Ленька сказал, что если шкурку от колбасы повесить на дерево, то утром там вырастет поросенок. Ленька всё знает - он уже в первом классе учился. А сейчас у него каникулы. Вот он у нас в садике отдыхает и после обеда не спит, потому что Ленькина мама работает у нас нянечкой и не кричит на него, чтоб он спал. А кровати у нас рядом стоят. Вот он не спит и говорит: "Давай вырастим поросенка?" Я говорю: "Давай! А только где же мы его держать будем? В садике нельзя - заругают. Я всю неделю тут, а мама поздно работает... Его же кормить надо!" Ленька сказал, что поросеночка можно у него держать. Ему можно выходить из садика, вот он будет бегать и будет кормить. А волкодав как же?! У Леньки есть волкодав, огромный такой, он рассказывал, и злой такой - цепи перекусывает, только Леньку слушает... Он же обязательно съест нашего поросенка! Но Ленька сказал, что он отвезет волкодава к дядьке в деревню - и всё. А мне жалко - хитрый какой - чтоб поросеночек у него остался. И мы тогда решили, а давай сразу двоих вырастим, чтоб им скучно не было, пока мы заняты. А осенью я тоже в школу пойду и заберу своего у Леньки. Так и решили - двоих. А колбасы нету. У тети Клавы на кухне нет, и у Леньки дома тоже нет.
Ну, пришлось - до понедельника. В воскресенье я попросил маму купить колбасы, какой надо. Ленька сказал, какой. Надо такую тоненькую, обязательно с салом, и чтоб не в целлофане, а в шкурке. А когда шкурку снимаешь, надо осторожно, чтоб мешочек получился и чтоб не порвать. А то поросеночек получится без уха или там, без хвоста... Я не стал маме говорить, что у нас с Ленькой поросята будут. Вот заберу своего осенью - и сразу ее обрадую...
В понедельник я прихожу в садик, а Ленька колбасы не принес, его маме некогда было в магазин сходить. Он посмотрел на мою, и сказал, что вот и хорошо, что тут как раз на двух поросят хватит. Мы пошли в сад, за смородину, сели там, разрезали мою колбасу на две половинки и стали выковыривать из них мясо. Мы ковыряли и ели, а Ленька все торопился, и в двух местах свою шкурку порвал. А я - нет, я все хорошо сделал. Потом мы пошли и привязали шкурки к черешне. Ленька высоко привязал, а я пониже - а то вдруг поросеночек, когда вылупится, упадет и ударится больно... Ленька увидел, и тоже свою пониже привязал, догадался, потому что умный.
Потом мы целый день занимались с группой всякими детскими делами, а в сад не ходили, потому что Ленька сказал, что туда нельзя смотреть, чтоб не сглазить. У меня аж вся шея и все глаза разболелись, так я от сада отворачивался. Вечером мы залезли ко мне под одеяло и хихикали там про себя. Вот, говорим, завтра утром все проснутся, как дураки, а у нас уже поросята есть!
А утром Ленька побежал в сад за поросятами. Нас никогда не пускают гулять до завтрака, вот он один и ушел, ему можно. Я подождал когда все позавтракают и сразу - в сад. А там - никого нет. И на черешне - одни веревочки. Наверное, Ленька их отвел куда-нибудь и пасет. А вдруг они, пока мы спали, отвязались сами и убежали?!.. И Ленька теперь их ищет. Я искал, искал поросят с Ленькой, а их нигде нету. Потом, смотрю, Ленька сидит за сараем, один, злой такой, и палку строгает. Я ему кричу: "Ты что сидишь?! Где поросята?". А он говорит? "Где, где... Удрали твои поросята, вот все".
Я говорю, так давай, говорю, поищем! Хоть одного - твоего найдем. Он же хроменький, далеко не мог уйти! "Ага, говорит Ленька - найдешь, как же... Они уже давно в пруду утонули. Или съел кто-нибудь".
Жалко. Жалко поросят и Леньку жалко - злой он. Я говорю: "Ну, и ладно, а мы других вырастим! В понедельник я колбасы принесу, и новых посадим и караулить будем... Вот только жалко, что ты своего волкодава к дядьке отвез, пожил бы еще недельку у тебя..." А он как закричит на меня: "Нет у меня никакого волкодава, и дядьки никакого нету! Наврал я все тебе! И про поросят тоже наврал! А ты слушай больше, дурак!" Бросил палку и убежал.
Вот чудак! Ну, ладно, про волкодава он наврал. Ладно. Я понимаю. Но поросята при чем? Мы же вместе их вырастили и вместе потеряли... Что же он себе наврал, что ли?
Такой длинный день
Тогда был дождь, и Берта Бенедиктовна нам сказку читала. Про Кащея Бессмертного и солдата. Мне мама уже читала эту сказку. Как он из дымохода по частям вываливается! Я слушаю, а Ленька мешает и мешает. Он карандаш под нос засунул, вроде усы, и шепчет: "Я - Кащей!". А карандаш упал. Я засмеялся, а Берта Бенедиктовна меня в угол поставила, раз мне слушать неинтересно. Мне интересно, это наоборот - Ленька мешает... Ну, я постоял и стал дальше из угла слушать. Тут как раз Кащей из дымохода полез. Я смотрю - что Ленька? - а он руки под рубашку спрятал и мигает мне двумя глазами. Очень смешно. А Берта Бенедиктовна сразу схватила меня за ухо и потащила из комнаты. Я закричал, что больше не буду, но она все равно выгнала и сказала, чтоб я шел, помогал поварам на кухне.
Я там нечаянно разбил одну скользкую тарелку, но тетя Клава меня не ругала. Она сказала, что это к счастью. Это хорошо, что она не заругалась, но я все равно не буду с Ленькой дружить, раз он так!
