Глава 2

Середина недели, в школе, обещала быть очень скучной. Первая половина, хоть и неторопливо, но пролетела, а вот вторая - тянулась бесконечно. Погода, тогда тоже не радовала: солнце не так охотно делилось своим теплом, лишь изредка выглядывала из плотных облаков, которые своей серой пеленой придавали школьным будням и без того унылое настроение. Как бы мне этого не хотелось, но осень, похоже, полностью вступила в свои права. Уже зарядили дожди, лиственные деревья запестрили ярким желто-красным цветом, тогда как хвойные, из года в год, оставались при несменяемом зеленом. И как бывало в октябре, ночью уже царили заморозки, а в воздухе можно было почувствовать свежее дыхание зимы, мягкой поступью спускавшееся с горных вершин.

Был четверг. Точнее было его ранее утро. Я долго лежал в постели, не решаясь выбраться из теплого кокона одеяла, в которое укутался, и, не смотря на то, что будильник давно прозвенел, а младший брат уже успел встать раньше меня, я все никак не мог разлепить тяжелые веки.

С восьмилетним Дареном у нас была общая комната на мансарде. Когда-то здесь был чердак, но помещение было достаточно просторное и по большей части пустовало, и тогда, отец решил переоборудовать из нее дополнительную комнату. Задача эта, конечно, оказалась не из легких, ведь нужно было утеплить крышу, установить опоры, уплотнить стены, с помощью окон впустить туда свет и воздух, а еще внести мебель и приставить надежную лестницу. И все это необходимо было сделать в кротчайшие сроки, потому что для семьи из четырех человек, в которой уже на подходе был пятый, наш маленький одноэтажный домик вдруг стал слишком тесноват. А лишняя площадь на чердаке оказалась как раз кстати. С помощью друзей отца и других мужчин-добровольцев моя мечта таки осуществилась, не пришлось ждать и года. Наконец, я смог избавиться от общества назойливой старшей сестры, с которой мне целых сем лет приходилось делить свою комнату на первом этаже.

Первое время я находился на чердаке безвылазно, наслаждаясь новым для себя ощущением иметь отдельную комнату и возможностью полноценно распоряжаться в ней. Не было больше кукол и прочего розового девчачьего барахла, а тем более самой Меган и ее назойливого трепа. Она и сама редко туда заходила, не видя для себя, в этой скудной спартанской обстановке, ничего интересного. Тем более помещение не сильно претерпело изменения после ремонта: кровать, стол со стулом, шкаф и голые стены - вот и все, чем мог похвастаться мой чердак. Интерьер, на самом деле, ничем не выделялся. В нем было слишком много пустого пространства, но зато оно было заполнено ярким светом, особенно тогда, когда в определенное время дня, солнце заглядывало сюда прямо в окна, и все буквально утопало в его косых золотистых лучах. В безоблачную ночь, я мог любоваться сияниям бесчисленных звезд, а так же луной, чей серебристый свет, как от ночного прожектора, мягко блуждал по моей спальне, по мере того, как это бледное светило двигалось по небосводу.

Ни одна комната в доме не обладала тем особым уютом, которого можно было найти на чердаке. Да и вид на наш лес, с его столетними могучими соснами и корявыми вечнозелеными елями, был оттуда самый лучший...

Я все еще лежал в постели, так как не сумел заставить себя с нее встать. Из-за пасмурной погоды в комнате было сумрачно и серо; привычный солнечный свет, закрадывающийся в не зашторенное окно, уже не мог будить меня своим утренним вторжением, как это было летом. Впереди был скучный и унылый день, заполненный школьными занятиями, но ни нетронутые домашние задания, ни предстоящая контрольная по физике, нисколько меня не волновали.

Дарен все это время не оставлял попыток разбудить меня. Я со стоном отвернулся на другой бок, вяло отмахиваясь от его ритмичного тормошения, но он продолжал звенеть возле моего уха, как маленький надоедливый комарик, которого так и хотелось прихлопнуть.

Мне всегда очень тяжело было вставать по утрам. Фактически, это немая борьба со сном велась каждый день, если только никакие обстоятельства не принуждали меня, ни свет ни заря, вскакивать с постели. "Еще пять минут... Еще пять минут посплю, а потом обязательно встану", - говорил я себе. И хотя стрелка на часах будильника уже давно перешла за тот рубеж на циферблате, на котором я должен был уже быть на ногах: веки мои заливало свинцом, тело не слушалось, а мысли, теряя направление, ныряли в сладкий омут сновидения.

Я уже почти провалился в сон, и даже успел порадоваться тому, что Дарен, наконец, от меня отстал, как вдруг кто-то вытащил из-под моей мирно покоящейся головы подушку, и со всего маху саданул ею об меня. Голова еще не опомнилась от обрушившегося на нее потрясения, как тело уже среагировало, движимое чисто инстинктивно.

Я метнулся в сторону, откуда произошел удар, но запутавшись в одеяле, с грохотом свалился на пол. Взревев, как раненный медведь я стал обсыпать обидчика самыми отборными словами, какие только мог в эту минуту придумать, мало соображая, так как при падении больно ударился локтем. Я был почти уверен, что увижу злорадствующую сестру, которая просто-на просто устала ждать, когда же все-таки ее брат соизволит поднять свою задницу с постели. Меган никогда особо со мной не миндальничала и если будила, то наверняка. Например: сорвать с моего беспомощного тела одеяло или сдернуть за ноги с кровати, пока я мирно в ней спал - было ее самым обычным делом. Правда, после того как сестра однажды утром увидела в зеркале свое лицо с живописными "усами", которые я нарисовал черным фломастером, тайком прокравшись к ней в комнату ночью, она больше не рисковала так поступать.

Но каково же было мое удивление, когда вместо мегеры-сестры оказался малыш Дарен! Маленький и худенький Дарен, чья вихрастая светлая макушка едва доходила до моей груди! Прижимая к себе ту самую подушку и хлопая выпученными глазами, он смотрел на меня с невинным страхом и смущением, в котором, правда, уже можно было заметить искорку веселья. Наверное, в этот момент я выглядел достаточно смешно и главное - безобидно, раз на лице братишки, сменившись виноватым выражением, расцвела озорная улыбка, а потом он неожиданно захихикал, словно в этой ситуации действительно было что-то смешное.

Даа... На этого малыша невозможно было долго сердиться; я чувствовал как уже и мои губы непроизвольно растягиваются в улыбке - в хищной улыбке, и, не дав брату время опомниться, быстро, словно кобра в броске, я схватил его за лодыжку.

Крики о помощи раздались на весь дом, которые больше напоминали на оглушительные завывания серены, чем на визги мальчишки. Я опрокинул Дарена животом на кровать и, усевшись на него, придавил своей тяжестью. Не сильно, но так чтобы лишить его подвижности. Малыш брыкался и изворачивался как мог, пока его брат с глубоким чувством удовлетворенной расплаты, осыпал его бедную головушку многочисленными щелбанами. Конечно, ровно на столько, насколько позволяла степень моего возмездия и обида младшего брата, готового вот-вот разразиться слезами.

Но зато после все этого - сон, как рукой сняло.

