету, держа руку в кармане брюк, - системный кризис не может продолжаться до бесконечности, и нам нужно его остановить. Пришло время действовать, и потому я больше склоняюсь ко второму варианту, который сыграет для нас очень важную роль.
  -- Почему же, Владимир Абрамович? Ведь согласитесь, это несколько ...,- он затруднился подыскать слова.
  -- Бросьте ваши сентенции. Если мы уничтожим с помощью нашего комплекса подводную систему Штатов, это будет всего лишь потеря боевой единицы. Клинтон переживет несколько неприятных часов, и не более того. С Америкой ничего не случиться. Если пострадает наша, - он подобрал обтекаемое слово, - то мы выиграем столько, что мало не покажется.
   Он сел в кресло, уронил руки на стол, и продолжил:
  -- Во всяком случае. Это встряхнет наших военных. Да, и всем придется ответить за тот бардак, который творится во флоте, и министра придется сменить, ну скажем на чекиста. А это, не одно и тоже. Второе, Россия, окончательно избавится от желания плавать далеко, да и постепенно, от своего ядерного флота. В пятых, если наши военные до чего - ни будь, додумаются, пусть решают вопросы защиты от этих систем, в будущем это пригодится. Если это пройдет успешно, мы испытаем весь комплекс на системах связи, в Останкино.
  -- Но это очень опасно, это же будет массовый психоз? - возразил Федор Иванович, - это рискованно.
  -- Это все проба пера, - махнул рукой Сергей Абрамович, - действуйте по второму варианту. И ни о чем не печальтесь, все в руках божьих и человеческих. Чтобы жить мирно, нужно напугать людей войной, так - то!
  
   Шантанов и трое помощников вошли в операционный зал.
   - Все могут быть свободны, аппаратуру прошу не выключать, - распорядился он, - это мы сами сделаем.
   Операторы вышли, обрадованные такой перспективой. Кому хочется сидеть в последние летние дни в душной комнате, когда за окном тепло и светит августовское солнце.
   - Господа, приступим к настройке системы, - скомандовал Шантанов.
   Все заняли свои места, было понятно, что каждый знаком с тем, что предстоит ему выполнять.
  -- Канал связи со спутником готов! - доложил один из операторов.
  -- Начинайте программу слежения, - распорядился Шатанов.
   Он подсел за компьютер, вставил дискету, на экране засветились цифры, значки, символы.
  -- Есть захват объекта, - доложил один из операторов.
  -- Начинаем моделирование ситуации согласно алгоритма, - голос Шантанов был спокоен и деловит, работа есть работа.
  
  
   Баренцево море, борт АПЛ.
  
  
   Корабль шел своим обычным курсом, на небольшой глубине, уже который час, и капитан занимался, что ни на есть рутинной работой. Доклады помощников тоже не обещали никаких неожиданностей. Еще несколько часов хода, и подводная громадина вернется в свой порт, а там можно и отдохнуть. Берег есть берег, даже если на берегу безденежье, невзрачная квартира. Но пока лето, можно погулять с семьей и детьми по берегу, а значит, и провести несколько приятных минут, из которых состоит эта жизнь. Капитану словно погрузился в приятное состояние легкой полудремоты, он попытался прогнать это состояние, но ему не захотелось этого делать, да и зачем, он может позволить себе несколько минут отдыха. Он стал, словно впадать в транс, ему вдруг стало абсолютно все равно, что произойдет в следующую минуту с кораблем, несущимся под водой с такой скоростью, начиненным ракетами, способными стереть ни один город земли. Он оглядел командный пункт, остальные офицеры, казалось, были заняты своими делами, и совершенно не обращали внимания на его поведение. Странно, но он перестал слышать какие - либо звуки, словно все сосредоточилось в какой- то совсем малой точке головного мозга, и непонятная сила вела его за собой. Он встал, снял с головы наушники связи, и вышел из командного пункта. Не торопясь, он прошел мимо реакторного блока и спустился в расположенный на носу торпедный отсек. Набрал шифр, и вошел, задраив за собой аварийный люк. В отсеке, его встретил полумрак, прохлада, и специфический запах, идущий от хранящихся на стеллажах огромных торпед. Теперь он точно знал, что делать дальше. Он навеки оставит о себе память, он заставит говорить о себе, и своих людях всех, кто, наплевал на него, и его матросов. Кому нужна, эта тухлая, жизнь на берегу, эти гроши, когда любой торгаш живет лучше, чем он, командир могучего боевого корабля. Пора показать всем, что такое русский моряк, который предпочтет погибнуть, но не спустить свой штандарт. Он подошел к одной из торпед. Вот в ней и хранится то, что ему сейчас нужно. Он прошел по отсеку. И тут увидел молодого матроса, видимо, решившего вздремнуть в закутке, спрятавшись от командира. Он улыбнулся и растолкал сладко спящего моряка.
   -Скоро выспишься, - подумалось ему.
   Тот вскочил и, увидев, перед собой командира, потерял дар речи. Командир махнул рукой и спросил:
  -- Где у тебя ремкомплект с ключами?
   Через минуту он держал в руках, то, что ему было необходимо, огромный гаечный ключ.
  -- Пойдем со мной, - скомандовал капитан, ощущая тупую боль в голове, словно после тяжелой пьяной ночи.
   В нем начинало нарастать глухое раздражение, почти злоба, от которой требовалось срочно избавиться, немедленно, любой ценой. Они подошли к лежащей на стенде торпеде, одна из которой лежала наиболее удобно, крышка заправочной горловины смотрела прямо на них. Капитан наложил ключ, и попробовал открутить. Крышка была притерта прочно, и не хотела выходить из углубления.
  -- Помоги, - бросил он, стоявшему рядом в растерянности матросу, - а то одному не справиться.
   Тот с готовностью подхватил ключ, крутанул со всей силы, ключ повернулся, и в ту же секунду мир перестал существовать для капитана, и молодого матроса. А еще через десять секунд, мощный взрыв разворотил всю носовую часть корабля, и лодка, словно наткнувшись на невидимую стену, на секунды застыла, и беспомощно стала опускаться на дно, зарываясь в ил носом.
  
   Центр НИИ.
  
  -- Контакт потерян, включена программа самоуничтожения спутника, - доложил оператор.
  -- Хорошо, - ответил Шантанов.
   Стало понятно, что все удалось. Он представил, что происходит сейчас на погибшей подводной лодке. Что же настало время избавляться от такого никчемного оружия, которое ничего в принципе, не решает. Есть другое, более простое и эффективное, его Шантанова изобретение. Через некоторое время заволнуется командование, потом президент, а потом начнется переполох, и все снова станет на уши. А ведь всего, одна небольшая программа. Он поднялся, запахнул пиджак.
  -- Всем спасибо.
   И засобирался на выход.
  
  
  
  
   АБСОЛЮТНОЕ ПОКУШЕНИЕ.
  
   Москва,
  
   Капитан прибыл на пожар, когда все уже было кончено. От гаража собственно, ничего не осталось, кроме развороченных стен, и вырванных дверей. Неподалеку валялся остов обгоревшей автомашины, да рядом на траве, лежали прикрытые, белой простыней два обгоревших трупа. Пожарники сворачивали шланги, дело известное. Выпили мужики, закурили, а дальше, как водится, окурок на пол, и все такое прочее. К Белову подошел местный участковый, Олег, они поздоровались.
  -- Кто, не знаешь? - спросил Белов.
  -- Одного точно могу назвать, Сергеевич, а второй, судя по приметам, Перец. Дворник их видела, из парка прогнала, они там выпить расположились, а она их прогнал
   Капитан, подошел к трупам, присел на корточки, откинул простыню, и некоторое время смотрел на то, что огонь не успел довершить с телами. Не нравилось ему это все, все удачно, пришли мужики, выпили, сгорели. А ведь давно ли разговор с Перцем был, а вот и, пожалуйста.
  -- А, чья машина, - спросил капитан, - самого Сергеевича.
  -- Вроде бы нет, похоже, кому - то сдал гараж, да хозяин еще не в курсе. Приедет, удивится.
  -- А если не приедет, - сказал капитан.
   Он подошел к останкам автомобиля, и долго пытался найти номер, наконец, это ему удалось. Еще через некоторое время, он вдвоем с участковым решали головоломку с номерным знаком. А еще через несколько минут, капитан уже звонил в отдел, узнать, чей же это автомобиль. Ответ он получил быстро. Такой - то автомобиль принадлежит гражданину Лапшину, и числится в угоне, уже весьма приличный срок. Подъехала труповозка, санитары споро загрузили останки несчастных в автомашину. Капитан, наблюдая за ними, зачем - то снял фуражку. Большего для Перца, бывшего следователя районного отдела милиции, он ничего не мог сделать. Видно, что выполнил его просьбу, Анатолий Васильевич Перцов, да вот так при исполнении и погиб. Пусть земля ему будет пухом. Важно, что в деле появилась маленькая зацепочка, вот она машина, а значит, есть повод, не поднимая шума, некоторых господ за вымя, пока оно начальству не нажаловалось.
   Однако с господином Лапшиным вышла осечка. Капитан, не откладывая дела в долгий ящик, решил наведаться по определенному адресу. На звонок в дверь, открыла старушка, божий одуванчик, и после долгих расспросов, выяснилось, что владелец автомашины господин Лапшин А. И. уже неделю как умер, от сердечного приступа из - за этой проклятой машины. А кто ее угнал, то бог весть, она ничего не знает, но знающие люди во дворе видели. И рассказали ей под большим секретом, что вроде угнал эту машину, местный наркоман и пьяница Гога, а попросту Гриша Галкин, который живет в соседнем подъезде. Капитан извинился за беспокойство, и пошел прямым ходом в соседний подъезд, по дороге, на всякий случай, переложив пистолет во внутренний карман куртки.
   Гога оказался живым и невредимым в своем логове, грязной двухкомнатной квартире, со следами пожара и разбоя. Вообще, было такое ощущение, что его квартиру брали штурмом, в последнее нашествие на Русь, и как - то забыли после этого привести в порядок. Гога, узнав, в чем дело, сразу пошел в глухую несознанку. А памятью у него было плохо, но потом несколько прояснилось, когда он посмотрел на капитана, как у того заходили желваки на скулах.
   Выяснилось, что дней десять назад, а точнее Гога сказать затруднялся, по случаю слабости памяти, к нему подошел молодой человек, приятной наружности в кожаной куртке, и попросил всего лишь открыть машину, стоящую в гараже у деда Лапшина, за что предлагал пятьсот рублей. Машина у деда была хоть и старенькая, но бегала, будь здоров, тот содержал ее в идеальном порядке, и ухаживал, как за живой. Гога сначала отказался, но пятьсот рублей на дороге не валяются, и как стемнело, открыл гараж, что было делом совсем плевым. Затем, как договорились, отогнал в указанное место, к гаражу, где получил пятьсот рублей, которые затем благополучно пропил.
  -- Теперь зарабатывай себе на похороны, - посоветовал ему, уходя, капитан.
  -- Это почему так, - полюбопытствовал Гога.
  -- Убьют они тебя, чтобы не засветится, - сказал капитан, уже спускаясь по лестнице.
   Круг замкнулся, нужно было ждать случая, по крайней мере, некоторые приметы парня, договорившегося с Гогой об угоне машины, у него были.
  
   Москва, офис на проспекте Мира.
  
   Савва Филиппович прибыл к себе в офис, шумно поздоровался в приемной с секретарем, что входило в набор его обязательного общения с людьми утром. Посетителей было совсем немного, без предварительной записи он вообще никого не принимал, да и таких не находилось. Рутинные дела он решил быстро, а затем принялся за то ради чего и приехал на работу. С давних пор у него было железное правило, которое он усвоил, находясь на государевой службе. На службу ты пришел по воле государя, думай, как уйти с нее своими ногами. Собственно, перейдя определенный рубеж на службе, человек перестает воспринимать ее как службу, он срастается с властью и становится ее частью. Они неотделимы, и тут ничего не поделаешь. Только смерть разрывает их. И Савва открыл сейф. В нем среди бумаг самого разного свойства, лежала совсем тоненькая папочка, в которой находилось несколько листов бумаги с машинописным текстом. Это и были те знаменитые миллиарды, пропавшие неизвестно куда и как, не оставив следов. Поскольку, эти деньги в Россию никогда и не приходили, а просто растворились на счетах некоторых банков, странным образом, исчезнувшим в период 99 года. Но деньги имеют свойство никуда не исчезать. Они просто меняют адреса своих владельцев. Так вот, в этих папочках и были те самые счета, и фамилии тех самых владельцев. Об этой папочке не знал никто, хотя многие догадывались, что она существует. И многие со страхом ожидали. Что где - ни будь, эта папка оживет, и тогда придется платить по счетам, отрывая от себя то, что привык считать своим. На первый взгляд, ничего интересного в этой папке не было. Случайный человек просто выбросил бы за ненадобностью, а вот Савва, выписал несколько фамилий на листок бумаги, спрятал папку, и принялся звонить по телефону. А еще через пятнадцать минут первый посетитель уже входил к нему в кабинет, протягивая руку для приветствия.
  -- А Дмитрий Иванович, проходи дорогой, рад тебя видеть, сколько лет, сколько зим!
   Они оба источали взаимные улыбки, и, поздоровавшись, расположились в креслах напротив друг друга. Когда - то вместе они работали на самом верху, а теперь прозябали в конторах, стараясь сохранить видимость своего присутствия на Олимпе.
  -- Как ты, Савва? - спросил гость.
   Выглядел он прямо сказать, неважно. Есть люди, навеки заряженные властью, которым наплевать и на деньги, и на спокойную жизнь. Для них мужские игры, где кровь и риск вещи, составляющие весь смысл жизни. Без этого жизнь для таких людей пуста и никчемна.
  -- Зябну, - коротко ответил Савва, - все холоднее и холоднее становится.
  -- А нельзя ли погреться, - заметил гость, - если не добежим, то согреемся.
  -- Нужно определить дистанцию, если она нас устроит, то почему бы и не пробежаться.
  -- Знаешь, - задумчиво сказал гость, - иногда я просыпаюсь по ночам, и думаю, а не стать ли Геростратом в родном Отечестве? Может быть, хоть это поможет?
  -- Ты вечный романтик, но это к слову, ты приезжай ко мне вечером, посидим, захватишь с собой двоих наших, а сейчас как на духу, ты еще готов к труду и обороне?
  -- Я ко всему готов, мне эта жизнь, как собаке пятая нога. Я посмотрю на своих детей и соседей, во что они превратились, и думаю, хоть бы Мамай, что ли на Рублевку двинул! До вечера, - сказал он, выходя от Саввы.
   Савва представил на минуту как, Мамай наступает на Рублевское, на тамошние особняки, и ему стало весело, даже настроение поднялось.
  -- И лучше бы Наполеона, вот мы и попробуем это сделать, здорово и сердито! - подумал он.
  
  
   Москва, офис корпорации " Эра".
  
   Иван Ильич вызвал начальника службы безопасности, бывшего генерала пятого управления КГБ к себе в кабинет, и молча положил перед ним газету. Генерал стоял навытяжку.
  -- Знаешь, что мне пришлось выслушать, по поводу всего этого? - спросил он, - ты представляешь вообще, о чем идет речь?
   Генерал смотрел на газетный лист, где был напечатана фотография убитого Шантанов и молчал. Попробуй, уследи за этими идиотами, бегают, где попало, а потом расхлебывай, что и как.
  -- Садись, - махнул рукой Иван Ильич, я же просил, - быть у тела постоянно.
   Он помолчал:
  -- Что ты вообще об этом думаешь?
  -- Это, тот случай, когда сам объект нарвался на неприятность, его предупреждали, что не нужно бравировать, нужно лишь четко выполнять инструкции и не бегать от охраны.
  -- Я не об этом, - досадливо поморщился Иван Ильич, - кто мог это сделать, и что могло оказаться в портфеле.
  -- Все, что угодно, этот Шантанов, похоже, занимался еще кое - чем. Сейчас пытаемся выяснить, что там могло исчезнуть, однако основные компоненты программы на месте. Эксперты, пытаются выяснить, что за материалы нес он в портфеле, и откуда прошла утечка.
  -- Если кто - то из своих, четвертовать немедленно! - приказал Иван Ильич, - идите.
   Он был зол, под угрозой был не просто проект, под угрозой было само существование и государства и власти. Как хорошо было при хозяине, ученые сидели в шарашках, и никуда не разбегались, не таскали государственные секреты в драных портфелях. А если, это то, чем хвастался в последний раз при встрече Шантанов?
  -- Тогда, Господи, спаси и помилуй нас, грешных, - произнес он шепотом, - одно дело убрать не угодного начальника. А другое дело замахнуться, на святая святых, сами государевы основы, управлять самим, а? Неужели удалось? Тогда, кто же этот счастливец?
  
   Москва.
  
   Костя приехал в Москву, как обычно, электричкой. Машины, как объект повышенной опасности он не любил. Сегодня у него была встреча, и встречу эту пропустить он никак не мог, потому, как старик любил точность, и, несмотря на свой вздорный характер, был неоценимым источником информации, кладезь мудрости, ходячий архив всяких гадостей, на которые только способны люди. Самое интересное, что дед был действительно профессором, некоторых специфических наук, и как - то уцелел при всех властях, а сейчас жил в забвении и нищете, в новом доме в Бутове. Попал он туда случайно, поскольку жил в центре, в прекрасном старинном особнячке, который приглянулся новым русским. Всех жильцов, кроме старика, распихали по новым адресам, кого на кладбище, кого в отдаленные районы, а дед уперся, отстаивая свою маленькую квартиру, и используя свои знания, досаждал звонками отдельным товарищам. Те в свою очередь звонили браткам и настаивали, чтобы в этом случае, было все по закону. Иначе, упаси бог! В конце концов, терпение у всех кончилось, и вечером к деду пришел разбитной прораб, принес бутылку красного вина, чтобы выпить за стойкость старого большевика. Польщенный дед выпил, и в результате проснулся утром в новой однокомнатной квартире, где по углам бережно были расставлены его вещи, а на столе лежал паспорт, с пропиской по новому адресу. Приехавший на место прежнего проживания дед, так и не смог найти, где провел свою буйную молодость.
   Костю он встретил с удовольствием, надеясь на долгую беседу. Сразу засуетился, принес с кухни небогатое угощение, две рюмки, и бутылку водки. Выпили, помянули родных и близких, и, Костя, не откладывая в долгий ящик, рассказал историю смерти Кузина, главы корпорации " Эра". Удивительно, мол, пришел, сел и умер, безо всяких на то причин.
   Дед, налил еще стопку, выпил и сказал:
  -- Ты, за деньги или так интересуешься? Если за деньги, то лучше брось, а сели из интереса, то слушай, чего я тебе расскажу, все что сам знаю.
   Беседа продолжалась больше двух часов, и вышел Костя в очень большом раздумье. Если верить деду, еще при Лаврентии Павловиче, учеными были предприняты изыскания по двум направлениям, которые сулили бешеный успех во всех начинаниях. Первое - это управление сознанием массы людей на расстояние, особенно в условиях боевых действий, так, сказать гуманное оружие. Мол, мы за мир, товарищи, но мы не против войны, особенно, если сможем гуманно победить своего врага. Ведь. Кто воюет против нас, обманутые пролетарии, а их все же нужно, из чувства пролетарской солидарности беречь, да и свои потери, дай Бог, так для следующей войны народу не останется. А если, идти дальше, то почему бы и не поставить под контроль отдельных людей, особенно тех, кто принимает ответственные решения? Вождей, командиров подводных лодок, боевых ракетоносцев, и даже операторов ядерных станций. И кое - что в этом направлении удалось сделать примерно к 80 - ым годам. И если внимательно присмотреться, то все это видно, не тебе рассказывать. Вот этим всем и занимается корпорация "Эра". Только с еще большим размахом, чем раньше. Зачем нам мощные танки и самолеты, когда мы и врага побить можем, и своим народом управляться любо дорого, как царь Салтан?
  
   Стамбул, офис корпорации "Конвергенция"
  
   - Я очень рад тебя видеть, Шамиль, это действительно замечательное событие.
   Ахмат тряс за плечи не высокого мужчину, заросшего густой бородой. Тот только что вошел в комнату, больше похожую на комнату отдыха, чем на рабочий кабинет.
   Шамиль в ответ протянул руку для приветствия, он вел себя более сдержанно, хотя его загорелое лицо светилось радостью. Было понятно, что это человек, который привык сдерживаться, привык принимать решения, жить среди опасности. Ахмат провел гостя и усадил в кресло и сел рядом.
  -- Как дорога, были проблемы?
   Шамиль отрицательно покачал головой. В его поведении сквозила, видимо. Он перенес трудный путь. Он взял налитую чашку с кофе, сделал глоток, поставил чашку и спросил:
  -- Какие новости от наших друзей из Москвы?
  -- Новости неплохие, так или иначе, мы движемся в нужном направлении.
  -- А каково это направление в настоящее время, мы уже плохо улавливаем.
  -- Все, выглядит следующим образом. Военные действия будут расширяться, а, следовательно, пойдут новые деньги за нефть. Задача остается прежней, юг России должен оставаться на военном положении, постоянной зоной конфликта, мы имеем приличную долю с цены.
  -- А что будет потом?
  -- А потом будет все просто. Все деньги от нефти превратятся в прах. Это будет жуткий мировой кризис, и мы возьмем всех голыми руками. Если, из мировой системы вынуть доллар, ее просто не будет. Сегодня, все упорно качают нефть, а когда качать будет нечего, придется спасать всех, кого можно спасти. Лет через пять.
   Ахмат говорил просто, словно речь шла о каком - то пустяке. Словно это дело, давно решенное, да и о чем тут можно спорить?
  -- Американцы правильно сделали, что вошли в Ирак, хотя это нам обошлось в круглую сумму, но Хусейн, уже отработанный материал. Это наша будущая власть над миром, на ближайшие пятьдесят лет.
  -- А что, с Россией? Неужели мы зря проливали столько крови?
   Шамиль покрутил грубыми пальцами легкую фарфоровую чашку на блюдце. Словно раздумывая, поднял ее, но пить не стал, поставил обратно.
  -- Русские большинство уже поняли, что на западе они не нужны. Разврат, воровство достигли таких размеров, что нужно принимать совсем не привычные меры, хотя это мало повлияет на результат. Они просто вымрут, и это будет результат их безумной политики и идеологии. Придется брать их под защиту ислама, что мы и должны доказывать ежедневно и ежечасно, как в бизнесе, так и в политике.
  -- И что?
  -- Сегодня наша задача, весь российский бизнес привязать к нам, особенно оружейный, ты понимаешь, что это будет значить?
  -- Я, понимаю, я все хорошо понимаю. Наши друзья хотят, чтобы мы воевали так долго, насколько это возможно. На этом они и строят свой бизнес, а деньги так и уплывут, неизвестно куда.
   Шамиль говорил отрывисто. Рисковать своей головой он привык. Это была его работа, но было в этом какая- то ненормальность, которая не давала ему покоя.
  -- Ваша задача сейчас только одна, показать всем русским, да и всему миру, что русская власть не в состоянии справиться с этой проблемой, она просто неразрешима. И решить ее в рамках нынешней России невозможно. Это новый контракт, за который, нам заплатят хорошие деньги.
  
  
   Москва, кабинет в Ясенево.
  
  
  
   Полковник Романов закрыл папку, и положил ее на стол перед генералом. Хотя о том, что сидевший перед ним мужчина средних лет, более похожий на предпринимателя средней руки, чем на генерала грозного ведомства, знали совсем не многие. Оба молчали, и в кабинете стояла полная тишина. Оба сидели друг против друга, а посередине на низеньком столике лежала черная папка.
   - Ты, хочешь, чтобы я взял это? - спросил генерал, - ты представляешь, что это будет?
  -- Да, представляю, - сказал Романов, - но сделать ничего не могу.
  -- Я, не об этом, я о том, что придется менять многое, и как я смогу убедить в этом президента? Он читает такие доклады каждый день, и каждый толкает массу идей, от которых можно задушиться. Он не поверит ни одному моему слову, со всеми вытекающими отсюда последствиями.
  -- Гораздо хуже будет, если все это уйдет в мусорную корзину, рано или поздно, это обернется катастрофой, - Романов был неумолим, - все идет к тому, сценарий развивается по новым сюжетам, он уже конкретизируется. То, что это невозможно, это не факт, это всего лишь мнение.
  -- Яне могу идти к президенту с пустыми руками, ему нужна конкретика, кто, где, когда, сколько? Иначе это просто пустой разговор, на основе которого принимать решение никто не будет. Мы не можем строить политику по фильмам о Штирлице, слишком велика цена. Чтобы противостоять этому, не хватит никакой армии. Да, нас обложили со всех сторон, в этом вы правы, и чем - то придется поступиться. Сегодня мы должны избавиться от пятой колонны внутри страны. Но мы не можем это сделать иным способом, кроме одного, превратить их в экономически несостоятельных, лишить их экономической силы. Вот и работайте, работайте на опережение, я подключу людей, которые заинтересованы в том, чтобы Россия жила. А за доклад, спасибо, - сказал он, вставая, - мы, еще увидимся, а пока готовьте план по нейтрализации всего этого дерьма.
  
   Москва, дача в Успенском.
  
   Уже несколько дней Володя с Иваном обретались на даче, принадлежавшей некогда покойному Ивану Николаевичу. Строительство закончить он не успел, но дом был поставлен, вода и газ были подведены, дом вполне был пригоден для проживания. Выслушав несколько сбивчивое объяснение Володи, по поводу их неожиданного появления, он не стал вдаваться в подробности. Раз мужикам нужна помощь, он готов им помочь. В тот же вечер, он привез их на дачу. И предоставил им полную свободу, поручив сторожу Вадиму ввести в курс дела, и позаботиться о его гостях. А сам, попрощавшись, срочно уехал. Вадим, после некоторого раздумья включил сауну, открыл бассейн, принес пару халатов, и они принялись за священнодействие. Когда они вошли в жаркую, полную горячего воздуха парную, Володя чуть не задохнулся, от давно забытого наслаждения покоем и негой. Он растянулся на полке, а напарники, увидев его, исполосованное, шрамами тело, с любопытством и опаской смотрели на него, нежащегося в горячем воздухе.
   Нигде не бывает так хорошо, как в бане, когда лежишь на горячих досках, среди запахов нагретого дерева, мужского пота, и распаренных березовых веников.
  -- Кто меня парить будет? - спросил Володя, - кто смелый?
   Ванюша испуганно отодвинулся в дальний угол, зато Вадим, парень, примерно одного с Володей возраста, повредивший ногу на стройке, взял веник, бросил ковш воды на раскаленные камни, и через минуту, парная наполнилась стонами удовольствия.
   Потом они плавали в бассейне, наслаждаясь теплой кристально чистой водой.
   Втроем они поужинали, и разбрелись по спальням.
   Проснулся Володя ранним утром, и не сразу понял, где он находится. Сквозь оконные стекла чернели лапы елей, чуть качаясь от ночного ветра. Где - то совсем далеко слышался шум поезда, но все было далеко, словно в другой жизни. Он поворочался в постели, ощущая прикосновение чистых простыней, и снова уснул, словно в далеком детстве.
  
   Москва, детективное агентство в Колпачном переулке.
  
   Константин припарковал машину недалеко от офиса. Долго читал всякие вывески, раскиданные по фасаду огромного здания, но нужной так и не отыскал. Он пожал плечами, еще раз для убедительности посмотрел на номер, и скептически посмотрев по сторонам, вошел в здание. Охранник, выслушав вопрос, сказал уверенно:
  -- Третий этаж, сразу направо, там увидите.
   Костя по убогой лестнице поднялся на нужный этаж, и точно, на третьем этаже, повернув направо, в открытых дверях увидел нужного человека. За столом, видавшем лучшие времена, сидел молодой человек в джинсовой рубашке, с огромной черной шевелюрой. С отрешенным видом, он раскладывал на мониторе пасьянс. Увидев входящего Константина, он рывком и стал из - за стола. Они обнялись, как старые, закадычные друзья. Так оно и было. Армейская дружба никогда не стареет, со временем обрастает ореолом юношеской романтики и исключительности, недоступной молодому поколению.
  -- Как ты, тут Ник? - спросил Костя, - присаживаясь на кожаное кресло, - как твои детективные дела?
  -- Творческий застой, сам понимаешь, не разводятся, не воруют, плохие времена настали.
  -- Ты, дверь прикрой, - попросил Костя, - у меня к тебе предложение.
  -- Меня один опытный сыщик в молодости учил, если хочешь, чтобы никто ничего не узнал, открывай дверь и говори смело.
   Однако дверь прикрыл.
  -- Ко мне один товарищ обратился, - продолжил Костя, - с подозрением, что отец у него умер, как бы сказать, не совсем по своей воле.
  -- А чего тут необычного, - пожал плечами Ник, - поел грибков, и готов.
  -- Тут не так все просто. Ты Кузькина помнишь?
  -- Алешку? А как же.
  -- Так вот с отцом его все это случилось средь бела дня и на работе.
  -- Инфаркт?
  -- Не знаю, как тебе и сказать. Короче, кто - то письмо подкинул, что отца Алешкина убили. А потом и письмо украли.
  -- Так от меня что требуется?
  -- Ты бы как старый сыщик, смог бы выяснить, все ли там чисто, тебе проще, на тебя никто и внимания не обратит. Повертишься среди своих, понюхаешь, бабок огребешь, а?
   Ник помолчал, знал он, что за такими, на первый взгляд, " плевыми" делами, скрывались многие тайны.
  -- Лешке помогу, только давай так. Мы с тобой в этом деле завязаны, поэтому ты мне, пожалуйста, все подробно. Народ хочет знать, уважаемый.
  -- Да я, если правду сказать, сам ничего не знаю! - ответил Костя, - сам надеюсь на тебя, ты уж постарайся.
  
  
   ПРАВИЛА ЛЮБВИ.
  
   42 год, фронт.
  
  
   И опять, бесконечная, лесная чаща, выматывающая душу. Под ногами топкая хлябь, и полная неизвестность. Идти было невмоготу, Ивана приходилось тащить на себе. Ему было совсем плохо, он задыхался, стонал, но организм боролся, хотя конец был очевиден. Тогда у второго полицейского не выдержали нервы, он бросился бежать в чащу. И этого замешательства хватило Путину, чтобы подхватить товарища, и утащить в лес. Иван был без сознания, стонал и бредил, звал маму, был совсем беспомощным.
   Значить, нужно было действовать самому. Артиллерийские разрывы перестали грохотать, сколько бы он не вслушивался в лесную тишину. Бросить товарища он не мог, никакого жилья не встречалось, но и тащить на себе такую ношу, он не мог. Ягоды были плохим подспорьем, да и нужно было тащить еще и опостылевшие винтовки, свою и Иванову, в надежде, что удастся разжиться патронами.
   С трудом, ему удавалось проделать сотню, другую шагов, и он, опустив свою ношу, без сил валился на траву. Сквозь ветви проглядывало небо с кудряшками облаков, качались ветви берез. Вот и все.
  -- Неужели тут и помру, - тоска пробиралась в самую душу, - вот здесь в лесу?
   Но ведь он дышал, ощущал небо, солнце, воздух, - значит, жил, а это давало надежду. Надо было только найти людей, причем тех, которые могли помочь. Ведь мир разделился на своих и чужих, и грань этого разделения была очень, и очень зыбкой.
   Нужно было что - то делать, но придумать он ничего не мог, можно было надеяться на только на случай. Он задремал, все - таки тяготы пути сломили его.
   Очнулся Владимир, ощутив на себе чей - то пристальный взгляд, хождение по лесу обострило в нем ощущение опасности.
   Он напрягся, стараясь оттянуть секунду пробуждения, надеясь, что это все - таки ложная тревога, и приоткрыв глаза, он понял, что сбылись самые худшие опасения.
   Прямо перед ним стоял, плотный, коренастый человек в гражданском пиджаке и брюках, заправленными в сапоги. В руке он держал пистолет, нацеленный прямо на него, и вид у него был весьма решительный.
  -- Встать! - приказал он, отступая шаг назад, - и без суеты. Я этого не люблю.
   Где - то в глубине памяти завертелось ощущение, что эту минуту он переживал, что такой страх леденил сердце, но время на раздумье не оставалось, нужно было выполнять приказ. Он начал вставать медленно, держа руки на виду, чтобы не раздражать вооруженного человека.
  -- Давно шагаем? - спросил тот.
  -- Больше недели, - ответил Владимир.
   Он не говорил много, пытаясь не озлоблять незнакомца.
  -- А это кто? - спросил тот, показывая стволом пистолета на раненного Ивана.
  -- Товарищ, зовут Иваном, ранили вот.
  -- А что здесь, почему не в бою?
   Незнакомец говорил жестким голосом, такой голос был только у кадровых командиров, или сотрудников.
  -- Так вышло, что тут сказать?
   Незнакомец, не опуская пистолета, приблизился к лежащему на сырой земле Ивану. Было видно, что он умирал. Кровавая пена застилала губы, грудь вздымалась, причиняя боль, вызывая судорогу по всему телу.
  -- Прости, брат, - сказал мужчина, и не целясь, выстрелил в голову Ивану. Тот дернулся и затих.
   Владимир застыл в оцепенении. На секунду он словно потерял сознание. И снова, откуда - то из памяти возникли призраки, совсем неясные, непонятные, и в то же время готовые перерасти в единое целое.
  -- Понял? - спросил незнакомец, - жизнь такая, он герой, пусть и умрет по - геройски.
   Он спрятал оружие и сказал просто:
  -- Пошли за мной, и, предупреждаю, - не дергайся!
   Прошли они совсем немного, незнакомец шел впереди, совсем не опасаясь идущего со спины Владимира.
  -- Стой, - распорядился он.
   Они остановились возле кучи накиданного хвороста. Незнакомец покопался в куче достал из нее два желтых кожаных чемодана, перетянутых ремнями, вещмешок.
  -- Присядем, - предложил он Владимиру.
   Он распаковал мешок, достал кусок хлеба пару картофелин, подал Владимиру. Распорядился:
  -- Ешь!
   Себе взял из мешка ровно столько же, это был хороший признак, значит, принял за своего, нужного. Но раздумывать не было смысла, оба принялись за еду.
  -- Зови меня Федором, - попросил незнакомец, - кто я, и прочую биографию знать тебе не обязательно. Задача у нас простая, вот эти два чемодана нужно доставить в нужное место, в целости и сохранности. Потому знай, жизни ни своей, ни твоей не пожалею. В этом не сомневайся, а все остальное, как получится. Согласен?
  -- Согласен, - ответил Путин.
  -- Ну, тогда, бери вот этот чемодан, вот тебе граната, однако знай, чемодан сохранить это дороже жизни.
   Он постоял, определяясь с направлением, потом махнул рукой.
  -- Ну, пошли, боец Путин, непростая у нас дорога, а идти нужно.
   И они пошли рядом, неся в руках нелегкую ношу.
  
  
   Москва, офис корпорации " Эра".
  
   Алексей закрыл дверцу автомобиля, нажал кнопку сигнализации, и зашагал к офису, где находился кабинет отца. Он и сам не мог бы точно сказать, что ему нужно, но хотелось просто посетить место, которое связано с его именем. Для него это было важно, поскольку многое понять он не смог, или просто не успел. Отца он любил, и не потому, что почти не помнил матери, умершей почти сразу после его рождения. Став взрослым, и кое - что, поняв в этой жизни, он оценил ту жертвенность, которой обладал отец, так и не приведший в дом мачехи. Мир, в понимании отца, мог быть разложен на самые простые составляющие, имеющие непреходящие ценности, которые существовали до нас тысячи лет, и будут существовать после, пока жив на этой планете, хотя бы один человек. Даже в преступлениях, отец всегда искал следы любви, ненависти, страсти, то, из чего, по его мнению, и соткан человек.
   На нижнем этаже его встретил предупредительный охранник, он несколько минут изучал его паспорт, а затем, попросив подождать, позвонил по телефону. Немного времени спустя, вышел спортивного вида мужчина средних лет, и, представившись начальником охраны офиса, жестом пригласил его пройти.
   В приемной их встретила секретарь, и, узнав причину прихода, не говоря не слова, распахнула двери кабинета. Втроем они и вошли в огромную комнату, заполненную мебелью, и прочими атрибутами деловой жизни, которые отец принимал как условность, не имеющую никакой реальной цены в жизни. Все было пусто, в кабинет никто не хотел переезжать, поскольку суеверный страх от случившегося еще не выветрился, и новый руководитель предпочел остаться на старом месте. Про кабинет просто забыли, или сделали вид, что забыли. Секретарь, молодая, стройная женщина, постояв для приличия, несколько минут, вышла, оставив мужчин вдвоем.
   Алексей прошелся по кабинету, посмотрел на стол, на котором стояла забытая чашка кофе, сел в кресло, в котором любил отдыхать отец. Последний раз, когда он видел отца в этом кабинете, заскочив на минуту перед отлетом в Лондон, Иван Николаевич сидел за столом и что - то писал.
  -- Что, уже улетаешь? - спросил он сына, - к своему Еленину, - бросать не хочешь?
  -- Нет. Не хочу, да и не буду, не порядочно это.
  -- Молодец, - похвалил отец, - не верь этим шавкам, они сами бы рады туда улететь, да хозяин не позволяет. А у нас тут, - он махнул рукой, - такие дела ворочаются, - он задумался, - прилетишь в следующий раз, расскажу.
   Он встал из - за стола. Что - то старческое мелькнуло в его облике, видимо годы брали свое.
  -- Давай, лети, да Борису от меня привет передай. Скажи, что его здесь, хоть и не ждут, но без памяти помнят! - пошутил он.
   Они обнялись, двое мужчин, скрепленных узами крови. Никто и не думал, что это их последнее свидание в этом мире.
  -- Мягкой тебе посадки!
   Это были последние слова, которые слышал Алексей от своего отца.
   Чашка кофе, которую секретарша не решилась убрать, была полной, видимо отец не успел сделать ни одного глотка. Это было на него совсем не похоже, он всегда любил только горячий, свежезаваренный кофе, и всегда пил его сразу, что называется с пылу, жару. Он еще раз посмотрел на чашку, и, повернувшись к стоящему за спиной начальнику охраны, хотел уже задать вопрос, но тут увидел, что тот, приложил палец к губам, показывая, что лучше вопросов не задавать. Алексей кивнул головой в знак того, что понял. Тот, подошел к нему, достал из внутреннего кармана конверт и протянул Алексею. И тут же сказал, стараясь говорить, как можно громче:
  -- Так мы уже выходим?
  -- Да, спасибо, - сказал Алексей, пряча конверт в карман.
   Он, не оглядываясь, попрощавшись кивком головы с секретаршей, проводившей его внимательным взглядом, вышел в коридор.
   Уже сидя в машине, он открыл конверт, прочитал его содержание, сложил обратно, и несколько минут сидел в задумчивости. Какая связь между этим письмом и смертью отца? Потом включил мотор, и, не торопясь, выехал на бурлящий потоком машин проспект Мира.
   Ближе к вечеру ему позвонил Сатаров, голос у него был бодр и весел:
   - Алексей, мы с Наташей, хотим напроситься к тебе в гости, если ты не возражаешь?
   Алексей не возражал, пригласив пару к себе на дачу в ближайшую субботу, пообещав, все устроить по высшему классу.
  
  
   Сочи, дача Президента.
  
   Эти выходные дни президент проводил на даче, на юге. Накануне, как обычно, покидая Москву, он встретился с теми, кто считался его ближним окружением, тем, кому он мог доверять. Таких людей в его окружении, было немного, и он не пытался назначать на публичные должности, зная, что самая большая опасность исходит из самого понимания власти в России. Не многие считают, что власть это тяжкий крест и наказание, которое люди несут на себе, как наказание за грехи предков. И все это, так или иначе, отражается на его детях. Конечно, в идеале, властитель не должен иметь детей, он должен жить ради одного, ради власти, подчинив все этому чувству, за все приходится рассчитываться самим дорогим, своими детьми. Разговор шел о самых простых вещах, как и что нужно сделать в самое ближайшее время, на излете зимы. Это только в последующем можно будет написать, что у всех были гениальные планы, и светлые головы, а так все молчали, потому что, все было плохо, и нужно было решаться на очень неприятные вещи.
   - То, что нефтяники поднимут хвост, это понятно, но если их тронуть, мало никому не покажется, мы можем остаться в проигрыше.
   Это говорил худой, неприметного вида мужчина, одетый в простой, штучный пиджак, больше похожий на учителя сельской школы, чем на чиновника, управляющего огромным ведомством.
  -- Но и оставить все так, как есть, мы не можем, иначе мы просто окажемся на обочине, и о нас будут просто вытирать ноги. Так уже было, а откупаться постоянно, мы не сможем.
  -- Мы установили мониторинг над денежными потоками, и можно сделать вывод, что направление денег сегодня, отнюдь не в нашу пользу, - вступил в разговор другой, более молодой мужчина, более похожий на преуспевающего бизнесмена, - взять их под полный контроль в действующих рамках просто невозможно.
  -- Нужна политика скрытой национализации стратегической составляющей для нашей промышленности, - заключил первый.
  -- Это пройдет успешно, если мы отделим первое от мести за бизнес, тогда все получится, очень даже хорошо, новая генерация будет просто привязана к власти, и никогда не захочет изменить правила игры. По крайне мере, в обозримом будущем. В любой компании, стоящей что - ни будь для государства, мы должны быть главной скрипкой.
  -- А не погонит, это волну по всей стране, каждая деревня захочет поиграть в эту игру, - сказал задумчиво президент.
  -- Вряд ли у них что - то путное получится, они там меж собой быстро договорятся, а для нас это ровным счетом, кроме пользы ничего не даст. Все к нам прибегут.
   Он шел по берегу моря, сзади неторопливо шагали охранники, привычно обозревая все вокруг. С воды дул холодный ветер, гребни волн, с шумом докатывались до самых ботинок президента, и умирали, ударяясь в мелкую гальку. С очередной волной прямо под ноги выбросило белую морскую чайку, он била крылом, пытаясь быстрее убежать от волны, волоча второе, перебитое крыло. Однако сил у нее не хватило, чтобы уйти далеко, и она, обессиленная упала на гальку пляжа.
   Президент остановился. Чайка лежала, закрыв глаза, изредка дергая больным крылом, словно не замечая подошедших людей, а может быть, чувствуя, что именно эти большие существа способны оказать ей помощь.
  -- Николай, - президент обратился к одному из охранников, - возьми и быстро в дом, нас не жди. Николай замешкался, это было нарушением строгих правил.
  -- Не волнуйся, мы никому не, скажем, - улыбнулся президент, - донесешь, и пусть вызовут санитара из ветлечебницы.
   Он снял с шею большой черный шарф, и подал его охраннику.
  -- Заверни, а то руки в кровь искусает, - сказал он.
   Охранник, неумело, было понятно, что городской житель, не деревенский, ловил раненую птицу, и, замотав ее в шарф, удалился торопливым шагом в сторону прибрежных строений. Президент, проводив его взглядом, пошел дальше, весь погруженный в свои мысли.
  
