Очень часто любая удивительная история начинается с какой-нибудь мелочи. Началом нашей удивительной истории послужило падение маленькой безымянной букашки (оказавшейся обычной зеленой тлей) с ветки тополя, росшего в садике Самого Главного Университета Самой Маленькой Страны...
- Снова ты здесь! - вздрогнув от неожиданности, раздраженно выкрикнул Яшка, когда маленькая зеленя тля шумно хлопнулась на землю рядом с ним.
- Нет уж, такая нервная жизнь определенно не по мне, - повторил он несколько раз, угрожающе пошевелил рожками, и шмыгнул носом.
Зеленая букашка, оказавшаяся обычной зеленой тлёй, подползла совсем близко, и, раскрыв рот, беззастенчиво разглядывала Яшкин отполированный до блеска домик-панцирь. Не желая общаться с назойливой мелюзгой, он угрюмо заполз под широкий, в выпуклых прожилках, лист подорожника, забрался в свой уютный шалашик, и попытался вздремнуть, чтобы хоть на время отключиться от упорно преследующей его вереницы проблем.
Яшка был обычной сухопутной улиткой, каких на земле преогромнейшее количество. От своих собратьев он отличался лишь непривычной для улиток стеснительностью и любопытством, странной фамилией Какарейко, доставшейся ему в наследство от отца, и свойством менять цвет.
Радуясь, он очаровательно краснел, от страха становился темно-синим, а, разволновавшись, мог разве что непроизвольно выпустить небольшую порцию слизи, которая, впрочем, не приносила вреда собеседнику. В общем, Яшка был премилейшим существом, неспособным сделать никому ничего дурного.
Снаружи послышалось шуршание - настырная тля пыталась забраться в глубь шалашика, и все-таки изучить устройство Яшкиного панциря.
Наглость Яша не любил. Пришлось встать, и воинственно выпятив рожки, обратить вредное насекомое в бегство. Сон окончательно пропал. Настроение приближалось к нулевой отметке. Выползая обратно из-под подорожника, Яшка хотел было вновь завести привычный разговор с самим собой о тоске и безынтересности последних трех недель проживания в маленьком университетском садике, как в этот момент чья-то огромная рука схватила его за панцирь, и Яшка почувствовал, что взлетает высоко наверх. "Открытый космос", - подумал он, и, едва успев поменять свой цвет, был тут же оглушен восторженным визгом:
- Какая хорошенькая улитка! Синяя!
Возглас принадлежал малышу лет семи, в смешном клетчатом костюмчике, панаме, и больших круглых очках, сдвинутых на самый кончик густо усыпанного веснушками вздернутого носа. Гуляя по садику, малыш дожидался свою маму, у которой оказались срочные дела в университетской бухгалтерии.
К счастью, прожив довольно долго в окружении научных работников, Яшка успел привыкнуть к очкам - двум гигантским стеклам, скрепленных между собой толстой перемычкой, иначе, когда любознательный ребенок приблизил его совсем близко к глазам, другая улитка уже давно умерла бы от страха. Яшка же довольно быстро оправился от неожиданности, вытянул вперед руку, и, приподняв между рожек несуществующую шляпу, галантно представился:
- Яков.
- Какарейко, - подумав, добавил он, порозовел, и приветственно покачал рожками двум гигантским стеклянным кругам.
- Ой, уже красненький... Привет, маленькая глупая безымянная улитка! - засмеялся мальчишка, не разобрав ни слова из Яшкиного приветствия.
- Мда... Люди... Что с вас возьмешь, - хмыкнул Яшка, и в знак своего неодобрения меланхолично выпустил ему в руку порцию слизи. Настроение вновь приблизилось к нулевой отметке.
- Наверное, ему здесь грустно и одиноко, - задумчиво произнес собеседник, невозмутимо вытирая ладонь о короткие клетчатые шорты, - Знаешь, улитка, если мама позволит, я заберу тебя с собой и поселю на самой красивой в мире пальме! И буду кормить свежей зеленью. У тебя ведь такие чудесные рожки! Только бы мама позволила, - он вздохнул и аккуратно погладил Яшкин домик.
- Он прав, - сказал Яшка самому себе, - Не будь у меня таких красивых рожек и панциря, не видать бы мне сейчас ни пальмы, ни зелени, как своих ушей. Которых мне и так не видать, - и он приветственно закивал рожками, стараясь попасть в аккурат между двумя стеклянными кругами.
- Ванечка, сынок! - послышался откуда-то сверху звонкий женский голос, - А я уже чуть было не испугалась, что ты потерялся!
Яшка изо всех сил откинул назад свою мягкую голову, чтобы получше рассмотреть обладательницу звонкого голоса, симпатичную молодую женщину, и даже собирался представиться, как в это самое время Ванечка так крепко сжал его за панцирь, что злополучный предмет интереса зеленой тли чуть было не затрещал по всем контурам своей спирали.
- Эй, ты, полегче! - испуганно завопил Яшка, обращаясь к неловкому малышу, но тот не обратил на него никакого внимания.
- Мамочка, посмотри, какую я нашел улитку. Можно будет взять ее домой? Раз уж ты не разрешаешь мне держать дома котенка или собачку, то разреши хотя бы улитку. Я поселю ее на нашей пальме. А? - лицо Ванечки приняло просительное выражение.
- Мамочка, ну будь так добра, разреши ребенку завести домашнее животное! - молил Яшка, изо всех сил размахивая рожками, - У меня, между прочим, высшее образование! Я "Гамлета" в оригинале читал! Закон Ома знаю! Компьютерные программы пишу! Только унесите меня, наконец, из этого ужасного шумного палисадника!
- Хорошо, Ванечка, - улыбнулась симпатичная молодая женщина, - Только если ты мне пообещаешь, что жить улитка будет действительно на пальме, а не в твоей кровати или на обеденном столе.
- Да!!! - завопил экспрессивный Ванечка, и снова яростно сжал Яшкин панцирь, - Мама, посмотри, эта улитка необыкновенная, она умеет краснеть и синеть прямо на глазах! Вот, видишь, опять посинел.
- Действительно, странная улитка. Только не забудь дома хорошенько помыть руки - вдруг она ядовитая?
- Да не ядовитый я, - облегченно перевел дух Яшка, и, наконец, впервые за долгое время расслабился в Ванечкиной теплой ладошке.
В тот момент ему показалось, что все приключения закончены раз и навсегда. Что впереди его ожидает комфортабельная многоэтажная пальма, вкусная зелень, спокойная и размеренная домашняя жизнь.
Если бы Яшка в тот момент знал, как он ошибается, то, наверное, предпочел остаться в маленьком сыром и скучном садике. А впрочем, может быть, и нет...
