|
|
||
Ночной гость. | ||
Остаток вечера, моего первого дня в Сильвер Крике, прошел относительно спокойно. Обещанный ужин, приготовленный самой Кэтрин Холлистер, оказался очень вкусным. Трапезничали мы в небольшой столовой, что находилась рядом с гостиной, по ее правой стороне. Разделяла эти смежные комнаты, обшитая в тон с деревянной колоннадой, прямоугольная арка. Я заметила, что хозяйка отдает предпочтение дереву, что являлось основным элементом в декоре, и дорогому текстилю, выполненному в сдержанных тонах. Мебель здесь была утонченно-величавой, как и в соседней комнате, но в то же время уютной. Большой стол на десять персон стоял в центре столовой, дополняли его витиеватые стулья с мягкими сиденьями и гнутыми спинками. На окнах, в отличие от гостиной, висели шелковые портьеры цвета темного золота, а стены были выкрашены в ракушечно-белый. Среди прочего, в комнате для трапезы находился старинный стеллаж, хранивший в себе изысканный сервиз, который еще более привносил интерьеру свой английский дух.
Я удивлялась тому, что Кэтрин живет в этом доме абсолютно одна. Мама тоже была обеспокоена этим обстоятельством. Но отвечая на заданный ею волнующий вопрос, миссис Холлистер лишь пожала плечами и спокойно ответила, что это ее нисколько не беспокоит, ведь рядом есть Вульф - ее верный друг, который оберегает свою хозяйку. Но если какой-нибудь вор или преступник покусится на ее добро и не испугается размеров собаки, - единственного достоинства в качестве четвероного охранника, - то живым ему это сделать не получится, так как у Кэтрин есть внушительное ружье, которое уж точно заставит злоумышленника пожалеть о своем разбойном намерении.
Конечно, эта была всего лишь шутка, даже не смотря на то, что Холлистер говорила это с абсолютно серьезным лицом. Но у мамы сложилось другое впечатление, особенно если судить по ее натянутой улыбке, которая не скрывала своего скепсиса в ответ на своеобразный юмор женщины. Если Кэтрин и пыталась запугать своей способностью на хладнокровное убийство, то на мою маму это никак не подействовало. Это было не то, что навело бы на нее ужас. Но чем больше она забрасывала свою тетку вопросами, тем больше ее лицо мрачнело. Многое из того что было у нас дома в Бостоне, здесь напрочь отсутствовало: ни фитнесс-зала, ни бассейна, ни сауны, и уж конечно бара, кинозала и массажной комнаты тут и подавно можно было не искать. Зато присутствовали игровая и библиотека, но эти развлечения были не во вкусе такого человека как моя мама, чей досуг носил исключительно "элитный" характер... В одиноком доме, находившимся на отшибе цивилизации, не было ничего, что могло убить ее скуку в ближайшие месяцы.
Незаметно разговор перешел к щекотливой теме моего будущего образования, к которому мама относилась с повышенной предвзятостью. Она так и этак пыталась донести до сидящей во главе стола женщины, что девочке с таким уровнем интеллекта и музыкальными талантами как у меня, не подойдет отсталая, не имеющая необходимый образовательный уровень, местная школа. Естественно, она никак не могла тягаться с тем престижным и дорогим заведением, где училась до этого я.
Кэтрин не перебивая внимала, казалось каждому маминому слову, каждой хвале о моих фантастических способностях и достижениях. Но по недоверчивому выражению ее лица, можно было только догадываться, о чем она думает: о сомнениях по поводу достоверности моих рекомендаций или о том, что ее племянница явно перегибает палку, надеясь, таким образом, заставить ее отказаться от своего условия. Но женщина легко раскусила ее блеф и ни на йоту не отступила от своей позиции. Мама даже пыталась перенести мое образование в соседний Хоуп, но та была неумолима. "Дорога туда занимает больше получаса, и девочке будет неудобно добираться до школы", - от этого факта нельзя было просто отмахнуться. В общем, битва была поиграна.
Я видела, как мама из последних сил сдерживается, чтобы не нагрубить. Но притаившаяся злоба в голубых глазах и застывшим от гнева лицом, ясно говорила об обуревавших ее эмоциях. Мне хотелось, как то разрядить эту накаленную обстановку, но на ум не приходило ничего путного. Каждую приходившую в голову мысль, я отбрасывала как неподходящую. Ну, и куда подевалась та удивительная гениальность, из-за которой мне так сладко пели дифирамбы?
Вскоре, когда ужин закончился, Кэтрин решила расселить нас по нашим новым комнатам. Пока мы поднимались на верхний этаж, мама вовсю разбрасывала комплименты о превосходном вкусе хозяйки. Хотя, в уме, наверняка уже продумывала, как бы она все тут переделала. Но Холлистер решила придерживаться своей модели поведения и ни как не реагировала на лесть. Я подумала, что если так будет продолжаться и дальше, то в скором времени от терпения мамы не останется и следа и тогда, жди неминуемого взрыва. Она очень не любила когда ее игнорировали, а в особенности, когда ею руководили.
Второй этаж встретил нас просторным коридором, который мягко освещался настенными позолоченными канделябрами. Как и следовало ожидать, стиль декора полностью отвечал тем характерным чертам и приемам, при помощи которых был выполнен интерьер на первом. Нам отвели две примыкающие комнаты, при этом именно Кэтрин решила, в какой из спален каждая должна жить. Что по началу, мамой было воспринято в штыки, пока в конечном итоге, ей не пришлось согласиться с выбором женщины.
Две комнаты, на первый взгляд, были очень похожи по планировке, но отличались по цветовой гамме. Одна обладала более спокойным и нежным характером, в то время как другая - ярким и динамичным. Но разница не была разительной, а классический стиль в оформлении имел место в каждой из них. И пока мама обживалась в "мужской" спальне, я разглядывала "женскую".
Определенно в ней присутствовала атмосфера романтичности. В комнате не было ничего замысловатого или пестрого, все в соответствии с утонченностью и аристократической манерой. Передо мной расстилалось пастельное море из кремово-белого, ванильно-желтого, охристо-коричневого, с вкраплениями льдисто-розового и темно-шоколадного многоцветия. В отличие от первого этажа, стены здесь бы обклеены фактурными обоями, с цветочным орнаментом. Персидский ковер украшал деревянный паркет, а окно, согласно традиции было оформлено объемными ниспадающими до пола шторами. Напротив его находился роскошный трехстворчатый платяной шкаф, секретер же, стоял возле другой стены, а туалетный столик с абажуром, примостился у кровати.