Не смотря на то, что Дарен жил со мной в одной комнате, я нисколько не жалел об этом. Иногда, конечно, этот малыш был невыносим: повсюду таскался за мной, словно хвост, просил поиграть или задавал немыслимые вопросы, отвлекая от чтения комиксов. Но с ним было не так одиноко. А все потому, что после смерти мамы, дом казался ужасно пустым. И любимая комната вмиг превратилась из солнечной мансарды в мрачный чердак.

После того, как Дарен появился на свет, в нашей семье начались проблемы. Болезненность и низкий иммунитет дали о себе знать уже на первом годе его жизни, когда он неожиданно заболел воспалением легких. И в последующие годы он не переставал подхватывать частые простуды.

Мы ограждали маленького Дарена от здешнего сурового климата, как только могли, но у нас это не всегда хорошо получалось. Погода здесь была не очень влажной, но прохладной и переменчивой, поэтому нужно было быть готовым к любым ее капризам. Тем, кто был родом из этих мест, везло больше, противостояние к насморкам, кашлям и всякого рода инфекциям находилось у людей в крови и как следствие они меньше мучились от такого рода недомоганий.

Почти вся наша семья могла похвастаться крепким здоровьем, но только не мама и Дарен. Мама тоже болела, так как она родилась ближе к побережью, где природа была менее дикой, а климат - более мягкий, и ей приходилось бороться с частыми простудами, особенно в зимние месяцы. Дарен, который был точной ее копией, перенял от нее эту предрасположенность, которая доставляла, прежде всего родителям, большие переживания.

Папа работал сварщиком на заводе - работа тяжелая, но неплохо оплачиваемая. А с его многолетним стажем и наработанным мастерством, он был на хорошем счету у себя на предприятии. Но, не смотря на его зарплату и помощь социальных пособий, нашей семье приходилось нелегко. Медицинская страховка обходилось не дорого, но лекарства, которые нужно было часто покупать для малыша, были удовольствием не из дешевых.

Мы на многом экономили, живя, обходясь самым необходимым и не тратясь на нескромные потребности или дорогие и бесполезные вещи. Я мало что помню из тех времен, но одно мне запомнилось очень отчетливо: одинаково озабоченные лица отца и матери, сидящие по вечерам на кухне, пока мы с сестрой разбредались по своим комнатам, их приглушенные разговоры и задумчивые взгляды, словно они пытались решить какую-то проблему. Все это могло о многом сказать, о нашем нелегком денежном положении. Но восьмилетним мальчишкой тогда, я голову этим не заморачивал.

В Сильвер Крике жителей мало когда делили на богатых и бедных. Народ у нас был неприхотливый и жил всегда очень просто и скромно. Кто-то более состоятельный мог, конечно, похвастаться дорогой машиной или красивым домом, с безупречным газоном и уютным задним двориком. Но, по большому счету, это позволяли себе только бизнесмены, имевшее свое прибыльное дело, жалуемые адвокаты и не менее почтенные городские "шишки", такие как мэр или судья. Остальные же, к которым относился простой рабочий класс, довольствовались менее комфортабельными условиями. Именно к таким мы - Грейнджеры и относились...

Я привычно натянул свои поношенные джинсы, кроссовки, футболку с длинным рукавом, не забыл обвязать клетчатую рубашку на бедра, чтобы было модно, подхватил рюкзак и тяжело вздохнув, стал спускаться на первый этаж.

На кухне я застал, занимающуюся мытьем посуды, сестру и младшего брата, который приканчивал свой завтрак, допивая стакан молока. Стоило мне только взглянуть на Мег, я тут же понял, что сегодня она встала не с той ноги. Как, впрочем, и всегда. Сестра постоянно была чем-то недовольна, когда смотрела на меня, о чем говорило кислое выражение, не сползающее с ее лица. Но тут уж, скорее всего, сыграл обиженный на меня малыш, над которым, как она предполагала я издевался.

- Что ты там с Дареном вытворял, что он кричал как резанный?

Я хитро улыбаясь, подмигнул братишке: ведь знал что не наябедничает. Пристальный взгляд таких, как у меня, карих глаз, прошелся по моей фигуре и остановился прямо на уровне моей взлохмаченной шевелюры. Мег недовольно поджала губы.

- И Сэм, ради бога, что у тебя на голове?! - воскликнула зануда. - Немедленно, иди, причешись!

Я вскинул брови.

- Зачем?

Сестра фыркнула и резко отвернулась, взмахнув своими каштановыми кудрями.

- Затем, что у тебя волосы торчат во все стороны как у дикобраза. Люди пугаться будут.

Настал мой черед фыркать.

- Ничего ты не понимаешь. Это называется творческий беспорядок, так сейчас модно, - ответил я и плюхнулся на стул рядом с Дареном.

Со стороны Меган, послышалось невнятно бормотание, заглушаемое намеренно громким звяканьем посуды и льющейся из-под крана водой, правда, слово "пугало" все же долетело до моего уха.

Во мне поднялось привычное раздражение. "Вот ведь зараза! И чего спрашивается, прицепилась?!"

Встретившись глазами с младшим братом, я решил передразнить сестру: скалил зубы и, помогая себе руками, выпучивал белки из глазниц, рычал и корчил безумные рожи, в общем как мог, изображал ужасного монстра. Дарен тихонько посмеивался в ладошку, при этом кося глазами на сестру, но я не обращал на нее никакого внимания, хотя отлично осознавал, что мои передразнивания ее неимоверно бесят.

Я до того увлекся, что даже не увидел как что-то темное метнулось в мою сторону и с противным шлепком шмякнулось мне прямо в лицо. Этим предметом оказалась замусоленная и вонючая тряпка, которую в порыве злости бросила Мег. Вид того, как светятся торжеством ее глаза, а на лице расползается победная улыбка, заставили меня забыть все на свете. Я тотчас рванулся к сестре, не замечая сброшенный стул, который с громким стуком рухнул на пол. Меган громко взвизгнула, явно не ожидая от меня такой прыти, и попыталась убежать, бросившись в другую сторону комнаты. Краем уха я слышал, как заливисто смеется младший брат, да и мне уже и самому стало весело, когда молниеносным движением я схватил свою жертву и закинул ту самую тряпку ей за шиворот.

Вот в этот момент, под дружный аккомпанемент девчачьего визга и победного хохота, наш отец и зашел на кухню. Свежевыбритый, распространяющий душистый запах одеколона, в свежей клетчатой рубашке и синих джинсах, он окинул нашу компанию хмурым взглядом своих красных от недосыпа глаз и, буркнув: "доброе утро", уселся за стол.

Присутствие папы подействовало на нас отрезвляюще, и мы все разом замолкнув, как по команде занялись каждый своим делом. Пока Меган быстро сооружала завтрак, а Дарен, болтая под столом ногами, рассказывал отцу заученный на память стишок, который ему задали на сегодня в школе, я воспользовался моментом и улизнул в ванную, для того чтобы умыться и почисть зубы, а заодно поверить, что же все-таки ужасного в моей шевелюре увидела сестра? Вернуться я успел как раз к тому времени, когда полные от аппетитной яичницы и прожаренного бекона тарелки были поданы к столу.

Папа одобрительно замычал, с аппетитом уминая свою порцию. Он всегда так делал, главным образом по привычке и в тоже время, как бы отдавая должное кулинарным способностям Меган. Отец тоже иногда пробовал готовить, но редко, уступая это место дочери, которая самостоятельно, еще в 12 лет, решила, что именно она будет готовить для всей семьи. Правда, это решение было продиктовано не просто желанием, а скорее - необходимой мерой, так как в приготовлении еды отец ничего не смыслил, но мужественно пытался этому научиться, к сожалению, результаты его трудов были настолько ужасны, что почти всегда выбрасывались на помойку.