ГЛАВА ПЕРВАЯ
САМЫЙ ГЛАВНЫЙ УНИВЕРСИТЕТ САМОЙ МАЛЕНЬКОЙ СТРАНЫ
- Су-ма-то-ха, су-ма-то-ха, су-ма-то-ха, - стучало у Яшки в голове в такт стуку колес поезда, громыханию состава, и непрерывной болтовне пассажиров.
Вместе с Ванечкой и его мамой Алисой, так же по-детски влюбившейся в Яшку, как и сын, они отправлялись в далекое путешествие. Громыхающий поезд - гигантская металлическая гусеница, должен был увезти их далеко-далеко от Самой Маленькой Страны, в далекую, обозначенную на глянцевой карте мира веселым оранжевым цветом, огромную страну Морковию. Ванечкиной маме там предложили очень важную и очень ответственную работу. Яшка даже поначалу не мог выговорить мудреное слово - эк-спе-ди-ро-ва-ни-е. Потом разобрался, что это было связано с организацией перевозок по всему миру высоких разноцветных коробок, заполненными самыми разными грузами.
- Экспедирование..., - тянул Яшка монотонно, уютно расположившись на ладошке у сонного Ванечки, и с аппетитом облизывал сочную травинку, в то время как Алиса подолгу рассказывала усыпающему малышу о том, какая это большая страна, и как много в ней жителей, и как легко там найти любую работу и заработать много денег. А потом на эти деньги можно отправиться путешествовать куда-нибудь в горы, или поехать на море, или просто накупить разных экзотических съедобных штук, таких, например, как ...омары. При этих словах Алиса испуганно умолкала - ведь она никогда не пробовала омаров, а вдруг они окажутся невкусными? Нет, наверное, все-таки лучше путешествовать.
Лениво развалившись на теплой мягкой ладошке, Яшка чувствовал себя абсолютно счастливым в узком пространстве их крохотной однокомнатной квартиры, с большим письменным столом и компьютером у окна, продавленным старым диванчиком, детской кроваткой и роскошной высокой пальмой в красивой узорчатой кадке.
За последние несколько месяцев он заметно поправился, домик его заблестел, а все свободное время Яшка старался проводить на столе, рядом с компьютером, за которым работала Алиса.
- Улитка, тебе здесь нечего делать, - смеясь, она возвращала Яшку обратно на стоящую неподалеку пальму, но упрямец возвращался и прятался за колонкой до тех пор, пока Алиса не махнула на него рукой.
- Делай все, что хочешь, но учти - если ты облучишься и вырастешь до колоссальных размеров улитки из Мезозойской эры, я тебя не смогу держать в квартире.
Яшка не был уверен, что во времена Мезозоя существовали улитки. Но в его планы все равно не входило вырастать до колоссальных размеров. Неутомимо переползая с одной клавиши на другую, наш герой продолжал совершенствовать свои компьютерные познания. А когда ему, наконец, удалось написать давно задуманную программу, Яшка впервые уснул спокойным сном, уютно свернувшись в своем чистеньком домике. Жизнь вновь была к нему благосклонна...
Вот почему неожиданное известие об отъезде в Морковию вначале прозвучало для Яшки громом среди ясного неба. Но обычно спокойная и сдержанная Алиса казалась такой счастливой, а маленький Ванечка, заразившись мамиными рассказами о путешествиях, теперь только и грезил поездкой на море - и Яшке пришлось смириться...
- Все равно никто не прислушается к моим советам, - недовольно бурчал он накануне оттъезда, завтракая позавчерашним пожухлым листиком клевера, - вот, уже даже и нормального питания третий день не получаю. Но нам, Какарейкам, не привыкать к испытаниям. Интересно, не забудут ли они взять меня с собой? - тихонько вздрагивала тревога где-то в самой глубине его маленького улиточьего тельца, и сухая травинка казалась еще более безвкусной, чем раньше...
Но Яшка волновался напрасно. Тем же вечером вернувшаяся домой Алиса достала из просторной, расшитой смешными фигурками сумки квадратный пластмассовый коробок небольших размеров, с маленькими отверстиями по всей поверхности - для воздуха.
- Мама, это для нашей улитки? Мы берем ее с собой?! - радостно завопил Ванечка.
- Конечно, сын, - рассмеялась Алиса, - Ведь мы теперь несем за него ответственность. Помнишь, я читала тебе "Маленького принца" - мы в ответе за тех, кого приручили?
- Мама, а разве мы приручили улитку? Она ведь даже не понимает, о чем мы сейчас говорим? - нахмурив лоб, задумчиво почесал ухо Ванечка, а Яшка, едва не задохнувшись от возмущения, принял интенсивно фиолетовый оттенок, воинственно выставил вперед рожки...но оконфузился, поскользнувшись на пальмовом листе, и с тихим стуком шлепнулся на пол...
Начиналась новая жизнь.
- Су-ма-то-ха, су-ма-то-ха, - стучат колеса.
- Су-ма-то-ха, су-ма-то-ха...
- Мор-ко-ви-я, Мор-ко-ви-я, - только и слышно из разговоров Алисы и ее попутчиков, распивающих чай.
- Сладкий, с лимоном, - почему-то зло подумал Яшка, в очередной раз выдернутый из состояния столь любимой им стабильности.
Весь синий, голодный, злой, перемазанный в своей собственной слизи, он долго крутился в неудобном твердом коробке, пытаясь уснуть. Уже все давно замолчали, уже с верхней полки доносился мерный храп добродушного толстяка, уже Ванечка погладил его панцирь своим маленьким указательным пальчиком, и пожелал доброй ночи "своей смешной улитке", уже погас свет в вагонах - а Яшка все продолжал ворочаться, не желая смириться с переездом, с бессонницей, и с лавиной - вдруг, откуда ни возьмись, нахлынувших на него детских воспоминаний.
Суматоха...
***
...Э-гей, э-ге-гей!!!, - кричал весело дедушка Кузьма. Он всегда так кричал, когда на душе было радостно, но не хватало слов, чтобы выразить эту радость.
- Э-гей, э-ге-гей!, - скрипели в такт колеса старой деревенской тележки, заполненной собранной в поле свеклой. К листу одной свеклы и прикрепился дедушка Кузьма. Правда, в это время никаким дедушкой он еще не был.
Среди улиточной братии того времени Кузьма считался красавчиком, благодаря своему неожиданному, синевато-фиолетовому цвету. Немудрено - ведь всю свою жизнь он провел на овощном складе, в отделе хранения свеклы, питаясь исключительно сладковатым свекольным соком. И со временем естественная окраска тела Кузьмы начала меняться, приобретая фиолетовый оттенок.