Именно кровать занимала главенствующее место в этой комнате. Вся в драпировках и шелках, с множеством разномастных вышитых подушек и со сказочным небольшим балдахином, который крепился возле стены и струился прозрачно-шелковыми волнами.
- Тебе нравиться?
Кэтрин Холлистер стояла в дверях, пока я осматривала свою новую комнату. Взглянув на эту женщину, мне показалось, что ей действительно интересно мое мнение. За весь вечер мы с ней перебросились всего несколькими ничего незначащими фразами, из которых трудно было определить, как она ко мне относится. Признаться, я ее немного побаивалась и от этого сторонилась, исподтишка наблюдая за ней, мне хотелось верить, что это колкая с виду женщина окажется намного мягче внутри.
- Да, миссис Холлистер. Спасибо.
Я произнесла это немного устало, неприятно чувствуя себя под любопытным взглядом голубых глаз. Мне хотелось побыстрей остаться в одиночестве, и демонстрировать фальшивый энтузиазм я уже была не в силах, тем более, напротив стоящая дама легко раскусила бы эту абсолютно бесплодную попытку. Я была измучена долгой дорогой и все тем, что произошло несколькими часами ранее. Все это отняло у меня всякие силы на притворство.
Кэтрин стояла, облокотившись о косяк, умудряясь выглядеть при этом и развязно и элегантно одновременно. Безупречный вкус просматривался в каждой детали ее продуманного имиджа: от дорогих, но неброских аксессуаров до стильных, к тому же домашних туфель, которые так выгодно завершали, подходящий ей образ. Во всем этом я находила параллели с мамой, что так же педантично относилась к своему внешнему облику. Это была первостепенная задача, и нерушимый каждодневный ритуал, который я никогда не понимала и про себя тихо ненавидела, так как мне старались его навязать.
Я не была ни неряшливой, ни безыскусной, но и помешанной на одежде - тоже не была. Хотелось надеяться, что мама с миссис Холлистер не объединятся против меня в вопросах стиля. Потому что, это было бы просто ужасно.
Удовлетворил ли женщину мой скупой ответ или нет, Кэтрин понять не дала, скрыв все эмоции за маской высокомерной невозмутимости. После минутного напряженного молчания Кэтрин вдруг выпрямилась, словно намереваясь уходить, и снова обратилась ко мне:
- Думаю, тебе нужно отдохнуть. Располагайся. Ванная находится как раз напротив твоей комнаты.
Я кивнула.
- Прием пищи в моем доме происходит строго по времени. Завтрак - в девять, так что не опаздывай.
Еще один мой кивок. Но Холлистер все не уходила, вынуждая ощущать еще большую неловкость.
- Ладно... Спокойной ночи, Лорис, - произнесла она уже в дверях. - И кстати, называй меня просто Кэтрин, мне не нужны формальности.
- Спокойной ночи, - пробормотала я, но меня уже не слышали. Дверь за ней захлопнулась.
Наконец, когда мне позволили остаться в относительном уединении, я смогла с облегчением вздохнуть. Но пройдясь взглядом по богатой обстановке этой комнаты, мне с сожалением пришлось отметить, что хоть все и выглядело очень красивым, со вкусом выполненным, но абсолютно для меня непривычным и чужим.
В который раз, в душу прокралось сомнение. Правильно ли я сделала что осталась? И что будет, если вдруг пожалею об этом? Снова мне показалось, что во всем целом мире я осталась совершенно одна. Словно за захлопнувшейся дверью без ключа, и без единой возможности вернуться в свою прежнюю жизнь.
Глубоко вздохнув, и сделав над собой усилие, перебороть этот безотчетный страх, я случайно встретилась со своим отражением в зеркале. Среди этого сада из нежных светлых цветов, я казалась себе темной кляксой на фоне живописной картины. Моя мрачная одежда, смоляные волосы, да и измученное, бледное лицо никак не хотели гармонировать с окружающим убранством. Наверняка Кэтрин ошиблась в своем выборе, и эта комната подошла бы больше маме, такой же утонченной и прекрасной, как эта спальня, нежели мне, такой обыкновенной, и совсем не блещущей очарованием. Я прикоснулась к прохладной шелковой ткани, что покрывала сказочное ложе, и еще раз обреченно вздохнув, растянулась на нем, буквально утонув посреди подушек. Разглядывая потолок и прислушиваясь к различным характерным, но чересчур громким, среди обволакивающей ночной тишины звукам, я не и заметила, как уснула.
"У тех, кто видит сны, бессонные ночи..." Это первое, что пришло мне на ум, когда я очнулась в этом новом для себя местожительстве. Была еще ночь, и дом был необычайно тих. Кто-то принес чемодан и заботливо укрыл меня пледом. Скорее всего, это была мама. Только она знала, что я боюсь темноты, и поэтому оставила включенным ночник, что стоял на прикроватном столике.
Еще в раннем детстве я страдала от этой фобии, но со временем у меня получилось ее перебороть. Когда же началась вся это история с отцом, то мой недуг вернулся вновь. Это так унизительно, когда над тобой властвуют детские страхи, а еще хуже, когда об этих страхах узнают взрослые. Я и сама понимала, как глупо боятся того, чего на самом деле нет, но воображение каждый раз играла со мной злые шутки.
Возможно, если бы не мои сны: замысловатые, порой абсолютно сумбурные, страшные и не очень, но, безусловно, такие живые, то окружающая темнота не таила бы в себе столько зловещего. Иногда после пробуждения от них я еще долго не могла до конца стряхнуть с себя остатки кошмара, и чувствовала себя, как на грани двух миров, не понимая толком, где нахожусь. Мне казалось, что во время сновидений я, какой-то частью сознания, покидала свое тело и уносилась за грань реального. И это было тягостное "путешествие", отнимающее много сил.
В этот раз, мне несказанно повезло. На новом месте я смогла вздремнуть относительно спокойно, без каких-либо сновидений. Только шепот. Шепот тихий и манящий, словно туман окутывающий сознание клубящейся завесой. Я помню, что отмахивалась от него как от назойливой мухи, но он все звучал и звучал, то неясным гулом, то отчетливыми словами. А потом он и вовсе превратился в крик, но приглушенный толщей простиравшегося между ним и мною расстояния. Это было странное ощущение... Как будто он был невообразимо далеко и в тоже время очень-очень близко. "Л-о-р-и-и-с. Л-о-р-и-и-с." - звал незнакомый мне мужской голос. Именно от него я и проснулась.