Время было в обрез, Дарена с минуту на минуту должен был забрать школьный автобус, да и нам с Меган тоже надо было поторапливаться, поэтому ели быстро. Папа тоже вскоре должен был ехать на работу, этим и объяснялось его хмурое настроение. Он почти не прислушивался к болтовне Меган, рассеяно кивая и думая о чем-то своем, пока допивал свой крепкий кофе, однако, когда звучал звонкий голос младшего брата, его взгляд неизменно обращался к нему, а карие уставшие глаза заметно смягчались.

Очень многое от Дарена напоминало нашу маму: такой же заливистый, звонкий смех, прямые светлые волосы, карие с вкраплением зеленого глаза. Скромным, застенчивым характером и добротой он тоже походил на нее, в отличие от нас с сестрой, в большей степени вобравших в себя черты от другого родителя. Мег говорила, что из нас двоих, именно я больше напоминаю отца, с его характерным прямым носом, упрямым подбородком, карими глазами и чуть скошенным лбом. Но особенно, сходство было заметно в наших с ним повадках, например: наклоном головы, позой стоять, широко расставив ноги и скрестив руки на груди.

У сестры тоже были папины черты, вот только овал лица был более округлым, нос меньше, а губы полнее. Цвет глаз ей тоже достался от отца, однако, они были большие и распахнутые, как у матери, а у меня глубоко посаженые с широкими бровями.

Конечно, судить мы могли только по тем немногим фотографиям, где была запечатлена наша мама в разных стадиях ее возраста, и по своим воспоминаниям, которые мы бережно хранили в нашей памяти. Было несправедливо то, что брат, так похожий на маму, совсем ее не помнит, а все потому, что был еще тогда совсем малышом, когда пять лет назад мы ее потеряли...

Тогда зима только началась, и погода стояла отвратительная холодная. Весь день шел мокрый снег, а к вечеру ударил мороз, и дороги успели заледенеть. Дарен в то время был в разгаре болезни и дико кашлял, а у нас, как назло, закончилась лекарство от кашля, которую можно было купить только в близлежащем городе Хоуп. Никто кроме матери съездить туда не мог, так как папа работал допоздна, а других родственников у нас здесь не было, и поэтому, мы втроем остались ее дожидаться. Мег тогда было уже двенадцать, мне девять, но через три месяца должно было исполниться десять, а брату было еще только три.

На улице уже давно стемнело, а мамы все не было. Хоуп был примерно в сорока минутах езды отсюда, и на все про все, дорога должна была занять не более часа два. Но прошло четыре часа к тому времени как к дому, наконец, подъехала машина. И чего мы с сестрой меньше всего ожидали, когда бросились к окну, что она окажется не маминой, а патрульной.

К нам постучался сам шериф Макс Конрой. Это человек невольно вызывал страх и одновременно восхищение, своей крепкой высокой фигурой и суровым, напоминавшее орлиное, лицом. Его горбатый нос, смахивал на клюв, а сведенные к переносице брови, грозно нависали над серыми, как пасмурное небо, глазами, которые окинув нас непроницаемым взглядом, остановились прямо на мне. Дарен заплакал, когда увидел незнакомого мужчину, а Меган выглядела растерянной и испуганной. Видимо, уже тогда она поняла по какой причине к нам приехала полиция. А я глупый, не догадался.

Твердо глядя в глаза шерифу я отвечал на его вопросы. "Нет. Никого нет. Папа будет только в восемь. Соседка? Нет. Спасибо. Соседка нам не нужна. Скоро приедет мама. Она должна вот-вот приехать..."

Соседку все-таки позвали, невысокого роста и не отличавшуюся стройными формами миссис Дженкис, которая никогда не приходила без какого-нибудь вкусного угощенья: будь-то конфеты или ее фирменные печенья. Она, бывало, сидела с нами, в отсутствие родителей, потчевая нас разного рода историями или травя анекдоты, славясь своим глубоким жизнелюбием и неуемным чувством юмора. Но то был первый раз, когда она пришла к нам с пустыми руками и непривычно молчаливой.

Все то время, за которое нам пришлось ждать неизвестности, мы сидели вчетвером, тесно прижавшись друг к другу на диванчике и невидящими глазами смотрели телевизор. Шериф уехал, но вся ситуация напоминала оживший сюжет из кинофильма, где полиция приезжала сообщить о смерти кого-то близкого. Но я отгонял эти мысли, хотя внутри все замирало от страха, а в горле комом душили слезы.

Дальше все прошло как в тумане, кроме отдельных моментов, которые, казалось, врезались в мою память навсегда. Бледное осунувшееся лицо и потухший взгляд отца, остановившегося на пороге нашего дома. Его крепкие утешающие нас объятия. Слезы потрясения и непонимания из-за обрушившегося на нас горя. Слова "авария" и "мамы больше нет", в которые тяжело было верить...

***

До школы я добрался на своем стареньком мопеде - временным средством передвижения, на котором удобно было разъезжать по Сильвер Крику. Исключением было только зимой, когда пробирали морозы, а сугробы вырастали мне до колена, тогда уж, конечно, приходилось трястись со всеми в автобусе.

В мечтах я лелеял о том времени, когда смогу, наконец, сесть за руль нашего отцовского седана Dodge Aries, 80-го года выпуска. Неприглядная, какого-то непонятного, то ли голубого, то ли серого цвета, машина, пускай и не отличалась броскостью и дороговизной, но все же она была лучшей альтернативой велосипеду. Для закона необходимо было подождать всего лишь два года, когда бы мне исполнилось 16 лет, но для отца этот срок оказался недостаточным и он увеличил его еще на два года.

Его желание повременить с правами было мне отчасти понятно; ни слова не говоря о той страшной аварии, из-за которой погибла мама, он ясно давал понять, что не хочет, чтобы его далеко несовершеннолетний сын, подвергая себя лишней опасности, садился за руль его автомобиля. "Маме было далеко не 16 лет, но она умерла", - также молча, я пытался до него донести. Но папа упорствовал, и казалось, твердо вознамерился в будущем отстоять свое решение. Но и я тоже был упрям, и он знал об этом. Знал также, что если придется, то меня никакие его запреты не остановят. Несмотря на все его опасения, я был уверен в своих силах. Видя перед школой старшеклассников, гордо красующихся на своих тачках, я еще больше уверялся в них.

В этом году я пошел в старшую среднюю школу, в которую вступают примерно в 14 лет. Я слышал, что по популярности наша школа могла посоперничать с соседним центром Хоупом, где имелась не одна, а целых четыре школы, считая католическую. Но, несмотря на этот факт, на учебе это особо не отражалось. Новизна ощущений прошла уже после первой недели учебы, и снова стало скучно. Меня мало интересовали занятия, ну, только если пару уроков, к которым можно было отнести физкультуру, возможно физику, с натяжкой - мировую историю и английский, и то, только потому, что ведет его очень клевый учитель.