Овощной склад располагался в маленькой деревеньке с трогательным названием Наливайка. Поездка на старой деревенской тележке была первой и единственной в Кузиной жизни авантюрой, целью которой было исключительно стремление повидать новые места.
Новыми местами оказалось хранилище такого же овощного склада, расположенного в соседней деревне. Чтобы не разочаровывать любопытных соседей, обратно домой Кузьма вернулся на той же тележке, но уже в сопровождении молодой симпатичной улиточки, из картофельного отдела. Смущаясь, она неожиданно приобретала нежно-розовый оттенок, чем и покорила сердце отважного путешественника. Картофельную улитку звали необычным для тех времен именем Люсьен, или просто Люся.
Люсины родители, однажды, по своей медлительности, не успели вовремя сползти с мешка, заполненного картошкой, и были увезены хозяином на рынок. С тех пор Люся никогда их больше не видела, а в качестве приданого невесты она привезла с собой в дом Кузьмы маленький, расшитый по краям капустный лист, и половинку скорлупы ореха, который стал колыбелькой для появившейся на свет их очаровательной миниатюрной дочки.
Будущая Яшкина мама, крохотная розовая улиточка, была всеобщей любимицей. От родителей она унаследовала оба цвета - красновато-розовый и фиолетово-синий, которые со временем трансформировались в обычные красный и синий, и далее были генетическим способом переданы Яшке; от Кузьмы - веселый авантюрный характер. Имя ей придумывали всей Наливайкой, решив, что оно должно быть необычным, как и сама маленькая улитка. После долгих споров и дюжины бутылок совместно выпитой крепленой росы, обитатели Наливайки сошлись во мнениях и решили - пусть будет Туня. После чего ушло еще несколько бутылочек росы - за солидарность, царящую в овощном складе деревеньки.
Маленькая Туня больше всего на свете любила проводить время на клубничной грядке. Пунцовая от счастья, а счастливой она себя чувствовала всегда, Туня ползала по сочным ягодам, и лакомилась густым клубничным соком. Потом спешила (если улитки вообще могут спешить) домой, в их маленький теплый домик между свекольными листьями, забиралась в свою кроватку из ореховой скорлупы, и читала, читала, читала - до самой поздней ночи, когда хозяева склада тушили свет и запирали массивную деревянную дверь навесными замками. Все жители Наливайки приносили Туне свои старые книги и случайно попадающие в деревню городские газеты - потому что, кроме нее, никто читать не любил и не хотел. Так протекло несколько спокойных, беззаботных лет.
Как это часто бывает, несчастье в их маленькую дружную семью пришло неожиданно. Будучи очень доброй и открытой улиткой, Кузьма умудрялся дружить со всеми. Единственный, с кем он не смог найти общий язык, был злой взъерошенный воробей по прозвищу Питандр. Практичный Кузя в свое время близко сошелся со складским начальником - огромным рыжим котом Тюком, которому иногда позволял покатать себя лапой по полу, поэтому близко подлететь к Кузьме злобный Питандр не решался, остерегаясь Тюка. Но однажды на склад привезли с поля свежие помидоры, которые, как ни странно, обожал кот. Тюк объелся помидорами и уснул, а Кузьма пошел совершать свой обычный вечерний моцион - он обошел каждый ящик, пожелал спокойной ночи ЖуЖику - главному мухy склада, Рaботику - главному грузчику-муравью,и, наконец, своей старинной подружке - большой зеленой толстой гусенице. Прощаясь, Кузьма пригласил ее на завтрашний праздник - третий день рождения Туни.
- Гарантирую свежие капустные листья и выдержанную росу, - довольно прошептал он прямо в мохнатое ухо гусеницы.
Расставшись с ней, Кузя неторопливо отправился в обратный путь. Последнее, что он успел увидеть, был огромный клюв Питандра, направленный прямо на него...
***
- Ой!!! - с ужасом закричал спросонья Яшка. Ему приснился огромный взъерошенный воробей, склевывающий с земли его родного дедушку Кузьму.
- Ой-ой-ой, - всхлипывал испуганный синий Яшенька, вспоминая все подробности своего страшного сна. Ему захотелось разбудить Алису и пожаловаться, но что толку? Ведь она все равно не понимала его языка...
***
... Кузьму похоронили в самом дальнем конце свекольного поля. Точнее, не Кузьму, а его большой полосатый домик, из которого тело бывшего отчаянного путешественника был выклевано злодеем-Питандром.
ЖуЖик прожужжал длинную трогательную речь, общий смысл которой сводился к тому, что и после смерти всеми любимый Кузьма будет приносить Наливайке пользу - своим превращением в органическое удобрение. Гусеница разлила выдержанную, но не выпитую Кузей росу в свернутые трубочкой свекольные листья. Люсьен плакала, а жители Наливайки старались ее утешить, отчего она плакала еще сильнее, и к вечеру из бледно-розовой превратилась в грязновато-коричневую.
На следующее утро старейшины овощного склада во главе с гусеницей и Жужиком приняли решение помочь осиротевшим улиткам поменять место жительства, чтобы уберечь их от опасности съедения Питандром. Учитывая мечту Кузи дать любимой дочке образование, было решено на первой же машине, отвозящей овощи в столовую школы, расположенной в соседнем Городке, перевезти их туда. Рыжий Тюк взялся договориться со своим старым другом, котом со смешной кличкой Пифагор, знаменитым на всю округу ловцом мышей, о месте проживания там двух улиточек.
Когда машина остановилась, и рабочие начали выгружать мешки с овощами, Тюк мягко спрыгнул с подножки, а улитки со всей своей немудреной поклажей крепко-накрепко прилипли к его загривку. Пифагор уже встречал их у входа в столовую. Это был огромный старый кот, черный, с белыми лапами и белыми кисточками на ушах, гладкий и лоснящийся. Увидев вновьприбывших, он прищурил свои хитрющие зеленые глаза, протянул коллеге лапу и крепко пожал ее, не отрывая пристального взгляда от сползающих с шеи Тюка почти бесцветной от волнения Люси и маленькой розовой Туни, смущенно перебиравшей рожками.
- Очень приятно. Пифагор, - мурлыкнул он, - Прошу входить, - и указал лапой на невысокую потрескавшуюся дверь, ведущую в маленькую пристройку.
Улитки переглянулись, и вопросительно посмотрели на Тюка.
- Милые дамы, как говорится - в тесноте да не в обиде. Крыша над головой, безопасность и свежие объедки каждый вечер - что еще надо для счастья? - подмигнул он Туне. - Наслышан, наслышан, маленькая леди, о вашей начитанности, земля слухами полнится, - мурлыкнул хитрец и потянулся. - Здесь вам самое время продолжить образование. А мне, старику, что еще надо - приятная компания, умная беседа, и чистота в моей каморке, - теперь уже он подмигивал влажной от волнения Люсьен.