А за обедом он еще хуже сделал. Все кушают, я никого не трогаю, а он взял себя за ухо и дразнится: "Я больше не буду, я больше не буду!...". Я его - раз! - ложкой по голове! А Берта Бенедиктовна увидела и давай кричать на меня! Что я весь день хулиганю, ни кому от меня житья нету, что она последний раз со мной нянчится, как мне только не стыдно... Кричала, кричала, не дала мне компоту и велела идти спать. Я пошел в спальню и лег. А Ленькину подушку на пол бросил. И шишку ему под простынь засунул. Я ждал, ждал, когда он спать придет, уже все уснули, а он опять не спал после обеда - няненькин сынок! Тогда я уснул.
После полдника нас повели гулять. Я гуляю, а тут Ленька подходит и говорит: "Давай полезем за вишнями?". Я говорю: "Во-первых, я с тобой не играю! А во-вторых, воровать - нехорошо!". А Ленька говорит, что мы не будем воровать. Потому что нам не разрешают рвать зеленые вишни, а на одном дереве есть совсем спелые, он видел. Мы немного поедим, а когда потом всем будут давать, мы от своей порции откажемся. И все будет честно. А раз честно, так это уже не воровство.
Мы пошли в сад, залезли на дерево и стали рвать вишни. Ленька рвет вишни и сразу в рот пихает. А я за майку стал складывать, чтоб поиграть сначала. Я когда болел в прошлом году всегда, играл с вишенками: они такие гладкие и холодненькие... Я немного успел набрать, а тут Ленька спрыгнул с дерева и шипит: "Атас, Берта Бенедиктовна идет!". Я смотрю, а она уже внизу стоит и спрашивает Леньку, что это мы тут такое делаем... Ленька сказал, что мы ничего. Тогда она велела мне спуститься и говорит: "что это ты такой толстый стал, а?". Я ей ничего не сказал, а Ленька захихикал. Она обрадовалась и кричит: "Ты почему? Ты кто? Ты зачем полную майку ягод нарвал!?". Я сказал, что хотел немного поиграть. Тут Берта Бенедиктовна стала смеяться, и Ленька тоже. Потом она дернула меня за майку, и все вишни рассыпались. Она потащила меня в садик и сказала, что теперь она меня непременно накажет, потому что я ей за сегодня надоел уже, и терпение ее лопнуло совсем. Я оглянулся, а Ленька мою вишню собирает с земли и ест. А она меня как дернет, что пусть я и не думаю, и не реву, потому что, сколько можно паразитам и хулиганам потакать. Она заперла меня в раздевалке и сказала, что я буду сидеть, пока не исправлюсь.
Мне было так жалко, что все гуляют, а я тут закрытый. И что Ленька - паразит... И я плакал, плакал, аж скучно стало. Смотрю, пока я плакал, я весь свой самолетик поцарапал. У нас на шкафчиках такие картинки приклеены, чтоб не перепутать. У меня - самолетик. Был... А теперь только кусочек кабины остался. Я тогда подошел к Ленькиному шкафу и оторвал его зайца! Пусть не радуется!
А тут Ленька со двора окно открыл и лезет, говорит, что перца мне принес. Дома в огороде нарвал. Я ему сказал, что пусть сам ест свой перец, а я с ним совсем не играю! Ленька сказал, что нам надо помириться, потому что скоро придет его мама дежурить и выпустит меня. А если я - так, то он маме скажет, чтоб она меня не выпускала. А еще он сказал, что Берта Бенедиктовна уже красит губы и скоро уйдет. Он разорвал один перец, зерна оттуда выковырял - и ест. Говорит, вкусно. Хочешь, говорит, я тебе очищу? Я сказал, что и сам могу почистить. Но в раздевалке нельзя было сорить, это правда, а то увидят, что мы перец ели. Ленька стал чистить мне за окном, и мы ели с ним. Перец горький-горький такой и немного - сладкий. Ленька говорит, это потому что в нем одни витамины. Те, которые продаются в аптеке, так то не настоящие витамины. А еще он говорит, что у него дома лимон растет. Целых пять лимонов. А кода они созреют, он мне даст один. Мы съели весь перец и захотели пить Ленька побежал за водой, а я быстро достал его картинку из-под шкафа и обратно прислюнил.
Воды Ленька не принес, а пришла его мама и выпустила меня. Я побежал, напился, потом в сад сходил, нашел под деревом три моих вишенки и съел. Вишни были какие-то горькие, и я ушел из сада. А навстречу - Ленька. Кричит, ты где ходишь, уже все ужинать идут! Мы побежали в умывальник, и сразу стали лицо мыть, как будто мы уже давно тут, потому что все уже лицо мыли. И вдруг Ленька как закричит, как заорет! - Глаза мои, глаза, глаза! - Ой - глаза, кричит, - спасите!! Бегает и толкает всех. Я открыл глаза, посмотреть, чего он орет, и тоже как закричу - Глаз, глазаааа!!! Это мне перец в глаза попал. Сначала я подумал, что мыло. Но это перец. Очень больно было. Просто очень сильно больно! Мы стали бегать с Ленькой и кричали, что глаза, и слезы текли сильно. Я не плакал, это слезы сами текут, я знаю.
Мы кричим, а Ленькина мама схватила его и тоже кричит: "Какую дрянь вы трогали руками?!" Но Ленька только ревет, и я кричу, и девчонки с младшей группы заревели, а потом все плакать стали. Такой шум поднялся, что я замолчал. Тогда Ленькина мама бросила Леньку и спрашивает меня, что мы с ним делали. Я ей сказал, что это от перца. Она велела всем замолчать и идти в столовую. А нас повела на кухню. Я опять заплакал, а Ленька заревел еще громче. Мы шли как слепые и ничего не видели, и за все цеплялись, и кричали, что больше не будем. Потом мы устали кричать, хотя глаза все равно болели, и лицо было очень горячим, и спина, и руки тоже были очень горячими.