Питер Джонсен был очень заметной фигурой в Сильвер Крике, и не только из-за его внушительного роста, позволяющего возвышаться над большинством местных жителей, но и по причине его всевозрастающей популярности среди своих учеников. Наделенный низким звучным голосом он говорил мягко и не торопливо, но вовсе не нудно и монотонно, неосознанно заставляя прислушиваться к тому, что он рассказывал. Девчонки смущенно с ним флиртовали, а парни закатывали рукава белых рубашек и носили карандаши над ухом, не гласно подражая любимому учителю. Это могло показаться забавным, если бы я сам не поддался очарованию мистера Джонсена, который знал когда быть строгим, предупреждая нерадивого ученика что в следующий раз поблажки не будет, а когда забавным, любящим пошутить и разбавить преподаваемый предмет смешными историями из своей жизни. Жаль, что не все учителя были такими.

Во всем же остальном школа оставалась школой, вмещающей в себя и приятное, что можно охарактеризовать общение с друзьями, и тошное - все то, к чему относились уроки, домашние задания и скверные оценки. Не то чтоб я стремился быть отличником, вовсе нет, да не смог бы, скорее всего, - не больно-то я башковитый, - но за и "двойку" краснеть, мне тоже не улыбалось.

Таким образом, я скромно старался держаться посередине, что позволяло не только не выделяться среди остальных, но и не считаться полным лузером.

Итак. Был четверг. К обеду погода так и не распогодилась, намекая, что нависшие плотным саваном серые облака и моросящий холодный дождь не улетучатся до самого вечера. Мое настроение не заладилось еще с того неудачного утреннего пробуждения, а к тому времени, когда пришлось идти в столовую, оно скатилось до крайней степени унылости.

Большинство занятий осталось позади и удивительное дело - пролетели они незаметно. Сегодняшний день ничем не отличался от любого другого на этой неделе и как обычно предвещал вялотекущее времяпровождение за школьной партой, но окунувшись в привычную школьную атмосферу, я с удивлением заметил, что уже пролетело полдня.

В просторном помещении столовой ученики кишели как в муравейнике. Мы с моим лучшим другом Такером, как обычно, прихватив из буфета свою порцию обеда, заняли свободные места за одним из столиков, и не спеша, поедая пиццу, делились будущими планами на свободное от учебы время.

Не было и дня, чтобы Такер не уговаривал меня прогулять уроки. Так было и в этот раз, но минуту подумав, я все же решил отказаться. И не то что бы мне этого не хотелось, я соблазнялся на его предложения, и не раз. До того, правда, когда об этих прогулах узнала Меган, которая, как самый последний предатель, просто взяла и настучала на меня отцу. Само собой, мне предельно точно тогда объяснили, чем чреваты эти бессовестные сачкования; я до сих пор помню, как горело ухо, после того, как папа его чуть не оторвал от моей головы, пока использовал наглядный пример для такого красочного выражения как "отодрать за уши".

После этого, нужно было сохранять предельную осторожность, потому что если я хотел увильнуть от какого-нибудь урока, то необходимо было это сделать так, чтобы о моем исчезновении, ни в коем случае не узнала сестра, чей вездесущий взгляд и проснувшиеся неожиданно шпионские способности, приходилось постоянно на себе ощущать. Конечно, были еще и учителя, ведущие список посещений, но те не действовали так оперативно, как старшая сестрица.

В любом случае я и сам понимал, что не следовало увлекаться прогулами, но Такер иногда умел здорово уговорить, если меня в этих случаях одолевали сомнения. Он по пуще моего ненавидел школу... Нет. Не так. Я не ненавидел школу, а скорее просто недолюбливал, как недолюбливают многие подростки моего возраста, предпочитающие провести время за игрой в баскетбол, нежели сидя за учебниками. А Такер ее просто терпеть не мог. Он был готов использовать любую возможность, даже под угрозой вылететь из школы, но только чтобы не мучиться за партой.

Будучи выходцем из неблагополучной семьи, где живет алкоголик-отец и стремящийся в преступники брат, он не слишком-то заморачивался над плохими оценками, которые тот получал с завидной регулярностью. Такер не видел для себя больших перспектив в будущем, по крайне мере, как студент какого-нибудь колледжа.

Бедный, одевающийся в обноски старшего брата или в дешевую одежду с магазинов подержанных вещей, тощий, питающийся дома неизвестно чем. Высокий, с длинными темными волосами до плеч, вдетым в мочку уха колечком и самодовольной ухмылкой, Такер напоминал солиста из рок-группы, которым помышлял когда-нибудь стать.

Вообще-то Тэк, неплохо мог играть на гитаре, исполняя на ней хиты "Guns N' Roses" и подпевая их на манер солиста этой популярной новой рок-группы, чем привлекал немалое внимание симпатичных девчонок. Я же по части музыки абсолютно ничего не смыслил: слуха, как такового у меня не было, да и чувства ритма тоже был лишен напрочь. В танцах, я мог разве что неуклюже топтаться на месте, пьяно раскачиваясь из стороны в сторону. Но на симпатичных девчонок, у меня имелся свой "арсенал оружия", к которым относилось мое неисчерпаемое обаяние и способность их рассмешить.

Да, мне нравилось смешить людей. Было что-то такое в том, как они на тебя смотрели, когда удавалось вызвать у них улыбку: радость в глазах, восторг, симпатию... Это была какая-то зудящая потребность, приходящая ко мне время от времени. Чаще тогда, когда меньше всего именно мне это было нужно, а скорее кому-нибудь другому. Такеру, например. В его эбеновых глазах иногда сквозила потерянность и постоянно ищущая выход злоба, я был рад хотя бы на время выгонять эти чувства оттуда...

Но сегодня Тэк был в лучшем расположении духа, нежели я. С его узкого лица не сходила легкая улыбка, а глаза светились странным блеском. Он тянул и не спешил раскрывать причину своего довольного вида, прекрасно осознавая, что меня мучает любопытство, хоть я и старался не особо его демонстрировать.

Во многом Такер был первопроходцем: будь то первая выпитая баночка пива или выкуритая первая сигарета. Гордость и самодовольство прямо так и перло из него, когда он об этом рассказывал. Какая-то часть во мне горела желанием принять его дразнящий вызов, побороться за первенство в этом списке совершенных им побед. Но другая часть колебалась в нерешительности, заставляла повременить и хорошо подумать, прежде чем совершу что-нибудь такое, о чем буду жалеть.

Никогда никому не скажу, но временами я завидую Такеру, за его бесшабашность и бесстрашие, за способность не только выглядеть круто, но и быть крутым. Я тоже старался в этом не отставать: и сигарету покуривал и пиво смаковал, правда, сигарета вызывала кашель, а пиво оказалось не таким уж и вкусным. И чтобы скрыть свое разочарование я делал вид, что слишком хорош для этого, принимая привычную роль этакого героя - правильного во всех смыслах парня, борца за справедливость. А Такер, был своего рода антигероем, готового ломать все запреты и необдуманно при этом рисковать.

Даже Меган это заметила, сказав: что если Такер действует на меня не слишком благоприятным образом, заманивая на сомнительного рода авантюры, то мое влияние оказывает на него прямо противоположный эффект, когда я убеждаю друга помочь мне в таком обыденном деле, как уборка или домашнее задание.

Да, из нас получилась та еще парочка.

В то время, когда я задавался вопросом, что же друг от меня утаивает на этот раз, к нам подошли два его приятеля - Бенджамин Брайтон и Вилли Клой. Один был белесым, плотным и прыщавым, а другой - рыжим и тощим, как макаронина. И если до этого мое настроение было не на уровне, то сейчас, оно опустилось чуть ли не на самое дно.