Самое странное, что мне хотелось ответить. В его неистовом крике было столько муки, столько отчаяния, что невольно мне хотелось ответить на его зов. Вырвавшись из объятий непонятного и тревожного сна, я еще некоторое время прислушивалась, не прозвучит ли в тишине снова мое имя. Но, нет. Лишь сковывающее безмолвие.
Мой взгляд уперся на незашторенное окно, чернеющее за прозрачным кружевом тюли квадратным провалом. Я вдруг почувствовала, как по спине пробегает холодок. Нужно было обязательно задернуть портьеру, но такая на первый взгляд легкая задача казалась невыполнимой проблемой. Не знаю почему, но у меня было такое впечатление, что тот, кто прячется в ночи, может меня заметить и тогда...
"А, что собственно тогда?" Я судорожно вздохнула и с усилием села в постели. "Кэтрин живет здесь одна, как сама недавно признавалась, и ничего. Правда, она сильная и смелая, а ты по сравнению с ней жалкая трусиха. Но ты ведь, сможешь? Нужно просто встать и подойти. Всего лишь сделать пару шагов. Ну? Разве это сложно?" - вела я с собой монолог. И это мне помогло. Я почувствовала прилив сил и уверенности, но нужно было торопиться со своим решением, так как трансформация в прежнюю "Я", могло произойти в любой момент. Слезая с кровати, я сообразила, что не плохо бы и переодеться, да и зубы почистить, тоже не помешало. Эти простые мысли еще больше подстегнули меня к действиям.
Вытащив из небольшого багажа пижаму, я, не теряя времени даром, тут же в нее переоделась. Следующим этапом была гигиена. Сначала мне показалось, что будет лучшим вариантом сбегать в первую очередь в ванную, а уж потом заняться злополучным окном. Но желание как можно скорее покончить со всем, пересилило этот соблазн.
Медленно, но верно я преодолевала каждый свой шаг, цеплялась за каждую мысленную похвалу. И в итоге, дойдя до самого конца, меня в действительно переполняла гордость, правда, напополам со страхом. Спрятавшись за шторой, я вдруг засомневалась. Теперь, когда заветное было уже близко: буквально, протяни руку - и дерни, мне почему-то захотелось пойти дальше. Не смотря на то, что сердце стучало как ненормальное, а ладони стали влажными от переполняющей нутро паники, мне необходимо было взглянуть на то, что находилось за окном, в этой поджидающей темноте...
Что за метаморфозы сейчас со мной происходят? Что двигает моими поступками? Страх или безрассудство? Наверное, это извечная мечта каждого труса - сделать что-нибудь героическое и не пострадать. Или же доказать, что придуманные тобой страхи всегда страшнее реальности. Но так ли все это?
Собрав, наконец, всю свою худую волю в кулак, я резко отдернула скрывающую окно белую вуаль.
Сначала мне пришлось руками заглушить чудом не вырвавшийся крик. Я была до того напугана, что увидев себя в отражении темного стекла, мне на миг показалось, что душа не выдержит таких испытаний и унесется не в пятки, а уже просто прочь. Схватившись одной рукой за подоконник, а другой за горло в бессознательном движении, я пыталась восстановить сбившееся дыхание.
Мягкий свет от ночника отразил на своеобразном черном холсте окружающую меня обстановку, где главенствующее место занимала моя фигура в светлой пижаме. Некстати, в голову прокралась предательская мысль, что тому, кто находится сейчас с наружи, наверняка отлично все видно. Это почти заставило меня скрыться под кроватью, но я усмирила этот порыв. Колоссальной натугой я приблизилась вплотную к стеклу. Оно моментально вспотело от моего учащенного дыхания, но я даже не обратила на это внимания, настолько была занята самовнушением. "Там ничего нет. Там ничего нет", - бормотала я как мантру.
Снаружи была такая темнота, что казалось, глаз просто не может ее нормально воспринимать. Ни луна, ни звезды не могли мне в эту минуту помочь. Все окружающее буквально тонуло в чернильной бездне, в которой ощущалось что-то потустороннее. Только с немалым усилием, с которым напрягала глаза, я, в конце концов, смогла увидеть очертание деревьев, соседствующих с домом. Почти тут же мой взгляд подцепил какое-то неясное белое свечение, внезапно появляющееся и, так же исчезающее среди могучих стволов. По мере того как оно двигалось оно все больше напоминало человеческую фигуру.
Зрелище было настолько реалистичным, что не вызывало никаких сомнений в том, что это происходит на самом деле. А то, как страшно мне было сейчас, даже не поддавалось никакому сравнению. Сердце уже не просто быстро стучало, оно работало на износ, дыхание с хрипом вырывалось из горла, а по щекам текли слезы. Судорожно, даже до конца не понимая, что делаю, я задергивала шторы, чуть не срывая их с петель, когда те не хотели мне поддаваться. С быстротой молнии юркнув под одеяло, я забилась в самый угол, почти под самый балдахин. Мне было так страшно, так невероятно страшно, что не могла даже позвать маму. А мне так хотелось, чтобы она оказалась рядом, чтобы обняла и защитила, и чтобы все случившееся превратилось лишь в мою больную фантазию.
И тут, словно и этого было мало, я услышала, как скрипнули половицы в коридоре. Это была чья-то тяжелая, подкрадывающаяся поступь, как будто кто-то осторожно надвигался, стараясь при этом сильно не шуметь. Мои нервы были как натянутая струна, готовая вот-вот разорваться. Я находилась под диким напряжением, когда поняла, что таинственный звук остановился как раз напротив моей двери...
Шли секунды... Я зажмурила глаза и закусила губу до боли, еле сдерживая крик ужаса. Но, вот, шаг снова возобновил свой ужасающий марш и направился дальше по коридору, чтобы в конечном итоге затихнуть совсем, за приглушенным хлопком закрывающейся двери.
А дальше... Дальше была бессонная ночь, из бесконечного ожидания и попыток не заснуть. Только когда за плотно зашторенным окном забрезжил рассвет, я, наконец, смогла провалиться в безмолвный и равнодушный сон.
***
Даже до лестничного пролета, с которого я сейчас спускалась, доходил аппетитный аромат приготовленного завтрака. Было сложно определить, из чего этот "букет" состоит, кроме очевидного ингредиента, которого я, пусть даже в таком состоянии, могла с легкостью определить. Кофе. И хотя мне не особо нравился его горький вкус, запах маминого любимого напитка, несомненно, бодрил. А мне эта лишняя подпитка энергии, ох, как пригодилась бы.