На кухне тетя Клава с Ленькиной мамой стали нам глаза промывать холодным чаем, и мы немного покричали опять. Глаза никак не открывались, и даже распухли. Потом нам завязали глаза мокрой тряпкой и повели в столовую ужинать. И мы ничего не видели, и Ленька все время стонал. А мне уже было не больно, только горячо во всех местах
В столовой все стали смеяться над нами и кричать: "Слепые перцееды идут, слепые пердцееды!". Ленькина мама велела всем прекратить, и они прекратили. Мы ели и ничего не видели, и еда была очень невкусная. Только мой компот от обеда был вкусным. Я дал немного Леньке, и ему тоже было вкусно. Он сказал, что у него никакого аппетита нет, только одна температура. И у меня тоже была только температура. Потом ребята повели нас в спальню, и я по дороге открыл один глаз. Было очень больно, но я казал, что мы сами дойдем. А ребята нас не отпускали. Говорят, что мы будем раненые, а они - санитары. Но мы не захотели. Мы пошли в младшую группу к Ленькиной маме, и Ленька стал подлизываться, говорить, что он весь несчастный, и ему чего-то хочется..... Мама сказала, чтоб мы шли и ложились, а она нам потом холодного компота принесет. И погладила нас.
Мы пошли в свою группу, я помог Леньке раздеться, и он стал ложиться. И вдруг опять как закричит! Я смотрю, а он прямо на колючую шишку лег. Я забыл совсем про нее, а он лег. Я ему говорю, что это ничего, что не надо волноваться, это я днем шишку положил и забыл не нарочно.... А он стал кричать, что я всегда ему все назло делаю, а он и так совсем несчастный и слепой, а я ему шишки подсовываю.... Он сказал, что никогда не будет со мной дружить и лимона не даст. И даже драться хотел, но я его поборол, потому что он ничего не видел. Я сказал, что это я не буду с ним дружить! Потому что он мне сегодня столько раз назло сделал, а я его простил. А он меня не хочет простить, хоть я и не нарочно, - ну, и не надо! Мы отвернулись друг от друга и обиделись.
Потом пришла Ленькина мама, а мы - будто спим. Она поставила стакан на тумбочку и ушла. А я не пью. Его компот, пусть и пьет сам! А он, слышу, стакан щупает. Нащупал и пьет. Ну, и пусть! А он еще нарочно половину оставил, чтоб подразнить меня. А мне и не хочется совсем, подумаешь! А Ленька взял, тряпку с глаз размотал, и стакан ко мне двигает. Я молчу. Тогда он еще двигает. Пей, говорит, вкусно! Ну, я немного выпил и ему оставил. Он тоже, и мне опять оставил. Мы все выпили, а потом помирились. И хотя он больше меня выпил, мне не жалко, потому что ему больнее было. Потом Ленька взял пустой стакан и воздух из него высосал, а стакан прилип к Леньке. Я тоже так умею. Но Ленька со стаканом получился очень смешной: морда красная, глаза - толстые, а под носом блямба стеклянная! Я засмеялся, и Ленька - тоже, а стакан отлепился от Леньки, упал и разбился. Я сказал, что это к счастью. Мы тихонько собрали осколки и вынесли в коридор, в урну. А Толька-близнец притворился, будто спит и ничего не видит.
А про мёд и забыли
Сначала мы просто поспорили с Ленькой. Он говорит, что я не залезу даже на второй этаж, потому что побоюсь. А я - хоть и на четвертый, только, чего там делать?... Это у нас около садика дом стоит поломанный. Стенки есть и балки есть, а больше ничего. Мы там в прятки по субботам играем. Все уезжают в субботу, а некоторые очень поздно уезжают. А Ленька вообще тут живет, и уже все-все кругом облазил. Он говорит - где тебе лазить, ты вон толстый какой. А я не толстый совсем, это у меня кость широкая. А он дразнится. Он всегда первый дразнится, а как ему не с кем играть, так подлизывается.... А ребята все уже уехали, я один остался. Потому что у мамы конец месяца. У нее всегда, как конец месяца, так она до ночи работает. А там, на четвертом этаже, Ленька говорит, пчелы живут, и уже мед есть, он видел. Полезли, говорит, меду наедимся...
Мы пошли в этот дом и полезли. Это не трудно совсем: надо пальцы между кирпичей засунуть, а ногой на балку встать. Потом другой ногой подтянуться к другой балке - и так до самого окна. А по окну уже - на другой этаж. Я на второй этаж залез, а Ленька - уже на третий. Конечно, он тут уже сколько раз лазил... Я быстро на третий этаж залез, и стал по балкам шагать, чтоб к окну подойти. Я руки между кирпичей засунул, а там пыль была, и скользко поэтому. Руки у меня выскочили, а нога еще не дотянулась - ну, я и повалился. Я быстро упал, а Ленька потом рассказывал, что я сначала на второй этаж упал, на балку. Я там на ней полежал немного, а потом дальше стал падать - уже совсем вниз. Ну, не знаю... Я на живот упал, перевернулся, хотел сесть - и никак. Дышать больно. Воздух из меня выходит, а обратно - не может, больно ему. Я смотрю, Ленька наверху прыгает по стенке - маленький такой, и откуда-то листья полетели. Много, много, Полетели-полетели, аж темно стало. И тут я уснул.