- Итак, не будем задумываться на пороге, - распахнул Пифагор потрескавшуюся дверь, вновь пожал лапу Тюку, и...
...и для маленькой Туни настала новая, увлекательная жизнь...
Ночные путешествия с Пифагором по пустым коридорам, науки, которые предстояло освоить, притаившись в уголках школьных кабинетов, вкусные объедки из столовой, вечерний чай холодными зимними вечерами в коморке кота, оказавшейся самой обычной дворницкой, и, наконец, неожиданный поворот судьбы - уличное знакомство во время урока ботаники с огромной улыбчивой улиткой. Это была первая улитка, которую Туня увидела за долгие месяцы жизни в школе, да к тому же еще оказавшаяся симпатичным молодым человеком.
- Сема. Какарейко, - грациозно склонился он над ней с листа савойской капусты, - Прошу любить и ...жаловаться. На обидчиков, - внезапно Туня почувствовала, как от смущения становится пунцовой.
Вечером того же дня в дверь дворницкой постучали. На пороге, с цветком ромашки, прикрывающей его с ног до головы, или точнее с рожек до земли белоснежными лепестками, стоял ее новый знакомый.
- Семен Какарейко, - галантно опустил он рожки, - Для близких мне людей - просто Сёма, - и вручил Туне громоздкую ромашку.
- Безусловно, вашей племяннице, - вновь заговорил Сема, обращаясь теперь к изумленному Пифагору, необходимо твердое мужское плечо. В связи с ограниченным выбором особей ее вида в нашем научно-питательном комплексе, могу порекомендовать мое, - щедро предложил Сема, проползая в двери и разворачивая лицом к зрителям свой большой добротный домик.
- Ох! - только и смогла выдохнуть застывшая с губкой для мытья посуды в руке Люсьен, а Пифагор своей большой мягкой лапой оторвал прилипшую от волнения к полу Туню, и перенес поближе к Семену.
- Дружище, ты мне нравишься, - мурлыкнул кот, - Да и девочку уже давно пора пристраивать к...гм-гм... как ты там выразился? К твердому плечу, - и хитрец сладко зевнул.
Так Сема обосновался в теплой дворницкой. С утра до вечера он пропадал где-то по своим делам, вечером появлялся с неизменной ромашкой в руках, съедал свежие объедки, принесенные котом из столовой, шутил с тещей и проверял все Тунины домашние задания по математике. Он оказался надежной домовитой улиткой, совсем не отличающимся от своих собратьев. Цветов не менял, но, крепко обидевшись, мог выпустить небольшую порцию едкой шипящей жидкости, которая вызывала у противника легкий ожог.
К середине весны, когда начал спадать снег, а птицы уже вовсю чирикали на крышах домов, в новоиспеченной семье Какареек праздновали пополнение - появление на свет малыша, которого Пифагор на правах крестного отца посоветовал назвать Яшей, в честь дворника, приютившего его еще котенком. Со временем выяснилось, что маленький Яшенька способен не только менять цвета, становясь в зависимости от настроения, красным или синим, но и, злясь на что-нибудь, выпускать небольшую порцию слизи (впрочем, безвредной) - совсем как его папа Сема.
- Моя порода! - не упускал тот при случае похвастать перед соседом - длинным и скучным дождевым червяком, любившим полакомиться у них в гостях крепленой росой - угощением, по привычке запасаемым впрок бабушкой Люсей.
Сама Люсьен после рождения Яшки словно вновь народилась на свет. Она вновь приняла свой натуральный, правда, чуть поблекший нежно-розовый оттенок, вновь усердно готовила разные вкусности и варила тягучее варенье - точь-в-точь, как в годы своей счастливой семейной жизни с дедушкой Кузьмой. Его портрет, по памяти вырезанный Туней из листа тополя и вставленный Семой в рамку из паутинок, красовался на самом видном месте дворницкой - над вениками и метелками, и бабушка не упускала случая рассказать маленькому Яше о подвигах его деда, и о его геройской смерти в схватке с чудовищем.
- Когда ты вырастешь большим и сильным, - приговаривала она, укачивая Яшеньку в колыбельке из кленового листа, - ты обязательно отомстишь за своего храброго деда! Ты найдешь это чудище, этого ненавистного всем нам воробья Питандра, или какого-нибудь другого воробья, это неважно, и сразишься с ним!
При этих словах Сема обычно срывался со своего места рядом с решающей задачки по алгебре Туней, и выхватывал плачущего Яшку из колыбельки.
- Мама, перестаньте! - возбужденно кричал он с сильным акцентом (Сема был родом из небольшого южного городка) - Мама, перестаньте меня волновать, иначе..., - и тут со своего места тихонько вставала Туня и увлекала Сему к столу, на котором уже красовались горы принесенной котом недоеденной школьниками снеди, перышки зеленого лука, листики петрушки и укропа, и обязательная пара бутылочек с запотевшей крепленой росой.
Пыл Семена улетучивался, и начиналось обычное вечернее застолье, заканчивающееся шумными веселыми песнями, звоном посуды, и, наконец, беззлобным ворчанием дворника: "А ну тихо, цыц, размяукался здесь!" (о существовании в дворницкой целой семьи улиток подслеповатый старик даже не подозревал).
Так, тихо и без особых происшествий, протекло Яшкино детство. Он вырос очень интеллигентной и настолько же очень любопытной молодой улиткой, в голове которой крепко-накрепко засела заложенная бабушкой мысль о зле, с которым нужно непременно сражаться. При мысли об этом он начинал упрямо шевелить рожками и менять цвет на темно-синий.
В Яшке удивительным образом сочетались наивность мамы, практичность и уверенность отца, страсть к путешествиям - от деда Кузьмы, а любопытство и желание во всем добиваться справедливости - конечно же, от бабушки! Вооруженный таким пестрым набором черточек характера, Яшка вступил на тропу возмужания. По семейной традиции - прежде всего следовало закончить школу. Но что поделать с любопытством?
И однажды, когда все были заняты своими делами, Яшка, надежно прилепившись к багажнику велосипеда, укатил из школьного дворика вместе с веселым молодым человеком, отвозившем яркие плакаты - для проведения вечера юмора между выпускниками единственной на весь их Городок Яшкиной школы и первокурсниками Самого Главного Университета Самой Маленькой Страны.