Тело казалось тяжелым и неповоротливым, а глаза болели так, будто в них насыпали песка. Никогда в жизни я еще не чувствовала себя такой разбитой. И не столько физически, сколько морально. Мне снова предстояла сложная задача по решению моей дальнейшей судьбы. И страха по поводу предстоящей встречи с Кэтрин, я как не странно, не испытывала. Наверное, большего ужаса, чем тот, которого мне пришлось пережить этой ночью, я уже не познаю. Так или иначе, находиться в этом доме, где обитают приведения, ни за какие коврижки я не собиралась.
Вестибюль и гостиная при солнечном свете, по сравнению с прошлым вечером, выглядели как-то радушнее и уютнее. Или же это просто чарующий эффект утра, когда все наполняется воодушевлением и надеждой, а вчерашние события уже не кажутся такими ужасными? И все же, эти жуткие ощущения были еще свежи в моей памяти, и подозреваю, не скоро я смогу их окончательно забыть. Мне было интересно, знает ли хозяйка особняка, что с ней живет призрак? Неужели ни разу не слышала, как тот громко топает по коридору? Только одна мысль об этом леденила во мне кровь, а уж каждый день сосуществовать с этой действительностью, было смерти подобно...
Я приостановилась, когда услышала голоса разговаривающих женщин. Звон посуды, аппетитные запахи и дружелюбная атмосфера. Все это было для меня идеальным образцом для начала нового дня. Раньше, пока наше русло судьбы не сменило свои координаты, а жизнь текла спокойно и размеренно, мои родители и я точно также собирались каждое утро в столовой для совместного завтрака. Жаль, что это было чуть ли не единственное время, когда наша семья собиралась в полном составе. Потому что в остальные часы, у каждого был свой распорядок дня, в котором всегда находились особо важные, нерешенные дела.
Но мне не хотелось, чтобы что-то омрачало эти дорогие моему сердцу воспоминания, и поэтому я решительно задвинула все горькие обиды и слезные сожаленья в самый дальний уголок своего сознания. Прислонившись к колонне, я стала разрабатывать стратегию для предстоящего нелегкого разговора. А еще, необходимо было, чтобы и мама приняла мою сторону в данном вопросе. Но как бы мне этого не хотелось, надежда на то, что она поступит так, практически была равна нулю. Мне не хватало маминой дерзости и упорства, что помогали ей в достижении поставленных целей. Не было у меня и храбрости, только если глупое безрассудство, а в этом, судя по вчерашнему опыту, я могла уж точно быть уверенной.
Интересно, как она отреагировала, если бы узнала, что дом населяет неупокоенный дух? Нет. Наверное, лучше ей об этом не говорить. Таким образом, шансов на то чтобы отсюда уехать, у меня нет. Ведь перевес, явно не в мою пользу.
Погрузившись в невеселые мысли, я и не заметила, как возле меня остановилась высокая фигура. Меня накрыло знакомым запахом от Шанель, и я испуганно обернулась. Но вместо мамы за мной стояла миссис Холлистер, которая смотрела с привычным выражением надменности на холеном лице. Сегодня на ней были серые прямого покроя брюки и голубой кашемировый джемпер с v-образным вырезом, который отлично подходил под холодный оттенок глаз. Оглядев меня с ног до головы, она сосредоточилась на лице. Я почти была уверенна, что женщина недовольно выскажется о выбранном мною гардеробе, но та промолчала. По крайней мере, об одежде она не упомянула.
- Почему ты здесь стоишь? Подслушиваешь?
- Нет-нет, миссис Холлистер! Просто... - я запнулась, не зная, что сказать в свое оправдание. - Я просто...
- Я шучу.
Кэтрин вдруг улыбнулась.
- Что?
Затем нахмурилась.
- Я пошутила. С тобой все в порядке? Ты какая-то бледная сегодня. Плохо спала?
Я была слишком взвинчена и к тому же меня застали врасплох. Поэтому, когда Кэтрин дотронулась до моей щеки, я отшатнулась от нее, даже толком не понимая, что происходит. И только заметив, как возвращается на лицо женщины прежняя высокомерная маска, я осознала, что вероятно обидела ее, оттолкнув попытку подружиться со мной.
- Простите. Я что-то неважно себя чувствую.
Мне действительно было плохо. Так плохо, как никогда прежде. Я прошмыгнула мимо застывшей миссис Холлистер, молясь про себя, чтобы все это как можно скорее осталось позади.
Войдя в столовую, первым, что мне бросилось в глаза, был красиво сервированный стол. И как оказалось, при ближайшем рассмотрении, накрыт он был тем дорогим сервизом, что хранился в кухонном шкафу.
- Доброе утро! - Бодро начала мама, но приветливая улыбка не успела задержаться на ее лице. - О Боже, Лорис, что ты на себя надела?
Я оглядела себя: синие джинсы и серая блузка свободного покроя, с рукавом ¾. Волосы я распустила, но только оттого что не успела толком высушить, поэтому они так и лежали прямой тяжелой массой у меня за спиной. Мне сразу же стало неловко. Я же знала, что она терпеть не может джинсы, ей бы все в платья меня наряжать. Но сегодня утром, я чудом разлепила свои веки, да и время сильно поджимало. Так что, вопрос с выбором одежды у меня не стоял.
Взглянув на маму, что сидела за столом и хмуро меня разглядывала, я огорчилась еще больше. По сравнению с этой красавицей, одетой в элегантную белую блузку с запахом, открывающую не слишком много, и не совсем уж ничего, я была лишь серенькой мышкой.
- Лучше бы на ее лицо посмотрела. - Произнесла вошедшая следом Кэтрин.
- А что с ним?
Миссис Холлистер, как ни в чем небывало опустилась на стул, на котором она занимала свое почетное место во главе стола и высокомерно вздернула свою бровь.
- Ну, если ты не видишь, то я не знаю, что тебе можно на это сказать. Присаживайся, Лорис, - ответила она, дополнив просьбу жестом.
Я послушно села на стул, что стоял рядом с мамой, ощущая при этом, как две пары женских глаз внимательно за мной наблюдают. Мне хотелось спрятаться от этого чрезмерного внимания, убежать. Но как ни велико было это желание, я знала, что отвертеться от маминого допроса у меня никак не получится. Действуя как заправский инквизитор, она ухватилась за мой подбородок и стала искать ответ на измученном от недосыпа лице.
- А-а, - догадливо протянула она, - теперь понятно. Снова кошмары.
- Кошмары? - озадаченно повторила за ней Кэтрин.