Я проснулся, пощупал вокруг, а никаких листьев нету. Только Ленька стоит и смеется. Смеется, а слезы ему прямо в рот текут... Говорит, пошевели ногами.... А я не хочу, так хорошо. Вот буду тут лежать и все! А он как пристал - пошевели ногами, пошевели ногами. Я тогда встал и говорю: "Пойдем отсюда, а то заругают". А он говорит: "Куда ты такой пойдешь? Ты же весь побитый!". Я посмотрел - а у меня все ноги поранены, и плечо, и спина сзади. Я как увидел все, так оно сразу все заболело, аж слезы потекли, и правый глаз тоже заболел. Я потрогал глаз, а он, как яблоко - такой большой, только мягкий и горячий. Я даже плакать перестал, так испугался. А Ленька говорит, ты посиди, я счас.... И убежал. Я сел на кирпичи и сижу, потому что все еще хуже стало болеть, а внизу в доме темно и страшно, и Леньки долго нет. Потом он прибежал с банкой и водой, и мы стали промывать все мои раны. Было очень больно, но ничего.... Потом Ленька нашел кусок газеты, разорвал его на кусочки, и стал прилепливать на каждое место - и на ноги, и на плечо, и на спину. Только на глаз я не захотел. А на голове никак не прилеплялось - волосы мешали. Ну, и ладно.
Мы пошли к Леньке домой, потому что его мама как раз полы мыла в садике. Он меня сразу к окну посадил и шторой закрыл. Тут Ленькина сестра собиралась на танцы и могла меня - такого - увидеть. Ленька дал мне старый фильмоскоп, и я его приставил к толстому глазу, будто смотрю. Ленька проверил, со стороны ничего не было заметно. Он говорит: "Ты только ручку от фильмоскопа крути, а то тебя разоблачат". Я кручу, все болит, Ленькина сестра поет, Ленька бегает взад-вперед, а что делать дальше - не знает. Я ему говорю: "Ты зря не бегай, ты думай - что мы врать будем. До вечера ведь все равно не заживет".
Когда Ленькина сестра ушла, мы сели на кровать, и стали думать. Ленька говорит: "Надо сказать, что ты бежал и упал!". Ага - упал.... Во-первых, мама спросит, зачем так бегать, а во-вторых, хоть как упади, а со всех сторон не разобьешься. Тогда Ленька говорит, что это будто меня мальчишки камнями побили. " Точно! - он говорит, - ты шел, никого не трогал, а они тебя камнями! А потом убежали. А ты их не знаешь, и где живут, тоже не знаешь!" Он обрадовался, вскочил и стал показывать, как в меня камни попадали, и как я ойкал. Ага.... А я, значит, как дурак стоял, когда в меня камни кидали? Ленька еще больше обрадовался. "Нет, - кричит, - ты хотел убежать, повернулся, а они тогда стали и в спину, и в голову - камнями! Видишь, как хорошо получается!?". Я сказал, что не буду убегать! Я их - тоже камнями, раз они так. Ленька стал меня уговаривать, чтоб я согласился убегать, потому что мальчишек много, а я - один. Он сам сколько раз убегал - и ничего. Но я сказал: "Нет - и все!". Ленька обиделся, а потом сказал: "И правильно!".
Мы опять стали думать. Ведь самое главное, чтоб я был не виноват. Мама сразу заругает - зачем полез, зачем бежал, зачем трогал.... Зачем, зачем... Она всегда так. Она думает, что я специально. А я же не хотел падать, оно само получилось! И так вон все болит, а глаз даже не открывается....
А что, если мы играли в жмурки - и я споткнулся и упал на кирпичи, а сверху на меня что-то упало - и вот!? Тут Ленька закричал: "Придумал!" И стал рассказывать. Значит, я шел - тихо, спокойно, а там собачка бежала, беленькая, маленькая такая - щенок совсем.... Ну, я за ней и побежал, чтоб поиграть с ней, а она сразу - раз! - и в этот дом поломанный.... Я говорю, что нет, что в дом - не надо. Но Ленька сказал, что как раз так и надо - больше на правду похоже. И только там много всякого мусора и кирпичей.... И вот Жучка побежала в этот дом, я а - за ней, а там была большая куча кирпичей, и эта Жучка - побежала за кучу, я тоже хотел пробежать, а она как упадет на меня - куча эта - и со всех сторон придавила! Во как!!
Да, это он хорошо придумал. Только нужно, будто я не бежал, а спокойно шел. А во-вторых, куча сама не упадет, тут что-то сообразить надо. Ленька говорит, что не надо соображать, потому что под кучей доска лежала, а я на доску наступил. Он обрадовался, кричит: "Жучка - она легкая - и проскочила! А ты - вон толстый какой, наступил, вот и полетело все!" Я говорю: "А у тебя, зато сестра толстая и рыжая! И еще проверить надо, упадет эта куча или нет...". Ленька сказал, что пусть, что проверим, надо чтоб все по правде было!
Мы пошли и потихоньку в этот дом пробрались, но там ни одной подходящей кучи не было. Все какие-то маленькие попадались, даже запнуться хорошо нельзя. Тогда мы решили сами сделать кучу: насобирали досок, кирпичей, железяк всяких, и так все осторожно подстроили, чтоб легко упало. Один раз куча сама развалилась, но мы ее починили. Хорошая куча получилась - выше Леньки, а стояла так, еле-еле... Ленька на доску наступил - все сразу грохнулось! Он еле отскочить успел. Я говорю: "Что ж ты отскакиваешь? Это нечестно!". Но Ленька сказал, что это он нечаянно отскочил. Мы быстро опять кучу построили и стали пробовать. Ленька - это как будто я, а я - как будто Жучка. Я стал с другой стороны, и гавкаю, а Ленька идет ко мне. Идет и на доску смотрит. Я ему говорю: "Ты сюда, на меня смотри, на Жучку, то есть!". А он кричит: "Как я буду на тебя смотреть? Мне же на доску надо, чтоб наступить...". И тут он как раз на доску и наступил - вся куча на него грохнулась. Прямо всего завалило, и не видно даже! Здорово получилось, лучше не бывает!