Вернувшись обратно поздним вечером, едва сползая от усталости по спицам велосипедных колес вниз, он успокаивал перепуганное, плачущее, сбившееся в кучку прямо посреди школьного дворика семейство, рассказами о новых невиданных местах, шуме городских дорог, огромном, врезающимся своей верхушкой в небо здании университета, наполненном смеющейся молодежью, и, наконец, о своем желании обязательно поехать туда учиться.
Настойчивость Яшки взяла верх над рыданиями бабушки, неодобрением Пифагора, неодобряющего, в принципе, любое перемещение с привычного места обитания, где тепло и вдоволь еды, волнением Туни, в которой боролись страх расставания с единственным сыном и желание видеть его успешной и состоявшейся улиткой. Один Семен, много повидавший на своем улиточьем веку, а однажды даже проехавший не одну тысячу километров в огромном рычащем паровозе, похвалил Яшкино честолюбивое желание, но только попросил его подождать еще год - до следующей весны.
Следующая весна наступила быстрее, чем того хотелось бы семейству Какареек...
...Теплым майским утром, вкусно облизывая молоко с седеющих усов, из свежевыкрашенной в голубой цвет двери дворницкой мягкой поступью выплыл Пифагор. На пушистом загривке кота удобно устроился Сема, массивный панцирь которого был почти полностью закрыт огромным дорожным рюкзаком, ловко сооруженным бабушкой из старого носового платка дворника. Рюкзак был под завязку набит теплыми носками, связанными из пушистых тычинок одуванчика, ботинками на толстой подошве из коры старой березы, всеми книгами, которые только нашлись у Туни, походным набором, состоявшим из перочинного ножика и проволочной вилки, сплетенных Семой, огромным количеством морковных листьев, любовно завернутых Пифагором в пергаментную бумагу, и еще массой всякой нужной и ненужной мелочи.
Рядом с Какарейко-старшим, фиолетовый от счастья, восседал Яшка, в модных кроссовках, вырезанных им самим из огрызка ученического ластика, и в кепке с козырьком от солнца, лихо сдвинутой набекрень между возбужденно колыхающихся рожек. На семейном совете было принято решение передвигаться медленно, но уверенно, и в качестве наиболее надежного транспортного средства был выбран добряк-Пифагор, знавший кратчайший путь от Городка до Самого Главного Университета. Любивший уверенность во всем, и привычку полагаться только на самого себя, Сема взял доставку Яшки на место, поступление, и последующее поселение его в Университете под свой личный контроль. А Пифагор был совсем не прочь сорваться на весь день из надоевшей дворницкой и повидать места своей боевой кошачьей юности.
Медленно колыхаясь в такт движениям кота, Яшка навсегда уезжал из родных мест, еще не подозревая, что уже никогда больше сюда не вернется... Он махал на прощанье рожками плачущим маме с бабушкой, жадно вдыхал запах распускающихся почек и мечтал - обо всем на свете, о чем только может мечтать молодая улитка, отправляющаяся покорять огромный мир...
Поздним вечером, когда совсем уже стемнело, и на небе показались первые светлячки-звезды, а уставшие за день люди готовились ко сну, наши друзья добрались наконец до высоких кованых ворот Самого Главного Университета Самой Маленькой Страны. Пифагор прилег на землю, и, цепляясь за его мягкую шерсть, Сема аккуратно спустил вниз свой рюкзак, а затем помог спуститься сонному Яшке. О том, чтобы поселить Яшку сегодня, не могло быть и речи, поэтому троица решила дождаться завтрашнего утра, а пока устроиться на ночлег под огромной раскидистой ивой, растущей в уютном палисаднике недалеко от главного входа в Университет. Совсем разомлевшего Яшку уложили спать на островок мягкой травы, едва пробивающейся из глубины черной, полуразмороженной земли, а Пифагор с Семой легли неподалеку, рядом с асфальтным бордюром, и все втроем тут же уснули богатырским сном...
Проснувшись от шума и топота множества пар ног, Яшка долго тер глаза и не мог вспомнить - где это он? Увидев лежащего у бордюра Пифагора, он припомнил все перепетии вчерашнего дня, суматошные сборы, провожаюших маму с бабушкой, долгий путь на спине у кота вдоль шумных, пахнущих выхлопами автомобильных дорог, и, наконец, высокие кованые ворота Университета. На минуту Яшке стало страшно, страшно до синевы во всем его маленьком улиточьем теле - ведь ему совсем скоро предстояло остаться здесь совсем одному - среди чужих стен, длинных незнакомых коридоров, топота человеческих ног по лестницам, причем каждая из этих ног могла запросто наступить на него, и раздавить маленькую, незаметную с высоты человеческого роста улитку. Синий Яшка от страха совсем было забился в свой домик, но энергичный, свежий, отдохнувший после короткого сна Сема быстро вытащил его оттуда окриком:
- Яков Какарейко, только не вздумайте сейчас сообщить мне, что вы боитесь!
- И совсем я ничего не боюсь, - проворчал Яшка, нехотя вылезая из домика.
- А зачем тогда синий? - не успокаивался Сема
- Холодно, - Яшка изо всех сил старался изменить цвет хотя бы на бледно-розовый, но у него мало что получалось, синева упорно не хотела исчезать.
- Эх, сынок, - послышалось мурчание проснувшегося от Семиного крика кота, - не завидую этой твоей манере сменять оттенки. Разговоров много, а проку - чуть. Итак, командир, - обратился кот к Семе, - по коням?
- Давай, Пифагор, сделаем так, - напряженно зашевелил Семен рожками, - ты остаешься здесь, а мы с Яшкой тихонько поползем к центральному входу - видишь, во-о-он там, огромные двери, куда входят эти шумные студенты. Разведаем обстановку, узнаем где и кто принимает на учебу, я договорюсь с кем-нибудь про Яшкино поступление, определю его, сразу вернусь, и тронемся в обратный путь.
Сема явно имел весьма смутные представления о поступлении в университет.
- А я что, так и не побываю в Самом Главном Университете? - обиженно поджал усы кот.
- Пифагор, дружище, послушай. Тебе туда идти рискованно - ты же знаешь этих людей - любой из них может тебя обидеть. Посиди здесь, под этой прекрасной плакучей ивой, а я скоро, вот увидишь, совсем скоро вернусь. Только не обижайся, друг Пифагор. Ведь это все для твоего же блага - уж слишком ты крупный.
Кот грустно вздохнул, но возражать не стал. Прав Сема, не место ему, старому разбойнику, в университетских стенах. И Пифагор начал торопливо прощаться с Яшкой.
- Давай, сынок, учись как следует. Не подведи нас, твоих стариков. А в конце месяца жди в гости. Хоть и долог путь, и старые у меня лапы, но, чтобы тебя проведать, они мне еще ох как послужат, - из правого кошачьего глаза выкатилась слезинка.