Мама, наконец, отпустила меня и обратилась к собеседнице.
- К сожалению, это так. Моя бедная девочка слишком впечатлительна. В последнее время ей пришлось столько пережить, видишь ли... Суды, постоянное любопытство общественности и наш с развод с Кейном сыграли тут не малую роль. Да еще эти шакалы-репортеры... Один раз они ее очень напугали. Но не волнуйся, Кэтрин, это скоро пройдет, - постаралась заверить ее мама. - На Лорис просто повлияла ночь в незнакомой обстановке. - Затем она снова повернулась ко мне. Игнорируя мое смущение, мама стала заправлять за ухо упавшие, на понуро опущенное лицо волосы. - Мне так жаль, детка. Ты, наверное, совсем плохо спала. Надо было придти ко мне... Ну, ничего, выспишься потом.
- Очень жаль отрывать твое внимание, Рут, - обратила на себя внимание миссис Холлистер. - Но время не терпит. А мне бы хотелось познакомить вас с одним человеком.
- Да-да, конечно, - без энтузиазма произнесла мама, откидываясь на спинку стула. Затем, увидев мой непонимающий взгляд, пояснила: - У Кэтрин, оказывается, есть кухарка, - она пренебрежительно фыркнула. - Вот только не понимаю, зачем это от нас скрывать?
- Всякий слышит лишь то, что понимает, - сухо пояснила женщина. - У меня нет кухарки и нет прислуги. Я это уже тебе говорила, Рут.
- Но тогда...
- Кристофер! - Внезапно крикнула Кэтрин. - Я думаю, тебе пора уже выйти.
Мы с мамой ошеломленно посмотрели на хозяйку этого дома, чей невозмутимый вид, словно говорил сам за себя, а затем в сторону кухни, откуда стали доноситься, знакомые мне с прошлой ночи, шаги. Я на миг запаниковала, но полностью оно охватить меня не успело, потому что за приоткрытой дверью оказалась чья-то голова.
- Можно? - низким голосом спросила она.
- Ну, конечно. Мы уже заждались.
Голос Холлистер был почти такой же, как всегда, если бы не непонятные нотки, проскальзывающие за обычной сдержанностью. Взглянув на хитрый блеск в ее глазах и еле сдерживаемую улыбку, я поняла, что женщина это заранее спланировала.
А тем временем, за головой показалось туловище, и перед нами предстало тело высокого и худого мужчины, державшего в руках поднос с тарелками. На взгляд ему можно было дать лет 40-45, но внешность его была настолько неординарной, что даже мама не сумела сразу же прийти в себя.
Кристофер смещенно улыбнулся, похоже, он привык к такой нестандартной реакции на его появление. А я даже представить себе не могла, что этот человек окажется тем самым "приведением", что так ужасно напугал меня ночью. И даже сейчас, трудно было однозначно себе признаться в том, что было бы страшнее - не знать или все же увидеть. Нет. Он не был уродливым или даже отталкивающим. Просто, если бы мне пришло в голову снять фильм про злодея или маньяка, то на главную роль я бы взяла актера, именно с таким типажом как у него.
Лицо худое, но не грубое, а скорее благородное, если бы не совокупность некоторых черт, которые придавали ему резкость. Словно скульптор, вместо того чтобы сгладить некоторые углы, оставил их четкими и ломаными, с глубокими линиями морщин на высоком лбе и по обеим сторонам щек, которые шли от широкого квадратного подбородка с ямочкой. Волосы, каштановые и уже не густые, были зачесаны назад, чуть прикрывая уши. Нос по форме напоминал греческий, прямой и с выраженной перегородкой. Губы, тонкие и четко очерченные с чуть приподнятыми уголками. Ну, а завершали этот мужской портрет зеленые навыкате глаза, которые поражали выражением любопытства и добродушия, на таком, казалось бы, лице "злодея". Но и это было бы ничего, если бы не эксцентричный "костюм", в котором он показался.
- Э-э, Кристофер, - обратилась к нему миссис Холлистер, еле сдерживая смех. - Ты, что, решил шокировать наших гостей?
Импозантный мужчина сначала вопросительно взглянул на Кэтрин, а затем оглядел себя. Он выглядел бы вполне прилично со своими черными брюками и белой рубашкой, если бы не одна деталь в виде фартука, на котором была изображена накаченная мужская, - начиная от груди и заканчивая коленями, - абсолютно голая фигура, самое интересное в которой закрывал свисающий на шнурке фотоаппарат с большим объективом. Человек испуганно ахнул, и, отложив поднос, быстро его снял.
- Дамы, прошу меня извинить, - начал виновато Кристофер. - Я немного нервничал, так как не ожидал, что у Кэти такие гости, поэтому, совсем забылся. Надеюсь, эта глупая оплошность, не сильно испортила впечатление обо мне?
- Ну, что ты. Я уверенна, ты сразил их наповал.
Кэти? Я была уверенна, мама думала о том же. И это ее совсем не радовало, особенно если судить по недовольному лицу. Ситуация, казалось, выходила из-под контроля: тетка, неожиданно соступила со своих позиций, а тут еще этот незнакомый мужчина. Мне было интересно, как же поступит в дальнейшем моя мама? Едва ли она уедет с поражением и, поджав хвост - значит, войны не избежать.
- Кэтрин, может ты объяснишь, кто этот человек? - Она просто источала недовольство.
- Ну, конечно Рут. Познакомься, это Кристофер Малькольм, мой помощник и верный друг. Кристофер, ты конечно же понял, что это, - женщина махнула на маму, - моя племянница, Рут Ингрэм...
- Уорлоу, - поправила мама. - Это девичья фамилия моей матери. Я решила, что так меня никто здесь не узнает.
- Как угодно, дорогая, - насмешливо продолжила она. - И ее дочь, Лорис.
Мужчина быстро подошел к маме и протянул ей руку для пожатия. Та, как видно, чисто механически поднесла ему свою, которую он незамедлительно галантно поцеловал.
- Мое почтение, Рут. Вы восхитительны, я говорю это как знаток своего дела.
- Кристофер, профессиональный фотограф. - Решила пояснить Кэтрин.
- Правда? Ну, что ж, мне очень приятно.
Мама как по волшебству расцвела - сказалось действие целительного комплимента. Она удивительным образом поменяла свое отношение к этому мужчине, что меня это, по правде говоря, застало врасплох. Я-то уже думала, что со стороны Кэтрин был задуман коварный план, который заставил бы нас самих отсюда сбежать. Но, взглянув на саму виновницу, я заметила, что та закатила глаза к потолку, без слов демонстрируя свое недоверие от такой внезапной перемены в настроении матери.