   Ближнее Подмосковье.
  
   В субботу Алексей приехал на дачу ближе к обеду, и распорядился приготовиться к встрече гостей. Приготовления не заняли много времени, были чисто символические. Вадим приготовил дрова для мангала, Иван занялся очисткой от снега дорожек, а Володя нашел себе занятие по уборке дома. Дом был в приличном запустении, прежний хозяин не очень интересовался обиходом мебели и утвари, его больше занимал лес, окружавший дом. К приезду гостей дом принял более или менее жилой вид. Поэтому Наташа, войдя в дом, наткнулась на Володю, который расстилал в огромной прихожей ковер, расставляя мебель. Она поздоровалась, Володя тоже ответил, смутившись, словно, его как мальчишку, застали за недозволенным занятием. Сатаров, ввалился в дом, словно только час назад вышел погулять, хотя никогда ранее здесь не был. Он сразу заполонил собой пространство дома, и дом словно ожил, ощутив энергию настоящего хозяина.
  -- Хороший у тебя домок! - громогласно заявил он, поднимаясь по крутой лестнице, жалобно заскрипевшей под его грузными шагами.
  -- Мне тоже нравится, - подтвердила из вежливости Наталья, - какая сегодня у нас программа, кроме сна?
   Ей было легко и весело, хотелось быть совсем независимой, и потому она решила быть чуть вульгарной, чтобы скрыть за этим некоторую робость. В душе она оставалась той же провинциальной девчонкой, волею судьбы попавшей в столицу. И роль светской львицы, уготованной ей, был ей не всегда в радость. Хотелось сбросить все эти ненужные ей условности, и хотя бы на некоторое время остаться собой, в окружении тех людей, которым глубоко наплевать на ее положение. Сатаров понял ее состояние, и искусно подыгрывал ее, возбуждая в ней игривое состояние. Алексей провел ее по комнатам второго этажа, определил им спальню, загодя приведенную в порядок стараниями Володи, и повел в бассейн. Алексей никак не мог понять ради чего, Сатаров приехал к нему на дачу. Разговор все вертелся вокруг разных пустяков, Наташа в разговор не вмешивалась, ее это совсем не касалось. Она просто нежилась в воде, сидела в шезлонге, иногда поглядывая на мужчин. Володя с Вадимом были заняты работой на кухне, а Иван просто болтался по комнатам, не зная чем себя занять. Впервые попав в дом, который как земля от неба отличался от его родной хибары, где было вдоволь воздуха и пространства, он как - то сразу изменился, почувствовав себя человеком иного склада.
   Он нечаянно подглядел в открытую дверь, как ходит красивая загорелая женщина с длинными ногами по краю бассейна, и эта картина взволновала его, какие - то неясные для него ощущения стали просыпаться в его теле. Он поспешил уйти, и стал помогать мужчинам, накрывать стол для ужина. Потом его накормили и отправили спать.
  -- Я недавно разговаривал с Полом, есть такой сумасшедший американец, который хочет осчастливить нас новым проектом, - сказал, выходя из бассейна Сатаров, - ну совсем упертый мужичок.
  -- И что он нам подкинет? - полюбопытствовал Алексей, как - то, не вдаваясь в его речь.
  -- Он хочет составить список всех богатейших семей России, пофамильно и поименно.
  -- И что тут, из ряда вон, кому надо тот и так знает, - заметила Наташа.
  -- Одно дело свои, своим можно и не поверить, а тут американец, - сказал Сатаров, - почувствуйте разницу.
  -- А в чем она? От перемены мест, сумма не меняется, только пол, - заметил с долей юмора Алексей.
  -- Дело в том, что это будет истиной в последней инстанции. Американцу, зачем врать. Это как в деле Пал Палыча, сами не стали, а поручили дело янки. И все вышло замечательно, все остались довольны.
  -- Ну а нам то до этого всего? - спросил Алексей.
  -- А как вы думаете, что сейчас нужно нашим хроникам?
   Хрониками звали тех, кто составлял постоянную составляющую российской власти, которую победить было невозможно. Воистину чудище обло, обзорно и лаяй!
  -- Так вот, наши хроники задумали очередной поход на Византию, на Царьград, и эта страницы журнала могут изрядно попортить имидж наших византийцев.
  -- Да кому это интересно, народу лишь бы уцелеть в этом бардаке, - Алексей был в некотором смущении, все еще не улавливая, что хочет сказать Сатаров.
  -- Ты сам знаешь, доходы от молока получают молочники, а не коровы, речь идет о, другом, чья доля будет в новом раскладе, с чем можно придти к президенту, да и это всегда, как клеймо, в Штатах тоже журналы читают.
   Теперь Алексей понял, что он должен сделать, что же он готов, только нужно уточнить, а кто за всем этим стоит?
  -- Безусловно, это не мои рассуждения, это можно и усилить, чтобы резонанс был сильнее, это, конечно, не мое личное мнение, я просто курьер.
  -- Хорошо, - Алексей не стал возражать, разговор требовал осмысления, - я поставлю в известность Бориса, но не могу предугадать его ответ.
  -- Будем считать, что это только пристрелка, - ответил Сатаров, прыгая в воду.
  -- Мальчики, вы закончили свои умные договоры, - она вышла из душа, вытирая себя махровым полотенцем, абсолютно нагая, - я умираю от голода и любви.
   На лице ее не было ни тени смущения, она было естественно бесстыдна, и этим привлекала к себе. Алексей залюбовался ее стройным красивым телом, в котором сохранился аромат женской, чувственной тайны. Наверное, что - то из древних скифских кровей, осталось в ней, жившей в эпоху космоса и презервативов.
   - Идем, - сказал Алексей, - наверное, все готово.
   Она замотала бедра махровым полотенцем, и смело пошла в жарко натопленную комнату, расположенную справа от бассейна. В ней были развешены на стенах шкуры животных, доставших по случаю бывшему хозяину, оружие, кинжалы, мечи, все, что с детства занимало мальчишеский ум Алексея. Вдоль окна стоял диван, а в углу жарко горел огонь в камине. Они расположились за столом, на котором стояла бутылка вина, фужеры, зелень, все без чего невозможно насладиться шашлыком, по части которого Вадим был безусловный мастер. Занятый своим делом, Вадим поручил Володе отнести приготовленное блюдо, и тот, положив на поднос, понес пахнущее ароматное мясо гостям. Он зашел в открытую дверь, и взгляд его уперся в голую грудь женщины сидящей на диване, с бокалом вина в руке. Он зарделся, отвыкший за время скитания от женского тела, и, стесняясь, постарался быстро избавиться от своей ноши. Мужчины, уловив шашлычный запах, радостно закричали, и принялись за вино. Володя быстро вышел из комнаты, а Наташа отметила, что вполне симпатичный мужчина, и что странно, совсем не разучился стесняться. Мысль мелькнула и улетела, она принялась за еду белыми крепкими зубами, мясо и вино были приготовлены замечательно, тело ощущало приятную усталость, а вид двух мужчин, усиленно работающих челюстями, дополнял картину вечернего ужина, схожего с молодежным пикником. В камине потрескивали дрова, они насыщались, словно древние люди, где - ни будь в пещере тысячу лет назад. А, правда, что изменилось за столько лет в человеке?
  
   Офис Пола.
  
   Ник понимал, что самый простой способ докопаться до истины, идти по тем мелким приметам, которые человек либо не может, либо не успевает уничтожить, либо просто не придает этому никакого значения, в конце концов, что губит людей, решившихся на преступление. Капля крови, отпечаток пальца, все, что на первый взгляд не имеет никаких шансов быть увиденным или понятым людьми. Он поехал в морг, где находился на вскрытии покойник, поскольку несмотря ни на что, тут должны остаться следы. Как у всякого уважающего себя детектива, у него был здесь свой человек. Однако стоило ему задать вопрос, как тот сразу замолчал, замкнулся и только сказал, что ничего сказать не может, что вскрытие делал Петрович, и вот на днях Петровича сбила машина. И поспешил исчезнуть. Это было совсем плохо, хотя факт смерти наводил на размышления. Поэтому самый надежный путь был в районную прокуратуру, которая была полна бумагами, и людьми, желающими от этих бумаг избавиться за умеренную плату. В самой прокуратуре на входе его остановил незнакомый охранник, видимо, с некоторых времен в учреждении начались строгости. Пришлось звонить и ждать, когда спуститься многоуважаемый Юрий Иванович, а попросту Юрик, друг детства, и просто друг. Юрик был действительно рад встрече, и когда они зашли в кабинет, сразу полез в сейф. Они выпили, закусили яблочком, и предались воспоминаниям, в которых немалую толику отводилось похождениям на любовном фронте. Они так увлеклись, что, только выпив по второй рюмке, роль которой играл добротный стакан, Ник вспомнил, что у него есть маленькое, совсем паршивенькое дело.
  -- Слушай, Юрик, у меня тут клиент умер, на работе сгорел, нельзя посмотреть, чего с ним случилось?
  -- Отчего же нельзя, не вопрос.
   Юрик вышел и вскоре вернулся с тоненькой папочкой, и положил на стол перед собой.
  -- Знаешь, а твой дед не так прост, как кажется. Да и какой он дед? Дело, конечно, мы закрыли, только в экспертизе есть нюансы, хотели перепроверить, а тут на тебе, эксперта задавили, прямо боевик какой - то.
  -- А кто эксперта задавил? - полюбопытствовал Ник.
  -- Капитан Белов, ты его можешь знать, если что, скажи что от меня, а то он с тобой разговаривать не будет, он мужик правильный. Дело, конечно, темное, но открывать его никто не будет, оснований нет. А закон, как ты знаешь, в этом случае у нас для всех один. Умер, значит, так и надо, не мешай живым! - пошутил на прощание Юрик.
   Капитан Белов оказался на своем рабочем месте в отделении, и после некоторого ожидания, он пригласил Ника к себе в кабинет. Однако откровенничать не спешил, и только услышав, что он от Юрия Ивановича, несколько смягчился и сказал, что, к сожалению, кроме всякого рода подозрений, у него ничего нет. Да, дело о смерти Петровича находится к него, но это верный глухарь. Он встал, подошел к сейфу, достал папку, извлек оттуда бумагу, и что - то, написав на ней, свернул лист пополам, и протянул его Нику. Поэтому он будет сам рад, если что - то Ник ему расскажет, если чего - то там накопает. Хотя он мало верит в частный сыск, но все - таки чудеса иногда сбываются. Ник, не стал рассказывать ему о том письме, о котором ему рассказывал Константин, и, пообещав, всячески содействовать трудной работе капитана, и попрощавшись за руку, вышел. Рукопожатие вышло по - мужски крепкое, уверенное, и это Нику очень понравилось. В машине он достал листок, переданный ему капитаном, т удовлетворенно хмыкнул. Ну, что же будем искать номер той самой машины, на которой был сбит Петрович, а это уже кое - что, это уже шажок, а там, что Бог пошлет.
  
   Одинцово, дача.
  
   Иван Ильич который день не находил себе места. Как это часто бывает, хорошо задуманный план давал сбои в самом начале, и требовалась дополнительная энергия, чтобы все вернуть на круги своя. Конечную цель всей комбинации сам Иван Ильич просматривал с трудом, не он ее определял, и, если это был простой торг с президентом, как это случалось и ранее, то в этом не было ничего страшного. На то они и мужские игры, где определены известные призы: власть, деньги, женщины, ну раньше, были в этом списке лошади. Теперь лошади уже не в цене, а машины товар массовый, а значит мало интересный на таком уровне. Президенту всегда удавалось перехватывать инициативу, и по большей части, все эти наезды заканчивались ничем, все обходилось малой кровью. На этот раз все было иначе, в один клубок сплелись змеи из самых разных серпентариев, и как это бывает, конечная цель объединила всех тех, кто впоследствии с удовольствием бы загрыз своего нынешнего союзника без хлеба и соли. На этот раз заговор не был игрушечным только потому, что угроза исходила из самого ближайшего окружения Президента, а это означало, что он начинал терять возможность реально влиять на события, происходящие в внутри страны. И любой шаг мог стать роковым.
   Недовольство начинало расти незаметно, исподволь. Хотя и это было неверно, расчет на то, что европейцы и византийцы сумеют договориться, не оправдался, кровосмешения не произошло, каждый тянул в свою сторону. Деньги каждый хотел зарабатывать как в Азии, а тратить в Европе. В таком случае, всем хотелось, чтобы это все продолжалось как можно дольше, и президенту отводилась при таком раскладе роль шоу - мена, который играл бы роль отца нации. И всем было бы очень хорошо. Но вышло наоборот, и многим захотелось вернуться в прошлое. Любой ценой, даже ценой новой смуты, и новой крови. Смешали коктейль по новому рецепту, и предложили выпить. Хуже всего, что есть те, кто сделал ставку на новую технологию дистанционного управления, проще говоря, управлять процессами в стране стало можно с помощью обыкновенной компьютерной программы, руководителем которой и был покойный Шантанов. То, что он погиб, то не беда, беда в том, что исчезла та самая программа, на которую так надеялись, и делали ставку в правительстве. А кто, теперь стал хозяином всего этого? И как он поведет себя, имея безграничные возможности влияния на любого человека в этом подлунном мире.
   Тут было над, чем поломать голову, где уверенность, что уже не запущена эта программа в отношении самого президента, и есть ли от нее спасения. В каком - то смысле пока удается защитить от воздействия атомные электростанции, самолеты от воздействия, а если электронный терроризм примет осязаемый черты? Имея программу, запуск ее дело времени и некоторых денег. А что этому можно противопоставить? А ничего. Не будешь же держать президента постоянно в бункере, или перемещать с места на место, двадцать четыре часа в сутки. И объявить усиленный розыск по этому делу тоже нельзя, если это всплывет наружу, греха не оберешься, да и объяснять придется самому президенту, а это чревато.
   Тем более что президента решили не посвящать в эти разработки, под тем предлогом, что они не готовы к стабильному применению, и побочные эффекты не предсказуемы. А потом случилось, да много чего случилось. Нет программы, но оборудование осталось в стране, восстановить программу можно, не все погибло вместе с профессором, однако что - то было в его разработках такое, что всем и не снилось.
   И за все это придется отвечать ему. Не дай бог, если всплывет, да мало ли кто из журналистов пронюхает, или кто - ни будь, подкинет все это в прессу специально. Нужно ехать к Борису, он точно должен знать, если не сам задумал этот смертельный трюк, он на такие кульбиты мастер. А вот самому ехать нельзя, сразу доложат, и доехать не успеешь, значит, нужно посылать гонца. И что же наш Алексей, что там Сатаров? Пора ускоряться, как говаривал один знакомый.
  
  
   Ник недолго рассматривал место пожара, в котором сгорела машина, и погибли люди. Было интересно, как могло такое случиться в разгар дня, да еще так, что люди не могли выйти, спастись от огня?
   Участковый был совсем нерасположен, обсуждать это событие. Он сидел у себя в комнате, в клетушке, устроенном в подвале, и пил чай, рассматривая бумагу лежащую на столе. Выслушав посетителя, он пожал плечами. Бывает, и так, угнали, сожгли, но, увидев зеленую бумажку на столе, подобрел:
   - Тут история совсем не простая, но это по большому секрету тебе рассказываю. Машина та появилась недавно. Кто и как туда ее поставил? Ну, это совсем просто. Сергеевич в деньгах нуждался, потому и сдал гараж, пил хозяин, потому и сдал, своей машины у него давно не было. Пожар начался внутри гаража, а вот почему не вышли? Про то разговор особый.
   Он замолчал, и скосил глаз на деньги. Ник добавил еще полтинник.
  -- Убили их в гараже, - участковый говорил шепотом, наклонясь к самому столу, - эксперт установил, из "Макарова", а потом, видимо, и сжег.
   Вот это было да! Когда бомжей и приравненных к ним граждан убивают бутылками, кирпичами, это никого не интересует, но тратить патроны для этого, как - то не принято. Значит, обстоятельства были из ряда вон выходящие, такие, что время на раздумье у стрелявшего просто не было.
  -- А кто второй из покойников, - поинтересовался Ник, - скорее для порядка, чем из расчета.
  -- А вот тоже интересно. Был такой следователь, по фамилии Перцев, мужик не плохой, но гордый. Чего у него по службе вышло, неизвестно, только из органов его вышибли, вроде бы даже срок дали. А с этим, кто тебя на работу возьмет? Но и запил человек, хотя мозгов не терял. Может быть, узнал кого? Потому и убрали. От греха подальше, - заключил участковый.
  
  
  
   Пол взял в руки свежий номер журнала. Его только что, курьер доставил из типографии, еще чуть - чуть пахнущий краской, он был подобен младенцу, которого держит на руках заботливый родитель. Столько труда вложено в эти страницы, сколько надежд связано с ним. Наверное, когда его прадед уходил из России с последним пароходом, без надежд на будущее, у него даже не теплилась надежда, на то, что вот так он будет нужен Родине, тем, что правнук сможет хоть как - то повлиять на то, что здесь происходит. Несколько лет назад он приехал в страну своих предков, для того чтобы работать, но то, что он здесь увидел, больше напоминало ему джунгли, причем джунгли, которые в любую минуту грозили превратиться в пустыню, в прямом смысле этого слова. Первое время, он просто ничего не мог понять, и чем больше он вращался в кругах, близких к власти, тем больше у него росла та ненависть, которую вынес его предок, дворянин и офицер. Видимо, она была у него в крови, передалась ему вместе с дымом костров и пожарищ домов, запахом крови, которая полной грудью вбирал его прадед. Он видел, что за словами, которые расточали тысячи и тысячи людей, не стоит ничего, кроме суетной заботы урвать кусок, от того пирога, которая называлась Россией. Хищники, даже не стесняясь, хвастались друг перед другом тем, о чем приличные люди предпочитают молчать до смертного одра. Когда он отправлялся в Россию, один старый знакомый, проживший в России много лет, и не по своей воле покинувшей ее, сказал ему на прощанье:
  -- Знаешь, почему я не возвращаюсь в Россию? В России было плохо, с этим не поспоришь, но такой подлости, какая творится сейчас, не было никогда. По, крайней мере, народу всегда объясняли, за что он идет умирать, за царя или за Сталина. Сейчас его просто убивают только за то, что он русский, чтобы некому было спросить, за то ограбление, которое было совершено. Ограбить целый народ, причем трижды за сто лет, такого, не удавалось никому, кроме самих русских властей. Это агония, я не хочу присутствовать при агонии моего народа, нам нужно учиться выживать здесь. Мы, следующая еврейская нация, великий народ, рассыпанный по миру, удел которого жить воспоминаниями о былом величии.
   Впрочем, было и другое напутствие, которое он услышал от своего друга, работающего на федеральное правительство.
  -- Пол, наши аналитики, хотя часто ошибаются, но в данном случае, видимо, правы. В России зреет заговор, с самыми непредсказуемыми последствиями. Раньше Россия славилась коктейлем Молотова, теперь в ней создается новый коктейль, коктейль Путина. Эта страна всегда непредсказуема. И даже, такой президент, как Путин, это всего лишь представитель класса бюрократии, воспитанной на романах о былом величии России, и ловкости их шпионов. Но вся беда в том, что и то и другое, всего лишь жалкие мифы, созданные на потребу плебейского сознания. Отсюда и массовое увлечение русской элиты алкоголем. Что тоже признак плебейства и вырождения. Чтобы им выйти из того состояния, в котором они находятся, нужно изменить только одно, перестать быть подданными, а стать гражданами. А это ведь не только получить паспорт, и завести конституцию. Вы, американец, и вам дано больше в этой стране, чем самим русским, и вы в этом убедитесь.
   Он и, правда, в этом очень скоро убедился.
   Он развернул журнал. Вот то, над чем он работал столько времени, список самых богатых людей России, цифры с семизначными нолями. Все, что миллионы людей копили своим кровавым трудом, умирали с голоду и под расстрелами, живя впроголодь, в одночасье досталось вот этим людям, многим тысячам, у которых кошелек поменьше. А сколько богатств просто ушло в никуда, откуда уже просто нет возврата. И все эти имена должны быть известны. Демократия начинается с информации, с имен и фактов. Сатаров предупредил, что это не надо делать, что это может быть опасно, но он американец, а это как охранная грамота, не все решатся его убрать. Да и он не робкого десятка.
   Он взял грошовую ручку, купленную в переходах метро за три рубля, в этом был шик, и написал одно слово: " Печать", и поставил витиеватую загогулину. Затем позвонил секретарю, пусть действует.
   Она вошла, скромно одетая женщина средних лет, подала почту, которая пришла на его имя, и которую он любил разбирать сам, взяла гранки, и вышла, прикрыв за собой дверь Пол, углубился в чтение писем.
  
  
   Савва понимал, что если ввязался в это дело, то отступать назад нельзя. Это хуже предательства, только особенности нынешних заговоров состоят в том, что предательство невозможно. В нынешнее время заговорщик и сам может не сообразить, как он попал в число этих самых заговорщиков. Все решают деньги, и то куда эти деньги можно направить. А там они сделают свое дело. Для этого даже чемоданы возить не надо, чемодан это для мелочи, той самой, которая пойдет на баррикады. А для акул, все проще, бизнес есть бизнес. А бизнес рождает преступление ежеминутно и ежесекундно, и все это объяснимо. У каждого свои мысли как заработать, и всех под контроль не поставишь. А ведь это не факт, что нельзя поставить под контроль.
  -- А сели попытаться контролировать поток массового сознания, как это предполагается делать по проекту "Эра"? Насколько это реально?
   Об этой программе он слышал раньше, когда работал в правительстве. Задумка была очень привлекательной, и сулила немалую выгоду, если только это был не очередной блеф. Занимались всем этим органы, не сами конечно, но контролировали и засекречивали все подряд. А потом все куда - то исчезло, все объявили шарлатанством. И вот, появилось вновь. В то время казалось, что власть настолько крепка, что никакой технический контроль и не нужен. А теперь, больно лаком кусочек. Тотальный контроль над сознанием? Вспомните крысу, которая в безумии нажимает на педаль, чтобы получить удовольствие. А чем человек не крыса?
   Страх - это его союзник, и очень хороший союзник. Человек, постоянно живущий в страхе, будет нажимать на педаль удовольствия, чтобы хоть на время освободиться от страха. А удовольствия, у всех одни, тут выбор не велик. Пожалуйста, в любом магазине и на любом перекрестке. Вот и вся формула власти, другой никто не придумал. А спокойствие рождает неповиновение, потому его допустить никак нельзя. Поэтому, свобода, это только плата за страх. Страх создать тоже несложно. Рванет в одном месте, а уж газетчики обо всем позаботятся сами, только палку перегибать не надо. Газеты в сто крат разнесут страх по миру. Усилят его своими выдумками. Испуганный человек пойдет за теми, кто пообещает хоть какое - то избавление от страха, хоть на время. Даст возможность ощутить себя сильным, и пошлет на войну, чтобы выплеснуть свой страх на других. Освободиться от него и заставить других бояться больше чем, ты сам боишься. Потому что страх живет в тебе, ежедневно и ежесекундно, ешь ты вкусную пищу, или спишь с роскошной женщиной. И то, как теленок, на поводу, все ты сам себе не принадлежишь. "Ты" превращаешься в "мы", и мычишь вместе со всеми.
   Савве это очень понравилось, это был гениальный замысел, хотя в любом случае не оригинальный. А вот исполнение, тут он готов был поспорить. Наверное, и господа большевики радовались, что началась война, и тут они подоспели. Вот пусть на это и поработают господин Коренев и другие. Есть то они хотят.
  
  
  
  
   Неделю они бродили по лесу, тягая эти два чемодана, которые были очень тяжелыми. Федор так и не открыл секрет, что в них. Но стерег их зорко. Даже спать они ложились по очереди, причем в разных местах. Владимиру он выдал еще одну гранату, и коротко наказал:
  -- В плен не сдаваться, имей в иду, подрывайся вместе с чемоданом.
   Им приходилось обходить жилые места и дороги, есть только то, что было в мешке, но Федор делился честно, и за это Владимир его уважал. К концу недели ближе к вечеру, Федор остановился.
  -- Ни чего не чуешь? - спросил он, - вроде бы дымком тянет?
   Действительно, легкий запах дымка тянул из низинки, спрятавшейся в лесной чаще.
  -- Скройся, - приказал он.
   Они зашли в чащу кустарника, присели. Федор раздумывал несколько минут, потом сказал решительно:
  -- Пойду, посмотрю, а ты ложись на чемоданы, гранаты в зубы, если услышишь стрельбу, взрывай, понял.
  -- Понял, - ответил Владимир.
   Федор тихо исчез в лесной чаще, и потянулись томительные минуты ожидания. Была тишина, и Владимиру казалось, что время тянется так медленно, минуты растягиваются, и нет конца этой бесконечной ленте времени. И снова перед ними война, голод в лесу, девочка, падающая с церковной колокольни, школа, работа, все как обычно. И только на одно он никак не мог найти ответ, память отказывала ему, когда он возвращался в детство. Он жил словно с чистого листа, и только мгновения, возвращали его в прошлое, но все было так неясно, так смутно, что все проходило без следа.
   Он так и задремал, не решаясь отходить далеко от чемоданов, он давно сообразил, что в чемоданах немалые ценности, и явно не бумажные, иначе какой смысл нести через фронт, когда их можно просто сжечь?
   Федор появился под утро, так же неожиданно, как и исчез.
  -- Пошли, - сказал он, - нашли вроде бы своих, но молчок, и выразительно посмотрел на пистолет.
  
  
  
   Они жили в небольшом отряде две недели, в относительной безопасности, среди массы вооруженных людей. Отряд сколотился из отставших красноармейцев, бывших служащих советских контор, просто людей, успевших хлебнуть лиха при немцах. Дел было много, и не смотря на секретность, судя по тому, как уважительно бойцы отряда смотрели на Федора, было понятно, что все в курсе того, что они принесли в чемоданах. Владимир постарался отдалиться от Федора, ходил вместе со всеми добывать продовольствие, делал мелкие вылазки. Старался ничем не отличаться от всех остальных бойцов: жил с ними в землянке, ел из одного котелка. Народ попался простой, для которых жизнь и война переплелась в одно бесконечное испытание. И все же из массы бойцов выделялся один, маленький, худенький паренек лет пятнадцати с невыразительным лицом. Он постоянно не расставался с автоматом, ходил вместе со всеми на задания, но бойцы его сторонились.
  -- Почему так? - спросил как - то Владимир соседа, пожилого бойца, с которым вместе вечеряли.
  -- Палач он у нас, - ответил тот просто.
  -- Как палач? - удивился Владимир, - ему годов - то чуть,
  -- А вот потому и палачом заделался, что несмышленыш, ему жизнь чужая, что плевок.
   Продолжать разговор на эту тему он больше не стал, и отвернулся. Потом пояснил:
  -- Племянник он мне, будь он неладен.
   Дело клонилось к осени, пошли первые заморозки, стал понемногу оголяться лес. И тогда местные полицаи стали потихоньку прижимать отряд. И случилось то, чего больше всего боялся командир. Утром они проснулись от дикого грохота разрывов и стрельбы. Отряд взяли в кольцо. Толи от предательства, толи по ротозейству, только кольцо постепенно сжималось, и было понятно, что уйти всем не удастся.
  
   Москва, кофейня на Бронной.
  
   В конце дня Костя и Ник встретились в небольшой кофейне, на Бронной. Это было место для людей, которые не могут позволить себе посещать ночные клубы и дорогие рестораны, и потому здесь было безопасно. Чем могут заинтересовать люди, у которых сотня в кармане, и то проблема?
   Они заказали по чуть - чуть, что - бы не обижать бармена, и удалились в дальний угол. Ник просто не любил сидеть спиной к дверям, он всегда стремился видеть тех, кто входил в помещение, так можно избежать многих неожиданностей в жизни. Народу в кафе почти не было, время вечерних посиделок еще не наступило, хотя вечер чернилами растекся по городским улицам. Напротив, освещенный редкими фонарями, змеились голые ветви небольшого парка, на дорожках которого можно было различить выгуливающих своих домашних питомцев дамочек.
  -- Давай подведем некоторые итоги, Ник, - предложил Костя, - мне сегодня ехать к хозяину, нужно доложить результаты нашего сыска.
  -- Хвастаться особо нечем, конкретики мало, но в общих чертах я могу предположить, - ответил Ник, доставая сигареты.
   Костя поднес зажигалку, хотя сам никогда не курил, считая глупым травить себя за свои же деньги. Но этим он всегда располагал собеседника, вот что значит братство курильщиков.
  -- Картина, по - моему разумению, сложилась такая.
   Ник затянулся сигаретой:
  -- Когда покойного доставили в морг, то некто, обозначим его мистером " Х", сумел дать взятку. Судя по всему, самому шефу, иначе там смелых нет. По документам все чисто, не покопаешься, прокуратуре даже не за что прицепиться, умер от какой - то хрени, типа поел грибков, и случился инфаркт. Но эксперт, то ли был ненадежным, то ли еще как, но через два дня благополучно попадает под машину, возвращаясь с работы. Значит, дело было серьезным. А, скорее всего, письмо, которое получил твой хозяин, не понравилось умельцам. А подтвердить или опровергнуть мог только эксперт, а раз человека нет, то и нет проблемы. Мало ли людей под машины попадают в пьяном виде под машины. Следователь в милиции эту машину нашел, каким образом не знаю, да это и неважно, только машина сгорела при пожаре, вместе с хозяином гаража и его собутыльником.
   Ник замолчал и затянулся сигаретой. Кафе наполнялось посетителями. Молодыми парочками, мужчинами, продолжающими считать себя тоже молодыми и привлекательными, выцветшими женщинами, которым никогда не будет больше тридцати. Каждый из них представлял маленькую песчинку в этом водовороте жизни, как и они с Костей, и что могло зависеть от их усилий? Налетевший ураган сдувает ни одну, миллиарды песчинок, так, что изменится от того, найдут они того, кто свел в могилу человека или нет?
  -- Кто мог сжечь машину, может быть сами?
  -- Все может быть, только одно но, - Ник старался выдержать эффективную паузу.
   - При вскрытии выяснилось, что каждый получил по пуле из пистолета на закуску.
   За столиком повисло молчание. Костя осмысливал то, что услышал от Ника. Получалось совсем плохо.
  -- Это точно, - спросил он.
   Какая- то девица упорно порывалась к ним из - за соседнего стоика. Девица была очень даже ничего, но в программу сегодняшнего вечера не вписывалась, по - крайней мере, для Кости.
  -- Точнее не бывает, - вздохнул Ник.
   Ему девица нравилась, он даже начал прикидывать, чья жилплощадь, из массы его знакомых сегодня может оказаться свободной на ночь.
  -- Знаешь, Костя, я ничего не понимаю в этой истории, нужен мотив. Все остальное понятно. Если это бабки, тогда нет ничего сложного, или бабы, что не реально. За баб машины не жгут, и бомжей в таком количестве не отстреливают.
   Девица поймала его взгляд, Нику представилось, как он залезает к ней в постель, и ему эта мысль очень даже понравилась, в конце концов, все не так плохо, пока есть женщины, мир не погибнет, да и жить в этом мире не так уж плохо. Даже если тебя сжигают, как крысу. Он поднял ладонь в приветственном жесте. Дама улыбнулась.
   " Есть контакт", - удовлетворенно подумал Ник.
   Вечер обещал быть насыщенным во всех отношениях.
  -- Мотив есть, но ты в него не поверишь, - ответил Костя, он тоже посмотрел на девицу.
   Ничего, конечно, не плохо, но хотелось бы лучше. " Это уже дело к старости, - подумалось ему, - разборчивостью прикрываю нежелание".
  -- Давай, завтра увидимся, тогда и мотив обсудим, - он достал бумажник, отсчитал деньги.
  -- Сильно не увлекайся, Отелло хреново, - и, пожав Нику руку на прощание, пошел на выход.
   Девица, уловив, что Ник остается один, поднялась и пошла к столику Ника, расплываясь в чудной улыбке. Она действительно была хороша, невысокая блондинка, ладно сложенная, с белым цветом кожи, еще не сожженным косметикой, она привлекала своей настойчивой непосредственностью, которую Ник так ценил в женщинах. Ник сразу забыл все тонкости разговора с Костей, жизнь забила ключом, а что ему еще надо?
  
  
  
   Романов приехал в этот южный город, остановился в гостинице, и лег спать. Теперь главное, не гнать волну, не спешить, кому нужно, тот сам его найдет. Весточку он уже послал, пусть готовят свою часть встречи. Плохо, если из своей конторы кто - ни будь случайно, пронюхает. Что делать, одна из заповедей, которую он четко усвоил, чекист - всегда в тылу врага. Тут рецептов готовых нет, но пока он ничего не заметил. Духота стояла неимоверная, через открытое окно в комнату проникал горячий азиатский воздух, звуки проходящих где- то в стороне машин. Полковник спал долго, он считал, что все важные разговоры нужно вести на свежую голову. Проснулся, когда за окном уже порядком стемнело, и в комнате царил полумрак. Он не стал сразу вскакивать с постели, а просто лежал, прикрыв голое тело белой простыней, ощущая липкое от пота тело. Слух не улавливал никаких звуков, кроме легкого шуршания занавески. Вот сколько времени, он пытается уловить эту связь между событиями здесь, на юге с тем, что происходит в столице, и все больше ужасается разверзшейся перед ним пропасти. Неожиданно для себя он обнаружил, что картины сопротивления натиску с юга просто не существует, что все наезды на лиц "кавказской национальности", о которой так кричат в прессе, исходит от самих этих лиц, от тех, кто делает бизнес в Москве. Как и сама война, то затухающая, то вдруг разгорающаяся с новой силой, оплачивается из тех самых денег, которые зарабатываются на этом деле. И остановить эту колесницу невозможно, все так переплелось, и причина тому кроется в самой системе государственного устройства. Каждый хочет получить с России, некий мифический долг. Словно блудный сын, явившийся к своим родителям, он пытается получить от своей родительницы все, что можно, постоянно напоминая ей о том, что она виновата в его несчастьях. И в тоже время, он с ужасом думает, что будет, если родительница выгонит его из дома. И наглеет с каждым днем, пытаясь урвать все, что осталось ценного в ее доме, выдумывая все новые и новые обиды.
   В дверь постучались. Он посмотрел на часы, что ж пора! Он встал, не торопясь, оделся. И только тогда открыл дверь.
   За дверью стоял человек, очень красивой внешности, с умным, располагающим к себе лицом в форме капитана милиции.
   - Проходите, - сказал Романов вместо приветствия, и отошел от двери, пропуская в номер гостя.
   Кто бы это ни был, не беседовать же с ним в коридоре. Невежливо держать человека в коридоре. Капитан вошел, представился Русланом, и молча протянул полковнику небольшой лист бумаги. Полковник внимательно прочитал. Достал зажигалку, и поджег, бросив бумагу в пепельницу. Капитан улыбнулся, и вопросительно взглянул на Романова. Тот взял ключи со стола, и коротко бросил:
  -- Ну, что же Руслан, веди, показывай дорогу, едем.
   Они оба вышли из комнаты.
  
   Алексей проводил Сатарова с Наташей только к вечеру. Они спали до обеда, потом прогулялись по лесу, по тем тропинкам, которые Иван старательно было, очистил от снега. Но ночью налетел снежный буран, и вся работа, проделанная накануне, пошла насмарку. Поутру, когда в доме еще все встали, Володя проснулся, и, увидев падающие за окном хлопья снега, обрадовался. Это обещало ему работу, которую он мог сделать с удовольствием. Он, стараясь, не шуметь, оделся, поглядел, как, положив ладонь, под щеку, спал на соседней кровати Ванюша и вышел из комнаты. Взяв лопату, он вышел на воздух. Было совсем темно и тихо, сутолока далекого города, долетающая сюда звуками поездов и автомобилей, еще была неслышна. Он дышал свежим воздухом, стараясь не пропустить ощущения свежести утра, и начал грести лопатой мягкий, пушистый снег.
   Вчерашнее ощущение женщины не покидало его. Он понял. Что просто жить мало, жить дается для чувства, а этого он себе запретил, после того, как потерял Наташу. Он иногда видел ее во сне, но не мог решиться назначить себе встречу с ней. Да и не знал, а точнее боялся ее найти. Его положение, в котором он находился, не давало ему ощущения той уверенности и силы. Постепенно светало, очертания еловых лап становились все яснее, и снег, сдуваемый порывом ветра, сыпался на его плечи.
   Он не заметил, как на дорожке появилась Наташа. Ей тоже не спалось по какой - то неясной для нее причине. Ей нечего было сказать себе, она прекрасно провела вечер и ночь, в этом празднике тела почему - то присутствовала некая фальшь, словно среди слаженной игры оркестра, появился звук, грубо нарушающий божественную гармонию. Она вылезла из - под одеяла. Сатаров спал сном младенца. И было видно, что он из породы тех мужчин, которые привыкли брать полной горстью, и в их понимании, обладание есть высший смысл человеческого существования. Такие живут долго и достигают в этой жизни много, сами, создавая эту жизнь. Использовав странную привилегию, которую государство дает своим верным сатрапам, успокоившись на элитарном кладбище, они служат лишь наглядным примером очередного человеческого заблуждения и лицемерия человеческого существования.
   Ей не захотелось оставаться в этой душной комнате, хотелось выйти на воздух, выдохнуть из себя остатки сна. Стараясь не шуметь, она торопливо надела на себя то, что подвернулась под руку, и темными коридорами вышла на улицу, утопая в снежной пелене. Ее поразил контраст между атмосферой дома, и свежестью утра. На дорожке она видела человека, сноровисто убирающего снег, и, вглядевшись, признала в нем того парня, который вчера покраснел, словно школьник, увидев ее голую грудь. Вряд ли кто из ее знакомых мужчин, окружающих ее, были способны на такое, включая, и ее Андрея, за внешней скромностью которого проглядывался холодный расчет молодого дельца.
   Ей захотелось пройти по тропинке, только что расчищенной от снега. Услышав шаги, Алексей повернулся, и, увидев идущую по дорожке женщину, замер. Она подошла, поздоровалась, он ответил ей тем, без тени подобострастия, свойственной слабым натурам. Наташа внимательно посмотрела на Володю:
  -- Какое чудное утро, - произнесла она, - я давно не вставала в такую рань.
  -- Нам повезло, - ответил Володя.
   Володя чувствовал к ней расположение, ему нравилось, что она видит в нем, прежде всего мужчину, и он интересен ей.
   " Он совсем недурен, хотя конечно, провинциал. В нем есть чувство собственного достоинства, которое не зависит от денег", - думала она, и чуть, помедлив, попросила.
  -- Разрешите, я поработаю вместе с вами, никогда не занималась таким делом.
   Он, ни слова не говоря, протянул ей лопату, которой управлялся со снегом, ощущая под сердцем легкий холодок. Очередной порыв ветра качнул ветви высокой ели, осыпав их снежной пудрой.
  