А Ленька оттуда, из-под кирпичей стонет, чтоб я его выкопал, и что у него что-то поломалось внутри. Я стал кучу раскидывать, а Ленька опять как завоет там! Ему, говорит, и так больно, я еще сверху бегаю.... Но я же не знал, где он там лежит.... Ну, я его с краешку быстро раскопал, а он весь грязный и плачет. Я помог ему встать, почистил его осторожно - он тоже весь израненный оказался, и мы пошли к нему домой. Там мы его помыли и бумажками залепили. Он уже не плакал, говорит, что не больно почти. Так это же оно потом будет больно. Как у меня.... У меня, чем дальше, тем сильнее болело. Зато у Леньки на спине было больше царапин, чем у меня. А глаза - оба целые. Я тоже разделся, и мы стали считать, у кого больше дырок и царапин получилось. У Леньки тринадцать царапин, а у меня одиннадцать ран. Только в других местах.
И тут наши мамы пришли. Моя мама в садике меня поискала, а потом они вместе с Ленькиной - сюда пришли. А мы стоим, все заклеенные, и прятаться уже поздно....
Тут такое началось рыдание! Ленькина мама недолго плакала, а потом стала кричать на нас. Что вечно нас - паразитов - где-то носит, а она за всем не поспевает, и что эта дура здоровая с танцев вернется - тоже свое получит.... А моя мама все плакала и говорила: "Леня, скажи, что случилось, ведь ты октябренок, скажи правду...". Но Ленька ничего не сказал. И я тоже - ничего не сказал.
Потом мама вызвала "Скорую помощь", и помощь приехала, и врачиха сделала нам уколы. И еще она оторвала от нас все бумажки - это было очень больно.... Потом она нас перевязала, налепила на нас всякие пластыри и говорит: "Ну, как все это было? Рассказывайте. Мне надо знать. А будете молчать - я вас не стану лечить, и вы умрете". Я хотел рассказать про Жучку, как мы с Ленькой придумали. Но тут он говорит, что упал с третьего этажа. Нечаянно. Что это он упал! А про меня сказал, что я за Жучкой бежал, и кирпичи - на меня... Врачиха сказала Ленькиной маме, что Леньку надо в больницу положить, а я - так обойдусь. А я сказал, что я так не обойдусь, что я тоже упал с третьего этажа, а Ленька - наоборот - совсем не падал! Мамы наши опять стали плакать и кричать - такой шум образовался.... Врачиха уши закрыла, посидела, а потом говорит: "Марш оба в машину, в больнице разберемся!". И стала мам успокаивать. А мы побежали в машину, потому что еще ни разу не катались на "Скорой помощи".
Я болею
Я уже целую неделю болею. У нас даже садик закрылся, так много ребят заболело... Сначала Толька-близнец заболел, а потом - Колька-близнец. Тут приехали врачи с насосом и стали на все брызгать. Все-все кругом забрызгали и уехали. И сразу после этого у нас все заболели. И я заболел тоже. А Ленька - нет, он говорит, что уже болел свинкой. А я зато корью болел и ветрянкой и гриппом - два раза! Ленька говорит, что он двадцать раз гриппом болел. А зато я - даже бредил! И еще мне настоящую операцию делали! Под наркозом в больнице! Нам всем тогда - давно уколы делали, а я хотел посмотреть как это мне укол делают. Оглянулся, а иголка сломалась. И мне ее потом в больнице вырезали! И даже шрам остался, вот!
А Ленька говорит: "Подумаешь!...". Он один раз шарик от подшипника проглотил, да не хотел никому рассказывать. А тоже операцию сделали бы, и получше моей: шарик-то вон какой большой! Конечно... А я - что? - виноват, если сейчас так трудно подшипник достать? Я вот хочу самокат сделать, а подшипников нету... Ленька сказал, что у него дома полно подшипников, и он мне завтра принесет. Садик закрыт, Ленька в городе, так он приходит ко мне, проведывает. Мы с ним играем, пока мамы нет. Она поздно работает. Я, пока Леньку ждал, все журналы мамины посмотрел. Они неинтересные, картинок мало...
Потом Ленька пришел и сказал, что не мог раньше, занят был, металлолом ходил сдавать. Сдал все свои подшипники - они плохие были. А там ему за это дали много воздушных шариков. Ну, мы стали играть с шариками. Ленька надул два шарика, потому что я не мог надувать из-за свинки. Мы немного поиграли в волейбол, потом в футбол, и Ленькин шарик лопнул. Ленька говорит: "Давай, твой шарик в окно выпустим, как будто праздник?!". Мы выпустили, но шарик вверх не полетел. Он долго-долго вниз падал, на третий этаж, на второй, а потом его не видно стало - ветром за угол занесло. Ленька сказал, шарик надо дымом надуть, тогда он вверх полетит. Но у нас дома не было папирос, потому что мама не курит, и я - тоже. Ленька тогда сделал из газеты сигарету, зажег ее и стал шарик надувать. Он надул, но так кашлял и чихал, аж слезы потекли. Мы попробовали шарик в комнате, а он лег на пол, и не хочет летать. Ленька сказал, что его надо подогреть. Мы пошли на кухню и стали греть шарик на плите в кастрюле. Он немного погрелся - и лопнул, да так завонял противно и обрызгал нас чем-то... Ленька говорит: "Давай в шарик воды нальем?!". Мы взяли зеленый шарик, и напускали в него воды. Шарик раздулся и стал очень тяжелым. Мы его завязали и стали катать по полу. Но он не катался
Но тут Ленька сказал, что придумал, пусть это у нас будет бомба! Помоги, говорит, ее до окна донести, интересно будет. Мы притащили шар на подоконник, подождали, когда внизу никого не будет, и сбросили бомбу на землю. Шар сразу вниз полетел, а потом как грохнется, как разлетится! И вода - во все стороны полетела! Настоящий взрыв получился!! Мы быстро еще один шар водой надули, так он еще лучше первого взорвался! Ленька говорит: "Давай сразу два бросим? Чей лучше лопнется?". Мы налили два шарика и вместе бросили. Мой шарик первым лопнул, а потом сразу - Ленькин. А внизу шел какой-то дядька, и его всего забрызгало. Мы, когда кидали, его не видели, потому что надо было по команде кидать. Ленька командовал, а я на него смотрел.