- Совсем старый стал, уже глаза слезится начинают, - засмущался Пифагор. - Ну давай, сынок, и да храни тебя ваш улиточьий Бог.
- До свидания, Пифагор, - зашмыгал носом Яшка, от волнения неожиданно ставший цвета самой обычной сухопутной улитки - бледно-коричневым. - Скоро увидимся!
Пифагор долго смотрел вслед двум медленно ползущим улиткам, тянущим за собой рюкзак из старого носового платка дворника... пока они не скрылись за огромными дверьми, куда толпой входили шумные студенты. Взмахнул лапой, и еще раз, шумно, по-стариковски всхлипнул...
- Яша, слушай меня со вниманием, - повернулся Сема к едва успевающему за ним, груженому рюкзаком Яшке, как только они доползли до вестибюля первого этажа - Нам сейчас нужно отползти в сторонку, пока нас еще не раздавили, и узнать у кого-нибудь из местных, где в этом небоскребе принимают в студенты. - Нет, я таки действительно не могу поверить, что нас еще не раздавили в этом сумасшедшем доме, - обращался Сема уже к самому себе и крутил головой направо и налево - со всей скоростью, на которую только был способен.
Старания его не замедлили увенчаться успехом - под самой стенкой, вдоль бордового плинтуса, прихрамывая, ковыляла старая зеленая муха с оторванным крылом.
- Стой здесь!, - крикнул Сема вспотевшему от усталости Яшке, изо всех сил помчался-пополз наперерез несимпатичной даме и преградил ей дорогу.
- Позвольте представиться, - склонил он рожки прямо перед огромными выпученными глазами мухи, - Семен Какарейко. С кем имею честь?
Выпуклые глаза не мигая смотрели на Сему в упор. Муха, к которой отродясь никто так галантно не обращался, явно пыталась придумать достойное приветствие.
- Дизентерия-старшая, - наконец, проговорила она неприятным скрипучим голосом.
- Какое чудное имя, - не растерявшись, подхватил эстафету Сема, - И, что приятно, по всей видимости, существует еще и младшая?
- Ну да, - проскрипела в ответ муха. - Существует. Это моя младшая сестра. Сделала блестящую карьеру - сейчас служит архивариусом в подсобном помещении библиотеки. Хоть и в подвале, а все же лучше устроена, чем я, спортзальная муха. А ведь много лет назад и я считалась элитой Университета. А что теперь? Калека, инвалид без пенсии и льгот, - и Дизентерия-старшая помахала перед носом Семы единственным уцелевшим крылом, - Да что я все о себе да о себе, - вдруг спохватилась она, - Кто вы и как надолго в наш храм науки?
- Семен Какарейко, - на всякий случай еще раз представился Сема, - Вот, привел сына и по совместительству наследника. Хочет научиться уму-разуму. А где же еще ему научат, как не в вашем храме науки, - и махнул рожками в сторону погребенного под рюкзаком Яшки.
- Гм-гм..., - задумалась муха, - И куда решили его определить?
- Пока еще никуда. Зондирую, так сказать почву. Есть какие-то предложения? Знайте, любезнейшая Дизентерия, Сема Какарейко никогда не остается в долгу. Имею привычку платить по счетам, - закончив мудреную фразу, Сема многозначительно посмотрел на муху.
- Дизентерия-старшая, любезнейший. Прошу не путать с младшей. Это, во-первых. А во-вторых, есть предложение именно к ней и определить вашего сынишку - в библиотечное книгохранилище, а попросту говоря, подвал. Чуть сыро, чуть грязно, но... масса книг, зимой всегда теплые батареи и приятнейшая компания культурных насекомых. Делаю все это для вас абсолютно безвозмездно, можно сказать, из любви к искусству ... не спешите благодарить, любезнейший товарищ Какарейко, гм-гм ...ходят слухи, что сухопутные улитки славятся своей фирменной выдержанной росой, - и выпуклые глаза вновь выжидательно уставились на Сему.
- Один момент! - и Сема нырнул вглубь своего просторного домика, где у него на экстренный случай, как, например, сегодняшний, всегда хранилось несколько бутылочек пятизвездочной выдержанной росы, - Прошу, мадам!
Откуда-то из недр единственного крыла Дизентерия-старшая довольно проворно вытащила объемный непрозрачный пакет, и быстро сунула в него бутылки с росой.
- Семен, с вами необыкновенно приятно иметь дело! Считайте, что ваш молодой перспективный сын получил специальное приглашение на обучение в Самом Главном Университете Самой Маленькой Страны. За мной! - махнула муха крылом, и, развернувшись на 180 градусов, посеменила в обратном направлении.
Не веря, что все прошло так быстро и легко, Сема сделал знак слегка отдышавшемуся Яшке, тот взвалил на себя поклажу, и они проворно поползли следом за Дизентерией-старшей - в библиотечное книгохранилище, а попросту говоря, в подвал...
Огромный, сырой, плохо освещенный подвал уже много лет считался подсобным помещением университетской библиотеки, или, как любила называть его администрация Самой Маленькой Страны, книгохранилищем. Большую часть книгохранилища занимали высоченные стеллажи с книгами, расположенными строго по разделам. Название каждого раздела было выведено красным маркером на небольших картонных табличках, прикрепленных к каждому стеллажу. Всеми вопросами заведовала здесь Дизентерия-младшая, главный и почетный архивариус библиотеки. Имя Дизентерия она считала грубым и неуместным, поэтому упростила его, разделив на имя и отчество - Дизена Териевна. Внешне Дизена почти не отличалась от сестры, только все крылья и лапки у нее были на месте, а выпуклые глаза украшали большие очки в толстой оправе.
В тот момент, когда наши герои, вконец обессиленные многочисленными переходами по огромным мраморным лестницам, добрались до входа в библиотеку, Дизена как раз, высунув тонкий язык, аккуратно выводила красным маркером название нового раздела, готовясь разместить на одной из нескольких пустующих полок стеллажей высокую стопку книг, только что полученных ею из центрального офиса библиотеки.
- Как поживаешь, сестричка? - ехидно поинтересовалась Дизентерия-старшая, боком вползая в двери, - все так же не покладая лап работаешь во имя процветания бездельников из чистого и сухого главного офиса?
- Здравствуй, здравствуй, дорогая сестра! - оторвавшись от картонной таблички, невозмутимо приветствовала ее архивариус - Что желаешь? Чай, кофе?
- Уж не хочешь ли ты уверить меня, что за последнее время разжилась здесь элитными, как принято сейчас выражаться, напитками, - ехидно заскрипела Дизентерия-старшая, - Кстати, прошу любить и жаловать - новый талантливый ученик заведения - и она сделала Яшке знак крылом.