  
   На шоссе было пустынно, лишь изредка фары встречных машин, прорезали темноту ночи. Выставленные посты охраны на дороге словно заснули, никто ни разу не остановил их автомобиль для проверки. Было понятно, что дорога живет особой, только ей понятной жизнью, и подчиняется совсем иным законам. Капитан молчал, а полковник тоже не пытался завязать беседу, да и о чем они могут говорить, совершенно чужие, незнакомые люди? Ехать пришлось довольно долго, прежде чем впереди стали заметны огни, в которых угадывалось большое скопление жилых домов. Тут их остановил патруль. Люди, одетые в камуфляжную форму, с автоматами в руках, спокойно подошли к машине, и капитан что - то сказал им на своем языке, чуть приспустив оконное стекло. Видимо старший из них. Махнул рукой, и они поехали дальше, втиснувшись в ночные улицы спящего поселка. Некоторое время они петляли по улицам, проехали мимо минарета, а затем остановились возле добротных металлических ворот, вписавшихся в средину кирпичного забора, за которым среди зелени деревьев угадывался жилой дом. Они постояли некоторое время, в полной тишине, затем ворота сами собой отворились, и капитан, вновь включив мотор, заехал во двор.
  -- Пойдемте, - сказал он Романову, и стал выходить из салона.
   Полковник повиновался, понимая, что достиг цели своего путешествия. Через несколько минут, он встретит своего институтского товарища, а теперь активного руководителя движения сопротивления, как любят себя называть эти люди.
   Капитан провел его в дом, никто не встретился им на пути, хотя было понятно. Что следят за каждым их движением. Таковы правила игры, где самая большая ставка, это жизнь, и ставка эта разыгрывается каждую минуту. Они едва вступили в небольшую прихожую, как навстречу им из глубины дома вышел бородатый, невысокий человек, и распахнул объятия. Мужчины обнялись, и несколько мгновений в комнате воцарилась тишина.
  -- Ты, жив, бродяга, - растроганно повторял хозяин, обнимая гостя.
   Он говорил с совсем небольшим акцентом, который выдавал в нем горца, прожившего много лет где - ни будь в Москве или Ленинграде.
  -- Столько лет мы с тобой не виделись, уже и не сосчитать!
   Хозяин повел гостя за собой в дом, и усадил в кресло, а сам сел напротив. Их разделял только стол, на котором были расставлены фрукты, стояло домашнее вино, и лежал кусочки шашлыка. Шампуры бдительная охрана видимо, убрала. Несколько минут они молчали, разглядывая друг друга, потом хозяин сказал:
  -- А помнишь, Ваня, как в студентах, сколько мы пили, когда нам из дома приходили посылки, давай как тогда?
  -- Давай, - согласился полковник.
   Он хорошо помнил, как в голодном студенчестве, он сын нищих родителей из Рязани, дружил с Шамилем, разбитным кавказцем, которому родители присылали из дому вино и фрукты. Тогда в их комнате начинался загул. Продолжавшийся несколько дней праздник, собирал всех знакомых и незнакомых, без всякого различия пола и нации, главной фишкой которого, был фокус, которым гордился весь юридический факультет. Когда градус веселья поднимался очень высоко, славящаяся своим огромным бюстом Роза, скидывала кофту, и взорам восхищенной публики представлялась огромная налитая грудь. На нее, затаив дыхание, коллеги ставили несколько рюмок вина, все время увеличивай рекорд. А затем комната взрывалась криками восхищения, и гости, первый раз видевшие этот смертельный номер, как правило, дети гор, падали в обморок, и просили на бис повторить номер. Между прочим, Роза сделала неплохую карьеру по юридической части, но давно уже не повторяла свой номер, хотя и сохранила свои формы.
   Вечер воспоминаний не мог длиться долго.
  -- Рассказывай, что у тебя за дело? - спросил Шамиль.
   В нем появилась эта деловая хватка, человека, привыкшего решать вопросы жестко, без сантиментов.
  -- Вопрос очень простой, ты вполне сможешь на него ответить.
   Полковник отставил бокал:
  -- Что хочет " Конвергенция"? Что им нужно?
  -- Многое, им нужно очень много.
   Шамиль говорил спокойно, словно школьник отвечал заученный урок.
  -- Согласись, война на Кавказе, да и везде на Востоке, стала войной коммерческой, хотя первоначально была войной против старой идеологии. Сейчас здесь воюют за деньги. У кого денег больше, тот и победит. А у вас хватит денег, чтобы победить? И нужна ли она вам, эта победа? А?
   Он не стал дожидаться ответа, продолжил:
  -- Эта корпорация, о которой ты говоришь, имеет очень простой план. Русским - русское, Кавказу - кавказское. Мы отпускаем Россию туда, куда она столько времени стремилась. Ведь никто же не претендует на русский север, места там достаточно, вот Россия пусть образует свое государство, и становится частью Европы, а все остальное отходит мусульманам. Мы же не звери, то население, которое останется, будет жить с нами в мире и согласии. Это лучше, чем с китайцами, мы к вам привыкли, а вы к нам. Да и кровь обновится. А вера, это дело выбора, согласись, ваша вера мало годится для нынешних реалий.
  -- И как это будет выглядеть?
  -- Вопрос этот обсуждался так. Америка плюс Европа, куда входит Россия, мусульманский халифат, и азиатский пояс. Вот и весь расклад. А русские пусть отдохнут, не все же им воевать за чужое. Вам Европа принесла столько за сто лет, сколько азиаты и за тысячу не смогут, чего уж тут выбирать
  -- Насколько это реально, - поставил вопрос полковник.
  -- Как земля и небо, об этом уже давно договорились ваши друзья, да и ваши вожди тоже такого же мнения. Дело времени, ну скажем ближайших пяти лет. Вы же сами даете прогноз, что через тридцать лет, ваше население сократится на треть. Так, что мы с тобой еще можем дожить, - заключил он, улыбаясь.
  -- С тобой трудно спорить, но кремлевцы будут против такого плана, терять такую власть, кто же захочет.
  -- Там сидят разные люди, многие понимают это не хуже нас, и деньги в корпорации идут частью из России. Всем хочется жить спокойно на своих капиталах. Да и нефть скоро кончится, жили русские тысячу лет без нефти, неплохо жили, и еще поживут, не сомневайся.
  -- Ответь на последний вопрос, если это реальность, что нужно ждать в самое ближайшее время?
   Шамиль замолчал, он и так сказал много того, что совсем не входило в его планы. Но старому другу он отказать не мог.
  -- Пусть Президент ждет абсолютного покушения, - добавил он.
   И стал разливать вино по бокалам:
  -- В самое ближайшее время! - добавил он, - я его уважаю, он нормальный мужик, с ним можно иметь дело.
   Полковник понял, что разговор на этом закончен. Он тоже потянулся за бокалом.
  
  
   Проводив гостей, Алексей прошел в кабинет, где еще недавно хозяйничал отец, поднял трубку телефона, и вызвонил Константина. Ему нужно было свести все в нечто единое целое, чтобы решить, что делать дальше. В ожидании друга, он принялся перебирать бумаги отца, пытаясь понять, что занимало ум отца в последнее время. Он смутно представлял, что профиль предприятия, которое возглавлял отец, да он никогда и не распространялся на эту тему, да и Алексею, занятому своими делами, в тот момент это было совсем не интересно. И все - таки он понимал, что смерть отца, в какой - то степени связано с его работой. Но в какой? Нужен мотив, только мотив может дать толчок реальному пониманию того, что произошло. Он мало верил в случайности, и надеялся, что отец должен был оставить знак, метку, обозначавшую направление поисков. Как всякий человек, долго работающий в системе, он должен был чувствовать опасность, подобно старому псу, предугадывающему наступление смерти. Но ничего найти он не мог, да и надеяться на это было легкомысленно.
   Вскоре прибыл Костя, и они уединились, пытаясь ответить на массу возникших вопросов. Костя был краток. Из его слов, следовало, что есть все основания считать, что смерть Ивана Николаевича не была естественной, но нет ответа на два вопроса. Это кому он помешал, и как это было осуществлено. А без этого, говорить что - либо конкретное невозможно.
  -- Знаешь, - предположил Константин, - есть два момента, которые нужно принять за рабочую гипотезу. Они лежат на поверхности, их нужно просто подтвердить или опровергнуть.
  -- И что же? - спросил Алексей.
  -- Знал ли кто - ни будь из корпорации о том, что со смертью Ивана Николаевича не все гладко? И не был ли кто соучастником всего этого? Это мы реально можем. Все остальное, за гранью наших возможностей.
   Алексей вместо ответа, подошел к столу, достал бумагу, полученную от начальника охраны, и протянул ее Косте.
  -- Вот это лежало у отца на столе в день смерти, я просто не хочу светиться, поскольку меня легко вычислить, а ты сможешь замести следы. И потом, отец никогда бы не позволил, оставить остывать свое кофе.
  -- Ты хочешь сказать, что секретарь занесла кофе после смерти.
  -- Не знаю, надо сравнить время, а эксперта нет в живых, хотя секретарь, точно что - то не договаривает.
  -- Хорошо, я займусь всем этим, - сказал Костя.
  -- А я, завтра лечу в Лондон, иногда малое лучше рассмотреть издалека, при большом увеличении видится лучше.
   Проводив Константина, он спустился вниз, прошелся по дому и, встретив Володю, попросил прогуляться с ним по территории дачи. Он показал ему все строения, все укромные уголки, и в завершении сказал:
  -- Я не знаю почему, но я тебе доверяю. Не хочу знать, кем ты был до нашей встрече, я думаю, что кое - что ты понял в этой жизни. Мне нужно уехать, и случиться может всякое. Я все оставляю на тебя. Я дам тебе телефон, запомни его на память. Это для всяких экстренных случаев, когда есть реальная опасность, которая касается меня или этого дома. Такое может случиться, тогда ты со мной связывайся по этому телефону, а так по обычному. Идет?
   Он протянул руку, и Володя пожал крепкую мужскую ладонь.
  
  
  
   Новую знакомую Ника звали Регина, и как она добавила при знакомстве: " Реактивная", что полностью соответствовало ее темпераменту. Они провели неплохой вечер в кафе, за разговорами, которые почему - то в основном вела Регина. Из этих разговоров, Ник почерпнул массу полезного, о чем он, конечно, догадывался, но как - то вяло. Но странно было то, что они его совсем не утомили. В ней был тот шарм, присущий тем женщинам, которые умеют понимать мужчину, и совсем не замечать его слабостей. Ник с улыбкой наблюдал за движением ее губ, когда она выплескивала слова, за движением пальцев рук, в которых угадывалась нежность, и естественность, свойственная женщинам, с чувственным характером. Они заказали вина, потом чего - то еще, и, в конце концов, он набрался храбрости и пригласил к себе, правда, туго соображая, где же будет сегодня это свое. Регина согласилась, нисколько не ломаясь, она вполне была согласна провести романтический вечер в более тесной обстановке, и ее глаза зажглись бесовским огнем, что окончательно придало храбрости Нику. Он попросил обождать несколько минут, отлучившись по малой надобности, и зайдя в кабину, немедленно достал телефон. На том конце ответили сразу женским голосом, и он, в одной руке держа у уха телефон, а другой пытался справиться с неподатливой молнией на джинсах, долго и унизительно просил оказать помощь в виде ключа от дачного домика на неопределенное время, возможно только на ночь. Женским голосом его обозвали свиньей, причем с неудобно произносимым определением. Но, все же выразив сомнение, в его умственных и мужских способностях, его бывшая супруга, Марина, сообщила тайну местонахождения ключа и прочего, что необходимо, чтобы не превратиться в лед за ночь, ему и его подзаборной твари. Обрадованный такому успеху, Ник, как истинный джентльмен, поблагодарил даму, за что получил массу новых определений своей личности, и отключил телефон. Еще через пять минут, они с Региной сидели в такси, и мчались на восток столицы, сторону Кратово, где располагалась доставшаяся от дедушки - чекиста дача, образца пятидесятого года. Уже подъезжая к дачному поселку, Ник с удивлением обнаружил, что "реактивная" Регина тихонько посапывает у него на плече. Словно они знакомы ни какие - то считанные часы, а настолько давно, что она самым бессовестным образом, по семейному устроилась у него на плече, полностью игнорируя его душевные устремления. И, тем не менее, ее непосредственность нисколько не обидела Ника. Все это напомнило ему что - то из его детства, первых робких ухаживаний, когда за всем этим чудилась тайна, и было приятно, что еще есть те, кто хочет довериться тебе, для кого ты значишь хоть что - то в этой жизни.
   Они остановились у дачи, пожилой шофер, решив, что Регина, жена Ника, помог выйти ей, сонной из салона машины. А она, все еще находясь в состоянии сонного оцепенения, оглядывала, непонимающим взглядом огромный серый бревенчатый дом, старый деревья, крыльцо, с которого дедушка - дедушка чекист стрелял из духового ружья ворон, и самым позорным образом, промахивался. Наконец, они вошли в дом, в котором было холодно, и слегка попахивало мышами, но в целом, Регина осталась довольной обстановкой старого дома, с его прочной штучной мебелью, огромным камином в углу, в котором, Ник шустро развел дрова. Огромной люстрой, свисающей с потолка, мебелью, сплетенной из прутьев, похожей на ту, на которой любили изображать сидящими вождей где - ни будь в дачной обстановке. Немного погодя, из камина потянуло теплом, огонь в камине набирал силу, а сама, Регина. Сбросив остатки сна, она принялась накрывать на стол ужин, распотрошив огромный пакет, полный еды, захваченный в придорожном магазине. В огромной комнате горела огромная люстра, за окном чернела ночь, горел камин, молодая женщина накрывала стол. Ник опустился в стоявшее у камина кресло. Он понял, что погиб.
   Атака началась ближе к обеду. Как врагу удалось пройти через кордоны, не понял толком никто. Только автоматная стрельба разорвала тишину леса, обрывая еловые ветки, наполняя воздух запахом сгоревшего пороха. Партизанский отряд, это не солдаты, началась беспорядочная беготня. Люди собрались здесь, чтобы чувствовать себя в некоторой безопасности. И, мало думали, что придется стрелять, а может быть и жертвовать жизнью. Командиры пытались навести порядок, но это удавалось немногим. Большинство были заняты тем, что искали пути спасения, которое могла дать лесная чаща. Стрельба то разгоралась, то умолкала, однако Федор сразу оценил обстановку. Он жил в отдельной землянке и никого к себе не подпускал, всегда был настороже. С первыми выстрелами, он заложил дверь, и стал заряжать автомат, пытаясь сквозь окно найти Владимира. Наконец, ему это удалось, тот бежал с винтовкой, и услышал отчаянный призыв Федора:
  -- Путин, а ну давай бегом, ко мне!
   Владимир подбежал, тяжело дыша, весь захваченный азартом боя.
  -- Хватай чемодан, и бегом за мной, продали нас, не иначе меня ищут.
   Это походило на правду, слишком неожиданно началось наступление врага, и действовали они уж очень нежно. Они подхватили чемоданы, выскочили из землянки, навстречу бежал мужик с автоматом. Федор раздумывать не стал, короткой очередью уложил бегущего, и хоронясь, они стали уходить в лесную чащу, подальше от опасного места.
   Но было не разбежаться, партизанская стоянка была взята в кольцо, стрельба слышалась повсюду. Однако немецких голосов слышно не было, видимо старалась полиция, а потому прекрасно понимавшие, как нужно воевать со своими. Во время перебежки, они скатились в небольшую лощинку, здесь рядом с убитым мужиком в телогрейке, лежал и отстреливался тот самый парнишка, которого называли палачом.
  -- Ну, что ты палишь в белый свет, как в копеечку, - сказал Федор, выглядывая из кустов, - прицельно стреляй.
   Но противник стрелял так густо, что поднять голову было опасно, видимо там надеялись, что начнут разбегаться лесные люди. А их перестрелять труда не составит.
  -- Значит, так мужики, - сказал Федор, - по моей команде бежим вон за ту елку, вы, спереди, я за вами, с чемоданами, если до нее добежим, то уйдем.
  -- Не побегу я, что я заяц, - зло сказал парень, - лучше тут сдохну.
  -- Я тебя сам застрелю, понял, ты теперь от меня никуда.
   Федор говорил так веско, что было понятно, лучше не спорить.
  -- Раз, два, три, - скомандовал Федор.
   Владимир по команде выскочил вместе с остальными из лощинки, и побежал, стреляя перед собой из винтовки. Рядом, отчаянно матерясь, стрелял пацан, а за ними, молча, держа оба чемодана в руках, торопился Федор.
  -- Только бы добежать, - думал Владимир, - только бы добежать!
   Хотелось закрыть глаза, было невыносимо думать, что сейчас, в следующую секунду, пуля уронит тебя наземь, и ты захлебнешься в предсмертном крике, царапая зеленую траву.
   Они бежали долго, что казалось, прошла целая вечность, ветви нещадно хлестали по лицу. Пот заливал глаза, думалось, еще минута, и сердце не выдержит такого напряжения, выскочит из груди, и рассыплется на мелкие осколки.
  -- Ложись! - прохрипел, наконец, Федор, - падай, говорю!
   Они разом упали на влажную траву, почти без сознания, катались по земле, пытаясь успокоить разбушевавшееся сердце. Шум боя остался позади, он был слышен, но здесь было тихо, и даже птицы беззаботно пели. Они жили своей, только им понятной жизнью, и их совсем не волновали людские заботы.
  
   Отлежавшись в кустах, ближе к вечеру, все трое двинулись в путь. Бой застал всех в врасплох, вещи все оставили в лагере, потому нужно было добывать какое - никакое пропитание. Ночью оставаться в лесу было тоже опасно, можно было простудиться. А тогда верная смерть, без всякой вражеской пули. Да и куда двигаться, звуков фронта не слышно, только звуки ночных бомбардировщиков как - то определяли направление. Им повезло и уже затемно набрели на деревеньку, а точнее стоящий на отшибе доме. Он был совсем неказистый, изба, сарай, несколько развалившихся построек, все в запустении. Сначала подумали, никто не живет, пустая усадьба, но потом присмотрелись. Вышла женщина, потом выбежал мальчонка, раз так, приют найти можно.
  -- Ты, вот, что, - обращаясь к парню, приказал Федор, - остаешься здесь вместе с Владимиром, я на разведку сам пойду, постараюсь скоро вернуться, если что, выручайте.
   Он действительно вернулся скоро, принес кусок хлеба, отдал своим товарищам, и рассказал о том, что предстоит делать дальше.
  -- Ночевать в доме будем по очереди, один будет караулить здесь. Тебя как звать? - спохватился Федор.
  -- Сашек, - однозначно ответил тот.
   Он был неразговорчив, некое превосходство сквозило во всех его повадках, говорил он совсем мало.
  -- Пойдем Сашек, потом сменишь Владимира.
   Они быстро удалились, оставив его одного. Чтобы согреться, он наломал еловых веток, сделал, что - то похожее на шалаш, однако это согревало мало, приходилось все время двигаться. Спас приход Сашка, он пришел в телогрейке, добытой у хозяйки, и отпустил Владимира.
  -- Иди, поспи, - наказал он, - там, на сеновале тепло.
   У дверей дома его встретил Федор.
  -- Поднимись на сеновал, там и спи, какая - никакая, а все же охрана. Я разбужу, когда подойдет смена.
   Путин был рад и этому. Поднявшись на сеновал по хлипкой лестнице, он зарылся в сено, вскоре забылся тяжелым тревожным солдатским сном.
   Проснулся он от голоса Федора:
  -- Вставай, где ты?
   Он говорил тревожно и нетерпеливо.
  -- Вставай, беда!
  -- Что такое? - спросил Владимир, протирая глаза, отряхивая сено.
   Время было под утро, почти рассветало, уже прояснились очертания избы и деревьев. От холода его бил утренний озноб.
  -- Да, тут дело такое, пока мы спали, хозяйка сына, было отправила, полицаев предупредить, что мы тут. Да Сашек, молодец, не спал, перехватил. Уходить теперь надо.
   Он спустился быстро во двор, где у стены стояла совсем еще не старая женщина, в повязанном платке, босая, рядом мальчонка, белобрысый, с расхристанным чубом. На руках женщина держала сверток, в котором безмятежно спал ребенок. Напротив них, с автоматом у плеча стоял Сашек, с каменным лицом, и невидящими глазами смотрел на женщину и ее детей.
   У Путина защемило сердце. Волна крови прилила к сердцу, он остановился, словно окаменел.
  -- Вот, смотри, что ты наделала, - спросил Федор женщину, - каково теперь?
   Женщина, лишь крепче прижимала к себе сверток, казалось, она убаюкивала свое дитя, она словно не видела этих вооруженных людей, направленный на нее ствол автомата.
  -- Молчишь, - заскрежетал зубами Сашек, - сейчас ты у меня запоешь.
   Хлопнул выстрел, и мальчишка, прижимавшийся к матери, упал к ее ногам.
   Все замерли, ожидая, что произойдет дальше. Еще секунда, и автоматная очередь переломила женщину, упавшую к ногам мужчин.
  -- Ты, что, тебе кто позволил? - ринулся на Сашка Федор, - детей - то зачем?
  -- Все равно сдохнут, - отрезал Сашек, убирая автомат, эка невидаль!
   Владимир, обессилев, опустился на колени, в память хлынули картины прошлого: тесный подвал, тусклая лампочка под самым потолком, грохот выстрелов, жалящих в самое сердце.
   И этот полный животной тоски, прощальный взгляд царицы - матери...
  
  
  
  
   Пол завел правило, что всю почту, приходящую на его имя, он должен вскрывать и читать сам. Дело было не в том, что писали ему корреспонденты, а в неком ритуале, который помогал ему ощутить энергию того, кто писал ему письмо. Если человек хотел быть услышанным, то Пол не мог отказать ему в этом. И он добросовестно перечитывал все, что приходило на его имя, стараясь угадать те мотивы, которые двигали человеком, пытающимся достучаться до него. Он не сразу обратил внимание на этот конверт, который если и выделялся чем - то из массы других, ему подобных, то тем, что на нем не было обратного адреса. Пол не любил такие письма, не без основания опасаясь какой - либо провокации, но, поколебавшись, взял нож, и взрезал конверт. В нем лежало несколько листов бумаги, похожих либо на отчет, либо на канцелярский текст. Никакого пояснения, что это за бумаги приложено не было, и Пол хотел отложить конверт на потом, но в глаза бросилось, стоящий в углу гриф: "Секретно". А в центре, он прочитал только одно слово, выведенное достаточно жирным шрифтом: " Крепость". Похоже, что это был текст некоего документа, читать который он права не имел, однако любопытство взяло верх. Действительно, это были выдержки многостраничного документа, в котором излагался некий план. И Пол начал читать.
   " экономика западного типа, не дает России шанса догнать Запад, и ведет Россию к исчезновению как государства и нации";
   "еще более маловероятен вариант, при котором, мы сможем достичь тех темпов развития, которые присущи Китаю. В ближайшие годы КНР превратится в реального политического и технологического соперника России в азиатском регионе";
   " темпы роста российской экономики не соответствуют вызовам времени";
   " угроза горячей войны, на уровне новых технологических возможностей, непосильная задача для экономики России, достичь сверхтемпов принципиально невозможно";
   Пол на секунду оторвался от текста, все это не представляло особого интереса. Но настораживал гриф в углу документа.
  -- Что же, прочтем дальше, - решил Пол.
   " чтобы выстоять и сохранить себя, нужно не только изменить экономическую политику, но и коренным образом изменить постулаты идеологии";
   "в основу экономики должны лечь принципы создания либеральной самодостаточной экономики, которая сводит к минимуму внешние контакты, и предполагает самые широкие возможности для внутреннего рынка, на основе его полной дебюрократизации";
   Он с трудом продирался сквозь непонятные сложные слова, пытаясь уловить их внутренне содержание.
   " идеология должна включать в себя необходимые формы пиара, самые передовые методы политтехнологии, для выработки установок, доказывающих превосходство выбранного пути, не исключая иных форм государственного принуждения";
   " внешняя политика должна строиться на основах изоляционизма, и полном отказе от участия в каких - либо международных организациях";
   "это программа, рассчитанная на десятилетия ..."
   "для ее реализации необходимо уничтожение олигархии как класса, а также изменение стиля и методов руководства государством, без оглядки на юридические и конституционные основы";
   Последнее было совсем интересно. Что значит, изменение стиля и методов руководства государством, без оглядки на юридические и конституционные основы? Для России это означает только одно, очередной заговор.
   Однако больше ничего, что могло пролить свет на происхождение полученных бумаг, в конверте не было.
   Пол свернул бумаги, положил их обратно в конверт, спрятал в папку. Все это требовало долгого раздумья. Если этот документ носит официальный характер, то носить его опасно, с другой стороны, мало кто из тех, кого этот документ касается, заинтересован в его огласке. Следовательно, у него есть шанс, и шанс немалый, повлиять на ход истории. А такое случается раз в сто лет. Только, не провокация ли все это? Или кто - то, зная его родословную, про его проект о русских нуворишах, предлагает ему сделать новый шаг, учитывая, его русские корни, и это все вовсе не для печати, а для того чтобы он подумал, и принял сторону авторов этого документа?
   Солнце уже заглядывало в окна первого этажа, когда Ник открыл глаза, проснувшись в ощущении полного счастья, которое доступно мужчине его возраста. Они так и уснули здесь, на огромном кожаном диване, о котором в доме ходило масса легенд. Диван действительно был старым, и, похоже, ни одно поколение испытывало диван на прочность в любовном экстазе. Но диван все выдержал, и снисходительно хранил тайны любви, справедливо считая, что и Ник тоже должен был оставить по традиции свой след на его огромном ложе.
   "Реактивная" знакомая спала рядом, и в ее позе было что - то естественно детское, словно даже любовь для нее с малознакомым мужчиной была не смертным грехом, за которым должна последовать божья кара, а совсем маленькая шалость. За которую она заслуживала небольшого шлепка по мягкому месту и назидания, впредь подобного не допускать. Стараясь быть осторожным и не разбудить ее, Ник вылез из - под одеяла, и, ощущая голым телом легкую прохладу, стал ковырять в камине, пытаясь найти угли. В конце концов, ему удалось снова разжечь костер, он пошел в ванную, привести себя в порядок. Дача была подключена у отоплению, и потому ему удалось умыться без особого труда. Вытирая полотенцем лицо, он посмотрел на себя в зеркало. Не Аполлон, конечно, но вполне неплохо сложен и тут он поймал себя на мысли: " для такой женщины".
   Это так поразило его, что он быстро одевшись, вышел на улицу, пытаясь разобраться с нахлынувшими на него чувствами. Он давно прошел школу любви, но всякий раз это заканчивалось ничем, не оставляя ничего, кроме некоторого ощущения превосходства. Сегодня, он понял, что может приручить ее, сделать своей по своему желанию такой, о которой мечталось, и виделось в редких снах.
   Холодный воздух бередил ноздри, пара белок самозабвенно прыгала с ветки на ветку, играя в свои, только им понятные игры. Он вспомнил, как дед, проживший здесь долгое время безвыездно, всегда радовался как малый ребенок, наблюдая беличьи забавы. Для него, пережившего немало в своей жизни, это было высшим наслаждением.
   За спиной хлопнула дверь, и на пороге показалась Регина. Она еще дышала сном, и это делало ее еще больше привлекательной. Он повернулся и протянул ей навстречу свои руки. Жизнь завертелась снова.
  
  
  
   Савва как бы случайно, прошел в конец зала, где он давно заприметил шапочного знакомого, журналиста Коренева, с некоторых пор отставленного от дел. В свое время он поставил не на ту лошадь, лошадь оказалась загнанной в стойло, а Коренев получил два года условного срока и кучу проблем, что плохо сказывалось на его финансовом самочувствии. Поэтому, он действительно был рад, что на него обратили внимание. Они обнялись, излишне горячо для их знакомства, но Савва, сделал вид, что не заметил такой фамильярности.
  -- Давайте присядем, - на правах старшего пригласил он журналиста.
  -- С великим удовольствием, - согласился он, зная по опыту, Савва не будет тратить время по пустякам.
  -- У меня к вам небольшое предложение, - взял Савва быка за рога, когда они устроились за столиком в глубине зала.
   Прием был в самом разгаре, и никому до них не было особенно дела, каждый был занят своими делами. Коренев навострил уши, однако делал вид, что рассеян, и что ему больше доставляет наблюдать за девицами, чем вести разговор о делах.
  -- Вы не могли бы заняться нашим проектом и возглавить некий информационный центр, который бы решал наши проблемы.
   Рассеянность у журналиста сразу улетучилась, и он оживился:
  -- И что я должен буду создать, какие параметры нашего продукта?
   Он был несколько нагловат, но Савва решил не заметить этого.
  -- Я не прошу черного кобеля отмыть до бела, требуется самая малость, вписаться в программу государственного пиара, с некоторыми поправками, о которых мы всегда сможем договориться.
  -- То, что нужно вписаться, это не вопрос, а в чем заключается нюанс?
   Подошел официант, поставил принесенные тарелки со снедью, пару бокалов, и, только дождавшись, когда он отойдет прочь, Савва продолжил:
  -- Попробуйте продать Кавказ иначе, чем сейчас, как и все, что сейчас делается в государстве.
  -- И что, конкретно должно быть включено в программу?
  -- Коммерческая война - это, согласитесь со мной, скучно, да и не для нашего человека. Сколько бы мы не пыжились, жить как на Западе или в Штатах мы не сможем. Никогда! Поэтому нужен иной продукт, с иными потребительскими свойствами, который можно было бы выгодно продать на внутреннем рынке.
   Коренев разлил вино по бокалам, они чокнулись, пригубили. Зал был наполнен жующими людьми, собранными сюда по какому - то малозначительному поводу городской мэрией. Впереди, возле стола, за которым сидели устроители этого действа, было шумно, а здесь в глубине, более спокойно, и можно было поговорить.
  -- И как вам это видится?
  -- По принципу, герои есть везде. Смотрите, ведь если дерутся два брата, то они понимают, что узы родства крепче их. Да, кто - то пытается. Чтобы один брат уничтожил другого, естественно, они долбят друг друга от всей души, но при этом проявляют чудеса отваги и храбрости, что подчеркивает мужество наших ребят. Они должны быть готовы к прощению, поскольку тот, кто простил, еще никогда не пожалел об этом. А тот, кто мстит, может неоднократно об этом покаяться.
  -- Это что, типа, пришли молодцы, не зная куда, не зная зачем, все вокруг покрошили, перебили, а теперь сидят на завалинке мировую пьют?
  -- В принципе, да. Нужно найти тут романтическую жилу, которая придаст этой войне антизападный оттенок, сумеет подчеркнуть, что у нас все иначе, и нечего нас на ихний аршин отмерять.
   - А у самого дача в Малаге, - подумал Коренев, - чуть прижмет, как и его дружки смоется, мемуары писать.
   Вслух, однако, выдал другое:
  -- Я согласен, я думаю, с этим справлюсь!
  -- Кто бы сомневался, на то ты и Коренев, да еще за такие деньги! Хоть что, нарисуешь, - подумал Савва.
  
   Юг России, аэропорт.
  
   Романов заметил за собой слежку еще в аэропорту, когда брал билет на самолет до Москвы. Зал был полон отъезжающих туристов, в основном молодых, сбивающихся в стайки парней и девушек, загорелых и почерневших от южного солнца. В зале царила молодость вперемешку с грустью расставания, предстоящих измен, забытых клятв и встреч с венерологами. Все это была жизнь, и Романов сам, прошедший через все это, только улыбался, предаваясь воспоминаниям молодости. Он стоял у колонны, читая купленную газету с последними московскими новостями, когда заметил молодого человека, совсем неприметной внешности. Сколько бы не проходило на земле времени, но люди этой профессии, словно рождаются с печатью на лице, и ему Романову, не составило труда вычислить того, кто вел за ним слежку. В этом не было бы ничего удивительного, если бы не то обстоятельство, что полковник ехал совершенно по другим документам, и вряд ли кто узнал официальным путем, что он здесь. Никакого прикрытия он не просил, да и никто бы ему его не предоставил. Могло быть только два объяснения. Либо местные товарищи, все - таки его вычислили, что вполне могло быть, либо случилось худшее, и он участник некой, непонятной для него комбинации. В его жизни бывало много разного. Поэтому он взял за правило, прежде времени не суетиться, и продолжал читать газету. Нужно было угадать, кто же его противник. Санкция на встречу с Шамилем у него была, иного просто не могло быть, если только, если только его прямой начальник не попал в плохую компанию. В конторе много желающих получить орден или звезду на погон, потому ожидать можно всякого. И это еще полбеды, подержат и выгонят, если только.... А, если, сбывается последняя фраза Шамиля про абсолютное покушение? Он не стал спрашивать, что это значит, да и знал, что спрашивать бесполезно. Что он мог сказать, то сказал. А блефовать перед ним, он вряд ли будет, не в его это правилах. Все дорогу обратно, он думал над этим разговором, и приходил к выводу, что Шамиль не так уж и не прав в своих словах, и, учитывая его связи в бизнесе, все выстраивается в четкую логическую цепь. То, что в Москве зреет определенное непонимание в определенных кругах, как любил выражаться его начальник, стало понятно давно, но чтобы это непонимание вылилось в прямой заговор, полковник верил мало. На применение силы не пойдет никто, если не брать во внимание этот злосчастный термин - " абсолютное покушение".
   Он внимательно разглядел на присевшего, на скамейку того типа. Конечно, морду ему набить раз плюнуть. Но вряд ли он один, где - то недалеко должны располагаться группа поддержки, на тот случай, если его приказано брать. А если просто решили намекнуть, что знают, товарищ хороший, что ты за гусь, не Штирлиц ты, и нечего тут в провинции маячить. Он свернул газету, и пошел вдоль ряда кресел, оглядываясь незаметно по сторонам. Тип остался сидеть, лишь перекинул ногу на ногу. Зато встал другой, с рюкзаком за спиной, на вид совсем молодой парень, и двинулся за ним следом. Это уже было совсем плохо. Он подошел к стойке бара, и попросил пива, время до отлета тянулось медленно, и брать, если что, будут у трапа самолета, или в Москве. А вот этого ему не хотелось, там могут и до Лефортова не довезти, хватало и других мест, здесь все же и дома пониже и асфальт пожиже.
   Рядом на стуле расположилась девица, тоненькая, симпатичная, только на лице появился легкий налет цинизма. Она, видимо, искала приключений и денег, но время было не урожайное, и потому ей просто хотелось поговорить, чтобы убить время.
  -- А меня просто Анютой зовут, - представилась она.
  -- Хочешь пива? - спросил полковник.
   В зале стали появляться по одиночке мужчины среднего возраста, и рассаживаться ближе к выходу. Значит, решили брать. Ну что же, во всем есть своя прелесть. Он заказал еще пива, и предложил даме познакомиться поближе.
  -- Я знакомлюсь только за деньги, - уточнила она, - на халяву ни - ни.
  -- Да, конечно, так оно надежнее, оценил порыв ее души полковник.
   Он достал деньги, и положил перед ней. Только я сейчас улетаю, позвони в Москву мне, я прилечу, в следующий раз, рассчитаешься. Не обманешь?
  -- Обижаешь, я девушка честная, - ответила Анечка.
   Она взяла деньги и спрятала в карман.
  -- Как позвонить?
  -- Там на тысячной записан номер, просто позвони, представься Аленой, чтобы жена не поняла, и скажи, что ошиблась номером. Идет?
  -- Ой, как интересно, - ответила девица, - прямо как в кино, жена, что такая мымра.
  -- Еще какая! А пока, мне пора, не забудь, позвони дня через два.
   И, не допив пиво, пошел на выход, с видом полного равнодушия.
  -- Лишь бы дали выйти, пусть берут на летном поле, так чтобы Аня ничего не заметила, - думал он, кося глазом на сидевших мужчин.
   Это была, возможно, его последняя надежда. Не дай бог, если она не позвонит, и условный сигнал не дойдет по адресу.
   Взяли его, действительно у трапа самолета. Подошли трое мужчин, один из которых был в милицейской форме, просили на минутку пройти в отделение, решить какие - то пустяки. А там уже не церемонились. Отобрали вещи, надели наручники и затолкали в автомобильный фургон. Все шло так, как и представлялось.
  
  
   Москва, Новый Арбат.
  
   Наташа любила сама ездить за рулем своей автомашины.
  -- Быть бы тебе гонщиком, если бы ты родилась мужчиной, - говаривал иногда Савва.
   Наверное, в его словах слышались нотки сожаления, что нет у него достойного наследника, хорошо бы иметь сына, на которого можно опереться в трудную минуту. Но не случилось. А Наташе нравилось это бесшабашная, рискованная езда на машине по столичным улицам, среди скопления автомобильной роскоши, и автомобильного антиквариата. Ее так же, как и других раздражали пробки, машины с мигалками, прохиндеи - гаишники, создающие неповторимый колорит московских улиц. Сегодня она спешила домой, хотелось провести вечер с Володей - маленьким, у которого разыгрался каприз на почве очередной простуды. Но на Старом Арбате она попала в безнадежную пробку, и вынуждена была коротать время, развлекая себя разговорами по телефону. Как раньше люди могли проводить время в машинах по столько времени без телефона? Наверное, какой - то автомобильный страдалец и догадался изобрести мобильный телефон. Присмотревшись, она к своему изумлению, обнаружила, что чуть впереди, стоит автомобиль, на котором ездит Сатаров, она, было, взяла трубку, но потом передумала, решив, что сделает тому маленький сюрприз, и постарается подъехать поближе. Это ей удалось, и когда оставалось совсем не много до воображаемого финиша, она разглядела через большое заднее стекло его машины, что он не один, с дамой, совсем ей не знакомой.
   У нее сжалось сердце. Женская интуиция подсказывала, что это не просто попутчица, а нечто большее. И она, минуту подумав, взяла телефон. Сатаров ответил почти сразу, словно ожидал ее телефонный звонок.
  -- Я так рад услышать тебя, - сказал он в трубку, почему - то, не произнося ее имени, - это просто замечательно!
  -- Я, тоже - сказала Наташа, - давай сегодня увидимся, - предложила она.
   В окно было видно, как Сатаров прижимал к уху трубку.
  -- Я, сейчас на совещании, и не знаю, когда смогу сбежать, - он говорил, как говорят загнанные делами мужчины.
  -- Хорошо, - сказала Наташа и выключила телефон.
   Ей все стало ясно, банально до пошлости. Ей хотелось плакать, как тогда, в школьные годы, когда воспитание чувств еще только начиналось, и все, что случалось на любовном фронте, казались концом света. Со временем все это стало казаться чем - то привычным, но то, как с ней поступил Сатаров, только доказывало правоту материнских слов. Значит, изначально, это предполагалось, и это было очередной местью ее отцу, и ни о каких чувствах здесь речи и не шло.
   Она прибавила скорость, и, лавируя среди потока автомашин, попыталась обогнать машину Сатарова, это ей удалось. Ощущение скорости ее несколько успокоило, у нее был сын, и ради этого вполне стоило жить. Даже с такой зарубкой на сердце.
   Приехав на дачу, она долго и тщательно ставила автомобиль в гараж, оттягивая встречу с родными, особенно с матерью, словно боялась, что мать прочтет на ее лице обо всем, что произошло у нее с Сатаровым.
  -- А что собственно произошло? - думала она, - ведь это могло случиться в любое время, кто я ему?
   И все же она надеялась, что это просто тот случай, за которым ничего не стоит, что это из разряда мелких недоразумений, про которые забывается спустя некоторое время. Наверное, Сатаров был ей не безразличен, и если сравнить его с Андреем, тут она испугалась. Как можно сравнивать, это совсем другое, совсем разное. Взяв пакет с продуктами, по дороге она решила устроить семейный ужин, Наташа вышла из гаража, отложив на потом свои размышления над случившимся фактом ее биографии.
   Лондон.
  
   Лондон был не оригинален, встретил традиционным дождем и туманом, той сыростью, с которой Алексей так и не смог свыкнуться, несмотря на то что, жил в Англии уже достаточно длительное время. Собственно, отец отправил его учиться в университет только с одной целью, как - то защитить его от всего того, что творилось в России. Это ему в какой - то мере удалось, и Алексей втянулся в тот мир, который сложился в этой стране. Однако, последняя поездка в Москву, показала, что Родина так просто его отпускает, он ей явно нужен. Даже если отвлечься от этих высокопарных слов, то, наверное, связь с отечеством это то, что у нас в крови. Родину нельзя любить, или ненавидеть, это больше относится к людям, мнящим себя Родиной. Самолет прибыл глубокой ночью, и Алексей приехал к себе на квартиру. Надо было отдохнуть после перелета. В квартире было чисто, все прибрано. Почта аккуратно лежала на письменном столе. Он разделся, бросил вещи на кресло, разбаловал, наверное, воздух Отечества, и завалился спать.
   Казалось, что только уснул, но звонок будильника был неумолим, и пришлось подниматься, проделывать ежедневный утренний ритуал. С этим ничего нельзя было поделать, и через полчаса, он уже был по дороге на работу. А там его уже ждал звонок от Бориса, служба информации у него работала четко, что же в этом он еще никто не смог перещеголять.
   Они пожали друг другу руки, хотя кто мог назвать их друзьями. Но Алексею хотелось верить, что хоть какая - то дружеская нить тянется в их отношениях. Таких, разных не только по возрасту, но и по судьбе, да и, наверное, по жизненному предназначению.
   Борис, отбросив всякие церемонии, а этим он славился всегда, сразу спросил:
  -- Как тебе показалась Москва?
   И начал говорить почти стихами:
  -- Что царь, и что плетут бояре?
  -- Я думаю, у царя с боярами нелады, - несколько в тон ответил Алексей.
  -- Иначе и быть не может, - заметил его собеседник, улыбаясь, - что не говори, пред царем тогдашним все были равны, что князь, что смерд. А сейчас, - накося, выкуси! Шалишь, их никакой прокуратурой не возьмешь.
  -- Дело скорее даже не в этом, с этим как - то еще смирятся, дело в направлении движения. Восток- Запад, или в крепость? Вот на что решиться не могут
  -- И не решатся, просто это не делается, на это уйдет сто лет, да и кому это хочется? Это минное поле, не знаешь, где споткнешься.
   Он говорил отрывисто, жестикулируя руками, словно пытался кого - то убедить в своей правоте.
  -- Коммунисты в чем были правы? Они просто довели до логического конца то, что было заложено в основах империи. Почему коммунизм нашего типа оказался никому не нужен? Кому нужен имперский коммунизм, который никакого отношения к действительности не имеет? То же самое ожидает и Штаты и мусульман, с их идеями. Все хорошо только там, где это хорошо.
  -- Однако жить в эту пору прекрасную, мало кому удастся, - сказал Алексей.
  -- Хорошо, к этому мы вернемся, а что с батюшкой?
  -- Не совсем понятно, - ответил Алексей, - пока нет ответа.
  -- На, почитай, это я по своим каналам получил, а потом обсудим.
   Он встал, открыл ящик стола, и, порывшись, достал тонкую папочку черного цвета.
  -- У меня свое сложилось мнение по этому делу, и очень специфическое.
   Он подал ему папку, Алексей взял ее и, поднявшись со стула, вышел из кабинета. Константин весь погряз в делах Алексея. Дело было даже не в деньгах, которые он зарабатывал, скорее всего, для него было важным, что это не просто банальные дела, суть которых сводилась к выяснению, кто больше украл, и кто с кем не хотел делиться. Таких дел он просто избегал, ничего интересного, кроме грязи и крови, они в себе не несли. Но были такие дела, которые приносили понимание того, как устроен этот мир, а, значит, учили разбираться в жизни. Ему, как исследователю, это было важно и интересно. День был загружен, он уезжал утром, и лишь к вечеру, возвращался домой, чтобы немного отдохнуть. И вновь приниматься за работу. Материалов накапливалось все больше, однако он все еще был далек от разгадки тайны, хотя ответ, казалось, был на поверхности. Институт, в котором когда - то работал Кузин, в свое время занимался темой сверхсекретной, архиважной для армии и прочих структур, связанных с безопасностью. Идея была на первый взгляд очень простой. И весьма привлекательной, и сулила весьма дешевый способ уничтожения людей и боевой техники. На Урале, был создан сверхсекретный объект, который занимался этими разработками. Однако случилось непредвиденное, расположенный на большой глубине объект взорвался по простой халатности. Одна из женщин пронесла в лабораторию медную шпильку, что было категорически запрещено. Все, кто находился в подземном научном центре, остался на навечно на очень большой глубине, похоронив вместе с собой и все сверхсекретные разработки. Суть проекта заключалась в попытках управления временем и пространством, моделированием процессов взрывов и катастроф на расстоянии. Это на очень длительное время приостановило все работы, практически все разработчики погибли. Все начали заново, однако добавилось еще одно направление, и связано оно было с моделированием поведения людей и их управлением в нужном, для заказчика направлении. В, конечном счете, этим и занялась корпорация " Эра". Управление сознанием людей, оказалось более перспективным и сулило влияние на всем мировом пространстве. От того, кому могло попасть эта разработка, зависело и все остальное. Похоже, что Кузин, что знал или с чем - то не был согласен. И его убрали, с помощью того же самого оружия. Причем так чисто, что доказать практически ничего невозможно. Ни один следователь, находясь в полном уме и добром, здравии не возьмется вести по этому делу дознание. Если этого не может быть, то этого не может быть никогда. Теперь надо выстроить некую цепь, тех странных обстоятельств, которые могут пролить свет на то, что произошло. И после долгих поисков, Константин обратил внимание на два обстоятельства, объяснить которые просто не мог. За несколько дней, в Москве и Петербурге были убиты несколько ученых, казалось совершенно разных научных специальностей. Все это были люди в возрасте, и занимались на первый взгляд делами совсем прозаическими. Психологией, историей, лингвистикой, и некий Шантанов, доктор математических наук. Последний был застрелен прямо при выходе из института. И никакому логическом у, объяснению это не поддавалось, если бы не одно но. Все это, по все видимости и входило, составными частями в общую разработку этого нового, сверхсекретного типа оружия, которое и оружием - то в прямом смысле этого слова не назовешь.
   Но это всего лишь догадка, и ее нужно было наполнить содержанием, желательно без ущерба для собственного здоровья.
  