Бенджамин или попросту Бенни, был отъявленным задирой и хулиганом. А Вилли - во всем ему не отступающим другом. Парочка всегда была вместе. В какие бы неприятности те не влипали, и какие переделки не совершали, они все это делали вдвоем. Я не был против будоражащих кровь приключений, но эти двое явно путали хорошее с плохим, не видя различия между безобидным розыгрышем и нездоровым издевательством.

Мои надежды на то, что друг пошлет их куда подальше - провалились. Они развалились за нашим столиком, как ни в чем не бывало, отвечая на мой враждебный взгляд точно таким же, но с примесью самодовольной улыбки и немым вызовом, типа: "ну, давай, останови нас, если осмелишься". Такер разговорился с этими придурками, словно он был с ними на короткой ноге. И не мудрено, эти двое не только были его соседями, но и отлично знали его старшего брата. Насколько я знал, Тэк не принадлежал к их низкопробной компании, но чужим он там тоже не был. Во многом благодаря своему брату-смутьяну, который уже в свои восемнадцать лет за свои похождения был известен на весь Сильвер-Крик.

Оседлав свой стул, я развернул его так, чтобы сидеть боком к этой неразлучной парочке. Полностью игнорируя их, я нетерпеливо ожидал, когда же они, наконец, отвалят.

Мой взгляд блуждал по толпе учеников, цепляясь за знакомые лица, и кивая в приветствии тем, с кем удавалось встретиться глазами. В буфете я заметил хрупкую фигуру новенькой девочки, которая появилась со своей мамой в нашем городке недели две назад. Она стояла ко мне спиной, демонстрируя идеальную осанку и черную косу до пояса, болтающую вдоль позвоночника.

Их появление вызвало массу толков и разного рода слухов, вызванных таинственным происхождением этих двоих. Уже за то, что те являлись новыми жителями нашего городка, они вызывали любопытство местных обывателей. Но то обстоятельство, что это богачи, - о чем не говорила, а буквально кричала их внешность и дорогие "игрушки", - заставляло десятикратно привлекать к себе интерес и одновременно неодобрение у простого народа.

Я хорошо запомнил их первое появление, ведь тогда мне довелось встретить свою первую любовь...

Огромный, четырехместный, с откидным верхом Rolls-Royce, медленно, словно специально для того чтобы все могли на него полюбоваться, въехал на школьную стоянку. Правда, погода была прохладная, и тот верх был закрыт, но это нисколько не мешало автомобилю выглядеть шикарно. Черный, с обтекаемыми линиями, он, как акула рассекал толпу застывших ребят с разинутыми от удивления ртами. И я был одним из них. О такой машине я не смел и мечтать, это был высший пилотаж, недосягаемая звезда, неожиданно свалившаяся в наше захолустье.

Наконец, пришел момент, когда машина остановилась и все мигом ее обступили. Все охали и ахали, преимущественно это были ребята, которым никогда не доводилось видеть такое представление вживую.

Водитель был под стать крутому автомобилю: высокая, длинноногая блондинка, в черном костюме и солнцезащитных очках, грациозно выскользнула из авто. Подошедший ко мне Такер, восхищенно ей просвистел, но его встретил надменный выстрел, из-под опущенных на кончик носа очков, холодных голубых глаз. На что друг, в ответ только хмыкнул.

Захлопнув дверцу, и поставив сигнализацию, женщина гордо повернулась и пошла в сторону администрации школы, жестом приказав девочке, которую я вначале не заметил, идти за ней. Я сразу догадался, что это была ее дочь, хотя с виду они были абсолютно разные. Девочка повернулась ко мне спиной, прежде чем я успел толком ее разглядеть. Она, словно как тень, не отступая последовала за удаляющейся модельной походкой фигурой.

С того времени в школе только о них и говорили. А когда девочка стала ходить со всеми на занятия, то приглушенные шепотки и тогда не затихали. Я пару раз видел ее в коридоре. Проходя мимо меня, она прижимала к себе учебники и, не отрывая глаз от пола, лавировала среди учеников, толпившихся от безделья в коридоре. Я не понимал того ажиотажа, что крутился вокруг этой девочки. Она была почти незаметная, и казалось, не делала ничего, чтобы намеренно, привлекать к себе столько внимания.

Пока я сосредоточенно наблюдал за массой учеников в столовой, до моего уха долетали обрывки так называемой беседы моих соседей, разбавленной плоскими шуточками. Бенни и Вилли говорили о какой-то вечеринке, устроенной вчера ночью в лесу, делясь друг с другом впечатлениями. Они восторгались спертой кем-то там выпивкой, устроенными классными развлечениями и готовыми на многое девчонками. При последней реплике о девчонках, сопровождающей мерзким дружным хихиканьем сидячей напротив парочки, я неожиданно заметил, как покраснели уши моего друга.

Я в шоке уставился на него, не веря своим глазам. Такер был смущен? А потом до меня дошло... Ага, девчонки, значит.

Кое-какие смутные догадки на этот счет у меня, конечно, имелись, но я твердо решил подождать, пока нежелательная компания не избавит нас от своего присутствия. И вот тогда-то, друг от меня так просто не отвертится...

- Эй, ты, тупорожий! - услышал я окрик.

И стиснул зубы, как-никак понял, что это ко мне обращаются, но не повернулся. Понадеялся, что отстанет. Чего уж там...

- Говнюк, это к тебе обращаются! - Теперь это реплика шла от Вилли.

- Отстаньте от него, пацаны, - решил заступиться за меня Такер. - Чего он вам сделал?

- А пускай свое чухло от меня не отворачивает!

Я поморщился от скудоумных слов, который употребил еще более безмозглый говорящий, и все-таки сделал, что от меня хотели. Я повернул голову в сторону парочки, вкладывая в свой взгляд многозначительное послание, бегущей строкой объявляющее им о том, куда они оба прямой дорогой могут отправиться.

Хоть внешне я и выглядел спокойным, внутри все кипело от сдерживаемого гнева. Эти двое наверняка заметили, как ходят в непрерывном движении мои желваки на лице, возможно, даже полагали, что сорвусь и затею драку. Возможно... Правда до звонка осталось всего ничего, и шанс отвязаться от этих идиотов, еще сохранялся.

- Чего тебе, Бенни. - Я решил быть вежливым. Но это пока. - Неужто мой затылок тебе глаза мозолит?

- Это точно ты подметил. Мне твоя баранья башка вид загораживает.

Его сосед громко рассмеялся:

- Во-во, прямо буратино переструганный!

Теперь смеялись оба. Я взглянул на Такера. Он виновато поглядел на меня и пожал плечами. То, что они обозвали меня кучерявым, было не далеко от реальности. На самом деле мои волосы завивались, особенно когда сильно отрастали. Но когда экономишь на стрижке, жаловаться не приходиться. Другое дело рядом сидящий товарищ. Шевелюра у того была густая и длинная, и там так просто не отстрижешь лишнее, как в моем случае. Когда-то наши с Такером головы приводила в порядок Меган, но это уже отдельная история.

Я взглянул на противоположную сторону этого стола - вот кому бы ни помешала стрижка. Немного подумав и оценив внешний вид парней, я пришел к выводу, что мыло им тоже придется кстати.