- А вы? - начал Кристофер, обращаясь уже ко мне. - Могу ли рассчитывать на вашу благосклонность, юная леди?
Я, так же как и мама, не заметила, как вложила свою руку в теплую широкую ладонь и посмотрела в его лучистые глаза. Как странно, но этот человек действительно вызывал симпатию. В его взгляде не было угодливости или притворства, он не старался понравиться, хотя возможно все-таки хотел, но с какой-то детской надеждой и наивностью. На губах его блуждала легкая улыбка, а сам он стоял, чуть склонившись, с целью не подавлять своим высоким ростом. Целовать мою руку мужчина не стал, чему я была несказанно рада. И как порой со мной случается, я засмотрелась, и так ему и не ответила, пока мама не подала знак, многозначительно кашлянув в нашу сторону. Мгновенно потупившись, я все же сумела выдавить:
- Очень рада с вами познакомиться, Кристофер.
Несмотря на неловкое знакомство, в конечном итоге все остались довольны. Вкусный завтрак на красиво оформленном столе поднял настроение, а необременительная беседа убрала напряжение, что так коварно вторглось вначале. Я расслабилась, настороженность по отношению к новому гостю, которая еще где-то сидела внутри, стала потихоньку исчезать, уступая место рассеяности. Бессонная ночь тут тоже сыграла свою немалую роль. Потянувшись за хлебом, я случайно опрокинула солонку, а потом, отрезая масло с масленки, уронила его кусочек на белоснежную скатерть. Мне было жутко неловко, но казалось, что никто не придавал этому особого значения, кроме моей мамы. Она недовольно поджимала губы и бросала на меня раздраженные взгляды.
- Скажите, Кристофер, в каком жанре вы работаете? Я имею в виду, фотографию, конечно.
- Во многих, - смущенно улыбнулся собеседник, который сидел возле Кэтрин. - Начинал я как любитель, фотографировал свадьбы знакомых, потом делал сьемки на заказ. Увлекшись этим частным делом, я попробовал себя в фотожурналистике, и довольно долго проработал в этой сфере. Но во мне жил свободный художник, который во всем, что его окружало, видел свой плод вдохновения, моменты удивительной красоты. Я не мог обращать внимание только на то, что требует работа, - он пожал плечами. - Поэтому со временем, когда профессионализм мой возрос, я отдал все свое время фотографии, не ограничиваясь каким-то определенным жанром. Я снимал пейзажи, делал портреты, фотографировал события, в общем, старался уловить неуловимое, запечатлеть на снимке тот особенный миг, который нельзя уже будет вернуть... Но, сказать по правде, я не слишком преуспел в этом.
- Не говори ерунды, - возразила Кэтрин, грозно зыркнув глазами в его сторону. - Кристофер слишком талантлив, чтобы хвалиться своими достижениями, - обратилась она уже к нам. - В его работах есть какая-то искренность, истинность. Неприкрытая за фасадом красивой картинки самая настоящая жизнь, а не та пошлость, что нынче популярна среди новомодных фотографов!
- Кэти, ты как всегда мне льстишь. Но факт остается фактом, я не достиг большого успеха в этом искусстве и не потому что был недостаточно талантливым или упорным, а потому, что никогда не ставил для себя эту цель.
- Надо же, как интересно, - заключила мама, старательно накладывая на тонкий ломтик хлеба джем. - Уж простите Кристофер, но фотография для меня это, прежде всего мода. Ведь много лет я трудилась по другую сторону объектива и являлась профессиональной моделью, которая вдохновляла очень многих известных фотографов. Хотя, что я говорю, мы крутились в разных сферах, и вы, наверное, ничего обо мне не слышали.
- Напротив, я о вас многое слышал.
- О-о, как приятно. И что же?
- Насколько я помню, вы славились своим скандальным нравом.
Мама застыла, распахнув в изумлении глаза и не донеся свою чашку кофе до рта. Но, похоже, Кристофер понял, что сказал что-то не то и поспешил загладить свою ошибку.
- Извините меня, Рут. С моей стороны это было непростительной грубостью, иногда я могу что-нибудь ляпнуть, не подумав сперва... Но я не хотел вас обидеть, ни в коем случае, поверьте! В то далекое время я работал в бульварной газетенке, фотографировал всякую чепуху, но иногда приходилось снимать и звезд. В общем, имея дело с другими репортерами, тесно связанных с миром шоу-бизнеса, до меня долетали всякие слухи про вас, по большому счету не очень хорошие, поэтому мои суждения о вас как о модели могут быть несколько искаженными...
- Кристофер, перестаньте, - отмахнулась она. - Я все поняла и ничуть на вас не обижаюсь.
- И все же, я чувствую себя перед вами виноватым.
- Не стоит, дорогой, - вставила свое слово Кэтрин. - Тем более за то, что ты сказал правду.
- Откуда ты знаешь? Неужто ты интересовалась моей карьерой?
- Да, признаюсь, приходилось. Порою слава о твоих безумных выходках доходили и до Канады. Например: раскуривание марихуаны в неподобающих местах или вождение автомобиля в нетрезвом виде.
- Что?! Что за наглая ложь! Ничего такого не было! Да как ты вообще можешь такое говорить!
- А еще, кажется, ты разбила нос своей конкурентке, и она подала на тебя в суд, - спокойно продолжала женщина, не глядя на рассерженную мать.
- Это все выдумки желтой прессы!
- Нет, Рут, ты просто слишком наслаждалась тем, что тебе всегда все сходило с рук.
- Кэти, я не думаю, что это подходящая тема для разговоров за завтраком, - мягко вмешался в этот спор Кристофер. - Особенно при ребенке.
- Вот-вот, я тоже так думаю! Нечего выставлять меня перед моей дочерью какой-то третьесортной манекенщицей, хватающей лавры известности только за счет своих скандалов!
- Нет. Я думаю, все твои похождения были следствием дурного воспитания, нежели бездарностью в профессии, - невозмутимо ответила женщина.
- Кто бы говорил! Сама же, как балерина не состоялась...
- Дамы!
Негромкий, но твердый голос Кристофера подействовал не хуже красноречивого удара кулака по столу. Воцарилась напряженная тишина, и только работающие вилки и ножи давали о себе знать. Но это длилось недолго, поскольку снова вмешалась моя невнимательность.