  
   Незадолго до этого.
   Накануне отъезда Алексей, столкнулся с Володей, поднимаясь по лестнице на третий этаж.
  -- Давай поговорим, - предложил он после рукопожатия, - это ведь не только мне нужно, согласен?
  -- Да, - согласился Володя.
   Он давно был готов к этому разговору, надо было определяться с положением в этом доме.
   Какое решение примет Алексей? Он готов был к любому повороту событий, но Вадим, который проникся доверием к Володе, успокаивал:
  -- Не, дрейфь, земляк, все будет нормально!
   Хотя какие, они земляки?
   Они сели рядом, в комнате, которая служила для отдыха, рядом в кресла, и Алексей, минуту помолчав, сказал:
  -- Я вижу, ты парень хороший, но не обижайся, расскажи о себе, то, что считаешь нужным.
   Володя и сам не хотел ничего скрывать, да ему и надо было выговориться, нельзя же носить все в себе, жить с такой тяжестью. Он говорил, как ему показалось очень долго, Алексей не перебивал, пусть скажет все, что может. Жизнь не бывает одного цвета, в ней много всякого.
   Рассказав, свою непростую историю, Володя замолчал. Далось это ему совсем нелегко, воспоминания стали для него не просто возвращением на время в прошлое, это был как ответ перед другим человеком, ведь он никому и никогда не рассказывал о том, что с ним случилось.
   Для Алексея это было открытием. Это надо было обладать недюжинной волей, чтобы перенести все, и не сломаться, такие люди заслуживали уважения. И помощи.
  -- И что ты хочешь? - спросил он.
  -- Найти Машу, - ответил он просто.
  -- А тебе это надо, и что ты потом будешь делать?
  -- Не знаю, еще не решил.
  -- Давай так, - после некоторого раздумья сказал Алексей, - у меня есть друг, зовут его Костей, он специалист по всяким нестандартным проблемам, я ему позвоню, и он тебе поможет. Идет?
  -- Идет, - согласился Володя.
  -- А ты пока поживи здесь, приглядывайте, втроем за домом, будешь пока в роли охранника, что ли. Оно, правда, вовремя. Чувствую, что скоро потребуется, а ты, сам говоришь, обстрелян со всех сторон, значит, не новичок. По рукам?
  -- Спасибо, - Володя благодарно пожал руку Алексею.
  
  
   Москва, дачный поселок.
  
   Володя так и жил эти дни надеждой, он работал, отвлекая себя от дум, находил сотню дел, совсем замордовав своих товарищей, которым было мало дела до его душевных переживаний. В хозяйстве было множество проблем, которые не заметны только на первый взгляд, но при ближайшем рассмотрении требовали немедленного вмешательства. Однако все понимали, что делать надо, да и хозяйская жилка, прорезавшаяся у Володи была, была только на пользу. Ему удалось с помощью Вадима обустроить помещение сторожки у главных ворот, и он теперь ощущал себя, сотрудником, ответственным за безопасность всей усадьбы. Ночевал он прямо здесь, на своем рабочем месте, что впрочем, не очень расстраивало остальных. Жизнь все - таки была скучной, и друзья ходили к нему в гости, скрашивая неспешный быт.
   Он все - таки не решил, зачем ему нужна была Маша. Скорее, он просто хотел увидеть ее, чтобы показать, что жив, что помнит, что, несмотря ни на что любит. Хотя. Какие могут быть надежды?
   Он, взял себе за правило, каждый вечер, перед сном обходить территорию усадьбы, присматриваясь и прислушиваясь к тому, что происходит вокруг. Скорее, это просто его успокаивало, давало ощущение защищенности все обитателям дома.
   Так и сегодня, обойдя по протоптанным дорожкам вдоль забора участок, и не обнаружив ничего, что могло привлечь его внимание, он вернулся к себе в сторожевой домик, и, раздевшись, лег на диван. Можно было и уснуть.
   Он почти уснул, когда услышал за воротами требовательный автомобильный сигнал. Торопясь, он надел спортивный костюм, раздумывая над тем, кто же мог приехать в такое позднее время. И как ему нужно поступить, если это не ошибка, то кто же стремится попасть к ним?
   Сигнал вновь повторился, стало понятно, что это приехали к ним, и просят открыть ворота. Он все же решил узнать, в чем дело, и, открыв небольшую калитку, вышел за ворота. Перед ним стояла машина, которая показалась ему знакомой. Однако сигналов никто не подавал, открылась дверца, и из нее вышла в легком пальто Наташа. Он, узнав ее подошел, чтобы поздороваться. Подойдя к ней ближе, он понял, что ночная гостья прилично пьяна.
  -- Как ей удалось доехать? - подумал он.
  -- Добрый вечер! - поприветствовал он ее.
  -- Привет, - ответила она, закуривая, - хозяин дома, или как?
  -- Или как, - ответил он ей в тон.
  -- Это плохо, - она постояла в раздумье, - и вдруг предложила.
  -- Возьми девочку ночевать, а то обратно не доеду.
   От такого предложения у Володи отнялся язык.
  -- Раз хозяина нет, чего боишься, а? Или слабо? Все вы такие, - продолжила, было, она.
  -- Заезжайте, - предложил Володя, не оставлять же здесь вас ночью.
  -- Спасибо, мой рыцарь, - она продолжала шутить.
   Выбросив сигарету, она села в машину, и завела мотор. Через пару минут автомобиль уже стоял возле освещенного домика.
  -- Ты, что здесь спишь, - спросила Наташа, выйдя из машины, захлопнув двери, - можно я зайду.
  -- Пожалуйста, - Володя распахнул дверь в домик.
   Наташа прошла внутрь, села на стул, не дождавшись приглашения, и огляделась по сторонам. Старый диван, печка стол, книги, старый телевизор, много ли нужно человеку для жизни? Сумела бы она также жить, не тратя время и силы на бессмысленные занятия, сплетни, походы по ночным клубам, покупкам, поездкам за границу, выяснением отношений непонятно с кем, и непонятно по какой надобности. Она ощутила себя такой уставшей, брошенной и беззащитной, что и не заметила, как сон сморил ее, и она так и уснула, уронив голову на столешницу, залитого чернилами старого канцелярского стола.
   Проснулась она, когда солнце уже вовсю выглядывало из - за вершин елей. Наташа, сразу и не могла вспомнить, где это она провела ночь. Низкий потолок, старый диван, она лежит на диване в верхней одежде, укрытая простым армейским одеялом. Почти тут же зазвенел мобильный телефон, она стала суетно отыскивать его в ворохе одежды. Звонок был от матери. И тогда она вспомнила, что же вчера произошло, и почему она оказалась здесь, в этом домике.
   Мать была немногословной. Удостоверившись, что дочь жива и здорова, она не прощаясь, отключила телефон, а Наташа, достала сигарету, и, закурив, осталась лежать на диване, пытаясь анализировать весь вчерашний вечер.
   ... Вроде бы ничего не предвещало грозы. Поцеловав сына, она скинула свое пальто, и проскользнула на кухню, захватив с собой пакеты с купленными продуктами. Ей нравилось толкаться на кухне, колдуя над приготовлением замысловатых блюд. Таким образом, ей почти удалось забыть о неприятном сегодняшнем открытии, и она даже совсем успокоилась, решив, что одним мужчиной больше, все же лучше, чем одним меньше.
   Вскоре на кухню заглянула Галина Георгиевна, и они вместе занялись приготовлением ужина, решив по - семейному провести вечер за столом. Андрей еще не приехал, телефон его был отключен, но Наташу это волновало мало, если бы что - то случилось, то уже сообщили. На кухне собрались все. Прибежал, после занятий в спортивном зале сын в сопровождении собак, потом зашел Савва, и присев в кресло, развернул газеты, принесенные с собой. Ему нравилось, вот так сидеть на и наблюдать, как работают жена и дочь. Именно это всплывало в его памяти из далекого детства. Как его дед, воспитывавший Савву, приходил вечером, и закончив все дела, садился у печки, и достав номер газеты, надевал очки и медленно, с наслаждением прочитывал все, что там написано, обсуждая прочитанное на свой лад с матерью, а порой и с внуком. Дед поздно овладел грамотой, но умом обладал острым, и судил все на свой лад.
   Ужин начали вчетвером, Андрея все еще не было. Савва сходил в бар, принес красного вина, и разлил вино по бокалам, предложив тост за здоровье всех, сидящих за этим столом. Ужин шел своим обычным порядком, с негромким разговором, шутками, когда хлопнула дверь, и в дверях появился Андрей. С первого взгляда было видно, что он пьян, хотя пытается не показывать вида.
  -- Добрый вечер! - поприветствовал он всех, подошел к Наташе, поцеловал ее в щеку, и сел на свободное место, рядом с ней. Савва снова наполнил бокалы:
  -- Давайте выпьем за любовь, - предложил он, и через минуту пожалел об этом.
   Андрей улыбнулся, взял бокал, и поднялся со стула.
  -- Савва Филиппович, разрешите мне сказать тост, прежде чем пить за любовь?
   Савва от удивления даже поставил бокал, никогда Андрей не вел себя так. Он переглянулся с женой, но та сидела, опустив глаза, только внук сидел, веселыми глазами наблюдая за всем происходящим. У Наташи екнуло сердце.
  -- Я хочу выпить это вино за любовь, за любовь женщины, хотя в этом доме нет ничего, - он замялся, подыскивая слова, - кроме желания.
   Не дожидаясь никого, он выпил бокал, и остался стоять словно, разглядывая бокал.
   - Ты о чем это? - растерянно спросил Савва, он никак не предполагал, что Андрей мог себя так вести.
  -- Я вот о чем, - ответил снова, садясь на стул, Андрей.
   Он сунул ладонь в карман, вынув конверт, швырнул его прямо перед растерянной Наташей.
   Галина Георгиевна поднялась из - за стола. Она тщательно сложила салфетку перед собой и сказала, обращаясь к внуку:
  -- Пойдем, родной, пора спать ложиться.
   И, взяв его за руку, удалилась, ни на кого не глядя. Подождав, пока мать выйдет из кухни, Наташа открыла конверт. И обомлела. Она держала в руках фотографию, на которой Сатаров целовал ее так, как могут позволить себе только очень близкие люди. На секунду она растерялась, мысли вихрем завертелись у нее в голове. Кто и зачем, и что теперь делать? Главное - зачем передали ее Андрею?
   Савва наклонился через стол, взял в руки фотографию. Кровь хлынула ему в голову, он с трудом сдержался, бросил фотографию на стол и, поднявшись, молча пошел прочь. В нем все кипело, старое вернулось в нем, все то унижение, которое заставил его в прошлом пережить этот человек, крушение всех его надежд, привело его в бешенство. Он уже не слышал крика и звона посуды, отборного мата, всего того, что сопровождает семейный скандал. Он поднялся к себе наверх, и заперся в кабинете, пытаясь взять себя в руки.
   Наташа дальнейшее помнила очень плохо. Похоже, она влепила Андрею пощечину, а он в бешенстве, разорвал на ней одежду. А дальше... через полчаса она очутилась в придорожном ресторане, где напилась в одиночестве, а затем поехала к Алексею, не желая объяснять подругам, что с ней случилось. Вот так, она и оказалась в сторожке, на старом диване.
  
   Москва, Ваганьковское кладбище.
  
   В одном из разговоров с Константином, Алексей попросил найти Машу, которую так хотел увидеть. Хотя на первый взгляд ничего сложного в том не было. Нигде не было упоминания о женщине с таким именем и фамилией. Было понятно, что выходить все необходимые сведения можно было только ногами. И он снова нашел Ника.
   Тот был не прочь заработать денег. И взяв бумажку с именем отчеством, получил конкретное задание без шума и пыли найти, как можно скорее.
   Как можно скорее не получилось, получилось как всегда, тем более что его постоянно отвлекала от работы Регина. В их совместной жизни все получилось замечательно, и даже освободилась жилплощадь, поскольку мать, увидев такое дело, решила уехать к сестре, погостить. В перерывах между любовью и поеданием разных вкусностей, Ник все же занялся делом, но вскоре понял, что это не тот случай. Следов никаких не было. Тогда выбрав время, он пошел другим путем, и, взяв бутылку коньяка, завалился вместе с Региной к своему старому другу, работавшему в какой - то сверхсекретной конторе, которых расплодилось несчетное количество, и занимались они только тем, что усиленно гадили друг другу. У Регины между тем прорезался талант. Она умела разговорить любого, с кем ей приходилось сталкиваться: милиционеров, крутых, чекистов или алкоголиков, что, вообще - то было одно и тоже. При разговоре она умела себя поставить так, что ей были все обязаны и готовы выполнить ее желания в томительной надежде, что может быть, когда - ни будь. Но, как правило, все мечтами и ограничивалось. Друг Ника тоже не стал исключением, и обещал, что не вопрос, все сделает, найдет тетю прелестной Регины в два счета, у них с этим просто.
   Ему едва не пришлось взять свои слова обратно, но все же вести, которые он принес, были совсем неутешительные. Тетя похоронена на Ваганьковском, вместе с мужем, бизнесменом, погибшим в результате автокатастрофы. По документам должен быть ребенок, но куда - то делся, и найти милиция его не может до сих пор. Бывает вот так, к сожалению. Константин, выслушав обо всем этом, после некоторого раздумья, позвонил Володе, и попросил приехать на Ваганьково. Однако рассказывать о печальных результатах поиска не стал, решив, что на месте все будет видно. Они договорились встретиться через три часа.
   Володя, услышав долгожданный звонок, засобирался. Его несколько удивило место встречи, но, решив, что это сделано для лучшей ориентации его в городе, он успокоился. В доме началась суматоха, и на время он забыл, что в него в сторожке спит почти незнакомая женщина, попавшая к нему при несколько странных обстоятельствах. Сообща, его одели так, что было не стыдно показаться в любом обществе. Неплохой костюм, белая рубашка, туфли, найденные в гардеробной, придали ему приличный вид. Нужно было решить только один вопрос, а как добраться до назначенного места, да купить букет цветов. Вадим, несколько покуражившись, выделил из своей заначки некоторую сумму, вполне достаточную для представительства, под обещание будущей зарплаты, а с транспортом было сложнее. И тут Володя вспомнил про оставленную им в сторожевом домике Наташу. Ведь у нее есть машина, и она вполне может доставить его до места желанной встречи. Он поспешил, времени действительно, было немного.
   Наташа, увидев Володю в таком виде, удивилась. Из невзрачного на вид дворника, он превратился в неплохо сложенного молодого человека, в котором вполне угадывался мужчина, умеющий постоять за себя. Стесняясь, он рассказал Наташе про свои затруднения, и та, чувствуя себя ему немало обязанной, тут же согласилась помочь ему, хотя настроение у нее было отвратительным. Через пять минут они мчались по шоссе в потоке автомашин, каждый, думая о чем - то своем.
   Наташе было неловко за вчерашний день, она ругала себя за свое ненормальное поведение, о том, что подумал о ней Володя. Ему же было совсем не до этого, он был весь в напряженном ожидании встречи. Он попросил Наташу остановиться возле придорожного цветочного магазина, и долго, с наслаждением выбирал, букет цветов. Каждый из них казался ему недостойным предстоящего момента, в конце концов, он остановил свой выбор на огромном букете роз, послушавшись совета молоденькой продавщицы. С этим букетом они поехали дальше, и Наташа, управляя машиной, вспомнила, что давно ей никто не дарил цветов. Даже Сатаров, который почему - то никак не мог вспомнить, что ей тоже приятно было бы получить букет роз.
  -- Как все просто проверяется, - думала она - мужик везет букет цветов, и этим все сказано.
   В душе у нее все перегорело, она не хотела разбираться, кто и зачем прислал эту фотографию Андрею. В той среде, которой она вращалась, дружба была жутким анахронизмом, да и завести друзей было невозможно, проще было завести хороших врагов.
   Подъезжая к Ваганьковскому кладбищу, они увидели стоящего у ворот Константина, и еще одного мужчину. Сердце у Володи дрогнуло от нехорошего предчувствия, но он отогнал от себя непрошеную мысль.
   " Зачем встречу назначили на кладбище?", - думалось ему?
   Наверное, такая же мысль мелькнула и у Наташи.
  -- Хотите, я с вами? - предложила она.
   Володя пожал плечами, тревога, все более овладевала им, смутное подозрение, что встреча назначена здесь не случайно, становилось все крепче. Они подошли к ожидающим им мужчинам.
  -- Пошли, - коротко бросил Константин после приветствия.
  -- Это хорошо, что есть женщина с нами, - подумал он.
   Впереди шел Ник, он вел их уверенно мимо надгробных памятников, но Володя, словно не видел ничего вокруг. Он понял, на какую встречу, они пришли, и теперь надеялся, что все это, если не дурной сон, то ошибка, просто перепутали что - то в этой жизни. В конце аллеи они свернули в сторону, и пошли в самый дальний угол.
  -- Ну вот, и пришли, - сказал Ник, остановившись перед двумя одинаковыми могилами, закрытыми черными надгробиями.
   Он наклонился, и стер ладонью накопившийся снег. Прямо на Володю, смотрели выведенные белой краской буквы надписи. Сомнений не могло быть, это могила Маши.
   Он стоял несколько минут, потеряв всякое ощущение реальности. С трудом, он начал различать голоса, звуки проезжающих трамваев и автомобилей, мир словно прорывался через ватную пелену.
  -- Официально, они оба погибли в автокатастрофе, возвращались всей семьей с дачи, и попали в массовую катастрофу, - Константин говорил все это почти равнодушным голосом, - а если так, то на дачу было совершено нападение, не уцелел никто. Павла и охранника убили в доме, а женщина пыталась уйти, наверное, спасала ребенка, и видимо, спасла, хотя заплатила за это собой.
   Он замолчал, давая Володе возможность переварить все услышанное. Наташа взяла из его рук букет и разделила надвое, отделив один из цветов. Володя понял, что она хотела сделать, но сил у него не было, закрыв ладонями лицо, он зарыдал, как рыдают мужчины, беззвучно, лишь только плечи подрагивали, да сжимались плечи.
   Наташа сама положила цветы на каменные плиты, и подошла, к рыдающему Володе. Костя и Ник отвернулись, делая вид, что рассматривают окрестные надгробья.
  -- Володя, успокойся, - Наташа достала платок, и подала ему, - не надо.
  -- Найду, кто сделал, убью, - проскрежетал он зубами, в живых не оставлю!
   С трудом, он взял себя в руки, и через полчаса, попрощавшись с мужчинами, он ехал обратно в Наташиной машине, потерянный. Словно постарел сразу, а несколько лет от пережитого удара. За всю дорогу он не проронил не слова.
  
  
   Садовое кольцо.
  
   Иван Ильич в бешенстве откинул от себя только что прочитанную газету. И с чем ему теперь идти к президенту, какие слова ему придется теперь услышать? Этот проходимец Коренев, что ни говори, сам того не ведая, сумел ухватить самое слабое звено в создаваемой системе власти, это новый контракт между властью и обществом. Казалось, что все идет хорошо, и в обозримом будущем удастся утишить провинцию и создать хотя бы относительное благополучие в центре. Теперь все насмарку. Начнутся новые распри, и опять вместо работы, разгорится нешуточная схватка за власть, придется решать новое уравнение со многими неизвестными. Но с другой стороны, нет, худа без добра, по крайней мере, понятно, что без чьей - то команды, сам журналист в атаку не пойдет, за ним должны стоять такие деньги, которые способны держать удар. Выяснить и немедленно. Эта статья ничто иное, как объявление войны. Очередной поход доморощенного Бонапарта на Москву. Ничего и не таким головы срубали. Ведь чего захотели, смена курса. Тут полстраны с голым задом ходит, а им все мало.
   Он посмотрел на прямой телефон, с минуты на минуту последует звонок. И что отвечать, дескать, не знаю, как все вышло. Только номер этот тут не проходит, слава Богу, что не расстреливают, а только выгонят в отставку, и жди смертного часа у себя в туалете. И забудут, как звали, хорошо, если профессором возьмут в какую - ни будь академию " кислых щей".
   Он не стал дожидаться звонка, сам набрал номер телефона. Время тянулось медленно, так ему показалось, он уже начал терять терпение, когда, наконец, услышал знакомый голос.
  -- Дроздов слушает, - ответил мужской голос.
  -- Это я, - сказал Иван Ильич, - и сразу перешел к делу, - давай сегодня отобедаем вместе.
   И добавил голосом, не терпящим отлагательства:
  -- Через час на старом месте, - и положил трубку.
  
  
  
  
  -- Проходи, проходи Григорий, - молодая, красивая женщина открыла двери в небольших размеров комнату, уставленную мебелью, какую можно было увидеть во многих петербургских домах.
   Она посторонилась, пропуская его перед собой, словно между ними не было гигантской пропасти, заполненной деньгами и властью.
   Григорий прошел в комнату, и остановился, несколько смутившись. Он не знал, как нужно себя вести, оторванный от самой земли, оказавшись столь высоко, он доверился своему чувству.
  -- Не робейте, друг мой, - сказала женщина, - вы у меня дорогой гость.
   Это, только в сказках цари свободно разговаривают с мужиками, а в жизни, встреча с царем, для любого мужика, верная смерть, попробуй тут устоять.
   Она прошла, шурша платьем, прямая, стройная, в ней ощущалась та сила, которая дается от рождения, и выстрадана поколениями. В ней не было ничего наигранного, и потому она также плавно, словно доброму знакомому, показала на небольшое кресло.
  -- Садитесь, Григорий, я прошу вас!
   С низким поклоном он сел, она опустилась рядом, и сразу продолжила беседу, чуть поведя ладонью левой руки.
  -- Мне давно советовали с вами увидеться, дорогой друг, у меня к вам очень много вопросов.
   Она говорила очень спокойно без тени превосходства:
  -- Ваша прозорливость творит чудеса, вы можете предсказать будущее?
   В голосе слышалась едва скрытая тревога.
  -- Предсказать могут многие, матушка, - справился с волнением Григорий, - а вот защитить совсем немногие.
  -- А вы можете, - спросила женщина.
  -- От всех бед защитить себя только человек может, а я могу только совет дать, откуда помощи ждать.
   Он говорил не спеша, четко выговаривая слова, слово зерно клал в борозду. И за словами его вставала та самая огромная земляная сила, которая разбросана по все Руси, от моря и до моря.
  -- Григорий, а сможем ли мы защитить себя? И детей?
  -- Время не простое, зреют бунты, словно грибы, и зачин всему отсюда идет, из дворцов. Народ с тобой матушка, народ он как ребенок, ему поводырь нужен, он ведь прост, да поводыри наши слепы.
   Он умолк, поднял на нее черные смоляные брови, и она увидела его взор. Глаза смотрели не в комнату, а словно уходили внутрь, в глубину.
  -- Защитить сможешь, если народ услышишь, да не тот что, в городах веселится, а тот, который наперекор всему себя хранит вдали.
   В комнату с площади перед домом не доносилось ни звука, все оставалось там, на охваченной зимней стужей улице. Город царевой власти превратился в вертеп, и все в нем давно смешалось, и было непонятно, где народ, где власть, где вера.
  -- Григорий, - произнесла тихо женщина, - у меня последняя надежда на Бога, что он не оставит нас в своей молитве, спасет нас от смерти. Я уже слышу ее шаги, мне порой, кажется, что они вот там, за стеной, она входит, и мои дети...
   Не договорив, она разрыдалась. Перед Григорием, словно наяву, возникла темная комната, бородатые мужики с ружьями, словно и эта женщина, с маленьким мальчиком на руках.
   - Не надо, - попросил он ее, - Бог милостив, он не только судья, но и милостивец.
  
   Где - то на юге.
  
   Время тянулось ужасно медленно, и Романову, в какой - то момент показалось, что про него просто забыли. Обстановка в комнате была так себе. Стол, стул, кровать, и все, просто голые стены, никакого окна, только лампочка под самым верхом. Его в наручниках быстро из машины провели сюда, захлопнули дверь, и все. Теперь он сидит здесь, потеряв счет времени. Иногда открывалась дверь, входил охранник в черном, с лицом европейского покроя, молча ставил поднос с едой и уходил, тихо закрыв за собой дверь. Полковник даже не пытался с ним заговорить. Это, как говорится, вопрос не по адресу. Он просто поглощал пищу, а затем заваливался на кровать, уставив глаза в потолок. Он так и не мог понять, кому и зачем он нужен здесь, хотя волноваться особо и не стоило, придет время, скажут. Иногда он стучал в дверь, и тогда такой же молчаливый охранник вел его глухим коридором в дальний угол, где располагался туалет. Он решил использовать время с пользой для себя, привести в порядок мысли, утешая себя надеждой, что, в конце концов, все прояснится. Не каждый же день теряются полковники в родном государстве, но с другой стороны понимал, что тот, кто на такое решился, давным-давно, все просчитал, и значит, козырей у него достаточно. Все ничего, никакой особой информации у него нет, в конечном счете, все можно купить. Отсюда вывод, что полковник нужен не для каких - то секретов, а он должен статью частью некоего замысла, и не дай Бог, если того, о котором он догадывался. Тогда шансов остаться в живых - ноль.
   С другой стороны, что было делать? Каждая профессия накладывала определенные обязательства, избрал такую работу, жди чего такого, о чем и не догадаешься.
   И он дождался. Открылась дверь, и на пороге появился маленький, невзрачный человек, похожий на бухгалтера небольшого предприятия, с седыми волосами, которые пора было постричь, но в дорогих очках. Он прошел по комнате, сел на свободный стул, и, взглянув на лежащего, на постели полковника, представился, назвав, Романова Николай Петрович.
  -- А вас, господин полковник, Александр Павлович, кажется, кличут? - и замолчал на некоторое время.
  
  
   Москва, Успенское.
  
   Володя, приехав с кладбища, потерял всякий интерес к происходящему вокруг него. Жизнь для него остановилась, потеряв всякий смысл. Он просто лежал в сторожевом домике на диване, смотрел в потолок, и удивленно думал, зачем он еще жив, если нет Маши, то есть той, кто связывал его с этим миром людей. Нет, он был не против других женщин, но все это казалось ему, совсем не нужным, да и не важным. Ему не хотелось жить.
   Вадим как умел, пытался расшевелить Володю, приносил ему еду, рассказывал анекдоты, которых у него было множество. Даже предлагал напиться, просто так, хотя сам остерегался заводить разговор на тему женщин и смерти. Понимал, что все это будет совсем неприятно. Но все это помогало мало, но потом вспомнил, что Наташа, уезжая от них, дала им свой телефон, наказав Вадиму, чтобы в случае чего, он не стеснялся позвонить ей. Рассудив, что женщина есть лучшее в мире лекарство от всякой ипохондрии, он позвонил, и в красках описав Володино состояние, попросил срочно приехать.
   Наташа, почти не задумываясь, согласилась, и через полчаса уже была в дороге. Она переживала давно забытое чувство своей нужности для другого человека. С некоторых пор она пыталась понять разницу между словом "хочу" и "нужно". И представив себе, чтобы было, с ее мужиками, если бы несчастье случилось, не дай Бог с ней. Они все хотели ее, это да. Но она никому не была нужна. Вот Володя, это да, этот знал, что такое потерять нужного человека. Она торопилась, не взирая на скользкую дорогу, и сама точно не могла себе сказать, зачем ей это нужно? Кто она, и кто Володя, которого она знала три часа в своей жизни? Но ей совсем не хотелось думать об этом, она уже достаточно знала жизнь людей своего круга, чтобы понять, что за всей внешней мишурой проглядывает самое простое желание человеческого счастья, которого многие лишены. И причина всему этому кроется в самой природе человека. Ах, как трудно представить, что, несмотря на все свое превосходство в деньгах и славе, ты всего лишь такое же существо, способное на то же самое, что и простой смертный.
   Вадим встретил ее обрадовано. Пытался жаловаться на Володю, но она его совсем не слушала, бросила машину и пошла в домик. Следом топал Вадим. Наташа распахнула дверь, следом за ней в комнату ворвался свежий воздух.
   Володя лежал на диване, худой, заросший щетиной, устремив, глаза в потолок. Казалось, ему было все равно, кто перед ним. Он просто жил в далеком, совсем непохожем на привычный всем, мире.
   Она пододвинула стул, села рядом и, протянув руку, взяла его грубую мужскую ладонь, и стала гладить ее своими пальцами.
  -- Володя, не надо, зачем вам, не надо.
   Так матери уговаривают своих детей, когда им плохо, когда у них температура, и ничего не может помочь.
  -- Вы же сильный, вы можете все преодолеть!
   Но все слова были лишними, что они могли значить для него?
   Он притянул ее ладонь, пахнущую духами, к своим губам, и заплакал навзрыд, как ребенок, который хочет выплакать матери свое горе.
  -- Не надо, Володенька, ну зачем ты так, у тебя еще столько дел, ведь у них был ребенок. Нам его найти нужно...
   Вскоре он уснул, мертвым сном, чтобы проснуться совсем другим человеком.
   Наташа приехала вечером к себе, сняла пальто, и, стараясь не шуметь, поднялась к себе в комнату. Она долго сидела, и сосредоточенно смотрела перед собой, переживая события прожитого дня.
   Скрипнула дверь. И в комнату вошел Андрей, вид у него был виноватый, как у нашкодившего кота, который перед хозяйкой пытается загладить свою вину.
  -- Наташа, я бы хотел поговорить, - начал, было, он, но осекся на полуслове.
   Она подняла на него глаза, посмотрела на него, и произнесла, каким - то чужим усталым голосом.
  -- Пошел, вон, Андрюшенька, видеть тебя не хочу!
   И отвернулась.
  
   Московская область, отделение психиатрии.
  
  -- Пятый, - вздохнув, сказал доктор, закрывая историю болезни.
  -- Это как, пятый? - спросил сержант, только что доставивший найденного на перроне обеспамятевшего мужчину.
  -- А вот так молодой человек, - доктор был стар и сед, и видел на своем веку так много, что уже ничему не удивлялся.
   Он снял очки в толстой черной оправе, протер их полой халата, и проговорил задумчиво:
  -- Пятый, и понимаешь, все мужики, и ведь на алкоголиков не похоже, а память потеряли начисто. Кто такие, откуда - ничего сказать не могут.
  -- Это, правда, мы тоже сначала думали, дурит, и в холодной держали, и не кормили, бесполезно. Пришлось к вам везти.
  -- А если, с тобой такое случится, тоже в холодной сидеть будешь? - зло спросил доктор, - могли бы сразу сюда. Варвары.
  -- Так ведь не знали... - пожал плечами сержант.
   Ведь, и, правда, не приведи Бог такому случиться.
  -- Ладно, вот тебе бумага, вали отсюда, - махнул рукой доктор, - да сам, смотри, не попадайся.
   Сержант, не прощаясь, резво выкатился из комнаты. А доктор достал пачку сигарет, пересчитал их, и, вздохнув, достал одну, закурил. Случай был неординарный, и никто объяснить ничего не мог, если не считать всяких глупостей про инопланетян. Но за три месяца получить столько людей, потерявших память, без всяких видимых причин, этому должно быть какое - то объяснение. Доктор знал, что самое сложное, найти простое объяснение любому, непонятному на первый взгляд явлению. Но это, как говорится, ни тот случай. Значит нужно искать, и решение должно быть. Ведь надо видеть, как люди мучаются, потеряв память. Ни старики нет, эти порой счастливы, впадая в детство, а эти, молодые, здоровые, которым еще жить да жить. И самое странное, они не помнят все, от начала и до конца, до того самого момента, как оказываются где - то на улице, или того хуже, как последний, в кутузке, бедолага.
  
   Лондон - Москва.
   В самолете было тепло и скучно, пассажиров было немного, и потому Алексей, устроившись удобнее, решил вздремнуть, тем самым скоротать время в дороге, традиционным русским способом. Ему это почти удалось, но на подлете затрещал телефон, возвращая его к реальности жизни. Звонил Сатаров, и, узнав, что Алексей в самолете, заверил, что через полчаса будет, и с удовольствием поужинает, а потом доставит до постели. Алексей согласился, хотя был несколько удивлен, откуда Сатаров мог узнать о его прилете.
  -- Пути господа и некоторых граждан, неисповедимы, - подумал он, и решил не ломать голову, правду все равно не узнать.
   Сатаров, действительно дожидался его в зале ожидания, вальяжный вид его выделял его в толпе, на которую он мало обращал внимания.
  -- А чем, же он все - таки занимается, - мелькнула мысль у Алексея, - если фондом распоряжается, то значит, на кого - то работает. Что - то много всяких если, да что - то, надо бы уточнить.
   Но эту задачу он решил поручить Косте, у того это неплохо получалось. Между тем Сатаров, увидев Алексея, шел к нему с распростертыми объятиями. Они дружески похлопали друг друга по спине, и Сатаров, повел его к своей машине.
  -- А не тяпнуть ли нам по рюмашке, - предложил он, едва они отъехали от аэровокзала, - я тут местечко знаю, пальчики оближем.
  -- Согласен, - ответил Алексей.
   Есть и правда хотелось, да и везти Сатарова домой не очень хотелось.
   Они выпили, несмотря на то что, ему предстояло ехать за рулем, Сатаров нисколько не отставал от Алексея. На такую мелочь, он видимо, внимания не обращал. Несколько минут они усиленно жевали, и лишь повторив по маленькой, Сатаров, словно спохватился:
  -- Что, там нового, в Британии? - спросил он.
  -- В Британии все вечное, - в тон ответил Алексей, - но небольшие новости есть.
  -- Плохие или хорошие новости? - упорствовал Сатаров.
  -- Для каждого случая есть свои новости, - Алексею не очень хотелось разговаривать на эту тему.
   Он попытался перевести разговор в другое русло.
  -- Как Наташа?
  -- А ничего сказать не могу. Давно не видел, - отмахнулся Сатаров.
   Он явно был не настроен, обсуждать эти дела.
  -- Могут британские дела повлиять на московские дела? - спросил Сатаров.
  -- Могут, - сказал Алексей.
   Ему нравилась атмосфера, царящая в ресторане. Московские женщины нравились ему больше, хотя он поездил по миру достаточно, и даже за границей, в толпе, мог угадать москвичку. Как не одевай на нее европейское, ничем красоту испортить нельзя.
  -- Это серьезно? - Сатаров отставил бокал.
  -- Это очень серьезно, многие даже не догадываются насколько.
  -- И каким образом?
  -- Взгляните в любую газету, или на карту мира и вы все поймете, кто это скрывает?
  -- А если уточнить?
  -- Есть два направления, по которым разворачивается основная трагедия, это юг и нефть.
  -- Это уже старо, или есть новые подходы.
  -- Есть, хотя все новое, это хорошо забытое старое.
   Сатаров понял, что ничего нового он больше не добьется, Алексей просто не расположен, говорить на такие темы, а может быть, просто опасается чего - то. Видимо, есть на то причины, поумнел.
   Алексей стал скучать, и, заметив это, Сатаров засобирался, обещание доставить Алексея до дома, ему хотелось выполнить. Они рассчитались за ужин, и вышли на улицу. Было темно и сыро. На московские улицы пришла оттепель, заполняя улицы и дворы жидкой грязью.
   Ехать было недолго, улицы города к ночи освободились от массы машин. Алексей попросил остановить машину у подъезда. Они попрощались, и он вышел из машины. Сонный охранник, узнав Алексея, прижал ладонь к козырьку. Он всегда так приветствовал старых жильцов. Старый служака, он не очень жаловал тех, кто вселился в последнее время, потеснив старую московскую интеллигенцию. Алексей вошел в лифт, поднялся к себе на этаж, и, вставив ключ в замок, открыл дверь. Он потоптался в прихожей, снял пальто, повесил его в шкаф, снял туфли, и в предвкушении отдыха в родном доме, прошел в комнату, нажал на выключатель, пытаясь зажечь свет.
  -- Не оборачиваться, - услышал он за спиной глухой голос, - стойте смирно, и с вами ничего не случится.
   Алексея словно обдало кипятком с головы до ног от такой неожиданности. В родной квартире ему угрожали. Да и как сюда могли попасть чужие люди, ведь дом охраняется, да и этаж немалый? Он стоял несколько времени, пока невидимый человек обыскивал его, видимо проверяя, не носит ли он оружие.
  
   Конспиративная квартира.
  
   Иван Ильич встречался обычно со своими помощниками на конспиративных квартирах. Их было несколько. Это было наиболее удобно. Сколько лет существует тайная полиция, столько лет и существуют явки. Технология везде одна. Да и меньше шансов, что тебя засекут, или прослушают. Главное, что не нужно бросаться в глаза, а про всевидящее око, так то враки. Это все пропаганда, тем более сейчас. Им бы хоть друг за другом уследить. Квартира была небольшой, уютной. Все, что необходимо для нормальной жизни. Осталась такая квартира еще со времен торговой деятельности Ивана Ильича, когда он торговал цветами, и еще всякими штуками. Это потом он перешел на государеву службу. Он открыл холодильник, слегка оживил столик в комнате, включил телевизор, прибор контроля. Все чисто, никаких жучков - паучков нет, хотя кто их знает, что они там выдумают. Президент и тот всю систему связи сменил, знает, что и как. Иван Ильич выключил экран телевизора. Смотреть телевизор было выше его сил, а новости он узнавал раньше других. Те новости, что передавались для широкого потребления, его мало интересовали. У каждого продукта свой потребитель, вот и вся логика.
   Зазвонил мобильный телефон:
  -- Жду, - коротко ответил Иван Ильич, и пошел открывать дверь. Такое было правило и его требовалось обязательно выполнять.
   Гость, невысокий плотный, от которого за версту несло "органами", поздоровался первый. Хотя, в душе, может быть, и презирал Ивана Ильича, но что поделаешь, служба. Прошли в комнату, Иван Ильич еще раз украдкой глянул на прибор, нет, все чисто, ничего с собой не принес.
  -- Как добрались, Павел Петрович? - спросил Иван Ильич, усаживаясь в кресло, - как домашние?
  -- Да грех жаловаться, все цветет, все растет, только поливать успевай!
  -- Рад за вас, очень рад, - сказал Иван Ильич, разливая водку по маленьким хрустальным рюмкам, - за ваше здоровье!
  -- Чтобы мы их, а не они нас, - поддержал тост Павел Петрович.
  -- Вот, вот за этим я тебя и пригласил, - сказал Иван Ильич, - ты прессу читаешь?
  -- Каждый день, люблю перед сном, чтобы кошмары снились, кровь полировали.
  -- А если серьезно?
  -- И что? - спросил Павел Петрович.
  -- Кто надул Кореневу в уши, или он сам с поводка сорвался.
  -- Савва надул, и ручку позолотил, а тот с радости и начал перышком водить.
   Вот это была новость, как же это могло быть, ведь Савва человек не глупый, он точно знает, что шутки подобного рода кончаются плохо. Ведь был же уговор, не лезть никуда, кроме своей жены.
   - Президент, на последнем совещании сказал следующее, - Иван Ильич говорил, словно читал по бумажке, глядя куда - то в сторону, у нас государство - это неимоверно сложный механизм, в нем множество различных частей и деталей, и заводиться он может только одним ключом. Каждая деталь состоит из атомов, молекул, которые могут двигаться, как хотят, но только в пределах той шестеренки, которую они составляют. Это не страшно, это даже хорошо, это создает иллюзию свободы. Но ни одна шестеренка не должна нарушать гармоничную работу всего механизма, ибо погибнет все. Сначала механизм, потом шестеренки, потом и молекулы с атомами пойдут на переплавку, кому нужен разломанный механизм? Вспомните Союз? Но у каждого механизма должен быть замок, чтобы можно было завести его, или замкнуть, и ключ от этого замка должен быть у него на столе. Вот над чем, мы сейчас работаем, над этим самым замком. Я хочу, чтобы эта шестеренка, работала вместе со всем механизмом, если это трудно, ее придется заменить, чтобы не нарушался механизм. Установка понятна, Петр Павлович?
  