Мы быстро спрятались, и стали ждать, что дядька придет ругаться, но он не пришел. Ленька спрашивает, что будем делать теперь. А я не знаю. Тогда мы стали кушать, потому что Ленька сказал, что от еды умные мысли бывают. Мы поели супу и компоту, но я ничего не придумал. А Ленька - придумал. Мы, когда играли, то стенку водой облили, и там пятно осталось мокрое. Вот Ленька и говорит, что надо всю стенку водой залить, и пятна не будет. Но я почему-то не захотел... Тогда Ленька говорит, давай стенки в коридоре красить будем. А то, он говорит, что это у нас стенки мелом покрашены? И не красиво даже... И это правда! Мы стали искать, чем бы покрасить, и нашли только мамину пудру. Ленька сказал, что пусть пудра будет, раз ничего другого нет. Мы начали разбалтывать пудру в банке, но она не разбалтывалась. Мы ее целый час мешали, а она все плавает. Тогда Ленька сказал, что надо чернилами красить. Он видел в столе чернила, и это будет красиво. Мы взяли пузырек с чернилами, вылили половину в банку с водой и стали красить. Кистей у нас не было, так мы взяли зубные щетки - мою и мамину и красили. Мы красили, только очень медленно получалось и вверху никак не достать. Я притащил стремянку, и Ленька на нее залез, чтоб наверху красить. А я внизу. Ленька на меня капает и капает. И говорит, что он не виноват, что оно само...
Тогда мы другую банку краски развели, чтоб я другую стенку красил, а он чтоб на меня больше не капал. Я посмотрел, кто быстрее, - а Ленька оказывается всю свою стенку заляпал. Он, когда мне краску размешивал, всю руку испачкал в чернилах. А теперь вон что получилось. И не закрасить никак, очень густо заляпано. Мы стали думать, что делать. Ленька опять первый придумал. Ты, говорит, покрась себе руку прямо чернилами и шлепай по стене. Получится, как обои. Пятна, говорит, зашлепаем. И будет очень красиво. Он видел такие обои - с ладошками. Красиво, говорит....
Я стал делать ладошки сразу двумя руками и говорю Леньке, чтоб он тоже помог мне. А он не стал, он говорит, что моей маме будет приятно мои ладошки видеть, а его - Ленькины - так просто неинтересно. Я внизу все покрасил, забрал у Леньки стремянку и стал наверху шлепать. Потом мне надоело каждый раз стремянку переставлять, и я попросил Леньку переставить меня. А он как дернет стремянку, я так и повалился! Банка разбилась и все кругом забрызгала. А я упал на стекло и порезался. Руку порезал и ногу левую. Как раз под коленкой только с другой стороны. Кровь как потечет сразу вместе с чернилами! Я испугался и не заплакал поэтому, хотя очень больно было. А Ленька весь белый стал, заикается и смеется. Я ему кричу: "Перестань немедленно смеяться!" А он не может - заикается и смеется.
Я пошел в ванную, снял трусы и стал под душ. Тут мне так больно стало! Я зову Леньку, а он не приходит, и дверь скрипит, и на лестнице все слышно. Ушел... И даже дверь не закрыл. Мне стало страшно, что кровь все идет, а плакать больно из-за свинки. Я сел в ванне и только кричу тихо: "Ленька, Ленька...". Потом слышу, Ленька вернулся. Я скорей слезы вымыл, говорю: "Заходи, не бойся!". Открываю глаза, а это мама...
Она хотела засмеяться, а потом видит - кровь через чернила, и стала плакать. Я ей стал рассказывать, как дело получилось, а она плачет и не слушает. Потом она меня помыла с мылом, замотала ногу полотенцем, а руку - платком своим, отнесла меня на кровать и пошла чай греть. А за ней везде следы чернильные!
Потом мама чай принесла, селя рядом и говорит: "Рассказывай...". Я ей все рассказал - и про шарики, и про дядьку, и как мы хотели ей приятное сделать... Она слушает и смеется. А потом - плачет. И опять смеется.... Спрашивает, а куда же Ленька девался? Я подумал, что больше не буду с ним дружить, раз он бросил меня в опасности, и сказал, что у него живот наверное от икоты заболел. А мама засмеялась и сказала, что у него просто свинка такая - хроническая....
И тут вдруг Ленька стучится со своей мамой, и они столько лекарств принесли, и бинт и йод... Оказывается, он за мамой бегал! Мамы опять стали к нам приставать, чтоб мы рассказывали, но я притворился, будто сплю, и они замолчали, а потом ушли потихоньку. А мама стала полы мыть. Перемыла все, а потом спрашивает: " Ты спишь?". Я сказал, что нет. Тогда она немного поругала меня, немного, не сильно, не долго... Потом поправила мне подушку и говорит: "Ой - что это у тебя?" И достала из-под подушки два новеньких подшипника...
Ну, Ленька!! И когда он только успел?