Я чувствовала себя не очень хорошо. Поэтому весь этот разговор на повышенных тонах прошел, словно мимо меня, так как я была чересчур сосредоточена на своей борьбе с неожиданной слабостью. Аппетит пропал; отодвинув в сторону тарелку, я случайно локтем задела вилку, которая с громким звоном упала на пол.
- Да ради Бога, Лорис! Можешь ли ты хоть чуть-чуть быть внимательней? Хватит меня позорить! - раздраженно выкрикнула мама.
Я почувствовала, как закипают в глазах слезы обиды. Мне хотелось встать на свою защиту, с жаром поспорить и доказать, что делаю это не специально, но в последнюю минуту передумала. Все равно этим я бы ничего не добилась, а устраивать сцены перед малознакомыми людьми я не любила.
- Извините, - покаянно проговорила я. - Я сейчас уберу.
- Пустяки, дорогая. - В голубых глазах миссис Холлистер плавали холодные льдинки, когда она посмотрела на маму. - А тебе, Рут, я бы посоветовала быть более снисходительной к своей дочери. В конце концов, я не прошу следовать этикету, хотя его правила и требуют больше обращать внимание на свои манеры, а не на чужие.
- Точно так же это может относиться и к тебе, Кэтрин, - процедила мама сквозь зубы. - Раз ты позволяешь себе критиковать других.
- Согласна. Но ты сама дала мне такое право, сознательно вторгшись на мою территорию и в мою жизнь, - не осталась внакладе Кэтрин.
Обстановка за столом, казалось, снова погрузилась в прохладную и осязаемую пропасть разногласия двух непримиримых личностей. Взгляды голубых очей вновь схлестнулись в невидимой схватке, где побежденный должен первым отвести свой взгляд. Как бы ни тяжело это было сделать, но маме в этот раз пришлось уступить. Приклеив на лицо обвораживающую улыбку, она повернулась к Кристоферу, который обеспокоенно следил за происходящей ситуацией.
- Кристофер, расскажите, пожалуйста, как такой талантливый фотограф как вы работает здесь? Вы родом отсюда, я правильно понимаю?
- Нет-нет, увы, я не местный. Моя родина Америка, а родился я в Кэнкэки, это под Чикаго. Я вас удивил? - хмыкнул мужчина в ответ на приподнятые в удивлении брови собеседницы. - Первые двадцать лет я жил именно там, но остальную часть своей жизни я провел, мотаясь по стране, а то и по миру, не имея четкого места, где мог бы остаться на долгое время. Меня тянули на странствия не только работа журналиста, но и призвание фотографа, стремящегося расширить границы поисков для новых сюжетов своих сьемок. Нередко это были опасные места, связанные, как и с общественно-политическими процессами, где последствиями были жестокие стычки с полицией, так и с уличными бандами, от которых, как ни странно, мне удавалось выходить сухим из воды. Ну, по крайней мере, если не невредимым, но уж точно живым.
- О, Кристофер, как это ужасно!
Он хмыкнул.
- Не волнуйтесь, Рут, я просто позволил себе поддаться минутному соблазну похвалиться моими, так сказать, героическими похождениями. Да, куда только не заводила мое упрямое стремление и безрассудство! Я был тогда молод, наивен и думал, что мои фотографии могут повлиять на общественность, на сознание людей, что так они увидят всю истинную правду, прикрытую за тщеславными намерениями, громогласными лозунгами и деньгами, за которыми зачастую скрываются жадность, жестокость и безответственность.
Признаюсь, мои работы были выставлены и оценены во многих выставках и галереях, но я не в силах был тягаться с великими мастерами, которым было по плечу сражаться за свое правое дело, поэтому эта слава длилась не очень долго.
Около восьми лет назад у меня начался творческий кризис, который, так или иначе, настигает всех людей с головой уходящих в свое рукотворное искусство. Меня охватило разочарование, и я понял, что устал. Устал от Америки, от бесконечных дорог, от людей и их дикости и антигуманизма, от того, что не имел собственного дома...
Так я оказался здесь, - продолжал Кристофер. - Конечно не сразу, а спустя несколько лет. Это были те же мотания по стране, но уже не преисполненные рвением и любопытством амбициозного фотографа, а неторопливым путешествием по местам щедрой на великолепные пейзажи Канады. Сильвер Крик оказался своего рода бальзамом для моей истосковавшейся по умиротворению души. - Внезапно он рассмеялся. - Меня покорил вишневый пирог в местном кафе! Да это так! Именно сидя в "Ройял-Окадион" - так оно называется, - я внезапно понял, что нашел свой дом. Даже спустя пять лет я не изменил этому месту. Наверное, оно околдовало меня, - задумчиво проговорил он, - не зря говорят, что здешние леса славятся мистическими явлениями.
Услышав это, я испугалась. Так значит, происходящее ночью за окном мне не померещилось? Выходит там на самом деле кто-то был? Я так была обеспокоена "ночным гостем", что видимые мной явления как-то сами собой задвинулись на второй план. При солнечном свете утреннего дня, да и на фоне разоблачения, так называемого приведения, они и вовсе стали незначительными, приобретя оттенок чего-то выдуманного и безобидного. И вот теперь эти страхи опять стали явью. "Что же мне теперь делать?!", - в отчаянии подумала я.
- Но, Кристофер, а как же ваша семья? Разве вам не жалко было оставлять ее в Америке? - поинтересовалась тем временем мама.
- К сожалению нет. Я был единственным ребенком в семье, а родителей уже давно нет на этом свете. С остальными родственниками я не особо поддерживал связь, а что касается своей семьи, то я так и не смог завести ее. Я слишком долго был женат на своей профессии, - горько закончил он.
- А как вы познакомились с Кэтрин?
- Как ты уже, наверное, знаешь, Рут, - ответила за него миссис Холлистер, - этот особняк остался мне в наследство от моего покойного мужа. Я раздумывала ни продать ли его, но так и не решилась. Мне нужен был присматривающий, кто бы мог ухаживать за домом на время моего отсутствия, поэтому я дала объявление в газету. Таким вот образом этот человек работает у меня.
- Гм, так значит, вас двоих свела сама судьба, - хитро улыбаясь, проговорила мама, поглядывая то одного, то на другого. - Зачем же столько тайн, Кэтрин. Нет ничего зазорного в том, что у вас роман. Ты могла бы мне сразу об этом рассказать, а не вносить столько путаницы в ваших взаимоотношениях.
Кристофер явно был в замешательстве, которое четко проступало на его лице. В отличие от него, у женщины, напротив, было написано: "Ты, что серьезно?"