   Где - то в Москве.
  
   Капитан Белов все никак не мог прогнать мысль о том, что дело о наезде на эксперта, и последующий пожар в гараже имеют между собой определенную связь. Но подтвердить это было невозможно. То, что два мужика, распивавшие в гараже водку, были убиты из пистолета, совсем ни о чем не говорило. Дело благополучно спихнули. Но капитан по опыту знал, рано или поздно, но что - ни будь проясниться. Он упорно ждал той маленькой зацепки, которая могла вывести его на нужного человека. За свою долгую, как он считал жизнь и работу в милиции, он сделал очень правильный вывод. Нужно уметь молчать, сойдешь не только за умного, но и сохранишь жизнь себе и близким. Он так и делал, молчал и ждал, ждал и молчал.
   В жизни все взаимосвязано, это точно. В один из понедельников, его прямой начальник, задумчиво поглядев в потолок, поскольку тоже был склонен к философии, сказал, обращаясь к Белову.
  -- Заявление тут поступило, на вид плевое, но я тебе поручаю. Соседка жалуется. Не успел сосед умереть, как к нему в квартиру новый жилец вселился. Я бы мог участковому передать, да ты знаешь сам, что все такие дела через них и решаются. Может быть, все пшиком обернется, а может быть, и нет.
   Капитана весь день отвлекали другие дела, только успевай поворачиваться, и только перед уходом он сумел открыть тоненькую папочку, в которой лежал всего один листочек. Но какой! Заявление действительно, было написано соседкой, которая интересовалась, каким образом, квартира ее соседа, сгоревшего в собственном гараже при пожаре совсем недавно, оказалась проданной непонятно какой богачке.
  -- Похоже, дождался, - боясь ошибиться в своей удаче, капитан перерыл все свои записи, и точно, отчество точно такое же: "Сергеевич".
   Стало понятно, почему начальник передал это дело ему, схитрил, конечно, все просчитал, не смотри, что молод, зато умен. Но радоваться еще рано, все может оборваться просто. Нет, и не знаю, вот и весь ответ.
   Наутро он отправился по адресу, указанному в заявлении. Дом как дом, таких тысячи. Деревянная дверь на входе, обшарпанный подъезд, исписанный подрастающим поколением, но в подъезде чисто, жильцы пытаются следить за порядком.
   На звонок, дверь открыла молодая женщина, и, увидев человека в милицейской форме, ойкнула и попыталась прикрыть дверь. Но капитан успокоил:
  -- Да не бойтесь, я еще не самый страшный.
   Потом представился:
  -- Капитан Белов, следователь.
   Женщина и правда успокоилась, напряжение на лице пропало, она улыбнулась и пропустила его в квартиру. Там царил полный беспорядок. Видимо, новые жильцы въехали сюда совсем недавно, и еще не успели даже разложить свои, прямо сказать небогатые вещи.
  -- Дело у меня к вам совсем небольшое, - приветливо сказал капитан, - тут прежний хозяин жил, а он у нас по делу проходит, нельзя на его документы взглянуть, может быть, что и осталось.
  -- Да мы все выбросили, нам то зачем, все в контейнер и унесли.
  -- Плохо это, нам бы кое - что посмотреть, а то начальство совсем замучило, грозится уволить. А вы размеров квартиры не знаете.
  -- Ой, да я сейчас в своих посмотрю, - догадалась хозяйка, - в тех, что нам в агентстве передали.
   Она удалилась, и вскоре вернулась, неся в руках тонкую папку с бумагами. Белов развернул ее, и стал перебирать документы. Все было в порядке, даже подписи хозяина, который почему - то сумел продать квартиру несколько раньше, чем умереть. А продала квартиру фирма, с совсем простым названием: " Альфа". Капитан еще чего - то говорил для порядка, потом попрощался и вышел. С квартирой все было ясно, теперь нужно разбираться с фирмой по названию " Альфа".
  -- Все небо, загадили, - думал капитан, - копнешь, а там одно жулье да бандиты.
   Однако в отделение он решил не возвращаться, а прямиком поехал по месту этой самой " Альфы", справедливо полагая, что там ее может и не быть. Но вывеску он обнаружил там, где и положено, и удовлетворенно хмыкнув, открыл дверь.
  -- Придется свою квартирку выставить на продажу, пощупаем, что за курятник тут.
   И вошел в холл.
  
   Где - то в России.
  
  -- Ну, что, полковник, побеседуем? - спросил незнакомец.
  -- О чем? - Романов ответил достаточно резко.
   Однако поднялся с постели, и сел, поджав колени. Игра, есть игра.
  -- Я, думаю, тема у нас найдется, - ответил гость, - да ведь в жизни это и есть главное - поговорить. Человек только тем от зверья отличается, что говорить может.
  -- Может быть, а может, и нет?
  -- Напрасно, вы так пессимистично настроены, - незнакомец сцепил руки в замок, - вы же не хуже меня понимаете, что человек, в том виде, каком существует, или как его задумал создатель себя исчерпал, кончилось его время.
  -- А я тут при чем? - не унимался полковник.
  -- Пожалуйста, не перебивайте. Вы же сами видите, чтобы человек не творил, все ради уничтожения себе подобных. Следовательно, в человеке заложена программа самоуничтожения, как себя, так и всех остальных людей, всего человечества в целом. Что такое убийства и войны? Убийство - это, прежде всего уничтожение самого убийцы, то есть программа включается и человек убивает другого, а затем и себя. А вот программу войны включить сложнее, он включается не разумом, а инстинктами. То есть программу такую и умели включать ранее, а сейчас нет ничего проще, врубил телевизор и жди, когда войска в бой пойдут!
  -- Так уж прямо войска? - ему начал надоедать этот разговор.
  -- А можно и наоборот, заставить бросить оружие и разоружить армию без единого выстрела, - похвастался собеседник.
  -- Ну, это вам виднее, я тут совсем не при чем, я домой хочу, - обрезал его Романов, - у меня, между прочим, дела в Москве.
  -- А у вас и тут дела найдутся, а вас там все равно похоронили, как погибшего в катастрофе, так что не спешите.
  -- Я могу узнать, ради чего я здесь, - настаивал полковник. Во всем остальном сомневаться не приходилось, раз говорит, значит, правда.
  -- Чего вы там делали, о чем разговаривали, нас то мало интересует, как и все тайны вашей конторы. У нас с вами другое дело намечено. Вот, посмотрите.
   Он достал из кармана конверт, открыл его и протянул полковнику. Тот взял ее и стал рассматривать. На той фотографии был он, рядом с президентом. Но он готов был дать голову на отсечение, что такого никогда не могло быть. Пораженный, он еще раз внимательно вгляделся в фотографию, и только тогда уловил некоторое несходство. Машинально, он посмотрел на собеседника.
  -- Вот, видите, что, значит, иметь стандартную внешность, которая так нравилась работников отделов кадров. Тут ничего не поделаешь. Конечно, это не вы. Да и у вас будет совсем простая задача, заменить этого человека, совсем на короткое время. Скажем, на четверть часа, а потом вы свободны и богаты. Как вам, картинка?
  -- Но зачем, - тут полковник растерялся, - это же невозможно, это не пройдет, да я и не буду.
  -- Не зарекайтесь раньше времени, никто вас и не просит с ножом стоять у изголовья, а все остальное, еще как будете. Мы из вас сделаем отличного боевика, абсолютного, если хотите, шпиона.
  -- Да это все провалится в первую же минуту, там же не дураки сидят.
  -- Об этом не переживайте, вы теперь свою роль знаете, а остальное, поручите нам. Мы с этим хорошо справимся.
   Он поднялся. Дверь сама собой открылась, и незнакомец вышел из комнаты.
   Полковник в растерянности посмотрел ему в спину, потом перевел взгляд на лежащее перед ним фото. Неужели все это правда? И что же ему теперь делать?
  
   Москва.
  -- Теперь проходите вперед и садитесь в кресло, - произнес голос за спиной.
   Алексей не стал сопротивляться, послушно прошел и сел в кресло. Вспыхнул свет, и перед его глазами предстал мужчина, худощавый, средних лет, одетый во все черное. Лицо, простое, что и запомнить его очень трудно. Видимо, человек умел маскироваться. Он был абсолютно спокоен, словно пришел в гости по приглашению. Чуть помедлив, гость подошел и сел рядом в кресло, положив пистолет в карман куртки.
  -- А что вы не возмущаетесь? - спросил он у Алексея.
  -- А смысл? - несколько оправившись от шока, ответил Алексей, - вы еще не представились?
  -- И то, верно, только представляться я не буду, вы все равно не поверите, а вот поговорить кое - о чем нам нужно. Вы не против этого?
   Алексей пожал плечами, если и против, что это меняет. Его задача пока сидеть и слушать, хотя о чем таком его могут спросить?
  -- Да вопрос несложный, можно сказать детский, вам папа ничего особенного в наследство не оставлял?
  -- А что именно? - удивился Алексей, - конкретнее нельзя?
  -- Можно, - согласился мужчина, - расчеты всякие, или дискету какую - ни будь, для вас непонятную.
  -- Не знаю, о чем вы просите, - ответил Алексей, - у нас много чего тут есть.
  -- Все не то, - ответил мужчина, - непонятно, где он мог это все спрятать.
  -- А вы что, проверяли?
  -- А это не сложно, у нее есть свойство, у этой дискеты, она в темноте начинает светиться. И на приборе появляется метка, а у вас мы проверили, все чисто. Здесь и на даче нет.
  -- А может быть, отец выбросил все это? От греха подальше.
  -- Это представить даже сложно, не мог он этого сделать. Вы сами ничего не встречали. Все места, где он бывал, с того момента, когда получил это элемент, мы проверили, и везде ничего, пришлось вот у вас таким способом спрашивать. Вы уж нас извините.
  -- Я, правда, ничего не знаю. И зачем вам все это нужно?
  -- Давайте договоримся, что здесь все вопросы задаю я! Так оно лучше будет! А теперь, будем говорить о серьезном.
   Он стал говорить жестко и медленно.
  -- Вы должны найти прибор, больше похожий на дискету, может быть чуть толще размером. У него одна особенность, он светится в темноте. Как только вы найдете, так сразу звоните вот по этому телефону, мы приедем, забираем, и расстаемся на всю оставшуюся жизнь.
  -- А жизнь длинная? - попробовал пошутить Алексей.
   Он и, вправду, не мог ничего понять, шутка в деле приходят ночью, требуют чего - то найти. Дурной детектив, да и только.
  -- Это у кого как получится, - заметил гость, и добавил, - тут у вас мальчик бегает, все следствие проводит, так пусть прыть убавит. А то, неровен час, под машину попадет, или грибков поест несъедобных. У нас это запросто.
   Алексей молчал. Понял, гость говорит серьезно.
  -- Итак, работайте, сроку вам три дня. Да хочу вам напомнить, что менять страну не рекомендуется ради вашего же блага. До свидания, - попрощался гость.
   Алексей кивнул. Он не слышал, как гость покинул квартиру. Да это его и не интересовало.
   На него навалилась смертельная усталость, он прошел в комнату и рухнул на постель.
   - Спать, и чтобы без сновидений, - приказал он себе.
  
   Московская область, Одинцово.
  
   Савва Филиппович внимательно перечитал статью Коренева, и, удовлетворенный ее содержанием, отложил газету в сторону, взял в руки чашку крепкого чая. Чашка была дорогая, из хорошего сервиза, вывезенного из Германии в свое время. Он был ему дорог тем, что напоминал о времени его молодости, о том безмятежном периоде, когда жизнь казалась бесконечной, и что он всегда будет красив и молод. Но время прошло удивительно быстро, оставив на губах вкус горечи несбывшихся надежд и обиды от напрасных, несбывшихся надежд. Вряд ли он испытывал чувство зависти к тем, кто сумел обойти его на этой дистанции, которая называется дорога к власти. Таких счастливчиков, из его соратников, было совсем немного. Он понимал, что все они, просто недостойны быть на Олимпе, что большинство просто заняты строительством собственного благополучия, совершенно не заботясь о том, ради чего все затевалось. Раз они не понимали, нужно применить силу. Иногда он ловил себя на том, что все время старается не думать о конкретных своих врагах. А называет просто - они. Хотя, наверное, те тоже считали его своим. Вот эта статья и должна была послужить сигналом для тех, кто захочет стать вместе с ним. Суть заключалась в одном, что вся система нынешней власти держится на одном человеке, президенте. Все остальное, не более чем, пиар. Пиар, который оплачивался теми, кто получил доступ к государственным деньгам, направляя эти потоки в нужном для них направлении. Механизм был гениально прост, причем, все происходило вполне легально. Савва даже порой казалось, что все это гениальная мистификация. Весь поток денег, в виде американских долларов оседал в Центральном банке, который, совершенно легально, покупал на эти деньги акции ведущих американских предприятий. Созданные, через подставных лиц, фирмы, заключающие эти сделки, получали свои законные проценты. Проценты оседали в карманах отдельных товарищей, имеющих право распоряжаться этими деньгами. Спрашивается, а на кой черт, нужны эти нефтедоллары, и где эти товарищи? Несложный подсчет показывал, сколько денег оседало в некоторых укромных местах.
   Савва понимал, чем это может закончиться, он рисковал по крупному. Но риск и был для него смыслом жизни, это было для него формулой жизни. Вся жизнь для любого, это риск. Ежедневно и ежесекундно. Только каждому воздается по - разному за это. Вот и все.
  -- Итак, что мы можем записать себе в актив? - думал Савва, - первое, вопрос поставлен, и нужно ждать некоторой реакции с обеих сторон. Все хотят денег, а значить власти. Грызня начнется нешуточная. Подождем, что нам на это ответят. К журналисту приставить охрану, или не надо?
   Это был очень интересный вопрос. С одной стороны, журналист профессия опасная, и для них риск дело привычное. А с другой, лишний герой не помешает, да и Коренев, не единственный, у кого неплохое перо, да и обезбашенных, голодных, хоть пруд пруди.
   Чай почти остыл, Савве нравился это напиток, особый сорт чая, привезенного ему в подарок из Китая. Это помогало ему думать, выстраивать новую цепь действий.
  -- Теперь следующий шаг, и очень простой, пусть перегрызутся из - за денег. Считать все умеют, кто от такого куша откажется. Организуем несколько статей, пресс - конференций, подключим Пола, да мало. Сами набегут. А потом подумаем о самом главном.
   О самом главном, он боялся произносить вслух, и только мысли выстраивались в некоторую логическую линию. Теперь главное, суметь придти на финиш первым. А всю грязную работу сделают те, кто и не подозревает, за что проливают кровь. Конечно, смертнику не положено думать о деньгах, за деньги умирать скучно, он пойдет мстить за детей или братьев, за свободу, наконец. Вот это и есть бизнес. Самый, что, ни на есть доходный промысел.
   Он еще раз пробежал глазами заголовок статьи: " Нефтевыхлоп". Неплохо, совсем неплохо, крепко сказано. В дверь постучались. Савва отодвинул газету, прикрыв ее солидным журналом, словно боялся, что его застанут, как школьника за чтением плохой книжки.
   Дверь открылась, и в кабинет вошел Андрей, которого Савве совсем не хотелось видеть. После скандала, случившегося за ужином, положение Андрея стало двусмысленным. Наташа не выходила к завтраку, говорила односложно, да и старалась утром, пораньше покинуть дом. Савва все время откладывал разговор, понимая, что время работает на него. Пусть все перекипит, в таком деле пороть горячку, себе дороже. Савва слегка поморщился, предстоящий разговор был ему неприятен, но делать было нечего.
  -- Садись, - предложил он Андрею, и решил взять инициативу в свои руки, - поговорить нам нужно.
   Андрей прошел к столу, сел в кресло напротив, сжатый, словно пружина. В комнате воцарилось молчание, словно каждый предоставлял собеседнику начать разговор.
  -- Ты мне расскажи, откуда эта фотография? Для меня это было бы очень интересно.
  -- В каком смысле? - спросил Андрей.
   Он и сам не знал, зачем пришел, что он хотел получить от этого разговора. Весь роман с Наташей, был для него словно наваждение, словно сон, который преследовал его и наяву. У него была своя небольшая семья, жена и сын, небольшое дело, доставшееся от отца. И, совсем случайно, они встретились с Наташей, и он попал под ее обаяние, ее голоса, решительного характера, ее знаменитой фамилии. Он переехал жить к ней, оставив своей прежней семье большую часть имущества. И вот теперь он вынужден возвращаться к прежней жизни. А кто его там ждет, и какое дело, как эти фотографии попали к нему, что это меняет? Ему все равно, кто этот Сатаров, для него это не имеет никакого значения.
  -- Мне не хочется этого рассказывать, это дела давно минувших дней, но придется тебя посвятить во все это, - Савва говорил спокойно, ему и самому не очень хотелось вспоминать прошлое.
   Андрей слушал, не скрывая своего раздражения, его мало это интересовало.
   -Сатаров - это тот человек, который стоил мне карьеры. Это было достаточно давно, я готовился тогда к президентским выборам, что очень многим это не нравилось, особенно нашим западникам. Про меня писали все. Если все прочитать, то на мне пробы ставить негде. А вот Сатаров, тот получил документ, на котором стояли мои подписи, о переводе многих миллионов в любимый всеми швейцарский банк. Как им это удалось, ума не приложу, ну так делали все, не я один. Вот Сатаров ту статью и написал. Что было дальше, ты примерно догадываешься. Сатарову тоже пришлось пережить немало, но потом все заглохло. Пришел новый хозяин, и его выгнали, любят предательство, но не предателей. Похоже, он нашел способ укусить меня, он прекрасно знает, как я к нему отношусь.
  -- И как мне ко всему этому относиться, - спросил Андрей, - это же не мои счеты.
  -- А теперь и твои, ты ведь мой компаньон, ты же понимаешь, что все это ни так просто, вынуть деньги из дела, да я не могу тебя отпустить, ведь все завязано.
  -- Я не могу здесь оставаться, это будет совсем смешно.
  -- Поезжай в город, поживи там, подумай обо всем, насчет Сатарова, а потом все обсудим. С него есть, что взять. А потом ситуация может крепко измениться, настолько, насколько ты даже не предполагаешь. А сюда приезжай, давай договоримся, ведь ничего не случилось? Ведь ты же мужчина.
  -- Хорошо, пусть будет так, - согласился Андрей, - я согласен.
  
   Где - то в Москве.
  
   Фирма "Альфа" казалась совсем домашним заведением. В двух комнатах сидели женщины, довольно молодого возраста, и усиленно стучали на клавишах компьютеров. Однако едва Белов переступил порог комнаты, одна из девушек, сразу оторвалась от своего занятия и обратила внимание на вошедшего капитана. Капитан сразу оценил ее. Все при всем, как говорят, мужчины.
  -- Здравствуйте, - поприветствовала она капитана, - спасибо, что пришли именно к нам.
   Хоть она и говорила заученными фразами, было понятно, что она действительно рада его приходу. Остальные даже голову не подняли от своей работы.
  -- Дисциплина, однако, - решил капитан.
  -- Здравствуйте, - ответил капитан, - решил к вам зайти, больно вы мне нравитесь.
  -- Это очень приятно, - ответила девушка, прямо как по учебнику, - чем могу служить?
  -- Да вот хочу квартирку прикупить, - сказал капитан, - житья нет с тещей.
  -- А какую квартиру? - она взяла со стола папку, раскрыла, и стала перелистывать.
  -- Да однушку, на большее не потяну.
   Девушка стала объяснять капитану стоимость жилья, и предложениях, но капитан слушал мало. Он осматривал офис, делая вид, что внимательно слушает собеседницу, но потом сказал:
  -- А специальные предложения есть?
  -- С этим только к Александру Сергеевичу, этим он сам занимается. Если хотите, зайдите, он у себя.
  -- С удовольствием, - отрапортовал бодро Белов, и поднялся.
   Александр Сергеевич оказался молодым спортивного телосложения парнем. Едва Белов открыл рот, он сразу уловил суть дела.
  -- Не вопрос, были бы деньги, - заметил он, - подберем все, что хотите.
   Белова несколько удивил такой подход, вроде бы масштаб у агентства не тот, чтобы работать по заказу клиента.
  -- У нас клиенты без покупки не уходят, - продолжал Александр Сергеевич, - и всегда остаются, довольны нами.
  -- А сколько ждать? - заканючил, было, Белов, - я ждать долго не могу.
  -- Вот вам моя визитка, вы мне перезвоните, скажем, дня через три. Устроит?
  -- Конечно, - рассыпался в благодарностях Белов, - через три дня перезвоню.
   Они распрощались, и капитан, с видом человека, которому некуда торопиться, вышел в коридор, поулыбался девушкам, и вышел на улицу.
   Поход в агентство можно считать удачным. Специальное предложение, понятие, конечно растяжимое, но, скорее всего, это сделка с квартирой, которое имеет темное прошлое. Значит, зацепка будет. Второе, что важно, имя, отчество, Александра Сергеевича, тоже немаловажно. Игру можно продолжить, да вот где денег взять? Начни по официальным каналам работать, через два дня все знать будут, зачем капитан Белов деньги просит. А со своими деньгами, если только в кабак сходить, горе залить. И тут капитан Белов вспомнил Ника, ведь, приходил такой, интересовался. Похоже, частный сыщик, а у них с этим проще. Вопрос, по чью он сторону баррикад? Ну, что же сдаст, не сдаст? Чего тут гадать?
   Капитан через полчаса был у себя в кабинете, и рылся в записных книжках. Ник отозвался сразу. Узнав, кто звонит, вызвался прибыть немедленно, в любое назначенное место. И еще через полчаса они беседовали с капитаном в небольшом парке, сидя на лавочке. Разошлись, оба довольные друг другом. Ник пообещал решить вопрос, и дать ответ вечером. Капитана это вполне устраивало, дело сдвигалось с мертвой точки.
   - Ну, Петрович, мы с тобой еще повоюем, - думал он, направляясь, домой.
  
  
   Россия, Юг.
  
   Романов спал, когда рано утром к нему вошел охранник, разбудил, и жестом показал, что ему надо идти за ним. Обрадовавшись, что хоть что - то в его жизни изменится, и прекратится это бессмысленное сидение взаперти, он вышел из комнаты, и зашагал следом за охранником. Идти пришлось достаточно долго, по абсолютно безлюдным переходам, окрашенным белой краской. Затем они вошли в лифт, и вновь длинным коридором подошли к металлической двери, выкрашенной в зеленый цвет. Дверь распахнулась, словно их ожидали, охранник жестом показал, что нужно войти, а сам остался в коридоре. Романов вошел, двери закрылись, и он оказался один, в пустой комнате, без окон и дверей, выкрашенной в голубой цвет. Сверху, небольшой плафон наполнял ее мягким, тоже голубоватым светом. Посредине стояло кресло рядом еще одно, и маленький столик. Больше ничего интересного в комнате не было. Полковнику ничего не оставалось делать, как пойти и сесть в это кресло. Сидеть в нем было мягко и приятно, словно кресло само собой подгонялось под параметры тела. Ему захотелось расслабиться, немного поспать, да никто и не мешал ему, он и сам не заметил, как уснул.
   Ему снился странный сон, сон из его детства. Огромная лесная поляна, вся залита красным тревожным светом, он идет совсем один по жесткой зеленой траве, ноги босы, и каждый шаг дается ему с большим трудом, тысячи травинок больно жалят его ступни. И на ногах выступают капли крови. Идти становится все труднее и труднее, боль скручивает ноги. Но он плача, продолжает свой поход, пытаясь понять, а зачем ему это нужно? Вдруг все темнеет и он просыпается. Он оглядывается, и не узнает комнату. Она большая и светлая, заполнена аппаратурой, и больше похожа на лабораторию, исследовательского института. Но людей никого нет. Он пытается подняться, и с ужасом понимает, что этого у него не получается. Он также сидит в кресле, но другом, к его голове и рукам подходят провода, но пошевелить ими он не может. Прямо перед ним монитор, на котором вспыхивают фигуры значки, разного цвета, и их мелькание вызывает в нем странные ощущения блаженства, готовности бесконечно долго наблюдать за их движением.
   Вдруг все исчезло, экран погас и через долю секунды вспыхнул вновь голубоватым светом.
  -- Доброе утро, - поприветствовал его с экрана приятный голос.
   Затем появилось изображение женского лица. Лицо молодое, уверенное, такие умеют что - то достигать в этой жизни.
  -- Вы находитесь в институте корпорации " Эра", - произнесла она, - ни о чем не беспокойтесь, вам не причинят вреда, если, - тут она сделала паузу, если вы будете с нами сотрудничать.
  -- А если, - хотел, было возразить полковник.
  -- Мы, в таких случаях, поступаем просто, стираем память, и отпускаем человека на свободу, хотя свобода для него становиться страшной тюрьмой. Он попадает в жуткую самоизоляцию, человек лишается прошлой жизни.
  -- А зачем это надо?
  -- Оцените идею, нам не нужны суды, камеры, политические противники, армии.
   Уголовным преступникам мы просто сотрем их социальную память. И они станут другими, смогут жить и работать. Разве это не гуманно, чем держать людей в тюрьмах, солдаты армии противника не смогут вспомнить, а зачем они пришли сюда, и кто они вообще, на политических противников можно совершать идеальное покушение. Был один человек, стал другим.
   Тот, кто владеет памятью, тот владеет миром. Вот новый лозунг власти. Впрочем, это было всегда. Вспомните, что творится с историей? Согласитесь, в этом есть смысл.
  -- Но это жестоко, это хуже фашизма.
  -- Позвольте с вами не согласиться. Убивать людей, по вашему мнению, гуманнее, чем исправлять их, лишая памяти? Человек, лишенный памяти, продолжает жить, пить есть, и умрет своей смертью. Его права на жизнь, свободу нарушены не будут.
  -- А кто это будет решать, кто определит, кого нужно подвергнуть..., - полковник не мог подобрать нужного слова.
  -- Называйте это психоэвтаназией, если хотите. Для этого будет достаточно решения суда, с соответствующей демократической процедурой. А некоторые смогут пройти это добровольно, после пережитых различных стрессов. Но тоже после решения суда. Вас устроит такая перспектива?
  -- А зачем я здесь?
  -- Мы готовим фазу активного внедрения этого проекта в жизнь, и вы в силу различных обстоятельств, одно из ключевых звеньев этого проекта. Поэтому расслабьтесь, и не о чем не думайте. Желаю вам удачи!
   Экран монитора погрузился во тьму, затем снова появились изображения фигур и картинок, непонятного содержания. И снова Романову не захотелось ни о чем думать. Какая - сумасшедшая баба, говорит совершенно нереальные вещи. Он снова погрузился в расслабленное приятное состояние. А, что есть, наверное, смысл, вот так лишать преступников памяти? Очень даже не плохо.
  
   Москва, проспект Мира.
   - Давай подведем итоги, - проговорил устало Алексей, глядя на сидевшего напротив Костю.
   Несмотря на все усилия выспаться ему не удалось. Утром он проснулся с головной болью, разбитый. Ночные переживания, видимо, не прошли даром. И только чашка крепкого кофе помогла ему прийти в себя. Затем он вызвонил Костю, и тот немедленно приехал к нему на квартиру.
   Обстоятельства выглядели удручающими. Совершенно непонятным образом, дело разрасталось и приобрело совсем фантастический характер.
  -- Какие обстоятельства всему этому предшествовали, вот ведь в чем вопрос? - продолжил Алексей, - что было потом, нам хорошо известно.
   Алексей начал загибать пальцы, а Костя карандашом что - то писал на листе бумаги.
  -- На отца было совершено покушение совсем непонятным способом. Документ, который представил Еленин, если это, правда, свидетельствует, что отец в чем - то не согласился со своими партнерами. Это мотив. С ним решили разобраться. Разобраться, это значит, убить. Что же дело привычное. Но ведь для этого много простых способов, зачем огород городить? Пишем, - продолжал он, словно раздумывая, - что, секретарь была в курсе дела.
  -- А насколько она была в курсе? - спросил Костя.
  -- Скорее, всего, страховала, больше вряд ли. Дальше отца везут в морг, тут вступает в дело эксперт. Он засвечивается, его убирают. А затем, приходят ко мне, и требуют непонятно какой предмет.
  -- Значит, этот предмет и есть мотив, - убежденно заявил Костя, - если исходить с точки зрения следствия, все сделано чисто, следов никаких.
  -- И все - таки, нужно понять, что они хотят, у нас всего несколько дней.
  -- У нас ровно столько, пока они не найдут, то что ищут, или мы не найдем их, - заметил Костя, - Ник, сегодня повезет капитану деньги, и знаешь, какая странность, хозяин этого агентства по недвижимости, абсолютно по всем документам чист. Никаких нарушений нет, обычно, хоть что - ни будь да не так.
  -- А он тот, за кого себя выдает?
  -- Сейчас все это пробьют по компьютеру. Да, вот еще что, самое главное, ты прекращай по городу свободно разгуливать, возьми себе помощника. В контору не ходи, там на кого нарвешься, у тебя парень тут есть, это похоже, порядочный человек. Может, и прикроет. Только в курс дела слишком не вводи, умный, сам поймет. Хорошо?
  -- Договорились, - согласился Алексей.
  -- А сейчас, одевайся, и поехали, я тебя за город отвезу, а с этой квартирой попрощайся.
  -- Хорошо, пятнадцать минут на сборы дашь?
  -- Не больше, - строго заметил Костя.
   Через четверть часа, они уже ехали по проспекту, запруженному машинами. Костя настоял, чтобы Алексей сел на заднее место, и привыкал ездить там. Так надежнее, и ему спокойнее. Алексей только улыбнулся, не те люди, чтобы нанимать недоумков, эти справятся и без стрельбы и взрывов, на то другие способы есть, но подчинился. В таком деле двух мнений быть не может. Если с ним случится катастрофа, то она отразится на всех, потому, его жизнь нужна не только ему, но и другим. В таких размышлениях он и доехал до загородного дома.
   У Ника продолжался медовый месяц. Любовь пылала, и даже неуют старой дачи, ничем не мог помешать им с Региной наслаждаться друг другом. Раньше он и думать не мог, что так случается в жизни, и потому был счастлив, не обращая внимания на все, что мешала им. Регина оставалась такой же непосредственной, бегала на работу в офис, и звонила ему так часто, насколько это было возможно. И Нику это нисколько не надоедало. Он узнал все тайны ее офиса, включая и интимные секреты подруг и начальника. А потом она позвонила, и между делом сообщила, что ее уволили. Да так, ни за что. Просто начальство не выдержало ее непрерывных разговоров по телефону. Весь вечер они обсуждали планы на будущее. Родители Регины были нищие, и с этой стороны помощи ожидать был напрасный труд. В конце концов, Ника осенила гениальная мысль. Ведь, что не говори, у него собственный бизнес, он шеф. А у шефа должна быть секретарша, которая обязательно должна быть любовницей. А тут жена и любовница в одном лице, это какая же экономия? Озаренные такой мыслью, они отправились в кафе, прогуляли последние деньги, и закончили вечер на мажорной ноте в постели, на том же старом диване, пропахшем любовью и сигаретами.
   Наутро началась новая жизнь. Они сели в старенькую машину Ника и поехали, поскольку Константин приказал срочно оторвать пятый элемент от дивана, прекратить на время заниматься любовью, и приехать нему.
   Встретив пару, он внимательно осмотрел Регину, а потом сказал:
  -- Хорошо, что вы вдвоем, легче будет. Вот вам фото, вот адрес одного товарища, съездите и спросите, тот он или не он. И все, больше ничего. Соврите, придумайте что - ни будь душещипательное. Времени у вас до послезавтра. А вот эти деньги передай капитану, скажешь взаймы, клиент дал, причем расписку возьми, в его же интересах, чтобы в случае чего взятку не пришили.
   Он отдал фотографию Владимира Сергеевича, адрес, выуженный у знакомого из паспортного стола, и еще раз посмотрев строго на Регину, уехал. Сказал только на прощание:
  -- Умоляю, господа, не разводите детский сад!
   А ведь других - то и не найдешь, либо спились, либо под бандитами ходят.
   Ехать было не далеко, до Голутвина, а затем на машине, до какого - то райцентра. На машине часа три, потому и поехали на машине, даже по дороге не упустили случая, свернули на проселочную дорогу, а потом завернули в шашлычную, восстановить силы. В райцентре нашли улицу с нужным названием, дом, обыкновенный, двухэтажный, тот, что соответствовал номеру. Договорились, что пойдет Регина, дескать, ищу родственника, жил тут когда - то, а где сейчас, не знаю. Ник остался сидеть в машине, наблюдал со стороны. Наташа вошла в подъезд, и вернулась четверть часа спустя. В квартире, по данному адресу, проживали муж с женой среднего возраста, на разговор пошли неохотно, но потом сказали, что жил тут одинокий мужичина, точно, звали его Володя. А потом исчез, как в воду канул. Куда делся, никто не знает. Хотя мужчина был положительный, непьющий. А им потом его квартиру отдали, все на законных основаниях, если чего не так. Ник достал фотографию, усадил в машину Регину и пошел сам к жильцам.
   Встретили его неприветливо, но, увидев в руках деньги, хозяева повели себя более покладисто. Однако на фотографии Володю не признали, не тот да и только. И боясь, что халявные деньги пролетят мимо, хозяйка вдруг вспомнила, что где - то у нее остались фотки прежнего хозяина. И точно, покопавшись в своих вещах, она достала роскошный дембельский альбом. С обложки на всех смотрел парень рязанского покроя, с роскошной прядью.
   Ник вручил хозяину честно заработанные ими деньги, и вышел на улицу. День был удачным во всех отношениях. И в любви, и в работе.
  
  
   Москва, Новинский бульвар.
  
   Утром Пола разбудил телефонный звонок. Стряхнув ночную одурь, он оторвал голову от подушки, и нашарил телефонную трубку. Звонил Савва Филиппович, голосу него был бодр и свеж.
  -- Пол, пора вставать, нам желательно встретиться перед отлетом.
  -- На который час вы хотите назначить встречу?
   У него совсем не было желания встречаться с этим господином, но в том раскладе, который сложился на данный момент, Савва играл самую главную партию. Отказываться от этой встречи было бы неразумно.
  -- Пол, дорогой, я с вами готов беседовать в любой время, поэтому выбор времени за вами.
  -- Тогда я жду вас в ресторане аэропорта, наверное, время отлета вы знаете.
  -- Ну, до встречи, дружище.
   Пол положил трубку, и посмотрел в окно. На улице было совсем светло, но по московским меркам, совсем рано для таких звонков. Отсюда напрашивался вывод, срочность дела объяснялось его важностью. Савва нужно было срочно переговорить перед отлетом. А зачем? Что это могло изменить? Савва готов предложить деньги? Ну, деньги ничего не меняют, и он прекрасно понимает, что взять деньги Пол не сможет. Хочет уговорить?
  -- Что гадать, увидим, - решил Пол, и опустил ноги с кровати.
   Он прошел в ванную комнату, и встал под душ. Струю воды дождем рассыпались по телу, он любил это ощущение, словно возвращался в далекое детство. Тогда, попав под теплый дождь, на ферме, во время купания на реке, он испытал необъяснимое наслаждение от струй воды, ударяющих по лицу и голому телу. Это и было настоящее ощущение жизнью.
   Он завернулся в махровую простынь, прошел на кухню, заварил кофе, сел за стол и включил телевизор. Это, как священное действо, он проделывал каждое утро, где бы ни находился. Взглянув на экран, он сразу понял, зачем ему звонил Савва. На экране диктор, даже несколько ему знакомый по клубу, читал сообщение об очередном террористическом акте в столице, взрыве на автобусной остановке. Диктор пытался сохранить спокойствие, хотя это удавалось ему с трудом. Пол отставил чашку с кофе, задумался.
  -- Неужели, это и есть, тот самый выстрел "Авроры", за которым последует все остальное, государственный переворот. Иллюзия хаоса и слабости власти, все как было прежде, а затем, все пойдет по разработанному плану. Как там написано? " На первом этапе, не мешать террористическим группам, реализовывать свои намерения, и всячески демонстрировать слабость Администрации низшего и среднего звена, дискредитировать иные формы правления, кроме чрезвычайных форм, которые должны стать основными на определенный период".
   Он прошел в кабинет, позабыв про кофе, открыл его, в каком - то нетерпении, но все было на месте, папка цела.
  -- Хорошо, тогда действуем, - решил он, - пока еще не все потеряно.
   Время текло быстро. Перерыв все гардероб, он надел любимый костюм, серого цвета, а вот рубашку пришлось одеть новую.
  -- Плохая примета, - подумалось ему, как солдат перед смертным боем в русской армии, что надевали новую, бережно хранимую пару исподнего. Ну что же, чему быть, того не миновать.
   Он причесал перед зеркалом свои черные волосы, заметил очередной седой волос.
  -- Нужно завести молодую любовницу, чтобы избавляла от седых волос, - подумал он.
   Потом вспомнил, про кофе, прошел на кухню, и выпил. Закурил сигарету. Припомнилось, как в фильме, где казнят преступника, красавчик - артист, выпивает последнюю чашку кофе, и выкуривает последнюю сигарету.
  -- Ну, дай Бог, не последнюю, и последнюю не дай, - такую фразу он всегда слышал от своего деда, любившего пропустить по рюмке пред обедом.
   Он взял портфель с документами и решительно вышел из квартиры.
   Консьерж в подъезде тепло поздоровался с Полом, ему нравился этот американец, но когда за Полом захлопнулась дверь, снял трубку, просили позвонить, когда утром он будет выходить из дома. А, что тут такого, позвонить и позвонить. Не просили же убить.
   А Пол, забыв, про все приметы, сел в машину, и через пару минут уже ехал в потоке машин по направлению к аэропорту
   Савва ждал пола на входе в ресторан. Чуть поодаль стоял охранник, средних лет мужчина в традиционной черной куртке.
  -- Почему они все так любят черное? - подумал Пол, пожимая протянутое Саввой Филипповичем руку, наверное, думают, что на психику давят.
  -- Рад, что вы приняли мое приглашение, - сказал Савва, добродушно улыбаясь, - а то вы улетите, и когда мы тогда встретимся?
  -- С вами всегда интересно беседовать, - ответил Пол.
   Он все же думал, не допустил ли ошибки, согласившись на такую встречу. Они прошли в зал ресторана, охранник неслышно двигался за спиной, соблюдая положенную дистанцию. Официант, видимо, предупрежденный заранее, встретил их и проводил к накрытому столику.
  -- Вы, уже позавтракали? - Савва сказал это предложение с интонацией заботливого отца, делающего внушение своему непослушному отпрыску, - а я, грешный, люблю утром поесть.
   Пол пожал плечами. У всех свои причуды.
  -- Думаю, у нас все - таки иные темы для разговора, - напомнил он.
  -- Да, конечно, - вздохнул Савва.
   Ему и на самом деле, не хотелось омрачать себе утро, но без этого обойтись было нельзя, от этого разговора зависело немало.
  -- Я просто хочу знать, как вы относитесь единого мирового союза, так сказать союза народов мира.
  -- Это, в каком смысле? - спросил удивленный Пол, - я не очень разбираюсь в этом вопросе.
  -- Я, думаю, тут все очень просто, настолько просто, что ясно будет каждому. Сколько империй не создавалось в этом мире, все они погибли, чтобы вновь возродиться, и, заметьте, каждая последующая, было масштабнее предыдущей. Теперь возникла задача создания всемирной империи. Для этого есть все. И экономика, и валюта, и идеология.
  -- Ну, насчет идеологии, наверное, вы поторопились? - заметил Пол.
  -- Ничуть, посмотрите сами. Права человека, вот и есть идеология, и зачем что - то другое нужно. Это и есть вершина человеческой мысли, итог мирового развития. Сейчас, мы переживаем, время кризиса предыдущей системы коллективной идеологии, новое общество будет союзом индивидуумов, объединенных идеей технологических достижений и потреблением.
  -- С этим можно согласиться, - заметил Пол, - вполне разумно.
  -- Ну и отлично, только вот незадача, ислам и православие объединены общей идеей подчинения личности коллективу, а потому просто не вписываются в эту стратегию.
   Пол поднял глаза и вопросительно посмотрел на Савву.
  -- Поэтому не нужно ничему удивляться, если хаос на территории России будет усугубляться, а затем плавно перерастет в мировую войну. Россия просто плацдарм для разрешения мировых споров
   Пол молчал. Он все еще не улавливал связь беседы, и собой. Мало ли у кого какие завихрения в мозгу. Он - то здесь при чем?
   - Вы не удивляйтесь, это вопрос ни одного дня, и все - таки в войне заинтересованы все, да и сама Россия. Вспомните, империи после войны сначала впадали в ступор, а потом расцветали, почему мы должны пройти другим путем?
  -- А других вариантов нет? - спросил ошеломленный Пол.
  -- Нет, да и не нужно. Война мощный стимул промышленности, сплочения нации, да и всего другого.
  -- А бомба?
  -- С этим проблем не будет. Вы, что будете бомбить школы с заложниками, или свои города. Ну, срубили пару небоскребов в Нью-Йорке, и где при этом весь ядерный потенциал?
  -- Вы хотите сказать, что, все, что происходит в России, есть сознательная политика? Тогда, кто ее проводит?
   Савва улыбнулся, все - таки Пол еще совсем молод, настолько молод, что готов задавать такие вопросы, на которые никто не может дать ответа. Все лучшие умы человечества.
  -- Вы, надеюсь, не думаете, что только по воле Гитлера или Сталина, народ пошел стенкой на стенку. Тот и другой лишь симптомы болезни, как насморк при простуде. Любая нация должна переболеть этой болезнью, а что получится после выздоровления, это большой вопрос. На него пока ответить очень непросто. Поэтому, я вас прошу учесть это обстоятельство при своих публикациях. Здесь, на полях России, мы будем защищать вас, бог даст, в последний раз. Это счастье, что Штаты, далеко от арабов, а то бы пришлось воевать по - другому. В конечном счете, это благо, если Штаты установят мировое господство, их империя будет еще более уязвима, чем Россия.
  -- Я не думаю, что такое возможно, мировая война в наше время, это гибель всему.
  -- Примите это за данность, и будьте здоровы.
   Савва поднял бокал, и они выпили.
  -- Когда вернетесь, сразу позвоните, мы с вами еще раз побеседуем, посмотрите, насколько буду прав.
   Они оба встали, и пошли на выход из ресторана, каждый думал о своем. В вестибюле они распрощались, Полу нужно было спешить на регистрацию, поджимало время. Он пошел, ускоряя шаг, а Савва достал телефон, и набрал номер. Ответили быстро.
  -- Спите, - сказал он, - молодцы, продолжайте в том же духе.
   И выключил телефон.
  
