Я иногда открываю тетрадку старую
и вижу 
себя;
нежнее чуть-чуть, лучше;
думаю, что опять хочу понимать то,
что тогда понимала и видела в чужих,
крошечных мирках,
то, что читала по тучным строчкам, 
по пустым клеткам,
то, что не знал и не мог знать никто,
кроме меня,
меня - той,
доброй,
чуткой,
отзывчивой,
всепрощающей и 
всепонимающей,
чистой,
вечной;

знаю, что так нельзя, но все-таки
снова и снова
перечитываю, 
улыбаюсь,
плачу;
и отчего-то хочу быть
злой
и ругаться,
и рычать, 
и плеваться 
черным, липким, маслянистым куском
гнили,
которая осталась от умирающего 
тела 
бывшей, 
горькой горкой вываливаю протухшие 
мечты 
и машинально, заторможенно, механически, зомбируя, 
коряво-прекоряво вывожу: 
"Срок годности истек";
вывожу, 
выцарапываю, 
пытаясь убить всё, 
что еще не убито внутри; 
и смотрю на других, 
уже не таких, 
как я, 
своими глазищами, 
окруженными стаей колких ресничек, 
косточками покрываюсь, 
обрастаю. 
выгрызаю последнее, 
и гордо подняв голову, иду. 
Вперед.