Шаровая молния
В садике долго шел ремонт, и воспитательницы на нас все время кричали, чтоб мы не лазили, не трогали, не тащили в рот... А когда ремонт закончили, там, где раньше был чердак, образовалась большая спальня. Для старшей группы. Берта Бенедиктовна сказала: "Вот, дорогие дети, мы для вас спроектировали и построили специальную спальню, а то тесно было у нас. А теперь - не тесно. И поэтому, паразиты, не вздумайте пачкать стены и полы, а то вылетите у меня из садика, как пробка!!". Потом она пошла показывать нам наши кровати, и нас с Ленькой разложили друг от друга по разным углам, потому что мы дурно влияли друг на друга. Вот глупости! А рядом со мной положили Светку - "кобру". Потому что она очки носит. Вообще, она ничего себе так, но только много воображает, потому что уже читать и писать умеет. У нас, кроме меня и Леньки, еще трое умели читать, но мы же не воображали из-за этого... А у Светки мама работала в книжном магазине. Директором. Вот они со Светкой вместе и воображали, как хотели... Подумаешь! У меня мама работала бухгалтером в Госбанке, это вам - Госбанк, а не магазин какой-то... Так что, я от этого буду воображать?
Ну, ладно, Светка, так Светка... Вечером нас пораньше отправили спать, чтоб мы привыкли к новым местам и кроватям, а когда Ленькина мама пошла успокаивать среднюю группу, мы стали привыкать! По кроватям прыгали, подушками кидались, в окна выглядывали - и все шепотом, чтоб нам никто не помешал. Потом мы устали, и разошлись по своим койкам и совсем замолчали, потому что пошел сильный дождь, и началась гроза. Дождь громко стучал по нашему чердаку, мы такого никогда раньше не слышали. Поэтому к нам поднялась Ленькина мама, спросила, как мы. И велела нам ничего не бояться, потому что мы уже большие, а это просто гроза, и она скоро кончится. И еще она сказала, чтоб мы не трогали железные кровати, а то молния может ударить, мало ли что...
Когда она ушла, Ленька захихикал в своем углу и сказал, что это все пережитки суеверия, и осторожно дотронулся до своей кровати. Сжал спинку рукой и хихикает... Он говорит, что мог бы даже на улицу пойти и до ворот железных дотронуться, а только неохота мочиться. Но мы, на всякий случай, тихо лежали и до кроватей не дотрагивались. А Светка говорит: "Все мальчишки трепачи и трусы!". Ленька из угла шипит: "Много ты понимаешь, воображала!". Но она его не слушает. Она на меня смотрит и опять говорит: "Хвастуны и трусы. Все!". Она всегда спала без очков, но далеко от меня. А тут, я смотрю, у нее глаза такие..., не знаю, как у кошки на мышу.... Смотрит на меня и шепчет: "Трусы и задаваки. Все!".
Тогда я встал и говорю ей: "Смотри в окно...". Всем говорю, смотрите в окно, а сам пошел из спальни. Я спустился на первый этаж, там одел чьи-то взрослые калоши, снял с дверей крючок и вышел во двор. Дождь был теплым. Это было хорошо. Я пошел к воротам, оглянулся, а ребята все из окон уставились на меня, я попрыгал на одной ножке, чтоб видели, как я не боюсь. Молнии сверкали у меня над головой, а потом - гром! Прямо по голове! И было очень хорошо дышать! И я даже захотел полететь туда, в небо, где молнии. Но я на одной ножке поскакал к воротам. Вообще-то ворота были на ремонте, а вместо них висела толстая железная цепь, чтоб чужие машины во двор без спроса не заезжали. Я сел на цепь, посмотрел на окна, там все глаза выпучили, но лиц было не разобрать: темно и далеко, поэтому я Светку не увидел.
Я немного покачался на этой цепи и уже хотел пойти обратно, а тут вдруг ко мне приплыл маленький, горячий, желтый шарик...Как лампочка матовая. Он тихонько шипел и качался. Вернее, это дождь от него шипел, поэтому вокруг шарика немного пару было. Шарик плавал не очень высоко, ну, примерно около груди у меня. Я хотел подойти к нему, чтоб лучше рассмотреть, а он стал улетать от меня, как будто поиграть решил. Так и не пустил меня близко, потом вильнул за дерево, за кусты, и там в кустах, как грохнет, как зашипит! И белый дым пошел. Или пар, я не знаю. И так неприятно, сильно запахло... и еще темно стало. Я побежал в спальню, чуть не наткнулся в коридоре на Ленькину маму, калоши скинул, и прямо мокрый прыгнул в кровать.
Ребята так все около окон и стояли, когда Ленькина мама пришла. Она посмотрела на них, потом на меня, и приказала всем лечь. Подошла ко мне и спросила, почему я не смотрел в окно, как все. Я ничего не сказал. Она потрогал мне лоб, волосы, майку... Сразу молча сняла с меня мокрую мою одежку, перевернула матрас и одеяло, опять уложила меня и пошла Леньку щупать. Потом потрогала близнецов, постояла, подумала, кого бы еще потрогать. Но не придумала, вернулась ко мне и тихо-тихо сказала: "Еще раз встанешь - убью!". Но Светка все равно услышала. Когда Ленькина мама ушла, Светка тихо заползла ко мне под одеяло, обняла меня и сказала в самое мне ухо: "Не дрожи, понял? Это раз. А во-вторых, ничего она не убьет, она добрая - это два".
Мне от Светки сразу стало так тепло, аж жарко. Но я все равно лежал тихо и не шевелился. И Светка не шевелилась. И ребята все лежали молча, может, спали, а может, так молчали... А я не спал. Было очень жарко, и в голове у меня за ушами вдруг часы застучали, громко так: "Бум - бум - бум!!". Я даже испугался, что Светка услышит. Но она спала. И дождь прошел, и гроза прошла, и все спали, и было очень тихо. Только мои часы грохотали в голове. А потом они остановились, потому что Светка от меня немножко отодвинулась. И я стал на нее смотреть - какая Светка, когда спит.