Отсмеявшись первым, Бенни вдруг посмотрел куда-то в сторону и одновременно толкнул в бок Вилли локтем. Я взглянул на то, что тот указывал своему соседу, точнее на кого... и замер.

По проходу шла та самая девочка, о которой так много и часто судачили в школе. Выглянувшее на миг из окна солнце блеснуло в ее черных, как смоль волосах, собранных в простую косу, а фарфоровая кожа была особенно бледной на фоне темной одежды. Она двигалась быстрым шагом, и, уткнувшись взглядом в свой поднос, ничего не замечала. Слишком поздно я понял, что последует дальше. Я хотел ее окликнуть и предупредить, но не успел. Как только девочка поравнялась с нашим столиком, Бенни, который сидел с самого его краю, резко выставил свою ногу...

Если бы она смотрела под ноги, когда шла, если бы оторвала свой взгляд от подноса, то все бы обошлось. Доля секунды и все бы обошлось. Но она не заметила, а парень, так нагло поставивший ей подножку, это прекрасно знал.

Девочка споткнулась и неуклюже упала. Громко лязгнул поднос, а скудная еда разбросалась вокруг.

В столовой воцарилась тишина, но в следующую секунду ее разорвал чей-то резкий смешок, за которым прорвался нестройный смех уже остальных учеников. Звук казался оглушающим в этом просторном помещении, он отталкивался от стен и резал слух. Вдруг, я словил себя на том, что тоже смеюсь, и мне стало как-то ужасно неловко. Я утешил себя тем, что чуть ли не каждый в этом зале мог похвастаться попаданием в такие конфузы. Даже меня не раз делали предметом всеобщего высмеивания. Но одно дело самому становиться жертвой вот таких приколов, и совсем другое видеть, как другие, кто не способен за себя постоять, выступают в этой роли.

Мой взгляд зацепился за виновника этого представления, который громко и издевательски смеялся, глядя на девочку, пытающуюся подняться у его ног. Его сосед тоже смеялся, как будто взял за правило во всем ему подражать. Я с ненавистью уставился на этих двоих, чувствуя как чешутся мои кулаки от потребности стереть эти ухмылки с ихних рож. Такер, тоже посмеивался, но заметив мой взгляд, постарался принять серьезное лицо.

С каким-то странным ощущением я наблюдал за тем, как девочка медленно и неуверенно вставала на ноги. Мне хотелось кинуться к ней и помочь, но, правда, понятия не имел чем. Разве что, мог посоветовать утереть слезы и не брать все это в голову, как иногда советовал своему младшему брату.

Но оказалось, я зря беспокоился о "потерпевшей". Поникшие плечи распрямились, а низко опущенная голова гордо вскинулась. Она обвела взглядом притихшую толпу и, обернувшись, остановила его на своем обидчике.

Мое первое впечатление о ней было неверным: я предполагал, что девочка разразиться слезами или просто убежит, судя по тому как она тихо и незаметно себя вела, сторонясь любых компаний, но она не сделала ни того ни другого.

Девочка стояла прямо, словно проглотив аршин, прижимая к телу побелевшие от напряжения кулаки. Ноздри ее раздувались, а чуть повлажневшие серые глаза, отбрасывая стоп искр, испепеляли такой ненавистью, презрением и... да, отвращением, что на месте Бенни, от такого взгляда, должна была остаться горстка пепла.

Я вдруг сообразил, что мне никогда толком не удавалось разглядеть ее лицо. Единственным общим предметом у нас с ней был французский, но он был одним из самых моих нелюбимых и поэтому, я всячески старался постоянно на нем отсутствовать. В коридорах ее вообще можно было не заметить, а если она и попадала в поле моего зрения то в основном спиной или профилем, но вот ее глаз - я не видел никогда.

Они были большими, серыми, но такого чистого и глубокого оттенка, что казались ненастоящими. Они завораживали и не давали отвести взгляд, как будто отвлекая от обыкновенного лица. Маска холодного высокомерия, казалось, только подчеркивала бледноту кожи и тени под глазами, как у тех древних аристократов в эпоху, когда болезненный вид был еще в моде. Хрупкая фигура, прямая спина, длинная белая шея... На ум пришел образ балерины, на которую она была похожа, хотя я не мог понять с чего, собственно говоря, мне в голову взбрели такие мысли.

В следующую секунду прозвенел звонок, сообщавший о начале следующего урока. Он разорвал напряженную обстановку и терпеливый интерес публики, разочарованной тем, что не удастся досмотреть представление до конца.

Девочка, бросившая на Бенни разгневанный взгляд, повернулась и скрылась из виду. Но не успел я, и опомниться, как она вернулась, и молниеносным движением выплеснула чем-то, из выхватившей невесть-откуда пластмассовой бутылки, прямо в лицо сидящего вразвалочку зачинщика. Это был заведомо девчачий поступок, причиняющий незначительный ущерб своему сопернику. Пощечина тут бы больше сгодилась - парни не любят когда девчонки лупят их по лицу. Но Бенни и от такого взбеленился.

- Сучка! - выкрикнул он, вскакивая со стула, но чья-то черная мускулистая рука, с размаху ударив того по плечу, заставила обратно шлепнуться на свое место.

- Сидеть! - скомандовал здоровенный детина, который был одним из лучших игроков в нашей школьной команде по футболу.

Его холодные, абсолютно черные глаза вцепились в мои, в оценивающем поединке. Я ведь и не заметил, как вскочил одновременно с Бенни. Наверное, сработал рефлекс или же я бессознательно был готов к тому, что он погонится з девочкой, которая, кстати говоря, успела скрыться. Но помощь не заставила себя ждать; Деррек был из тех, с кем не посмеют спорить, прежде обосцутся...

- Черт, жжется! - заныл пострадавший, лихорадочно протирая кулаками глаза, прямо как маленький ребенок.

Жидкость, которую с такой мстительностью прыснули в лицо Бенни, оказалась лимонадом, который был явно не освежающей водичкой. Воображение начало рисовать красочные картины того, как лимонная кислота медленно разъедает его глаза, что поначалу воспринималось как выдумка, но через пару секунд Бенни начал безумно вырываться, выплевывая ругательства и вопя, чтобы его отпустили. Из его закрытых глаз текли слезы.

Неординарная ситуация, явно привлекла учителей. Через орду подростков стал пробираться наш тренер, громким и раскатистым голосом приказывая всем расходиться. И тут, мне на глаза попался Вилли. С выпученными от изумления глазами и забавно приоткрытым ртом, он наблюдал за товарищем, который облегченно промывал глаза, поданной кем-то, водой из-под бутылки. Вот тебе и дружба, за все это время Вилли так и не попытался как-нибудь ему помочь. Даже задницу со стула не потрудился поднять. И тут меня и осенило...

У меня была всего лишь пара секунд, но я не повременил их использовать.

Второй за день раз я принял беспечный вид, словно ничего такого не замышляю и... опа! Одной рукой я держу Вилли за волосы, а другой - старательно обмазываю его лицо куском оставшейся пиццы, густо политой кетчупом.

- Это тебе за буратино, говно!

Таким образом, и мне удалось внести свою лепту в наказании провинившихся.

Прежде чем рассерженный тренер, направившись ко мне, решил спасти Вилли, я снова встретился глазами с Дерреком. На широком темном лице, яркой белизной светилась улыбка, а глаза посылали молчаливое одобрение.