- Яков. Какарейко, - прошептал взволнованно Яшенька, не переставающий розоветь и синеть попеременно, и качнул рожками.
- Очень, очень приятно, - поправила Дизена пыльные нарукавники, и дружелюбно протянула тонкую переднюю лапку - вначале Семе, а затем Яшке. - Дизена Териевна, университетский архивариус, - весело прожужжала она, и, бросив быстрый взгляд на сестру, добавила - и всеобщая любимица.
- Ах, какие мы стали. Смотреть противно! - фыркнула Дизентерия-старшая, и, не попрощавшись, прихрамывая, поковыляла к выходу, слегка позвякивая содержимым объемного непрозрачного пакета.
- Право, не стоит так волноваться, молодой человек, - ничуть не смутившись внезапным уходом сестры, Дизена Териевна внимательно посмотрела на Яшку, и расплылась в улыбке, - Вы к нам действительно постигать азы науки, или так, на променад?
Яшка не был уверен в своем правильном понимании слова "променад", и потому твердо отчеканил:
- Постигать!
- Очччень приятно! Рады душевно! Разрешите представить коллегу - Точила Измельчаевич Труханов, почетный книжный червь, он же моя правая передняя лапка, и наш главный специалист по уничтожению списанной литературы.
При этих словах, словно из-под земли, перед ними появился невысокий, плотный желтовато-белесый червяк неопределенного возраста, в смешном пыльном колпаке на маленькой вертлявой головке. Изо рта у него торчал кусок книжной страницы, которую Точила непрерывно пережевывал, постепенно обращая в труху.
- Перерабатываем-с отходы, - резиново улыбнулся он в ответ на непонимающий взгляд Семы, показав при этом почти стершиеся от непрерывного пережевывания маленькие зубки.
- Слушай, Точила, а где наш начальник безопасности? - беспокойно спросила Дизена, оглядываясь по сторонам.
- Дык, отдыхают-с, - все с той же резиновой улыбкой проговорил червь.
За самым дальним стеллажом послышалось шуршание.
- Ага, да вот и он, - обрадовалась архивариус. - Сейчас примет вас в лучшем виде. Бюрократизм, конечно, но порядок есть порядок, - и она взмахнула крылом в сторону выползшего из-за стопки учебников по истории большого рыжего таракана.
- А вот и наш Прус Акович, главный и единственный начальник безопасности вверенного мне книгохранилища, - представила Дизена таракана, - Прошу любить и жаловать - Какарейки - отец и сын.
- А в чем, собственно, дело, товарищи? - широко зевнув, таракан в упор уставился на Сему.
- Да вот, сына на учебу, так сказать, определяю. По рекомендации госпожи Дизентерии- старшей, - не растерялся тот.
- Его, что ли? - воззрился таракан на синего Яшку, - Не положено!
- Понял, как не понять, - и Сема во второй раз за утро нырнул в недра своего спасительного домика.
- Нет, нет, совсем не положено, - продолжал приговаривать таракан, пока Сема возился внутри.
Спустя несколько минут, приняв бутылку с трехзвездочной росой самой нижней парой ножек, Прус Акович дружелюбно протянул Семе две верхние, радостно икнул, и повернулся к Яшке.
- Объясняю правила проживания. Каждый день подходишь ко мне и получаешь штамп на панцире. Семь точек - расписываешься в ведомости. Затем удаляем старые штампы, и начинаем процесс сначала. А сейчас пошли регистрироваться.
Пройдя один шаг, Прус Акович выудил из-под рыжего, прилегающего к спине крылышка, маленький черный карандаш, и поставил на домике Яшки жирную точку.
- А теперь осталось расписаться в ведомости о твоем зачислении. Иди за мной, - и таракан проворно пополз на старенький письменный стол, весь заваленный исписанными бумагами.
- Ползи здесь, - Прус Акович указал запыхавшемуся Яшке на пустую клетку в разграфленной таблице.
Стесняясь, Яшка пополз по линованной бумаге, стараясь оставить на ней как можно меньше слизи.
- Отменно, - довольно заметил таракан, - Не забудь завтра прийти проштамповаться, - и так же проворно пополз обратно вниз, в сторону учебников по истории, волоча за собой бутылку с росой.
- Ну-с, месье, разрешите вас поздравить! - прожужжала на французский манер Дизена, - а теперь, пока я все здесь разложу по местам, прощайтесь с папочкой, и... И начнем постигать! - при этих словах муха виртуозно взмыла под потолок, к самым верхним полкам стеллажей.
А Яшка... а Яшка неожиданно разрыдался. Теперь, когда он стал полноправным студентом настоящего Университета и вступительный экзамен был позади, ему вдруг вспомнилась дворницкая, в которой он родился, мама с бабушкой, Пифагор, вкусная еда из столовой, школьные коридоры, кажущиеся сейчас такими маленькими по сравнению с университетскими... Яшка все плакал и плакал - впервые в жизни, поняв, что только что он стал взрослым, и никогда-никогда-никогда больше не вернется в детство... Сема подполз поближе и обнял его. Так они и простояли некоторое время - две улитки, переплетенные рожками - большая и маленькая, посреди огромного, сырого, плохо освещенного книгохранилища...
***
...Поезд остановился с таким страшным скрежетом и стуком, что Яшка чуть было не вывалился из своего коробка. Он тут же проснулся, изо всех сил высунул рожки наружу через отверстия коробка, и стал прислушиваться - что происходит?
В это время в дверь постучали. Сонная Алиса открыла, и на пороге купе возникла огромная монстрообразная человеческая фигура в зеленой униформе, подозрительно оглядывающая всех четырех пассажиров. Яшка испуганно вжался в дно и спрятал предательски торчащие рожки.
- Таможенный контроль Морковии. Готовим иностранную валюту, наркотики и оружие - пулеметы и автоматы, - громогласно захохотала зеленая фигура, - А это еще что такое? - таможенник вдруг указал на коробок, стоявший на столике, - Открываем, предъявляем, - и, рассмотрев внимательно маленькую, съежившуюся в углу спиральку, изрек, - Не положено!
- Похож на Пруса Аковича. Не зря говорят - сон в руку, - пробормотал Яшка, - Эх, жаль, нет поблизости ни одной бутылки с росой, - расстроился он, - Наверное, выбросят из поезда. А ведь жизнь только-только начала налаживаться, - и, посинев, вжался в самую глубину домика.
- Это...гм...как бы сказать... это наше с сыном животное. Домашнее. Перевозим на новое место жительства, - доносился до Яшки оправдывающийся голос Алисы. Ванечка продолжал мирно спать.