   Кафе на Садовой.
  
   Капитан долго рассматривал фотографию, привезенную Ником, потом отложил ее в сторону, и спросил сидящего напротив Константина:
  -- И что, теперь делать? Если я его задержу, его легко вычислят, он и трех дней не проживет. Ты же не хуже меня знаешь.
   Они сидели в небольшом кафе на Садовом. Другого места поговорить у них не было.
  -- А если, я вас украду. Вместе с ним. А что, у вас деньги, поехали смотреть квартиру, вот вы и друзья по несчастью. А вы на работе возьмите отпуск дня на два, я думаю, за это время управимся.
   Капитан отпил пиво, посмотрел. За окном был виден нескончаемый поток автомобилей, пешеходы, торопливо проходящие мимо окон.
  -- Хорошо, - сказал он, - если что, вся ответственность на вас, я пострадавшая сторона.
  
   Где - то в Москве.
  
  -- Владимир Сергеевич, день добрый, я пришел, как договорились! - бодро поприветствовал хозяина Белов и протянул ладонь для рукопожатия.
  -- Очень хорошо, вы как раз вовремя, - ответил тот, понимаясь из - за письменного стола, - мы вам кое - что подобрали.
  -- Ну и отлично, едем.
   Капитан был настроен решительно, изобразил на лице нетерпение.
  -- А как, насчет...- напомнил, было, Владимир Сергеевич.
  -- Не вопрос, - Белов был сама деловитость.
   Он достал из кармана внушительную пачку денег.
  -- Это в качестве аванса.
  -- Замечательно, едем!
   Они вышли из здания. Сели в машину и поехали. Капитан полностью, казалось, положился, на Владимира Сергеевича, был рассеян, и больше наблюдал за тем, что происходит на дороге. Примерно через час, Владимир Сергеевич, остановил машину возле пятиэтажного дома, довольно хорошо сохранившегося. Двор был неплохо убран, на лавочке сидели традиционные бабушки, сохраняя молчание. Владимир Сергеевич закрыл машину на замок и жестом пригласил за собой Белова. Тот оглянулся. Во двор в это время, въезжал милицейский " УАЗик".
  -- Пока, все по плану, - успокоился капитан.
   Они поднялись на третий этаж. Владимир Сергеевич своим ключом открыл дверь квартиры, и посторонился, пропуская вперед Белова. Он прошел вперед, и в нос ему ударил запах, присущий квартирам одиноких пожилых людей. Да и мебель была соответствующая, словно капитан переместился в прошлое, лет эдак на сорок.
   Но, квартира в целом, производила неплохое впечатление, и требовала ремонта. Но капитана это интересовало мало. Однако, чтобы не вызвать подозрения, он не стал торопиться. Прошел по всей квартире, повздыхал, покрутил зачем - то краны в ванной комнате, заглянул в туалет, произнес прочувствованную речь о том, что все в жизни течет и изменяется, открыл дверь на не застекленный балкон, и даже зачем - то посмотрел вниз. В конце концов, он остался доволен, благоразумно не став спрашивать о прежних хозяевах.
  -- Тогда едем в контору, оформляем документы, - предложил Владимир Сергеевич.
  -- Конечно, - охотно поддержал его капитан.
   Они стали спускаться, Владимир Сергеевич первым, а капитан следом. На улице их ожидал сюрприз.
  -- Капитан Волин, - представился им молодой милиционер с погонами капитана на тужурке, - прошу представить документы, в первую очередь, на машину.
  
  
  -- А в чем, собственно, дело? - спросил Владимир Сергеевич, запуская руку во внутренний карман куртки.
   Белов почувствовал, как тот внутренне напрягся.
   - Шалишь, брат, есть грешок, - подумал он.
   Двое других милиционеров в это время, делая равнодушный вид, осматривали машину.
  -- Есть подозрение, что ваша машина числится в угоне, - ответил Волин.
  -- Ну, это ерунда, - с некоторым облегчением ответил Владимир Сергеевич, - вот, пожалуйста.
  -- А не плохо на нем мой костюмчик сидит, умеет парень форму носить, - подумал Белов, делая вид, что ему эта история, что называется " по барабану".
   "Капитан" начал осматривать автомашину, обходя ее кругами. Владимир Сергеевич ходил следом, пытаясь, что - то объяснить Волину. Но тот, войдя в роль, совсем не слушал, что говорит водитель.
  -- Короче, давайте все в отделение, там разберемся, - резюмировал капитан.
  -- Некогда нам, капитан, - запротестовал Владимир Сергеевич, - у нас время, дороже денег. Может, на берегу договоримся, мы с понятием.
  -- Я сказал, едем, значит, едем, - жестко проговорил Волин.
   И тоном, не терпящим возражений, распорядился:
  -- Вы, граждане, пожалуйста, в машину.
   Владимир Сергеевич, вздохнул, оглянулся по сторонам, и под любопытными взглядами старух, побрел в милицейскую машину. Капитан пошел следом, бурча себе что - то под нос. Дескать, кругом, черте что, творится, никому доверять нельзя.
   Ехать пришлось довольно долго, наконец, машина, льнула в какой - то двор, их быстро провели через какой - то темный коридор, и так же быстро они очутились в кабинете, очень похожем на кабинет следователя или инспектора. Три стола, обшарпанные стулья, шкафы, на одном из столов допотопный компьютер. Решетки на окнах дополняли пейзаж.
  -- Будьте добры, подождите минуточку, - сказал капитан Волин.
   И вышел, оставив в кабинете второго милиционера, в довольно затасканной форме, с новенькими лейтенантскими погонами. Тот демонстративно сел за стол, на котором был установлен монитор, и начал быстро щелкать на клавиатуре. Полноват был старый мундир капитана для молодого. Но что делать, хорошо хоть погоны купили, да и по нынешней зарплате, было, похоже.
  -- И долго мы тут сидеть будем? - забурчал Белов, - я на это не подписывался, у меня другие планы.
  -- Не знаю, - зло бросил Владимир Сергеевич, было понятно, что это ему совсем не нравилось.
  -- А может, - тут Белов пододвинулся поближе, и зашептал, - может им отстегнуть?
   Владимир Сергеевич равнодушно пожал плечами. Мол, кто, против?
   В комнату быстрыми шагами вошел капитан, следом за ним еще один мужчина, в штатском. Капитан нес в руках несколько листов бумаги.
  -- Как это получается, уважаемый, - сказал капитан.
   Он сел за стол, положил фуражку перед собой, и пригладил волосы.
  -- Артист, да и только! - восхитился Белов.
  -- Как же это, получается, - повторился капитан, - что вы гражданин, значитесь, как пропавший без вести. Вас все разыскивают, а вы по столице, на машине разъезжаете. Нехорошо, это.
   Сидевший у компьютера лейтенант насторожился, поднял голову от компьютера, и стал заинтересовано смотреть на Владимира Сергеевича. Тот молчал.
  -- Посмотрите, это вы? - попросил капитан, и положил перед Владимиром Сергеевичем лист, на котором была фотография, привезенная Ником. Только на листе была надпись: " Разыскивается".
   Владимир Сергеевич только мельком взглянул на фотографию, и отвернулся. Сходство, было, но не настолько, чтобы можно было говорить, что это одно и тоже лицо.
  -- Так вы нам ничего не хотите сказать? - спросил Волин.
   В кабинете на несколько минут повисло молчание.
  -- Плохо это, придется вас задержать на три часа для выяснения ваших личностей. Пока, - уточнил капитан.
  -- А меня - то за что, - стал возмущаться Белов, - мне тут сидеть не с руки.
  -- А чтобы было, - отмахнулся Волин, - будешь возмущаться, хулиганку оформлю.
   Он поднялся, засобирался выходить.
   - А вы гражданин, - обратился он к Владимиру Сергеевичу, попытайтесь сосредоточиться, пока я хожу. Коля, ты тут пока понаблюдай за гражданами.
   Владимир Сергеевич сидел молча, уставившись, взглядом в одну точку, где - то там, за окном. Он отстегнул электронные часы, и начал зачем - то нажимать кнопки, словно стараясь перевести время. Неведомая сила заставила Белова подняться с места, а точнее, такой отсутствующий взгляд ему довелось видеть у смертников, во время командировки на войну. Сработал инстинкт, он начал отходить подальше, и в ту же секунду раздался хлопок, голова Владимира Сергеевича подпрыгнула, отделилась от туловища, само тело, словно накаченное мощным насосом, разлетелось на куски, забрызгивая всю комнату сгустками крови и плоти. Ник, ошарашенный, всем происходящим, сидел не в силах пошевелиться, а Белов, с искривленным от ужаса лицом, стоял, пытаясь счистить ошметки тела со своего пальто.
   Через минуту рванула дверь, в комнату влетели капитан и второй мужчина. Косте хватило несколько секунд, чтобы оценить обстановку.
  -- Все быстро в машину, - заорал он, - быстрей.
   Он покрыл всех крепким матом, что подействовало, Ник зажав рот, борясь с приступом тошноты, выскочил в коридор. Следом поспешил, пришедший в себя Белов. Покидая комнату, Константин, скорее по наитию, схватил окровавленные остатки руки, на которых висели черные пластмассовые часы.
   Еще через минуту все были в машине. Никто не ожидал такого финала.
  
   Москва, Южное Бутово.
  
   Романов открыл ключом дверь своей квартиры, прошел вовнутрь, и огляделся. Все было на месте, словно он и не уезжал отсюда несколько дней назад. Это хорошо, что ничего не изменилось, все по - прежнему. Он поставил портфель, снял с себя верхнюю одежду, пиджак, все аккуратно повесил в шкаф, и прошел в ванную комнату, умыться с дороги. Он включил кран, обмыл лицо, ощущая на лице приятную свежесть, взял полотенце, и, вытирая руки, несколько мгновений рассматривал свое изображение. Вполне хорошо сохранившееся лицо для мужчины средних лет. Он остался доволен, повесил полотенце и прошел на кухню, пытаясь приготовить себе обед. Все было знакомо, и в то же время, все было внове. Он никак не мог понять, в чем заключается эта новизна. Был внове вкус пищи и воды, и этот вкус отзывался новыми ощущениями. Почему - то все, что находилось в комнате, никак не совпадало с его вкусами. Заварив кофе, и сделав бутерброды, он прошел на кухню, сел за обеденный стол, и включил телевизор. Он перебрал каналы, остановился на новостях. Посмотрев несколько минут, он выключил телевизор. Ему не хотелось слушать грустные новости, содержание которых было однообразным до одури. И хотелось от этой одури избавиться, словно от чесоточной болезни, зубной боли, не дающей покоя ни днем, ни ночью. Все вокруг стало словно чужим, и в этом мире он никак не мог найти покоя.
   Он прошел в спальню, снял брюки, прилег на постель. Отпуск кончался только завтра, и у него было время отдохнуть, и привести свои мысли в некое соответствие с миром вещей, в которое он окунулся. Главное, он совсем не помнил, что происходило с ним до этого дня. Словно каждый день он начинал жить заново. И каждый день приносил только разочарования. Он не мог найти ничего, что могло доставить ему удовольствие. У него не было семьи, не было в жизни того, что называется мужской удачей. Жизнь была средней, однообразной, как у тысячи других. Были погоны, кабинетная служба, интриги по службе. И это существование называлось жизнью. И он понял, что обманулся, что ждал, от жизни большего, а оказалось, что служение, есть лакейство. И он обречен до конца дней, быть этим лакеем, хоть и в большом чине.
   Он не заметил, как уснул. Спал он хорошо, без сновидений. Проснулся он телефонного звонка. Было уже темно, в окно пробивался свет рекламы, когда он уснул, то просто забыл опустить шторы. Он поднял трубку, услышал ровный спокойный голос, который, словно читая по бумаге, произносил текст. Слова словно записывались в мозгу, впечатывались в его мозг. Он дослушал до конца, также спокойно положил трубку. Скинул одеяло, и пошел под душ. Уверенный в себе, симпатичный мужчина средних лет.
  
   Где - то В Москве.
  
   В машине с Ником случилась истерика. От пережитого шока, от крови измазавшей его одежду и лицо его вывернуло наизнанку. Сам Белов ничего понять не мог, что же произошло, и сидел, закрыв лицо руками. Он не слышал никакого взрыва, не было никакого запаха, человека просто разорвало на куски, как воздушный шарик, который ребенок протыкает ради озорства иголкой.
   Машина, покружась по лесным дорогам, проскочила через шлагбаум и через некоторое время оказалась на незнакомой для капитана даче. Через минуту, Константин, сидевший на сиденье рядом с водителем, выскочил и открыл им дверь. Ник буквально вывалился на землю, но Костя схватил его за шиворот, и потащил в дом. Он быстро затолкал их в ванную комнату, заставил снять одежду, и включил воду. Сам пошел в бар, достал бутылку водки, и отнес в ванну.
   Он тоже ничего не мог понять. Это было необъяснимо, даже с точки зрения самых отъявленных отморозков, которых развелось великое множество. Алексей, выслушав, Константина, спросил:
  -- А где часы, что ты подобрал?
   Идти за ними не хотелось, но пришлось перебороть себя, и он, морщась, принес окровавленную культю. Они, положив на слой газет, рассматривали изуродованный кусок пластмассы, пока, наконец, Алексей не сделал заключение:
  -- На часы похоже мало, думаю, это прибор, какой - то активатор. Попробуй уточнить по своим каналам.
   Они услышали какой - то шум, прислушались. Казалось, по коридору топал слон. Они оба поднялись, Алексей при этом открыл ящик стола. Распахнулась дверь, и в комнату ввалились совершенно невменяемые Белов и Ник, завернутые в махровые простыни.
   - Ну, слава Богу, - произнес Алексей, - живые, здоровые. И захлопнул крышку стола.
  -- Айда, мужики, на кухню, ограбим винный подвал, - предложил он.
   Все радостно встретили это предложение.
  
   Москва, улица маршала Жукова.
  
   Константин, взяв пакет, поднялся на второй этаж, нажал звонок, нужной ему квартиры. Не открывали довольно долго, он уже стал терять терпение. Наконец, дверь распахнулась, и на пороге появилась лохматая голова молодого мужчины, лет двадцати пяти, в цветастом женском халате, с недовольным видом.
  -- Костик, ты обнаглел, - сказал тот, но по лицу было видно, что хозяин доволен, - ты видишь, я с дамой.
  -- Ты, всегда с дамой, - оборвал его Костя, - у тебя это процесс непрерывный, конь ты, стоялый.
  -- Т- с - с, - замахал руками хозяин квартиры, - не ори, а то не дай, Бог!
   Они обнялись по - дружески, что может быть крепче студенческой дружбы.
  -- Иди на кухню, и жди меня, я быстро, - предупредил хозяин и исчез в глубине комнат, откуда раздавался призывный женский голос.
   Константин прошел на знакомую ему кухню, и принялся готовить завтрак, который вполне мог сойти уже за обед. Все было ему привычно знакомо. Полупустой холодильник " ЗИЛ", спасавший их в свое время от голодной смерти, стол, за который их усаживала Левина мама, угощая их вкусным борщом, царство ей, небесное!
   Он быстро соорудил нечто похожее на бутерброды, заварил кофе. Когда на кухню вошла приятного вида девушка, и смущенно улыбаясь, представилась:
  -- Оксана, - и протянула руку для поцелуя.
  -- Константин, - он не подкачал, чмокнул протянутую ладонь, ощущая на губах приятную свежесть кожи.
  -- А губа у Левы не дура, - ревниво подумал он, - все его бабы становятся краше и моложе, скоро на школьниц перейдет.
   Однако, было, похоже, что холостая жизнь у его товарища заканчивается. Он вел себя растерянно, видимо в доме появилась настоящая хозяйка. Та совсем не терялась.
  -- Я так рада за Левушку, что у него такие хорошие знакомые, - говорила она, словно знала Льва, по крайней мере, лет пять, - почему вы так редко приезжаете к нам?
   Лева хлопал глазами, и было понятно, что грозный корабль шел ко дну. Впрочем, ответ девушку интересовал мало.
  -- Лева, где наши сигареты? - спросила она, присаживаясь за стол, и закидывая ногу на ногу. Леву словно ветром сдуло, через минуту он вернулся, неся в руках пачку сигареты.
   Такого раньше не случалось, и это обнадеживало.
  -- Лева, а кофе?
   Лев загремел чашками, разливая кофе по чашкам.
  -- Ах, как хорошо, - произнесла Оксана, - люблю по утрам кофеек и сигарету, просто прелесть.
   На лице ее было написано блаженство. Володя успокоился, чувствовалось, что друг в хороших руках.
   Выпили кофе, поговорили о том, о сем. Наконец, Константин перешел к теме своего визита.
  -- Оксана, я на несколько минут украду вашего замечательного Леву, - сказал Константин, - у нас с ним небольшой разговор.
  -- Только не долго, - строго заметила Оксана, - и без кобеляжа.
  -- Оксаночка, мы быстро, - заметил Лева, чем вызвал у Кости плохо скрываемый приступ смеха.
  -- Ничего поделать не могу, - оправдывался перед другом Лева, - сам понимаю, что мне конец. А стоит ей только ножки раздвинуть, так все, скажет, в огонь прыгну.
  -- Будь счастлив, - пожелал другу успеха Константин, - скажи, что это по - твоему?
   Он развернул перед другом то, что осталось от наручных часов Владимира Сергеевича. Тот долго рассматривал их, вертел и так и эдак, а затем включил компьютер. Наконец, он спросил:
  -- Откуда эта хрень?
  -- Не скажу, обстоятельства не располагают.
  -- Тогда слушай, скажу только как другу, а ты про это сразу забудь. Это биоактиватор, то есть новой поколение взрывчатки, которая носит названия биологической. Ведь по сути дела, в человеческом организме есть все для того, чтобы создать взрывчатку из элементов его тела. Представляешь?
  -- Нет, - честно признался Константин.
  -- Ну, так еще раз повторяю для особо одаренных, - поморщился Лева.
   В его словах чувствовалось превосходство.
  -- Короче, есть специальные программы, которые позволяют так активировать твой организм, что ты мгновенно превратишься в бомбу, биологическую. Тебя просто разорвет на куски, как воздушный шарик. Ты, помнишь, как мы с тобой в деревне были, и там колхозные коровы объелись клевера и напились холодной воды? Что с ними беднягами было. А представь себе, если солдата так разнесет, или летчика в кабине, или террориста?
   Константин вспомнил обезумевших раздутых коров, которым пришлось в срочном порядке прокалывать вздутые животы, чтобы их просто не разнесло на куски.
  -- А это реально?
  -- А ты, что на улице это нашел?
   Константин промолчал, жуткая картина встала у него перед глазами.
  -- Это, что оружие или разработки?
  -- А вот этого я не знаю, и тебе знать не советую. Выброси скорее все, и забудь, как будто того и не существовало.
  -- Хорошо бы, так.
  -- Мальчики, - послышался с кухни голос Оксаны, - где вы там, я вас жду!
  -- Пошли, - заторопился Лева, - труба зовет!
  -- Идем, - согласился Костя.
   У него возникло ощущение, что все только начинается, все, что было до того, только цветочки.
   - Значит, будем собирать ягодки, - подумал он.
  
   Дача в ближнем Подмосковье.
  
   Наташа все меньше понимала себя. Жизнь протекала, как и прежде, но приобретала новые оттенки, в которых она пыталась отыскать уловить то, чего была лишена раньше. Раньше она жила придуманной кем - то жизнью, в которой она была всего лишь товаром, таким же, как и прочие, и стоила она ровно столько, сколько денег было у нее или у отца. Ей казалось, что в этом истина, и все, кто ее окружал, жили точно также, изображая счастливые пары, ублажая новорожденных детей. Жизнь была похожа на карусель, в движении которой, наблюдалось строго очерченное движение, и вырваться из которого было невозможно. И тут все сломалось, Володя, нищий бродяга, с какой - то непонятной судьбой, провел некоторую черту, разделяющую ее жизнь на прошлое и настоящее. Андрей продолжал приезжать, делал вид, что ничего не случилось, жил обычной жизнью, но Наташе он был совершенно безразличен. Звонил Сатаров, пытался узнать в чем причина ее хандры, но она все время находила причины для того чтобы отклонить все его предложения. Иногда, она спрашивала себя. Что же привлекло ее в этом мужчине, и все мысли сходились на том, что Сатаров, был как орел - стервятник. Он губил свои жертвы, поражая их в тоже время силой и жестокостью, ни сколько не заботясь о том, будет она испытывать боль или нет. Однажды, она издали увидела его, и, пугаясь возможной встречи, спряталась, пытаясь разглядеть его лицо. Лицо его было спокойно, он был занят собой и только собой. Сын все больше требовал внимания к себе, и она вдруг словно спохватившись, занялась устройством его дел, сама возила его в школу, занималась уроками, читала на ночь сказки.
   И все - таки она позвонила на дачу Кузину и напросилась на вечер. Она так и не могла придумать достойного предлога, да Алексей и не настаивал, хотя был в некотором замешательстве. Он поручил Вадиму достойно встретить даму, а сам поднялся в кабинет. Вадиму тоже было некогда, у него появилось некое увлечение, поэтому все легло на плечи Володи и Ивана.
   Известие о том, что приезжает Наташа, Володю несколько оживило. Участие его в предприятии под видом капитана Волина, напомнила ему о том, что он все же сотрудник милиции, хотя и бывший. Он понял, что жизнь продолжается, и в этой жизни есть прекрасные моменты, которыми наградит его судьба. Одним из таких и была Наташа. Он с радостью принялся за подготовку вечера. Съездил на рынок, купил мяса, зелени. Ему нравилось, что он теперь нужен другим людям, и у него в жизни появился смысл. У него была еще одно дело, хотелось найти ребенка Маши. Но как подступиться к этому делу, он не знал. Пока.
   Иван, который теперь исполнял роль дворника, развел камин. Ему нравилось такая осмысленная жизнь в мужском коллективе, он с удовольствием выполнял все поручения мужчин. Те относились к нему с уважением, не забывая иногда баловать разными вкусными вещами. С помощью Алексея брата Ивана определили в больницу, и тому вскоре должны были сделать операцию.
   Наташа приехала под вечер, когда уже вечерняя мгла начала растворяться среди деревьев, и с ближнего озера потянуло сыростью. В предыдущие дни стояло солнце, оно просушило землю от зимней влаги, и легкая зелень стала проступать на прогретых солнцем участках. Алексей, догадавшийся о причинах Наташиного визита, предупредил Володю, и он поспешил встретить ее машину у ворот. Он с улыбкой наблюдал, как они вдвоем, медленно шли по дорожке. Высокие, они смотрелись привлекательной парой, мило обсуждающей свои дела.
   Володя нес пакеты, привезенные Наташей, слушал ее говор, несколько торопливый, она была смущена, и только кивал головой. Наступало умиротворение, хорошенькая женщина, хороший весенний вечер, все выстраивалось в новую линию жизни. Они вошли в дом.
   Они сидели за столом в столовой, и Наташа чувствовала себя большой хозяйкой большого дома. Ее окружали только мужчины, и все, так или иначе, нуждались в ее заботе. Самый молодой, Ванюша смотрел на нее, раскрыв рот, ему никогда не приходилось видеть таких роскошных женщин так близко. Женщины, которые не пьют водку, не матерятся, и не курят дрянные сигареты, как ему подсказывал опыт его невеликой жизни, могли существовать только в кино. Но все оказалось намного проще, они существовали и в жизни. Она сидела рядом за столом, и смеялась вместе с ними над шутками, и даже добавляла ему в тарелку еду. Мысли Алексея были далеко. У него состоялся разговор с Константином, и его больше занимали мысли о том, что он понял из этого разговора. Больше всего в разговоре принимал участие Володя. Он старался не только вести беседу, но и успевал ухаживать за Наташей.
  -- В тайге, конечно, все намного проще, - рассказывал он о своем пребывании в тайге, опуская кровавые подробности, - я там однажды столкнулся с медведем, нос к носу.
  -- Ой, как интересно, - всплеснула руками Наташа, - представить себе не могу.
  -- Да, он такой огромный, коричневый, и сипит, словно простуженный.
  -- И он вас не съел? - спросил Иван.
  -- Если бы съел, то кто бы сейчас за столом сидел, - сказал наставительно Алексей.
   Он на минуту представил себе лес, полное одиночество, тишину, и ему городскому жителю, стало неуютно. Это только в кино хорошо в тайге, а доведись?
  -- А вы долго в тайге были, - спросил Иван.
  -- А спать не пора? - вдруг поинтересовался Алексей, - лично я уже сплю.
   Иван с сожалением поднялся, но усвоил крепко, что слово Алексея в этом доме закон для всех, и обсуждению не подлежит. Он встал и поплелся к себе в комнату, следом попрощавшись, ушел и Алексей, сославшись на то, что нужно рано встать. Накопилось много дел. Они остались вдвоем в большой столовой, заполненной шкафами с посудой, резной мебелью, всем тем, что занимает пространство, без всякой на то нужды.
  -- Володя, помогите мне убрать посуду, - предложила Наташа, чтобы избежать молчания, грозившего заполнить комнату.
   Володя с радостью согласился. Они перекидывались ничего не значащими словами, и в каждом движении присутствовала скованность, о которой Наташа уже и думать забыла.
  -- Давайте по кофе, - предложила Наташа, когда работа была закончена.
  -- Конечно, - согласно кивнул головой Володя.
   Они сели за столом в полумраке столовой, потянулся сигаретный дым.
  -- Знаешь, - произнес Володя, он кожей ощущал, чего от него ожидает Наташа, - все было очень непросто, в сем виноват только я. Если хочешь, то я тебе расскажу, все что смогу, я много не пойму сам.
  -- Очень хочу, - ответила Наташа.
   Ей действительно было интересно, ей было небезразлично. Хотя раньше она раньше никогда не спрашивала своих мужчин об их прошлом. Знала, что мало кто, рискнет рассказать правду.
   И Володя, начал говорить, сначала медленно, слова давались с трудом, тяжело было заново переживать все, что случилось, с ним. И снова подземелье, набитое золотом, снова тайга, мертвый Серега, кружащий вертолет, и машина рука, из последних сил, удерживающая его над пропастью.
  -- Вот, так все и было, - закончил свой рассказ Володя, - и теперь я один.
  
   Где - то в Москве.
  
   Белов с трудом отошел от случившегося происшествия. Никакие объяснения его не устраивали, взыграла профессиональная гордость. Он не верил ни в какие сверхъестественные силы, барабашек и прочее. Он знал, что в этом мире все имеет простое объяснение, и его долг найти это объяснение. Осторожно. Он пытался узнать, как идет следствие по этому делу. И к своему разочарованию узнал, что никакого следствия собственно, и не проводится, никто никаких заявлений не делает, все списали на простую уголовку, и в скоре все забылось. Даже подозрительно быстро. Но капитана это не устроило, кроме паспорта, и водительских прав, ничего у него в руках не было. Оставалось одно, посетить квартиру, где проживал Владимир Сергеевич, да проверить, что за документы у него в руках, липа или нет. Документы оказались подлинными, в домоуправлении долго пожимали плечами, жил такой. Почему жил? Да, кто его знает, может и сейчас живет. Квартира частная, жалоб на него от жильцов не поступало. К участковому капитан не пошел, чем меньше людей знало о его розысках, тем было лучше. Осторожность еще никому вреда не принесла.
   Был полдень, когда капитан, переодевшись во все штатское, больше похожий на страхового агента, чем на следователя, подошел к обычному пятиэтажному дому, спрятанному среди огромных тополей на окраине Москвы. День был почти весенний, народ по - городскому расслабленный, мало обратил на мужчину средних лет, зашедшему в подъезд, по наивности не оборудованным никаким замком. Здесь, видимо, проживали фаталисты, или просто забубенные головы, у которых либо уже все украли, и потому они были мало озабочены сохранностью своего имущества, которого они отродясь, не имели. В подъезде, однако, было чисто, светло. И это несколько усложняло задачу. Значит, кто - то приглядывает за порядком, и потому, ухо держит востро.
   Он поднялся на нужный ему третий этаж, несколько секунд постоял на площадке, и нажал кнопку звонка перед железной дверью с номером "5". Ответа он не дождался, он повторил попытку, и снова результат был тот же. Соседи и справа и слева на звонок не отвечали, видимо просто все были заняты на работе. Похвалив себя за удачу, все - таки служба в милиции его чему - то научила, Белов достал универсальный ключ, а попросту отмычку, и приступил к делу. Проникновение в чужую квартиру, было для него непривычным делом, но и с ним он с честью справился. Замок щелкнул, капитан оглянулся по сторонам, и быстро юркнул в квартиру, прикрыв за собой дверь. Минуту, другую он постоял, прицениваясь к тишине квартиры, потом осторожно вошел в комнаты. И понял, что опоздал. В квартире. Все было перевернуто вверх дном, обыск проходил, видимо достаточно долго, но люди не очень заботились о том, чтобы сохранить какое - никакое приличие, прекрасно зная, что отвечать будет не перед кем. Он походил по кухне, зашел в комнату. Обычная квартира, обычная мебель, финские шкафы. Он сел в кресло, и задумался. Задача была сложной, найти то, что не нашли другие. Сколько человек жило в квартире? По всему виду один, мужчина. Была ли у него женщина? Наверное, была. Вопрос, кто она? Как ее найти? Вряд ли те, кто делала в квартире обыск, были озабочены этим вопросом. Можно опросить секретаршу, только об этом сразу узнают те, кому об этом знать не положено. Он рассматривал бумаги, разбросанные по полу, так, пустяки. Ничего за что, можно было бы зацепиться. И самое странное, не было ни одной фотографии, словно человек, проживший три десятка лет, совсем никогда не снимался на фотокарточку. Или все это унесли гости. Тогда это были не простые гости, простым бандитам фотографии ни к чему. И телефонный аппарат очень простой, без определителя номера, да и вряд ли он им пользовался, видимо был другой канал связи, и нужен ли ему был, этот телефон?
   Капитан закрыл дверь и вышел на улицу. На работу он не вернулся, а поехал домой. У тещи был день рождения, а в отличие от многих его знакомых, Белов жил с тещей в мире дружбе, она ему платили тем же. Это была дружба людей, уже умудренных жизнью. Несмотря на свой возраст, теща вполне сохранила свежесть ума. Это был житейский ум, тот самый который сейчас уже почти редкость.
   К приходу капитана стол уже был накрыт, он помыл руки. Теща уже сидела в кресле, но живо поднялась, они расцеловались. Белов вручил ей традиционный набор духов, другого подарка та просто не признавала с советских времен, когда у нее было много поклонников среди военных и как, она называла, " органов без органов". Она была очень невысокого мнения об их мужских качествам, и прямо говорила, что хоть и спала с ними, но честь блюла, в отличие от некоторых. Теперь уже совсем старая, тем, не менее, она сохранила остатки прежней прыти и стати, и, как могла, боролась за возможность выглядеть немного лучше, чем сама смерть.
   Мадам Белова, разлив вино, по рюмкам, предложила тост за здоровье мамы, и белов поддержал а дальше все покатилось своим чередом. Белов, чувствуя себя голодным, усиленно уничтожал приготовленные женой блюда, разговор катился своим чередом, пока теща не спохватилась, что чуть не пропустила святое - телепередачу "Жди меня". Разохавшись, она отругала за беспамятство свою дочь, и тут же заняла удобную позицию у телевизора. Оторвавшись от еды, Белов бросил взгляд на экран телевизора и чуть не подавился. На него с экрана смотрел тот самый мужчина, фотографию которого привез Ник из деревни. Капитан, вслушался, о чем говорит ведущий. Оказывается, человек совсем потерял память, полностью. Он не помнит ничего из своего прошлого!
   - Как же так, может быть, - думал капитан, отложив вилку, он продолжал смотреть телепередачу, - это ведь хуже расстрела. Его взяло сомнение, тот ли это человек, с фотографии. Он вышел, достал из кармана пиджака фотографию и рассмотрел. Сомнений не оставалось, это мог быть только он. Вот это поворот, такого с ним еще не случалось!
  
   Москва, Старая Площадь.
  
   Иван Ильич все глубже увязал в бумагах, ему порой казалось, что все это поглотит его, и он не сможет ничего противопоставить этой груде макулатуры. Иногда это превращалось в пытку. Он хорошо знал уловки секретарей, они складывали папки в определенной последовательности, поскольку у него редко доходили руки до середины этого бумажного Монблана. Иногда, словно в насмешку, он раскидывал их по столу, с тоской наблюдая за тем, что количество их от этого не уменьшается. Он давно не брал бумаги для работы домой, считая это совсем бесполезным занятием. Все, что реально влияло на жизнь в стране, никакой связи с этой кучи бумаг не имело. Это раньше указ Государя, написанный на бумаге, был единственной связью между ним и подданными, и потому бумага была священной. Сейчас, все мог решить телефонный разговор. И потому, к бумажной волоките у Ивана Ильича было достаточно скептическое отношение.
   Информация, деньги, связь - вот и все атрибуты сегодняшней власти. Все остальное декорации для спектакля, а тайная интрига скрыта за кулисами. Власть не может жить без интриги и тайны, хотя на поверку все тайны власти лишь выдумки будущих ее оправдателей. Власть - это страсть. Вот и сегодня у Ивана Ильича на столе груда бумаг, а его занимало только одна мысль, которая никакого отношения к этим бумагам не имела. Несколько недель его смущали одним предложением, очень и очень выгодным. И от него требовалось совсем немного, дать положительное заключение на этот проект, связанный с поставками нефти. На первый взгляд все было законно, и оправданно.
   На южные заводы нужно было закачать энное количество нефти, и это объяснялось тем, что там прокладывается новая ветка нефтепровода. Но это была дорога в один конец. Имея этот проект, можно было закачать нефти намного больше. На многие миллиарды в твердой валюте. Однако в уравнении со многими неизвестными Иван Ильич всегда интересовал только один вопрос: " А куда, собственно, пойдут эти деньги?". Деньги от нефти никому не нужны, это деньги войны. И войны, которая непостижимым образом, устраивает всех, даже его, Ивана Ильича.
   Безусловно, этот проект принесет ему очень много денег, хотя они у него есть. Механизм перераспределения денег работает, только он требует все больше и больше жертв и уже никто не в состоянии остановить этот молох. А этот проект только увеличит их число. Ничто, не сплачивает так нацию, как война, тем более эта, в которой враг не очевиден, и победа невероятна. В этом хаосе, легче управлять огромной страной, страной в которой еще не все устоялось, и власть достаточно слаба.
   Совсем другое дело, сумеет ли он сохранить себя? Проект " эра", как это ни странно, движется успешно, основные его результаты скоро будут готовы, вот тогда и можно будет поспорить за власть, а для этого нужны деньги, колоссальные деньги. И тогда южный проект придется как нельзя кстати. Тогда власть легко справится со всеми врагами, и с юга и запада.
   Он отыскал папку, открыл ее и перелистал. Все визы на месте, кроме его подписи. Он достал авторучку с золотым пером, она служила для таких, очень ответственных моментов.
   Он еще в раздумье отложил перо. Поднял трубку телефона, хотел набрать номер, но потом передумал:
  -- Все равно обойдут, этих ничем не остановишь, а так хоть какой - то контроль будет. Ну, перестреляют десятка полтора всякого жулья, так милиции проще. Даже в этом польза.
   Решительно он взял в руки перо, и вывел аккуратную подпись. Затем позвонил секретарю:
   - Найдите господина Нальгиева, и скажите, что я хочу его видеть, - попросил он.
  -- Хорошо, - склонил голову секретарь.
  -- Стучит, или нет, - задал себе вопрос Иван Ильич, - то, что стучит, это само собой, вот кому?
  -- Постарайтесь сделать это как можно быстрее, если он в пределах досягаемости.
   Секретарь еще ниже склонил голову. Иван Ильич брезгливо поморщился, не любил он эту породу!
  
  
   Дача в ближнем Подмосковье.
  
   Наташа поднялась в отведенную ей комнату, которая оказалась небольшой спальной для гостей, оформленной в современном стиле, то есть никак. Стояла большая деревянная кровать, смахивающая на небольшой аэродром. Зеркальный шкаф, и душевая кабина. В прошлый раз именно здесь они ночевали здесь вместе с Сатаровым. И это воспоминание на минуту причинило ей боль.
  -- Нужно все - таки объясниться с Сатаровым, - подумалось ей, - не нужно было так сжигать мосты.
   Но вскоре эта мысль потерялась в ворохе других. Она зажгла свет, разделась, взяла полотенце и включила душ. Струи воды обрушились на ее плечи, вода потела по телу, освобождая его от усталости, накопившейся за день. Она посмотрела на себя в зеркало, она совсем даже и ничего. Шампунь растекся по волосам, плечам, кончикам ног, и через минуту она стояла вся в пене, ощущая легкий запах аромата. Стало легко и приятно на теле, и все - таки большее удовольствие доставляла мысль, что не все в этой жизни так плохо, что не все замешано на деньгах, и обмане. Володя убедил ее в этом, она верила его рассказам, просто такого придумать нельзя.
   В нем жило мужское целомудрие, которое ей не встречалось, просто потому, что это вырабатывается с годами, пережитым опытом потерь, и нетерпения сердца. Она закрыла кран, и вышла из душевой кабине, усиленно растирая свое посвежевшее, пахнущее ароматом диких плодов тело. Босыми ногами она прошлепала по ковру, и, дойдя до середины комнаты, машинально сбросила полотенце. От неожиданности она ойкнула, растерялась. Прямо перед ней стоял Володя, голый по пояс, и молча рассматривал ее, совершенно нагую. Он улыбался, но не так, как улыбается большинство мужчин, застигнувших женщин в их наготе, а любуясь всеми очертаниями ее форм. Она была заворожена его плечами, бицепсами, но больше всего ее поразили длинные шрамы, исполосовавшие его тело. Он сделала шаг навстречу, и некоторое время рассматривала эти рубцы, ощупывая их тонкими влажными пальцами. Володя стоял неподвижно, казалось, он был где - то там, далеко.
   Еще мгновение, и она положила руки на его плечи, все сильнее прижимаясь к нему телом. Он обхватил крепкими руками за талию, и жадно поцеловал. Так они стояли несколько минут, потерявшись в налетевшем вихре чувств.
   С трудом они оторвались друг от друга, Наташа взяла его за руку и подвела к постели. Им не хотелось говорить, что слова, им они были не нужны.
   Через минуту мир перестал существовать для них, все сплелось в единое целое, время рухнуло в огромную пропасть, оставив только нетерпение чувств, нежности и боли. Каждый,
   забыв, о прошлом, жил только этой, бесконечно счастливой минутой экстаза любви и счастья.
  
  
   Москва, психбольница.
  