***

Миллионы разных вопросов копошились в моей голове, как неутомимые пчелы в улье. Я хотел знать все ответы, но приходилось корпеть на оставшихся уроках. Вероятно, учитель математики был доволен моей позой мыслителя и поэтому не стал вмешиваться. Он явно предполагал, что я усиленно тружусь над решениями его новых уравнений и задач, которых мы сегодня проходили. Ну, что ж. В этом случае, только и оставалось делать вид, что этот процесс меня всецело захватывает.

Если до этого я не интересовался новой ученицей и был безразличен к сплетням, которые о ней ходили, то сейчас ситуация кардинально изменилась. Мне хотелось знать все. Я то и дело прислушивался к разговорам и шепоткам учеников, звучащих практически на протяжении всех оставшихся занятий.

Событие в столовой стало сенсацией дня, прервавшую его скучную обыденность. Мужская половина, ничего особенного в этом не видела. Просто способ посмеяться и развеять скуку текущих уроков. Девчонки же, жарко обсуждали случившееся, обсасывая каждую мелочь, особенно этой участи подверглась девочка-тихоня.

Откуда она? Почему ни с кем до сих пор не общается и ходит все время одна? Что привело ее в наш городок?

Все хотели знать ответы на эти вопросы, в том числе и я. Меня озадачивала та метаморфоза, что произошла с девочкой в столовой. Ее странное преобразовавшееся поведение, нетипичная внешность и, наконец, причина, по которой она живет здесь, заставляло меня испытывать нетерпеливое любопытство. Я хотел понять, что эта новенькая собой представляет, и к какой категории ее можно отнести. Было в ней что-то такое... Что-то неуловимое и странно тревожащее, что делало ее совершенно непохожей ни на одну из знакомых мне девчонок, с которыми я пытался ее сравнить.

Вот, например, Эрин Глассер. Девчонка она боевая, красивая, и в обиду никогда себя не даст. По правде говоря, мне она всегда нравилась. Одно время, я даже был в нее влюблен... кажется. В общем, если бы такое произошло именно с ней, то одним лимонадом это бы не ограничилось. Эрин, наверняка, воспользовалась бы увесистым рюкзаком, в котором любила носить, по меньшей мере, стопудовую гирю, чтобы обрушить его на бедную голову Бенни Брайтона. Она может и издала бы победный клич и бросила ему свой фирменный взгляд, типа: "ну, что, обломался, придурок?". Но в нем не было бы и десятой доли того абсолютного высокомерия, которое мне удалось увидеть в этих серых глазах.

Лорис, Лорис, Лорис. Это имя гуляло по всем этажам школы, доносясь из каждого кабинета. Такер только фыркал и недовольно кривил губы. "Богатая выскочка. Возомнила из себя невесть что", - говорил он. Возможно, друг был прав, и удивляться ее поведению мне точно не стоило. Все-таки, ущемленная жизнь, в самом заурядном городке, наверняка отличается от буржуйской повседневности, к которой привыкла жить она. А в том, что эта Лорис приехала сюда не по своей воле, я даже не сомневался. Чем больше мне приходилось об этом думать, тем меньше сомнений, от моих умозаключений у меня возникало.

К тому моменту, когда я, расставшись с другом, направился в книжный магазин Роя Кенеда, меня уже не мучало любопытство к новенькой, у которой было такое необычное имя. Для себя я уже решил, что ничего особенного в ней нет. Я нашел логическое объяснение тому, почему она до сих пор не завела себе подруг. Все очень просто. Она попросту не хочет ни с кем дружить. Все это: стеснительное молчание и скромно опущенная голова, были не более чем обычным желанием отгородиться от других. Ведь кто мы такие? Обычные ребята, которые, наверняка отличаются от ее богатеньких друзей, носящих драгоценные бирюльки и новомодные тряпки.

Да что там говорить... Ее, скорее всего, после сегодняшнего дня, так вообще тошнит от нас и нашего города... Да чтоб тебя, Бенни! Сволочь ты этакая!

Я тяжело вздохнул и уткнулся страдальческим взглядом на только что очищенную от слоя пыли полку. Потом на тряпку в своей руке, а затем и на книги, аккуратной стопкой отложенные на полу. Все это нужно было расставить обратно, в таком же порядке, как и было. Только на этот раз в очищенном виде.

Чтобы, хоть как-то жить, приходилось подрабатывать. И хотя, труд был не тяжелый, зато временами пыльный. Эта идея принадлежала Меган. Она решила, что так мы сможем откладывать больше денег на всякие серьезные нужды - колледж, например. И плюс: возможность иметь личные карманные деньги.

В основном, вся суть выполняемой работы заключалось в том, чтобы что-то убрать, перебрать, помыть или отсортировать. Вот, и на этой неделе, мне приходилось убираться в пыльном магазинчике мистера Кенеда. Причем приходилось это делать, чуть ли не каждый месяц, так как хозяин был хоть и не плохим человеком, но безнадежно ленивым, особенно, что касалось уборки. Приходилось удивляться, как такой небрежный человек, мог до сих пор успешно вести хоть какое-то дело. А все потому, что книжный магазин в городе был в единственном экземпляре.

Выставив в ряд последнюю книгу, я занялся следующей полкой в стеллаже, попутно возвращаясь мыслями к Лорис. Перед глазами снова встала ее фигура в темно синем блейзере и черной гофрированной юбке. На первый взгляд, ничего кричаще дорогого, но готов поспорить, что только одни ее черные гольфы до колена, могли стоить как целый гардероб Меган.

Девочка на вид казалась очень худенькой и сидящая, как-то мешковато, одежда не особо это скрывала. Фигуру, что ли бережет? Или ее тут голодом морят? Так или иначе, это явно не идет ей на пользу. Особенно, если судить по другим девчонкам ее возраста, у которых уже и грудь имеется и все такое прочее... Я оборвал свое стремительно несущееся, в сторону обнаженных женских частей, которых Такер называл "сочными", воображение и, попытался сосредоточиться на работе.

Минут пять у меня это отлично получалось, так как посетитель (явно какой-то турист), место того чтобы просматривать книги, с недоуменно-удивленным взглядом таращился на меня. У него дома, наверное, так не принято, посередине рабочего дня заниматься уборкой в магазине, но если мистера Кенеда это не волнует, а наших местных не смущает, то и мне - до фонаря, лишь бы платили. Турист, видимо, постеснялся проявить любопытство и поспешно ретировался. После чего я, наконец, смог облегченно вздохнуть.

Интересно, чтобы бы было, если я как-нибудь решил подойти к Лорис поздороваться? Поговорить о том о сем, и возможно, - я даже приостановил свою работу, чтобы представить себе эту сцену, - у меня бы получилось ее рассмешить... Ха! Кого я дурачу? Она меня просто-напросто не заметит, пройдет мимо, словно я пустое место, не удостоив даже мимолетным взглядом, ни то что - желанной улыбкой.

Ну и пусть катиться! Больно надо... Рядом куча клевых и самое главное доступных и компанейских девчонок, с которыми я мог свободно рассчитывать на взаимность.

И тут, я вспомнил...

Черт меня дери! Ведь я так и не спросил Такера про вечеринку, на которой он побывал, и про происходящие там те самые оргии, о которых я так хотел услышать! Но мысли о новенькой странным образом вытеснили все остальное из моей головы, от чего я ощущал небывалую досаду.