- Документы на животное на руках имеются?
- Что это он ее пытает, как на допросе?! - разозлился Яшка, - Ведь не мамонта через границу перевозит. И даже не собаку. Эх, жаль, я размером не вышел, чтобы с этим нахалом разобраться!
- К сожалению, документов нет. Животное ведь совсем маленькое. Племенной ценности не представляет.
- Не положено. Придется конфисковать, - отчеканил "зеленомордый".
- Нет! - закричал Яшка из коробки, и начал было выползать, чтобы успеть спрятаться в какой нибудь укромный уголочек, как услышал приглушенный голос Алисы.
- Товарищ, я совсем забыла! Вот же документ, - И Яшка услышал тихое шуршание и минуту спустя веселый голос таможенника.
- Какой-то совсем маленький документ, несерьезный. Ну да ладно, зверь-то у вас тоже несерьезный. Да и ребенка не хочется расстраивать, - веселился он.
Когда спустя час поезд тронулся, Алиса тихонько наклонилась к Яшке и прошептала:
- Ты думаешь, я не видела, как ты испугался и посинел? Глупенький... Помнишь - "мы в ответе за тех, кого приручили"? Эх, как жаль, что ты все равно ничего не понимаешь...
- Да все я понимаю. Это вы с Ванечкой меня не понимаете. Знаешь, Алис, я так благодарен тебе за то, что не дала меня выбросить! А зеленомордый-то дает... Не положено! Точь в точь Прус Акович. Оказывается, и среди людей тоже попадаются тараканы... Мда, поневоле станешь философом, - вконец запутался в своем монологе Яшка, и счастливый от мысли, что он по-прежнему здесь в поезде, рядом с друзьями, едет в огромную и загадочную Морковию, навстречу новым приключениям, снова провалился в сон, уже почти переставая различать, сон ли это, или явь...
***
- Прус Акович, Прус Акович! - кричал Яшка спустя полгода после торжественной сдачи вступительного экзамена, заползая на стол, - Очередные семь дней прошло, пора расписываться в ведомости!
- Ну даешь, пацан, - недовольно проворчал таракан, лежавший на самом верху стопки учебников по истории, - Мне уже должны приплачивать за то, что я целыми днями с тобой вожусь.
- Да ведь ты же сам, Прус, эти правила выдумал, теперь сам им и следуй, - весело прожужжала Дизена, пребывавшая с утра в прекрасном расположении духа., - Яшенька, могу без преувеличения сказать, что вы моя гордость, один из самых лучших учеников, которые у меня когда-либо были, - и муха, сжимая в лапках бархотку для пыли, описала восьмой круг в воздухе над Яшкиной головой, - Учить вас - одно удовольствие. Итак! Что мы проходим сегодня?
- Анатомия - строение черепа человека. Алгебра - интегралы. Английский - настоящее длительное время. Ботаника - папоротник обыкновенный. История - ...
- Отлично, достаточно, - завершила Дизена десятый круг и приземлилась на стол, - сегодня тебе еще нужно мне помочь разобраться с вновьприбывшей художественной литературой - классика, фантастика, детективы, философия, et cetera.
- А что такое философия? - заинтересовался Яшка
- Как! - резко вспорхнула Дизена и выпала из нарукавников, - Ты хочешь мне сказать, что совсем ничего не слышал о философии и философах! Это непостижимо!
- И очень даже постижимо, - послышался откуда-то словно из под земля голос Точилы, - Я вот к примеру, пока не источил, тьфу, не переработал трехтомник Ницше, тоже не слышал. Познания, дорогая Дизена, требуют времени.
- А я вот и до сих пор ничего не знаю об этой... хвилософии вашей. И ничего, живу. И хорошо живу, между прочим, - вклинился в дебаты с высоты учебников Прус Акович.
- Послушай, любезный Прус, когда ты вот так стоишь, ты мне чем-то напоминаешь Демосфена, - захихикала архивариус.
- Ну, только не обзываться, - насупился таракан, - обзываться я и сам умею, - Ишь, грамотеи выискались. Вот возьму, и настрочу на вас жалобу самому ректору, - с этими словами Прус Акович полез вниз, на полпути поскользнулся на ветхом корешке одной из книг, сорвался и шлепнулся вниз, под дружный хохот Яшки, Точилы и Дизены.
Став от ярости цвета медной проволоки, таракан только было открыл рот, чтобы сообщить троице все, что он о них думает, как в дверь постучали.
- Да-да, входите, - закричала архивариус, радуясь, что конфликт исчерпан, и поспешила открыть.
На пороге книгохранилища возникла фигурка маленького черного таракана в довольно поношенной, надвинутой низко на лоб, кепке, из-под которой лихо торчали короткие усики. Через спину, прямо между крылышками, была переброшена маленькая зеленая барсетка на жестком ремешке, а верхняя пара лапок сжимала довольно объемный портфель, с которыми, по наблюдениям Яшки, ходила только университетская профессура в дни особо важных собраний.
- С кем имею честь? - отчего-то смутившись, тихо спросила Дизена.
- Разрешите представиться - Блэк. Отношусь к роду черных тараканов. Специалист-компьютерщик. Стажировался в институте Кристаллов. В настоящее время прикреплен в ввереному вам книгохранилищу в качестве внештатного сотрудника. Вот приказ - прошу ознакомиться, - и Блэк вытащил из барсетки и протянул изумленной мухе несколько бумажек, пестревших подписями и печатями.
- И... что же вы будете у нас делать? - тщательно просмотрев документы, спросила она.
- Есть мыслишки. Для начала установим электронную систематизацию картотеки книгохранилища. Затем - поисковую систему. Выйдем, так сказать, на новый современный виток развития. Кстати, ректор в курсе, - перехватил Блэк очередной вопрос Дизены.
- Ну что ж... Тогда очень приятно... Мда..., - архивариус все еще не могла прийти в себя от неожиданного вторжения, - А жить, извиняюсь, вы где будете?
- Здесь, конечно. Опять же, и на работу недалеко ходить, - рассмеялся таракан, - Мне много не надо - мягкий книжный корешок вместо постели да крошка хлеба на ужин. С крошками, как я успел заметить, у вас в Университете проблем нет, - и вновь захохотал.
- У нас штат полностью укомплектован. Какой толк присылать сюда лишних людей, да к тому же черных тараканов, - наконец подал голос и так слишком долго простоявший в молчании Прус Акович.
- Не думаю, отец, что ты захочешь спорить с самим ректором. И, кроме того, мы вроде как родственники, если меня не обманывает зрение. Только с разным цветом кожи, - продолжал веселиться Блэк.