Она была как всегда, только глаза стали красивые, а не выпученные, как в очках. А может быть, потому что были закрыты... А губы у нее стали - наоборот, большими, как будто она наелась шелухи от грецких зеленых орехов. И над верхней губой - маленькие капельки пота. И нос вспотел. И еще от нее сильно и вкусно пахло. Мы раз, давно уже, были с мамой на ярмарке, и там в одном каком - то павильоне примерно так же вкусно пахло... Я тихо потрогал Светку за нос, и за губу, но пальцы мои ничем таким не запахли. Тогда я понюхал под одеялом и понял, что запах идет оттуда - снизу. Я залез рукой под одеяло и стал искать, где он. Ночнушка у Светки задралась, и от живота немного пахло, но не сильно, и я стал искать дальше, ниже - по трусам, а потом я их тихо отодвинул и нашел место, которое так вкусно пахло! Мне опять стало жутко жарко и часы забухали только уже не в голове, а под животом. И писька вдруг стала такая твердая и горячая, что я испугался.
У меня уже так было один раз. Когда мы гуляли в саду, и мне в письку муравей залез. Писька тоже стала твердой и горячей. И было больно немного. И я не знал, что делать. А тут как раз именно Светка вертелась, спрашивает, что я тут вытанцовываю... Я ей рассказал про муравья, а она сказала, чтоб я просто пописал, и все. У нее тоже так было из-за муравья, так она и не думала танцевать, потому что это глупо - пописала и все. Я так и сделал, и муравей из меня выскочил, а Светка говорит: "Вот видишь, как просто?!".
Я сразу про муравья вспомнил, но муравья-то тут сейчас не было... А еще я вспомнил, что сказал тогда Светке, чтоб она не воображала очень и не врала. Я сказал: "Куда он к тебе залезет, дура? У девчонок писек не бывает совсем". Она мне нагрубила и ушла.
Это тогда, сто лет... А теперь Светка лежала рядом, и я точно знал, что у нее там, между ног, что-то есть! Оно не такое, как у меня, но зато гораздо лучше! Там такие очень мягкие, маленькие, как подушечки, очень, очень нежные... И еще там, наверное, тоже часы, только маленькие. Они не бухали как у меня, а так - совсем тихо тикали, но я слышал пальцами! Тут я испугался, что могу Светку поцарапать своими руками. У меня всегда ногти поломаны, везде заусенцы и порезы на пальцах... А у нее там такое все нежное и такое совсем живое! Я убрал руку ей на живот, и стал просто лежать, и стало уже не так жарко, и часы перестали стучать в животе... Но мне очень сильно хотелось ее потрогать опять. Ну, просто сильней всего на свете! Я боялся, что она вдруг проснется, и уползет к себе в кровать. Поэтому совсем перестал шевелиться, чтоб ее не разбудить. А просто так лежать уже не было никаких сил!!! Тогда я вытащил из своей подушки мягкое совсем перышко, опять пробрался в это мягкое место, и стал его гладить, не рукой, а перышком, ну, чтоб не повредить и не разбудить... Это было очень приятно. Очень! Потом я весь счастливый уснул...
Утром нас стали будить. Я проснулся, все вспомнил и испугался, что Светку увидят в моей кровати. Но она спокойно лежала у себя и уже щупала рукой свои очки на тумбочке. Всех погнали к умывальникам, а я не мог встать, потому, что был без одежды. Но когда все ушли, Ленькина мама отдала мне сухую одежду и спросила, где меня в грозу носило. А больше ничего не спросила. Мне сразу стало так хорошо! Я сказал, что ходил на спор посидеть на цепи у ворот под молнией, и она в меня не попала! Ленькина мама дала мне подзатыльник и велела идти умываться. Она - добрая, правда!
После завтрака нас гулять не пустили, потому что земля от грозы была мокрая. Берта Бенедиктовна усадила нас в кружок в игровой комнате. Я хотел сесть рядом со Светкой, но там уже сидели девчонки. А с Ленькой я не захотел садиться. Ну, она стала спрашивать, понравилась ли нам наша новая спальня, и как мы там спали, и загадали ли мы желание... И еще добавила: "На новом месте приснись жених невесте, ха-ха-ха". Мне вдруг стало жарко, и в голове опять застучало. Но потом прошло... Ребята стали говорить, как здорово они спали, какая красивая спальня и всякую такую ерунду. Про меня, как я на улицу бегал, никто не наябедничал, и мне совсем стало весело. А тут Светка тянет руку, смотрит на меня и громко так говорит: "А Николаев..., ночью..., когда я спала....."... Мне стало холодно, аж пупырышки по спине посыпались, и захотелось умереть прямо вот сейчас. А еще лучше - вчера вечером, чтоб меня молния убила.... А Светка жалуется дальше: "...взял перышко..., и засунул мне... прямо в нос!".
Берта Бенедиктовна стала на меня шуметь и обзываться по всякому - что я бандит, а никакой не рыцарь, и что с девочками надо бережно обращаться, потому, что они.... Ну, и так далее. Мне уже было не интересно... Я вдруг так полюбил эту Светку! Я был такой счастливый, что чуть не разревелся от счастья.
Я уже был счастливым два раза. Первый раз, когда мне мой дядя привез огромный синий мяч, ни у кого таких не было!.. Ну, это давно... А второй раз, - когда я научился свистеть через два пальца! Я тогда даже, правда, плакал...И вот - я опять счастливый человек! Третий раз!
Я долго был счастливым... Целых три недели. Каждую ночь, когда все засыпали, Светка забиралась ко мне под одеяло, мы обнимались, и она делала вид, что спит. А если мы днем ссорились, то я к ней залезал под одеяло, а она притворялась, что не слышит...
А потом наступил сентябрь, и вся старшая группа пошла в школу. Ленька - в свою, я - в свою, а Светка - в свою. Больше я Светку никогда не видел...