Мне хотелось все бросить и уйти, плюнув на свою работу, но я не мог этого сделать. Что-то удерживало меня здесь и заставляло закончить начатое дело. Я с громким стуком поставил книгу на предварительно очищенную мной полку, тем самым вымещая на ней свое раздражение. Заряд негодования и желание как можно скорее удовлетворить у Такера свое любопытство придали мне сил и я, рьянее прежнего, взялся за работу.

Через час от моего запала ничего не осталось. Сегодняшний день оказался не особо щедрым на посетителей и магазин, преимущественно, пустовал. Возможно поэтому, атмосфера в нем была настолько умиротворяющей, что находясь среди разномастных книг и журналов, хотелось не заниматься скучной уборкой, а сесть на уютный диванчик и зарыться носом в какой-нибудь интересный комикс про приключения супергероя. Или погрузиться в мир удивительной фантастики прославившегося своими бесцеллерами автора.

Но вдруг, эту идиллическую тишину нарушил дверной колокольчик, чье звяканье сообщало о прибытии нового клиента. Выглянув поверх стеллажа, который находился в другой секции помещения и был в высоту моего роста, я почувствовал, как мое сердце подозрительно дрогнуло. Там, следом за высоким, лет пятидесяти, жилистым мужчиной, шла виновница всех тех невеселых дум, что не давали мне спокойно работать. Выругавшись, я юркнул обратно и спрятался за своеобразным камуфляжем. Не сразу до меня дошло, что это выглядит, по меньшей мере, глупо. Бросив, в сторону кассы короткий взгляд, я снова занялся прерванным делом.

Тот человек, что пришел с Лорис, работал на Кэтрин Холлистер, старую, но весьма не плохо выглядящую женщину, живущую в красивом особняке примерно в 10 км от города. Звали его Кристофер Малькольм. А за глаза - шизанутый. Вообще-то он был нормальным, просто вид у него был слегка... странный. Прилизанные назад каштановые волосы, открывали безмерно высокий лоб, на лице вечно блуждала легкая улыбка, а зеленые на выкате глаза смотрели иногда так пристально и немигающе, что люди невольно начинали нервничать. Но при всем этом, мистер Малькольм невольно располагал к себе своим мягкосердечием, дружелюбием, а также непосредственностью и прямотой, из-за которой многие относились к нему с опаской, несмотря на благородство этого человека.

Вопрос, чем же занимается Кристофер в доме Холлистер, долго стоял открытый. То есть было конечно понятно, что он выполнял разного рода поручения для этой богатой леди, негласно заявляя о себе как о ее личном слуге. Но жители Сильвер Крика любили почесать языком, и поэтому, отношения между теми двумя являлись отличной мишенью для пересудов. И не мудрено, эта парочка друг друга стоила. К таинственной мисси Кэтрин Холлистер тоже относились с подозрением. Хотя своими благотворительными акциями и дружеским отношением с нашим мэром, несколько возвышало ее в глазах народа и заставляло относиться к ее присутствию здесь, по меньшей мере, терпимо.

И все же эта женщина была здесь чужой. С ней здоровались и приветственно кивали, но мало кто осмеливался настолько, чтобы остановиться и поговорить с этой странной высокомерной леди.

Я частенько видел ее в школе, куда она захаживала, чтобы посмотреть спектакли и музыкальные представления с участием наших учеников. Ее приглашала директриса, которая, - я так подозреваю, - явно метила Холлистер в спонсоры. Но, похоже, старухе искренне нравилось наблюдать, как учащиеся пытаются, не ударив в грязь лицом, сыграть что-то стоящее, на потеху родителям и некоторой вышеупомянутой "королевской" особе. Но по этой женщине нельзя было сказать, что она любит детей. Не чувствовалось в ней чего-то нежного и материнского, скорее было - холодное и аристократическое...

Высокая, стройная, с идеальной осанкой и надменным взглядом голубых глаз... И кого, интересно, она мне напоминает?..

Краем уха я уловил голоса двух мужчин у стойки. Ага, обмен приветствиями уже произошел. Следом последовали разговоры о погоде. Хм, любопытно...

Говорил, в основном Кристофер. Его голос, словно был создан, для того чтобы его слушали: негромкий, теплый и тягучий, как мед. Наверное, мистер Кенед только и делает, что кивает в ответ, не зная как избавиться от навязавшегося посетителя. А что же Лорис? Я прислушался, даже приостановил работу, чтобы лучше это сделать, но головы не повернул, сам не зная почему. И вдруг, краем глаза, я увидел ее. Девочка, по-видимому, все это время, что общались взрослые, ходила по магазину, обходя стеллажи с книгами. Завернув за угол, где работал я, она остановилась.

Мне жутко хотелось посмотреть на Лорис, но я заставил себя сделать вид, что ничего не заметил и продолжал выполнять свою работу. Боковым зрением я заметил, что постояв так несколько секунд, она все-таки пошла вперед, но по другой стороне от прохода. Девочка то шла, то ненадолго останавливалась, просматривая, протиранные мной книги на чистых полках, но молчала.

Прошла минута, затем две. И все это время мы прикидывались, что оба друг друга не замечаем...

"Идиот!" - отругал я себя, поскольку за своим напряженным подглядыванием за ней, я и не заметил, как рассеянно, вот уже как три минуты, бесполезно натираю тряпкой одно и то же место. Злясь на эту глупую создавшуюся ситуацию и за свою неожиданную трусость, я решительно повернулся к девочке.

Она стояла очень близко, буквально в метре от меня, сосредоточенно уставившись в открытую книгу, взятую с одной из многочисленных полок огромного стеллажа.

- Привет, - услышал я свой неуверенный голос и мысленно стукнул себя по лбу.

Опущенные ресницы встрепенулись, но головы она так и не подняла. Как я предполагал, она меня проигнорировала, но стоило только этой мысли сформулироваться в моей голове, как вдруг Лорис оторвала свой взгляд от книжки и посмотрела прямо на меня. Я почувствовал какое-то странное волнение в районе живота, когда ее серые глаза встретились с моими. Она смотрела подозрительно и чуть робко, но вовсе не высокомерно, как я вначале предполагал.

- Привет, - ответила она и тут же отвернулась.

Положим, и мне надо было так же сделать, раз разговаривать со мной больше не хотят. Однако, я как истукан, все стоял и смотрел на нее, разглядывая ее профиль, шею, волосы, и думал, что же сказать такое еще.

- Ты, классно тому парню отомстила, - выпалил первое попавшееся в голову. - Молодец, - зачем-то добавил я.

Лорис снова взглянула на меня, как видимо, пытаясь понять, издеваюсь я или говорю искренно. Еще я заметил, что на ее бледных щеках выступил едва заметный румянец. Лорис чуть приоткрыла губы, кажется, чтобы что-то произнести, но в этот момент появился Кристофер.

- Лорис? Ты нашла для себя книгу?

Посмотрев на меня своими странными глазами, мужчина улыбнулся и приветственно кивнул.

- Да. - И схватив первую попавшуюся под руку книгу, добавила: - Нашла.

Уходя, она посмотрела на меня, прижимая к груди томик по биомеханике. Я улыбнулся ей и помахал рукой на прощанье, чувствуя при этом такую легкость, словно сбросил с себя стопудовую гирю.