- Дорогая, - и снова насмешливое ударение на это слово, - мне 64 года. И я слишком стара, чтобы заниматься постельными играми.
- Кэти, - предостерегающе начал Кристофер, кося на меня глаза.
- Ох, да брось, ты! Не с таким поколением, как сейчас...
- Ну, не такая уж вы и старая, - попыталась возразить ей мама.
- Я поражена, Рут, что у тебя, такой любящей считать чужие деньги, весьма туго с математикой. Я старше Кристофера почти на двадцать лет и хотя для некоторых эксцентричных дам в наше время это не помеха, я к таковым, - слава Богу! - не отношусь!
- Нечего так сердиться...
- Вздор!
И тут гавкнула собака. Как ни странно, но все это время Вульфу удавалось оставаться практически незамеченным, находясь рядом со своей хозяйкой. Только изредка можно было услышать чавканье и клацанье его челюстей, где-то под столом, когда пса одаривали лакомыми кусочками со стола.
Кристофер взглянул на Вульфа, чья огромная морда высунулась из-за стола, и который, высказывая свое возмущение, гавкнул еще раз.
- Похоже, ты прав, - проговорил он, ласково потрепав того за ушами. Затем взглянул на нас с мамой, и, заметив наши непонимающие взгляды, пояснил: - Вульф, очень не любит, когда говорят на повышенных тонах. Мама с отвращением фыркнула.
- Не понимаю, какой вообще прок с этого пса, раз у него такой чувствительный характер?
- Не думаю, что от тебя больше пользы, Рут, - едко заметила миссис Холлистер.
- Кэти, прошу тебя. - Кристофер хмурился, старательно изображая суровость. - Давайте, сменим тему. - И тут он обратился ко мне. - Лорис, тебе и слова не дают сказать. Это, по-моему, как-то несправедливо.
- Моей дочери сейчас очень нелегко.
- Да, я читал про вас в газетах. Мне искренне жаль, - проговорил мужчина с печалью в голосе и, положив при этом руку на свою грудь в районе сердца, словно он прочувствовал эту боль на себе. - Еще я хотел спросить: не откажешь ли ты, Лорис, утолить мое любопытство? Дело в том, что я несколько дней был в отлучке по делам. Если бы мой рейс в Хоуп не задержали, то я мог познакомиться с вами уже вчера, но получилось так, что в Сильвер Крик мне удалось приехать только далеко за полночь. Когда ночью я проходил мимо твоей комнаты, то заметил, что там горит свет. Ты не спала?
- Ох, не волнуйтесь, - снова вмешалась мама. - Просто, ко всему прочему она боится темноты.
Заметив, как Кэтрин с Кристофером обменялись тревожными взглядами, я еще ниже опустила голову, стыдясь очередного маминого признания о своих пороках. И хотя я понимала, что мою боязнь никак ни скроешь, все равно слышать, как о ней заявляют во всеуслышание, было ужасно неприятно.
- Но зато Лорис неимоверно талантлива, - торопливо проговорила она, тоже заметив их реакцию. - Учителя в музыкальной школе, - где она долгое время училась, - пояснила мама Кристоферу, видя его заинтересованный взгляд, брошенный в мою сторону, - неоднократно восхищались ее способностью виртуозно играть на фортепиано. Она сочиняет собственные произведения, представляете!
- Я бы хотел, когда-нибудь послушать их. Если, конечно, ты не возражаешь Лорис, - поинтересовался мужчина, тепло мне улыбнувшись.
- Пользуясь случаем, Кэтрин, я бы хотела попросить тебя, чтобы ты помогла моей бедной девочке. Ей нужно нанять какого-нибудь квалифицированного преподавателя или же устроить в музыкальную школу, - что, конечно, было бы намного лучше, - а то она так и не закончила свое обучение. Я переживаю, как бы это не загубило ее талант, ведь если пустить все на самотек, не развивать его, то Лорис уже не сможет использовать его в будущем.
- Посмотрим, - неопределенно ответила миссис Холлистер, не глядя в нашу с мамой сторону.
Знала ли она, что растаптывает мои надежды, которые, не смотря на неблагодатную почву из пессимизма, дали свой первый росток? Знала ли, что обижает своим безразличием, а ведь мне казалось, что мы можем подружиться? Да нет, навряд ли. В равнодушном тоне не было и намека на возможность поддержки с ее стороны, а в голубых глазах - ни грамма тепла или участия.
Я вдруг почувствовала себя ужасно больной: перед глазами заплясали черно-белые точки, руки и ноги налились неимоверной тяжестью, а голова закружилась, словно в карусельном круговороте. Нужно отдохнуть... Да, точно. Полежать где-нибудь, где бы меня никто не видел, и все основательно обдумать. Придумать план своего побега...
Где то рядом вновь загудели голоса спорящих женщин, но их слов я уже не различала, по правде говоря, мне больше невыносимо было их слушать. Нужно бежать... бежать из этой комнаты и из этого места... обратно домой.
- Извините, - проговорила я, ни к кому, конкретно, не обращаясь. - Мне что-то не хорошо... Можно я поднимусь в свою комнату?
- Конечно, дорогая.
Мне показалось или в ее голосе прозвучали нотки тревоги? Глупости, скорее всего, мне просто послышалось. В этой женщине не дрогнет сердце к девочке, в которой музыка была всем на свете... Нет-нет. Это я поступила глупо, что решила остаться здесь... Папа, папочка! Как же ты мне нужен сейчас! Как же мне тебя не хватает!
Я встала, крепко держась для равновесия за стол, так как я чувствовала себя как на борту хилого кораблика, которого отчаянно шатает неспокойное море. Один шаг, другой... и темнота. Бушующие воды разверзлись, поглотив в себя всякую опору, и я упала вниз, в самое жерло темной бездны...
- О Боже, Лорис! Лорис!!!
- Успокойся, Рут, да не ори ты так! Не видишь что ли, она приходит в сознание...
- О Боже, деточка моя! Тебе плохо? Как ты себя чувствуешь? Ты так упала... Где болит? Лорис, ты меня слышишь?.. О, Боже, Кэтрин, почему она молчит?!
- Рут, заткнись, и ради всего святого дай Кристоферу ее поднять!
Сознание плыло, как будто во сне, укутавшим в тяжелое одеяло. Откуда-то доносились взволнованные голоса, чьи-то холодные ладони, прикасающиеся к моему лицу, но вдруг я ощутила знакомые сильные и уверенные объятия, низкий и ласковый тембр голоса... Его руки легко подхватили меня, прижали к сердцу, и я почувствовала себя как дома.