  
   Белов подъехал к зданию психиатрической больницы, расположенной в густом лесу. Здание производило гнетущее впечатление своим затрапезным видом. Скорее всего, он было рассчитано на скорейшее оздоровление пациентов по методу знаменитого гоголевского врача, утверждавшего, что "чем ближе к натуре, тем лучше". Рядом с Беловым в машине ехал мужик, который был Володиным соседом, и его хорошо знал. Капитан хотел полностью удостовериться в своих догадках, и потому предварительно съездил в поселок, и уговорил соседа приехать на опознание. Он показал удостоверение, и их пропустили. Внутри приемного покоя, все оказалось гораздо лучше. Чувствовалось, что есть хозяйская рука, которая держала порядок, не смотря ни на что. Это Белову понравилось, он любил иметь дело с людьми такого характера. Вскоре к ним вышел главный врач, и, узнав в чем дело, пригласил в кабинет.
  -- Присаживайтесь, - сказал он, - беседа у нас предстоит непростая.
   Он взял фотографию, долго ее рассматривал, потом отложил в сторону, и бросил взгляд на капитана.
  -- И что из этого следует? - произнес он.
  -- Хотелось бы уточнить? - ответил Белов.
  -- Что именно уточнить? - настаивал врач.
  -- Что и как?
  -- Ничего вы не сможете уточнить, - вздохнул врач, - понимаете, он ничего не помнит, совсем ничего. Даже если вы покажите ему эту фотографию или отвезете на место жительства, он ничего не сможет вам сказать. Вы будете ему рассказывать, он будет вам верить, но не больше того. У него нет памяти, хотя у него есть все, он даже читает, пишет, ест и пьет.
  -- А как это? - удивился капитан, - такого не может быть!.
  -- Еще как может, у меня, их таких пять штук, без единой царапины, с полной функциональной деятельностью, молодых и здоровых. А так, конечно, это он, сомнений быть не может. Можете сами убедиться.
   В эту минуту отворилась дверь, и в комнату вошел мужчина, совсем молодой, в сопровождении санитара.
  -- Ну, как настроение? - спросил его врач.
   Мужчина улыбнулся несколько виноватой улыбкой, и ответил, чуть растягивая слова:
  -- Хорошо, совсем хорошо.
  -- Ну, и здорово, - поддержал его врач, - тут вот товарищи тебе фотографию хотят показать, может, взглянешь?
  -- Вовка, ты что, ваньку валяешь, - закричал вдруг молчавший до сих пор мужик, - та что, соседа не узнаешь?
   Тот стоял, дико оглядывая подскочившего к нему мужчину. Тот схватил его за руку, и тряс со всей силы. Однако тот, кого он назвал Вовкой, лишь дико озирался, словно прося защиты.
  -- Сядь, - шикнул на мужика врач, видимо, расчет его не оправдался.
   Мужик разочарованно хмыкнул и сел на место.
  -- Посмотри, пожалуйста, - обратился к больному врач, - может тебе что - ни будь, напомнит.
   Тот смотрел на фотографию, но взгляд его ничего не выражал.
  -- Проводи Володю, - обратился врач к санитару, - видишь, теперь ты с именем, это уже хорошо, да и обратный адрес есть.
  -- Вот видишь, - обратился он к капитану, когда санитар и Володя покинули кабинет, - ничего это не дает.
  -- А как это, может быть? - поинтересовался Белов.
  -- Если бы знать, так можно было бы исправить, - вздохнул врач, - а так.
   Он помолчал, в тяжелом раздумье, немного погодя, продолжил:
   - Одно могу сказать, это, какое - то вмешательство, это не просто так, так что вы капитан, и расследуйте, вам и карты в руки. Одно могу сказать, следов вмешательства - никаких, все абсолютно нормально. Словно пластинку стерли, основа есть, а вот всю информацию кто - то стер. А вот, кто и зачем? Если бы знать...
   Президентский кортеж.
  
   Президентский кортеж вырвался на Арбат и шел привычным маршрутом. Все шло обычно, да и что могло случиться? Президент был фаталистом, и потому мало обращал внимания на все потуги охраны.
  -- Без господней воли даже волос с головы не упадет, а придет час, так и на ровном месте споткнешься, - как - то выразил свою мысль знакомый батюшка.
   Правда, тогда он президентом не был, а топтал землю вместе со всеми грешными на этой земле. Кто ему сейчас это мог сказать?
   Надо быть откровенным, власть государя, это всего лишь миф, и она, эта власть лишь там, где он находится. В данном случае, вот здесь, в машине и на трассе, где находится его автомобиль. А везде лишь власть его помощников. Только вот, где их взять, этих верных помощников? Всякий новый чиновник, большой или малый, твой новый враг.
   Машина двигалась очень быстро, мимо пролетали знакомые очертания домов, рекламных щитов, равнодушных граждан, и обалдевших постовых, которым до чертиков надоело встречать и провожать такие кортежи.
   Он только что прочитал статью в газете, и она оставила у него достаточно тяжелое впечатление. При всей неприязни к такой породе людей, было ясно, что, в, сущности, он прав. Только кому она нужна, эта, правда? Правда не накормит, да и в карман ее не положишь. С этим и спорить нечего. Так живут все. Да и журналист за правду, похоже, огреб денег. А если так, то это уже заговор. Заговор против его власти. Пока только бескровный, первый пробный шар, как отреагирует президент, что он сможет противопоставить их натиску.
  -- А, правда, что? Что у него есть, у президента могущественной страны? Разваленная армия, две войны, полиция и явная, и тайная, которые почему - то занимаются только добыванием денег. Суды и прокуратура, откровенно берущие взятки. И нищий, спившийся народ. Он царь нищего народа. А нищий народ плохой помощник, он способен на бунт, а не на дело.
   На душе было муторно, он вспомнил, что в разговоре со своим предшественником, он как - то пожаловался, сказал, что не может видеть все это. А тот, только улыбнулся:
  -- Перестань так переживать, на все сердца не хватит. Я тебе случай расскажу. В войну, в деревне много вдов осталось, а у нас соседка с тремя детьми, работала в колхозе, так чтобы с голодухи народ зерно не воровал, его какой - то гадостью обработали, но народ у нас умелый, научился его вымачивать. Так, вот соседка, сумку зерна домой принесла, да под стол спрятала, дескать, потом приготовлю, а сама что - то завертелась, ушла снова на работу, А когда вернулась, двое из троих уже были мертвые. Мало того, что дети умерли, так она еще срок получила за убийство и кражу. Вот и рассуди, кого тут жалеть, мать, детей или государство. Одни эту отраву готовят, другие жрут, не разобравшись, да мрут тысячами, будто своей головы на плечах нет.
   Старик в чем - то был прав, это верно. У каждого своя голова на плечах, только все почему - то воруют, убивают, доносят друг на друга. И ждут чудес, какой - то честной счастливой жизни.
   Теперь о заговоре. Конечно, он никак не оформлен, нет таких дураков, чтобы составлять планы и схемы, это все для киношников. Только вот чего они хотят? Атака начнется, скорее всего, с юга, там самое болезненное место, а дальше все как по нотам, слабость власти, неспособность. Тогда, кто реальный кандидат, кого они могут выставить? Из новых, или из прежних? Жаль, молодые еще не подросли, умных людей много, только все они на запад нос воротят, да и удачливы ли они?
  
  
   Москва, артистическое кафе.
  
   Какие бы проблемы не возникали у Алексея, только решать их он привык сам. И первой проблемой было, как войти в корпорацию. Ответы на все вопросы он мог получить только там. Корпорация "ЭРА", это была не просто корпорация, это был очень сложный механизм, и где она начиналась, а где заканчивалась, на это никто не мог дать ответ. Да и не хотел. Но Алексею отступать было просто некуда, отступление в данном случае, было смерти подобно. Искать объяснений можно было сколько угодно долго, да так ничего и не найти. А время, его всегда не хватало. Звонок от Ивана Ильича застал его врасплох, и заставил насторожиться.
  -- Алексей, я наслышан, что вы давно уже в Москве, не хотите повидать старика?
   Он говорил таким тоном, что отказаться было нельзя.
  -- Иван Ильич, конечно, я всегда рад с вами встретиться, для меня это праздник!
  -- Вы прямо по Гоголю, - проявил свои познания Иван Ильич, - прямо майский день, именины сердца. Тогда через пару часов, - и он назвал адрес.
   По данному адресу располагался артистический клуб с небольшим рестораном, и Алексея, как только он представился, провели к нужному столику. Алексей приехал чуть раньше, и потому имел время осмотреться. Зал был оформлен по всем правилам кабацкой удали, но в целом, производил благоприятное впечатление своим демократизмом. Народ однако, был весьма изысканный и привередливый. Только на Алексея это не произвело впечатления, он знал настоящую цену многим. Люди эти в большинстве своем, хоть и значились творческими людьми, обладали в основном одним талантом, талантом мистификации. Через несколько минут подошел и Иван Ильич, начал было извиняться, а потом просто сказал:
  -- Замотался я совсем, все дела да дела.
   Они молча приступили к трапезе, и на некоторое время за столиком повисло молчание. Алексей, по праву гостя, ждал, когда Иван Ильич начнет разговор, но тот словно в раздумье, все оттягивал эту минуту. Потом, аккуратно сложил салфетку, и спросил:
  -- Обратно в Лондон не собираешься?
   Алексей понял, что отвечать нужно быстро.
  -- Нет, - почти не раздумывая, ответил он.
  -- А что так, хозяин приболел?
  -- Это дело Бориса, болеть или нет, он мне не хозяин, - твердо произнес Алексей.
  -- Не кипятись, я говорю о вещах серьезных, человек без хозяина - просто не жилец на белом свете. У меня к тебе предложение, мне нужен помощник, не мог бы ты у меня поработать?
   Алексей совсем не ожидал подобного, хотя в другое время непременно бы ухватился за столь лестное предложение.
  -- Работа будет достаточно простая, вам абсолютно по плечу. Вы будете моим личным представителем по одному, очень важному проекту. Я думаю, с этим вы легко справитесь.
  -- А что это за проект? - задал вопрос Алексей.
   Все - таки он сомневался, хотя с другой стороны это давало широчайший доступ к информации.
  -- Вы человек, очень догадливый, потому я уверен, знаете, что это за проект, в общих чертах, конечно.
  -- Это " Черный миротворец"?
  -- Вот видите, я был прав, он самый. Надеюсь, вы понимаете его суть?
  -- Только в рамках прессы, не более.
  -- Так, знайте, суть его заключается в том, что бы как можно крепче привязать юг России к центру путем включения элиты в бизнес - процесс. Это не столько нефть, сколько денежные потоки и новые технологии. Мы просто хотим, что бы экономика принадлежала им, а рычаги власти - центру, - Иван Ильич говорил, словно все отчетливо видел перед глазами, - не думаю, чтобы арабские шейхи захотели взрывать свои нефтепромыслы.
   Алексей удивленно поднял глаза на собеседника:
  -- Это как же, все продать?
  -- Зачем, когда можно все создать в рамках концессии.
  -- Не знаю, - задумчиво сказал Алексей, - московские будут против.
  -- Вот и надо сделать, чтобы они были " за", я думаю, мы сумеем их убедить. Пусть арабы воюют между собой, а не между нами.
  -- Хорошо, я могу согласиться, но мне нужно подумать до утра, - твердо сказал Алексей.
  -- Вот и выпьем за твое согласие, - предложил Иван Ильич, - а то вчера приехал к одному из "светлейших", дом - во!, усадьба - во!, а выпить не дают. Пришлось, как в молодости, под забором, крадучись. Что за жизнь у людей, а еще государством править взялись.
   Иван Ильич ехал в машине с некоторым удовлетворением. Он просил шофера, не включать никакого сигнала, они его раздражали, а хотелось подумать.
  -- Вот, и пусть Алеша ходит у меня в палатке, чем будет писать в палатку. От меня он далеко не убежит, да и делу будет полезен, все - таки мозги у него есть.
   Машина не спеша, катила по Кутузовскому, чем еще больше раздражала водителей.
  -- Ладно, прибавь, а то народ волнуется, - смилостивился Иван Ильич!
  
   Офис Сатарова, полдень.
  
   Сатаров и сам не знал, ради чего он затеял интригу с Наташей. Скорее всего, взыграло мужское самолюбие, что присуще было ему всегда. Он был отчаянно самолюбив, и всегда добившись того, чего хотел, вдруг терял интерес к тем людям, которых ему удавалось использовать в своих интересах.
   А интересы у него были достаточно обширны, простирались до самых высот политики и бизнеса. Он считал себя небожителем, который иногда спускается на землю, и тут на земле он может делать все, что хочет, он не подсуден людским законам, он не из этой породы. У него и отношение к женщинам совсем иное, они просто обязаны любить его так, как он этого хочет. Женщины никогда не бросали его сами, он всегда оставлял это право за собой, всегда делал первый шаг. В истории с Наташей он просто хотел сделать больно Савве, добить его известием о том, что его дочь в его власти.
   И вдруг вышел нетипичный случай, его банально бросили, не объясняя никаких причин, просто Наташа вытерла ноги, и пошла дальше. И его репутация, не подлежавшая никакому сомнению, вдруг в глазах людей стала превращаться в обыкновенную историю брошенного любовника.
   Он пытался звонить, ловить в людных местах, но натыкался на вежливый отпор, в котором ощущалась не только женская обида, сколько презрение к нему, мужчине, небожителю.
   Он понял, что это первый звонок, первый раскат грома, который грозил превратиться в страшную грозу. А что, потом?
   Серое прозябание? Жизнь в безвестности, среди обыденной жизни, ежедневной сутолоки, каких - то пустых разговоров. Ведь пойдет слух, что, он Сатаров, уже не тот, вышел в тираж. А ведь все в политике и бизнесе держится на двух вещах, деньгах и женщинах, и еще неизвестно, что важнее.
   И тогда он решил отомстить, отомстить так, чтобы всем было понятно, кто и почему это делает. Фотографии, посланные Андрею, были всего на всего первым залпом, он просто рассчитывал, что Наташа одумается, и непременно, заметьте, батенька, непременно, будет валяться у него в ногах
   Однако, ничего не произошло. Ровным счетом, это и было самое удивительное, не было даже ни одного звонка. Сатаров приказал охране проверить, что и как. Те проверили, и сделали вывод, что Наташа ездит к Алексею, возможно у них роман, а возможно и нет. А ближе подойти нельзя, возле девушки все время охранник, молчаливый высокий парень, из простых, но кажется, весьма прыткий. Кто такой, установить, пока не удалось.
  -- А почему? - раздраженно спросил Сатаров.
   Ему все это начинало не нравиться, хотелось быстрее получить удовольствие от Наташиного унижения. Однако ответа он не получил, и махнул рукой. И решил действовать, как учили в одной закрытой школе, нужен отвлекающий объект. И вскоре на стол легли несколько нужных фотографий. Наташа с охранником в машине. Охранник помогает ей выйти из машины. Вот они вместе сидят в ресторане. Все, конечно. невинно, на сам факт.
  -- Отправьте по этому адресу, - распорядился он помощнику, - анонимно, пожалуйста.
   И через день Андрей получил конверт с фотографиями, открыл его и долго смотрел на лица. Нет, он не ревновал Наташу, да и в их круге это не принято, это как насморк, пришло, ушло.
   Но он понял, что это не спроста. Что за доброжелатель, все время пытается оказать ему услугу, превратить его в ничтожество. Он знал, что еще немного и эти фотографии покажут в желтом журнале, и тогда он уничтожен, никто не возьмет его в серьезный бизнес, он так и останется шутом. А это крах надежд, всех стараний, это смерть в молодости. Больно, когда тебя так подставляют близкие люди.
   И тогда, разъяренный, он бросился в загородный дом.
  
  
   Кафе на Тверской.
  
  -- Володя, - голос у Наташи чуть дрогнул, - прошу тебя, заедем к нам.
   Они сидели в кафе, пили кофе и разговаривали. Они могли разговаривать часами, и разговор их не утомлял, не раздражал, хотя темы для разговора были самые обыденные, простые.
  -- А не рано? - спросил Володя.
  -- Это мне решать, - Наташа была категорична, - почему ты считаешь, что это нужно другим?
  -- Не в этом дело, - Володя в раздумье задержал чашку с кампучино, - я о другом.
   Они встречались, и эти встречи открывали целый мир, в лабиринтах которого они рисковали затеряться.
  -- Ты, понимаешь, а как отнесутся к этому родители и твой сын? Ведь их нужно подготовить.
  -- А зачем? - Наташа положила сигарету на край пепельницы, - они все живут своей жизнью, а сын? Сын еще мал, чтобы понимать такие вещи.
  -- Я не согласен с тобой, что это правильно, - ответил Володя, но настаивать не стал.
  -- Тогда берем вина, и едем, - решительно заявила Наташа, - я тебя познакомлю со своими. Они тебе понравятся, только ты, пожалуйста, не обращай внимания на их странности.
  -- Ну, это не страшно.
   Они продолжили кофейную трапезу, убаюканные негромкой музыкой, неброской красотой зала, наполненного ароматами цветов, и дорогим парфюмом.
  -- Едем! - решительно сказала Наташа, гася сигарету по - мужски твердо, - нечего рассусоливать.
   И они стали собираться.
   Наташа сама вела машину, вела, как человек умеющий обращаться с машиной на "ты". Было понятно, что езда доставляет ей удовольствие, в потоке машин она была своим человеком. Настроение у нее было веселым, она понимала, что Савва и мать, вряд ли одобрят ее выбор, а обмануть их ей вряд ли удастся. Она заранее предупредила охрану, ворота были открыты, и она, почти не снижая скорости, подъехала к парадному крыльцу.
  -- Пошли, - сказала, решительно выходя из автомобиля, но по шоферской привычке, дверцу закрыла бережно.
   Володя вышел. Он был совершенно спокоен, он шел со своей женщиной. И ему было наплевать, как к этому отнесутся другие. Он никому не собирался ее уступать.
   Над входом горели два ярких фонаря, бросая яркий свет на блестящие мраморные плиты, белые стены дома, на ближние сосны.
  -- Пойдем, - поторопила его Наташа.
   Они вошли в огромную прихожую, откуда - то сверху раздался собачий лай, и словно из поднебесья, спускалась по лестнице невысокая женщина, сохранившая стройность и осанку фигуры.
   Он на секунду закрыл глаза, привыкая к полумраку и запахам незнакомого дома, и когда открыл, то первое, что бросилось ему в глаза, выведенное золотом на черном бархате.
   "ВЕРА, ОТЕЧЕСТВО, ВОЛЯ"
   Где - то в Москве.
  
   Белов не понимал многого из того, что происходило с ним в последнее время. Это просто какое - то наваждение: один взорвался, другой потерял память. Что это, и кому это нужно? Что за чертовщина, так скоро дело дойдет и до вурдалаков. Самое интересное, следствие по делу о взрыве человека, как - то странно утонуло. Дело вроде бы было, но никто никого и не искал. А многие просто махнули рукой. Ну, жахнули парня бомбой, ну да с кем не бывает в наше суровое время?
   Белова это объяснение устраивало мало, Константин только пожимал плечами. Что - то знал, но не распространялся, Нику было все равно. Отойдя от ужасного шока, вызванного картиной самоподрыва человека, он просто занялся своим любимым делом, любовью с Региной, и предпочитал выполнять мелкие поручения Кости. И потому Белов снова принялся за дело " Кровавого Риэлтера", формально для этого у него были все основания.
   Посудите сами, исчез человек, контора осталась, народ волнуется, и, кроме того, нужно проверять разные сигналы граждан. И Белов занялся делом, и, прежде всего, решил уйти в отпуск.
   Начальник отнесся к его идее с прохладцей, но после некоторого замешательства, приказ был подписан, и капитан Белов, всем объявил, что уезжает в теплые края на неопределенное время.
   Теплые края у него начались сразу на следующий день. Никакой конторы по продаже квартир на старом месте не оказалось. Там висел огромный замок, и его тоскливый вид говорил о том, что хозяева давно забыли о его существовании. Местные знатоки заверили Белова, что контора давно съехала, захватив с собой всю мебель. Тогда капитан, ни долго думая, прямым ходом пошел в местный жэк. Там у него состоялась беседа с начальником о сдаче незанятого помещения в аренду на длительный срок.
   Начальник морщил лоб, и изображал крайнюю занятость, но потом все же сдался.
  -- Давайте документы, - попросил он, - а то сейчас с этим строго, народу всякого много.
  -- С этим все в порядке, - похлопал по карману Белов, - сначала товар лицом покажите.
  -- Ну, это не сложно, - заверил капитана начальник, - это не вопрос.
   Он поднял трубку телефона:
  -- Клава, зайди, лапонька!
   Лапонька Клава была внушительной женщиной средних лет, вполне способной поднимать штангу средних размеров.
  -- Клава, покажите товарищу то самое помещение, - попросил начальник.
   При виде Клавы он как - то затерялся в своем кабинете. Клава качнула головой, и посторонилась, приглашая Белова к выходу.
   Они вернулись к запертой двери, замок долго не открывался, и капитану пришлось приложить не мало усилий, прежде чем они смогли попасть в помещение. В комнатах царил хаос. На полу валялись разбросанные бумаги, сломанные стулья. Капитан сделал недовольный вид, поджал губу, и стал ходить из угла в угол, бормоча что - то себе под нос. Иногда он опускался на колени, разгребал листы свалянных бумаг, пытаясь посмотреть в каком состоянии пол, стены. В конце концов Клаве это здорово надоело, она ушла в переднюю большую комнату, и стала смотреть в окно. Пусть сам смотрит, какое ее дело. Для нее главное, лишь бы деньги платили.
   Капитан еще довольно долго изучал помещение, а потом вышел чернее тучи. Он был недоволен осмотром, помещение ему не понравилось. Тесное, полы плохие, и вообще, совсем не подходит для его фирмы.
   С Клавой они расстались почти врагами. Однако Белов, остался очень доволен своей встречей. Среди кучи бумаг ему удалось добыть старый ежедневник, в котором Владимир Сергеевич делал разные пометки. Вот это, ему и предстояло изучить.
  
  
   Ближнее Подмосковье, вечер.
  
   Савва так и не понял, что побудило Наташу пригласить в дом этого молодого человека. Нет, он совсем был не против их связи, но в их мире, а он считал, что только их мир имеет право на существование, цена человеку была иной, чем среди других. Те, кто окружали его долгое время, оценивали людей как бы по тому, не что они собой представляют, это мало кого волновало, а сколько они могут собой представлять. Все жили в мире больших денег, и даже показная скромность подразумевала, что этот человек уже может себе позволить не обращать внимание условности его круга. Нет, он мог позволить себе пошутить с людьми, " простыми", но всегда давал понять, что это лишь снисхождение, которое они должны ценить. Он даже подвел целую теорию, которая гласила, что им, простым живется намного легче, чем ему. Они должны ценить эти тяготы, которые приходится переносить ради их спокойной жизни. И вот, на тебе, любимая дочь снова отколола номер. Мало того, что якшалась с Сатаровым, так вот, пожалуйста, вам, привезла мужика, без роду и племени.
   Он без особого настроения вышел к ужину, приличия нужно было соблюсти, все - таки, человек - это стиль. Он шел по лестнице, голова была занята другими мыслями, у него должен состояться очередной разговор с Кореневым, тот почему - то в последнее время стал избегать встреч с ним. Толи намекнули соответствующие органы, да только деньги сильнее здравомыслия. Он давно убедился, что запах денег сильнее страха.
   В столовой за столом собрались все, кто был в доме. Галина Георгиевна сидела, стараясь сохранить важность на лице, но это ей удавалось мало. Она просто, не замечая того сама, превратилась в мать непутевой дочери, в очередной раз пытающейся найти свою половину.
  -- Черт бы побрал, этих баб, - ругнулся в сердцах Савва, - плохо, что сына не родил, куда как с ним было бы проще.
   Но на лице изобразил некое подобие улыбки, шагнул к столу, протягивая руку гостю. И потому как встал парень, Савва понял, что человек не робкого десятка, и из тех, кто умеет добиваться своего.
  -- Добрый вечер, - произнес Савва своим поставленным голосом, который так покорял многих, извините, что чуть припоздал к ужину.
  -- Савва, - представился он, усаживаясь на стул, пододвигая себе прибор.
   Володе маленькому понравился их гость, которого тоже звали Володей. От него веяло силой, которой так не хватало ему в этом доме. Здесь было полно игрушек и развлечений, но не было настоящего мужского духа, без которого дом был пуст и холоден. Он наблюдал, как тот ест, неторопливо, отдавая дань вкусу, а не просто запихивает куски, как внимательно слушает кудахтанье бабушки, которая рассказывала о своих планах по обустройству участка, о курятнике, который непременно хотела завести.
   Савва слушал, и внутренне раздражался, все эти разговоры лишь подчеркивали низость того положения, в котором он очутился. Он, который правил целой империей, вынужден выслушивать разговоры о каких - то никчемных курах, сидеть в обществе непонятного молодого человека, цена которому, копейка в базарный день. И это еще больше убеждало его в правильности того решения, которое он принял. Он с этого пути не свернет, никогда и ни за что. Чего бы ему это не стоило.
   Савва отложил вилку, взял салфетку:
  -- Я вас покину, - сказал он сухо.
   Красиво положил руки на стол, он следил за ними, и всегда, даже на совещании там, следил за тем, чтобы руки правильно лежали на столе, производили впечатление на окружающих.
  -- Спасибо всем за ужин, - добавил он, устремив взгляд поверх голов сидящих напротив Наташи и Володи, - все было замечательно.
   И поднявшись, вышел из комнаты. Через секунды под его грузными шагами заскрипели ступени лестницы, ведущей наверх.
   В столовой повисла тишина, но Наташа, словно ничего не заметив, продолжила разговор с матерью. Все, казалось, шло своим чередом.
  
   Москва, Ясенево.
  
   Романов все более увязал в работе, стал более строг к себе, чаще задумывался, над казалось бы, давно решенными для себя вопросами. Когда он поступал на службу, для него все было ясно, и на все вопросы ответы были даны всей прошлой историей. И эти ответы были просты, он принимал их, готов был защищать все то, что считал ценным и необходимым. А потом все изменилось. Ушла ясность, поменялись лица героев, и те, кого вчера считали врагами, вдруг стали новыми идолами, новой властью. Его товарищи, с которыми он служил, уходили в никуда, хотя многие прекрасно устраивались в этой жизни, но все же за этим богатством. Ощущалось презрение победителей к побежденным.
   В разговоре с Шамилем он уловил то, что никак не мог понять долгое время, в обыденной жизни. У этих людей есть стержень и смысл жизни, было стремление достичь цели, а не просто есть, пить и спать.
   Всего этого ему не хватало. И ему нечем было заполнить эту пустоту. Он начал писать свой доклад, точнее отчет по поездке. Конечно, генерала интересовало только то, насколько Шамиль мог быть полезен в этой борьбе за власть и деньги на Юге. Но в то же время, создание самостоятельного государства никак не входило в планы ни явные, ни тайные. Шамиль готов был выйти из - под контроля.
   Он шел на доклад, прекрасно отдавая отчет, чем рискует, ему не простят чужих ошибок, за которые никто не захочет отвечать.
  -- Садись, - генерал был сух и предельно вежлив.
   Он взял папку и углубился в чтение. Читал он долго. Словно ученик, перекладывая листы, а иногда возвращаясь в начало доклада. В комнате висела тишина, сквозь новомодные жалюзи пробивались легкие потоки света.
   Дочитав, генерал отложил папку, некоторое время молчал, глядя перед собой, словно пытаясь все это надежно укрыть в своей памяти.
  -- И какой следует вывод? - спросил он.
  -- Опоздали, - просто и коротко ответил Романов.
  -- И нет никаких шансов? - переспросил генерал, - что, совсем дрянь?
  -- Совсем, любое телодвижение лишь ускорит развязку.
   Генерал встал, прошелся по комнате, как - то зябко поводя плечами.
  -- А ты сможешь, это, объяснить президенту, если он захочет прочитать твой доклад?
   Генерал смотрел на него в упор:
  -- Тебе он может поверить, потому, как мой доклад ему просто не попадет на стол, а тебе я организую встречу на четверть часа.
  -- Я готов, - почти не задумываясь, ответил полковник, - я готов отвечать за каждое слово.
  -- Знай, что после такого доклада, можешь и загреметь, хорошо если к Лефорту, а то и куда подальше.
   Генерал замолчал и остановился. Жалюзи были приподняты, в дали виднелись дома, часть леса, окруженного забором. Типичная московская безалаберщина, прикрытая изящным словом "архитектура". Какая может быть архитектура в таком городе?
   - Знай, ты можешь отказаться в любой момент, я тебя осуждать не буду. На президента сейчас давят со всех сторон, у каждого богатого Буратино свой расчет. Нет бы просто крали, так все еще и власти хотят, а зачем? Никто и объяснить не может. А просто так, чтобы на спор, веселее жилось, одним словом, чтобы было. Раз денег мошна, так и в князи хочу. Вот и вся беда наша. Так, что будь готов, по звонку.
   Романов вышел.
  -- Что это с ним? - подумалось генералу, - изменился как - то. Может от возраста или от работы.
   Он вспомнил, что ему докладывали, как во время командировки, от генерала появился сигнал "сос", но потом все вроде бы объяснилось, произошло случайное задержание, товарищи все объяснили. И все - таки нужно проверить, кто его знает, что могло произойти?
  
   Ближнее Подмосковье.
  
   Белов долго изучал найденный ежедневник, который, судя по записям, сделанным в нем, мог принадлежать самому Владимиру Сергеевичу. Однако самому разобраться было непросто, и капитан решил обратиться к Косте. Тот внимательно его выслушал, полистал книжку, переданную капитаном, и неожиданно согласился, хотя давал себе твердое обещание к этому делу не приближаться. Знал, что это смертельно опасно, но охотничий азарт захватил его, не отпускал, но в тоже время требовал большей осторожности. Они договорились встретиться через пару деньков, то есть в субботу, в парке. Белов благополучно уехал на дачу, а Костя занялся неотложными делами, которых накопилось великое множество, и занялся записной книжкой только вечером, когда дневная суета уже не мешала настоящей работе.
   Ежедневник ничем не отличался от всякого другого ежедневника, который стал атрибутом жизни конторских людей. В них записывают все, начиная со дня рождения любимого начальника, время свиданий, и массы всяких нужных и ненужных вещей, без которых жизнь просто станет ни такой интересной. Владимир Сергеевич тоже записывал сюда телефоны, делал короткие, только ему понятные записи, и судя по всему, вел активный образ жизни. И все это предстояло изучить, чтобы найти то самое звено, потянув за которое можно было вытянуть всю цепочку. А вот куда могла привести эта цепочка, это был непростой вопрос. Костя поступил просто, он решил занести в компьютер все телефоны, чтобы постараться определить их владельца. Тогда можно было продолжить поиски, ведь в базе данных московских телефонов можно отыскать все, что нужно рядовому сыщику. А потом - главное ноги.
   Он выпил немало чашек крепкого кофе, прежде чем привел все записи в некоторый порядок. Записей номеров телефонов набралось тоже достаточно много, однако с помощью программы, ему удалось отсортировать, те, которые не могли представлять какой - либо интерес, так, всякая ерунда. Осталось десяток номеров, которых в базе данных просто не оказалось. Это могло означать только одно из двух, что эти телефоны принадлежали тем, кто в базу данных не попадет ни при каких обстоятельствах, либо они появились совсем недавно, и Константин просто не успел обновить свою базу данных. Но все же это мало что могло объяснить во всей этой истории, кроме одного телефона, который почему - то показался Константину очень и очень знакомым. Он снова углубился в свой компьютер. Еще немного, и вот оно, все оказалось совсем просто. Номер в ежедневнике совпал с номером, обнаруженном в кабинете Ивана Николаевича, в том самом письме, которое он читал перед смертью. Это уже было кое - что, эта ниточка, связывающая двух покойников, умерших странной смертью, говорила о таинственной связи между ними.
   Теперь осталось выяснить эту таинственную связь.
   Костя пошел на кухню. Снова заварил кофе, погруженный в свои мысли, стал смотреть в окно. Все складывалось плохо, и очень плохо. Если это след корпорации " ЭРА", то это может означать только одно, они вторглись святая святых государственных секретов, туда войти можно, а выйти только ногами вперед. А ему хотелось еще пожить на этом прекрасном свете. Но и отступать тоже не хотелось. Что же все - таки это такое, чертова корпорация? Чей это бизнес, и какие новые технологии они могут выдать? И кому эти технологии нужны?
   Кофе совсем остыл, когда он вернулся к компьютеру. Решение пришло само собой, отступать он не будет, и не потому, что он герой, все - таки он человек, а не мелкий, забитый обыватель, который только и думает о том, как бы спокойно умереть в своей постели.
  -- Не дождетесь, не на того напали, - злость распирала его, - мы еще посмотрим, кто из нас будет в шоколаде!
   Он снова принялся гонять свой компьютер:
   - Ну, дружище, выручай, на тебя вся страна смотрит. Отечество в опасности, кровь за кровь, смерть за смерть!
   Лозунги так и вертелись у него в голове.
  
   Москва, Ясенево.
  
   Выйдя от генерала, Романов не стал возвращаться в свой кабинет. Он прошел мимо поста охраны, через вестибюль, и вскоре оказался на улице. Застигнутый ярким солнцем, теплом, воздухом, в котором еще чувствовался аромат весны. Ему хотелось прогуляться, освободиться от давящей атмосферы конторы, пропитанной энергией власти. Он решил не пользоваться автомобилем, так лучше думалось, лучше ощущалась атмосфера большого города, которая чудом стала столицей.
   Навстречу неслись разноцветные яркие машины, полные сосредоточенных мужчин и женщин, и в этом потоке ощущалось биение жизни огромного города, города, страшного и потому привлекательного своей мощью и близостью к власти. Но многие из этих мужчин и женщин, вряд ли понимали, какую опасность несет в себе эта близость, готовая в любую минуту превратиться в кровавую баню.
   Россия создавалась как военная держава, и война для нее правило, мир для нее гибелен. Вот это и есть основной закон для державы, основной принцип существования. Главное - это создать очередного врага. Только вот незадача, любая война кончается миром, неужели это последняя война России, а следом придет другая Россия, с другим народом, кто сказал, что эта территория навеки наша?
   В конце аллеи он заприметил небольшое кафе, уютное, довольно чистенькое, оно как будто было создано для отдыха и размышлений. Народу под деревянной крышей павильона было совсем немного, так несколько парней, и женщина средних лет. Она сидела отдельно и курила, глядя в пустоту перед собой. В профиль она была очень симпатичной, даже красивой, и присаживаясь за столик, Романов вдруг подумал:
  -- А что, если? А то все Россия и Россия, а о женщинах ни полслова?
   Ему стало неловко, он давно не уделял внимания этому вопросу, хотя прежде, живя в одиночестве, никогда не отказывал себе в удовольствиях, иначе, что может подумать служба собственной безопасности.
   Официант, шустрый молодой человек, быстро принес скромный заказ. Так, легкая закуска, кружка пива, и еще по мелочи. И тут полковник решился:
  -- Разрешите к вам присоединиться, - сказал он решительным голосом, подходя к столику незнакомки.
   Та ничего не ответила, только пожала плечами. Она в анфас была очень красивой, в ней чувствовалась восточная кровь, и за спокойствием угадывался южный темперамент. Перед ней на столике стоял стакан сока, и лежала сигарета.
  -- Я вам не помешал? - хотел, было извиниться Романов, чувствуя некоторую неловкость.
  -- Ну, что вы, - ответила она просто, - я всегда рада собеседнику, особенно, такому как вы.
   Она говорила просто и решительно, но голос у нее был приятный, было понятно, женщина умеет себя подать, знает себе цену.
  -- Вы знаете, кто я? - удивился полковник.
   Пиво было прохладным и не разбавленным, ему это понравилось.
  -- Догадываюсь, - улыбнулась женщина, и потянулась за сигаретой.
   Полковник взглянул на ее руку, он всегда определял человека по рукам, и редко ошибался.
   Рука у нее была тонкой, как у пианиста, с аккуратно отшлифованными ногтями, но без премудростей, на которые падки избалованные судьбой дамы.
  -- А как? - спросил Романов.
   Его и правда, интересовало, как она смогла определить, род его занятий.
  -- Не волнуйтесь, - она назвала его по имени, - я не шпионка.
   Он отставил пиво, и внимательно посмотрел на сидящую перед ним женщину. На лице у нее не было ни тени тревоги. Она курила сигарету, держала ее элегантно, как умеют держать совсем немногие, привыкшие к определенному стилю жизни.
  -- А мы с вами не коллеги? - спросил полковник.
  -- Не думаю, - заметила женщина, - и предложила, - давайте знакомиться, Ольга.
  -- Мне уже представляться не нужно, вы - ясновидящая.
  -- Я и есть ясновидящая, - спокойно подтвердила Ольга, - это моя профессия.
  -- Да, ну! - изумился Романов, - для меня это внове. Вы, что, можете предсказать, что меня ждет?
  -- Могу, - спокойно подтвердила Ольга.
  -- И что меня ждет? - спросил полковник, - очень хочу знать?
  -- А не испугаетесь? Я ведь правду скажу.
  -- Нет, - сказал полковник, но предательский холодок пополз под сердце.
  -- Смерть, - сказала она, чуть помедлив и глядя на него черными, бездонными глазами, - кровь и смерть, смерть и кровь!
   Утром он проснулся в совершенно незнакомой комнате, с темными, в непонятных разводах обоями. Настроение было невеселым, хотя в теле царило непонятное блаженство. Словно прикоснулся к чему - то неведомому. Он никогда не испытывал такой гаммы ощущений, и их ночь любви внесла в его жизнь совсем новые краски.
   Он знал только одно, чтобы не случилось, он всегда будет приходить сюда, в эту темную странную комнату, к этой странной женщине, с простым именем - Ольга.
  
  
   Ближнее Подмосковье.
  
   Еще несколько секунд, и ему, Константину, удастся войти в самое сердце корпорации "ЭРА". Он ощутил то, что ощущает всякий после долгой и трудной работы. Это было совсем не просто, и ему пришлось вспомнить все, что нарабатывалось им за долгие годы ежедневной работы. И все - таки, это талант, а с талантом всегда жить легче. И вот, колонки цифр закончились, но вместо ожидаемого текста, на экране замелькали непонятные линии и полосы разных цветов. Они стали выстраиваться в замысловатую линию, потом снова исчезали, и снова появлялись, растекаясь по мерцающему экрану. Константин заворожено смотрел на замысловатый танец, и время словно перестало для него существовать. Ему стало легко и просто, желание что - либо делать исчезло, ему хотелось только одного, смотреть на эти линии, зарождающиеся и умирающие на экране. Из памяти ушло все то, что мешало наслаждаться картиной, все окружающее стало лишним, непередаваемое блаженство растекалось по всему телу, проникая в мозг, сердце. Он не мог встать, пошевелить рукой, силы все более оставляли его. Голова клонилась, сознание меркло, Константин упал лицом на стол, бессильно опустив руки. И только экран еще несколько минут светился необычным, голубым космическим светом. Чуть погодя, экран начал бледнеть, и раздалась легкая приятная музыка. А потом все стихло.
   Белов несколько раз пытался дозвониться до Кости, но все было безрезультатно. Телефон не отвечал, и это его встревожило. По опыту он знал, что первый признак тревоги. Нужно было действовать, но как назло служебные дела не отпускали его в течение дня. Наконец, найдя подходящий предлог, капитан сел в машину, и отправился в поселок, где жил Костя. Ехать пришлось довольно долго, погода была отвратительной, огромные пробки, неповоротливые гаишники, сломанные светофоры, все это словно ополчилось против него, но интуиция подсказывала, нужно ехать.
   Подъехав к нужному дому, он остановил машину, достал мобильный телефон, еще раз набрал номер телефона Константина, но снова никто не ответил. Однако ворота были заперты, и постояв в раздумье, он решил действовать. Забор был достаточно высоким, но капитан вспомнил молодость, подтянулся на руках, и через секунду приземлился на той стороне забора.
   Отряхнувшись, он прошел по дорожке к дому, и оказался перед дверью, ведущую на веранду. Дверь была приоткрытой, и тогда капитан, отбросив всякие предосторожности, громко топая, быстро прошел через веранду, резким движением открыл входную дверь. В прихожей горел свет, еще несколько шагов, и он оказался в комнате. Он сразу понял, что опоздал. В комнате горел неяркий свет, светился экран монитора, а перед ним, на столе лежал лицом вниз Константин. Руки, опущенные вниз, почти касались пола, и весь вид лежащего свидетельствовал, что помощь ему вряд ли потребуется. Белов подошел к лежащему Константину, приложил пальцы к шее, и через некоторое время опустил ладонь.
  -- Опоздал, почему же он всегда опаздывает? - он тяжело вздохнул, постоял несколько минут, определяя свое дальнейшее поведение.
   Потом набрал номер телефона Алексея. Тот ответил сразу.
  -- Что за чушь, - нервы у Алексея не выдержали, но через минуту он взял себя в руки.
  -- Жди, - коротко бросил он в трубку, не звони пока ни кому.
   Алексей бросился вниз, одевая на ходу пиджак. Известие поразило его в самое сердце. Он не мог представить весельчака Костю, которого любили в институте все, кого сводила с ним судьба. Костя всегда приходил на помощь, и даже тогда, когда, самому Косте было нечего есть, он всегда находил способ накормить и обогреть друзей. И вот, надо же так случиться.
  -- Не прощу, никому не прощу, отмщу так, что мало не покажется! - скрежетал он зубами, пока машина вырывалась на Рязанское шоссе.
   Он гнал, не замечая встречных машин, и, наверное, только судьба спасла его от неприятностей на дороге. У ворот Костиного дома его поджидал капитан. Они молча пожали друг другу руки, и прошли в дом. Алексей дотронулся до Костиного тела, ощутив его мертвенный холод. Сомнений не осталось, друг был мертв. Он отдернул руку, и закрыл свое лицо, словно пытаясь избавиться от этого наваждения, как в детстве. Казалось, откроет лицо, а все по прежнему, все хорошо, а это была просто шутка.
  -- Что это? - спросил он капитана, - как это могло произойти?
  -- Не понятно, - ответил капитан, - никаких следов нет, кроме включенного компьютера. И вот этого.
   Он подал Алексею лист бумаги, на котором был тот самый телефон, по которому, связывался его отец в предсмертный час.
  -- Ну и что? - не понял Алексей.
  -- Точно тот же номер обнаружился в записной книжке того самого, который сам у нас взорвался.
   Алексей взял записную книжку, полистал, потом сказал.
  -- Видишь, капитан, шутки кончились. У меня к тебе просьба, найди чей это телефон, найди, я их в порошок сотру, ты мне только найди. Об остальном, не твоя забота.
   Он подошел к мертвому другу, провел по волосам. От них уже веяло мертвым телом, он стал чужим, отрезанным от мира чужим.
  -- Как все просто, нажал кнопку, и нет человека, и нет никаких сложностей. И как знать, скоро и по телефону будут убивать, если уже не убивают.
   Подойдя к двери, коротко бросил:
   - Что же капитан, - вызывай своих...
  
  
   Москва, Президент - отель.
  
  
   Савва терпеть не мог всяких выскочек, которые буквально заполонили жизненное пространство. Куда ни глянь, всюду одинаковые лица, всюду дорогие костюмы, дорогие машины, совершенно одинаковые мысли, словно вычитанные из одного и того же пособия для идиотов. Он твердо выучил правило, то, что он услышит в разговоре, вряд ли когда ни - будь, будет осуществлено. Просто большинство из тех людей, с которыми он знаком, просто не способно на большее, чем разговор за рюмкой вина. В лучшем случае они донесут на тебя, кому следует, и будут считать себя совершенно счастливыми. Доносить, и при этом думать о себе как о порядочных людях, это уже в крови. С Иваном Ильичем они встретились почти случайно, скорее всего, последний, устроил так, чтобы встреча выглядела случайной, чтобы потом не объясняться в дружбе с Саввой.
   Симпозиум только начинался, как обычно шла неразбериха с гостями, когда в фойе появился Иван Ильич. Внешне, он производил впечатление университетского профессора, и это действительно было так. Но мало кто знал, что у него была и другая жизнь, другая работа, полная совсем другого смысла, наполненного ежедневной борьбой, полной интриг и самого отчаянного риска.
  -- Савва, дорогой мой, как давно я тебя не видел! - Иван Ильич был полон энергии и задора. Он всегда ощущал прилив энергии, когда оказывался в обществе, таких же, как он деловых и сильных людей.
  -- Да, мы так давно не встречались, - согласился Савва.
   Он попытался придать лицу приятное выражение. Он умел это делать мастерски, хотя это мало кого могло обмануть. Они поздоровались крепким мужским рукопожатием, и Савва повлек его в дальний угол огромного зала, заполненного шумом, исходящей от массы людей.
  -- У нас есть, о чем поговорить, - сказал Иван Ильич, - столько всего произошло, это и тебя касается.
  -- Я, к сожалению, занят, и на днях по делам уезжаю, - с некоторой сухостью в голосе произнес Савва.
   Он был насторожен, эта старая лиса Иван Ильич, не иначе что - то пронюхал, а теперь закидывает удавку.
  -- Все в делах, да в разъездах, - посочувствовал Иван Ильич, - и старым друзьям по рюмке выпить некогда.
   На профессорской физиономии отразилось сочувствие, но потом Иван Ильич посерьезнел и сказал:
  -- Грехи наши тяжкие, только плохо, что все хуже и хуже. Теперь и не знаю с чем к самому идти. Тут на днях статью прочитал, Коренев написал, так буря случилась, не приведи Господи. Приказал узнать, кто паршивца надоумил.
  -- Да сейчас и сами с ума сходят, это ведь проще простого!
  -- Коренев не тот человек, чтобы за идею голову на эшафот класть, он за копейку удавит, а на идею он давно положил, еще при рождении.
  -- А что тут страшного? - спросил Савва, - мало ли пишут, на то и газеты, чтобы их читали.
  -- Тут некая цепочка складывается, и такая тонкая, что тронь и порвется, все ждут, когда она в канат превратится. Тогда мочить легче, - закончил свою речь Иван Ильич, явно повторяя чьи - то слова.
  -- Да, это мы умеем, - равнодушно закончил Савва, делая вид, что его это не касается.
   Они распрощались, Иван Ильич быстро отошел и затерялся в толпе.
  -- Ну, что же, Коренев поработал на славу, свое отработал, теперь можно с ним и расстаться, и приниматься за других. Сеть закинута, нужна теперь самая крупная рыба, а мелочь никуда не денется, сама прибежит.
   И Савва. удовлетворенный пошел в зал.
   В тот же вечер Савва не поехал на дачу, а остался в городе. Теперь все нужно было делать быстро и аккуратно, настолько, чтобы никто не смог связать в единую цепь все последующие события.
  
   Москва, Кутузовский проспект.
  
  
   В тот вечер Володя остался в доме Саввы, ни под каким видом Наташа не хотела отпускать его от себя.
  -- Я так хочу, - заявила она твердо, - остальное меня не интересует.
   Она позвонила Андрею, и попросила больше не приезжать его к ним.
  -- Ни тебе, ни мне это не нужно, - сказала она, - так сложилось.
   Андрея телефонный звонок застал в офисе, он только что собирался поехать на ужин. Теперь все было кончено, ехать ему было совсем некуда, если не считать старой квартиры, доставшейся по наследству от покойных родителей. Все было не досуг заняться обустройством жилья, и прочего.
  -- Теперь, вот, хлебай, - укорил он себя.
   Он как - то вяло думал про это, ему просто хотелось знать, как такое могло случиться, что он потерял Наташу, и все что связано с ней, точнее с ними. Он словно оторвал от сердца часть, и это больно ранило, не давало ему покоя. Он устал, все начинать сначала, ему не хотелось ни других женщин, ни другой квартиры, слышать новые слова у себя в постели, другие запахи, другие лица. Он просто сидел в кресле, и тупо смотрел перед собой, боясь двинуться с места. За первым шагом нужно было делать второй, затем третий, а сил на это не было.
   Он открыл ящик стола, достал початую бутылку коньяку, хрустальный стакан, и налил в него, не жалея, коричневую пахучую жидкость, и не раздумывая, выпил. Минуту, он сидел, ощущая как разливается по телу коньяк, и тут же налил еще. Но пить залпом не стал, а как заправский пьяница, стал вливать в себя терпкую жидкость маленькими глотками, смакуя дорогой напиток.
   Решение пришло неожиданно, сначала он даже испугался, и как всякий, слабый по натуре человек, начал искать тысячу отговорок и оправданий, не делать этого. Но, зародившись в самом уголке сознания, мысль расправиться с теми, кто нанес ему смертельную обиду и унижение, чтобы облегчить свое страдание, эта мысль росла и крепла с каждой минутой, с каждым отпитым глотком коньяка.
   Он ни о чем больше не думал, он пленился этой мыслью, она стала казаться единственно верной, единственно правильной. О, да, ведь так поступают все крепкие и сильные, только настоящие мужики, могут плевать на какие - то запреты и заповеди, и они ничего не боятся! Они тысячу раз правы, они и умирают с сознанием своей правоты, и от этого смерть становится благом.
  -- Я найду всех, отмщу, и этому ублюдку Сатарову, и ей, самой, чтобы знала, как наносить мне боль, как ранить его в самое сердце, его сердце! - шептал он, более хмелея от своей решимости, чем от выпитого.
   Планы, один страшнее другого, рождались в его голове. Но в этих планах не было одного, самого главного, ему нужно было не просто отомстить, уничтожить, убить, наконец, это не сложно, и главное совсем не дорого. Но в этом не было главного, не было изящества, не было той эстетики, красоты мести.
   Он ухмыльнулся, нет, он не просто приведет в исполнение свою месть, он сумеет насладиться своей местью, ее изяществом, он не просто сделает им больно, а поступит так, что каждый день, прожитый Наташей, будет для нее страшным наказанием, наказанием. ... И тут он осекся, слова, точно, застряли в глубине мозга.
  -- Наказанием за что? - обожгла его мысль.
   Но он отмел эту мысль, ему сделали больно, он потерял многое, если не все. Он не может быть слабым, а потому он имеет на это право, он его выстрадал.
   Он допил коньяк, и, чувствуя необыкновенную легкость, собрал вещи и вышел из кабинета, аккуратно закрыв дверь.
   Через несколько минут, сидя в такси, он направлялся к себе, на старую квартиру, полный планов и надежд, которые непременно должны сбыться. А как же, иначе?
  
   Москва, аэропорт Внуково.
  
   Коренев в последнее время ощущал некий дискомфорт в общении с окружающими, который ни то чтобы его сильно беспокоил, однако наводил на размышления. Было очевидно, что время сильно изменилось, и прежняя вольница сменилась неким новым образом мышления. Этот образ сложился из смеси ностальгии по старым добрым временам, когда у начальства не было никаких проблем в общении с народом, и желании жить, так как захочется, без всяких нравственных и юридических ограничений. Только вот народ, как всегда забыли спросить, готов он жить по таким законам, и потому был только один выход, испугать народ до такой степени, чтобы у него и мыслей не было интересоваться иным, кроме куска хлеба и ночлега. В среде московской интеллигенции зародилась очередная теория, что русский народ к демократии еще не готов, и вообще, вольность без образования, несет только зло. Поэтому народ нуждается в заботе и управлении, его нужно кормить, просвещать в духе доброты и вежливости.
   Коренев, ни то чтобы не соглашался с этим, он только не видел тех людей, кто хотел бы бескорыстно просвещать людей. Каждый, кто заявлял о своем горячем желании положить свою голову на алтарь заботы о народе, прежде всего, почему - то требовал денег, денег, и еще раз денег. Поэтому он тоже просил денег, только деньги давали ему некоторую свободу, хотя какая может быть свобода за деньги. Это уже сродни проституции.
   Сегодня, он собирался лететь в Киев, и на то были веские причины. Вчера позвонил старый знакомый, пообещал очень серьезный материал. Настолько серьезный, что просил бросить все, и срочно прилететь, желательно каким - ни будь частным рейсом. Почему частным, Коренев мало задумывался, у того, кто просил его прилететь, видимо были свои расчеты. И потому вечером, обзвонив друзей, он к своей радости узнал, что такая возможность есть, будет такой рейс небольшого самолета из Домодедово. Все складывалось отлично, и он уснул в своей постели довольный жизнью. Не зря мама говорила, что он в рубашке родился.
   Ему снилось, что он сидит в своей белой рубашке на постели, в той маленькой комнате, в которой они жили вместе с мамой. В комнате ярко светит электрическая лампочка под абажуром, желтого света, та самая, на которой сидели сотни мух. Он сидит и у него очень сильно болит зуб, щека распухла, и огромные слезы текут из глаз. Он глотает эти слезы, но боль не прекращается, она все сильнее и сильнее. И тут в комнату входит мама, она в белом, словно только, что встала с постели, волосы у нее длинные, белые, а сама улыбается, гладит его по голове, утешает:
  -- Ну, не плачь сыночек, не горюй, потерпи, сейчас мы тебе поможем, миленький мой!
   Она наклоняется, целует его в голову, и точно, боль уходит, словно растворяется, ему хочется, встать, обнять мать, прижаться к ее ласковому лицу. Но что же это такое? Перед ним уже не его мать, а какая - то страшного вида женщина, и лицо у нее не молодое, красивое, а черное, костлявое, такое страшное, что он пугается, пытается закричать, а она вдруг заливается диким, жутким смехом. И трясется вся, словно в лихорадке, и руки протягивает, словно пытается забрать с собой.
   Коренев дико кричит, и тотчас просыпается, лежит несколько мгновений приходя в себя, оглушенный полной тишиной в спальне.
   - Хоть бы баба была какая - ни будь, - зло ругается он приходя в сознание от пережитого кошмара, - ведь так и сдохнуть можно!
   Он встает, проталкивает ноги в ночные тапочки, идет на кухню, и открывает холодильник в поисках спиртного. Путного ничего не оказалось, все на днях выпили заглянувшие на огонек коллеги. В углу притаилась чудом уцелевшая бутылка вина, и Коренев, прямо из горлышка попытался ее опорожнить. Ему это удалось, и бросив бутылку в контейнер с мусором он пошел обратно в спальню. До утра времени было достаточно, и забравшись под одеяло, он попытался уснуть. Однако это ему не удалось. В голову лезли всякие мысли, все думалось, к чему этот сон, зачем приснилась покойница - мать? Он хотел позвонить друзьям, или подругам, взялся было за телефон, но потом передумал, подумают, что случился очередной запой. И, сломленный вином, уснул.
   Проснулся Коренев от заливистого телефонного звонка. Звонил друг, обещавший место в самолете до славного города. В трубке звучал уверенный в себе и своей силе голос:
  -- Ну, что журналюга, не передумал лететь с олигархом?
  -- Лечу, уже лечу, - закричал в трубку Коренев.
   Он был рад этому звонку, он совсем забыл обо всех своих ночных страхах.
   - Давай быстро, чтобы как в армии! - распорядился мужской голос.
   Через полтора часа Коренев уже пожимал руку олигарху, веселому мужчине, плотного телосложения, с черными как смоль волосами.
  -- Все в самолет! - скомандовал он, - там позавтракаем, чем бог послал!
   Все небольшой компанией они прошли на летное поле, минуя всякие посты охраны, самолет частный, потому и ответственность тоже частная. Дул холодный ветерок, и Коренев, ежился, пытаясь уберечься от ветра, плотнее закутывался в пальто. Идти пришлось довольно долго, самолет стоял несколько в стороне, возле него суетились люди в спецовках, готовили самолет к вылету. Олигарх о чем - то весело говорил, поворачивая лицо к тем, кто за ним следом. И тут случилось затмение, в место веселого дородного мужского лица, он на секунду увидел тут самую старуху, которая так испугала его ночью. Он даже остановился, но видение
   тут же исчезло.
  -- Вот напасть, - ругнулся про себя Коренев, замедлил шаг.
   Ему захотелось повернуть назад, неодолимая сила тянула его обратно, захотелось вдруг повернуть обратно, бежать подальше от этого самолета, и этих людей.
  -- Ну, что вы отстаете, - услышал он женский голос, - все уже в салоне, не задерживайте!
  -- Иду, - ответил убито Коренев и стал подниматься на борт.
   В салоне было почти пусто, пассажиров было совсем мало, все столпились у откинутого стола, ожидая, когда будет накрыт стол. Все о чем - то оживленно переговаривались, торопливо скидывая с себя с себя верхнюю одежду. Самолет в это время затрясся, загрохотали двигатели, и машина покатилась, выруливая на взлетную полосу.
   У Коренева сжалось сердце в нехорошем предчувствии, он опустился в кресло, и стал смотреть в окно. Машина стала набирать скорость, мимо мелькали красные будки с вертящимися антеннами, заправщики, какие - то люди, занимающиеся своим делом. Еще несколько минут разбега, и машина стала отрываться от земли и набирать высоту.
  -- Что я так волнуюсь, - пришла успокоительная мысль к Кореневу, - главное взлетели.
   Он начал снимать пальто, привстал в кресле, собираясь присоединиться к тем, кто занял место за столом. В иллюминатор было видно, как самолет все выше отрывается от земли.
   И в эту минуту, самолет словно споткнулся о невидимую стену, завис на секунду, другую, беспомощно пытаясь преодолеть препятствие, двигатели взревели, выкидывая огромные языки пламени, и плашмя, потеряв опору, рухнул вниз, мешая все, что находилось в салоне.
   Через мгновения все было кончено. Обломки самолета лежали на взлетной полосе, к ним бежали люди, истошно завывая, неслась пожарная машина, легковушки, набитые людьми, которые словно ждали, когда случится это происшествие.
   Коренев некоторое время был жив. Он слышал крики, рев машин, но сознание, постепенно уходило, тело все сильнее охватывала боль, отрезая его от этого мира. И снова он увидел родное лицо матери, которая смотрела на него с укором, ласково призывая его к себе.
  -- Иду, - прошептал Коренев, - иду мама!
   Руки его бессильно разжались, и он погрузился в полную темноту.
  
   Где - то в Москве.
  
   Пол узнал о смерти Коренева из сообщений радио, но мало придал этому значения. Что делать, если опасность подстерегает журналистов на каждом шагу. Видимо на все божья воля, как любила говорить его русская бабушка. А уж ей про все это было известно доподлинно. Пол хорошо помнил свою бабушку, даже в старости она оставалось красивой и мудрой, очень тосковала по России, и, умирая, просила положить цветы на могилы родных в далекой Москве.
  -- Ты, доживешь, - говорила она, - до того дня, когда сможешь ходить по Москве, совершенно свободно и никого не бояться.
   Он, и действительно, дожил до того дня, когда мог ходить по Москве, он посетил это старое кладбище, только могил родных своей бабушки так и не нашел. Их стерло время, как стерло очень многое в этой огромной, никем не понятой стране. Все случилось все так, как предсказывала ему его бабушка, только в одном она ошиблась. Он ходил по Москве и боялся. Боялся за свою жизнь, за свой бизнес, хотя никто ему не угрожал, никто не писал писем с угрозами, или звонил по телефону, требуя денег.
   Но в этом городе повис страх. Страх живет во всех крупных городах. Там где власть, где большие деньги, страх всего лишь бизнес, это способ получения прибыли, власти. Здесь все перемешано, все переплетено так, что трудно понять, кому это нужно.
   Но Пол знал, знал точно, кто зарабатывал на страхе. И зарабатывал немалые деньги. Только никак не мог решить, что ему делать, бороться против этого страха, или отойти в сторону.
   Можно было просто собрать чемодан и уехать домой. Только вот где его дом, там, в Америке, или здесь, в этой загадочной стране его предков, откуда ему совсем не хочется уезжать. Несколько дней он провел в раздумьях, все пытался сверить свои решения с чем - то таким, что подвигло бы на принятия окончательного решения.
   Он вышел из офиса под вечер, торопился домой. У него не было машины, просто Пол не хотел связывать себя этим сумасшедшим видом транспорта, ездить по Москве , было делом выше его сил. В портфеле у него лежала статья, та самая статья, которую он писал уже несколько дней, сегодня он должен ее закончить. А завтра, он обязательно пустит ее в печать, ее должны прочитать все. Он найдет способ, чтобы все смогли прочитать его статью. В ней он задаст вопрос, с кем вы, господа русские предприниматели, ради кого и чего, вы идете на разные ухищрения в своем бизнесе? Ради очередной сотни миллионов долларов? Но деньги ради денег, это не бизнес, это душевная болезнь сродни преступлению. И назовет всех поименно, тех, кто так и не дал ответа.
   Он шел, не торопясь, длинное пальто и портфель делали его похожим на простого клерка, возвращающегося вечером с работы. Он пересек улицу, по привычке соблюдая все сигналы светофора, он не любил эту спешку, граничащую с безумием, которой подвержены многие московские пешеходы. Машин было немного, и Пол, вскоре подошел к станции метро. Здесь, у самого входа стоял старик, освещенный ярким неоновым светом. Он низко опустил голову, пряча лицо, у его ног стояла картонная коробка, в которой лежали деньги. Старик стоял, опершись на палку, и было видно, как трудно дается ему это стояние на виду прохожих. Пол уже привык к нищим, и особо не удивлялся их виду, но у этого старика на пиджаке висели гроздья орденов, нет не медалей. А именно орденов самого высокого достоинства.
  -- А ведь не продал! - кольнула Пола мысль, - нуждается, а на пиджаке целое состояние, вот что значит мужская честь.
   Люди останавливались, многие клали в коробку деньги, наклонялись до земли, словно отдавали поклон, и, стыдясь, торопливо, скрывались в вестибюле подземки.
   Пол достал бумажник, вынул несколько купюр, меньше пятисот рублей он денег не признавал, поклонившись, опустил их в коробку.
  -- Спасибо, - услышал он.
   До дома ему оставалось совсем немного, переулок был глухим, но хорошо освещенным. Задумавшись, он совсем не обратил внимания, как из - за угла выехал мотоцикл с двумя седоками. Мотоцикл притормозил, сидевшие парни в кожаной одежде перебросились парой фраз, и мотоцикл тронулся, навстречу Полу.
   Выстрелов он не слышал. Он только ощутил резкий удар вбок, потом в голову. Сильная рука выдернула у него из рук портфель, и через секунду мотоцикл уже мчался в потоке машин, унося двух убийц.
   Сознание покидало Пола, какие - то люди суетились вокруг него, истошно кричала женщина, а в его глазах постепенно мерк свет московских окон.
  
   Рынок в Одинцово.
  
  
   Галина Георгиевна всегда ездила закупать продукты в пятницу. Конечно, она могла доверить это дело и повару, но ей нужен был предлог, чтобы прогуляться по городу, поторговаться с продавцами. Все это ее возвращало в прошлое, когда она молодая и веселая, толкалась на южном базаре, среди разбитных торговок, торгующих огромные дыни, арбузы, живность, да мало ли чего можно найти на прилавках. Тогда у нее было мало денег, но много желаний. Теперь деньги она могла не считать, только желания уже поубавилось. Ей много уже не хотелось, и все же она ездила, ходила между рядами, придирчиво выбирала продукты, хотя это ей не приносило былого удовольствия.
   В тот день за ней увязался внук. Сначала она не хотела его брать с собой, но он все - таки настоял, умолил бабулю. Как тут было отказать любимому внуку, да и оставить было не с кем. Как - то так случилось, что все разбежались по своим делам. Подъехала машина, обслуживающая их по хозяйственным делам, закрепленная еще с тех пор, когда Савва был при власти. Они вышли из дома, сели в машину и поехали за покупками. Ехать было не долго, вскоре городской рынок встретил их суетой и шумом.
   Галина Григорьевна сначала было прикрикнула на внука. Чтобы он оставался в машине и ни куда не выходил, дожидался ее здесь. Но Володя так просил, так умоляюще смотрел на нее, что сердце ее не выдержало:
  -- Хорошо, - сказала она, - пойдешь со мной, только от меня не на шаг!
   Внук с радостью пообещал, что ходить будет рядом, никуда не отойдет, и они пошли по рынку, каждый довольный друг другом. Все - таки вдвоем интереснее.
   Рынок был в самом разгаре. Народ суетился, шумел, кругом слышались громкие разговоры, порой переходящие в настоящий крик. Володю привлекли внимание огромные кучи фруктов, живописно разложенные на прилавках. Мужчины, перебирающие яблоки, персики, гортанными словами зазывающие к себе ошалевших от толкотни и изобилия покупателей.
   Галина Григорьевна сама не помнила, как отвлеклась, и упустила тот момент, когда Володя отстал от нее. Когда это произошло, она усердно перебирала крупные, красные помидоры, которые ей очень нравились, и вспомнила только тогда, когда отдала деньги огромной дородной тетке, которая говорила, словно строчила из пулемета короткими очередями слов.
  -- Покупай, - тараторила она, - налетай, рада будешь, довольна, будешь, никогда жалеть не будешь.
   Взяв помидоры, Галина Григорьевна отошла от прилавка, и вдруг спохватилась. Она беспомощно огляделась по сторонам, пытаясь отыскать внука, но везде ее взгляд натыкался только на лица чужих людей, которым не было дело до ее беды. Сердце у нее сжалось, она хотела закричать, позвать Володю, но голоса не было, только непонятное хрипение раздалось из горла.
   У нее хватило сил добрести до машины, ничего не понимающий водитель открыл дверцу машины, она рухнула на сиденье. И только могла прошептать еле слышно:
  -- Володя потерялся....
  -- Сидите, - быстро сориентировался водитель, все - таки не зря служил по охранному ведомству.
   Он схватил телефон, и начал названивать, спешно двигаясь в поиске какого - ни будь милицейского поста. Вскоре ему удалось найти молодого сержанта, тот пожал, было плечами. Но быстро сообразил, что за помощь можно получить реальные деньги, быстро повел водителя в отделение. Минут через десять из отделения вышли еще трое милиционеров, и разбрелись по рынку в поисках потерявшегося мальчугана.
  
  
   Москва, Новый Арбат.
  
   Свой портрет Наташа увидела совершенно случайно, когда припарковав машину возле офиса, проходила мимо газетного киоска. Киоск был забит газетами, и как назло, посередине киоска, выделялся портрет обнаженной красавицы, в которой она без труда узнала себя. Ее словно обдало жаром, ведь когда это было, с тех пор прошло так много времени, сколько воды утекло, а вот ведь надо же, сохранили, бережно сохранили, ждали до удобного случая. И предъявить в нужный момент. На ватных ногах она добрела до киоска, протянула деньги, и не взяв сдачи, схватила газету. Она чуть - чуть отошла в сторону, чтобы не мешать прохожим и остановившись, принялась листать газету. Под фотографией была совсем небольшая заметка, из которой невозможно было что - ни будь понять, кроме одного: ее заказали. Заказчику было важно, чтобы эта фотография непременно появилась на первой странице газеты. Чтобы как можно больше людей увидело ее в обнаженном виде, среди которых будут обязательно и знакомые. В том числе и члены клуба, хотя для нее это не столь важно. А вот для отца и матери это будет немалым ударом. Они очень трепетно относятся к своей репутации, хотя в наше время трудно понять, что это такое, хорошая репутация.
   Наташа скомкала газету, бросила ее в урну, но уходить не торопилась, достала сигарету и закурила. Ей нужно было успокоиться, все же для нее было неожиданно. Хотелось понять, кто мог напечатать эту фотографию, хорошо, что родители не увидят эту газету. Если только заказчики не постараются прислать ее на дом. Или в офис отцу, прямо на работу.
   Она представила выражение лица, которое будет у отца, и содрогнулась. Для него будет непросто пережить фото дочери в таком стиле.
   Она вошла в контору, знакомый охранник поприветствовал ее. Машинально она кивнула, все мысли ее заняты другим. Поднявшись к себе в кабинет, она сняла пальто, и долго причесывалась перед зеркалом, затем села за стол, и долго копалась в записной книжке. Нужный номер телефона нашелся не сразу. После небольшого раздумья она взяла трубку телефона и набрала нужный номер. Ответили почти сразу:
  -- Ленок, это я, Наташа, - проговорила она в телефонную трубку, - как ночевала?
  -- Ой, Натка, ты что ли? - затараторил женский голос, - как я по тебе соскучилась, сейчас сдохну от счастья!
  -- Подожди, это всегда успеешь, - Наташа постаралась придать голосу довольное выражение, хотя ей не очень было приятно слышать голос подруги.
   На то были основательные причины, все - таки Лена была свидетелем ее бесшабашных похождений, в результате которых и появилась эта проклятая фотография. Как она могла быть такой легкомысленной.
  -- Ты чем сейчас занимаешься? - спросила Наташа, - я тебя не отвлекла?
   Чувствовалось, что Лена не одна.
  -- Ты сама знаешь, для меня быть одной, это худшее из извращений, - она довольно хихикнула, - но Котик подождет, правда Котик?
   В трубке послышалась легкая возня, легкие смешки.
  -- Котик подождет, - удовлетворенно сказала Лена, - ты - то как?
  -- Я тебя видеть хочу, поболтать нужно, - попросила Наташа.
  -- Ну, что ты, конечно, приезжай, мы тебе с Котиком будем рады. Ждем.
   Наташа положила трубку, и на несколько минут погрузилась в свои мысли.
  -- Если у Лены нет этой фотографии, то ушло от нее, а если есть? Впрочем, что гадать, сейчас все станет ясно. А та, что принадлежит ей, сохранилась?
   Наташа засобиралась, заедет к Ленке на четверть часа и домой.
  -- Господи, ну кому это надо?
   В машине она вспомнила о Володе, и ей стало по настоящему плохо.
   - Только бы он не узнал, только бы не увидел, ему нельзя это видеть, - шептала она как заклинание, - господи, помоги!
  
  
   Москва, район "Соколиная Гора".
  
   У Леночки Наташа припозднилась, разговор затянулся надолго. Котиком оказался огромного роста гориллообразный парень, от которого подруга была без ума. Это было вполне объяснимо. Парень был отчаянно молод, и кроме постели, пока мало в чем разбирался в этой жизни.
  -- Ты знаешь, - с придыханием в голосе говорила Леночка, - это что - то потрясающее, я даже сознание теряю, я такого еще не испытывала.
  -- А где ты его подцепила? - поинтересовалась Наташа.
  -- Сам пришел, по объявлению, слесарь был нужен.
  -- Ничего себе слесарь, - заметила Наташа, - слесарь - одиночка, где таких слесарей только выращивают? Слушай подруга...
   И Наташа рассказала, зачем пришла, но благоразумно скрыла, что видела эту фотографию в газете. Дескать, нужно для работы над новым проектом. Подруга недоверчиво покрутила головой, но пошла за альбомом старых фотографий. Они долго вспоминали о прошлом, рассматривая фотографии, старых друзей и подруг, чем изрядно утомили Котика. Перелистали все страницы, и тут выяснилось, что фотографии на месте нет. Нет и все тут, как сквозь землю провалилась. Леночка еще раз отлучилась в другую комнату, перерыла весь шкаф, где хранился альбом, но результата не было.
   - Хорошо, - сдалась, в конце концов, Наташа, - нет, так и не надо, долго ли голые сиськи снова снять!
   На том и порешили, что не проблема, они еще хоть куда, что и подтвердил Леночкин ухажер. Он все время молчал, но взгляд его был красноречивее всяких слов.
  -- Секс - хахаль, - провозгласила Леночка, - одним словом, конь!
   Наташа поняла, что Леночка томится, в ожидании любовных упражнений, " Конь", уже не стесняясь, обнимал подругу, бросая на Наташу нетерпеливые взгляды. Попрощавшись, она вышла, понимая, что вряд ли когда - ни будь, вернется сюда.
   На лестничной площадке ее застиг звонок мобильного телефона. Еще через три минуты, она мчалась в автомашине, почти в беспамятстве по направлению загородного дома. И только Бог хранил ее в ту минуту.
   Для чего ей была нужна жизнь, и зачем? Это ей предстояло понять...
   Москва, Люберцы.
  
   Володя открыл глаза и долго смотрел перед собой. Ему все казалось, что это сон, который вот - вот рассеется. Сейчас он проснется, откроет глаза, и увидит свою знакомую спальню, с высокими потолками, войдет бабушка вместе с шустрой Жужей, и позовет его завтракать. Но ничего не менялось, комнатка была совсем маленькой, в ней не было ничего, кроме лампочки, тускло горевшей под самым потолком. Во рту было сухо, хотелось пить, но воды не было, и никто не появлялся. Кругом были только тишина и пустота.
   Ему стало страшно, он переполз в угол комнаты, прижался, и слезы навернулись у него на глазах. Он начал плакать, но тихо, он боялся, что кто - то невидимый, который несомненно наблюдает за ним, увидит его слезы, и тогда ему будет совсем плохо. Ему стало жалко себя, маму, бабушку, дедушку, Жужу. Зачем он напросился на эту поездку? Ведь ничего бы не случилось, он сейчас был бы дома, бегал по дому или играл на компьютере.
   Он вспомнил, как все произошло. Он так и не понял, как молодая тетя взяла его за руку, стоило ему на секунду отвлечься, постоять возле торговца, продающего веселые книжки.
  -- Тетя, куда мы идем? - начал упираться он, пытаясь взглядом отыскать бабушку.
  -- Какой ты непослушный, - заговорила весело тетка, - ничего я тебе покупать не буду, все и так есть!
   Тетка тянула его за руку, люди, проходившие мимо, совершенно не обращали на них внимания. Мало ли, сейчас дети пошли избалованные, что тут интересного.
  -- Мне ничего не нужно, - упирался Володя, но тетка усиленно тянула его за собой.
   В школе его учили быть вежливым, уважать взрослых, он так мало видел людей, поскольку все время находился в доме, потому о существовании плохих теток представления не имел.
  -- Тетя, отпустите меня, - он продолжал упираться, но тут они оказались перед машиной, серого цвета, ужасно поцарапанной, чья - то рука открыла заднюю дверь, и он оказался на заднем сиденье. Дальнейшее он не помнил, он вздохнул какой - то незнакомый запах и провалился в темную пустоту.
   Время тянулось, и ничего не происходило, это было хуже всего. Что если он так и умрет здесь, и никто никогда не найдет его? Что нужно тем людям, которые привезли его сюда?
   Внезапно лампочка под потолком погасла, ему стало еще страшнее. Он разрыдался, глотая соленые слезы, что - то заскрипело, он понял, что это открылась дверь, и в комнату кто - то вошел. От страха он еще сильнее вдавился в угол, стараясь стать совсем незаметным, совсем маленьким, совсем невидимым в этой комнате.
   Вошедший молчал. Он просто положил что - то на пол, что было не разглядеть, и лишь спустя некоторое время, Володя услышал мужской голос:
  -- Поешь, ведро для туалета, спать будешь на одеяле, привыкай.
   Снова скрипнула дверь, и через секунду вспыхнул свет, больно ударив по глазам.
   Володя огляделся. На полу стояла алюминиевая тарелка с картошкой и куском хлеба, пластиковая бутылка с водой, а в углу он увидел ржавое ведро, от которого исходило жуткое зловоние. Тут же лежало скомканное рваное одеяло, на котором ему предстояло спать.
   Он подождал несколько мгновений, но ничего не происходило. На коленях он подполз к бутылке с водой, она была открыта, и начал пить. Пил жадно, и никак не мог напиться, и оторвался от бутылки только тогда, когда сил больше не было. Чуть отдышавшись, он принялся за еду. Все было невкусно, но он все же съел все, что принес этот невидимый мужчина.
   А потом он просто уснул, завернувшись в драное, пахнущее мышами ватное одеяло. Кто знает, может быть просто это глупое недоразумение, и все разъяснится, он проснется, и все будет хорошо, как прежде.
  
  
   Московская область, Одинцово.
  
   В доме пахло валерьянкой и страхом, страх, словно удушающий газ, полз из всех углов огромного дома, окутывая все живое, что находилось в его огромных, богато обставленных комнатах. Казалось, что даже собаки поняли, что произошло страшное событие, они лежали в прихожей, обе сложив головы. Не снимая пальто, Наташа, почти бегом поднялась на этаж к Савве Филипповичу, в дверях она столкнулась с какими - то людьми, и ей пришлось посторониться, чтобы пропустить их.
   Отец сидел в кабинете и смотрел перед собой невидящими глазами, он словно не понимал, что происходит. Он всю жизнь играл в игры, это были рискованные мужские игры, он всегда был честен, даже тогда, когда приходилось идти на сделку, он делал это искренне. Всегда ради идеи, идеи блага для других. Но в этих играх никогда не было места жестокости по отношению к беззащитным существам, к детям и женам своих врагов он относился так же, как относится волк к детенышам своего стада. Он их всегда защищал, наравне со своими детьми, он и работал ради этого. И вдруг, все перевернулось, он почувствовал себя голым и беззащитным, неспособным оказать никакого влияния. Любой шаг мог привести к смерти этого маленького беззащитного существа. И самое страшное - это была неизвестность. Савва молил Бога, чтобы это было банальное похищение, пусть просят деньги, любые деньги, он готов заплатить. Деньги не имеют никакого значения, лишь бы вызволить внука. Хуже, если украли, с целью надавить на него. Тогда он никогда не увидит своего Володю. Они и звонить не будут, они просто сломают его своим молчанием, уничтожат его, семью, добьются полного краха его планов. Это беспроигрышный ход. От одного удара рушилось все, вся его жизнь
  -- Папа, - Наташа бросилась к отцу, - папа как же так?
  -- Не надо, Наташа, - произнес Савва, - не надо, все будет хорошо, пока никаких известий нет, нужно надеяться.
   Они обнялись, он гладил ее по голове, так было только в далеком детстве, когда она совсем маленькой девочкой прибегала к нему в те редкие минуты, когда он мог позволить себе быть дома. Как быстро летит время, как оно изменилось!
   Наташа зарыдала.
  -- Возьми себя в руки, - жестко сказал Савва, - не нужно рыдать, не время распускаться.
   Он отстранился от нее, в нем снова проснулся тот самый деятельный жесткий человек, человек дела.
  -- Вспомни, - спросил он ее, - ничего тебе не показалось странным?
  -- Нет, - она отрицательно повела головой, - ничего такого.
  -- Хорошо, иди, отдыхай, да о матери позаботься, ей вдвойне тяжело.
   По опыту он знал, что сейчас говорить нужно жестко, чтобы не дать панике овладеть женскими умами. Иначе начнется невообразимое, с которым уже нельзя будет справиться.
  -- Иди, мне нужно подумать, не мешай мне. Я выйду к ужину.
   Наташа кивнула головой, медленно вышла из кабинета. Что она могла сделать, чем помочь? А вдруг с ее Володей случилось самое, страшное? Она остановилась, пораженная этой мыслью.
  -- Нет, - решила она, - этого не может случиться, этого просто не может случиться!
   Она взяла себя в руки, и спустилась в низ, в столовую. Там она застала безутешную мать, сидящую в кресле, с бледным, испуганным лицом. Она делала какую - то работу, пытаясь отвлечь себя от страшных мыслей. Домработница, стараясь не шуметь, словно она была виновата во всем этом происшествии, хлопотала у плиты.
   Наташа села рядом, сняла платок.
  -- Наташенька, прости меня, не знаю, как вышло...
   Она не договорила, залилась слезами, закрыв лицо руками.
   Наташа молча обняла ее, что она могла сказать матери, слова, как истертые монеты, не имели никакой цены.
   Вскоре в столовой плакали трое.
  
  
   Придя к себе в спальню, Наташа позвонила Володе. Володя сопровождал Алексея в поездке по городу, исполняя роль охранника. Хотя, Алексей относился философски к своей безопасности, но все же старался не оставаться в одиночестве, помня о предупреждении ночного гостя. Пока его оставили в покое, но вряд ли это будет продолжаться долго.
   В машине телефон брал только Володя, чтобы дать время Алексею приготовиться к беседе. Он достал трубку, и взглянув на дисплей, улыбнулся. Звонила Наташа.
  -- Да, - приветливо ответил он в трубку. Ему нравилось, что она не забывала, позвонить ему, чтобы сказать несколько ласковых слов.
   Однако, голос Наташи заставил его притормозить, а затем и остановить автомобиль.
  -- ....Володенька, Вова мой потерялся, - она говорила, стараясь говорить спокойно, не дать волю слезам.
  -- Как потерялся? - не понял Володя.
  -- Поехал с мамой на рынок и пропал, наверное, его украли.
  -- Ты, где? - спросил Володя.
  -- Я дома, на даче,
  -- Жди, я сейчас буду. Жди.
   Он выключил телефон и повернулся к Алексею, сидевшему на заднем сиденье
  -- Разворачиваемся и едем, - Алексей понял все без слов.
   Было ясно, что все происшедшее в доме Саввы Филипповича тоже касалось его. Все в этом мире взаимосвязано, хотя это и не всегда очевидно.
  
  
   Где - то на юге.
  
   Море штормило. С утра ветер крепчал, набирая силу, гнал пенные брызги к берегу, и волны вздымались выше и выше, словно соревнуясь в своей силе. Прибрежные сосны стонали. Они привыкли к ветрам, и тем, кому, удалось выжить, старались пригнуться к земле, словно хотели прикрыться ее могучим телом. К вечеру ветер усилился, и когда ночь овладела всем вокруг, рокот волн проник в комнаты президента вместе с запахом моря.
   Шум не раздражал. Наоборот, он придавал силы, хозяин дачи, приехавший сюда вчерашней ночью усталый от бесконечной суеты, почувствовал себя вновь бодрым и решительным. Натиск бури вселил в него уверенность в своих силах, безоговорочную веру в свою правоту.
   Это, как никогда было ему необходимо, в стране поднимался шторм. И ему предстояло противостоять этой волне, этой мятущейся толпе, у которой шаг от любви до ненависти шаг почти незаметен.
   Президент встал с кресла, надел теплый свитер, старый плащ, который в свое время привез из Германии, и вышел, стараясь не привлекать внимание охраны. Он знал, что под ковром, расстеленным перед его дверью, находятся датчики, реагирующие на его шаги, но он научился их перешагивать. Он вообще терпел охрану, как неизбежное зло, как походы в нужник, ничего с этим сделать нельзя. И пройдя несколько шагов, он вышел на веранду, и, подтянувшись, перекинул свое тело через перила, приземлившись на дорожку. Шум ветра заглушил шорох гальки. Он осмотрелся, все было тихо, охранник видимо отвлекся. Или сделал вид, что не замечает его поступок.
   Вдыхая свежий ветер, он медленно пошел по аллее, ведущей к морю, навстречу шторму. Сосны гнулись, в их вершинах путался ветер, заворачивая кроны, ломая слабые ветви.
  -- Вот, так и в жизни, - подумалось ему, - дунет ветер, и многие улетают в небытие, не выдерживая его натиска.
   Порывы становились все сильнее, ветер трепал одежду, в тусклом свете фонарей, деревья казались сказочно красивыми, за каждым из них, словно скрывалась непонятная сила.
   Он вышел на пляж, в лицо летели соленые брызги, шум моря то нарастал, то, словно пропадал в темноте, чтобы с новой силой обрушиться на него, одиноко стоящего в этом ночном аде, где воедино смешалась красота и ужас разбушевавшейся стихии.
   Он повернулся навстречу ветру, уперся ногами в камни пляжа, сунул руки в карман. Вид бушующего моря придал ему силы, пропала вся усталость, вся хандра, только он и море, этот ветер, и низкие темные облака, почти цепляющие вершины сосен.
  -- Я рад тебе, - прошептал он, - так и знай, мы еще поборемся, мы так просто не сдадимся!
   Ветер шевелил редкие волосы, вдавливал кожу щек. Президент обернулся, сзади безмолвно, не шевелясь, стоял начальник охраны.
  -- А молодец мужик, службу знает, - подумал он.
   Нужно было возвращаться в комнаты и приниматься за работу, впереди ждала бессонная ночь.
  
   Подвал дома.
   Володя проснулся, и долго смотрел на тусклую лампочку под потолком, обшарпанные стены комнаты. Ему было неудобно и жестко лежать на полу, все тело болело. Было тихо, никакой звук не проникал сюда. Хотелось заплакать, но он боялся, дед Савва всегда говорил, что мужчинам плакать нельзя. Откуда - то появилась небольшая серая мышка, раньше он бы испугался, а сейчас он несказанно обрадовался, и смотрел, как серый комочек подкатывается к нему. Он боялся пошевелиться, мышка посмотрела на него черными бусинками глаз, а затем посеменила к оставленной тарелке. Зазвякала ложка, и он был рад этому звуку.
   Теперь он был не один. Успокоенный, он завернулся в одеяло, и уснул. Счастье детей, что им удается спать без сновидений.
  
   Конец второй книги.
  
  
  
   Амылин Василий Васильевич.
   8 - 246 - 96 - 210.
   8(905) 521 - 39 - 93.
  
  
  
   161
  
  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"